Сэмюэл Ричардсон
«Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов. 9 часть.»

"Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов. 9 часть."

,,Что должен бы я был учинить и со всеми моими намерениями, естьлиб её родитель, и вся непримиримая её фамилия не старались сами о моих выгодах? весьма ясно, что естьлиб её переговор имел хотя малейшей успех; то она оставила бы меня навсегда, и я не в состоянии бы был остановиться в сем намерении, по крайней мере, покамест не решилсяб срубить дерево с корнем, дабы дойти и до плодов; однако с небольшим терпением, я еще надеюсь, что до времени созрения оного, мало по малу его опрокину.

,,По той надменности, с которою она со мною поступала, я хочу, чтоб она изъяснилась во всем прямо. Множество прелестей усматривается в лице, в произношении и во всем замешательстве той женщины, которая старается довесть другаго до такого состояния, которого с нетерпеливостию желает и которая не знает, каким образом в том поступить. Дурак, трогающейся великодушием, старается тем заслужить что ниесть, щадя ее в сем смятении. Но ето право глупо. Он не видит, что лишает сам себя удовольствия такого зрелища, которое отъемлет у него выгоду к открытию премногих прелестей, в сих токмо случаях оказывающихся. Иметь жестокое сердце, между нами сказано, есть существенное свойство своевольца. Он должен хладнокровно смотреть на печали, кои наносит; а покорность и угождения показывали бы слабость его недостойною. Я многократно наслаждался смятением красавицы, сидя на супротив ея, и видя колико она удивлялась моим пуклям, или занималась в рассматривании странной какой нибудь фигуры, изображенной на полу.,,

Упоминая о своем мнении в статьях, он говорит: ,,Я теперь клянусь честью, что на сем положении основываю свое желание. Естьли я на ней женюсь, как и не сомневаюсь, (когда моя гордость, самолюбие и мщение, естьли ты хочешь, будут удовлетворены) тогда я решусь отдать ей благородным образом справедливость; тем более что все то, что я ни сделаю для столь разумной и порядочной женщины, сделаю то для самого себя. Но, по чести, Бельфорд, её гордость уничижится, когда она признается, что меня любит, и что мною обязана. Не опасайся, чтоб сие начертание статей довело меня далее, нежели я хочу. Умеренность пола всегда мне вспомоществовать будет. Даже при самом олтаре, когда наши руки будут соединены вместе, я надеюсь сделать так, что горда сия красавица оставит священника, меня, и всех друзей, естьли они будут там присудствовать; и между тем, как мы будем смотреть друг на друга, как дураки, она убежит или в двери, или в окно, естьли первые будут затворены; и сие-то, друг мой, можно произвести одним словом.,,

Он воспоминает отважное свое выражение, что она будет его женою, клянется вечным своим осуждением. Он признается, что в самую ту минуту, он со всем было хотел употребить насилие, но был как будто бы отторгнут от того ужасным движением, взирая на прелестное её лице, в коем, среди печали и поражения, усматривал он в каждой черте непорочность её сердца.

"О добродетель! добродетель! продолжал он, что бы ты заключала в себе такого, которое бы могло производишь столь сильное впе"чатление над таковым сердцем, как мое! Откуда произходят не добровольные сии содрогания, и сей страх, смертельную рану причиняющей? Что ты такое, что действует с толикою силою в слабой женщине, и приводишь в страх не устрашимого человека? Никогда ты не имела столько надо мною власти, нет, ниже в первом моем опыте, когда я был молод, и находился в великом замешательстве от собственной моей смелости до самой минуты прощения.,,

Он весьма живо изображает тот смысл, в коем девица Кларисса ему сказала: ,,что имя отца было для неё чрезвычайно приятно и важно.

,,Я не сокрою от тебя того, что тем весьма чувствительно был тронут. Стыд, приличену быть в толь излишней слабости, меня понудил усилиться оную тотчас утушить и того впредь опасаться. Однако я едва не сожалел, что не оказал прелестной сей девице удовольствия наслаждаться её торжеством. Ея молодость, красота, невинность, и тот печальной вид, которого я не могу описать, заслуживали глубочайшее к ней уважение; но её равнодушие, Белафорд! Сие решение принуждает меня пожертвовать всем злобе моих врагов! смелость её при намерениях тайно ею производимых, когда я ее люблю до крайности, и обожаю! Сие-то с помощию тех мнений ободрило изменническое мое сердце. Впрочем я вижу, что естьли она не лишится надежды, то конечно получит надо мною победу. Она произвела уже такую во мне робость, которой я никогда не знал.,,

Он кончил четвертое свое письмо с чрезвычайным гневом, по случаю отказа, когда он ее поцеловал. Он надеялся, как он в том признается, найти ее снисходительною и благосклонною по таких предложениях.

,,Ето такая обида, говорит он, которой я никогда не забуду. Верь, что я ей то напомню. Сердце мое соделается острым орудием, и будет рассекать каменные горы, дабы токмо до её достигнуть, и заплатить ей в двое, за омерзение и презрение, которые она оказала в своих глазах, покидая меня за то принужденное поведение, в каком я с нею находился, и за усильные прозьбы о назначении дня. Госпожи сего дома уверяют, что она меня ненавидит и презирает. И нет ничего вернее. Я теперь усматриваю; что она меня ненавидит, да и должна меня ненавидеть. Для чего же я не следую тому совету, которой мне подают? Должно оному последовать..... Я не долго буду презираем одною, и посмешищем других.,,

Он присовокупляет, что её намерение было его оставить, естьли её родители пожелают ее принять, и вольность которую она приняла в прошедшее воскресенье, послать за каретою, может быть, в том намерении, чтоб сюда не приезжать во все, естьли она выедет одна, (ибо она ему объявила, что думает удалиться в некое близ города лежащее селение.) И сие столь чувствительно его обезпокоило, что он поспешил дать новые письменные наставления при доме находящимся людям о том, как должны они поступать, полагая, что она приняла намерение скрыться от него во время его отсудствия. Он предписал особенное наставление своему камердинеру в рассуждении того, что он должен говорить иностранцам, естьли случится, что может быть она кого нибудь просила о помощи, и дабы способствовать ей в побеге. Следуя обстоятельствам, говорит он, присоединю я и другия предосторожности к своим приказам.

Письмо CLXXXII.

АННА ГОВЕ, к КЛАРИССЕ ГАРЛОВ.

В четверток 18 Маия.

Я не имею, любезная моя приятельница, ни времени, ни терпеливости отвечать на все те статьи твоего письма, которое я получила. Предложения г. Ловеласа составляют единое желание которое я одобряю. Впрочем я также думаю, как и ты, что они никогда не кончатся без чрезвычайного гневу, коего мы должны ожидать. Во всю мою жизнь я ничего такого не слыхала, ниже читала, котороеб сходствовало с его терпением, имея свое щастие в руках. Но между нами сказано, любезния моя, что такие же презрения достойные люди не знаеют тех пылкостей, кои усматриваемы в честных людях. Кто знает, как сестра твоя Белла то говорит в своем обвинении, не имеет ли он целую дюжину девушек, от которых надлежит освободиться ему прежде, нежели утвердить обязательство на всю свою жизнь? Впрочем, я не думаю, чтоб ты могла видеть в нем честного человека прежде глубокой его старости.

Он полагает предлогом отсрочки почтение, которое он хотел засвидетельствовать Милорду М... Он, которой по свойству своему никогда не будет угождать своим ближним! Я выхожу из терпения. Весьма справедливо, любезная моя что ты будешь иметь нужду в старании приятельницы в таком важном случае, которой составляет предмет твоего письма, писанного вчерась по утру. Но, признаться по чести, естьлиб я была на твоем месте, и поступала бы так, как ты мне то писала, я бы выцарапала ему глаза, а после оставила бы ему узнавать тому причину.

О когдаб он, не будучи никому обязан засвидетельствованием почтения, мог завтрешниий день щитать для себя днем щастливейшим! Подлец, дав тебе почувствовать необходимость почтения не тебя ли он винит в отсрочке? Колико он презрителен! и колико мое сердце его не терпит!

Но в тех обстоятельствах, в моих ты с ним находишься, мои чувствования не уместны, однако и не знаю таковыли они, поелику весьма жестокое определение для женщины есть, видеть себя принужденную принимать такого человека, которого она ненавидит. Невозможно, чтоб ты его не призирала, по крайней мере, хотя временем. Он держал кулак у лба, когда ты его оставила в гневе: тогда почто не был кулак в его руках кинжалом смертельнейшего его врага!

Постараюсь выдумать некой способ, каким бы образом тебя от него избавить, и утвердить в безопасном месте до прибытия двоюродного твоего брата Мордена: вымыслы всегда будут готовы, и ты в случае можешь им следовать. Ты уверена, говоришь ты, что можешь выходить, когда тебе угодно, и что наша переписка неизвестна. Однако, по тем же причинам, которые я тебе с нова представляла, и которые сохраняют твою славу, я не желаю чтоб ты его оставила прежде, нежели подаст тебе причину сомневаться о его честности. Но я думаю, что ты гораздо будешь спокойнее, естьли надеешься уединения в случае небходимости.

Я еще повторяю, что не имею ни малейшего сведения, чтоб он мог, или осмелился токмо подумать тебя обидеть; но из того должно только заключить, что он дурак, любезная моя, вот и все

Поелику жребий ввергает тебя в руки бессмысленнаго; то и будь при первом случае его женою; и хотя я не сомневаюсь, чтоб не весьма было трудно управлять дураками, каковы и все дураки имеющие остроумие и тщеславие, то прими его в свое наказание, поелику ты не можешь принять его вместо награды; одним словом, прими, как мужа, которого тебе небо определяет для убеждения тебя, что в сей жизни нет никакого совершенства.

Я с чрезвычайным нетерпением буду ожидать первого твоего письма.

Анна Гове.

Письмо CLXXXIII.

Г. БЕЛФОРД, к Г. ЛОВЕЛАСУ.

В Среду 17 Маия.

Дружба не позволяет мне скрыть от тебя то, что столько же для тебя важно как и письмо, кое я сообщаю. Ты в нем увидишь, как тебя опасаются, чего от тебя желают, и сколь все твои родственники просят, чтоб ты поступал честно в рассуждении девицы Клариссы Гарлов. Они считают, что я имею несколько над тобою влияния. Я желал бы всем моим сердцем иметь оного столько, сколько они в сем случае то воображают.

Да позволено мне будет, Ловелас, увещевать тебя еще однажды, прежде, нежели будет поздо, прежде нежели причинишь смертельную обиду, рассудить обстоятельнее о приятностях и достоинстве твоей девицы. Да утвердят тебя в честности частые твои угрызения совести! да не лишится твоя гордость и не постоянное твое сердце наиприятнейшие надежды! Клянусь моею честию, Ловелас, что нет ничего кроме тщеславия, мечты, и дурачества во всей своевольной нашей жизни. Мы разве при старости наших лет будем разумны. Тогда мы оглянемся на прошедшие и теперешния наши глупые мнения, и самих себя презирать станем за упущение нашей молодости, когда воспомним о тех честных обязательствах, которые бы могли заключить: естьли ты по своей особенности, упустишь случай соединиться с сею несравненною женщиною, непорочною с самого младенчества, благородною и сообразною в своих деяниях и чувствованиях, твердою в своем почтении и худо награжденною безразсуднейшими родителями. Какая же женщина может составить лучшее благополучие для человека!

Разсуди также и о том, что она для тебя претерпевает. По истинне, в то время, когда ты изобретаешь ухищрения к её погибели; по крайней мере она в сем смысле то принимает; не стенает ли она под проклятием родителя, которое навлекла на себя по случаю из любви к тебе? Не ужели ты пожелаешь придать свою силу и действие к тому проклятию?

Чем льстится здесь твоя гордость? Ты, которой столь глупо себе представляешь, что вся фамилия Гарловов и Гове, суть не инное что, как машины, кои ты употребляешь, так что они ничего о том не знают, на свои своевольные и мстительные происки; но ты сам не инное что, как орудие непримиримого брата, и завистливой сестры, наносящей многия печали и нещастия лучшей во всем свете сестре. Можешь ли ты снести, Ловелас, что тебя почитают за орудие прежнего твоего врага Жамеса Гарлов? Ты конечно обманут подлейшим человеком, Осипом Леманом! довольным твоею щедростию, и воспользовавшимся тою сугубою ролью, кою ты заставил его играть. Присовокупи к тому, что ты орудие самого злаго духа, которой единой наградит тебя по заслугам, и которой не преминет учинить оного, я тебя уверяю, естьли ты будешь закосневать в непотребном своем намерении, и естьли ты оное исполнишь.

Кто бы другой, кроме тебя, мог сие учинить, с толиким равнодушием, которое я замечаю в твоих словах, словах написанных в последнем твоем письме? Прочти их здесь, окаменелое сердце! ,,Кудабы она могла от меня избежать? Родители её не примут; дядья держать ее у себя не станут; любезная её Нортон зависит от них, и не захочет им о ней предложить; девица Гове не осмелится ее к себе принять: у ней нет в Лондоне другаго друга, кроме меня, а город сей совершенно ей неизвестен.,, Какое должно быть сердце, способное торжествовать над столь глубокою печалию, в которую она ввергнута твоими умыслами и хитростями? Сколь приятное, но и печальное должно быть ее рассуждение, что она в состоянии была смягчить твою жестокость при произнесении имени родителя, под которым ты ей предлагал Милорда М..... Ко дню твоего торжества? Младые её лета заставляют ее желать отца, и надеяться друга. Ах! Любезной Ловелас, ты учинился ей извергом, вместо отца, которого ты у ней похитил.

Ты знаешь, что я не могу иметь никакой выгоды и никакого намерения, когда желаю, чтоб ты отдавал справедливость сей удивления достойной девице. По любви к тебе вторично тебя заклинаю, к чести твоей фамилии, и для человечества, будь справедлив против Клариссы Гарлов.

Нет нужды, естьли сии усильные прозьбы не приличны моему свойству. Я был да и теперь еще весьма злобный человек. Естьли ты примешь мой совет, которой состоит в том, как ты увидишь в письме твоего дяди, и всей твоей фамилии, тогда может быть скажешь, что ты не более меня злобен. Но естьли ты ожесточишься на меня за мои укоризны, и естьли ты не уважишь толикой добродетели; то злость целаго Легиона дияволов соединенных вместе с полною властию ищущих погибели невинных душ, не учинила бы толикого зла, ниже такого скаредного зла, в коем тебя обвиняют.

Обыкновенно говорят, что жизнь Монарха седящего на престоле не весьма безопасна, естьли есть у него такой отчаянной человек, которой свою жизнь презирает. Можно также сказать, что самая непорочная добродетель не будет защищена, естьли найдется такой человек, которой ставит ни во что свою честь, и которой издевается над торжественнейшими обетами и клятвами.

Ты можешь своими хитростями, различными происками, ложным притворством, ты, которой не в пример хуже в любви, нежели диявол в злобе, ты можешь, говорю я, найти способ поймать в свои сети бедную девицу, которую ты лишил всякого покровительства. Но рассуди не справедливее ли и не великодушнее ли бы было в рассуждении ея, и не благороднее ли для тебя, обуздать мерзостные твои желания. Мало нужды, я то повторяю, естьли мои прошедшие или будущия деяния не будут соответствовать моей проповеди, как может быть ты назовешь то, что я к тебе пишу. Но вот то, что я торжественно тебе обещаю: когда я сыщу в женщине половину совершенств девицы Гарлов; то я с великою охотою возму ее за себя, естьли она согласится за меня выдти. Я никогда не стану испытывать её чести, относящейся ко мне. В других обстоятельствах я никогда не уничижу хорошей девицы в собственных её глазах опытами, когда никакой не имею причины ее подозревать; и я присовокупляю (относительно к великой пользе, которую можно получить, по своему мнению, от опытов над столь благоразумною и невинною девицею, и при том скорее, нежели от обыкновенных девушекъ) что я не могу укорить себя ни единожды в моей жизни чтоб испортил нравы какой ниесть особы сего пола, которая бы жила благоразумно без моих наставлений. Весьма бы было не извинительно, споспешествовать в безчинствах тем, которые в оные ввергнулись, и препятствовать им от оных освободиться при первом их падении.

Словом, какое намерение адской дух, коему ты служишь орудием, понудит тебя принять в рассуждении сей несравненной девицы, я надеюсь что ты поступишь честно следуя тому письму, которое я тебе сообщаю. Дядя твой желает, как ты из него увидишь, чтоб я не уведомлял тебя о том, что он писал ко мне о сей материи, по тем причинам, которые не весьма для тебя похвальны. Я также ласкаюсь, что ты примешь знаки моего усердия в истинном их знаменовании, пребывая на всегда преданный тебе

Белфорд.

Письмо CLXXXIV.

МИЛОРД М. к Г. БЕЛФОРДУ.

В Понедельник 15 Маия.

Государь мой!

Естьли кто в свете имеет власть над моим племянником; то это не инной кто, как ты, по сей то причине я к тебе пишу, дабы изпросить у тебя ходатайства в таком деле, которое состоит между им и совершеннейшею из всех женщин; по крайней мере по тому свидетельству, которое ей весь свет отдает, и следовательно, когда весь свет так думает; то оное должно быть справедливо. (Г. Ловелас весьма много раз замечал, что его дядя был человек простосердечный, и великой любитель пословиц.)

Я не думаю, чтоб он имел какие нибудь о ней худые мысли; но зная его свойство не льзя не беспокоиться о столь продолжительной отсрочке. Здешния госпожи также того опасаются. А особливо, сестра моя Садлейр, (ты знаешь что она весьма разумна) думает, что в теперешних обстоятельствах, конечно отсрочка произсходит более от него, нежели от нее. Известно, что он всегда имел великое отвращение к браку. Кто знает, может статься он думает с нею сыграть какую ниесть худую шутку, как то он делал и со многими другими. Конечно было бы лучше оное предупредить. Ибо когда дело сделано, то советовать уже поздо.

Он по своему дурачеству и наглости всегда насмехался над моими пословицами. Но почитая их за мудрость всеми народами и во всякие времена составляемые из нескольких слов, я нимало не стыжусь употребить такую пословицу, которая содержит в себе более благоразумия, нежели скучные слова наших богословов и моралистов. Пусть его смеется естьли ему хочется, мы же с тобою, г. Белфорд, знаем лучше как о том думать. Хоть часто с волком ты обходился, но выть по волчьи еще не научился.

Однако не надобно давать ему знать, что я к тебе пишу. Мне стыдно о том говорить, но он почитал меня всегда за человека среднего ума, может быть не лучше бы он думал и о совете, естьлиб знал, что оной произходит от меня.

Я уверен, что нет ему никакой причины меня ненавидеть. Конечно для него будет выгоднее, быть моим племянником, естьли мне последует, хотя некогда он мне в глаза сказал, чтоб я разполагал по моей воле моим имением: что же касается до него; то он столько же любит вольность, сколько презирает богатство. Он воображал, как я думаю, что я не могу покрыть его своими крылами, не ударив его носом своим.

Однако я никогда его не журил, не имея важной причины; Бог знает, мне кажется, что я пожертвовал бы ему всею моею жизнию, естьлиб хотя несколько он меня обязал для собственного своего благополучия. Вот все, чего я от него желаю. Правда, что мать его избаловала, и что с того времени я оказывал к нему великое снисхождение. Препохвальное дело скажешь ты, платить за добро злом! Но он всегда то делает.

Поелику все люди с удивлением говорят о благоразумии и добросердечии сей молодой особы; то я надеюсь, что сей брак приведет его в чувство. Естьли ты найдешь средство принудить его к тому; то я мог бы ему представить толь выгодные статьи, каких бы он пожелал, и не умедлил бы присоединить к тому действительной доход с хорошего поместья. Для чего же я живу на свете, как то часто говорю, естьли не для того, чтоб видеть его женившагося, а двух моих племянниц пристроенных? Внуши ему, Боже лучшие правила, с большим добродушием и уважением!

Естьли отсрочки произсходят от него; то я весьма опасаюсь о девице. Естьли же оне произсходят от ней, как он писал к моей племяннице Шарлотте; то я бы желал дать знать сей молодой особе, что таковые отсрочки опасны. Сколь бы она ни была превосходна, но я ее уверяю, что она не очень должна полагаться на свое достоинство с толь непостоянным человеком и явным врагом брака. Я знаю, государь мой, что ты умеешь к стати употребить несколько хороших советов. Для разумного человека и одного слова довольно.

Но я наипаче бы желал, чтоб ты рассмотрел несколько то, что от него получишь, ибо я столь часто наставлял его за непотребные его поступки, что уж не надеюся ничего получить моими увещаниями. Представь ему вторично, что не меншее же последует ему и отмщение. Он может то испытать, естьли поведет себя худо в сем случае. Весьма жалко, что с толиким разумом и хорошими качествами он был не инное что, как подлой своеволец. Увы! единая минута доброй жизни превосходит всякие знания.

Ты можешь ему сказать, как друг, что естьли он будет во зло употреблять мою любовь; то еще не весьма поздо для меня жениться. Мой старый друг Вичерлей также вить оное учинил, хотя он и гораздо старее меня, дабы тем наказать своего племянника. Подагра не помешает мне произвести одного или двух детей. Я признаюсь, что мне приходило сие на мысль, когда он причинял мне чрезвычайные обиды. Но я оставлял гнев рассуждая, что дети старых людей желающих раждать молодых особ (я еще не весьма старъ) не долго живут, а старик женящийся на молодой женщине, как говорят, самому себе могилу тем копает. Впрочем кто знает, чтоб брак не был полезен для человека мучащагося подагрою?

Изречения, которые я нарочно употребляю в моем письме, может статься будут тебе полезны в разговоре с моим племянником. Но должно токмо произносить оные с умеренностию, дабы он не узнал, чьего поля ягода.

Дай Бог, любезный Белфорд, чтоб добрые твои советы основанные на поданных мною тебе сведениях, тронули его сердце и побудили бы его принять столь выгодное для него намерение, что необходимо нужно для удивительной сей особы, которую я бы желал чтоб он взял себе в супругу. Тогда я совершенно отрекусь от женидбы.

Естьли же он во зло употребит ту доверенность, которую она к нему имеет; то я первой стану просить Бога о его мщении. Ибо, когда злодеяние, шествует на переди то рано или поздо мщение за оным последует.

Я прошу у тебя извинения, за навлеченной мною тебе труд, по тому что я знаю, какой ты ему и мне друг. Ты никогда бы не имел столь хорошего случая оказать нам обоим свою услугу, как при сем браке. С какою радостию приму я тебя в свои объятия по получении в том успеха! в ожидании того, сделай мне удовольствие, отпиши мне какая твоя надежда. Пребываю на всегда, любезной друг твой, и проч.

Г. Ловелас нимало не поторопился отвечать на сие письмо, и так г. Белфорд написал к нему другое, изъявляя в оном страх, что конечно ему не понравилось честное его рассуждение. Он ему сказал: ,,что он препровождает весьма печальную жизнь в Ватфорде, ожидая кончины своего дяди, и по сей-то причине он того желает, дабы не лишиться его писем. За что накажешь ты меня, присовокупляет он, не ужели за то, что я имею более угрызения совести, нежели ты? Впрочем, я хочу весьма печальную рассказать тебе повесть, которая относится к другу нашему Белтону и его Томазине, и которая покажет хороший пример для всех тех, кои любят содержать любовниц.

Я получил не давно несколько писем от трех наших сообщников. Они оказывают в себе всю твою злость, но не имеют твоего разума. Двое хвастаются некоторыми новыми предприятиями, кои мне кажется заслуживают виселицы, естьли успех будет соответствовать их ожиданию.

Я ни мало не хулю такой хитрости, которая основывается на каком ниесть правиле. Но когда такие люди вымышляют новые свои системы, и объясняют оные на бумаге без всякой приятности, не имея твоего дарования, то я признаюсь тебе, что на оное досадую, и что их письма весьма меня тронули. Что касается до тебя, Ловелас, когда бы ты и разположился следовать презрительному твоему намерению; но не откажись помочь мне избавиться от моей тягости приятною твоею перепискою, естьли тебе остается хотя некое желание обязать в задумчивости находящагося твоего друга.

Белфорд.

Письмо CLXXXV.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В пятницу в вечеру 19 Маия.

Когда я тебе столь чистосердечно открылся и объявил, что главное мое намерение состоит единственно в том, дабы испытать добродетель, на таком основании: что естьли её добродетель тверда; то ей нечего опасаться, и что брак будет ей наградою, по крайней мере естьли я не могу попустить дать ей наслаждаться свободною жизнию, которая была бы, по истинне приятна моему сердцу, и я удивляюсь видя тебя беспрестанно прибегающего к твоим смешным предложениям.

Я также думаю, как и ты, что в некое время, когда буду разумнее; то заключу ,,что в своевольных наших намерениях нет ничего кроме тщеславия, дурачества и сумозбродства. Но не то ли ето значит, что должно быть прежде разумнее?,,

Я нимало не намерен, как ты того опасаешься, упустить из моих рук несравненную сию девицу. Не ужели ты скажешь в её похвалу хотя в половину того, что я сказал, и того, что не престану говорить и писать? Тиран её отец ее проклинает за то, что она лишила его власти побудить ее выдти, против её воли, за такого человека, которого она терпеть не может. Ты знаешь, что с сей стороны заслуги ея, в моем сердце впечатленные весьма посредственны. Хотя бы её отец был тиран; то сие разве для меня причина, чтоб не испытать такую добродетель, которую я намерен наградить? Для чего, скажи пожалуй, продолжать беспрестанно сии размышления о столь изящной девице, как будто тебе кажется известным, что она не воспротивится мне в опыте? Ты мне повторяешь во всех своих письмах, что когда она в моих сетях; то её падение неминуемо; а её добродетель поставляешь ты предлогом своих беспокойств.

Ты называешь меня орудием подлаго Жамеса Гарлов! Сколько раз хотел я тебя за то ругать! Так точно, я орудие презрительного сего брата, и сей ненавистной сестры; но взирай со вниманием на все произсходящее; то и увидишь какой будет жребий одного и другой.

Не полагай против меня ту чувствительность, которую я знаю, чувствительность, которая ввергает тебя в противоречия, когда ты укоряешь твоего друга в жестокосердии, и которую бы ты никогда не знал, естьлиб я не сообщил оной тебе.

Помрачить толикую добродетель. Смеешь ты мне говорить. Несносное однословие! да и при том дерзаешь присовокупить, что непорочнейшая добродетель может быть помрачена теми, которые не почитают чести и издеваются над торжественными обязательствами. Какая бы была по твоему мнению та добродетель, которую бы можно было помрачить без обязательств? Не весь ли свет наполнен сими обманчивыми приятностями? И с нескольких веков не почитаются ли любовные обязательства за шутку? Впрочем предосторожности против вероломства нашего пола, не составляют ли необходимой части воспитания женщин?

Мое намерение состоит в том, дабы преодолеть самого себя; но я хочу сперва попытаться победить прекрасную Клариссу. Не сказал ли я, что честь её пола весьма великое участие имеет в сем искушении?

Когда ты найдешь в какой женщине хотя половину её совершенств, то ты женишься. В доброй час; женись, Белфорд.

И так разве девица уничижается искушением, когда она тому противится?

Я весьма радуюсь, что ты укоряешь себя когда не обращаешь на путь истинны презрительных грешников, которые погублены другими а не тобою. Не опасайся уличений, коих бы ты мог ожидать, похваляясь, что не испортил еще нравов ни какой молодой девицы, которая бы по твоему мнению пребыла целомудренна. Твое утешение походит на утешение Готтентота, которой лучше согласится с прожорством есть оставшиеся после пищи скверности, нежели поправить свой вкус. Но ты, благоразумной человек, уважил ли бы такую девицу, какова моя сельская красавица, естьлиб мой пример не тронул тебя такою честностию? Она же не одна девица, которую я пощадил. Когда познают мою власть; то кто будет великодушнее твоего друга?

,,Супротивление желанья вспламеняет, оно оружие любви лишь изощряет; без стрел тогда Ерот, коль нет кого попрать, слабеет в силах он, нетщится угождать.,,

Женщины не более то знают, как и мущины. Оне любят горячность в тех услугах, кои им оказывают. Из того произсходит, говоря мимоходом, что любовник услужливой часто предпочтен бывает хладнокровному мужу. Однако, прекрасной пол не рассуждает о том, что значат перемена и новость, которые придают сию горячность; и что естьлиб своеволец приобучен был столько же как и муж к их благосклонностям, то оне не менее бы оказывали ему равнодушия. Пусть красавицы примут от меня сие наставление: искуство нравиться состоит в том, для женщины, чтоб всегда казаться в новом виде.

Возвратимся к прежнему. Естьли мое поведение не весьма покажется тебе оправданным сим письмом и последними; то рассмотри письмо писанное 13 Апреля. Я тебя прошу, Белфорд, не приводить меня в необходимость столь часто повторять тебе одно. Я ласкаюсь что ты прочитаешь несколько раз то, что я к тебе пишу.

Ты весьма великое оказываешь мне почтение, опасаясь моего гнева, и не бываешь спокоен, естьли я хотя и один день к тебе не пишу. Вот твоя совесть, я то ясно усматриваю, она тебя укоряет за навлечение моей немилости: и естьли она тебя в том победила, то может быть воспрепятствует тебе впасть опять в такую же погрешность. Ты хорошо сделаешь когда извлечешь из того сей плод, без чего примечай что зная теперь как я могу тебя наказать, я никогда не учиню того моим молчанием, хотя принимаю столько же удовольствия писать тебе о приятном сем предмсте, сколько ты его чувствуешь читая оное.

Означь Милорду то, что ты ко мне писал; но опасайся послать ему список с твоего письма, хотя оно ничего не содержит кроме великого множества худо рассмотренных рассуждений; однако он подумает, что оное не без причины. Самые худые доказательства кажутся нам беспрекословными, когда благоприятствуют нашим желаниям. Глупый Пер мало воображает, чтоб будущая его племянница была не чувствительна к любви. Он напротив того уверен, да и весь свет также известен как и он, что она произвольно преклонилась ко мне, и чтож от того случиться может? меня будут хулить, а о ней сожалеть, естьли произойдет что ниесть худое.

По, поелику Милорд желает сего брака, то я уже решился к нему писать, дабы его уведомить что некое нещастное предубеждение внушает моей любезной такие недоверьчивости, кои весьма не великодушны; что она сожалеет о своем отце и матери; и что согласна скорее возвратиться в замок Гарлов, нежели совокупиться браком; она также опасается, чтоб поступок, которой она учинила убежав со мною, не принудил принять о ней худого мнения госпож нашего дому. Я его просил написать ко мне такое письмо, котороеб я мог ей показать, хотя о таком деле, сказал я ему, должно и весьма осторожно писать; но я даю ему вольность поступать со мною как бы худо он ни хотел, и уверяю, что все то почту за великую милость, поелику знаю что он великой охотник до пословиц. Я ему сказал, что касается до выгод, которые он мне определяет то он властен в своих предложениях, и что я его прошу сделать нам честь своим присудствием при торжестве, дабы я мог из его руки получить то величайшее благополучие, которое бы токмо мог мне оказать смертный,,.

Я не объявил моей любезной, что мое намерение было писать неотменно к Милорду, хотя и дал ей знать, что учинил бы сие с великим удовольствием. И так ни что не принудит меня ему отвечать. Естьли должно откровенно тебе признаться; то я не весьма доволен тем, чтоб употреблять имена моей фамилии для решения других моих намерений, однако я должен во всем удостовериться прежде, нежели открыть все дело. По сей-то причине я привел сюда сию красавицу. Следственно ты видишь, что письмо старого Пера пришло в самую пору. Я тебя покорно за то благодарю.

Что касается до его пословиц; то невозможно чтоб оне когда ниесть произвели хорошее надо мною действие. Я давно уже обременен такими мудростями народов. В самом моем младенчестве, я не предлагал ему никакого вопроса, на которой бы он не сказал пословицы; и естьли смысл сего мудрого правила клонился к отказу; то не надлежало надеятся нималейшей от него милости. Я от того почувствовал столько отвращения даже к названию пословицы, что как скоро дали мне учителя, которой был весьма честной пастор; то я ему объявил, что никогда не открою моей библии, естьли он меня не избавит от прочтения в оной мудрейших притчей, против коих однако я никакого другаго возражения не имел, кроме их названия. Что касается до Соломона; то я почувствовал к нему ненависть не для того, что у него было много жен, но потому, что я почитал его за такого же старого притчника, каков мой дорогой дядюшка.

Оставим, пожалуй, старые изречения старикам. Что значат скучные твои жалобы о болезни твоего сродственника? Не ужели все люди не уверены что от того не можно избавиться? Величайшую бы ты оказал ему услугу, естьлиб прекратил его бедствие. Я знаю что он еще заражен лекарями, аптекарями и докторами, что все лекарства не могут принести облегчения, и что при каждом посещении, при каждом кровопускании, они произносят ему приговор неизбежимой смерти. Для чегож они почитают за удовольствие продолжать его мучения, естьли не для того, дабы похищать его сокровище прежде нежели он умрет? Когда болезнь отчаянна, то мне кажется, надлежало бы перестать платить лекарям. Все что они ни берут, есть хищение от наследников. Естьли завещание таково какого ты желаешь; то что же ты делаешь у постели умирающаго? Он приказал тебя позвать, говоришь, ты. Так, дабы закрыть ему глаза. При всем том он не инное что, как дядя. Дядя, более ничего. Почему же ты называешься задумчивым моим другом! От чего произсходит задумчивость? Видеть умирающаго! быть свидетелем сражения между стариком и смертию. Я почитал тебя гораздо мужественнейшим. Ты, которой ни ужасной смерти, ни меча не страшился, теперь столь поражен зрелищем долговременной болезни. Анатомисты упражняются всякой день; над чем же? над трупом. Возми к пример великих живодеров, славных палачей, во сто раз худших друга твоего Ловеласа, которые делают в один день превеликое множество вдов, а в двое больше того сирот. Они получают от сего имя великих научись от них быть тверду при виде умирающаго.

Я бы желал, чтоб мой дядя подал мне случай, ободрить тебя лучшим примером, ты бы увидел, до какой степени простиралась бы моя бодрость; и естьли бы я к тебе писал о сем деле; то вот бы каким образом кончил свое письмо. Я надеюсь что старой Тройянец наслаждается щастливою жизнию, я о своей жизни также в сей надежде пребываю веселой твой друг Ловелас.

Не останавливайся всегда при одном предмете, Бельфорд. Раскажи мне историю бедного Белтона. Естьли мои услуги могут ему быть полезны; то скажи ему, что он может разполагать моим кошельком и мною, но однако, вольнее моим кошельком; ибо я не могу оставить своей красавицы. Я прикажу всем моим подданным тебе повиноваться. Естьли ты будешь иметь нужду в начальнике, то дай мне знать; но я с моей стороны беру на себя все ваши дела.

Письмо CLXXXVI.

Г. БЕЛФОРД, к г. ЛОВЕЛАСУ

В Субботу 20 Маия.

Не ожидай ни единого слова в ответ на презрительные предложения, коими последнее твое письмо наполнено. Я оставляю любезную твою обладательцу покровительству могуществ, имеющих силу чудотворения т. е. её достоинствам. Я еще уповаю что в том или в другом из сих двух пособий она найдет утешение.

Я раскажу тебе, как ты того желаешь, историю нещастного Белтона, тем охотнее, что она понудит нас рассудить о прошедшей нашей жизни, о теперешнем нашем поведении, и о наших будущих намерениях, которые могут быть обоим нам полезны, естьли я могу придать силу моим мнениям.

Нещастной Белтон посетил меня в прошедшей четверток, в том печальном состоянии, в коем я находился. Он жаловался на худое свое здоровье, он страждет сердечною скорбию, продолжительным кашлем и харканьем кровию, которое ежеминутно умножается; после чего он рассказал о своем нещастии.

Произшествие весьма подло, и не мало служит к умножению других его болезней. Узнали что его Томазина, надеясь выдти за муж за такого человека, коего притворялась, будто любила до обожания, имела весьма долгое время тайную переписку с человеком его отца, которой содержит, как ты знаешь, постоялой двор в Даркинге, и которого она сделала весьма хорошим человеком на щет бедного Болтона. Она производила сей происк с великим искуством. Наш друг, почитавши себя уверенным в ней, препоручил ей ключь от своего кабинета, и старание занять знатную сумму под заклад за главную часть своего имения, от коего он с охотою желал освободиться. Она не отдала отчету во многих больших суммах, которые получала; и не заплатя всего долга, она подвергает его теперь опасности, по коварству должников, лишиться всего капитала. Но как она уже столь долгое время почитается его женою; то он не знает, что предпринять в свою предосторожность касательно двух малых детей, коих он весьма нежно любит, полагая что они его собственные, но теперь начинает сомневаться, чтоб имел в том какое участие.

Начало сего письма включено здесь для того, дабы показать все содержание оного и объяснить некоторые места следующего письма. Впрочем оно содержит в себе рассуждения вообще о свойствах любовниц на содержании имеющихся, в коем Белфорд уверяет, что нельзя иметь никакой к ним доверенности.

Письмо CLXXXVII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В Субботу 20 Маия.

Я весьма доволен важными твоими рассуждениями, кои в последнем твоем письме вижу, и приношу за то мою благодарность. Бедной Белтон! Я не могу вообразить, чтоб его Томазина способна была к толикой злости. Но такая будет всегда опасность тех, которые станут содержать девушку из подлаго рода. Со мною этого никогда не случится, и я не имею в сем нужды. ,,Такой человек как я, Белфорд, свергает только величайшее дерево, а лучшие плоды с него падают ему сами в рот,, Всегда следую я Монтанью, как ты знаешь, то есть, я уверен, что великая приобретается слава покорять девушку из хорошего дома. Успех обольщения действительно имеет для меня более приятностей, нежели то действие, которое его увенчивает. Ето, словом сказать, ни что; или минутное восхищение. Я чистосердечно тебя благодарю за одобрение, которое ты подаешь теперешнему моему предприятию.

С такою молодою особою, как девица Гарлов, человек сокрыт от всех тех неудобностей, на которые ты употребляешь все свое красноречие.

Вторично, Белфорд, я благодарю тебя за ободрение, которое ты мне подаешь. Нет нужды, как ты говорить, скрываться в углу и умереть в сообществе девицы Клариссы. Колико ты любви достоин, что ласкаешь толикою приятностию верьховное желание моего сердца! для меня ни мало не будет стыдно дать волю взять мое имя такой девице, как она, и я мало буду осужден публикою, естьли проживу с нею до тех престарелых лет, о коих ты говоришь, и соглашусь некогда идти с нею по желаемому пути моих предков.

Да благословит тебя небо, любезной мой друг! Когда ты старался о браке, в пользу любезной, то я себе представлял, что ты шутил, или что ты принял сие дело токмо из угождения моему дяде. Я весьма знал, что сие не произсходило от побудительной причины или сострадания. По истинне, я тебя подозревал несколько в зависти, но теперь, я тебя познаю и еще повторяю: да благословит тебя небо, любезной и искренной мой друг!

Ловелас.

П. П. Моя бодрость усугубляется к исполнеиию всех моих мнений, и я окажу тебе удовольствие искренно тебя уведомляя о продолжении моих успехов. Но я не могу удержаться чтоб не прервать своей истории, дабы изьявить тебе мою благодарность.

Письмо CLXXXVIII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В Субботу 20 Маия

Должно изобразить тебе наше состояние.

Как большие так и малые, мы вообще щастливы. Доркаса находится в великой милости у своей госпожи. Полли просила у нее совета на предложение брака до нее касающагося: никогда Оракул не подавал лучшего о том мнения. Салли, поссорившись с своим купцом просила мою красавицу их рассудить. она хулила Салли за то, что весьма сурово поступила с таким человеком, которой ее любит. Дражайшая особа! Стоя перед зерколом, закрывала свои глаза, опасаясь себя в оном видеть. Гж. Синклер оказала так же свое почтение столь несравненному судье, прося у ней мнения о браке двух своих племянниц.

Мы уже несколько времени находимся в сем состоянии Однако она кушает всегда одна. В некоторые времена, хотя не часто, оказывает она им честь своим присудствием. Они привыкли к её поведению и никогда ее не утруждают. Такое принуждение привело бы ее во гнев. Когда они повстречаются; то оказывается токмо единое учтивство с обеих сторон. Я думаю, Белфорд, что и по бракосочетании можно избегнуть многих ссор естьли будем реже видеться.

Но в каком я нахожусь разположении с любезною, с тою несчастного отъезда и не учтивого отказа учиненного в среду по утру? Вот твой вопрос, не правда ли? По истинне, хорошо, друг мой. Для чегож поступил бы я с нею худо? Дорагая не может никакой подать себе помощи. Она не имеет другаго покровительства. Впрочем, она слышала (ктоб мог думать, чтоб она была так близко от нас) разговор которой я имел с гж. Синклер и девицею Мартин; её сердце гораздо от того успокоилось в различных сумнительных положениях. Таковы суть по особенности наши расположения:

Нещастное состояние гж. Фретчвиль. Сколь сожаления достойна сия бедная женщина! Девица Мартин, притворяется, будто ее знает, и ни мало не перестает человеколюбиво о ней соболезновать. Она и её муж, коего она лишилась, любили друг друга с самого младенчества. Жалость сообщается из одного сердца в другое. Невозможно, чтоб все обстоятельства толикой печали, представленные столь нежною девицею, как Мартин, не сделали чрезвычайного впечатления над моею любезною.

Подагра Милорда М.... яко единая пренона, которая ему препятствует приехать и оказать свою нежность моей супруге.

Отъезд Милади Лавранс и девицы Монтегю, коих вскоре ожидают в Лондон.

С какою нетерпеливостию желаю я видеть мою супругу в состоянии принять их в собственной свой дом, естьлиб гж. Фретчвиль была хотя единую минуту согласна с нею.

Я намерен, не смотря на сие, остаться у гж. Синклер, в том едином намерении, дабы удовольствовать даже самую малую разборчивость моей супруги,

Чрезмерная моя к ней любовь, которую я выражал столь страстно, как искреннейшую и непорочнейшую страсть, какой ни единой человек никогда не чувствовал к женщине.

Салли и гж. Синклер превозносили ее похвалами, но без пристрастия. Особливо Салли удивлялась ее воздержности, и назвала ее примером прочим. Однако, дабы избегнуть всякого подозрения, она присовокупили, что естьли ей будет позволено свободно изьяснить предо мною свои мнения; то она находит весьма излишнею её разборчивость. Но она весьма меня хвалила за то, что строго наблюдаю свое обещание.

Что касается до меня, я хулил ее явно. Я называл ее жестокою. Я весьма разгорячился против её фамилии. Я сумневался о её любви, видя что мне отказывала даже в малейшей милости, когда мое поведение столь же было непорочно, когда я был с нею наедине, как пред всеми домашними! Я коснулся несколько и до того, что произошло в самый тот день между нами, жалуясь только на некоторые поступки столь равнодушно оказанные мне, что не возможно было мне их снести. Однако я хотел предложить ей идти в наступающую субботу в комедию, называемую сирота Отвай, и представляемую лучшими Актерами, дабы испытать, во всем ли мне будет отказано. Я весьма не любил трагедий, хотя и знал что она их любит, по причине хороших наставлений и примеров, кои почти всегда во оных находятся.

Я весьма чувствителен, присовокупил я, и свет представляет собою столь великой предмет печали, что и не нужно заниматься печальми другаго, и составлять себе из того увеселение. Сие примечание весьма справедливо, Белфорд; и я думаю что вообще все сколько ниесть людей нашего рода думают о том, как и я. Они не любят других трагедий кроме тех, в коих они сами себя поставляют тиранами и исполнителями жестокости. Они не хотят подвергаться весьма важным рассуждениям. Они ходят в веселые пиесы, дабы смеятся над теми печальми, кои сами причиняют и видят такие примеры, кои сходствуют с собственными их нравами; ибо мало есть таких комедий, в коих бы представляли добрые свойства. Но что я говорю? подумая о том я вспомнил, что тебе нравятся жалостные представления.

Девица Мартин отвечала за Полли, которая тогда была в отсудствии, гж. Синклер за нее же и за всех знакомых ей женщин, не выключая девицы Партиньион, что оне предпочитают комедию трагедии. Я думаю что их правда, потому что нет ни одного своевольца, хотя мало закоренелаго, которой бы не примешал трагедии к комедиям, которые он играет с любовницею.

Я просил Салли сделать компанию моей супруге. Она была в субботу отозвана, отвечала она мне. Я просил у гж. Синклер позволения отпустить Полли. Конечно, отвечала она мне, Полли сочла бы себе за великую честь сопровождать туда гж. Ловелас; но сия бедная девица имеет столь нежное сердце, а сочинение же столь трогательно, что она лишится зрения от слез.

В самое то время Салли представила мне то, чего должно опасаться от Синглетона, дабы подать мне случай отвечать на возражение, и избавить мою любезную от труда учинить мне оное, или изследовать в точность со мною сие дело.

Я тотчас признался, что ни мало не беспокоюсь с сей стороны; и говоря о письме, которое должен получить, я объявил гж. Синклер, что меня уведомили, будто один человек, коего мне сделали изображение, хочет о нас объявить. Потом попросивши чернильницу с пером, я написал на бумаге главнейшие знаки, по которым можно бы было его узнать, дабы в нужде весь дом мог против него вооружиться. ,,Матроз обезображенной оспою, рыжей, весьма худого взгляду, ростом в шесть футов, у коего брови повислые, губы облупились, как бы от цынготной болезни, с ножем, которой у него висит обыкновенно с боку, черная епанча, на шее повязан платок, в руке дубина, вышиною с него, и толщиною по препорции.,, Не должно отвечать ни единого слова на все его вопросы. Тогда надлежит позвать меня на то место; но воспрепятствовать, естьли возможно, чтоб моя супруга ничего о том не знала. Я присовокупил, что естьли бы её брат или Синглетон пришли ко мне; то я бы принял их учтиво из любви к ней; и что тогда она должна бы выдти за муж, после чего не осталось бы ни с одной ни с другой стороны ни какого виду к насилию. Но я обязался жесточайшими клятвами, что есть ли по нещастию ее у меня похитят, по согласию ли её или нет; то я бы пошел тогоже дня просить ее у её отца, хотя бы она была там или нет; и естьлиб я не нашел её сестры, то бы знал, как найти брата, и прижал бы его столь хорошо, как и он одного корабельного Капитана. Теперь, Белфорд, думаешь ли ты чтоб она меня оставила, как бы я с нею ни поступил?

Гж. Синклер весьма хорошо представила ужас свой, она казалась столь устрашенною нещастиями, могущими случиться в её доме, что я опасался, чтоб она не испортила своей роли, и не обнаружила бы моего дела. Я ей кивнул. Она кивая головою дала мне знать, что меня разумеет. Она понизила голос, и сложа свои губы одна на другую с обыкновенными своими жеманствами, замолчала.

Вот приготовления, Белфорд. Думаешь ли ты, что твои рассуждения, и все пословицы Милорда М.... в состоянии меня принудить от того отречься? Нет, действительно нет. Как говорит моя любезная, когда хочет к чему ниесть изьяснить свое отвращение.

И какое должно быть необходимое действие всех сих хитростей, для поступок моей любезной со мною! можешь ли ты сумневаться, чтоб она не оказала мне угождения с первого раза сделать мне честь меня принять? Четверток был день весьма щастливой; по утру ничего не недоставало к нашему благополучию. Я поцеловал прелестную её руку. Тебе не нужно, чтоб я описал её руки. Когда ты ее видел, то я приметил, что твои глаза были устремлены на оные, как скоро они оставляли великое множество прелестей, украшающих её лице. И так я раз с пятьдесят поцеловал её руку, естьли не обчелся. Я однажды доходил до её щек, в намерении достигнуть и до её уст, но с таким восхищением что она за то осердилась.

Естьлиб она не старалась столь долго продолжать держать меня у руки, естьлиб невиннейшие вольности, к которым наш пол стремится постепенно. не были бы мне отказаны с несносною жестокостию; то уже бы давно мы обходились несколько вольнее. Естьлиб я мог хотя некой успех получить у ней, при её уборном столе, или в её дезабилье, ибо вид достоинства умножется в богато одетой женщине, и производит почтение; но невозможно ее застать ни поздо ни рано, чтоб она не была всегда одета благопристойно. Все её сокровища столь рачительно сохраняемы, что ты удивляться не должен, что я мало успел в опыте. Но колико трогательно жестокое сие расстояние!

Еще повторяю, в четверток по утру мы были весьма щастливы. После полудни она щитала часы, которые со мной препроводила. Сие время показалось мне единою минутою; она мне объявила что желала быть одна. Я себя принудил, и не прежде ее оставил, как солнце начинало покрываться облаками.

Я пошел обедать к одному другу. По возвращении моем я говорил о доме и гж. Фретчвиль. Я видел Меннелля, я его просил представить вдове о побудительной нашей к тому причине. Она весьма сожалела о сей госпоже. Ето второй разговор, которой она слышала. Я не преминул также сказать ей, что я писал к моему дяде, и что вскоре ожидаю от него ответа. Она сделала мне милость, оставя меня с собою отужинать. Я ее спросил, что она думала о моих статьях? Она обещалась мне изьясниться, как скоро получит новые письма от девицы Гове.

Я тогда предложил ей сделать мне компанию ехать в субботу в вечеру в комедию. Она мне учинила на то такие возражения, кои я предвидел, вымыслы её брата, весьма жаркое время, и проч. но голосом изьявляющим опасение, чтоб меня не огорчить; второе действие приятного разговора. Следственно она миновала собственных своих затруднений, и я получил требуемую мною милость.

Пятница не менее была спокойна, как и предъидущий день.

Вот два дня, которые я могу назвать щастливыми. Для чего же все прочие им не соответствуют. Кажется, что сие зависит от меня. Удивительное дело, какое получаю удовольствие мучить такую женщину, которую единственно люблю? Должно признаться, что я имею и что подобного в свойстве девицы Гове, которая почитает за удовольствие приводить в ярость нещастного своего Гикмана. Впрочем я бы ни мало не был способен к сей жестокости для такого ангела, как Кларисса, естьлиб не решился по испытании наградить ее сверьх её желаний.

Уже прошло половина дни субботы. Наше благополучие еще продолжается. К комедии приготовляются. Полли изьявила на то свое желание. Оно принято. Я ее уведомил о тех местах, где она должна плакать, не токмо для того, чтоб оказать свое добросердечие, коего слезы суть всегда хороший знак, но еще и для того дабы закрыть свое лице вейером или платком, хотя Полли впрочем не почитается публичною девушкою. Мы будем в зеленой ложе.

Печали другаго столь живо представленные, конечно тронут сердце моей любезной. Когда я получил позволение от сей молодой особы сопровождать ее в комедию; то я всегда был уверен в победе. Женское сердце, трогаемое приятностию и музыкою, когда его ни что не беспокоит, разпространяется и теряет старания сохранять себя по мере своего внимания извне тем увеселением, которое их занимает, привлекаемаго. Музыка, и может быть тот подлинник. которой последует, также будет их клонить к сему действию. Но я не одно намерение имею в том рачении, с каким я предложил ехать в комедию любезной моей Клариссе. Уведомлю о том единого только тебя. Доркаса имеет у себя все ключи, как я тебе уже о том говорил. Ты знаешь, что она сделает в нашем отсудствии. Теперь, не думаешь ли ты, чтоб не нужно было показать моей любезной трагедию весьма трогательную? Не для чего иного, как токмо дать ей знать, то есть величайшие нещастия и те глубочайшие печали, коих она может быть никогда себе и вобразить не может.

Признайся, что наше благополучие чрезвычайно. Я надеюсь, что мы не увидим в нашем пути ни одного из тех злых духов, которые почитают за удовольствие смущать радость бедных смертных.

Ловелас.

Девица Кларисса в письме писанном в пятницу 19 Маия уведомляет свою приятельницу, что её дела еще однажды переменилися к её выгоде и что после последнего её письма она во все сутки была весьма щастлива, по крайней мере сравнивая их с своим состоянием. ,,Сколь охотно склоняюсь я и на малейшие виды благополучия! Сколь удобно обращаю к себе лестные сии виды, и услаждаюся надеждою, а не не токмо для собственной моей пользы, но также из любви к тебе, что входить столь великодушно во все то, что мне случается и приятного и нещастнаго!

Она изьясняет ей здесь подробно тот разговор, которой она слышала между г. Ловеласом, гж. Синклер и девицею Мартин; но она изьясняет весьма пространно, как подслушивала их разговоры, в той надежде, что они не сумневаются, чтоб кто их подслушал. Она разказывает те причины, которые доставили ей удовольствие оные слышать; и хотя бы она была тронута тем смелым вымыслом, которой он сделал, естьли он оставит намерение хотя единой день; то она довольна будет тем, естьли он избегнет насилия, когда повстречается с её братом в городе. Она почитает себя обязанною тем, говорит она, что произошло в среду, и тем, что она по щастию слышала, обещать ему ехать в Комедию, наипаче когда он по своей скромности предложил ей одну племянницу для препровождения. Она казалась довольною, что он писал к Милорду М.... Она обещалась изьясниться ему о тех статьях как скоро получит новые письма от своей приятельницы. Наконец, присовокупила она, будущее представляет ей благоприятные виды, по крайней мере естьли сравнивает оные с новыми опасностями, коих она страшилась с самого своего нещастия.

Однако она весьма рада, что её приятельница занимается некоторым планом, которой может ее успокоить другими средствами. Она почитает г. Ловеласа за опасного человека, и следственно благоразумность принуждает ее воставать беспрестанно и вооружаться против худой его склонности.

Она почитает себя уверенною, что её переписка с приятельницею совершенно скрытна. Она нимало не сумневается чтоб не имела вольности выходить и входить, но г. Ловелас столь старательно за нею примечает, что она не имеет времени испытать сию вольность. Она конечно чаще бы оное испытывала, естьлиб имела причину о том сумневаться, и естьлиб намерения её брата и Капитана Синглетона причиняли ей менее страха.

Письмо CLXXXIX.

АННА ГОВЕ, к КЛАРИССЕ ГАРЛОВ.

В субботу 20 маия.

Я знала, любезная моя, что вместо ответа на статьи г. Ловеласа, ты ожидаешь моих советов. А как мне было досадно, что сие рассуждение причинит некую отсрочку; то я пользуюсь сим необыкновенным случаем отсылаю сие письмо к Вильсону. Никогда я не сумневалась о справедливости и великодушии твоего обожателя относительно к тому, что касается до статей; и все его сродственники не менее имеют благородные чувствия, как их порода. Но теперь я думаю, что ты не худо бы сделала, когдаб узнала, какой будет ответ Милорда на приглашательное его письмо.

Вот план, которой я для тебя сделала. Не вспомнишь ли ты, что видела со мною некогда женщину именуемую гж. Товнзенд, которая производит великую торговлю Индейскими и Камбрайскими Штофами и ландрскими кружевами, кои она получает не платя пошлины, и продает тайным образом во всех хороших домах нашего соседства? Она попеременно находится в Лондоне в таком месте, которое лежит на конце предместья Сутварк, в коем она имеет обращики своих товаров, для удобного исправления своих дел, но настоящее ее пребывание и магазейн в Дерфрорде. Я узнала ее по моей матери, которой ее рекомендовали по случаю моего брака, и которая представляя ее мне, сказала, что с помощию сея женщины я могу великолепно быть одета за малые издержки.

Впрочем, любезная моя, я весьма не похваляю заповедной её торг. Мне кажется, что сие значило бы пренебрегать свои законы, вредить честным купцам, и лишать нашего Государя законного доходу, коего уменьшение может его принудить наложить новые подати на общество. Но поелику я еще ничего не взяла у гж. Товнзенд; то мы и обходимся с нею ласково. Она женщина разумная и весьма хорошего свойства. Она была во многих чужестранных землях по причине своей комерции, и я с удовольствием слушаю, когда она говорит. Но как она старается познакомиться со всеми теми молодыми особами, которые вскоре намерены выходить замуж; то меня и просила рекомендовать ее тебе, и я уверена, что без всякого труда склоню ее принять тебя в свой дом в Дерфорде. Ето весьма многолюдное село, и может быть одно из таких в свете мест, в коем весьма мало подумали бы тебя искать. Правда, что её коммерция не позволит ей быть так долгое время; но нельзя сомневаться, чтоб она не имела там какого ниесть верного человека. Ты будешь безопасно там жить до прибытия г. Мордена. Мне кажется, что ты весьма бы хорошо сделала, естьлиб впредь отписала к любезному сему брату. Не от меня зависит предписать тебе то, что ты должна ему означить. Я полагаюсь на твою скромность; ибо ты конечно разумеешь то, чего надлежит опасаться от малейшей ссоры между двумя мнимо любящимися.

Я прилагаю новые старания к рассмотрению сего плана, естьли ты его одобришь или почтешь его необходимым. Но надо думать, что не имеешь нужды в сем средстве, поелику дела переменилися, и ты провела целые сутки так, что нельзя оные назвать нещастными. Колико я чувствую негодования видя такую девицу, как ты, приведенную к сему презрительному утешению!

Я помню, что гж. Товнзенд имеет двух братьев, из которых у каждого есть по купеческому кораблю. Но как они не могут соединить вместе с нею выгоды; то кто знает, чтоб ты не могла в нужде иметь весь корабельной екипаж к своим услугам. Положим, что Ловелас подаст тебе причину его оставить; то ни мало не опасайся Гарловов. Пусть они стараются один о другом; они на то сотворены. Законы будут их защитою. Твой любовник не убийца и не разбойник. Он явной враг, потому что он неустраним; и естьли он предпримет что нибудь, которое бы заслуживало наказания в силу законов, то ты щастливо освободишься от него бегством, или веревкою, нет нужды, которым его из сих двух средств он от тебя отторгнут ни будет.

Естьлиб ты не входила в толикую подробность всех тех обстоятельств касающихся до разговора, которой ты слышала между г. Ловеласом и двумя женщинами; то бы я их подозревала, что они не для чего инного имели сие рассуждение, как для тебя.

Я показала те предложения г. Гикману, которой определился в штатскую службу перед смертию своего старшего брата. Он принял на себя важной и гордой вид, он мне сказал весьма важным голосом, что он их рассмотрит, что он в тонкость их разберет, естьли я его того удостою, что бы он о них думал, и прибавить к тому несколько других столь же странных слов, от чего я вышла из терпения. Я с гневом вырвала у него бумагу. Как! поступать с ним столь худо за его старание? Так, за непонятные его старания, такие как и большая часть других его стараний. Естьли он не мог одним взглядом усмотреть какого возражения; то ето значит что ничего в оных не понимает.

Как вспыльчива, любезная моя девица! столь медлителен, весьма мало любезной государь мой, отвечала бы я ему! Но я почла за удовольствие сказать ему, точно, с таким видом, которой означал, Как осмелился ты сделать мне противность?

Он просил у меня прощения, говоря что не видел никакого тому возражения; но он думал, что в другой раз прочтя оное.... Нет нужды, нет нужды, прервала я, я показала бы их моей матери, которая, хотя не в штатской службе, но при первом взгляде, узнала бы то более, нежели все твои медлительные советники, естьлиб я не опасалась раздражить ее признанием моей переписки.

Но не медли, любезная моя, разположить статьи в надлежащем порядке; чтоб бракосочетание вскоре за оными последовало, и чтоб ничего более не оставалось об оном говорить.

Я не должна позабыть, что матроз весьма долго похаживал около моей горнишной девушки, и что он старался подкупить ее весьма великим подарком, дабы узнать от ней место твоего пребывания. Лишь бы только осмелится он показаться вторично; то при первом разе, я прикажу его бросить в самой глубочайшей пруд, естьли он ничего мне не скажет. Предприятие подкуплять домашнего человека оправдает мои приказания.

Письмо CXC.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В Воскресенье 21 Маия.

Я нахожусь теперь в великом гневе и помышляю токмо о мщении, от чего и решился сообщить тебе наблюдения девицы Гарлов в течение трагедии Отвай. девицы Гарлов! Для чего называть ее сим именем? для того что я ее ненавижу, и что чрезвычайно раздражен против ее и против наглой её приятельницы.

Чемже, спросишь ты меня? Причина довольно основательна. Между тем, как мы были в комедии. Доркаса, которая получила от её приказы и ключь от покоя своей госпожи, также и все прочие ключи, от сделанного из черного дерева камода, кабинета и всех ящичков, сыскала способ дойти до последнего письма девицы Гове. Чернобровка по своему тщанию приметила, как её госпожа вынула его из нагрудного своего платка, и положила оное к прочим, пред отъездом со мною в комедию, опасаеся по видимому, как тамошния женщины меня укоряют, чтоб я не нашел оного под её платком.

Как скоро Доркаса увидела у себя сокровище; то позвала Салли и еще трех девушек, кои до того не показывались Клариссе; оне соединясь вместе, употребили чрезвычайное тщание, дабы переписать проклятые сии письма, следуя предписанному мною им образцу. Я имею право назвать их проклятыми, поелику они наполнены жестокими обидами и злостию. Какая ето фурия девица Гове! Я не удивляюсь, что наглая её приятельница, которая не лучше со мною поступила, поелику она подала случай к вольностям другой, оказала тогда столько гнева, когда я хотел ухватить одно из её писем.

Мне также казалось невозможно, чтоб красавица, в сей цветущей молодости, имея столь хорошее сложение, здоровье и проницательные глаза, могла иметь такую тщательность и страх, которой никогда ее не оставляет. Блестящие глаза, Белфорд, не смотря на всю изящность, как стихотворцы оные прославляют, суть совершенной знак плутовского сердца, или сходственно с оным.

Ты можешь продолжать свои проповеди, естьли хочешь, и Милорд М.... не менее свободен рассыпать свою мудрость в пословицах; но верь, что теперь я гораздо более о ней уверен, нежели прежде. Теперь когда мщение мое воспламенилось, и соединилось с любовию в моем сердце; то всякое сопротивление должно без околичностей быть послаблено. Я торжественно тебя заклинаю, что девица Гове понесет наказание за свою измену.

В сию минуту принесено другое письмо от адской сей фурии. Я надеюсь что оно также вскоре будет списано, по крайней мере, естьли захотят присоединить оное к прочим. Непреклонная богиня хочет сего утра идти в церковь, не так как я имею причину думать из набожности, как для того, чтоб испытать, может ли она выходить без сопротивления, или без злобы, или будучи не сопровождаема мною.

Она отказала мне в чести с нею завтракать; правда что вчерась в вечеру она была несколько не довольна тем, что по возвращении нашем из комедии, я принудил ее препроводить остаток вечера в общем зале, и остаться с нами даже до полуночи. Выходя от нас, она мне обьявила, что во весь следующей день она щитает себя свободною. Но как я еще не читал тех выписок, то и оказывал токмо уважение и покорность; ибо я решился оказывать, естьли будет возможно, новые поступки, дабы изгнать из её сердца всякое подозрение и ревность. Впрочем я не имею причины беспокоиться о прошедших её подозрениях. Когда женщина, которая может, или думает что может оставить такого человека, коего она подозревает, но при всем том продолжает с ним пребывать, то я уверен, Белфорд, что ето не худой знак.

Она поехола. Она вышла украдкою так искусно, что я и подумать о том не мог. Она приказала носильщикам подать носилки, в намерении лишить меня способа ее сопровождать. Но я принял пристойные предосторожности. Вилль мой камердинер следовал за нею по её согласию; а Петр, дворовой человек был готов к принятию повелений от Вилля.

Я ей представлял, чрез Доркасу, чего она должна опасаться от Синглетона, дабы тем вперить в нее страх выходить без меня; но она отвечала, что когда не было опасности в комедии, хотя во всем Лондоне токмо два театра находится; то еще менее должно опасаться оной в церкве, когда их великое множество. Она приказала носильщикам нести ее в церковь Святого Якова.

Она не столь бы мало заботилась меня обязать, естьлиб знала, до чего уже я достиг. Колико я понуждаем нашими госпожами, которые беспрестанно жалуются о том принуждении, в котором я их содержу, в их поступках, в их компаниях и в необходимости, в коей оне находятся не принимать никого в то прекрасное заднее строение, дабы не подать какого подозрения. Оне не сумневаются о моем великодушии, говорят оне: но, к собственной моей пользе, оне укоряют меня, во вкусе Милорда М.... что так много сеял, а мало хлеба собрал. Мне кажется, что оне справедливо говорят. Я думаю, что начну производить в действо мои намерения по её возвращении.

Я достал то письмо, которое она сего дня получила от девицы Гове. Заговоры, хитрости и коварства, вот в чем состоит их переписка. Мне весьма трудно взирать с покойным духом на сию девицу Гарлов. Какая нужда, как говорят наши Нимфы, дожидатьсЯядо ночи? Салли и Полли напоминают мне, с великими укоризнами, о том способе, которой я употребил в первой раз с ними. Но сила худо бы соответствовала моим намерениям. Впрочем она бы весьма хорошо могла соответствовать на то, по крайней мере естьли есть хотя несколько истинны в сей части правила своевольцев, что женщина однажды покоренная пребудет таковою навсегда. Никогда не видано чтоб говорили, так, при первом вопросе.

Она приехала, но отказалась со мной видеться. Она хочет во весь день быть одна. Доркаса приписывает её отказ благочестию. Клянусь всем адом, Белфорд, правда ли чтоб было неблагочестиво меня видеть? не лучше ли бы она употребила свою набожность к приведению меня напуть истинный? и не думает ли она кончить все дело, отказываеся со мной видеться, по причине своея набожности? но я ее ненавижу. Я ее ненавижу от всего моего сердца. Она стара, гнусна, безобразна, ненавистна и хулы достойна! По крайней мере она Гарлов, и посему званию я ее ненавижу.

Поелику должно отказаться ее видеть, так пусть она разпоряжает по своей воле, и препровождает свое время, в чем хочет. Но надобно мне также и свою исполнить, и для того отдаю тебе отчет в моих вымыслах.

Самое первое письмо, которое у ней найдено писано 27 Апреля. Куда могла она скрыть предъидущия? Гикман почитается между ними за советника. Он бы лучше сделал, когдаб взял предосторожность о самом себе. Девица Гове говорит красавице: я надеюсь, что ты не будешь раскаяваться, отославши ко мне моего Норриса. Во всяком случае он по первому слову возвратится к тебе тем же путем. Что ето такое значит? Ее Норрнс возвратится по первому слову! Чорт меня возьми, естьли я что ниесть из того понимаю. Не ужели сии невинные приобучаются к таким проискам? По сему примеру я почитаю себя несколько уполномоченным упражняться в своих замыслах.

Ей досадно, что Анна не может придти. Ех глупинькая! положим что она и можешь. Какую помочь принесет ей Анна в таком доме, каков сей?

Женщин сего дома можно проникнуть во время одного завтрака. Сия речь привела наших госпож в толикую ярость против сих двух перепищиц, что оне никогда столь усильно меня не просили, как теперь, усовершить мою победу. Я оставил девицу Гове в полную их власть. Тебе стоит токмо сказать одно слово, Белфорд, и я тебе обещаю, что действие, последует за угрозою.

Она весьма рада, что девица Гарлов думала ухватиться за мое слово. Она удивляется, что я не возобновил ей моих предложений. Естьли я не учиню оного вскоре; то она советует ей не оставаться со мною. Она ее увещевает держать меня в отдаленности и не иметь ни какого ласкового со мною обхождения. Видишь, Белфорд, обманулся ли я? Неусыпность раздражающая меня, произсходит от хладнокровной приятельницы, которая сидя спокойно пишет и подает по своей способности такие советы, которым бы она сама не в состоянии была следовать в подобном случае. Она ей говорит, что моя польза состоит в том, дабы быть честным. Моя польза, ех глупинькия! Я почитаю сих двух девиц уверенных, что моя польза всегда подвластна моим удовольствиям.

Чего бы я не дал, естьлиб мог получить список с тех писем, на которые девица Гове ответствует.

Второе письмо писано 3 Маия. В сем то безчинница весьма удивляется, что её мать писала к девице Гарлов, запрещая ей переписываться с её дочерью. Г. Гикман, говорит она, желает, чтоб она в сем случае не повиновалась своей матере. Колико сей лукавец обольщает двух девушек! Я страшуся, чтоб он не принудил меня наказать его стольже строго, как и его девчищу: и я уже изобрел план, которой требует токмо единого часа на рассмотрение, дабы его утвердить. Я не могу терпеть, чтоб матерьняя власть была оставлена и пренебрежена. Но выслушай нахалку: Она почитает за щастие о том думать ибо когда её мать ее рассердила; то она старается всячески найти причину с ней поссориться. Какой нибудь Ловелас сделал ли бы лучше онаго? Ета девица до чрезвычайности своевольна. Естьли бы природа произвела ее на свет мущиною; то не сомневайся, чтоб она была лучше нас.

Она весьма старается, говорит она, чтоб ее раздражили до чрезвычайности, дабы она могла решиться бежать тайным образом в Лондон; и находясь в таком положении она до того времени не покинет своей приятельницы, пока не увидит ее честною сочетанную браком, или оставившую своего мерзавца. Здесь, Белфорд, Салли присоединила прозьбу переписывая оное: ,,Ради Бога, любезной г. Ловелас, приведи к нам сию фурию в Лондон.,, Я тебя уверяю, любезной друг, что её жребий вскоре бы был решен.

Я читал, в том же письме, как моя прелестная пленница описала тебя и прочих наших друзей. Меня не более она щадила. Этот человек сущей дурак, говорят они обо мне. Я не хочу жив быть, чтоб оне могли почитать меня таковым. По крайней мере ето весьма глупой повеса. Проклятая и презрительная тварь! Я вижу, присовокупила она, что ето настоящий диавол. Вот как изображают тебя, Белфорд, он точной Бельзевут: Вот и тебе, Ловелас. Однако ето тому Бельзевету, с которым бы она хотела видеть свою приятельницу сочетавшуюся браком. И так что же мы сделали перед девицею Гарлов, что заслужили, дабы она сделала о нас такое изображение, которое навлекает на нас сей поступок от девицы Гове. Но ето такое дело, о котором я рассужу после.

Она хулит свою приятельницу за то, что не захотела разделить своего ложа с девицею Партинион. Будучи неусыпна как ты, чтобы от того могло случиться? Естьлиб он думал о насилии, то не дождался бы ночи. Салли написала для примечания: ,,Видите ли, видите ли, г. мой, чего от вас ожидают. Мы ежеминутно вам о том повторяли,,. Оне в самом деле мне о том говорили, но известие, с их стороны не имело и в половину столько силы, как девицы Гове.

Она одобряет мои предложения в рассуждении дома гж. Фретчвилль. Она ее побуждает подумать о статьях. Наконец усильно ее просит к ней писать, несмотря на запрещение её матери; без чего она ей обьявляет, что должна взять на себя все следствия её намерения. Бедные бунтовщицы!

Ты скажешь сам в себе: сия гордая и наглая девка не ужели есть та Анна Гове, которая вздыхала о честном нашем друге Кавалере Кольмаре, и которая не советуеся с своею Клариссою Гарлов, может быть последовала бы ему в том расстройстве его имения, когда он был принужден оставить Королевство.

Так, ето та самая; и я всегда замечал, как по опыту других, так и по своему, что первая покоренная страсть делает победителем, или тиранном, естьли то случится женщина.

В другом письме ,,Она одобряет намерение, которое её приятельница имеет меня оставить, естьли её фамилия согласится ее принять. Она уведомляет о некоторых странных приключениях относящихся ко мне, которые принуждают меня почитать за злейшего из всех человеков. Естьлиб я имел двенадцать жизней; то бы долженствовал их лишиться; есть двенадцать злодеяний" Прекрасной способ щитать, Белфорд!

Тут означены девица Беттертон и девица Локкиер. Твой человек (так она меня называет без уважения) весьма безчестен, говорит она. Я бы с ума сошел естьлиб допустил назвать себя безчестным не заслуживая того! она испытала расположения г. Иулия Гарлов. "Она ей советует привлечь Доркасу на свою сторону, и доставить себе хитростию или по случаю хотя одно из моих писем. Видишь, Белфорд, она беспокоится о моем предприятии, когда я хотел похитить одно из её писем.,,

Естьли случится, говорит она, что я некогда буду уведомлен о том, как она со мною поступает, то не осмелится выходить без конвоя. Я советую етой нахалке держать всегда конвой в готовности.

Я начальник злодейской шайки, (так называет она тебя и прочих моих подвластныхъ) которые соединились для того, что бы обольщать невинных и подавать взаимно себе помощь в безчестных своих предприятиях.

Что ты о сем скажешь, Белфорд?

Она не удивляется глубокомысленным рассуждениям своей приятельницы о том нещастии, которое она имела, видя меня у дверей сада, будучи принуждена мне следовать и обманутая моими хитростями. Я надеюсь что прочитавши все сие, Белфорд, ты кончишь свои проповеди.

Но потом представляет ей во утешение, что она послужит примером и в наставление своему полу. Довольно ясно, что весь её пол будет мне оным обязан.

Мои спутницы не имели времени, говорит оне, списать все то, что заслуживает моего гнева в сем письме. Надобно мне сыскать случай прочитать все самому. Оно содержит, по их известию, весьма благородные размышления. Но она называет меня обманщиком, а многажды подлецом. Анна Гове думает, что диавол обладал моим сердцем и всеми Гарловам, в самой тот час, когда возбуждал ее приятельницу к тому пагубному свиданию. Она присовокупляет, что конечно судьба ввергнула ее в такое заблуждение. И так о чем же печалится? Нещастие есть драгоценное её время; и я не знаю, сколько еще подобных сим бредней. Но нет ни одного слова в благодарность такому человеку, которому она одолжена случаем прославиться.

В следующем письме она опасается, чтоб я по своей злости не принудил её приятельницу почитать меня своим властителем. По истинне я того и надеюсь.

Она отговаривается от всего того, что против меня сказала в последнем своем письме. Мой поступок в рассуждении сельской красавицы, намерение пристроить её приятельницу в доме гжи. Фретчвилль, между тем пока я буду пребывать у гжи. Синклер; имение, которое имею в моей провинции, доходы, економия, моя особа, дарования, все сие припомянуто в мою пользу, Дабы изтребить из её мыслей намерение меня оставить. Колико я люблю приводить в замешательство сих проницательных девушек.

Да преследует меня вечное мщение, (по щастию она не сказала, да постигнет меня) естьли я подам причину сумневаться о моей честности! Женщины не умеют божиться, Белфорд. Кроткие создания! оне умеют только проклинать.

Она уведомляет ее о худом успехе своего переговора со стороны дяди Иулия. Оне без сомнения употребляли в оное Гикмана. Неотменно должно отрубить сему скоту уши, и верь что в скором времени он того дослужится.

Она весьма досадует, говорит она, на всю фамилию. Гжа. Нортон не более произвела действия по своей доверенности над гжею. Гарлов. Никогда не было в свете столь закоренелых скотов. Ея дядя Антонин почитает уже её пропадшею. Не значит ли все сие для меня вдруг и укоризна и увещевание? Они надеялись видеть ее возвращающуюся к ним в печали; но они не подвинулись бы ни на единой шаг, хоть бы то стоило ей жизни. Они обвиняют ее в предумышлении и хитрости. Девица Гове весьма беспокоится о мщении, к которому гордость моя меня возбудить может за то расстояние, в коем меня содержит. Ето правда. Теперь остается единый выбор её приятельнице; ибо её двоюродной брат востал также явно против нее со всеми прочими и сей выбор состоит в том, дабы отдатся мне. Необходимость и благопристойность составляют для него в сем обстоятельстве почти равно сильной закон. Твой друг, любезной Белфорд, уже избран женщиною поблагопристойности. Какой бы Ловелас в состоянии был снести такую мысль?

Я сделаю великую пользу из сего письма. Уведомления девицы Гове относящиеся к тому, что произошло между дядею Иулием и Гикманом (конечно ето был Гикманъ) подадут мне причину изьявить мое намерение. Она ей говорит, что не может всего открыть. Мне неотменно надобно прочитать сие письмо самому. Мне должно видеть собственные слова онаго: выписок для меня не довольно. Естьли оно попадется в мои руки, то будет руководителем всем моим поступкам.

Здесь то пылкость дружбы показывается. Я никогда бы не поверил, чтоб столь пылающая дружба могла существовать в двух красавицах; но может быть она воспламенена препятствиями и тем противоречием, которое оживотворяет женщин, когда они поступают романически.

Она сумозбродствует говоря о своем отъезде; естьлиб сей поступок, говорит она, мог извлечь от подлостей столь благородную душу, или ее избавить из погибели. Ето такая подпора, которая старается поддержать другую. Сии молодые девицы сходят с ума в своей дружбе. Оне не знают, что значит постоянная пылкость.

И от чего сие произсходит, что усердие сей девчищи мне нравится, хотя мне еще много претерпевать от оного должно Естьли я приведу ее сюда; то клянусь моею жизнию, что в течение одной недели я заставлю се покоряться без всякого затруднения. Какое удовольствие привести к сему столь основательного человека! Я полагаю, что она исполнила бы мои желания не более, как в один месяц. потом весьма бы было легко приучить ее к себе. Какое приятное зрелище видеть двух прелестных приятельниц, уничиженных общим своим жребием, сидящих в углу в покое, обнявшихся, плачущих и вздыхающих о своем состоянии а я, яко Монарх, сидящей в том же покое на софе, как Султан, и не зная, которой из них бросить платок!

Пожалуй, приметь слова забавной сей девицы. Она весьма сердита на Гарловов, раздражена на свою мать, и в великом негодовании против глупости, и подлаго тщеславия Ловеласа.... Дурочка! и вдруг, поможем вылесть мерзавцу из грязи, хотя и замараем несколько свои пальцы; он не оказался против тебя виновным никакою неблагопристойностию. Сие кажется чрезвычайным девице Гове. Он бы не осмелился, она в том уверена. Естьли сии мнения происходят от женщин; но для чегож не получили оные места в моем сердце? Он не имеет еще нужды в адской сей злобе. Естьли бы он думал о столь безвестных намерениях, то сие было бы уже известно. Да сжалится Небо над сими глупинькими!

Потом она понуждает свою приятельницу подумать о статьях, о церковном позволении и о прочих стараниях. Разборчивость, говорит она, не у места. Она преподает ей даже те слова, которые должна употреблять со мною. можешь ли ты поверить, Белфорд, что я давноб одержал победу, естьлиб сия фурия не опровергала моих умыслов? Она ее укоряет, что упустила по излишней своей умеренности несколько случаев, коими бы должно было воспользоваться. И так ты видишь, что благороднейшие из сего пола не имеют, по своей холодности, и своим притворствам другаго в свете намерения, как токмо мучить бедного любовника, которого она не любит, когда он хотя единожды попадется в её сети.

Другое письмо, хотя без противоречий, но наполнено наглостию и ругательством, которое дочь писала некогда против своей матери. Оно содержит весьма вольные рассуждения о вдовах и стариках, и я с трудом понимаю, откуда девица Гове могла получить такие знания. Кавалер Кольмар должен быть глупее твоего друга, естьли он подал ей столь прекрасные наставления.

Она уведомляет девицу Гарлов в сем письме, что дядя её Антонин предложил о браке её матери. Сей старой мореходец конечно опытной человек, естьли он получит то, чего желает, без чего гжа. Гове, которая уморила с печали первого своего мужа гораздо лучшего против нынешнего, вскоре избавится и от друаго. Но какой бы ни был успех на сие предложение, однако все Гарловы еще более, нежели прежде, раздражились против несравненной своей девицы. И так я теперь более в моей победе уверен, нежели прежде, поелику по тем жестоким словам ей остается единый выбор. Гордость моя несколько оным поражена. Впрочем я думаю что наконец столь нежное сердце, как мое, тронется в её пользу. Действительно, я не желаю, чтоб она провела всю свою жизнь в печали и гонениях. Но для чего же она сохраняет столько любви к тем безумцам, как Анна Гове имеет причину их называть, и для чего она не имеет оной более ко мне? У меня есть другие выписки, и сокращения с писем, которые как ты увидишь, чрезвычайно мне оскорбительны.

Письмо CXCI.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

Следующее письмо есть такое, смею сказать, которое должно было возбудить желание в двух наших красавицах, чтоб никогда не попадалось в мои руки. Оно уведомляет меня, от чего произсходит неудовольствие девицы Гарлов в рассуждении моих статей. Я не оказал в заключении столько горячности, сколько она того надеялась. Доркаса, которой попалось сие письмо для переписки, не пропустила ни одной строки из онаго. И так ты получишь его почти от слова до слова, помощию моих сокращений.

Ета умница воображает себе, что люди нашего свойства не могут чувствовать такой горячности, какую чувствуют честные люди.

Что думаешь ты о сем мнении Белфорд? Девица Гове рассуждает о прекрасных предметах. Прелестная девица! дай Бог чтоб я мог узнать, так ли вольно соответствует ей моя любезная! кто знает, присовокупляет она, не прерву ли я знакомства с полдюжиной девиц прежде, нежели приму обязательство на всю жизнь? Но опасаясь, чтоб сие не было почтительно и не подало причину думать, что я помышляю о исправлении, она ее уверяет, что нельзя надеяться видеть меня честным человеком прежде шестидесяти лет. Она имеет высокое мнение о своем поле, воображая себе, что человек, которой весьма хорошо знает женщин может их любить весьма долгое время.

Он ищет вида, говорит она, к отсрочкам для почтения, которое должен оказать Милорду М... Так, глупая девушка. Когда человек не привык делать того, что должен; то не ужели должно, чтоб он никогда того не делал? Не довольно ли важен сей случай? Не довольно ли вся фамилия тем ласкается? Весьма справедливо говорит она девице Гарлов, что ты имела нужду в помощи друга; но будучи на твоем месте, я бы выцарапала глаза сему извергу, и оставила бы собственному его сердцу старание познать тому причину. Ну, Белфорд! не опускаешь ли ты рук от удивления? Потом называет меня презрительным и безчестным человеком; а за что? За то что я желал, дабы завтра был щастливой день, и за то, что оказал уважение ближайшему моему родственнику.

Жесточае всего для женщины, продолжает она, быть принужденною принять такого человека, которого её сердце презирает. Вот в чем бы я желал быть уверен. Я опасаюсь, чтоб моя красавица не была излишне уверена в своих совершенствах и превосходстве. Я трепетал чтоб действительно она не имела ко мне презрения. Я осведомился уже о том, и не могу сего снести; но я не намерен, Белфорд, довести мою любезную до столь жестокой крайности. Пусть лучше пропаду, нежели буду мужем такой женщины, которая бы подала причину искренной своей приятельнице сказать, что она меня презирает. Ловелас призираем! что ты о том скажешь?

Его кулак, которой он держал против своего лба, когда ты с гневом удалилась. (Ето произошло в таком случае, в коем красавица, не была довольна моею горячностию, и всем тем, что ты захочешь. Я помню что сделал такое движение, но она тогда стояла ко мне спиною: сии неусыпные особы почти все составлены из глаз. Заметь её желание,) его кулак для чего не сделался оружием в руках смертельного его неприятеля! Возми терпение, скрепись, Белфорд! день мой недалек. Я воспомню тогда все те обстоятельства, дабы более ожесточить мое сердце.

Но они обещаются изобресть средство извлечь жертву из моих рук, естьли я подам ей какую причину о себе подозреевать. Впрочем сей умысел меня беспокоит; сражение становится важным. Ты не будешь удивляться, естьли я последую по моим намерениям. Норрис пришел мне на мысль, Белфорд. Я не хочу, чтоб меня провели хитростию.

Еще повторяю, говорит она, ничто не может ее уверить, чтоб я мог или осмелился оскорбить её честь. Но её человек совершенной дурак: вот все, что она может о нем думать. Я был бы дурак, как она то говорит, естьлиб думал о браке. Несмотря на сие, заключает она, при первом случае сделай из сего дурака своего мужа, и хота я опасаюсь чтоб он не был грубой дурак, каковы бывают и все те дураки, которые имеют разум и тщеславие; но прими его вместо наказания, поелику ты не можешь его принять вместо награды. Как ты думаешь, Белфорд, сносно ли ето?

Но в том письме, которое я достал сего дня в то время, как моя любезная была в церкве, весь план девицы Гове открыт. Ето письмо чрезвычайно трогательно, я тебя уверяю.

(Г. Ловелас написал здесь всю часть письма девицы Гове, которая содержит в себе её намерение, что она склонит гж. Товнсенд подать убежище её приятельнице до прибытия г. Мордена. Он клянется отомстить, наипаче за сии слова: естьлиб он предпринял что ниесть такое, которое бы подвергло его жестокости законам; то ты щастливо его избыть можешь, или бегством его или веревкою, нет нужды чем ниесть.

Он присовокупляет: я почту себе за честь уничижить двух девиц, которые столько о всем знают, что подают сумнение о своем знании, и убедить их, что они довольно не знают, как предостеречься от неудобностей, хотя весьма в том сведущи. Колико страсть плодовита! я написал, как ты видишь, в весьма малое время очень продолжительное письмо. Теперь когда мой гнев воспламенился; то и хочу видеть, и может быть наказать сию гордую и сугубовооруженную красавицу. Я приказал спросить у ней позволения с нею откушать. Мы оба еще не обедали. Она отказалась пить чай после обеда, и я думаю,что мы оба не будем и ужинать.

Письмо СХСИИ.

КЛАРИССА ГАРЛОВ, к АННЕ ГОВЕ.

В Воскресенье 21 Маия, в 7 часов по утру.

Мы вчерашнего числа были в комедии с г. Ловеласом и девицею Гортон. Представление, как ты знаешь, чрезвычайно трогательно и по одному чтению. Не удивляйся, что оно произвело в нас чрезвычайное движение, оно тронуло девицу Гортон и меня, и естьли тебе сказать с моим удовольствием; то в некоторых главнейших явлениях г. Ловелас сам не мог сокрыть своего движения. Конечно сие сочинение заслуживает похвалу; ибо я почитаю г. Ловеласа за жестокосердаго. По истинне, любезная моя, я о нем так думаю.

Впрочем все его поведение, во время представления и по нашем возвращении, не заслуживает укоризны; выключая того, что он принудил меня отужинать в низу с госпожами сего дома, и что удержал меня даже за полночь. Ныне я решилась быть свободною, и не досадую что он подал мне к сему причину. Я всегда любила препровождать Воскресенье в уединении.

Я уже приготовилась идти в церьковь Святого Якова, и хочу взять носилки, дабы увериться, могу ли я свободно выходить и возвращаться, не встречая его на моем пути, как то со мною раза два случилось.

В 9 часов.

Я получила вчерась приятное твое письмо; он знает что я его получила, и я думаю, что как скоро его увижу; то он с великим любопытством спрашивать станет о том, что ты думаешь о его статьях. Я не сумневалась о твоем одобрении, и в сем мнении я написала уже ответ, которой всегда имела в готовности отдать ему. Естьли встретится какой новой случай, от коего произойдут между нами другия ссоры; то буду принуждена думать, что он изыскивает случаи токмо к отсрочке, и что ни мало не намерен меня обязать.

Он неотступно приказал просить позволения со мною видеться; он хочет меня проводить в церьковь, ему досадно, что я отказалась с ним завтракать. Естьлиб я согласилась на его прозбы; то известно, что не была бы свободна. Я приказала Доркасе ему сказать, что я желаю быть сегоднишней день свободною, и что увижусь с ним завтре, как ему угодно. Она мне сказала, что не знает от чего он печален, и что ссорится со всеми людьми.

Он возобновил свои прозьбы весьма важным голосом: уверенали я в безопасности своей от Синглетона, приказал он меня спросить? Я отвечала, что естьли я не опасалась Синглетона вчерашнего вечера в комедии; то еще менее должна опасаться сего дня в церькве, наипаче когда церьквей в Лондоне великое множество, а театров токмо два. Я согласилась, чтоб за мною следовал один из его людей. Но мне кажется, что он весьма сердит. Я о том мало забочусь: я не хочу беспрестанно быть подвластною наглым его законам. Прощай, любезная моя, до моего возвращения. Носильщики меня ожидают. Я ласкаюсь, что он не осмелится остановить меня на дороге.

Я не видала его при моем выходе. Доркаса мне сказала, что он весьма сердит. Она не думает, чтоб он сердился на меня; но кажется, что случилось нечто такое, которое его раздражает. Может быть он играет свою ролю для того, дабы меня склонить с ним обедать. Я на то не соглашусь, естьли могу обойтись. От сего я бы не была ни единую минуту свободна во весь день.

Он весьма усильно просил меня отобедать с собою. Но я решилась не склоняться на то, и вознамерилась лучше не обедать. По истинне, я писала письмо к г. Мордену, которое начинала раза с три, будучи не довольна сама собою; толико я нахожу неизвестности и неприятности в моем состоянии. Доркаса мне сказала, что он также не переставал писать, и не обедал, потому что я отказала ему в своем сообществе.

Потом он приказал меня просить по крайней мере, что бы согласилась с ним вместе пить чай, напоминая Доркасе о том, как он обходился вчерась в вечеру, как будто бы было для него достоинство то, что не заслужил от меня укоризны: а сие и приказала я ему сказать. Однако возобновила обещание видеть его завтра, как только он того пожелает или с ним завтракать.

Доркаса сказала, что он в великом гневе. Я слышала, как он кричал и бранил всех людей. Ты мне сказала, любезная моя, в одном из твоих писем, что когда твоя мать приводит тебя в гнев, тогда ты стараешься с кем ниесть поссориться. Мне бы было весьма досадно сделать толь худое между вами сравнение; но действие страсти, коей не сопротивляются, есть равное в обоих полах.

Он в сию минуту прислал мне сказать, что желает со мною ужинать. Но как мы препроводили несколько дней довольно тихо; то я думаю, что было бы не благоразумно прервать все оное из безделицы. Однако, весьма несносно видеть себя беспрестанно принуждаемою оставлять свои намерения.

Между тем как я о себе рассуждала; то он вошед, стучался в мои двери, он мне сказал печальным голосом, что неотменно желает меня видеть в вечеру, и что он дотоле не оставит меня спокойну, пока не узнает, чем он заслужил сей поступок.

Я должна его удовольствовать. Может быть он ничего нового мне не скажет: я с ним буду в досаде.

(Девица Кларисса не могла знать, какое было намерение г. Ловеласа, ни причины его печали: сие должно узнать от него самого, то есть: из собственных его писем. По описании сурового вида с которым он взходил к дверям её покоя, просить ее вместе отужинать, он продолжает свое повествование. )

"Весьма несносно, отвечала мне развратница, столь редко видеть себя госпожею над самой собою. Я сойду чрез полчаса.,,

Должно было возвратиться назад, и дожидаться ее до того часа. Все женщины укоряли меня что подал ей пример, поступать со мною с такою жестокостию. Оне доказали то мне по склонностям своего пола, и по всем обстоятельствам, что я ничего не получу своею покорностию и что не должен опасаться худшего, сделав ей крайнюю обиду. Оне неотступно меня просили по крайней мере обходиться несколько смелее, дабы усмотреть, какое произойдет от того действие, и их причины были оправданы гневом. По моих открытиях я решился принять некоторые вольности, и продолжать далее, следуя тому как оне будут приняты, и возлагать все проступки на её жестокость. Утвердившись в сем намерении, я начал прохаживаться в столовом зале, ожидая её прибытия: но я почувствовал в коленях дрож, никогда страждущий параличем не имел толь мало власти над своими движениями. Она вошла с тем благородным видом, какой ты видел, подняв голову, лице держа несколько в сторону, грудь её была в приятном движении, и самое сие положение делало ее еще чувствительнейшею. Белфорд, как можно, чтоб печаль и строгой вид придавали новые прелести сей высокомерной девице? Но её красота теряет ли когда свою власть? Я одним взглядом приметил, что сия непреклонная красавица разположена ссориться. Суровой вид, которой я принял, когда дрожащею своею рукою схватил за её руку, привел ее в такой страх, что она опасалась, дабы я не учинил какого насилия. Но я еще не успел на нее взглянуть, как почувствовал, что сердце мое поражено стало любовию и уважением. Действительно, Белфорд, ето Ангел, а не девица. Впрочем, естьлиб не были уверены, что ето женщина; тоб в самом её младенчестве не надели бы на нее платья сего пола. Она сама, без сего уверения, сталали бы носить оное?

,,Сделайте милость, сударыня, я вас прошу, я покорно вас прошу уведомить меня, чем заслужил я ваш гнев?

,,Я вас также прошу, г. Ловелас, для чего я столь мало имею воли в моем уединении? Что вы мне скажите, после вчерашнего вечера, как я ездила с вами в комедию, и препроводила половину ночи против моей воли, слушая ваши разговоры?

,,Я имею сказать, сударыня, что не могу сносить той отдаленности, в коей вы меня содержите, будучи в одном доме. Я многое имею вам сказать о наших настоящих и будущих пользах. Но когда я думаю открыть вам всю мою душу, то вы токмо думаете меня от себя удалять. Вы содержите меня в неизвестности, которая проводит меня в отчаяние: вы стараетесь искать отсрочки: конечно вы имеете такие намерения, на кои не хотите согласиться. Скажите мне, сударыня, я вас заклинаю сказать мне в сию минуту, без всякого обиновения, в которой день должен я пред вас предстать. Я не могу терпеть сей отдаленности: неизвестность, в коей вы меня содержите, совершенно мне несносна.

,,В которой день, г. Ловелас? Я надеюсь что ето будет не в худой день. Я вас прошу, г. мой, не столько жать мои руки, (усиливаеся их вырвать ) сделайте милость пустите меня.

,,Вы меня ненавидите сударыня.

,Я никого не ненавижу, г. мой.

Вы ненавидите меня сударыня, повторил я. Как ни был я ободрен и решителен; но имел нужду в новом поощрении. Сатана вышел из моего сердца при виде враждебного ему ангела, но он не затворил дверей, и я чувствовал, что он ушел недалеко.

,,Вы мне кажетесь не очень здоровы, г. Ловелас: Я усматриваю в вас чрезвычайное движение. Но сделайте милость не сердитесь. Я никакого вам зла не сделала. Пожалуйте не обижайте меня, дабы я вас не рассердила.

,,Дражайший предмет моих восхищений! (обнявши ее) Вы никакого мне зла не сделали! ах! какого зла не сделали вы мне? чем я заслужил ту отдаленность, в коей вы меня содержите!..,, Я не знал что должен сказать.

Она усиливалась освободиться, ,,Я покорнейше вас прошу, г. Ловелас, выпустить меня отсюда. Я не понимаю от чего вы в гневе. Я ничего не сделала такого, что бы могло нанести вам обиду. Вы повидимому намерены меня рассердить. Естьли вы не хотите меня усшратить тем гневом, в коем я вас вижу. Прикажите мне выдти, я в другой раз выслушаю все, что вы ни по желаете мне сказать. Вы можете меня уведомить о всем завтра поутру. Я вас усильно прошу, естьли вы хотя некое имеете ко мне чувствование почтения, позволить мне выдти.,,

Ночь, ночь, Белфорд, чрезвычайно необходима. Должно чтоб нечаянной приход и ужас подействовали над нею в последнем опыте. Я не мог исполнить своего намерения. Не в первой раз я вознамеривался испытать, способна ли бесподобная сия девица прощать.

Я поцеловал с великою горячностию её руку!... ,,Итак выдьте любезная, прелюбезная Клариса! так, я чрезвычайно печален. Я не могу терпеть той отдаленности в коей вы меня содержите без всякой причины. Однакож выдьте, сударыня, поелику вы хотите идти; но судите о мне великодушно. Судите о мне, чего я достоин, и обнадежте меня, что увижусь с вами завтра поутру с теми чувствованиями, которые, приличествуют нашему состоянию.,, Говоря сие, я вел ее к двери и выпустил. Но вместо того, чтоб придти к госпожам, я удалился в мой покой, в коем замкнулся ключем, будучи пристыжен и устрашен величественным её видом, и беспокоющегося её добродетелию.

(Все сие прибавлено из письма Г. Ловеласова, а издатель начинает здесь опять повествование девицы Клариссе, которая описывает свой ужас при сем случае сими словами.)

Как скоро вошла я в горницу; то он ухватил меня за руку с таким движением, что я ясно усмотрела его намерение со мною ссориться. Какая же тому причина, любезная моя? Клянусь моею жизнию, я никогда не знала столь гордого и нетерпеливого человека. Меня ужас обьял. Вместо того, чтоб казаться сердитою как я то хотела, я сделалась весьма тихою. Я с трудом могу воспомянуть первые его слова, толико я их устрашилась. Но я весьма хорошо слышала: Вы меня ненавидите, сударыня, вы меня ненавидите: И столь ужасным голосом, что я желала бы от него быть за сто верст. Я никого не ненавижу, отвечала я ему: благодаря Бога, я никого не ненавижу. Вы меня устрашаете г. Ловелас. Позвольте мне удалиться. Он оказал мне чрезвычайное презрение. Я никогда не видала столь мерского человека, как он казался мне в своем гневе. Какая причина, моя любезная? Он жал мне руку. Наглой человек! он с великою силою жал мою руку! одним словом он, казалось по своим взорам, и своим выражениям, обнявши меня, хотел подать мне случай его раздражить; так что я не могла инного сделать как его просить, что я часто делывала, выпустить меня вон, и обещать ему, что я возвращусь поутру, как ему будет угодно.

Не скоро он склонился на сей договор. Выпущая меня вон, он поцеловал так крепко мою руку, что и теперь еще красное пятно видно.

Окончи, любезнейшая моя Анна Гове, окончи, я заклинаю тебя, свой переговор с гжею. Товнсенд. Тогда я покинула бы моего тирана. Разве не видишь, как он постепенно успевает в своем намерении? Я страшуся даже взглянуть на его хищения: и не подал ли он мне здесь причины опасаться от него более зла, нежели мое негодование позволяет мне выразить? О любезная моя окончи свой план, и дозволь мне оставить столь странного человека. Приводя меня в досаду, он должен был иметь такие намерения, в коих он не осмелился бы признаться. Какияже они быть могут?

Он столько мне омерзел, и вдруг столь устрашил меня, что возвратившись в мою горницу от печального и отчаянного движения, я разодрала ответ писанной на его статьи. Я увижу его завтра поутру; ибо ему так обещала; но потом выду из его дому, не будучи ни кем сопровождаема. Естьли он не переменит своего поступка, то я буду искать особенного жилища у каких ниесть честных людей, и более уже нога моя здесь не будет. Вот какое теперь мое решение. Там, буду дожидаться совершения твоего плана, или ты окажешь мне услугу, и напишешь сама к злому сему человеку, дабы укрепить мои с ним договоры, поелику ты судишь что я должна быть его женою, и поелику я никакой помощи получить от себя не надеюсь, или может быть я решусь отдаться под покровительство Милади Лавранс; а сей поступок остановит то наглое посещение, которым он угрожал живущим в замке Гарлов.

(Издатель умалчивает о другом письме девицы Клариссы, которое содержит в себе то, что произошло вчерась между ею и г. Ловеласом, и опасности, которые препятствовали ей выходить, как то она думала. Следующее письмо г. Ловеласа в тот же день писанно, пространно показывает те подробности. Однако издатель замечает, что девица Кларисса теперь еще более прежнего недовольна новым сим действием, и вторично понуждает свою приятельницу окончить договор свой с гжею. Товнсенд; и что останавливаясь на предложении брака, которое дядя ее Атонин учинил гже Гове, она не хвалит излишные насмешки своей приятельницы по случаю сего странного произшествия.)

Письмо CXCIII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В понедельник по утру 22 Маия.

Сия красавица нимало не знает великодушия. Нет, она не знает добродетели. Не думалъли бы ты, что получивши вчерась свободу удалиться, и избегнув столь хорошо от меня, она появится мне сего утра с улыбкою, с приятностями, и окажет мне благосклонное почтение?

Я был в столовой зале еще до шести часов. Ея двери были затворены. Я взходил на верьх; потом сходил опять в низ, кашлял, и кликал Виля и Доркасу; я весьма сильно хлопал дверьми. Но она не скоро отворила свои. И так я препровел время праздно до половины осьмого часа; и когда завтрак был готов, то я приказал просить ее Доркасе сделать мне честь своею компаниею.

Я чрезвычайно удивлялся, когда следуя сей девице по первому приглашению, она вошла в зал вся одета, держа в руках перчатки и вейер, и в самое то время приказала Доркасе кликнуть носильщиков.

Жестокая девица, сказал я сам в себе, вы подвергаете меня с толь малою пощадою насмешкам госпож сего дома! ,,Вы хотите идти любезная моя супруга.,, (Он так называет ее пред всеми тамошними госпожами.)

Так, г. мой.

Я в том уверен, что казался тогда весьма глупым. ,,Я надеюсь, сударыня, что вы не пойдете не завтрикавши, сказал я ей весьма тихим голосом; но я чувствовал, что мое сердце было поражено во многих местах. Естьлиб я хотя малое имел предчувствование о её намерениях, то может быть начал бы производить свое мщение. Все обидные выписки из писем девицы Гове пришли мне на мысль.

Я хочу выпить чашку чаю, отвечала она мне, положа на окно свой вейер и перчатки.

Я пришел в совершенное замешательство. Я кашлял я занимался, я несколько раз покушался говорить, но не имел силы произнести ни одного слова. Кто теперь из двух нас скромнее, говорил я сам в себе? с которой стороны видна теперь наглость? В какое замешательство может привести робкого человека жестокость женщины! Я подумал, что она играет роль девицы Гове, а я Гикманову.

Конечно я буду опять в силах говорить, продолжал я сам в себе. Она взяла свою чашку, а я мою. Она пристально смотрела на свой чай. Как высокомерная властительница, которая видит свое достоинство и коей каждой взгляд кажется милостию, а я, как подвластной с дрожащими руками губами, едва зная, что держал или подносил ко рту.

,,Я имел... Я имел.... (начиная пить чай, которой столь был горячь, что я обжег себе губы),, я имел некоторую надежду, сударыня...,,

Доркаса возвратилась. Послушай, Доркаса, сказала она ей, кликнула ли ты носильщиков?

Проклятое нахальство, подумал я! должно ли так прерывать разговоры? Надлежало необходимо ожидать ответа от служанки на вопрос наглой её госпожи.

Вилль пошол, сударыня, отвечала Доркаса.

Я с минуту молчал пока собрался с силами опять начать речь. Наконец я начал. ,,Я имел некую надежду..... некую надежду, сударыня, быть допущенным к вам несколько ранее...,,

Какова погода, Доркаса, спросила она у своей служанки, нимало о мне не помышляя как будто меня там и не было?

Погода весьма пасмурна, сударыня, солнце сокрылось; хотя с полчаса тому весьма была хороша.

Клянусь тебе честию, я вышел из терпения. Я встал с досадою. Чашка и блюдечко полетели на пол. "Чорт возми погоду, солнце с служанкою, сказал я, которая осмелилась перервать речь мою, когда я говорил с её госпожею, и к чему столь редкой имею случай.,,

Красавица также встала с устрашенным видом. Она поспешила взять свои перчатки и вейер.

Я ухватил ее за руку. ,,Вы не столь жестоки, сударыня, нет, вы не имеете такой жестокости, чтоб меня оставить.,,

Я выду, г. мой. Вы можете проклинать сию девицу и без меня, так как при мне.,, По крайней мере, по крайней мере, чтоб все то, которое вы будете ей говорить, не касалось до меня.

,,Дражайшая Кларисса! вы не пожелаете меня покинуть! нет, нет, вы не столь жестоки, чтоб меня покинули. Толь явное негодование! такое презрение! повторительные вопросы вашей служанки в том едином намерении, чтоб меня прерывать! кто бы мог сие снести?,,

Не удерживайте меня, сказала она мне, стараеся вырвать у меня свою руку. Я не хочу, чтобы меня принуждали. Ваши поведения мне весьма не нравятся. Вы вчерась старались о мною поссориться, так что я не могла себе вообразить другой причины кроме излишнего моего угождения. Вы неблагодарны. Я вас ненавижу от всего моего сердца, г. Ловелас.

,,Вы приводите меня в отчаяние, сударыня, позвольте мне то сказать, вы не покините меня в таком гневе, в каком теперь находитесь. Я повсюду за вами готов следовать. Естьли бы девица Гове была моя приятельница: то конечно бы вы не поступали со мною столь худо. Я ясно вижу, откуда произходят все мои препятствия. Я примечал, уже несколько тому времени, что каждое письмо получаемое вами от нее, переменяет ко мне ваше поведение и ваши чувствования. Она по видимому желает, чтоб вы поступали со мною так как она с своим Гикманом; но неприлично, ни удивительному вашему свойству, поступать так, ни мне, оное переносить.

Сия укоризна, казалось, привела ее в замешательство. Она весьма не довольна, отвечала она мне, слыша что так худо говорят о девице Гове. Потом пришед несколько в себя, она мне сказала, что девица Гове любит добродетель и добродетельных людей; а что она не ваша приятельница то повидимому для того что вы не из числа оных добродетельных особ.

,,Так, сударыня; по видимому по сей причине, она так поступает и с г. Гикманом; но я уеврен, что не поступала бы подобно с Ловеласом. Сколько вы ни получали от нее писем, сударыня, но я вас прошу показать мне хотя одно из тех, в котором она вам говорит о мне.

До чего может нас довести сия мысль, возразила она? Девица Гове справедлива. Девица Гове имеет хорошие свойства. Она пишет, и говорит так, как того каждой заслуживает. Естьли вы можете мне напомнить хотя один случай, в коем оказали мне милость, справедливость, или великодушие; то я сыщу оное из её писем, которое относится к сему случаю. Положим что я постараюсь ее о том уведомить, и сдержу свое слово, что сие письмо будет для вас благосклонно.

Проклятая строгость! не считаешь ли за грубость, Белфорд, принуждать честного человека оглядываться на себя, и воспоминать добрые свои деяния?

Она усиливалась меня оставить. Я хочу выдти, сказала она мне; я неотменно того хочу. Вы меня не удержите против моей воли.

,,По истинне, сударыня, вы не должны и мыслить, чтоб выдти в таком гневе, в коем вы теперь находитесь.,, Я стал между ею и дверью. Тогда она бросилась на стул с воспламененным лицем, и с великою торопливостию прохлаждала себя вейером.

Я бросился к её ногам. Подите прочь, сказала она мне, толкая меня тою рукою в которой держала разпущенной свой вейер. Оставте меня, для собственной своей пользы! и толкая обеими руками: ,,знай, человек! Что моя душа превыше тебя. Не понуждай меня тебе сказать, с какою искренностию почитаю я свою,душу превосходною твоей. У тебя сердце гордое, жестокое и не сострадательное. Но мне мало нужды до твоей гордости. Оставь, оставь меня навсегда,,.

Несмостря на жестокость сих слов, её взгляды, вид и голос были чрезвычайно благородны.

,,Я обожаю ангела, вскричал я, наклоня голову к её коленам! Не женщине, но ангелу я удивляюсь и его обожаю! Простите любви достойная Кларисса! Естьли вы от рода человеков, то простите мою неосмотрительность, простите мое неравенство, простите естественной мне немощи! Кто может когда ниесть сравниться с моею Клариссою!,, Я дрожал от удивления и любви. В восторге сих двух чувствований, я ее обнял обеими руками, когда еще она сидела. Она усиливалась встать; но я не переставая держать ее в моих объятиях, ее принудил сесть опять на стул. Ни когда женщина не была столь устрашенна. Однако какою вольностию ни казалось мое деяние устрашенному её сердцу, но я не имел, в сию минуту, ни единой мысли, которая бы не была внушена во мне почтением, и даже до её отходу, все движения моего сердца были не менее непорочны, как и ея. Принудя ее обещать, что вскоре со мной увидится, и что отошлет носильщиков, я дал ей волю удалиться.

Но она не сдержала своего слова. Я ожидал ее более часа, прежде нежели напомнил ей о её обещании. Она приказала мне сказать, что ей еще не возможно со мною видеться, и что она увидит меня, как скоро в состоянии будет сойти вниз.

Доркаса сказала мне, что она чрезвычайно испугалась, и что приказала принести свежей воды и соли. Я не понимаю, от чего произходит сей страх! В сем случае поступлено излишне жестоко. Страх увеличивает всякие нещастия.

Не заметил ли ты, что страх пойманой птицы, которая совершенно уже находится в руке, несравненно более того, нежели каковым оной счесть можно, естьлиб судить о сем животном по её надеждному виду, когда оно еще не попалось в сеть.

Любезная девушка! И так не ужели она никогда не играла, с своего младенчества в то, что называют младенческими играми? Невинные вольности изьявляемые в тех случаях конечно бы довели и до больших. За клятвопреступное дело считает она касаться до её платья. Сколь излишня её разборчивость! Как может она подумать, чтоб учинилась женщиною? Но каким бы способом узнать, прежде опыта, не льзя ли надеяться успеха от намерений менее ее устрашающих? Будет ли она противиться в ночных нападениях? Что же касается до дневных, то о том не должно более и думать. Я уверен, что я могу на ней жениться когда за хочу. И естьли я на сие решусь по одержании над нею победы, хотя бы по неволе, или по согласию несколько принужденному, то кому же я сделаю досаду, как не самому себе? Теперь уже около одинадцати часов. Она со мною увидится, как скоро ей будет можно, сказала она Полли Гортон, которая оказала ей свою нежность, и которой она менее опасается, нежели всех прочих. ,,Ея движение, присовокупила она, не произходит от излишней разборчивости, ни от досады, но от слабости сердца. Она не имеет, говорит она, столь твердого духа, дабы выдержать свое состояние и опасности под тяжким проклятием родителя, коего следствия она страшится.

Однако какое противоречие! слабости сердца, говорит она с толикою силою, состоят в её воле! Нет! Белфорд. Сия девица имеет львиное сердце во всех тех случаях, в коих честность оживляет её бодрость. Я замечал несколько раз, что страсти скромной женщины, хотя гораздо тише возраждаются, нежели в женщине пылкого свойства, токмо бывают чрезвычайно сильны и даже непоколебимы, когда оне действительно воспламенятся; но тело прекрасной Клариссы не может соответствовать силе её души. Божество живущее в сем прелестном храме, утомляет сие весьма слабое для себя обиталище. Естьли бы самая сия душа находилась в теле мущины; то никогда бы не видано было столь твердого Героя.

В Понедельник в 2 часа.

Моей богини еще не видно. Она не со всем здорова. И так чего же она страшится от моих восхищений? Жестокости более, нежели мщения. Великая может произойти перемена для её здоровья! однако желание мое отомстить ей еще не угасло. Я имею нужду в остроумном вымысле, дабы принудить девицу Гове и гжу. Товнсенд раскаяться в своем проклятом и хитром вымысле, которой всегда будет орудием висящим над моею головою, естьли не сыщу средства принудить их за благовремянно его оставить. Малейшее неудовольствие подаст бодрость моей красавице, и все старания, которые я принимал дабы лишить ее всякого другаго покровительства, и учинить ее более еще от меня зависимою будут бесполезны. Но я найду хитрость принудить гжу. Товнсенд оставить оной умысел.

Припомни басню о споре солнца и Северного ветра. Они хотели знать кто из них двух принудит первого честного путешественника скинуть с себя одежду.

Прежде стал дуть Борей из всех своих сил, и холод его весьма был чувствителен бедному путешественнику, но не имел другаго действия как то, что принудил его застегнуть по лучше свою епанчу, дабы скорее согреться. Феб, когда пришла его очередь, пустил столь стремительно свои лучи на прохожаго, что тотчас принудил его расстегнуться, и вскоре со всем скинуть одежду. Он до того времени не оставил своего предприятия, пока не принудил его искать убежища под тень густого дерева, под коим брося епанчу лег, и возобновил свои силы, поспавши несколько часов. Победитель весьма много смеялся Борею и путешественнику, и продолжая свое блистательное течение, разпространил свой блеск и зной на все представляющиеся ему предметы; а в вечеру отпрягши гордых своих коней, он увеселял свою Фетиду повестию сего приключения.

Вот каково и мое разположение. Я хочу, Белфорд, оставить все свои яростные намерения; и естьли могу принудить любезную мою странницу оставить хотя на единую минуту одеяние суровой своей добродетели; то буду иметь так, как и солнце, непрестанные благоволения осиявать ее своими лучами. Мои минуты спокойствия и благополучия как и ея, будут те, которые стану препровождать с моею богинею.

Теперь, Белфорд, следуя по новой моей системе, я думаю что дом гжи. Фретчвиль для меня не годится. Я хочу его оставить по крайней мере на несколько времени; Меннель будет посещать мою богиню в то время, когда я буду выходить, и под тем видом, будьто желает со мною видется. Для чего? В каком намерении? Разве ты меня не спросишь? для чего? Не ужели ты не знаешь, что случилось с бедною сею гж. Фретчвиль? Я тебя хочу о том уведомить.

На одну из её женщин, с неделю тому назад, пришла оспа. Прочия хотели сие сокрыть от своей госпожи до пятьницы; но она по случаю о том была уведомлена. Большая часть болезней бедного и смертного нашего состояния произходят от наших людей, которых мы принимаем, или по тщеславию, или для нашего употребления, или в том намерении, дабы уменьшить наши труды.

Сия новость столько причинила страха вдове, что почувствовала сама все припадки, изьявляющие приближение сего ужасного врага прекрасных лиц. Следственно она и не помышляет об оставлении своего дома. Но она тем более не должна надеяться,чтоб мы вечно ее ожидали из любви к ней.

Она теперь крайне сожалеет, что не лучше знала то, чего желала, и что не уехала в свою деревню, когда я начал торговать её дом. Сие нещастие конечно бы не случилось: но не чрезвычайно ли оно и для нас досадно? Увы! сия смерти подлежащая жизнь составлена из единых нещастий. Нет нужды навлекать оные на себя своим поползновением.

И так дело касательно сего дома кончено, по крайней, и мере на несколько времени. Но сия превратность принуждает меня думать о некоем средстве, которое может все сие поправить. Поелику я решился поступать таким образом, дабы быть надеждным в успехе своего намерения; то имею два или три способа могущие возвратить мою красавицу, когда бы она и нашла средство от меня убежать.

Что сделалось Милорду М.... которой не отвечал мне ни слова на мое приглашение? Естьлиб я получил от него такое письмо, котороеб мог показать ей, сим бы средством привел я к концу мое примирение. Я вознамерился написать о том слова два к девице Шарлотте. Естьли он не поспешит мне ответствовать; то я вскоре напишу к нему новое в таком смысле, которой не будет ему приятен. Ты знаешь, что он некогда угрожал лишить меня наследства; но естьли я отрекусь от моего дяди, то постунлю по справедливости, и причиню ему столько досады, что все то, что он может сделать против меня худого, не учинит мне столько никогда онаго. Она по своему небрежению откладывает необходимое заключение статей. Как могу я снести сию отсрочку, я, которой для испытания своих вольностей, для нетерпеливости, и для многих других вещей, отдаю справедливость женщине, и которой не может терпеть от наилучшей из сего пола, чтоб меня обманывали или чтоб мне противоречили?

Другое письмо получено от девицы Гове. Я думаю что оно заключает в себе то, о чем говорено было в её последнем, и которое содержит в себе предложения старого дяди Антонина гж. Гове. Я надеюсь что не будут более говорить о заговоре заповедных товаров. Меня уведомили, что моя красавица положила его в свой карман, но я ласкаюсь что в скором времени найду его в надлежащем месте со всеми прочими.

В понедельник в вечеру.

Сугубые и неотступные мои прозьбы принудили ее согласиться видеться со мной в зале, в то время как будем пить чай а не ранее.

Она вошла с видом изъявляющим замешательство, естьли я в том не ошибся; и как бы в смущении от своих беспокойств. Она приближилась весьма тихо потупя глаза на стол, Доркаса находилась здесь и приготовляла чай. Я взял её руку, которую она усиливалась выдернуть, и оную поцеловал: ,,Дражайшей предмет моих обожаний! К чему такая отдаленность, сказал я ей: для чего изьявлять такую печаль? Какое удовольствие получаете вы столь жестоко мучить вернейшего из всех сердец?,, Она вырвала меня свою руку. Я хотел ее опять взять. Оставьте меня, сказала она, удаляя ее с досадою. Она села. Приятное содрагание, которое я приметил во всех её прелестных членах, открыло мне и то, что произходило в её душе. Платок закрывавшей её груди весьма скоро воздымался и опускался. На её прелестных щеках выступала нежная краска.

Ради Бога, сударыня.... Я и в третий раз хотел взять её руку, которою она оттолкнула мою.

Ради Бога! г. мой, не мучте меня.

Доркаса удалилась. Я поближе подвинул к пей мой стул. Я взял ее за руку с почтеннейшею нежностию, и сказал ей, что в таком жестоком расстоянии, в каком она меня содержала мне не возможно было, чтоб ей не выразить с чрезвычайным беспокойствием страх, в коем я находился, что естьлиб был какой ниесть человек в свете, которой бы казался для нее равнодушнее, чтоб не сказать омерзительнее другаго, тоб не казался ей таковым тот нещастным, которого она видит пред собою.

Она несколько времени смотрела на меня весьма пристально; и не отодвигая своей руки, которую я держал, она вынула другою свой платок из кармана. Она обратила голову в туже сторону утирая текущия слезы; но отвечала мне только глубоким вздохом.

Я понуждал ее говорить, на меня взглянуть, и сделать меня щастливым благосклонным своим взглядом.

Я, по справедливости, сказала она мне, могу жаловаться на её равнодушие. Она не видит ни малаго великодушие в моем свойстве. Я не такой человек, чтоб меня чем обязать было можно, ниже поступать с малейшею благосклонностию. Странной мой поступок с самого вечера субботы, совершенно ей несносен. Все те надежды, которых она от меня ожидала, изчезли; она уже ничего более не видит в моих поведениях такого, что бы ей не причиняло отвращения.

Сии слова тронули меня до чрезвычайности. Я думаю, что виновники возстают более против справедливости, которая их обнаруживает, нежели невинные против клеветы, которая дерзает их порочить. Я просил мою любезную выслушать с терпеливостию изъяснение о сей перемене. Я вновь учинил признание в гордости моего сердца, которое не могло снести в такой женщине, коей я ласкался некогда принадлежать, тот порок в предпочтении, по коему она подает мне всегда причину ее укорять. Брак, сказал я, есть такое состояние, в которое не должно вступать как с одной так и с другой стороны, с равнодушною холодностию.

Единая токмо безразсудная оплошность прервала она с торопливостию, подает тем причину ожидать знаки почтения, которые их не заслуживают. Вы весьма худо о мне судите г. Ловелас, естьли вы думаете, что подлые причины могут внушить во мне любовь к тому, кто оной не достоин. Девица Гове вас уведомит, г. мой, что я никогда не любила погрешностей моей приятельницы, да никогда не желала, чтоб и она мои любила. Наше правило состоит в том, дабы одной другую не щадить. И так для чего же человек, который всегда делает проступки, (ибо, скажите мне, г. мой, какие ваши добродетели) почитает за право требовать моего почтения. Я от него также бы не заслуживала оного, естьлиб могла поступать с равною подлостию. Он ничего бы мне не должен был оказывать, как презрение.

Правда, сударыня, что вы совершенно сохранили благородную сию мысль. Вы не должны опасаться быть презираемою за те знаки нежности или благосклонности, которые бы оказали находящемуся пред вами человеку. Кажется, что все ваши старания клонятся к тому дабы вознбновить или доставить случай обьявить, что вы ни единой мысли не имели в мою пользу, сие весьма известно по собственному вашему выбору. Вся моя душа, сударыня, во всех её заблуждениях, желаниях, и намерениях была бы пред вами отровенна и чиста, естьлиб я был ободрен хотя некоею вашею доверенностию и вашим почтением, дабы утвердиться против тех злобных обьяснений, кои бы, как я трепетал, вы не придавали всему тому, что бы я мог вам сказать или предложить. Никогда сердце не было столь откровенно. Никогда и никто не старался более познать его погрешности. (Вот справедливость Белфорд.) Но вы знаете, сударыня, колико мы отдаленны от щастливых сих изречений. Недоверчивость и опасность с вашей стороны произвели и с моей сумнение и страх. Ни какой взаимной доверенности не оказано; как будто бы мы с одной и с другой стороны более казали притворства, нежели любви. Колико я опасался каждого письма, которое видел что вы получали чрез Вильзона! но не без причины, поелику носледнее от которого я ожидал многаго в рассуждении статей, кои вам предложил на бумаге, не имеет друаго действия, естьли я должен судить о том по отказу, учиненному вчерась, со мною видеться, (хотя вы в состоянии были выдти, да и в носилках, дабы лишить меня удовольствия вас сопровождать,) как раздражило вас против меня еще более нежели прежде.

По видимому я виновата, с негодованием отвечала мне красавица, что была в церькве не будучи сопровождаема таким человеком, которого склонность ни мало бы к тому не побуждала, естьлиб он не видал туда меня идущею. Я виновата, что желала быть уединенною в Воскресенье, оказавши вам угождение, идти с вами в комедию и препроводить часть ночи. Вот мои преступления, вот чем я заслужила наказание; сие то конечно подало вам право принуждать меня с вами видеться, и меня устрашать, когда я с вами увиделась, столь жестокими поступками, с какими никогда не поступают с такою женщиною, которую ни что принудить не может их терпеть. Нрав моего родителя еще не избег вашего осуждения, г. Ловелас: но то что он оказал худого по бракосочетании. несравненно хуже того, что вы многократно уже прежде оказывали. Чего же я должна от вас ожидать впредь, рассуждая о вас и с весьма благосклонной стороны? Мое негодование воспламеняется в ту минуту, как я с вами говорю, когда воспоминаю те черты вашего поступка столько же противные великодушию, сколько и учтивости, для особы, повергнутой в нещастия, от коих она стенает. По истинне, я с великим трудом могу терпеть вас пред моими глазами.

Здесь она встала, расспростерши руки, и отворотя голову, дабы сокрыть свои слезы.... О мой дражайшей родитель! вскричала сия неподражаемая девица, вы конечно бы пощадили меня от ужасного проклятия, естьлиб знали колико я наказана, с той минуты, как заблужденные мои ноги вывели меня из дверей вашего сада, и соединили с г. Ловеласом! потом упадши на свой стул, она облилась слезами.

Любезнейшая моя, сказал я ей, взяв ее за руки, которые были еще разпростерты! кто бы мог удержаться от столь трогательного воздыхания, хотя страстнаго! (поелику я надеюсь еще жить, Белфорд, то почувствовал трепет, слезы появились на моих веках, и я едва осмелился на нее воззреть.) Что же я сделал, что мог заслужить сие нетерпеливое восклицание? Подал ли я вам причину в какое ниесть время, моими разговорами, моими поступками, моими взглядами, сумневаться о моей чести, моем почтении, и обожании? Я могу приписать сие имя моим чувствованиям для великих ваших добродетелей. Зло произходит от того, что мы как с одной так и с другой стороны в недоумении находилися. Удостойте меня изъяснением своих мнений: равномерно и я вам свои изъясню, и в то время мы будем щастливы. Дай Боже, чтоб я всегда любил, так как люблю вас, и естьли я сумневаюся о таком чувствии: то да погибну, естьли знаю, как бы мог я видеть вас моею! позвольте мне думать, дражайшая Кларисса, позвольте мне токмо думать, что вы предпочтете меня в выборе: позвольте сказать, я ласкаюсь, что вами не ненавидим и не презираем!....

Ах! г. Ловелас, мы жили вместе так долго, что могли познать свои нравы и поведения. Они столь мало сходствуют, что вы может быть восчувствуете великое ко мне отвращение, когда я буду вашею. Я думаю.... я думаю что мне невозможно оказать того, чего вы требуете от чувствований, кои вы ко мне имеете. Естественное мое свойство совершенно переменилось. Вы подали мне весьма худое мнение о своем поле, а особливо о себе. Вы принудили меня от того в самое то время почитать себя стольже худою, что лишась навсегда удовольствия, свидетельства собственных моих чувствований, которое весьма для женщины нужно, дабы вести себя достойно в сей жизни, я никогда не буду в состоянии воззреть на людей с видом надежным.

Она остановилась. Я молчал. Клянусь Богом, подумал я сам в себе, сия беспримерная девица, может наконец совершенно меня погубить.

Она начала опять: чтож остается мне желать, естьли бы вы освободили меня от всего обязательства относительно к вам, и не препятствовали бы мне следовать течению моей судьбы?

Она еще раз остановилась. Я продолжал молчать. Я размышлял, не должен ли был отрещися от всех моих намерений относительно к ней; и не имел ли довольно опытов о добродетели и величии души превосходящей всякие подозрения.

Она еще начала: благосклонно ли для меня ваше молчание, г. Ловелас? Скажите мне, что меня освободили от всякого обязательства в рассуждении вас. Вы знаете, что я вам никогда оного не обещала. Вы знаете, что равномерно и вы не обязаны своими. Я нимало не забочусь о тесных моих обстоятельствах....

Она хотела продолжать. Любезнейшая моя, прервал я! хотя вы приводили меня в столь жестокое сумнение вашею печалию, но я употребил последние сии дни к брачным приготовлениям. Я действительно торговал екипажи.

Екипажи, г. мой! так, блеск! пышность! что значит екипаж? Что значит жизнь и все на свете, для такой нещастной девицы, которая имеет весьма ниское о себе мнение; которая стенает под проклятием родителя, которая не может и на самую себя взглянуть без укоризны, ниже подумать о будущем без ужаса! будучи утверждена в пагубных сих мнениях супротивлением, всем своим желаниям ею усматриваемом, будучи принужденна отрещись от дражайших своих родственников лишенна всяких удовольствий и надежды. Не откажите мне в свободе искать убежища в какой нибудь мрачной неизвестной, пещере в которой ни враги, коих вы на меня навлекли, ниже друзья, коих вы мне оставили, не могут слышать тех слов, по которым почитают они меня виновною до той щастливой минуты смерти, которая может быть возродит паки их нежность и сострадание, загладя все её преступления.

Я не мог отвечать ни единого слова. Никогда такого волнения не произходило в душе моей; признательность и удивление опровергали все мерзские обычаи, предумышленные намерения, коими ты знаешь, колико я тщеславился; великое множество новых умыслов, кои в моем разуме и сердце представлялись, искушали меня сделаться честным человеком; обиды девицы Гове умножили более оное чувствие, и я не находил более силы защититься. Я бы пропал, естьлиб Доркаса не пришла весьма в надлежащее время с письмом. Надпись была следующая: разверните его немедленно, г. мой.

Я подошел ко окну и развернул сие таинственное письмо. Оно было от самой Доркасы, которая усильно меня просила в двух словах. "Задержать её госпожу, чтоб дать ей время переписать весьма важную бумагу.,, Она обещалась тогда кашлянуть, когда свое дело кончит. Я положил мое письмо в карман, и обратился опять к моей красавице, которая была уже не в та ком беспорядке, ибо имела время несколько успокоиться во время моего чтения. Окажите единую милость, сказал я ей, любезная Кларисса, уведомьте меня токмо, одобряет ли девица Гове мои предложения. Я знаю, что она мне враг. Я намерен был отдать вам отчет о той перемене, которою вы укоряли меня в моем поведении; но вы лишили меня того мнения вашим гневом. По истинне, любезная моя Кларисса, вы в великом гневе. Думаете ли вы, чтоб мне не весьма печально было видеть мои желания столь долгое время отвергнутыми, в пользу властительных ваших намерений для примирения с вашею фамилиею, которая не менее того желает примириться? От сего то произходит отсрочка, которую вы назначили к торжествованию брака пред нашим прибытием в Лондон, не смотря на усильные мои прозьбы, и на жестокости, с коими поступала с вами ваша сестрица и вся ваша фамилия: от сего то вы предупредили себя против четырех моих друзей, и считали за обиду, что я осмелился ухватить одно письмо; мало думая чтоб в переписке таких девицах, как вы и ваша приятельница, мое любопытство могло быть чрезвычайно. Оттуда произходит отдаленность, в коей вы меня содержали почти всю неделю, ожидая успеха от другаго переговора. Но узнавши, что он бесполезен; отослав мои статьи к Анне Гове, дабы изстребовать у ней на оное мнения, как я то вам советовал и сам; удостоив меня своим сотовариществом в субботу в вечеру в комедии, и засвидетельствуя мне, что даже до последней минуты, мое поведение не заслуживало укоризны; думаете ли вы сударыня, чтоб перемена, которую я приметил в вас в следующие дни, не должна была мне причинить столько же удивления сколько и печали? и когда я усмотрел что вы всему противитесь, по получении ответа, которого с нетерпеливостию ожидали вы от девицы Гове; то не должен ли я из того заключить, что оно произошло единственно от её внушения? Не должен ли я судить что оно заключает в себе какой ниесть новой переговор; новой умысел, которой принудил вас содержать меня во отдаленности, дабы ожидать от того успеха, и которого намерение состояло в том, чтоб уйти от меня навсегда? Ибо сие пожертвование не пребывало ли всегда предварительною вашею статьею? И так виноват ли я, сударыня, что пришел в изступление от сего страха, и не имел ли я права укорять вас, что вы меня ненавидите? теперь, любезнейшая Кларисса, да будет мне еще однажды позволено вас спросить, что думает девица Гове о моих предложениях?

Естьли бы я была разположена с вами спорить, г. Ловелас; то весьма бы легко могла отвечать на прекрасную вашу речь. но теперь довольно для меня будет сказать вам что ваши поступки мне всегда казались неизьяснимы. Естьли вы имели только справедливые намерения то мне кажется, что вы весьма привыкли оказывать их непонятным образом. Я не могу решительно сказать, от умысла ли погрешность сия произходит или от чистого сердца; но действительно уверена, что большую часть странного вашего поведения должно приписать одной или другой из сих двух погрешностей.

Пропади, вскричал я, та чертовка, которая столь худо побуждает вас думать о вернейшем в свете сердце!

,,Как вы смеете, г. мой?...,, Она при сем остановилась, опасаеся по видимому более изъясниться, к чему имел было я намерение ее принудить.

Как я смею.... Что такое, сударыня, смотря на нее весьма важным видом? Как я смею?

"Опасной человек! смеете ли вы?...,, Слов у ней не доставало.

Я смею.... что же я смел, сударыня? И что значит опасной человек?

,,Как вы смеете при мне ругать кого ниесть?

Так то хотела она без всякого опасения от меня отделаться; но от Ловеласа не так легко отойти может.

,,Что же, любезная Кларисса. Разве в самом деле кто ниесть вас к "оному побуждает? Естьли етот кто ниесть играет сию ролю против меня... то я его проклинаю, кто бы он не был.

На её лице изъявилась досада. Сие то в первый раз послужило в мою пользу.

"Я вижу, сударыня, что не обманулся в моих подозрениях. Теперь мне весьма удобно изъяснить тот нрав, которой совершенно вам несвойствен.,,,

Хитрый человек! так ли вы всегда уловляете меня в свои сети! но знайте, г. мой, что я ни от кого не получаю писем, кроме девицы Гове. Девица Гове не более одобряет многих ваших поступков, как и я: ибо я сообщаю ей все то, что со мною ни случается. Однако она не менее вам неприятельница как и мне. Она думает, что я не должна отвергать ваших представлений, а подвергнуться моему жребию. Теперь вы уведомлены о истинне. Дай Бог, чтоб и вы толико были чистосердечны!

,,Я чистосердечен, сударыня. Здесь на коленах перед моею обожаемою Клариссою, я возобновляю ,все те клятвы, которые должны меня предать ей на всегда; и желаю единственно достичь до той минуты в которую могу одним дыханием благословлять ее и девицу Гове.

Признаться тебе искренно, Белфорд, я начинаю подозревать сию девицу Гове, которая не любит Гикмана, я уверен, что она в меня влюблена.

Встаньте, г. мой, сказала мне величественная Кларисса, весьма торжественным голосом, оставте то положение, которое для вас ничего не значит, и не смейтесь надо мною.

Положение, сказал я сам в себе, которое кажется столь мало может тронуть гордую мою богиню; но она не знает всего того, что я получил ради сего положения от её пола, ниже того сколько раз меня прощали за весьма отважные предприятия, когда я просил прощения на коленах.

Смеяться над вами, сударыня о Боже!.... Я встал. Я опять начал ее понуждать назначить день. Я досадовал на самого себя, что писал пригласительное письмо к Милорду М.... которое может сделать остановку, по причине его нездоровья. Я ей сказал что я писал к старому сему дяде, представляя ему извинения, что я объявил бы ему тот день, которой бы она по милости своей мне назначила; и что, естьли он не может приехать к тому времени; то мы дожидать его не будем.

День мой, с гордостию она мне отвечала, есть всякой. Сему слову, г. мой, вы не должны удивляться. Особа знающая хотя несколько учтивства, слыша нас ни мало бы тому не удивлялась. Но, по истинне, г. Ловелас (плача от нетерпеливости) или вы не знаете, как должно поступать с несколько разборчивым человеком, не смотря на свою породу и воспитание, или вы весьма неблагородны. Хуже нежели неблагородны, присувокупила она несколько подумавши. Я удалюсь. Я вас увижу завтра по утру. Мне не можно прежде с вами видеться, я думаю, что вас ненавижу. Напрасно вы на меня смотрите: я действительно думаю, что вас ненавижу: и естьли я в сем мнении утвержусь новым опытом, которой я учиню над моим сердцем; то не захочу, для всего света, чтоб наши дела доводимы были далее. Я был в такой печали и беспорядке, что не мог воспрепятствовать ей удалиться. Однако она бы не вышла, естьлиб Доркаса не кашлянула.

Сия девушка пришла ко мне, как скоро её госпожа дала ей волю сойти. Она отдала мне копию, которую списала. Чтож ето такое было, как не ответ на мои статьи, которой удивительная Кларисса хотела по видимому отдать мне, хотя она о том и не говорила?

Я просмотрел наскоро сие трогательное письмо. Я во всю ночь не сомкнул бы глаз, естьли б я оное прочел со вниманием. Завтра я о том рассужу основательно.

Письмо CXCV.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

Во Вторник по утру 23 Маия.

Дражайшая Кларисса приказала меня просишь отложить наше свидание до полудни. Доркаса мне сказала, что она не очень здорова.

Прочти здесь, естьли ты хочешь, ту бумагу, которую Доркаса списала. Мне не возможно бы было продолжать моих намерений против сей удивительной девицы, естьлиб я не решился, после некоторых других опытов столь же благородно выдержанных, как и те, в коих я тебе отдал отчет, составить из нее законную мою жену, полагая по крайней мере, что она меня не ненавидит.

Господину Ловеласу.

Когда женщина вступает в брачное состояние, то сей союз, священнейший на земли, обязывает ее во всех случаях естественного права, и во всем том, что токмо составляет честь её мужа, подвергать его воле свою собственную. Но прежде, я бы была весьма рада, следуя тому желанию, которое я всегда оказывала, иметь яснейшие уверения: что всевозможные средства будут употреблены к избежанию тяжбы с моим родителем. Время и терпение приведут все к щастливому концу. Мое благополучие весьма не твердо. Право мужа всегда пребудет одинаково. Я бы желала, естьли ссора будет необходима, чтоб она по крайней мере отложена была до окончания моей жизни. Ваше имение, г. мой, не принудит вас употребить насилие, дабы изторгнуть из рук моего родителя принадлежащее мне поместье. Чтож будет зависеть от меня; то я все сделаю, как сама собою и с моими удовольствиями, так и тою економиею, которую замужняя женщина, какого бы достоинства не была, не должна пренебречь, дабы предупредить необходимость тех насильственных мер, а естьли не случится того чтоб оне были необходимы; то должно надеяться, что менее извинительные причины не будут ни какой иметь силы. Я говорю о тех причинах, которые должны произходить от малодушие, коего жена, не имеющая оного, не может видеть в своем муже не чувствуя к нему презрения, какую бы привязанность она ни имела к своему долгу; наипаче в таком случае, в котором её собственная фамилия, составляющая толь нарочитую часть её самой, и имеющая над нею права, по крайней мере вторичные, коих она никогда лишиться не может, имеет участие.

И так сию-то статью представляю я на подробное ваше рассмотрение, как такую, которая наиболее лежит у меня на сердце. Я не вхожу здесь ни в какую подробность о том пагубном несогласии, которое произошло между вами и моими родственниками. Проступок может быть сделан с обеих сторон: но в самом начале, г. мой, зло произошло от вас. Вы по крайней мере подали весьма явное доказательство в отвращении к моему брату. Вы не учились конечно угождать людям. Вы лучше любили носить на себе нарекания, нежели оказывать самомалейшее старание к истреблению оных.

Но сей предмет может привести к омерзительным взаимным укоризнам. Да будет мне позволено напомнить вам здесь, что вы лишили их такой дочери, которую они чрезвычайно любили, и что гнев, которой от того почувствовали, был соразмерен их нежности и потере их надежды. Естьли бы их и уведомили о погрешностях в некоторых из их мер; то кто же будет их судья, когда они не познают себя виновными. Вы, г. мой, желаете судить всех по своему произволению, но не хотите ни кем быть сами судимы, то особенно не имеете права быть их судьею. И так они, что хотят; то и делают.

Что касается до самой меня; то я оставлю на ваше правосудие (видно так моя судьба повелеваетъ) старание поступать со мною так, как почтете меня того достойною.

Но естьли ваш будущей поступок, в рассуждении моих родственников не будет управляем тою непримиримою ненавистию, которою вы обвиняете некоторых из них; то честь вашей фамилии, изящные свойства моей, послужат постепенно ко приведению всего к концу. Сия победа не невозможна, поелику я ее почитаю тем труднее, что весьма чрезвычайное благополучие делает одну терпеливою и чувствительнейшею к обидам. Я вам признаюсь что рассуждая о свойстве некоторых особ моей фамилии, часто стенала, видя что их неизмеримое богатство сделалось им сетью, может быть столь же опасною, как и для вас некоторые другия случайные имения, которые не будучи непосредственным плодом ваших трудов, менее подают вам причины оными хвалиться.

Я присовокуплю только одно рассуждение о сем предмете: то есть, что угождение не есть подлость. Уступать весьма похвально, хотя вспыльчивой человек того не знает. Может быть мой брат не более в том чувствителен, как и вы. Но поелику вы имеете такие дарования, коих он не имеет, то я бы желала, чтоб затруднения, кои препятствуют вам обоим преодолеть взаимное отвращение, менее бы произходили с вашей стороны, нежели с его; ибо надеюсь, что вы оба некогда увидитесь, без чего, каких следствий должна страшиться жена и сестра. Нет, я никогда не пожелаю, чтоб вы уступили в таких случаях, которые касаются до истинной чести. Нет, г. мой. Я была бы в оных столько же разборчива, как и вы; да и еще разборчивее, смею сказать, поелику моя разборчивость была бы единообразнее вашей. Колико суетною и презрительною почитаю я ту гордость, которая имеет своим предметом одну отвагу, и которая пренебрегает или обращает в посмешище важные случаи.

,,О сей статье когда рассудите так, как она заслуживает; то все протчее будет легко. Естьли я приму тот великодушной пансион, которой вы мне представляете, и с теми суммами, которые мне доходят от владения моего деда, и кои должны быть весьма приумножены с его смерти; то я считаю за долг оставить их в залог для того богатства фамилии, и для тех случаев, кои незапно случиться могут. Что же касается до моего употребления, я всегда буду довольна малою частию моего дохода, каков бы он ни был; и все что я ни желаю, состоит в том, дабы видеть себя в состоянии удовлетворить, в таком случае, склонности, которую я имею вспомоществовать бедным, коих нельзя укорить худым поступком. Для сего весьма довольно будет для меня двух сот гвиней; или естьли мне понадобится, то я конечно у вас попрошу по крайней мере, когда не полагаясь на собственную свою економию не рассудите заблаго препоручить мне большей суммы, в коей бы я отдавала вам верный отчет.

,,Что касается до платья; то я имею два полные убора, коего никогда не носила, и коего теперь будет довольно во всех случаях. Что до драгоценных каменьев, то у меня есть те, кои получила от моей бабушки, но их только надлежит поновить, кроме алмазного убору, подаренного мне моим родителем. Хотя и отказано мне их принимать; но я не сомневаюсь, чтоб они не были мне возвращены, когда я оных потребую под другим именем, а до того времени я не стану их носить.

,,В рассуждении жалоб касающихся до моей доверенности, полагаюсь на собственное ваше сердце. Естьлиб вы могли быть хотя единую минуту на моем месте, обратя глаза на себя, на различные свои деяния, свои разговоры, и поступки, то спрошу вас, г. мой, не заслуживаю ли я более вашего одобрения, нежели хулы, и не тот ли вы из всех человеков в свете, от которого бы я более имела права того ожидать. Естьли вы так не думаете; то позвольте мне вас уведомить, что весьма не вероятно, чтоб вы могли, некогда желать между нами полезного и искренного союза.

Кл. Гарлов.

20 Маия

Доркаса меня уверяет что подлинник любезного сего письма был почти на двое передран, я думаю с какой нибудь досады. Приличны ли сему полу, коего первоначальная слава есть кротость, терпение и преданность, предаваться когда ниесть гневу? Та которая оказывает сии вольности в девстве, не в состоянии ли будет еще более оказывать того, став женщиною?

Женщина может гневаться! я разглашу о сем всему прекрасному полу: самое глупое бесстыдство есть гнев женщины, естьли то, что она предлагает, не есть вечная разлука или самая жестокая недоверчивость. Ибо не значит ли сие отрещись вдруг от кротких жалоб, от убеждения, от власти нежных вздохов, и от всего того, что есть трогательного для Императорского Величества мужа, в покорных взглядах, в телодвижении и в тех кротких произнесениях слов, которые споспешествуют к примирению, и коего обыкновенное действие есть изьявлять суровость? Полагая, что вина произсходила и с нашей стороны; то жалобы женщины не придают ли к тому еще более силы? Мне кажется что выгода мужа есть быть иногда неправым, дабы тем привесть в славу любезную свою супругу. Девица Гове говорит моей богине, что не щастие есть самое драгоценное её время. Я почитаю за великодушие в человеке прославить свою жену на щот собственного своего покоя, позволить ей восторжествовать над ним терпением: а хотя бы он был и весьма ревностен по неограниченной своей власти, познать свою вину; но она не упустит собрать в следствии времени плод своего почтения и покорности, тем высоким мнением, которое он сохранит о её благоразумии и благосклонности. Вот средство покорять постепенно любезную под свою власть. Но чтоб женщина смела противиться! чтоб могла оказывать ярость в своих глазах и в словах. Ах! Белфорд, сего весьма довольно для отвращения всех чувствительных людей от брака.

Доркаса взяла сие начертание в столовом ящике своей госпожи, которая по видимому оное перечитывала, когда я приказал просить позволения напиться с нею чаю; а хитрая чернобровка приметя его в её руках, притворилась будто не смотрит, дабы дать ей время спрятать его в том ящичке, где она его нашла.

Но сколько я могу из того судить, мне кажется, что я очень бы мог обойтись и без сего чтения. Я решился начать мои действия; но чувствую, что во мгновение ока все мои решения обратились в её пользу. Однако я бы с охотою дал что ниесть, дабы убедить себя, что она не притворно спрятала письмо свое перед служанкою, и не в том намерении чтоб попалось в мои руки, или может быть для узнания, следуя известию девицы Гове, не более ли Доркаса мне приятствует, нежели ей. Малейшее подозрение, которое бы я из того имел, не было бы ей полезно. Я не люблю, чтоб со мною употребляли хитрости. Всякой бы желал быть одним, которомуб было позволено изъявляшь собственные свои дарования. Я также опасаюсь, чтоб ты моими признаниями не утверждал своих доказательств. Но будь уверен, что я наперед знаю все, что бы ты мне ни сказал. Пожалуй побереги бедные свои рассуждения, и оставь сию изящную девицу мне и нашей судьбе, которая будет нами разполагать так, как за благоразсудит. Ты знаешь стихи Ковлея. (Он приводит одно место из сего стихотворца, которой все приписывал судьбе и слепому случаю.)

Но при всем том, мне досадно, почти досадно, (как бы мне могло оно быть совершенно досадным, когда мне не дано воли досадовать?) почти досадно говорю я, что не могу решиться на брак, не простирая несколько далее опыта. Я вторично прочитал сей ответ на мои статьи. Колико я его нахожу обожания достойным! однако, еще повторю, однако сей ответ не был ко мне прислан, и так ето не ответ моей любезной. Он для меня не писан, хотя и принадлежит мне. Не только не хотела Кларисса мне оный прислать; но и разодрала его может быть с негодованием, почитая его по видимому весьма для меня благосклонным. Ето значит, что она совершенно отдумала его ко мне послать. И так для чегоже безразсудная моя нежность старается придать ей равную цену в моем сердце, как будто бы ето был присланной ею ответ? Дорагой Белфорд, пожалуй оставь нас на произвол судьбе. Не приводи в слабость своими глупыми рассуждениями человека уже весьма колеблющагося; и не подкрепляй ту совесть, которая преклонилась на её сторону.

Теперь хочу я говорить самому себе. Воспомни, Ловелас, свои новые открытия. Воспомни о её равнодушии, сопровождаемом всякою невинностию и презрением. Взирай на нее, как она во всех делах и таинствах своих скрытно помышляет о заговорах, ты то узнал, против той верьховной власти, которую ты над и нею имеешь по праву победы. Наконец воспомни все то, что ты клялся воспомянуть против гордой сей красоты, которая есть не инное что, как противница власти, коей она подвержена.

Но как же думаешь ты покорить кроткого сего неприятеля? Да отдалится всякое насилие, и необходимость употребить оное, естьли того миновать можно! Какого торжества ожидать от насилия? должно ли побеждать вольность? Сим ли приводят постепенно нежные страсти сердца к собственной своей гибели?

Худая моя слава, как я то часто замечал, всегда против меня вооружалась. Однако разве Кларисса не женщина? не могу ли я получить в одну минуту её благосклонности, естьли только не совершеннаю ненависть ее против меня вооружает?

Но что употреблю я к искушению? Хотя она рождена для богатств, но она их презирает, поелику знает суету оных. Драгоценные каменья, украшения.... Чем может их почесть такая душа, которая чувствует то, чего она стоит, и ничего драгоценнее себя не ставит? Любовь, естьли я полагаю, что она ощущать ее способна, столь тщательно в её сердце, скромностию и благоразумием её стрежется, что я не надеюсь видеть в ней оную без сих двух стражей, а их неусыпность столь велика, что они приходят в беспокойство прежде опасности. Впрочем любовь к добродетели пребудет всегда господствующею её любовию. Она получила ее от природы, или естьли оная в ней после оказалась, то столь твердо укоренилась, соединясь действительно по долговременности, с добрым сердцем и началами жизни, что конечно невозможно отделить одной без совершенного повреждения других.

И так какое же должно предпринять намерение, дабы принудить сию несравненную девицу оставить свои правила, и получить победу, которая бы ее подвергла мне навсегда. Поистинне, Белфорд, когда я подле ее сижу, беспрестанно взираю на её прелести, и рассуждаю, видя ее спокойную и веселую, какие бы были её мнения, естьлиб она познала внутренность моего сердца, так как я, когда я ее вижу смущенну, недоумевающую, и помышляя о справедливости её опасений, принужден бываю признаваться самому себе, что они несравнительны с опасностию, то чувствую что мое сердце мне изменить хочет; иногда я хочу пасть к её ногам, учинить ей признание о безчестных моих намерениях, изьявить ей мое раскаяние, и привесть себя в невозможность поступить недостойным образом с сим ангелом.

Как можно, чтоб честные чувствования, почтения, любви и сострадания изчезли? правда о сем девица Гове тебя уведомит. Она говорит что я Диавол, по истинне, я по крайней мере думаю, что диавол весьма много имеет участия в моих делах. Доволен ли ты моим остроумием? Ты видишь с каким чистосердечием я тебе признаюсь, но не усматриваешь ли ты также, чем больше отдаю я справедливость самому себе, тем менее оставляю причины к твоим укоризнам. О Белфорд! Белфорд! мне невозможно, по крайней мере теперь невозможно, говорю я, жениться.

Думаешь ли ты о её фамилии, которая состоит из смертельных моих врагов, и что должно преклонять пред ними колена, или сделать ее столько нещастною моею гордостию, каковою она быть может всегда по моим опытам? Думаешь ли ты, чтоб я мог ее обвинять, что их весьма любит, то есть более нежели она будет любить самого меня.

Кажется она теперь меня презирает. Девица Гове объявляет, что она действительно чувствует ко мне презрение. Быть презираему женщиною. Кто может снести такую мысль! Быть прениже женщины в неких достойных похвалы знаниях! Принимать примеры, наставления от женщины! Но я говорю о презрении: не имела ли она сама времени испытать, не ненавидит ли она меня? ,,Я вас искренно ненавижу,, сказала она мне вчерась. "Знай, человек, что моя душа превосходит твою. Не понуждай, меня тебе сказать, сколь я почитаю мою душу превыше твоей.,, Колико я тогда был уничижен, по засвидетельствованию собственного моего сердца! столь видимое превосходство над столь гордым духом, как мой! Правда ли, что я не инное что как орудие? Сего уже очень много чтоб видеть себя приведенным до такого состояния. Ловелас иногда сам собою уничижается, но Ловелас не есть орудие.

С того времени, как дела столь далеко доведены, какоебы было мое нещастие после брака естьлиб в досаде, я себя укорял, что не довел своего опыта до самого конца? впрочем я не знаю к чему приписать то, что со мною случается. Но в ту минуту когда я предстаю пред сею божественною особою, она сообщает мне свою добродетель. Я столь же бываю непорочен как и она, или по крайней мере почтение и страх удерживают отважные мои желания. Какое должно быть то могущество, которое производит толико непонятное действие, с толь долгаго времени как она находится в моей зависимости, не взирая на беспрестанное поощрение некоторых особ её пола, и на побуждение моей страсти! каким образом изъяснить в Ловеласе сие чудо?

Я стыжусь, Белфорд, всех тех сумазбродств, о коих пишу. Вот, до чего я доведен, и чем же? не поможешь ли мне отгадать, чем? о совесть, жестокая изменница! ты принудила меня востать против себя самаго. Откуда ты произходишь? где ты скрывалась, дабы напасть на меня толь сильно в самые приятнейшие минуты! пребудь недейственна с судьбою, в столь важной распри; и если я не успею привести сего Ангела в достоинство женщин, дабы тем украсить сей пол и человеческую природу; (ибо она бы составила ему честь своими слабостями) тогда я буду твой, и никогда сопротивляться тебе не стану.

Здесь, Белфорд, я встал. Я несколько минут был в трепете. Окно было открыто. Совесть, сия смелая, сия неспокойная гостья, вылетела на воздух. Однако я ее еще вижу. Я вижу как она удаляется, она постепенно становится меньше моим глазам и изчезает. Право, она уходит за облака. Я потерял ее из виду, и я паки прихожу в себе.

Роберт Ловелас.

Письмо CXCVI.

Г.ЛОВЕЛАС, к г. БЕЛФОРДУ.

Во Вторник 23 Маия.

Было время, и я очень хорошо сделал, что отказался от Гж. Фретчвиль и от её дома. Меннель пришел мне объявить, что по совести и по чести он не может продолжать далее моего дела. Он бы не согласился, говорит он, ни за что в свете служить к обольщению столь достойной особы. Я глуп, государи мои, что оказал вам честь ее видеть. С той то минуты, я в обеих вас нахожу те сумнительства, к коим бы вы не были оба способны. Еслиб вы считали просто, что дело идет о женщине.

Так чтож! я должен на то решиться. Меннель однако согласился, хотя с некиим супротивлением на писать ко мне письмо, лишь бы только ето было последнею услугою, которую я от него в моем предприятии требовать буду.

Я думаю, сказал я ему, что еслиб я мог привести горнишную девушку Гж. Фретчвилль на его место, то бы он не мог сделать возражения против сего нового умысла. Нет, отвечал он мне: но не жалость ли ето... жалостливой человек! Сии смешные жалости походят на те сожаления людей, которые ни за что не согласятся в свете убить невинного цыпленка, но которые с чрезвычайною жадностию его пожирают, когда уже он убит.

Наконец в сем письме уведомляют о оспе горнишной девушки, которая по нещастию сообщила оную своей задумчивой Госпоже. Ипохондрики, как ты знаешь, в беспрестанных томятся болезнях. Если назовешь одну из болезней в их присудствии, то тотчас она к ним пристает. Но нет нужды в дальних изъяснениях, после того о чем я тебя уведомил в предшествующем моем письме. Следственно, гж. Фретчвилль не может оставить своего дома, а роля Меннеля кончана. Должно оставить сего жалостного человека, для угрызений его совести, но за собственные его грехи, а не за чужие.

На его письме надписано Г. или, в его отсудствии гже. Ловелас. Гжа. не оказала мне чести со мною видеться и обедать. Меня не было дома, когда принесено было письмо. Она его развернула. И так, сколь она ни горда и ни безчинна; но теперь стала она гжею. Ловелас по своему согласию: Я очень рад, что письмо принесено прежде, нежели мы совершенно помирились. Может быть в другое время она бы подумала, что ето был какой нибудь умысел, дабы назначить еще отсрочку. Впрочем мы теперь можем вдруг загладить все наши прежния и теперешния ссоры. Вот, что называется умысел. Но сколь она переменилась от того, каковою была, когда я ее в первые увидел. Колико надменное её сердце должно укрепиться, опасаясь от меня отсрочек, и не имея другаго предмета к печали!

Я возвратился к обеду. Она прислала мне письмо с извинениями, что его развернула. Она сие сделала без умысла. Гордая женщина, Белфорд! думает о том, что делает, а поступает по прежнему!

Я приказал просить позволения с нею видеться; но она желает отложить наше свидание до завтрешнего утра. Верь, что прежде нежели решусь с нею, я принужу ее признаться, что она не может часто со мною видеться.

Моя нетерпеливость была столь велика, в столь мало ожидаемом случае, что не мог удержаться, чтоб к ней не писать, ,,изъясняя колико я был опечален сим случаем, и говоря ей также, что нет причины отлагать щастливого дня, поелику он не зависит от фамилии.,, (Она весьма то знает, скажет она, да и я оное также зналъ). Я присовокупляю, что когда гжа. Фретчвиль, по своей учтивости засвидетельствовала чрез г. Меннеля, что весьма досадует на сию неудачу, и желает, чтоб мы еще несколько у нее остались, то мне кажется, что как скоро буду щастливейшим из всех человеков, то мы можем ехать для препровождения дух или трех месяцов летом в замок Медиан, и ожидать пока она выздоровеет..

Я сумневаюсь, чтоб и моя дарагая сего не желала. Не смотря на повторительные мои прозьбы, она твердо стоит в намерении видеться со мною завтра. Сие будет в шесть часов по утру, если вам угодно. Конечно, мне будет угодно. Как можно стерпеть, Белфорд, видеться только однажды в день!

Я тебе говорил, что писал к девице Шарлоте Могтегю, изъявляя ей мое удивление, что не получил еще от Милорда ответа на столь важной предмет? Я ее уведомлял в моем письме о доме, которой хочу нанять, и отсрочках произходящих от Ипохоидрии гжи. Фретчвилль.

Конечно против воли приглашаю я в сие дело кого ниесть из моей фамилии, мущину или женщину; но я не могу положиться на безопасность в моих предприятиях. Я вижу что они столь уже худо о мне думают, сколько могут. Ты сам меня уведомил, что честной Пер опасается, что б я с любезною сею девицею не учинил какого ниесть безчестного дела.

В сию минуту я получил письмо от девицы Шарлоты. Сия бедная сестра не очень здорова. Она жалуется на боль в желудке. Я не удивляюсь, что у девицы болит желудок; ето их болезнь Надо прислать к ней такого человека, которой бы привел ее в ярой гнев, ей гораздо будет легче; ибо её желудок вне их самих действовать будет. Бедная Шарлота! Но я знал, что она была больна. Сие то и побудило меня к ней писать, и изъявить ей печаль, что она не приехала в город для посещения моей любезной.

Вот копия с её письма. Ты будешь смеяться увидя, что всякая женщина хочешь подавать мне нравоучение. Оне надеются все на тихость мою и добросердечие.

Любезной братец.

Уже весьма долгое время мы со дня на день надеемся уведомиться, что вы благополучно совокупились браком. Милорд был весьма болен; однако болезнь не могла лишить его желания написать к вам ответ. Может быть ето единой случай, которого он никогда не имел, дабы подать вам несколько хороших советов, кои он надеется, что вы постараетесь выполнить. Каждой день он не преставал упражняться в оном в минуты своего облегчения. Его письмо готово, и должно только его отослать. Он надеется, что оно более произведет над вашим разумом впечатления, когда будет написано собственною его рукою.

По истннне, любезной мой братец, его сердце токмо вами занято. Я бы желала, чтоб вы хотя половину имели для себя той любви, которую он к вам чувствует. Но я также уверена, что еслиб вся фамилия вас менее любила, то бы вы сами себя любили более.

Те минуты, в кои Милорд не мог писать, были употреблены для советования с Притчардом, его поверенным, о том имении, которое хотел он отдать вам в сем щастливом случае, в намерении послать вам приятной ответ, и доказать самым делом, колико он уважает ваше приглашение. Я вас уверяю, что он весьма тем хвалится.

Что касается до меня, то я чрезвычайно нездорова, и уже несколько недель я очень много претерпела от прежних желудочных припадков. Без сей причины я бы не дожидалась стол долгое время доставить себе честь, которую, как вы меня укоряете, я отлагала. Моя тетка Лавранс, которая было хотела со мною ехать, не была ни на одну минуту свободна. Вы знаете её обстоятельства. Противная сторона, которая действительно утвердилась, сделала ей предложения к примирению. Но вы можете считать, что как скоро любезная наша сестрица, какою мы уже по крайней мере по нашим желаниям и нашей любви ее почитаем, утвердится в том новом жилище, о коем вы мне говорите, то мы будем иметь честь ее посетить, и если у ней не достает бодрости для назначения щастливого дня, (сие мне кажется невозможным, позвольте мне то сказать, когда рассудить, с каким человеком соединяется); то мы постараемся внушить ей оное, и будем отвечать за вас. Впрочем, братец, я думаю, что вы должны переродиться, дабы сделаться достойным столь великого благополучия. Что вы о том думаете.

Милорд действительно мне сказал, что он завтра нарочно пошлет курьера к вам с письмом. И так я бы могла к вам и не писать. Но поелику я уже написала; то и отсылаю к вам. Я поручила отдать его Емисону, которой уже садится на лошадь для возвращения в Лондон.

Засвидетельствуйте глубочайшее мое почтение и от моей сестрицы, достойнейшей в свете особе. Остаюсь, дражайшей мой братец, твоя покорнейшая,

Шарлота Монтегю.

Ты видишь, что сие письмо не могло придти в лучшее время. Я надеюсь, что Милорд ничего не напишет такого, которое бы я не мог показать моей любезной. Я отослал ей письмо Шарлоты, и надеюсь от оного щастливых следствий.

(Девица Кларисса, в том письме, о котором издатель умолчал, рассказывает своей приятельнице о том, что произошло между ею и г. Ловеласом. Она объясняет ей о своем поведении со обыкновенным достоинством. Но когда касается она до письма г. Меннеля; то понуждает девицу Гове кончить свое намерение, относительно к её освобождению, в том смысле, чтоб оное исполнить. Однако под другим числом, в которое она ей отослала письмо девицы Монтегю, переменяет она мнение, и просит ее прервать свое общество с гжею. Товнсендъ)

,,Я начинаю, говорит она, находить великое подозрение во всем том, что он мне сказал о Гж. Фретчилль и о её доме. и мои подозрения простирались даже до Г. Меннеля, хотя по физиономии я его почитаю за честного человека. Но теперь, когда Г. Ловелас сообщил своей фамилии намерения, что хочет нанять сей дом, и что также склонил некоторых из своих Госпож посетить меня в оном, то с трудом удерживаюсь и не укоряю себя, что почитала его способным к столь подлому положению. Впрочем, не должен ли он сам придти в тоже замешательство, которое причиняет мне непонятным своим поведением, и тем, что употребляет в собственных своих намерениях, как я то часто говорила, ежели оне столь хороши, сколько я хотела в том увериться,,?

Письмо CXCVII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ

В Среду 24 Маия.

(Он рассказывает своему другу о свидании, которое имел по утру с девицею Клариссою, и о щастливом следствии, которое произвело над нею письмо двоюродной его сестры Монтегю. Однако он жалуется, что она не совсем еще оставила свою скрытность, а сие он приписывает её истинным правилам. По том продолжает:)

Я признаюсь, что женщина не может быть совершенно чистосердечна в сих случаях. Но для чего? Разве оне опасаются показать себя таковыми, каковы оне в самом деле.

Я сожалею о болезни Гж. Фретчвиль, сказал я любезной моей Клариссе, поелику то намерение, которое я имел утвердить ее в сем доме прежде, нежели благополучной союз будет заключен, привело бы ее, действительно по видимому, в ту совершенную независимость, которая будет нужна дабы показать всему свету, что её выбор был произвольной, и что госпожи моей фамилии пожелали бы оказать ей почтение в новом её доме, между тем, как я занимался бы приготовлением статей и екипажей. По другой причине, присовокупил я, сие дело меня весьма мало трогало; потому что после торжества было бы нам столько же удобно ехать в замок Медиан, или к Милорду в замок М.... или к одной либо другой из моих теток, там бы мы препроводили все время, доставя себе служителей и прочие надобности.

Ты не можешь вообразить, с какою приятною кротостию она изъяснила мне свое мнение.

Я ее спросил была ли на ней оспа?

В сем мать её и Гж. Нортон, отвечала она мне, не были уверены. Но поелику она ее не опасалась; то и не заботилась входить в те места, к коих она свирепствовала. Очень хорошо подумал я сам в себе. Когда так, сказал я ей; то не худо бы было, естьлиб она потрудилась посмотреть сей дом прежде отъезда в свою деревню; ибо естьли он ей не понравится, то ничто меня не принудит его нанять.

Она спрашивала у меня, может ли списать копию с письма моей сестры? я ей сказал что она может удержать и подлинник, и отослать его к девице Гове, поелику я полагал, что ето самое её намерение. Она наклонила голову, оказывая мне благодарность. Что ты о том скажешь Белфорд? я не сумневаюсь, чтоб вскоре не получил от ней и почтения. Какую же я имел нужду устрашать столь кроткую девицу моими наглостями? Однако я не думаю, чтоб худо сделал, показав себя несколько злобным. Она называла меня неучтивым человеком. каждая учтивость от такого человека бывает почитаема за милость.

Разсуждая о статьях, я ей сказал, что из всех поверенных я бы желал, чтоб Притдчард, о котором девица Шарлота пишет в своем письме, был токмо один, с коим бы Милорд советовал. По истинне, Притдчард человек весьма честной; он уже весьма долгое время находится при фамилии; он знает выгоду и состояние оной лучше Милорда, или самого меня. Но Придтчард был слаб по своей старости, коей недостатки суть малость и недоверчивость. Он почитал за славу быть так искусным, как стряпчей; и дабы подкрепить сие глупое тщеславие, то он не пренебрег бы ни малейшего обряда, хотяб и Императорская корона зависела от его тщания. В таком разговоре, я не менее пяти раз поцеловал её руку, за что она меня не отталкивала. Боже мой! любезной друг, коликое уважение питал я к ней в великодушном моем сердце! Она и при оставлении меня была весьма благосклонна. Она у меня просила некоторым образом позволения удалиться, дабы вторично прочесть письмо девицы Шарлоты. Я думаю что она преклонилаб предо мною и колена; но не смею в том увериться. О колико бы мы были с того времени щастливы, и она и я, естьлиб сия дражайшая особа имела ко мне всегда таковое благоразположение! я люблю почтение; хотя его ззслуживаю или нет: мне всегда оное оказывали, даже до того времени, как начал познавать сию гордую красавицу.

Теперь-то, Белфорд, мы находимся в весьма хорошем разположении, или играет уж нами Диавол. В укрепленном городе бывают крепкие и слабые места. Я нападал на укрепления неприступные. Я не сумневаюсь, чтоб не получил над нею победы хитростями, поелику она без всякой трудности употребляет таковые же против меня. Теперь мы ожидаем только ответа от Милорда.

Но я со всем было позабыл тебя уведомить, что мы не мало обезпокоились некоторыми изведываниями, относительно до моей любезной и до меня! какой-то человек весьма хорошего виду, склонил вчерась одного близь живущего художника позвать Доркасу. Он делал ей многие вопросы о мне; а как мы живем и кушаем в одном доме, то он особенно спросил, совокуплены ли мы браком?

Сие приключение привело мою любезную в великое беспокойстию. Разсуждая о обстоятельствах, я дал ей заметить, сколь сильную мы имели причину разгласить, что мы действительно совокуплены законным браком. Происки, сказал я ей, конечно произсходят со стороны её брата, и когда наш брак будет признан; то может быть не услышим более ничего о его умыслах. Тот человек, по видимому, с великим любопытством хотел знать, когда совершены были обряды. Но Доркаса не подавала ему изъяснений о нашем браке, тем с большею упорностию, что он не хотел сказать о причинах своего любопытства.

Письмо CXCVIII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

24 Маия.

Пропади етот любезной дядюшка! насилу получил я от него письмо. Но мне не льзя показать его без того, чтоб не почли начальника нашей фамилии за дурака. Он наделил меня ужасною громадою дурацких своих пословиц. Я воображал, что он весь свой магазин изтощил в письме, к тебе писанном. Беречь его писание, откладывать и его не отсылать, дабы дать себе время рассмотреть ужасное множество непристойностей! Чорт возми ету премудрость народов, если он имеет нужду, к своему собственному стыду, присовокуплять столь много оной для наставления одного человека. Однако я очень рад, видя в сем глупом письме подтверждение моего предприятия, поелику во всех человеческих делах удобность и неудобность, доброе и злое так между собою перемешаны, что не можно получать одного без другаго.

Я уже представил моей любезной банковой билет приобщенной к письму, и читал ей некоторые места из того письма. Но она не приняла билета; а я имея деньги решился отослать оной обратно. Ей хотелось прочесть все его письмо; и когда я ей сказал, что с охотою бы на то согласился, естьлиб не подверг посмеянию писателя; то она мне отвечала, что от нее сего я опасаться не должен, и что она всегда предпочитала сердце голове; я разумел что она хотела тем сказать. Я за то не очень ее благодарил.

Я выпишу ей все то, что для меня полезно. Однако к досаде моей она увидит письмо и всю мою душу с оным за один только произвольной поцелуй.

Она сыскала способ получить письмо без всякой награды. Чорт меня возми, естьли я имею, хотя несколько бодрости предложить ей мой договор. Удивляйся в твоем друге сему робкому свойству: я испытываю, что истинная честность в женщине, содержит и самых дерзновенных в уважении. Клянусь моею жизнию, Белфорд, я думаю, что из десяти женщин приходящих в нещастие, девять из оных должны в том винить собственное свое тщеславие, легкомысленность, неосмотрительность и излишнюю благосклонность.

Я надеялся уже получить награду, когда она отдаст мне то письмо, которое для обеих нас было столь благосклонно. Но она прислала мне его обратно с Доркасою запечатанное: мне надлежало бы судить, что по её разборчивости находилось в оном два или три места, которые воспрепятствовали ей по прочтении оных не рассудя показаться: я тебе его посылаю, и теперь не буду к тебе писать, дабы дать тебе время прочесть оное. Ты мне возвратишь, как скоро его прочтешь.

Письмо СХСИX.

МИЛОРД М.... к Г. ЛОВЕЛАСУ

Во Вторник 23 Маия.

(Надлежит знать свойство сего старого господина, дабы войти в смысл оного письма.) Та дорога длинна, где поворотов нет. Не издевайся над моими пословицами; ты знаешь, что я всегда их любил. Если бы ты сам оные принимал; то почитал бы их лучше: не в обиду сказано. Я бы мог поклясться, что превосходная девица, которая решилась, по видимому, вскоре составить твое благополучие, ни мало их не призирает; ибо мне говорят, что она весьма хорошо пишет, и что все её письма наполнены благоразумными изречениями. Да обратит тебя Боже на путь истинный! От него единого и её можешь ты токмо сего надеяться.

Я не сумневаюсь, на конец чтоб ты не разположился жениться, так как твой отец, и все твои предки прежде тебя учинили. Без сего, верь, что никакого не будешь иметь права в моем наследстве, и не можешь приуготовить оного своим детям, если они будут незаконные. Сие дело заслуживает твоего внимания, г. мой. Человек не всегда бывает дурак, хотя всякой иногда оным бывает. Но все ласкаются, что теперь твои глупости оканчиваются.

Я знаю, что ты клялся отомстить фамилии любезной твоей Клариссы. Долг требует предать то забвению; ты должен почитать её родителей, как собственных своих. Когда они познают в тебе доброго мужа и отца, (о сем то едином прошу я Создателя, для общего блага) то сами удивляться будут глупому своему к тебе отвращению, и не престанут о том просить у тебя извинений. Но когда они признавать станут тебя за презрительнейшего повесу, то как же могут тебя любить, или считать свою дочь извинения достойною?

Мне кажется, что я с охотою бы сказал несколько слов во утешение твоей красавицы, которая без сумнения должна быть в великом замешательстве, чтоб сыскать средство держать в своих руках столь упорного человека, каков ты был до сего времени. Я бы ей дал знать, что здравыми рассуждениями и тихими словами, она все может из тебя сделать, что ни захочет. Хотя вообще ты весьма вспыльчив; но кроткие слова в состоянии тебя укротить, и привести в умеренность нужную для твоего облегчения. Если бы Богу было угодно, чтоб бедная Милади, твоя тетка, которая давно уже померла, могла иметь равномерное пособие! дай ей Боже царство небесное, я не хочу бесславить её память. Тогда чувствуют достоинства, когда их нет на свете: теперь то его я познаю, и если бы я прежде умер, то может быть и она о мне тоже бы сказала.

Много разума вижу я в сей старой пословице. Даруй мне Бог друга дабы говорил мне о моих погрешностях, или покрайней мере недруга, и он мне тоже о них скажет. Я твой не враг, ето ты конечно знаешь. Чем более имеют благородства, тем более покорности. И так следуй моим советам, если хочешь, чтоб твое сердце почитали благородным. Разве я не дядя твой? Разве я не намерен сделать для тебя более, нежели надеялся бы ты получить от своего отца? Я согласен, поелику ты желаешь, служить тебе вместо отца, когда ты достигнешь до того щастливого дня, засвидетельствуй мое почтение любезной моей племяннице, и скажи ей, что я весьма удивляюсь, что она отлагает на столь долгое время твое благополучие.

Я прошу тебя сказать ей, что я намерен представить ей, (ей а не тебе) мой замок Ланкашир, или Медиан, в Графстве Герфордском, и присылать ей тысячу фунтов стерлингов ежегодного доходу, дабы показать ей, что наша фамилия ни мало не печется о подлой корысти. Ты получишь сей подарок в надлежащем закреплении. Притдчард знает мои дела от доски до доски. Ето доброй и старой мой служитель, которого я представляю в милость твоей госпоже. Я уже с ним советовал: он тебе скажет, что для тебя выгоднее, и что для меня приятнее.

Хотя я еще весьма болен подагрою; но в ту же минуту сяду в коляску, как скоро назначишь мне день. Я чрезвычайно буду рад, естьли возмогу соединить вас, и обрести толико добрыми, как тебе объявляю: если же ты не будешь лучшим из всех мужей, с такою молодою особою, которая толико изъявила для тебя отважности и благосклонности, то я наперед отрекаюсь от тебя, и отдам ей и её детям, все то что зависит от моей воли, так что о тебе не будут говорить более, как будтоб тебя и на свете не было.

Требуешь ли ты что ниесть более для своего уверения? Говори смело, я оное готов сделать, поелику мое слово, как ты знаешь, столь же священно, как писание. Когда узнают Гарловы о моих намерениях; то увидим, будут ли они стыдиться самих себя.

Две твои тетки ничего столько не желают, как узнать тот вожделенной день, чтоб осветить огнями всю землю, и вскружить с радости головы всем своим крестьянам. Если кто ниесть из моих будет тот день печален, то Притдчард имеет приказание оного выгнать. При рождении первого вашего дитяти, если будет мальчик, я еще более для вас что ниесть сделаю, и все веселости возобновлены будут.

Признаюсь, что мне долженствовало бы писать к тебе ранее; но я воображал себе: что еслиб ты почитал мой ответ весьма медлительным, и был бы понуждаем к назначению дня, то конечно бы меня о том уведомил с другим нарочным. Подагра жестоко меня мучила: впрочем, как ты знаешь, я не торопясь пишу, когда хочу написать хорошее письмо. Сочинение есть такое упражнение, которое я некогда весьма хорошо разумел, и Милорд Лексинион меня в оном часто похвалял, но прервавши оное уже весьма с давнего времени, признаюсь, что уже так теперь не умею. Прибавь к тому, что в сих обстоятельствах я хотел писать все собственною моею рукою и следовать единому своему мнению, дабы подать тебе лучшие советы, кои только изобресть могу, поелику может быть никогда не буду иметь к тому такого случая. Ты всегда имел странную привычку пропущать между ушей все, что я тебе ни говаривал: но теперь я надеюсь, что ты окажешь более внимания к тому совету, которой я подаю для собственного твоего благополучия.

Я имел другое намерение; и имел оных два: первое, как ты находишься теперь почти при дверях брака, и конечно оставишь свою шалость, подать тебе некоторые наставления относительно к твоему общественному и частному поведению в течение маловременной сея жизни. Зная хорошие о тебе мои намерения, ты обязан меня слушать; может быть ты никогда бы того не сделал не в толь важном случае.

Второе состоит в том, дабы дать знать любезной твоей особе, которая сама столь хорошо и столь чувствительно писала, что естьли ты ни мало не исправился и до сего времени; то ето не наша вина, ни недостаток в разумных советах.

Я обьясню в кратких словах то поведение которое ты должен иметь вообще и особенно: естьли ты почтешь меня способным подать тебе о том некоторые наставления; то я буду говорить сокращенно: не беспокойся.

Во временной сей жизни, люби свою супругу столько, сколько она достойна. Чтоб дела твои приносили тебе похвалу. Будь добрым мужем, и обличи в несправедливых мнениях всех тех, которые тебя не любят. Принудь их стыдиться собственных, своих соблазнов, и подай нам причину оправдаться, что девица Гарлов ни учинила себе безчестия, ниже своей фамилии, вступая в наше родство. Сделай сие, дражайшей племянник, и будь уверен на всегда в моей и твоих теток дружбе.

Что касается до общественного твоего поведения, то вот чего бы я наиболее от тебя желал. Но я думаю, что благоразумие твоей супруги послужит обоим нам вождем. Не будь надменен, г. мой, ибо ты знаешь, что даже до сего времяни твое благоразумие не весьма было известно.

Вступи в Парламент как скоро будет можно. Ты имеешь такие дарования, которыми можешь надеяться приобрести великую славу. Естьли кто может составлять законы могущия быть наблюдаемыми, то конечно такие суть те, которым древния постановления не могли служить обузданием. Прилежно ходи в собрания. В то время, когда будешь находиться в Парламенте, то не возъимеешь случая учинить какого либо зла, или покрайней мере такого дела, которым бы можно тебя единого укорять.

Когда избрание наступит, то ты знаешь что выберешь себе два или три города; но я лучше бы желал, чтоб ты получил Графство. Все тебе благоприятствовать будут, я в том уверен. Ты столь миловиден что все жены постараются испросить у своих мужей для тебя голосов. Я с чрезвычайною нетерпеливостию ожидать буду твоих речей: я бы желал, чтоб ты в первый день, естьли случай дозволит, начал их говорить. Ты не имеешь недостатка в бодрости; ты столь хорошее о себе имеешь мнение и столь худое о других, что не можно остаться нам назади в таких случаях..

Что касается до поведения твоего в палате Парламента, то я почитая тебя за весьма высокомерного человека, опасаюсь, чтоб ты не считал сие дело ниже себя. Наблюдай сие со всяким вниманием. Я менее страшусь с твоей стороны недостатка в хороших поведениях. С людьми обходись благопристойно, когда они тебя не раздражают: относительно к сему я подаю тебе за правило сносить противоречия другаго, с толикою же терпеливостию, как и твои сносят.

Хотя я не желаю видеть сообщника двора обиженным, но мне весьма бы было досадно естьлиб ты был на стороне не довольных. Я помню, (и думаю, что ето писалъ) одно хорошее изречение старого моего друга Сира Арчибольда Гитчезона, к г. Краксу, Статскому Секретарю: так, ему вить он говорил: ,,Я почитаю, что правление, говорит он, обязано требовать от меня все те одобрения, которые я могу оказать по чистой совести. Нижний Парламент не должен безвременно запутывать дела правительства. Когда я не подал моего голоса Министру, то о том жалею, а для блага общенародного, я всегда и от всего сердца желал, чтоб меры были таковы, какие бы мог я одобрить,,.

Он наблюдал и другое правило, коего я не менее держался, то есть. ,,что Министр и противники не всегда могут быть несправедливы. И так говорить всегда за того или за другаго, есть явной знак какого ниесть худого намерения, в коем нельзя признаться.,,

Не ужели достопамятные сии изречения, г. мой, весьма худы? Разве почитаешь ты их презрения достойными? И так для чего же хулил бы ты меня, что сохраняю их в памяти, и на оные ссылаюсь с удовольствием? Я без всякого обиновения тебе скажу, что естьли бы ты хотя несколько имел более охоты к моему сообществу, то не менее бы оные дела уважал. Я могу тебе напоминать оное без тщеславия, поелику сие благоразумие, кое здесь привожу в пример есть другаго человека, а не мое. Но дабы присовокупить одно или два слова в таком случае, которой может быть никогда мне не встретится, (ибо я хочу чтоб ты прочел сие письмо с начала до конца), то люби честных людей, и знайся с ними, какого бы они состояния ни были. Скажи мне с кем ты знаешься, то я скажу тебе, каков ты? Говорил ли уже я или не говорил сию пословицу? В столь продолжительном письме, за кое я несколько раз принимался не всегда все упомнишь.

Ты можешь надеяться получить после меня мое звание. Прими тогда, Боже мою душу! так я бы желал чтоб ты наблюдал равновесие. Естьли ты хотя однажды говорить будешь с похвалою, то нет ничего такого чего бы ты не мог требовать. Известно что ты одарен убедительным красноречием от природы; слова твои могут преклонять ангела, как говорят женщины, а некоторые из них говорят ето и к своей печали; бедные! Начальник над голосами в Нижнем Парламенте, человек важной, по тому что право сей полаты есть давать деньги, а деньги всем светом движут, а чтоб ничего от тебя не скрыть, то иногда принуждает он даже Королей и Королев поступать совершенно не так, как они желают.

Я бы не желал, чтоб ты когда ниесть вступил ко двору в службу. Доверенност и мнение которое о тебе возъимеют усугубится, естьли почтут тебя превыше таких должностей. Ты не будешь подвержен зависти, потому, что никого на пути своем не встретишь. Ты будешь иметь от всех постоянное уважение и все тебя равномерно почитать станут. Знатное место для тебя не столь будет необходимо, как для некоторых других, ищущих таковое для поправления своих домашних дел. Естьли ты теперь можешь жить весьма честно, получая токмо две тысячи фунтов стерлингов доходу: то очень бы было странно, чтоб после меня не мог ты жить с осьмью тысячами. Ты бы не менее имел, естьлиб хотя несколько старался меня обязать, как и без сумнения не преминешь сего сделать, совокупясь с толь любви достойною особою: я не думаю, чтоб ты мог что получить от твоих теток. Какая невидимая сила овладела гордыми Гарловыми, а особливо сыном, наследником их фамилии! но для его сестры, я не скажу более ни единого слова.

Мне никогда о месте при дворе не предлагали; и единое, которое бы я принял, естьлиб мне оное представили, былоб Обер-Егермейстерское,поелику в молодости моей я весьма любил охоту, и сия служба чрезвычайно приятна для знатного человека, в своих землях живущаго. Мне часто приходило на мысль сия прекрасная пословица: кто царских птиц есть повадится; тот скоро перьями их подавится. Весьма бы было желательно, чтоб все те, которые добиваются к должностям ее знали. Им бы тогда лучше было, равно как и бедным их фамилиям. Я бы присовокупил много и других рассуждений, но кои к сему же бы клонились. Правду сказать я начинаю чувствовать усталость, да не сумневаюсь, чтоб и ты не утомился. Однако я весьма рад, что сохранил нечто для разговору.

Племянницы мои Монтегю и обе мои сестры свидетельствуют свое почтение нареченной моей племяннице. Естьли ей угодно, чтоб брак между нами был торжествован; то не премини ей сказать, что мы ничего не упустим к совершению вашего союза. Мы прикажем освещать все поместье целую неделю, и там будут во все сие время пляски. Но я уже тебе о том говориль.

Естьли ты считаешь меня способным к чему ниесть такому, что бы могло споспешествовать ко взаимному вашему благополучию, то уведомь меня о том, назнача день, и все то что касается до твоих выгод. Билет в тысячю пистолей, которой ты найдешь в сем конверте, заплачен будет, как и прочая сумма, которая может тебе быть надобна, и которую сделаешь мне удовольствие когда от меня требовать будешь.

Да благословит вас небо. Сделай разпоряжения, которые бы были удобнее для моей болезни. Однако какие бы они ни были, я потащуся к вам, как скоро мне легче станет, ибо я нетерпеливо желаю вас видеть, а еще более видеть мою племянницу. Во ожидании сего благополучного дня, пребываю весьма любящий тебя дядя.

Милорд М.....

Письмо CC.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В четверток 28 Маия.

Посмотри Белфорд, как мы плывем теперь против ветра. Любезная особа приходит теперь по первому слову, почти каждой раз как я ни прикажу ее просить удостоить меня своею компаниею. Я ей вчерашнего вечера сказал, что опасаясь замедлений Притдчарда, я решился отдать на волю Милорду оказать нам почтение так, как он пожелает, и что я действительно препоручил после обеда мои дела весьма искусному Юриспруденту, (Советнику Виллиамсу) приказывая написать статьи о состоянии моего имения. Не мало меня печалит, сказал я ей, то что частые её неудовольствия и наши беспрерывные ссоры лишили меня даже до сего времени случая посоветовать о том с нею. По истинне, любезная моя, присовокупил я, вы ввели меня в заботливое дело.

Она наблюдала молчание, но с видом благосклонности; ибо я конечно знаю, что она моглаб по справедливости укорять и меня равномерно. Но я хотел узнать, не имеет ли она теперь какого ниесть препятствия приводить меня в гнев. Я утешаюсь, повторил я, надеждою, что все препятствия вскоре кончатся, и все печали погружены будут в забвение.

По истинне, Белфорд, я препоручил мои дела Советнику Виллиамсу, и надеюсь получить с оных список чрез неделю. Тогда буду я еще крепче вооружаться. Естьли я покушусь на что нибудь без успеха, то сии новые орудия послужат к утверждению меня в её мыслях до вторичного покушения.

У меня есть другия намерения на случай нужды. Я бы мог изъяснить оных со сто, но не менее бы еще ста осталось к произведению их в случае необходимости, дабы возбудить в тебе недоумение и подкрепить твое внимание. Не сердись на меня; ибо, естьли ты мой друг, то вспомни о письмах девицы Гове и её мнении в рассуждении заповедных товаров. Любезная моя пленница уведомляет ее о всем. Она то ее к тому побуждает. Не почитают ли уже меня сии две девушки, гнусным, дураком и дияволом? Однако причинил ли я им какое зло? Что же я сделал до сего времени?

Дражайшая покраснев отвечала мне, потупя глаза, что она все такие попечения мне поручает. Я ей предложил, для отправления бракосочетания, церковь Милорда М.... в коей находились бы при нас обе мои тетки и двоюродные мои сестры. Она не оказалась согласна к публичным церемониям, и в самом деле я думаю, что она не более того желает как и я. Видя что она о том мало думает, весьма опасался я принуждать ее более.

Но уже я ей представлял штофные обращики, и приказал некоторым брилианщикам принести ей сего дня на показ разные уборы с брилиантами. Она не хотела смотреть обращиков. Она при сем вздохнула. Уже во второй раз, сказала она мне, предлагаются они ей! Она также не захотела видеть брилианщиков, и предложение переправить драгоценные каменья моей матери отложено до другаго времени. Я уверяю тебя, Белфорд, что все сии представления были с моей стороны весьма искренни. Все мое имение ничего для меня не составляет, сравнивая его с моим сердцем.

Тогда она мне сказала, что написала на бумаге все то, что думала о моих статьях, и что изъяснила на оной свое мнение о платье и драгоценных каменьях, но что в прошедшее Воскресенье, по случаю моего с нею поступка она разодрала свое письмо а для чего не мог я понять. Я неотступно ее просил показать мне сию бумагу, хотя бы она вся была изодрана. Подумавши несколько она вышла, и Доркаса принесла мне ту бумагу. Я ее прочел. Я почитал ее за новую, хотя весьма не давно ее читал; и клянусь моею жизнию, что я с великим трудом мог удержаться от гнева. Удивительное творение, повторял я сам себе многократно! Но я тебя уведомляю, что если ты желаешь ей добра, то не пиши ни единого слова в её пользу; ибо, если я окажу ей милость; то сие должно произойти от собственного моего движения.

Ты удобно предполагать можешь, что как скоро ее увидел, то чувствовал я удовольствие превознося ее похвалами, и возобновлял все клятвы вечной благодарности и любви. Но вот что удивления достойно. Она принимает все, что я ей ни говорю с отвращением; или естьли то не с отвращением, то так, как весьма достодолжное ей воздаяние, коим как кажется, она нимало себя не ласкает. Похвалы или ласкательства портят многих женщин. Я и сам чувствую тогда, что сердце мое надмевается, когда меня хвалят. Ты может быть мне скажешь, что гордящиеся похвалами, обыкновенно бывают те, кои менее их заслуживают, как то видно, что всегда те надуваются своим богатством, или знатностию, кои в оных не рождены. Я признаюся, что должно иметь душу превосходящую сию слабость. Но я разве не имею души? Нет, я уверен что имею оную. И так почитай меня за изключенного из общего сего правила.

Теперь я решился быть непоколебимым в моих намерениях. Милорд, по излишнему своему великодушию говорит о тысяче фунтах стерлингов доходу. Я уверен, что если я женюсь на моей любезной, то он скорее определит на её нежели на меня, все то, что намерен нам уступить, и не угрожал ли уже он меня, что по смерти его, если я не буду добрым мужем, он оставит ей все то, чего токмо лишить меня может? Впрочем он не знает, что столь совершенная женщина никогда не может быть не довольною своим мужем, не опорочивая его; ибо никто не почтет ее хулы достойною. Ето другая причина, как ты видишь, не позволяющая Ловеласу обручиться с Клариссою. Но какой чудак любезной мой дядюшка! он думает учинить женщину независимою от своего повелителя, и следовательно бунтовщицею!.... Впрочем он и сам ничего хорошего себе не сделал, поступя с равною глупостию.

В разодранном своем письме любезная моя упоминает токмо о двух стах фунтов стерлингов на ежегодное свое содержание. Я ее просил, чтоб определила гораздо большую сумму. Она мне сказала, что согласна взять три ста: я опасаясь, подать подозрения дальнейшими представлениями, сказал, что надлежит взять пять сот, со всеми теми недоимками, кои находятся в руках её родителя, дабы оными вспомоществовать гже. Нортон, или всем тем, коих она почтет достойными своих благодеяний.

Она мне отвечала, что её добродушная гжа. Нортон не пожелает, чтоб она для неё преступила границы благопристойности. Она желала, сказала она мне, чтоб такие разположения соответствовали всегда естественному состоянию особ. Простирать их далее, значило бы подвергать опасности тех, которые приводят в искушение, дабы изыскивать чрезвычайные вымыслы, или принимать на себя принужденной вид в новом состоянии, в то время когда они могут довольствоваться всем в обыкновенном своем состоянии. Необходимая удобность вспомоществовать своему сыну, и подвергнуться явной крайности, могла бы ограничить все честолюбие столь достойной матери.

Вот благоразумие! вот рассуждение! в особе сих лет. Колико я ненавижу Гарловов, что произвели в свет Ангела! ах! для чего, для чего отвергла она усильные мои прозьбы, когда я неотступно ее просил соедиииться со мною прежде прибытия в город? Но приводит меня в отчаяние то, что если бы мы совокупились браком; то сия беспримерная девица конечно не обходилась бы со мною так, как любовь требует, но по великодушию, или по слепому долгу, и лучше бы желала жить в девстве, нежели быть когда нибуть моею женою. Я не могу без ужаса о сем и помыслить. Я бы желал, чтоб та жена, которая будет называться моим имянем, если я когда нибудь удостою сей чести какую женщину, пренебрегла бы все для моего удовольствия. Во вторых желал бы я, чтоб, когда я пойду из дому, она не спускала бы меня с глаз своих до тех пор, пока могла бы меня видеть, так как моя деревенская красавица следовала за Иваном, и что при возвращении моем с восхищением бы меня встречала. Я бы желал, чтоб и во сне она занималась мною так, как и на яву. Я бы желал чтоб она почитала за пропащия все минуты, кои препроводит без меня, чтоб в удовольствие мое пела, читала, шутила, и чтоб её величайшее удовольствие состояло в повиновении мне: когда бы я расположился заниматься любовию, то она изъявляла бы мне свою нежность; когдаж бы находился в важных размышлениях или уединении; то она не иначе бы осмеливалась приближаться ко мне, как с почтением; при малейшем бы знаке удалялась; не прежде бы осмеливалась подходить, пока не была бы поощрена усмешкою; чтоб стояла предо мною в глубочайшем молчании, и если я не окажу внимания к её присудствию; то удалилась бы на цыпках, наконец, чтоб она способствовала ко всем моим удовольствиям, чтоб любила тех женщин, которых считает к доставлению мне оных способными, воздыхая токмо тайно, что не всегда от её самой оные утехи иметь хочу. Такое то было обыкновение между женами честных Патриархов, которые представляли прелестную служанку своим мужьям, когда считали ее способною ему нравиться, и которые ни малейшего не полагали различия между плодами сей любви и собственными своими детьми.

Нежной Валлер говорит, что женщины сотворены для того, дабы быть управляемы. Сколько в нем нежности ни было, однако наблюдал он сию справедливость. Жестокой муж делает жену добродетельною. Для чегож женщины любят удальцов нашего пола, естьли не потому, что они управляют их вольностию, и что совершенно знают искуство, как надлежит с ними поступать.

Второй приятной разговор был о назначении дня для совершения брака. Назначить день, сказала мне любезная бесполезно, пока статьи разположены не будут. Что касается до бракасочетания в церькве к присудствии госпож моей фамилии, то ето был бы виден блеск, и моя любезная изъявляет сожаление, что Милорд намерен сие торжество отправить с такою видностию.

Я ей отвечал: путешествие Милорда в коляске, прибытие его в город, склонность его к великолепию и знаки его радости, конечно дали бы знать публике о нашем бракосочетании столько же, как бы и в церькве Милорда в присудствии госпож.

Она не может снести, возразила она и единой мысли публичного торжества. Сие бы было посмеянием для всей её фамилии. Естьли Милорду будет не противно, (как она о том известна, поелику сие предложение произошло от меня, а не от него) то она охотно бы его уволила засвидетельствоать нам честь своим присудствием, тем более, что уборы и вид её не были бы тогда нуждны, ибо она мне призналась, что и думать не хочет о украшении себя в то время, когда её отец и мать к слезах находятся. Естьли её родители плачут, то не заслужили ли они сами онаго?

Смотри, Белфорд. С толь прелестными разборчивостями, союз не весьма на долгое время отлагать должно. Однако нам еще остается с неделю времени, пока оное случиться.

Я оказываю ей токмо повиновение и покорность. Исполняю единственно её волю. Я от нее вышел тогда, когда она начала писать письмо к Милорду. Она похвалила мое письмо. Я не списал с оного копии; но вот подлинник. ,,Я изъявляю мою благодарность Милорду, за милость оказанную им мне толикими знаками, в столь важном и чрезвычайном случае моей жизни. Я ему сказал, что удивления достойная особа, которой он приписывает толь справедливые похвалы, находит излишество в предложениях до её пользы касающихся; что доколе она не примирится с своими родственниками, до толе не хочет представить блестящего торжества, естьли может избежать оного, не огорча моих ближних, что почитая себя весьма одолженною чувствиями милости, которые принудили его согласиться подать мне оную собственною своею рукою, так как она думает, что он не имел другаго намерения, как токмо засвидетельствовать ей честь, сожалея о его здоровье, которое не позволяет ему пускаться в беспокойное путешествие; то она за благо рассудила, чтоб он избавил себя от толикого труда, а она ласкается, что мнение её о том будет принято всею фамилиею в настоящем её смысле.

,,Я присовокупляю, что замок Медиян кажется способнейшим для нашего пребывания, особливо потому, что мне кажется равномерно и Милорд того желает; но естьли он хочет, то приданое может быть ассигновано на собственном моем поместье, что я оставляю перемену его выбору, что представлял его банковой биллет девице Гарлов; но как отреклась она его принять, то не имея в нем теперь надобности, отсылаю я ему оной обратно с благодарностию, и проч.,,

Сие дело приводит меня к такой продолжительности, что я прихожу в отчаяние. Какой вид представил бы я в летописях своевольцов, естьлиб случилось мне впасть в собственную свою сеть? Но в какую бы сторону дело ни обратилось, однако во всю свою жизнь Милорд не получал столь приятного письма от племянника своего Ловеласа.

(Девица Кларисса, по написании к своей приятельнице в другом письме известия о сих обстоятельствах, изъясняется в сих словах.)

Главное утешение, которое я ощущаю в благосклонных сих словах, состоит по истинне в том, что естьли я оному не воспрепятствую моею поступкою, я, которая теперь не инное что как приятельница; то буду оных иметь столько сколько находится особ в фамилии г. Ловеласа, хотя бы он поступил со мною хорошо или худо; и кто знает не могут ли постепенно достоинства и заслуги сих новых друзей иметь довольно силы дабы привести меня в милость у моих родственников. Я не могу быть спокойна прежде сего приятного открытия. Впрочем я никогда не надеюсь быть благополучною. Свойство г. Ловеласа и мое весьма несходственны: несходственны, даже и в существенных пунктах. Но в таких положениях, в коих я действительно нахожусь с ним, я тебе советую, любезная моя приятельница, сохранить для единой себя все те обстоятельства, коих объявление нанесло бы ему безчестие. Конечно лучше, чтобы недостатки мужа были открыты кем другим, а не его женою, естьли судьба к тому меня определила; поелику все то что бы ты ни говорила, казалось бы что ты извещена о том от меня.

Я буду молить небо, чтоб оно излияло на тебя все то чего можно надеяться от благополучия в сем свете; и чтоб ты и все твои родственники в отдаленном потомстве, никогда не лишились такой приятельницы, какова любезная моя Анна Гове всегда была для своей Клариссы Гарлов.

(Г. Ловелас похваляеся своими изобретениями, изъясняет своему другу в другом письме план мщения, которой он расположил против девицы Гове, во время её путешествия на остров Вит с своею материю и г. Гикманом, для посещения весьма богатой тетке там живущей, которая желала видеть ее и будущего её мужа прежде, нежели она вступит с ним в брак, но поелику он говорит о сем плане, не имея намерения произвести его в действо, то Англинской издатель не помещает здесь онаго.)

Письмо ССИ.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

Естьли тот заговор, которой я изъяснил, тебе не нравится; то верь, Белфорд, что я имею оных еще три или четыре, коими я весьма доволен, и которыми может быть и ты равномерно доволен будешь. Я оставлю выбор оного на твое произволение, естьли токмо ты отречешься от тех презрения достойным обязательств которые ты предприял. Что касается до трех твоих товарищей, они должны исполнять то, что я им предписал; не воображай себе, чтоб и ты мог того миновать. Разве я ваш не начальник? Но ето такое дело, о котором я поговорю в другое время. Ты знаешь что я никогда не предпринимаю намерения до времени исполнения онаго. Тогда и молния не в состоянии столь скоропостижно блеснуть, как я произведу оное в действо.

Возвратимся к тому, что несравненно чувствительнее трогает мое сердце. Но поверишь ли ты, естьли я скажу что относительно к горделивой моей любовнице, я столько имею вымыслов, вдруг представляющихся моему разуму, что выбор оных приводит меня в замешательство. Я уведомлю тебя токмо о шести главных, из которых один может соответствовать всем моим намерениям. Но поелику любезная моя особа нимало не соболезновала о предметах моей печали; то я думаю что благодарность обязывает меня ничего не упускать из моих действий, и что на против того я причиню ей чрезвычайное удивление производя в действие вдруг три или четыре умысла.

Слушай, и последуй мне, естьли меня разумеешь. Я притворюсь завтра больным, действительно, я оное учиню. Больным! для чего больным? Для великого множества справедливых причин, Белфорд. Я думаю что ты весьма любопытствуешь знать по крайней мере, хотя одну из оных. Притвориться больным из всех моих намерений, как я уверен, сие на именее могло тебе придти на мысль.

Может быть думаешь ты, что мое намерение есть сочетаться браком с моею красавицею. Нет, ето древняя хитрость, которую употребляли за три или четыре тысячи лет. Лучшеб было мне коснуться её ложа; но надлежит тебя уведомить о том гораздо яснее.

Я более беспокоюсь нежели ты думаешь о той хитрости, которая изобретена девицею Гове. Не должно сумневаться, что естьли я учиню хотя единое покушение не получа от того успеха; то моя любезная решится на все возможные способы, дабы токмо избежать из рук моих. Я иногда думал, что она меня любит; но теперь о том сумневаюсь, или по крайней мере в том, что любит меня с горячностию, дабы употребить слово девицы Гове, которая почитает ее преклонною прощать мне предумышленные проступки.

К чему послужит мне быть больным? Выслушай меня до конца. Я не намерен быть столько болен, как Доркаса то представит. Когда я стану тяжко вздыхать; буду харкать несколько кровию; то действительно подумают что во мне повредился какой нибудь кровой сосуд. О том сумневаться не станут. Прикажут принесть целительной воды из Етона; но ни одного лекаря тут не будет. Естьли моя любезная имеет некое чувствие человеколюбия, то конечно обезпокоится: но естьли ее сердце занято, естьли оно занято тою любовию, которую; она чувствует; то как бы оная холодна ни была, но в сем случае изъявится не токмо на глазах ея, но и на каждой черте прелестного её лица.

Я чрезвычайно буду не устрашим. Я не буду бояться смерти и ни какого следствия моего припадка. Я стану говорить как человек уверенной чрез час или два получить облегчение принявши то балзаническое лекарство, которое уже я употреблял по случаю припадка случившагося мне на охоте, и коего моя болезнь действительно есть остаток: такой поступок, между тем пока все будут беспокоиться о моем состоянии, принудит любезную мою верить, что я ни мало о том не беспокоюсь, и что следовательно ни какого не имею намерения.

Конечно, ты начинаешь теперь лучше судить о моем изобретении, когда я тебе изъяснил оное. Впредь будь готов видеть мои чудеса, изгоняй из разума своего все сумнения. Теперь, Белфорд, естьли дражайшая моя не весьма тронется видя повреждение моего здоровья, хотя такая болезнь весьма опасна в человеке столь горячаго сложения, каким меня считают; но я приписывать оную буду спокойным видом тем движениям и печалям, которые я с некоего времеми переносил. Сие покажется её глазам новым доказательством моея любви, и доставит мне некоторое чувствие благодарности.... Как? Что от того произойдет? что случится? Тогда не преодолеют меня ни какие угрызения совести, естьли я и решусь употребить хотя несколько насилия: ибо кто ни мало не изъявляет сострадания; тот не должен и сам надеяться онаго.

Но естьли покажется её беспокойство чрезвычайным?

Тогда я буду надеяться строить здание на хорошем основании. Любовь скрывает множество недостатков, и уменшает те, коих скрыть не в состоянии. Любовь, когда она открыта и познанна, поощряет всякие вольности. От одной вольности произходит другая. Наконец я тогда увижу, до какой степени может меня привести сие открытие.

Очень хорошо Ловелас; но будучи в столь хорошем здоровье, при столь свежем лице как можешь ты кого нибуть уверить, что ты болен?

Как? несколько рвотного лекарства составят все сие дело.... Сего будет довольно, чтоб меня рвало.

Но кровью! каким образом пустить кровь, естьли действительно у меня нет раны?

Бедной Белфорд! разве не знаешь, что можно сыскать у продавцов голубей и цыплят?

Хлопни своими ручищами от удивления.

В столь опасном состоянии, госпожа Синклер представит мне, что я с некоего времени препровождаю жизнь весьма уединенную, я дам себя убедить, и прикажу подать носилки чтоб несли меня в парк, где я буду усиливаться несколько походить пешком. По возвращении моем, я остановлюсь у Кокосового дерева, дабы там позабавиться несколько минут.

И чтож мне от того случится?

Еще повторяю? Я опасаюсь, Белфорд, чтоб ты не стал мне верить. И так! дабы удовольствовать твое любопытство, могу ли я знать, не вознамерится ли моя красавица уйти во время моего отсудствия? Я по моем возвращении увижу, буду ли принят с нежностию. Но ето еще не все; я не знаю, какое то предчувтвование уверяет меня, что произойдет во время моей прогулки нечто важнаго. А сие изъясню я тебе в другое время.

На конец согласен ли ты, Белфорд, или нет, что для некоторых хороших причин весьма полезно быть больным? По истинне, я столь доволен моими выдумками, что естьли упущу случай произвести их в действо, то конечно мне будет весьма досадно, поелику во всю мою жизнь я не сыщу уже столь хорошаго.

С другой стороны, домашния женщины столь нетерпеливы в своих непристойных укоризнах, что ни единой минуты не дают мне покою. Оне хотят, чтоб не теряя времени к исполнению умысла, я вознамерился употребить некоторую из их простых и удобных хитростей. Особливо Салли, которая почитая себя весьма хитрою, ежеминутно напоминает мне, с наглым видом, о отказе учиненном мною на её представления, что я не намерен её преодолевать, и что ни мало не думаю о браке, хотя и не хочу ей признаться. Поелику сия лукавица принесла первую свою жертву моему олтарю, то и почитает за право обходиться со мною столь вольно; и её наглость умножается с того времени, как я начал избегать, с притворностию говорит она, случая соответствовать её правилам. Дурочка! думает, чтоб я мог принимать её благосклонности после другаго человека. Я никогда не доводил себя до такого унижения. Ты знаешь какое обыкновенно было мое правило. То, что хотя единожды бывает в руках другаго, никогда в мои не возвращается. Прилично разве таким людям, как ты и твои товарищи, пользоваться общим добром. Я всегда стремился к первым плодам. Может быть, ты скажешь что я более виноват тем, что люблю повреждать то, что никогда не было повреждено. Но ты чрезвычайно обманываешься; такое правило как мое приводит мужей в безопасность. И потому не могу я укорять себя, чтоб покушался когда либо на законной союз.

Однако приключение, случившееся со мною в Париже с замужнею женщиною, и о коем думаю, что никогда тебя еще не уведомлял, не позволяет мне сказать, чтоб я в том был совершенно непорочен. Хитрость участвовала в том более, нежели предумышлинная злость. Я расскажу тебе оное в коротких словах.

Один Француской Маркиз довольно пожилых лет послан будучи от своего двора в Мадрит для государственных дел, оставил молодую и прелестную жену, на которой он не давно женился, в своем доме под смотрением своея сестры, которая была старая и наглая лицемерка. Я видел сию молодую госпожу в Опере: она весьма мне показалась при первом виде, а еще более при втором, когда я узнал о её состоянии. Мне не трудно было познакомиться как с одною так и с другою, сыскавши случай представить себя старухе. Первое мое намерение состояло в том, дабы обратить все мои внимания к сей лицемерке, и дать ей знать, что она может вперить в меня некоторые нежные чувствования. В самое то время, я обращал в свои выгоды состояние молодой Маркизы, между ревностию своего мужа и наглостию её золовки, дабы возбудить ее против сих двух неприятелей её вольности. Я ласкался вперить тем в них несколько почтения к моей особе. Французские госпожи ни малаго не имеют отвращения к любовным обхождениям.

Старуха не оставила нас без подозрения. Но я столь уже утвержден был в мыслях Маркизы, что она не расположена была отпустить от себя одного человека, коего ей позволено было видеть. Она уведомила меня о подозрениях своей сестры; я ей советовал склонить ее скрыться в кабинете во время первого моего посещения, под тем видом, чтоб она могла слышать то, как я буду изъясняться в её отсудствии, она взяла ключь от кабинета в свой карман, потому что не весьма бы сделал благоразумно, когдаб старуха была усмотрена или по моему любопытству или по чему нибудь другому. Я пришел и сел подле любви достойной Маркизы. Я оказывал удивление, что не вижу сестры ея, изъявлял печаль, нетерпеливость; и употребляя в пользу столь приятной скучай вырожал весьма живые чувствия, сожалея о отсудствии сей любезной, я подал ей удовольствие думать, что я говорю о ней с чрезвычайным пристрастием, между тем как мои глаза то самое выражали Маркизе.

Какоеж было окончание? Я взял за руку, сию прелестную Фанцузинку, притворяеся будто хочу искать её сестру в ближнем покое. Я тащил ее почти насильно, но она не смела кричать; а старуха будучи крепко замкнута ключем восхищалась всем что ни слышала.

Ни когда и ни единая женщина не провождала бесполезно со мною времени на едине; выключая однако дражайшую мою Клариссу. Такая выдумка привела меня достичь к ней в милость: Маркиза почитала сей двойной обман тем более за удовольствие, что не токмо её тюремщица не жаловалась, что была в заперти, но что и по уходе моем, вышедти свободно, считала себя почти столь же щастливою, как были её сестра и я.....

Англичане Белфорд, не часто объехать могут Французов.

Наше сообщество подкрепляемо было другими хитростями, которые не менее остроумными тебе покажутся. Единожды разбитый стакан, т. е. любезная моя Маркиза всегда тому споспешествовала; ибо ты знаешь мое правило, когда женщина однажды покорена; то и всегда таковою будет. Но некоторой весьма неприятной случай послужил к открытию тайны прежде, нежели общее наше нещастие могло начаться возвращением Маркиза. Сестра рассердившись, сделалась непримиримою фуриею. Муж, имеющий менее качества мужа нежели всякой человек его нации, и сделавшийся весьма важным может быть из обхождений с испанцами, готовил издалека явное мщение. Чтож осталось моей любезной, как не ввергнуться в мое покровительство? Она не почитала себя от того нещастнее до дня величайших её мучений, когда смерть и раскаяние в единый час ее сразили.

Прости одной моей слезе, дражайшей друг, она заслуживала лучшего жребия; в чем сей неумолимый муж не будет ответчиком? Сестра была наказана другими случаями. Сие меня еще утешает: она действительно наказана. Но может быть я тебе уже рассказывал сию повесть.

Письмо CCII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В пятницу в вечеру.

Поздравь меня; я прогуливался с моею любезною, получив сию милость весьма усильными прозьбами. Нас сопровождали две нимфы, которые совершенно играли свою ролю, какую скромность изъявляли оне в своих глазах, разговор их беспритворно касался до нравоучения. Ах! Белфорд, сколь женщины лукавы, когда оне преступят границы, и когда мы совершенно их гибель устроим.

Мы приехали в Гамстед, оттуда в Гиггат, в Мюззельгилль, и другия места, откуда опять возвратились в Гамстед, и там, из угождения к Нимфам, моя любезная согласилась несколько позавтракать. Потом мы возвратились заблаговремянно в город чрез Кантис Товн.

Она весьма была весела. Чтож до меня касается; то я оказывал столько уважения и ласки во все время нашей поездки, что когда мы вышли для прогулки на холмик, на коем разность предметов составляла приятное зрелище, тогда она мне обещалась приходить иногда туда для гулянья. Я думаю, девица Гове, напоминал я себе несколько раз, что смеха достойные твои умыслы будут бесполезны.

По возвращении нашем, мы начали писать. Она обещалась сего вечера препроводить с час времени со мною в разговорах прежде, нежели уйдет в свою горницу.

Все то, что токмо может внушить самая покорная любовь для расположения её сердца к завтрешней болезни будет составлять мое старание во все время нашего разговора, но я не упущу при прощении с нею жаловаться болью произходящею в желудке.

Мы виделись. С моей стороны оказывал я совершенную любовь и почтение. Она не менее изъявляла тихости и ласки. Я приметил, что она тронулась моим нездоровьем. Столь нечаянно! В то время, как мы расстались. Но ето ни чего. Она надеется завтра найти меня в лучшем здоровье.

По чести, Белфорд, я почитаю уже себя больным. Возможно ли, чтоб такой вертопрах как я, мог себя уверить, что он не здоров? По сему был бы я лучщим комедиянтом, нежелиб желать мог, во мне нет ни одной такой жилы, которая бы не была всегда готова к поспешествованию успеха в тех хитростях, которые я задумал.

Доркаса списала для меня письмо девицы Гове писанное в воскресенье 14 Маия, которого у меня была одна токмо сокращенная выписка. Она не нашла нового в том пакете; но для меня довольно как сего так и того, которое я сам списал шифрами в прошедшее Воскресенье в то время, когда моя любезная была в церькве.

Доркаса уведомила меня что её госпожа перенесла свои бумаги, из большего черного шкапа в тот ящик, в котором лежит её белье, и которые она положила в темной гардероб. Теперь у нас нет ключа от сего ящика, в нем то повидимому находятся все письма, которые она получала прежде тех, кои уже я достал. Доркаса весьма о том беспокоилась: однако она ласкается, что не будет подозреваема, поелику уверена, что она письма так же клала как они прежде лежали.

Письмо CCIII.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

Под Кокосовым деревом, в Субботу 27 Маия.

Рвотное лекарство очень неприятно. Для чего проклятые доктора не употребляют к нашему здоровью того, которое не было бы совершенным ядом? не было бы нужды в другом наказании на том свете, за зло в жизни содеянное, как принимать отвратительные их лекарства. С одной стороны лекарь, с другой аптекарь, а бедная душа в середи подвластная приговорам их повиноватся, я не знаю злейшего мучения, как такое состояние.

Нужно было мне притвориться больным: я хорошо сие исполнил. Принявши хороший прием рвотного, чтоб меня вырвало, и не запивши довольно водою, дабы от оного совершенно освободиться, я тотчас получил вид такого человека, которой будто бы недели с две лежал в постеле. Не должно шутить острыми орудиями, сказал я сам себе, когда принимал лекарство, а особливо лекарскими орудиями

Я препроводил целые два часа в сих мучениях. Я запретил Доркасе ничего о том не говорить любезной моей Клариссе, по непорочнейшим движениям нежности моей; но весьма бы был рад уведомить ее, когда она узнает мое запрещение, что я надеялся видеть ее в беспокойствии о моем состоянии. Весьма бы мало должно было думать о себе самом, естьлиб только себя на свое попечение оставляли, как будто бы ни от кого не заслуживали внимания.

Очень хорошо; но Доркаса вить женщина. Она может сказать и тихонько своей госпоже ту тайну, которую сохранять должна.

Подойди сюда, плутовка, сказал я сей девке, (будучи болен, как собака) покажи мне, как печаль, смешенная с изумлением изображается на твоем лице. Ты худо представляешь. Ета навислая челюсть и разинутой круглой рот более наводит ужас и отвращение, нежели жалость. Избавь меня от етого миганья и жеманств в презрительном твоем взгляде, как ты знаешь, что моя любезная однажды оной так назвала. Так, ето гораздо лучше, очень хорошо, но сожми еще роток то свой. У тебя есть один или два мускула, которыми ты не умеешь управлять между щекою и губами. Хорошо, поди теперь. Бегай в верьх и вниз по лестнице как можно проворнее. Возми что ниесть с собою, и снеси назад, как будто ты ето сыскала; до того пока от чрезвычайного своего движения не запыхаешься, и не получишь от того настоящего подобия вздохов.

Доркаса тотчас приступила к делу.

Что там такое Доркаса.

Ничего сударыня.

Любезная моя конечно удивлялась, не видя меня по утру; но не очень хотела она изъявить свое о том изумление. Между тем беспрестанно повторяла: что там такое? Что там такое? В то время, как Доркаса торопилася ходить в верьх и в низ, добилась наконец она от сей девки. Ах! сударыня, мой господин, мой господин.

Что? Как? Когда?

(Между двумя парантесами, я тебя уведомлю, Белфлорд, что краткие слова в ученом свете, равно как и малые люди в нации, иногда бывают те, которые более значат.)

Я не должна вам того сказать, сударыня. Господин мой запретил мне о том говорить вам. Но он гораздо в худшем состоянии находится, нежели думал. Он не хочет, чтоб вас приводили в страх.

Здесь живое беспокойство изъявилось на каждой черте прелестного лица ея. Она тронулась. Клянусь моею душею что она тронулась.

Где он?

(С такою торопливостию, как ты видишь, что не соблюла благопристойности в словах. Другое замечание, Белфорд. То, что называют благопристойностию толь мало свойственно, что должно иметь приготовленной к тому разум для соблюдения оной. Учтивость никогда не бывает вместе с смущением.)

Мне не льзя остановиться, чтоб ответствовать вам на вопросы, вскричала чернобровка (хотя ничего столько не желала как ответствовать) (третие замечание, так как разнощики, которые оборачиваются спиною к тем, которым наиболее товар продать желают.) Cия торопливость умножила любопытство моей любезной. В самую ту минуту, одна из нимф сказала тихо своей подруге печальным голосом у дверей, но при том так внятно, чтоб услышала моя красавица: Боже мой! любезная моя, надобно уведомить гжу. Ловелас; он в крайней опасности. При сих словах обожания достойная Кларисса бросилась за Доркасою: постой.... Я хочу знать.... О! сударыня, он харкает кровью! конечно повредилася у него кровь, я в том уверена!

Моя любезная почти одним шагом дошла до моего покоя, и приближившись ко мне, с наполненным нежностию беспокойствием сказала: что у вас такое? все ли вы здоровы,г. Ловелас?

,,О моя любезнейшая! очень здоров, очень здоров, отвечал я слабым голосом. Ето ничего; никто не должен беспокоиться. Мне в одну минуту будет гораздо легче.,, Я не имел нужды в притворстве дабы ее обмануть, ибо я страдал как осужденной, хотя более не харкал кровью.

Одним словом, Белфордь, я достиг до моего измерения. Я вижу, что меня любят: я вижу, что все учиненные мною обиды преданы забвению, теперь снова могу я начинать оные. Я тебя пренебрегаю любезная моя девица Гове и госпожа Товнсенд! как можете все вы мне противоборствовать? Скройтесь от меня с своими хитростями. Чтоб не было здесь другаго хитреца, кроме меня, и чтоб самые приятные благосклонности моей любезной не были мне возбраняемы.

Никто здесь более не сумневается, чтоб она меня не любила. Несколько раз слезы появлялись на глазах ея, смотря на мое состояние. Она не противилась, когда я взял её руку, и целовал ее столько, сколько мне было угодно. По случаю некоторых разговоров госпожи Синклер, которая укоряла меня, что живу весьма уединенио, она понуждала меня прогуляться; но советовала мне, обязательнейшими словами, стараться о своем здоровье. Она также советовала мне призвать врача. Бог, сказала она мне, создал для нас врачей.

Я не сего мнения, Белфорд. Действительно, Бог создал нас всех. Но я думаю, что моя любезная хотела сказать врачество, вместо врачей, тогда её мнение весьмаб могло быть вразумительно в смысле сей простой пословицы, Господь невидимо посылает пищу, а злой дух оную похищает.

Я вскоре почувствовал выздоровление. Приняв из дражайших её рук целебное лекарство.

Когда она понуждала меня прогуляться; то я ее спрашивал, удостоит ли она меня чести ехать со мною в одной карсте: я хотел узнать из её ответу, имеет ли она намерение уехать куда во время моего отсудствия.

Она мне отвечала, что естьлиб не была уверена, что носилки после моего припадка гораздо для меня удобнее; то с великим бы удовольствием сделать мне компанию согласилась.

Не сие ли то величайшее почтение? Я еще однажды поцеловал её руку: а ей сказал что она совершенно милостива; я сожалею что не заслужил более оной благосклонности, но что я не усматриваю пред нами, ничего инного кроме благополучных дней; что её присудствие, и великодушное участие, которое она принимает в моем припадке, привели меня в совершенное здравие; что я, со всем здоров, что не чувствую более ни малейшей болезни; но поелику она желала, чтоб я несколько прогулялся, то прикажу подать носилки. О дражайшая моя Кларисса! присовокупил я, хотяб сия болезнь произходила от прошедших моих печалей, и сожалений, что привел вас в гнев, но все сие вознаграждено вашею милостию. Вся сила лекарства состоит в вашей улыбке и во взоре вашем. Прошедшее ваше неудовольствие составляло сию мою болезнь.

В течение сего времени все домашния госпожи поднявши глаза и руки к небу, благодарили его за сие чудо. Видишь ли силу любви, сказала одна тихонько, но таким голосом, которой можно было расслышать: дражайший муж, сказала другая; и все вместе, благополучная чета! колико сии похвалы ласкали мою любезную! какие искры выходили из глаз ея! не должно говорить чтоб похвалы огорчали скромность; на против того оне воспламеняют сердце, которое отдает себе свидетельство в своем достоинстве. Оне изтребляют недоверчивость, оживляя в оном бодрость и веселость.

Теперь, Белфорд, думаешь ли ты, чтоб болезнь ни к чему не служила? Однако я тебе объявляю, что имею много других приятных средств, дабы никогда уже не принимать сего проклятого рвотнаго.

Письмо CCIV.

КЛАРИССА ГАРЛОВ, к АННЕ ГОВЕ.

В субботу 27 Маия.

Господин Ловелас, любезная моя, был весьма болен. Он вдруг захворал. Он весьма много харкал кровью. Конечно повредилась в нем кровь. Он вчерашнего вечера жаловался желудком. Я тем более о том соболезновала, что опасалась не произошло ли сие от наших сильных словопрений. Но виноватали я?

Колико я почитала его на прошедших днях ненависти достойным! Но теперь ясно вижу, что гнев и ненависть в моем сердце суть не что инное, как минутные движения. Невозможно, любезная моя ненавидеть тех, которые находятся в смертельной опасности или печали. Я не в состоянии противиться благодушию ни искреннему признанию в соделанном преступлении.

Он сколь долго мог старался скрывать от меня свою болезнь. Столь нежен, столь почтителен даже и в самой великой скорби! Я бы не желала видеть его в сем состоянии. Сие зрелище весьма сильное сделало во мне впечатление, находясь еще в беспокойствии от всех. Бедной молодой человек; вдруг занемог в столь цветущем здравии!

Он вышел со двора; его несли в насилках; я его к тому понудила. Но я боюсь, не подала ли ему худого совета, ибо спокойствие лучше всего в такой болезни. Не надлежало бы весьма торопиться, в таком важном случае, полагать свое мнение, не зная совершенно онаго. Я, по справедливости предлагала ему, чтоб приказал позвать лекаря, но он не хотел того и слушать. Я весьма почитаю сей факултет, и тем более что те, которые его презирают, не имеют уважения, как я то всегда наблюдала, к основаниям почтеннейшего еще людей сословия.

Я тебе признаюсь, что мои мысли неспокойны, я опасаюсь, что была излишне открытна пред ним и домашними женщинами. Они могут почесть меня извинения достойною ибо думают, что мы совокуплены браком. Но естьли в нем не будет довольно великодушие, то может быть по причине сожалеть стану о сем приключении, которое научит меня познавать себя более, нежели знала себя до сего времени, особливо когда я имела причину думать, что он не очень хорошо поступал со мною.

Однако я тебе скажу, как искренно о том думаю, что естьли он подаст мне причину принять опять суровой вид и держать его в отдаленности; то надеюсь что приобрету столько силы, от сведения о его не достатках, что преодолею свои страсти; ибо г. Ловелас, любезная моя, не такой человек, которой бы во всех частях своего свойства был почтения достоин. Чтоже более можем мы сделать, как управлять самими собою теми лучами света, которые по временам нас освещают?

Ты конечно удивляешься, что столь важно рассуждаю о сем открытии. Какое дам я ему имя? Но какоеж могу я ему дать? Я имею бодрости в тонкость рассмотреть сие сердце.

Будучи не довольна сама собою, я не смею и взглянуть на то, что написала. Впрочем я не знаю, как бы я могла писать о том иначе. Никогда я не находилась в столь странном состоянии; яб не могла тебе его описать без замешательства. Была ли ты когда либо в подобном случае, то есть: страшась осуждения моей приятельницы, но не почитая однако себя достойною онаго.

Я уверена токмо в одном; то есть: что я конечно бы оное заслужила, естьлиб имела какую ниесть тайну, которуюб от тебя скрывала.

Но я не присовокуплю ни единого слова, уверяя тебя, что хочу рассмотреть себя гораздо строжее, и что пребываю твоя

Кларисса Гарлов.

Письмо CCV.

Г. ЛОВЕЛАС, к Г. БЕЛФОРДУ.

В субботу в вечеру.

Воздух возвратил мне совершенное здравие, изтребя всю мою болезнь. Когда сердце спокойно, то можноли иметь боль в желудке?

Но прибывши домой, я нашел мою любезную в великом беспокойстве о новом произшествии. Некто приходил осведомляться о нас, и при том весьма подозрительным образом. Не по имени, но по описанию нас спрашивали, а сей любопытной был лакей в синей ливрее, обложенной широким желтым гасом.

Доркаса и повариха, которых он приказал выслать, не хотели ответствовать на его вопросы, естьли не изъяснит своих причин, и от кого прислан; он отвечал, столь же кратко, как и оне, что естьли оне находит затруднение с ним объясниться; то может быть менее скроют то от кого ниесть другаго и потом в великой досаде ушел.

Доркаса с торопливостию взошла к своей госпоже, которую привела в беспокойство не токмо известием о произшествии, но еще более собственными своими догадками; присовокупляя к тому, что ето был человек весьма худого вида, и она уверена, что он пришел не с хорошими намерениями.

Ливрея и знаки человека подали причину к старательным обыскам, которые не менее были подробны, как и уведомления. Боже мой, Боже мой, вскричала моя любезная, и так беспокойствиям не будет конца? её воображение предствило ей все нещастия, коих она должна опасаться. Она желала, чтоб г. Ловелас скорее возвратился.

Г. Ловелас возвратился, будучи исполнен жалостию, благодарностию, почтением и любови, дабы возблагодарить дражайшую свою Клариссу и прославить ее чудом, которое она явила в столь скором излечении. Со всеми обстоятельствами Доркаса рассказала ему о приключении, а дабы умножить ужас своей госпожи, то сказала нам, что у того человека было лице запекшеся от солнца, и что он казался быть морским.

Заключили, что ето конечно должен быть матрос Капитана Синглетона. И так вопервых надлежало думать, что наш дом со всех сторон окружен будет корабельным екипажем, тем более что следуя увеюмлению девицы Гове, корабль капитана не далее Ротергита.

Не возможно, сказал я. Пред таким предприятием не было бы начато столь мало вразумительное уведомление. Для чего бы ето не мог быть человек двоюродного вашего брата Мордена, которой принесь вам известие о его прибытии, и уведомить вас о его посещении.

Сие изъяснение ей понравилось. Ея опасения изчезли. Она поздравляла меня совершенным выздоровлением; и учинила сие весьма приятным видом.

Но разговор наш не много продолжался, когда Доркаса пришед к нам сказала с великим ужасом, что лакей, тот самой лакей, стоит еще у дверей, и спрашивает, не в сем ли доме живут г. и госпожа Ловелас? Он не имеет ни какого худого намерения, сказал он Доркасе. Но сие примечание было доказательством моей любезной, что нам угрожает какое ниесть величайшее нещастие. Но поелику Доркаса ни чего на то не отвечала; то я предложил ей, что сойду сам и выслушаю, о чем он говорить хочет. Я вижу, сказал я воображаемые вами опасения и нетерпеливость, дражайшая моя, угодно ли вам сойти вместе? вы войдете в зал, в коем можете слышать, не будучи сами примечены все то, что мы будем говорить у дверей.

Она на то согласилась. Мы сошли: Доркаса приказала подойти служителю. Я его спрашивал, чего он хочет, и чаю он имеет сказать господину или госпоже Ловелас. По многих поклонах сказал он: я уверен, что имею честь говорить с самим господином Ловеласом. Я хочу спросить, г. мой, здесь ли вы живете, и можно ли с вами говорить, или вы по крайней мере здесь остановились на несколько времени?

От кого ты дружок?

От одного дворянина, которой приказал мне отвечать на сей вопрос только то, что он друг г. Юлию Гарлову, старшему дяде госпожи Ловелас.

При сем имени любезная моя особа едва не упала в обморок. Она в то время приняла несколько солей; и тотчас от того избавилась.

Скажи мне, мой друг, не знаешь ли ты Полковника Мордена?

Нет, г. мой; я и имени сего никогда не слыхал.

Ни Капитаиа Синглетона?

Нет, г. мой, но мой господинь так же канитан.

Как его фамилия?

Я не знаю, должен ли я то сказать.

Нет в том ничего худого сказать мне его имя, естьли ты пришел с честными намерениями.

Весьма с честными, г. мой, ибо мой господин так сказал: да и во всем свете нет честнее моего господина. Он называется, г. мой, Капитан Томлинсон.

Я не знаю сего имени.

Так, и я думаю, г. мой. Он мне сказал, что не имел чести быть с вами знаком, но что, не взирая на сие, его посещение не будет вам противно.

В сие время подошедши я к залу, сказал: знаетели вы любезнейшая моя Капитана Томлинсона, друга вашего дяди?

Нет, отвечала моя красавица; но у моего дяди есть такие друзья, которых я не знаю, и трепеща спросила меня, как я думаю о сем приключении?

Надлежало сперьва отпустить посланца. Естьли твой господин, сказал я ему, имеет нечто переговорить с г. Ловеласом; то ты можешь его уверишь, что г. Ловелас живет здесь, и с нетерпеливостию будет ожидать его посещения.

Любезнейшая моя Кларисса опасалась, что я, для собственной безопасности, склонился на то весьма легкомысленно. Посланец ушел, между тем как я, дабы предупредить удивление мой любезной, притворился будто удивляюсь что Капитан Томлинсон, которой был уверен что я точно дома, не написал ни двух слов посылая своего человека вторично.

В самое то время, боясь не было ли сие изобретение Жамеса Гарлов, которой любит такие пронырства, (прибавил я,) хотя и не имеет к тому способности, я подал некоторые главные наставления домашним женщинам и служителям, не упустя, естьлиб дело было явное, собрать всех людей; а моя любезная решилась не выходить со двора, до того времени, пока не кончится сие дело.

Здесь принужден был я кончить, хотя и в средине столь важного повествования. Я присовокупляю токмо, что бедной Белтон имеет в тебе нужду; ибо мне ни для кого в свете не льзя удалиться. Мовбре и Турвилль весьма мучатся как бродяги не имеющие начальника, помощи и утешения, с того времени как у них не стало ни тебя ни меня, для управления ими. Уведомь меня в каком состоянии твой дядя.

Конец шестой части.

Сэмюэл Ричардсон - Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов. 9 часть., читать текст

См. также Сэмюэл Ричардсон (Samuel Richardson) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :