Кнут Гамсун
«Привидение»

"Привидение"

Перевод Б. З.

Большую часть детства я провел у своего дяди в пасторате на севере. Это было тяжелое время, много работы, много побоев и редко, вернее никогда, часок игры, развлечения. Дядя держал меня в строгости; мало-по-малу моим единственным удовольствием стало прятаться, чтоб быть одному. Если в виде исключения оказывался свободный час, я бежал в лес или на церковный двор и ходил между крестами и надгробными камнями, мечтал, думал и вслух разговаривал сам с собою.

Пасторат был расположен очень красиво, подле Глимма, широкого потока с большими камнями, который, пенясь, журчал день и ночь. Глимма бежал то на юг, то на север, смотря потому, был ли отлив или прилив, но всегда звенел он свою вечную песнь, и вода бежала одинаково быстро и летом и зимой.

Наверху, на холме стояла церковь и кладбище. Церковь была старая деревянная часовня, на кладбище деревьев не было, могилы без цветов; только у каменной стены росла роскошная малина, прекрасные, сочные ягоды, вскормленные жирной землей мертвецов. Я знал каждую могилу, каждую надпись, видел, как начинал наклоняться крест, поставленный еще совсем новым и, в конце концов, валился в одну из бурных ночей. Цветов там не было, но летом зато росла высокая трава по всему кладбищу, такая высокая и жесткая, что я часто сидел там и прислушивался, как ветер шелестит в этой удивительной траве, доходившей мне до колен. И среди этого свиста вертелся флюгер на колокольне, и его железный, ржавый звук жалобно разносился по пасторату. Казалось, точно этот кусок железа - живой и скрежещет зубами.

Когда работал могильщик, я разговаривал с ним иногда. Это был человек серьезный, улыбался он редко, но ко мне относился дружелюбно, и часто, копая могилу, просил меня посторониться: у него на заступе большой кусок бедренной кости или оскаленный череп.

Часто находил я кости и пучки волос на могилах; я их закапывал в землю, как меня учил могильщик. Я так привык к этому, что совершенно не боялся, когда наталкивался на эти человеческие останки. В одном из углов церкви был склеп, в нем лежали кости; иногда я играл там, складывая на полу разные фигуры из обломков скелета. А раз на кладбище я нашел зуб.

Это был сверкающей белизны крепкий передний зуб. Не отдавая себе отчета, я его спрятал. Мне хотелось его обточить и сделать какую-нибудь удивительную фигурку, какие я вырезывал из дерева.

Я взял зуб домой. Это было осенью, темнело рано. Я должен был еще кое-о чем позаботиться, и прошло часа два, прежде чем я мог спуститься в людскую работать над зубом. В это время взошла луна; месяц был на ущербе.

В людской было темно, я был совсем один. Лампу зажечь я не решился, ждал кого-нибудь из работников; да с меня довольно света и из вьюшки, если хорошенько раздуть огонь. Поэтому я пошел в сарай принести дров. В сарае было темно. Когда нагнулся взять дрова, я почувствовал легкий удар по голове, будто бы одним пальцем.

Я быстро обернулся - никого.

Я обвел кругом себя рукой, тоже никого. Я спросил, есть ли тут кто-нибудь,- ответа не получил. Я растерялся, схватился за место, где меня тронули, и почувствовал что-то на руке холодное, как лед, я сейчас же отдернул ее.

"Вот странно!" подумал я. Попробовал опять провести по волосам - холодная дорожка.

Я думал:

"Что бы это холодное могло капнут сверху мне на голову?" Я захватил целую охапку дров, вернулся в людскую, затопил печь и ждал, пока, из вьюшки будет мне светит.

Потом я принес зуб и подпилок. Кто-то стукнул в окно, я взглянул. Крепко прильнув лицом к окну, стоял человек: чужой, я не знал его, но ведь я знал весь приход. У него была большая рыжая борода, шерстяная красная повязка вокруг шеи, зюдвестка на голове.

Тогда я не сообразил, и только потом мне пришло в голову, как я мог его разглядеть ясно в темноте, как-раз на той стороне дома, которая была в тени? Я видел лицо с ужасающей отчетливостью, оно была бледно, почти бело, и глаза неподвижно уставились на меня.

Прошла минута.

И вдруг человек захохотал. Это был негромкий прерывистый смех, однако, рот был раскрыт, а глаза уставились на меня - человек смеялся.

Я бросил, что у меня было в руках; холодная дрожь пронизала меня с головы до пят. В ужасной пасти смеющагося лица перед окном я увидел вдруг черное отверстие в ряду зубов - не хватало одного. Я сел, окоченев от ужаса. Прошла еще минута, лицо стало меняться, оно стало ярко-зеленым, потом ярко-красным, улыбка, однако же, оставалась. Чувства я не лишился, я замечал все, что кругом делалось; огонь осветил достаточно ярко через вьюшку, он бросал полоску света, которая тянулась до другой стены, где стояла лестница. Я слышал тиканье часов в соседней комнате. Все я видел так отчетливо, что даже заметил зюдвестку на голове человека перед окном - она была выцветшего черного цвета с зеленым кантом.

Вдруг он откачнул голову от оконной рамы, начал опускаться все ниже, скрылся наполовину в окне. Он точно соскользнул под землю. Больше я его не видел. Я был страшно перепуган, дрожь пробирала меня. Я искал зуб на полу, но не смел оторвать глаз от окна,- вдруг лицо покажется опят.

Найдя зуб, я решил сейчас же снести его на кладбище, но не хватало смелости. Я все сидел и боялся шевельнуться. Я слышу на дворе шаги, я думаю, что это одна из служанок стучит своими деревянными туфлями, но крикнут не решаюсь,- шаги удаляются. проходит вечность. Огонь в печке начинает потухать, и не откуда ждать спасения.

Тогда, стискивая зубы, я встаю. Открываю дверь и вхожу, пятясь, из людской, не спуская глаз с окна, у которого стоял человек. Очутившись на дворе, бросаюсь в конюшню, чтоб кто-нибудь из рабочих проводил меня через кладбище.

Рабочих там нет. Здесь, под открытым небом, я становлюсь смелее, я решаюсь итти один на кладбище; кроме того, я не попался бы в когти дяде. Итак, я пошел один на церковный холм.

Зуб я нес в носовом платке. Наверху перед церковными воротами я остановился - мужество покинуло меня. Кругом - тишина, только и слышен вечно бушующий Глимма. На кладбище вела арка, под которой нужно было проходит; в ужасе остановился я перед ней и с осторожностью просунул голову вперед: смогу ли я итти дальше? Вдруг я опускаюсь на колени. По ту сторону ворот, между могилами, стоял мой человек в зюдвестке. Лицо у него было опять белое, он повернулся ко мне, но сейчас же указал вперед, на кладбище. Я видел в этом приказание, но итти за ним не решился. Долго лежал я там и смотрел на него, я умолял, а он стоял неподвижно.

Вдруг я слышу - внизу, в конюшне возится и насвистывает работник; эти признаки жизни подействовали на меня ободряюще, я поднялся. Тогда человек начал постепенно удаляться, он не шел, он скользил по могилам, указывая все вперед. Я вошел в ворота. Он манил меня дальше. Я сделал еще несколько шагов и остановился; больше я не мог. Трясущимися руками вынул я белый зуб из платка и изо всей силы бросил его на кладбище. В этот момент железный флюгер повернулся и пронзительный визг его проник мне до мозга костей. Я бросился к воротам, с холма, домой. Когда я пришел в кухню, мне сказали, я был белее снега.

Много лет прошло с тех пор, но я помню каждый пустяк. Я вижу себя на коленях перед входом на кладбище, вижу рыжебородого человека.

Возраст его определить я не могу. Ему могло быть и двадцать, и сорок лет. Тогда я видел его не в последний раз, потом я еще думал об этом вопросе; и все-таки не знаю, что сказать о его возрасте.

Иногда по вечерам, и ночью, человек приходил опять. Он являлся, смеялся своим широко раскрытым ртом, в котором недоставало зуба, и пропадал. Выпал снег, и я не мог итти на кладбище и закопать его в землю. В течение всей зимы человек показывался, но все реже и реже, с большими промежутками. Мой ужас к нему проходил, но все же жизнь мою он делал очень несчастной, несчастной безгранично. Иногда с радостью думал я, что мое мучение кончится, если я брошусь в Глимму. Пришла весна, и человек пропал совсем.

Совсем? Нет, не совсем, но на целое лето. Только раз он показался, потом пропал надолго.

Через три года, после первой встречи с ним, я уехал с севера и год отсутствовал. Вернувшись, конфирмировался, стал взрослым, как мне казалось. Я жил теперь в доме отца и матери, а не у дяди в пасторате.

Раз вечером, осенью, засыпая, я почувствовал холодную руку на своем виске. Я открыл глаза,- передо мной стоял человек. Он сел на постель и стал смотреть на меня. В комнате я был не один, со мной спали две; сестры; несмотря на это, я не крикнул. Почувствовав холодное прикосновение, я отмахнулся рукой и сказал: "Убирайся". Сестры спросили со своих кроватей, с кем я говорю.

Посидев некоторое время спокойно, он начал раскачиваться. Потом начал все больше и больше расти и дорос почти до потолка, дальше расти было некуда; тогда он поднялся, неслышными шагами прошел через всю комнату и пропал в печке. Я все время провожал его глазами. В первый раз подошел он ко мне так близко; я смотрел ему прямо в лицо. Взгляд его был потухший, он смотрел в мою сторону, но как будто мимо, смотрел через меня в другой мир. Я заметил, что у него серые глаза. Лицо было неподвижно, и он не смеялся. Когда я оттолкнул его руку и сказал: "Уходи вон!" он медленно отвел ее. В продолжение тех минут, когда он сидел на моей постели, он ни разу не моргнул.

Несколько месяцев позже, когда наступила уже зима и я уехал опять из дому, я поселился у одного купца В., в конторе которого служил. Здесь встретил я моего человека в последний раз.

Я вхожу раз вечером в свою комнату, зажигаю лампу и начинаю раздеваться; как всегда, выставляю свои сапоги прислуге, отворяю дверь.

Вот он, стоит в коридоре; прямо передо мной, рыжебородый человек. Я знаю, в соседней комнате люди, поэтому я и не трушу. Я бормочу: "Опять ты тут!" Человек раскрывает свой огромный рот и хохочет. Но меня это больше не пугало, я был на этот раз внимательней - зуб был на своем месте.

Может-быть, его кто-нибудь закопал в землю, или он за эти годы искрошился, превратился в пил и смешался с землей, откуда был взят. Один Бог знает это.

Человек опять закрыл рот, повернулся и пошел с лестницы, где исчез бесследно.

С тех пор я его никогда не видал, и теперь прошло уже много лет.

Этот человек, этот рыжебородый посланец из страны смерти, внес много мрака в мое детство, причинил мне много вреда. Я не раз галлюцинировал, не раз сталкивался с неизъяснимым, но ничто меня так не поражало, как это.

И все-таки он мне не причинил особенного вреда,- эта мысль часто приходит мне в голову. Он первый научил меня скрежетать зубами и владеть собой. В жизни мне много раз пришлось применять его уроки.

Кнут Гамсун - Привидение, читать текст

См. также Кнут Гамсун (Knut Hamsun) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :