Марк Твен
«Письма с Земли - 02»

"Письма с Земли - 02"

ОТРЫВОК ИЗ ЛЕКЦИИ

Восемнадцатого числа состоялось ежемесячное заседание Имперского института. Места Сорока Бессмертных за двумя исключениями все были заняты. В этот вечер читал лекцию знаменитый профессор исторических прогнозов. Часть ее он посвятил двум законам Реджинальда Селькирка, чаще называемого "Безумным Философом", а именно - "Закону среднего интеллектуального уровня" и "Закону периодического повторения". После подробного обзора смежных проблем он сказал:

"Я считаю, что законы эти доказаны. Согласно "Закону периодического повторения" ничто не может произойти единократно, все происходит снова, и снова, и снова - монотонно и однообразно. Природа не оригинальна: я хочу сказать - она почти не умеет изобретать новые предметы, новые идеи, новые театральные эффекты. Она обладает великолепнейшим, изумительнейшим и бесконечно разнообразным набором старых приемов, но никогда их не обновляет. Она повторяется, повторяется, повторяется, повторяется.

Обратитесь к своей собственной памяти, К своему собственному опыту, и вы убедитесь, что это так. Создав человека, который ее удовлетворил, она остается верной ему, не отступает от него ни при каких обстоятельствах, повторяет его в десятках миллиардов копий. Физически и умственно средний человек всегда одинаков; нет ни малейшей разницы между первым выводком, средним выводком и последним выводком. Если вы спросите: "Но неужели вы И вправду считаете, что все люди одинаковы?", я отвечу - я сказал, что

средний человек всегда одинаков.

"Но признайте, что некоторые индивиды намного превосходят средний уровень - по крайней мере, в интеллектуальном отношении".

Да, отвечу я, но природа повторяет и таких людей. Она повторяет все. Говоря метафорически, она установила общий интеллектуальный уровень человечества, скажем, в шесть футов. Возьмите миллиард человек, поставьте их вплотную друг к другу, и их макушки образуют плоскость, такую же ровную, как крышка стола. Эта плоскость воплощает интеллектуальную высоту массы, и она неизменна. Там и сям на расстоянии нескольких миль друг от Друга над ней примерно на один интеллектуальный дюйм, так сказать, возвышаются отдельные головы - это люди, отличившиеся в науке, юриспруденции, военном искусстве, коммерции и так Далее. На площади в пять тысяч квадратных миль вы обнаружите три головы, которые торчат еще на дюйм выше, - это люди, обладающие национальной славой, - и

одну, которая выше этих голов дюйма на два-три, - голову человека, который (временно) обрел мировую славу. И наконец, где-то в пределах окружности земного шара вы за пятьсот лет ожидания обнаружите одну-единственную величественную голову, которая возвышается над всеми остальными, - это голова писателя, мудреца, художника, мученика, завоевателя, - короче говоря, человека, чья слава достигает звезд и не померкнет до конца времен; голова какого-нибудь колосса, неизмеримо превосходящего все человеческое стадо, какого-нибудь несравнимого и несравненного феномена вроде того, кто колдовством заключенных в нем сил превратил свой сапожный молоток в скипетр всемирной державы. Эта картина показывает вам обычного человека любой национальности; отдельных людей, наделенных более мощным интеллектом и приобретающих поэтому известность;

еще более редких людей с еще большим талантом и более длительной славой;

а эта последняя голова, одиноко возвышающаяся над просторами веков, воплощает предел того, на что способна Природа.

Изменит ли она эту программу? Нет, до скончания века не изменит.

Будет ли она вечно повторять ее? Да. Вечно и неизменно, снова и снова она будет повторять эти градации, всегда в одной и той же пропорции и всегда с регулярностью машины. На каждый миллион людей ровно столько-то однодюймовых знаменитостей, на каждый миллиард - столько-то двухдюймовых знаменитостей и так далее. И всегда один раз в эру - эта возвращающаяся одинокая звезда, не чаще, чем раз в эру, и никогда по две в одну эру.

Если Природе нравится какая-нибудь идея, она следует ей неутомимо.

Она создает равнины, она создает холмы, она создает горы и через большие промежутки ставит высокие пики, затем более величественные и редкие - по одному на континент, и наконец, самый величественный - в шесть миль вы-соты. К той же градации она прибегает и в лошадях: она создает их великое множество, и все они бегают с одинаковой и не такой уж большой быстротой, только некоторые - чуть быстрее; очень редко создает она двух-трех, которые бегают значительно быстрее, и раз за полстолетия -

знаменитость, которая пробегает милю за две минуты. И до конца времен Природа будет повторять эту лошадь каждые пятьдесят лет.

"По "Закону периодического повторения" все, что произошло один раз, обязательно произойдет еще раз, и еще раз, и еще раз, и не беспорядочно, а через регулярные промежутки времени, причем каждое явление будет повторяться в своем собственном периоде, а не в чужом, подчиняясь своему собственному закону. Затмение солнца, прохождение Венеры перед солнечным диском, появление и исчезновение комет, ежегодный звездный дождь - все эти явления подсказывают нам, что Природа, которая любит периодические повторения на небесах, это та же Природа, которая управляет делами Земли. Так оценим же этот намек по достоинству.

Есть ли какая-нибудь возможность опровергнуть закон самоубийств?

Нет, он установлен. Если такое-то число самоубийств произошло в таком-то городе в прошлом году, примерно такое же число их произойдет ив этом году. И это число будет возрастать пропорционально росту населения год за годом. Если вам укажут численность населения через сто лет, вы сможете точно вычислить, какое количество самоубийств случится в этом далеком году.

Погибнет ли эта замечательная цивилизация? Да, все гибнет. Возникнет ли она опять и будет ли существовать вновь? Да, ибо все, что бы ни случилось, должно случиться снова. И снова, и снова - и так вечно.

Потребовалось более восьми веков для подготовки этой цивилизации. Затем она внезапно начала расти и, менее чем за сто лет, превратилась в несравненное чудо. Со временем она погибнет и будет забыта. Пройдут века, и она возникнет вновь, точно такая же, как была: все изобретения, все открытия повторятся в мельчайших подробностях. И снова она погибнет и возникнет через века, и вновь ослепит мир, как ослепляет его сейчас, -

вновь совершенная в каждой детали. Таков "Закон периодического повторения".

Возможно даже, что повторятся и названия предметов. Разве в былые времена не существовала и не была забыта Наука Исцеления? И разве совсем недавно она не возникла вновь и не принесла с собой свое забытое название? Погибнет ли она снова? Еще не раз, я полагаю, с течением веков. И будет возникать вновь и вновь. А забытая книга "Наука и Здоровье с ключом к Священному Писанию" - разве не получили мы ее снова, просмотренную, исправленную, так что буйство ее стиля и грамматических конструкций оказалось укрощенной рукой образованного прозелита? И разве не будет она забываться и раз, и два, и двадцать, и вновь возникать через огромные промежутки времени, и вновь ставить в тупик людские умы?

В этом можно не сомневаться. Так должно случиться по "Закону периодических повторений"".

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА ЧЕЛОВЕКА С ПОЛОЖЕНИЕМ

Был принят славнейшей, могущественнейшей, всемилостивейшей, благороднейшей Ее Величием Исполняющей Обязанности Главы Человечества, которую я назвал этими ее официальными титулами и коленопреклоненно, смиренно ее поблагодарил; затем, получив разрешение, выраженное мановением руки, поднялся и встал перед престолом. Происходило это в Зале Государей, в том дворце, в котором она и вся Первая Семья живут уж не знаю сколько столетий и который они предпочитают всем остальным. Он по-прежнему остается самым великолепным - и на мой взгляд, самым красивым - дворцом во всей империи. Его золоченые здания занимают целые мили и сияют, точно упавшее на землю солнце. Его парки, сады и леса теряются в голубой дали, и кажется, будто этот рай беспределен. Сто тысяч человек, не считая бригад и дивизий дворцовой гвардии, служат Прародителям и семьям их первых эдеморожденных потомков. И все же дворец этот не кажется таким уж огромным в колоссальной столице, чье население почти невозможно выразить в цифрах и где многие улицы тянутся на двести с лишним миль.

Зал Государей - это великолепная обширная ротонда, которой искуснейшие старые мастера придали сказочную красоту с помощью мраморных статуй, драгоценных камней, золотых украшений и закатного великолепия красок. Здесь монархи всего земного шара в сопровождении знатнейших своих вельмож собираются каждые пятьдесят лет, чтобы поклониться Прародителям человечества. Для этого, разумеется, необходим простор - и простора здесь хватает. Какое, вероятно, дивное зрелище представляет собой это множество черных, белых, желтых и коричневых царей в богатейших чужеземных нарядах! И какое тут раздолье для толмачей! Но сейчас Зал почти пуст - телохранители, камергеры, пажи и все прочие, с надлежащим количеством секретарей, готовых ничего не делать и усердно этим занимающихся.

Наряд Ее Величия напоминал арктические небеса, когда северное сияние затопляет их трепещущими волнами лилового, малинового и золотого пламени, - и сквозь этот мерцающий, изменчивый сон переливающихся красок пробегали, соединялись и расходились вспышки бесчисленных драгоценностей, то разгораясь, то затухая, как искры в испепеленной бумаге. Позже я с восторгом описал это великолепное зрелище Нанга-Парбату, озлобленному и распущенному эдеморожденному отпрыску Первой Крови, чье дурное сердце совсем переполнилось ненавистью, завистью и злобой, когда давным-давно ему было запрещено являться на глаза Праотцам. Он едко улыбнулся и сказал презрительно:

- Ах, это чванство! А я еще помню дни, когда на всю семью не нашлось бы и одной рубашки.

Я сдержал свое возмущение, так как человеку моего положения не дозволяется возражать эдеморожденным, даже когда он этого хочет, хотя подобное желание в истинно лояльной груди может возникнуть лишь в минуту гнева и тут же бесследно исчезает; но я смиренно просил его избавить меня от подобных слов о Властях Предержащих, ибо мне не подобает их слушать.

- Ну, разумеется, - фыркнул он, - ты же патриот, как и все тебе подобные. А что такое патриот, скажи на милость? Да тот, кто пресмыкается перед Первой Семьей и прославляет императора и правительство, правы они или не правы - и особенно когда они не правы;

это называется "стоять за свою страну". Патриотизм... Подделка, пакость, посеребренная детская погремушка, с помощью которой сброд грабителей, конституционных пустозвонов, слабоумных и лицемеров, именуемый имперским правительством, обманывает и прибирает к рукам доверчивых детей - народ.

О, патриотизм - это чудная вещь. Адам имел обыкновение Называть его

"последним приютом негодяя". А знаешь, пустоголовые невежды даже меня называли патриотом. Увы, в этом мире невозможно избежать оскорблений.

Пойдем выпьем?

Я чувствовал себя ужасно неловко: прохожие изумленно оглядывались, видя, как Отпрыск Первой Крови в священном одеянии своего сословия (правда, весьма поношенном) фамильярно, будто равного, держит за лацкан человека моего положения. Да и слова его, несомненно, мог расслышать кто угодно, потому что он упорно говорил чрезвычайно звучным голосом (будучи, так сказать, слегка под мухой), как я ни старался его успокоить. Чтобы избежать любопытных взглядов, я последовал за ним в "Герб Эдема", где наконец вздохнул свободно, так как все посетители почтительно встали в удалились с непокрытыми головами.

- Рабы! - рявкнул он. - Погляди на них: они унижаются перед одеждой, перед случайностью рождения - опять посеребренная детская погремушка! О, господи, вот что такое это человечество. - Он скрипуче засмеялся. -

Человечество, которое столь высокого мнения о себе!

Он оглядел свое священное одеяние, оторвал висевший на ниточке кусок золотого кружева, задумчиво помял его в руке и бросил собаке, которая с надеждой его обнюхала, а потом, не тронув, разочарованно побрела прочь.

- Вот, во всяком случае, разумное создание, достойное уважения. Я склоняюсь перед ним. - Он запустил пальцы в свою белоснежную гриву и сказал со вздохом. - Что же, когда-то и мы были так же мудры и так же разумны. Я видел те дни.

Вскоре он снова разразился горячей тирадой. На этот раз - по поводу непотизма. Имен он, правда, все-таки не упоминал, но было совершенно ясно, что метит он в Исполняющую Обязанности Главы Человечества, свою бабушку. У меня просто мурашки по коже побежали,

- В этом дворце нет ни одного поста, - говорил он, - которого можно было бы добиться заслугами, нет ни одной богатой синекуры, которая не была бы отдана какому-нибудь слабоумному старикашке только потому, что по случайности рождения он принадлежит к одной из Первых Трех Степеней Родства. Все, что чего-нибудь стоит, отдается Трем Сословиям. И как они цепляются за свои теплые местечки, эти дряхлые развалины! Адам, бывало, вздыхал и говорил: "Они редко умирают и никогда не подают в отставку".

Непотизм? Да это просто осиное гнездо непотизма. Она - ах, боже мой! -

она не выносит ни прикосновения, ни запаха плебейской плоти. Даже судомойки должны принадлежать к Первой Семье. Третья Степень Родства, удостоверение геральдического департамента, брачные свидетельства всех предков по прямой линии - так сказать, "ирландцев просят не беспокоиться". И какая ирония - у нее-то у самой брачного свидетельства нет1

Я осмелился возразить ему и сказал с упреком:

- Она так и родилась замужней.

- Чушь, - фыркнул он и щелкнул пальцами,- детские сказочки!

Тут он опять принялся обличать непотизм и договорился бог знает до чего. Я мог бы напомнить ему (если бы человеку моего положения приличествовало говорить подобные вещи), что будь даже эта система плоха, сам он извлек из нее пользы больше, чем кто-либо другой. Ведь без всяких на то прав, кроме происхождения, он два столетия служил во дворце и перепробовал в нисходящем порядке все должности, составляющие священную привилегию Третьей Степени Родства, позоря каждую из них по очереди, пока не докатился до ранга чистильщика сапог. И только когда было обнаружено, что он ухитрился обесчестить и этот пост, от него наконец в отчаянии отреклись и запретили ему появляться во дворце.

Он бранил по очереди все, что мы уважаем и почитаем, а я был вынужден слушать, потому что он очень капризен и мог бы смертельно оскорбиться, если бы я вдруг попросил разрешения уйти. Но в конце концов без всякого предупреждения или предисловия он неожиданно заявил, что ему надоела моя бесконечная болтовня, и указал рукой на дверь. Это было не -

-справедливо, потому что говорил один только он, а я не сказал и трех слов, но я тут же, почтительно пятясь, удалился без всяких возражений, так как рад был расстаться с ним на любых условиях. Через минуту он тоже вышел из трактира и пошел по улице, ни на кого не глядя, а все прохожие расступались перед ним, почтительно кланяясь. Самый неприятный шалопай из всех мне известных - в этом я уверен, По характеру, по речи, по виду он - полная противоположность своей благородной бабушке. В давние времена, говорят, и она восставала И не желала покориться, но заботы и бремя веков очистили ее сердце для милосердия и кротости, всегда в нем живших, и их благодать освещает ее лицо, и оно прекрасно; Какой честью было увидеть ее еще раз! Я не видел ее с первого дня нового столетия, когда она в блеске иллюминации торжественно показалась народу и по старинному обычаю благословила наступающий век - церемония эта всегда производила глубокое впечатление, но на этот раз она была особенно трогательной, потому что впервые Ее Величие совершала обряд одна.

Все глаза увлажнились при виде пустого места рядом с ней, места, которое, вероятно, больше никогда не будет занято. Восемьдесят лет тому назад по причине все ухудшающегося здоровья Его Верховная Светлость Глава Человечества передал все свои обязанности - но не власть - своей Супруге и с тех пор не принимал прямого участия в управлении дедами Первой Семьи, если не считать того, что пятьдесят пять лет назад он ввиду некоторых важнейших обстоятельств удостоил аудиенции императора мира и позволил убедить себя сделать то же самое тридцать один год спустя. Вот уже три четверти века он живет в полном уединении под строжайшим наблюдением личных врачей, и они с помощью все новых и новых достижений медицины в течение последних пятидесяти лет год за годом поддерживают теплящуюся в нем искру жизни. Это поистине замечательно.

Врачи вполне заслуживают того, чтобы их успех был назван чудом. Он обеспечил им мировую славу, а также недурное богатство.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА {15}

...Его истинное состояние не сообщалось широкой публике - во всяком случае, о нем ничего нельзя было узнать из врачебных бюллетеней. Люди, умудренные опытом, умеют учитывать эти бюллетени, поскольку совершенно ясно, что врачу, помышляющему о своем кармане, выгодно время от времени преувеличивать опасность, грозящую знатному пациенту, раз в шестнадцать

- двадцать, а затем снискивать восхищение и благодарность всего мира (а также обзаводиться новыми пациентами), доводя его вновь до того состояния, когда он сам кушает ложечкой свою кашку, улыбается бессмысленной улыбкой и что-то бормочет о "моих возлюбленных народах", дабы эти слова затем разносились телеграфом по всей земле, обливались умиленными слезами в газетах и использовались церковью для смягчения сердец и выкачивания новых доброхотных даяний. За все эти десятилетия он ничем не болел, кроме "врачебной болезни", - об этом мне рассказала помощница одной из дипломированных сиделок. Те из нас, кто еще не совсем ослы, знают, что это за болезнь и кто ее вызывает, как она протекает и какие деньги приносит, а также - какую репутацию. "Врачебная болезнь"

существует только для избранных, только для знатных и поражает лишь богатых и знаменитых, а по своей длительности она даст бессмертию десять очков вперед.

Я располагаю точными сведениями, почерпнутыми частным образом у помощницы сиделки, что доктора с самого начала устроили из болезни этого пациента биржевую игру и продавали бюллетени маклерам за неделю вперед -

иногда тем, кто играл на опасность, а иногда тем, кто играл на выздоровление. Однажды, когда бумаги стояли на 39, они затеяли тайные переговоры с обеими сторонами сразу, предлагая взвинтить акции до 42 или понизить их до 35 - в зависимости от того, кто больше предложит. Это факт. Мне рассказала об этом помощница сиделки. Больше дали быки - это она мне тоже сказала. И в бесчисленных других случаях они заранее продавали повышение или понижение, хотя точных цифр она не знала. Отсюда видно, чего стоит бюллетень, когда у больного "врачебная болезнь". Что за (слово неразборчиво) мир!

ДВА ФРАГМЕНТА ИЗ ЗАПРЕЩЕННОЙ КНИГИ, ОЗАГЛАВЛЕННОЙ "ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ", ИЛИ "ОБЩИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ" {88}

В речи, которую он произнес более пятисот лет назад, и которая полностью дошла до нас, он сказал:

"Мы, свободные граждане Великой республики, по праву гордимся ее величием, ее мощью, ее справедливым и кротким правительством, ее великими свободами, ее славным именем, ее Незапятнанной историей, ее незагрязненным флагом и тем, что ее руки не угнетали слабых, не были обагрены кровью захватнических войн, что ее гостеприимная дверь распахнута перед изгнанниками всех наций; мы гордимся почтительным уважением, которое питают к ней монархии, окружающие ее со всех сторон, но более всего мы гордимся высоким патриотизмом, который мы унаследовали от наших отцов, который сохранили чистым, с помощью которого завоевали наши свободы и сохраняем их по сей день. Пока жив этот патриотизм, Республике ничто не угрожает, величие ее незыблемо и никаким земным силам ее не одолеть".

Поразмыслите над этими словами. Вопреки всем нашим традициям мы затеваем теперь несправедливую и подлую войну, войну против беспомощного народа, войну, чья цель - гнусный грабеж. Вначале наши сограждане, сохраняя верность тем принципам, в которых они были воспитаны, выступали против нее. Но теперь они отступились от них и требуют совсем иного. Чем же вызвана эта перемена? Всего лишь ловким ходом политика - звонкой фразой, зажигательной фразой, от которой закружились их не способные к критическим размышлениям головы: "Наша страна и в правом и в неправом!" Пустая фраза, глупая фраза. Но ее печатала каждая газета, она гремела с церковных кафедр, старший инспектор департамента народного образования приказал повесить этот лозунг в каждой школе, военное министерство начертало ее на государственном флаге. И каждый человек, который выкрикивал ее недостаточно громко или просто молчал, объявлялся предателем - патриотами считались только те, кто вопил. Чтобы считаться патриотом, надо было непрерывно твердить: "Моя страна и в правом и в неправом" и требовать этой малой войны. Но неужели вы не заметили, что фраза эта оскорбительна для всей нации?

Ибо кто является "страной" при республике? Правительство, в данную минуту стоящее у власти? Но ведь правительство - это только слуга, временный слуга, и ему не дано решать, какой путь правый, а какой неправый, кто патриот, а кто нет. Оно обязано подчиняться указаниям, а не давать их. Так что же все-таки "страна"? Газеты? Церковь? Школьные инспектора? Но ведь все они - только незначительная часть страны, а вовсе не она вся; не им принадлежит власть, им принадлежит лишь ничтожная доля этой власти. Их приходится по одному на тысячу, и власть принадлежит именно этим тысячам; именно эти тысячи должны решать, какой путь правый, а какой - неправый; именно они должны решать, кто патриот, а кто - нет.

Кто же эти тысячи? Другими словами, кто же составляет "страну"? При монархии страна - это монарх и его семья, при республике - это голос народа. Каждый из вас должен говорить сам за себя, от своего имени и на свою ответственность. И это - великая и святая ответственность, от нее нельзя легкомысленно отмахнуться, поддавшись запугиванию со стороны церкви, газет, правительства или чарам пустой фразы политикана. Каждый сам должен решить для себя, какой путь правый, а какой - неправый, что патриотично, а что нет. Нельзя уклониться от выполнения этого долга и остаться человеком. А выбрать путь против внутреннего убеждения - значит стать подлейшим и бессовестнейшим предателем и по отношению к самому себе и по отношению к своей стране, как бы ни называли тебя люди. Если ты один, вопреки всей нации, выбрал какой-то путь, считая, что путь этот

- правый, значит, ты исполнил свой долг и по отношению к себе и по отношению к своей стране - и держи голову высоко! Тебе нечего стыдиться.

Только когда опасность грозит самому существованию республики, человек должен поддерживать свое правительство, даже если оно неправо.

Но только в этом случае.

Существованию нашей республики не грозит никакая опасность. И нация продала свою честь за звонкую фразу. Она перерубила надежный якорный канат и плывет по воле волн, отдав свой штурвал в руки пиратов. Глупая фраза нуждалась в подкреплении, и она обрела достойную пару: "Даже если эта война несправедлива, мы ее уже начали и должны довести до конца:

прекратить ее - значит покрыть себя бесчестием". Право, никакой громила не мог бы сказать лучше. Мы не можем прекратить гнусную грабительскую экспедицию потому, что заключить мир с этим маленьким народом, требующим только одного - сохранения своей независимости, -

значит покрыть себя бесчестием. Вы забыли изречение Адама - вспомните его, хорошенько над ним поразмыслите. Он сказал: "Бесславный мир лучше бесчестной войны".

Вы посеяли семена, и они дадут всходы.

...Но спасти Великую республику оказалось невозможным. Она прогнила до самой сердцевины. Жажда захватов давным-давно сделала свое черное дело; топча беспомощных чужеземцев, республика, естественно, научилась с вялым равнодушием смотреть на попрание прав своих собственных граждан;

толпы, рукоплескавшие подавлению чужих свобод, дожили до дня, когда им самим пришлось расплачиваться за эту ошибку. Правительство окончательно попало в руки сверхбогачей и их прихлебателей; избирательное право превратилось в простую машину, и они вертели им как хотели. Торгашеский дух заменил мораль, каждый стал лишь патриотом своего кармана.

Плутократы, которые вначале только с великой пышностью принимали аристократов из соседних стран и покупали их для своих дочерей, с течением времени сами возжаждали наследственных титулов. Возникло все усиливающееся тяготение к монархическому строю. Сначала об этом говорили шепотом, потом - в полный голос.

Вот тогда-то на Крайнем Юге и появился муж рока, получивший прозвище

"Феномена". Армия за армией, держава за державой рассыпались в прах под могучей поступью сапожника, и он продолжал свой победоносный путь на север - все дальше на север. Дремлющая Республика наконец проснулась, но было уже поздно. Она изгнала менял из храма и отдала бразды правления в чистые руки - но все оказалось бесполезным. Чтобы укрепить свою власть, менялы давно уже подкупили половину граждан с помощью солдатских пенсий, превратив некогда благотворную меру в средство изготовления рабов, в надежнейшее орудие тирании - ведь каждый пенсионер имел право голоса, а пенсию получали каждый мужчина и каждая женщина, которые когда-либо были знакомы с солдатом; пенсии начислялись со дня Грехопадения, и орды людей, в жизни своей не державших в руках оружия, требовали и получили деньги за триста прошедших лет. Завоевания не только не пополняли государственную казну, но с самого начала стали для нее тягчайшей обузой. Пенсии, завоевания и коррупция привели страну к полному банкротству, несмотря на сумасшедшие налоги; государственные кредиты были исчерпаны, арсеналы пусты, страна не готова к войне. Военные и морские училища, так же как и все офицерские посты в армии и флоте, давно стали заповедником менял, а постоянная армия - творение эпохи завоеваний - превратилась в их вотчину.

Армия и флот отказались подчиниться новому конгрессу и новому правительству и насмешливо заявили: "Попробуйте заставьте!" Возразить на это было нечего. Порядочные люди, ничего не понимавшие в мореплавании, вывели в море те корабли, которые не надзирали за завоеванными странами, и утопили их все в честной попытке исполнить свой долг. Штатское ополчение, руководимое штатскими, воодушевленное истинным патриотизмом былых давно забытых времен, кинулось на фронт, вооруженное вилами и охотничьими ружьями, - и регулярная армия оставила от него мокрое место.

Ибо менялы под шумок продались сапожнику. Он наделил менял пышными титулами и без единого выстрела взошел на трон Республики.

Вот каким образом Попоатахуалпакатапетл стал нашим господином, а вскоре власть его перешла к его преемнику, носящему то же имя, который до сих пор правит нами через своего вице-короля.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА СИМА ЗА 920 ГОД ОТ СОТВОРЕНИЯ МИРА {99}

*День субботний*. Как обычно, никто его не соблюдает. Никто, кроме нашей семьи. Грешники повсюду собираются толпами и предаются веселью.

Мужчины, женщины, девушки, юноши - все пьют вино, дерутся, танцуют, играют в азартные игры, хохочут, кричат, поют. И занимаются всякими другими гнусностями - гнусностями, для которых нет слов. А какой шум стоит! Завывают рога, гремят котлы и кастрюльки, ревут медные трубы, гудят и рокочут барабаны - оглохнуть можно. И все это - в день субботний! Подумать только! Отец говорит, что в старое время все было иначе. Когда он был мальчиком, все соблюдали День Господен, никто не грешил, не веселился, не шумел; повсюду царили мир, тишина, спокойствие;

богослужение совершалось несколько раз в течение дня - и еще вечером.

Так было лет шестьсот назад. Сравните те времена с этими. И ведь подобная перемена произошла за столь короткий срок, что даже люди еще нестарые хорошо помнят, как все было прежде!

Сегодня этих тварей явилось сюда еще больше, чем обычно, - поглазеть на ковчег, полазать по нему и поиздеваться над ним. Они задают вопросы, а когда им отвечаешь, что это - корабль, они хохочут и спрашивают, откуда же возьмется вода посреди сухой равнины. Когда мы объясняем, что господь ниспошлет воду с небес, чтобы затопить весь мир, они хохочут и говорят: "Расскажи это своей бабушке".

Сегодня опять приезжал Мафусаил. Если он и не самый старый человек в мире, то, во всяком случае, самый старый из знатнейших, и это своеобразное верховенство вызывает у всех почтительный благоговейный трепет: стоит ему где-нибудь появиться, как шум буйного веселья замирает, воцаряется тишина и люди, обнажив головы, кланяются ему с рабским подобострастием и шепчут друг другу, когда он проходит:

"Глядите, глядите - вон он идет... ему чуть не тысяча лет... говорят, был знаком с самим Адамом". Он - очень тщеславный старикашка, и сразу видно, до чего все это ему приятно, хотя он и ковыляет мимо, задрав нос и семеня ногами, словно танцует кэк-уок, а сам притворяется, будто размышляет над какими-то высокими материями и ничего вокруг не замечает.

А я знаю, что он очень завистлив, да и мелочен тоже. Пожалуй, мне не следовало бы так говорить, потому что я с ним в родстве через жену - она приходится ему пра-пра-пра-прапра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнучкой или чемто в этом роде, и на людях я, конечно, помалкиваю, но почему бы мне и не признаться в этом наедине с моим дневником - ведь это все равно что самому себе сказать. Он завидует и злится из-за ковчега, я в этом убежден. Завидует и злится потому, что построить ковчег поручили не ему, а отцу. Ковчег кажется всем окрестным народам таким чудом, что отец, прежде пребывавший в безвестности, благодаря ему прославился па весь мир, и Мафусаилу завидно. Сначала люди говорили: "Ной? А кто такой этот Ной?", но теперь они сбегаются издалека, лишь бы заполучить его автограф. Мафусаила это раздражает.

Но ему-то не приходится сидеть по ночам над изготовлением автографов, как нам. Всем нам - всем восьмерым, так как один отец и десятой части их написать бы не смог из-за старости и ревматизма. У Мафусаила очень скверный характер. По-моему, он только тогда бывает доволен, когда испортят всем настроение. Он всегда называет моих братьев, меня и наших жен "детьми". И делает это только потому, что видит, как нам это неприятно. Один раз Иафет робко осмелился напомнить ему, что мы уже взрослые мужчины и женщины. Вы бы и за милю услышали, как он фыркнул! Он даже прищурился от презрения, раздвинул сморщенные губы, показав пожелтевшие остатки зубов, и выдавил из себя отвратительный сухой смешок вперемежку с астматическим кашлем, а потом сказал: "Мужчины и женщины - это вы-то? Так сколько же вам лет, почтенные развалины?"

- Нашим женам под восемьдесят, а из нас всех я самый младший - мне весной исполнилось сто лет.

- Восемьдесят - боже! Сто - боже мой! И женаты! Боже, боже, боже!

Сосунки! Тряпичные куклы! Женаты! В дни моей молодости никто и подумать не мог женить таких детей. Чудовищно!

Иафет хотел было напомнить ему, что многие патриархи женились в ранней юности, но он не стал слушать. Вот он всегда так: если приведешь ему неопровержимый довод, он начинает кричать на тебя, и остается только умолкнуть и переменить тему. Спорить с ним нельзя - это сочтут неслыханной непочтительностью. Во всяком случае, не нам, юнцам, ему возражать. Не нам и никому другому. Кроме врача. Врач его не боится и вообще ни к кому не питает почтения. Он говорит, что всякий человек -

это только человек, и то, что ему тысяча лет, ничего не меняет - он так человеком и остается.

РЕЛИГИОЗНЫЕ ЗАПОВЕДИ И МОЛИТВЫ {1010}

НИЗШЕЕ ЖИВОТНОЕ {16}

В августе 1572 года точно то же происходило в Париже и но всей Франции. Но тогда христиане обрушились на христиан. Католики по предварительному сговору напали врасплох на ничего не подозревавших протестантов и истребляли их тысячами, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Произошло это в достопамятный день Святого Варфоломея. Когда радостное известие долетело до Рима, папа и вся католическая церковь вознесли хвалы богу.

В течение нескольких столетий ежегодно сжигались на кострах сотни еретиков, потому что их религиозные взгляды не нравились католической церкви.

Во все века дикари всех стран повседневно и хладнокровно истребляли своих братьев и ближайших соседей и обращали их жен и детей в рабство.

Лицемерие, зависть, злоба, жестокость, мстительность, распутство, насилие, грабеж, мошенничество, поджигательство, двоеженство, супружеские измены, всевозможное угнетение и унижение бедняков и сирых были - да и остаются - весьма распространенными явлениями как среди цивилизованных, так и среди нецивилизованных народов земли.

В течение многих веков проповедовались "всеобщее братство людей" (по воскресеньям) и "патриотизм" (по воскресеньям и в будние дни). А ведь патриотизм предполагает нечто противоположное всеобщему братству людей.

Ни один народ, будь он древним или новым, цивилизованным или диким, не признавал равенства между мужчиной и женщиной.

Я изучал характер и склонности так называемых "низших животных" и сравнивал их с характером и склонностями человека. Результаты этого сравнения, на мой взгляд, крайне унизительны для меня. Ибо они вынуждают меня отказаться от моей веры в дарвиновскую теорию происхождения человека от низших животных, так как мне теперь представляется очевидным, что эту теорию следует заменить новой и гораздо более близкой к истине, назвав ее "теорией нисхождения человека от высших животных"

{17}.

К этому неприятному выводу я пришел не путем догадок или беспочвенных предположений и сопоставлений, но прибег к тому, что принято называть научным методом. Другими словами, я подверг каждую подвертывавшуюся предпосылку критической экспериментальной проверке и принимал или отвергал ее в соответствии с результатом. Таким образом я выверял и доказывал каждое свое положение прежде, чем переходить к следующему. Опыты ставились в Лондонском зоологическом саду и потребовали многомесячной кропотливой и утомительной работы.

Прежде чем перейти к конкретному описанию этих опытов, я хочу сделать несколько замечаний, Которые здесь будут уместнее, нежели в дальнейшем. Это - в интересах ясности. Массовые опыты дают мне основания для следующих общих выводов:

1. Человечество представляет собой единый биологический вид.

Существуют некоторые легкие различия - в цвете кожи, сложении, интеллектуальности и так далее, зависящие от климата, среды и т.п.; но оно тем не менее представляет собой единый самостоятельный вид, который не следует смешивать ни с каким другим.

2. Четвероногие также представляют собой самостоятельное семейство.

Это семейство также обладает некоторыми внутренними различиями - в цвете, в размерах, в способе питания и прочем, но все же это - единое самостоятельное семейство.

3. Все остальные семейства - птицы, рыбы, насекомые, пресмыкающиеся и пр. - тоже более или менее самостоятельны. Они следуют друг за другом.

Они - звенья в цепи, которая тянется от высших животных вниз к человеку, находящемуся на нижнем ее конце.

Некоторые из моих опытов были чрезвычайно любопытны. Изучая литературные источники, я наткнулся на следующий случай: много лет тому назад какие-то охотники в наших прериях устроили охоту на бизонов для развлечения некоего английского графа - и чтобы снабдить его толикой свежего мяса. Охота доставила всем участникам много удовольствия. Они убили семьдесят двух этих степных великанов, съели часть одного из них, а семьдесят две туши бросили разлагаться. Чтобы определить, какова разница между графом и анакондой - при условии, конечно, что такая разница существует, - я приказал пустить в террариум к анаконде семь молодых телят. Благодарное пресмыкающееся тут же задушило одного из них и проглотило его, а потом предалось блаженному отдыху. Змея не выказывала никакого интереса к остальным телятам и не трогала их. Я повторил этот опыт с другими анакондами, и каждый раз все с тем же результатом. Можно считать доказанным следующий факт: разница между графом и анакондой заключается в том, что граф жесток, а анаконда - нет и что граф уничтожает живые существа, не имея в том никакой нужды, чего анаконда никогда не делает. Отсюда, очевидно, можно сделать вывод, что анаконда от графа не происходила. А также - что граф произошел от анаконды, утратив при этом много хороших качеств.

Мне известно, что многие люди, нажившие гораздо больше миллионов, чем они в состоянии были бы когда-нибудь потратить, бешено жаждали наживать новые и готовы были для временного утоления этой жажды отнимать у простодушных и сирых их последние жалкие гроши. Я дал возможность сотням различных диких и домашних животных накапливать большие запасы пищи, но ни одно из них не пожелало этим заняться. Белки, пчелы и некоторые птицы, правда, делали кое-какие запасы - но ровно столько, чтобы хватило до конца зимы, а сверх этого ничего не желали добавлять ни честным путем, ни обманом. Чтобы хоть как-то поддержать гибнущую репутацию, муравей пытался притвориться, будто он делает большие запасы, но я не дал себя провести. Я знаю муравья. Эти опыты убедили меня в том, что между человеком и высшими животными существует следующая разница: он жаден и скуп, а они - нет.

В процессе этих экспериментов я убедился, что человек - единственное животное, которое помнит нанесенные ему обиды и оскорбления, таит в душе злобу и, выждав удобный случай, мстит. Высшим животным мстительность неизвестна.

Петухи обзаводятся гаремами, но лишь с согласия своих наложниц, и, следовательно, в этом нет ничего дурного. Мужчины обзаводятся гаремами, но с помощью грубой силы, поддерживаемой возмутительными законами, к составлению которых другой пол не допускается. В этом отношении человек стоит гораздо ниже петуха.

Кошки безнравственны, но они этого не сознают. Человек, нисходя от кошки, сохранил ее распущенность, но к тому же и осознал эту распущенность - то есть лишился того, что оправдывает кошку. Кошка невинна, а человек - нет.

Скабрезность, грубость, непристойность свойственны исключительно человеку; это он их придумал. Среди высших животных нет и следа таких свойств. Эти животные ничего не скрывают они ничего не стыдятся.

Человек, существо с грязным умом, одевает свое тело. Он не рискнет войти в гостиную, обнажив хотя бы грудь или спину, настолько он и ему подобные чувствительны ко всякому намеку на непристойность. Человек - это

"животное, которое смеется". Но, как указал мистер Дарвин, обезьяны тоже смеются; смеется и австралийский дрозд-пересмешник. Нет, человек - это

"животное, которое краснеет". Другие животные не краснеют, да у них и нет на то причин.

В начале этой статьи мы читаем, что несколько дней тому назад "три монаха были сожжены живьем", а настоятель "умерщвлен самым зверским образом". Интересуемся ли мы Подробностями? Нет. А то мы узнали бы, что настоятель был изуродован способом, о котором писать не принято. Когда человек - североамериканский индеец, он выдавливает глаза своему пленнику, а когда он - король Иоанн, желающий обезвредить племянника, он пускает в ход раскаленное железо; когда он - фанатик, расправляющийся с еретиками в средние века, он сдирает кожу со своей жертвы и посыпает ей спину солью; в дни Ричарда I он запирает множество еврейских семей в башне и поджигает ее; в эпоху Колумба он хватает семью испанских евреев и... но это не для печати; в современной Англии человека штрафуют на десять шиллингов за то, что он чуть не до смерти избил свою мать стулом, а другого штрафуют на сорок шиллингов за то, что у него нашли четыре фазаньих яйца и он не смог удовлетворительно объяснить, откуда они у него. Из всех животных только человек жесток. Только он причиняет боль потому, что это доставляет ему удовольствие. О высших животных нельзя сказать ничего подобного. Кошка играет с перепуганной мышью, но у нее есть оправдание - она не знает, что причиняет страдания мыши. И кошка умеренна - нечеловечески умеренна: она только пугает мышь, но не делает ей больно; она не выцарапывает ей глаза, не сдирает с нее шкурку, не загоняет ей гвозди под коготки - на человечий манер; когда ей надоедает играть с мышью, она ею завтракает, сразу кладя конец ее мучениям.

Человек - жестокое животное. И это отличие принадлежит ему одному.

Высшие животные порой затевают между собой драки, но они никогда не сражаются организованными массами. Человек - единственное животное, которое способно на возмутительнейшее и отвратительнейшее деяние, именуемое войной. Только он способен собрать вокруг себя своих братьев и хладнокровно и невозмутимо истреблять себе подобных. Он - единственное животное, за плату (как гессенцы во время нашей Войны за независимость или юный принц Наполеон в Зулусской войне) отправляющееся помогать в истреблении себе подобных индивидов, которые не причинили ему ни малейшего вреда и с которыми он не ссорился.

Человек - единственное животное, которое лишает своего слабого собрата родины, изгоняет его оттуда или убивает. Человек поступал так всегда. На всем земном шаре не найти и акра земли, который находился бы во власти своего законного собственника: нет, все они цикл за циклом переходили от собственника к собственнику с помощью силы и кровопролития.

Человек - единственный раб. И единственное животное, обращающее в рабство себе подобных. Он всегда был рабом в той или иной форме и всегда в той или иной форме властвовал над другими рабами. В наши дни он находится в рабстве у других людей за деньги и трудится на этих людей; а у этого раба есть свои рабы, которые трудятся на него за меньшую плату.

Только высшие животные сами выполняют свою работу и сами себя кормят.

Человек - единственный патриот. Он отгораживается от всех остальных людей в своей собственной стране, под своим собственным флагом, и презирает другие нации, и держит под рукой бесчисленных одетых в мундиры убийц, которые обходятся ему очень дорого, - лишь для того, чтобы отхватывать куски чужой страны и мешать ее жителям посягнуть на его страну. А в промежутках между кампаниями он смывает кровь с рук и трудится во имя "всеобщего братства людей" - трудится языком.

Человек - религиозное животное. Единственное религиозное животное.

Единственное животное, исповедующее истинную веру - несколько истинных вер. Он - единственное животное, которое любит ближнего своего, как самого себя, и перерезает ему глотку, если расходится с ним в богословских вопросах. Он превратил земной шар в кладбище, в поте лица стараясь облегчить путь брата своего к счастью и небесному блаженству.

Он занимался этим во времена цезарей, он занимался этим во времена Магомета, он занимался этим во времена инквизиции, он занимался этим века два назад во Франции, он занимался этим в Англии в царствование королевы Марии, - он занимался этим с тех пор, как впервые узрел свет дня, он занимается этим сейчас на Крите (что подтверждается вышеприведенной телеграммой), а завтра будет заниматься этим где-нибудь еще. У высших животных нет религии. И нас учат, что они лишены загробной жизни. Но почему? Это отдает дурным вкусом.

Человек - разумное животное. Так утверждается. На мой взгляд, без всяких оснований. Более того, мои опыты доказали, что он - животное неразумное. Вспомните его историю, кратко изложенную выше. По-моему, совершенно ясно, что уж разумным животным его никак назвать нельзя. Его история - это безумная история маньяка. И главным доводом, опровергающим его претензии на разум, я считаю тот факт, что с такой-то историей за плечами он, ничтоже сумняшеся, объявляет себя самым высшим животным, хотя по его же собственным нормам он - самое низшее.

Наоборот, человек неизлечимо глуп. Он не способен усвоить простейшие вещи, которые с легкостью выучивают другие животные. Я поставил, например, такой опыт: за один час я научил дружить собаку и кошку. Потом я поместил их в одну клетку. Через час я научил их дружить с кроликом.

Через два дня мне удалось поместить в ту же клетку лису, белку, гуся и нескольких голубей. И наконец, обезьяну. Они жили мирно и даже полюбили друг -друга.

Затем я поместил в соседнюю клетку ирландца-католика из Типперери, и едва он стал более или менее ручным, я подсадил к нему шотландца-пресвитерианца из Абердина. Затем турка из Константинополя, православного грека с Крита, армянина, методиста из дебрей Арканзаса, буддиста из Китая и брамина из Индии. И наконец, полковника Армии Спасения из Уоппинга. После чего я два дня не подходил к клеткам. Когда я явился узнать результаты, в клетке с высшими животными царили мир и согласие, но в другой в беспорядке валялись окровавленные обрывки тюрбанов, фесок и пледов, а также кости и куски мяса - в живых не осталось ни одного из посаженных туда экземпляров. Эти "разумные животные" не согласились по какому-то богословскому вопросу и отправились разрешать его в Высшее Судилище.

Приходится признать, что в истинном благородстве человек безнадежно уступает даже самому подлому из высших животных. Нет никаких сомнений, что он органически не способен сравняться с ними, что он обладает органическим дефектом, который никогда не позволит ему сделать это, ибо дефект этот неотъемлем от него, неисправим и вечен.

Этот дефект - Нравственное Чувство. Человек - единственное наделенное им животное. В этом - объяснение его деградации. Именно Нравственное Чувство дает ему возможность творить зло. Другого назначения у этого чувства нет. Оно не несет никакой другой функции. И ни для чего иного и не предназначалось. Без него человек не был бы способен поступать дурно. Он сразу поднялся бы до уровня высших животных.

Поскольку Нравственное Чувство имеет только одну цель, одно назначение - дать человеку возможность творить зло, - оно, несомненно, ему не нужно. Так же не нужно, как любая болезнь. Да, собственно говоря, это и есть болезнь. Бешенство - штука довольно скверная, по и оно лучше такого недуга. Бешенство дает человеку возможность проделать то, на что он не способен, пока здоров, - а именно, убить ближнего своего с помощью ядовитого укуса. Бешенство не облагораживает того, кто им заболевает.

Нравственное Чувство дает возможность человеку творить зло. И творить его тысячами различных способов. По сравнению с Нравственным Чувством бешенство - безобидная хворь. Следовательно, наличие Нравственного Чувства никого не может облагородить. Так в чем же заключалось проклятие, наложенное на прародителей человечества? А в том, в чем оно и заключалось: человеку навязали Нравственное Чувство, способность различать добро и зло, а вместе с тем по необходимости - и способность творить зло, ибо злодеяние становится злодеянием только в том случае, если совершающий его сознает, что он делает.

Таким образом, я установил, что мы низошли и деградировали от какого-то далекого предка - от какого-нибудь микроскопического создания, которое, быть может, бродило в свое удовольствие по необъятным просторам водяной капли, - и далее от насекомого к насекомому, от животного к животному, от пресмыкающегося к пресмыкающемуся, все ниже и ниже по длинному пути незапятнанной невинности, пока, наконец, не достигли низшей ступени развития и не получили наименования человека. Ниже нас нет ничего. Ничего, кроме француза.

Ниже Нравственного Чувства может быть только Безнравственное Чувство. Французы наделены им. Человек стоит чуть ниже ангелов. Это -

точное определение его местоположения: он находится между ангелами и французами.

С какой стороны ни взгляни, человек представляется довольно-таки жалким созданием, своего рода Британским музеем всяких слабостей и недостатков. Его вечно ремонтируют и подштопывают. Машина, такая же несовершенная, как он, не нашла бы никакого сбыта. Поверх главной его специальности - Нравственного Чувства - громоздятся массы недугов поменьше: такое количество, что, говоря в общем, их можно просто назвать бесчисленными. У высших животных зубы появляются, не причиняя им ни боли, ни неудобств. Человек же обзаводится зубами ценой многомесячной пытки - и к тому же в нежном возрасте, когда он еще не умеет переносить боль. Едва они вырастают, как тут же выпадают, потому что с самого начала были дрянными и не стоили даже одной бессонной ночи. Второй набор некоторое время еще держится, при условии, что его время от времени подправляют с помощью каучука и золота, но надежными бывают только те челюсти, которые изготовляет для человека дантист. Их называют

"фальшивыми зубами" - как будто у человека бывают не фальшивые зубы!

В диком состоянии - то есть в естественном состоянии - высшие животные почти не болеют: недуги их не тяжелы, и самым страшным, пожалуй, является старость. Но человек обзаводится болезнями еще во младенчестве и до конца жизни регулярно питается ими. Свинка, корь, коклюш, круп, тонзиллит, дифтерит, скарлатина разумеются сами собой.

Затем его жизни начинают поминутно угрожать насморк, кашель, астма, бронхит, чесотка, рак, холера, чахотка, желтая лихорадка, желчные колики, тиф, сенная лихорадка, малярия, сыпи, геморрой, энтерит, несварение, зубная боль, ушная боль, глухота, немота, слепота, грипп, ветряная оспа, коровья оспа, черная оспа, камни в печени, запор, дизентерия, бородавки, прыщи, угри, фурункулы, нарывы, воспаление суставов, мозоли, опухоли, свищи, воспаление легких, размягчение мозга, меланхолия и еще пятнадцать разновидностей безумия, кровавый понос, желтуха, болезни сердца, костей, кожи, скальпа, селезенки, почек, нервов, мозга, крови, а также золотуха, паралич, проказа, невралгия, апоплексия, эпилепсия, головные боли, тринадцать разновидностей ревматизма, сорок шесть разновидностей подагры и весьма внушительный запас неприличных заболеваний, названия которых считаются непечатными. А кроме того... но к чему продолжать список? Да если бы напечатать на человеческом теле самым мелким шрифтом названия средств, предназначенных для того, чтобы выводить эту разболтанную машину из строя, то для них не хватило бы места. Человек - это всего лишь вместилище чумной гнили, предназначенное для пропитания и развлечения мириадов всевозможных бацилл - целых армий, которым приказано губить и гноить его, и каждой армии поручена определенная часть этой работы. Едва он впервые вздохнет, как его уже начинают выслеживать, преследовать, терзать и убивать - без пощады и милосердия, пока он не испустит последнего вздоха.

Посмотрите на некоторые детали его организма. Зачем ему миндалины?

Они не исполняют никакой полезной функции; они ни для чего не нужны. Им нечего делать в его горле. Они - просто тайный капкан. У них есть только одно назначение, одна цель - обеспечивать своему обладателю тонзиллит, ангину и тому подобное. А зачем ему слепая кишка? Она ни для чего не нужна, она не несет никакой полезной службы. Это - всего лишь укрывшийся в засаде враг, который выжидает появления случайной виноградной косточки, чтобы с ее помощью устроить гнойный аппендицит. А чему служат мужские соски? С практической точки зрения они бесполезны, а как украшение не выдерживают никакой критики. А зачем мужчине борода? Она не играет никакой полезной роли и причиняет только неудобства; все нации ненавидят ее, все нации истребляют ее с помощью бритвы. Но потому, что она причиняет лишь досадные неудобства, Природа не дает оскудеть ее запасам в организме мужчины со времени достижения им зрелости и до могилы. Никто еще не видел мужчину с лысым подбородком. Но зато его волосы! Это - прекрасное украшение, это - удобство, это - лучшая из защит против некоторых губительных недугов, и человек ценит их больше изумрудов и рубинов. Но именно поэтому Природа столь небрежно закрепляет волосы на его голове, что они, как правило, недолго на ней остаются.

Человеческое зрение, обоняние, слух, чувство направления - как они все жалки! Кондор видит падаль за пять миль, человек не Способен на это, какой бы подзорной трубой он ни пользовался. Ищейка идет по следу двухдневной давности. Малиновка слышит, как червяк роется в земле.

Кошка, увезенная в закрытой корзине за двадцать миль, отыщет дорогу домой через места, которых она прежде никогда не видела.

Некоторые функции, присущие слабому полу, также производят жалчайшее впечатление, если сравнить их с теми же функциями у высших животных. Для женщины такие слова, как менструация, беременность и роды, означают неизреченные ужасы. У высших же животных эти явления нельзя назвать даже неудобством.

Что касается внешности - взгляните на бенгальского тигра, на этот идеал грации, красоты, физического совершенства и величия. А потом взгляните на человека - на эту жалкую тварь. На это животное в парике, с трепанированным черепом, со слуховой трубкой, с искусственным глазом, с картонным носом, с фарфоровыми зубами, с серебряной гортанью, с деревянной ногой, - на существо, которое с ног до головы состоит из заплаток и штопки. Если на том свете ему не удастся получить обратно всю эту мишуру - каково-то он будет выглядеть?

Но в одном отношении его превосходство бесспорно. Интеллект его -

вне сравнений. Тут высшим животным до него далеко. И как любопытно, как интересно, что ни в одном раю не было еще отведено место для этого его единственного неоспоримого достоинства. Даже когда он сам изобретает рай, он не обеспечивает себе там никаких интеллектуальных радостей.

Удивительное упущение! Собственно говоря, это означает, что небеса предназначаются только для высших животных. Об этом стоит поразмыслить -

и поразмыслить весьма серьезно. И напрашивается весьма мрачный вывод: мы, пожалуй, вовсе не так важны, как нам это всегда казалось.

Перевод И. Гуровой

В СУДЕ ЗВЕРЕЙ

1.

КРОЛИК. Свидетельскими показаниями установлено (1), что кролик отказался добровольно вступить в армию и был завербован насильно и (2)

что он дезертировал перед лицом врага накануне сражения. Будучи спрошен, что он может сказать в свое оправдание, прежде чем ему будет вынесен смертный приговор за нарушение военного устава, запрещающего трусость и дезертирство, он сослался на то, что не хотел нарушать устава, но должен был подчиниться высшему закону, который обладает большей силон, чем устав, и аннулирует его. Будучи спрошен, какой закон он имеет в виду, он ответил: "Закон бога, лишающий кролика храбрости".

Решение суда. Покрыть бесчестием перед строем, сорвать с него мундир, прикрепить на грудь дощечку с надписью "трус", отвести к эшафоту и повесить.

2.

ЛЕВ. Свидетельскими показаниями установлено, что лев своей доблестью и беспримерной силой решил исход сражения.

Решение суда. Наградить титулом герцога, воздвигнуть ему статую, написать его имя золотыми буквами в первой строке свитка в храме Славы.

3.

ЛИСА. Свидетельскими показаниями установлено, что ею нарушен божественный закон: "Не укради!" На вопрос, что она может сказать в свое оправдание, она сослалась на то, что должна была подчиниться божественному закону: "Лиса да украдет!"

Решение суда. Пожизненное тюремное заключение.

4.

ЛОШАДЬ. Согласно собранным данным, она провела много суток на птичьем дворе без всякого надзора и все же не поддалась искушению.

Решение суда. Да будет прославлено ее имя; торжественно объявить по всей стране о ее благородном деянии.

5.

ВОЛК. Он уличен в нарушении закона: "Не убий!" В свое оправдание он ссылался на закон своей природы.

Решение суда. Смерть.

6.

БАРАН. Согласно собранным данным, он не раз имел возможность совершить массовые убийства, но не поддался искушению.

Решение суда. Да живет в веках память о его добродетели.

7.

МАШИНА.

*Судья*: Обвиняемая, доказано, что вы плохо собраны и скверно сконструированы. Что вы можете сказать в свое оправдание?

*Ответ*: Не я себя сконструировала. Не я себя собирала.

*Судья*: Доказано, что вы двигались, когда вам не следовало двигаться; что вы свернули, когда вам надлежало ехать прямо; что вы продвигались через толпы прохожих с быстротой, запрещенной законом и опасной для общественного спокойствия; что вы распространяете вонь и упорствуете в этом, хотя вам известно, что это непристойно и другие машины так не поступают. Что вы можете сказать в свое оправдание?

*Ответ*: Я машина. Я рабски подчиняюсь закону моей конструкции и не могу его нарушить ни при каких условиях. Сама по себе я ничего не делаю.

Меня приводят в движение внешние силы, сама себя в движение я приводить не способна.

*Судья*: Вы свободны. Ваше объяснение достаточно. Вы - жалкое творение, наделенное кое-какими хорошими и кое-какими дурными качествами, но хвалить вас за поведение, проистекающее из первых, и порицать за поведение, проистекающее из вторых, было бы нечестно и несправедливо. То есть по отношению к машине - по отношению к машине.

Перевод И. Гуровой

РАЗУМ БОГА

Он создал все сущее. Нет во вселенной ни одного Великого или малого предмета, который не был создан Им. Он сказал про сотворенное Им, что это "хорошо". Это слово покрывает все: оно ставит печать Его одобрения на каждую деталь вселенной; оно хвалит каждую ее деталь. Мы также одобряем и хвалим - нашим языком. Одобряем и хвалим громогласно, с великим пылом - и с осторожностью. Да, с осторожностью. Ибо мы не входим в подробности. Ежедневно мы изливаем потоки неодобрения, хулы, неудовольствия, яростной досады - но не в словах. Нет, нас выдают наши поступки, а не наши слова. Наши слова - это сплошные комплименты, и они обманывают Его. В этом нет никаких сомнений. Они вселяют в него уверенность, что мы одобряем все Его труды.

Во всяком случае, так нам кажется. Многие века мы внушали себе, будто, пряча неприятный факт под грудами льстивой лжи, мы делаем это так незаметно, что Он видит лишь похвалы и пребывает в приятном заблуждении.

Но верно ли это? Между собой мы соглашаемся, что дела говорят громче слов, но мы внушили себе, что для Него это не так; мы воображаем, что Его интересуют лишь слова - лишь звуки; что если мы будем выкрикивать эти слова достаточно громко, Он не заметит опровергающих их поступков.

Но - серьезно говоря - неужели кто-нибудь искренне в это верит? Да разве такая уверенность не была бы оскорблением Верховному Разуму?

Придет ли кому-нибудь из нас в голову расхваливать матери всех ее отпрысков, в то же время усердно шлепая одного из них? Не опровергнет ли подобный поступок самую красноречивую нашу хвалу? И разве мать будет обманута? Разве не оскорбится она - и с полным на то правом?

А посмотрите, как мы поступаем с Ним. Мы одобряем все Его труды, мы восхваляем все Его труды с горячим восторгом - на словах; и в то же время мы убиваем муху - такое же Его творение, как все прочие, и тем самым включенное в наши бурные восхваления. И мы не просто убиваем муху, мы проделываем это с величайшим раздражением, даже с ненавистью, со злобной мстительностью; и мы смотрим на нее с презрением и отвращением, хотя только что хвалили ее, одобряли и прославляли. Мы хвалили ее, обращаясь к ее Творцу, а теперь мы своим поступком оскорбили ее Творца.

Хвала была нечестной, а поступок - честным; хвала была корыстным лицемерием, а поступок - искренним порывом.

Мы безжалостно уничтожаем мух, а также крыс, блох, змей, болезнетворных микробов и тысячи других существ, которых Он нарек хорошими, которыми был удовлетворен и которых мы вслух красноречиво хвалим и одобряем - нашим языком, - а потом преследуем и злобно уничтожаем в елико возможно большем числе.

Разумеется, это нехорошо, неумно и несправедливо. Это порождает притворство и ложь. Неужели Он будет оскорблен, если мы изменимся и предстанем перед Ним с истиной и на устах, а не только в поступках?

Неужели мы не можем доверчиво и без страха изменить наши слова и сказать:

- О Источник Истины, мы лгали и раскаиваемся в этом. Выслушай наше признание в том, что мы чувствовали от начала времен, но по слабости душевной старались скрыть от Тебя: мы смиренно хвалим и прославляем многие Твои труды и благодарны за то, что они есть на Земле - Твоем подножии, но относится это не ко всем из них.

Этого будет достаточно. Перечислять исключения не потребуется.

Перевод И. Гуровой

ФРАНЦУЗЫ И КОМАНЧИ

(Глава, не включенная в окончательный вариант рукописи "Пешком по Европе")

А теперь поговорим о жестокости, дикости и любви к резне. Все эти качества не служат к украшению полуцивилизованных народов земли, но в то же время их едва ли можно назвать недостатками. Они представляют собой естественное порождение социальной системы, и без них эта система не была бы Совершенна. В этом отношении между французами, команчами и некоторыми другими народами, стоящими на том же нравственном и социальном уровне, трудно обнаружить значительные различия.

Справедливость требует признать, что в одном отношении команчи, несомненно, превосходят французов, а именно: между собой они не дерутся, в то время как французы с незапамятных времен развлекались тем, что резали и жгли друг друга. Из всех мечей мира больше всего французской крови испил французский меч. Нет ненависти столь неумолимой, как ненависть француза к своему брату. Ни одна религия не творила таких неслыханных зверств, как кроткая и смиренная религия французов. Впрочем, последнее замечание в данном случае не вполне справедливо, поскольку у команчей нет религии, а следовательно, нет и потребности убивать своего брата, дабы наставить его на путь истинный.

Турки иногда дрались между собой, так же как и другие варварские народы, но истинного совершенства, злобы и несравненной эффективности гражданская война достигла только у двух общественных конгломератов - у французов и у килькеннийских котов {18}.

Не думаю, чтобы французы были более жестоки, чем команчи. По-моему, они лишь более изобретательны в своих методах. Если бы это удалось доказать, такой факт свидетельствовал бы о том, что француз стоит выше команча. Французское дворянство установило несколько поразительных и дивных обычаев и в течение тысячи лет сохраняло их благодаря рассудительной кротости народа. К этим обычаям относится право сдать человеку землю в аренду, а потом во время охоты скакать по его полям и не платить за причиненный ущерб. Или запретить тому же человеку окружать свое поле оградой для защиты урожая от посягательства лесных животных, ибо ограды мешали охоте. И право господина держать голубятню и не платить за зерно, поедаемое голубями, а также наказывать любого бедняка, который убил хотя бы одну из этих птиц. И право господина держать мельницу и пекарню и принуждать простолюдина молоть там зерно и печь хлеб за двойную плату. И право господина захватывать имущество вдов и сирот, если глава семьи умирал, не оставив завещания. И право господина забирать пятую часть денег, полученных от продажи земли, находящейся под его юрисдикцией. Но все это - мелкие жестокости; любое полуцивилизованное общество могло бы их изобрести, а потом терпеть. Куда значительнее некоторые другие! А именно, право господина заставлять проработавшего весь день крестьянина сидеть всю ночь у пруда и разгонять лягушек, чье кваканье могло бы потревожить сон господина; право господина вспарывать живот крестьянина и греть в нем свои ноги, если господин устанет и замерзнет во время охоты; и венчающее все droit du seigneur {19} - назовем его по-французски, чтобы не загрязнять родного языка. Команчи, пожалуй, могли бы придумать что-нибудь похлеще этих трех последних прав, но вряд ли намного. Однако французская изобретательность достигла непревзойденной высоты в дни революции, когда обнаженных мужчин привязывали к обнаженным женщинам и бросали их в реку. До этого команчи ни за что бы не додумались, так что тут французам, безусловно, принадлежит пальма первенства. Поскольку это произошло менее ста лет назад, у нас есть все основания полагать, что французы не утратили еще своей изобретательности, а возможно, и склонности пускать ее в ход.

В одном отношении французы совершенно недосягаемы. Любовью к резне они поистине наделены свыше. Ни один народ не обладает ею в таких гомерических размерах. За несколько веков французы успели почти полностью монополизировать ее. Еще задолго до Варфоломеевской ночи они познали радости резни и пристрастились к ним. Однако Варфоломеевская ночь настолько монументальна, что в ее гигантской тени совсем теряются ее многочисленные предшественницы; они видны как бы сквозь туман, так что мы их почти не различаем, - но тем не менее они все-таки были. Если бы кое-какие из них случились в Англии, они, словно затмение, погасили бы солнце ее истории, но здесь, на родине резни, они кажутся столь же естественными и необходимыми, как сыпь на коже прокаженного, и привлекают к себе ровно столько же внимания.

Варфоломеевская ночь, без всякого сомнения, являет собой неподражаемый шедевр, равного которому не знает мир. К ней приложили руку виднейшие люди страны, включая короля и королеву-мать. Случилось это в 1572 году. Причиной послужили какие-то религиозные недоразумения.

Француз прежде всего благочестив. И ему мало самому быть благочестивым, он требует, чтобы благочестивым стал и его ближний, а если тот упирается, он убивает его и тем прививает ему благочестие. Да, если его ближний отказывается вести святую жизнь, француз берет топор и обращает упрямца на путь истинный. Француз обожает общество и не желает пребывать на небесах в одиночестве - поэтому он заблаговременно обеспечивает себе компанию в раю. В ту эпоху, о которой я рассказываю, не просто один ближний начал исповедовать не ту религию, но ровно половина всей нации.

Это было ужасно. Вожди католической партии были глубоко опечалены столь прискорбным распространением язвы греха и стали держать совет, как лучше ее исцелить. Королева-мать, чья мудрость и святость были безупречны, рекомендовала обычное национальное лекарство - резню. Средство это было одобрено, и резня заказана точно так же, как мы заказываем кухарке обед.

Благочестивые труды решили начать в некую августовскую полночь, о чем и были извещены жители различных городов и селений. Приверженцы истинной веры готовили оружие, хранили тайну и ждали, тем временем навещая и принимая у себя своих грешных и ничего не подозревающих ближних, и ничто, казалось, не предвещало приближения роковой ночи. Король вел задушевные беседы с главой грешников, и, если тот был человеком наблюдательным, он, несомненно, обратил внимание на аркебуз, с помощью которого его величество несколько дней спустя изволили ранить его из дворцового окна.

Назначенный час наступил, и рев набата нарушил полночное безмолвие.

Праведные были готовы, грешники были захвачены врасплох. Мужчин и женщин убивали в их спальнях или на лестницах их домов. Детям разбивали головы о стены. Благочестивые труды продолжались два дня и три ночи. Тела убитых запрудили реку, улицы были завалены трупами, воздух наполнился вонью гниющей плоти людей, которых сгубила их собственная несообразительность, - ведь они были французами, и если бы догадались первыми, то сами устроили бы резню и расправились бы со своими губителями. За эти двое-трое суток во Франции было убито семьдесят тысяч человек, и истинная вера после своего подвига настолько укрепилась, что другая сторона больше уже никогда серьезно не угрожала ее верховенству.

Разумеется, и с тех пор мир видел не одну французскую резню. Весьма длительной и приятной резней оказался Террор. Да и в наше время мы видели не одну такую резню. Упомянем только резню 2 декабря и несколько случившихся в дни Коммуны, в конце франко-прусской войны. Однако ни одной из них французы так не гордятся, как своей несравненной Варфоломеевской ночью.

Самая привлекательная черта французского национального характера, черта, внушающая наибольшую надежду миссионеру, - это восхитительная и чрезвычайная кротость. Мы считаем кроликов кроткими созданиями, но что такое кротость кролика по сравнению с кротостью француза? Найдется ли кролик, который позволил бы, чтобы его в течение тысячи лет непрерывно угнетали, оскорбляли, попирали, и ни разу не попробовал бы укусить своего тирана? Карта Европы усеяна небольшими мужественными общинами, которые вновь и вновь восставали против могучих угнетателей и добивались справедливости. Их трудно даже просто перечислить. Вильгельмы Телли и Уоты Тайлеры в изобилии встречались повсюду - кроме Франции. Однако даже Франция в конце концов восстала - и удовлетворенно вернулась бы в свой крольчатник, получив затрещину и конфетку, если бы только глупый король догадался предложить их. Но делать нужную вещь в нужное время было не в его стиле, так что он упустил удобный случай. Тогда нация сбросила кроличью шкурку и надела другую свою национальную одежду - тигриную шкуру; когда же на нее надвинулись армии всей Европы, она пошла еще дальше и доказала свое мужество, несомненно, удивившись тому, что оно обнаружилось у нее в таком количестве. Наполеон, великий полководец, довел до совершенства воинское искусство французов, а потом, выбрав удобную минуту, вновь напялил на нацию ее кроличью шкурку, наступил ногой ей на шею, и она восславила его за это. Точно так же обошелся с французами и Наполеон III - к величайшему их удовольствию.

Иностранцы вообще были большим благодеянием для Франции. Великие люди Франции, как правило, бывали иностранного происхождения - наше время также не является исключением, - и все они отлично понимали, как угодить среднему гражданину. Среднему гражданину требуется "слава" - это самое главное; побольше славы, побольше шума, побольше зрелищ, побольше равенства и братства, побольше маскарадов и всякой пышной мишуры;

побольше развязности и хвастовства, побольше уверенности в том, что глаза всего мира устремлены на него, что его жена - законодательница мод, а он сам - образец светской любезности, побольше напоминаний о том, что его язык - это придворный язык всех наций и что Париж - это солнце, чей закат погрузил бы землю в интеллектуальный мрак; побольше Vive la

Rщpublique{20} сегодня, Vive le Roi {21} завтра, Vive la Commune {22}

послезавтра и Vive черт знает что - после-послезавтра; побольше благородных тирад, подкрепленных бескровными дуэлями, чтобы исцелить его раненую честь; побольше благочестия, непристойности, резни и приветственных кликов - вот что требуется ему от жизни, завершающейся фешенебельными похоронами со священником и фонарем во главе процессии, поддельным генерал-майором на козлах катафалка и вереницей пустых траурных карет, следующих сзади; тогда он, довольный и радостный, воспарит к остальным ангелам поведать о своем шикарном погребении. Все эти атрибуты величия недороги, и умные иностранцы, которые правили Францией, щедро поставляли их нации с большой выгодой для себя.

Как я уже говорил, кротость французов составляет самую прекрасную черту их национального характера, а вскоре станет и самой полезной, ибо с ее помощью наши миссионеры поднимут их, как кролика за уши. Француз слагается из мельчайшей мелочности, какую только можно вообразить, и из величайшего величия {23}. Скрытый в нем тигр - тайный, кровожадный инстинкт резни - позволяет сделать из него после надлежащего подавления и тщательной дрессировки лучшего в мире солдата. Кроличья кротость, которая была воспитана в нем веками покорного приятия несправедливостей и тягчайших оскорблений, помогает ему безропотно переносить эту дрессировку. Его колоссальное тщеславие порождает в нем стремление творить такие чудеса в искусстве, в науке, в политике и в литературе, о которых не мог бы и помыслить никто другой, а его лихорадочное, бурное воображение, беспокойная энергия и настойчивость помогают ему добиться своей цели.

Ну, если я сумел сделать то, что хотел, значит, мне удалось доказать, что француз в некоторых отношениях превосходит китайца, в других равен турку и дагомейцу и едва ли в чем-нибудь заметно уступает команчу. Я от всей души надеялся, что мне это удастся, и мне кажется, я достиг своей цели. Я твердо убежден, что Франция по праву занимает достойное место среди полуцивилизованных народов земного шара.

Я многого жду от Франции и горячо желаю ей скорейшего нравственного и интеллектуального подъема и просвещения. Однако я прекрасно понимаю, что ограниченных и систематических усилий здешней американской колонии, какими бы энергичными, святыми и бескорыстными они ни были, недостаточно для того, чтобы облагодетельствовать ее столь великим даром. Нет, для этого есть только один путь: создать специально обученный корпус светских американских миссионеров, вооруженных официальным званием для их защиты, снабженных ленточкой Почетного Легиона, чтобы сделать их менее заметными и оградить от зависти и излишнего внимания, и оплачиваемых правительством из фондов, образованных с помощью специального налога. Так придем же все, как один, на помощь французу, проникнемся бескорыстной любовью к этому презираемому и униженному звену между человеком и обезьяной, поднимем его и сделаем нашим братом!

Перевод И. Гуровой

ПИСЬМО НА ЗЕМЛЮ

Министерство прошений.

Отдел ангела-регистратора. 20 янв.

Эбнеру Скофилду, торговцу углем.

Буффало (штат Нью-Йорк).

Согласно указанию имею честь уведомить вас, что ваше недавнее исполненное самопожертвования благодеяние было занесено на страницу книги, именуемой "Золотые деяния человеческие": отличие, позволю себе заметить, не просто высокое, но единственное в своем роде.

Касательно ваших молитв за неделю, истекшую девятнадцатого сего месяца, имею честь сообщить вам следующее:

1. О погоде, дабы цены на антрацит поднялись на 15 центов за тонну.

Удовлетворено.

2. Об избытке рабочей силы, дабы снизить заработную плату на 10%.

Удовлетворено.

3. О падении цен на мягкий уголь, которым торгуют конкуренты.

Удовлетворено.

4. О покарании человека или семьи человека, который открыл конкурирующую розничную торговлю углем в Рочестере. Удовлетворено следующим образом: два заболевания дифтеритом с одним смертельным исходом; одно заболевание скарлатиной, которое приведет к глухоте и слабоумию. Примечание: покарания надлежало бы просить для нанимателей этого человека, служащего "Нью-Йорк сентрал рейлрод компани".

5. О ссылке в геенну бесчисленных просителей, ежедневно докучающих вам просьбами о работе или о каком-либо другом одолжении. Передано на новое рассмотрение, поскольку это прошение, видимо, находится в противоречии с другим, вознесенным того же числа, о котором будет сказано ниже.

6. О применении какого-либо вида насильственной смерти к соседу, швырнувшему кирпичом в вашего кота, когда последний распевал на улице серенаду. Отложено для дальнейшего рассмотрения из-за несовместимости с молитвой, вознесенной того же числа, о которой будет сказано ниже.

7. "К черту миссионеров!" Отложено по той же причине, что и предыдущее.

8. Об увеличении прибылей с 22 230 долларов в декабре до 45 000

долларов в январе с поддержанием пропорционального ежемесячного роста таковых в дальнейшем, "что вас полностью удовлетворит". Молитва удовлетворена; прилагаемое обещание принимается условно.

9. О ниспослании циклона, который уничтожил бы оборудование и затопил бы шахты "Норс Пенсильвания компани". Примечание: ввиду зимнего сезона циклонов на складе не имеется. По требованию они могут быть заменены вполне надежным взрывом рудничного газа.

Вышеперечисленные прошения, будучи наиболее важными, рассматривались по отдельности. 298 прочих молений за неделю, истекшую девятнадцатого сего месяца, подпадающие под рубрику "Особых воздаяний", раздел А, удовлетворены оптом, за исключением того, что из числа 32 молений, исполнение которых требовало наслания немедленной смерти, в 3 случаях таковая была заменена неизлечимой болезнью.

Этим исчерпывается недельное поступление молитв, которые в нашем отделе относятся к категории, именуемой "Тайные моления сердца", и которые по очевидной причине всегда рассматриваются нами в первую очередь.

Остаток недельного поступления прошений подпадает под категорию, именуемую "Публичные молитвы", к каковой мы относим молитвы, произнесенные на молитвенных собраниях, в воскресной школе, на встречах с братьями во Христе, на семейных молебствиях и т.д. Молитвы этой категории расцениваются в зависимости от классификации произносящих их христиан, а именно: 1) христиане, исповедующие свою религию, и 2)

христиане, использующие свою религию. Далее они подразделяются и классифицируются согласно размеру, виду и семейству, и в заключение их курс определяется в каратах - от одного до тысячи.

По итогам квартала, закончившегося 31 декабря 1847 г., ваш баланс был следующим:

Общая классификация: христианин, исповедующий свою религию.

Размер: четверть максимума.

Вид: человек высокого духа.

Семейство "А" раздела избранных, подраздел 16.

Курс: 322 чистых карата.

По итогам только что закончившегося квартала - то есть сорок лет спустя - ваш баланс таков:

Общая классификация: христианин, использующий свою религию.

Размер: одна сотая максимума.

Вид: человек-животное.

Семейство "Э" раздела избранных, подраздел 1547.

Курс: 3 чистых карата.

Имею честь обратить ваше внимание на то, что вы, по-видимому, регрессировали.

Возвращаясь к вопросу о ваших публичных молитвах, замечу кстати, что ради ободрения христиан вашего и смежных типов наш отдел имеет обыкновение ниспосылать им много такого, что не было бы ниспослано христианам более высокого типа - отчасти потому, что таковые об этом не просят Молитва о благостном смягчении погоды во имя милосердия к нищим и нагим. Отвергнута. Вознесена на молитвенном собрании. Противоречит молитве, означенной в пункте первом настоящего уведомления, каковая является тайным молением сердца. Правила нашего отдела строжайше запрещают ставить публичные молитвы христиан, использующих свою религию, выше тайных молений их сердец.

Молитва о лучших временах и довольстве "для труженика с мозолистыми руками, чей тяжкий и терпеливый труд делает легкой и радостной жизнь тех, кому выпала более счастливая доля, а ему дает право на нашу бдительную и спасительную защиту от обид и притеснений, которые готова чинить ему неуемная алчность, и на нежнейшую заботу наших благодарных сердец". Вознесена на молитвенном собрании. Отказать ввиду противоречия с тайным молением сердца за No 2.

Молитва "да будут те, кто лишает пас желаемого, взысканы небесной милостью, и сами они, и их семьи, ибо сердца наши - свидетели, что земное преуспеяние таковых одаряет нас чистой, и потому совершенной радостью". Вознесена на молитвенном собрании. Отказать ввиду противоречия с тайными молениями сердца за NoNo 3 и 4.

"Да не обрекут никого на вечную погибель слова и деяния наши".

Вознесена на семейном молебствии. Получена за 15 минут до тайного моления сердца за№5, которому она явно противоречит. Вам предлагается взять назад одну из этих молитв или внести в них необходимые изменения.

"Помилуй всех, кто чинит вред нам самим и имению нашему". Это включает и соседа, запустившего кирпичом в кота. Вознесена на семейном молебствии. Получена за несколько минут до тайного моления сердца за No

6. Просьба сообщить соответствующее уточнение.

"Поддержи миссионеров в их трудах, самых благородных трудах, доверенных человеку, дабы воссиял свет во всех пределах языческих земель, еще корящих нас ныне своим духовным мраком". Самочинная молитва, протащенная во время заседания Американского миссионерского совета.

Получена почти за 12 часов до тайного моления сердца за No 7. Наш отдел миссионерами не интересуется и не имеет никаких деловых связей с Американским миссионерским советом. Мы были бы рады удовлетворить одну из этих молитв, но обе удовлетворить не можем. Рекомендуем взять назад вознесенную на заседании.

В двадцатый раз обращаем ваше внимание на нежелательность повторения замечания, приложенного к No 8. Шутки, особенно избитые, в молитвах неуместны.

Из 464 отдельных просьб, содержавшихся в ваших публичных молитвах помимо рассмотренных выше, мы удовлетворяем две, отказывая в остальных.

Удовлетворяются следующие просьбы: 1) "да будут тучи свершать свое предназначение, 2) а солнце - свое". Собственно, таково и было божественное предначертание, но вам, вероятно, будет лестно узнать, что вы ничем ему не воспрепятствовали. Из 462 отдельных просьб, в которых вам отказано, 61 была произнесена в воскресной школе. В этой связи мне приходится еще раз напомнить вам, что мы не удовлетворяем молитв, возносимых в воскресной школе христианами, использующими свою религию и подпадающими под рубрику, именуемую в нашем отделе "типом Джона Ванемейкера". Мы проводим их по графе "слова" и учитываем, исходя из количества слов, произносимых за определенную единицу времени; зачетный минимум - 3000 слов за четверть минуты. Эксперты воскресных школ обычно без труда выбивают 4200 из 5000 возможных, что приравнивается к двум псалмам и букету, посланным молодой девицей в камеру убийцы в утро казни. Оставшиеся 401 просьба пошли на ветер. Мы сваливаем их в кучу и изготовляем из них противные ветра, чтобы задерживать корабли недостойных людей, но на один порядочный ветер требуется столько этого сырья, что оплачивать его мы не в состоянии.

Теперь я хотел бы добавить несколько слов от себя лично.

Когда люди определенного типа свершают доброе деяние, мы оцениваем его в тысячу раз выше, чем то же деяние, но совершенное хорошим человеком, - принимая во внимание огромные усилия, которых оно стоило. В этом отношении вы стоите гораздо выше своей категории из-за ряда самопожертвований, которые намного превосходили все, чего мы могли от вас ожидать. Много лет назад, когда ваш капитал исчислялся всего ста тысячами долларов и вы послали два доллара своей родственнице, обедневшей вдове, обратившейся к вам за помощью, многие здесь на небесах утверждали, что этого не может быть, а другие придерживались мнения, что деньги были фальшивыми. Ваша репутация сильно укрепилась после того, как была доказана необоснованность этих подозрений. Года два спустя, когда в ответ на новую просьбу вы послали бедняжке четыре доллара, этому поверили сразу, и долгое время только и разговору было, что об этом событии. Два года спустя, когда умер младший сын вдовы, вы послали шесть долларов, и это деяние окончательно покрыло вас славой. На небесах только и слышно было: "Каков Эбнер-то, а?" Ибо к этому времени вас уже ласково называли здесь "Эбнер". Каждые два-три года вы увеличивали сумму ваших пожертвований на церковь, и ваше имя не сходило с наших уст и согревало наши сердца. Все небеса следят за вами, когда вы по воскресеньям в роскошной карете отправляетесь в церковь; и когда ваша рука опускает пожертвование на тарелку, радостный крик достигает даже багровых стен далекой геенны: "Еще пять центов от Эбнера!"

Но все это не идет ни в какое сравнение с вашим последним благодеянием, когда вдова несколько дней назад прислала вам письмо, сообщая, что может получить место учительницы в отдаленном поселке, но что для поездки туда с двумя оставшимися в живых детьми ей необходимы пятьдесят долларов; и вы, подсчитав чистую прибыль, которую принесли вам за последний месяц ваши три шахты, - 22 230 долларов - и прибавив к этой цифре 45 000 долларов, которые вы рассчитываете получить в этом месяце

(хотя вернее было бы поставить 50000), взяли перо и чековую книжку и послали ей чек на целых пятнадцать долларов! Да будет над тобой вечное благословение небес, о великодушное сердце! В обители блаженных все до единого проливали слезы умиления, и, пока все ликовали, жали друг другу руки и обнимались, с сияющего престола раздалось громовое повеление: поскольку деяние это затмевает все известные в истории самопожертвования людей и ангелов, да будет оно занесено на отдельную чистую страницу. Ибо рядом с тягчайшими усилиями, которых оно вам стоило, в ничто превращается мужество десяти тысяч мучеников, взошедших на пылающие костры; и все сказали: "Несомненно, жизнь, приносимая в жертву благородным человеком - десятью тысячами благородных людей, - пустяк в сравнении с пятнадцатью долларами, которые выпустил из своих лап подлейший скаред, какого только видел свет".

Что правда - то правда. Авраам, рыдая, вытряхнул все прежнее содержимое своего лона и вывесил на нем красноречивейший плакатик:

"Права заявлены", а Петр, рыдая, сказал: "Мы встретим его факельным шествием!" Клики восторга загремели на небесах, и все здесь возликовали, узнав, что вам суждено попасть сюда. И ад тоже возликовал.

(Подпись)

Ангел-регистратор (печать).

Перевод Т. Кудрявцевой

ВОЕННАЯ МОЛИТВА

То было время величайшего волнения и подъема. Вся страна рвалась в бой - шла война, в груди всех и каждого горел священный огонь патриотизма; гремели барабаны, играли оркестры, палили игрушечные пистолеты, пучки ракет со свистом в треском взлетали в воздух; куда ни глянь - вдоль теряющихся вдали крыш и балконов сверкала на солнце зыбкая чаща флагов; каждый день юные добровольцы, веселые и такие красивые в своих новых мундирах, маршировали по широкому проспекту, а их отцы, матери, сестры и невесты срывающимися от счастья голосами приветствовали их на пути; каждый вечер густые толпы народа затаив дыхание внимали какому-нибудь патриоту-оратору, чья речь задевала самые сокровенные струны их души, и то и дело прерывали ее бурей аплодисментов, в то время как слезы текли у них по щекам; в церквах священники убеждали народ верой и правдой служить отечеству и так пылко и красноречиво молили бога войны ниспослать нам помощь в правом деле, что среди слушателей не нашлось бы ни одного, который не был бы растроган до слез. Это было поистине славное, удивительное время, и те немногие опрометчивые люди, которые отваживались неодобрительно отозваться о войне и усомниться в ее справедливости, тотчас получали столь суровую и гневную отповедь, что ради собственной безопасности почитали за благо убраться с глаз долой и помалкивать.

Настало воскресенье - на следующий день войска выступали на фронт;

церковь с утра была набита до отказа, здесь же находились и добровольцы, чьи юные лица горели в предвкушении ратных подвигов; мысленно они уже были там - вот они наступают, упорно, все быстрее и решительнее, стремительный натиск, блеск сабель, враг бежит, паника, пороховой дым, яростное преследование, капитуляция! - и вот они снова дома: вернулись с войны закаленные в боях герои, долгожданные и обожаемые в золотом сиянии победы! С добровольцами сидели рядом их близкие, гордые и счастливые, вызывая зависть друзей и соседей, не имевших братьев и сыновей, которых они могли бы послать на поле брани добыть отчизне победу или же пасть смертью храбрых. Служба шла своим чередом: священник прочел военную главу из Ветхого завета, потом первую молитву; загудел орган, сотрясая здание; молящиеся поднялись в едином порыве, с бьющимся сердцем и блестящими глазами, и в церкви зазвучал могучий призыв:

Господи, грозно на землю взирающий, Молнии, громы послушны тебе!

Затем последовала "долгая" молитва. Никто не мог бы припомнить ничего равного ей по страстности и проникновенности чувства и по красоте изложения. Просили в ней больше всего о том, чтобы всеблагой и милосердный отец наш оберегал наших доблестных молодых воинов, был бы им помощью, опорой и поддержкой в их подвигах во имя отчизны; чтобы он благословлял их и охранял в день битвы и в час опасности, держал их в своей деснице, дал им силу и уверенность и сделал непобедимыми в кровавых схватках; чтобы помог он им сокрушить врага, даровал им, их оружию и стране вечный почет и славу...

В эту минуту в церковь вошел какой-то пожилой незнакомец и неторопливо, бесшумной поступью направился по главному проходу к алтарю.

Глаза его были устремлены на священника, высокую фигуру облекала одежда, доходившая до пят, и седые волосы пышною гривой падали на плечи, обрамляя изборожденное морщинами лицо, неестественно, даже мертвенно-бледное. Все с недоумением смотрели на него, а он, молча пройдя между скамей, поднялся на кафедру и выжидающе стал рядом со священником. Смежив веки и не догадываясь о присутствии незнакомца, священник продолжал читать свою волнующую молитву и закончил ее страстным призывом: "Благослови наше воинство, даруй нам победу, господи боже наш, отец и защитник земли нашей и оружия!"

Незнакомец дотронулся до его плеча, жестом приказал ему отойти, -

что изумленный священник не замедлил исполнить, - и занял его место.

Несколько мгновений он сурово оглядывал потрясенных слушателей, и глаза его горели призрачным огнем, потом низким, глухим голосом начал:

- Я - посланец престола, несущий вам слово господне!

Прихожане стояли как громом пораженные; незнакомец если и заметил их испуг, то не обратил на него ни малейшего внимания.

- Всевышний услышал молитву своего слуги, вашего пастыря, и готов ее исполнить, если таково будет ваше желание после того, как я, его посланец, разъясню вам ее смысл, точнее - полный ее смысл. Ибо, как и во многих других людских молитвах, вы, сами того не подозревая, просите о неизмеримо большем, чем вам кажется, когда вы молитесь, - если, конечно, вы заранее все не обдумали.

Слуга божий и ваш прочел молитву. Подумал ли он, прежде чем прочитать ее? И одна ли это молитва? Нет, их две: одна - которую он произнес вслух, и другая - которой не произнес. И обе достигли ушей того, кто слышит все просьбы - высказанные и невысказанные. Поразмыслите над этим - и запомните. Если станете просить благословения своим делам и поступкам, будьте осторожны, ибо в эту минуту вы непреднамеренно можете навлечь проклятье на своего соседа. Если вы молитесь о ниспослании дождя, ибо он нужен полям вашим, - тем самым вы, быть может, молите о бедствии для соседа, чья земля не нуждается во влаге и дождь только испортит ему урожай.

Вы слышали молитву вашего слуги - ту ее часть, которую он произнес вслух. Господь послал меня к вам, чтобы я облек в слова другую ее часть

- то, о чем пастор и все вы в глубине сердца молча молили его. Не разумея и не думая, о чем молите? Дай бог, чтобы это было так. Вы слышали слова: "Даруй нам победу, господи боже наш!" Этого достаточно.

Вся молитва, которую вы произносили здесь вслух, заключена в этих многозначительных словах. Уточнения излишни. Моля о победе, вы молили и о многих не упомянутых вами следствиях, которые сопутствуют победе, должны ей сопутствовать, не могут не сопутствовать. И вот до слуха отца нашего небесного дошла и невысказанная часть молитвы. Он повелел мне облечь ее в слова. Внемлите же!

Господи боже наш, наши юные патриоты, кумиры сердец наших, идут в бой - пребудь с ними! В мыслях мы вместе с ними покидаем покой и тепло дорогих нам очагов и идем громить недругов. Господи боже наш, помоги нам разнести их солдат снарядами в кровавые клочья; помоги нам усеять их цветущие поля бездыханными трупами их патриотов; помоги нам заглушить грохот орудий криками их раненых, корчащихся от боли; помоги нам ураганом огня сровнять с землей их скромные жилища; помоги нам истерзать безутешным горем сердца их невинных вдов; помоги нам лишить их друзей и крова, чтобы бродили они вместе с малыми детьми по бесплодным равнинам своей опустошенной страны, в лохмотьях, мучимые жаждой и голодом, летом

- палимые солнцем, зимой - дрожащие от ледяного ветра, вконец отчаявшиеся, тщетно умоляющие тебя разверзнуть перед ними двери могилы, чтобы они могли обрести покой; ради нас, кто поклоняется тебе, о господи, развей в прах их надежды, сгуби их жизнь, продли их горестные скитания, утяжели их шаг, окропи их путь слезами, обагри белый снег кровью их израненных ног! С любовью и верой мы молим об этом того, кто есть источник любви, верный друг и прибежище для всех страждущих, ищущих его помощи со смиренным сердцем и покаянной душой. Аминь.

(Помолчав немного.) Вы молились об этом; если вы все еще желаете этого - скажите! Посланец всевышнего ждет.

Впоследствии многие утверждали, что это был сумасшедший, ибо речь его была лишена всякого смысла.

Перевод И. Гуровой

КОЕ-ЧТО О РАСКАЯНИИ

Очень любопытная вещь - неправильные ассоциации, вызываемые некоторыми словами. Возьмем, например, слово "раскаяние". Мы без всяких размышлений ассоциируем его исключительно с понятием греха. Мы с детства верим, что раскаиваемся только в плохих поступках, хотя на самом деле мы без конца и трудолюбиво раскаиваемся в совершенных нами хороших поступках. Очень часто, раскаиваясь в грехе, мы проделываем это поверхностно, по обязанности, равнодушно, чисто умозрительно; но когда мы раскаиваемся в хорошем поступке, раскаяние это бывает мучительным, жгучим и изливается прямо из сердца. Очень часто, раскаявшись в грехе, мы прощаем себя и забываем о случившемся. Но, раскаиваясь в хорошем поступке, мы редко обретаем мир душевный и обычно продолжаем терзаться до конца своих дней. И это раскаяние остается вечно юным, сильным, глубоким и деятельным! От всего сердца облагодетельствовав неблагодарного человека, с каким упорством, с какой неизменной энергией раскаиваетесь вы в этом! По сравнению с этим раскаянием раскаяние во грехе - нечто пресное, жалкое и минутное.

Я убежден, что всякий средний человек во всем похож на меня, иначе я не стал бы так обнажать свою сущность. Я говорю - "средний человек" и ограничиваюсь этим, ибо не сомневаюсь, что существуют люди, которые не раскаиваются в своих добрых поступках, даже когда им платят лишь предательством и неблагодарностью. Я считаю, что этой горстке великодушных людей следовало бы находиться на небесах - тут они только путаются под ногами. За свою жизнь я совершил несколько миллионов грехов. Во многих из них я, возможно, раскаялся, но сейчас уже не помню;

в других я собирался раскаяться, но как-то не собрался; и все их я позабыл, за исключением самых последних и двух-трех давнишних. За свою жизнь я совершил одиннадцать хороших поступков. Я помню их все и четыре из них - с удивительной ясностью. И стоит мне вспомнить любой из этих четырех, как я принимаюсь раскаиваться - что случается не реже пятидесяти двух раз в год. И раскаиваюсь я в них все с той же жгучей горечью, как и в первый раз. Если я просыпаюсь ночью, они уже тут как тут и составляют мне компанию до утра. Ни один из совершенных мною грехов не служил мне так долго, кроме одного. И ни в одном из своих грехов я не раскаивался с таким неизменным пылом и искренностью, как в этих четырех прекрасных и благородных поступках.

Возможно, вы, читающие эти строки, принадлежите к горстке заблудших, место которым - на небесах. В этом случае вы не поймете, о чем я рассказываю, и мои слова вам не понравятся; но они понравятся вашему ближнему, если ему исполнилось пятьдесят лет.

Перевод П. Дарузес

15 августа 1906 г.

[МОЛИТВА О ПРЯНИКЕ]

Я начал ходить в школу четырех с половиной лет. В те времена общественных школ в Миссури не было, зато было две частных школы, где брали за ученье двадцать пять центов в неделю, да и те попробуй получи.

Миссис Горр учила малышей в бревенчатом домике на южном конце Главной улицы. Мистер Сэм Кросс занимался с детьми постарше, в доме, обшитом тесом, на горке. Меня отдали в школу миссис Горр, и я даже теперь, через шестьдесят пять с лишним лет, очень ясно помню мой первый день в этом бревенчатом домике, по крайней мере один эпизод этого дня. Я в чем-то провинился, и меня предупредили, чтоб больше я этого не делал и что в следующий раз меня за это накажут. Очень скоро я опять провинился, и миссис Горр велела мне найти прутик и принести его. Я обрадовался, что она выбрала именно меня, так как полагал, что скорей всякого другого сумею найти подходящий для такого случая прутик.

В уличной грязи я разыскал старую щепку от бочарной дубовой клепки дюйма в два шириной, в четверть дюйма толщиной и с небольшим выгибом с одной стороны. Рядом валялись очень хорошие новые щепки того же сорта, но я взял именно эту, хотя она была совсем гнилая. Я понес ее миссис Горр, отдал и остановился перед ней в кроткой и смиренной позе, которая, по-моему, должна была вызвать сочувствие и снисхождение, но этого не случилось. Она посмотрела на меня и на щепку в равной степени неодобрительно, потом назвала меня полным именем: Сэмюел Ленгхорн Клеменс (вероятно, я еще ни разу не слыхал, чтобы кто-нибудь произносил все эти имена сразу, одно за другим), и сказала, что ей стыдно за меня.

"Впоследствии я узнал, что если учитель называет ученика полным именем, то это ничего доброго не сулит. Она сказала, что постарается выбрать мальчика, который больше моего смыслит в прутьях, и мне до сих пор становится горько при воспоминании о том, сколько мальчиков просияло от радости, в надежде, что выберут их. За прутом отправился Джим Данлеп, и, когда он принес выбранный им прут, я убедился, что он знаток в этом деле.

Миссис Горр была дама средних лет, уроженка Новой Англии, строго следовавшая всем ее правилам и обычаям. Она всегда начинала уроки молитвой и чтением главы из Нового Завета; к этой главе она давала краткие пояснения. Во время одной из таких пояснительных бесед она остановилась на тексте: "Просите, и дастся вам" - и сказала, что если человек очень хочет чего-нибудь и усердно об этом молится, то его молитва, без сомнения, будет услышана.

Должно быть, я тогда узнал об этом впервые - так меня поразило это сообщение и те приятные перспективы, которые передо мной открывались. Я решил немедленно сделать проверку. Миссис Горр я верил на слово и нисколько не сомневался в результатах. Я помолился и попросил имбирного пряника. Дочь булочника Маргарет Кунимен каждый день приносила в школу целую ковригу имбирного пряника; раньше она ее прятала от нас, но теперь, как только я помолился и поднял глаза, пряник оказался у меня под руками, а она в это время смотрела в другую сторону. Никогда в жизни я так не радовался тому, что моя молитва услышана, и сразу уверовал. Я во многом нуждался, но до сих пор ничего не мог получить; зато теперь, узнав, как это делается, я намеревался вознаградить себя за все лишения и попросить еще чего-нибудь.

Но эта мечта, как и все наши мечты, оказалась тщетной. Дня два или три я молился, полагаю, не меньше, чем кто-либо другой в нашем городе, очень искренне и усердно, - но ничего из этого не вышло. Даже самая усердная молитва не помогла мне стянуть пряник вторично, и я пришел к заключению, что тому, кто верен своему прянику и не спускает с него глаз, совершенно незачем утруждать себя молитвами.

Что-то в моем поведении встревожило мать: она отвела меня в сторонку и озабоченно стала расспрашивать. Мне не хотелось сознаваться в происшедшей со мной перемене: я боялся причинить боль ее доброму сердцу,

- но в конце концов, обливаясь слезами, я признался, что перестал быть христианином. Убитая горем, она спросила меня:

- Почему?

- Я убедился, что я христианин только ради выгоды, и не могу примириться с этой мыслью, - так это низко.

Она прижала меня к груди и стала утешать. Из ее слов я понял, что если я буду продолжать в том же духе, то никогда не останусь в одиночестве.

Перевод А. Старцева

30 августа 1906 г.

ЛЮБОЗНАТЕЛЬНАЯ БЕССИ

Маленькой Бесси скоро три года. Она - славная девочка, не ветреная, не шалунья; она задумчива, углублена в себя, любит поразмышлять то над тем, то над другим и постоянно спрашивает "почему?", стараясь понять, что происходит вокруг. Однажды она спросила:

- Мама, почему повсюду столько боли, страданий и горя? Для чего все это?

Это был несложный вопрос, в мама, не задумываясь, ответила:

- Для нашего же блага, деточка. В своей неисповедимой мудрости бог посылает нам эти испытания, чтобы наставить нас На путь истинный и сделать нас лучше.

- Значит, это он посылает страдания?

- Да.

- Все страдания, мама?

- Конечно, дорогая. Ничто не происходит без его воли, Но он посылает их полный любви к нам, желая сделать нас лучше.

- Это странно, мама.

- Странно? Что ты, дорогая! Мне это не кажется странным. Не помню, чтобы кто-нибудь находил это странным. Я думаю, что так должно быть, что это милосердно и мудро.

- Кто же первый стал так думать, мама? Ты?

- Нет, крошка, меня так учили.

- Кто тебя так учил, мама?

- Я уже не помню. Наверно, моя мама или священник. Во всяком случае, каждый знает, что это правильно.

- А мне это кажется странным, мама, Скажи: это бог послал тиф Билли Норрису?

- Да.

- Для чего?

- Как для чего? Чтобы наставить его на путь истинный, чтобы сделать его хорошим мальчиком.

- Но он же умер от тифа, мама. Он не может стать хорошим мальчиком!

- Ах да! Ну, значит, у бога была другая цель. Во всяком случае, это была мудрая цель.

- Что же это была за цель, мама?

- Ты задаешь слишком много вопросов. Быть может, бог хотел послать испытание родителям Билли.

- Но это нечестно, мама?! Если бог хотел послать испытание

родителям Билли, зачем же он убил Билли?

- Я не знаю. Я могу только сказать тебе, что его цель была мудрой и милосердной.

- Какая цель, мама?

- Он хотел... он хотел наказать родителей Билли. Они, наверно, согрешили и были наказаны.

- Но умер же Билли, мама! Разве это справедливо?

- Конечно справедливо. Бог не делает ничего, что было бы дурно или несправедливо. Сейчас тебе не понять этого, но, когда ты вырастешь большая, тебе будет понятно, что все, что бог делает, мудро и справедливо.

Пауза.

- Мама, это бог обрушил крышу на человека, который выносил из дому больную старушку, когда был пожар?

- Ну да, крошка. Постой! Не спрашивай - зачем, я, не знаю. Я знаю одно: он сделал это либо чтобы наставить кого-нибудь на путь истинный, либо покарать, либо чтобы показать свое могущество.

- А вот когда пьяный ударил вилами ребеночка у миссис Уэлч...

- Это совсем не твое дело! Впрочем, бог, наверно, хотел послать испытание этому ребенку, наставить его на путь истинный.

- Мама, мистер Берджес говорил, что миллионы миллионов маленьких существ нападают на нас и заставляют нас болеть холерой, тифом и еще тысячью болезней. Мама, это бог посылает их?

- Конечно, крошка, конечно. Как же иначе?

- Зачем он посылает их?

- Чтобы наставить нас на путь истинный. Я тебе говорила уже тысячу раз.

- Но это ужасно жестоко, мама! Это глупо! Если бы мне...

- Замолчи, сейчас же замолчи! Ты хочешь, чтобы нас поразило громом?

- Мама, на прошлой неделе колокольню поразило громом, и церковь сгорела. Что, бог хотел наставить церковь на путь истинный?

- (Устало.) Не знаю, может быть.

- Молния убила тогда свинью, которая ни в чем не была повинна. Бог хотел наставить эту свинью на путь истинный, мама? - - Дорогая моя, тебе, наверно, пора погулять. Пойди побегай немного.

- Только подумай, мама! Мистер Холлистер сказал, что у каждой птицы, у каждой рыбы, у каждой лягушки или ящерицы, у каждого живого существа есть враг, посланный провидением, чтобы кусать их, преследовать, мучить, убивать, пить их кровь, наставлять на путь истинный, чтобы они стали праведными и богомольными. Это правда, мама? Я потому спрашиваю, что мистер Холлистер смеялся, когда говорил об этом.

- Этот Холлистер безобразник, и я запрещаю тебе слушать, что он говорит.

- Почему же, мама, он так интересно рассказывает, и, по-моему, он старается быть праведным. Он Сказал, что осы ловят пауков и замуровывают их в свои подземные норки, - живых пауков, мама! - и там под землей они мучаются много-много дней, а голодные маленькие осы откусывают им ноги и грызут им животики, чтобы пауки научились быть праведными и богомольными, чтобы они возносили богу хвалу за его неизреченную доброту. По-моему, мистер Холлистер добрый человек, просто молодец.

Когда я спросила его, стал ли бы он так обращаться с пауками, он сказал, что пусть его черт подерет, если он так поступит, а потом сказал...

Мамочка, тебе дурно? Побегу позову кого-нибудь на помощь. Разве можно сидеть в городе в такую жару?

Перевод А. Старцева

20 марта 1906 г.

[МИСТЕР РОКФЕЛЛЕР И БИБЛИЯ]

Теологические изыскания Джона Рокфеллера-младшего - одно из крупнейших развлечений американской жизни. Каждое воскресенье молодой Рокфеллер толкует какой-нибудь библейский текст в своей школе. Назавтра агентство Ассошиэйтед Пресс и газеты оповещают об этом всю страну, и вся страна смеется. Вся страна смеется, но не подозревает, в своей недогадливости и простоте, что смеется над собой.

Молодому Рокфеллеру, вероятно, лет тридцать пять. Он некрасив, скромен, лишен чувства юмора, искренне доброжелателен и зауряден во всех отношениях. Если бы он мог предъявить публике лишь свои скромные умственные способности вместо миллионов своего отца, его толкование библии осталось бы никому не известным. По его отец считается самым богатым человеком в мире, и потому теологические кувыркания сына считаются интересными и содержательными. Полагают, что старший Рокфеллер стоит миллиард долларов. Налоги он платит с двух с половиной миллионов.

Он - убежденный христианин, христианин-самоучка и в течение многих лет состоит адмиралом воскресной школы в Кливленде, штат Огайо. В течение многих лет он выступает перед своими слушателями и объясняет им, как ему достались его доллары. И все эти годы они слушают его как зачарованные и делят свое благоговейное поклонение между богом и мистером Рокфеллером -

с перевесом в пользу последнего. Эти беседы в воскресной школе передаются по телеграфу во все концы нашей страны и читаются с не меньшим удовольствием, чем теологические изыскания его сына.

Я уже сказал, что американцы смеются, слушая, как молодой Рокфеллер толкует библию. Между тем американцам следовало бы знать, что это в точности то самое толкование библии, которое преподносится нам каждое воскресенье с церковной кафедры и преподносилось многим поколениям наших праотцев. Тщетно было бы искать там хоть одну новую мысль (если позволительно вообще говорить о мыслях, когда дело касается теологии).

Метод молодого Джона повсеместно принят на церковных кафедрах. Церковь промышляет уже столетия извлечением изящной морали из неприглядных фактов. Аргументы Рокфеллера - это лохмотья одежды, давным-давно изношенной церковниками. Все его рассуждения взяты напрокат из замшелого реквизита церкви, возраст которого исчисляется столетиями.

Молодой Джон никогда не изучал библию всерьез; он изучал ее с одной-единственной целью: подогнать ее к тем суждениям, которые он усвоил из вторых рук, услышал от своих учителей. По своей оригинальности и свежести его проповеди ничуть не лучше и не хуже проповедей всех других богословов, начиная с папы римского и кончая им самим. Американцы смеются, слушая глубокомысленные и неуклюжие рассуждения молодого Джона о характере и поступках библейского Иосифа, но разве американские священники не истолковывают поступки и характер Иосифа столь же неуклюже и нелепо? Американцам пора бы понять, что, когда они смеются над молодым Джоном, они смеются над собой. Им следовало бы вспомнить, что молодой Джон не первым подмалевывает Иосифа. Той же кистью и той же краской Иосифа малюют, словно на смех, уже целые века.

Я много лет знаю молодого Рокфеллера, ценю его и считаю, что настоящее место для него - это церковная кафедра. Сияние его интеллекта образовало бы тогда нимб над его головой, что было бы как нельзя более кстати. Опасаюсь, впрочем, что ему придется покориться судьбе и наследовать отцу в качестве главы грандиозной "Стандард ойл корпорейшн".

К числу наиболее очаровательных теологических достижений молодого Рокфеллера принадлежит сообщенный им три года назад комментарий -

единственно верный и безошибочный комментарий - к увещанию, с которым Христос обратился к юноше, изнемогавшему под бременем богатства и желавшему спасти душу - если к тому представится удобный случаи. "Продай имение свое и раздай нищим", - сказал Христос. Молодой Джон комментировал этот текст следующим образом:

"Если что-либо преграждает тебе путь к спасению души - устрани это препятствие, чего бы это тебе ни стоило. Если это деньги - расстанься с ними, отдай их беднякам. Если это имущество - продай его до последнего лоскута и отдай выручку беднякам. Если это воинское честолюбие - покинь военную службу. Если это страсть к человеку, или вещи, или занятию -

отрешись от них, чтобы полностью отдаться делу спасения своей души".

Трудно выразиться яснее. Миллионы старшего Рокфеллера и молодого Джона настолько незначащий факт в их жизни, что, конечно, не могут рассматриваться как препятствие на пути к спасению. Таким образом, увещание Христа к ним никакого отношения не имеет. Одна нью-йоркская газета направила репортеров к шести или семи священникам, чтобы узнать их мнение по этому поводу. За исключением одного, все они признали правильным рассуждение молодого Рокфеллера. Просто не знаю, что бы мы стали делать без священников. Легче было бы обойтись без солнца, без луны - во всяком случае.

Три года тому назад я отправился с молодым Джоном в его воскресную школу и произнес там речь (не на богословскую тему, это было бы проявлением дурного вкуса - я же предпочитаю хороший вкус благочестию).

Как выяснилось, каждый, кто произносит речь перед слушателями этой воскресной школы, тем самым становится одним из ее попечителей. И я был удостоен этого звания. На днях я получил извещение, что на послезавтра вечером в церкви назначено собрание попечителей и что меня приглашают посетить собрание и выступить на нем. Если я занят, не угодно ли будет мне написать письмо, которое будет оглашено на собрании?

Я был занят по горло другими делами и потому извинился и послал нижеследующее письмо:

"14 марта 1906 г.

Мистеру Эдуарду М. Футу, председателю собрания.

Уважаемый друг и коллега.

Я искренне желал бы лично присутствовать на собрании попечителей воскресной школы мистера Рокфеллера (среди которых за услуги, оказанные школе, числюсь и я), но, подумав, решил остаться дома. Все дело в Иосифе. Проблема Иосифа может возникнуть в любую минуту, и тогда быть беде, потому что мы с мистером Рокфеллером придерживаемся по этому вопросу разных мнений. Восемь лет тому назад я проанализировал историю Иосифа самым серьезным и исчерпывающим образом в свете сорок седьмой главы книги Бытия и поместил на эту тему в "Норс америкен ревью"

специальную статью, которая в дальнейшем вошла в XXII том моего собрания сочинений. Я был уверен, что разделался с Иосифом раз и навсегда, что тема исчерпана, и спокойно принялся за другие дела. Каково же было мое горестное изумление, когда я узнал из газет, что мистер Рокфеллер решил снова заняться Иосифом, как видно даже не подозревая, что заниматься им вовсе не следует, поскольку все вопросы, касающиеся Иосифа, мною окончательно разрешены.

То, что мистер Рокфеллер говорит о Иосифе, свидетельствует, что он в Иосифе не разбирается. Отсюда ясно, что он но читал моей статьи. В этом не может быть сомнения, так как его оценка Иосифа расходится с моей.

Ничего подобного не было бы, если бы он прочитал мою статью. Он считает Иосифа невинным агнцем, - это заблуждение. Иосиф был... впрочем, почитайте мою статью, и вы узнаете, кем он был.

На протяжении столетий проблема Иосифа оставалась одной из наиболее запутанных и каверзных. Для всех, только не для меня. Потому что я, в отличие от других богословов, сужу о Иосифе на основании установленных фактов. Они же, ревностно стремясь к заранее намеченной цели, подмалевывают факты. Некоторые факты они закрашивают совсем, а на их место малюют другие, более привлекательные, которые являются плодом их фантазии. Их писания об Иосифе напоминают банковские отчеты, которые выпускает правление банка накануне краха, силясь обмануть ревизоров.

Банкиры пытаются скрыть задолженность и вписывают в отчет несуществующие вклады. Не думайте, что я фантазирую. Вот что заявил высокоученый и сведущий доктор Силвермен в позапрошлое воскресенье на страницах

"Таймс":

"Крестьяне, землепашцы и скотоводы, жизнь которых зависит от плодов земли, пострадали от недорода больше всех. Чтобы они не умерли голодной смертью, Иосиф переселил в города всех сельских жителей Египта от границы до границы (книга Бытия, глава сорок седьмая) и дал им пищу.

Пока у них были деньги, он брал в уплату деньги; когда денег не стало, он стал брать в залог скот - лошадей, овечьи стада и ослов; когда Же их не хватило - то и землю. А власти сами кормили овечьи стада, лошадей и другой скот, который иначе подох бы с голоду.

В дальнейшем земля была возвращена прежним владельцам (в собственность?). Им дали семян, чтобы засеять поля, им дали столько скота, лошадей, овец и пр., сколько им было надобно, и от них потребовали в уплату всего только одну пятую часть урожая и приплода скота, которую они должны были отдавать правительству.

Действия Иосифа показали, что он был государственным мужем и гуманным человеком. Они произвели сильное впечатление на фараона и его советников, и нет ничего удивительного, что Иосиф был назначен вице-королем Египта. Иосиф разбил наголову ростовщиков и спекулянтов, которые испокон веку грабили при неурожае бедный люд, обрекая его на нищенство и голодную смерть. Он взял у нуждающихся их землю и их скот лишь как залог, а потом возвратил им обратно (в собственность?). За пищу, которую он им предоставлял, он брал с них лишь среднюю рыночную цену. Если бы мудрый Иосиф не озаботился устройством общественных складов, люди потеряли бы свое имущество, вся страна впала бы в нищету и многие тысячи погибли бы, как это уже не раз случалось во времена неурожаев".

Таков банковский отчет доктора Силвермена, изящно составленный, с золоченым бордюром, предназначенный для ревизоров.

А вот что говорится в библии (курсив мой):

"И не было хлеба по всей земле: потому что голод весьма усилился и изнурены были от голода земля Египетская и земля Ханаанская.

Иосиф собрал все серебро, какое было в земле Египетской и в земле Ханаанской, за хлеб, который покупали, и внес Иосиф серебро в дом фараонов.

И серебро истощилось в земле Египетской и в земле Ханаанской. Все

Египтяне пришли к Иосифу и говорили: дай нам хлеба; зачем нам умирать перед тобою, потому что серебро вышло у нас?

И Иосиф сказал: пригоняйте скот ваш, и я буду давать вам за скот ваш, если серебро вышло у вас.

И пригоняли они к Иосифу скот свой; и давал им Иосиф хлеб за лошадей, и за стада мелкого скота, и за стада крупного скота, и за ослов; и снабжал их хлебом в тот год за весь скот их.

И прошел этот год; и пришли к нему на другой год, и сказали ему: не скроем от господина нашего, что серебро истощилось и стада скота нашего у господина нашего; ничего не осталось у нас пред господином нашим,

кроме тел наших и земель наших.

Для чего нам погибать в глазах твоих, и нам и землям нашим? Купи

нас и земли наши за хлеб; и мы с землями нашими будем рабами фараону, а ты дай нам семян, чтобы нам быть живыми и не умереть и чтобы не опустела земля.

И купил Иосиф всю землю Египетскую для фараона; потому что

продали Египтяне каждый свое поле, ибо голод одолевал их. И досталась земля фараону.

И народ сделал он рабами от одного конца Египта до другого.

Только земли жрецов не купил, ибо жрецам от фараона положен был участок, и они питались своим участком, который дал им фараон; посему и не продали земли своей.

И сказал Иосиф народу: вот, я купил теперь для фараона вас и землю вашу; вот вам семена, и засевайте землю.

Когда будет жатва, давайте пятую часть фараону; а четыре части останутся вам на засеяние полей, на пропитание вам и тем, кто в домах ваших, и на пропитание детям вашим.

Они сказали, ты спас нам жизнь; да обретем милость в очах господина нашего и да будем рабами фараону.

И поставил Иосиф в закон земле Египетской, даже до сего дня: пятую часть давать фараону, исключая только земли жрецов, которая не принадлежала фараону".

Я не нахожу здесь ни малейшего упоминания о "залоге". Это чистейшая новинка, поскольку речь идет о действиях Иосифа. Приятная новинка, я бы даже сказал утешительная новинка! Но где же основания для нее? Я лично не нахожу ни малейших оснований. Где здесь сказано, что Иосиф давал ссуду этим несчастным крестьянам под залог их земель и скота? Я вижу, что он забрал у них всю их землю до последнего акра и всю скотину до последнего копыта. А откуда следует, что Иосиф брал за прокормление этих злосчастных бедняг "лишь среднюю рыночную цену"? Я лично считаю, что он обобрал их до последнего гроша, до последнего клочка земли, до последней овцы, а потом "по средней рыночной цене"

приобрел у народа его свободу и его права в обмен на хлеб и цепи рабства. Я вас спрашиваю, существует ли вообще "средняя рыночная цена"

или какая бы то ни было цена в золоте, брильянтах, банкнотах или государственных бумагах на драгоценнейшее достояние человека, то достояние, без которого его жизнь лишается всякого смысла, - на его свободу? Иосиф поступил великодушно в отношении духовенства - в этом я ему не могу отказать. Великодушно и политично. Духовенство не забыло Этого.

Нет, благодарю вас, благодарю от всей души, но чувствую, что мне лучше остаться дома, потому что я щепетилен, гуманен, вспыльчив, и я не вынесу, если молодой мистер Рокфеллер, которого я так высоко ценю, поднимется на кафедру и примется подмалевывать Иосифа. Примите мои наилучшие пожелания.

Марк Твен,

попечитель воскресной школы".

РЕЛИГИЯ ПЕРЕД ЛИЦОМ КРИТИЧЕСКОГО РАЗУМА

Перевод И. Гуровой

БЫЛ ЛИ МИР СОТВОРЕН ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА? {1111}

"Воскрешение Альфредом Расселом Уоллесом теории о том, что Земля является центром вселенной и единственной обитаемой планетой, вызвало в мире большой интерес".

"ЛИТЕРАРИ ДАЙДЖЕСТ"

"Мы же глубоко убеждены, что человек, живущий на этой крохотной Земле, является по своей сути и возможностям высшим бытием среди всех небожественных существ - средоточием любви Бога и его главной радостью".

ЧИКАГСКИЙ "ИНТЕРИОР" (ПРЕСВ.).

Кажется, я - единственный ученый и богослов, еще не высказавший своего мнения относительно этого крайне важного вопроса: был ли мир сотворен для человека или нет. Я чувствую, что мне пора изложить свою точку зрения.

Я почти разделяю взгляды остальных. Они считают, что мир был сотворен для человека, - я же считаю, что он, возможно, был сотворен для человека. Они приводят доказательства, в основном астрономические, что он был сотворен для человека, - я же считаю, что это всего лишь свидетельства, а не доказательства того, что мир был сотворен для него.

Пока еще рано выносить приговор, поскольку нам известны не все данные.

Когда же данные эти будут собраны все, они, я полагаю, докажут, что мир был сотворен для человека; но мы не должны торопиться, мы должны терпеливо ждать, чтобы все эти данные были собраны.

Пока, насколько можно судить, астрономия на нашей стороне. Мистер Уоллес совершенно ясно показал это. Он ясно показал две вещи: что мир был сотворен для человека и что вселенная была сотворена для мира -

чтобы уравновесить его, знаете ли. С астрономической точки зрения вопрос решен, и решен бесповоротно.

Взглянем теперь на него с точки зрения геологии. Вот тут собраны еще не все данные. Они поступают ежедневно, ежечасно, непрерывно, но само собой разумеется, они поступают с геологической медлительностью и осторожностью, и мы не должны терять терпения, мы не должны выходить из себя, мы должны сохранять спокойствие и ждать. Как бы мы ни волновались, это не заставит геологию торопиться - ничто не в силах заставить геологию торопиться.

Требуется немало времени, чтобы приготовить для человека подходящий мир. Такие вещи за один день не делаются. Некоторые из знаменитых ученых, тщательно проанализировав все геологические данные, пришли к заключению, что наш мир чудовищно стар, и они, возможно, правы, хотя лорд Кельвин не разделяет их мнения. Он придерживается осторожной, консервативной точки зрения, стремится избежать риска и полагает, что мир не так стар, как они думают. Поскольку лорд Кельвин является крупнейшим авторитетом среди ныне живущих ученых, нам, по-моему, следует принять его точку зрения. Он не допускает, что нашему миру более ста миллионов лет. Он считает, что ему сто миллионов лет, но не больше.

Лайель считает, что человечество появилось 31000 лет тому назад, Герберт Спенсер утверждает, что оно появилось 32 000 лот тому назад. Лорд Кельвин согласен со Спенсером.

Отлично. Согласно этим цифрам, потребовалось 99 968 000 лет, чтобы подготовить мир для человека, хотя Творец, несомненно, изнывал от нетерпения поскорее его увидеть и полюбоваться им. Но столь большое предприятие следовало вести обстоятельно, аккуратно и логично. Творец предвидел, что человеку понадобится устрица. Поэтому сперва была проведена подготовка к сотворению устрицы. Но ведь устрицу нельзя сотворить на пустом месте, надо прежде сотворить ее предка. А это так быстро не делается. Сперва необходимо сотворить огромное количество разнообразных беспозвоночных - белемнитов, трилобитов, кармелитов и иезуитов и тому подобную мелочь, а затем бросить их мокнуть в первичном океане, сесть и ждать, что из этого получится. Некоторые принесут только разочарование - белемниты, сталактиты и прочие; из них ничего не выйдет, по истечении девятнадцати миллионов лет, потребных на этот Эксперимент, они вымрут и станут ископаемыми. Однако не все будет потеряно, ибо иезуиты придут к финишу и постепенно разовьются в сифонофоры, семафоры и фарфоры. Ну там то да се, одна могучая эра сменяет другую, архейский и кембрийский периоды громоздят в первичных океанах свои величественные горы, и вот в конце концов достигнута первая великая ступень в подготовке мира для человека - создана устрица. Трудно предположить, что устрица способна рассуждать намного логичнее ученых, и поэтому можно считать несомненным, что эта устрица тут же заключила, будто все эти девятнадцать миллионов лет были подготовкой к сотворению именно ее. Да чего еще и ждать от устрицы? Это ведь наиболее самодовольное создание в мире, если не считать человека. И уж во всяком случае, эта устрица не могла в ту раннюю эпоху знать, что она - лишь один из этапов великого плана и что план этот ею отнюдь не завершается.

После сотворения устрицы на очереди в подготовке мира для человека стала рыба. Рыба - и уголь, чтобы было на чем ее жарить. И вот для разведения рыбы были устроены древние силурийские моря, и в то же время был начат великий труд по сооружению из красного песчаника древних гор высотой в восемьдесят тысяч футов - так сказать, погребов для хранения окаменелостей. Без этого последнего обойтись было никак нельзя, ибо вновь предстояли бесконечные неудачи, бесконечные вымирания - миллионы вымираний, - и было дешевле, да и не так хлопотно, консервировать окаменелости в скалах, вместо того, чтобы вести им учет в конторской книге. Ну, за короткое время не создашь угольных залежей и восемьдесят тысяч вертикальных футов древнего красного песчаника - нет, на это потребовалось двадцать миллионов лет. Во-первых, сооружение угольной залежи - дело чрезвычайно медленное, утомительное и скучное. Приходится выращивать на болотах гигантские леса из древовидных папоротников, тростника, хвощей и тому подобного; затем приходится затапливать их и оставлять гнить под водой; затем приходится поворачивать на них реки, чтобы прикрыть их несколькими слоями ила, а этому илу надо дать время, чтобы он затвердел и превратился в камень; затем сверху приходится выращивать еще один лес, потом его затапливать, накидывать сверху еще один слой ила и ждать, чтобы он затвердел; потом опять лес и опять твердеющий ил, слой за слоем в три мили толщиной: да, правильное изготовление угольных копей - дело мучительно долгое!

В этих занятиях уныло тянутся миллионы лет, а рыбная культура тем временем сохнет и дохнет, так что тошно становится. Вот вы вывели из одной устрицы десять тысяч сортов рыбы, а потом глядь - и оказывается, получились у вас только окаменелости да ископаемые, а живыми и развивающимися осталась только парочка ганоидов, да, может быть, полдюжины астероидов, на которых даже кошка не польстится.

Но это ничего: времени впереди еще много, и они успеют развиться в какое-нибудь изысканное блюдо, прежде чем появится человек, чтобы их есть. Даже на ганоида можно в этом отношении положиться, если его не потребуют к столу раньше, чем через шестьдесят миллионов лет.

К этому моменту время, отведенное на палеозойскую эру, было уже исчерпано, и пришлось перейти к следующему этапу подготовки мира для человека - открыть мезозойскую эру и учредить пресмыкающихся, ибо человеку понадобятся пресмыкающиеся - не для того, чтобы их есть, а для того, чтобы из них развиваться. Поскольку это было самой важной частью плана, времени на нее не пожалели и отвели целых тридцать миллионов лет.

Какие тут начались чудеса! Из оставшихся ганоидов, астероидов и алкалоидов благодаря медленному, упорному и тщательному выведению развились колоссальные ящеры, имевшие обыкновение бродить в те отдаленные века по окутанному горячими парами миру, задрав свои змеиные головы на сорок футов вверх и волоча по земле шестьдесят футов тела, за которым еле поспевал бешено хлещущий хвост. От них теперь, увы, не осталось и помину, все они вымерли, за исключением горсточки арканзавров, граждан штата Арканзас, которые томятся среди нас в печальном одиночестве, заброшенные в самые дальние пределы времен.

Да, понадобилось тридцать миллионов лет и двадцать миллионов всяческих пресмыкающихся, чтобы получить такое, которое выдержало бы достаточно долго и развилось бы во что-то другое, продвинув осуществление плана еще на один шаг вперед.

И вот во всем своем непередаваемом величии и красе в мир явился птеродактиль, и вся Природа поняла, что кайнозойский порог Остался позади и начинается новая эра, новая стадия подготовки земного шара для человека. Возможно, птеродактиль воображал, будто эти тридцать миллионов лет были потрачены на то, чтобы подготовить его - ведь птеродактиль способен вообразить любую глупость, - но он ошибался. Приготовления велись ради человека. Несомненно, птеродактиль привлек к себе всеобщее внимание, ибо даже самые ненаблюдательные могли заметить, что в нем есть зачатки птицы. Так оно и вышло. А кроме того, и зачатки млекопитающего, только они развились не сразу. Но одного у птеродактиля не отнимешь: по живописности он был подлинным триумфом своего периода; он носил крылья, обладал зубами, был весь какой-то накрахмаленный и вообще являл собой замечательную смесь, нечто вроде весьма отдаленного предвестника киплинговского солдата морской пехоты:

Сапером его не назовешь, и он не матрос уж никак;

Какой-то дурацкий гермафродит - солдат, а также моряк.

С этого момента и примерно еще тридцать миллионов лет приготовления продвигались очень быстро. Из птеродактиля развилась птица; из птицы -

кенгуру; из кенгуру - другие сумчатые; из них - мастодонт, мегатерий, гигантский ленивец, ирландский лось и все прочие создания, которых можно использовать для изготовления полезных и поучительных окаменелостей. Но тут началось первое великое оледенение, и они все отступили перед ним, перешли по мосту Берингов пролив, разбрелись по всей Европе и Азии и передохли. Все, за исключением лишь немногих, которым предстояло вести дальнейшую подготовку. Шесть ледниковых периодов с промежутками по два миллиона лет после каждого гоняли этих бедных сирот по всей земле от климата к климату - от тропического зноя на полюсах к арктическим холодам на экваторе, а оттуда назад, и снова обратно, так что они никогда не знали, какая завтра будет погода; а стоило им где-нибудь устроиться, как весь континент проваливался под ними без малейшего предупреждения, и им приходилось спешно меняться местами с рыбами и карабкаться туда, где прежде были моря: и это - промокнув насквозь! А когда все как будто успокаивалось, начинал действовать вулкан и выжигал их из того края, где они только-только обосновались. Они вели эту неустроенную нервную жизнь двадцать пять миллионов лет, то барахтаясь в воде, то носясь по суше и не переставая удивляться, для чего все это делается, - ибо они, конечно, не подозревали, что все это делается, дабы подготовить мир для человека, и что готовить его по-другому нельзя, иначе к прибытию человека он будет недостаточно удобен и гармоничен.

Наконец появилась обезьяна, и тут уже все увидели, что до человека теперь рукой подать. Так оно и получилось. Обезьяна развивалась около пяти миллионов лет, а затем превратилась в человека - если судить по внешнему виду.

Такова история появления человека. Он существует 32000 лет. То, что потребовалось сто миллионов лет, чтобы приготовить для него мир, является неопровержимым доказательством, что это именно то, для чего его готовили. Думаю, что это так. А впрочем, не знаю. Если бы, например, Эйфелева башня символизировала возраст мира, то мазок краски на венчающем ее острие символизировал бы долю человека в этом возрасте; и кто угодно сразу увидел бы, что башня строилась именно для этого мазка краски. То есть я полагаю, что это сразу видно, а впрочем, не знаю.

Перевод И. Гуровой

ОФИЦИАЛЬНЫЙ ДОКЛАД ИИПН {1212}

В качестве секретаря Индианаполисского Института Прикладных Наук я был обязан установить обстоятельства предполагаемого открытия Северного полюса и доложить о полученных результатах уважаемому совету.

Для этого я полагал достаточным узнать мнение профессора сравнительной науки и богословия Хайрема Бледсоу, признанного авторитета в этой области, чем и ограничиться.

Я спросил его, полагает ли он, что нам следует счесть это открытие бесспорно установленным и торжественно отметить его наряду с другими достопамятными девятыми годами - 1609, 1809 и 1909, - поставив на одном нарядно убранном плотике человека, изображающего Генри Гудзона, на другом - человека, изображающего Роберта Фултона {24}, а на третьем выставив самого доктора Фредерика Кука, как первооткрывателя Северного полюса.

Профессор Бледсоу попросил несколько минут на размышление. Затем он сказал:

- Положительный или отрицательный ответ полностью зависит от ответа на следующий вопрос: является открытие доктора Кука фактом иди чудом?

- Почему?

- Потому что, если это чудо, то достаточно будет любого свидетельства, если же это факт, необходимы неопровержимые доказательства.

- Это всегда так?

- О да. Это абсолютный закон. Не допускающий никаких исключений. По этому поводу весьма удачно выразилась "Вестминстерская газета", указав, что, "когда игрок в гольф выигрывает партию рекордным числом ударов, это должно быть засвидетельствовано в его карточке авторитетными подписями.

А подписать карточку доктора Кука было некому; разумеется, его подвиг подтверждается свидетельством двух эскимосов, но они были его носильщиками, а в гольфе не принимается свидетельство мальчиков, носящих за игроком его клюшки". Это полностью определяет ситуацию. Если считать подвиг доктора Кука фактом, то свидетельства его двух клюшконосцев недостаточно; если же усмотреть в нем чудо, с избытком хватит и одного клюшконосца.

- Неужели в этом заключается вся разница между фактом и чудом?

- Да, так свидетельствует история - многие века истории. Никогда не случалось чуда, в котором можно было бы усмотреть большое сходство с фактом. Приведу вам пример. Мистер Дженивьер цитирует следующую запись из судового журнала Генри Гудзона, сделанную Гудзоном за четырнадцать месяцев до того, как он открыл реку, названную в его честь:

"Сегодня утром один из матросов увидел за бортом русалку и позвал своих товарищей, и к нему подошел еще матрос, а к тому времени она подплыла к самому кораблю и смотрела на них, не отводя взгляда. Потом ее подхватила волна и перевернула. От пупка вверх ее спина и груди были как у женщины, но величиной она была с мужчину. Кожа у нее очень белая, а волосы длинные и черные. Когда она нырнула, они увидели ее хвост, совсем как у дельфина, и пятнистый, как у макрели. Тех, кто ее видел, зовут Томас Хиллс и Роберт Рейнер".

Заметьте, что для Гудзона это был не факт, но чудо. Почему я так полагаю? Потому что он поверил в него, положившись на простое утверждение двух матросов. Он знает, что они видели русалку, так как не говорит, что они думали, будто видели ее, а убежденно утверждает, что они ее видели. Если это чудо, то утверждения матросов вполне достаточно - более чем достаточно: во всей истории не найти столь доказанного чуда. Но наш современник доктор Эшер считает, что Гудзон записал это происшествие как факт, а потому свидетельство матросов является для него всего лишь свидетельством клюшконосцев, иначе говоря -

совершенно недостаточным. Он комментирует: "Возможно, тюлень".

- Так значит, разница...

- Вот именно. Разница между чудом и фактом точно равняется разнице между русалкой и тюленем. Трудно найти для нее лучшее выражение.

- Очень хорошо. А как же мы должны оценить это открытие Северного полюса? Что следует предпринять нашему институту и Обществу имени Роберта Фултона?

- Мне кажется, вот что: если вы хотите исходить из гипотезы, что это чудо, то готовьте свои плотики - доказательств более чем достаточно. Но если вы хотите исходить из гипотезы, что это факт, то подождите возвращения доктора Кука - дайте ему возможность представить точные доказательства. А до этого мы не имеем права делать какие-либо выводы.

Индианаполис, 3 сентября 1909 г.

Г. Дж. Уокер, секретарь.

Перевод Т. Рузской

ХРИСТИАНСКАЯ НАУКА {1313}

ГЛАВА I

Вена, 1899

Прошлым летом, когда я возвращался из горного санатория в Вену после курса восстановления аппетита, я оступился в потемках и упал со скалы, и переломал руки, ноги и все остальное, что только можно было сломать, и, к счастью, меня подобрали крестьяне, которые искали осла, и они перенесли меня в ближайшее жилище - один из тех больших приземистых деревенских домов, крытых соломой, с комнатами для всей семьи в мансарде и славным маленьким балкончиком под нависшей крышей, который украшают яркие цветы в ящиках и кошки; в нижнем этаже помещается просторная и светлая гостиная, отделенная перегородкой от коровника, а во дворе перед окнами величественно и эффектно высится гордость и богатство дома -

навозная куча. Вы, вероятно, заметили, что это типичная немецкая фраза, она говорит о том, что я успешно овладеваю механикой и духом этого языка и уже могу, раз оседлав одну фразу, ехать на ней, не слезая, целый день, В миле от моего пристанища в деревне жил коновал, но хирурга там не оказалось. Это сулило неважную перспективу - мой случай был явно хирургический. Тут вспомнили, что в деревне проводит лето некая леди из Бостона, эта леди проповедует Христианскую Науку и может лечить, все что угодно. Послали за ней. Она не решилась выйти из дому на ночь глядя, но велела передать на словах, что это не важно, что никакой спешки нет, что сейчас она применит "заочное лечение", а сама придет утром; пока же она просит меня успокоиться, расположиться поудобнее и, главное, помнить, что со мной ровно ничего не случилось. Я подумал, что здесь какое-то недоразумение.

- Вы ей сказали, что я сверзился со скалы высотой в семьдесят пять футов?

- Да.

- И стукнулся о камень на дне пропасти и отскочил?

- Да.

- И стукнулся о другой камень и опять отскочил?

- Да.

- И стукнулся о третий камень и снова, еще раз отскочил?

- Да.

- И переколол все камни?

- Да.

- Теперь понятно, в чем дело: она думает только о камнях. Почему же вы ей не сказали, что я сам тоже расшибся?

- Я сказала ей все слово в слово, как вы велели: что сейчас от вихра на макушке и до пяток вы представляете собой причудливую цепь из сложных переломов и что раздробленные кости, которые торчат из вас во все стороны, сделали вас похожим на вешалку для шляп.

- И после этого она пожелала мне помнить, что со мной ровным счетом ничего не случилось?

- Да, так она сказала.

- Ничего не понимаю. Мне кажется, что она недостаточно вдумчиво диагносцировала мой случай. Как она выглядела? Как человек, который витает в сфере чистой теории, или же как человек, которому самому случалось падать в пропасть и который в помощь абстрактной науке привлекает доказательства из собственного опыта?

- Bitte? {25}

Понять эту фразу для Stubenmфdchen {26} оказалось непосильной задачей: она перед ней спасовала. Продолжать разговор не имело смысла, и я попросил чего-нибудь поесть, и сигару, и выпить чего-нибудь горячего, и корзину, чтобы сложить туда свои ноги, - но на все это подучил отказ.

- Почему же?

- Она сказала, что вам ничего не понадобится.

- Но я голоден, я хочу пить, и меня мучает отчаянная боль.

- Она сказала, что у вас будут эти иллюзии, но вы не должны обращать на них никакого внимания. И она особенно просит вас помнить, что таких вещей, как голод, жажда и боль, не существует.

- В самом деле, она об этом просит?

- Так она сказала.

- И при этом она производила впечатление особы вполне контролирующей работу своего умственного механизма?

- Bitte?

- Ее оставили резвиться на свободе или связали?

- Связали? Ее?

- Ладно, спокойной ночи, можете идти; вы славная девушка, но для легкой остроумной беседы ваша мозговая Geschirr {27} непригодна.

Оставьте меня с моими иллюзиями.

ГЛАВА II

Разумеется, всю ночь я жестоко страдал, по крайней мере я мог об этом догадываться, судя по всем симптомам, но наконец эта ночь миновала, а проповедница Христианской Науки явилась, и я воспрянул духом. Она была средних лет, крупная и костлявая, и прямая, как доска, и у нее было суровое лицо, и решительная челюсть, и римский клюв, и она была вдовой в третьей степени, и ее звали Фуллер. Мне не терпелось приступить к делу и получить облегчение, но она была раздражающе медлительна. Она вытащила булавки, расстегнула крючки, кнопки и пуговицы и совлекла с себя все свои накидки одну за другой; взмахом руки расправила складки и аккуратно развесила все вещи, стянула с рук перчатки, достала из сумки книжку, потом придвинула к кровати стул, не спеша опустилась на него, и я высунул язык. Она сказала снисходительно, но с ледяным спокойствием:

- Верните его туда, где ему "надлежит быть. Нас интересует только дух, а не его немые слуги.

Я не мог предложить ей свой пульс, потому что сустав был сломан, но она предупредила мои извинения и отрицательно мотнула головой, давая понять, что пульс - это еще один немой слуга, в котором она не нуждается. Тогда я подумал, что надо бы рассказать ей о моих симптомах и самочувствии, чтобы она поставила диагноз, но опять я сунулся невпопад, все это было ей глубоко безразлично, - более того, самое упоминание о том, как я себя чувствую, оказалось оскорблением языка, нелепым термином.

- Никто не чувствует, - объяснила она, - чувства вообще нет, поэтому говорить о несуществующем как о существующем - значит впасть в противоречие. Материя не имеет существования; существует только дух; дух не может чувствовать боли, он может только ее вообразить.

- А если все-таки больно...

- Этого не может быть. То, что нереально, не может выполнять функций, свойственных реальному. Боль нереальна, следовательно, больно быть не может.

Широко взмахнув рукой, чтобы подтвердить акт изгнания иллюзии боли, она напоролась на булавку, торчавшую в ее платье, вскрикнула "ой!" и спокойно продолжала свою беседу:

- Никогда не позволяйте себе говорить о том, как вы себя чувствуете, и не разрешайте другим спрашивать вас о том, как вы себя чувствуете;

никогда не признавайте, что вы больны, и не разрешайте другим говорить в вашем присутствии о недугах, или боли, или смерти, или о подобных несуществующих вещах. Такие разговоры только потворствуют духу в его бессмысленных фантазиях.

В этот момент Stubenmфdchen наступила кошке на хвост, и кошка завизжала самым нечестивым образом. Я осторожно спросил:

- А мнение кошки о боли имеет ценность?

- Кошка не имеет мнения; мнения порождаются только духом; низшие животные осуждены на вечную бренность и не одарены духом; вне духа мнение невозможно.

- Значит, эта кошка просто вообразила, что ей больно?

- Она не может вообразить боль, потому что воображать свойственно только духу; без духа нет воображения. Кошка не имеет воображения.

- Тогда она испытала реальную боль?

- Я уже сказала вам, что такой вещи, как боль, не существует.

- Это очень странно и любопытно. Хотел бы я знать, что же все-таки произошло с кошкой. Ведь если реальной боли не существует, а кошка лишена способности вообразить воображаемую боль, то, по-видимому, бог в своем милосердии компенсировал кошку, наделив ее какой-то непостижимой эмоцией, которая проявляется всякий раз, когда кошке наступают на хвост, и в этот миг объединяет кошку и христианина в одно общее братство...

Она раздраженно оборвала меня:

- Замолчите! Кошка не чувствует ничего, христианин не чувствует ничего. Ваши бессмысленные и глупые фантазии - профанация и богохульство и могут причинить вам вред. Разумнее, лучше и благочестивее допустить и признать, что таких вещей, как болезнь, или боль, иди смерть, не существует.

- Я весь - воображаемые живые мучения, но не думаю, что мне было бы хоть на йоту хуже, будь они реальными. Что мне сделать, чтобы избавиться от них?

- Нет необходимости от них избавляться - они не существуют... Они -

иллюзии, порожденные материей, и материя не имеет существования; такой вещи, как материя, не существует.

- Все это звучит как будто правильно и ясно, но сути я все же как-то не улавливаю. Кажется, вот-вот схвачу ее, а она уже ускользнула.

- Объяснитесь.

- Ну, например, если материи не существует, то как может материя что-нибудь порождать?

Ей стало меня так жалко, что она даже чуть не улыбнулась. То есть она непременно улыбнулась бы, если бы существовала такая вещь, как улыбка.

- Ничего нет проще, - сказала она. - Основные принципы Христианской Науки это объясняют, их суть изложена в четырех следующих изречениях, которые говорят сами за себя. Первое: Бог есть все сущее. Второе: Бог есть добро. Добро есть Дух. Третье: Бог, Дух есть все, материя есть ничто. Четвертое: Жизнь, Бог, всемогущее Добро отрицают смерть, зло, грех, болезнь. Вот, теперь вы убедились?

Объяснение показалось мне туманным; оно как-то не разрешало моего затруднения с материей, которая не существует и, однако, порождает иллюзии. Поколебавшись, я спросил:

- Разве... разве это что-нибудь объясняет?

- А разве нет? Даже если прочитать с конца, и тогда объясняет.

Во мне затеплилась искра надежды, и я попросил ее прочитать с конца.

- Прекрасно. Болезнь грех зло смерть отрицают Добро всемогущее Бог жизнь ничто есть материя все есть Дух Бог Дух есть Добро. Добро есть Бог сущее все есть Бог. Ну вот... теперь-то вы понимаете?

- Теперь... теперь, пожалуй, яснее, чем раньше, но все же...

- Ну?

- Нельзя ли прочитать это как-нибудь иначе, другим способом?

- Любым, как вам угодно. Смысл всегда получится один и тот же.

Переставляйте слова, как хотите, все равно они будут означать точно то же самое, как если бы они были расположены в любом другом порядке. Ибо это совершенство. Вы можете просто все перетасовать - никакой разницы не будет; все равно выйдет так, как было раньше. Это прозрение гениального ума. Как мыслительный tour de force {28} оно не имеет себе равных, оно выходит за пределы как простого, конкретного, так и тайного, сокровенного.

- Вот так штучка!

Я сконфузился: слово вырвалось прежде, чем я успел его удержать.

- Что??

...Изумительное построение... сочетание, так сказать, глубочайших мыслей... возвышенных... потря...

- Совершенно верно. Читаете ли вы с конца, или с начала, иди перпендикулярно, или под любым заданным углом - эти четыре изречения всегда согласуются по содержанию и всегда одинаково доказательны.

- Да, да... доказательны... Вот теперь мы ближе к делу. По содержанию они действительно согласуются; они согласуются с... с... так или иначе, согласуются; я это заметил. Но что именно они доказывают... я разумею - в частности?

- Это же абсолютно ясно! Они доказывают: первое: Бог - Начало Начал, Жизнь, Истина, Любовь, Душа, Дух, Разум. Это вы понимаете?

- Мм... кажется, да. Продолжайте, пожалуйста.

- Второе: Человек - божественная универсальная идея, индивидуум, совершенный, бессмертный. Это вам ясно?

- Как будто. Что же дальше?

- Третье: Идея - образ в душе; непосредственный объект постижения. И вот она перед вами - божественная тайна Христианской Науки в двух словах. Вы находите в ней хоть одно слабое место?

- Не сказал бы; она кажется неуязвимой.

- Прекрасно. Но это еще не все. Эти три положения образуют научное определение Бессмертного Духа. Дальше мы имеем научное определение Смертной Души. Вот оно. ПЕРВАЯ СТУПЕНЬ: Греховность. Первое: Физическое - страсти и вожделения, страх, порочная воля, гордость, зависть, обман, ненависть, месть,грех,болезнь,смерть.

- Все это нереальные категории, миссис Фуллер, иллюзии, насколько я понимаю?

- Все до единой. ВТОРАЯ СТУПЕНЬ: Зло исчезает. Первое: Этическое -

честность, привязанность, сострадание, надежда; вера, кротость, воздержание. Это ясно?

- Как божий день.

- ТРЕТЬЯ СТУПЕНЬ: Духовное Спасение. Первое: Духовное - вера, мудрость, сила, непорочность, прозрение, здоровье, любовь. Вы видите, как все это тщательно продумано и согласовано, как взаимосвязано и антропоморфично. На последней, Третьей Ступени, как мы знаем из откровений Христианской Науки, смертная душа исчезает.

- А не раньше?

- Нет, ни в коем случае, - только тогда, когда будут завершены воспитание и подготовка, необходимые для Третьей Ступени.

- И только тогда, значит, возможно успешно овладеть Христианской Наукой, сознательно к ней приобщиться и возлюбить ее, - так я вас понимаю? Иначе говоря, этого нельзя достичь в течение процессов, происходящих на Второй Ступени, потому что там все еще удерживаются остатки души, а значит - и разума, и поэтому... Но я вас прервал. Вы собирались разъяснить, какие получаются прекрасные результаты, когда Третья Ступень разрушает и развеивает эти остатки. Это очень интересно;

пожалуйста, продолжайте.

- Так вот, как я уже говорила, на этой Третьей Ступени смертная душа исчезает. Наука так переворачивает все воспринимаемое телесными чувствами, что мы искренне принимаем в сердца свои евангельское пророчество: "первые будут последними, последние - первыми", и постигаем, что Бог и Его идея могут стать для нас всеобъемлющими, - чем божественное действительно является и по необходимости должно быть.

- Это великолепно. И как старательно и искусно вы подобрали и расположили слова, чтобы подтвердить и обосновать все сказанное вами о могуществе и функциях Третьей Ступени. Вторая, очевидно, могла бы вызвать лишь временную потерю разума, но только Третья способна сделать его отсутствие постоянным. Фраза, построенная под эгидой Второй Ступени, возможно, еще заключала бы в себе что-то вроде смысла, вернее, обманчивое подобие смысла; тогда как волшебная сила Третьей Ступени - и только она! - устраняет этот дефект. Кроме того, несомненно: именно Третья Ступень наделяет Христианскую Науку еще одним замечательным свойством, - я имею в виду ее язык, легкий и плавный, богатый, ритмичный и свободный. Вероятно, на то есть особая причина?

- О да! Бог - Дух, Дух - Бог, почки, печень, разум, ум.

- Теперь мне все понятно.

- В Христианской Науке нет ничего непонятного; потому что Бог -

един, Время - едино, Индивидуум - един и может быть одним из себе подобных - одним из многих, как, например, отдельный человек, отдельная лошадь; в то время как Бог - един, не один из многих, но один-единственный и не имеющий себе равных.

- Это благородные мысли. Я просто горю желанием узнать больше.

Скажите, как Христианская Наука объясняет духовное отношение постоянной двойственности к случайному отклонению?

- Христианская Наука переворачивает кажущееся отношение Души и тела,

- как астрономия переворачивает человеческое восприятие солнечной системы, - и подчиняет тело Духу. Как Земля вращается вокруг неподвижного Солнца, хотя этому трудно верить, когда мы смотрим на восходящее светило, точно так же и тело - это всего лишь смиренный слуга покоящегося Духа, хотя нашему ограниченному разуму представляется обратное. Но мы этого никогда не поймем, если допустим, что Душа находится в теле или Дух в материи и что человек - часть неодухотворенного мира. Душа есть Бог, неизменный и вечный, а человек сосуществует с Душой и отражает ее, потому что Начало Начал есть Все Сущее, а Все Сущее обнимает Душу - Дух, Дух - Душу, любовь, разум, кости, печень, одного из себе подобных, единственного и не имеющего равных.

- Откуда взялась Христианская Наука? Это божий дар или она появилась невзначай, сама собой?

- В некотором смысле она - божий дар. То есть ее могущество исходит от Бога, но честь открытия этого могущества и его предназначения принадлежит одной американской леди.

- Вот как? Когда же это случилось?

- В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году. Это незабвенная дата, когда боль, недуги и смерть навеки исчезли с лица земли. То есть исчезли те иллюзии, которые обозначаются этими словами. Сами же эти вещи вообще никогда не существовали; поэтому, как только было обнаружено, что их нет, они были легко устранены. История этого открытия и его сущность описаны вот в этой книжке, и...

- Книгу написала эта леди?

- Да, книгу написала она сама - всю, от начала до конца. Название книги - "Наука и здоровье, с толкованием библии", потому что леди разъясняет библию; раньше никто ее не понимал. Даже двенадцать апостолов. Я вам прочитаю начало.

Но оказалось, что она забыла очки.

- Ничего, это не важно, - сказала она. - Я помню слова, ведь все мы, проповедники Христианской Науки, знаем книгу наизусть; в нашей практике это необходимо. Иначе бы мы совершали ошибки и причиняли зло. Итак, слушайте: "В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году я открыла Науку метафизического врачевания и назвала ее "Христианской Наукой". Дальше она говорит - и я считаю, что это сказано великолепно: "Посредством Христианской Науки религия и медицина одухотворяются новой божественной природой и сутью, вера и понимание обретают крылья, а мысли общаются непосредственно с Богом", - это ее слова в точности.

- Очень изящно сказано. И кроме того, это блестящая идея - обручить бога с медициной, а не медицину с гробовщиком, как было раньше; ведь бог и медицина, собственно, уже принадлежат друг другу, будучи основой нашего духовного и физического здоровья. Какие лекарства вы даете при обычных болезнях, например...

- Мы никогда не даем лекарств, ни при каких обстоятельствах! Мы...

- Но, миссис Фуллер, ведь там сказано...

- Меня это совершенно не интересует, и я не хочу об этом говорить.

- Я очень сожалею, если чем-то вас задел, но ваша реплика как будто противоречит...

- В Христианской Науке нет никаких противоречий. Они невозможны, так как наука абсолютна. Иначе и не может быть, ибо ее непосредственный источник - Начало Начал, Всеобъемлющий, а также Душа, кости - один из многих, единственный и не имеющий себе равных. Это одухотворенная математика, очищенная от материального шлака.

- Это я понимаю, но...

- Она зиждется на несокрушимой основе Аподиктического Принципа.

Слово расплющилось о мой череп, пытаясь пробиться сквозь него, и оглушило меня, но, прежде чем я успел задать вопрос о том, какое оно имеет отношение к делу, она уже разъясняла:

- Аподиктический Принцип - это абсолютный принцип Научного Врачевания Духом, верховное Всемогущество, избавляющее сынов и дочерей человеческих от всякого зла, которому подвержена плоть.

- Но, конечно, не от всякого зла, не от всякого разрушения?

- От любого, без исключений; такой вещи, как разрушение, нет. Оно нереально; оно не существует.

- Но без очков ваше слабеющее зрение Не позволяет вам...

- Мое зрение не может слабеть; ничто не может слабеть; Дух -

владыка, а Дух не допускает упадка.

Она вещала под наитием Третьей Ступени, потому возражать не имело смысла. Я переменил тему и стал опять расспрашивать о Первооткрывательнице.

- Открытие произошло внезапно, как это случилось с Клондайком, или оно долгое время готовилось и обдумывалось, как было с Америкой?

- Ваши сравнения кощунственны - они относятся к низменным вещам...

Но оставим это. Я отвечу словами самой Первооткрывательницы: "Бог в своем милосердии много лет готовил меня к тому, чтобы я приняла ниспосланное свыше откровение - абсолютный принцип Научного Врачевания Духом".

- Вот как, много лет? Сколько же?

- Тысячу восемьсот!

- Бог - Дух, Дух - Бог, Бог - добро, истина, кости, почки, один из многих, единственный и не имеющий равных, - это потрясающе!

- У вас есть все основания удивляться, сэр. И однако это чистая правда. В двенадцатой главе Апокалипсиса есть ясное упоминание об этой американской леди, нашей уважаемой и святой Основательнице, и там же есть пророчество о ее приходе; святой Иоанн не мог яснее на нее указать, разве что назвав ее имя.

- Как это невероятно, как удивительно!

- Я приведу ее собственные слова из "Толкования библии": "В двенадцатой главе Апокалипсиса есть ясный намек, касающийся нашего, девятнадцатого века". Вот - заметили? Запомните хорошенько.

- Но что это значит?

- Слушайте, и вы узнаете. Я опять приведу ее вдохновенные слова: "В откровении святого Иоанна, там где говорится о снятии Шестой Печати, что произошло через шесть тысяч лет после Адама, есть одна знаменательная подробность, имеющая особое отношение к нашему веку". Вот она:

"Глава XII, 1. - И явилось на небо великое знамение - жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд".

Это наш Вождь, наша Мать, наша Первооткрывательница Христианской Науки, - что может быть яснее, что может быть несомненнее! И еще обратите внимание на следующее:

"Глава XII, 6. - А жена убежала в пустыню, где приготовлено было для нее место от бога".

- Это Бостон. Я узнаю его. Это грандиозно! Я потрясен! Раньше я совершенно не понимал этих мест; пожалуйста, продолжайте ваши... ваши...

доказательства.

- Прекрасно. Слушайте дальше:

"И видел я другого Ангела, сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над его головою была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные, в руке у него была книжка раскрытая".

Раскрытая книжка... Просто книжка... что может быть скромнее? Но значение ее так громадно! Вы, вероятно догадались, что это была за книжка?

- Неужели...

- Я держу ее в руках - Христианская Наука!

- Любовь, печень, свет, кости, вера, почки, один из многих, единственный и не имеющий равных, - я не могу прийти в себя от изумления!

- Внимайте красноречивым словам нашей Основательницы: "И тогда голос с неба воззвал: "Пойди возьми раскрытую книжку; возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед".

Смертный, склонись перед святым глаголом. Приступи к Божественной Науке.

Прочитай ее с начала и до конца. Изучи ее, размышляй над ней. Пригуби ее, она действительно будет сладка на вкус и исцелит тебя, но когда ты переваришь ее и ощутишь горечь, то не ропщи против Истины". Теперь вы знаете историю нашей несравненной и Божественной Святой Науки, сэр, и знаете, что на нашей земле она была только открыта, но происхождение ее божественное. А теперь я оставлю вам книгу и уйду, но вы ни о чем не тревожьтесь, - я буду пользовать вас заочно до тех пор, пока не отойду ко сну.

ГЛАВА III

Под магическим воздействием заочного и очного врачевания, вместе взятых, мои кости стали медленно втягиваться внутрь и пропадать из виду.

Это благое дело началось в бодром темпе и шло полным ходом. Мое тело усердно растягивалось и всячески выгибалось, чтобы облегчить восстановительный процесс, и через каждую минуту-две я слышал негромкий щелчок где-то у себя внутри, - и мне было понятно, что в этот миг два конца сломанной кости успешно соединились. Приглушенное пощелкивание, и поскрипывание, и скрежетание, и постукивание не прекращалось в течение последующих трех часов; потом все стихло - сломанные кости срослись, все до одной. Остались только вывихи, их было семь, не больше, - вывихи бедер, плечей, колен и шеи, - так что с ними скоро было покончено; один за другим они скользнули в свои суставы с тупым звуком - как будто где-то хлопнула пробка, и я вскочил на ноги весь как новенький, без единого изъяна, если говорить о скелете, и послал за коновалом.

Мне пришлось это сделать из-за насморка и болей в желудке: я не собирался снова доверить их женщине, которой я не знал и в чьей способности лечить простые болезни окончательно разочаровался. У меня были на то веские основания - ведь насморк и боли в желудке были ей вверены с самого начала, так же как и переломы, и она ничуть их не облегчила, - напротив, желудок болел все сильней и сильней, все резче и невыносимей, - теперь, пожалуй, из-за того, что я уже много часов ничего не ел и не пил.

Пришел коновал, очень милый человек, полный рвения я профессионального интереса к больному. Что же касается запаха, который от него исходил, то он был довольно-таки пронзительный: откровенно говоря, от него несло конюшней, и я попробовал тут же договориться с ним о заочном лечении, но это было не по его части, и поэтому из деликатности я не стал настаивать. Он осмотрел мои зубы, прощупал бабки и заявил, что мой возраст и общее состояние позволяют ему прибегнуть к энергичным мерам, поэтому он даст мне кое-чего, чтобы превратить боль в желудке в ящур, а насморк в вертячку, тогда он окажется в своей стихии и ему будет проще простого меня вылечить. Он намешал в бадейке пойла из отрубей и сказал, что полный ковш через каждые два часа вперемежку с микстурой, приготовленной из скипидара с колесной мазью, либо вышибет из меня мои недуги в двадцать четыре часа, либо вызовет разнообразные ощущения другого порядка, которые заставят меня позабыть о своих болезнях. Первую дозу он дал мне сам, а потом ушел, сказав на прощанье, что мне можно есть и пить все, чего мне только ни захочется, в любых количествах. Но я уже больше не был голоден, и пища меня не интересовала.

Я взял книгу о Христианской Науке, оставленную миссис Фуллер, и прочитал половину. Потом выпил полный ковш микстуры и дочитал до конца.

Пережитое мною после этого было очень интересно и полно неожиданных открытий. Пока во мне совершался процесс перехода болей в ящур, а насморка в вертячку, сквозь бурчанье, шипенье, сотрясения и бульканье, сопровождавшие его, я все время ощущал интенсивную борьбу за первенство между пойлом, микстурой и литературой, причем часто я не мог точно определить, которая одерживает верх, и легко мог отличить литературу от двух других, только когда те были порознь, а не смешаны, потому что смесь пойла из отрубей с эклектической микстурой как две капли воды похожа на разбушевавшийся Аподиктический Принцип, и никто на свете не отличил бы их друг от друга. Наконец дело подошло к финишу, все эволюции завершились с полным успехом, но я думаю, что результат мог быть достигнут и при меньшей затрате материалов. Пойло, вероятно, было необходимо, чтобы превратить желудочные боли в ящур, но я уверен, что вертячку ничего не стоило получить от одной только литературы и что вертячка, добытая таким путем, была бы лучшего качества и более стойкая, чем любая выведенная искусственными методами коновала.

Потому что среди всех странных, безумных, непонятных и необъяснимых книг, созданных воображением человека, пальма первенства несомненно принадлежит этой. Она написана в духе безграничной самоуверенности и самодовольства, а ее напор, ее пыл, ее непробиваемая серьезность часто создают иллюзию красноречия, даже когда в словах вы не улавливаете и тени смысла. Существует множество людей, которые воображают, что эта книга им понятна: я это знаю потому, что беседовал с ними; но во всех случаях эти же люди воображали, что болей, недугов и смерти не существует в природе и что в мире вообще нет реальных вещей - фактически не существует ничего, кроме Духа. Это обстоятельство несколько снижает ценность их мнения. Когда эти люди говорят о Христианской Науке, они поступают так, как миссис Фуллер: они выражаются не своими словами, а языком книги; они обрушивают вам на голову эффектную чепуху, и вы только позднее обнаруживаете, что все это не выдумано ими, а просто процитировано; кажется, они знают этот томик наизусть и благоговеют перед ним, как перед святыней, - мне следовало бы сказать: как перед второй библией. Эта книга была явно написана на стадии умственного опустошения, причиненного Третьей Ступенью, и я уверен, что никто, кроме пребывающих на этой Ступени, не мог бы обнаружить в ней хоть каплю смысла. Когда вы читаете ее, вам кажется, что вы слышите бурную, сокрушительную, пророческую речь на непонятном языке, вы постигаете ее дух, но не то, о чем в ней говорится. Или еще так: вам кажется, что вы слушаете какой-то мощный духовой инструмент - он ревет, полагая, что это мелодия, а те, кто не играет в оркестре, слышат просто воинственный трубный звук, - этот призыв только возбуждает душу, но ничего ей не говорит.

Невозмутимое самодовольство, которым пропитана эта книга, как будто бы отдает божественным происхождением, - оно не сродни ничему земному.

Простому смертному несвойственна такая непоколебимая уверенность во всем, чувство такого безграничного превосходства, такое бездумное любование собой. Никогда не предъявляя ничего такого, что можно было бы по праву назвать веским словом "доказательство", а порой даже вовсе ни на что не ссылаясь и ни на чем не основывая свои выводы, она громогласно вещает: Я ДОКАЗАЛА то-то и то-то. Чтобы установить и разъяснить смысл какого-нибудь одного-единственного, еще не растолкованного отрывка из библии, нужен авторитет папы и всех столпов его церкви, нужна огромная затрата времени, труда и размышлений, но автор выше всего этого: она видит всю библию в девственном состоянии и при ничтожной затрате времени и без всякой затраты умственных усилий толкует ее от корки до корки, изменяет и исправляет значения, а затем авторитетно разъясняет их, манипулируя формулами такого же порядка, как "Да будет свет! И стал свет". Впервые с сотворения мира над долами, водами и весями прогромыхал такой невозмутимо самодовольный, беззастенчивый и безапелляционный голос

{29}.

(Перевод И. Гуровой)

Марк Твен - Письма с Земли - 02, читать текст

См. также Марк Твен (Mark Twain) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :