Жюль Верн
«Ледяной Сфинкс. 3 часть.»

"Ледяной Сфинкс. 3 часть."

Пришлось поплотнее запахнуться в плащи и поднять капюшоны.

Помехой были разве что туманы. Однако плавание в этих широтах не представляло опасности, ибо наш путь был свободен от дрейфующих льдов, и

"Халбрейн" продолжала плыть на юго-восток, к Южным Сандвичевым островам.

Из тумана время от времени выныривали стаи птиц - качурок, гагар, крачек и альбатросов, - оглашавших море пронзительными криками, словно указывая нам направление.

Густой туман помешал капитану Лену Гаю рассмотреть на юго-западе, между Южной Георгией и Южными Сандвичевыми островами, остров Траверси, открытый Беллинсгаузеном, и еще четыре островка - Уэлли, Полкер, Принс-Айленд и Кристмас, местоположение которых было, по свидетельству Фаннинга, указано американцем Джеймсом Брауном со шхуны "Пасифик". Однако мы не хотели подходить к ним близко, ибо видимость ограничивалась всего двумя-тремя кабельтовыми. Наблюдение было усилено, а марсовые старательно всматривались в море, как только туман хоть немного рассеивался.

В ночь с 14 на 15 ноября небо на западе озарилось непонятными вспышками. Капитан Лен Гай предположил, что это сполохи вулкана, извергающегося на острове Траверси, кратер которого часто бывает объят пламенем. Однако наши уши не улавливали глухих раскатов, обычно сопровождающих вулканические извержения, то есть мы достаточно далеко от рифов, окружающих этот остров. Следовательно, менять курс не было причин, и мы продолжили путь к Южным Сандвичевым островам.

Утром 16 ноября ветер утих, а потом задул с северо-запада. Мы воспрянули духом, ибо при таком ветре туман должен быстро рассеяться. Матрос Стерн, стоявший на вахте, как будто приметил на северо-востоке паруса большого трехмачтового корабля, но он скрылся из виду раньше, чем нам удалось разглядеть его флаг. Возможно, то был один из кораблей экспедиции Уилкса или китобойное судно, спешившее начать охоту.

Семнадцатого ноября в десять часов утра показался архипелаг, который Кук сперва окрестил Южным Туле, - самая южная земля из всех, что были открыты к тому времени. Позднее она стала называться Сандвичевой Землей

(Современное название этой островной группы Саутерн-Туле).

В 1820 году здесь высадился капитан Моррел, надеясь пополнить запас дров. К счастью, у Лена Гая не было подобного намерения, иначе его ждало бы разочарование: климат островов таков, что деревья на них не растут. Однако шхуна все равно бросила здесь якорь на двое суток - предусмотрительность требовала посетить все острова на нашем пути. Вдруг нам встретится какая-нибудь надпись, знак, отпечаток? Паттерсона унесла льдина - разве то же самое не могло произойти с кем-нибудь из его товарищей?

Итак, мы старались не пренебрегать ни малейшей возможностью, тем более что времени было достаточно. После Южной Георгии "Халбрейн" ждали Южные Сандвичевы острова. Оттуда она уйдет на Южные Оркнейские, а потом, пройдя Полярный круг, - на штурм вечных льдов.

Мы высадились на берег в тот же день. Шхуна встала под защитой скал у восточного берега острова Бристоль, в крохотном порту, устроенном природой.

Архипелаг, расположенный на 59° южной широты и 30° западной долготы, состоит из нескольких островов, из которых наиболее крупные - Бристоль и Туле. Остальные заслуживают именоваться лишь островками.

Джэму Уэсту выпало отправиться в большой шлюпке на Туле, дабы изучить подходы к его берегам, а мы с Леном Гаем сошли на берег острова Бристоль.

Перед нами расстилался унылый ландшафт, единственными обитателями которого были антарктические пернатые. Голую бесплодную почву покрывали лишь мхи да лишайники. В глубине острова по голым склонам карабкались тоненькие сосенки. От этой картины веяло невыносимым одиночеством. Никаких следов хоть одной живой души, тем более кораблекрушения. Вылазки, отнявшие два дня, оказались безрезультатными.

Ничего не нашел и Джэм Уэст. Несколько выстрелов из пушек шхуны лишь подняли в воздух бесчисленных качурок и крачек и переполошили пингвинов, усеявших прибрежную полосу.

Бродя по острову, мы с капитаном беседовали:

- Вы, конечно, знаете, что Кук, открыв Южные Сандвичевы острова, решил, что ступил на континент, откуда приплывают в низкие широты ледяные горы.

Позднее он признал, что "Сандвичева Земля" - всего лишь архипелаг, но был уверен в существовании полярного континента на юге.

- Знаю, мистер Джорлинг, - отвечал капитан, - но коли этот континент существует, то в нем есть проход, по которому Уэдделл и мой брат сумели продвинуться далеко на юг. Что с того, что Кук не смог обнаружить этот проход и остановился на семьдесят первой параллели... Зато его последователи прошли дальше, за ними последуют другие...

- Среди них будем и мы, капитан!..

- Да... с Божьей помощью! Почему Кук так самонадеянно заявил, что никто не пройдет дальше, чем он, и не откроет новых земель? Земли уже открыты на восемьдесят третьей параллели...

- А может быть, Артур Пим зашел еще дальше? - подхватил я.

- Возможно, мистер Джорлинг. Но нам не нужно его искать: он и Дирк Петерс вернулись в Америку.

- Но... А если не вернулись?

- Об этом нам не стоит думать, - последовал простой ответ.

Глава XI ОТ ЮЖНЫХ САНДВИЧЕВЫХ ОСТРОВОВ К ПОЛЯРНОМУ КРУГУ

Через шесть дней перед нами предстали Южные Оркнейские острова. В этом архипелаге два главных острова: Коронейшен, гигантская вершина которого вознеслась на две тысячи пятьсот футов, и лежащий к востоку от него остров Лори, чей длинный мыс Дундас устремлен на запад. Вокруг немало мелких островков - Сэддл, Поуэлл, остров Недоступности, остров Отчаяния. Так назвал их, вероятно, мореплаватель, отчаявшийся пристать к одному из них и знавший, что уже не доберется до другого.

Архипелаг открыли один за другим американец Палмер и англичанин Поуэлл в 1821 и 1822 годах. Он лежит на шестьдесят первой параллели между сорок четвертым и сорок седьмым меридианом.

Подойдя поближе, мы заметили по северным берегам островов нагромождения, становившиеся более пологими по мере приближения к полосе прибоя: это беспорядочно теснились чудовищные ледяные глыбы, которым месяца через два предстояло пуститься в плавание к более теплым морям. И тогда в этих водах появятся китобойные суда, которые, прежде чем заняться своим основным делом, высадят на берег небольшую часть команды для охоты на тюленей и морских слонов.

Капитан Лен Гай отправился сперва к юго-восточной оконечности острова Лори, где мы и провели весь день 24 ноября; затем, обойдя мыс Дундас, шхуна заскользила вдоль южного берега острова Коронейшен, чтобы встать там на якорь 25 ноября. Поиски следов, оставленных моряками с "Джейн", ничего не дали и здесь.

Если в 1822 году - правда, то был сентябрь - Уэдделл, пожелавший поохотиться на этих островах на тюленей, напрасно потратил время и силы, это объяснялось только тем, что тогда еще стояла зима. "Халбрейн" могла бы заполнить тушами ластоногих весь трюм.

Острова и островки дают приют тысячам птиц. Кроме пингвинов, устлавших прибрежные склоны пометом, здесь водятся белые голуби, которых мне приходилось наблюдать и раньше. Это голенастые птицы с коротким коническим клювом и с красным ободком вокруг глаз; охота на них не представляет никакого труда.

Флора Южных Оркнейских островов скупа: серые лишайники и немногочисленные морские водоросли, родственные ламинарии. Пляж усеян морскими блюдцами, а под скалами можно собирать мидий (Мидии - род двустворчатых моллюсков. Раковина мидии клиновидно-овальная, длиной до 20

см).

Надо сказать, что боцман и его люди не упустили случая накинуться с дубинками на пингвинов и уничтожить несколько десятков - однако не следуя достойному осуждения инстинкту убивать, а с законной целью обеспечить команду свежим мясом.

- Ничем не хуже цыпленка, мистер Джорлинг, - заверил меня Харлигерли.-

Разве вы не пробовали такого кушанья на Кергеленах?

- Пробовал, боцман, но там поваром был Аткинс.

- Что с того! Здесь поваром Эндикотт: вы не почувствуете разницы!

И действительно, и в кают-компании, и в кубрике не могли нахвалиться на пингвинье мясо и на искусство корабельного кока.

"Халбрейн" подняла паруса 26 ноября в шесть часов утра и взяла курс на юг. Ее маршрут пролегал по сорок третьему меридиану. Точно так же был проложен маршрут Уэдделла, а потом Уильяма Гая, поэтому шхуне было достаточно не отклоняться ни на восток, ни на запад - и остров Тсалал не мог оставаться в стороне. Однако море всегда таит сюрпризы...

Постоянный восточный ветер благоприятствовал нашему плаванию. Шхуна шла под всеми парусами и покрывала за час не менее одиннадцати-двенадцати миль.

При столь высокой скорости переход от Южных Оркнейских островов до Полярного крута займет немного времени. Но дальше нам придется пробиваться сквозь сплошные льды или, что практичнее, искать в ледяной преграде брешь.

Мы с Леном Гаем нередко заводили примерно такой разговор:

- Пока что, - говорил я, - "Халбрейн" балует попутный ветерок, и, если он сохранится, мы достигнем ледяных полей еще до вскрытия льда...

- Может, так, а может, и нет, мистер Джорлинг, - отвечал капитан, -

нынче очень ранняя весна. На острове Коронейшен льды уже сползают в море на шесть недель раньше обычного.

- Это хорошо, капитан. Наша шхуна сможет преодолеть паковые льды уже в первые недели декабря, тогда как обычно это удается лишь к концу января.

- Да, теплая погода нам на руку, - отвечал Лен Гай.

- Кстати, - продолжал я, - во время второй своей экспедиции Биско только к середине февраля достиг земли, над которой возвышаются горы Уильяма и Стоуэрби на семьдесят четвертой параллели. Именно об этом говорят путевые дневники, которые вы предоставили мне...

- Да, мистер Джорлинг!

- Следовательно, капитан, пройдет целый месяц, прежде чем...

- За месяц я надеюсь разыскать за ледяными полями свободное море, о котором столь настойчиво пишут Уэдделл и Артур Пим, после чего мы сможем спокойно достичь сперва острова Беннета, а потом и острова Тсалал.

- Вы правы, капитан. Главное - преодолеть паковые льды. Об этом нам и нужно беспокоиться... Однако, если восточный ветер не утихнет...

- Не утихнет, мистер Джорлинг: мореплаватели, знакомые с южными морями, отмечают постоянство этих ветров. Уж я-то знаю: между тридцатой и шестидесятой параллелью бури чаще всего налетают с запада. Однако южнее все наоборот: преобладают ветры, дующие с востока. Вы и сами могли подметить, что стоило нам пересечь эту воображаемую границу, как направление ветра изменилось...

- Верно, и остается только радоваться этому, капитан. Но должен признаться, что я становлюсь суеверным...

- Почему бы и нет, мистер Джорлинг? Согласитесь, даже в обыкновенных жизненных обстоятельствах мы чувствуем вмешательство сверхъестественных сил... Нам ли, морякам "Халбрейн", сомневаться в этом? Вспомните хотя бы о встрече с останками Паттерсона, с этой льдиной, оказавшейся на нашем пути и растаявшей после этого в считанные минуты... Подумайте мистер Джорлинг, разве подобные события не указывают на вмешательство Провидения? Более того, я готов утверждать, что Господь, сделавший так много для того, чтобы отправить нас на поиски соотечественников, теперь нас не оставит.

- И я того же мнения, капитан. О нет. Его присутствия никто не оспаривает! Ошибается тот, кто суеверно приписывает слепому случаю решающую роль. Все события скреплены сверхъестественной связью, напоминающей цепочку.

- О да, цепочку, мистер Джорлинг, и первым звеном в нашей цепочке была льдина с останками Паттерсона, а последним должен стать остров Тсалал! О мой брат, мой бедный брат! Заброшенный в такую даль одиннадцать лет назад...

вместе с товарищами по несчастью... не имея ни малейшей надежды на спасение!

.. Паттерсона отнесло на невообразимое расстояние от них, а мы даже не знаем, как это случилось и что с ним произошло!.. У меня сжимается сердце, когда я думаю обо всех этих ужасах, но оно не дрогнет до той минуты, когда я смогу раскрыть объятия своему брату.

Лен Гай так расчувствовался, что у меня увлажнились глаза. Нет, я не осмелился сказать ему, что прийти несчастным на помощь будет нелегко.

Конечно, шесть месяцев назад Уильям Гай и пятеро матросов с "Джейн" еще оставались на острове Тсалал - так сказано в дневнике Паттерсона... Но в каком положении? Не находятся ли они во власти островитян, численность которых Артур Пим оценивал в несколько тысяч, не говоря о жителях островов, лежащих к западу? Если это так, то нам нужно опасаться нападения дикарей под предводительством вождя Ту-Уита, перед которым мы можем оказаться столь же беззащитными, как "Джейн"?

Да, лучше положиться на Провидение!.. Его присутствие уже давало о себе знать самым чудесным образом.

Должен сказать, что экипаж шхуны вдохновляли те же чувства, те же надежды - во всяком случае, тех, кто находился на корабле с самого начала и был предан своему капитану душой и телом. Пополнение относилось к цели экспедиции более равнодушно и помышляло только о барыше, который ожидал каждого по завершении плавания.

Так по крайней мере считал боцман, исключая, однако, из общего числа Ханта. Этот человек вряд ли поступил на корабль, клюнув на денежную приманку. Во всяком случае, он ни разу не заговаривал об этом, как, впрочем, и ни о чем другом - и ни с кем.

- Он и не помышляет о деньгах, - сказал Харлигерли.- Вот бы услышать звук его голоса! По части разговора мы с ним продвинулись не дальше судна, прочно вставшего на якорь.

- Не сочтите, что он говорит со мною больше, чем с вами, боцман.

- Хотите знать, мистер Джорлинг, что я о нем думаю?

- Выкладывайте!

- Я думаю, что он уже заходил далеко на юг, хотя и молчит об этом, как запеченный карп с укропом во рту. Но пусть меня смоет с палубы первой же волной, если этот морской волк не бывал уже за Полярным кругом и ледяными полями и не поднимался еще на десяток градусов!..

- С чего вы это взяли, боцман?

- Я вижу это в его глазах- да, в глазах! И любую минуту, каким бы курсом мы ни шли, они неизменно устремлены на юг! И никогда не мигают, как сигнальные фонари на корме...

Харлигерли не преувеличивал: я тоже успел заметить эту особенность взгляда Ханта. Пользуясь выражением Эдгара По, можно было сравнить его взгляд с пылающим взглядом зоркого сокола.

- Когда этот дикарь свободен от вахты, - продолжал боцман, - он неподвижно стоит у борта и молчит. Ему самое место на краю нашего форштевня

- славное бы вышло украшение для носа шхуны! Ну и субъект, скажу я вам!.. А вы посмотрите на него, когда он стоит у штурвала, мистер Джорлинг! Его лапищи так обхватывают рукоятки, словно их прибили к ним гвоздями! Когда он глядит на нактоуз, то можно подумать, что его взгляд намагничен, как стрелка компаса. Я неплохой рулевой, но куда мне до Ханта!.. Когда Хант у штурвала, стрелка ни за что не отклонится от курса, каким бы сильным ни оказался порыв ветра. Если ночью погаснет лампа, освещающая нактоуз, то я уверен, что Ханту не понадобится ее зажигать. Он осветит шкалу компаса огнем своего взора и не собьется с курса!

По всей видимости, боцман восполнял в моей компании то, что оставалось недоговоренным в присутствии Лена Гая и Джэма Уэста, не обращавших никакого внимания на его болтовню. Как бы там ни было, если Харлигерли и отзывался о Ханте с некоторой запальчивостью, то необычное поведение матроса более чем располагало к этому. Его можно было отнести к категории полуфантастических существ. Эдгар По, будь он знаком с Хантом, создал бы на основе такого знакомства какой-нибудь в высшей степени странный персонаж.

На протяжении многих дней наше путешествие продолжалось без единого происшествия. Ничто не нарушало монотонности плавания. Погода оставалась безупречной. Шхуна, подгоняемая свежим восточным ветерком, набрала максимальную скорость.

Тем временем весна вступала в свои права. Начали встречаться стада китов. В этих водах даже большому кораблю хватило бы всего недели, чтобы набить трюм бесценным жиром. Многие матросы, особенно американцы, не скрывали разочарования, видя, с каким безразличием относится капитан к животным, ценящимся буквально на вес золота, да еще в количествах, прежде невиданных в это время года.

Активнее всех проявлял неудовольствие гарпунщик Хирн, к которому охотно прислушивались остальные члены команды. Это был неотесанный англичанин лет сорока четырех от роду, от всего облика которого веяло бесстрашием. Он сумел подчинить себе остальных матросов. Я представлял себе, как он смело поднимается во весь рост на носу китобойной шлюпки и, размахнувшись, вонзает гарпун в бок кита, который уходит под воду, волоча за собой длинный линь...

Захватывающее, должно быть, зрелище! Учитывая страстную любовь гарпунщика к своему ремеслу, я не сомневался, что наступит день, когда его недовольство вырвется наружу.

Между тем наша шхуна не была оснащена для китового промысла, ведь, став капитаном "Халбрейн", Лен Гай занимался исключительно торговой навигацией между островами в южных водах Атлантического и Тихого океана. А количество усатых китов, которых мы то и дело замечали в нескольких кабельтовых от шхуны, поражало воображение.

Как-то раз часа в три дня я вышел на бак, чтобы полюбоваться играми нескольких пар морских гигантов. Хирн указывал собравшимся матросам на китов, сбивчиво выкрикивая:

- Вон, видите? Полосатик! А теперь двое, нет, трое! Экий спинной плавник- в пять-шесть футов высотой! Глядите, как они плывут - спокойно, без единого прыжка... О, будь у меня гарпун, то, ручаюсь головой, я бы воткнул его в одно из четырех желтых пятен у него на спине! Но разве на торговой посудине такое возможно?! Нет, здесь нечем потренировать руку! Тысяча чертей! Когда выходишь в эти моря, то надо добывать китов, а не...- Он осекся и, выругавшись, заорал: - Вон еще один, совсем другой!

- Тот, с горбом как у верблюда? - спросил кто-то из матросов.

- Да. Это горбач (Горбач тоже относится к семейству полосатиков, иное его название - длиннорукий полосатик; в XIX веке на него действительно мало охотились, но по чисто экономическим причинам: он был менее выгоден, чем кашалот или гренландский кит.), - отвечал Хирн.- Видишь, у него все брюхо в складках и длинный спинной плавник? Горбач - редкая добыча, потому что он сразу ныряет на большую глубину и утаскивает за собой многие сажени линя!..

Мы и вправду заслужили, чтобы он огрел нас хвостом, коли не собираемся его загарпунить!

- Осторожно! - раздался крик боцмана.

Шхуне не грозил, разумеется, сокрушительный удар хвостом. Просто у самого борта всплыл огромный кит, и из его дыхал с шумом взметнулся фонтан воды. Весь бак окатило водой.

- Славная работка! - небрежно выговорил Хирн, пока остальные матросы, вымокшие до нитки, осыпали кита проклятиями.

Нам попадались также гладкие киты, чаще всего встречающиеся в южных морях. У них нет плавников, а под кожей - огромные запасы жира. Охота на них не сопряжена с большой опасностью, поэтому они - излюбленная добыча китобоев в антарктических водах. Мельчайшие ракообразные, называемые "китовой едой", составляют их единственный рацион.

Сейчас менее чем в грех кабельтовых от шхуны плыл гладкий кит длиною футов в шестьдесят, из которого можно было бы наготовить добрую сотню бочонков жира. Троих таких китов хватило бы. чтобы заполнить трюм корабля средних размеров.

- Да, это и есть гладкий кит!- воскликнул Хирн.- Его узнают по мощному, низкому фонтану. Вон, видите - там, по левому борту... Точно столб дыма...

Это полосатик. И такое добро уходит у нас из-под носа! Какая жалость! Вот черт! Отказываться набить трюм, когда добро само плывет в руки, - это все равно, что вывалить в море мешок пиастров! Горе тому капитану, который упускает столько товару. Лишить свою команду такого богатства!..

- Хирн! - раздался властный голос.- Заступай-ка на вахту! Оттуда тебе будет легче считать китов.

То был голос Джема Уэста.

- Господин лейтенант! - взмолился было гарпунщик.

- Ни слова больше, не то я продержу тебя там до завтра. Пошевеливайся!

Не смея противоречить, гарпунщик повиновался: "Халбрейн" заплыла в высокие широты вовсе не для охоты, и, набирая на Фолклендах матросов, мы предупреждали их, что охотиться не придется. У путешествия была единственная цель, о которой знали все, и ничто не должно было нас от нее отвлекать.

Тем временем шхуна скользила по воде, поверхность которой приобрела красноватый оттенок из-за присутствия миллиардов ракообразных из рода тизаноподов, родственных креветкам. Киты собирали их на наших глазах своим усом, натянутым подобно сети между челюстями, и отправляли огромными глотками себе в желудок.

Такое количество китов разных видов в ноябре указывало на удивительно ранний приход весны.

Отметим между прочим, что уже в первой половине века китобои махнули рукой на моря северного полушария, где киты теперь встречались редко в результате их неумеренного промысла. Французы, англичане и американцы обратили взоры на южное полушарие, где охота на китов еще не представляла особого труда. Вполне возможно, что китобойный промысел, процветавший в недавнем прошлом, скоро вообще сойдет на нет. Так я размышлял, наблюдая невиданное скопление китов.

Должен сказать, что со времени нашего последнего разговора о романе Эдгара По Лен Гай отбросил былую сдержанность в общении со мной. Теперь мы нередко просто болтали о том о сем. В тот день он сказал:

- Присутствие китов свидетельствует о близости берега, потому что ракообразные, которых киты употребляют в пищу, всегда держатся вблизи берегов. К тому же самкам требуется мелководье, чтобы производить на свет потомство.

- Если дело обстоит так, капитан, - отвечал я, - то почему мы не заметили никакой земли между Южными Оркнейскими островами и Полярным кругом?

- Вы правы. Чтобы увидеть землю, нам нужно отклониться на пятнадцать градусов к западу, где расположены открытые Беллинсгаузеном Южные Шетландские острова, острова Александра I и Петра, наконец. Земля Грейама, впервые открывшаяся взору Биско.

- Выходит, присутствие китов не всегда свидетельствует о близости земли?

- Даже не знаю, как вам ответить, мистер Джорлинг. Возможно, я ошибаюсь. Быть может, следует связать огромное количество китов с погодными условиями этого года...

- Пожалуй.

- Что ж, остается воспользоваться благоприятными условиями, - отвечал .

Лен Гай.

- Не слушая упреков со стороны части экипажа...

- В чем могут нас упрекнуть эти люди? - вскричал капитан.- Насколько мне известно, их брали на корабль не для охоты! Они отлично знают, для чего их наняли, и Джим Уэст поступил верно, не дав им продолжить свои бессмысленные разговоры. Моя старая команда не позволяет себе подобных замечаний!.. Да. мистер Джорлинг, остается сожалеть, что я не смог ограничиться ею - учитывая количество туземцев, населяющих остров Тсалал!

Спешу пояснить, что, хотя мы не занимались охотой на китов, прочий морской промысел не возбранялся. Учитывая скорость "Халбрейн", от невода было бы мало толку. Однако боцман велел закинуть за корму удочки, что весьма способствовало разнообразию меню - к вящему удовольствию желудков, уставших от солонины. На удочки попадались бычки, лососи, треска, скумбрия, морские угри, кефаль, рыбы-попугаи. Гарпунами удавалось добывать дельфинов и морских свиней, темное мясо которых пришлось экипажу по вкусу, а филе и печень вообще считаются лакомствами.

На протяжении всего пути нас сопровождали белые и голубые качурки, а также зимородки, кайры и бесчисленные шашечницы. Однажды я заметил в отдалении гигантского буревестника. Видимо, именно эту необыкновенную птицу, обитающую неподалеку от Магелланова пролива, с размахом крыльев, достигающим четырнадцати футов, испанцы нарекли "quebrantahuesos". Размеры приближают этого буревестника к исполинам альбатросам, которых мы тоже встречали нередко, - таинственным пернатым с оперением цвета сажи, приверженным стране вечных льдов.

Воодушевление и горечь Хирна и его единомышленников матросов при виде стад китообразных, которых мы не собирались преследовать, объясняется тем, что первенство среди китобоев антарктических вод принадлежит американцам.

Согласно переписи, проведенной Соединенными Штатами в 1827 году, количество судов, оснащенных для китобойного промысла в этих водах, достигало 200;

каждое привозило домой по 1700 бочонков жира; в год добывалось до восьми тысяч китов, не считая двух тысяч подранков, уходивших в глубину. Четыре года назад была проведена очередная перепись, показавшая, что флот вырос до четырехсот шестидесяти судов, что составило девятую часть от всего торгового флота страны. Общая стоимость китобойного флота равнялась примерно ста восемнадцати тысячам долларов, а торговый оборот достигал сорока миллионов.

Понятно теперь, почему гарпунщик и многие матросы-американцы относились к этому грубому, но доходному ремеслу с такой страстью. Однако американцам следовало бы поостеречься дальнейшего безоглядного истребления морских обитателей! Китов в южных морях будет все меньше и меньше, так что их придется преследовать среди льдов...

Услыхав от меня такие речи, Лен Гай заметил, что англичане всегда проявляли больше умеренности, - что ж, мне оставалось только согласиться с его словами.

Тридцатого ноября в полдень точные вычисления нашего местоположения показали, что мы находимся на 66°23'3" южной широты. Следовательно,

"Халбрейн" пересекла Полярный круг.

Глава XII МЕЖДУ ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ И ПАКОВЫМИ ЛЬДАМИ

Стоило нашему кораблю пересечь этот воображаемый круг, проведенный в

23,5° от полюса, как он будто бы проник в новую страну, "страну отчаяния и безмолвия, где мерцает несказанный свет", как писал Эдгар По, волшебную темницу великолепия и славы, о вечном заточении в которой мечтает этот певец

"Элеоноры" ("Элеонора" - сборник лирических стихов Э. По).

Как известно, летом в Антарктиде царит полярный день, ибо солнце никогда не скрывается за горизонтом. А стоит ему исчезнуть, воцаряется полярная ночь, озаряемая сполохами полярного сияния.

Наша шхуна осмелилась войти в эти внушающие ужас широты в разгар полярного дня. Дневной свет должен помочь отыскать остров Тсалал, где нам предстояло спасти остатки экипажа "Джейн".

Человек, наделенный бурным воображением, наверняка испытал бы ни с чем не сравнимое возбуждение в первые часы, проведенные в пределах Полярного круга: его посетили бы видения, кошмары, галлюцинации... Он почувствовал бы себя перенесенным в мир сверхъестественного... Приближаясь к стране вечных льдов, он спрашивал бы себя, что таится за туманной завесой, скрывающей неведомые дали... Не ожидают ли его там удивительные открытия в царстве минералов, растений, животных, не встретит ли он там совершенно особенных человекоподобных существ, как это якобы случилось с Артуром Пимом? Какие еще чудеса ждут его в волшебном театре, скрытом до поры до времени занавесом тумана? Не суждено ли ему горькое прозрение, когда, вырвавшись из плена фантазий, он помыслит о возвращении? Не услышит ли он у самого уха хриплое карканье ворона, предрекающего ему, как в самых удивительных стихах, вышедших когда-либо из-под пера поэта: "Никогда не вернуть, никогда не вернуть"?..

Не будучи наделен бурным воображением, я, чувствуя некоторое возбуждение, оставался все же в рамках реального взгляда на вещи. Я молил Небо лишь об одном: чтобы и за Полярным кругом, и вне его волны и ветры все так же благоприятствовали нашему плаванию.

На обветренных лицах капитана, старшего помощника и членов старой команды шхуны читалось нескрываемое удовлетворение от мысли, что шхуна пересекла шестьдесят шестую параллель. На следующий день после этого знаменательного события цветущий Харлигерли весело окликнул меня на палубе:

- Эй, мистер Джорлинг! Вот мы и пересекли этот знаменитый круг!

- Все еще впереди, боцман. Все впереди...

- Всему свое время. Но я разочарован...

- Чем же?

- А тем, что мы не делаем того, что делают на боргу всех остальных кораблей, пересекающих Полярный круг...

- Вы сожалеете об этом? - спросил я.

- А как же! "Халбрейн" могла бы позволить себе церемонию южного крещения!

- Крещения?.. Кого бы мы стали крестить, если все наши люди, подобно вам, уже поднимались выше этой параллели?

- Мы-то да, а вот вы, мистер Джорлинг?

- Верно, боцман, странствия впервые привели меня в столь высокие широты...

- И вы вполне заслуживаете крещения, мистер Джорлинг! Разумеется, без оглушительного шума, без барабанов и груб, даже без антарктического Деда Мороза... Позвольте мне благословить вас...

- Что ж, Харлигерли, - отвечал я, запуская руку в карман, -

благословляйте и крестите! Держите пиастр - выпейте на него за мое здоровье в ближайшем кабачке за углом.

- Придется дожидаться острова Беннета пли острова Тсалал, если только на этих диких клочках суши отыщутся кабачки... Ведь для того, чтобы открыть таверну, требуется такой человек, как Аткинс...

- Скажите-ка мне, боцман... У меня не выходит из головы этот Хант...

Радуется ли он тому, что "Халбрейн" пересекла Полярный круг?

- Кто же его знает?..- отвечал Харлигерли.- Он предпочитает держать паруса сухими, и к нему не подберешься ни с правого, ни с левого борта. Но я уже говорил вам: я не я, если он не хлебнул уже и ледяной водички, и ледяных полей...

- Что внушает вам такую уверенность?

- Все и ничего, мистер Джорлинг! Я нюхом чувствую. Хант - старый морской волчище, протащивший свой заплечный мешок через самые дальние закоулки земного шарика.

Я был целиком согласен с мнением боцмана и, повинуясь неосознанному предчувствию, без устали наблюдал за Хантом.

С 1 по 4 декабря штиль постепенно сменился на северо-западный ветер. В этих местах от северного ветра не приходится ожидать ничего хорошего -

совсем как от южного в северном полушарии. Все, что он может принести, - это плохая погода, с ураганом и шквалами в придачу. Но хуже для нас был бы юго-западный ветер, который заставил бы шхуну свернуть с пути или в лучшем случае сражаться за то, чтобы не сбиться с курса, ибо нам не следовало отклоняться от меридиана, вдоль которого мы плыли на юг от Южных Оркнейских островов.

Ухудшение погоды не могло не вызвать беспокойства у капитана. Вдобавок

"Халбрейн" сбавила ход, ибо 4 декабря попутный ветер стал ослабевать, а в ночь с 4-го на 5-е прекратился вовсе. Утром на реях висели сморщенные паруса. До нас не доносилось ни единого дуновения, и поверхность океана была гладкой, как стол, однако сильная качка предвещала западный ветер.

- Море что-то чует, - сказал Лен Гай, обращаясь ко мне.- Где-то там, должно быть, разгулялась буря.- И он указал рукой на запад.

- Действительно, горизонт заволокло туманом, - отвечал я. - Возможно, к полудню солнце разгонит его...

- В этих широтах солнце не поднимается высоко даже летом, мистер Джорлинг. Джэм!

Старший помощник явился на зов.

- Что вы думаете о небе?

- Ничего хорошего... Следует быть готовыми ко всему, капитан. Я прикажу спустить верхние паруса, свернуть большой стаксель и развернуть штормовой.

Вдруг после полудня горизонт очистится?.. Если же налетит шквал, мы встретим его во всеоружии.

- Важнее всего не сходить с южного курса, Джэм.

- Сделаем все возможное, капитан. Мы на правильном пути.

- Не заметил ли марсовой первых дрейфующих льдов? - осведомился я.

- Заметил, - отвечал Лен Гай.- При столкновениях с айсбергами повреждения получают отнюдь не айсберги. Поэтому, если осторожность потребует отклониться к западу или к востоку, мы это сделаем.

Марсовой не ошибся. Днем нашему взору предстали льдины, медленно плывущие к югу. Это были небольшие плоские ледяные островки, осколки ледяных полей, называемых паками, - они имеют от трехсот до четырехсот футов в длину и соприкасаются краями. От этих осколков было нетрудно увернуться. Однако если до недавних пор ветер позволял шхуне держать верный курс, то теперь она замедлила ход и, утратив скорость, стала хуже слушаться руля. К тому же нас болтало все сильнее и сильнее.

К двум часам дня ветер резко усилился, причем невозможно было даже определить, с какой стороны он дует. Качка стала нестерпимой, и боцман приказал закрепить все предметы на борту. К трем часам северо-западный ветер набрал небывалую силу. Лейтенант распорядился взять нижние рифы у бизани, фор-стакселя и штормовой фок, надеясь выдержать ветер и не отклониться к востоку, где скопились дрейфующие льды, плыть среди которых было бы для корабля смертельно опасно.

Содрогаясь от ударов волн и порывов ветра, шхуна то и дело давала опасный крен. К счастью, груз в трюме не сдвинулся ни на дюйм, ибо был закреплен в расчете на ураган поистине чудовищной силы, поэтому нам не грозила участь "Дельфина". Как помнит читатель, этот злосчастный бриг перевернулся кверху дном, и Артур Пим с Дирком Петерсом провели немало дней, уцепившись за киль.

Ни один знаток погоды, поднаторевший в прогнозах, не смог бы предсказать, как долго продлится шторм. Сутки, двое, трое суток непогоды -

антарктические широты могли сулить ненастье любой продолжительности.

Спустя час после начала бури на нас обрушился дождь вперемешку то с градом, то со снегом. Объяснялось это резким падением температуры. Термометр показывал всего лишь два градуса выше нуля, а атмосферное давление упало до

721 миллиметра.

Было десять часов вечера - я воспользуюсь словом "вечер", хотя солнце постоянно оставалось над горизонтом.

Сила ветра удвоилась. Я не решался вернуться в каюту и скрючился за рубкой. В нескольких шагах от меня капитан и его старший помощник обсуждали сложившееся положение. При чудовищном грохоте волн и скрипе снастей они вряд ли могли расслышать друг друга; однако моряки умеют объясняться жестами.

Шхуну сносило к юго-востоку, где она неминуемо натолкнется на громоздящиеся льды. Нам грозила двойная беда: отклонение от курса и столкновение со льдами. Бортовая качка настолько усилилась, что верхушки мачт описывали в небе все более опасные пируэты. При очередном потоке дождя казалось, что "Халбрейн" вот-вот расколется надвое. С бака невозможно было разглядеть, что творится на корме.

В просветах впереди было видно, с какой яростью бьются о бока айсбергов гигантские волны. Льдин вокруг становилось все больше - вероятно, шторм ускорил вскрытие ледяных полей, сделав их более доступными для прохода.

Пока же главной задачей было выстоять под напором ветра, для чего нужно было лечь в дрейф. Шхуну отчаянно трепало. Валы заслоняли небо и с невероятной силой обрушивались на палубу.

Первым делом следовало развернуть судно носом против ветра. После этого шхуна, дрейфуя под зарифленным марселем, малым стакселем на носу и штормовым стакселем на корме, смогла бы противостоять буре, а если бы шторм разгулялся пуще прежнего. можно бы было еще уменьшить площадь парусов.

На вахту заступил матрос Драп. Лен Гай, стоя бок о бок с ним, следил за маневрами шхуны. На баке матросы споро выполняли команды Джэма Уэста, а на корме шестеро под водительством боцмана меняли бизань на штормовой стаксель.

Последний представляет собой треугольный кусок очень плотной парусины, скроенный наподобие кливера, который поднимают на стоячем такелаже мачты.

Для того чтобы взять рифы на марселе, следовало вскарабкаться на ванты фок-мачты, чем и занялись четверо моряков. Первым бросился к выбленкам Хант.

За ним - Мартин Холт, старшина-парусник шхуны. Третьим был матрос Берри, четвертым - один из новичков.

Я и представить себе не мог, что можно действовать так умело и проворно, как это выходило у Ханта. Его руки и ноги едва касались выбленок.

Добравшись до верхнего конца вант, он двинулся по рее, чтобы ослабить штерты марселя. Мартин Холт устремился к противоположному концу реи, остальные двое остались посредине.

Матросам предстояло распустить парус и взять на нем нижний риф. Затем, спустившись на палубу, они должны были натянуть его снизу. Капитан Лен Гай и его помощник не сомневались, что под такой оснасткой шхуна сможет пролежать в дрейфе столько, сколько понадобится.

Пока Хант и его товарищи трудились над марселем, боцман поставил штормовой стаксель и дожидался от лейтенанта команды крепить его. В этот момент на корабль обрушился сильнейший за весь шторм порыв ветра. Ванты и бакштаги, готовые лопнуть, загудели, как стальные тросы. Казалось, еще минута - и те немногие паруса, которые оставались на мачтах, разорвутся на тысячи лоскутов... Внезапно палуба вздыбилась от удара волны. Несколько бочонков, сорвавшись с мест, покатились к борту. Шхуна так сильно накренилась вправо, что вода хлынула буквально отовсюду. Меня бросило на рубку, и я несколько секунд не мог встать на ноги. Крен грозил катастрофой: край реи, на которой хлопал марсель, погрузился в воду на три-четыре фута...

Когда рея вынырнула из воды, на ней не оказалось Мартина Холта. Послышался крик - это кричал старшина-парусник, смытый волной. Его рука отчаянно взметнулась в пене, вскипевшей на гребне вала...

Матросы бросились к правому борту и стали кидать товарищу кто что может

- трос, бочонок, шест, лишь бы этот предмет мог плавать и за него сумел бы уцепиться Мартин Холт. В тот момент, когда я нащупал рукой кнехт, чтобы подняться на ноги, перед моими глазами промелькнуло что-то темное, врезавшееся в следующую секунду в бурлящую воду. Неужели еще кто-то свалился в воду? Нет, это добровольный прыжок... Кто-то поспешил Холту на выручку!

Не успев закрепить последний ленек рифа, Хант соскользнул с реи и устремился на помощь старшине.

- Два человека за бортом! - крикнул кто-то.

Двое... Один пришел на помощь другому... Не погибнут ли теперь оба?..

Джэм Уэст подскочил к штурвалу и вывернул шхуну на один румб круче к ветру - большего нельзя было сделать, не рискуя потерять направление ветра.

Корабль застыл с развернутым фоком и обвисшим штормовым стакселем. В то же мгновение из пены, покрывающей бурлящую воду, вынырнули головы Мартина Холта и Ханта. Хант греб изо всех сил, подныривая под гребни волн, и расстояние между ним и старшиной неуклонно сокращалось. Однако расстояние между последним и шхуной уже составляло целый кабельтов. Хант то появлялся, то снова исчезал из виду, все больше превращаясь в темную точку, с трудом различимую среди беснующихся волн.

Побросав в воду шесты и бочки, команда замерла, ибо сделала все, что могла. О том, чтобы спустить шлюпку в бурлящую воду, заливающую полубак, не могло идти и речи. Она либо немедленно опрокинулась бы, либо разбилась о борт.

- Оба пропали! Оба...- прошептал капитан Лен Гай.- Джэм! Шлюпку!..

- Если вы прикажете спустить в море шлюпку, - прокричал в ответ помощник, - я первый сойду в нее, пусть это и будет смертельный риск! Но для этого мне нужен приказ!

Свидетели неравной борьбы людей и стихии затаили дыхание. Все и думать забыли о шхуне, которая могла вот-вот перевернуться. Еще минута - и все испустили отчаянный вопль, в последний раз заметив Холта, мелькнувшего среди волн. Хант, словно оперевшись под водой на что-то твердое, с нечеловеческой силой сделал решающий рывок в сторону Холта, вернее, в то место, где того видели перед тем, как над ним сомкнулась пучина...

Тем временем Джэм Уэст скомандовал расслабить шкоты малого кливера и штормового стакселя, благодаря чему шхуна приблизилась к тонущему на полкабельтова. Внезапно рев озверевшей стихии заглушило дружное "ура!" всего экипажа: люди увидели Ханта, поддерживающего левой рукой Мартина Холта, неспособного шевельнуться и болтающегося на воде, подобно неодушевленному предмету. Хант отчаянно греб правой рукой и заметно приближался к шхуне.

- Идти бейдевинд! (Бейдевинд - курс парусного судна против ветра, когда угол между диаметральной плоскостью и направлением ветра менее 90° (8

румбов)) - скомандовал Джэм Уэст рулевому.

Подчинившись штурвалу, паруса разом наполнились ветром, издавая хлопки, напоминающие пушечные выстрелы. "Халбрейн" взлетела на гребень волны, словно горячая лошадка, ставшая на дыбы.

Прошла бесконечная минута. Мы с трудом различали в бурлящей воде двоих, жизнь одного из которых целиком зависела от рвения другого...

Наконец Хант подплыл к кораблю и схватился за свисающий с борта швартов.

- Спускайся под ветер! - скомандовал старший помощник рулевому. Шхуна развернулась и снова легла в дрейф.

Ханта и Мартина Холта в одно мгновение подняли на борт. Одного пришлось уложить под фок-мачтой, другой был готов сразу броситься на помощь товарищам, сражающимся со стихией.

Усилия обступивших старшину людей принесли плоды: дыхание его восстановилось, опасность удушья миновала. Энергичный массаж привел его в чувство, и он приоткрыл глаза.

- Мартин Холт, - сказал ему склонившийся над ним капитан, - однако ты вернулся издалека...

- Да, да, капитан...- бормотал Мартин Холт, силясь оглядеться вокруг.-

Но кто приплыл за мной?

- Хант! - провозгласил боцман.- Это Хант рисковал жизнью, чтобы тебя спасти!

Харлигерли вытолкнул старавшегося держаться в стороне Ханта в центр круга. Мартин Холт устремил на него полный признательности взор.

- Хант, - прошептал он, - ты спас меня... Если бы не ты, со мной было бы кончено... Спасибо тебе!

Хант ничего не ответил.

- Эй, Хант! - окликнул его капитан.- Ты что, не слышишь?

Хант и впрямь, казалось, ничего не слышал.

- Хант! - снова заговорил Мартин Холт.- Подойди ко мне... Я так благодарен тебе... Я хочу пожать твою руку...

И он протянул Ханту слабую ладонь.

Хант отпрянул и потряс головой, словно его смущала признательность за столь обыкновенный поступок. Постояв еще немного, он заторопился на бак, где взялся заменять шкот малого кливера, лопнувший от удара волны, заставившего корабль содрогнуться от киля до верхушек мачт.

Хант определенно был самоотверженным и бесстрашным героем!.. В то же время ему, по всей видимости, были чужды проявления человеческих чувств, поэтому боцману придется еще долго дожидаться, пока он раскроет рот...

Буря не унималась, и нам пришлось испытать еще немало моментов отчаяния. Сотни раз на нас налетал шквал такой силы, что грозил оборвать и без того зарифленные паруса. Сотни раз шхуна, ведомая умелой и твердой рукой Ханта, вставшего к штурвалу, кренилась под напором ветра, грозя зачерпнуть бортом океанскую воду.

- Джэм, - снизил Лен Гай, - сейчас пять часов. Если мы встанем по ветру...

- Это осуществимо, капитан, но тогда нас может захлестнуть волной...

Действительно, нет ничего опаснее, чем вечер, дующий в корму, когда корабль не может вскарабкаться на гребни волн. К этому маневру прибегают только в том случае, если судно не может больше оставаться в дрейфе. Кроме того, уклонившись к востоку. "Халбрейн" сошла бы с курса и оказалась в лабиринте льдин, сбившихся в той стороне в зловещую массу.

Шестого, седьмого и восьмого декабря шторм не стихал, однако нам удалось остаться в дрейфе. Для этого пришлось заменить малый кливер, лопнувший от порыва ветра, другим, более прочным полотнищем.

Нет нужды говорить, что капитан Лен Гай проявил себя как настоящий моряк, что Джэм Уэст не упускал ни одной мелочи, что экипаж безупречно выполнял все их команды, что Хант по-прежнему первым кидался исполнять поручения - будь то маневр парусами или опасность, требующая немедленных действий. Различие между ним и большинством матросов, набранных на Фолклендах, особенно гарпунщиком Хирном, было разительным. От них, наоборот, было нелегко добиться даже простой исполнительности. Разумеется, они повиновались, ибо приказам такого офицера, как Джэм Уэст, приходится повиноваться, однако с бесконечными жалобами и сетованиями. У меня появилось опасение, что это не сулит нам ничего хорошего.

Мартин Холт не замедлил вернуться к своим обязанностям, причем выполнял их теперь с еще большим рвением. Прекрасный мастер своего дела, он был единственным, кто мог бы в умении и сноровке соперничать с Хантом.

- Ну, Холт, - спросил я его как-то раз, вмешавшись в его беседу с боцманом, - в каких вы теперь отношениях с этим дьяволом Хантом? Стал ли он более общительным после того, как спас вас?

- Нет, мистер Джорлинг, - отвечал старшина-парусник, - мне даже кажется, что он меня избегает.

- Избегает вас?..- изумился я.

- Совсем как раньше.

- Вот странно...

- Да, так оно и есть, - подтвердил Харлигерли.- Я не раз замечал это.

- Значит, он сторонится вас так же, как и всех остальных?

- Еще больше, чем остальных!

- С чего бы это?

- Ума не приложу, мистер Джорлинг!

- Все-таки, Холт, ты теперь его вечный должник! - заявил боцман.-

Только не вздумай зажигать в его честь свечку: уж я-то его знаю, он ее мигом задует!

Меня сильно удивили их слова. Однако скоро я сам убедился, что Хант избегает встреч со старшиной-парусником. Неужели он не понимает, что имеет право на признательность человека, которому спас жизнь? Да, его поведение было по меньшей мере странным...

В ночь с 8 на 9 декабря ветер стал меняться на восточный, что предвещало установление более спокойной погоды. Теперь можно было надеяться, что "Халбрейн" наверстает время, упущенное из-за дрейфа, и вернется к сорок третьему меридиану, вдоль которого пролегал ее маршрут. Несмотря на то что волнение на море еще не до конца утихло, к двум часам ночи на мачтах захлопали паруса. Поймав ветер фоком, бизанью с двумя рифами, штормовым и малым кливерами, "Халбрейн" легла на левый галс и снова устремилась к югу.

Глава XIII ВДОЛЬ ПАКОВЫХ ЛЬДОВ

С тех пор как "Халбрейн" пересекла воображаемую дугу, расположенную в

23,5° от полюса, путешествие протекало безупречно, и этого впечатления не смогла испортить даже недавняя буря. Нам очень повезло, что уже в первой половине декабря мы смогли пойти той же дорогой, которой до нас прошел Уэдделл.

Я говорю о "дороге Уэдделла", словно это и впрямь удобная дорога, проложенная посуху, с километровыми столбами и большим указателем: "Южный полюс"...

Весь день 10 декабря шхуна легко маневрировала среди льдин. Направление ветра было благоприятным, и мы не меняли курса, а шли по прямой, лишь огибая крупные массивы льда. Хотя от сплошного таяния льдов нас отделял еще целый месяц, Лен Гай, привыкший к антарктическим водам, утверждал, что в этом году вскрытие льдов, приходящееся обыкновенно на январь, случится уже в декабре.

Экипажу не составляло труда вилять среди гигантских плавучих глыб.

Подлинные трудности должны были начаться позднее, когда шхуна попытается вклиниться в паковые льды.

Впрочем, нас не могли напугать никакие неожиданности. О присутствии огромных масс льда свидетельствовал хорошо знакомый китобоям желтоватый оттенок воздуха, вызываемый преломлением солнечных лучей. Так всегда происходит в полярных областях, и опытные люди знают, что это означает.

Пять дней подряд шхуна плыла вперед, не ведая преград и ни разу не столкнувшись со льдиной. Однако чем дальше на юг, тем больше становилось вокруг льдин, и промоины между ними делались все уже. Четырнадцатого декабря мы достигли 72°37' южной широты, оставаясь примерно на той же долготе -

между сорок вторым и сорок третьим меридианом. Этой точки за Полярным кругом достигали до нас немногие мореплаватели - во всяком случае, до нее не добрались ни Баллени, ни Беллинсгаузен. Еще два градуса к югу - и мы окажемся гам, где побывал один Уэдделл.

Мы с опаской пробирались между тусклыми льдинами, покрытыми птичьим пометом и напоминающими порой своими вымоинами лица прокаженных. Иные айсберги вздымались в небо выше наших мачт. Размеры и формы айсбергов стали бесконечно разнообразными. Стоило рассеяться туману, как причудливые нагромождения льда начинали преломлять солнечные лучи подобно гигантским драгоценным камням. Я не мог налюбоваться этим захватывающим зрелищем, прекрасно описанным Артуром Пимом, - пирамидами с заостренными верхушками, куполами - закругленными, как у византийских церквей, дольменами с горизонтальной поверхностью, изящными вазами, опрокинутыми чашами и всем остальным, что пристальному взгляду удается иногда разглядеть среди причудливых узоров облаков... А разве сами облака - это не плавучие льды небесного океана?..

Должен признать, что к отваге капитана теперь добавилась осторожность.

Он не подходил к айсбергу ближе чем на расстояние, обеспечивающее свободу для любого маневра. До тонкостей зная, чем отличается плавание в этих водах, он хладнокровно вел шхуну меж ледяных громадин.

Как-то раз он обратился ко мне с такими словами:

- Мистер Джорлинг! Я не впервые пытаюсь проникнуть в антарктические воды, однако до сих пор меня преследовали неудачи. Если я и раньше не отступал, лишь предполагая, какая судьба постигла "Джейн", то не пристало мне проявлять нерешительность сейчас, когда предположения сменились уверенностью.

- Отлично понимаю вас, капитан! Уверен, что опыт, накопленный за время плавания в этих широтах, повышает наши шансы на успех...

- Несомненно, мистер Джорлинг! И все же для меня, как и для многих мореплавателей, пространство, расстилающееся за ледяными полями, - неведомая область.

- Неведомая? Не совсем, капитан: ведь у нас есть серьезнейшие сообщения Уэдделла, а также Артура Пима...

- Да, знаю: они твердят о чистом ото льда море...

- Верите ли вы им?

- Да, верю! Это море существует, тому есть веские доказательства. Ведь никто не станет утверждать, что эти массы льда, называемые айсбергами и ледяными полями, могут образоваться в открытом море. Нет, их откалывают от континента или лежащих в высоких широтах островов волны чудовищной силы.

Затем течения выносят их в воды более умеренных широт, где они подтаивают и разваливаются.

- Истинная правда, - отвечал я.

- Значит, - продолжал капитан Лен Гай, - эти ледяные горы не являются частицами паковых льдов. Дрейфуя по океану, они достигают паковых льдов, пробивают в них бреши и вырываются из их оков. Да и вообще не следует судить о южных полярных областях по северным. Условия там и здесь в корне различны.

Еще Кук отмечал, что никогда не встречал в морях вокруг Гренландии таких ледяных громадин, какие попадались ему в антарктических морях.

- Чем же это объяснить?- осведомился я.

- Тем, что в северном Заполярье господствуют южные ветры. Они достигают тамошних высоких широт, напитавшись горячими ветрами Америки, Азии, Европы, и способствуют нагреванию атмосферы. Здесь же даже ближайшие земли расположены слишком далеко и не влияют на атмосферные потоки. Поэтому температуры в Антарктике остаются однородными.

- Важное наблюдение, капитан, объясняющее существование свободного ото льдов моря...

- Да, свободного - по крайней мере еще градусов на десять к югу от пакового льда. Так что, преодолев сплошные льды, мы оставим позади основную трудность пути. Вы были совершенно правы, мистер Джорлинг, говоря о том, что существование чистых код признается Уэдделлом...

- И Артуром Пимом, капитан...

С 15 декабря льдов вокруг нас прибавилось и плыть стало гораздо труднее. Однако ветер был по-прежнему попутным - северо-восточным или северо-западным, но только не южным. Мы продолжали лавировать среди айсбергов и ледяных полей, на ночь же сбавляли ход, чтобы избежать столкновения со льдинами. Ветер время от времени крепчал, и нам приходилось уменьшать площадь парусов. В такие минуты мы наблюдали, как пенится вокруг льдин вода, покрывая их мириадами брызг, но не замедляя их стремительного продвижения на север.

Измерения, неоднократно проделанные Джэмом Учетом, свидетельствовали о том, что высота льдин составляет от десяти до ста саженей.

Я разделял уверенность Лена Гая, полагавшего, что столь внушительные ледяные образования рождаются на каком-то неведомом берегу - возможно, на берегу полярного континента. Однако такой континент должен был быть испещрен заливами и морскими проливами, что и позволило "Джейн" достичь острова Тсалал.

Разве не существование полярной суши препятствует путешественникам в их попытках добраться до полюса - и Северного, и Южного? Уж не на эту ли сушу опираются ледяные горы, уж не от нее ли отрываются они, когда наступает пора вскрываться льдам? Если бы под ледяными шапками, накрывающими земной шар на севере и на юге, плескалась одна лишь вода, то корабли смельчаков давно покорили бы полюса...

Можно было не сомневаться в том, что, поднимаясь к восемьдесят третьей параллели, капитан "Джейн" Уильям Гай, то ли руководствуясь чутьем моряка, то ли ведомый удачей, прошел через широкий морской пролив.

Наш экипаж находился под сильнейшим впечатлением от чудовищных масс льда, плывущих нам наперерез, - по крайней мере новички, ибо для прежних членов команды зрелище это уже не было сюрпризом. Однако и новички скоро пресытились чудесами нашего плавания.

Теперь мы полагались на бдительность наблюдателей. Джэм Уэст распорядился укрепить на верхушке фок-мачты бочку - так называемое "сорочье гнездо" - и велел сменяющим друг друга наблюдателям глядеть в оба.

"Халбрейн", подгоняемая свежим ветром, продвигалась вперед. Температура оставалась сносной - примерно четыре-пять градусов тепла. Главную опасность представлял туман, клубившийся над самой водой и превращавший столкновения со льдинами в докучливую неизбежность.

День 16 декабря выдался для команды самым утомительным. Между льдами остались лишь узкие проходы; в них грозно торчали острые края льдин. Шхуна искусно лавировала между ними. Не проходило и десяти минут, чтобы не раздалась команда:

- Круче к ветру!

- Увались!

Рулевому не приходилось скучать, а матросы то и дело выводили из ветра марсель и брамсель и распускали нижние паруса. Тут уж никто не отлынивал от работы, однако Хант все равно умудрялся вырываться вперед. Этот прирожденный моряк оказывался совершенно незаменимым, когда требовалось укрепить на льдине трос, чтобы шхуна могла, как бы подтянувшись, обогнуть особенно зловредную преграду. Хант немедленно кидался в шлюпку, в два гребка преодолевал ледяную кашу и выпрыгивал на скользкую льдину. Разумеется, капитан и вся команда молились на него. Однако этот человек оставался для всех загадкой, неразрешимость которой возбуждала крайнее любопытство.

Ханту и Мартину Холту многократно доводилось прыгать в одну шлюпку и действовать сообща. Хант со сноровкой и рвением выполнял указания старшины-парусника, но не произносил ни слова...

В тот день мы сильно приблизились к паковым льдам, и было ясно, что

"Халбрейн" скоро подойдет к ним вплотную. Однако до сих пор наблюдателям не удавалось узреть кромки припая.

День 16 декабря запомнился кропотливой работой: под ударами льдин руль ежеминутно мог выйти из строя. Одновременно льдины бились о борта шхуны, и это было даже опаснее, чем айсберги, плывущие навстречу. Разумеется, от столкновения с ними "Халбрейн" содрогалась от носа до кормы. Однако сколоченному на совесть корпусу шхуны не грозили пробоины, а внешней обшивки она и вовсе не могла утратить, ибо не имела ее. Руль Джэм Уэст велел закрыть досками, образовавшими нечто вроде футляра.

Не следует думать, что воды эти, забитые льдинами всех размеров и очертаний, покинули морские млекопитающие. Мы видели великое множество китов и не уставали восхищаться великолепием зрелища, когда из их дыхал вырывались фонтаны радужных брызг. Среди них были и полосатики, и горбачи, и морские свиньи чудовищных размеров, весом в несколько сот фунтов - последних Хирн мастерски бил гарпуном, стоило им появиться поблизости.

По-прежнему качурки, буревестники и бакланы с оглушительными криками носились над кораблем, а легионы пингвинов, выстроившихся по краям нескончаемых льдин, провожали нас задумчивыми взглядами. Вот кто подлинные стражи этих унылых широт! Природа не смогла бы создать существ, лучше приспособленных к жизни в ледяной пустыне.

Утром 17 декабря из "сорочьего гнезда" донесся крик:

- Земля по правому борту!

В пяти-шести милях к югу на фоне голубеющего неба показался сплошной ледяной хребет, ощетинившийся выступами. Он тянулся с северо-запада на юго-восток, так что, следуя вдоль него, наша шхуна смогла бы подняться еще на несколько градусов.

Разница между паковым льдом и ледяным хребтом та, что последний не может образоваться в открытом море. Ему необходима прочная основа. Хотя такой хребет неотделим от суши, именно он, как утверждают наиболее знающие мореплаватели, дает жизнь бесчисленным айсбергам, ледяным полям и дрейфующим льдинам. Ледяные хребты омываются теплыми течениями. Во время приливов, бывающих весьма высокими, основание ледяного хребта подмывается, теряет прочность - и от него отделяются громадные глыбы льда. Так появляется ледяная гора, лишь третья часть которой высовывается над водой (По современным данным, подводная часть айсбергов значительно мощнее). Она плавает, неуклонно уменьшаясь, пока ее окончательно не растопит тепло низких широт.

Как-то раз я заговорил об этом с Леном Гаем.

- Именно так все и происходит, - услыхал я от него, - ледовый хребет потому и непреодолим для мореплавателей, что под ним лежит суша. Ледовый припай - дело другое. Он возникает вдали от земли, в открытом океане (Автор не прав: припаем называется морской лед, примерзший к берегу), из дрейфующих осколков льда. Припай тоже разрушается под ударами волн и под воздействием теплых течений; в нем открываются проходы, в которые может устремиться корабль...

- Как видно, - добавил я, - припай не представляет собой сплошного массива, который невозможно обойти.

- К примеру, Уэдделлу удалось обогнуть его, хотя я знаю, мистер Джорлинг, что ему способствовали в ту раннюю весну небывало высокие температуры. В этом году условия весьма похожи на те, и мы сумеем ими воспользоваться.

- Несомненно,капитан. Теперь, когда мы достигли полосы сплошных льдов..

- Я подведу "Халбрейн" как можно ближе к ней, мистер Джорлинг, и устремлюсь в первый же открывшийся нашему взору проход. Если такового не окажется, мы будем плыть вдоль припая, пока не достигнем его восточной оконечности, воспользовавшись течением и попутным ветром.

Держа курс на юг, шхуна достигла внушительных ледяных полей.

В трех милях от припая "Халбрейн" легла в дрейф на середине обширной полыньи, где она могла свободно маневрировать. Спустили шлюпку, в которую уселись капитан, боцман, четверо матросов на весла и еще один - у руля.

Шлюпка устремилась к величественной ледяной стене, чтобы найти в ней проход для шхуны. Однако поиски, продолжавшиеся три часа, оказались тщетными.

Тем временем пошел дождь со снегом и мы потеряли из виду паковые льды.

Нам пришлось взять курс на юго-восток, навстречу бесчисленным льдинам, стараясь, чтобы шхуну не отнесло к ледяному хребту. Джэм Уэст отдал команду брасопить реи (Брасопить реи - ставить паруса в желаемое относительно ветра положение), чтобы идти бейдевинд (Бейдевинд - курс парусного судна против ветра, когда угол между диаметральной плоскостью и направлением ветра менее

90° (8 румбов)), и шхуна, разогнавшись до семи-восьми узлов в час, пошла на штурм льдов. Если лед был тонкий, корабль смело разбивал его, тараня носом.

Раздавался треск, по шхуне пробегала дрожь, но наградой была сияющая впереди чистая вода.

Мы всячески старались избежать столкновений с айсбергами. Будь чище небо, мы могли бы маневрировать между ними и даже ускорять ход, однако туман уменьшал видимость. Плавание становилось весьма рискованным.

Немалую опасность представляли также лежащие впереди ледяные поля. Тот, кто не видел их собственными глазами, не может вообразить и сотой доли силы, которой обладают эти льды, находящиеся в непрерывном движении. В тот день мы наблюдали, как одно такое ледяное поле, дрейфовавшее с небольшой скоростью, натолкнулось на неподвижную льдину. Неподвижная льдина мгновенно пошла трещинами, раскололась и оставила после себя только кувыркающиеся куски льда. Стоит ли, однако, удивляться, если масса ледяного поля, налетевшего на зазевавшуюся льдину, тоже, к слову, не маленькую, исчислялась несколькими миллионами тонн?..

Прошли сутки. Шхуна все так же плыла в трех-четырех милях от припая.

Подойди мы к нему ближе - и путь в открытое море был бы нам заказан. Однако Лен Гай словно и не опасался этого - он боялся только проглядеть заслоненный льдами пролив.

- Если бы у меня был второй корабль, - говорил он, - я бы рискнул приблизиться к припаю. Вот в чем преимущество участия в подобном путешествии не одного, а двух судов! Увы, "Халбрейн" у нас одна. Не хватает только лишиться ее!..

Однако и в таком отдалении мы не были в полной безопасности. Часто шхуна резко останавливалась и меняла направление в тот самый момент, когда бушприт уже упирался в очередную ледяную преграду. Промучившись так несколько часов, Джэм Уэст еще больше сбавил ход, чтобы не погубить корабль.

На наше счастье, ветер все так же дул с востока, что позволяло нам держать паруса ненатянутыми, но не убирать их совсем. Не знаю, какая судьба ждала бы шхуну, разразись над ней ураган, вернее, знаю отлично: с ней было бы покончено раз и навсегда. Нам некуда было бы скрыться, нас мгновенно выбросило бы к подножию ледяного хребта...

Наконец капитану пришлось отказаться от поисков прохода в ледяной стене. У нас оставалась надежда достичь ее юго-восточной оконечности.

Устремившись в этом направлении, мы остались бы на прежней широте.

Оговорюсь уже в который раз, что никогда еще плавание в антарктических водах не происходило в настолько благоприятных условиях: раннее наступление лета, неизменный ветер с севера, средняя температура девять с половиной градусов тепла. Нам очень помогал полярный день: круглые сутки нас заливали солнечные лучи. По склонам айсбергов сбегали ручьи, сливаясь в широкие потоки, водопадами рушившиеся и океан. Льдины кувыркались, ибо их центр тяжести постоянно перемещался. Наконец 19 декабря между двумя и тремя часами дня с реи фок-мачты раздался крик.

- Что там?- спросил Джэм Уэст.

- Разрыв в припае на юго-востоке...

- А дальше?

- Дальше ничего не видно.

Старший помощник взлетел вверх по вантам и в считанные секунды оказался у места крепления стеньги.

Вся палуба затаила дыхание. Вдруг наблюдатель ошибся, вдруг эго обман зрения?..

Спустя десять минут, показавшихся вечностью, донесся ясный, возбужденный голос Джэма Уэста:

- Свободное море!

Ответом ему было громовое "ура".

Шхуна легла курсом на юго-восток, идя бейдевинд, насколько хватало парусов. Спустя два часа мы обогнули край пакового льда, и нашему взору предстало мерцающее море, полностью свободное ото льда.

Глава XIV ГОЛОС ВО СНЕ

Полностью свободное?.. Нет, сказать так значило бы несколько преувеличить: вдали маячило несколько айсбергов, к востоку тянулись дрейфующие льды. Однако здесь лед уже вскрылся и море очистилось, и ничто не мешало кораблю устремиться вперед на всех парусах.

Не вызывало ни малейшего сомнения, что, пройдя именно здесь, через этот широкий пролив, разделяющий надвое антарктический континент, корабли Уэдделла устремились к семьдесят четвертой параллели; "Джейн" же ушла оттуда к югу еще на шестьсот миль.

- На помощь нам явился сам Господь, - молвил, обращаясь ко мне, Лен Гай.- Да поможет Он нам достичь цели!

- Уже через восемь дней, - отвечал я, - наша шхуна может подойти к острову Тсалал.

- Да - при условии, что нас будет и дальше нести к нему восточный ветер. Не забывайте, что, следуя к восточной оконечности припая, "Халбрейн"

отклонилась от первоначального курса и теперь ей придется возвращаться на запад.

- Ветер попутный, капитан...

- И мы воспользуемся им, ибо в мои намерения входит направиться к острову Беннета. Именно там сперва высадился мой брат. Как только мы заметим этот островок, можно будет успокоиться: мы на верном пути.

- Кто знает, не найдем ли мы на нем новых следов...

- Может статься, что найдем, мистер Джорлинг. Сегодня же, определив наше положение, мы возьмем курс на остров Беннета.

Я решил вновь обратиться к книге Эдгара По, то есть подлинному повествованию Артура Гордона Пима. Прочитав это ценнейшее свидетельство с подобающим вниманием, я пришел к следующему заключению.

Не могло быть сомнений в том, что "Джейн" действительно открыла остров Тсалал и пристала к его берегу, как и в том, что к моменту, когда Паттерсона унесла льдина, на острове оставались в живых шестеро переживших катастрофу.

С этим спорить не приходилось. Но не было ли все остальное плодом пылкого воображения рассказчика - воображения, не считающегося с требованиями достоверности и реальности?.. Верить ли в реальность странных фактов, которым он якобы был свидетелем? Существовали ли на самом деле небывалые люди и животные? Верно ли, что почва острова состояла из неведомых пород, а воды не походили ни на что на свете? Существуют ли на самом деле пропасти, напоминающие очертаниями иероглифы (Иероглифы - знаки, обозначающие целые понятия и слова или отдельные слоги и звуки речи), нарисованные рукой Артура Пима? Можно ли поверить в то, что белый цвет производил на островитян действие, подобное удару грома?.. Почему бы и нет, собственно, - ведь белый цвет, одеяние зимы, предвещает приближение сезона ненастья, когда они будут заперты в ледяной клетке? А как отнестись к необычайным явлениям, которые наблюдал Артур Пим, отплыв с острова, - серым парам, заволакивающим горизонт, непроницаемой тьме, свечению океанских глубин, не говоря уже о воздушном водопаде и белом гиганте, возвышающемся у самого полюса?..

Ко всему этому я отнесся довольно сдержанно, предпочитая повременить с выводами. Что касается Лена Гая, то он не обращал внимания на то, что не имело прямого отношения к несчастным, страдающим на острове Тсалал, спасение которых занимало все его мысли.

Имея перед глазами повествование Артура Пима, я обещал себе, что буду подвергать проверке каждое его слово, отделяя правду от вымысла, реальное от воображаемого... Я почему-то был уверен, что мы не встретим и следа этих странностей, которые, по моему разумению, были навеяны тем самым "Ангелом неведомого", о котором мы читаем в одном из ярчайших стихотворений американского поэта...

Девятнадцатого декабря наша шхуна находилась уже на полтора градуса южнее, чем "Джейн" в начале января, на восемнадцать дней позже. Перед капитаном Леном Гаем, как раньше перед капитаном Уильямом Гаем, расстилалось свободное море, а за его спиной, как и за спиной его предшественника, вставала стена припая, протянувшаяся на запад и на восток.

Джэм Уэст поспешил узнать направление течения в этом проливе. Выполняя его команду, боцман забросил на глубину двухсот саженей лог с тяжелым грузилом и объявил, что течение направлено к югу и, следовательно, делает наше плавание более легким и стремительным.

В десять часов утра и в полдень были со всей тщательностью сняты показания приборов, ибо небо отличалось в это утро редкой прозрачностью.

Выяснилось, что мы находимся на 74°45' южной широты и 39°15' западной долготы. Последнее обстоятельство ничуть нас не удивило, ибо крюк, который нам пришлось сделать, огибая припай, означал смещение "Халбрейн" к востоку на четыре градуса. Установив это с должной точностью, капитан велел держать курс на юго-запад, чтобы вернуться к сорок четвертому меридиану, не прекращая в то же время продвижения к югу.

Если вернуться к повествованию Артура Пима, то в нем говорится, что из-за сильного ненастья с 1 по 4 января 1828 года "Джейн" продвигалась вперед с великими трудностями. Северо-восточный ветер вызвал в те дни сильнейший шторм. Льдины рушились на шхуну, грозя переломить руль. Кроме того, ей преградил путь паковый лед, в котором шхуне, к счастью, удалось отыскать проход. Только 5 января, находясь на 75°15' южной широты, "Джейн"

преодолела наконец последние препятствия. Температура не поднималась в тот январь выше нуля, сейчас же термометр показывал девять с половиной градусов тепла. Что же касается отклонения магнитной стрелки компаса, то оно было у нас тем же, что и у предшественников, - 14°28' к востоку.

И последнее. С 5 по 19 января, то есть за две недели, "Джейн" поднялась к югу на десять градусов, или на шестьсот миль, подойдя к острову Тсалал;

"Халбрейн" же уже к 19 декабря находилась от острова всего в семи градусах, то есть в четырехстах милях. Если ветер не сменит направление, мы увидим этот остров через неделю - или по крайней мере остров Беннета, лежавший ближе к нам на пятьдесят миль, у берега которого Лен Гай намеревался сделать суточную остановку.

Ничто не препятствовало нашему путешествию. Шхуна легко уворачивалась от немногих льдин, увлекаемых течением к юго-западу. Невзирая на довольно-таки крепкий ветерок, Джэм Уэст велел распустить верхние паруса, и

"Халбрейн" скользила по лениво плещущемуся морю, как пушинка. Нам не встречались айсберги, замеченные в этих широтах Артуром Пимом. Не было и туманов, затруднявших плавание "Джейн". Нам не пришлось страдать ни от снега и града, трепавших "Джейн", ни от морозов. Лишь изредка мимо проплывали широкие льдины, откуда на нас меланхолически взирали пингвины, похожие на туристов на увеселительной яхте, и черные тюлени, напоминавшие на фоне белоснежного льда раздувшихся пиявок. На поверхности моря нежились крупные радужные медузы, раскрывшие свои колокола. Среди рыб, которых любители могли добывать в изобилии и с помощью лески, и острогой, я упомяну лишь представителей семейства корифеновых - примечательных созданий, напоминающих гигантских дорад (Дорады - рыбы, обитающие в Средиземном море. Питаются раковинами), длиною фута в три, обладающих очень вкусным мясом.

Наутро после безмятежной ночи, когда ветер почти утих, ко мне подошел боцман. Его ухмыляющаяся физиономия и радостный голос выдавали человека, нисколько не озабоченного трудностями жизни.

- Доброе утро, мистер Джорлинг! - приветствовал он меня. В это время года люди, забравшиеся в высокие широты, только и могли пожелать друг другу, что доброго утра, ибо вечера не существовало вообще - ни доброго, ни дурного.

- Доброе утро, Харлигерли! - отвечал я, радуясь возможности переброситься словечком со столь жизнерадостным собеседником.

- Как вам нравится это море за припаем?

- Остается только сравнить его с большим озером где-нибудь в Швеции или в Америке.

- Да, очень похоже, только это озеро окружено не горами, а айсбергами..

- Трудно желать чего-то лучшего, боцман. Если плавание будет протекать так до самого острова Тсалал, то...

- А почему бы не до самого полюса, мистер Джорлинг?

- До полюса? Ну, полюс слишком далеко. Кто знает, что там..

- Тот, кто там окажется, узнает, - отвечал боцман.- Иного способа разобраться с этим просто не существует.

- Естественно, боцман, естественно... Однако цель "Халбрейн" не в том, чтобы открыть Южный полюс, а в том, чтобы вызволить соотечественников из беды. Не думаю, что следует покушаться на большее.

- Бесспорно, мистер Джорлинг, бесспорно!.. Однако, оказавшись всего в трехстах - четырехстах милях от полюса, он наверняка испытает соблазн увидеть собственными глазами ось, на которой крутится, подобно курице на вертеле, наша Земля...- со смехом отвечал боцман.

- Стоит ли идти на новый риск? - возразил я.- Да и не так уж это интересно, зачем доводить до абсурда страсть к географическим открытиям?

- И да, и нет, мистер Джорлинг. И все же сознаюсь, что оказаться там, куда не дошли мореплаватели, побывавшие здесь до нас, польстило бы моему самолюбию моряка...

- По-вашему выходит, что все только начинается?

- Именно так, мистер Джорлинг. Если нам предложат подняться несколькими градусами выше острова Тсалал, я не стану возражать.

- Не могу себе представить, боцман, чтобы капитан Лен Гай помышлял об этом...

- Я тоже, - отвечал Харлигерли.- Стоит ему найти своего брата и пятерых моряков с "Джейн", как он заторопится доставить их назад в Англию.

- Вполне логично, боцман. Кроме того, старая команда с радостью пойдет за своим командиром в самое пекло, но новички... Ведь их набирали вовсе не для экспедиции к полюсу...

- Вы правы, мистер Джорлинг. Чтобы заставить их передумать, потребовалась бы жирная приманка в виде премии за каждую параллель к югу от острова Тсалал.

- И этого может оказаться недостаточно...- подхватил я.

- Может, поскольку Хирн и остальные, набранные на Фолклендах, надеялись, что шхуне не удастся преодолеть припай и путешествие закончится у Полярного круга. Они весьма опечалены, оказавшись в такой дали! Не знаю, как пойдут дела дальше, но Хирн - человек, за которым нужен глаз да глаз. Я слежу за ним в оба!

Возможно, здесь и впрямь таилась опасность, а если не опасность, то по крайней мере возможность будущих осложнений.

В ночь с 19 на 20 декабря - во всяком случае, в тот период суток, который принято считать ночью, - мне приснился странный и тревожный сон. Да, конечно, это был сон! Однако я расскажу о нем, ибо он свидетельствует о том, какие навязчивые идеи переполняли тогда мою голову.

Растянувшись на койке, я обычно плотно закутывался в одеяла, чтобы согреться. Как правило, я засыпал уже в девять часов и спокойно спал до пяти утра. Итак, я спал... Внезапно часа в два ночи меня разбудил какой-то безостановочный жалобный шепот. Я открыл глаза - или мне только приснилось, что я очнулся?.. Иллюминатор каюты был плотно затворен, стояла полная темнота. Шепот не утихал, я напряг слух, и мне почудилось, что какой-то незнакомый мне голос тихонько повторяет одни и те же слова:

- Пим... Пим... Бедный Пим...

Никто не мог пробраться ко мне в каюту, дверь была заперта.

- Пим...- не унимался голос.- Нельзя... Нельзя забывать о бедном Пиме..

На этот раз я отчетливо разобрал эти слова, словно произнесенные над самым моим ухом. Что значила эта мольба, почему она адресовалась именно мне?

.. Нельзя забывать Артура Пима?.. Но разве он не умер, возвратившись в Соединенные Штаты, - внезапной смертью, о которой остается только сожалеть и об обстоятельствах которой не знал никто на свете?

Мне показалось, что меня покидает рассудок, и я разом проснулся, чувствуя, что мне только что приснился удивительно яркий сон, похожий на действительность... Я рывком покинул койку и выглянул в иллюминатор. На корме не было ни души, не считая Ханта у штурвала, не спускавшего глаз с нактоуза.

Я снова улегся и, хотя имя Артура Пима продолжало звучать у меня в ушах, проспал до утра.

Утром воспоминание о ночном происшествии сделалось расплывчатым, и вскоре я совсем позабыл о нем.

Перечитывая рассказ Артура Пима - а чаще всего я делал это в компании капитана, - итак, перечитывая его, словно этот рассказ заменял нам бортовой журнал "Джейн", я отметил печальное происшествие, случившееся на "Джейн" 10

января: в тот день американец, уроженец Нью-Йорка, Питер Реденбург, один из самых опытных матросов на "Джейн", поскользнулся и упал между двумя льдинами; он исчез из виду, и его не смогли спасти.

То была первая жертва рокового путешествия, а сколько их еще будет вписано в некролог (Некролог - статья по поводу чьей-либо смерти, содержащая сведения о жизни и деятельности умершего) несчастливой шхуны!

По этому поводу мы с Леном Гаем обменялись репликами, обратив внимание на то, что в тот год весь день 10 января стоял колючий холод, а ураганный ветер приносил с северо-востока снег и град. Экипаж "Джейн" наблюдал припай гораздо дальше к югу, чем мы; вот почему ему никак не удавалось обогнуть его с запада. Судя по рассказу Артура Пима, это случилось только 14 января.

После этого их взору предстало "открытое, без единой льдинки море", тянущееся за горизонт, с течением, скорость которого составляла полмили в час.

С "Халбрейн" повторялось теперь то же самое, так что мы могли бы заявить вслед за Артуром Пимом, что "никто не сомневался в возможности достигнуть полюса".

В тот день, судя по наблюдениям капитана "Джейн", они находились на

81°21' южной широты и 42°5' западной долготы. Утром 20 декабря мы находились практически в той же точке. Оставалось пройти в направлении острова Беннета всего сутки - и он предстанет перед нами.

При плавании в этих водах с нами не произошло ничего примечательного, в то время как в бортовом журнале "Джейн" 17 января было зафиксировано несколько странных событий. Вот главное из них, позволившее Артуру Пиму и его спутнику Дирку Петерсу проявить самоотверженность и отвагу.

Часа в три дня марсовой заметил небольшую дрейфующую льдину - выходит, даже в этом свободном ото льдов море иногда попадались льдины... На льдине находилось какое-то крупное животное. Капитан Уильям Гай приказал спустить самую большую шлюпку. В нее уселись Артур Пим, Дирк Петерс и старший помощник капитана "Джейн", несчастный Паттерсон, тело которого мы подобрали между островами Принс-Эдуард и Тристан-да-Кунья.

Животное оказалось полярным медведем пятнадцати футов в длину, с шерстью чистейшего белого цвета, очень жесткой и слегка завивающейся, и с округлой мордой, напоминающей морду бульдога. Несколько выстрелов, достигших цели, не причинили ему вреда. Гигантский зверь бросился в море, поплыл к шлюпке и, схватившись лапами за борт, перевернул бы ее, если бы Дирк Петерс не вспрыгнул на зверя и не вонзил ему в шею нож, поразив спинной мозг.

Обмякший медведь скатился в море, увлекая за собой метиса. За борт полетела веревка, и тот выбрался из воды. Медведь, распростертый на палубе "Джейн", оказался, если не считать его размеров, вполне обычным зверем.

Однако вернемся на "Халбрейн".

Северный ветер утих и больше не возобновлялся, и шхуна продолжала смещаться к югу только благодаря течению. Это грозило задержкой, с которой мы, сгорая от нетерпения, никак не могли смириться.

Наконец наступило 21 декабря, и приборы показали, что мы находимся на

82°50' южной широты и 42°20' западной долготы. Островок Беннета, если таковой существовал в природе, был теперь совсем близко...

Да, он действительно существовал, этот островок, и в той самой точке, куда его поместил Артур Пим: к десяти часам вечера крик наблюдателя оповестил нас, что по левому борту показалась земля.

Глава XV ОСТРОВ БЕННЕТА

"Халбрейн", поднявшись на восемьсот миль к югу от Полярного круга, подошла к острову Беннета! Экипажу был необходим отдых, ибо на протяжении последних часов он окончательно выбился из сил, буксируя шхуну шлюпками по совершенно замершей поверхности океана. Высадка была перенесена на завтра, и я возвратился к себе в каюту.

На этот раз моему сну не мешал никакой шепот, и в пять утра я одним из первых появился на палубе.

Нечего и говорить, что Джэм Уэст принял все меры предосторожности. На палубе была выставлена усиленная охрана, рядом с пушками лежали наготове ядра, гранаты и заряды, все ружья и пистолеты были заряжены, абордажные сети приготовлены. Все помнили о нападении туземцев острова Тсалал на "Джейн", а наша шхуна находилась менее чем в шестидесяти милях от места, где много лет назад произошла та непоправимая катастрофа.

Ночь прошла спокойно. Настал день, однако воду вокруг "Халбрейн" не бороздила ни единая шлюпка, а на берегу не было заметно туземцев. Островок казался совершенно безлюдным; собственно, Уильям Гай тоже не обнаружил на нем следов пребывания человека. На берегу не было ни единой хижины, из глубины острова не поднимались дымы, которые указывали бы на то, что перед нами лежит обитаемая земля.

Моим глазам представал, в полном соответствии с описанием Артура Пима, скалистый островок, окружность которого не превышала одного лье, без малейших признаков растительности.

Наша шхуна стояла на одном якоре примерно в миле от острова. Капитан Лен Гай привлек мое внимание к точности определения координат, произведенного Артуром Пимом.

- Мистер Джорлинг, - продолжал он, - видите вон тот мыс на северо-восточной оконечности острова?

- Вижу, капитан.

- Не напоминает ли вам это нагромождение скал перевязанные кипы хлопка?

- Действительно - точно так, как это описано в книге.

- Остается только высадиться на этом мысу, мистер Джорлинг. Кто знает, не встретим ли мы там следов, оставленных людьми с "Джейн", - вдруг им удалось сбежать с острова Тсалал?..

Здесь мне хочется сказать, в каком настроении пребывали участники экспедиции "Халбрейн".

В нескольких кабельтовых от нас лежал, островок, на который ступили одиннадцать лет тому назад Артур Пим и Уильям Гай. К тому моменту команда

"Джейн" сильно сдала: на борту ощущалась нехватка топлива, а у людей развилась цинга. На нашей же шхуне, напротив, все находились в столь добром здравии, что любо-дорого было посмотреть, а если новички и жаловались на что-то, то только друг дружке. Старые члены экипажа демонстрировали рвение и надежду на успех и были весьма довольны тем, что цель уже близка.

Что же до мыслей, стремлений и бьющего через край нетерпения капитана Лена Гая, то об этом можно догадаться и без моей помощи. Он просто пожирал остров Беннета своими горящими глазами!

Однако на борту находился еще один человек, взгляд, которого был прикован к островку столь же неотрывно, - Хант. С тех как шхуна встала на якорь, Хант, в нарушение своей привычки, не прилег передохнуть на палубе и ни разу не сомкнул глаз. Опершись о релинги правого борта, плотно сжав огромный рот и сильно наморщив лоб, он не сдвинулся с места, впиваясь глазами в берег островка.

Напомню, что Беннетом звали компаньона капитана "Джейн", который назвал в его честь первую землю, открытую экспедицией в этой части Антарктики.

Прежде чем покинуть борт шхуны, Лен Гай наказал своему помощнику не ослаблять бдительности, хотя Джэм Уэст не нуждался в подобных напоминаниях.

Вылазка на остров должна была продлиться не более нескольких часов. В случае, если пополудни шлюпка не вернется, со шхуны должны были выехать еще одну - на поиски первой.

- Поосторожнее с новичками! - сказал капитан напоследок.

- Можете не беспокоиться, - отвечал старший помощник.- К тому же вам потребуется четверо гребцов, вот и наберите их среди новеньких. Все четырьмя баламутами на борту меньше!

Это был мудрый совет, поскольку тлетворное влияние Хирна привело к тому, что недовольство его фолклендских приятелей возрастало не по дням, а по часам.

В шлюпку уселось четверо гребцов из новичков, к рулю встал Хант, сам вызвавшийся участвовать в вылазке. Капитан, боцман и я устроились на корме, и шлюпка, полная не только людей, но и оружия, полетела к северной оконечности острова.

Спустя полчаса мы обогнули мыс, который с более близкого расстояния уже не напоминал кип хлопка. Перед нами открылась небольшая бухта, в которую заходили шлюпки с "Джейн". Сюда и направил шлюпку Хант. Мы привыкли к тому, что на его чутье можно положиться, благодаря ему шлюпка уверенно лавировала среди многочисленных скалистых рифов. Можно было подумать, что он причаливает к этому берегу не впервые...

На исследование острова у нас было совсем немного времени. Лен Гай собирался уложиться в несколько часов, достаточных, однако, чтобы от нашего взгляда не укрылся никакой след, , если только он существует.

Мы высадились на камни, покрытые пятнами лишайников. Начался отлив, и нашему взору предстал пляж из гальки вперемешку с песком, усеянный темными камнями.

Лен Гай указал на продолговатых моллюсков, во множестве лежащих на песке, от грех до восемнадцати дюймов длиной и от одного до восьми толщиной.

Одни лежали неподвижно, другие передвигались, следуя за солнечными лучами и разыскивая микроскопические организмы, которыми они питаются (из них строятся кораллы). Неподалеку я заметил образования неопределенной формы, которым в будущем предстояло превратиться в коралловые рифы (Рифообразующие кораллы не могут жить в полярных морях, они погибают, когда температура воды опускается ниже 20,5° (во времена Ж.Верна об этом еще не знали)).

- Этот моллюск, - объяснил Лен Гай, - зовется трепангом (Речь идет о съедобных голотуриях, или морских огурцах, обитающих только в теплых морях.

Жюль Верн еще раз ошибается, относя трепангов к моллюскам; на самом деле они принадлежат к типу иглокожих). Его очень ценят китайцы. Я обратил на них ваше внимание, мистер Джорлинг, потому что именно для их сбора "Джейн"

посетила эти воды. Надеюсь, вы не забыли, что мой брат договорился с Ту-Уитом, вождем туземцев, о заготовке нескольких сотен мешков этих моллюсков, для чего на берегу были выстроены сараи, в которых триста человек должны были заняться обработкой трепангов, пока шхуна будет продолжать исследование моря... Вы, должно быть, помните и о том, как подверглась нападению и погибла шхуна.

Да, все эти подробности были живы в моей памяти, как и то, что рассказывается Артуром Пимом о трепанге, названном Кювье (Кювье Жорж

(1769-1832) - французский зоолог, один из реформаторов сравнительной анатомии, палеонтологии и систематики животных, один из первых историков естественных наук) Gastropoda pulmonifera (Гастроподы иначе называются брюхоногими моллюсками. С трепангами (голотуриями) у них нет ничего общего).

Он напоминает червяка или гусеницу, не имеет ни раковины, ни ног, а только гибкие сегменты. Этих моллюсков выкапывают из песка, надрезают вдоль туловища, удаляют внутренности, промывают, проваривают, зарывают в песок на несколько часов, а потом сушат на солнышке. Затем их набивают в бочки и отправляют в Китай. Кушанье это весьма ценится на рынках Поднебесной империи и считается средством, восстанавливающим силу; первосортные трепанги продаются по девяносто долларов за пикуль (Пикуль - единица массы в ряде стран Юго-Восточной Азии, равная около 60 кг), то есть тридцать три с половиной фунта, и не только в Кантоне, но и в Сингапуре, Батавии и Маниле.

Когда мы достигли прибрежных скал, два матроса остались сторожить шлюпку, а отряд в составе капитана Лена Гая, боцмана, Ханта, меня и еще двух матросов двинулся к центру островка. Впереди вышагивал Хант, не произносивший, по обыкновению, ни слова. Казалось, что Хант служит отряду проводником, и я не преминул поделиться этим наблюдением. Впрочем, оно не имело большого значения. Главная наша задача состояла в том, чтобы тщательно обследовать остров.

Почва у нас под ногами была донельзя иссушенной. На ней невозможно было вырастить и крохотной былинки, поэтому нас вряд ли ожидала встреча с живыми существами - даже с дикарями. Выжить здесь не смог бы никто, ибо единственная найденная нами чахлая колючка заставила бы пренебрежительно фыркнуть самое неприхотливое из жвачных животных. Если бы этот островок стал последним прибежищем для Уильяма Гая и его спутников после гибели "Джейн", то все они давно бы уже погибли от голода.

Взойдя на невысокий холм в центре островка, мы оглядели этот клочок суши. Нигде ничего!.. Но, быть может, где-то сохранился отпечаток человеческой ноги, остатки очага с пеплом, обломки хижины, какие-то вещественные свидетельства пребывания здесь людей с "Джейн"?.. Решив удостовериться, так ли это, мы побрели по берегу, собираясь обойти остров кругом, начиная от бухты, где стояла наша шлюпка.

Спустившись с холма, Хант снова встал впереди группы, словно проводник.

Мы последовали за ним к южной оконечности острова. Остановившись на мысу, Хант огляделся, присел и указал на полусгнивший кусок дерева, валявшийся среди камней.

- Помню, помню! - воскликнул я.- Артур Пим рассказывает о б этом деревянном обломке, похожем на носовую масть каноэ, а также о следах резьбы.

- ...среди которых мой брат как будто различил изображение черепахи, -

закончил за меня Лен Гай.

- Верно, - отвечал я, - однако Артур Пим не нашел особого сходства.

Главное - обломок находится на том самом месте, где ему положено быть согласно повествованию, следовательно, на остров Беннета после ухода "Джейн"

не сходил ни один экипаж. Думаю, мы теряем время, занимаясь здесь бесплодными поисками. Разгадка ждет нас на острове Тсалал...

- Да, на острове Тсалал...- отвечал капитан.

Мы повернули к бухте и запрыгали по камням, еще влажным от отхлынувшего моря. Кое-где поднимались остовы будущих коралловых рифов, трепангов же было вокруг такое множество, что можно было забить ими весь трюм шхуны.

Хант шагал все так же молча, не поднимая глаз от камней. Мы же смотрели в морскую даль, подавленные этим бескрайним и пустынным простором. Пейзаж оживляли лишь мачты "Халбрейн", качавшейся к северу от нас на невысокой волне. На юге же не было заметно никакой земли, хотя мы и не рассчитывали разглядеть остров Тсалал, ибо он был расположен в тридцати минутах, или в тридцати морских милях, от острова Беннета.

Мы находились на восточной оконечности острова, когда Хант, ушедший вперед на несколько десятков шагов, внезапно остановился и настойчиво поманил нас рукой. Мы подбежали к нему.

Прежний деревянный обломок не вызвал у Хаита удивления, однако совсем иначе он вел себя теперь, опустившись на колени перед изъеденной червями доской. Он гладил ее своими огромными ладонями, ощупывал все ее шероховатости, словно в покрывающих ее царапинах мог скрываться какой-то смысл...

Эта дубовая доска имела футов пять-шесть в длину и шесть дюймов (Дюйм -

единица длины в английской системе мер, равна 1/12 фута или 2,54 см) в ширину и когда-то была, видимо, частью обшивки крупного корабля. Раньше она была выкрашена черной краской, теперь ее покрывал толстый слой грязи. Боцман предположил, что это кусок обшивки кормовой части корабля.

- Да, да, это с кормы, - согласился капитан .Лен Гай.

Хант, так и не вставший с колен, кивнул своей громадной головой, подтверждая их слова.

- Но, - вмешался я, - эта доска могла попасть на остров Беннета только в результате кораблекрушения! Должно быть, ее подхватило в открытом море течением и...

- А если это?..- проговорил капитан Лен Гай. Видимо, нас обоих посетила одна и та же мысль.

Каково же было наше удивление - хотя правильнее сказать, что мы были поражены, как ударом молнии, - когда Хант показал нам на семь-восемь букв, выбитых на доске! Их еще можно было нащупать пальцем...

Нам не составило большого труда разобрать, что на доске красовались когда-то два слова в две строчки, от которых теперь оставалось лишь вот что:

ЕЙ

ЛИ Е ПУ Ь

"Джейн" из Ливерпуля! Шхуна капитана Уильяма Гая!.. Что с того, что море стерло часть букв? Разве не достаточно было оставшихся, чтобы понять, как назывался корабль и к какому порту он был приписан?.. "Джейн" из Ливерпуля!

.Леи Гай вцепился в доску и прижался к ней губами, не замечая, что из его глаз катятся крупные слезы.

Перед нами был осколок шхуны "Джейн", разнесенной на куски чудовищным взрывом, либо прибитый к берегу течением, либо приплывший сюда на льдине...

Я не говорил ни слова, решив дать капитану время успокоиться. Что до Хаита, то мне еще ни разу не приходилось видеть, чтобы его соколиные глаза загорались таким огнем и чтобы он с такой жадностью пожирал ими южный горизонт.

Леи Гай выпрямился. Хант, так и не вымолвивший ни слова, взвалил доску на плечо, и мы тронулись в путь. Завершив обход островка, мы вернулись в бухту, где оставили шлюпку, и в половине третьего дня возвратились на шхуну.

Капитан приказал стоять на якоре до утра, надеясь, что задует северный или восточный ветер. На это же надеялась вся команда, ибо буксировать

"Халбрейн" шлюпками до самого острова Тсалал было бы немыслимым делом.

Пускай нас подхватило бы течение, пускай ему помог бы прилив - все равно для того, чтобы преодолеть подобным способом тридцать миль, у нас ушло бы более двух дней.

Итак, отплытие было назначено на следующее утро. В три часа ночи задул легкий бриз, и появилась надежда, что шхуна скоро достигнет цели путешествия.

Двадцать третьего декабря в шесть тридцать утра "Халбрейн" подняла паруса и, отойдя от острова Беннета, взяла курс на юг. Не вызывало сомнений, что нам в руки попало новое и весьма убедительное доказательство катастрофы, разразившейся у берегов острова Тсалал.

Ветер, который должен был донести нас до этих берегов, был совсем слабым, и паруса то и дело висли вдоль мачт, не в силах уловить его дуновение. К счастью, брошенный за борт лот подтвердил, что течение медленно, но верно относит нас к югу.

Весь день я внимательно наблюдал за водой, цвет которой показался мне далеко не таким темно-синим, как писал Артур Пим. Нам, в отличие от команды

"Джейн", не пришлось подбирать в этих водах ни куста с красными ягодами, напоминающего боярышник, ни неизвестного сухопутного животного в три фута длиной и в шесть дюймов высотой, коротконогого, с длинными когтями кораллового цвета, с туловищем, покрытым шелковистой белоснежной шерстью, с крысиным хвостом, кошачьей головой, обвислыми, как у собаки, ушами и ярко-красными клыками... Откровенно говоря, я всегда с подозрением воспринимал подобное обилие деталей, на которые щедр Артур Пим, и относил их на счет его непомерно пылкого воображения.

Пристроившись на корме с книжкой Эдгара По в руках, я погрузился в чтение. Хант, то и дело появляясь по роду занятий у рубки, всякий раз устремлял на меня до странности пристальный взгляд. Я как раз дочитывал главу XVII, где Артур Пим признает себя ответственным за "крайне горестные события и кровопролития, которые имеют первопричиной мои настоятельные советы". Ведь именно Артур Пим поборол колебания капитана Уильяма Гая, именно он "побуждал его воспользоваться волнующей возможностью разгадать великую тайну антарктического континента"! Впрочем, сознавая свою ответственность, он "испытывал известное удовлетворение при мысли, что содействовал тому, чтобы открыть науке одну из самых волнующих загадок, которые когда-либо завладевали ее вниманием".

В тот день экипаж "Халбрейн" неоднократно замечал в океане китов. Над мачтами пролетали бесчисленные альбатросы, неизменно устремлявшиеся на юг.

На пути шхуны не попалось ни одной льдины. Ни один отблеск не свидетельствовал о близости ледяных полей. Ветерок дул крайне лениво; солнце освещало нам путь сквозь легкую пелену тумана.

Остров Беннета скрылся за горизонтом только к пяти часам пополудни: вот как медленно мы продвигались на юг.

Магнитная стрелка, наблюдение за которой производилось каждый час, отклонялась крайне незначительно, что также соответствовало запискам Артура Пима. Сколь ни были длинны лоты, забрасываемые боцманом за борт, ему так и не удалось нащупать дно. Хорошо хоть то, что благодаря течению шхуна продолжала смещаться к югу - правда, со скоростью всего полмили в час.

К шести часам вечера солнце окончательно заволокло пеленой тумана.

Паруса все так же не могли поймать даже дуновение ветерка, доводя наше нетерпение до последнего градуса кипения. Что, если мы так и застрянем посреди моря, а потом ветер окрепнет, но задует с противоположной стороны -

ведь в этих морях наверняка случаются и ураганы, и шквалы? Тогда нас может отнести к северу, подбавив пищи для жалоб Хирна и иже с ним...

Однако после полуночи подул ветерок, и "Халбрейн" смогла продвинуться на десяток миль; наутро 24 декабря мы находились на 83°2' южной широты и

43°5' западной долготы, или всего в восемнадцати минутах от острова Тсалал -

в какой-то трети градуса, или менее чем в двадцати милях...

С полудня ветер, как назло, совершенно утих. Однако течение сделало свое дело, и в шесть сорок пять вечера на горизонте показался остров Тсалал.

Едва мы стали на якорь, как на борту была выставлена усиленная охрана, заряжены пушки, приготовлены ружья и абордажные сети. "Халбрейн" не грозила теперь никакая неожиданность.

Глава XVI ОСТРОВ ТСАЛАЛ

Ночь прошла спокойно. От острова не отошла ни одна лодка, на берегу не было заметно туземцев. Из этого следовало, что туземцы прячутся в глубине острова. Как нам было известно по рассказу Артура Пима, главная деревня острова Тсалал располагалась в трех-четырех часах хода от берега. Можно было надеяться, что прибытие "Халбрейн" осталось незамеченным, и порадоваться этому обстоятельству.

В шесть часов утра шхуна подняла якорь и, пользуясь утренним ветерком, подошла к коралловому поясу, напоминавшему коралловые кольца, окружающие тихоокеанские острова, и бросила якорь там, уже в полумиле от острова. С этой стоянки можно было разглядеть остров как полагается.

Он имел девять-десять миль в окружности (Артур Пим не позаботился об этом упомянуть), отличался крутыми береговыми склонами, к которым было бы затруднительно пристать; внутри острова простирались засушливые плато черноватой окраски, окруженные грядами холмов средней высоты. Берега, повторяю, оставались безлюдными. Ни в открытом море, ни в многочисленных бухточках не было заметно ни одного челна. Из-за скал не поднималось дымов, так что можно было поверить, что по эту сторону острова его не населяет ни одна живая душа.

Что же тут стряслось за прошедшие одиннадцать лет? Возможно, и вождя туземцев по имени Ту-Уит больше нет на свете? Пусть так, но как же его многочисленные подданные? А капитан Уильям Гай и оставшиеся в живых моряки с английской шхуны?..

"Джейн" была первым кораблем, который довелось узреть жителям острова Тсалал. Поэтому, впервые поднявшись на борт шхуны, они приняли ее за огромное животное, мачты - за конечности, паруса - за одежды. Однако теперь-то они знали что к чему. А раз они не торопятся нанести нам визит, то чем объяснить их неожиданную сдержанность?

- Большую шлюпку- на воду!- нетерпеливо скомандовал капитан Лен Гай.

Дождавшись исполнения приказа, он сказал старшему помощнику:

- Джэм, посади в шлюпку восемь матросов под командой Мартина Холта.

Ханта - к рулю. Ты останешься на борту и будешь наблюдать и за берегом, и за морем.

- Не беспокойтесь, капитан.

- Мы высадимся на берег и попытаемся добраться до деревни Клок-Клок.

Если здесь что-нибудь случится, оповести нас об этом тремя пушечными выстрелами.

- Будет исполнено: три выстрела, по одному в минуту, - отвечал лейтенант.

- Если мы не вернемся к вечеру, посылай вторую шлюпку с десятью хорошо вооруженными людьми под командой боцмана. Пусть они остановятся в одном кабельтове от берега, готовые принять нас на борт.

- Будет исполнено.

- Ты сам ни в коем случае не покидай шхуны, Джэм.

- Ни за что!

- Если нас так и не удастся найти, то, сделав все, что будет в твоих силах, бери шхуну под свою команду и веди ее к Фолклендам.

- Хорошо.

Большая шлюпка была спущена в считанные минуты. В нее уселось восемь человек, считая Мартина Холта и Ханта, до зубов вооруженных ружьями и пистолетами, с полными пороховницами и с кинжалами у пояса.

Я приблизился к капитану и попросил:

- Не позволите ли мне сопровождать вас, капитан?

- Если вам угодно, мистер Джорлинг.

Я быстро сбегал к себе в каюту, захватил там свою охотничью двустволку, пороховницу и мешочек с пулями и присоединился к капитану, предложившему мне место на корме.

Шлюпка отчалила от шхуны и бойко полетела к скалам, где нам предстояло отыскать проход, которым воспользовались 19 января 1828 года Артур Пим и Дирк Петерс, подплывшие к острову на шлюпке с "Джейн".

Именно в тот момент их взгляду предстали дикари, набившиеся в свои длинные пироги. Капитан Уильям Гай помахал им белым платком, желая продемонстрировать дружелюбие, на что дикари ответили криками "Анаму-му!" и

"Лама-лама!". Прошло несколько минут - и туземцы во главе с Ту-Уитом ступили с разрешения капитана на борт корабля.

Судя по рассказу Артура Пима, между дикарями и людьми с "Джейн" быстро установились отношения приятельства. Тогда же было решено, что ко времени окончательного отплытия на шхуну будет поднят груз трепангов, пока же

"Джейн" по настоянию Артура Пима продолжит плавание на юг. Всего через несколько дней, а именно 1 февраля, капитан Уильям Гай и тридцать человек из его команды стали жертвами засады в овраге вблизи Клок-Клок, а из шести человек, стороживших "Джейн", никто не остался в живых после страшного взрыва.

Двадцать минут наша шлюпка плыла вдоль рифа. Затем Хант обнаружил проход, и мы устремились в него, лавируя между скалами.

Двое матросов остались сторожить шлюпку, а наш маленький отряд, ведомый Хаитом, поднялся по извилистой расселине и устремился в глубь острова.

Мы с Леном Гаем, старались не сбиться с шага, обменивались мнениями об окружающей местности, которая, говоря словами Артура Пима, "совершенно отличалась от тех, где ступала нога цивилизованного человека". Скоро нам предстояло убедиться, так ли это. Во всяком случае, я заметил, что преобладающим цветом был здесь черный, словно почва состояла из обратившейся в пыль лавы, и что нигде не было заметно даже подобия белого цвета.

Пройдя сто метров, Хант припустился бегом по направлению к внушительной скале, забрался на нее с ловкостью ящерицы и, стоя на вершине, обвел глазами окрестности. Похоже, он теперь не узнавал ничего вокруг.

- Что с ним?- спросил меня Лен Гай, внимательно посмотрев на Ханта.

- Вот уж не знаю, капитан! Но, как вам известно, этот человек соткан из странностей, его поведение не поддается объяснению, и иногда мне приходит в голову, что он вполне мог бы быть одним из тех "новых людей", которых повстречал на этом острове Артур Пим. Можно подумать, что...

- Что? - встрепенулся капитан .Лен Гай.

Не закончив предыдущей фразы, я вскричал:

- Капитан, вы уверены, что правильно прочли вчера показания ваших приборов?

- Совершенно уверен!

- И мы находимся на...

- Восемьдесят третьем градусе двадцати минутах южной широты и сорок третьем градусе пяти минутах западной долготы.

- Это точные цифры?

- Абсолютно точные!

- И, следовательно, у нас нет оснований сомневаться, что это остров Тсалал?

- Нет, мистер Джорлинг, если остров Тсалал лежит в точке, указанной Артуром Пимом.

Действительно, какие могли быть сомнения? Ведь если допустить, что Артур Пим мог неверно указать координаты острова в градусах и минутах, то как нам было относиться к достоверности всего его рассказа, относящегося к местности, по которой передвигался сейчас наш отряд с Хантом во главе?..

Однако его рассказ полон описаний явлений, которые он никак не мог наблюдать! Он упоминает деревья, даже отдаленно не напоминающие растительность тропического, умеренного, суровых полярных поясов и совершенно не похожие на произрастающие в южных широтах - это его собственные слова... Он говорит о скалах невиданного состава и строения, о чудесных ручьях, в которых течет невиданная жидкость, лишенная прозрачности, напоминающая по плотности гуммиарабик (Гуммиарабик - прозрачная жидкая масса, выделяемая различными видами акаций и затвердевающая на воздухе;

ранее применялась как клей) и расслаивающаяся на множество отчетливо различимых струящихся прожилок, которые благодаря силе сцепления в каждой прожилке не соединялись друг с другом, будучи разделены лезвием ножа...

Однако вокруг не было заметно ничего похожего. Ни единого деревца, кустика, былинки... Где поросшие лесом холмы, среди которых пряталась деревня Клок-Клок? Где ручьи, из которых люди с "Джейн" так и не посмели утолить жажду? Я не видел ни одного, ни капли воды - ни чудесной, ни самой обыкновенной!.. Вокруг расстилалась ужасающая, безнадежная, совершенно иссушенная пустыня!

Тем не менее Хант шел быстрыми шагами, забыв про недавние колебания.

Казалось, он подчиняется естественному инстинкту, подобно тому как ласточки и голуби возвращаются к своим гнездам самым коротким путем, - "как летит пчела", если воспользоваться бытующим у нас в Америке выражением. Не знаю, почему мы послушно следовали за ним, как за проводником - этаким Кожаным Чулком или Хитрым Лисом. Или он и впрямь состоял в родстве с героями Фенимора Купера?..(Купер Джеймс Фенимор (1789- 1851) - американским писатель. Мировую известность приобрел цикл его романов (пентология), объединенных героем Натти Бумпо, выступающим под именами: Зверобой, Следопыт, Кожаный Чулок.)

Однако нашему взору не открылось ничего из чудес, описанных Артуром Пимом. Наши башмаки попирали перемешанную, исковерканную почву. О да, она была черной и прокаленной, словно ее исторгли из себя сами земные недра, содрогнувшиеся в вулканических конвульсиях. Казалось, будто всю поверхность острова перелопатил неведомый катаклизм чудовищной силы Не увидели мы и зверья, о котором говорится у Артура Пима, - ни уток вида anas valisneria, ни галапагосских черепах, ни черных змей, ни черных птиц, напоминающих луня, ни черных свиней с пушистым хвостом и тонкими, как у антилопы, ногами, ни черношерстных овец, ни гигантских альбатросов с черным оперением... Даже пингвины, в невероятных количествах населяющие антарктические воды, покинули, казалось, этот клочок суши, ставший совершенно необитаемым. Нас окружала безголосая, угрюмая пустыня.

И ни одного человеческого существа, ни души - ни на берегу, ни в глубине острова! Каковы же тогда наши шансы отыскать здесь капитана Уильяма Гая и остальных, кто остался в живых после гибели "Джейн"?..

Я взглянул на капитана Лена Гая. Его мертвенно-бледное лицо и изрезанный морщинами лоб ясно свидетельствовали о том, что и его оставила всякая надежда...

Наконец мы достигли долины, в которой находилась прежде деревня Клок-Клок, однако и тут, как и повсюду, не нашли буквально ничего. Здесь не осталось и следа от жилья - ни хижин "ямпу" - старейшин острова, представлявших собой дерево, срубленное на высоте четырех футов от земли, с накинутой поверх сучьев большой черной шкурой, ни шалашей из ветвей с засохшей листвой, ни первобытных пещер, вырытых в склонах холмов, прямо в черном камне, напоминающем сукновальную глину... И где тот ручей, что с шумом сбегал по склонам оврага, где эта волшебная влага в русле из черного песка?..

Что касается обитателей острова Тсалал, совершенно голых мужчин, немногие из которых носили шкуры черного меха, вооруженных копьями и увесистыми дубинками, и высоких, стройных, с хорошей фигурой женщин, "с изящной и свободной осанкой, чего не встретишь у женщин в цивилизованном обществе" - снова слова Артура Пима, - и бесчисленного множества детей - так где же они, все эти чернокожие туземцы с черными копнами волос и с черными зубами, у которых вызывал ужас белый цвет?..

Напрасно искал я и хижину Ту-Уита, крыша которой состояла из четырех скрепленных деревянными иглами больших шкур, которые держались внизу кольями, вбитыми в землю. Хуже того, я не мог узнать и самого этого места!..

А ведь именно здесь Уильяму Гаю, Артуру Пиму, Дирку Петерсу и их спутникам был устроен прием, не лишенный почтительности, в окружении толпы, напирающей снаружи! Имело здесь гостям было подано кушанье, представлявшее собой еще дымящиеся внутренности неизвестного животного, которые Ту-Уит и его приближенные принялись пожирать с тошнотворной жадностью.

И туг меня осенило. Я догадался, что произошло на острове, почему на нем царило теперь полное запустение...

- Можно подумать, что случилось землетрясение, изменившее остров Тсалал до неузнаваемости, - пробормотал Лен Гай, словно подслушав мои мысли.

- Да, капитан, - отвечал я, - именно землетрясение! Именно оно уничтожило неповторимую растительность, ручьи с невиданной жидкостью и все остальные здешние чудеса, похоронив их в земле и не оставив на поверхности никаких следов. Ничто здесь не похоже теперь на то, что представало взору Артура Пима!

Подошедший к нам Хант прислушивался к нашим словам, кивая в знак согласия огромной головой.

- Разве антарктические области не известны вулканической деятельностью?

- продолжал я.- Если бы мы доплыли на "Халбрейн" до Земли Виктории, то могли бы наблюдать извержение вулканов Эребус и Террор...(Здесь автор допускает несколько ошибок сразу: вулканы Эребус и Террор расположены не на Земле Виктории, а на острове Росса; действующим вулканом является только Эребус;

наконец, герои книги не могли разговаривать о них в конце 1839 года, потому что оба вулкана были открыты английской экспедицией Джемса Кларка Росса только в 1841 г)

Жюль Верн - Ледяной Сфинкс. 3 часть., читать текст

См. также Жюль Верн (Jules Verne) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :