Фенимор Купер
«Следопыт (The Path-finder). 2 часть.»

"Следопыт (The Path-finder). 2 часть."

- Положитесь в этом на меня, как на друга, и затем прощайте, Дунгам, прощайте!

Сержант от души пожал протянутую ему руку начальника и удалился от него, чтоб отправиться на берег и сесть на куттер. Сердце его обременено было тяжелыми заботами, и хотя он имел весьма высокое мнение о Гаспаре, но тем не менее после слов маиора в душу его запала искра подозрения, которое он не мог пересилить, не смотря на все свои старания. Между тем якорь был поднят и куттер быстро поплыл под парусом в темноте. сержант отозвал в сторону Следопыта, отправился с ним в каюту, и удостоверившись, что никто не может услыхать их, запер осторожно дверь, и сказал:

- Я для того привел вас сюда, чтобы поговорить с вами откровенно на счет Гаспара. Маиор Дунгам получил известие, возбуждающее в нем подозрение, что Гаспар изменник и состоит на жалованье у неприятеля Какое ваше об этом мнение?

- Что такое? спросил Следопыт.

- Да, да, повторил сержант: маиор опасается, что Гаспар изменник и шпион, который хочет предать нас в руки врагов.

- Это сказал маиор Дунгам Лунди?

- Он самый.

- И вы верите ему?

- Не совсем, в чем я сознался: но все-таки дело не дает мне покоя, и я боюсь, точно предчувствую, что наконец это подозрение, пожалуй, и не так безосновательно.

- Сержант, твердо отвечал Следопыт:- я ничего не понимаю в предчувствиях, но знаю Гаспара с давних пор, и доверяю его честности, как своей собственной. Я не подумаю о нем ничего дурного, пока не увижу своими глазами. Позовите вашего зятя, и спросим также его мнения.

Кап был позван, чтоб принять участие в совещании, и Следопыт предложил ему вопрос: заметил ли он в этот вечер в Гаспаре что-либо необыкновенное?

Кап объявил, что нет, и тогда Следопыт объяснил ему, какое подозрение падает на молодого человека.

- Так он говорит по-французски? спросил Кап, выслушав в чем дело.

- Да, но это не может быть поставлено ему в вину, ибо он должен же знать этот язык, чтоб объясняться с тамошними жителями, отвечал Следопыт. Я и сам говорю на языке Мингосов, и все-таки никто поэтому не скажет, что я также Мингос.

- Ну, пусть будет, как угодно, сказал Кап:- Гаспар говорит по-французски и это важный факт! Один такой факт равносилен, по моему, пятидесяти доказательствам, и я того мнения, что необходимо иметь за малым бдительное наблюдение.

- Об этом уже я позабочусь, возразил сержант. Впрочем, Кап, я рассчитываю на ваше содействие касательно управления судном, еслиб случилась мне необходимость арестовать Гаспара.

- Я не оставлю тебя на чеку, и в этом случае ты, вероятно, убедишься на самом деле, какие услуги может оказать куттер; до сих же пор, кажется, это только можно угадывать.

- Я же, с своей стороны, сказал Следопыт с глубоким вздохом,- продолжаю настаивать на невинности Гаспара и предлагаю откровенно спросить его, изменник он или нет.

- Этого нельзя, приятель, никак нельзя, объявил сержант. На мне лежит вся ответственность, и я убедительно прошу никому не говорить об этом предмете. Мы будем смотреть во все глаза и в должное время примем во внимание все обстоятельства,

С этим мнением согласился Кап, и тем окончилось совещание. Все вернулись на палубу с намерением иметь наблюдение за подозреваемою личностью и действовать сообразно с обстоятельствами.

Между тем все на корабле шло своим обыкновенным порядком, и в ту самую минуту, когда все трое снова показались на палубе, Гаспар командовал держать куттер около берега.

- Так вы хотите плыть ближе к французам, соседям вашим? спросил Мункс, услышав такое приказание.

- Нет, нет, спокойно возразил Гаспар. Я только держусь этого направления по случаю ветра, который всегда дует сильнее по близости земли.

- У вас есть на борту так называемые рифы? спросил Кап, подходя к молодому моряку. Я почти боюсь, что нет, потому что, вероятно, вам не представлялось случая употреблять их.

Гаспар улыбнулся и отвечал: - У нас есть и рифы, и довольно случаев для их употребления. Прежде чем мы пристанем к берегу, мне представится возможность показать вам их употребление, потому что на востоке шумит буря, и ветер на Онтарио весьма часто меняется.

- Увидим, увидим, сказал Кап, бросая насмешливый взгляд на такелаж куттера.

- Гаспар! спросил Следопыт: думаете ли вы, что французы имеют здесь на озере шпионов?

- Да, мы знаем это. Еще в ночь на прошлый понедельник один из них был около форта. Челнок из коры подплыл к восточной оконечности и высадил на берег индейца и офицера.

- Эге! это удивительно как похоже на факт, воскликнул Кап: - а не можете ли вы сказать вам, как узнали об этом шпионе?

- Да чрез Чингахгока, который заметил след солдатского сапога и нашел мокассин. Кроме того> один из наших охотников видел на другое утро челнок, плывший по направлению к Фронтенаку.

- Зачем же вы не пустились за ним в погоню, Гаспар? спросил Кап.

- Это, может быть, делается на океане, отвечал Следопыт за своего друга: - здесь это не идет; вода не оставляет следов, и только дьявол может преследовать француза и индейца.

- Да для чего же и след, когда можно видеть предмет преследования? закричал Кап. - Это имеет вид обвинительного факта.

- Мистер Кап! вы забываете, что погоня за челноком из коры долгое и безнадежное дело.

- Вам только нужно было крепко напирать на него и прижимать к берегу.

- К берегу? Вы на деле мало знаете способ плавания по нашему озеру, если думаете, что безделица погнать челнок к берегу.

Кап мало слышал из этих слов; он отвел своего зятя и Следопыта в сторону, и стал уверять их, что упоминание Гаспаром о шпионах служит важным обстоятельством, которое требует дальнейшего обсуждения и расследования. Следопыт, напротив, смотрел на это дело с другой точки зрения и не находил ничего особенного в сообщенных сведениях. Поэтому скоро завязался спор за и против вероятности и виновности Гаспара, который, однако, повел лишь к тому, что всякий уперся на своем мнении. Случай послужил к тому, чтобы разрешить все эти обстоятельства, и весьма в невыгодную для Гаспара сторону.

Именно, когда Следопыт приблизился к молодому моряку, то этот обратил внимание его на плывший по воде недалеко от куттера челнок, и высказал предположение, что в нем сидят неприятели. Хотя ночь уже наступила, Следопыт посоветовал ему направиться на челнок, и Гаспар последовал этому совету. Чрез несколько минут догнали челнок, который и не пытался скрыться, и оказалось, что в нем находятся двое. По отданному приказанию, они взошли на куттер, и тогда в них узнали Стрелу и жену его.

Следопыт вспомнил свое подозрение на Тускарору, который еще недавно оставил их общество, как казалось, с предательскими видами, отвел его в сторону и завел с ним речь, как о причинах его тогдашнего бегства, так и о роде занятий его с того времени.

Тускарора на все сделанные ему вопросы отвечал с полным спокойствием индейца. Относительна своего бегства он объяснил, что скрылся лишь в видах собственной безопасности, и дал тягу, чтобы спасти свою жизни.

- Хорошо! отвечал Следопыт на такое объяснение, представляясь, что верит оному: - хорошо, брат мой поступил весьма благоразумно, но зачем жена его следовала за ним?

- Разве у белых жены не следуют за мужьями?

- Хорошо, пусть и это будет так; я нахожу это делом очень обыкновенным. Слова ваши, Тускарора кажутся мне благородными, удобопринимаемы и верными. Но зачем брат они так долго оставался вдали от гарнизона? Друзья думали часто о нем, но не видали его.

- Жена потеряла след и должна была варить пищу в чужой хижине. Поэтому и Стрела последовал за ней.

- Понимаю, Тускарора: жена ваша попала в руки Мингосов и вы последовали за ней.

- Следопыт так основательно находит всему повод. Так оно и было.

- Сколько времени тому, как вы освободили жену свою, и каким образом это случилось?

- Два дня, Юнита не заставила себя долго ждать, когда муж повел ее на след.

- Хорошо; все это кажется мне весьма натуральным. Но, Тускарора, откуда взяли вы этот челнок и почему вы гребли по направлению к реке Лоренцо, а не к гарнизону.

- Стрела умеет отличить свою собственность от чужой. Челнок принадлежит мне, я нашел его на берегу около Форта.

- И это основательно. Но зачем же вы вам ее показались?

- Следопыт знает, что и воин имеет нежные чувства. Отец спросил бы меня о своей дочери, и я не мог передать ему ее. Потому я послал Юниту за челноком и никто не заговорил с ней: - женщина Тускарора не рискует говорить с чужими мужчинами.

Все это так соответствовало характеру индейца, что Следопыт не заметил в наружности его ничего подозрительнаго. Тем не менее он снова спросил его: зачем он плыл не по направлению к гарнизону?

- Стрела увидел большое судно, отвечал тот,- а он любит встречаться с молодым моряком; к вечеру оно шло против солнца, но когда моряк переменил направление, то и он поворотил в ту же сторону.

Тогда Следопыт вернулся к остальным, чтоб сообщить им о результатах своих расспросов. Как он, так и Гаспар, казалось, считали рассказ Стрелы за правду, хотя и сознавали необходимость оградить себя некоторыми мерами предосторожности против возможных предательских замыслов индейца. - Кап хотел тотчас заковать его в кандалы, но сержант решил дело тем, что его надо было арестовать, но не заковывать. Это решение сообщено было Тускароре, который и подчинился с обычным ему спокойным достоинством. Он спокойно отошел в сторону и остался внимательным наблюдателем всего происходившего на куттере.

Между тем, большая часть отряда пошла на отдых, и, кроме индейца, на палубе остались только Кап, сержант, Гаспар и два матроса.

- Стрела, сказал сержант:- вы внизу найдете местечко, где может лечь жена ваша, а на этом парусе можете и сами отдохнуть.

- Благодарю отца моего, с достоинством отвечал индеец: - Тускароры не бедны и жена достанет из челнока мое одеяло.

- Ну, как знаете! Я хотел сделать вам лучше, сказал сержант. - Пошлите жену за одеялом, войдите сами в челнок, чтобы принести сюда весла.

Индеец и жена его послушно сошли в челнок. Пока оба там были заняты, слышно было, как муж упрекал жену свою за то, что она взяла не то одеяло. Перебраниваясь, Юнита, стала искать другое, чтобы удовлетворить своего строгаго супруга.

- Всходите опять наверх, между тем закричал с нетерпением сержант:- уже становится поздно и нам нужно идти на отдых.

- Стрела идет, прозвучал ответ, и Тускарора выступил на нос своего челнока.

Но вместо того, чтоб подняться на борт, он острым ножем перерезал канат, которым прикреплен был челнок, и куттер, быстро двигаясь вперед, оставил легкое судно за собою почти неподвижным. Все это было исполнено так быстро и с такою ловкостью, что челнок был уже далеко, когда сержант сообщил об этом случае Гаспару. Тем не менее поспешно попытался он снова нагнать беглеца, но Тускарора был уже слишком далеко, и не боялся никакого преследования.

Пока Гаспар снова принял прежнее направление, Кап отвел сержанта в сторону, и с горячностью высказал ему свои мысли.

- Брат Дунгам, сказал он:- это важные факты, как плен Стрелы, так и бегство его. Пусть Гаспар бережется.

- Да, да, брат, и то и другое важно, но одно выкупает другое. Против Гаспара говорит то, что Тускарора бежал, а в пользу его, что он захватил его в плен.

- Это все равно, сержант, и по моему мнению, следовало бы Гаспара арестовать немедленно. Если ты не хочешь завтрашний день видеть себя в плену у французов, то прикажи отвести его в каюту, поставь у ней часового, и передай командование куттером мне. Ты имеешь на это полномочие и твоя обязанность поступить таким образом.

Сержант более часа обдумывал этот совет своего зятя; и не мог решиться ни последовать ему, ни оставить его без внимания. В таком затруднительном положении он призвал к совету квартирмейстера, и решился последовать его решению. Кап объяснил этому положение дела, и Мункс вполне согласился с его мнением. Теперь устранилось всякое сомнение, и сержант немедленно принял надлежащия меры.

Не входя в подробные объяснения, он просто объявил Гаспару, что считает нужным отнять у него командование куттером и передать его в руки своего зятя.

При такой мере, Гаспар пришел в величайшее изумление, так как сержант Дунгам не считал удобным объяснить ему основания своего строгаго решения. Тем не менее он спокойно повиновался, даже приказал своим матросам на будущее время слушаться приказаний Капа, и затем сошел вниз вместе с своим главным помощником, который должен был разделить с ним заключение.

Когда оба удалились, то Кап сказал:

- Ну, сержант, будь так добр, сообщите мне курсы и дистанции, чтобы я мог убедиться в верности направления носа нашего куттера.

- Брат Кап, возразил сержант: - я об этом не имею вы малейшего понятия. Моя инструкция гласит, чтобы мы как возможно скорее достигли тысячи островов для смены тамошнего караула. Вот и все.

- Но разве у тебя нет карты, которою бы можно было руководствоваться?

- Нет, и я даже сомневаюсь, чтоб у Гаспара было что нибудь подобное. Наши моряки плавают по этому озеру, никогда не употребляя карты.

- Но, помилуй, сержант, как же мне найти один остров из тысячи, когда я не знаю ни имени его, ни положения?

- Ну, в этом, брат, ты должен понимать больше, чем я. Сколько я знаю, то ни у одного острова нет имени, а что касается их положения, то мне решительно ничего неизвестно, так как я никогда и не бывал там. Но, может быть, кто либо из матросов сообщит тебе эти сведения.

- Ну, я попытаю счастия и попробую расспросить рулеваго.

Кап и сержант подошли к рулевому, но ничего от него больше не узнали, как то, что только Гаспар и помощник его, называвшийся лоцманом, могли указать положение станции.

- Мы же с своей стороны, добавил рулевой, так мало знаем дорогу, как будто никогда и не видали ея, потому что Гаспар посылает нас всегда под палубу, когда мы достигаем известного расстояния от островов,

Кап с неудовольствием покачал головой и попал таким образом в немало затруднительное положение.

- Это опять факт, говорящий против Гаспара, сказал он, отзывая в сторону сержанта. Так как я вижу, что у этого малаго мы ничего не добьемся, поэтому часа два буду держаться настоящего направления, а потом остановлюсь и кину лот. Нам необходимо, так или сяк, подчиниться силе обстоятельств.

Сержант не имел ничего сказать против этого, и, считая себя вполне безопасным под управлением своего зятя, улегся на палубе и вскоре крепко заснул. Напротив того, Кап спокойно стал ходить по палубе взад и вперед, так как это был человек, которого крепкое тело могло сопротивляться всякой усталости. Во всю ночь он не закрыл глаз.

Когда сержант Дунгам проснулся, то уже рассветало. Лишь только поднялся он и осмотрелся вокруг, как у него вырвалось восклицание удивления. Погода совершенно изменилась. Густой туман покрывал всю окрестность и озеро шумело пенящимися волнами. От зятя он узнал, что в полночь ветер стих было, а около часа ночи обратился в бурю с северо-запада.

Сержант, хорошо сознававший опасность их теперешнего положения, тотчас предложил своему зятю послать за Гаспаром и спросить совета этого опытного молодого моряка; но Кап упорно уклонился от этого, и сержант вынужден был покориться его непреодолимой решимости.

Целый день и последовавшую затем ночь куттер плавал по озеру наугад, и гонимый силою бури, брал всевозможные направления. Кап старался всеми силами держать его довольно далеко от берега, и рассчитывал, что ветер успокоится, и ему все-таки удастся достигнуть станции без помощи Гаспара. Буря, однако, не уменьшалась, а усиливалась, и снова наступившая ночная тьма поставила судно в столь крайнюю опасность, что Следопыт, который до того был молчалив, нашел себя вынужденным положить делу конец. По его сильному настоянию, на рассвете следующего дня, Гаспар и его помощник позваны были из их заключения и снова вступили в управление кутеером, который далеко укловился от настоящего пути. Однако Гаспар дал ему надлежащее направление и хотя все еще подвергался подозрительным наблюдениям Капа и сержанта, однакожь повел куттер прямо к его месту назначения. Достигнув тысячи островов, он, въехав в канал, с уверенностию плыл между безчисленным множеством больших и малых островов, и наконец бросил якорь у одного берега, густо поросшего кустарником. Станции достигли благополучно; солдаты на куттере приветствованы были жаждавшими их прибытия товарищами с тою радостию, которая всегда имеет место при смене.

Мария с восторгом вступила на берет, а отец её отдал своим людям приказание последовать её примеру с таким удовольствием, которое доказывало, как сильно устал он от плавания на куттере. И в самом деле, станция имела вид, способный возбудить приятные надежды в людях, заключенных столь долгое время в тесном пространстве куттера. Остров, на котором она находилась, был впрочем очень мал, но так приятен для взора, что казался весьма уютным убежищем. Берега его окружены были кустами, под защитою которых построено было несколько шалашей, служивших жилищами офицеру и его отряду и кладовыми для хранения различных припасов.

На восточной оконечности маленького острова находился покрытый густым лесом полуостров, а вблизи его блокгауз, который в некоторой степени приведен был в оборонительное положение. Балки были так плотно и старательно соединены, что ни один пункт не оставался беззащитным. Окна походили на бойницы, дверь была маленькая и тяжелая, а крыша составлена из древесных стволов, покрытых корой для защиты внутренности здания от дождя. Нижняя часть строения служила для хранения боевых и жизненных припасов, второй этаж был жильем и, в то же время, крепостью, а пространство под крышей разделено было на три отделения, в которых можно было раскинуть кровати для десяти или двенадцати человек. Все это распределение было весьма просто, но вполне достаточно для защиты солдат от неожиданного нападения. Так как строение было вышиною менее 40 футов, то оно совершенно скрывалось за вершинами деревьев и не было видимо с внутренности острова.

Под блокгаузом находилась цистерна, из которой можно было получать воду в случае осады. Чтобы облегчить это дело, верхний этаж был вытянут над нижним на несколько футов, и в выступавших балках прорезаны были отверстия, могущия служить бойницами и опускными дверями, но обыкновенно, закрытые досками. Внутреннее соединение различных этажей устроено было посредством лестниц.

Час, который следовал за прибытием куттера, полов был волнения. Отряд, занимавший до того этот пост, с нетерпением ожидал возвращения в форт, и тотчас стал садиться на судно, как только окончилась, с обыкновенными формальностями, передача караула смененным офицером сержанту, Гаспар получил приказание снова поставить паруса; но перед отъездом Кап, Мункс и сержант имели тайное совещание с смененным прапорщиком, которому и сообщили подозрение на счет верности молодого моряка. Офицер обещал иметь надлежащую осмотрительность, взошел на судно, а менее чем через три часа после своего прибытия куттер снова пришел в движение.

Затем, когда Мария приняла нужные меры для всеобщего удобства, вся компания собралась к скромному ужину, и сержант объявил своей дочери, что в течение ночи он оставит остров и предоставит ее попечению капрала Мнаба и солдат, а равно лейтенанта Мункса и Капа. Затем отъезжавшие, имевшие намерение, произвести на французов неожиданное нападение, простились с оставшимися и все без исключения отправились на отдых.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

Когда Мария проснулась, солнце уже стояло высоко: она вскочила с своего ложа, быстро накинула платье и вышла на открытое место, чтобы вдохнуть приятный и освежающий воздух чудного утра.

Остров казался совершенно покинутым, и только когда Мария окинула глазами всю окрестность, то заметила оставшихся у ярко горевшего огня. Кроме Капа и квартирмейстера находились там капрал Мнаб и его солдаты, а равно солдатка, приготовлявшая завтрак. Шалаши стояли спокойно, солнце обливало своими золотыми лучами все открытые места между деревьями, и небесный свод над головою Марии блистал нежною синевою. Не видно было ни одного облачка и все как бы выражало глубокий мир и невозмутимую безопасность.

Когда Мария заметила, что бывшие у огня усердно заняты были своим завтраком, то, никем незамеченная, направилась она к концу острова, где деревья и кусты скрывали ее от всех глаз. Здесь она прислушивалась к тихому шуму быстро бегущих волн, и восхищалась разнообразными прелестными видами, которые представлялись её взорам сквозь отдельные отверстия в кустах. Вдруг она подскочила, потому что ей показалась человеческая личность посреди кустов, окаймлявших близлежащий остров. Так как расстояние было не более ста локтей, то она и полагала, что ей это так показалось, и поэтому быстра отступила несколько, заботясь о том, чтоб скрыть свой корпус за листвою кустарника. Только-что хотела она совершенно покинуть кусты и вернуться к своему дяде, чтобы сообщить ему родившееся подозрение, как увидела на ближнем острове поднятую кверху ольховую ветку, которою махали ей в знак дружбы. После недолгаго размышления, она также сломала такую же ветку и отвечала на приветствие, стараясь делать совершенно схожия движения.

Тогда противолежавшие кусты осторожно раздвинулись, и из-за них показалось человеческое лицо, в котором Мария, к немалому своему удивлению, узнала Юниту, жену Тускароры.

Тут уже она более не медлила выйти из своего убежища, зная, что Юнита дружески расположена к ней. Тогда подошла ближе и индиянка, обе женщины обменялись знаками дружбы, и наконец Maрия пригласила Юниту переправиться к ней. Индиянка исчезла, но скоро снова явилась с челноком, в котором хотела переплыть воду, как вдруг Мария услыхала голос дяди, звавшего ее к себе. Она тотчас дала индиянке знак спрятаться, а сама поспешила из кустов на открытое место, где, по приглашению дяди, должна была принять участие в завтраке. Однако она отказалась, вернулась в кусты и снова вошла в сношение с своею подругою, пригласив ее переправиться.

Юнита не замедлила последовать этому приглашению, и в несколько ударов веслами челнок скрылся в кустах станционного острова. Она выскочила на берег, и Мария, взяв ее за руку, повела к собственному шалашу, который не мог быть видим со стороны расположившихся у огня. Обе дошли туда никем незамеченные, и Мария тотчас заперла за собою дверь.

- Теперь, Юнита, мы в безопасности, дружески сказала Мария с приятной улыбкой. Как я рада видеть тебя! Что привело тебя сюда и как открыла ты этот остров?

- Говорите тише, возразила индиянка, от души пожимая руку Марии:- тише говорите, не так скоро, не понимаю.

Мария повторила свои вопросы и притом так явственно, что Юнита могла понять ее.

- Я друг, отвечала она.

- Да, я верю тебе, Юнита, верю тебе от всего сердца, но что это имеет общего с твоим посещением?

- Друг пришел, чтобы видеть своего друга, возразила Юнита с открытою улыбкою.

- Но у тебя должна быть и другая причина, иначе ты не стала бы подвергаться такой опасности. Так ты одна?

- Юнита у тебя, более никого. Юнита приехала одна в челноке.

- Да, я верю этому и не сомневаюсь в том, что ты не могла бы предать меня!

- Как предать?

- Я хочу сказать, что ты не обманешь меня, не выдашь французам, ирокезам или твоему мужу, не захочешь продать мой скальп.

- Нет, нет, никогда! возразила индиянка, нежно обняв Марию и прижимая ее к сердцу. Мария отвечала на это выражение любви и стала смотреть своей подруге прямо в глаза.

- Если Юнита имеет сообщить мне что нибудь, сказала она,- то может смело говорить, я слушаю.

- Юнита боится, что Стрела убьет ее, если она что нибудь скажет.

- О, нет! Стрела никогда этого не узнает: Мария ничего не скажет ему.

- Он убьет Юниту томагавком.

- Нет, этого не будет. Лучше не говори мне ничего, Юнита.

- Мария, блокгауз хорошее место для ночлега, хорошее и для жилья.

- Ты хочешь сказать, что я могу спасти свою жизнь, если останусь в блокгаузе. Наверно; по крайней мере, это ты можешь сказать мне.

- Да, блокгауз очень хорош для женщин; там скальп в безопасности.

- Да, я понимаю тебя, Юнита; желаешь видеть моего отца?

- Его нет здесь.

- Как ты это знаешь? Видишь, весь остров наполнен солдатами.

- Не полон, все уехали, только четыре мундира тут.

- А Следопыт? Не хочешь ли с ним переговорить? Он понимает по-ирокезски.

- Его также нет здесь, вместе уехал,- с улыбкой отвечала Юнита.

- Эге, ты, кажется, все знаешь, с удивлением сказала Мария. Но скажи мне, пожалуйста, что нам нужно звать. Дядя Кап здесь на острове, и как он, так и я не забудем твоей дружбы, когда снова вернемся в форт.

- Может, вы и не вернетесь,- кто знает!

- Да, конечно, только Бог знает, что может случиться. Жизнь наша в Его руках. Но я думаю, Он послал тебя как средство к нашему спасению.

Юнита не поняла этих слов, но, очевидно, она желала быть полезной Марии.

- Блокгауз очень хорош! повторила она с особенным ударением.

- Хорошо, я понимаю тебя, Юнита, и проведу сегодняшнюю ночь в блокгаузе. Но, конечно, я могу сообщить моему дяде то, что ты сказала.

- Нет, нет! внезапно пораженная и стремительно отвечала индиянка.- Не хорошо сказать ему. Он скажет Стреле, и Юнита умрет.

- Нет, Юнита, ты не права в отношении к моему дяде; он никогда не предаст тебя.

- Нет, я этого не понимаю. У моряков есть язык, а нет глаз, ушей, носа! Моряк только язык, язык, язык!

Хотя Мария и имела о своем дяде другое мнение, тем не менее она сознала, что напрасна её надежда привлечь его к настоящему совещанию.

- Ты, кажется, довольно верно знаешь наше положение, сказала она. Ты прежде уже бывала на этом острове?

- Только-что прибыла.

- Но как же ты можешь знать все? Отец мой, Гаспар, Следопыт, все вблизи, явятся когда я позову их.

- Нет, все уехали, с уверенностию, но с добродушной улыбкой возразила индиянка. У меня хорошие глаза; видели челнок с мужчинами, и большое судно, плывущее с Гаспаром.

- Так ты ужь давно за нами наблюдала? Я не думаю однако, чтобы ты сосчитала, сколько человек осталось.

Юнита рассмеялась, подняла четыре пальца и потом еще два и сказала: четыре красные мундира, Кап и квартирмейстер.

Все это было совершенно верно, и Мария уже не могла долее пытаться обмануть Юниту.

- Так ты думаешь, что для меня лучше будет оставаться в блокгаузе? сказала она.

- Да! хорошее место для девушек. Балки очень толсты, из блокгауза нельзя достать скальп.

- Ты с такой уверенностью говоришь об этом строении, как будто была в нем и измеряла его стены.

Юнита рассмеялась, не распространяясь однако об этом пункте.

- Говори, продолжала Мария,- кроме тебя, может ли еще кто нибудь найти этот остров? Ужь не открыли ли его ирокезы?

Лицо Юниты помрачилось, и она осторожно осмотрелась, как будто опасаясь, что кто нибудь подсушивает.

- Тускарора возле. Если увидит Юниту, та убьет ее.

- А мы думали, что никто и не знает ничего об этом острове, так как он не легко бросается в глаза, и даже из наших немногие сумеют отыскать его.

- Мужчина умеет говорить, возразила Юнита:- есть Янгезы, говорящие по-французски.

Мария испугалась, ибо ей пришло на память подозрение на Гаспара, которое как бы подтверждалось этими словами индиянки.

- Понимаю, что ты хочешь сказать, отвечала она: ты хочешь дать мне понять, что один из ваших предательским образом объяснил врагам, где и как отыскать этот остров.

Юнита засмеялась, в её глазах военная хитрость была скорее заслугой, чем преступлением. Но она слишком привязана была к своему племени, и не решилась сказать более того, чем требовали крайния обстоятельства. Во всяком случае, намерение её было спасти Марию, но только ее одну.

- Бледнолицая теперь знает, что блокгауз хорош для девушек. Мужчины и воины до меня не касаются.

- Но меня касаются, Юнита. Один из них мой дядя, которого я люблю, а другие друзья мои и соотечественники. Я скажу им все.

- Тогда Юнита будет убита, возразила эта без резкости, но видимо огорченная.

- Нет, нет! Они не узнают, что ты была здесь; я только предупрежу их и попытаюсь уговорить, чтоб все скрылись в блокгауз.

- Стрела увидит, узнает все, и убьет Юниту, отвечала индиянка, вставая и приготовляясь уйти.

Мария не смела ее удерживать, но все-таки обняла рукою и сказала:

- Юнита, мы друзья и тебе нечего бояться от меня. Никто не узнает об этом посещении. Но не можешь ли ты подать знак, когда опасность будет близка, чтоб я могла знать, когда мне для своей безопасности отправиться в блокгауз?

- Принеси Юните голубя.

- Где же я найду его? спросила Мария.

- В ближайшем шалаше. Там возьми голубя я принеси Юните в челнок. Когда голубь полетит, Стрела придет убивать.

После этих слов Мария встала, пошла в ближайший шалаш, где действительно нашла голубей, и без особенного труда поймала одного. Она отнесла его на берег, где Юнита уже сидела в челноке. Эта взяла его, посадила в сделанную ею самою корзину, еще раз повторила свое: блокгауз хорош для девушек,- и затем удалилась от острова так же тихо, как и приблизилась к нему. Мария смотрела ей в след и ожидала еще знака прощания или внимания, но напрасно. Все оставалось тихо и спокойно, и нигде не видно было и следа опасности, о которой извещала Юнита.

Когда, наконец, Мария снова обернулась к берегу спиной, то ей представилось повидимому незначительное обстоятельство, которое в обыкновенное время не обратило бы вовсе её внимания, но теперь привлекло его. Именно, кусок красной материи, обыкновенно употребляемой для корабельных флагов, развевался на нижнем сучке небольшего дерева, о с первого взгляда Мария заметила, что знак этот легко мог быть замечен с близлежащего острова. Сильно возбужденное в ней подозрение навело ее на мысль, что этот флаг служит сигналом, который должен сообщить неприятелю какое либо важное событие, и потому она не замедлила снять его с сучка о тотчас поспешно удалиться с ним. Имея намерение безотлагательно отправиться в блокгауз, вместе с солдаткою женою, она быстро направилась к её шалашу, как вдруг путь её прервав был восклицанием Мункса:

- Куда вы так торопитесь, любезная Мария, и для чего в таком одиночестве? спросил он. - Что это у вас такое в руке?

- Ничего, как только кусок материи, род флага, который не стоил бы внимания, если бы...

- Безделица, Мария? Нет, это вовсе не так малозначительно, как вы думаете, отвечал Мункс, взяв из рук Марии лоскуток и внимательно рассматривая его. - Где вы это нашли?

Мария объяснила это квартирмейстеру, который во время рассказа её беспокойно осматривался во все стороны.

- Мария, наконец сказал он: дело это кажется мне подозрительным. Мы здесь вовсе не на таком месте, где могли бы во все направления распускать свои флаги.

- Я именно это о думала, и поэтому сняла этот вымпел, чтоб он не послужил к обнаружению нашего убежища. Не надо ли известить об этом обстоятельстве моего дядю?

- О, нет; для чего беспокоить его без нужды, с некоторою поспешностию отвечал Мункс. - Я бы только хотел знать, как попал сюда этот вымпел! Как кажется, он принадлежит к числу корабельных сигналов, и на самом деле имеет точно ту самую длину как флаг, развевавшийся на мачте нашего куттера.- Да, Гаспар изменник, я припоминаю теперь, что именно от этого флага был отрезан кусок.

Мария испугалась, еще охотно считая Гаспара невинным; тем не менее она не ответила на предположение Мункса.

- Когда я хорошенько обдумаю это дело, продолжал он после некоторого размышления,- то собственно было бы хорошо посоветоваться по этому предмету с Капом. Это верный подданный короля, и поможет нам своим советом.

- Сделайте так, возразила Мария: - я, с своей стороны, принимаю это дело столь серьезно, что немедленно вместе с солдаткою отправлюсь в блокгауз.

- Этого я не советую, с горячностию сказал Мункс. Если в виду есть нападение, то прежде всего оно устремится на блокгауз и при этом будет большая опасность. Я скорее советовал бы вам бежать к челноку и направиться в ближайший пролив, где вы чрез несколько минут скроетесь между островами.

- Нет, Мункс, я предпочитаю блокгауз и не покину острова, пока не вернется мой отец, Его бы очень огорчило, если бы он, вернувшись победителем, нашел нас всех бежавшими.

- Вы не так повяли меня, Мария, возразил Мункс.- Я далек от того, чтоб кому либо, кроме женщин, посоветовать бегство. Мы, мужчины, конечно, останемся, чтоб отстоять блокгауз или умереть.

Мария сделала только отрицательное движение, не слушая более квартирмейстера, и простившись хотела торопливо удалиться, как снова была удержана Мунксом.

- Еще одно слово, Мария, сказал он. - Если этот флаг имеет какое либо особенное значение, то его было бы лучше снова повесить и внимательно наблюдать, не последует ли на него какого ответа, который бы помог нам к открытию измены; в противном случае, если он не имеет никакого значения, то не может иметь и никаких последствий.

- Делайте, Мункс, все, что хотите и как по вашему лучше, возразила Мария:- я только обращаю внимание ваше на то, что вымпел этот легко может способствовать открытию нашей станции.

После этих слов она поспешно удалилась и скоро исчезла из виду смотревшего ей в след квартирмейстера. Он оставался около минуты неподвижным на своем месте, потом стал смотреть на находившийся в руке его лоскуток и, казалось, обдумывал, что ему с вам начать. Однако, нерешительность его продолжалась недолго; он быстро направился к дереву, где перед тем висел вымпел, и снова прикрепил его к такому месту, что он был более виден со стороны реки, чем с самого острова.

Пока происходило на берегу это крайне двусмысленное действие, Мария с тяжелым сердцем отыскала солдатку и дала ей наставление перенести в блокгауз некоторые необходимые вещи и во весь день не отходить от него на далекое расстояние. - Потом она пошла к капралу Мнабу, чтоб, не выдавая своей приятельницы Юниты, дать ему понять необходимость удалиться в блокгауз вместе с оставшимися солдатами.

- Отец мой возложил на вас большую ответственность, капрал Мнаб, сказала она старому воину, который беззаботно прогуливался по зеленому лугу острова.

- Да, дитя мое, возразил он; - но и очень хорошо знаю, как мне при этом вести себя.

- В этом я и не сомневаюсь; но боюсь, что ваши старые солдаты, быть может, упустят из виду предосторожность, необходимую в нашем исключительном положении.

- О, нет! дитя мое, мы не колпаки, чтобы дать себя застигнуть врасплох там, где менее всего можно этого ожидать.

- Откровенно говоря, капрал, я должна сказать вам, что имею основание бояться близкой опасности и поэтому весьма желала бы, чтоб вы удалились в блокгауз.

- Нет, нет, это невозможно, возразил Мнаб гордо и с полным пренебрежением к сделанному ему предложению. Я - шотландец, и в нашем народе не существует обычая отступать с поля, не выдержав нападения. Мечи у нас широки и любят смотреть в глаза врагу.

- Но вы один настоящий солдат не пренебрегает осторожностью. Даже маиор Лунди, которого никто не превышает храбростью, известен заботливостию о своих людях.

- У маиора свои слабости; широкий меч и обыкновенные шотландские предания забываются там в американских ружейных битвах посреди кустов. Но, поверьте старому солдату, мисс Дунгам, которому уже 60 лет, что нет лучшего средства возбудить мужество врага, как показать, что боишься его, и в этой индейской военной жизни не существует ни одной опасности, которая бы не усилена была и не распространена фантазиею ваших американцев; это дошло до того, наконец, что они стали видеть диких за каждым кустом. Мы, шотландцы, родом из открытой местности, не нуждаемся в этих засадах и оне не могут приходиться вам во вкусу; и таким образом вы увидите...

В эту самую минуту Мнаб подскочил на воздух, упал лицом на землю и затем повернулся на спину. Это произошло так внезапно, что Мария едва успела услышать ружейный выстрел, поразивший Мнаба пулею. Ни одно восклицание ужаса не вырвалось у нея; она даже не вздрогнула; так быстро, страшно и неожиданно случилось несчастие, что она не успела и собраться с мыслями. Поспешно накловилась она над умирающим, чтобы оказать ему возможную помощь. Он еще был жив, но лицо его имело дикий вид человека, внезапно и неожиданно пораженного смертию.

- Бегите как можно скорее в блокгауз, прошептал он Марии, когда она наклонилась, чтоб прислушаться к его последним словам.

Мария, хотя и поняла мысль несчастного, но рассталась с ним лишь спустя несколько секунд после того, как он испустил дух. Тогда только пустилась она бежать, когда ею овладело полное созвание её положения и необходимость действовать. Чрез две минуты она достигла блокгауза; но в тот самый момент, когда она хотела войти в дверь, последняя была прямо перед ней сильно захлопнута солдаткой Женни, которая в слепом страхе думала только о собственной безопасности. Пока Мария просила впустить ее, послышался треск пяти или шести ружей, и этот новый страх препятствовал находившейся внутри женщине быстро отодвинуть запор, который она только-что поспешно задвинула. Только спустя минуту Мария почувствовала, что дверь уступает её напору, и проскользнула своим гибким станом в отверстие, как только оно было для этого достаточно велико.

Между тем, сильное биение её сердца несколько успокоилось, и Мария получила столько силы воли, что могла действовать сознательно. Вместо того, чтоб помочь солдатке, старавшейся с судорожными усилиями снова запереть дверь, она оставила ее открытою до тех пор, пока удостоверилась, что никто из своих не ищет убежища в блокгаузе. Потом, положив только один запор, приказала Женни отодвинуть его тотчас, как только потребует этого спасение друга, а сама отправилась в верхний этаж, откуда могла осмотреть в бойницу местность острова, на сколько это дозволяли вокруг лежащие кустарники.

К немалому изумлению, Мария не увидела на острове ни одной живой души; незаметно было ни своих, ни неприятелей. Только небольшое подымавшееся облачко дыма показывало ей, в какой стороне надо искать неприятеля. Выстрелы последовали с того направления, где впервые показалась Юнита; но Мария не имела возможности определить, находятся ли враги на соседнем острове или уже переправились на этот. Она перешла к другой бойнице, открывавшей вид по тому направлению, где упал Мнаб,- и кровь её застыла, когда она увидела лежавших с ним рядом бездыханными трех солдат. - Они при первом шуме сбежались к одному пункту и в тот же момент поражены были невидимыми страшными врагами.

Не было видно также следов ни Капа, на лейтенанта Мункса, хотя Мария изследовала глазами каждый куст; она уже надеялась, что они оба воспользовались челноком и бежали; но когда посмотрела на место его причала, то увидела, что тот спокойно стоит у берега, и она осталась на счет судьбы своих друзей в той же неизвестности, как и прежде.

- Мисс Мария! услыхала она тогда снизу голос солдатки: - ради Бога, скажите мне, остался ли кто нибудь из наших в живых? Мне кажется, я слышу стоны, которые становятся все слабее и слабее, и заставляют меня опасаться, что все убиты.

Мария теперь вспомнила, что один из солдат был муж Женни, и содрогнулась при мысли о последствиях, если эта узнает так внезапно о его смерти.

- Мы под защитой Бога, отвечала она дрожащим голосом. - Надо нам положиться на Провидение и не упускать из виду ни одного средства, какое оно нам добровольно представляет для нашей защиты. Наблюдай только за дверью и не отпирай ее ни в каком случае без моего приказа.

- Скажите мне только, мисс Мария, не видите ли где нибудь Санди? Я очень хотела бы известить его, что я в безопасности.

Санди был муж Женни и лежал, замертво распростертый на земле.

- Вы ничего не говорите, видите ли Санди? повторила бедная женщина, полная нетерпения от молчания Марии.

- Некоторые из наших собрались около трупа капрала, возразила Мария, не хотевшая прямо солгать.

- Санди между ними? почти крича спросила Женни.

- Да, он наверно в том числе, потому что я вижу четверых и все в красных мундирах вашего полка.

- Санди! воскликнула Женни в полупомешательстве: - Санди! зачем ты не думаешь о себе? Иди сюда! Сюда, в блокгауз! Санди! Санди! !

Мария услыхала, как отодвинулся запор и скрипнула дверь, и тотчас увидела Женни, спешившую чрез кусты и направлявшуюся к группе убитых солдат. Одной минуты было достаточно, чтобы достигнуть этого места. Удар, поразивший здесь её сердце, был так внезапен и неожидан, что несчастная, казалось, от ужаса не могла сознать всю тяжесть его. Дикая, почти безумная мысль, что она обманывается, блеснула в её расстроенной голове, и она в самом деле вообразила, что солдат хотел только подшутить над её страхом. Она схватила руку своего мужа, увидела, что она еще была тепла, и на губах его ей показалось, будто играет сдержанная улыбка

- Санди, зачем ты неблагоразумно рискуешь своей жизнью? воскликнула она.- Индейцы умертвят вас всех, если вы немедленно не поспешите к блокгаузу! Идите скорей! Не теряйте дорогих минут в таких безумных шутках.

С судорожным напряжением старалась она поднять своего мужа с земли, повернула голову его, и тогда увидела близ самого виска отверстие, из которого просачивалось капли крови. Тут все стало ей ясно; с ужасом всплеснула она руками, издала раздирающий вопль отчаяния, раздавшийся по всему острову, и затем во всю длину распростерлась над убитым.

Как ни страшен, ни громок и раздирателен был крик, но все-таки он казался сладким пением в сравнении с теми ужасными криками, которые немедленно за ним последовали. Изо всех углов острова раздался страшный боевой клик индейцев, и человек двадцать диких, в боевых украшениях выскочили в полном вооружении, чтоб приобресть скальпы умерщвленных, Стрела был впереди; его томагавк раздробил череп потерявшей всякое сознание Женни, и через две минуты кровавый скальп её висел как знак победы у пояса безжалостного и безчеловечного индейца. Его товарищи были так же деятельны как и он, и капрал с своими солдатами не походили более на спокойно дремлющих людей. Их оставили плавающими в крови, наругавшись над их трупами.

Мария смотрела на это с расстроенными и путавшимися мыслями, не думая ни одной минуты о собственной опасности. Только когда она увидела, что весь остров покрыт был дикими, которые радовались успеху своего нападения, то вспомнила, что Женни оставила дверь блокгауза открытою. Сердце её сильно забилось, потому что дверь эта была единственною преградою между ею и неизбежною смертью, и Мария поспешно направилась к лестнице, чтоб сойти вниз и снова припереть дверь; но не успела она сделать и несколько шагов, как услышала скрип двери, и сочла себя погибшею. В страхе пала она на колени, сложила руки, вознесла мысли свои к Богу и старалась мужественно приготовиться к смерти. Но любовь к жизни была сильнее, чем потребность молиться, и пока губы её шевелились бессознательно, напряженное страхом ухо её прислушивалось ко всякому шуму. Когда она услышала, что запоры снова задвигаются, то опять вскочила на ноги, и в ней проснулась слабая надежда, что в блокгауз вошел друг, быть может, её дядя. Уже она хотела спуститься по лестнице, чтоб стать под защиту его, как ее остановила мысль, что это может быть и индеец, который, чтоб иметь возможность грабить беспрепятственно, запер дверь для преграждения входа другим своим товарищам. Глубокое спокойствие внизу не имело ничего схожаго с смелыми и безбоязненными движениями Капа и скорее означало уловку неприятеля. Эти соображения удержали Марию неподвижною, и около двух минут во всем строение царствовало невозмутимое молчание. В это время Мария стояла на верху первой ступени, между тем как опускная дверь, которая вела в нижний этаж, находилась почти на противоположном конце комнаты.

Мария как бы сверхъестественною силою пригвождена была к своему месту, ежеминутно опасаясь увидеть страшное лоно дикаря. Ея страх скоро достиг такой силы, что она уже стала искать уголка, где бы могла спрятаться,- и каждая отсрочка решительного момента казалась ей утешением и выигрышем. В комнате находилось несколько кадок, и Мария спряталась за двумя из них, причем прильнула глазом к отверстию, из которого могла видеть по направлению к опускной двери. Еще раз пыталась она молиться, но ожидание было так страшно, что она не могла собраться с мыслями. Ей даже показалось, что она слышит тихий шорох, как будто кто старается с крайнею осторожностью подняться по лестнице; затем последовал треск, который как она положительно знала, происходил от одной из ступеней, издававшей уже такой звук под её ногами; сердце её забилось сильнее, лицо стало бледнее мраморной статуи. Еще в двери ничего не показывалось, но Мария, которой слух необыкновенно был настроен страхом и волнением, ясно услышала, что кто-то находится лишь на несколько дюймов под дверью. Скоро сделалось ясным и для глаз; черные волосы индейца медленно, подобно часовой стрелке, показались над дверью, и постепенно обнаружилась темная кожа и мрачные черты, наконец, вся темная фигура поднялась над полом.

Мария отскочила почти не дыша. Но вслед затем она радостно вскочила, узнав при втором, внимательном взгляде пред собой нежное, боязливое и все-таки располагающее лицо Юниты.

Быстро встала она на ноги о бросилась в объятия индиянки, которая немало обрадовалась, увидя, что последовали её совету, и что её молодая подруга защищена блокгаузом от томагавков дикарей.- Она сладкозвучно засмеялась, радостно ударила в ладоши и сказала:

- Блокгауз хорош! не достанут они скальпа отсюда.

- Да, Юнита, хорош, возразила Мария, и она содрогнулась, во ей снова представились все испытанные ею ужасы. Скажи мне только, ради Бога: не знаешь ли, что сталось с моим бедным дядей? Во все стороны глядела я его, но не могла найти вы малейшего следа!

- Разве не здесь в блокгаузе? спросила Юнита, не скрывая своего любопытства.

- Нет, к сожалению. Я здесь одна, ибо Женни поплатилась жизнию за свое безразсудство. Ты, право, не знаешь, жив ли он?

- Не знаю. У него есть лодка; может быть он на воде.

- Нет, этого не может быть; челнок стоит еще у берега.

- Он не убит, ибо Юнита видела бы это; верна спрятался.

- Это могло случиться, еслиб он и Мункс нашли бы к тому возможность. Нападение ваше произведено было с страшною быстротою, Юнита.

- Тускарора! воскликнула индиянка в восхищении от быстроты своего мужа. - Стрела великий воин!

- Но, что же мне начать? Не пройдет много времени, как твои соплеменники нападут на блокгауз!

- Блокгауз хорош, не достанут скальп.

- Но они скоро узнают, что здесь нет никакого гарнизона.

- Да, Стрела знает и все краснокожие знают: четыре бледнолицые потеряют скальпы, если еще имеют их.

- Молчи, Юнита, одна мысль об этом волнует кровь в моих жилах. Впрочем, твои не могут знать, что я одна в блокгаузе; скорее они будут считать здесь дядю и Мункса и подложат под строение огонь, чтобы заставить их выйти. Я всегда слышала, что огонь самое опасное орудие против блокгауза.

- Блокгауз не сожгут, спокойно отвечала Юнита.

- Почему же нет? Я не имею средств воспрепятствовать этому.

- Не сожгут блокгауз, повторила индиянка; блокгауз хорош; скальп не выдаст.

- Но скажи же мне почему, Юнита, я боюсь, что они все-таки зажгут его.

- Нет, блокгауз сыр;- много дождя,- зеленое дерево,- трудно горит. Краснокожий это знает; зажечь блокгауз значит дать знать Янгезам, что Ирокезы здесь. Отец вернется, не найдет блокгауза, будет иметь подозрение. - Нет, индейцы слишком хитры,- ничего не тронут.

- Так ты думаешь, что до возвращении отца моего я в безопасности?

- Не знаю, когда вернется отец. Пусть Мария это сперва скажет, тогда отвечу.

Мария испугалась: стала опасаться, что её подруга имеет намерение выпытать у ней правду, чтоб иметь возможность указать лучшее средство и дорогу к умерщвлению или плену отца её и его спутников,- Она поэтому хотела уже дать уклончивый ответ, как вдруг сильный стук в наружную дверь дал мыслям другое направление.

- Они идут, с испугом вскричала она. - Но Юнита, может быть, это мой дядя и квартирмейстер. В этом случае я должна впустить их.

- Почему же не посмотреть, ведь есть для этого бойницы.

Мария тотчас последовала этому совету и направилась к бойницам, устроенным в выдававшихся бревнах верхнего этажа. Осторожно подняла она деревянную заслонку, которая закрывала узкое отверстие, взглянула вниз и побледнев, отскочила с испугом назад.

- Краснокожий! спросила Юнита, осторожно и предупредительно подняв палец.

- Да, их четверо, и они страшно выглядят в своих ужасных украшениях и с кровавыми скальпами. Стрела между ними.

Юнита быстро пошла к углу, где стояло несколько ружей, и уже схватила одно из них, как имя её мужа, казалось, остановило её намерения. Однако, она с минуту подумала, пошла к бойнице и только-что хотела просунуть в нее оружие, как была удержана Мариею.

- Нет, Юнита! ты не можешь целиться в своего мужа, даже для того, чтоб спасти мою жизнь.

- Я не попаду в Стрелу и вообще ни в одного краснокожаго, смеясь возразила индеянка.- Не буду стрелять, а только пугать.

Мария поняла намерение своей подруги и более не сопротивлялась ей. Юнита просунула дуло ружья в бойницу, заботливо старалась сделать это с возможно продолжительным шумом, дабы возбудить внимание диких, прицелилась и выстрелила на воздух.

- Вот, все бегут прочь, когда я выстрелила, воскликнула Юнита, разразившись сердечным смехом, и направляясь к другой бойнице, чтоб наблюсти за дальнейшими движениями своих друзей.- Все ищут убежища. Воины думают, что Кап и Мункс в блокгаузе.

- Слава Богу, воскликнула Мария, совершенно изнуренная непрерывными волнениями и присев на сундук. Теперь мы в безопасности?

- Пойду и посмотрю, возразила Юнита.

- Можешь ли это и хочешь ли? Разве воинам известно твое здесь присутствие?

- Да, возразила индеянка. Стрела никогда не выходит без жены. Ирокезы это знают. Потому я пойду из блокгауза и посмотрю, где Кап.

Но еще прежде, чем Юнита покинула блокгауз, обе женщины чрез различные бойницы изследовали весь остров и удостоверились, что неприятели приготовлялись сделать привал. Трупы убитых были отнесены в сторону, и Мария увидела, что оружие их свалено было по близости места, назначенного для лагеря. Ероме этого не видно было на острове никакой перемевы, так как победители пмели за* мерение обмануть сержанта и вривлечь его в занадвю. Юнита обратила внимание Марии на сидящего на дереве человека, который, как она сказала, служит соглядатаем, чтобы вовремя известить о приближении челнока. Казалось, непосредственного нападения на блокгауз в виду не имелось, но тем не менее Юнита говорила, что по некоторым признакам, ей известно намерение индейцев иметь до возвращения сержанта за блокгаузом наблюдение, дабы скрыть следы нападения, и не возбудить подозрения в бдительном глазе Следопыта. - Челнок дикие взяли в свое владение и поместили в кустарник, где спрятана была и их лодка.

Разузнав все это, обе сошли в нижний этаж, и Мария отодвинула от двери тяжелые запоры, чтобы выпустить индеянку на свободу. Юнита быстро проскользнула в открытую дверь, и Мария с большою поспешностью снова заложила спасительные запоры. Заперев таким образом дверь, она опять вернулась в верхний этаж, где могла окинуть более свободным взором все окружающее.

Прошло несколько часов, прежде чем Мария узнала что нибудь от своей подруги. Она услыхала пронзительные крики диких, которые чрез меру воспользовались найденным боченком водки, и бросая по временам взгляд чрез бойницы, удостоверилась, что торжество индейцев продолжается беспрепятственно. - Около полудня увидела она одного белаго, которому одежда и дикий вид почти придавали образ индейца. Это обстоятельство возбудило её надежды, впрочем совершенно напрасные. Мария не звала, как незначительно было влияние белых на их диких союзников, когда эти уже раз попробовали крови и завоевали скальпы.

День прошел тихо, и показался Марии целым месяцем. От времени до времени она искала убежища в молитве, и каждый раз чувствовала себя крепче, спокойнее и готовою на все. Она стала надеяться, что индейцы в самом деле не произведут нападения на блокгауз до возвращения отца её из его экспедиции,- и только забота о нем наполняла ее невыразимым страхом. Тем не менее положение её было еще сносно, пока было светло, но сделалось действительно ужасным, когда первые тени вечера стали спускаться над островом. - Попойка индейцев постепенно доходила до ожесточения, крики и шум их придавали им вид, как будто в них сидели злые духи. Все старания белаго, их французского предводителя, удержать их несколько в границах, были бесплодны, и он, наконец, должен был удовольствоваться тем, что потушил огонь и удалил в сторону все средства в возобновлению его. Он принял эту меру предосторожности для воспрепятствования индейцам сжечь блокгауз, сохранение которого в целости было необходимо для успеха их дальнейших планов. Затем, после неудавшейся попытки отобрать у индейцев их оружие, он вошел от них и предоставил пьяную толпу самой себе.

Едва офицер удалился, как один из воинов сделал предложение зажечь блокгауз, принятое с громкими криками одобрения, так как и Стрела удалился от них.

Это была для Марии ужасная минута. Индейцы, опьяневшие, менее заботились о ружьях, которые могли быть спрятанными в блокгаузе, и стали приближаться к строению с воем и прыжками дьяволов, спущенных с цепи. Сперва пытались они сломать дверь, и когда, по причине её крепости, этого им не удалось, то некоторые стали копаться в потухшем костре, чтобы найти несколько красных угольев, которые могли бы содействовать их намерениям. Они достигли цели и, с помощью сухих листьев и прутьев, им удалось, вопреки стараниям офицера, развести огонь, который они и поддержало несколькими небольшими поленьями дров. Когда Мария нагнулась из бойницы, чтобы наблюдать за дальнейшими действиями индейцев, возбуждавшими в ней непреодолимый страх, то заметила, что воины натаскали к двери кучу хвороста, подложили огонь, хворост загорелся и наконец вся куча треща запылала ярким пламенем. Тогда индейцы подняли торжествующие крики и воротились к своим товарищам с убеждением, что их дело разрушения будет иметь надлежащия последствия.

Между тем, Мария, едва способная двинуться с места, смотрела вновь на огонь, за успехами которого, конечно, наблюдала с сильнейшим волнением. Но когда груда дерева была вся объята пламенем, то огонь достигал так высоко, что почти опалил её брови и заставил ее отойти. Едва успела она достигнут противоположного конца комнаты, как сквозь оставленную ею бойницу прорвался огненный язык, ярко осветил всю комнату и доставил Марии горестное убеждение, что теперь настал её последний час.

В последний, по её мнению, раз вознесла она мысли свои к Богу в горячей молитве. Глаза её были закрыты и, казалось, душа её отлетела из тела. Только спустя несколько минут бездыханного страха она снова открыла глаза и дико посмотрела вокруг. Но, к удивлению своему, она более не была ослепляема пламенем, хотя дерево около бойницы тлело и по временам блестело яркими огоньками. Бочка с водой стояла в углу комнаты; Мария наполнила ею кувшин и, вылив воду на тлевшее место, к радости своей заметила, что огонь тут совершенно потух. Теперь она рискнула тоже бросить взгляд вниз на дверь, и с изумлением увидела, что горевший костер был разбросан по сторонам. Поленья были залиты водой и более не горели, а только дымились.

- Кто внизу? спросила Мария через отверстие. Чья дружеская рука помогла мне в нужде? Это вы, любезный дядюшка?

- Нет, нет, Капа тут нет, отвечал тихий, нежный голос.- Отвори скорей, Юните нужно войти.

Немедленно Мария сошла по лестнице и впустила свою подругу, которую приняла с восторгом.

- Да благословит тебя Бог, Юнита! воскликнула Мария, страстно обняв молодую индиянку: Мудрое Провидение избрало тебя моим ангелом-хранителем.

- Не жми так крепко, улыбаясь возразила индиянка. Пусти меня, я запру дверь.

Мария старалась умерить свои возбужденные чувства, и несколько минут спустя обе женщины снова находились в верхнем покое и сидели рядом, держа друг друга за руку.

- Ну, Юнита, начала Мария: - скажи же мне, не можешь ли сообщить мне что нибудь о моем дяде?

- Нет, ничего не знаю; никто не видел его и не слышал.

- Ну, так, слава Богу! вероятно он бежал, хотя я не понимаю, каким образом. Нет ли француза на острове?

- Да, французский капитан здесь и много индейцев.

- Скажи мне, дражайший друг мой, нет ли какого нибудь средства защитить моего любезного отца от рук его врагов.

- Нет, ничего не знаю. Воины ожидают в засаде, и он должен потерять скальп.

- Но, Юнита, наверно ты можешь помочь моему отцу, если захочешь.

- Не знаю отца, не люблю его. Юнита помогает Стреле, а Стрела любит скальп.

- Нет, я не могу подумать, что ты предашь наших погибели.

- Юнита не Янгеза, а Тускарора,- муж мой Тускарора,- такое же у меня и сердце и чувства,- все, все Тускарора.

- Но для чего же тогда ты старалась спасти меня? спросила в недоумении Мария.

- Потому что я тебя люблю и ты добра, просто отвечала Юнита.

- Хорошо, так по крайней мере скажи мне, чего я еще должна опасаться. Сегодня ночью твои пируют, а что они будут делать завтра?

- Не знаю; я боюсь спросить Стрелу. Я думаю, они спрячутся пока вернутся Янгезы.

- Не сделают они на блокгауз нового нападения?

- О, нет, слишком много пили рому. Все пошли теперь спать.

- Так ты думаешь, что я по крайней мере на ночь в безопасности?

- Да, слишком много рому. Если бы ты была как Юнита, то много могла бы сделать для твоего народа.

- А что бы я могла сделать? Я готова на все, что в моих силах.

- Нет, у тебя нет сердца, а если бы и было, то я не допустила бы тебя. Мать Юниты однажды попала в плен, и воины напились пьяные; она тихо подкралась и умертвила всех томагавком. Индейские женщины поступают таким образом в опасности.

- Нет, этого я не могу, с ужасом воскликнула Мария. - Я не имею ни силы, ни мужества, ни даже воли исполнить своими руками такое кровавое дело.

- Да, я так и думаю. Останься в блокгаузе. Блокгауз хорош, скальпа не выдаст.

- Еслиб я только могла предупредить отца моего или Следопыта об опасности.

- Ты любишь Следопыта?

- Да, каждый любит его. И ты бы любила его, еслиб узнала ближе.

- Нет, нет, я не люблю его. Он слишком хороший стрелок, слишком верный глаз, слишком много убивает Ирокезов и Тускароров. Нет, я вовсе его не люблю.

- А все-таки, Юнита, я должна спасти его, если могу. Выпусти меня отсюда; я сяду в челнок и покину остров, чтоб предупредить моих друзей.

- Нет, нельзя. Юнита позовет Стрелу, если ты пойдешь.

- О, ты мне не изменишь, когда так долго помогала мне. Пусти меня, Юнита!

- Нет, нет! Я сейчас громким голосом позову Стрелу и разбужу воинов. Я люблю Марию и хочу спасти ее, но не допущу ее помогать врагам убивать индейцев.

- Ну, хорошо, любезный друг, я понимаю твои чувства; но скажи мне только одно: если мой дядя ночью придет и будет просить впустить его, то позволишь ли ты мне открыть ему дверь блокгауза?

- Да, конечно; я больше люблю пленного, чем скальп. Но Кап так хорошо спрятан, что и сам не знает где.

Из дальнейшего разговора с индиянкой, Мария узнала, что Стрела уже давно состоял в связи с французами, хотя это был еще первый случай, когда он явно обнаружил свое предательство. Он руководил всем нападением на остров, впрочем под наблюдением французского капитана, о котором мы поминали выше. Юнита не хотела объяснить, был ли он и средством к узнанию станционного острова, но дала понять, что французы только в последнее время получили верные сведения о положении острова и притом от бледнолицаго, состоящего под начальством маиора Лунди. Мария тотчас подумала о Гаспаре, и была весьма огорченно, что ей приходилось узнавать полные доказательства измевы молодого человека, который полюбился ей.

Наконец, природа вступила в свои права, и обе женщины склонились к тому, чтобы уснуть спокойно несколько часов. Оне устроили себе простое ложе, улеглись, и вскоре погрузились в глубокою дремоту.

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Когда Мария проснулась на другое утро, то дневной свет уже ярко пробивался чрез бойницы во внутренность блокгауза. Она разбудила свою подругу, подошла с ней к одному из отверстий и с особенным любопытством посмотрела на все окружающее. Еще нигде не заметно было живого существа, и везде кругом царствовало глубочайшее спокойствие. Но на том месте, где обыкновенно варили пищу Мнаб и его подчиненные, слабо догорал огонь, которого дым, казалось, должен был служить к тому, чтобы привлечь отсутствующих, не возбуждая их подозрения. Шалаши снова приведены были в прежнее обыкновенное состояние, и внезапно Мария вскрикнула от радости, когда глаз её упал на группу трех мужчин в мундирах, сидевших в беззаботных позах на траве, и, казалось, болтавших между собою в совершенной безопасности. Но вслед затем - кровь застыла в жилах бедной девушки, при втором взгляде, когда она узнала безцветные лица и стеклянные глаза своих убитых товарищей! Они сидели совершенно вблизи блокгауза, и, так как их окаменевшим членам даны были различные, наподобие живых, положения, то по всей наружности их было столько легкомыслия, что все чувства молодой девушки должны были возстать против этого. Впрочем, обман этот был выполнен так искусно, что легко мог привести в заблуждение поверхностного наблюдателя на расстоянии ста локтей.

После старательного изследования берега, Юнита обратила внимание своей подруги на четвертого солдата, который прислоненный к дереву сидел, свесив ноги к воде, и держал в руках удочку. - Скальпированные головы покрыты были шапками, и лица заботливо обмыты от всяких кровавых следов.

При виде этого, Мария почти лишилась чувств, и её ужас еще усилился, когда она увидела тело Женни, поставленное у шалаша в наклоненной позе. Она, казалось, смотрела на группу мужчин, чепчик её развевался ветром, и рука её держала метлу. Хотя расстояние было слишком велико, чтобы рассмотреть её черты, но Марии все-таки показалось, что подбородок несчастной женщины продавлен и рот её скривлен ужасною улыбкою.

- Юнита! воскликнула она, когда, наконец, снова получила способность говорить: - это превосходит все, что я когда либо слыхала о предательстве и хитрости вашего народа. Это, в самом деле, ужасно и вызывает содрогание!

- О, Тускарора очень хитер, возразила индиянка с улыбкою, выражавшею удивление хитрости своих соплеменников.- Солдаты уже мертвы и помогут умертвить других,- потом всех сожгут.

Мария дрожа отвернулась, и из этих слов ей стало ясно, как много отличается образ мыслей спутницы её от её собственнаго. Между тем Юнита хладнокровно приготовила завтрак, и уничтожила его так спокойно, как будто не произошло ничего особеннаго. Мария же ела очень мало: она предавалась своим мыслям, или же продолжала наблюдения чрез бойницы.

Каждый раз пугалась она и пятилась назад, когда взор её падал на убитых; но всякий раз подходила она снова к бойницам, когда слышала слабый шум, хотя бы то был только шелест листьев или дуновение ветра. Впрочем, день прошел, и не показался ни один дикий или француз, и Мария эту ночь спала спокойнее, чем предшествовавшую. Как только она проснулась, первым делом её было подойти к бойницам, так как в этот день она могла ожидать возвращения своего отца. Выглянув, она опять увидела страшную группу на траве и совершенно в тех же положениях, как накануне. Рыболов все еще наклонялся над водой, как будто пригвожден был к своему делу; изрытое лицо Женни выглядывало из двери, а сидевшие солдаты казались занятыми беззаботною болтовней. Погода однако за ночь переменилась, ветер дул с юга, и облака, казалось, предсказывали бурю.

- Юнита! сказала Мария, отходя снова от бойницы: - этот вид становится все более невыносимым. Я-бы лучше хотела иметь перед глазами неприятеля, чем это вечное царство смерти.

- Тише, тише, возразила индианка: они идут; я слышу крик воинов, берущих скальп. Смотри, смотри, вот Кап, Стрела ведет его.

- Дорогой дядя; слава Богу, он жив! воскликнула Мария, снова приблизившись к бойнице и выглянув в нее.

Она увидела Капа и квартирмейстера в руках индейцев, которые безбоязненно вели их к блокгаузу, ибо знали, что в нем не могло уже быть никакой мужской защиты. Мария едва успела вздохнуть, как вся толпа стояла уже у самой двери, причем она, к некоторому успокоению, заметила, что между индейцами находился и французский офицер. После краткого совещания с Стрелою и французом, раздался голос квартирмейстера, который закричал Марии:

- Мисс Дунгам, взгляните, пожалуйста, вниз на нас чрез одну из бойниц, и имейте сострадание к нашему положению. Нам угрожает немедленная смерть, если вы не отворите двери победителям и не сдадите им блокгауза. Дайте же смягчить себя, и если желаете, чтобы мы еще некоторое время сохранили наши скальпы.

Марии показалось, что квартирмейстер слишком легкомысленно судит о таком важном предмете, как сдача блокгауза, и она вовсе не чувствовала склонности исполнить его желание.

- Дядя Кап! закричала она: - скажите мне, как должна я поступить?

- Слава Богу, милая Мария, что я снова слышу твой голос; я уже думал, что ты разделила участь бедной Женни, и страх этот тяжело лежал на сердце. Что тебе делать, мое дитя? Если хочешь последовать моему откровенному совету, то ни под каким условием не отпирай двери. Квартирмейстер и я старики, и нет никакой важности в том, проживем ли мы несколько лет больше или меньше; ты же, Мария, должна остерегаться, чтобы не попасть в руки этого кровожадного отряда дьяволов. Еслиб я был в блокгаузе, то ни один индеец не выманил бы меня оттуда.

- Мисс Мария, прервал квартирмейстер:- надеюсь, вы не будете слушать вашего дяди, которого мысли, повидимому, перепутались со страха. Уверяю вас, что нам всем не сделают никакого вреда, если вы сдадите блокгауз,- и, напротив того, дядя ваш и я видим пред глазами верную смерть, если вы упорно будете держаться на своем посте.

- Господин квартирмейстер, я последую совету моего дяди, твердо отвечала Мария. Прежде чем не решится судьба всего острова, я не оставлю блокгауза ни в каком случае.

- Но, мисс Мария, я обещал нашим врагам сдать блокгауз под тем условием, чтоб они хорошо обходились с нами. Подумайте, что я королевский офицер и должен держать свое слово. Поэтому отоприте дверь и впустите нас.

- Не отворяйте! прошептала Юнита Марии: не оставляйте блокгауза; он очень хорош для скальпа.

Эта поддержка утвердила Марию в её решимости.

- Я знаю, Мункс, отвечала она, что вы, как волонтер, не имеете права сдать блокгауз неприятелям, и потому не считаю себя обязанною принимать условия вашей капитуляции. Я останусь там, где нахожусь, пока вернется мой отец, которого я ожидаю в течение этих десяти дней.

- Ах, Мария! напрасно стараетесь вы обмануть неприятелей. Индейцы наверно знают, вероятно чрез молодого изменника Гаспара, что отец ваш должен вернуться еще сегодня до заката солнца. Поэтому сдайтесь и покоритесь терпеливо воле Провидения.

- Нет, нет, Мункс, я сумею удержаться в блокгаузе и даже, в случае надобности, защитить его. Посмотрите на бойницу в верхнем этаже,

Все глаза поднялись кверху и увидели дуло ружья, осторожно выдвинутое сквозь отверстие. Юнита именно снова прибегла к той хитрости, которая уже однажды оказала хорошую услугу, и теперь ожидание её не было обмануто, ибо как только индейцы увидали угрожающее оружие, то поспешно отступили и старались с необыкновенным проворством найти себе убежище. Один французский офицер не отступил, и удостоверившись быстрым взглядом, что дуло ружья направлено не на него, он хладнокровно понюхал табаку и остался спокойно возле Капа и Мункса.

- Ради Бога, Мария, кто там сидит с вами? спросил озадаченный квартирмейстер.

- Ну, как вы думаете, еслиб это был Следопыт, отвечала Мария:- я думаю, это был бы хороший гарнизон для крепкого поста.

- Что вы говорите, мисс Мария! Если он действительно в блокгаузе, то пусть он заговорит, и мы поведем наши переговоры непосредственно с ним самим. Мы друзья его, и нам по крайней мере он не сделает никакого зла.

- Тут нечего разговаривать, Мункс, и потому Следопыт вовсе не покажется, отвечала Мария, отходя от бойницы в знак того, что желает прервать разговор.

Французский офицер, немало озабоченный одним услышанным им именем Следопыта, также удалился, настаивая на том, чтоб пленные следовали за ним, и Мария таким образом освободилась на некоторое время от своих врагов. Все попытки овладеть блокгаузом были на время оставлены, и Юнита известила с верхнего этажа, что вся толпа индейцев уселась за обед в отдаленной части острова, и что Кап и Мункс принимали в этом участие так спокойно, как будто им решительно нечего было опасаться. Такое известие окончательно успокоило Марию, и она стала обдумывать средства или спастись бегством, или же предупредить отца о грозившей ему опасности. Она ожидала его возвращения в этот день после полудня, и очень хорошо знала, что всякая выигранная или упущенная минута могла решить судьбу его.

Между тем летели часы, и день склонялся к вечеру, а Мария все таки не пришла вы к какому решению. Юнита в нижнем покое приготовляла простое кушанье, пока Мария взлезла на крышу строения, снабженного опускною дверью. Отсюда ей открывался более пространный вид на остров, хотя вид этот все-таки заграждался деревьями и кустами.

Солнце закатилось, наступили сумерки, и Мария, не открыв ничего о своих друзьях, хотела совсем удалиться, как вдруг в скрытом канале, почти совершенно за кустами, заметила она челнок, в котором находилось человеческое существо. Убежденная, что сигнал повредить не может, если даже в челноке находятся враги, Мария взяла небольшой флаг, сделанный ею для своего отца, и стала махать им, стараясь, чтоб это не было видно с самого острова

Восемь или десять раз Мария напрасно повторяла этот знак и уже теряла всякую надежду быть замеченною неизвестным, как вдруг пловец быстро ответил знаку своим веслом, и подошел так близко, что Мария тотчас узнала в нем Чингахгока. Значит, наконец явился друг и притом такой, который был способен и расположен оказать ей всю необходимую поддержку. Все мужество её возросло. Могикан увидал и, по всей вероятности, узнал ее и теперь, без сомнения, когда стемнело, займется мерами к её освобождению. Что ему не безъизвестно присутствие неприятеля, заключила она из соблюдаемой им крайней осторожности, и знала, что может положиться на его благоразумие и ловкость. Единственная забота у ней оставалась о Юните: она едва смела надеяться, что последняя дозволит вход в блокгауз враждебному для неё индейцу. Таким образом, полчаса, которые протекли после того, как Мария увидела Чингахгока, были для вся столь тяжелыми, как только можно было вообразить. Средства к исполнению её желаний были очень близки, но она не могла употребить их, вполне зная решимость и обдуманность Юниты. Хотя ей и казалось трудным, но наконец должна она была решиться обмануть свою подругу и спасительницу, когда дело касалось жизни её отца, индиянке же не грозила никакая непосредственная опасность. Она приблизилась к ней, и сказала: - Юнита, ты не боишься, что твои снова подложат огонь к блокгаузу, так как они думают, что Следопыт здесь?

- Нет, не думай, чтоб они это сделали. Блокгауз не сгорит.

- Но, Юнита, у меня вовсе не спокойно на душе; я бы очень хотела, чтобы ты снова сходила на крышу и посмотрела, не делается ли каких приготовлений.

- Я пойду, если желаешь, но индеец хитер, ждет отца.

- Дай Бог, чтоб ты была права. Но подымись и посмотри вокруг, милая Юнита. Опасность может приблизиться тогда, когда ее меньше всего ожидаешь.

Юнита тотчас встала и намеревалась подняться на крышу, но на первой же ступеньке лестницы опять остановилась. Мария так сильно испугалась этого, что почти слышно было сильное биение её сердца; она опасалась, что душа подруги её озабочена была подозрением настоящих её намерений. Тем не менее, осторожная индиянка только сообразила, не делает ли она неблагоразумного поступка, и так как ей не представилось ничего, что могло бы возбудить её подозрения, то после краткого размышления она снова стала подыматься по лестнице.

Когда она достигла верха, то у Марии блеснула счастливая мысль, которая, казалось, обещала ей большие выгоды для осуществления её плана.

- Юнита! закричала она своей подруге:- пока ты на крыше, я пойду к двери и буду прислушиваться. Таким образом мы наверху и внизу будем настороже.

Юнита не имела ничего возразить против этого предложения, хотя и считала его бесполезным, и таким образом Мария получила возможность, не возбуждая подозрения, направиться к двери, пока приятельница её всходила на крышу.

Юнита в темноте ничего не заметила с своей высокой стоянки, между тем Марии, казалось, слышался слабый и осторожный стук в дверь. Опасаясь, что не все может быть так, как она желала, а в боязливой заботе известить Чингахгока о своем присутствии, она начала петь тихим, дрожащим голосом. При царствовавшей кругом глубокой тишине, пение её проникло, однако, до крыши, и спустя минуту Юнита снова начала спускаться вниз. Непосредственно затем послышался у дверей легкий стук, и Мария поняла, что уже нельзя терять времени. Полная надежды, но неверными от торопливости руками, начала она отодвигать запор; она слышала над своей головой шаги Юниты, и только еще один запор был снят, как другой отодвинула она в ту самую минуту, когда личность индиянки наполовину показалась на нижней лестнице.

- Что ты там делаешь? стремительно воскликнула Юнита. Ты хочешь бежать? Не годится. Блокгауз хорош, останься тут.

Обе схватились руками за последний запор, который, вероятно, выскочил бы из тисков, еслиб сильный толчок снаружи не сжал дерево. Тогда последовала короткая борьба, хотя обе одинаково не склонны были к употреблению силы. Вероятно, победа осталась бы на стороне Юниты, еслиб второй, еще сильнейший удар снаружи не преодолел легкой преграды, которая еще удерживала запор, и не открыл таким образом двери. Тогда обе девушки увидели входящего мужчину, и поспешно направились к лестнице, как будто опасаясь за последствия. Вошедший запер дверь и, внимательно осмотревшись, медленно поднялся по лестнице.

Как только стемнело, Юнита заперла бойницу верхнего этажа и зажгла огонь. При свете его девушки ожидали свою нового гостя, слыша его осторожные и обдуманные шаги. Обе были сильно изумлены, когда неизвестный вошел в опускную дверь и глазам их представилось лицо Следопыта.

- Слава Богу! воскликнула Мария, которая при такой защите считала блокгауз неприступным. - Следопыт, что сталось с моим отцом?

- До сих пор сержант невредим и победитель, хотя еще нельзя судить, чем все это дело кончатся, возразил Следопыт. - Но это не жена ли Стрелы, которая прижалась там в углу?

- Да, эта она, отвечала Мария: - но вы не должны делать ей никаких упреков, потому что ей одной обязана я как своею жизнью, так и безопасностью, в которой нахожусь до сего времени. - Разскажите же мне прежде, что случилось с отцом и его людьми, и как вы сюда попали; потом и я вам сообщу подробности о моих собственных приключениях.

- Разсказать это недолго. Наша экспедиция шла удачно, ибо Чингахгок был настороже и сообщил вам все, чего мы могли желать. Мы отыскали в западне три лодки, прогнали оттуда французов, овладели судами и потопили их в канале на самой глубине. Мы приобрели много пороху, свинцу и индейского имущества, не потеряв при этом ни одного человека, так что неприятель не особенно будет нами доволен. Одним словом, это была именно такая вылазка, какие любит маиор Лунди: мало вреда для нас, и много для врага.

- При всем том, маиор едва ли доволен будет исходом экспедиции, сказала Мария со вздохом.

- Да, я уже знаю, что вы хотите сказать, Мария. Но дайте мне рассказать дальше. Как сержант с честью окончил свою экспедицию, то послал меня и Чангахгока в челноках вперед, чтоб известить вас, что с тяжело нагруженными лодками он ранее завтрашнего дня не прибудет. Я сегодня утром расстался с Чингахгоком, условившись, что он объедет одни, а я другие каналы, чтобы узнать, свободен ли путь. С тех пор я его больше не видел.

Мария прервала этот рассказ, чтобы сообщить ему, как она открыла Могикана, и что она ожидала его в блокгаузе.

- Нет, вы напрасно ждете его, Мария, потому что настоящий лазутчик не пойдет за стены строения, пока может найти полезное занятие на свободном воздухе. Я бы тоже не пришел, дитя мое, еслиб не дал сержанту обещания поддержать ваше мужество и оберегать ваше спокойствие. С грустью в сердце изследовал я сегодня утром остров, и горько было мне, когда я считал вас между убитыми.

- Но какой счастливый случай воспрепятствовал вам смело приблизиться к острову и дал вам этим возможность избегнуть неприятельских рук?

- Случай, Мария? ну да, пожалуй, такой случай, какой создает Провидение, чтоб указать собаке, где она найдет оленя, или оленю, как он должен избегнуть собаки. - Нет, нет! Эти дьявольские штуки с трупами не способны обмануть человека, который провел всю жизнь свою в лесах. Я подплыл по каналу и увидел там неудачного рыболова. Хотя индейцы довольно искусно посадили несчастного, но все это было сделано не с тем остроумием, какое нужно, чтобы обмануть опытный глаз. Он держал удочку слишком высоко, и притом был слишком спокоен для человека, у которого рыба не хочет клевать. Кроме того, мы никогда не идем слепо на известный пост, и я однажды целую ночь лежал в виду форта потому собственно, что переменены были места часовых. Да, ни Чингахгок, ни я не дадим перехитрить себя такими плоскими штуками, которые скорее могли быть рассчитаны для шотландцев или ирландцев.

- Думаете ли вы, что отец и люди его еще могут быть обмануты? быстро спросила Мария.

- Нет, если я могу этому воспрепятствовать. При том же вы говорите, что Чингахгок настороже, и надеюсь, что нам обоим удастся предупредить их об опасности; прежде чем будет поздно,- хотя мы наверно и не знаем, по какому каналу оно прибудут.

- Следопыт, прошу вас, не будем терять мы одной минуты. Не можем ли мы сесть в ваш челнок и поспешить отцу навстречу?

- Нет, этого я не посоветую, потому что, как сказал уже, не знаю, по какому каналу он приплывет. Впрочем, вы можете положиться на то, что Делавар сумеет проникнуть всюду. Мой совет остаться здесь. Стволы, из которых построен блокгауз, еще зелены, и потому трудно будет поджечь их, а если нам нечего опасаться огня, то эта крепость может держаться против целаго индейского племени. - Нет, никто не выгонит меня из этой позиции, пока я буду иметь возможность удерживать огонь. Сержант во всяком случае находится теперь на одном из островов, и прибудет не ранее завтрашнего дня. Если мы удержимся в блокгаузе, то можем по крайней мере ружейными выстрелами предупредить его, и если затем, как и нельзя иначе ожидать от сержанта, дело дойдет до боя, то это строение имеет неисчислимую важность. Нет, нет; я стою на том чтоб остаться здесь.

- Ну, так оставайтесь, если считаете это за лучшее. Но не надо ли нам освободить Юниту?

- Я уже об ней думал: неблагоразумно было бы закрыть глаза в блокгаузе, пока её открыты. Мы отведем ее в верхний покой и отнимем лестницу, тогда она по крайней мере в наших руках.

- О, нет, Следопыт: она спасла мне жизнь, и потому я не могу так жестоко поступить с ней. Не лучше ли дать ей свободу? Она слишком любит меня, чтоб сделать мне вред.

- Милое дитя! вы не знаете индиянки. Юнита конечно не ирокезка, но она живет в обществе этих бродяг, и потому научилась чему нибудь из их хитростей. Но тише: что это такое?

- Это звук ударов весел. Лодка верно плывет по каналу.

Следопыт поспешно запер опускную дверь, которая вела в нижний этаж, задул огонь и приблизился к бойнице.

Прошло несколько минут, пока глаз его мог проникнуть в темноту. Наконец, он заметил приближение двух лодок, находившихся не более пятидесяти локтей от берега. Темнота ночи препятствовала ближайшему рассмотрению предметов и Следопыт прошептал дрожавшей от ожидания Марии, что лодки могут заключать в себе как врагов, так и друзей. Но теперь было видно, как несколько человек выходят из одной лодки, и затем последовали три радостные по-английски восклицания, устранявшие всякое дальнейшее сомнение. - Следопыт тотчас снова поднял опускную дверь, спрыгнул по лестнице вниз, и стал отодвигать запоры наружной двери с такою поспешностью, которая сильно обнаруживала, как велика должна была быть для его друзей опасность. Мария последовала за ним и старалась помочь ему, но более мешала ему, чем помогала.- Едва только отодвинут был первый запор, как раздался залп многих ружей, и вслед затем весь остров наполнился боевыми криками индейцев.

Теперь дверь была отперта, и Следопыт с Мариею кинулись вперед. Все снова стихло. Но когда Следопыт несколько секунд прислушался, то ему показалось, что он слышит полусдержанные стоны вблизи лодок; но ветер был так свеж и шелест листьев до того смешивался с воем бури, что нельзя было удостовериться в действительности этих звуков. Мария уже неспособна была перенести страшного напряжения; она прошла мимо своего товарища и побежала к лодкам.

- Нет, нет; Мария, этого нельзя! тихо, но серьезно сказал Следопыт, схватив ее за руку и остановив. - этого нельзя ни в каком случае, не то последствием будет верная и совершенно бесполезная смерть. Мы должны вернуться в блокгауз.

- Но что же станется с бедным отцом моим, с дорогим, умерщвленным отцом? Пойдемте к нему, если питаете ко мне хотя каплю любви.

- Нельзя, Мария! Впрочем, странно, что никто не говорит и не отвечает с лодок на выстрелы. Я и сам оставил зверобоя в блокгаузе, так как не показывается ни один неприятель.

В эту минуту зоркий глаз Следопыта, постоянно кидавший взгляды во все стороны и старавшийся проникнуть темноту, заметил четыре или пять темных личностей, которые, согнувшись, старались прокрасться мимо его, чтоб отрезать ему отступление в блокгауз. Тотчас взял он Марию на руки, как дитя, а с усиленным напряжением удалось ему вернуться в строение, между тем как преследователи его плотно шли по его пятам. Едва спустил он Марию, как обернулся, запер вход, и только-что успел задвинуть один запор, как дверь затряслась от страшного в нее удара и грозила разрушением. Но опасность уже миновала, так как задвинуть другие запоры было делом лишь одной минуты.

Мария взошла на верхний этаж, между тем как Следопыт остался караулить внизу. По желанию своего товарища, бедная, напуганная девушка зажгла свечу, и затем вернулась вниз, где Следопыт ожидал ее, и тотчас изследовал все пространство и верхние этажи, чтобы удостовериться, что никто не спрятался в укреплении. Результат этого розыска показал ему, что он в блокгаузе один с Мариею, так как Юнита скрылась. Удостоверившись в этом, он вернулся в главный покой, поставил свечу на стол, осмотрел курок своего длинного ружья и наконец присел.

- Ну, так значит для нас наступили тяжелые времена, начала Мария дрожащим голосом.- Отец мой и его команда либо убиты, либо захвачены в плен.

- Мы это завтра увидим, Мария; пока же я думаю, что дело не совсем чисто: я не слыхал еще победных криков этих дьяволов. Во всяком случае, мы можем с уверенностью положиться на то, что нас пригласят к сдаче, если неприятель действительно остался победителем. Юнита не замедлит известить своих о нашем положении, и тогда они, вероятно, попытаются выкурить нас, пока еще ночь, и они могут совершить это под защитою темноты.

- Тише, Следопыт: мне как будто слышатся стоны.

Он прислушался, и тотчас удостоверился, что напряженный слух Марии не обманул ее. Но все-таки он попросил ее умерить свои чувства, напомнив, что дикие имеют обыкновение прибегать к разным уловкам, чтоб достигнуть своей цели, и что поэтому весьма вероятно, что этими стонами хотят лишь вызвать их из блокгауза или побудить к тому, чтоб отперли дверь.

- Нет, нет! горестно воскликнула Мария. В этих звуках нет обмана. Они происходят из страждущего тела и страшно натуральны.

- Ну, хорошо, для успокоения вашего, дитя мое, я посмотрю, друг ли там или нет. Спрячьте свечу, Мария; я переговорю с неизвестным чрез бойницу.

Мария повиновалась, и Следопыт тихо спросил: кто там внизу?

- Следопыт! отвечал голос, тотчас узнанный за принадлежащий сержанту,- это ваш старый друг. Скажите мне только, ради Бога, что сталось с моей дочерью?

- Я здесь, отец, тотчас вскрикнула Мария. Здесь, невредимая и в безопасности. Если бы Бог дал, чтоб и вы могли сказать то же самое.

Последовало радостное восклицание сержанта, которое, однако, явно смешано было с болезненным стоном.

- Следопыт! сказала Мария, с притворным спокойствием: - надо во что бы то ни стало впустить отца в блокгауз.

- Да, дитя мое, необходимо: этого требуют ваши природные чувства и божеский закон. Но соберитесь с силами, и когда почувствуете себя довольно сильною, тогда пойдем.

- Я чувствую себя сильною! никогда я не была так спокойна и решительна, как теперь.

Тогда Следопыт немедленно сбежал вниз по лестнице и отодвинул запоры. Когда-же он осторожно стал отворять дверь, то почувствовал, что на все напирают снаружи, что почти побудило его снова запереть ее. - Посмотрев в щелку, он, однако, совсем открыл дверь, и тело сержанта, прислоненное к нему упало во внутрь блокгауза. Следопыт протянул его совсем за дверь, потом поспешно задвинул запоры и затем обратил все свои заботы на раненаго. Мария принесла свечу, омочила водой сухия губы отца своего и поспешно приготовила покойное ложе из соломы, сделав из своих платьев подушку для головы больнаго. Все это происходило ври глубочайнем молчании, и даже Мария не пролила ни одной слезы, пока не услышал слова благословения, которыми сержант награждал её нежность и заботливость. Между тем Следопыт изследовал рану своего друга и нашел, что он ранен навылет. При этом с глубоким огорчением заметил он, что можно было иметь лишь слабую надежду на возстановление дорогаго раненаго.

- Благодарение Богу, дитя мое, что хоть ты избегла убийственного оружия диких, сказал между тем сержант утомленным голосом, обращая полный любви взор на дочь свою. - Разскажите мне, Следопыт, все обстоятельства этой печальной истории.

- Ах, сержант! она довольно печальна. Нам изменили и сообщили неприятелю о положении вашей станции. Это так же верно, как то, что мы находимся в блокгаузе.

- Значит, маиор был прав! простонал Дунгам.

- Не так, как вы думаете, сержант! Нет; по всей границе нет сердца преданнее Гаспара! Послушайте дальше. Вы знаете, что я и Чингахгок оставили вас и мне не нужно напоминать вам об этом. Миль на десять далее, вниз по реке, мы с ним расстались, считая благоразумным не приближаться без должной осторожности даже к дружественному жилищу. Что стало с Чингахгоком - мне неизвестно, хотя Мария и утверждает, что он от нас недалеко. Во всяком случае, храбрый Делавар исполнит свой долг, и вы можете быть уверены, что мы получим о нем известие такого рода, какое будет соответствовать его благоразумию. Я, с своей стороны, когда приблизился к острову, то почуял сперва дым, и это побудило меня держаться настороже. Вскоре после того я заметил искусственного рыболова, о котором рассказал уже Марии, и тогда все адские ухищрения индейцев стали для меня так ясны, как будто я имел их пред собой на бумаге. Первая мысль моя была о Марии, и как только я узнал, что она здесь в блокгаузе, то и явился сюда, чтоб вместе с ней жить или умереть.

Еще Следопыт говорил, когда Мария услышала легкий стук в дверь. Она подумала, что снаружи стоит Чингахгок, и встала, для того, чтоб убедиться в действительности этого. Отодвинув два запораг она спросила: кто там, и по ответу тотчас узнала голос своего дяди. Немедленно отняла она и третий запор, и Кап поспешно вошел, после чего дверь тотчас снова была заперта.

Когда Кап узнал о несчастном положении своего зятя, то твердый моряк тронут был почти до слез. Свое собственное появление объяснил он тем, что за ним был весьма слабый надзор, считая его и квартирмейстера спящими. Мункс спал на самом деле, а он, во время замешательства при аттаке, спрятался в кусты, где нашел челнок Следопыта, и с помощью его, не замеченный, удачно достиг блокгауза. Первоначально у него было намерение увезти в челноке свою племянницу; но когда ему сделалось известно положение сержанта, то, конечно, пришлось оставить этот план.

- Если дело пойдет хуже, Следопыт, обратился он к нему,- то нам придется спустить флаг и сдаться безусловно. Но мы обязаны перед нашим отрядом - держаться столь долго, сколько возможно.

- Это само собою разумеется, возразил храбрый охотник; но что же было с вами до настоящего времени?

- Когда дикие напали на нас и расстреляли капрала Мнаба и солдат его как зайцев, то мы с квартирмейстером побежали к пещерам, которых, кажется, множество на том острове. Там мы оставались спрятанными, подобно осужденным в нижнем деке корабля, до тех пор, пока не выгнал нас голод. Впрочем, дикие обходились с нами лучше, чем я мог ожидать, хотя вообще это самая безжалостная толпа негодяев, какая только блуждает по свету Божию. Тебе, кажется, хуже приключалось, чем мне, Дунгам.

Оба родственника взаимно сообщили друг другу свои впечатления, пока Мария и Следопыт взошли на верх, чтоб произвести рекогносцировку. Но последний скоро снова показался у опускной двери и подал Капу знак подняться на лестницу и уступить Марии место свое около сержанта.

- Мы должны быть благоразумны и в то же время смелы, прошептал он. - Негодяи серьезно имеют намерение поджечь блокгауз, так как знают, что теперь не выиграют ничего, если оставят его в целости. Бродяга Стрела находится между ними и советует им исполнить это ныне же ночью. По этому мы должны быть наготове. К счастию, в блокгаузе есть пять полных бочек воды, и это уже много при осаде. Пойдемте, приятель.

Кап не ожидал вторичного приглашения и тихо пробрался в верхний этаж, между тем как Мария села около своего раненого отца. Следопыт, спрятав свечу, открыл одну из бойниц, и стал около нея, чтобы тотчас отвечать, если, как он предполагал, сделано будет им приглашение сдаться. Последовавшая затем тишина, действительно, вскоре прервана была голосом квартирмейстера.

- Следопыт, друг ваш приглашает вас на совещание, закричал Мункс: - подойдите к одной из бойниц без всякого опасения.

- Что вам от меня нужно, господин квартирмейстер? спросил Следопыт; - у вас верно неотложное поручение, когда вы рискуете подходить ночью под бойницы блокгауза, где, как знаете, находится известное ружье зверобой.

- О, вы другу своему не сделаете никакого вреда, и в этом я спокоен. Знайте, что я пришел только для того, чтоб посоветовать вам сдать блокгауз под тем лишь условием, что с вами обойдутся как с военнопленными.

- Благодарю вас за совет, но я нимало не думаю последовать ему, так как не входит в мое обыкновение - сдать такой пост, пока еще не истощился запас провианта и воды.

- Я, конечно, ничего не сказал бы против этого мужественного намерения, еслиб видел возможность его осуществления. Но вы, вероятно, знаете, что мистер Кап убит?

- Боже избави! прозвучал чрез другую бойницу голос храброго моряка. Я пока чувствую себя совершенно здравым и не думаю оставить блокгауз, пока владею моими пятью чувствами.

- Если это голос живого человека, то я очень рад слышать его, отвечал Мункс: - мы все думали, что вы пали при последнем страшном замешательстве. Но, Следопыт, хотя вас облегчает присутствие вашего друга Капа, что доставляет, конечно, не мало удовольствия, как я знаю по собственному опыту, во все-таки нет более сержанта Дунгама, который, со всеми своими храбрецами, погиб в последнем деле.

- Нет, вы опять ошибаетесь, Мункс, возразил Следопыт:- сержант также находится в блокгаузе.

- Хорошо, радуюсь, что слышу это; мы достоверно считали его в числе погибших. При всем том, если Мария еще в блокгаузе, то ради Бога не оставляйте ее там долее, потому что враг имеет намерение подвергнуть строение испытанию огнем. Вы знаете силу этой страшной стихии, и потому лучше сделаете, если сдадите пост, чем привлекать на себя и всех товарищей ваших несомненную гибель.

- Квартирмейстер! я знаю силу огня, и мне хорошо известно, что он употребляется не только для того, чтоб варить и жарить. С другой стороны, я не сомневаюсь, что вы уже слыхали о силе ружья-зверобоя, и могу уверить вас, что человек, который осмелится подложить кучу хвороста к этим бревнам, непременно отведает этого оружия. Горящия стрелы никогда не зажгут строения, так как у вас на крыше нет драниц, а только смолевые чурбаны, зеленая кора и воды сколько угодно. При том же, крыша так плоска, что по ней можно ходить, и потому с этой стороны нет опасности, пока достаточно будет воды. Я дружески настроен, пока меня оставляют в покое; но тот, кто попытается в глазах моих зажечь этот блокгауз, тому да будет известно, что пламя остынет в крови его.

- Следопыт! это безумные и бесполезные речи, которые вы сами осудите, если поразмыслите о вашем действительном положении. Было бы безумною смелостью, если бы вы стали помышлять о защите.

- Квартирмейстер, я высказал вам мой взгляд, и всякий дальнейший разговор бесполезен. Пусть негодяи Мингосы начинают свою адскую работу. Ни слова более. Пусть каждая сторона употребляет, как может, свои средства и способности.

Во время всего этого разговора Следопыт держал свой корпус скрытым, чтоб не мог попасть в него через бойницу какой-нибудь предательский выстрел, а теперь велел Капу взойти на крышу, чтобы быть готовым для встречи первого нападения. Кап тотчас повиновался, и, достигнув крыши, увидел от десяти до двенадцати горевших стрел, вонзившихся в кору, между тем как воздух наполнился звуками воинских криков неприятелей. Затем последовал беглый ружейный огонь, и пули таким градом посыпались на бревна, что не оставалось уже сомнения в действительном начатии боя.

Но Следопыт и Кап слишком привычны были к таким звукам, чтобы могли испугаться их, а Мария слишком занята была своим горем, чтобы почувствовать беспокойство. Но в сержанте боевой шум возбудил новые силы; его матовые глаза снова заблестели огнем, и кровь вернулась в побледневшие щеки. Его мысли однако бродили в разные стороны, и Мария впервые заметила, что отец её начинает путаться в словах.

- Легкая рота вперед! закричал он.- Гренадеры, пали! Очень смелы, чтоб напасть на наш форт! Зачем не стреляет артиллерия?

В эту самую минуту раздался густой, громоподобный выстрел тяжелаго орудия, и послышался треск от расщепления дерева, когда большое ядро попало в бревна верхнего этажа. Весь блокгауз задрожал от удара бомбы, проникшей во внутрь строения. Следопыт едва избегнул этого страшного выстрела, а Мария вскрикнула от страха, когда бомба разорвалась, думая, что ею раздроблено над её головою все живое и неодушевленное. К увеличению ужаса ея, в это самое время раненый отец её безумно вскричал: на приступ!

- Мария! закричал между тем Следопыт сверху чрез опускную дверь: - не бойтесь: вся эта история только штуки Мингосов; как говорится, много шума из пустяков. Негодяи выстрелили из отнятой вами у французов гаубицы, и этим кончается вся шутка, так как у них более нет бомб. Выстрел этот произвел много замешательства, но никто не равен. Кап бодро стоит на крыше, и я нимало не напуган.

Мария от души поблагодарила своего великодушного утешителя и снова обратила все свое внимание на отца, который все хотел вскочить, хотя слабость о не допускала его до этого. Она так занята была больным, что едва слышала раздававшиеся кругом крики диких, хотя это волнение могло бы потрясти нервы более сильные, чем ея.

Между тем Кап выказывал достойное удивления благоразумие. На крыше строения он был как на палубе корабля, и так как он знал, что тут нечего опасаться абордажа, то распоряжался с таким бесстрашием, которое близко было к слепой смелости и наверно было бы осуждено Следопытом, еслиб этот увидел его действия. Вместо того, чтоб заботливо прикрывать свой корпус, как это необходимо при индейских войнах, Кап показывался беззаботно на всех пунктах крыши, и с особенной настойчивостию и равнодушием поливал водой направо и налево горевшие стрелы. Его появление было главною причиною криков неприятелей, так мало привыкших видеть своих противников столь смелыми и беззаботными. Со всех сторон засвистали около него пули, но ни одна не попала в него, хотя одежда его была неоднократно прострелена. Когда бомба ударила сквозь балки под крышей, моряк уронил свое ведро, замахал шляпой, и когда бомба с треском лопнула, издал троекратно громкий крик радости. Такое необыкновенное действие, вероятно, спасло жизнь его, потому что с этого времени индейцы перестали стрелять в блокгауз калеными стрелами и целить в Капа, так как они одновременно и единодушно приобрели уверенность, что он помешался. Как мы уже знаем, индейцы никогда не подымали руки на того, которого умственные способности считали ослабшими или спутанными.

Образ действий Следопыта был совершенно отличен от старого моряка, и все поступки его происходили на основании долголетней опытности и глубоко укоренившагося благоразумия. Он все-таки заботливо держался вне линии бойниц, и место, избранное им для своих наблюдений, было вне всякой опасности. Это происходило не от страха или заботы о собственной безопасности, но единственно из участия к судьбе Марии, которая погибла бы безвозвратно, еслиб ему самому приключилось какое либо несчастие.

В первые минуты аттаки, Следопыт думал только о том, чтобы доставить цель своему зверобою; но когда шелест кустарников у двери блокгауза обнаружил ему, что хотят повторить попытку подложить огонь, то он немедленно занялся приготовлениями, чтобы уничтожить опасность в самом зародыше ея. Он позвал Капа с крыши, где уже нечего было более опасаться, и пригласил его быть с водой наготове у отверстия, лежавшего непосредственно над угрожаемым пунктом.

Менее опытный человек легко поступил бы в такой опасный момент с слишком большою поспешностью и торопливостию. Не так делал друг наш. Он не только заботился потушить огонь, который сам по себе внушал ему мало заботы, но более думал о том, чтобы дать неприятелю урок, который сделал бы его более осторожным на остальную часть ночи. Потому он решился терпеливо ожидать, когда свет разгоравшагося пламени покажет ему цель, зная очень хорошо, что небольшой образчик его ловкости удержит врагов в должном почтении. Поэтому он не мешал Ирокезам в их приготовлениях, и предоставил им беспрепятственно собирать сухие кусты, скучивать их у стен строения, поджигать их и снова удаляться в свои убежища. Кап только должен был держать в готовности полное ведро воды, чтобы в данную минуту иметь возможность вылить ее на огонь. Но эта минута, по мнению Следопыта, должна была наступить не прежде, чем пламя осветит соседний кустарник и даст его быстрому и опытному глазу время увидать личности нескольких диких, ожидавших с холодною и безчувственною жестокостию последствий пожара. Теперь только заговорил он.

- Друг Кап, вы готовы? спросил он. Смотрите, держите ведро в прямой линии над огнем, чтобы вода не пропала попусту.

- Все готово, возразил Кап обдуманным и спокойным тоном.

- Ну, ладно, так подождите, пока я подам вам сигнал. В опасную минуту не следует быть слишком торопливым, как не должно быть безумно смелым во время боя. Подождите, пока я скажу вам.

Дав такое наставление, Следопыт занялся собственными приготовлениями, видя, что настал момент действовать. Осторожно поднял он ружье свое, осмотрел заряд и курок, приложился и выстрелил. Потом он выглянул из бойницы.

- Хорошо! одним мерзавцем меньше, проворчал он себе под нос. Я этого каналью видал уже прежде, и знаю его за самого безжалостного дьявола. Ну, еще бы одного, и тогда мы будем спокойны на всю ночь.

Хладнокровно зарядил он снова свое ружье и не успел еще кончить своих слов, как пал и другой Ирокез. Этого было достаточно, чтоб обратить в бегство всю толпу, так как никому не было охоты выждать третье приветствие такой меткой руки. Все выскочили из своего убежища и рассеялись в разные стороны, чтоб избегнуть опасности.

- Теперь поливайте, Кап, сказал Следопыт своему другу. Негодяи получили от меня подарок на память, и в эту ночь не зажгут более огня.

- Берегись! закричал Кап по морскому обычаю, и вылил свое ведро с такою внимательностью, что огонь внезапно и совершенно был потушен.

Этим кончился бой, и тишина ночи более не прерывалась. Следопыт и Кап пошли поочередно на отдых, и каждый спал некоторое время, пока другой караулил.

Когда снова стала заниматься заря, оба взошли на крышу, чтобы удостовериться в положении дел на острове. Ветер еще дул довольно крепко с юга и гнал перед собою пенившиеся и шумящия волны озера и каналов. Не было видно и следа диких, и неопытный подумал бы, что они совершенно покинули маленький остров. Вдруг Как, устремивший глаза свои на каналы, закричал громким голосом моряка:

- Парус! ого!

- Где? торопливо спросил Следопыт, следуя по направлению глаза своего товарища.

- Там! возразил Кап, и охотник увидел блестящие сквозь кусты белые паруса корабля, который быстро плыл по одному из каналов.

- Это не может быть Гаспар,- сказал пораженный Следопыт: это французский корабль, посланный на помощь друзьям своим, Мингосам,- и мы погибли.

- На этот раз вы сильно ошиблись, весело возразил Кап. У меня глаз моряка, и я могу сказать вам, что этот корабль "Туча". Я узнаю его по большому, необыкновенной формы парусу, и по тому, что у гафеля его положена скорлупа.

- Я должен сознаться, что ничего этого не вижу. отвечал Следопыт, не понимая выражений своего приятеля.

- Не видишь, старый друг! Ну, это меня удивляет, так как я думал, что глаза ваши могут все видеть. Я же с своей стороны вижу это очень ясно, и должен сказать, что я на вашем месте не оставил бы этого без внимания.

- Ну, если это действительно Гаспар, то я менее боюсь, сказал Следопыт обрадовавшись. Теперь мы можем защищать блокгауз против целаго племени Мингосов. Смотрите, вон куттер в самом деле выходит из-за островов, и чрез несколько минут все дело должно разъясниться.

С необыкновенною быстротою корабль плыл по направлению к острову и упорно продолжал путь свои, хотя на палубе не водно было ни душа. Куттер, казалось, управлялся сам собою, и с боязливым удивлением смотрел Кап на столь редкое зрелище. Только когда судно приблизилось, то он заметил, что рулем управлял искусно спрятанный матрос, и что весь отряд помещался за щитами, устроенными вдоль борта, для защиты от неприятельских пуль. Это обстоятельство дало однако понять, что на корабле могло находиться лишь немного людей, и Следопыт покачал головой при таком сообщении своего товарища.

- Чингахгок верно еще не достиг форта, сказал он, и потому мы но можем ожидать помощи от маиора. Но, тем не менее, мы сразимся храбро и выдержим из-за Марии мужественную борьбу.

- Да, это мы должны сделать и сделаем, подтвердил Кап. Я смотрю на прибытие "Тучи" как на важное обстоятельство, и начинаю питать надежду, что Гаспар действительно честный малый. Во всяком случае, он, как видите, поступает весьма благоразумно, потому что держится в хорошей дистанции от берега о, кажется, прежде нежели пристанет, хочет произвести всему острову подробную рекогносцировку.

- Понимаю, понимаю! вдруг воскликнул Следопыт с особенным удовольствием. Вон челнок Чингахгока лежит на палубе. Без сомнения, и он сам на куттере и дал верные сведения о нашем положении. Увидя, что мы заперлись в блокгаузе, смелый малый поплыл к гарнизону, вероятно встретил на дороге "Тучу", и привел ее сюда, чтоб посмотреть, чем можно помочь. Дай только Бог, чтобы Гаспар был на корабле, тогда нашей беде предстоит скорый конец.

Кап ничего не отвечал, так как все внимание его приковано было к подплывавшему все ближе и ближе куттеру. Дикие оставались совершенно спокойны и нигде не заметно было ни одного из них. Что они еще находились на острове,- доказывали их челноки, лежавшие в маленькой гавани вместе с солдатскими лодками.

Ирокезы, впрочем, были сильнейшим образом озадачены внезапным и совершенно неожиданным возвращением "Тучи"; но до того сильна и инстинктивна была их обыкновенная осторожность, что по первому же знаку каждый старался спрятаться, как лиса в своей норе, Спрятавшись, они наблюдали за приближением куттера, и ими овладел сильный ужас, так как они были свидетелями движений его, невидимо управляемых как бы нечеловеческой рукой. Они начало опасаться за исход своего предприятия, и даже Стрела видел дурное предзнаменование в появлении этого безлюдного судна и охотно желал бы находиться в эту минуту на материке.

Между тем куттер все подвигался вперед; когда он находился совершенно напротив блокгауза, то Гаспар, давно уже заметивший своих друзей, подскочил на палубе кверху и издал троекратный дружеский крик, которому тотчас отвечал мощный голос Капа. Когда Следопыт увидел своего молодого друга, то дружески кивнул ему и закричал:

- Помоги нам, приятель, и день будет наш. Возьми немного на цель эти кусты. Негодяи сидят в них, как целый полк тетеревов.

"Туча" находилась теперь от берега в таком расстоянии, что оба наблюдателя из блокгауза опасались одну минуту, что Гаспар хочет причалить, а дикие из своего убежища смотрели на куттер с видом тигра, который видит жертву, приближающуюся беззащитною к его логовищу. Между тем Гаспар приблизился лишь на столько, что, плывя чрез маленькую гавань, он мог отделить от каналов две солдатские лодки, втолкнул их в канал и увлек за собою. Так как все остальные челноки прикреплены были к этим лодкам, то дикие сразу лишены были всех средств оставить остров иначе как вплавь, и они, казалось, тотчас поняли важность этого обстоятельства. Все вдруг выскочили, подняли ужасные крики и разразились безвредными ружейными выстрелами. Во время такого необдуманного приступа раздались два выстрела их противников. Одна из пуль прилетела с вершины блокгауза, и один из Ирокезов, простреленный в голову, упал мертвый на спину; другая же пущена была с "Тучи" и шла из ружья Делавара; она не убила врага, но сделала его неспособным к бою на всю остальную жизнь. Экипаж "Тучи" издал радостные восклицания; дикие же снова исчезли, как будто земля вдруг поглотила их.

Все это время "Туча" не оставалась спокойною. Гаспар отвел лодки индейцев к другому концу острова, потом пустил их на волю, пока оне находились вне возможности попасться в руки неприятелей, и плыли на полмили далее к берегу, наконец обернулся и остановился лишь тогда, когда подплыл напротив того места, где спрятаны была Мингосы. Тут демаскирована была гаубица, которою вооружен был куттер, и вслед затем град картечи полетел в кусты. Не скорее мог подняться полет перепелов, как выгнал Ирокезов этот неожиданный свинцовый град. Тогда снова один из диких пал от пули зверобоя, а другой выбыл из строя вследствие посещения пули из ружья Чингахгока. Остальные же немедленно нашли новые убежища, и обе стороны, казалось, приготовлялись к возобновлению борьбы. Но появление Юниты, которая несла белый флаг и сопровождаема была французским офицером и Мунксом, остановившее бой, было началом дальнейших переговоров, которые велись так близко от блокгауза, что приблизившиеся находились совершенно под выстрелами не дающего промаха зверобоя.

- Следопыт, вы победили, и капитан Санглие сам приближается, чтоб сделать мирные предложения, сказал квартирмейстер. Вы не воспрепятствуете храброму врагу отступить с честию, особенно если я скажу вам, что я уполномочен неприятелем предложить очищение острова, обмен пленных и возвращение скальпов.

- Что вы об этом скажете, Гаспар? закричал Следопыт. Пустить ли нам отсюда этих бродяг, или оставить им во себе память на всю остальную жизнь их?

- Это зависит от того, что сталось с Мариею Дунгам, возразил молодой моряк. Если прикоснулись только к одному волосу головы ея, то за это ответит все племя Ирокезов.

- Я здесь и совершенно невредима, сказала Мария, взойдя сама на крышу, когда увидела благоприятный оборот дел. Пусть они идут с миром, и не удерживайте никого из них. Идите, французы и индейцы; мы более не враги ваши и никому не сделаем зла.

- Ну, тогда и я присоединюсь к Марии и не отниму жизни ни у одного Мингоса без полезной цели, сказал Следопыт.- Так говорите, квартирмейстер, что французы и индейцы имеют предложить нам?

После непродолжительного совещания дикие собрались около блокгауза, и Следопыт сошел к ним, чтобы постановить условия, на которых неприятель должен был окончательно очистить остров. индейцы должны были, в видах предосторожности, выдать все свое оружие, даже ножи и томагавки, а потом возвратить пленных, которые до того времени заключены были в пещере. Когда эти люди появились, то четверо оказались невредимыми, а двое так легко ранены, что тотчас могли снова заняться своею службою. Они принесли с собою свои мушкеты, заняли тотчас блокгауз и поставили правильный караул у двери.

После того, как эти условия были приняты и исполнены, Гаспар вернул назад челноки диких и предоставил им сесть на них и отплыть от берега так быстро, как только было возможно. Только капитан Санглие и Стрела с Юнитой остались, так как первый должен был привести в порядок и подписать некоторые бумаги с лейтенантом Мунксом, а последний, по известным одному ему причинам, не мог присоединиться к друзьям своим, Ирокезам.

После того, как все дело разъяснилось, Гаспар, наконец, также вышел на берег, чтобы поздороваться с своими друзьями, и все общество, кроме Марии, которая, конечно, ухаживала за своим отцом, уселось на воздухе, чтоб заняться завтраком. Но перед этим Мункс имел длинное совещание с Следопытом, причем старался доказать ему, что кроме его, Мункса, никто не может принять дальнейшую команду над экспедициею, что признал и Следопыт после некоторых возражении, ибо сержант был слишком тяжело ранен, чтоб, сохранить за собою начальство.

После этого разговора оба вернулись к завтраку, где квартирмейстер тотчас заявил притязание на почет, приличный его званию. - Он призвал к себе оставшагося в живых капрала, и без дальнейших разговоров объявил ему, что он должен впредь смотреть на него как на офицера в действительной службе, и обязал его сообщить своим подчиненным о такой перемене в положении дел. Капрал исполнил это без возражений, так как ему достаточно известны были законные права квартирмейстера на начальство.

Во все это время капитан Санглие был занят только своим завтраком, и при этом выказывал знание света, спокойствие старого солдата, веселость француза и обжорство страуса. Уже тридцать лет находился он во французских колониях и его вообще считали за столь жестокосердого человека, что дикие дали ему прозвище "Кремневое Сердце". Когда Следопыт встретился с ним у огня, то оба глядело некоторое время молча друг на друга. Каждый чувствовал, что имеет пред собой страшного врага и что в то же время существует значительная разница в их образе мыслей и действий. Следопыт считал, впрочем, капитана храбрым воином, но не мог забыть и одобрить его самолюбие и неоднократно доказанную жестокость.

После того, как оба лесные рыцаря молча осмотрели друг друга, капитан Санглие вежливо поклонился, приподняв свою шапку, и сказал с дружеской улыбкой: Monsieur le Следопыт, военные уважает мужество и храбрость. Вы говорите по-ирокезски?

- Да, я понимаю язык этих чертей, хотя не люблю на его, ни всего племени. Где вы наткнетесь на мингосскую кровь, там непременно встретите негодяя. Я уже часто видал вас, впрочем, только в сражении и всегда впереди. Большая часть ваших пуль должна быть знакома вам только по одному наружному виду их.

- Только не ваши; пуля из вашей почтенной руки всегда несет верную смерть. Вы всегда убиваете моих лучших воинов.

- Это может быт, я согласен с этим; хотя и лучшие мингосы всегда величайшие негодяи. Да, не сердитесь на меня, но вы держитесь безусловно дурного общества.

- Да, вы слишком добры, отвечал француз, не поняв слов честного охотника, и думая, что тот хотел сказать ему комплимент. Но - что это значит, что сделал этот молодой человек?

Следопыт оглянулся и увидал, что два солдата схватили Гаспара и, по приказанию квартирмейстера, связали ему руки.

- Что это значит? воскликнул он, подскочив и отталкивая солдат.- Кто смеет так обращаться с Гаспаром и притом в моих глазах?

- Это делается по моему приказанию, отвечал Мункс, и я буду сам отвечать за это. Надеюсь, что вы не воспротивитесь моему приказанию.

- Я даже воспротивлюсь повелениям короля, если они будут касаться такого обращения с Гаспаром. Разве не он только-что спас ваши скальпы и помог вашей победе? Нет, господин квартирмейстер, если вы не хотите сделать лучшего употребления вашей власти, то я также всеми силами буду сопротивляться ей.

- Следопыт, это похоже на неповиновение, отвечал Мункс:- но от вас мы переносим многое. Вы, кажется, совершенно забыли прошедшее. Разве сам маиор Дунгам не указал на молодого человека, как на подозрительнаго? Разве мы не имеем несомненные доказательства, что нам изменили, и не должны разве считать Гаспара предателем? Оставьте, Следопыт, и пусть правосудие идет своим путем.

Капитан Санглие пожал плечами, и попеременно смотрел то на квартирмейстера, то на Гаспара.

- Что мне за дело до вашего правосудия! стремительно возразил Следопыт. - Гаспар друг мой, он мужественный, честный и верный малый, и ни один солдат не тронет его, пока я могу воспрепятствовать этому.

- Хорошо! с большом ударением сказал француз.

- Следопыт, вы послушаетесь же благоразумия? снова начал квартирмейстер. - посмотрите на этот кусок флага; Мария Дунгам нашла его на одном сучке здесь на острове, за час до нападения неприятеля. Кусок этот имеет ровно длину вымпела "Тучи" и вероятно отрезан от него. Я думаю, трудно представить более очевидное доказательство виновности Гаспара.

- Право, это уже слишком, проворчал француз сквозь зубы.

- Квартирмейстер! сказал Следопыт,- что вы мне болтаете о вымпелах и сигналах, когда я знаю сердце. Гаспар честен, и я не оставлю его в нужде. Руки долой! или мы увидим, кто лучше держатся в бою: вы с вашими солдатами, или Чингахгок, зверобой и Гаспар с своими моряками. Не превышайте слишком свою власть, когда так мало цените верность Гаспара.

- Очень хорошо! проворчал капитан Санглие.

- Ну, Следопыт, сказал Мункс: я вижу, что должен высказать всю правду. Вот капитан и храбрый Тускарора сообщили мне, что этот молодой человек действительно предатель. Что вы на это скажете?

- Ах, мошенник! проворчал Француз.

- Капитав Санглие храбрый солдат и потому не мог сказать что-нибудь против моей верности, сказал Гаспар. - Есть между нами изменник, капитан?

- Да, да, прибавил Мункс, капитан должен высказаться. Как дело, приятель, видите ли между нами изменника или нет?

- Да, да, и очень большего изменника.

- Слишком много лжешь! громовым голосом воскликнул Стрела, сильным движением тронув грудь квартирмейстера. - Где мои воины? Где скальпы? Слишком много лжешь!

У квартирмейстера не было недостатка ни в личном мужестве, ни в некотором чувстве благородства. Ошибочно принял он случайное указание Тускароры за удар, и, отступив на шаг, протянул руку за оружием. Лицо его побледнело от злости и черты его слишком ясно выражали его кровавые намерения. Но Стрела предупредил его. Бросив вокруг себя дикий взгляд, он схватился за пояс, вынул из-за него спрятанный нож и в одну секунду погрузил его до рукоятки в грудь квартирмейстера.

- Вот и всей шутке конец! сказал капитан, когда Мункс упал к ногам его и смотрел ему в лицо немым взором внезапной смерти.- Шутке конец,- но только одним негодяем на свете меньше.

Это произошло так быстро, что нельзя было воспрепятствовать тому, о когда Стрела с громким криком исчез в ближайшем кустарнике, то никто не последовал за ним кроме Чингахгока, стремительно бросившагося по его следам.

- Говорите же, господин капитан, снова обратился Гаспар к французу, разве я изменник?

- Не вы, а этот! отвечал Санглие, показывая на труп Мункса:- этот наш шпион, наш агент, наш друг. Честное слово, он был большим негодяем.

При этих словах капитан нагнулся над мертвецом, пошарил к кармане его и, вытащив туго набитый кошелек, высыпал на землю то, что в нем было. Он заключал в себе множество французских золотых монет.- Солдаты не замедлили собрать их, а капитан, презрительно бросив кошелек, с большом душевным спокойствием вернулся к своему завтраку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Когда труп Мункса отнесен был солдатами в сторону и прикрыт шинелью, Чингахгок спокойно завял свое место у огня, и как Санглие, так и Следопыт, тотчас заметили, что на поясе его висел свежий еще кровавый скальп. Никто не спросил, откуда он, ибо всякий знал, что он принадлежит несчастному Тускароре.- Следопыт поклонился своему индейскому другу тихим наклонением головы и потом обернулся к капитану, чтоб услышать от него подробности предательства Мункса. Француз рассказал ему следующее.

Квартирмейстер добровольно предложил неприятелю свои услуги, хвастаясь при этом предложении дружбой к нему маиора Лунди, которая, быть может, доставит ему неоднократные случаи сообщить необыкновенно верные и важные известия. - Условия эти были приняты; капитан несколько раз встречался с ним около форта, и даже одну ночь провел скрытно в самом гарнизоне. Стрела служил передатчиком. Анонимное письмо к маиору, возбуждавшее сомнение в верности Гаспара, составлено было Мунксом, принесено во французский форт Фронтенак, там переписано и доставлено по назначению Тускаророю, который именно возвращался с этого поручения, когда захвачен был "Тучею". Гаспар должен был быть принесен в жертву, чтоб скрыть измену Мункса и устранить всякое подозрение, что через последнего дошли к врагам известия о положении острова. Значительная награда, найденная в его кошельке, склонила его к тому, чтоб сопровождать экспедицию сержанта Дунгама и иметь возможность дать сигнал к аттаке.

- Вот и все, господин Следопыт, заключил капитан свой рассказ. - Мы принимаем шпиона как лекарство, но презираем его. Вот возьмите мою руку, вы благородный человек.

- Да, я беру вашу руку, капитан; вы злейший, природный враг наш, но мужественный. Квартирмейстер же предатель, и тело его не должно осквернять английской почвы. Он должен лежать здесь, на том месте, где исполнил свою измену, и пусть предательство его будет его надгробным камнем.

- Вы очень сердитесь на бедного квартирмейстера, сказал Кап, только-что подошедший от ложа своего зятя. Он уже мертв, а со смертию должна прекратиться всякая злоба. Я держу пари, что и вы не совсем без упрека.

- Многие из лазутчиков и проводников, возразил Следопыт,- совершенные негодяи и даже есть такие, которые берут в одно время плату от французов и англичан, как квартирмейстер; но я, слава Богу, не из числа таких, хотя каждое занятие имеет свои соблазны. Три раза в жизни подвергался я испытаниям и однажды едва не поддался.- Первый раз это было, когда я нашел в лесах пачку мехов, принадлежавших, как мне положительно было известно, французу, охотившемуся на английской почве, где ему собственно нечего было делать. Я насчитал в пачке двадцать шесть бобровых шкур, все оне были так прекрасны, что сердце радовалось. Ну, это было первое испытание; я думал, что почти имел право на них, хотя в то время и был мир. Потом я, однако, подумал, что, быть может, француз возлагал большие надежды на свою добычу для будущей зимы, и тогда оставил эти меха там, где нашел их. Товарищи мои, впрочем, говорили мне, что я поступил глупо; но то, как я спал следующую ночь, убедило меня в противном и напомнило мне поговорку, что покойная совесть есть лучшая подушка.- Другое испытание касалось найденного мною ружья. Оно было единственное по всей Америке, которое могло бы померяться с моим зверобоем, и еслиб я оставил его у себя и спрятал, то мог бы быть уверен, что ни один стрелок на всей границе не в состоянии взять надо мною перевес. В то время я был молод и честолюбив, и поэтому испытание было весьма сильно. При всем том, благодаря Богу, я остался победителем, и, что почти то же, я впоследствии превзошел своего соискателя в столь чудном состязании в стрельбе, какое было лишь однажды в гарнизоне: он с своим ружьем, а я с зверобоем, и вдобавок - еще в присутствии генерала.

Здесь Следопыт от души засмеялся; в глазах его блеснуло удовольствие воспоминания, и победная краска выступила на загорелых, темных щеках его.

- Теперь, продолжал он, следует третья борьба с дьяволом, и это была самая трудная из всех. Именно, случайно я наткнулся на лагерь шести Мингосов, спавших в лесу и сложивших свое оружие и пороховницы в кучу, так что я мог овладеть ими, не разбудив негодяев. Это был бы для Чингахгока такой удобный случай умертвить одного после другаго, и чрез пять минут иметь скальпы их у своего пояса.

- А как же вы поступили, Следопыт? с нетерпением спросил Кап, когда рассказчик на минуту остановился. - Совершили ли вы хороший или дурной поступок?

- И хороший, и дурной, как хотите: дурной потому, что испытание было пересилено, но, если принять на вид все обстоятельства, то и хороший. Я не тронул ни одного волоса на головах их, и не овладел ни одним из их ружей, так как не доверял самому себе и очень хорошо звал, что Мингосы не любимцы мои.

- Что касается скальпов, то вы поступили хорошо, что не взяли их, сказал Кап. Но оружие и боевые припасы вы, по совести, могли взять.

- Да, но тогда Мингосы ушли бы невредимые, так как белый никогда не нападает на безоружного неприятеля, если действует по своим понятиям. Нет, я противопоставил справедливость моим чувствам, моему цвету и даже моей религии, и выждал, когда Мингосы выспались и снова вышли на военное поле. Но тогда я напал на них спереди, и сзади, и с боков, так что только один, и то хромая, вернулся в свое селение. К счастию, Делавар несколько отстал для охоты за дичью. Он пошел по моему следу, и когда догнал меня, то пять скальпов негодяев висели на том месте, где следовало, и таким образом, видите, при моем образе действий ничего не было потеряно - на слава, ни выгода.

При последних словах Следопыт встал и отправился с Капом к сержанту, чтоб осмотреть его положение.

Они нашли Марию около своего отца, а последнего гораздо сильнее и здоровее, чем они могли ожидать и предполагать. Следопыт изследовал внимательнее рану старого солдата, призвал также Чингахгока, и оба, после непродолжительного совещания, решили, что состояние сержанта ни в каком случае не может быть признано безнадежным. Чингахгок наложил новую и целительную перевязку, после которой раненый вдруг почувствовал себя лучше и легче и даже считал в себе довольно силы, чтобы иметь возможность вернуться в форт на корабле. Мария из этих обстоятельств почерпнула новые надежды и разразилась слезами радости, окончившимися горячею, благодарственною молитвою к Богу. Кап и Следопыт предоставили ее самое себе и её мыслям, и вернулись к Гаспару для извещения его, чтоб он держал все в готовности к скорому отъезду.

Тем не менее, прошло еще три дня, прежде чем подняли якорь, так как Гаспар объявил, что ветер слишком силен, чтоб рисковать пуститься в озеро. Это обстоятельство удержало и капитана Санглие, который оставил остров только на третий день, когда ветер сделался благоприятнее и погода сноснее. Пред своим отъездом он простился с Следопытом с знаками величайшего уважения.

Между тем Мункс и Стрела, а равно и все прочие убитые, были погребены, и Гаспар занялся приготовлениями к отплытию. Мария нежно простилась с Юнитой, которая не могла расстаться с островом и могилой своего мужа, и, кроме Следопыта, все остальные вернулись в форт. Честный охотник смотрел вслед куттеру, пока мог видеть его; и потом пошел к Юните, которая одна служила причиной, удержавшей его на острове.

Он нашел ее на могиле мужа, с распущенными волосами и всеми признаками глубокой горести, и несколько минут смотрел на все с безмолвным вниманием.

- Юнита! наконец сказал он с такою торжественностью, которая доказывала полноту его сердечного участия; ты не одна с твоим горем. Обернись сюда и посмотри на своего друга.

- Юнита более не имеет друга, отвечала индиянка. Стрела переселился в лучший мир, и нет никого, кто будет заботиться об Юните. Оставь ее умереть на моголе своего мужа.

- Нет, этого нельзя, это противно благоразумию и справедливости. Ты не веришь в Маниту?

- Маниту скрыл лицо свое от Юниты, он рассердился; он оставил ее одну, чтоб она умерла.

- Юнита, ты ошибаешься! Когда Бог бледнолицых посылает одному из них несчастие, то делает это только для его добра; потому что в горести научаемся мы изучать самих себя и отличать истину от неправды. Великий дух любит тебя, и только для того отнял у тебя твоего мужа, чтобы коварный язык его не повел тебя ошибочно и ни довел до неправды.

- Стрела был великий начальник, гордо возразила индиянка.

- Да, у него были свои достоинства; но он имел я большие недостатки. Впрочем, ты не покинута и не будешь брошена. Пусть твое горе выскажется, и когда придет настоящее время, я скажу тебе больше.

С этими словами Следопыт направился к своему челноку и оставил остров. Два раза в течение дня Юнита слышала выстрелы ружья его, и при закате солнца он снова появился с птицами, которые тотчас старательно были изжарены и приготовлены.

Такого рода образ жизни продолжался целый месяц, в продолжение которого ?Юнита упорно уклонялась от того, чтоб покинуть могилу мужа, хотя с удовольствием принимала все дружеские приношения своего защитника. По временам разговаривали они, причем каждый раз Следопыт старался узнать её расположение духа. Но вообще эти разговоры были непродолжительны. Юнита спала в шалаше, где могла отдыхать спокойно под защитою своего друга, хотя Следопыт каждую ночь отправлялся на соседний остров, где устроил себе легкий шалаш из ветвей.

Наконец наступила осень, и положение Юниты сделалось весьма неприятным. Деревья потеряли свои листья и ночи стали сыры и холодны. Было самое время к отъезду. Тогда вдруг снова появился Чингахгок и пригласил Следопыта вернуться в форт. Он подошел к индиянке и сказал:

- Юнита, завтра мы отправимся и ты едешь с нами, так как теперь горе твое смягчилось и ты опять стала спокойнее.

Юнита, молча, на индейский манер, дала понять свое согласие, и затем пошла, чтоб провести последние часы на могиле мужа. На другой день утром, все отправились в путь, и чрез сорок восемь часов достигли форта, где приняты были с радостию своими старыми друзьями и узнали разные неожиданные новости.

Первое известие заключалось в том, что Гаспар и Мария женились и составили счастливую парочку. Второе, столь же хорошее, сообщало, что сержант совершенно выздоровел а не чувствовал никаких дурных последствий от своей раны,- а третье, наконец, менее радостное,- что Кап вернулся на свои соленые воды и посылал верному Следопыту тысячу сердечных поклонов.

По просьбе Следопыта, Юнита принята была в дом Гаспара как друг. Бедная индиянка не могла однако никогда забыть потерю своего любезного супруга, и скоро умерла от горя и огорчения. Гаспар перевез тело её на остров, где, согласно её желанию, опустил ее в холодную землю рядом со Стрелою.

Чингахгок и Следопыт пробыли еще несколько лет в форте. Но когда Гаспар и молодая жена его, по усиленной просьбе Капа, отправилась в Ньюйорк, а старый сержант оставил службу, чтоб сопровождать своих детей,- то и они оставили берега Онтарио и углубились во внутрь твердой земли к озеру Глинмерглас, полю их первых счастливых подвигов.

Гаспар стал со временем богатым купцом; но ни он, ни жена его более не видали Следопыта. Мария в течение времени три раза получала очень дорогие подарки мехами, и чувства её говорили, откуда эти дары, хотя они и не сопровождались никаким именем. Мы знаем, что Следопыт посылал их своей старинной приятельнице в знак неизгладимого участия.

Много лет прожил Следопыт в своем новом отечестве и пережил много счастливых и несчастных приключений, которые мы и расскажем подробно в следующем томе.

КОНЕЦ.

Фенимор Купер - Следопыт (The Path-finder). 2 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :