Жюль Верн
«Ледяной Сфинкс. 4 часть.»

"Ледяной Сфинкс. 4 часть."

- Однако если бы тут произошло извержение, - вмешался Мартин Холт, - то мы видели бы лаву...

- Я и не говорю об извержении вулкана, - ответил я старшине-паруснику.-

Просто остров встал на дыбы от сильного землетрясения!

Из рассказа Артура Пима следовало, что остров Тсалал принадлежал к группе островов, протянувшихся на запад. Население, останься оно в живых, могло найти спасение на соседнем острове. Поэтому мы поступили бы мудро, если бы обшарили все острова архипелага, на которых могли бы укрыться люди с

"Джейн", покинувшие остров Тсалал, где после катастрофы уже невозможно было выжить...

Я сказал об этом капитану Лену Гаю.

- Да, - согласился он, и я увидел у него на глазах слезы, - возможно, так оно и было. Однако каким образом мог бы спастись мой брат и его злополучные спутники? Более вероятно, что все они погибли при землетрясении.

В это время Хант, отошедший в сторону на два ружейных выстрела, жестом подозвал нас к себе.

Что за картина открылась перед нами! Нашему взору предстала груда костей - грудных, берцовых, бедренных, осколки позвоночников и всех прочих частей человеческого скелета без единого кусочка плоти, бесчисленные черепа с клочками волос... Все это чудовищное кладбище угрюмо белело у наших ног.

Нас охватил ужас, смешанный с отчаянием.

Выходит, это все, что осталось от населения острова, составлявшего когда-то несколько тысяч душ? Если они погибли все до одного во время землетрясения, то как объяснить, что останки разбросаны по земле, а не погребены в толще острова?.. И разве могло получиться так, что все туземцы -

мужчины, женщины, дети, старики - были до того объяты ужасом, что не успели попрыгать в пироги и постараться доплыть до других островов архипелага?..

Мы приросли к месту, не в силах отвести взгляд от кошмарного зрелища и неспособные произнести ни слова.

- Мой брат, мой бедный брат...- услышал я голос Лена Гая, рухнувшего на колени.

Однако, поразмыслив немного, я понял, что мой рассудок готов согласиться далеко не со всем. Как, к примеру, связать эту катастрофу и заметки, прочитанные нами в дневнике Паттерсона? Из последних неопровержимо следовало, что старший помощник капитана "Джейн" семь месяцев назад оставил своих товарищей на острове Тсалал. Судя же по состоянию костей, ветры обдували их уже не один год; должно быть, землетрясение разразилось уже после отплытия с острова Артура Пима и Дирка Петерса.

Мы столкнулись с противоречивым набором фактов. Если землетрясение произошло недавно, то представшие нашему взору скелеты не принадлежали его жертвам, ибо успели побелеть от времени. Во всяком случае, среди этих останков не могло быть моряков с "Джейн". Но тогда где они?

Мы находились в дальнем конце долины Клок-Клок, поэтому нам волей-неволей пришлось поворачивать назад. Однако не прошли мы и полумили, как Хант снова остановился и указал на новые кости, почти что рассыпавшиеся в пыль и не принадлежавшие как будто человеческому существу. Неужели перед нами были останки одного из странных существ, которых описал Артур Пим, но нам так и не довелось увидать живьем?.. Вдруг из горла Ханта вырвался крик, вернее, дикий вой. Его огромная рука тянулась к нам, сжимая металлическое кольцо. Да, это был медный ошейник, наполовину уничтоженный ржавчиной. На нем еще можно было разобрать несколько выгравированных букв. Буквы легко сложились в слова:

ТИГР - АРТУР ПИМ

Тигр! Так звали ньюфаундленда, спасшего жизнь хозяину. погибавшему в трюме брига "Дельфин". Тот самый Тигр, который во время бунта на бриге вцепился в горло матросу Джонсу, приконченному подоспевшим на помощь Дирком Петерсом!..

Выходит, верный пес не сгинул при гибели "Дельфина"! Должно быть, его взяли на борт "Джейн" вместе с Артуром Пимом и метисом. Однако в рассказе Артура Пима об этом не говорится ни слова, более того, упоминания пса пропали задолго до появления этой шхуны...

Тем не менее не приходилось сомневаться, что Тигр пережил кораблекрушение вместе с Артуром Пимом, попал вместе с ним на остров Тсалал, пережил обвал холма у деревни Клок-Клок и погиб только при катастрофе, уничтожившей часть населения острова...

Однако останки Уильяма Гая и пяти его товарищей никак не могли находиться среди скелетов, усеивавших землю, ибо они были еще живы, когда отправлялся в путь Паттерсон, катастрофа же разразилась много лет тому назад!..

Через три часа мы, больше ничего не обнаружив, возвратились на борт

"Халбрейн". Капитан заперся у себя в каюте и не вышел даже к обеду. Я решил, что следует уважать его печаль, и не стал его тревожить.

На следующий день, обуреваемый желанием возвратиться на остров и возобновить изучение его берегов, я упросил лейтенанта отвезти меня туда.

Джэм Уэст исполнил мою просьбу, заручившись согласием капитана, отказавшегося составить нам компанию. Хант, боцман, Мартин Холт, еще четверо матросов и я уселись в шлюпку невооруженными - на острове было нечего опасаться.

Мы высадились там же, что и накануне, и Хант снова повел нас к холму у деревни Клок-Клок. Мы пошли тем же узким ущельем, где Артур Пим, Дирк Петерс и матрос Аллен, отстав от Уильяма Гая и его двадцати девяти спутников, забрались в расселину, прорезавшую мылообразную породу, напоминающую хрупкий стеатит. Мы не обнаружили здесь ни склонов, обрушившихся, видимо, при

;землетрясении, ни расселины, где рос когда-то орешник, ни мрачного коридора, выходившего в лабиринт, где скончался от удушья Аллен, ни площадки, добравшись до которой Артур Пим и метис смогли стать свидетелями нападения туземцев на шхуну и услыхать взрыв, уничтоживший тысячи врагов.

Так же бесследно исчез и холм, рухнувший при искусственном обвале, когда удалось спастись всего лишь капитану "Джейн", его помощнику Паттерсону и еще пятерым морякам...

Не нашли мы и лабиринта, замысловатые петли которого складывались в буквы, а буквы - в слова, последние же образовывали фразу, воспроизведенную в тексте Артура Пима, - фразу, первая строка которой означала "быть белым", а вторая - "область юга".

Итак, исчезло буквально все: и холм, и деревня Клок-Клок, и все остальное. Остров Тсалал начинал казаться чем-то сверхъестественным. Теперь это навеки останется неразрешимой загадкой!..

Мы побрели назад по восточному берегу острова. Хант провел нас на место, где стояли когда-то сараи, в которых готовили к отгрузке трепангов.

Теперь от сараев оставались одни развалины.

Излишне говорить, что в наших ушах не звучал крик "текели-ли!", который испускали когда-то и островитяне, и гигантские черные птицы, парившие над океаном. Нас окружали тишина и полнейшее запустение.

Последний привал мы сделали там, где Артур Пим и Дирк Петерс завладели челном, унесшим их на юг, к самому горизонту, где поднимались темные пары, в разрывах которых их взору предстали очертания громадной человеческой фигуры, белого гиганта...

Хант, скрестив руки на груди, смотрел, не отрываясь, на бескрайний океанский простор.

- Что же теперь, Хант? - обратился я к нему.

Хант, казалось, не услышал моих слов и даже не повернул головы.

- Что нам делать? - спросил я, прикасаясь к его плечу. От моего прикосновения по его телу пробежала дрожь, и он бросил на меня взгляд, от которого у меня сжалось сердце.

- Эй, Хант, - крикнул Харлигерли, - ты что, решил прирасти к этой скале? Разве ты не видишь, что нас дожидается "Халбрейн"? В путь! Завтра мы снимемся, с якоря. Здесь нечего больше делать!

Мне показалось, что дрожащие губы Ханта повторили вслед за боцманом слово "нечего", однако все его существо протестовало против этого приговора.

Мы сели в шлюпку и возвратились на корабль.

Капитан так и не выходил из каюты. Джэм Уэст, ожидая приказа сниматься с якоря, прохаживался по корме. Я присел под грот-мачтой, глядя на ленивые волны. Наконец появился капитан, и я увидел, как он бледен и измучен.

- Мистер Джорлинг, - произнес он, - моя совесть чиста: я сделал все, что мог. Разве могу я надеяться теперь, что мой брат Уильям и его спутники еще... Нет! Надо возвращаться, иначе нас застанет зима.

Лен Гай выпрямился и бросил последний взгляд на остров Тсалал.

- Завтра на заре, Джэм, - сказал он, - мы отчалим. В этот момент раздался хриплый голос:

- А Пим?.. Бедный Пим... Тот же голос! Я узнал его...

Это был тот самый голос, который я слышал однажды во сне.

* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

Глава I А ПИМ?..

Решение капитана Лена Гая покинуть остров Тсалал и поворачивать на север, не добившись главной цели экспедиции, его отказ от розысков моряков с английской шхуны в других частях антарктического океана - все это поразило меня, как гром с ясного неба.

Неужели "Халбрейн" бросит на произвол судьбы шесть человек, которые, если верить дневнику Паттерсона, еще несколько месяцев назад находились где-то поблизости? Неужели экипаж шхуны не выполнит до конца свой долг, как того требует человечность?.. А ведь был всего лишь конец декабря, канун Рождества, самое начало теплого времени года. Впереди оставалось еще два летних месяца, когда можно спокойно путешествовать в этой части Антарктики.

Мы успеем вернуться к Полярному кругу до начала ненастной погоды!.. Однако

"Халбрейн" готовилась взять курс на север уже сейчас!..

Да, таковы были доводы в пользу продолжения экспедиции. Однако существовали и другие соображения, которые тоже приходилось считать разумными.

До самого последнего дня экспедиция "Халбрейн" не имела ничего общего с авантюрой. Следуя маршрутом, указанным Артуром Пимом, она направлялась в определенную точку - к острову Тсалал. Как подтверждали записи несчастного Паттерсона, именно на этом острове, координаты которого не вызывали у нас сомнений, наш капитан должен был найти Уильяма Гая и пятерых моряков, вырвавшихся из западни у деревни Клок-Клок. Однако мы не нашли их на острове Тсалал - не нашли там никого - ни единого туземца, которому удалось бы пережить непонятную катастрофу, разразившуюся неведомо когда. Удалось ли им спастись еще до катастрофы, случившейся после ухода Паттерсона?

Так или иначе, все вопросы сводились к несложной дилемме: либо все люди с "Джейн" погибли, и тогда "Халбрейн" надо не мешкая ложиться на обратный курс, либо они выжили, и тогда нельзя прекращать поиски.

Что же нам следовало предпринять, если считать верным второе предположение? Существовал единственный ответ: обшарить один за другим все островки, протянувшиеся, как сказано, в западном направлении, которые могло пощадить землетрясение. Но разве не могли беглецы с острова Тсалал добраться до другой части Антарктиды? Разве не было иных архипелагов в том свободном ото льда море, которое пересек челн Артура Пима и метиса, прежде чем добрался... Докуда?

Впрочем, если их челн пересек восемьдесят четвертую параллель, то к какой суше их могло прибить, если дальше на океанских просторах не было ни островов, ни тем более континентов?.. Кроме того, как я уже напоминал, конец рассказа изобилует странностями, несуразностями, несусветицей, порожденными галлюцинациями, посещающими больной мозг. А как полезен оказался бы сейчас Дирк Петерс! Как жаль, что Лену Гаю не удалось разыскать его в Иллинойсе и взять в экспедицию на "Халбрейн"!..

Но вернемся к нашим вопросам. Если мы решим продолжить поиски, то в какую точку этих загадочных областей направить нашу шхуну? Разве ей не пришлось бы носиться по океану наугад? Разве согласился бы экипаж "Халбрейн"

на риск плавания в неизвестность, все ближе к полюсу, где можно натолкнуться на непреодолимый припай, который не даст шхуне пробиться назад?.. Ведь через несколько недель наступит антарктическая зима, а с ней - ненастье и нечеловеческий холод. Это море, пока свободное ото льда, целиком замерзнет, сковав наш корабль. Несомненно, одна мысль о семи-восьми месяцах плена среди льдов, без всякой надежды добраться до суши, заставит содрогнуться даже самых бесстрашных. Разве имеют командиры право рисковать жизнью своих людей ради ничтожной надежды отыскать нескольких человек с "Джейн", которых не оказалось на острове Тсалал?

Именно об этом тяжко раздумывал Лен Гай со вчерашнего дня; теперь же он, утратив последнюю надежду отыскать брата и его товарищей, отдает дрожащим голосом команду:

- Отплываем завтра на заре!

Я почувствовал сильнейшее разочарование и глубокую печаль, поняв, что путешествие кончилось ничем. Я бы предпочел продолжить поиски, пока есть возможность бороздить антарктический океан...

Немало мореплавателей на нашем месте воспользовались бы случаем, чтобы попытаться решить географическую загадку, каковой является Южный полюс! Ведь

"Халбрейн" забралась дальше, чем корабли Уэдделла, - остров Тсалал лежит менее чем в семи градусах от точки, в которой пересекаются все меридианы.

Казалось, ничто не мешает нашей шхуне устремиться к самой южной параллели.

Благодаря необыкновенно теплой погоде, ветрам и течениям она могла бы очутиться у самой земной оси, от которой ее отделяли сейчас какие-то четыреста миль. Если на ее пути не окажется суши, то это расстояние можно было бы преодолеть всего за несколько дней! Если же путь нам преградит континент, то путешествие заняло бы несколько недель... Однако никто из нас не помышлял о Южном полюсе, ибо "Халбрейн" вышла навстречу опасностям антарктического океана вовсе не для того, чтобы предпринять его штурм!

Даже если капитан Лен Гай, решив продолжить поиски, сумеет добиться согласия Джэма Уэста, боцмана и старых членов экипажа, трудно предположить, что он найдет понимание у двадцати новичков с Фолклендов, дурное настроение которых постоянно поддерживал гарпунщик Хирн. Нет, капитан не мог положиться на этих людей, составлявших большинство экипажа! Они бы решительно отказались от дальнейшего плавания по Антарктике, и, видимо, именно поэтому капитан Лен Гай принял решение поворачивать на север, хотя оно и далось ему с большой душевной болью.

Итак, приходилось признать, что путешествие окончено. Поэтому можно понять наше удивление, когда мы услышали слова:

- А Пим? Бедный Пим...

Я обернулся. Голос принадлежал Ханту. Неподвижно стоя подле рубки, этот странный человек пожирал глазами горизонт.

Экипажу шхуны был настолько непривычен звук его голоса - возможно, это вообще были первые слова, которые он произнес с той поры, когда впервые ступил на палубу шхуны, - что, влекомые любопытством, люди столпились вокруг него.

Властный жест Джэма Уэста заставил команду отступить на бак. Рядом с рубкой остались только сам старший помощник, боцман, старшина-парусник Мартин Холт и старшина-конопатчик Харди - последние сочли себя вправе быть свидетелями столь важного события.

- Что ты сказал? - спросил капитан Лен Гай, приблизившись к Ханту.

- Я сказал: а Пим? Бедный Пим...

- Что же ты имеешь в виду, называя человека, чьи негодные советы завлекли моего брата на этот остров, где погибла "Джейн" и большая часть ее экипажа и где мы не нашли никого? - Хант хранил молчание, поэтому капитан не смог сдержаться и прикрикнул: - Отвечай же!

Колебание Ханта было вызвано вовсе не тем, что он не знал, как ответить, а, как мы скоро убедимся, тем обстоятельством, что ему было трудно выразить свои мысли. Хотя мысли были ясными, фразы выходили рваными, а слова казались почти не связанными одно с другим.

- Ну, - начал он, - я не мастер рассказывать... Язык не слушается меня... Понимаете... Я говорю о Пиме... о бедном Пиме, да?

- Да-да, - подбодрил его старший помощник.- Что же ты можешь сказать нам об Артуре Пиме?

- То... что его нельзя бросить...

- Нельзя бросить?! - вскричал я.

- Нельзя... ни за что! - отвечал Хант.- Подумайте! Это было бы жестоко.

Слишком жестоко... Давайте отыщем его...

- Отыскать его? - не поверил своим ушам капитан Лен Гай.

- Поймите... для этого я и поступил на "Халбрейн"... для того, чтобы отыскать бедного Пима...

- Где же он, - изумился я, - если не в могиле на кладбище родного города?

- Нет... Он там, где остался... Он один, совсем один...- отвечал Хант, указывая рукой на юг, - и с тех пор солнце уже одиннадцать раз поднималось над горизонтом!..

Говоря так, Хант. по всей видимости, имел в виду Антарктику. Но что же это все могло значить?

- Разве ты не знаешь, что Артур Пим мертв? - спросил капитан Лен Гай.

- Мертв?! - переспросил Хант, делая выразительный жест.- Нет...

Послушайте... я знаю, о чем говорю... Поймите меня... он не мертв!

- Что вы, Хант, - попытался урезонить его я, - вспомните-ка, разве на последней странице приключений Артура Пима Эдгар По не упоминает о его внезапной и трагической кончине?

Правда, американский поэт не уточняет, как оборвалась эта незаурядная жизнь, и мне это всегда казалось весьма подозрительным. Неужели сейчас откроется тайна этой смерти? Ведь, если принять слова Ханта на веру, Артур Пим так и не возвратился из заполярных широт...

- Объясни все толком, Хант! - приказал Лен Гай, удивленный не меньше меня.- Подумай хорошенько и расскажи, не торопясь, все, что можешь.

Пока Хант тер рукой лоб, словно силясь собраться с мыслями, я сказал, обращаясь к капитану: - В речах этого человека есть нечто странное! Если он не безумец, то...

Заслышав эти слова, боцман покачал головой: он-то не сомневался, что Хант не в своем уме.

Однако Хант, верно истолковав наши колебания, вскричал: - Нет, не безумец! Там, в прериях... к безумцам относятся с почтением, даже если не верят их словам! А я... Верьте мне! Нет, Пим не умер!

- Эдгар По утверждает обратное, - упорствовал я.

- Да, знаю... Эдгар По из Балтимора... Но он никогда не видел Артура Пима... Никогда!

- Как же это?! - воскликнул капитан.- Разве они не знали друг друга?

- Нет!

- Разве не сам Артур Пим поведал Эдгару По о своих приключениях?

- Нет,капитан.. Нет...- отвечал Хант, - Этот человек... из Балтимора...

к нему попали только записки Пима, которые он вел с тех пор, как спрятался в трюме "Дельфина"... Он не переставал писать до последнего часа..

до последнего, поймите, поймите же меня...

Как видно, Хант ужасно боялся, что мы не поймем его, и без конца повторял свой отчаянный призыв. Впрочем, должен сознаться, что его утверждения казались чем-то совершенно невероятным. Если верить ему, то получалось, что Артур Пим никогда не имел дела с Эдгаром По! Значит, американский поэт ознакомился всего лишь с дневниковыми записями, которые тот вел день за днем на протяжении всего своего фантастического путешествия?

..

- Кто же привез ему этот дневник? - спросил Лен Гай схватив Ханта за руку.

- Спутник Пима... Тот, кто любил бедного Пима как сына... Метис Дирк Петерс, возвратившийся оттуда в одиночку...

- Метис Дирк Петерс? - ахнул я.

- Да...

- В одиночку?

- Да.

- А Артур Пим остался...

- Там! - выкрикнул Хант оглушительным голосом и посмотрел на юг.

Разве можно было в это поверить? Мартин Холт недоверчиво толкнул Харлигерли локтем, и оба посмотрели на Ханта с откровенной жалостью; Джэм Уэст не выдавал своих чувств. Капитан Лен Гай жестом показал мне, что беднягу нельзя принимать всерьез, ибо его ум давно уже находится в состоянии помутнения.

Однако, пристально всматриваясь в Ханта, я понял, что льющийся из его глаз свет - это свет истины. Я принялся задавать ему точные, продуманные вопросы, на которые он давал только утвердительные ответы, ни разу не противореча себе, как в том сейчас убедится читатель.

- Так, значит, - спросил я его, - моряки с "Джейн" сняли Артура Пима и Дирка Петерса с перевернутого "Дельфина", после чего они доплыли на шхуне до острова Тсалал?

- Да.

- Когда капитан Уильям Гай направлялся в деревню Клок-Клок, Артур Пим, а также метис и один из матросов отстали от остальных?

- Да... Матрос Аллен, который скоро задохнулся, заваленный камнями...

- Затем они наблюдали с вершины холма за нападением дикарей на шхуну и ее гибелью?

- Да...

- Через некоторое время они вдвоем покинули остров в челне, отнятом у туземцев?

- Да!

- И спустя двадцать дней, оказавшись перед завесой паров, оба попали в пучину водопада?

На этот раз Хант не торопился подтвердить мои слова. Напротив, он смешался и забормотал что-то нечленораздельное. Наконец, глядя на меня и качая головой, он произнес:

- Нет, не оба. Понимаете... Дирк Петерс никогда не говорил мне...

- Дирк Петерс?! - вмешался капитан Лен Гай.- Ты был знаком с Дирком Петерсом?

- Да.

- Где же?

- В Вандалии... В штате Иллинойс.

- Уж не от него ли ты прослышал об этом путешествии?

- От него...

- Выходит, он возвратился оттуда один, оставив Артура Пима?..

- Один...

- Говорите, говорите же! - не вытерпел я.

Меня переполняло нетерпение. Что я слышу! Хант знал Дирка Петерса и знал о событиях, которые, как я полагал, были обречены на вечное забвение!

Он знал что-то о развязке того невероятного приключения!..

Хант заговорил снова, так же сбивчиво, однако теперь нам было легче его понимать:

- Да... Там... Завеса паров... Помню, метис рассказывал мне...

Понимаете... Оба они, Артур Пим и он, плыли в лодке с острова Тсалал...

Потом они столкнулись с льдиной... огромной льдиной... От удара Дирк Петерс свалился в воду... Однако он сумел уцепиться за льдину и взобраться на нее... Понимаете... Он видел, как лодку уносит течением все дальше... совсем далеко!.. Пим пытался подгрести к товарищу, но тщетно... Лодку уносило прочь... Пим... бедный, дорогой Пим... его унесло... Он не вернулся... И он все еще там, там!..

Сам Дирк Петерс не мог бы оплакивать "бедного, дорогого Пима" с таким неподдельным горем!..

Итак, одно нам удалось установить неоспоримо: Артур Пим и метис были разлучены в тот самый момент, когда перед ними выросла завеса из паров...

Правда, даже допуская, что Артур Пим продолжил путь на юг, трудно было представить себе, как Дирк Петерс вернулся на север, как он умудрился преодолеть ледяные поля, пересечь Полярный круг и достичь Америки, доставив туда записки Пима, попавшие в конце концов в руки Эдгара По...

Все эти вопросы были заданы Ханту, и он не оставил без ответа ни одного, ссылаясь на рассказы метиса. Мы узнали, что в кармане Дирка Петерса, ухватившегося за льдину, находился дневник Артура Пима! Вот как были спасены эти записи, которыми воспользовался американский романист.

- Поймите меня, - говорил Хант, - я рассказываю так, как услыхал от Дирка Петерса. Уносимый течением, Пим кричал изо всех сил... Потом бедного Пима закрыла завеса паров... Метис же питался сырой рыбой; потом его принесло течением назад к острову Тсалал, на который он выбрался, полумертвый от голода...

- Он вернулся на остров Тсалал?! - вскричал Лен Гай.- Сколько же прошло времени с тех пор, как он его впервые покинул?

- Три недели. Не больше трех недель - так говорил Дирк Петерс.

- Но тогда он должен был встретиться с моим братом Уильямом и остальными, спасшимися вместе с ним...

- Нет, - отвечал Хант, - Дирк Петерс всегда считал, что они погибли все до одного- да, все! На острове не было больше ни души...

- Ни души? - удивился я сверх всякой меры.

- Ни одного человека! - уверенно отвечал Хант.

- А как же жители Тсалала?

- Никого, говорю вам, никого! Остров обезлюдел, обезлюдел!..

Это его утверждение полностью противоречило фактам, в которых мы не сомневались. Но в конце концов разве не могло случиться так, что ко времени возвращения Дирка Петерса на остров Тсалал его жители, обуянные неведомым ужасом, уже переплыли на острова, лежащие к юго-востоку, в то время как оставшиеся в живых моряки с "Джейн" продолжали скрываться среди холмов Клок-Клок? Это объяснило бы, почему метис их не увидел и почему им не приходилось опасаться туземцев на протяжении последующих одиннадцати лет жизни на острове. С другой стороны, Паттерсон расстался с ними месяцев семь назад, и если мы не смогли их отыскать, то это означало лишь одно: они наверняка покинули остров Тсалал, жизнь на котором после землетрясения стала невозможной...

- Так, значит, - не унимался Лен Гай, - вернувшись на остров, Дирк Петерс нашел его полностью покинутым людьми?

- Там не было никого, никого...- твердил Хант.- Метис не повстречал там ни одного туземца...

- Что же предпринял этот Дирк Петерс? - поинтересовался боцман.

- Постарайтесь меня понять! - взмолился Хант.- Там была брошенная шлюпка... в бухте... а в ней - сушеное мясо и несколько бочонков пресной воды. Метис сел в эту шлюпку... Дул южный ветер... да, южный, и очень сильный, тот самый, который вместе с течением пригнал льдину к острову Тсалал... Он гнал шлюпку много недель... Потом пошли ледяные поля, но шлюпка проскочила в пролив... Поверьте мне! Я всего-навсего повторяю рассказ, сотни раз слышанный мною из уст Дирка Петерса... Да, в пролив... Потом он пересек Полярный круг...

- А дальше? - спросил я.

- Дальше шлюпку подобрало американское китобойное судно "Санди Хук".

Что ж, если принять рассказ Ханта за чистую монету, - а он вполне мог оказаться правдоподобным, - то мы знали теперь, как закончилась - по крайней мере для Дирка Петерса - эта страшная драма, разыгравшаяся в Антарктике.

Вернувшись в Соединенные Штаты, метис, по всей видимости, познакомился с Эдгаром По, редактировавшим тогда "Южный литературный вестник", и он, воспользовавшись записями Артура Пима, подарил свету полную чудес книгу, вовсе не опираясь на вымысел, как казалось до сих пор. Однако книге не хватало развязки...

Что же до воображения, призванного на помощь американским писателем, то оно проявилось разве что в последних главах, где странностей становится слишком много, - если только самому Пиму не явились напоследок в бреду, среди клубящихся паров, все эти сверхъестественные картины.

Одно было неопровержимо: Эдгар По никогда не был знаком с Артуром Пимом. Именно поэтому он заставил своего героя умереть "внезапной и трагической" смертью, ни словом не обмолвившись, впрочем, о ее причине.

И все же, если Артур Пим так и не вернулся, были ли у нас основания надеяться, что он прожил еще какое-то время, оставшись без своего верного товарища, что он жив по сию пору - ведь с тех пор прошло целых одиннадцать лет?..

- Да, да! - твердил Хант, и в его голосе звучала убежденность Дирка Петерса, его земляка из городка Вандалия, штат Иллинойс.

Оставалось только разобраться, в своем ли Хант уме. Теперь я не сомневался, что это он, дойдя до последней степени отчаяния, забрался в мою каюту и прошептал мне на ухо: "А Пим? Бедный Пим..." Так оно и было, никакой это не сон!

Словом, даже если все, что он наговорил, - правда, надо было еще решить, можно ли ему верить, когда он повторял голосом, полным настойчивой мольбы:

- Пим не умер! Пим там! Мы не должны бросить бедного Пима!

Дождавшись, когда я закончу допрос Ханта, потрясенный капитан вышел из состояния задумчивости и решительно скомандовал:

- Экипаж! Всем на корму!

Собрав вокруг себя всех матросов шхуны, он молвил:

- Слушай меня внимательно, Хант! Я буду спрашивать тебя об очень серьезных вещах!

Хант поднял голову и оглядел команду "Халбрейн".

- Итак, Хант, ты утверждаешь, что все то, что ты рассказал только что об Артуре Пиме, - чистая правда?

- Да, - откликнулся Хант, сопровождая ответ решительным жестом.

- Ты знал Дирка Петерса...

- Да.

- Ты прожил несколько лет бок о бок с ним в Иллинойсе?

- Девять лет.

- Он часто рассказывал тебе обо всем этом?

- Да.

- И ты нисколько не сомневаешься, что он рассказывал тебе одну правду?

- Нет.

- Ему никогда не приходило в голову, что на острове Тсалал могло остаться несколько человек с "Джейн"?

- Нет.

- Он считал, что Уильям Гай и все его спутники погибли при обвале холмов у деревни Клок-Клок?

- Да. Судя по его рассказам, Пим был того же мнения...

- Где ты видел Дирка Петерса в последний раз?

- В Вандалии.

- Давно?

- Два года тому назад.

- Кто из вас первым покинул Вандалию - ты или он?

Мне показалось, что Хант испытывает колебания, не зная, как ответить.

- Мы покинули ее вместе, - отвечал он.

- И куда же направился ты?

- На Фолкленды.

- А он?

- Он...- повторил Хант, и его взгляд остановился на Мартине Холте, старшине-паруснике нашей шхуны, которого он, рискуя собственной жизнью, спас во время бури.

- Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? - окликнул его капитан Лен Гай.

- Да.

- Так отвечай! Покинул ли Дирк Петерс Америку?

- Да.

- Куда же он направился? Говори!

- На Фолкленды!

- И где он сейчас?

- Перед вами!

Глава II РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО!

Дирк Петерс!.. Хант и метис Дирк Петерс- одно лицо!.. Преданный спутник Артура Пима, тот, кого так долго и тщетно разыскивал в Соединенных Штатах Лен Гай, тот, чье присутствие могло побудить нас продолжить путешествие!..

Внимательный читатель, вероятно, за много страниц до окончательного разоблачения узнал в Ханте Дирка Петерса. Что ж, этому не приходится удивляться. Удивительно, если бы такая догадка не возникла.

Ведь этот вывод напрашивался сам собой; остается только гадать, как капитан Лен Гай и я, столько раз перечитывавшие книгу Эдгара По, где портрет Дирка Петерса набросан весьма выразительными штрихами, не заподозрили, что человек, завербовавшийся к нам на Фолклендах, и есть тот самый метис...

Готов признать свою недогадливость, однако замечу, что она не была беспричинной.

Да, все в облике Ханта выдавало его индейское происхождение - и Дирк Петерс был выходцем из племени упшароков, обитающего на Дальнем Западе. Одно это могло бы навести нас на верный путь. Однако прошу обратить внимание на обстоятельства, при которых Хант представился на Фолклендах капитану Лену Гаю. Хант жил на Фолклендах, в несусветной дали от Иллинойса, среди матросов всех национальностей, дожидавшихся сезона путины, чтобы завербоваться на китобойные суда... Поступив на судно, Хант вел себя крайне сдержанно: мы впервые услыхали его голос. Ничто не заставляло заподозрить, что этот человек скрывает свое настоящее имя. Даже заговорив, он назвался Дирком Петерсом только под самый занавес, уступив настойчивости капитана.

Верно, Хант был человеком необыкновенным, какие редко встречаются, поэтому мы могли бы приглядеться к нему и раньше... Теперь стало понятно, чем объясняется его странное поведение с той поры, как шхуна пересекла Полярный круг. Стал понятен его взгляд, неизменно обращенный на юг, и его рука, инстинктивно тянувшаяся в том же направлении... Уже на острове Беннета он вел себя так, словно бывал здесь и раньше: ведь это он подобрал там доску с "Джейн"... Наконец, остров Тсалал... Здесь он уверенно встал впереди, и мы потянулись за ним, как за опытным проводником, по развороченной долине до самой деревни Клок-Клок, до оврага и до холма с лабиринтом, от которого не осталось теперь буквально ничего... Да, все это должно было открыть нам глаза и заронить - по крайней мере у меня! - подозрение, что Хант как-то связан с приключениями Артура Пима!

Что ж, выходит, не только капитан Лен Гай, но и его пассажир Джорлинг оказались отъявленными слепцами! Мне остается признать нашу слепоту, хотя многие страницы в книге Эдгара По давно должны были заставить нас прозреть.

Не приходилось сомневаться, что Хант был на самом деле Дирком Петерсом.

Он постарел на одиннадцать лет, но остался именно таким, каким его описывал Артур Пим. Правда, свирепый вид, о котором говорится у последнего, остался в прошлом, однако и тогда это была лишь "кажущаяся свирепость". Внешне он не переменился, низкорослый, мускулистый, сложенный как Геркулес (Геркулес -

латинская форма имени Геракла, любимейшего героя греческих сказаний. Образ Геркулеса в виде фигуры могучего человека с львиной шкурой и палицей, бородатого и обнаженного, сложился издавна, он оказал влияние на послеантичную живопись до настоящего времени), а "кисти его рук были такими громадными, что совсем не походили на человеческие руки". Его конечности были странно искривлены, голова же выглядела несообразно огромной. Рот

"растянулся от уха до уха", а узкие губы "даже частично не прикрывали длинные, торчащие зубы". Да, наш фолклендский новобранец полностью соответствовал этому описанию. Однако на его лице не осталось и тени прежнего выражения, которое Артур Пим назвал "бесовским весельем".

Видимо, возраст, испытания и удары, на которые оказалась так щедра жизнь, жуткие сцены, в которых ему пришлось участвовать, "настолько выходящие за пределы человеческого опыта, что человек просто не способен поверить в их реальность", как писал Артур Пим, - все это изменило его облик. Да, рубанок испытаний гладко обтесал душу Дирка Петерса! И все-таки перед нами стоял именно он - верный спутник Артура Пима, которому тот был обязан своим спасением. Он не утратил надежды отыскать Пима в бескрайних пустынных просторах Антарктики!

Но почему Дирк Петерс скрывался на Фолклендах под именем Ханта, почему предпочел сохранить инкогнито, даже поступив на "Халбрейн", почему не открылся, узнав о намерениях капитана Лена Гая? Может быть, он опасался, что его имя вызовет ужас? Ведь он участвовал в страшной бойне на "Дельфине", он нанес смертельный удар матросу Паркеру, он потом утолял его плотью голод, а его кровью - жажду; он решился назвать свое имя, лишь когда у него появилась надежда, что "Халбрейн" отправится на поиски Артура Пима!..

По всей видимости, прожив несколько лет в Иллинойсе, метис уехал на Фолкленды, чтобы дождаться там первой возможности возвратиться в антарктические воды. Нанимаясь на "Халбрейн", он, наверное, питал надежду, что капитан Лен Гай, найдя на острове Тсалал своих соотечественников, уступит его настойчивости и устремится дальше на юг, чтобы отыскать там Артура Пима. Однако кто, будучи в здравом уме, поверил бы, что этот несчастный мог остаться в живых спустя целых одиннадцать лет? В пользу капитана Уильяма Гая и его спутников говорило хотя бы богатство растительности и живности на острове Тсалал; кроме того, записи Паттерсона свидетельствовали о том, что они были живы еще совсем недавно. Что же до Артура Пима...

И все же утверждения Дирка Петерса, пусть и построенные на песке, не вызывали у меня, вопреки логике, никакого протеста, и когда метис закричал:

"Пим не умер... Пим там... Разве можно бросить бедного Пима...", его убежденность взяла меня за живое. Мне пришел в голову Эдгар По, и я представил себе, в каком бы он оказался затруднении, если бы "Халбрейн"

доставила на родину того, о чьей "внезапной и трагической кончине" он поспешил оповестить публику...

Определенно, с тех пор как я решился принять участие в экспедиции

"Халбрейн", я перестал быть прежним человеком - практичным и в высшей степени трезвомыслящим. При одной мысли об Артуре Пиме мое сердце начинало биться столь же отчаянно, как билось, должно быть, сердце в могучей груди Дирка Петерса! Я уже был готов согласиться, что уйти от острова Тсалал на север, в Атлантику, значило бы отказаться от гуманной миссии, каковой явилась бы помощь несчастному, покинутому всеми в ледяной пустыне Антарктики!..

В то же время требовать от капитана Лена Гая, чтобы он повел свою шхуну дальше в эти неведомые воды, подвергая экипаж риску, после того как он уже пережил столько опасностей, - значило бы втягивать его в заведомо обреченный на провал разговор. Да и следовало ли мне в это вмешиваться? Но в то же время мне казалось, что Дирк Петерс надеется на мою помощь в защите интересов бедного Пима.

За заявлением метиса последовало долгое молчание. Никому и в голову не пришло оспаривать правдивость его слов. Раз он сказал: "Я - Дирк Петерс", значит, он и впрямь был Дирком Петерсом.

Что касается судьбы Артура Пима - и того обстоятельства, что он так и не вернулся в Америку, и его разлуки с верным товарищем, когда течение увлекло его в лодке с острова Тсалал дальше к полюсу, - со всем этим можно было согласиться, ибо ничто не заставляло заподозрить, что Дирк Петерс говорит неправду. Однако то, что Артур Пим все еще жив, как это утверждал метис, и что долг требует отправиться на его поиски, рискуя головами, - это вызывало у всех большие сомнения.

В конце концов, решив прийти на помощь Дирку Петерсу, я вернулся к разумным аргументам, в которых фигурировали капитан Уильям Гай и пятеро его матросов, от пребывания которых на острове Тсалал теперь не осталось и следа.

- Друзья мои, - начал я, - прежде чем принять окончательное решение, полезно хладнокровно оценить положение. Разве завершить экспедицию в тот самый момент, когда появился какой-то шанс на ее благополучный исход, не означает обречь себя на пожизненные угрызения совести? Подумайте об этом, капитан и все вы, друзья. Менее семи месяцев назад несчастный Паттерсон оставил ваших соотечественников на острове Тсалал в добром здравии. То, что они прожили здесь все это время, означает, что богатство острова Тсалал смогло обеспечить им жизнь на протяжении одиннадцати лет и что им не приходилось более опасаться дикарей, частично погибших из-за неведомых нам причин, частично, вероятно, перебравшихся на какой-либо из соседних островов... Все это совершенно очевидно, и я не знаю, что можно возразить на подобные доводы...

Мне никто не ответил, поскольку отвечать и вправду было нечего.

- Если мы так и не нашли капитана "Джейн" и его людей, - продолжал я, чувствуя прилив вдохновения, - то это может означать, что уже после ухода Паттерсона им пришлось покинуть остров. По какой причине? Думаю, потому, что землетрясение перетряхнуло весь остров и он стал непригодным для обитания.

Но ведь им хватило бы туземного каноэ, чтобы с помощью северного ветра добраться до другого острова или до берега антарктического континента... Не стану долго распространяться, доказывая, что все могло произойти именно так.

Ясно одно: если мы не продолжим поиски, от которых зависит спасение ваших соотечественников, это будет означать, что мы просто опустили руки!

Я обвел глазами свою аудиторию, но она дружно молчала.

Капитан Лен Гай, почувствовав мою правоту, уронил голову, чтобы скрыть свои чувства, а это означало, что, упомянув о долге человечности, я задел нужную струну.

- Да и о чем, собственно, речь? - снова перешел я в наступление, выдержав небольшую паузу.- О том, чтобы подняться еще на несколько градусов по спокойному морю, в сезон, обещающий еще два месяца хорошей погоды... Нам не приходится опасаться скорого наступления зимы, к сражению с которой я и не подумал бы вас побуждать... И мы еще колеблемся, когда на "Халбрейн"

имеется все необходимое, когда у нее такой надежный экипаж!.. Мы пугаем себя воображаемыми опасностями! Неужели у нас не хватит смелости пройти еще дальше туда... туда...

И я указал на юг, повторив безмолвный, но властный жест Дирка Петерса, значивший больше, чем любые слова. Однако слушатели все так же не сводили с нас глаз, не удостаивая мою речь ответом.

Я не сомневался, что шхуна могла бы, ничем не рискуя, остаться в этих водах еще на восемь-девять недель. Было только 26 декабря, а ведь наши предшественники предпринимали экспедиции и в январе, и в феврале, и даже в марте - и Беллинсгаузен, и Биско, и Кендал, и Уэдделл, - и все они успевали повернуть на север еще до того, как им преграждал путь мороз. Пусть их корабли не забирались в такие высокие широты, как "Халбрейн", - зато они не могли и мечтать о столь благоприятных условиях плавания, в которых находились мы...

Я перепробовал самые разные аргументы, добиваясь одобрения своих слов, однако никто не спешил брать на себя ответственность. Ответом мне, как и прежде, было гробовое молчание и опущенные долу глаза.

Впрочем, я остерегался произносить имя Артура Пима и выступать в защиту предложения Дирка Петерса, ибо это неминуемо вызвало бы недоуменное пожатие плечами, а то и угрозы в мой адрес... Я спрашивал себя, удалось ли мне заронить в души моих товарищей хотя бы частицу той веры, которая переполняла все мое существо, когда слово взял капитан Лен Гай.

- Дирк Петерс, - произнес он, - подтверждаешь ли ты, что вы с Артуром Пимом, покинув остров Тсалал, наблюдали новые земли к югу от него?

- Да... земли, - отвечал метис.- Остров или континент... Поймите... это там... я думаю... я уверен... там Пим... бедный Пим... ждет, чтобы мы пришли ему на помощь...

- Возможно, что и Уильям Гай, и все остальные ждут там того же! -

вскричал я, стремясь перевести разговор в более безопасное русло. Кроме того, я чувствовал, что эти якобы существующие земли - хоть какая-то цель, тем более что она легко достижима. "Халбрейн" не придется бороздить океан наугад - нет, она устремится туда, где могут находиться люди, пережившие гибель "Джейн"!

Прежде чем заговорить, Лен Гай потратил некоторое время на размышление.

- Верно ли, Дирк Петерс, - снова услыхали мы его голос, - что за восемьдесят четвертой параллелью горизонт закрыт завесой паров, о которой говорится у Артура Пима? Видел ли ты сам... видели ли твои глаза эти воздушные водопады и эту бездну, в которой исчезла шлюпка с Артуром Пимом?

Обведя нас взглядом, метис покачал огромной головой.

- Не знаю, - проговорил он.- О чем вы меня спрашиваете, капитан?..

Завеса паров? Да, возможно... И нечто вроде суши на юге...

Вероятно, Дирк Петерс не читал книги Эдгара По; не исключено, что он не был обучен грамоте. Передав кому следовало дневник Артура Пима, он не поинтересовался, будет ли он опубликован. Забравшись сперва в Иллинойс, а потом на Фолкленды он не подозревал ни о шуме, вызванном этим повествованием, ни о совершенно немыслимой его развязке...

Впрочем, что мешает нам предположить, что Артур Пим, чья приверженность к сверхъестественному хорошо известна, просто вообразил, что видел все эти невероятные картины, существовавшие на самом деле только в его склонном к фантазиям мозгу?

Вот когда прозвучал голос Джэма Уэста. Не знаю, разделял ли лейтенант мое мнение, подействовали ли на него мои аргументы, склонялся ли он к тому, чтобы продолжить путешествие, но он произнес такие слова:

- Капитан! Ваша команда?

Капитан посмотрел на экипаж. Вокруг него столпились все - и "старички", и новенькие, один лишь гарпунщик Хирн держался несколько в стороне.

Лен Гай устремил вопросительный взгляд на боцмана и его друзей, в беззаветной преданности которых он был твердо уверен. Не могу сказать, узрел ли он на их лицах согласие на продолжение плавания, однако до моего слуха донесся его шепот:

- О, если бы все зависело только от меня! Если бы все до одного поддержали меня!

Он был прав: поиски нельзя было продолжать, не заручившись поддержкой всей команды.

И тут раздался хриплый голос Хирна:

- Капитан! Вот уже два месяца, как мы покинули Фолкленды... Все мы нанялись для плавания, конечным пунктом которого был остров Тсалал!

- Это не так! - воскликнул Лен Гай, приведенный заявлением Хирна в крайнее возбуждение.- Нет, это не так! Я нанял вас для участия в плавании, конечную точку которого имею право определить сам!

- Простите, капитан, - не отступал Хирн, - но мы и так находимся там, куда до нас не добирался ни один мореплаватель, куда не заплывал ни один корабль, не считая "Джейн". Поэтому мои товарищи и я считаем, что лучше будет воротиться на Фолкленды, пока не начался сезон ненастья. Оттуда вы вольны вернуться на остров Тсалал и даже подняться к полюсу, если вам этого захочется!

По рядам слушателей пробежал одобрительный шепоток. Не приходилось сомневаться, что гарпунщик выразил мнение большинства, ибо новые члены команды составляли на шхуне большинство. Действовать им наперекор, требовать послушания от людей, не расположенных подчиняться, и в таких условиях плыть в глубину Антарктики было бы безрассудством, хуже того, просто безумием, чреватым неминуемой катастрофой.

Хирну решил возразить Джэм Уэст, в голосе которого прозвучала угроза:

- Кто позволил тебе говорить?

- Капитан задал нам вопрос, - отвечал Хирн.- У меня было полное право на ответ.

В его голосе было столько дерзости, что лейтенант, которому никогда не изменяло хладнокровие, едва не вышел из себя. Лену Гаю пришлось остановить его примирительным жестом и сказать:

- Спокойно, Джэм! Ничего не поделаешь, раз среди нас нет согласия...-

Повернувшись к боцману, он спросил: - Как по-твоему, Харлигерли?

- Очень просто, капитан, - отвечал боцман.- Я подчинюсь вашему приказу, каким бы он ни был. Наш долг - не бросать Уильяма Гая и всех остальных, пока остается хоть малейшая надежда спасти их!

Боцман сделал паузу, глядя на Драпа, Роджерса, Грациана, Стерна и Берри. Они кивали головами и явно были согласны с ним.

- Что же касается Артура Пима...- хотел продолжить боцман.

- Речь идет не об Артуре Пиме, - с необыкновенной живостью оборвал его Лен Гай, - а о моем брате Уильяме Гае и его спутниках!

Увидев, что Дирк Петерс готов возразить, я схватил его за руку, и он, трясясь от ярости, счел за благо промолчать. Не время было распространяться об Артуре Пиме. Сейчас главное - побудить людей дать согласие продолжить путь. Иного выхода не оставалось. Если Дирк Петерс нуждался в помощи, я готов был оказать ее другим способом.

Тем временем Лен Гай продолжал опрос экипажа. Ему хотелось знать поименно, на кого он может опереться. Все старые члены экипажа пообещали не оспаривать его приказов и следовать за ним так далеко, как потребуется.

Кое-кто из новеньких последовал примеру этих отважных людей. Их было трое -

все англичане. Но большинство разделяло точку зрения Хирна. Для одних плавание завершилось на острове Тсалал. Они наотрез отказывались плыть дальше и решительно требовали повернуть на север. Этой позиции придерживалось человек двадцать, и не приходилось сомневаться, что с языка Хирна слетело то, что было в голове у каждого из них. Перечить им, тем более принуждать их выполнять команды при развороте шхуны на юг, грозило нам неминуемым бунтом.

Единственный способ добиться перелома в настроении матросов, обработанных Хирном, - вызвать у них алчность, объяснить, в чем их интерес.

Поэтому я взял слово и заговорил твердым голосом, дабы ни у кого не возникло сомнений в серьезности моего предложения:

- Матросы "Халбрейн", слушайте меня!- провозгласил я.- По примеру многих государств, желающих способствовать открытиям в полярных морях, я предлагаю экипажу шхуны премию! За каждый градус, пройденный к югу от восемьдесят четвертой параллели, я заплачу вам по две тысячи долларов!

Больше семидесяти долларов на душу - здесь было от чего загореться! Я почувствовал, что нащупал верный тон.

- Я выдам капитану Лену Гаю, который станет, таким образом, вашим доверенным лицом, письменное обязательство, - продолжал я.- Деньги, которые вы заработаете, участвуя в этом плавании, будут выплачены вам после возвращения, независимо от условий, в которых последнее осуществится.

Мне не пришлось долго ждать реакции на мое предложение.

- Ура! - завопил боцман, показывая пример своим товарищам, которые стали дружно вторить ему.

Хирн и не пытался возражать - видно, решил дождаться более удобного случая. Таким образом, согласие было восстановлено, я же был готов пожертвовать и более крупной суммой, лишь бы достичь цели.

Впрочем, нас отделяло от Южного полюса всего семь градусов, поэтому даже если бы "Халбрейн" добралась до него, мне бы пришлось расстаться всего с четырнадцатью тысячами долларов...

Глава III ИСЧЕЗНУВШИЕ ОСТРОВА

Рано поутру в пятницу, 27 декабря, "Халбрейн" вышла в море, взяв курс на юго-запад.

На борту закипела прежняя жизнь, отмеченная повиновением и слаженностью. Команде не грозили ни опасности, ни переутомление. Погода оставалась прекрасной, море - спокойным. Можно было надеяться, что в таких условиях бациллы неподчинения не смогут развиться, ибо им не придут на помощь трудности. Впрочем, грубым натурам не свойственно много размышлять.

Невежество и корысть плохо сочетаются с богатым воображением Невежды живут настоящим, мало заботясь о будущем. Безмятежность их существования может нарушить только неожиданное потрясение. Суждено ли оно нам?..

Что касается Дирка Петерса, то и теперь, когда его инкогнито было раскрыто, он не изменился и остался столь же нелюдимым. Надо сказать, что экипаж не чувствовал к нему отвращения, чего можно было бы опасаться, памятуя о сценах на "Дельфине". Кроме того, все помнили, как метис рисковал жизнью ради Мартина Холта. Однако он все равно предпочитал, держаться в сторонке, ел и спал в уголке, не желая сокращать расстояние между собой и остальным экипажем. Не было ли у него иной причины для подобного поведения?

Будущее покажет...

Преобладающие в этих краях северные ветры, донесшие "Джейн" до острова Тсалал и позволившие челну Артура Пима подняться еще на несколько градусов к югу, были попутными и для нас. Джэм Уэст распустил на шхуне все паруса.

Форштевень легко рассекал прозрачные, а вовсе не молочной белизны воды; если что и белело на водной глади - то только след за кормой, тянущийся к горизонту.

После сцены, предшествовавшей отплытию, Лен Гай позволил себе несколько часов отдыха. Могу себе представить, какие мысли сопровождали его погружение в сон: с одной стороны, продолжение поисков сулило надежду на успех, с другой же - на него давил груз страшной ответственности.

Выйдя с утра на палубу, он подозвал поближе меня и помощника.

- Мистер Джорлинг, - обратился он ко мне, - повернуть на север было бы для меня равносильно смерти! Я чувствовал, что не сделал всего, что должен, ради спасения моих соотечественников. Однако я понимал, что большинство экипажа против меня, вздумай я плыть южнее острова Тсалал...

- Верно, капитан, - отвечал я, - на борту запахло бунтом...

- Который мы могли бы подавить в зародыше, - холодно возразил Джэм Уэст, - проломив голову этому Хирну, который только и делает, что возбуждает недовольство.

- Возможно, ты и прав, Джэм, - откликнулся Лен Гай, - но, восстановив справедливость, мы бы не обрели согласия, а оно нужно нам больше всего...

- Это верно, капитан, - согласился помощник.- Лучше, когда удается обойтись без насилия. Но в будущем пусть Хирн поостережется!..

- Его друзья, - продолжил Лен Гай, - воодушевлены обещанной премией.

Желание не упустить ее сделает их более выносливыми и покладистыми. Щедрость мистера Джорлинга пришла на помощь там, где оказались бессильными все мольбы... Я так благодарен вам!

- Капитан, - отвечал я, - еще на Фолклендах я уведомил вас о своем желании помочь деньгами вашему предприятию. Теперь мне представилась возможность поступить сообразно этому желанию, я поспешил воспользоваться ею и не нуждаюсь в благодарности. Лишь бы мы достигли цели, спасли вашего брата Уильяма и пятерых матросов с "Джейн"! Ни о чем большем я не мечтаю!

Лен Гай протянул мне руку, которую я дружески пожал.

- Мистер Джорлинг, - продолжал он, - вы, должно быть, заметили, что

"Халбрейн" не идет прямо на юг, хотя земля, увиденная Дирком Петерсом, либо то, что он принял за землю, находится именно там...

- Заметил, капитан.

- Не станем забывать, - напомнил Джэм Уэст, - что в рассказе Артура Пима ничего не говорится об этой земле на юге - мы опираемся лишь на слова метиса.

- Верно, лейтенант, - отвечал я.- Однако есть ли у нас основания относиться к словам Дирка Петерса с подозрением? Разве его поведение с первой минуты, как он ступил на палубу, не внушает к нему доверия?

- Не могу ни в чем его упрекнуть с точки зрения службы, - согласился Джэм Уэст.

- Мы не подвергаем сомнению ни его храбрость, ни честность, - заявил Лен Гай.- Не только поведение на борту "Халбрейн", но и сперва на

"Дельфине", потом на "Джейн" показывает его с самой лучшей стороны.

- Он вполне заслуживает такой оценки! - добавил я.

Не знаю почему, но мне хотелось вступиться за метиса. Возможно, причиной было предчувствие, что ему предстоит сыграть в нашей экспедиции важную роль? Он не сомневался, что нам удастся отыскать Артура Пима, - а все связанное с Пимом вызывало у меня такой интерес, что я не переставал сам себе удивляться...

Однако я отдавал себе отчет в том, что идеи Дирка Петерса касательно его незабвенного спутника частенько граничили с чистым абсурдом. Лен Гай это и имел в виду.

- Мистер Джорлинг, - сказал он, - метис сохранил надежду, что Артур Пим, преодолев антарктический океан, сумел высадиться на какой-то южной суше, где и проживает по сию пору!..

- Прожить одиннадцать лет у самого полюса! - хмыкнул Джэм Уэст.

- Готов признать, что с этим нелегко согласиться, капитан, - отвечал я.

- Но так ли невозможно, что Артур Пим мог обнаружить на юге остров под стать Тсалалу, на котором продержались столько лет Уильям Гай и его спутники?..

- Не могу назвать это невозможным, мистер Джорлинг, но и признать такую вероятность у меня не поворачивается язык!

- Более того, - не унимался я, - раз уж мы выдвигаем всего-навсего гипотезы, то почему бы вашим соотечественникам, покинувшим остров Тсалал, не попасть в русло того же течения и не оказаться вместе с Артуром Пимом там, где, быть может...

Я не стал договаривать до конца, ибо момент был отнюдь не подходящий для того, чтобы настаивать на поисках Артура Пима, пока не найдены люди с

"Джейн".

Лен Гай вернулся к теме разговора, который весьма "отклонился от курса", как сказал бы наш боцман.

- Так я говорил о нашем курсе. Я не иду прямиком на юг, поскольку в мои намерения входит исследовать острова, лежащие неподалеку от Тсалала, -

архипелаг, что расположен к западу от него...

- Мудрая идея, - заметил я.- Возможно, посетив эти острова, мы укрепимся в мысли, что землетрясение произошло совсем недавно...

- В этом и так нет сомнений, - отвечал Лен Гай.- Оно определенно разразилось уже после ухода Паттерсона!

- Разве Артур Пим не упоминает восемь островов? - напомнил Джэм Уэст.

- Именно восемь, - поддержал его я, - во всяком случае, такую цифру Дирк Петерс слышал от дикаря, плывшего в каноэ вместе с ним и Артуром Пимом.

Дикарь этот по имени Ну-Ну настаивал также на том, что весь архипелаг управляется суверенным владыкой, королем по имени Тсалемон, обитающим на самом крошечном островке... Если потребуется, метис подтвердит нам это.

- Так вот, - продолжал капитан, - может статься, что землетрясение пощадило остальные острова, что они все еще обитаемы, поэтому, приблизившись к ним, мы должны соблюдать осторожность...

- До них уже недалеко, - добавил я.- Кто знает, капитан, не спасся ли ваш брат со своими матросами на одном из этих островов?

Такая возможность существовала, но не могла нас радовать, ибо это означало, что бедняги угодили в лапы дикарей, которых давно не было на Тсалале. Кроме того, чтобы вызволить их из плена - это при условии, что им сохранили жизнь, - команде "Халбрейн" пришлось бы применять силу, и еще неизвестно, кто выиграет сражение...

- Джэм, - сказал капитан, - мы идем со скоростью восемь-девять миль в час, а это значит, что через несколько часов может показаться земля.

Распорядись глядеть в оба!

- Уже распорядился, капитан.

- Ты посадил в "сорочье гнездо" наблюдателя?

- Там сидит Дирк Петерс - он вызвался сам.

- Что ж, Джэм, на его бдительность можно положиться...

- Как и на его зоркость, - добавил я.- У него несравненное зрение!

Шхуна продолжала плыть на запад до десяти часов. Метис на мачте помалкивал. Я уже спрашивал себя, не произойдет ли здесь то же, что с островами Аврора и Гласса, которые мы тщетно разыскивали между Фолклендами и Южной Георгией. На горизонте не возникло никакого подобия земли. Оставалось надеяться, что острова отличаются равнинным рельефом и что заметить их можно, лишь подойдя к ним мили на две. Правда, утром ветер заметно ослаб и течение отнесло нас дальше к югу, чем нам хотелось. Но с двух часов пополудни окреп снова, и Джэм Уэст выправил курс.

"Халбрейн" уже два часа плыла в нужном направлении, а на горизонте так и не появилось никакой суши.

- Не может быть, чтобы мы ничего не нашли! - сокрушался Лен Гай.- Ведь, если верить Артуру Пиму, Тсалал является частью обширного архипелага...

- Однако он не говорит, что видел острова, пока "Джейн" стояла на якоре у берега острова Тсалал, - заметил я.

- Вы правы, мистер Джорлинг. Однако за сегодняшний день "Халбрейн"

преодолела расстояние никак не меньше пятидесяти миль, а я полагал, что речь идет об островах, лежащих достаточно близко друг к другу...

- Что ж, капитан, приходится заключить, - а это не выходит за пределы вероятного, - что землетрясение похоронило в океанской пучине все острова архипелага, к которому принадлежал остров Тсалал...

- Земля по правому борту! - раздался крик Дирка Петерса. Все взгляды устремились в указанном направлении, однако мы ничего не смогли разглядеть.

Правда, метис, вознесенный на верхушку фок-мачты, мог заметить то, что еще долго будет скрыто от наших глаз. Кроме того, приходилось учитывать его дальнозоркость. Словом, я не допускал и мысли, что он способен ошибиться.

И действительно, спустя полчаса мы разглядели в бинокль несколько освещенных косыми лучами солнца островков, разбросанных по океанской глади в двух-трех милях к западу. Старший помощник велел приспустить верхние паруса, и "Халбрейн" поплыла вперед, ловя ветер только бизанью, косым фоком и стакселем.

Следовало ли нам тут же готовиться к обороне, заряжать ружья и камнеметы, расправлять абордажные сети? Капитан решил, что, прежде чем принимать меры предосторожности, нужно подойти к островкам поближе.

Вместо обширных островов, упомянутых Артуром Пимом, нашему взгляду предстали полдюжины скал, едва торчащих из воды... В этот момент метис, соскользнув по правому бакштагу, ступил на палубу.

- Что же, Дирк Петерс, - обратился к нему Лен Гай, - ты узнаешь этот архипелаг?

- Архипелаг? - Метис покачал головой.- Нет, это всего лишь пять-шесть островков... Одни скалы... Ну и острова...

И действительно, несколько закругленных горных верхушек, вершин - вот все, что осталось от архипелага, вернее, от его западной части. Однако оставалась надежда, что архипелаг протянулся на несколько градусов и что землетрясение уничтожило только западную группу островов.

По мере приближения мы убеждались, что от западной части архипелага остались лишь крупинки. Площадь самых крупных островков не превышала пятидесяти - шестидесяти квадратных саженей, а самых крошечных -

трех-четырех. Последние напоминали россыпь рифов, о которые плескался ленивый прибой.

"Халбрейн" ни в коем случае не следовало забираться в гущу рифов, ибо это грозило бы ее бортам и килю. Мы решили довольствоваться общим осмотром и разок-другой высадиться на скалы, ибо там могли оказаться бесценные следы.

Остановившись в десятке кабельтовых от главного островка, Лен Гай велел забросить лот. Дно оказалось в двадцати саженях - должно быть, это была поверхность ушедшего под воду острова, центральная часть которого выступала из воды всего на пять-шесть саженей.

Шхуна подошла к островку и стала на якорь. Джэм Уэст хотел было лечь в дрейф, однако не стал этого делать, ибо нас снесло бы к югу сильным течением. На море не было ни малейшего волнения, и небо не предвещало ухудшения погоды.

Как только якорь зацепился за дно, спустили шлюпку, в которую уселись Лен Гай, боцман, Дирк Петерс, Мартин Холт, еще двое матросов и я.

Четверть мили, отделявшие корабль от ближайшего островка, шлюпка преодолела быстро, виляя по узким протокам. Торчащие из воды верхушки скал то и дело захлестывало волнами, поэтому на них никак не могло остаться следов, свидетельствующих о времени землетрясения. Впрочем, мы и не надеялись на многое.

Шлюпка скользила среди камней. Дирк Петерс стоял в полный рост на корме, правя рулем и мастерски избегая столкновений с острыми краями рифов.

Здесь сквозь толщу неподвижной, прозрачной воды мы могли наблюдать дно - то был отнюдь не песок, усеянный ракушками, а черные глыбы со следами сухопутной растительности. Мы не ошибались, это не была подводная флора -

кое-где клочки травы всплыли на поверхность. Вот и первое доказательство того, что почва, на которой эта трава произрастала, совсем недавно ушла под воду.

Шлюпка приблизилась к островку, и один из матросов метнул кошку, лапа которой засела в трещине между камней. Мы подтянули шлюпку к берегу.

Итак, перед нами лежал один из обширнейших островов архипелага, от которого остался лишь неправильной формы овал с окружностью в каких-то сто пятьдесят саженей. Верхняя точка его находилась всего в двадцати пяти -

тридцати футах от поверхности океана.

- Поднимается ли прилив настолько? - спросил я Лена Гая.

- Никогда, - отвечал тот.- Возможно, в центре островка нам удастся обнаружить остатки растительности, руины человеческого жилища или хотя бы следы стоянки...

- Самое лучшее - следовать за Дирком Петерсом. Он уже успел нас обогнать, - предложил боцман.- Этот чертов метис разглядит своими рысьими глазами то, что наверняка проглядим мы!

Вскоре все мы поднялись на верхушку островка. Здесь и впрямь хватало остатков - вернее останков домашней живности, о которой рассказано в дневнике Артура Пима, - различной птицы, уток, свиней с черной щетиной на затвердевшей коже. Однако здешние кости пролежали на ветру не более нескольких месяцев, в отличие от станков, обнаруженных на острове Тсалал.

Это подтверждало наш вывод о том, что землетрясение разразилось совсем недавно. Кроме того, там и здесь на островке зеленели сельдерей и ложечница и виднелись свежие цветки.

- Они распустились в этом году! - воскликнул я.- Они не испытали на себе зимней стужи...

- Согласен с вами, мистер Джорлинг, - отозвался Харлигерли- Но не могли ли они вырасти уже после землетрясения?

- Это совершенно невозможно, - отвечал я, как и подобает человеку, не желающему расставаться с излюбленной идеей.

На островке произрастал также чахлый кустарник, напоминающий дикий орешник. Дирк Петерс сорвал и поднес нам ветку, полную сока. С ветки свисали орешки - точно такие, какими питался метис и его спутники, забравшиеся в расселину холма поблизости от деревни Клок-Клок, откуда они угодили в лабиринт. От всего этого не острове Тсалал не осталось и следа.

Дирк Петерс освободил несколько орешков от зеленой оболочки и разгрыз их своими мощными зубами, способными, казалось, размолоть и чугунное ядро.

Теперь у нас исчезли последние сомнения: землетрясение произошло после ухода Паттерсона. Выходит, участь, постигшая жителей острова Тсалал, кости которых усеивали землю неподалеку от деревни, была следствием другой катастрофы. Что касается капитана Уильяма Гая и пятерых матросов с "Джейн", то они, видимо, вовремя унесли ноги, ибо мы не обнаружили на острове их тел.

Но где же они нашли приют, покинув остров Тсалал? Этот вопрос преследовал нас. Впрочем, наше путешествие ставило и другие вопросы, не более близкие к разрешению...

Не стану распространяться о подробностях обследования архипелага. Оно заняло полтора дня, поскольку шхуна посетила каждый островок. Повсюду нас ждало одно и то же - растения и останки, что только подкрепляло нашу уверенность в правильности сделанных выводов. Капитан, старший помощник, боцман и я согласились, что катастрофа смела с лица земли всех до одного туземцев. "Халбрейн" не угрожало нападение.

Однако следовало ли заключить, что Уильяма Гая и пятерых матросов постигла та же печальная участь? Мои рассуждения, с которыми согласился в конце концов и Лен Гай, сводились к следующему:

- На мой взгляд, искусственный обвал холма у деревни Клок-Клок пощадил нескольких членов экипажа "Джейн" - не менее семи человек, считая Паттерсона, а также пса Тигра, останки которого мы обнаружили неподалеку от деревни. Некоторое время спустя, когда по неведомой нам причине погибла часть населения острова Тсалал, уцелевшие туземцы покинули этот остров и переплыли на другие острова архипелага Оставшись одни, в полной безопасности, Уильям Гай и его товарищи могли прекрасно существовать - ведь только что здесь находили пропитание дикари числом в несколько тысяч. Так прошло то ли десять, то ли одиннадцать лет, но несчастным так и не удалось вырваться из своей тюрьмы, несмотря на множество попыток сделать это, которые они - в этом у меня нет сомнений - не раз предпринимали, уповая то на туземное каноэ, то на лодку, построенную собственными руками. Наконец, месяцев семь тому назад, уже после исчезновения Паттерсона, остров Тсалал был до неузнаваемости изуродован землетрясением, в результате которого соседние острова почти полностью скрылись под водой. Думаю, что после этого Уильям Гай и его люди, сочтя невозможным и дальше жить на острове Тсалал, вышли в море, надеясь достичь Полярного круга. Очень вероятно, что попытка эта не увенчалась успехом, путешественников подхватило течением и понесло на юг... Разве не могли они оказаться на той самой суше, что предстала взорам Дирка Петерса и Артура Пима южнее восемьдесят четвертого градуса? Именно в этом направлении, капитан, и следует направить "Халбрейн". Оставив за кормой еще две-три параллели, мы можем надеяться отыскать их. Наша цель там, и кто из нас не пожелает пожертвовать собой, чтобы достичь ее?

- Да поможет нам Господь, мистер Джорлинг! - отвечал Лен Гай.

Позже, оставшись со мной один на один, боцман не удержался и сказал:

- Я внимательно слушал вас, мистер Джорлинг, и, должен сознаться, вы меня почти убедили...

- Скоро у вас не останется никаких сомнений, Харлигерли.

- Когда же?

- Раньше, чем вы думаете!

На следующий день, 29 декабря, в шесть часов утра, шхуна снялась с якоря и, воспользовавшись легким северо-восточным ветерком, взяла курс прямиком на юг.

Глава IV 29 ДЕКАБРЯ - 9 ЯНВАРЯ

Я начал день с того, что внимательно перечитал двадцать пятую главу книги Эдгара По. В ней сказано, что туземцы хотели было броситься в погоню за двумя беглецами, прихватившими с собой дикаря Ну-Ну, но те уже успели отойти от берега на пять-шесть миль. Мы только что узнали, что от островов, замеченных ими в то время на западе, остались теперь лишь крохотные островки.

Наибольший интерес для нас представляют в этой главе следующие строки, которые мне хочется привести дословно: "Когда мы шли на "Джейн" к острову Тсалал с севера, позади нас постепенно оставались наиболее труднопроходимые районы сплошного льда, - как бы этот факт ни расходился с общепринятыми представлениями об Антарктике, мы убедились в нем на собственном опыте.

Попытка пробиться назад, особенно в такое время года, была бы чистейшим вздором. Лишь одно направление сулило какие-то надежды, и мы решили смело плыть к югу, где по крайней мере имелась вероятность наткнуться на землю и еще большая вероятность попасть в теплый климат..."

Так рассуждал Артур Пим, так следовало рассуждать и нам. Итак, 29

февраля - 1828 год был високосным - беглецы вышли в "бескрайний, пустынный океан", простиравшийся за восемьдесят четвертой параллелью. Мы же видели на календаре всего лишь 29 декабря. "Халбрейн" опережала челн, отошедший от острова Тсалал, на два месяца, и ей вовсе не угрожало приближение долгой полярной зимы. Вдобавок наша шхуна, забитая провиантом, с отличными командирами и прекрасной оснасткой, внушала несколько больше доверия, нежели челн, имевшийся в распоряжении Артура Пима. В его каноэ из ивовых прутьев, пятидесяти футов длиной и четырех - шести шириной, еды было столько, что вся она помещалась в панцирях трех черепах, при том что питаться ею предстояло троим...

Исходя из всего этого, я рассчитывал на успех второго этапа нашего путешествия.

В первой половине дня за горизонтом скрылись последние островки погибшего архипелага. Море сохраняло тот же вид, который приняло после острова Беннета, - без единого кусочка льда (что неудивительно, раз температура воды равнялась 43°F (6,11°С). Течение неумолимо, со скоростью четыре-пять миль в час. относило нашу шхуну все дальше к югу.

Небо не покидали тучи птиц - все те же зимородки, пеликаны, буревестники, качурки и альбатросы. Однако ни одна птица не достигала гигантских размеров, о которых пишет в своем дневнике Артур Пим, и ни одна не оглашала воздух криками "текели-ли", повторяя самое распространенное словечко в языке острова Тсалал.

Последующие два дня пролетели без единого события. Земли на горизонте все не было. Моряки успешно вылавливали из океанской воды рыб-попугаев, мерлуз, скатов, морских угрей, разноцветных корифен и прочую рыбу.

Совмещение кулинарных талантов Харлигерли и Эндикотта позволяло разнообразить меню как для кают-компании, так и для кубрика, и мне трудно выделить из этой пары кулинаров одного, кому бы принадлежала львиная доля заслуг.

Первого января 1840 года - снова високосного! - началось с тумана, скрывшего солнечный диск, однако мы не спешили с выводами насчет скорого изменения погоды.

Минуло четыре месяца и семнадцать дней с той поры, как я оставил Кергелены. Сколько еще продлится наше плавание? Не могу сказать, что меня сильно занимал этот вопрос, скорее мне хотелось знать, насколько далекой окажется наша антарктическая экспедиция.

Должен отметить, что метис стал относиться ко мне по-другому - чего нельзя было сказать о его отношении к Лену Гаю и остальному экипажу. Поняв, видимо, что мне не безразлична судьба Артура Пима, он выделял меня среди остальных, так что можно было сказать, воспользовавшись расхожим выражением, что мы с ним "ладили", хотя не обменивались ни единым словом. Правда, время от времени он расставался ради меня со своей обычной немотой. В моменты отдыха от тяжелой моряцкой службы он подходил к моей излюбленной скамеечке позади рубки. Там у нас несколько раз возникало нечто, отдаленно напоминающее беседу. Однако стоило капитану, лейтенанту или боцману подойти к нам, как он спешил удалиться.

В то утро, часов в десять, когда Джэм Уэст стоял на вахте, а Лен Гай заперся у себя в каюте, метис приблизился ко мне с очевидным намерением вызвать на разговор, о предмете которого было нетрудно догадаться. Как только он оказался рядом с моей скамеечкой, я сказал, желая сразу перейти к делу:

- Дирк Петерс, вы хотите, чтобы мы поговорили о нем?

Глаза метиса вспыхнули, как угольки, на которые хорошенько подули.

- О нем! - прошептал он.

- Вы все так же преданы его памяти, Дирк Петерс!

- Забыть его, сэр? Никогда!

- И он все время здесь, перед вашими глазами...

- Все время! Понимаете... Мы пережили вместе столько опасностей... Как нам было не стать братьями... нет, отцом и сыном, вот так! Да, я люблю его, как собственное дитя! Мы так долго пробыли в разлуке... Он был так далеко от меня... Ведь он не вернулся... Я-то возвратился назад, в Америку, но Пим...

бедный Пим... он все еще там!

На глаза метиса навернулись огромные слезы. Оставалось недоумевать, как они не испарились в тот же миг от пламени, которым пылал его взор.

- Дирк Петерс, - продолжал я, - есть ли у вас хоть какое-то представление о маршруте плавания, которое вы проделали вместе с Артуром Пимом на каноэ после того, как отошли от острова Тсалал?

- Никакого, сэр! У бедного Пима не было никаких инструментов - ну, тех, которыми пользуются на море, чтобы смотреть на солнце. Откуда нам было знать?.. Однако восемь дней подряд течение несло нас на юг - течение и ветер. Славный ветерок, спокойное море... Мы поставили на планшир два весла, как мачты, и привязали к ним наши рубахи, ставшие парусами...

- Да, - отвечал я, - белые рубахи, цвет которых внушал такой ужас вашему пленнику Ну-Ну...

- Может быть... Я уже мало что понимал... Но если так говорит Пим, верьте Пиму...

Я мог лишний раз убедиться в том, что некоторые явления, о которых рассказывалось в дневнике, доставленном метисом в Соединенные Штаты, не привлекли внимания его самого, и еще более укрепился во мнении, что явления эти существовали исключительно в пылком воображении автора дневника. Я решил воспользоваться случаем и выпытать об этом у Дирка Петерса побольше.

- В эти восемь дней у вас было что поесть? - спросил я.

- Да, и потом тоже... Хватало и нам, и дикарю... В каноэ были три черепахи, а в них достаточно пресной воды. У них вкусное мясо, его можно есть даже сырым- да, сэр, сырым!..

Последние слова он произнес почти шепотом и тут же стал озираться, словно испугавшись, не подслушали ли его.

Я понял, что его душа все еще содрогалась от воспоминаний о страшных сценах на борту "Дельфина". Трудно передать, какое жуткое выражение появилось на физиономии метиса, когда он обмолвился о сыром мясе! Однако это было вовсе не выражение каннибала (Каннибал - людоед; крайне жестокий, кровожадный человек) Австралии или Новых Гебридов - передо мной сидел человек, испытывающий непреодолимый ужас перед самим собой !..

Выдержав некоторую паузу, я повернул разговор на нужную тему.

- Дирк Петерс! Судя по рассказу вашего спутника, первого марта вы впервые увидели обширную завесу из серых паров, пронзаемую лучами света...

- Откуда мне знать, сэр? Если так сказано у Пима, то ему надо верить...

- Он ни разу не говорил вам о лучах света, падающих с неба? - не унимался я, стараясь не произносить слов "полярное сияние", которых метис, пожалуй, не понял бы.

Мне хотелось проверить собственную гипотезу о том, что подобные явления могли быть следствием наэлектризованности атмосферы и, значит, иметь место в действительности.

- Ни разу! - отвечал Дирк Петерс, затратив некоторое время на обдумывание моего вопроса.

- Замечали вы, что море меняло цвет, теряло прозрачность, становилось белым, как молоко, и бурлило вокруг вашего каноэ?

- Чего не знаю, того не знаю... Поймите... У меня голова шла кругом...

Лодка уплывала все дальше и дальше, и я все больше терял рассудок...

- А как же мельчайшая пыль, Дирк Петерс? Пыль, больше напоминавшая пепел, белый пепел?..

- Не помню...

- Уж не снег ли это был?

- Снег? Да... Нет... Было тепло... А что говорит Пим? Надо верить словам Пима.

Я окончательно убедился, что метис так и не сумеет дать удовлетворительное объяснение этих невероятных явлений. Даже если допустить, что он был свидетелем сверхъестественных картин, которые живописуют последние главы повествования, они с тех пор начисто стерлись из его памяти.

- Но Пим расскажет вам обо всем этом сам...- проговорил он вполголоса.-

Он-то знает! Я не знаю... Он видел... Вы поверите ему...

- Да, я поверю ему, Дирк Петерс, поверю! - отвечал я метису, не желая усугублять его печаль.

- Мы попробуем его отыскать, правда?

- Надеюсь...

- После того как найдем Уильяма Гая и матросов с "Джейн"?

- Да, после этого...

- И даже если не найдем?

- Даже в этом случае, Дирк Петерс... Думаю, что мне удастся уговорить капитана.

- Ведь он не откажется прийти на выручку человеку... такому человеку...

- Нет, не откажется! Ведь если Уильям Гай и его люди остались в живых, то почему не поверить, что и Артур Пим...

- Жив? Да! Он жив! - воскликнул метис.- Клянусь Великим Духом моих предков! Он жив, он ждет меня... Мой бедный Пим... Какой же будет радость, когда он бросится в объятия старого Дирка!.. А моя, моя, когда я сумею прижать его сюда, сюда...

И необъятная грудь Дирка Петерса заходила волнами, как поверхность океана.

Сказав это, он удалился, оставив меня в совершенном умилении - сколько нежности к несчастному товарищу, которого он называл своим сыном, умещалось в сердце этого полудикого человека!..

Второго, третьего и четвертого января шхуна все так же летела на юг, не встречая земли. По всей линии горизонта небо смыкалось с морем. Наблюдатель, качающийся в "сорочьем гнезде", не замечал ни континента, ни даже островка.

Может быть, настало время усомниться в правильности утверждений Дирка Петерса, будто он видел какую-то землю? В морях крайнего юга часто случаются обманы зрения...

- Собственно, - сказал я как-то раз Лену Гаю, - Артур Пим покинул остров Тсалал, не имея при себе никаких инструментов, которые позволили бы ему определить свое местоположение...

- Я знаю об этом, мистер Джорлинг, и вполне вероятно, что суша лежит к востоку или к западу от нашего маршрута. Остается сожалеть, что Артур Пим и Дирк Петерс не высаживались на те берега. Тогда бы у нас не оставалось сомнений в их существовании, и мы бы без труда отыскали их. Теперь же у меня возникают большие сомнения...

- Мы отыщем эту землю, капитан, стоит нам подняться еще на несколько градусов к югу...

- Возможно, мистер Джорлинг, но я задаюсь вопросом, не лучше ли исследовать воды между сороковым и сорок пятым меридианом...

- Нам отведено не так уж много времени, - с живостью отвечал я, - и дни, которые уйдут на такой круг, можно будет считать потерянными, ибо мы еще не добрались до параллели, на которой беглецам пришлось разлучиться...

- Скажите на милость, мистер Джорлинг, какая же это параллель? Что-то я не нахожу ни малейшего намека на это в повествовании, так что, не имея возможности вычислить ее, я...

- А ведь в книге есть ясное указание на это, во всяком случае, там говорится, что каноэ отнесло от острова Тсалал весьма далеко. Посмотрите-ка вот на этот отрывок!

В книге говорилось следующее: "В течение семи или восьми дней мы плыли на юг без сколько-нибудь значительных происшествий, пройдя за это время, должно быть, огромное расстояние, так как ветер был попутный и нам помогало сильное течение к югу".

Лен Гай отлично знал этот отрывок, ибо сотни раз возвращался к нему. Я прибавил к прочитанному:

- Он говорит об "огромном расстоянии", а ведь эти строки появились уже первого марта. Путешествие же продлилось до двадцать второго числа того же месяца, и Артур Пим сам поясняет впоследствии, что "мощное течение несет нас все так же к югу" - это его собственные слова. Разве нельзя, опираясь на все это, прийти к выводу, что...

- Что так можно добраться и до самого полюса, мистер Джорлинг?

- Почему бы и нет? Ведь от острова Тсалал до полюса остается всего четыре сотни миль?

- В конце концов это не так уж важно, - отвечал капитан.- "Халбрейн"

вышла на поиски моего брата и его товарищей, а вовсе не Артура Пима.

Единственное, что нам важно знать, - могли ли они высадиться на тех берегах.

Правоту капитана было трудно оспорить. Я не переставал опасаться, что он отдаст команду повернуть на запад или на восток. Однако метис настаивал, что каноэ несло к югу и что там же находится замеченная им земля, поэтому маршрут шхуны оставался прежним. Я не видел причин отчаиваться, ибо пока мы точно повторяли маршрут Артура Пима. Мне также помогала уверенность в том, что суша, если только она существует, должна находиться в еще более высоких широтах.

Нелишне будет заметить, что ни 5, ни 6 января плавание не было отмечено какими-либо из ряда вон выходящими событиями. Нашему взгляду не предстало ни завесы из мерцающих паров, ни изменений в цвете и составе верхних слоев океанской воды. Что касается чрезмерно высокой температуры воды - такой, что

"в ней нельзя было держать руку", - то приходилось с сомнением отнестись и к этому сообщению Артура Пима. На самом деле температура воды не превосходила

50°F (10°C), что, однако, было для Антарктики достаточно необычным. В целом же, несмотря на повторяемое Дирком Петерсом заклинание: "Надо верить словам Пима!", рассудок подсказывал мне, что к ним следует относиться с немалой долей сдержанности - тем более, что мы не видели ни паров, ни молочного океана, ни белой пыли, валящейся с небес. Примерно в этих же краях беглецы заметили огромных белых животных, внушавших ужас дикарям с Тсалала. Каким образом сидящие в каноэ смогли их разглядеть? Об этом в повествовании не сказано ни слова. "Халбрейн" же так и не довелось повстречаться ни с морскими млекопитающими, ни с гигантскими птицами, ни с устрашающими хищниками. Добавлю к этому, что никто на борту не чувствовал того странного состояния, о котором толкует Артур Пим, - скованности, душевной и физической оцепенелости... Может быть, именно этой слабостью тела и ума и объясняется уверенность Артура Пима в том, что он видел такое, что может привидеться только в горячке?..

Наконец 7 января мы достигли (по мнению Дирка Петерса, единственным ориентиром для которого могло служить время, истекшее со времени ухода с острова Тсалал) места, где дикарь Ну-Ну испустил дух, В тот же день, а именно 22 марта (то есть двумя с половиной месяцами позже в сравнении с нашим графиком), оборвался дневник, в котором фиксировались события этого необыкновенного путешествия, тьма сгустилась настолько, что друзья различали друг друга только благодаря отражаемому водой свечению белой пелены, вздымавшейся перед ними.., Что ж, команде "Халбрейн" не посчастливилось наблюдать ни одного из этих чудес: кругом простиралось спокойное море, а солнце, все так же перемещаясь по бесконечной спирали, неустанно освещало горизонт. Да и то сказать: как бы мы смогли снимать показания приборов, погрузись все вокруг в кромешную тьму?..

Девятого января тщательные наблюдения позволили точно определить наше местоположение: 86°33' южной широты и все та же долгота - между 42° и 43°.

Именно тут, если верить памяти метиса, беглецам пришлось разлучиться, когда их каноэ столкнулось с льдиной.

Теперь позволительно задать следующий вопрос: раз льдина, на которой оказался Дирк Петерс, поплыла на север, то не значило ли это, что ее увлекло течением, направленным в противоположную сторону?

По всей вероятности, так оно и было. Вот уже два дня, как наша шхуна не ощущала более воздействия течения, которое сперва столь властно уносило ее прочь от острова Тсалал. Удивляться было нечему, южные моря славятся своим непостоянством. На наше счастье, северо-восточный бриз дул, не стихая, и

"Халбрейн", распустив все паруса, продолжала свой путь на юг. Теперь она забралась на целых тринадцать градусов выше, чем Уэдделл, и на два градуса выше, чем "Джейн". Вот только суша - будь то острова или целый континент, -

которую капитан Лен Гай высматривал на просторах неоглядного океана, никак не появлялась. Я чувствовал, что уверенность, и так уже подорванная после стольких надежд, оказавшихся тщетными, убывает с каждым часом.

Я был одержим желанием найти Артура Пима не в меньшей степени, чем прийти на помощь остаткам экипажа "Джейн". Как я мог надеяться, что он выжил?.. Но то была не надежда - уверенность! Видимо, мне передалось обуревавшее метиса стремление найти Артура Пима живым. Я боялся подумать, что сделает Дирк Петерс, когда капитан отдаст команду поворачивать назад...

Не предпочтет ли он возвращению на север прыжок в море? Слушая, как матросы возмущаются безумным метанием шхуны в океане и требуют повернуть назад, я опасался, что он прибегнет к насилию, особенно против Хирна, который втайне подстрекал своих товарищей с Фолклендов к неповиновению.

Неповиновения и отчаяния на борту шхуны следовало избежать любыми способами. Вот почему 9 января капитан Лен Гай решил поднять настроение экипажа. Он собрал матросов под грот-мачтой и обратился к ним с такой речью:

- Моряки "Халбрейн"! Отплыв с острова Тсалал, шхуна продвинулась к югу на два градуса, поэтому объявляю, что в соответствии с обязательством, подписанным мистером Джорлингом, вы уже заработали четыре тысячи долларов -

по две тысячи за каждый градус, - которые будут выплачены вам после завершения плавания!

Его слова были встречены ропотом одобрения, но отнюдь не громовым

"ура", если не считать возгласов, которые испустили, тщетно надеясь, что они будут подхвачены остальными, боцман Харлигерли и корабельный кок Эндикотт.

Глава V ДЕЛО ПЛОХО!..

Хотя все старые члены команды были готовы поддержать боцмана с коком и, конечно, капитана, старшего помощника и меня, выступающих за продолжение путешествия, мы не смогли бы ничего предпринять, если бы новички приняли решение возвращаться назад. Нас было четырнадцать человек против девятнадцати, так что о равенстве сил не могло быть речи, хотя у нас был такой союзник, как Дирк Петерс. Да и могли ли мы рассчитывать на всех

"старичков" без исключения?.. Разве не мог и в их души закрасться ужас от безумного плавания вдали от берегов? Смогут ли они противостоять подстрекательствам Хирна и его подручных? Не присоединятся ли к большинству, требующему возвращения к паковым льдам?

Скажу начистоту: я не был уверен даже в том, что сам капитан Лен Гай решится продолжить экспедицию. Ведь нам грозили полярная зима, нестерпимый холод, снежные бури, не отдаст ли он команду лечь на обратный курс? Что толку будет от моих доводов, заклинаний, уговоров, когда я останусь один?..

Меня, конечно, поддержит Дирк Петерс! Только станет ли кто-нибудь слушать его и меня?..

Пока капитан, не в силах смириться с необходимостью бросить брата и соотечественников на произвол судьбы, еще крепился, но я чувствовал, что он уже на пределе. Шхуна тем временем не отклонялась от прямой линии, проведенной от острова Тсалал точно к югу. Казалось, укрытый в толще вод магнит не дает ей сойти с меридиана, являющегося продолжением маршрута

"Джейн", и оставалось уповать на небо, чтобы ни ветры, ни течения не заставили ее отклониться. Сопротивляться силам природы было бы бесполезно, тогда как с беспокойством, порожденным испугом, еще можно было как-то бороться...

Еще одно обстоятельство благоприятствовало нашему продвижению на юг. На протяжении нескольких дней течения почти не ощущалось, однако потом оно снова появилось, и скорость его составляла теперь три-четыре мили в час.

Несомненно, как заметил Лен Гай, оно и раньше никуда не пропадало, просто время от времени его гасят потоки, движущиеся в противоположном направлении, которые было бы крайне трудно пометить на карте. Оставалось сожалеть, что мы не сможем определить, каким именно течением несло в сторону от острова Тсалал шлюпку с Уильямом Гаем и его товарищами, а ведь именно течения играли основную роль в перемещении шлюпки, лишенной парусов, и каноэ, маневрирующих при помощи весел.

Наша шхуна тем временем уносилась все дальше на юг, увлекаемая обеими стихиями.

Десятого, одиннадцатого и двенадцатого января все оставалось по-прежнему, если не считать некоторого похолодания воздуха (до 48°F, то есть 8,89°С) и воды (до 33°F, то есть до 0,56°С). Разница по сравнению с температурой воды, о которой Артур Пим сообщал, что в нее нельзя опустить руку, была, как видите, существенной.

Шла вторая неделя января. До того момента, когда зима приведет в движение айсберги и начнет заковывать в ледяную броню прибрежные воды Антарктиды, оставалось целых два месяца. Теперь мы совершенно точно знали, что в летний сезон здесь существует свободное ото льда море, занимающее пространство между семьдесят второй и восемьдесят седьмой параллелями. В это море проникали корабли Уэдделла, а затем "Джейн" и "Халбрейн", причем всякий раз все дальше. Да и по какой причине южные моря следует меньше баловать визитами по сравнению с северными?

Тринадцатого января у нас с боцманом состоялся разговор, подтвердивший мои опасения относительно состояния духа нашего экипажа.

Команда завтракала в кубрике, за исключением Драпа и Стерна, несших вахту на баке. Шхуна резво бежала по воде с наполненными свежим ветерком парусами. Франсис, стоявший у штурвала, держал курс на зюйд-зюйд-ост. Я прогуливался между грот-мачтой и фок-мачтой, наблюдая за птицами, испускающими оглушительные крики; качурки время от времени присаживались на кончики рей. Матросы и не думали целиться в них из ружей: их жесткое мясо совершенно непригодно в пищу.

Харлигерли, тоже поглядывавший на птиц, подошел ко мне и сказал:

- Я обратил внимание на одну вещь, мистер Джорлинг...

- На какую же, боцман?

- Птицы не летят больше к югу, как то было до недавних пор. Они, наоборот, предпочитают северное направление...

- Я тоже заметил это, Харлигерли.

- И еще, мистер Джорлинг: те, что улетели к югу, скоро вернутся.

- Каков же вывод?

- А такой, что они чувствуют приближение зимы...

- Зимы?

- Без сомнения!

- Тут вы ошибаетесь, боцман! Солнце еще достаточно высоко, температура тоже не низкая, так что птицы вряд ли помышляют о том, чтобы загодя улетать в менее холодные края.

- Загодя, мистер Джорлинг?..

- Ну как же, боцман, нам ли с вами не знать, что мореходы всегда оставались в антарктических морях до марта?

- Но не на этой широте, - отвечал Харлигерли.- Между прочим, зима, как и лето, может оказаться слишком ранней. В этом году теплый сезон наступил на целых два месяца раньше срока; есть опасность, что и холодный даст о себе знать раньше обычного.

- Что ж, вполне возможно, - согласился я.- Однако так ли это важно, коль скоро наше путешествие завершится уже недели через три?..

- Если до той поры не возникнет какого-нибудь затруднения, мистер Джорлинг...

- Какого же?

- Вдруг наш путь перегородит континент, простирающийся в южном направлении?

- Целый континент, Харлигерли?..

- Если хотите знать, меня это не очень удивит!

- В этом и не будет ничего особенно удивительного, - сказал я в ответ.

- Что до той земли, которую якобы видел Дирк Петерс и на которой могли бы найти пристанище люди с "Джейн", - продолжал Харлигерли, - то я больше не верю в ее существование.

- Почему же?

- А потому, что Уильям Гай, у которого могла быть всего одна шлюпка, да и та скромных размеров, не смог бы заплыть в такую даль...

- Я не стал бы утверждать это с такой определенностью, боцман.

- И все же, мистер Джорлинг...

- А если Уильяма Гая принесло к земле сильным течением? - воскликнул я.

- Не думаю, чтобы он оставался в шлюпке восемь месяцев. Он и его спутники наверняка высадились или на маленьком островке, или на континенте, - вот вам и довод в пользу продолжения поисков!

- Без сомнения! Только не все члены экипажа разделяют это мнение...-

отвечал Харлигерли, качая головой.

- Знаю, боцман, это-то меня и беспокоит более всего. Неужели дурное настроение усиливается?

- Боюсь, что да, мистер Джорлинг. Удовлетворение от заработка в размере нескольких сотен долларов уже прошло, а перспектива заработать еще несколько сотен не мешает людям высказывать упреки... А ведь премия очень даже приличная! От острова Тсалал до полюса - если предположить, что мы до него доберемся, - целых шесть градусов, а шесть раз по две тысячи долларов - это уже двенадцать тысяч на тридцать человек, или четыре сотни на нос! Неплохие денежки заведутся в карманах моряков с "Халбрейн", когда они спустятся на берег! Но даже несмотря на это, проклятый Хирн так умело обрабатывает своих дружков, что я только и жду бунта.

- Согласен, что новички способны на это, боцман, но старая команда...

- Гм, даже среди них найдутся трое, а то и четверо, у которых завелись сомнения. А плавание продолжается, и это только увеличивает их тревогу...

- Думаю, что капитан и его помощник сумеют привести команду к повиновению!

- Как сказать, мистер Джорлинг... А вдруг у самого капитана опустятся руки, чувство ответственности возьмет верх над всеми прочими и он откажется продолжать экспедицию?

Именно этого я и опасался, сознавая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать.

- К примеру, за своего друга Эндикотта я отвечаю так же, как за самого себя. Мы с ним дойдем до края света - если допустить, что он существует, этот край, - лишь бы того же хотел наш капитан. Однако мы двое да Дирк Петерс с вами на пару - этого маловато, чтобы диктовать нашу волю остальным!

- А что думают люди о метисе? - поинтересовался я.

- Честное слово, мне кажется, что именно его люди и готовы обвинить в продолжении экспедиции! Прошу вас, мистер Джорлинг, если тут замешаны вы, то позвольте мне сказать об этом матросам! Вы-то хоть платите, и неплохо, а этот упрямец Дирк Петерс знай себе твердит, что его бедняга Пим все еще жив, хотя тот наверняка либо замерз, либо утонул, либо его раздавило льдиной - в общем, он уже одиннадцать лет как мертв!..

Я был здесь полностью согласен с боцманом, поэтому в разговорах с метисом избегал этой болезненной темы.

- Понимаете, мистер Джорлинг, в начале экспедиции Дирк Петерс еще вызывал кое-какое любопытство. Потом у людей возник интерес - это когда он спас Мартина Холта. Конечно, он не стал к ним ближе и язык у него не развязался больше, чем раньше. Да и то сказать- медведь не любит вылезать из берлоги... Однако теперь, когда всем известно, кто он такой, это не прибавило к нему симпатии, даю слово! Ведь это он заговорил о земле, якобы лежащей к югу от острова Тсалал, убедив капитана пойти в этом направлении, и если теперь мы пересекли восемьдесят шестую параллель, то благодарить за это приходится одного его...

- Согласен, боцман.

- Вот я и боюсь, мистер Джорлинг, чтобы с ним не поступили дурно.

- Дирк Петерс сумеет за себя постоять. Мне жаль того, кто осмелится прикоснуться к нему пальцем!

- Согласен, мистер Джорлинг, согласен! Не хотелось бы мне попасть ему в лапы, которыми он с легкостью согнет железный прут! Однако если на него навалится вся команда, то, боюсь, он ничего не сможет поделать: его накрепко скрутят и запрут в трюме...

- Надеюсь, до этого пока не дойдет! Рассчитываю на вас, Харлигерли - уж вы-то сумеете предотвратить нападение на Дирка Петерса! Урезоньте своих людей! Заставьте их понять, что у нас хватит времени вернуться на Фолкленды до конца теплого сезона. Недоставало только, чтобы их жалобы стали предлогом для того, чтобы капитан лег на обратный курс, так и не достигнув цели!

- Можете рассчитывать на меня, мистер Джорлинг! Я буду полезен вам! Это так же верно, как то, что ветер свистит под реями...

- И вам не придется об этом пожалеть, Харлигерли! Нет ничего проще, чем приписать нолик к сумме, которую зарабатывает каждый член команды с пересечением очередного градуса, если он - не просто матрос, а выполняет на борту "Халбрейн" обязанности боцмана!..

Я попал в самое чувствительное место и мог теперь надеяться на полную его поддержку. Да, теперь он сделает все, чтобы расстроить замыслы одних, поднять дух других, приглядеть за Дирком Петерсом. Но удастся ли ему предотвратить бунт на "Джейн"?..

Жюль Верн - Ледяной Сфинкс. 4 часть., читать текст

См. также Жюль Верн (Jules Verne) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :