Элизабет Мид-Смит
«Девичий мирок (История одной школы). 1 часть.»

"Девичий мирок (История одной школы). 1 часть."

Перевод М. А. Лялиной

Глава I. Прощай, прежняя жизнь!

- Нэн хотеть к Этти, - пропел тонкий детский голосок.

- Сегодня нельзя, мисс Нэнси; нельзя, моя радость.

- Нэн хотеть к Этти, - еще настойчивее повторила девочка. И так как ответа не последовало, она лукаво взглянула на няню и незаметно выскользнула в полуотворенную дверь.

Перебежав холл, Нэнси очутилась в комнате сестры. Тут царил полный беспорядок: постель была не прибрана, вещи разбросаны; но самой Этти в комнате не было.

Вернувшись в холл, малышка позвала:

- Этти! Этти!

Она поглядывала на дверь детской в ожидании погони. Но няня не появлялась. Тогда девочка, сообразив, что сестра, вероятно, находится внизу, храбро начала спускаться с лестницы.(1)

(1) - Детские комнаты в английских домах располагались, как правило, на верхнем этаже.

Одолев это сложное препятствие, Нэнси снова позвала сестру. Одна из дверей отворилась, и на пороге появилась девочка лет двенадцати в глубоком трауре.

- Ты сама нашла меня, мое сокровище! Какая ты умница! Иди, моя дорогая, я дам тебе покушать.

- Нэн хотеть сухалик.

Пока пухлые ручки обнимали шею сестры, быстрые глазки оглядывали стол, отыскивая чего-нибудь вкусное.

- Вот тебе два сухарика. Сядь ко мне на колени, Нэн, и посмотри мне в глаза. Ты меня любишь?

- Нэн любить Этти.

- А Этти уезжает. Долго, очень долго я не увижу тебя, мое золото; но душа моя будет с тобой. Я стану думать о тебе днем и ночью. Я люблю тебя больше всего на свете, Нэнси. А ты не забудешь меня?

- Нэн не забудет. Нэн хотеть сухалик, Этти.

- Дам, дам; и сахару дам. Обними меня покрепче, еще крепче. Вот тебе два кусочка. Хоть сахар тебе и вреден, но пусть уж сегодня будет твой праздник. Ведь нам недолго оставаться вместе, и я хочу дать тебе все, чего бы ты ни пожелала.

Цепкие пальчики Нэнси немилосердно мяли креповую оборку траурного платья сестры. Набитый сахаром ротик не мешал девочке повторять:

- Сахал, сахал, Нэн любить сахал.

Появилась няня и положила угощению конец.

- Ах, маленькая плутовка! Нашла-таки дорогу. Зачем вы даете ей сахар, мисс Этти? Ведь знаете, что он ей вреден. Фуй, мисс Нэнси, какие у вас грязные ручки. Глядите, мисс, она совсем смяла ваше платье.

- Ничего, няня. Я дала ей всего два или три кусочка. Мне так хотелось, чтобы она приласкала меня. Теперь иди к няне, Нэнси. Возьмите ее, няня. Боюсь, что расплачусь, если она останется тут.

Няня взяла малышку на руки.

- Прощайте, мисс. Старайтесь быть умницей в школе.(2) Поверьте, там не так дурно, как кажется.

(2) - В Англии школами назывались все средние учебные заведения.

- Прощайте, няня. Ах, папа зовет меня. Сейчас, сейчас!

И, схватив перчатки, Этти побежала к двери. Сэр Торнтон, высокий мужчина, суровый на вид, ожидал ее в прихожей, застегивая пальто. Экипаж стоял у подъезда. Минуту спустя он уже вез Эстер и ее отца к железнодорожной станции. Когда аллея оказалась позади и милый старый дом скрылся из вида, Эстер откинулась на подушки и закрыла глаза. Все, что ей было дорого, осталось в прошлом. Впереди ее ожидал чужой мир и чужие люди.

Сердце девочки сжалось. Она взглянула на отца - тот невозмутимо читал газету.

Наконец они добрались до станции. Сэр Торнтон посадил дочь в дамское купе первого класса, вручил ей билет и воскресную газету.

- Кондуктор позаботится о тебе, Эстер, - сказал он. - На каждой станции он будет заходить и приносить из буфета все, что тебе потребуется. Поезд доставит тебя прямо в Сефтон, там миссис Виллис встретит тебя или кого-нибудь пришлет за тобой. Прощай, моя девочка. Старайся быть умницей, укрощай свой нрав...

Не успел он договорить, как Эстер обвила руками шею отца. Горячие слезы омочили его лицо.

- Полно, Этти. Ты знаешь, я не люблю нежностей, особенно при посторонних людях.

И сэр Торнтон поспешно вытер мокрые щеки.

Глава II. Попутчицы

Поезд быстро катился по рельсам, а маленькая путешественница тихо плакала в уголке под своей креповой вуалью. Ее сердце было переполнено печалью и негодованием. Школьная жизнь, с ее строгими ограничениями и возможными наказаниями, была ей отвратительна. Девочке казалось, что поезд несет ее из прежней вольной жизни в настоящую тюрьму, и тюрьму эту она заранее ненавидела всей душой.

Всего три месяца назад не было на свете девочки счастливее и жизнерадостнее Эстер Торнтон. У нее была мама, которая умело руководила своей живой и впечатлительной дочкой, добиваясь от нее любовью и лаской всего, чего хотела. Господь призвал к себе этого доброго ангела. Эстер и крошка Нэнси остались сиротами.

Между этими двумя девочками у Торнтонов были еще дети, но они умирали в младенчестве, уцелели только старшая да младшая.

Отец Эстер был человеком вполне порядочным, но слишком серьезным и необщительным. Не имея ни малейшего понятия о воспитании детей, он приходил в ужас от выходок своей старшей дочери: Эстер лазила по деревьям, рвала платья, скакала на его резвых лошадях. От наказаний, которыми отец старался обуздать своевольную девочку, пользы не было. Убедившись в том, что его воспитательные меры не исправляют Этти, он решил поместить ее в один из первоклассных пансионов. Туда-то и ехала теперь Эстер.

Маленькое сердечко ее возмущалось и негодовало; в особенности тяжело ей было вспоминать прощание с отцом. Нет, она не будет умницей, не станет прилежно учиться и не явится домой с наградою, чтобы на нее смотрели как на самую заурядную девочку. Она не хочет быть благовоспитанной. Она останется прежней взбалмошной Этти - и когда отец увидит, что школа не исправила ее, он оставит ее дома. А дома будет крошка Нэнси и воспоминания о покойной маме.

Впечатлительной Этти были свойственны сильные чувства. После смерти матери она почти не упоминала о ней, и когда отец заговаривал о покойной жене, Этти убегала из комнаты. Крошка Нэн была единственным существом, при котором она решалась произносить дорогое ей имя.

Когда Нэн молилась, Этти учила ее вместо обычного "помяни Господи" говорить: "благодарю тебя, Господи, что ты обратил мою маму в прекрасного ангела". Нэн спрашивала, что такое ангел, и Этти со слезами на глазах объясняла ей, как умела. Однажды она показала малышке картинку, на которой был нарисован ангел в белоснежной одежде. Нэн так понравился этот ангел, что она захлопала в ладоши и закричала:

- Нэн тозе будет ангел, как мама! Да, Этти?

Впрочем, подобные разговоры случались нечасто, а в последнее время и вовсе прекратились, так как спустя три месяца Нэн, которой было всего два с половиной года, совсем позабыла мать.

Наплакавшись досыта под вуалью, Этти принялась рассматривать своих попутчиц. С ней ехали две худенькие пожилые леди, которые старательно кутали ноги в пледы. Они в свою очередь наблюдали за Эстер. Одна из них предложила Этти бутерброд, от которого девочка, хоть и была голодна, отказалась - отчасти из гордости, отчасти из застенчивости.

- Может быть, вы предпочитаете пирожное, моя дорогая? - продолжала добродушная старушка. - У сестры в корзинке превкусные бисквиты. Хотите попробовать?

Этти застенчиво согласилась, и бисквит очутился у нее в руках. Мало-помалу девочка приободрилась и, откинув вуаль, стала посматривать в окно.

- Вот так лучше, - проговорила все та же милая леди. - Идите-ка на эту сторону, дорогая. Мы скоро будем проезжать красивые места, отсюда вам будет лучше видно. Кстати, и корзинка сестры Агнес стоит тут: если вам захочется перекусить, нужно лишь протянуть руку.

- Благодарю вас, - ответила Эстер на этот раз гораздо приветливее. - Пирожные очень вкусные. Нэн такие очень любит.

- Кто такая Нэн? - поинтересовалась другая сестра, которой, собственно, и принадлежали бисквиты.

- Это моя маленькая сестричка, - грустно вздохнула Эстер.

- Ах, так это о ней вы так плакали, - сказала первая старушка, взяв Эстер за руку. - Не обращайте на нас внимания, деточка. Мы в жизни видели много слез. Это самая обыкновенная вещь в нашем мире, в особенности для женщин. Так естественно, что вы плакали о сестричке. Если бы мы только могли послать ей пирожных, раз она их так любит! Вы надолго расстаетесь с нею, дорогая?

- О да, на многие месяцы, - ответила Эстер. - Я не знала, - прибавила она, - что слезы такая обыкновенная вещь. До сих пор мне почти не приходилось плакать.

- Ах, у вас было большое горе, бедное дитя! - заметила женщина, оглядывая траурное платье Этти.

- Да, оттого я и плачу так часто; но, пожалуйста, не будем говорить об этом.

- Хорошо, хорошо, милочка, - согласилась мисс Агнес, не менее словоохотливая, чем ее сестра. - Мы поговорим о чем-нибудь более веселом. Джейн правду говорит, что в жизни много слез, но зато в ней много и радостей, и веселого смеха, смеха молодости, дитя мое. Вот и теперь, вероятно, вы едете навестить какую-нибудь старую тетушку или подругу, которая ждет вас с нетерпением.

- О нет, нет. Я еду в ужасное место, и от одной мысли об этом, не говоря уже о разлуке с Нэн, я готова плакать. Я еду в тюрьму; да, в тюрьму.

- Боже мой! - воскликнули испуганно попутчицы.

- С Джейн чуть не сделалось дурно, - отметила мисс Агнес. - Да, Джейн, я вижу: у тебя опять участился пульс. Ничего, дорогая, не пугайтесь; это с ней часто бывает. Но я думаю, вы пошутили, упомянув о тюрьме. Конечно, вы пошутили! Ведь если бы вы действительно направлялись в такое ужасное место, при вас был бы полицейский. Вы просто любите сильные выражения, милочка, как многие в ваши годы.

- Конечно, это так только говорится, - пояснила Этти, смущенная волнением и испугом старушек. - Это такое страшное слово, не правда ли? То, что я называю тюрьмой, папа называет школой. Неудивительно, что я плачу. Что с вами?

Ее вопрос был вызван неожиданным поведением обеих дам. Встав со своих мест, они расцеловали Этти.

- Деточка! - вскрикнули они в один голос. - Мы очень рады! Вы так напугали нас сначала. Школа - совсем не то, что вы себе выдумали, дорогая. Ах, Джейн, мы с тобой никогда не забудем счастливых дней, проведенных в школе!

Мисс Джейн мечтательно вздохнула, и сестры принялись успокаивать Этти. Эстер неожиданно для себя сделала сразу несколько открытий. Оказалось, что пожилые женщины жили недалеко от той школы, куда направлялась она. Они были знакомы с директрисой, миссис Виллис, и знали двух или трех учениц. Сестры Брюс с таким воодушевлением говорили об этой школе, что Этти начала улыбаться и почти совсем успокоилась.

- Я рада, что вы будете близко! - сказала девочка с обычной своей искренностью. Добрые попутчицы окончательно покорили ее сердце.

- Мало того, дорогая, - продолжила мисс Джейн. - Мы будем посещать одну церковь и сможем видеться по воскресеньям. А потом, - она взглянула на сестру, - может быть, миссис Виллис позволит вам иногда бывать у нас.

- Я приду завтра, если вы позволите.

- Это будет зависеть от миссис Виллис, дорогая. Ах, вот, наконец, и Сефтон. До свидания. Увидимся в церкви в воскресенье!

Глава III. Лавандовый дом

Путешествие Эстер оказалось действительно удачным. Она привязалась к двум пожилым леди, которые были так добры к ней. В их глазах маленькая сиротка была почти героиней, и это льстило самолюбию Этти. Восторженные отзывы сестер Брюс о школе и школьной жизни навели девочку на мысль о том, что мрачная картина, которую нарисовало ее воображение, может иметь и другую, более светлую сторону, поэтому будущее перестало казаться ей таким ужасным, как прежде.

Старушки сели в омнибус, который должен был доставить их в Сефтон, где у них был собственный домик. Школа находилась гораздо дальше, и омнибус туда не шел. За Эстер был прислан старомодный экипаж. Кучер поставил ее вещи наверх, сел на козлы, и лошадка, столь же дряхлая, как и повозка, затрусила по каменной мостовой Сефтона. Эстер снова овладело тоскливое одиночество. Время было зимнее, смеркалось рано, и, когда путники подъехали к школе, было почти совсем темно. Краснощекий десятилетний мальчик отворил ворота, а когда они вновь закрылись, Эстер почувствовала себя пленницей.

Экипаж катился по длинной аллее. В темноте ничего нельзя было различить, слышалось только шуршание ветвей по крыше кареты. Наконец лошадь остановилась. Старый кучер слез с козел и, отворив дверцы, помог маленькой путешественнице выйти.

- Пожалуйте, мисс, - сказал он ласковым голосом. - Пожалуйте, обогрейтесь. Ах, Боже мой! Вы совсем замерзли. Бедная маленькая леди!

Он позвонил у широких входных дверей. Тотчас же двери широко распахнулись. Эстер вошла.

- Приехала! Приехала! - послышались голоса, но, осмотревшись, Эстер никого не заметила, кроме опрятной служанки, которая приветливо ей улыбалась.

- Добро пожаловать в "Лавандовый дом", мисс. Пожалуйте на минутку в холл: здесь топится камин. А я доложу мисс Дейнсбери о вашем приезде.

Просторное помещение с мозаичным полом и светло-зелеными стенами, освещенное пылавшим в камине огнем, выглядело очень уютно. Но доносившиеся откуда-то голоса и таинственная мисс Дейнсбери, которая могла каждую минуту появиться, привели Эстер в такое смущение, что она дрожала как в лихорадке, и камин, возле которого она стояла, почти не согревал ее.

- Довольно высока для своих лет, но, кажется, гордячка, - сказал кто-то позади Эстер. Девочка испуганно оглянулась и очутилась лицом к лицу с благообразной, средних лет, особой и с хорошенькой девочкой, похожей на цыганку.

- Энни Форест, как вам не стыдно прятаться за дверь! Вы не имели права прийти сюда без разрешения. Я должна буду пожаловаться на вас, и непременно сделаю это. Вы потеряете два балла из поведения и, вероятно, должны будете переписать тридцать лишних строчек французских стихов.

- Нет-нет, вы не сделаете этого, миленькая мисс Дейнсбери, - затрещала маленькая цыганка. - Вы не столь жестоки. Поцелуйте меня, мисс Дейнсбери, и будьте великодушны!

И шалунья убежала.

- Какая ужасная, дурно воспитанная девочка! - вспыхнув, воскликнула Эстер. Никогда еще ей не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь отпускал замечания о человеке в его присутствии.

- Я надеюсь, что она будет строго наказана. Вы ведь не простите ее? - спросила Этти, от гнева растеряв свою обычную застенчивость.

- Полно, полно, милочка, всем нам следует быть снисходительнее друг к другу, - кротко возразила мисс Дейнсбери. - Жаль, что меня здесь не было, когда вы приехали; тогда этого досадного недоразумения не приключилось бы. Энни Форест не хотела вас обидеть. Она взбалмошная, но добрая девочка. Вы со временем полюбите ее. А теперь пойдемте в вашу комнату. Через пять минут позвонят к чаю, вам нужно подкрепиться.

Эстер последовала за классной дамой через холл, затем наверх по широкой, покрытой ковром лестнице. Они поднялись на второй этаж и остановились на площадке. Мисс Дейнсбери сказала:

- Видите эту дверь, дорогая? Она ведет в школьное помещение. По ту сторону - квартира миссис Виллис, и воспитанницы не имеют права входить туда без позволения. Школьная жизнь кипит там, за этой обитой сукном дверью. И могу вас уверить, это счастливая жизнь для девочек, которые хорошо ведут себя. Теперь поцелуйте меня, дорогая, и будьте в "Лавандовом доме" как дома.

- Вы, вероятно, учительница старших классов? - спросила Эстер.

- Я? О, нет. Я преподаю в младших классах английский язык и наблюдаю за порядком. Я люблю детей, моя девочка, и они это знают. Когда с ними случается какая-нибудь беда, они тотчас бегут ко мне. Но не будем терять времени, дорогая, пойдем в вашу комнату, а потом - к чаю.

Мисс Дейнсбери открыла обитую сукном дверь, и Эстер очутилась совсем в ином мире. По ту сторону двери все было нарядным, даже роскошным; по эту сторону - совсем просто: узкие коридоры, голые стены, некрашеные полы без ковров; но вокруг царила удивительная чистота.

Мисс Дейнсбери провела Эстер по коридору мимо нескольких запертых дверей, за которыми слышались разговоры и смех, и, наконец, остановилась у двери с номером 32.

- Вот ваша спальня, милая. Эту ночь вы проведете здесь одна, а завтра приедет ваша соседка, Сьюзен Драммонд. Миссис Виллис уже получила телеграмму от ее родителей.

Насколько неприглядны были коридоры, настолько комнатка N 32 была мила и уютна. Пол был покрыт зеленым сукном, на окне висели занавеси, вдоль стен стояли две неширокие, но опрятные кровати. Возле каждой располагался комод красного дерева, а в углах - два умывальника. В эркере уместилась пара туалетных столиков. В камине весело потрескивал огонь.

- Теперь это ваша комната, милочка. Вы приехали раньше, поэтому можете выбрать себе кровать и комод. Элис потом разложит ваши вещи и уберет сундук. Пригладьте волосы и вымойте руки; я скоро приду за вами.

Глава IV. Маленькие "уголки" и мелкие ссоры

Через пять минут мисс Дейнсбери вернулась и повела Эстер в столовую.

Они спустились по широкой, не застеленной ковром лестнице и остановились в дверях столовой, откуда слышались звонкие голоса.

- Я представлю вас подругам, а затем провожу к миссис Виллис. За чаем ее не бывает. Председательствуют мисс Гуд или мадемуазель Перье.

- Пожалуйста, позвольте мне сесть возле вас, - взмолилась Эстер.

- Этого нельзя, дорогая. Я присматриваю за маленькими, а они сидят отдельно. Теперь пойдемте. Ваше смущение тотчас же пройдет, вот увидите.

Не тут-то было. За всю жизнь Эстер не смогла забыть того страха, смущения и неловкости, которые овладели ею в длинной, ярко освещенной столовой. Сорок пар глаз были устремлены на нее, пронизывая, будто раскаленными лучами. Она готова была убежать и спрятаться; но вместо этого очутилась, сама не зная как, на конце стола, возле милой девочки с кроткими манерами. Этти машинально ела хлеб с маслом и глотала горячий чай, едва сознавая, что? она ест и пьет. Жужжание голосов и разговор по-французски, беспрестанно прерываемый замечаниями и поправками мадемуазель Перье, доносились, как казалось Эстер, откуда-то издалека. Голова ее кружилась, глаза отяжелели; утомленная застенчивая девочка чувствовала, что силы покидают ее.

Впоследствии, с удовольствием и любовью вспоминая о времени, проведенном в "Лавандовом доме", Эстер Торнтон не раз удивлялась тому ужасу, который испытала в первый день. Но впечатление было столь сильным, что она не могла его забыть, даже когда каждый уголок милого дома, где протекла ее юность, стал ей знаком до мельчайших подробностей.

В тот вечер, когда она, сидя за столом, в полубессознательном состоянии грызла черствый невкусный кусок хлеба с маслом, сидевшая рядом девочка положила ей на тарелку свежий, только что отрезанный ломтик, шепнув при этом:

- Ешь это, остальное несъедобно. Как не стыдно мисс Перье угощать такой гадостью новенькую!

- Мадемуазель Сесиль, вы нарушаете порядок, вы говорите по-английски, - затараторила француженка, сидевшая во главе стола. - Вы теряете один балл.

Соседка Эстер склонила голову в знак покорности, а Этти, взглянув на нее украдкой, заметила, как она вспыхнула.

Это была самая обыкновенная девочка; но выражение ее лица было так кротко, а взгляд карих глаз столь приветлив, что Эстер, несмотря на свою застенчивость, почувствовала к ней симпатию. Она поняла, что соседка отдала ей свою порцию, и немало удивилась, заметив, что она ест хлеб лучшего качества, чем остальные воспитанницы.

Эстер понемножку ободрилась и стала украдкой разглядывать воспитанниц. Но, неожиданно встретив пристальный, испытующий взгляд той девочки, которая ее так поразила в холле, Этти опустила глаза и снова замкнулась в себя. Между тем веселые глаза похожей на цыганку девочки продолжали лукаво посматривать на новую подругу, кудрявая головка приветливо кивала, но Этти сохраняла неподвижность статуи. Ни за что на свете она не ответила бы на поклон человека, которого считала ниже себя.

После чая была прочитана молитва, и воспитанницы друг за другом стали чинно выходить из столовой. Эстер поискала глазами приветливую мисс Дейнсбери, но ее нигде не было видно.

- Полчаса мы можем говорить по-английски, - сказала соседка Этти, дотронувшись до ее руки, - и большинство девочек идут в рекреационную залу.(3) Там мы садимся вокруг камина и рассказываем друг другу разные истории. Хочешь пойти со мной?

(3) - В учебных заведениях так называлось помещение, в котором учащиеся проводили свободное от занятий время, зала для отдыха.

- Хорошо, я пойду, - ответила Эстер, стараясь улыбнуться.

Сесиль взяла ее под руку и через просторный холл ввела в рекреационную залу. Такой большой комнаты Эстер еще не приходилось видеть. Зала была так велика, что два больших камина, топившихся по обоим концам, едва нагревали ее. Массивные висячие лампы давали достаточно света; пол был покрыт матами.

Часть залы была разделена легкими перегородками и драпировками так, что получились небольшие помещения.

- Вот мой уютный "уголок", - сказала Сесиль. - Мы посидим здесь. Видишь, каждая из нас в своем "уголке" хозяйка. Мы можем развесить здесь фотографии, картины - все, что хотим. Тут у нас есть и рабочие столики. Остальная часть залы - общее достояние. У того камина, ближе к двери, располагаются младшие девочки. Мы, старшие, пользуемся камином в этом конце залы. Ты, верно, будешь с нами? Сколько тебе лет?

- Двенадцать.

- Тогда, конечно, ты будешь на нашей половине.

- И у меня тоже будет свой "уголок"? Как славно придумано! Я бы хотела быть по соседству с вами, мисс...

- Темпл. Но зови меня просто Сесиль. Да, ты спрашивала о наших гостиных. Мы зовем эти "уголки" гостиными. Поначалу гостиной у тебя не будет, потому что ее нужно заслужить. Но я буду часто приглашать тебя к себе. Не правда ли, здесь мило? Жаль, что у меня только одно кресло; на сегодня я уступлю его тебе, а сама сяду на табурете. Я коплю деньги, чтобы купить другое кресло, и Энни обещала его обить.

- А кто эта Энни, служанка?

- Нет, что ты! Наша милая Энни Форест - одно из прелестнейших созданий "Лавандового дома". Она, бедняжка, часто попадает впросак, но мы, если получается, выручаем ее. Едва ли ей удастся когда-нибудь заслужить "уголок", но мы любим ее, и каждая из нас всегда рада пригласить Энни к себе в гостиную. В целом свете нет существа веселее и забавнее!

- Мне она совсем не нравится. Такая грубая и неуклюжая...

Сесиль Темпл, поправлявшая в это время темно-зеленую скатерть с искусно вышитыми по ней цветами, обернулась и пристально посмотрела на новенькую.

- Не надо делать слишком быстрых выводов. Энни Форест любит вся школа, даже учительницы, которым приходится часто ее наказывать. Чем она могла тебя обидеть?.. Тише, тише - вон она сама.

Из холла послышались звуки веселой песни, дверь с шумом отворилась, и Энни Форест вступила в рекреационную залу. На обоих ее плечах восседало по маленькой девочке.

- Держись крепче, Дженни! Обними меня за шею, Мэйбл! Ну, теперь поскачем вокруг залы. Чур, два раза, не больше. У меня, кроме вас, есть и другие дела.

Дважды обогнув залу под громкие возгласы и аплодисменты, Энни наконец спустила девочек на пол. Младшие дети окружили ее, цепляясь за платье. Всем хотелось покататься. Энни с трудом отделалась от малышей, перепрыгнув черту, заходить за которую тем было запрещено.

Пока не появилась Энни, в зале царили относительная тишина и порядок. Девочки ходили группами и поодиночке; болтали, смеялись, но в целом вели себя довольно сдержанно. Приход Энни вызвал шум и суматоху.

- Энни, иди скорее сюда!

- Энни, душечка, что ты думаешь по этому поводу?

- Энни, моя прелесть, расскажи мне про твою последнюю проказу!

Наскоро перецеловав нескольких из своих поклонниц, Энни направилась в "уголок" Сесиль Темпл.

- Сесиль ждет меня, мои дорогие, - объявила она. - У ее священного очага теперь восседает чужестранка.

И с громким смехом она вбежала в "уголок" Сесиль.

- О, дорогая чужестранка! - начала она торжественным тоном, глядя в упор на Эстер. - Я чуть не пострадала от желания поскорее тебя увидеть. Говорила ли она тебе, Сесиль, на что я отважилась ради нее? Я осмелилась переступить священную черту и проникнуть в парадный холл. Бедняжка! Как она подпрыгнула, услыхав мой голос. А мисс Дейнсбери тут как тут. Представь, она чуть не плакала, когда ей пришлось на меня пожаловаться. Но для мисс Дейнсбери долг превыше всего, и я уважаю ее за это. Мне пришлось выучить двадцать строчек этих ужасных французских стихов.

Брр... Противно даже думать об этом. Я чувствую, что выкину какую-нибудь штуку. Да-да, Сесиль, непременно выкину! Я забежала только затем, чтобы поздороваться с мисс Торнтон, потом я должна засесть за стихи. Воображаю, как я буду их учить! Приветствую тебя, мисс Торнтон. Смотри на меня как на союзницу, и если в твоем сердце есть хоть капля чувства, ты пожалеешь бедную девочку, пострадавшую из-за тебя с первых минут твоего пребывания в этом святилище.

- Я вас не понимаю, - подчеркнуто холодно ответила Эстер, - и нахожу, что вы были очень грубы и неделикатны, отпуская замечания на мой счет в моем присутствии.

- Боже мой, я только сказала, что ты высока для своих лет и довольно надменна. Ведь это правда!

- Все-таки это было неделикатно, - настаивала Эстер, стараясь скрыть слезы.

- Я, право, не хотела тебя обидеть. Дай мне руку, и будем друзьями.

Но Эстер вовсе не желала примирения. Она сделала вид, что не заметила протянутой руки, и отвернулась.

- Не обращай внимания, - шепнула Сесиль Энни.

Но любимица школы не привыкла к такому обращению. Она густо покраснела и, вызывающе взглянув на Эстер, затянула какую-то залихватскую песенку и оставила "уголок".

Девочки, ставшие свидетельницами этой сцены, начали перешептываться друг с другом.

- Она недобрая. Она не захотела протянуть руку Энни; подумай - нашей Энни!

Глава V. Директриса

Едва успела Энни Форест выйти, как появилась мисс Дейнсбери и пригласила Эстер следовать за ней к миссис Виллис. Бедная дикарка была рада уйти от своих сверстниц, которые теперь, наверное, осуждали ее. Она слышала их перешептывание и со страхом думала о своем поступке. Эстер была настойчива и упряма. Она всегда отстаивала свое мнение, и раз уж невзлюбила Энни Форест, решив, что это невоспитанная девочка, ей нетрудно было убедить себя в том, что и ее покойная мать не одобрила бы ее общения с подобной особой.

Эстер, следуя за мисс Дейнсбери, снова очутилась в парадном холле. Поднявшись по устланной ковром лестнице, учительница и ученица вошли в дверь, завешанную тяжелой плюшевой портьерой. Мисс Дейнсбери, сделав шага два, проговорила:

- Я привела Эстер Торнтон, миссис Виллис, как вы велели.

Учительница удалилась, а Эстер решилась поднять глаза и взглянуть на начальницу.

Высокая красивая женщина с серебристыми седыми волосами шла ей навстречу. Остановившись возле девочки, она положила руки ей на плечи и поцеловала в лоб.

- Твоя мать была одной из первых моих учениц, Эстер, - сказала она. - Ты на нее мало похожа, но все равно - ты ее дочь и потому близка моему сердцу. Пойдем к камину, дружочек, и поболтаем.

С этой милой женщиной Эстер почувствовала себя гораздо свободнее, чем с подругами. Обстановка комнаты напоминала ей будуар ее матери. Безукоризненное серое атласное платье директрисы и дорогие кружева также показались Этти знакомыми с детства, а сочувственный разговор о покойной матери окончательно покорил ее сердце и привязал его к начальнице. Миссис Виллис, несмотря на седые волосы, выглядела вполне моложаво, и Эстер не удержалась и пробормотала:

- Глядя на вас, я бы никогда не подумала, что вы были воспитательницей моей мамы.

- Мне шестьдесят лет, милочка, и я уже тридцать лет заведую школой. Твоя мать не единственная из моих учениц, дети которых у меня воспитываются. Сядь поближе, поговорим о твоей семье. Твоя мама... Ах, бедная моя девочка, я вижу, что тебе тяжело говорить. Дочь Элен должна глубоко чувствовать. Да-да, оно так и есть. В другой раз мы еще поговорим об этом. А теперь расскажи мне о твоем отце, о маленькой сестричке. Ты, может быть, не знаешь, что Нэн - моя крестница?

Начальница и ученица разговаривали долго. От обычной застенчивости Эстер не осталось и следа. Девочка всей душой тянулась к этой симпатичной женщине, которая знала, любила и воспитывала ее мать.

- Я постараюсь хорошо вести себя, - говорила Эстер. - Но мне кажется... О, не сердитесь, миссис Виллис, но мне кажется, я никогда не буду счастлива в школе.

- К школьной дисциплине надо привыкнуть, дитя мое; но благородным, мужественным девушкам это дается легко. И с каким удовольствием они вспоминают потом это время! Здесь особый мирок, в котором немало искушений, но зато сколько возможностей выработать характер и закалить душу. Из моих воспитанниц выходят хорошие девушки, и я уверена, что они здесь хорошо себя чувствуют. Главное правило "Лавандового дома" - серьезное отношение к занятиям. Мы серьезно работаем, серьезно развлекаемся. Свободное время проводи с самыми живыми и веселыми девочками, дитя мое. А учебное - с самыми прилежными и усидчивыми. Ты поняла меня, Эстер?

- Я стараюсь понять, но все это как-то странно.

- Так и должно быть сначала. Ты встретишь немало трудностей, но пусть тебя это не пугает. Если в тебе сильная душа, ты скоро отыщешь правильный путь. Скажи мне, дружочек, ты уже познакомилась с кем-нибудь?

- Да, Сесиль Темпл была очень добра ко мне.

- Она одна из лучших наших учениц. Постарайся подружиться с нею, Эстер. Она честная и добрая девушка. Я не ошибусь, если скажу, что у нее чуткое сердце.

- Еще одна девочка хотела познакомиться со мной. Но с ней я не должна дружить, не правда ли?

- Кто же это?

- Энни Форест. Она мне очень не нравится.

- Энни, всеобщая любимица? Ты скоро изменишь мнение о ней, я надеюсь. О, слышишь? Звонят к молитве! Пойдем в часовню, я представлю тебя мистеру Эвераду.

Глава VI. Я так несчастна!

На утреннюю и вечернюю молитвы в часовне школы собиралось около сорока или пятидесяти девочек различных возрастов. Эта часовня, заново отделанная, принадлежала ранее монастырю, на развалинах которого был выстроен "Лавандовый дом". Ее стены и готические окна с витражами уцелели от прежних времен. Благодаря приподнятым сводам и искусно рассчитанным пропорциям все сооружение выглядело величественным и внушительным.

Миссис Виллис любила свою часовню. Здесь, по ее мнению, воспитанницы получали наилучшие уроки, и не раз приходилось ей приводить сюда слишком строптивых питомиц для назидательной беседы. Каждый вечер, в девять часов, приходил местный викарий для совершения общей молитвы. Почтенный старец был истинным другом директрисы и считал ее воспитанниц важнейшими членами своей паствы.

В этот вечер Эстер вместе с другими девочками пришла в часовню. Смутное состояние, в котором находилась ее душа, и чувство тягостного одиночества особенно располагали к молитве. Когда стройный хор девичьих голосов пропел под звуки органа заключительный гимн, миссис Виллис взяла Эстер за руку и подвела к седовласому викарию.

- Вот моя, или, вернее, наша новая ученица, мистер Эверад. В ее воспитании вы будете принимать участие не меньше моего.

Взяв Эстер за руки, викарий повернул ее к свету.

- Лицо как будто знакомо мне. Виделись мы где-нибудь, дочь моя? - спросил он.

- Нет, сэр, - смутилась Эстер.

- Вы видели ее мать, - пояснила миссис Виллис. - Помните Элен Энстей? Она была вашей любимой ученицей много лет назад.

- Элен Энстей, конечно... Ее я не забуду никогда. Так вы ее дочь, дитя мое?

Но Эстер не слышала этих слов. Волнение и многочисленные впечатления трудного дня расстроили ее нервы. Ей показалось, что часовня и все присутствующие завертелись вокруг нее, и если она не потеряла сознания, то только благодаря тому, что нервный припадок разрешился слезами.

- О, я так несчастна, мне так плохо без мамы! - рыдала она. - Пожалуйста, прошу вас, не говорите о ней.

Эстер едва ли была в состоянии понять ласковые речи, с которыми обращались к ней викарий и миссис Виллис. Последняя расчувствовалась до того, что обняла и поцеловала свою воспитанницу, проявив тем самым нежность, не свойственную сдержанному характеру англичан.

Появившаяся мисс Дейнсбери отвела Этти в ее комнату, помогла ей раздеться и уложила в постель.

- Теперь, дорогая, съешьте немного горячей каши. Нет-нет, ни слова. Ведь я видела, что вы почти ничего не ели за чаем. Нервный припадок и чувство томления, которое вы испытываете, - в том числе и от голода. Я уверена в этом, дорогая. Поверьте мне, я знаю, что говорю. Ну, кушайте же. А теперь закройте глаза и постарайтесь заснуть.

- Вы очень добры ко мне, и миссис Виллис тоже. И мистер Эверад. Сесиль Темпл мне очень нравится, но... ах, как бы я хотела, чтобы Энни Форест не было в школе.

- Тише, тише, моя дорогая, я прошу вас. Мне очень грустно это слышать. Я уверена, что скоро вы будете думать иначе и полюбите нашу Энни.

Эстер промолчала, но по ее глазам видно было, что она остается при своем мнении.

Глава VII. Первый день в школе

Эстер Торнтон заснула со смутным ощущением того, что в школе, куда она попала, большого порядка нет, и каждый здесь делает, что хочет. Но после пробуждения от подобных мыслей не осталось и следа.

Утренние часы в школе были строго упорядочены. Громкий звонок разбудил Эстер, когда было еще совсем темно. Она вскочила и в испуге села в постели. Вошла опрятная горничная с кувшином теплой воды, зажгла свечи на камине и, объявив, что через полчаса будет другой звонок и что к семи часам девицы должны собраться в часовне, вышла.

Эстер достала из-под подушки свои хорошенькие золотые часики и тяжело вздохнула. Они показывали половину седьмого.

- Как рано они здесь встают, - проговорила она про себя. - Недаром я всегда думала, что школа - самое невыносимое место.

Минут пять понежившись в постели, Эстер встала и начала одеваться - довольно вяло и, по правде сказать, небрежно. Ко второму звонку одеться она все же успела, а вот помолиться - нет. "Это не беда, - подумала она, - ведь мы сейчас пойдем в часовню". Посещение часовни накануне вечером произвело на Эстер столь сильное впечатление, что теперь она шла туда с удовольствием и с тайной надеждой снова увидеть миссис Виллис и мистера Эверада. Викарий выказал ей так много участия и так сочувственно говорил о ее матери, что Эстер всерьез рассчитывала на то, что он пригласит ее провести денек в его семействе. Ей казалось, что мистер Эверад может иметь на нее хорошее влияние и вообще - если бы кто-нибудь, столь же необыкновенный, взялся руководить ею, она была бы способна выносить даже присутствие Энни Форест.

Девочки небольшими группами стекались в часовню, которая была так же ярко освещена, как и накануне. Эстер указали место на одной из задних скамеек. Она уже не занимала почетного места возле начальницы. Теперь она была одной из многих, на нее никто особенно не обращал внимания. Службу совершал помощник викария, молодой, несимпатичный священник. Мистера Эверада не было, а миссис Виллис прошла мимо Эстер, не заметив ее. Для мечтательницы это было не очень приятно, но дальше стало еще хуже.

Миссис Виллис остановилась возле Энни Форест и, положив руку ей на плечо, что-то шепнула девочке на ухо. Цыганское лицо Энни густо покраснело.

- Это для тебя же, дитя мое, - прибавила миссис Виллис.

Эстер услышала эти слова, и в ее душе против воли всколыхнулась зависть.

После молитвы девочки перешли в классную комнату и разместились по классам.(4) Эстер пока не прикрепили ни к одному классу, поэтому у нее было достаточно времени, чтобы предаться мрачным мыслям и помучиться ревностью по поводу Энни Форест, которой начальница отдавала заметное предпочтение. Так во всяком случае казалось Этти.

(4) - Во многих школах Англии несколько классов помещались в одной и той же комнате. Иногда их разделяла драпировка, иногда нет. Учащиеся, с ранних лет привыкшие к такому порядку, не отвлекались на уроки соседних классов.

"Как только выносят эту шумную Энни мистер Эверад и миссис Виллис, которая сама - настоящая леди", - думала Эстер. Ее размышления были прерваны резким замечанием француженки.

- Mademoiselle, почему вы ничего не делаете? Праздности здесь не терпят. Pardon, вы не понимаете по-французски. Вот вам легкий урок. Выучите его и не зевайте по сторонам.

Этти наградила француженку презрительным взглядом и молча раскрыла протянутую книгу.

В восемь часов подали завтрак, красиво сервированный и вкусный. Эстер к этому времени уже проголодалась и не смущалась, как накануне. Она сидела между двумя девочками, которые заговорили с ней очень приветливо, но Эстер отвечала неохотно, поэтому разговор не клеился.

После завтрака был получасовой перерыв в занятиях, и так как погода была сырая, девочки собрались в уютной рекреационной зале. Эстер поискала глазами Сесиль, та ответила ей приветливым взглядом, но в свой уголок не пригласила. Энни Форест в зале не было, и Эстер вздохнула с облегчением.

Эти полчаса показались новой ученице вечностью. Выросшее в благополучной семье балованное дитя, Эстер не пыталась понять окружавший ее мирок, все интересы школьниц казались ей чуждыми. Подруги нашли ее надменной, скучной и скоро перестали обращать на нее внимание. Ей хотелось поговорить с Сесиль, но та воспользовалась свободной минутой, чтобы написать письмо домой. Эстер надоело бродить одной, и она решила подойти к младшим девочкам.

В школе было от двенадцати до пятнадцати малышей. Эстер с любопытством к ним приглядывалась, стараясь найти хоть отдаленное сходство со своей сестренкой. "Они будут мне рады, - подумала она. - Малыши всегда приходят в восторг, когда старшие обращают на них внимание. Как они возились вчера с Энни Форест! Нэн ведь очень любит меня, и вообще дети понимают, с кем имеют дело".

Малыши играли на своей половине залы и шумели, как пчелки. Эстер любила детей. Некоторые из самых маленьких так напоминали Нэн, что сразу же привлекли ее сердце. Она присела на корточки и взяла в руки безголовую куклу.

- Я знаю девочку, у которой точь-в-точь такая кукла.

Несколько пар глаз с любопытством уставились на нее.

- Бедная куколка сломалась, - объявила одна девочка с глубоким огорчением.

- Ты все ломаешь, Мэг, - заметила пятилетняя сестренка собственницы куклы, а потом обратилась к Этти. - Пожалуйста, расскажите нам про девочку, у которой такая же безголовая кукла.

- Она отвезла куклу в лазарет, - улыбнулась Эстер, - там кукла поправилась и стала лучше прежнего.

Это сообщение крайне заинтересовало публику. Эстер с любовью глядела на Мэг, большие черные глаза которой так напоминали ей Нэн. Но тут дверь с шумом распахнулась, и веселый голос запел:

Волшебница-царица сейчас ко мне пришла,

Гостинцев умным деткам с собою принесла.

В ту же минуту дети дружно вскочили на ноги и захлопали в ладоши:

- Энни! Энни пришла!

Они бросились к своей любимице, а Эстер осталась в одиночестве с безголовой куклой в руках. Вспыхнув с досады, она не заметила устремленный на нее торжествующий взгляд черных глаз. Взяв какую-то книгу, Этти села в угол, стараясь сдержать готовые хлынуть слезы.

Наконец томительные полчаса перерыва кончились, и старшие девочки под предводительством мисс Дейнсбери вернулись в классную комнату. Начались серьезные занятия. Интересно было бы проследить за выражением молодых лиц, склонившихся над столами. Все ученицы прилежно занимались своими делами, дисциплина была образцовой.

Эстер в большом смущении осталась стоять, не зная, что ей делать. Она уже собиралась тихонько сесть на стоящий неподалеку стул, как мисс Дейнсбери подошла к ней:

- Следуйте за мною, мисс Торнтон.

Они пересекли длинную классную комнату и, откинув тяжелую портьеру, вошли в кабинет, где за письменным столом сидела миссис Виллис. На директрисе вместо серого платья теперь было черное, поэтому, вероятно, она показалась Эстер гораздо строже, чем накануне. Она не протянула руки и не поцеловала Эстер, а деловым тоном произнесла:

- Мне нужно тебя проэкзаменовать, Эстер, и определить в соответствующий класс.

Эстер была способной девочкой, поэтому экзамен выдержала весьма достойно. Миссис Виллис осталась довольна ее познаниями в английском языке. Французский был плох, немецкий - удовлетворителен.

- Я довольна твоим общим развитием, Эстер, и мне кажется, ты одарена хорошими способностями, - сказала начальница. - Я попрошу мисс Гуд, нашу учительницу английского, отвести тебя в третий класс. Однако тебе придется поработать над своим французским. Мадемуазель Перье добра и внимательна, она поможет тебе. Старайся больше говорить по-французски, чтобы приобрести практику. А теперь, дружок, иди в класс.

- Позвольте мне остаться еще на одну минутку. Мне нужно вам кое-что сказать.

- Относительно уроков?

- Нет-нет. Я хотела...

- Тогда извини, дорогая. От восьми до половины девятого я в распоряжении моих учениц, если им нужно поговорить со мной. Но во время уроков можно говорить только об уроках. Ах, вот и мисс Гуд. Прошу вас, мисс Гуд, посадить Эстер Торнтон в третий класс. По английскому языку она вполне подходит, а что касается французского - я поговорю с мадемуазель Перье сама.

Эстер последовала за учительницей английского в классную комнату, заняла место в третьем классе за указанным ей столом и получила целую кипу новых книг. Шел урок истории.

Несмотря на недовольство начальницей, которая, как ей показалось, изменила к ней отношение, Эстер сумела обуздать свои чувства и держалась в классе с таким достоинством, что подруги стали уважительно поглядывать на нее. За историей последовала английская литература, здесь Эстер опять отличилась. Читали драму Шекспира "Юлий Цезарь", которую она раньше уже изучала с матерью.

Но когда наступила очередь языков, ее триумфу пришел конец. Ниже и ниже опускалась она во мнении своих сверстниц, по мере того как коверкала французские слова. Мадемуазель Перье, вспыльчивая француженка, покрикивала на нее, а ученицы хихикали. Эстер надеялась вернуть лавры на уроке немецкого языка, который ей нравился гораздо больше французского. Но от непривычных усилий голова у нее так разболелась, что больших успехов достичь не удалось.

В полдень уроки закончились. Мисс Гуд приказала воспитанницам одеваться и готовиться к прогулке.

Прогулка, длившаяся целый час, была тяжелым испытанием для Эстер. Нельзя было ни бегать, ни играть, ни говорить по-английски. Она так тяжело вздыхала, что другие, поглядывавшие на нее втихомолку, согласились с мнением Энни Форест: Торнтон действительно угрюмая и необщительная девочка.

За прогулкой последовал обед, потом получасовой перерыв и долгожданная усиленная болтовня на родном языке.

В три часа все опять собрались в классной комнате, но теперь девочек ждали занятия более приятные. На уроке рисования Эстер старательно срисовала старый дуб, надеясь получить похвалу учителя. Каково же было ее разочарование, когда тот, посмотрев рисунок, перечеркнул его карандашом крест-накрест:

- Я просил вас особенно не тушевать, мисс Торнтон. Ведь я объявил, что сегодня будет урок очертаний. Вы получили растушеванный рисунок только для того, чтоб срисовать очертания. Разве вы не поняли?

- Сегодня первый день, как я здесь, - ответила совсем сконфуженная Эстер.

Учитель улыбнулся, и тем все кончилось.

Затем у Эстер был урок музыки. Учитель, маленький сухонький старичок, отличался изрядной раздражительностью, но так как Эстер играла неплохо, ей досталось всего несколько ударов по пальцам.

Потом пили чай, полчаса отдыхали и затем в течение двух часов готовили уроки на завтра. Эстер, решив стать выдающейся ученицей, прилежно работала. Даже в этот первый день, когда она чувствовала себя несчастной и смущенной, она не раз получала одобрение за быстроту мышления, смекалку и наблюдательность. Всем было ясно, что в будущем, когда она освоится и поймет, что от нее требуется, она будет учиться намного лучше.

Несмотря на усиленные занятия Эстер не могла не заметить, что Энни Форест целый день не показывалась. Ее не было ни в классе, ни в рекреационной зале. Когда часы пробили восемь раз, она вошла в класс и небрежно села на свое место в этом же третьем классе. Глаза ее были опухшими: по-видимому, девочка плакала. Когда ее соседка сочувственно и в то же время вопросительно на нее взглянула, Энни лишь печально покачала головой и ничего не ответила.

Воспитанницы получили по стакану молока и по куску хлеба с маслом. Потом мисс Дейнсбери спросила, не желает ли кто видеть начальницу перед молитвой. Эстер было вскочила со своего места, но тотчас же села обратно. Миссис Виллис обидела ее тем, что отказалась выслушать, когда она хотела с ней говорить. Самолюбивая девочка решила, что не будет надоедать директрисе.

- Значит, на этот раз никто? - спросила мисс Дейнсбери, заметив движение Эстер.

- Я иду, - заявила Энни Форест, поспешно поднявшись с места. - Вам не нужно, мисс Дейнсбери, показывать мне дорогу, я ее знаю.

Глава VIII. Ты слишком рано меня разбудила!

Когда после вечерней молитвы Эстер пришла в свою комнату, она обнаружила, что уже не является здесь единовластной хозяйкой. В одном углу валялся чулок, в другом - грязная туфля. На подушке, окруженная целой гривой рыжих волос, располагалась круглая, с веснушками, физиономия - и громко храпела.

Эстер остановилась в растерянности:

- Какой ужас! Она храпит. Я не смогу здесь спать!

Она стояла неподвижно и с комическим ужасом смотрела на это новое испытание. В довершение ко всему, новоприбывшая спала на ее постели. Полуоткрыв глаза, незнакомка тягучим голосом, несколько в нос, спросила:

- Ты моя новая соседка?

- Да, к сожалению.

- Пожалуйста, не жалей, милое создание. Сожалеть тут решительно не о чем. Я перестану храпеть, как только повернусь на бок. Но сначала я всегда лежу на спине - и храплю. О, не принуждай меня открывать глаза; мне вовсе не любопытно тебя видеть. У тебя такой грубый голос. Ничего, скоро ты ко мне привыкнешь.

Этти попыталась установить дистанцию и подчеркнуто холодно произнесла:

- Вы лежите на моей постели. Не угодно ли вам перелечь на свою?

- Ах, нет, мне здесь больше нравится. Я раньше на этой кровати спала. Комод я тоже переменила, надеюсь, тебе все равно. Пожалуйста, выставь мои грязные туфли за дверь и повесь чулки на спинку кровати. Я совсем позабыла о них и потеряю балл в поведении, если мисс Дейнсбери вздумает зайти. Спокойной ночи. Я поворачиваюсь на бок, больше храпеть не буду.

Круглое лицо теперь было видно в профиль. Эстер, зная, что мисс Дейнсбери непременно придет, чтобы посмотреть, потушены ли свечи, поспешила скорее лечь в постель. Что-то побудило ее, однако, исполнить просьбу соседки. Брезгливо, едва прикасаясь двумя пальцами, она взяла грязные туфли и выставила их за дверь.

Эту ночь Эстер спала лучше, и несносный звонок утром уже не испугал ее. Горничная пришла как обычно, принесла два кувшина теплой воды и зажгла свечи.

- Вы проснулись, мисс? - спросила она Эстер.

- Проснулась, - ответила Эстер почти весело.

- Прекрасно. Теперь мне надо разбудить мисс Драммонд, и это нелегкая задача. Если вам не трудно, мисс, окликайте ее, когда будете одеваться; то есть, это в том случае, если мне не удастся ее разбудить сразу.

Горничная подошла к кровати, где рыжеволосая девица лежала на спине и храпела.

- Мисс Драммонд, проснитесь. Уже половина седьмого. Пора вставать. Я принесла вам теплой воды.

- А? Что? Не надоедайте мне, Энн, я не буду сегодня ездить верхом. Подите прочь.

Все это новенькая говорила в полусне, а потом, засыпая окончательно, начала нести какую-то чепуху о собаках и лошадях.

- Я не лошадь, не собака и не Энн, - проговорила горничная с раздражением. - Вставайте, мисс. Право, я в жизни не видывала такой сони.

- Не надоедай мне! - мисс Драммонд повернулась к стене и захрапела громче прежнего.

- Ничего не поделаешь! - заметила горничная Элис, разводя руками. - Не удивляйтесь, мисс. Ведь каждое утро такая история. Из-за этого у нее никогда нет хорошего балла. Сейчас увидите, что будет.

Горничная взяла губку, обмакнула ее в холодную воду и выжала на лицо спящей. Средство подействовало. Соседка Этти раскрыла свои бесцветные глаза и спокойно проговорила:

- Благодарю вас, Элис, стало быть, я опять здесь, в этой противной школе.

- Спустите ноги, мисс Драммонд, иначе вы опять заснете. Теперь надо поскорее одеваться, чтобы не опоздать.

Эстер от души повеселилась во время необычной процедуры пробуждения. Она была уже почти одета, а соседка сидела на краю постели и смотрела на нее заспанными глазами.

- Так ты моя новая подруга? Вот оно что! Как тебя зовут?

- Эстер Торнтон, - ответила Этти с достоинством.

- А меня Сьюзен Драммонд. Можешь звать меня Сьюзи, если хочешь.

Эстер промолчала, а мисс Драммонд продолжала сидеть, покачиваясь.

- Вы бы лучше одевались, - решилась заметить Эстер, которой показалось, что удивительное создание заснет даже сидя.

Мисс Драммонд встрепенулась.

- Одеваться? Да-да, милое создание. Будь ангелом, подай мне платье.

- Где оно? - сердито спросила Эстер, которая вовсе не расположена была исполнять должность горничной.

- Вон там, на стуле, в этой грандиозной куче. Наверху плед. Ну, брось его мне! Я уж как-нибудь справлюсь.

Мисс Драммонд кое-как оделась. Даже после этого вид у нее был настолько непривлекательный, что Этти невольно осмотрелась, сравнивая себя с нею.

- Ну, наконец-то. Уф! - проговорила мисс Драммонд. - Какая скука одеваться. Одно утешение, что в часовне тепло. Я постараюсь спрятаться за кого-нибудь повыше ростом и назеваться всласть. И почему это людям не позволяют хорошенько выспаться? Не правда ли, странно?

Эстер надевала в это время чистый воротничок. Мисс Драммонд лениво следила за нею.

- Ах, ты мой кролик! - воскликнула она.

- Почему это я кролик? - сердито спросила Эстер.

- Потому, душечка, что ты на него похожа. Не сердись, моя радость. На Сьюзи Драммонд никто не сердится. Скажи-ка лучше, что было вчера на завтрак?

- Я не помню.

- Не помню! Скажите, пожалуйста! Не камешки ли с маслом? Скажи, по крайней мере, были ли яйца свежи, а кофе достаточно крепок? А масло? Первого или второго сорта? Завтрак для меня очень важен.

Эстер пыталась держаться отчужденно:

- Сегодня вы сами увидите, достаточно ли хорош для вас завтрак. Для меня он был хорош, но я не помню, что ела.

- О Боже! Она таки с душком, соседка-то моя. Попробовать разве, не смягчит ли ее шоколадная тянучка?

- Пожалуйста, не разговаривайте, я буду молиться, - сказала Эстер.

Встав на колени, она старалась сосредоточиться, прося у Бога помощи на текущий день. Как ни коротка была молитва, но она ободрила и успокоила девочку.

Прозвонили к молитве, и воспитанницы собрались в часовне. Все приветливо раскланивались с мисс Драммонд, у которой карманы как-то странно оттопыривались. Эстер с облегчением отметила, что ее соседка оказалась в другом классе, да и в столовой сидела поодаль.

После завтрака Эстер не сочла нужным примкнуть к какой-нибудь компании. Во время перемены она поудобнее устроилась в кресле и принялась читать. Вдруг целый поток леденцов посыпался ей на голову, на шею и на колени. Она с досадой вскочила, а Сьюзи Драммонд тотчас же плюхнулась на ее место.

- Спасибо, душечка, - проговорила она своим тягучим голосом. - Кушай леденцы и смотри на меня. Я сейчас засну. Толкни меня, когда покажется мисс Дейнсбери. О, фуй, маленький кролик! Не будь такой надутой. Соси леденцы - они смягчат выражение твоей рожицы.

С последними словами мисс Драммонд заснула.

Глава IX. Труды и забавы

Прошло несколько дней, и Эстер понемножку привыкла к школьной жизни. Она освоилась со школьными порядками и приобрела если не любовь, то уважение своих новых подруг. Она прилежно училась, делала большие успехи во французском языке и вообще оказалась способной; учителя и учительницы ее хвалили. Пробыв в "Лавандовом доме" две недели, Эстер стала находить, что сестры Брюс были правы, говоря, что школа - приятное место для некоторых девушек. Только не для нее, конечно. Она была слишком застенчива и необщительна, чтобы сближаться с подругами. Все их интересы были ей чужды. Она не умела приспосабливаться к обстоятельствам, не понимала наслаждения обмениваться мыслями и одолжениями, не могла пропустить без внимания насмешливый взгляд или необдуманное слово. Все, что касалось уроков, она исполняла добросовестно; но в самом труднейшем уроке - выработке характера, для которого общество товарищей дает так много материала, - Эстер не делала ни малейших успехов. День ото дня она все более замыкалась в себя, избегая общества подруг, насколько возможно. Одна Сесиль Темпл ей искренне нравилась, и с ней Этти охотно разговаривала.

У миссис Виллис были собственные приемы воспитания, выработанные долгим опытом. Она применяла их в течение тридцати лет, и ни разу ей не приходилось жалеть об этом. Ее школа давала воспитанницам больше свободы, чем другие подобные учреждения. Девочкам позволялось болтать в спальнях, во время перемен за ними никто не следил, их писем не читали. Только ежемесячные официальные письма к родственникам начальница просматривала. Когда кто-то выражал удивление по поводу свободы, которой пользовались ученицы, миссис Виллис отвечала:

- Я убедилась, что гораздо лучше доверять воспитанницам. Если какая-нибудь девочка злоупотребит моим доверием, я попрошу родителей забрать ее и поместить в более строгую школу.

Способствовали такому воспитанию и те полчаса, которые директриса уделяла нуждающимся в откровенной беседе. В эти минуты миссис Виллис оставляла роль воспитательницы и становилась матерью. Она не бранила строптивых учениц, а лишь уговаривала их и убеждала. Если это не помогало, она прибегала к последнему средству: приглашался викарий. С девушкой, которая оставалась невосприимчивой к нежному материнскому внушению, должен был поговорить духовный отец. Но к такой мере прибегали редко.

- Ваше влияние должно быть господствующим, - говорил господин Эверад. - В исключительных случаях я поддержу вас, но, кроме вечерних молитв, моих уроков и воскресных проповедей, я не желал бы вмешиваться в ваши дела. Девочкам гораздо лучше иметь дело с вами.

Так думали и сами воспитанницы. Поэтому, когда начальнице приходилось раз или два в году приглашать для увещеваний викария, все пребывали в крайне подавленном состоянии и говорили об этом событии с нескрываемым ужасом.

Миссис Виллис делала все возможное, чтобы ее воспитанницы были счастливы и довольны. С этой целью и были устроены "уголки" в рекреационной зале.

- Для старших девушек нет большего удовольствия, как иметь собственный "уголок", - говорила она, - где каждая из них - полная хозяйка. Никто не смеет войти туда без ее приглашения. "Уголок" этот она может убрать по своему вкусу, разместить там все свои сокровища. Словом, этот "уголок" должен составлять как бы часть ее родного дома.

В рекреационной зале можно было устроить только двадцать "уголков", и заслужить их было нелегко. Высоких баллов по отдельным предметам было недостаточно, много зависело и от поведения. Мало того, нужно было отличиться чем-нибудь особенным. Определенных правил для этого не существовало. Миссис Виллис лично назначала "уголки", ее выбор нередко удивлял и самих избранных.

Получить "уголок" было трудно, но еще сложнее было его удержать. На это у начальницы тоже были собственные взгляды. Во время перерыва девочки иногда видели, как какая-нибудь "гостиная" очищалась от всех украшений, вещи уносились - и одна только провинившаяся знала причину такой перемены. Энни Форест за четыре года пребывания в школе, владела "уголком" в течение одного-единственного месяца. Она получила его в награду за самоотверженный поступок. Одна из младших воспитанниц однажды случайно подожгла свой передник. Старших поблизости не было, и девочки с криком побежали за помощью. Только Энни не растерялась и руками потушила огонь. Малышка была спасена, а Энни пролежала целую неделю в лазарете. Когда она вернулась в класс, ее встретили как героиню. Миссис Виллис поцеловала ее и наградила прехорошеньким "уголком", которым Энни владела не больше месяца.

Все воспитанницы "Лавандового дома" помнили это счастливое время. Свою гостиную Энни оформила в японском вкусе, так, как ей нравилось. В этом маленьком пространстве совершались всевозможные проказы, здесь был центр самого шумного веселья. Толпы девочек постоянно вертелись около него, надеясь на приглашение. Избранных Энни угощала чаем из японского сервиза. Нечего и говорить, что внутри "уголка" царил полнейший хаос. Все кончилось, когда однажды Энни до того расшалилась, что опрокинула столик с японским прибором: посуда разбилась вдребезги, а чай и молоко пролились на пол. В этот же вечер миссис Виллис послала за Энни. От директрисы девочка вернулась с заплаканными глазами.

- Ну, мои дорогие, - объявила она подругам, - я не сумела достойно управлять своим царством, за что и была свергнута с престола. Увы, задача оказалась мне не по силам.

На другой день "уголок" был передан другой собственнице.

Воскресенья в "Лавандовом доме" считались самыми тоскливыми днями; но миссис Виллис, заботившаяся о том, чтобы ее ученицы не скучали, нашла средство и эти дни сделать приятными. Она целый день проводила с воспитанницами и была такой, как в вечерние получасы: простой, неофициальной - словом, доброй матерью. В эти дни она никого не бранила и не наказывала. Начальница обыкновенно усаживалась в кресло, малыши окружали ее, а старшие толпились неподалеку.

От милого и приветливого лица словно исходили лучи, согревавшие девочек. Директриса казалась воспитанницам олицетворением богини милосердия. Ее присутствия было достаточно, чтобы скучный праздник показался веселым. Только дети с дурными наклонностями продолжали дуться и выказывать недовольство.

Миссис Виллис обладала особенным умением направлять своих воспитанниц и пробуждать их энергию. В воскресенье не было ни уроков, ни наказаний. Девочки писали письма, читали, бродили по дому. Все двери были открыты, в том числе и личные апартаменты начальницы. Все предоставлялось в их распоряжение. Если погода была хорошей, воспитанницы ходили в церковь. В дождливые дни мистер Эверад служил в часовне.

Самым приятным был воскресный вечер, его старшие девочки проводили в гостиной миссис Виллис. Директриса много рассказывала и потом пела. В свои шестьдесят лет она сохранила чудный голос. Когда Этти в первый раз услышала ее пение, она не могла удержаться от слез. Только двое видели эти слезы - начальница и Энни Форест. Миссис Виллис приласкала девочку и шепнула ей несколько ободряющих слов. Энни Форест ничего не сказала, но подумала, что у новенькой, пожалуй, есть сердце, хотя она и смотрит букой.

Вечером директриса лично обходила все кроватки, целовала своих питомиц и благословляла на труд грядущей недели. Не раз эта материнская ласка пробуждала самые лучшие намерения, и если не все они тотчас же выполнялись, то доброе семя было все-таки брошено и в конце концов приносило плоды.

Глава X. Разные разности

Впечатлительная и бурная Энни Форест, вне всякого сомнения, была любимицей школы. Она вечно попадала в разные переделки, тотчас же раскаивалась, но природа брала свое, и добрые ее намерения снова разлетались в прах. При всем том Энни была такая хорошенькая, такая милая, добрая, остроумная, веселая, что мало кто мог устоять против ее неотразимой привлекательности. Малыши просто обожали ее; девочки восхищались ее блестящими качествами, не замечая слабостей. Девушки постарше и поблагоразумнее старались ее сдерживать, но это не мешало им поддаваться ее обаянию, как и всем остальным.

Только Эстер не находила в Энни ничего привлекательного. Сразу же определив ее как дурно воспитанную девочку и немало подивившись ее несомненной популярности, она вздернула носик и решила, что такая мисс Форест не будет иметь на нее влияния.

Для своих двенадцати лет Эстер была очень наблюдательна и вдумчива. Не поддавшись чарам маленькой волшебницы, она видела ее недостатки яснее, чем другие. У блестящей, очаровательной Энни их было множество. Она была легкомысленна и непостоянна. Обладая горячим сердцем, своими необдуманными поступками она часто вовлекала в беду даже тех, кого очень любила. Энни обожала миссис Виллис и почитала ее выше всех на свете. Бывали минуты, когда она до того увлекалась, что страстно желала иметь возможность пожертвовать ради нее жизнью. Однажды во время болезни начальницы Энни просидела всю ночь на площадке около ее двери и сама сильно простудилась. Никакими силами девочку не могли увести с ее поста, пока ей не позволили наконец взглянуть на директрису, чтобы убедиться, что та вне опасности.

- Докажи мне свою любовь, Энни, иди вниз и не нарушай порядка, - проговорила миссис Виллис.

- Никогда в жизни я не нарушу порядка, миссис Виллис, только бы вам было лучше, - ответила девочка.

Она спустилась вниз с твердым намерением вести себя хорошо, но не прошло и часу, как уже была наказана за непослушание.

Однажды в среду, когда занятия продолжались только до обеда,(5) Сесиль Темпл пригласила Эстер Торнтон и первоклассницу(6) Дору Рассел в свой "уголок" на чай с шоколадными вафлями. Девочки сидели вокруг маленького столика на трехногих легких стульчиках и вели себя как благовоспитанные леди, когда из-за портьеры вдруг выглянуло лукавое лицо Энни, окаймленное легкими непослушными завитками.

(5) - По средам и субботам занятия в школах Англии продолжались только до полудня. Такие дни назывались "полупраздниками".

(6) - Первый класс в английских школах являлся старшим.

- Мне позволено будет войти в святилище?

- Конечно, Энни, - приветливо ответила Сесиль, - я достану чашку и блюдечко, а чаю в чайнике еще достаточно.

Энни вошла и без церемоний уселась на пол, не обращая внимания на строгий взгляд Эстер и на ледяное выражение лица Доры. Вечно увлекающаяся Энни была всецело поглощена мыслью, которая пришла ей в голову. Она полагала, что следует сделать подарок миссис Виллис, и хотела знать мнение остальных по этому поводу.

- Я хочу сделать ей подарок через неделю, - с жаром объявила Энни. - Хотите присоединиться ко мне?

- Но ведь нет никакого повода для этого, - возразила Сесиль Темпл. - В будущую среду не будет ни дня рождения миссис Виллис, ни Рождества, ни Пасхи. Среда как среда, и ничего больше. С какой стати нам делать подарок миссис Виллис?

- Сегодня утром она была такая грустная! Право, ей будет приятно такое доказательство нашего внимания. Это бы ее утешило, я уверена.

- Фу, - скривилась Эстер.

- Как ты смеешь гримасничать, когда я говорю о нашей начальнице! - вспыхнула Энни, с негодованием глядя на Эстер своими большим глазами. - Сесиль, пожалуйста, преподнесем ей букет или какую-нибудь безделушку. Просто, чтобы она видела, как мы ее любим.

- Вы же первая ее и не любите, - оборвала ее Эстер.

Перчатка была брошена. Энни вскочила на ноги и осыпала Эстер целым потоком колкостей. Эстер тоже не стала себя сдерживать и заявила во всеуслышание, что любовь доказывается не словами, а действиями; и если бы Энни хорошо училась и не отступала от правил заведения, этим она выказала бы гораздо более любви начальнице, чем ничтожными знаками внимания. Эстер говорила правду, но слова ее были резки; они уязвили Энни до глубины души. Из красной она сделалась совершенно бледной, и на глазах ее выступили слезы.

- А ты жестока, - проговорила она сдавленным голосом и, откинув портьеру, вышла из владений Сесиль в общую залу.

Оставшиеся девочки долго молчали. Эстер старалась уверить себя в том, что она была права, говоря с Энни в таком тоне, но в глубине ее души шевелилась жалость к этой девочке, лицо которой вдруг исказилось страданием. Она, присмирев, сидела с чашкой в руках на трехногом стуле, потягивая остывший чай.

Сесиль Темпл первая нарушила молчание.

- Как ты могла! - с упреком сказала она. - Руководить поступками Энни совсем непросто, да и не так надо исправлять ее. Миссис Виллис было бы очень неприятно, если бы она слышала твои слова. Ты слишком беспощадна. Я бы не хотела показаться невежливой, но мне нужно уйти. Я пойду поискать Энни.

- А я пойду к себе, - объявила мисс Рассел, вставая.

- Может быть, ты заглянешь ко мне вечером, после чая, - прибавила Сесиль, обернувшись к Эстер с приветливой улыбкой.

- Прости меня, - сказала Эстер, взглянув на подругу полными слез глазами. - Я совсем не хотела быть жестокой, но, право, смешно, что вы все так балуете эту девочку. Вероятно, за хорошеньким личиком не видны ее недостатки.

- Ты предубеждена против нее, Эстер, - кротко заметила Сесиль. - Ты сразу невзлюбила Энни. Не задерживай меня, я должна сейчас же найти ее. Боюсь, что твои слова наделали много вреда. Энни - особенная девочка. Если б ты знала все обстоятельства, то была бы к ней гораздо снисходительнее.

Она поспешно выбежала, а Эстер, оставшись в одиночестве, глубоко задумалась. Упрямая от природы, она вовсе не собиралась отступать от своего мнения, даже ради Сесиль Темпл. Тем не менее слова Сесиль произвели на нее впечатление.

Вечером, после чая, Сесиль вошла в свой "уголок" вместе с Энни. Обыкновенно бледное лицо девочки пылало, глаза горели. Она была чудо как хороша в эту минуту. Вся ее внешность выражала готовность на всякие проделки. Словом, девочка окончательно распоясалась. За чаем мадемуазель Перье беспрестанно покрикивала на нее по-французски. Энни тотчас же принимала вид кроткой овечки, но едва француженка опускала глаза, шалунья пускала в ход мимику, да так, что подруги с трудом сдерживали смех. Не раз она задорно взглядывала на Эстер, но, встретив ее взгляд, тотчас же напускала на себя показное равнодушие.

После чая Дора Рассел удивила всех своих одноклассниц. Она прямо подошла к Эстер и, взяв ее под руку, повела в свой "уголок".

- Должна сказать тебе, что я полностью согласна с твоим мнением относительно Энни Форест, - сказала Дора, когда они вошли в "уголок". - Ты очень смело говорила с ней сегодня. Вообще я не интересуюсь третьеклассницами и редко замечаю Энни Форест, но полагаю, что она действительно избалована и твой урок пойдет ей на пользу.

Такое одобрение со стороны старшей воспитанницы, гордой мисс Рассел, окончательно вскружило голову бедной Эстер.

- О, я так рада, что ты со мной согласна, - проговорила она, покраснев от удовольствия.

- Видишь ли, - прибавила она многозначительно, - дома я привыкла к самому изысканному обществу.

- Это заметно, - кивнула мисс Рассел.

- Я нахожу, что Энни дурно воспитана, и не понимаю, почему мисс Темпл так ее любит.

- О, Сесиль слишком добра, она во всех людях видит только хорошее. Энни, конечно, не дворянской крови. Наконец-то нашелся хоть один человек в школе, способный распознать это. Мне, первокласснице, конечно, нет никакого дела до мисс Форест, но я считаю, что миссис Виллис не совсем красиво поступает относительно своих воспитанниц, оставляя среди них девочку такого сорта. Я искренне сочувствую тебе, Этти, и приглашаю заглядывать в мой "уголок".

За портьерой послышался подозрительный шорох. Дора выглянула, но поблизости никого не оказалось.

Все девочки, не обладавшие "уголками", столпились на другом конце залы, вокруг старшей ученицы Эммы Маршалл, развлекавшей подруг интересными рассказами.

Проговорив еще некоторое время, Эстер и Дора рука об руку вошли в классную комнату. Такое проявление дружбы со стороны старшеклассницы наполняло сердце Эстер гордостью.

Увидев эту пару, Сьюзи Драммонд, которая несмотря на возраст была только в четвертом классе, бросилась к Энни Форест и что-то шепнула ей.

- Точно, как я говорила! - прибавила она громко, из чего можно было заключить, что предмет разговора был ей небезразличен.

Энни дружески ущипнула ее за щеку, и Сьюзи вернулась на свое место, получив выговор от учительницы.

Мисс Рассел уселась со своим обычным важным видом. Она была неглупой девушкой, но тщеславной и благородством души не отличалась. В этом году Дора заканчивала обучение. Родители ее были богаты, и благодаря своему общественному положению Дора пользовалась в классе некоторым влиянием. Никто ее особенно не любил, зато никто и не ненавидел. Класс с ней ладил, и для Доры этого было более чем достаточно: она была совершенно равнодушна и к похвале, и к порицанию. Она в большой мере обладала пагубным свойством, которое более всего отталкивает людей, а именно - эгоизмом.

Теперь она сидела за своим столом, даже не подозревая о том вреде, который нанесла Эстер своим необдуманным одобрением ее поступка. Впрочем, если бы она и знала об этом, все равно не изменила бы своего поведения. Просмотрев заданные уроки, она решила, что они не потребуют много времени, и, взяв книгу, искусно спрятанную под тетрадями, начала читать ее. Дора знала, что нарушает правила, но это ее не останавливало, поскольку по природе она была столь же легкомысленной, как и Энни, но далеко не так обаятельна.

Мисс Рассел отличалась большой аккуратностью. В ее столе царил безупречный порядок. Ее руки всегда были чисты, а волосы гладко уложены. Когда приготовление уроков закончилось, Дора сложила книги и тетради в стол и закрыла крышку. Эстер посмотрела Доре вслед, когда та выходила из классной комнаты, ожидая, что она на нее взглянет. Но мисс Рассел о ней уже забыла - ее внимание и похвала были мимолетными.

В этот вечер Сьюзен Драммонд вела себя в спальне очень странно. Куда только подевалась ее обычная слащавая любезность по отношению к Эстер! Сегодня она как будто не замечала соседку. А потом и вовсе приступила к каким-то непонятным приготовлениям.

- Что ты делаешь, Сьюзи? - поинтересовалась Эстер.

- А тебе что за дело? - мисс Драммонд раскраснелась от досады. - Иди на свое место и оставь меня в покое! Иначе я не успею сделать, что мне нужно, до того как мисс Дейнсбери придет гасить свечи.

Эстер нисколько не обидел такой ответ. Она с интересом наблюдала за Сьюзен, которая, сидя на постели, старалась соединить шнурком большой палец ноги с перекладиной кровати. Будучи довольно неуклюжей, девочка кряхтела, сопела и обливалась потом.

- Что ты такое делаешь? - смеясь, спросила Эстер.

- Ох, ты прямо шпионка! Я всего лишь хочу пораньше встать, вот и все. Когда я повернусь, шнурок дернет меня за ногу, и я поневоле проснусь. Если бы ты была добрее, я дала бы другой конец шнурка тебе, но с тобой это невозможно.

- Конечно, я не собираюсь утруждать себя, только чтобы разбудить такую соню. На твоем месте я бы больше рассчитывала на губку с холодной водой, чем на это сомнительное приспособление.

- А теперь я хочу спать, - отрезала мисс Драммонд. - Ложусь на спину и начинаю храпеть. Спокойной ночи.

Засыпая, Эстер слышала мычание Сьюзи. Очевидно, шнурок, привязанный к пальцу, беспокоил ее.

Этти спала крепко, как все девочки ее возраста. Но для всей школы было бы лучше, если б она бодрствовала. Увы, она не слышала, как среди ночи Сьюзен встала, завернулась в теплую шаль и выскользнула из комнаты. Вернулась она лишь спустя полчаса. Зато к утру мисс Драммонд спала так крепко, что даже мокрая губка не могла ее разбудить.

- Потяните за шнурок, Элис, - посоветовала Эстер горничной. - Она привязала себя за ногу к кровати. Дерните посильнее, может быть, подействует!

Но ни на пальце Сьюзи, ни на перекладине кровати шнурка не оказалось. На полу его тоже не было.

Глава XI. Что оказалось в классном столе

На следующее утро, когда ученицы расселись по своим местам в классной комнате, мисс Гуд показала им новенькую книжку и поинтересовалась, кому она принадлежит. Роман! Книги такого рода в школе были строжайше запрещены.

- Горничная нашла его на полу, когда подметала класс, - продолжала учительница. - Первая страница вырвана, поэтому я не знаю, кому из вас книга принадлежит.(7) Однако я прошу владелицу встать и объявить свое имя, иначе я должна буду доложить об этой неприятной истории миссис Виллис.

(7) - На первой странице было принято писать свою фамилию или инициалы, утверждая таким образом право на владение книгой.

Мисс Гуд закончила свою речь и обвела глазами классную комнату. Девочки, пораженные столь вопиющим нарушением школьных правил, молчали.

Эстер, наверное, и сама не могла бы объяснить, почему вдруг так забилось ее сердце. Никто на нее не смотрел, все взоры были устремлены на учительницу.

- Девочки, - снова заговорила мисс Гуд. - Я даю вам минуту на размышление. Если никто не признает книги, я передам дело в руки миссис Виллис.

Наконец, на середину класса вышла высокая девушка в сером кашемировом платье и без всякого смущения, ясным и твердым голосом сказала:

- Я и не думала отрицать, что книга моя. Просто пыталась понять, как она очутилась на полу, потому и ответила не сразу. Вчера вечером я аккуратно положила книгу в стол. Это обстоятельство следовало бы выяснить!

- О! о! - послышалось с разных концов. - Кто бы подумал, что Доре Рассел придется дожить до такого унижения!

- Внимание, девочки. Прошу вас не шуметь. Стало быть, этот роман принадлежит вам, мисс Рассел. Я правильно поняла вас?

- Да, мисс Гуд.

- Зачем вы держали его в классном столе? Вы читали во время подготовки домашнего задания?

- О да, конечно.

- При этом вы сознавали, что нарушаете правила школы. Вы не могли не знать, что в классе запрещено держать посторонние книги, и в особенности романы. Можете сесть на место, а книгу я конфискую.

Мисс Рассел сдержанно поклонилась и отправилась на место. Она казалась невозмутимой, только слабый румянец на нежных щеках выдавал ее волнение.

Уроки пошли своим чередом; во время перерывов таинственная находка книги служила предметом оживленных разговоров между воспитанницами. Девочки, как всегда, разделились на группки. Одни жалели Дору, другие злорадствовали. Эстер, разумеется, была на стороне Доры. Она следила глазами за мисс Рассел, надеясь, что та, может быть, подойдет к ней.

Но Дора и не подумала подходить. Она избегала говорить об этом предмете с подругами, и никто не знал результатов ее беседы с миссис Виллис. О наказании тоже ничего не было известно. Девочки полагали, что у нее отнимут "уголок", но этого не случилось. По прошествии нескольких дней история с романом была забыта.

Тем не менее в школе ощущалось какое-то волнение, как будто легкий ветерок всколыхнул зеркальную поверхность озера. Сьюзи Драммонд, самая неинтересная из обитательниц "Лавандового дома", часто прогуливалась с Энни Форест и о чем-то оживленно с ней разговаривала. Иной раз Энни слушала внимательно, смеялась, иной раз отрицательно качала хорошенькой головкой.

Энни всегда возглавляла всевозможные проказы и шалости и часто бывала за них наказана. Но кроме нее самой никто из девочек ни разу не пострадал. Она была легкомысленна и безрассудна, но всегда благожелательно относилась к своим подругам. Энни никогда не злословила, ее остроумие не ранило окружающих, поскольку по большей части было направлено на нее саму. Старший класс мало обращал на нее внимания, но остальные легко подпадали под ее влияние. Сто раз на дню Энни ссорилась с одноклассницами и сто раз мирилась, но это нисколько не умаляло ее обаяния.

Эстер была единственной из учениц, кто отнесся к ней недоброжелательно. Несмотря на это добродушная Энни постаралась сблизиться с нею, но, убедившись в бесплодности своих попыток, оставила ее в покое. При этом она не чувствовала к ней враждебности до той минуты, пока девочки не встретились в "уголке" Сесиль. Оскорбительные слова Эстер привели к тому, что пылкая девочка отвернулась от нее.

С этого дня Энни заметно изменилась. Она не была так весела, как прежде, в ней появилась какая-то раздражительность, подталкивавшая ее все делать назло. Ее внезапная дружба с Сьюзен Драммонд не шла ей на пользу, а Сесиль Темпл, имевшую на нее хорошее влияние, Энни намеренно избегала.

История с романом Доры была позабыта, но спокойствие, царившее до той поры в школе, не восстановилось. С собственностью воспитанниц продолжали происходить странные вещи.

Эстер оказалась одной из пострадавших. Будучи аккуратной от природы, она содержала вещи свои в порядке, особенно оберегая тетради и книги. Можно себе представить ее ужас, когда однажды утром она обнаружила, что ее тетрадь по французскому языку испачкана и одна страница из нее вырвана. Мадемуазель Перье принялась жестоко бранить ее за неряшливость. Этти пыталась объяснить ей, что непричастна к бессмысленному преступлению, но француженка лишь пожимала плечами и поднимала брови, давая понять, что чем меньше Эстер будет говорить об этом, тем лучше.

В качестве наказания Этти должна была заново переписать урок и осталась для этого в классе. Девочке показалось, что Энни Форест насмешливо посмотрела на нее.

- Сесиль, - позвала Эстер проходившую мимо мисс Темпл.

Сесиль остановилась.

- Что случилось, Этти? Ах, как жаль, что ты должна сидеть взаперти в такой чудный день.

- Я не виновата, - пожаловалась Эстер. - Мне бы и в голову не пришло пачкать тетрадь или вырывать из нее страницы. Почему мне не верят и наказывают, если я не виновата?

Сесиль выглядела смущенной и грустной.

- Мне нельзя здесь стоять, Эстер, - шепнула она, - это нарушение правил. Приходи потом в мой "уголок", и мы поговорим об этом.

Но и обсудив все детали, подруги не сумели приблизиться к разгадке таинственного происшествия. Сесиль даже мысли не допускала, что это проделки Энни Форест:

- Это совершенно противоречит ее характеру. Я сделаю все возможное, чтобы добраться до истины, но полностью исключаю возможность участия Энни в этом деле. Она на такое не способна.

- А я утверждаю, что это она, - горячо возражала Этти, - и отказываюсь говорить с ней, пока она не сознается и не извинится. Я думаю пойти к миссис Виллис и все рассказать ей.

- Я бы не стала этого делать. Если ты обвинишь всеобщую любимицу в таком скверном проступке, не имея никаких доказательств, остальные девочки никогда не простят тебе этого. Имей терпение, Эстер. Тогда я буду на твоей стороне и постараюсь разгадать эту загадку.

Но Сесиль заблуждалась, разгадка не находилась. А Энни, когда при ней говорили об этом деле, смеялась так искренне, что у подруг не было оснований сомневаться в ее невиновности.

Дух смуты, нарушивший покой мирной обители, продолжал время от времени проявлять себя. Неделю спустя произошли еще два события.

В то утро Дора Рассел, открыв свой стол, всплеснула руками. Накануне она закончила сочинение и начисто переписала его. Теперь тетради в столе не оказалось, на ее месте красовались два грязных свертка, один с пудингом, другой - с халвой. И то, и другое было завернуто в страницы из пропавшего сочинения. Позабыв школьные правила, Дора встала и направилась к мисс Гуд, уже начавшей урок английского языка с третьим классом.

- Мисс Гуд, я прошу вас заглянуть в мой стол, - сказала она дрожащим голосом.

В эту минуту Сесиль достала из своего стола тетрадь стихов и остолбенела: переплет оторван, а на первой странице нарисована остроумная карикатура на миссис Виллис.

В суматохе, вызванной происшествием в первом классе, Сесиль поспешила спрятать тетрадь в карман, чтобы скрыть непочтительный рисунок от глаз подруг. Из всех учениц школы рисовать карикатуры умела только Энни Форест. Сесиль невольно взглянула на Энни. Та смотрела весело и открыто, ее глаза с обычным задором наблюдали сцену у стола Доры Рассел.

Дора, по-видимому, совершенно потеряла самообладание. Она возражала мисс Гуд, говоря, что теперь ей не до правил, что она во что бы то ни стало добьется, чтобы та, что так бессовестно поступила с ней, была найдена и строго наказана.

- Так больше продолжаться не может, мисс Гуд, - с жаром говорила она. - Среди нас есть невыносимая особа, чьи проделки дальше терпеть нельзя. Позвольте мне обратиться к миссис Виллис с просьбой провести расследование и отчислить недостойную из школы.

- Остановитесь, мисс Рассел. Вы забываетесь, я не узнаю вас. Все мы взволнованы, но это не повод разыгрывать здесь роль судьи и обвинять других воспитанниц. Для вашего поведения нет оправдания. Я возьму дело в свои руки и доложу о нем миссис Виллис. Она поступит, как посчитает нужным, чтобы образумить вас и обнаружить виновную. Извольте идти на место.

Мисс Гуд вышла, захватив с собою пудинг и халву, а ученицы принялись за урок, насколько это было возможно в их возбужденном состоянии.

В полдень, когда девочки уже собирались на ежедневную прогулку, в классную комнату вошла миссис Виллис.

- Остановитесь, юные леди, - начала она своим сочным грудным голосом. - Мне нужно сказать вам несколько слов. Мисс Гуд сообщила мне о непозволительных безобразиях, которые творятся здесь в последнее время. В этом доме около пятидесяти воспитанниц, и все они до сих пор жили счастливо и в согласии друг с другом. Вдруг среди них нашлась одна, задавшаяся целью сеять раздор и смуту между подругами. Три из вас уже серьезно пострадали. Возможно, причинены неприятности и другим ученицам, но по благородству души они не стали жаловаться. С грустью вижу, что в вашей среде обнаружилась нравственная болезнь. Она гораздо опаснее болезни физической, и поэтому должна быть остановлена немедленно. Я спрашиваю вас и требую откровенного ответа: кроме мисс Рассел и мисс Торнтон пострадал еще кто-нибудь?

Директриса окинула взглядом присутствующих. В ее прекрасных глазах плескалась грусть, а печаль, явно различимая в голосе, произвела гнетущее впечатление даже на малышей - некоторые заплакали. Помолчав с минуту, начальница повторила вопрос.

- Я желаю знать истину, юные леди, - сказала она кротко, но решительно.

- В моем столе тоже беспорядок, - ответила тихим голосом Сесиль Темпл.

Ученицы с любопытством повернулись к Сесиль, в том числе и Энни Форест.

- Подойди ко мне, Сесиль Темпл, - приказала миссис Виллис.

Сесиль пересекла комнату и остановилась возле директрисы.

- В твоем столе тоже беспорядок?

- Да, миссис Виллис.

Ее голос до такой степени дрожал от волнения, что подруги не узнавали его.

- Когда ты это обнаружила?

- Сегодня утром.

- И промолчала?

- Да.

- Расскажи, что именно случилось. И громко, чтобы все слышали.

- Простите меня... Я не могу этого сделать.

- Ты решительно не желаешь отвечать?

- Я не могу...

Щеки миссис Виллис вспыхнули, но не от гнева. Она положила руку на плечо Сесиль и, пристально глядя ей в глаза, ласково произнесла:

- Ты одна из лучших моих учениц, Сесиль. В такой трудный момент ты обязана помочь мне. Я настаиваю, чтобы ты сказала правду.

- Я не могу, - прошептала Сесиль, бледнея. - Бога ради, не принуждайте меня; я не могу.

- Ты отказываешься повиноваться мне, Сесиль? - с глубокой скорбью проговорила миссис Виллис. - Но я обязана требовать от тебя послушания, особенно сейчас. Мисс Гуд, проводите мисс Темпл в часовню. Через час я приду туда, Сесиль.

Сесиль заплакала и вышла. Ее решительный отказ сообщить о случившемся произвел сильное впечатление на подруг. Все были взволнованы, Энни Форест казалась бледнее обыкновенного.

- Зло, как видно, пустило глубокие корни, - продолжила миссис Виллис, когда Сесиль вышла. - Только серьезные причины могли заставить мисс Темпл поступить таким образом. Она пребывает в заблуждении, пытаясь защитить виновницу происходящего. Я очень привязана к Сесиль, но подобное ее поведение не приемлю. Пока она не скажет правды, я не могу позволить ей общаться с остальными воспитанницами. Помочь ей, однако, можно. Пусть та из вас, кого Сесиль так великодушно оберегает, выйдет и сознается во всем. Так Сесиль будет избавлена от того сложного положения, в котором оказалась. А виновная своим признанием докажет мне, что способна исправиться.

Миссис Виллис замолчала и посмотрела на своих питомиц почти умоляющим взглядом. Несколько пар глаз сочувственно устремились на нее, иные смотрели в сторону, но многие обернулись к Энни Форест. Заметив, что на нее подозрительно поглядывают, та приняла самый вызывающий вид.

- Виновная полностью лишена благородства, - снова заговорила начальница. - Теперь мне остается только одно: вызывать вас одну за другой и прямо задавать вопрос, виновны вы или нет. После этого можете переодеваться и отправляться на прогулку.

Началась перекличка. Одна за другой подходили девочки к начальнице и, ответив отрицательно, выходили из классной комнаты. Виновной не оказалось. Все с трепетом ожидали ответа Энни Форест. Но она тоже сказала "нет", хотя не решилась взглянуть в глаза миссис Виллис.

Глава XII. В часовне

Лучи полуденного солнца лились через цветные окна часовни, освещая ее фантастическим светом. Здесь Сесиль ожидала свою начальницу.

Сесиль была удивительной девочкой. Природная кротость самым замечательным образом сочеталась в ней с твердостью характера. При этом Сесиль обладала благородной и мужественной душой. Узнав Сесиль, нельзя было не полюбить ее. Отец девочки, полковник Темпл, служил в Индии, мать умерла. Окончив школу, Сесиль должна была ехать к отцу.

Миссис Виллис принимала большое участие в этой девушке и особенно ценила ее возвышенную душу. Сесиль не отличалась блестящими способностями, но благодаря прилежанию и добросовестности всегда стояла во главе класса. Она была очень религиозна, но без всякого ханжества. Она не стыдилась своих убеждений и, когда представлялся случай, мужественно высказывала их.

Миссис Виллис звала Сесиль своим знаменосцем и находила ее влияние благотворным для всего третьего класса, которому уделяла особое внимание.

- Это поворотный пункт, - говорила она. - У девочек в этом возрасте складывается характер, формируются убеждения, которые иногда влияют на всю их жизнь. Хорошая третьеклассница останется хорошей и во втором, и в первом классе. А вот на то, что ленивая шалунья из третьего класса станет образцом всех добродетелей к окончанию школы, надежды мало.

Миссис Виллис вошла в часовню печальная и задумчивая. Если бы столько упорства выказала другая ученица, она бы знала, как поступить с ней. Сесиль же - другое дело, ее неповиновение могло быть следствием только очень серьезных обстоятельств. Директриса была грустна, но не разгневана, когда села возле своей любимой ученицы.

- Меня задержали, дитя мое, - сказала она, - и тебе пришлось подождать. Но это не беда, у тебя было время подумать.

- Я много думала, - тихо ответила Сесиль.

- И может быть, здесь, в тишине и покое, моя дорогая девочка помолилась?

- Я молилась.

- В таком случае Господь не откажет тебе в указании правильного пути. Теперь ты будешь откровенна со мной, Сесиль, не правда ли, дорогая?

- Я просила Бога наставить меня на путь истинный, но я, право, не знаю, что сказать вам. Мне кажется, что гораздо лучше было бы скрыть то, что вы желаете знать. Я глубоко убеждена, что говорить этого не следует. Я знаю, что с моей стороны это страшное непослушание и вы вправе наказать меня самым строгим образом. Миссис Виллис, я готова подвергнуться какому угодно наказанию, но только не спрашивайте меня ни о чем!

- Обыкновенные наказания не годятся для тебя, Сесиль, - сказала миссис Виллис, дружески положив руку на плечо девочки. - Нет смысла прибавлять тебе уроков, лишать полупраздника или отбирать "уголок". Но ты потеряешь нечто, чем, я знаю, ты очень дорожишь, - мое доверие.

- Ваше расположение? - спросила Сесиль, глядя на воспитательницу умоляющими глазами. - О, не может быть, чтобы вы совсем разлюбили меня!

- Разве может существовать любовь без доверия, Сесиль? Я не буду стараться подавить расположение к тебе, но оно ослабеет само собой. Короче говоря: того искреннего чувства, на котором основывалось мое безусловное доверие к тебе, уже не будет.

Сесиль закрыла лицо руками.

- Это очень жестокое наказание, - сказала она. - Оно поражает меня в самое сердце. Но, - продолжала она, и глаза ее засветились энтузиазмом, - я постараюсь все вынести, и придет день, когда вы поймете меня.

- Послушай Сесиль. Ты молилась, прося у Бога указать тебе правильный путь. Помолимся вместе. Я тоже нуждаюсь в помощи Божией, чтобы руководить тобою, как следует воспитательнице и искреннему другу.

Они встали на колени. Миссис Виллис в немногих, но горячих словах просила у Бога поддержки и указания.

- Теперь, Сесиль, - сказала она, когда они опять сели, - я постараюсь убедить тебя в твоей неправоте и именем Господа прошу тебя не упрямиться.

- Я бы от всей души хотела этого.

- Господь даст мне необходимое для этого красноречие. Ты должна верить мне Сесиль. Я всю свою жизнь посвятила воспитанию, много девушек прошло через мою школу. Мне приходилось многое видеть. Посмотри мне в глаза, Сесиль. Я читаю в твоей душе, как в открытой книге.

Сесиль доверчиво посмотрела ей в глаза.

- Причина твоей скрытности ясна для меня, как день. Ты молчишь потому, что не хочешь выдать виновную. Ведь так?

Краска залила бледное лицо Сесиль. Она утвердительно кивнула головой, но говорить была не в состоянии. Губы ее дрожали, и слезы застилали глаза.

- Виновная, которую ты не хочешь выдать, дорога нам обеим. За нее мы молились. Для нее мы готовы на самопожертвование. Это...

- Не называйте ее, умоляю вас. У вас нет оснований подозревать ее.

- Я должна назвать ее, дорогая Сесиль. Если ты подозреваешь Энни Форест, почему же не могу подозревать ее я?

Сесиль уже не могла удержать слез.

- Хорошо. Теперь предположим, как это ни грустно, что виновна действительно Энни. Прикрывая ее, ты наносишь ей ужасный вред. Подумала ли ты об этом, Сесиль? Представь теперь, что Энни удалось бы из трусости скрыть от меня этот проступок. Что бы вышло?

- Ее репутация была бы спасена, - ответила Сесиль.

- Хорошо. Но ее дальнейшее поведение было бы еще позорнее. Выходит, Сесиль, что относительно подруги, которую ты любишь, ты поступаешь, как самый лютый ее враг.

Девочка молчала.

- Это с одной стороны, - продолжала миссис Виллис, - но этот случай может быть рассмотрен и с другой. Ты не принимаешь в расчет, что у тебя есть обязанности относительно других твоих подруг и относительно меня. Если у тебя есть нить, которая поможет мне уличить Энни, ты не имеешь права утаивать ее. Подумай о том, что пока Энни, если она виновна, живет спокойно, другая, совершенно невинная, может быть оскорблена подозрением. Молчанием ты нарушаешь свои обязанности в отношении подруг и, не доверяя мне, грешишь против твоей воспитательницы. Скрывая от меня зло, ты лишаешь меня возможности остановить его в самом зародыше и тем губишь ту, кого защищаешь. Таким образом, ты идешь против Бога и против порядков, установленных Богом. Больше сказать нечего.

Сесиль вскочила на ноги.

- Это никогда не приходило мне в голову, - воскликнула она. - Вы тысячу раз правы, но это так тяжело... Не будьте строги к ней. Ведь это только подозрение. Могу я идти?

И, вынув из кармана изорванную тетрадь, Сесиль положила ее на колени своей воспитательницы и спешными шагами вышла из часовни.

Глава XIII. Все о том же

Энни Форест, сидя в кругу своих поклонниц, о чем-то оживленно рассказывала им. Она была сильно возбуждена; лицо ее горело; глаза лучились задором. Сесиль, проходя мимо, невольно остановилась. Энни вскочила и взяла ее под руку.

- Мы говорим об этом таинственном приключении, дорогая. Разбирали его так и сяк, со всеми подробностями, но до сути так и не добрались. Мы ломаем голову, почему ты не захотела сказать миссис Виллис то, что знаешь. Видимо, ты, дорогая наша мученица, имеешь серьезные причины для этого. Ты представить себе не можешь, как мы взволнованы, даже Сьюзи Драммонд не заснула, слушая нас. Садись, Сесиль, в это кресло и расскажи, о чем вы там толковали в часовне. Как страшно было, когда тебя послали в часовню!

Сесиль спокойно слушала речь своей подруги. Она избегала смотреть на нее, но руки не отнимала. Когда же Энни попробовала втащить ее в кружок сидевших вокруг огня девочек, она остановилась, взглянув в сторону своего "уголка", но после минутной нерешительности все же подчинилась.

- Вот вам трон, королева Сесиль, - возвестила Энни, стараясь усадить подругу в легкое кресло, но Сесиль осталась стоять.

- Хорошо, что ты пришла, Сесиль, - сказала второклассница Мэри Пирс.

- Мы были потрясены, когда ты не подчинилась миссис Виллис. А теперь сгораем от любопытства. Правда, Фло?

- Да, да, мы словно на иголках, - подтвердила другая второклассница, Фло Данстэн.

- Ну, рассказывай, дорогая наша героиня, - произнесла Энни самым вкрадчивым голосом. - Ты не захотела ничего ей рассказать, не правда ли? Ты была тверда как скала, храбрая душа!

- Сесиль стойкая. Она ни за что не скажет, чего не хочет сказать. Она точно леденец, о который обломаешь зубы, прежде чем откусишь кусочек, - сказала Сьюзи Драммонд.

- Фуй, Сьюзи, что за сравнение, - заметили некоторые из девочек.

Только одна из всех сидевших вокруг огня за все время не раскрыла рта - Эстер Торнтон. Она примкнула к кружку из любопытства, но приставать к Сесиль считала неделикатным. Только теперь она решилась заговорить:

- Если бы Сесиль и хотела что-нибудь сказать, вы не даете ей этого сделать.

- Благодарю тебя, Эстер, - сказала Сесиль с облегчением. - Я не задержу вас, девочки. Я ничего не могу поведать вам относительно тех проделок, что нарушают наше спокойствие в последнее время, но я открыла миссис Виллис все, что знала. В ее руках находится теперь та вещь, которую я нашла в своем столе сегодня утром. Она доказала мне, что моя скрытность может стать причиной еще большего зла, и как ни тяжело мне было, я ничего не утаила.

С этими словами Сесиль покинула подруг и направилась в свой "уголок"; она не видела странного взгляда Сьюзи Драммонд и не слышала ее еще более странного замечания:

- Сесиль не похожа на твердый леденец. Я ошиблась в ней.

Не видела она и того, с каким вызовом взглянула Эстер на Энни Форест. Впрочем, не заметила этого и сама Энни, погруженная в свои мысли. Постояв некоторое время в задумчивости, она всплеснула руками и побежала через всю залу к "уголку" Сесиль.

- Сесиль, могу я войти?

Сесиль ответила утвердительно, и Энни, очутившись в хорошенькой "гостиной", бросилась на шею подруги.

- Сесиль, - заговорила она пылко. - Ты чем-то сильно расстроена! Я безрассудная, дрянная девчонка, но я не могу видеть, когда кто-то страдает. Что с тобой, Сесиль? Скажи мне!

- Я скажу тебе все, Энни, садись. Ты имеешь право знать, и я рада, что ты пришла. Я думаю... ну, да это все равно. Энни, можешь угадать, что я скажу?

- Не думаю. Я заметила сегодня, что некоторые из этих глупых девчонок вздумали подозревать меня в этой мерзости. Ты знаешь, Сесиль, что я до смерти люблю всякие проказы. Раз мне что-нибудь засело в голову, я делаюсь как безумная, пока не приведу свой план в исполнение. Но то, что было сделано, совсем не в моем характере. Разорвать тетрадь Доры Рассел и насовать в ее стол грязных свертков со сладостями - это слишком плоская шутка. Мне кажется, я придумала бы что-нибудь пооригинальнее. Дора не так бы еще возмущалась. Ты знаешь, что наша Дора порядочная трусиха? Что бы с ней было, если б я подложила ей гнездо полевых мышей! Я знаю, что милое создание подразумевало меня, когда пустило словечко о дурно воспитанной девушке. Но ты, Сесиль, меня знаешь. Господи, какая ты бледная! И плачешь! Что происходит? Дорогая моя, что стряслось?

Сесиль быстро вытерла глаза.

- Ты помнишь мою тетрадку с переписанными стихами, Энни?

- Конечно. Ты мне ее давала. Я еще плакала над этой маленькой девочкой, замученной фабричной работой. Почему ты спрашиваешь, Сесиль? Что-то случилось с этой тетрадкой?

- Я нашла эту тетрадь в своем столе, - начала Сесиль, пристально глядя на Энни, стоящую возле нее на коленях, - хотя я ее туда не клала. Ты знаешь: держать посторонние вещи в классе запрещено. И я строго соблюдаю эти правила. Впрочем, это дело совести. Ну, как бы там ни было, тетрадка со стихами была в классном столе. Переплет оторван, а на заглавной странице нарисована карикатура на миссис Виллис.

- Да ты что? Неужели это правда?

- Может быть, тебе известно что-нибудь об этом?

- Я не рисовала карикатуры на твоей тетради, если ты это хочешь узнать.

С Энни творилось что-то необычное, она непрестанно менялась в лице. Когда Сесиль упомянула о карикатуре, она сначала вдруг вспыхнула, а потом побледнела.

- Я вижу, - заговорила она, с трудом переводя дыхание, - что и ты меня подозреваешь, поэтому ты и старалась скрыть эту проделку. Конечно, обстоятельства против меня, здесь только я умею рисовать карикатуры, но я никогда не думала, Сесиль, что ты способна так обо мне подумать.

- Я верю тебе, Энни, я так хочу тебе верить! Несмотря на все твои недостатки, тебя никто никогда не уличал во лжи. Посмотри мне в глаза: если ты скажешь, что к этой карикатуре ты не имеешь никакого отношения, я поверю тебе, пойду с тобой к миссис Виллис, и она убедится, что ты в этом невиновна. Скажи же, дорогая Энни, что это не твоих рук дело, и сними тяжесть с моей души!

- Я не рисовала карикатуры на твоей тетради, Сесиль.

- И ничего не знаешь об этом?

- Этого я не могу сказать. Повторяю, что в твоей тетради я карикатуры не рисовала.

- О, Энни, ты стараешься обмануть меня. Будь же мужественна. Я никогда не думала, что ты унизишься до лжи!

- Я не лгу, - пылко возразила Энни, - относительно карикатуры я кое-что знаю, но я никогда не рисовала ее в твоей тетради. Ты не веришь мне. Я не буду больше тратить слов понапрасну.

Глава XIV. В ссылку

Этот печальный день остался в памяти у многих: день показного веселья и скрытой тревоги. Подспудно крепло убеждение в том, что именно Энни Форест является виновницей всех проказ, и на сердце у воспитанниц становилось все тяжелее. Школа - это маленький мирок, в котором общественное мнение меняется быстро. Энни, без сомнения, была общей любимицей, тем не менее враги у нее были - мелочные и вздорные девицы, которые ей завидовали. Таких, впрочем, было немного.

У Энни, несмотря на ее легкомыслие, было глубоко любящее сердце. Для любимого человека она была готова на любые жертвы. Талантами она не обладала, если не считать хорошего, но непоставленного голоса. Училась плохо, постоянно отставала от класса, сплошь и рядом делала не то, что следовало. Зато она была добродушна, никому никогда не завидовала, никому умышленно не причиняла зла, а если и случалось нечаянно досадить кому-нибудь, она первая бежала мириться.

Не удивительно ли, что у такой симпатичной девочки были недоброжелатели? Но они были; а с тех пор как Эстер Торнтон и Дора Рассел так враждебно отнеслись к ней, враги стали вести себя еще смелее.

Первый класс, который прежде не обращал на Энни никакого внимания, теперь буквально разбирал ее по косточкам, не оставляя без внимания ни один поступок девочки. После нескольких таких подробных обсуждений "судьи" из первого класса решили, что Энни Форест должна быть исключена из школы и что они непременно должны добиться этого.

В младших классах тоже не все дружелюбно относились к Энни. Заметив, что Эстер Торнтон не любит ее, малыши поинтересовались ее мнением относительно предполагаемого проступка Энни.

- Разумеется, это она, - необдуманно ответила Эстер. - Тут и сомнения быть не может. Посмотрите на нее.

Как раз в эту минуту Энни с красными глазами и растрепанными волосами бежала через залу из "уголка" Сесиль. Она казалась очень расстроенной, но, заметив плачущую пятилетнюю девочку, подхватила ее на руки и шепнула что-то ласковое. Детское личико расцвело, а маленькие ручки крепко сжали шею Энни. Опустив вмиг повеселевшего ребенка на пол, Энни вышла из залы.

Ученицы средних классов сидели у камина. Эстер и здесь открыто высказала свое нелестное мнение об Энни. Первый раз в жизни на ее долю выпало такое внимание окружающих, и она по недомыслию явно злоупотребляла им.

Как часто случается не только с детьми, но и с взрослыми, многие из тех, кто был на стороне Энни, постепенно стали разочаровываться в своем кумире и примкнули к враждебному лагерю. Они теперь даже полагали, что если из-за Энни страдают некоторые воспитанницы и их собственность, то виновную следует отправить в "ссылку".

- Что это такое - ссылка? - спросила маленькая девочка, которую Энни только что ласкала и успокаивала.

- Ах, это ужасное место, Фиона, - ответила Мэри Белл, привлекая к себе малышку.

- А кого туда посылают?

- Дурных детей, например Энни Форест.

- Энни не дурная! Энни не пойдет в ужасное место! Ты гадкая, гадкая, Мэри Белл!

Разгневанная малышка вырвалась и убежала, на прощание одарив старшеклассниц сердитым взглядом.

- Глупо говорить это ребенку, Мэри, - заметила одна из девочек. - Что касается меня, то я раньше считала Энни безобидной шалуньей. Если же будет доказано, что она имеет отношение ко всему происходящему, я постараюсь держаться от нее подальше.

- Мы все сделаем то же самое, - заявили девочки в один голос.

Молчала одна лишь Сьюзен Драммонд, лениво качаясь на стуле.

- А ты, Сьюзи? Ты за все время не открыла рта.

- Я? О чем это вы?.. - Сьюзи потянулась и зевнула. - Ах, насчет Энни Форест. Я полагаю, что вы правы. Что это, звонят к чаю? Наконец-то, я страшно голодна.

Эстер Торнтон отправилась в столовую, чрезвычайно гордая собой. Ей казалось, что она особенно отличилась. Самонадеянной девочке и в голову не приходило, какое ядовитое семя она посеяла и как горько ей придется в этом раскаиваться.

Глава XV. Добрые люди

Несколько дней спустя Эстер получила приглашение от сестер Брюс провести с ними полупраздник. Добрые леди помнили о девочке, которую они утешали в поезде шесть недель назад. Этти должна была отправиться к ним в субботу, миссис Виллис позволила ей остаться у новых друзей до восьми часов вечера и пообещала прислать за нею экипаж.

События, настроившие воспитанниц школы против Энни Форест, имели место на той же неделе, в среду. Со среды до субботы ничего нового не произошло. Все, казалось, шло своим чередом, и посторонний глаз вряд ли заметил бы легкое облако, появившееся над счастливым когда-то гнездышком. Не бросались в глаза и перемены в Энни Форест. По-прежнему отовсюду слышался ее веселый смех, быстрые ноги легко скользили по рекреационной зале. Разве что в классе девочка стала более внимательной, и потому учебные дела ее шли успешнее. Лукавое лицо было по-прежнему оживленным, забавные гримасы продолжали смешить подруг, но тот, кто хорошо знал и любил Энни, заметил бы в ней едва уловимые метаморфозы.

На переменах она больше времени проводила с малышами, одноклассниц избегала и совсем не подходила к "уголку" Сесиль. За обедом она ела мало, а ее соседка по комнате иногда слышала тихий плач по ночам. В часовне, когда Энни думала, что ее никто не видит, она украдкой вытирала слезы. Но стоило миссис Виллис взглянуть на нее, девочка опускала глаза и ее лицо принимало равнодушное выражение. Эстер более чем когда-либо была уверена в виновности Энни, но многие колебались и готовы были снова принять ее в свою среду, если бы она только пожелала сделать первый шаг.

Энни и Эстер совсем не разговаривали. Когда Этти одевалась, чтобы поехать к сестрам Брюс, в дверь постучали.

- Войдите, - раздраженно произнесла Эстер, опасаясь, как бы ее не задержали.

К ее удивлению, в приоткрытую дверь сначала протиснулась кудрявая головка Энни, а затем и сама она вошла в комнату и положила на стол букетик подснежников.

Этти посмотрела на вошедшую, потом на букет. Она страстно любила цветы и пришла бы в восторг, если б их принес кто-то другой, только не Энни.

- Я прошу тебя, - сказала Энни с необычной для нее застенчивостью, - передать эти цветы мисс Джейн и мисс Агнес Брюс. Извини, что побеспокоила.

Она уже собиралась уйти, когда Эстер нашла нужным спросить:

- Не будет ли записки к букету?

- О нет, только привет от Энни Форест. Они поймут.

Энни отвернулась, в ее глазах стояли слезы. Эстер была невольно тронута. В эту минуту лицо Энни напомнило ей Нэн: в нем была какая-то растерянность, желание ласки и участия.

Эстер вовсе не собиралась расчувствоваться. Что могло быть общего между Нэн и Энни? Смешно ласкать и утешать такую большую девочку. Тем не менее выражение глаз Энни не выходило у Эстер из ума, и она с большой осторожностью отвезла букетик и передала его старушкам с приветом от Энни. Сестры очень обрадовались и, посмотрев друг на друга, добавили:

- Бедная девочка!

Пожилые леди поставили букет в изящную вазу, без конца любовались им и показывали всем гостям.

Маленький домик сестер Брюс показался Эстер кукольным по сравнению с родовым имением ее отца. Но он был так изящен, так уютен, что невольно напоминал гнездышко малиновок, а сами хозяйки - милых щебечущих птичек.

Эстер прекрасно провела время. Пророчество мисс Агнес исполнилось - Этти больше не скучала в школе. Она охотно рассказывала о своих подругах, о занятиях. Обе мисс Брюс любили поболтать, но старательно ограждали себя от всего негативного. Они сразу и прямо объявили, что хотят слышать только хорошее. Даже забавный рассказ о вечно сонной Сьюзи Драммонд не вызвал на их лицах улыбки, напротив, они жалели ее. Мисс Джейн выразила мнение, что эта девочка больна, а мисс Агнес посоветовала Эстер пробудить в ней интерес к жизни, чтобы Сьюзен не проводила большую часть времени во сне.

В доброте и кротости есть волшебная сила, она делает окружающих лучше и добрее. Так случилось и с Этти. Поступив в школу, она не стремилась быть приятной другим девочкам, и незаметно в ней развился эгоизм. А после беседы с милыми пожилыми леди на нее как-то сразу нахлынули чувства, остывшие в душе после смерти матери. Эстер захотелось принять участие в Сьюзи Драммонд и даже помириться с Энни. Она попыталась даже заговорить об Энни со старушками, но те незаметно перевели беседу на другую тему. Прощаясь, сестры поцеловали девочку и выразили надежду, что она вскоре снова навестит их. А еще вручили небольшой сверток - для Энни.

Эстер вернулась в школу к вечерней молитве. Мисс Белл, проходя мимо нее, шепнула:

- Мы не сумели раскрыть эту таинственную историю с Энни Форест. Очевидно, миссис Виллис тоже оказалась бессильна. Кажется, сам мистер Эверад будет говорить с нею.

В это время Энни проходила мимо них. Она выглядела возбужденной, кудряшки растрепались и лезли ей на глаза.

- Это тебе от мисс Брюс, - сказала Эстер, передавая ей сверток, и голос ее звучал мягче обыкновенного.

- Брось его куда-нибудь.

Эстер не решилась этого сделать, тогда Энни растолкала подруг, выхватила сверток у нее из рук и подбросила его вверх, что было крайне неприлично в священном месте. Сверток со звоном упал на пол.

- Подай мне этот сверток, Энни Форест, - строго приказала начальница.

Энни угрюмо повиновалась. Миссис Виллис взяла сверток и указала Энни на низкую скамейку позади себя.

Глава XVI. Неведомый враг

Молитва кончилась, и воспитанницы одна за другой стали выходить из часовни. Энни тоже поднялась, собираясь последовать за другими, но миссис Виллис шепнула ей что-то на ухо, и Энни, густо покраснев, осталась на месте. Несколько девочек заметили ее смущение, а взгляд Сесиль Темпл был полон такого глубокого сочувствия, что гордое сердечко Энни было бы тронуто, если бы только она его заметила.

Когда шаги стихли, Энни решилась поднять глаза: на месте миссис Виллис сидел мистер Эверад.

- Ваша воспитательница просила меня переговорить с вами, дочь моя, - сказал священник. - Речь идет о шалостях, которые всех нас так огорчают. Может быть, вы мне поведаете что-нибудь об этом?

- Нет, сэр, мне нечего сказать, - ответила Энни, и лицо ее приняло жесткое выражение.

- Бедное дитя! Может быть, вы не совсем понимаете, ради чего я говорю с вами, - продолжал мистер Эверад. - Я не собирался делать вам выговор. Виновны вы или нет, в любом случае вы достойны сожаления. Тяжело и горько быть осужденным невинно, но еще горше, еще ужаснее согрешить и скрыть свой грех. В таких случаях Бог отвращает от грешника лицо свое. Бедное дитя!

Энни наклонила голову и закрыла лицо руками. Послышалось всхлипывание, потом рыдание. Вся маленькая фигурка Энни сотрясалась от истерического плача.

Старый священник, много видавший на своем веку, не стал уговаривать девочку: он знал, что и без того после припадка она станет спокойнее. Так и случилось.

- Мне было так горько, - заговорила Энни, подняв на пастора заплаканные глаза, - что именно вы остались говорить со мною. Миссис Виллис обращается к вам, когда ничто уже на нас не действует. Могла ли я подумать, что со мной это случится! Сначала я решила ничего вам не говорить, но вы так добры ко мне, что теперь я думаю иначе. Я расскажу вам, что у меня на душе. Обещаю перед Богом ничего не скрывать, если только вы пообещаете...

- Что именно, дитя мое?

- Поверите ли вы мне?

- Вполне.

- Уверены ли вы в этом? Миссис Виллис готова была поверить, но она говорит, что против меня много улик. Может быть, и вы скажете то же самое.

- Если вы перед Богом обещали ничего не скрывать, как же я могу не поверить вам?

Энни встала перед священником, заговорила, открыто глядя ему в глаза.

- Вы знаете, как я любила миссис Виллис? У меня есть причины ее любить, о которых остальные не имеют понятия. Девочки не ведают, что моя мать, умирая, поручила меня миссис Виллис, пока не вернется отец. Мама не знала, где он, но была уверена, что он вернется. Миссис Виллис дала слово не оставлять меня, и вот уже четыре года я живу здесь, об отце - ни слуху ни духу. Я подозреваю, что та маленькая сумма, которую оставила мне мать, уже давно закончилась, хотя миссис Виллис ничего не говорит об этом. Она же запретила мне рассказывать о моих семейных обстоятельствах подругам. Одна Сесиль Темпл знает. Если отец вернется, он, конечно, отдаст миссис Виллис деньги, истраченные на мое содержание, но он никогда не сумеет отблагодарить ее за бесконечную доброту ко мне. Как же мне не любить миссис Виллис! Как же мне не ценить такого друга! Я знаю, что я взбалмошная девчонка, способная на всякие дикие выходки. Но повредить кому-нибудь преднамеренно - нет, на это я никогда не пойду. В эту среду в столах мисс Рассел и Сесиль Темпл был произведен беспорядок - вы, конечно, знаете, какой. Миссис Виллис позвала меня и спросила относительно карикатуры, нарисованной на тетради мисс Темпл, я сказала ей чистую правду, как перед Богом. И она не поверила мне! Что же мне теперь делать?

Энни замолчала, обратив на пастора умоляющий взгляд.

- Вы можете повторить мне все, что сказали воспитательнице?

- Я сказала вот что: да, миссис Виллис, карикатура нарисована мною. Трудно себе представить такую чудовищную неблагодарность. Как повернулась у меня рука, чтобы изобразить любимую начальницу в смешном виде! Я готова дать на отсечение руку, лишь бы этого никогда не случилось, но я должна сказать правду. Миссис Виллис спросила меня, как и когда я это сделала. Недели две тому назад, во время дождя, мы, ученицы средних классов, сидели вместе. У меня были карандаш и бумага. От нечего делать я начала набрасывать карикатуры на некоторых подруг, и выходило так удачно, что они от души смеялись. Они стали подзадоривать меня, мол, я не осмелюсь нарисовать карикатуру на миссис Виллис. Я храбро ответила, что действительно не осмелюсь. Но когда я пошла в свою комнату, чтобы вымыть перед чаем руки, искушение овладело мною так сильно, что я схватила листок бумаги и в одну минуту набросала рисунок. Он показался мне до того забавным, что я хохотала как сумасшедшая; потом заперла рисунок в бювар и позабыла о нем; однако отлично помню, что его никому не показывала. Как он попал в тетрадь Сесиль, для меня загадка.

Немного помолчав, Энни продолжила:

- Миссис Виллис спросила, уверена ли я, что заперла бювар, и не теряла ли я ключей. Я ответила, что ключи всегда в моем кармане, а в течение последней недели ключей у меня и вовсе не было. Я их забыла в ночной кофточке, и они отправились в стирку. Кто-то взял листок из моего бювара и перевел на тетрадь Сесиль. Иначе быть не может. Миссис Виллис спросила, уверена ли я, что листок исчез из бювара. Конечно, я уверена. Как и в том, что в школе только я умею рисовать карикатуры. Ах, как я раскаиваюсь в своей глупости! Миссис Виллис взяла у меня ключи и послала за бюваром. Мы обыскали бювар и, конечно, ничего не нашли. Миссис Виллис предложила посмотреть в потайном ящике. Но я никогда не клала его туда. И вдруг, представьте мой ужас - листок оказался там! Миссис Виллис побледнела, и руки ее задрожали. Мне же, напротив, кровь бросилась в голову, я не могла выговорить слова. Второпях я сложила все в бювар и убежала.

Священник с сочувствием смотрел на девочку. Она тяжело вздохнула:

- Вот и вся история, мистер Эверад. Что же я могу сказать? Я сделала карикатурный рисунок моей дорогой воспитательницы, но только один; другого я не делала. Это, конечно, копия, но я не знаю, кто ее автор. Вижу, мистер Эверад, что и вы мне не верите. Оно и понятно. Я на вашем месте тоже не поверила бы.

- Обстоятельства против вас, Энни, но я вам верю. Если здесь, в присутствии Бога, вы мне солгали, то кому же тогда верить? Нет, Энни Форест, у вас много недостатков, но вы не лгунья, поэтому сейчас я пойду к миссис Виллис. Господь с вами, дитя мое. Будьте терпеливы, мужественны, не питайте злобы к неизвестному врагу. Надейтесь на Бога, рано или поздно все откроется. До свидания.

Пока старик говорил, лицо девочки совершенно преобразилось. Глаза потеряли мрачное выражение и смотрели доверчиво, полуоткрытые губы улыбались. Она взяла сморщенную руку старика и поднесла к губам.

- Позвольте мне еще немного остаться здесь, - попросила она.

Он кивнул головой и вышел.

Глава XVII. Отравленные леденцы

- Я пришел сообщить, миссис Виллис, - сказал мистер Эверад, - что вам следует верить Энни Форест. Не упорство заставляло ее молчать, ей просто нечего было вам сообщить. Я глубоко убежден, что все обстоит именно так, как она говорит. Тут есть какая-то загадка, которую мы должны разгадать.

Начальница и священник проговорили довольно долго, и результат этих переговоров обнаружился на следующий же день. Утром, перед уроком, миссис Виллис пришла в классную комнату, подозвала Энни и, положив руку ей на плечо, объявила:

- Хочу сообщить вам, юные леди, что полностью освобождаю Энни от подозрения в непростительных поступках, совершенных здесь за последнее время. Но кто-то все-таки виновен в них, и рано или поздно это откроется. Если виновная придет и признается, я обещаю простить ее.

Начальница остановилась и посмотрела на своих воспитанниц. Глаза ее светились любовью и снисходительностью. Тем не менее все молчали.

Лицо миссис Виллис приняло суровое выражение.

- Я вижу, - сказала она, - что виновная ожидает суда Божьего. Кто бы это ни был, она может быть уверена, что этот час близок. Прошу вас вернуть дружбу Энни Форест. И я, и мистер Эверад верим ей, и этого для вас достаточно. Кто поступит иначе, тот подвергнется серьезному взысканию. Иди, дружок, на свое место.

Энни, кудряшки которой по обыкновению свешивались на глаза, откинула их и восторженно взглянула на свою воспитательницу. Но взгляд миссис Виллис был холоден, и бедная девочка вернулась на свое место со стесненным сердцем.

Миссис Виллис, под влиянием речей священника поверившая в невиновность Энни, в глубине души сомневалась. "Ведь она нарисовала карикатуру на меня, воспитательницу, которая была ей все равно что мать, - думала она. - Почему же она не могла сделать и другой рисунок? И если не она, то кто же?"

Директриса пыталась отогнать эти мысли, но они возвращались. И в ту самую минуту, когда она публично оправдала Энни и девочка восхищенно на нее взглянула, миссис Виллис, к великому огорчению своему, почувствовала, что охладела к ней.

Вернувшись на свое место и занявшись уроками, Энни старалась уверить себя, что она счастлива и довольна. Сесиль Темпл подошла к ней и сказала несколько сочувственных слов, во время полуденной прогулки Энни заметила, что некоторые из подруг относятся к ней как раньше. В рекреационной зале настроение было такое, что если бы Энни сделала хоть малейшее усилие, она тут же вернула бы себе прежнее положение. С ее способностью привлекать к себе людей это было бы нетрудно. Некоторые из воспитанниц не могли объяснить себе причины оправдания Энни; но раз миссис Виллис и мистер Эверад так решили, то так тому и следует быть. Остальные же без лишних раздумий готовы были позабыть всю эту историю и восстановить с Энни прежние отношения.

Однако Энни продолжала дичиться. В рекреационной зале она постоянно возилась с малышами, которые и в хорошую погоду, и в ненастье оставались ей верны, а к любезностям сверстниц относилась холодно и под разными предлогами отклоняла предложения Сесиль посидеть у нее в "уголке".

- Ах, нет, Сесиль, я ненавижу сидеть смирно, когда-нибудь в другой раз. Ну, Сибил, моя прелесть, - обратилась она к одной из младших девочек, - садись-ка ко мне на спину, я, как верный конь, пронесу тебя по зале.

Энни не выглядела грустной или расстроенной, но избегала встречаться глазами с Сесиль, отчего добрая и кроткая Сесиль начала сомневаться в ней.

Вечером Энни сидела на полу с одной малышкой на коленях, другие две вертелись около нее. Вдруг на нее посыпался целый поток леденцов.

- Это привет вам, мисс, - изрекла Сьюзи Драммонд своим певучим сонным голосом. - Вы очень счастливо избежали беды.

Дети стали жадно запихивать в рот леденцы, но Энни, вскочив на ноги и стряхнув с себя липкие сладости, надменно вздернула носик:

- Это какой же беды я избежала?

- Ах, Боже мой! - зевнула Сьюзи, отступив. - Я хотела только сказать, что ты чуть не попала в скверную историю. Впрочем, это не мое дело. Я всего лишь хотела угостить тебя леденцами.

- Я не люблю леденцов. И тебя тоже не люблю. Иди к своей компании.

Сьюзи надулась и пошла прочь.

- Ах, дорогие мои, не ешьте эту гадость, - Энни принялась отбирать леденцы у малышек. - Они никуда не годятся. К тому же их принес враг Энни. Они, наверное, отравлены. Соберем их и бросим в огонь.

- Они хорошие, - уверяла ее маленькая Дженни Вест, с наслаждением смакуя сливочно-шоколадный леденец. - Энни, дорогая, они такие вкусные.

- Это ничего не значит, Дженни, на самом деле они гадкие. Я их брошу в камин, и мы до чая еще успеем сыграть в лягушку-попрыгушку. Фуй, Джуди, - прикрикнула она на другую девочку, которая начала было капризничать. - Крошки, кто любит Энни, тот не станет есть этих конфет!

Последние слова возымели действие. Малышки, сделав над собой усилие, побросали леденцы в передник Энни. Собрав детей вокруг себя, Энни прошла через залу и на глазах у Сьюзи Драммонд, Эстер Торнтон, Сесиль Темпл и многих других бросила леденцы в огонь.

- Очень благодарна вам за угощение, мисс Драммонд, - произнесла она и, отвесив шутовской поклон, увела детей обратно.

Глава XVIII. В гамаке

Тем временем на смену холодной, безрадостной зиме пришли ласковые весенние дни. Вечера стали значительно длиннее, а по утрам в окна спален лился солнечный свет.

Эстер Торнтон теперь одевалась, не зажигая свечей. По дороге в часовню она уже не дрожала, в зимнем платье стало жарко; словом - весна вступила в свои права. Задули теплые ветры; на деревьях разбухли, а потом и раскрылись почки; деревья оделись листвою; в школьном саду запестрели цветы. Жизнь воспитанниц тоже изменилась: рекреационная зала опустела; кончились однообразные прогулки по дорогам. Теперь в двенадцать часов девочки бегали и прыгали в саду, играли в крокет, теннис и другие игры. Позднее, когда жара спадала, они устраивали и дальние прогулки, но всегда старались пораньше возвратиться в свой любимый сад, чтобы успеть поиграть там до чая.

Пасха в тот год выпала на середину апреля, на самый разгар весны. С каким нетерпением ожидали ученицы пасхальных праздников! Сколько планировалось игр, партий в крокет, в теннис. На Пасху миссис Виллис обыкновенно покидала школу на несколько дней; уезжала и учительница французского. Девочки оставались на попечении мисс Гуд и мисс Дейнсбери. Из учениц разъезжались только те, кто жил по соседству, так как пасхальные праздники длились всего неделю. Оставшиеся не только не скучали, но и искренне считали весенние каникулы самым веселым и приятным временем в школе.

На этот раз воспитанницы были очень удивлены, узнав, что миссис Виллис не уезжает. Отпуск получила мисс Гуд. Эта новость стала предметом оживленного обсуждения. Многие полагали, что начальница остается из-за Энни Форест, опасаясь новых неприятных происшествий в школе. Однако миссис Виллис не подавала никакого повода к подобным предположениям: она была ласкова с Энни и, казалось, вполне вернула ей свое расположение. Энни стала более сдержанной, число ее шалостей заметно поуменьшилось. Но благоразумная мисс Форест нравилась подругам гораздо меньше, чем сумасбродная проказница былых дней.

Сесиль Темпл обыкновенно проводила Пасху у старой тетки, жившей в соседнем городке. Теперь же она объявила, что не желает покидать школу, но воспитательницы не поддержали ее, и Сесиль начала собирать вещи, полная гнетущего предчувствия какой-то неведомой беды. Когда она садилась в экипаж, чтобы ехать на станцию, Энни прибежала с букетом цветов. Она торопливо бросила его в экипаж, крепко обняла Сесиль и страстно прошептала:

- О, Сесиль, верь мне.

- Я... Я... Разве я не верю? - нерешительно спросила Сесиль.

- Нет, в глубине души ты не веришь. Ни ты, ни миссис Виллис не доверяете мне. О, как это тяжело, если б ты знала...

Энни всхлипнула и убежала в сад.

Она постояла, пока не замер стук колес, потом поправила волосы, вытерла глаза и стала смотреть по сторонам, придумывая, чем бы заняться. Сад словно ожил: везде звучали молодые голоса, звенел веселый смех. Девочки группками стояли под каштанами, гуляли парами по тенистым аллеям в конце сада. Малыши прыгали и валялись на траве, ученицы средних классов играли в теннис. Энни, неизменно ловкая участница всех игр, особенно отличалась в теннисе. Она остановилась возле площадки с явным желанием принять участие в игре, но, подумав минуту, повернулась и пошла в конец сада. Некоторое время она просто задумчиво шла по аллее, но вдруг лицо ее оживилось: между деревьями она заметила гамак, который, очевидно, позабыли убрать на зиму. В нем была куча опавших листьев, слежавшихся и отсыревших. Энни вытряхнула листья и улеглась в гамак. Погода стояла теплая, и Энни с наслаждением покачивалась в гамаке, сожалея лишь о том, что под рукой нет книги сказок.

Вдали она слышала голоса малышей, которые звали: "Энни, Энни Форест!". Но ей было так уютно лежать, что она не откликнулась. Она уже незаметно начала засыпать, но тут звуки знакомых голосов сразу прогнали сон.

Под дубом, к которому одним концом был привязан гамак, уселись Дора Рассел и Эстер Торнтон. Первым желанием Энни было бросить в них листьями и обнаружить себя. Но одной услышанной фразы было достаточно, чтобы она притаилась и начала прислушиваться к разговору.

- Я никогда не любила ее, - раздался голос Эстер Торнтон. - Я нахожу ее невоспитанной, а потому совсем неподходящей компанией для других воспитанниц.

- К ней все ужасно пристрастны, - пожаловалась Дора Рассел своим крикливым голосом. - Я уверена, что все эти штуки с нашими классными столами и карикатура на тетради Сесиль Темпл - ее рук дело. До чего же миссис Виллис слепа по отношению к ней! Миссис Виллис и мистер Эверад напрасно поддерживают эту грубую, неприятную особу. Такое отношение повредит школе и самой миссис Виллис. Ты знаешь, я летом заканчиваю "Лавандовый дом" и сделаю все возможное, чтобы отговорить родителей отдавать сюда младших сестер. Им следует избегать общества Энни Форест.

- Я стараюсь не обращать на нее внимания, но, конечно, ты совершенно права, Дора. Ты умеешь разбираться в людях, а твои сестры легко могли бы поддаться дурному влиянию.

- О нет! Они тоже сумеют распознать настоящую леди. Но все-таки не следует подвергать их опасности. Я уговорю родителей отдать их к мадемуазель Лебланш. Говорят, это очень изысканный пансион.

- Положим, миссис Виллис тоже вполне мила, как и большинство ее учениц.

Обе замолчали. Эстер наклонилась, рассматривая мох, покрывавший ствол дуба. Потом она заговорила опять.

- Мне кажется, Энни уже не такая всеобщая любимица, как прежде.

- Конечно, нет. Все наши в глубине души не верят в ее невиновность. Пойдем в мой "уголок", Эстер, выпьем чаю.

Девушки ушли, а вскоре и Энни выскользнула из гамака.

Услышанный разговор пробудил в ней ужасное, доселе неведомое и совершенно чуждое ее природе чувство. Она возненавидела двух девиц, которые так жестоко, так несправедливо судили о ней. Ее несчастья начались с момента поступления в школу Эстер. Сколько раз вздыхала Энни о том времени, когда была общей любимицей, сколько слез пролила! Она горевала, вспоминая нежные ласки миссис Виллис, и страстно желала снова испытать их. Энни не сомневалась, что подозрение против нее было возбуждено Эстер и отчасти Дорой. Дора обвинила ее в порче сочинения, хотя знала, что Энни и в голову не могла прийти такая мысль. Хорошо же! Она действительно сделает какую-нибудь гадость этим двум девчонкам - тогда, по крайней мере, они не напрасно будут обвинять ее. Энни дала себе слово отомстить обидчицам.

Глава XIX. Игра в бильбоке

В конце пасхальных праздников Эстер получила письмо из дома. Отец сообщал, что покидает родину и на несколько лет уезжает за границу, оставляя Эстер на попечении миссис Виллис.

Дочитав до этого места, расстроенная Эстер бросила письмо на стол и, уронив голову на руки, разрыдалась.

- О, как это жестоко - горько воскликнула она. - Столько времени жить вне дома и не видеть мою дорогую Нэн!

Душа Эстер рвалась к маленькой сестричке. Воображение рисовало ей безотрадную картину: не видя сестры в течение нескольких лет, малышка ее позабудет, и что еще хуже, чужие люди испортят ее или будут дурно обращаться с нею.

Наплакавшись, Этти вытерла глаза и принялась дочитывать письмо. Вдруг лицо ее просияло. Оказывается, отец просил миссис Виллис принять Нэн, и та согласилась, хотя эта крошка была моложе всех ее воспитанниц. Эстер сунула письмо в карман, бросилась к Сьюзи Драммонд и, к немалому удивлению флегматичной девицы, поцеловала ее.

- Нэн приедет, Сьюзи! Милая крошка Нэн! О, как я рада!

Счастью девочки не было предела, она танцевала, пела и болтала с глупой Сьюзи, стараясь втолковать ей, в чем дело. О, она готова оставаться в школе хоть всю жизнь, раз ее сестренка, ее сокровище, будет с нею. Теперь ей больше ничего не нужно.

После завтрака миссис Виллис послала за Эстер и сообщила ей приятную новость. Сьюзи Драммонд будет переведена в другую комнату, а Нэн будет жить с сестрой. Директриса проявила столько теплого участия, особенно отметив преданность Эстер сестре-сиротке, что еще больше привязала к себе сердце своей питомицы.

Нэн ожидали на следующий день вечером. Няня должна была оставаться с нею в течение недели, пока малышка не привыкнет в новой обстановке.

День приезда Нэн был последним днем каникул. Эстер проснулась рано и, лежа в постели, придумывала, как ее встретить.

Мысль о прибытии сестры благотворно подействовала на девочку. Вообще ей неплохо жилось в школе: регулярные занятия развили природные способности, общение с подругами выровняло характер. Хорошие стороны школьной жизни имели бы на нее еще большее влияние, если бы не загадочные происшествия в школе, нарушившие всеобщее спокойствие. Упорная антипатия к Энни Форест сделала Эстер излишне черствой.

Но в это утро сердце девочки переполняли только самые лучшие, самые теплые чувства. Умирающая мать поручила Этти маленькую сестру. Она ответственна перед нею и Богом. Она должна стать для Нэн примером добродетелей. Ради сестренки Этти будет добра, снисходительна, будет обдумывать все свои поступки. Ведь чистые глазки будут читать в ее душе, и если Нэн увидит в ней что-то дурное, Эстер умрет со стыда.

Эстер очень гордилась дружбой с Дорой Рассел. До сих пор в школе не было случаев такого сближения первоклассницы и третьеклассницы. Естественно, это вскружило голову Эстер, и она невольно поддавалась влиянию изящной и насмешливой девушки. Из ложного стыда она часто соглашалась с ее мнением, хотя в душе сознавала, что та ошибается. По природе Эстер была честна и благородна, тогда как Дора отличалась мелочностью и душевной пустотой.

Одевшись, Эстер тотчас же побежала к подруге поделиться радостью.

- Сегодня Нэн приедет! - объявила она.

Дора в это время разговаривала с другой первоклассницей. Обе взглянули на Эстер довольно надменно. Потом Дора со своей обычной небрежностью спросила:

- Кто это, Нэн?

Эстер удивилась. Она так часто рассказывала подруге о младшей сестре, и Дора как будто с интересом слушала, а теперь вдруг она спрашивает, кто такая Нэн.

- Да сестра моя, конечно, - ответила Эстер с досадой. - Я говорила тебе о ней, Дора. Ты рада, что она приедет?

- Ну, этого я не могу сказать, моя девочка. Если ты хочешь дружить со мной, то держи ее от меня подальше: я терпеть не могу маленьких детей.

Эстер отвернулась, чтобы скрыть слезы. Выходя из комнаты, она слышала, как первоклассницы смеялись.

Впрочем, большинство воспитанниц разделяли радость Эстер, и больше всех старалась Сьюзен Драммонд:

- Ну не добренькая ли я, скажи, пожалуйста, Этти? Из удобной комнаты меня выдворили, и с кем бы ты думала я теперь живу? С этой цыганкой Энни Форест!

Но в столь счастливый день Эстер была готова даже к Энни относиться благосклонно.

Вечером приехала Нэн. Это был хорошенький трехлетний ребенок с большими черными глазами и ямочками на пухлом лице. Девочка была сильно избалована и никого не боялась. Стоя возле Этти, Нэн улыбалась и кивала направо и налево всем, кто ласкал ее и восхищался ею. В сравнении с Нэн все другие малышки словно выросли. Она была на два года моложе самых маленьких, и скоро обнаружилось, что она намерена властвовать в этом уютном мирке.

Нэн сидела на коленях у сестры и гладила ее лицо. Этти болтала с ней и шутила.

- Нэн любит Этти, - повторяла малышка.

В это время в залу вошла Энни Форест. Она, единственная из всех воспитанниц, не обратила внимания на новенькую. Подойдя к младшим детям, она по обыкновению уселась на пол и стала играть в бильбоке.(8)

(8) - БильбокE (фр . bilboquet) - игрушка; представляет собой шарик, привязанный к палочке, один конец которой заточен, а к другому прикреплена чашечка. В процессе игры шарик подбрасывается и ловится на один из концов палочки.

Эстер не заметила ее; она держала Нэн на коленях, ерошила ее волосы, обращая внимание подруг на несомненные прелести сестренки:

- Посмотрите, какая чудная ямочка у нее на подбородке, - говорила она. - А глаза? О, моя прелесть! Они у тебя стали еще больше и выразительнее. А какие плутоватые! Погляди на меня, сокровище, погляди на твою Этти!

Но Нэн смотрела совсем в другую сторону. Ее внимание было привлечено игрушкой, с которой Энни управлялась очень искусно.

- Как холосо! - заявила она и, взглянув на Этти, снова повернулась к бильбоке.

Энни оглянулась и улыбнулась малышке. Этого было достаточно: Нэн стала вертеться у сестры на коленях.

- Холосая иглуска! Нэн будет посмотлеть.

Не успела Эстер оглянуться, как сестра сползла с ее колен и, пробежав по зале, остановилась возле Энни, хлопая в ладоши при каждом удачном ударе.

- Она околдует ее, вот увидишь, Этти, - сказала одна лукавая девочка. - Нэн скоро будет предпочитать тебе Энни. У нее особое умение привлекать к себе детей.

- Ей не удастся переманить Нэн, - отрезала Эстер. Но помимо ее воли чувство ревности вкралось в ее душу, и она пошла за сестрой.

- Нэн, тебе пора спать.

- Нет, нет, не надо спать. Иди плочь. Нэн будет глядеть холосую иглуску.

Энни взглянула на Эстер. Пока ей и в голову не приходило отнять у Эстер ее сокровище, но она не могла сдержать чувство некоторого торжества, и оно отразилось в ее глазах.

Эстер схватила Нэн за руку и потащила ее за собой. Энни тотчас же бросила бильбоке.

- На сегодня довольно, дорогая. Поцелуй Энни и иди с сестрицей спать.

Нэн, которая собралась было плакать, вдруг улыбнулась и, обняв Энни за шею, сказала:

- Нэн любить иглуску. И Энни любить.

Затем подала руку сестре и вышла с ней из залы.

Глава XX. В южной гостиной

После Пасхи наступало время усиленных хлопот и волнений. Чтобы отличиться в глазах родителей, родственников и опекунов, воспитанницам приходилось много трудиться. Результаты их стараний оглашались в день вручения премий.(9)

(9) - Награды, называемые в Англии "премиями", присуждались не за годовые баллы, а за сочинение по избранному предмету. По сочинению судили о познаниях и развитии учащегося.

С самой первой минуты своего поступления в школу Эстер слышала об этом замечательном празднике. Малые премии раздавались и на Рождество, но большие, которые вручала сама миссис Виллис, откладывались до конца учебного года.

Девочки, проведшие в стенах школы два-три года, расписывали этот чудесный день во всех подробностях. Праздник отмечался на открытом воздухе. На лугу строили большой навес, чтобы разместить под ним всех многочисленных родственников. Объявление премий сопровождалось множеством других удовольствий. Вечером устраивалось какое-нибудь представление, и миссис Виллис позволяла воспитанницам самим сделать выбор, при условии, что они же будут и участницами. Каждый год бывало что-нибудь новое: живые картины, костюмированный бал или что-нибудь в этом роде. Девочки сами рисовали эскизы для бала и даже шили костюмы.

- Миссис Виллис охотно содействует нам, - рассказывали ученицы. - После Пасхи она устраивает так, чтобы у учениц старших классов было два свободных вечера в неделю. После чая они собираются в южной гостиной начальницы, где никто не мешает им совещаться и работать.

У Эстер после Пасхи оказалось дел по горло. Она решила попытаться получить премию и с большим интересом ожидала первого вечера, назначенного для совещаний в гостиной директрисы.

Относительно премий миссис Виллис придерживалась определенной политики. Она полагала, что каждая ученица должна дойти в своих познаниях до известного уровня. Те немногие, которые стояли ниже этого уровня, к состязанию не допускались. Остальные же выбирали какой-нибудь предмет и писали сочинение, но только одно.

В первый же понедельник после пасхальных каникул были объявлены предметы, по которым следовало писать, а в пятницу ученицы должны были огласить свой выбор. Оказалось, что Эстер и Дора пожелали писать сочинение по предмету "английский язык". За него всегда давалась самая ценная премия, и девочки, узнав о выборе Эстер, лишь покачали головами:

- Довольно смело с твоей стороны, Этти, выбрать такой предмет. Не забывай, что миссис Виллис очень строга. Хоть мы и учим грамматику и знаки препинания, но начальница находит, что слог наш несовершенен, ее первую премию может получить только ученица с природными дарованиями. Одна премия на все три класса! Перемени предмет, пока не поздно, иначе тебе придется состязаться с первоклассницами.

Но Эстер стояла на своем: она сделает все, что сможет, а там - что Бог даст.

Воспитанницы сделали свой выбор. На следующее утро миссис Виллис пришла в класс, чтобы посоветовать им, как взяться за дело. Короткая, но содержательная речь любимой наставницы воодушевила девочек; даже Эстер, сравнительно недавно поступившая в школу, поняла, что, работая над сочинением, она должна иметь в виду нечто большее, чем вещественная награда.

Затем миссис Виллис дала ученицам несколько указаний по поводу избранных ими тем. О сочинении по английскому языку она заговорила только под конец. Против обыкновения она не указала конкретные темы, а предоставила ученицам свободный выбор.

Услышав это, Энни Форест, которая до этого сидела в задумчивости, вдруг вскочила с места и начала что-то шептать мисс Гуд. Мисс Гуд, кивнув головой, подошла к миссис Виллис и сообщила, что Энни отказывается от прежде избранного предмета и хочет состязаться в английском языке.

Директриса с удивлением посмотрела на Энни и, не сказав ни слова, внесла ее имя в список. Энни села на место, не обращая внимания на взгляды подруг, которые не могли прийти в себя от ее самонадеянности.

В этот вечер ученицы в первый раз собрались на совещание в южной гостиной, предоставленной в их распоряжение миссис Виллис. Небольшое помещение не могло вместить все три класса, поэтому девочкам предстояло избрать комитет, на который и будет возложено устройство праздника. Толковали, спорили, смеялись, принимали и отвергали различные планы и все не приходили к окончательному заключению. Сесиль Темпл, к мнению которой девочки всегда прислушивались, сначала молчала. А потом, подсев к Энни Форест, громко, чтобы все слышали, сказала:

- До сих пор никому из нас не пришло в голову ни одной путной идеи. Скажи что-нибудь, Энни. Ведь это ты придумала в прошлом году костюмированный бал!

Энни подняла черные глаза, оглядела подруг и, заметив, что все они, кроме Сесиль, избегают ее взгляда, презрительно отметила:

- Все эти приготовления, по-моему, не имеют смысла. Пустая трата времени! Впрочем, если хотите, будем играть в жмурки и показывать китайские тени.

И отвесив шутовской поклон, вышла.

- Несносная особа! - не сдержалась Дора Рассел. - И охота тебе, Сесиль, обращаться к ней. Ты же знаешь, мы не желаем иметь с ней ничего общего.

- Я знаю, что вы отравляете ей жизнь. Именно это вы и делаете, - резко ответила Сесиль. - Никто из вас не исполнил приказания миссис Виллис обращаться с Энни по-прежнему. Вы действительно отправили ее в "ссылку". Это невеликодушно и неблагородно. Вам не приходит в голову, что это может повлиять на всю жизнь бедной девочки?

- Что-то не похоже, - возразила второклассница, мисс Вест. - Она натура довольно грубая.

- Плохо ты ее знаешь! - вспыхнула Сесиль. - И вообще вы поступаете некрасиво: не обвиняете ее ни в чем открыто, но ведете себя так, будто она виновата.

Тут Эстер решилась сделать очень смелое заявление:

- Я не думаю, что миссис Виллис в глубине души считает ее невиновной.

Некоторые девочки засмеялись, но Дора Рассел объявила, что она вполне разделяет мнение Эстер Торнтон, и Сесиль замолчала.

- Во всяком случае, - заявила мисс Конвей, старшая из первоклассниц, мнение которой всегда выслушивалось с уважением, - все эти споры и недоброжелательство относительно мисс Форест теперь совсем некстати. Я решительно не понимаю, какая нужда травить эту бедняжку, и какое нам дело, виновата она или нет. Миссис Виллис и мистер Эверад решили, что нет, ну и довольно. Мы только потеряем от ссоры с нею. Несмотря на ее недостатки, она единственная, кто способен предложить оригинальную идею. Но поскольку мы не можем ее вернуть, постараемся обойтись без нее. Право же, нельзя терять целый вечер на пустые разговоры!

Все горячо принялись предлагать варианты для празднования, и после жарких споров было решено разыграть две небольшие комедии, а для выбора пьес и распределения ролей избрать особый комитет. В него вошли Дора Рассел, Джуди Конвей, Эстер Торнтон, Сесиль Темпл и еще две второклассницы. Этим и закончилось совещание. Девочки расходились со смешанными чувствами, с сожалением вспоминая веселые собрания прошлого года, когда Энни Форест была душой общества и сыпала идеями по части костюмов предстоящего бала.

Глава XXI. Украденное сердце

Выбежав из южной гостиной, Энни оказалась лицом к лицу с миссис Виллис.

- Куда это ты бежишь, дитя мое? - ласково поинтересовалась начальница. - Впрочем, я напрасно спрашиваю, ведь ты одна из заговорщиц.

- Нет, я ушла от них, - ответила Энни, встряхнув волосами, она всегда так делала, когда волновалась.

- Ушла от них? Ты хочешь сказать, дружок, что они послали тебя за чем-нибудь?

- Нет, я больше не с ними. Можно мне пойти в сад?

- Конечно, моя дорогая...

Не глядя на директрису, Энни толкнула обтянутую сукном дверь и очутилась в большом холле. Взяв с вешалки шляпку, девочка направилась к двери, ведущей в сад. Ей хотелось поскорее очутиться в гамаке и выплакаться. Не успела она выйти, как столкнулась с группой младших детей, которые возвращались с обычной прогулки перед сном. Мисс Дейнсбери шла впереди, ведя за руку двух крошек, Нэн семенила за ней. Увидев Энни, она протянула руки и бросилась к ней.

- Где иглуска? - залепетала девочка, подняв к Энни свое цветущее личико. - Холосая иглуска. Нэн хотеть иглуску.

- Ты получишь игрушку, если обнимешь и поцелуешь меня.

Малышке только того и надо было. Она обвила шею Энни и прижала свою пухлую щечку к ее губам.

- Так? - самодовольно спросила она.

- Хорошо, моя прелесть. Ты будешь меня любить, правда?

- Нэн любить Энни.

Тут мисс Дейнсбери позвала девочку, и Нэн побежала в дом, на ходу вытирая ладошкой щеку, на которой слезы бедной Энни оставили влажный след.

Проводив детей глазами, Энни грустно направилась в отдаленную аллею, в тенистую часть сада. Солнце уже село, к вечеру стало довольно прохладно, и Энни дрожала. Она всегда довольно небрежно относилась к своему здоровью и сначала, несмотря на холод, собиралась лечь в гамак. Но потом передумала. Слезы уже не так душили ее, ласка Нэн смягчила их горечь.

В эту минуту в оскорбленном сердечке девочки созрел план, который впоследствии стал причиной многих несчастий. Заметив, что Нэн привязалась к ней, Энни задумала отбить ее у Эстер и так отомстить своему недругу. Потерять любовь сестры, которая была для нее дороже всего на свете, - это стало бы для Эстер тяжелым ударом. Энни знала это, но искушение было слишком сильно, и она поддалась ему. Завоевать любовь Нэн было нетрудно, Энни стоило только этого захотеть. Итак, решено: Эстер внесла столько горя в ее жизнь, пусть теперь она сама испытает его; горько раскается она в своей несправедливости и жестокости, но уже будет поздно.

Глава XXII. На месте сгоревшего замка

Сосредоточив все свои помыслы на Эстер, Энни позабыла о Доре. Эстер была для нее более опасным врагом: она принадлежала к ее кругу, училась в ее классе, поэтому ее наветы могли восстановить против Энни подруг. Дора же была ей чужой, и до появления в школе Эстер даже не замечала ее существования. Следовательно, в первую очередь нужно было наказать Эстер. Этот план привнес в жизнь Энни новый интерес, и постепенно она стала находить, что мщение - занятие довольно приятное.

Сьюзен Драммонд жила теперь в одной комнате с Энни. Как-то вечером флегматичная девица немало удивила Энни, разразившись бранью в адрес Эстер и Доры. Последняя чем-то обидела ее, и Сьюзи искала сочувствия у Энни. Она даже предложила заключить союз, чтобы наказать эту напыщенную особу.

Энни, никогда не любившая Сьюзен, ответила с обычной своей резкостью:

- Никаких союзов! Я и так немало пострадала из-за всего этого.

Сьюзи тупо посмотрела на соседку, и густая краска залила ее лицо.

- А я думала, ты ненавидишь Эстер и Дору. Они же тебя терпеть не могут, я знаю.

Энни промолчала.

- Но ведь и ты их не жалуешь, правда? - продолжала допытываться мисс Драммонд.

- Тебе до этого нет дела, Сьюзи. И пожалуйста, перестань болтать, ты мешаешь мне спать.

Сьюзи была крайне удивлена, не встретив сочувствия, и совсем сбита с толку - она ожидала совсем другой реакции. С этой минуты она стала питать к Энни нечто вроде уважения, смешанного с некоторым опасением.

Между тем Эстер чувствовала себя как нельзя лучше. Присутствие маленькой сестры наполняло покоем ее сердце, ум усиленно работал над предстоящим сочинением - словом, жизнь была прекрасна.

Решив добиться премии, она не задумывалась о том, что становится таким образом соперницей своей подруги, Доры Рассел. Эстер тщательно обдумывала избранную тему, ей хотелось написать краткий исторический очерк о последних днях царствования Марии Антуанетты. Чтобы хорошо исполнить задуманное, надо было перечитать много книг. По счастью, библиотека в школе была хорошая, кроме того, миссис Виллис предоставляла воспитанницам свою собственную обширную библиотеку, и Эстер в свободные часы подолгу просиживала там. Два вечера в неделю были посвящены репетициям комедий. В одной из них у Эстер была совсем маленькая роль, зато в другой - довольно ответственная. Таким образом, она постоянно была занята, поэтому на общение с Нэн оставалось не так много времени.

Нэн спала в хорошенькой кроватке в комнате сестры. Эстер по вечерам становилась возле нее на колени и, прислушиваясь к ее дыханию, смотрела на девочку с чисто материнской нежностью. В эти минуты в душе Эстер царили лишь самые добрые чувства, а все мелочное - честолюбие, зависть, злоба - таяло, как воск. Глядя на спящую Нэн, Этти была способна на великодушие. Жаль, что Энни Форест не видела ее в такие часы, когда на глазах ее блестели слезы, а губы дрожали от умиления. Заносчивости и жесткости не было и в помине. У постели малышки стояла девочка с чистым, любящим сердцем. Этот ребенок, как небесный ангел, освещал и согревал ее душу лучше всяких наставлений и проповедей.

За усиленными занятиями Эстер не замечала происшедшую в Нэн перемену. Утром она торопилась и не имела времени поболтать с малышкой, а в течение дня, видя ее играющей с другими детьми, она спокойно занималась своими делами. Этти не сомневалась, что как только она будет в состоянии уделить побольше времени сестре, та встретит ее с восторгом.

В конце мая воспитанницы собрались на прогулку мили за четыре от школы. Все с нетерпением ждали этого дня, и, когда он наступил, восторгам не было конца. После раннего обеда несколько экипажей должны были доставить девочек в лес - к сгоревшему замку, едва ли не самому красивому месту в окрестностях. Миссис Виллис пригласила сестер Брюс принять участие в пикнике. Отъезд был назначен на два часа пополудни. Погода была чудесная, поэтому решено было взять младших детей, в том числе и Нэнси.

Больше всех радовалась этому дню Эстер. Она решила устроить себе настоящий праздник, день отдыха. Она позабудет английское сочинение, перестанет думать о Марии Антуанетте, не будет мучиться зубрежкой ролей и всецело посвятит себя крошке Нэн. Она заранее представляла себе восторг малышки, воображая ее радостные восклицания, беспрестанное щебетание и безмерную радость от того, что та проведет целый день со своей Этти. Эстер будет играть с ней, носить на руках - словом, будет в полном ее распоряжении, и больше ей ничего и никого не нужно.

Одеваясь утром, она сообщила сестренке о предстоящем удовольствии.

- Мы зажжем в лесу огонь, повесим котел и заварим чай. То-то будет весело!

- Нэн будет взять свой зонтик, - заявила Нэн, захлопав в ладоши.

- Ах ты шалунья! - поцеловала ее Эстер. - Славный у нас будет денек, Нэн, целый день с тобой будет твоя Этти. Понимаешь? Целый день! Ты рада?

- Лада. Моя Этти и моя Энни, лада.

По счастью, Эстер не слышала этих слов: позвонили к молитве.

За обедом девочки сговаривались, кто с кем поедет, и все были очень веселы.

- Мисс Дейнсбери возьмет всех маленьких, - сказала мисс Гуд. - Миссис Виллис так распорядилась.

- Прошу вас, мисс Гуд, позвольте Нэн ехать со мной, - принялась упрашивать Эстер. - Она будет так огорчена, если меня не будет с нею, а я уж присмотрю за ней.

Мисс Гуд кивнула в знак согласия, и Этти успокоилась. Тотчас же после обеда воспитанницы побежали одеваться. Открыв шкаф, Эстер достала нарядное платье для Нэнси. В нем сестренка будет выглядеть настоящей куколкой.

- Хоть бы мисс Дейнсбери привела ее сюда, - подумала она, торопливо дергая звонок.

- Не знаете ли вы, где мисс Нэн? - спросила она вошедшую горничную.

- Она только что уехала, мисс.

- Не может быть, Элис. Мисс Дейнсбери позволила мне взять Нэн с собой.

- Я этого не знаю, мисс. Я видела, как мисс Форест снесла ее на руках сверху, и затем они поехали в большом экипаже с мисс Дейнсбери и другими детьми.

Эстер стояла неподвижно, то краснея, то бледнея. Наконец, услышав, что ее зовут, она отпустила горничную, повесила в шкаф наряды сестры, убрала на место новую шляпку, в которой собиралась щеголять в этот день, и, надев старую зимнюю шляпу, медленно сошла вниз и села в ожидавший ее у подъезда фургончик.

Сесиль Темпл и несколько других наиболее близких подруг Эстер ехали с нею вместе. Эстер тяготила необходимость разговаривать с девочками и смеяться, ей хотелось плакать. Она была глубоко огорчена, и ревность к Энни Форест грызла ее сердце.

- Что же это, Эстер? - бестактно спросила Джулия Моррис. - Я думала, твоя прелестная сестрица поедет с нами. Надеюсь, с ней ничего не случилось?

- Нэн отправилась с другими детьми, - ответила Эстер, стараясь казаться спокойной. Но, заметив, что Сесиль наблюдает за нею, покраснела.

- Я видела, как Энни Форест несла девочку на руках, - выпалила Сьюзи Драммонд. - Нэн обнимала ее и громко смеялась. Тебе нечего беспокоиться, Эстер. Твоя сестра выглядела вполне довольной.

- Я и не беспокоюсь, - холодно отозвалась Эстер. - Как красива эта липовая аллея!

- Но ведь Энни слышала, как ты просила мисс Гуд отпустить Нэн с тобой, - не отставала Джулия. - Она не могла этого не заметить, ведь ты так обрадовалась, что покраснела до корней волос.

- Если Нэн довольна, значит, все прекрасно, - с усилием ответила Эстер. - Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Сесиль перевела разговор на предстоящий спектакль, и беседа сделалась общей. Эстер говорила и смеялась не меньше других.

Несмотря на искусственное возбуждение Этти, Сесиль заметила, что тотчас же по приезде ее подруга с беспокойством стала оглядываться по сторонам. Лицо ее было бледно, глаза увлажнились слезами.

Выйдя из экипажа, Сесиль с наслаждением бросилась на траву, но, заметив тревожное состояние Этти, тотчас же вскочила.

- Прежде всего надо отыскать Нэн, Этти, - сказала она. - Вижу, ты очень по ней соскучилась.

Сесиль протянула Этти руку, чтобы вместе бежать через лес, но, к ее удивлению, та отступила.

- Я устала. Мне нечего беспокоиться, раз Нэн находится под надзором мисс Дейнсбери.

Сесиль не стала спорить и продолжила поиски одна. Взобравшись на небольшой холм, она взглянула вниз и, приставив руки ко рту, позвала Эстер. Подруга шла неохотно, поэтому Сесиль сбежала ей навстречу и, взяв ее за руку, почти насильно потащила наверх.

- Иди, иди скорее. Посмотри, какая прелестная картина!

Внизу, в долинке, развлекалось младшее отделение школы. Десять или двенадцать девочек в венках из полевых цветов и с букетами в руках бегали по кругу, в центре которого стояла Энни с Нэн на плече. Мисс Дейнсбери сидела под деревом и читала.

Роскошные кудри Энни были сплошь усыпаны цветами. Нэн в венке из анемонов была прелестна. Энни покачивала малышку, крепко придерживая ее ножки, а та хлопала в ладоши и хохотала. Дети кружились вокруг Энни, напевая вместе с ней детскую песенку:

Мальчик-с-пальчик лазить стал

И скорехонько упал.(10)

(10) - Наши современники знают эту песенку в переводе С. Я. Маршака:

Шалтай-Болтай

Сидел на стене.

Шалтай-Болтай

Свалился во сне.

Вся королевская конница,

Вся королевская рать

Не может Шалтая,

Не может Болтая,

Шалтая-Болтая,

Болтая-Шалтая,

Шалтая-Болтая собрать!

- Нэн не падать, Энни, - закричала девочка, а другие захлопали в ладоши и послали ей воздушные поцелуи.

- Как они восхитительны! Как прекрасна Энни среди детей! - воскликнула Сесиль, обернувшись к Эстер. Но выражение лица подруги поразило ее. Эстер была бледнее полотна. Резким, пронзительным голосом она закричала Энни:

- Осторожно! Зачем ты держишь ее на плече! Она упадет, непременно упадет!

Дети перестали танцевать и петь, Нэн неловко повернулась на руках у Энни, отчего та, потеряв равновесие, оступилась - и малышка упала наземь, ударившись затылком. В ту же секунду Эстер была около нее.

- Не прикасайся к ней! - исступленно кричала она, когда Энни попыталась поднять лежащую без чувств девочку. - Не смей трогать. Это все из-за твоих выдумок. Ты нарочно это сделала! Да-да, нарочно!

- Ты несправедлива, - тихо возразила Энни. - Нэн была в полной безопасности, это ты испугала ее. Ничего бы не случилось, если бы ты не закричала так внезапно.

Эстер ничего не ответила: перед ней без сознания лежала обожаемая сестренка, и ей казалось, что Нэн умерла.

Элизабет Мид-Смит - Девичий мирок (История одной школы). 1 часть., читать текст

См. также Элизабет Мид-Смит (Elizabeth Thomasina Meade Smith) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :