Аркадий Сергеевич Бухов
«Карьера берлея»

"Карьера берлея"

На пляже одного из больших французских курортов на желтой узенькой скамье часа в четыре ночи спал какой-то бедно одетый человек.

- Вы, кажется, спите?

Спящий слегка приоткрыл один глаз, мутно посмотрел на подсевшего к нему господина в коричневом пальто и сером цилиндре и хмуро заворчал:

- Вы всегда разговариваете с незнакомыми людьми в четыре часа ночи?

Тот достал из бокового кармана портсигар, вынул сигаретку и перед тем, как положить его обратно в карман, спросил:

- Курите?

- Курю. Спасибо. Спички тоже нет.

- Пожалуйста.

Некоторое время оба курили молча. Человек в сером цилиндре смахнул большим ногтем пепел с сигаретки и посмотрел на разбуженного.

- Хозяйка?

- Хозяйка. Три с половиной недели ждала.

- Вещи удержала?

- Все. До последней визитной карточки.

- Ищете работы?

- Решительно нет. Если вы с этим, я лягу. Я очень люблю спать, когда мне не мешают.

- Успеете. Полиция обходит пляж к девяти утра. Человек в сером цилиндре покопал землю тросточкой и, выпустив дым сквозь зубы, спросил:

- Скажите... Вы не осквернили бы память отца?

- Вашего?

- Собственного.

- С тех пор как он меня подталкивал в бок, при моем окончательном уходе из дома...

- А деда?

- Увы, этот старый человек не оставил после себя даже памяти. Говорят, что его даже не было вообще, а был какой-то толстый лавочник, который отпускал бабушке даром товар.

- Тем лучше. Хотите получить задаток?

Хмурый человек жадно посмотрел на руку собеседника, опустившуюся в карман, пожал плечами и, отвернувшись в сторону, плюнул.

- Я никогда не осквернял своих предков дешевле восьми франков за неделю.

- Мы заключим контракт. Восемь франков вы будете Платить в день своему лакею. Я не плачу своим служащим меньше трехсот за неделю. Согласны?

- Может быть, у меня такой идиотский вид, что вы ждете от меня отрицательного ответа?

- Прекрасно. Меня зовут Риньоль. Генри Риньоль.

- Берлей. Англичанин.

- Улица Роже, дом семнадцать. Есть вывеска. От двенадцати до четырех.

- Мерси. Здесь четырнадцать франков... Ах, нет - пятьдесят. Сто двадцать... Послушайте, господин Риньоль... Я непременно буду у вас...

* * *

Риньоль сидел у себя в кабинете, рассеянно смотрел по сторонам и говорил Берлею, аккуратно пришедшему к двенадцати часам в наскоро купленной синей визитке:

- Ваш дедушка был лысым.

- У вас спорные биографические данные. Волосами дедушки можно было набивать диванные подушки.

- Для моей фирмы нужно, чтобы он был лысым.

- Безнадежное дело. Старик умер лет сорок тому назад и вряд ли теперь способен заниматься своей прической.

- Нам нужны показания об этом.

- Если вы думаете затеять с ним судебное дело - я бесполезен. Показания родственников в качестве свидетелей...

- Наша фирма требует от вас, чтобы ваш дедушка был лысым.

- Я знаю о нем более порочащие его факты. Я мог бы их очень толково описать в...

- Если это вас волнует, запишите их в отдельную тетрадку, пронумеруйте страницы и выбросьте тетрадку за окно. Был ли лысым ваш отец?

- Ни разу в жизни. Даже в пору самого острого безденежья.

- Наша фирма...

- Хорошо. Я могу подтвердить, что даже в начальной школе учителя таскали его за лысину на уроках. Триста франков на улице не валяются.

- Кроме того, и вы сами были лысым.

- Ваше личное желание или интересы фирмы?

- Фирма.

- Требует?

- Требует.

- Прекрасно. Я был лысым. Об этом догадывались все, несмотря на мою шевелюру.

- Прекрасно. Вы меня поняли. Под каждым вашим портретом будет ваш автограф о том, что...

- Мой дед, мой отец и я сам... Я понимаю. Это произошло от усиленного питания особой мукой вашей фирмы, большая коробка - шесть франков, десять сантимов - малая.

- Ничего подобного. Вот.

Риньоль вынул из стола баночку с каким-то зеленым веществом и показал ее Берлею.

- Усиленное питание?

- Смазывание головы на ночь.

- В четыре дня волосы со свистом и шумом начали расти и достигли максимального, пугающего близких размера?

- В одиннадцать.

- Две больших баночки и одна малая. Вторая малая повлекла усиленное обрастание волосами всего организма, и я испугался.

- Лишняя подробность. Больше ничего. Желаете подписать контракт на два года?

Берлей подписал бумагу, сложил копию в карман и, щелкнув часами, спросил:

- Ваша фирма больше ничем не занимается? Лишние триста франков в неделю мне были бы не бесполезны. Кроме того, о котором мы уже говорили, у моих предков еще были такие изъяны...

* * *

Через два месяца во всем городе не было ни одного человека, который бы не знал Берлея в лицо. Когда он приходил снимать квартиру, ему вежливо кланялась вся прислуга, а хозяйка неизменно спрашивала:

- Кажется, monsieur был лысым?

- Да, был, - сухо бросал Берлей.

- Впрочем, это у вас от дедушки, - успокаивающе бросала хозяйка, - это очень счастливый случай...

- Ага...

- Кстати, у меня муж очень страдает от этого... Может быть, monsieur расскажет ему, как он излечился?.. Это было бы очень любезно с его стороны...

Берлей хмуро ворчал и шел к хозяину квартиры.

- Мой дед был лысым, мой отец был... - безучастно говорил он заученные фразы, - но вот в один прекрасный день я выписал малую баночку...

Когда он уходил уже с тем, чтобы наверняка не снять квартиру в этом доме, его все равно провожали с молчаливой вежливостью, и швейцар, отворяя дверь, почтительно говорил:

- О, это очень странный случай... Господину повезло о его волосами...

Если Берлей заходил в театр, публика начинала волноваться и переставала смотреть на сцену. Он видел сотни биноклей и лорнетов, направленных на его голову, и пьеса теряла для него всякий интерес. Он знал, что, как только опустится занавес, к нему будут подходить изящно одетые люди и выдумывать различные поводы для того, чтобы заговорить с ним.

Ему приносили перчатки, которых он не терял в фойе, поднимали платки, которые он не ронял, и каждый раз, когда он открывал рот, чтобы поблагодарить, из уст подошедшего вырывалось заготовленное заранее:

- Господин Берлей?

- Да, я.

- Очень, очень приятно... Я уже давно мечтал познакомиться с вами и спросить вас лично... Неужели это правда?..

Берлей с ненавистью смотрел на собеседника, закусывая губы, но у него был контракт, а теперь уже - пятьсот франков в неделю не были лишними. Он сдерживал нервный клубок у горла и бесстрастно говорил:

- Да, это правда. Мой дед... Мой отец... И всего небольшая баночка... В одно утро я увидел в зеркале...

И, кивнув головой на поклон собеседника, быстро уходил из театра бесцельно бродить по улицам. Ходил долго, тяжело думая о том, что даже с плотным бумажником и хорошей квартирой, где сейчас темно и пусто, - жить скучно.

Годы нужды и тяжести до этого времени наложили на лицо Берлея какой-то особенный отпечаток мутной скучности, но теперь он был хорошо одет, у него были деньги, дома - вино и хорошая обстановка, и Берлей часто выслеживал какую-нибудь женщину, неожиданно привлекшую его внимание во время ночных прогулок. Если это было одно из доступных существ, Берлей подходил сразу и завязывал подобающий в этих случаях разговор.

- Только на минутку в кафе, миленький!.. Там у меня подруга...

- Я подожду тебя здесь...

- Ты не хочешь даже угостить меня чашкой шоколада? Какой ты скупой...

Берлей пожимал плечами и шел в кафе. Женщина шепталась с подругами, уделяя ему сухое внимание и переглядываясь с другими мужчинами. Но через несколько минут где-то сзади неизменно слышался удивленный возглас:

- Да, это Берлей, миленькая... Знаешь, у которого...

И у Берлея падало сердце. Его спутница поднимала напудренное лицо, всматривалась в Берлея холодными глазами И радостно щебетала:

- Ах, ты вот кто... Я тебя не узнала... Нет, нет, иди сюда... Я тебя познакомлю с подругами. О тебе все знают.

Его окружали, ощупывали, заглядывали в глаза, а когда он брался за бумажник, чтобы расплатиться, кто-то подходил к нему сбоку и шептал на ухо:

- Меня зовут Генриеттой... Брось эту дрянь и выходи через другую дверь... Я тебя встречу на улице... А после ты мне расскажешь, как это у тебя вышло... Неужели ты тоже был лысым?.. Я очень люблю эти истории...

Берлей судорожно сжимал пальцы в кулаки и выбегал на улицу.

* * *

Однажды он встретил женщину, которая почему-то ласково посмотрела на него, и от прищуренного взгляда ее серых глаз у Берлея стало тепло на душе.

С ней было трудно познакомиться, но через месяц они уже встречались в саду, и в тот день, когда ее муж сидел дома и бился головою об стол после проигрыша в триста франков, она согласилась поехать к Берлею: осмотреть его уютную холостую квартиру, о которой она так много слышала от него.

Одноглазый, с хитрым лицом, слуга в белом фартуке быстро поставил на стол шампанское, красиво разложил на двух хрустальных вазах фрукты и, передав Берлею ключ от входной двери, ушел из дома.

Берлей ходил по комнате радостно-взволнованный и думал о том, как он завтра запишет в свой дневник: "Она была изумительно нежна, эта крошка Жермен с серыми глазами, и заставила меня вспомнить о другой, потерянной в юности".

Жермен откусывала виноградинки и беспечно смеялась.

Через полчаса, покрасневшая от шампанского, она сидела на коленях у Берлея и закрывала ему тонкими, изящными, надушенными пальцами глаза.

- У тебя, правда, недурные брови, детка... Ты мне понравился сразу... С того дня...

Берлей с восторгом ловил ее пальцы и целовал. А когда Жермен обхватила его шею белыми нежными руками и перекинула белокурую головку за его плечо, она вдруг вскочила на ноги и с удивлением вскрикнула:

- Это ты?

Берлей оглянулся и побледнел. Жермен смотрела на его портрет, увеличенный фотографом фирмы. Под портретом, напечатанное крупными буквами, стояло объявление о средстве для ращения волос. По контракту с Риньолем этот портрет должен был висеть в его кабинете.

- Ты же мне не говорил... Значит, ты не Смель... Ты - Берлей... Вот оно что...

Что-то новое, холодно любопытствующее, мелькнуло в ее глазах, и, подойдя к Берлею, она лукаво шепнула:

- Ведь ты мне расскажешь?.. Ты мазал этим голову, или...

Берлей побледнел, лицо его покрылось пятнами, и из горла вырвался какой-то хриплый крик. А через минуту он стоял у дверей с цилиндром в руках и, отвернувшись от Жермен, резко говорил:

- В столе, налево, в выдвижном ящике - деньги. Все к вашим услугам. Ключ на пресс-папье. После отдайте его швейцару.

И, резко хлопнув дверьми, вышел. На лестнице он вынул носовой платок, поднес его ко рту и рванул белое полотно зубами.

* * *

На другой день Берлей зашел к Риньолю, когда контора уже закрылась. Риньоль сидел в сером жакете и просматривал вечернюю газету.

- Я больше не могу. Вот ваш контракт. Возьмите его...

Риньоль улыбнулся, отодвинул контракт и вынул чековую книжку.

- Я ждал этого разговора. Каждый служащий может желать прибавки, раз дела фирмы идут прекрасно.

- Я вам говорю, что...

- Тысяча франков в неделю вместо прежних пятисот. Вы - прекрасный работник и заслуживаете такой...

Он протянул Берлею чек, потом, как будто раздумав, положил его в карман и вынул из бумажника хрустящую тысячефранковую бумажку.

- Эта наряднее.

Берлей инстинктивно схватил и скомкал бумажку. Потом вздохнул и опустил голову.

- Мне тяжело это, Риньоль...

- Может быть, вам снова хочется, господин Берлей, - иронически улыбаясь, проговорил сквозь зубы Риньоль, - выбрать себе спальню на одной из скамеек на пляже, или...

И, как будто отгоняя внезапно вставшую перед ним тень недавней нищеты и жадных голодовок, Берлей поднял руку и, не попрощавшись, вышел.

* * *

У Берлея развилась неврастения; он сильно похудел, стал много пить, а по ночам мучила его тревожная бессонница. На улицах и в общественных местах, по требованию Риньоля, он должен был появляться все чаще и чаще, но с каждым днем это становилось мучительнее. Прошло уже около семнадцати месяцев с тех пор, как он поступил к Риньолю, и не было свободного аршина на заборах или куска на театральных занавесах, где бы не было его портрета с описанием целебного средства. Его уже знали все уличные мальчишки, бегавшие за ним по пятам во время его утренних прогулок и подпевавшие на какой-то особенно обидный мотив:

- Я был лысым... Я был лысым...

Его именем называли толстых откормленных котов и маленьких фокстерьеров. Чаще и чаще к нему подходили на улице незнакомые люди и сердито останавливали за руку или пальто.

- Пойдите вы к черту с вашим средством... Я перетратил уйму денег на четырнадцать больших банок - и никакого результата... Жулики...

- У меня вылезли остатки волос... Вы не имеете права так нагло обманывать. Мерзавцы, и ничего больше.

Один даже грозился палкой.

Все чаще и чаще у Берлея стали нервные припадки. Иногда он судорожно хватался за револьвер, но животный страх останавливал его. Он вынимал из шкатулки банковые билеты, бросал их на пол и бешено топтал ногами.

- Не могу, не могу, - глухо говорил он, хватаясь за голову, отяжелевшую от вина, и бегал по кабинету.

* * *

Пред наступлением одного из припадков Берлей вышел из дома и случайно забрел на курортный танцевальный вечер. Настроение было приподнятое, нервы натянулись и дрожали, передавая четкую дрожь всему телу. В такие минуты Берлею казалось, что он способен даже на убийство, - до того кричала и билась душа.

Случилось так, что, когда он проходил по залу, кто-то из танцующих сильно толкнул его в спину. Берлей резко обернулся и схватил того за руку.

- Извинитесь, - крикнул он, - нахальное животное!

Тот быстро вырвал руку и, как будто даже не обдумав своего поступка, толкнул Берлея в грудь. Рука скользнула по упругой крахмальной груди, дошла до подбородка и быстро отдернулась. Это была не пощечина, но те, кто увидел руку, отдернутую от лица, поняли, что кого-то ударили. Все хлынули к ним, и около Берлея и его врага сомкнулось глухое шумящее кольцо любопытных глаз и разгоряченных лиц.

В наступившую секунду тишины бледный Берлей крикнул:

- Этот негодяй хотел меня ударить...

И прежде, чем тот ответил, прежде, чем кто-нибудь успел подать стул шатающемуся от волнения человеку, чей-то удивленный, радостный голос крикнул:

- Да это Берлей... Который был лысым...

Тогда случилось то, чего никто не ожидал. Берлей взмахнул руками, стал ловить ртом воздух и, как бы желая освободить себя от чьих-то рук, сжимающих горло, стал срывать галстук и разрывать рубашку.

- Врете! - дико кричал он, топая ногами и смотря в одну точку с широко раскрытыми глазами, - меня наняли... Вы замучили меня... Я никогда не был лысым... У меня не было деда... У меня жив отец... У него волосы... У меня не было лысины... Мне платят деньги...

В хаосе поднявшихся криков и женского визга нотами выделялся его рыдающий голос... Он выхватил из кармана скомканные деньги и кинул их в лицо обступившим его людям, а когда плечи его затряслись от вырвавшихся наружу слез, чья-то рука тяжело сжала его локоть сзади, и металлический голос Риньоля прозвенел над ухом:

- Хорошо, что я здесь, негодяй... Завтра я выкину тебя на улицу...

Берлей зашатался и упал на руки соседей.

А когда через несколько секунд он открыл глаза и поискал ими Риньоля, он вдруг поднялся и упавшим робким голосом произнес, не смотря на окружающих.

- Мы просто поссорились... Я был лысым... Мой дед и отец были лысыми... И что же... Стоило мне купить небольшую баночку за... шесть франков... за шесть франков...Большая за одиннадцать... Как на другое утро... Я почувствовал...

Через неделю Берлей получил от Риньоля двести франков и записку от отказе ему в контракте. Почти месяц Берлей проживал в угарном пьянстве все, что было скоплено раньше. Он переехал на другой конец города в маленькую подвальную комнату, купил потертое пальто, кепку и отпустил бороду.

В одну из весенних ночей он встретился с Риньолем на безлюдной, уже уснувшей улице. Тот сделал вид, что не узнал, и быстро прошел мимо.

Берлей догнал его и загородил дорогу.

- Вы не узнаете меня, Риньоль?

- Что вам надо? - сквозь зубы спросил Риньоль. - Мне некогда, Берлей... Что надо?

- Теперь ничего. Впрочем, дайте три франка.

Схватив монету, он опустил ее в широкий отвисший карман пальто и вдруг, точно вспомнив что-то, снял кепи и, погладив рукой по волосам, развязно усмехнулся в лицо Риньолю.

- Удивительные волосы, Риньоль... И так с самого детства. Впрочем, у деда и отца были значительно лучше... Прощайте...

И, весело посвистывая, он пошел к ярко освещенной двери кафе.

1916

Аркадий Сергеевич Бухов - Карьера берлея, читать текст

См. также Бухов Аркадий Сергеевич - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :