Михаил Андреевич Осоргин
«Как мы торговали»

"Как мы торговали"

Всегда с удовольствием и особой нежностью вспоминаю время, когда я стоял за прилавком Книжной лавки писателей в Москве. Пятнадцать лет истекло со дня ее основания; я писал о ней довольно подробно в библиофильском "Временнике", - здесь хочется вспомнить о нас самих, нечаянных хозяевах-приказчиках.

В девять часов утра лавку отпирала фигура в валенках и барашковой шапке, молодой историк литературы и популярный, особенно у слушательниц, лектор Борис Грифцов; иногда раньше успевала прийти наша кассирша Е. Дилевская, обладательница прекрасного сопрано, будущая артистка, едва не потерявшая голос за морозным прилавком. Чередуясь дежурствами, являлись Борис Зайцев и философ Ник. Ал. Бердяев. Неизменно весь день проводили в лавке нынешний хороший советский писатель Ал. Ст. Яковлев и я. Мотыльком залетал и на часы застревал проф. Ал. Карп. Дживелегов, один из лучших наших "приказчиков". Таков был наиболее постоянный состав пайщиков; еще трое из учредителей пробыли у нас недолго (отличный книговед М. В. Линд, искусствовед П. П. Муратов - ныне неблагополучно отбывший на Дальний Восток, и поэт В. Ф. Ходасевич).

Вели дела, главным образом, мы с Грифцовым, который жил у меня в Чернышевском переулке, почти рядом с лавкой (она была в Леонтьевском, потом на Большой Никитской): общий распорядок, закупка книг, расценка, касса, колка дров, растопка печурки, работа на складе. По части перевозки книг на санках вне упрека был милейший Яковлев. Обласкать покупателя и составить каталог фундаментальной университетской библиотеки никто не умел так, как "историк Возрождения" Дживелегов. Все качества деловой неосведомленности и купеческой бесталанности соединял в себе Борис Зайцев, ведавший отделом беллетристики; конкуренцию ему в этом отношении составлял Н. Бердяев, очень серьезно относившийся к делу, но ни разу не завязавший веревкой пакета правильно. Но зато по отделу книг философских было некому с ним сравняться!

- Есть у вас сочинения Ницше? - спрашивал покупатель.

- А вот, пожалуйста, обратитесь к профессору Бердяеву.

Момент кипучей торговой деятельности Николая Александровича!

- Вам Ницше? Вы хотите на немецком или на русском языке?

- Лучше по-русски.

- Русских изданий Ницше несколько. Хуже других издание Клюкина - и перевод плохой, и подбор материала.

- Я хотел бы издание хорошее.

- Есть и другие издания, но тоже с недостатками.

Следует подробное исследование русских изданий Ницше.

Покупатель слушает с почтением, философ излагает с полным знанием дела и желанием помочь покупателю в выборе. Наконец, выбор сделан и Николай Александрович говорит:

- К сожалению, этого издания у нас нет.

- Ну, тогда я возьму другое, ничего не поделаешь.

- Да, это очень обидно, но сейчас такое время...

- Вы можете мне показать?

- Что?

- Какое-нибудь издание Ницше.

- Но вы хотите непременно русское?

- Мне хотелось бы русское.

- Но у нас русских изданий сейчас нет.

- Совсем нет? И даже клюкинского?

- И его нет. Но это издание плохое!

- Ах, вон что, я не понял! Ну, тогда мне придется взять немецкое, хотя я не так свободно владею языком. Вы все-таки мне покажите.

- Немецкое издание? Это ведь очень редко попадается. У нас нет немецкого издания!

И Н. А. Бердяев с улыбкой доброты и искреннего сожаления смотрит на непонятливого покупателя. Его действительно огорчает, что он ничем не может помочь естественной любознательности этого человека.

Покупатель смущен, но разговор продолжается. Бердяев авторитетно и убежденно разъясняет что-то о книге Лихтенберже, которая дает известное представление о Ницше, но имеет, конечно, и свои недостатки. В общем, ему удается заинтересовать ищущего премудрости, который не прочь книгу купить и с осторожностью спрашивает:

- А у вас есть Лихтенберже?

- То есть у меня лично или в лавке? Вы хотели бы купить?

- Да.

- Но у нас нет Лихтенберже.

- А...

Покупатель уходит в некотором недоумении, а Николай Александрович огорченно говорит:

- Это очень обидно, что у нас нет Ницше! Вот человек интересуется, а достать ему негде. Так неприятно отказывать...

Борис Зайцев - по части классиков и современной русской литературы. Отношение к разным писателям у него определенное, но он не вполне понимает, почему иногда хорошее произведение стоит дешево, а плохое дорого. Кроме того, он путает тысячи и миллионы, не знает содержимого наших полок, а завернутый в бумагу и завязанный им пакет обычно развязывается и разваливается. И вообще он как будто удивляется, что вот мы торгуем - и ничего, не только не прогораем, а сегодня на доходы купили "партию масла", по фунту на человека.

Зато - какой талант у профессора Дживелегова, вечно молодого, никогда не унывающего! Мужчин он побеждает ученостью и уверенностью суждений, женщин, главным образом, тем, что всех их он зовет "милыми девушками", не исключая и почтеннейших и не скрывающих возраста:

- Слушайте, милая девушка, ну что за радость читать романы Жип, когда у нас чуть не все сочинения Бальзака! Пойдемте-ка к иностранной полке.

Или слышится уверенное:

- По истории? Не только исторический отдел, но можем в две-три недели подобрать образцовую фундаментальную библиотеку. Словари? Ну, конечно, все что угодно.

И правда, - мы доставали все, и книги закупались у нас целыми возами и грузовиками. При ежедневном падении цены денег, такая торговля "на всю Россию" давала нам возможность питаться не только просом, но иногда и кониной и помогать нуждающимся писательским и профессорским семьям.

Ал. Степ. Яковлев специализировался на учебниках и покупке книг у обывательской бедноты. Часто приносили нам книги, которые ни к чему не были нужны. Александр Степанович удалялся с продавцом в дальний угол, шептался и смущенно передавал в кассу чек.

- Вот заплатите за книги, я купил.

А по уходе продавца хватался за голову руками:

- Куда мы этот хлам денем! Тут ничего нет дельного.

- Да зачем вы купили?

- Нельзя было не взять. Человек от голода шатается, принес последнее.

Мы называли его "эксплуататором вдов" - и он серьезно огорчался.

Он же чуть не рыдал, когда у нас самым наглым образом крали книги с полок - вход был свободный.

- Это же невыносимо! Я все время следил и видел, как она клала себе в мешок книжку за книжкой! И ведь ничего не понимает, без всякого разбора, только бы в переплете.

- Что же вы не уличили ее?

- Как же я могу? Ведь это какой стыд! Красть книги! И не в первый раз, я потому и следить стал. В следующий раз я ей прямо скажу: убирайтесь вон!

Но никогда сказать не решался, и при наших хозяйственных расчетах мы просто клали столько-то на покражи как на необходимое зло. Бывали у нас и кражи со взломом, - и тогда мы привешивали новый замок покрепче. Крали неизменно пять томов Грабаря, "Императрицу Елизавету Алексеевну", сомовскую "Маркизу" и еще несколько дорогих изданий, - так называемую "валютную книгу", на которую всегда был покупатель. Воры были умные и знающие.

В полушубке, отличных казанских валенках и двух парах вязаных перчаток я бегал из лавки на склад, который был устроен этажом выше, в номерах полузамерзшей гостиницы. Собственно, замерзла она целиком, но мы в одной из комнат поставили печурку, и было возможно, не совсем отмораживая пальцы, перелистывать страницы книг. Мой отдел был - старинная книга, самая драгоценная и меньше всего привлекавшая покупателя. Огромные кожаные Четьи-Минеи, издания петровские, как и чужеземные эльзевиры и альдины, шли за щепотку муки. Но какое наслаждение их разбирать, определять, расценивать! И какая радость, когда они попадали в руки любителя и знатока, а не случайного покупателя.

Как не вспомнить с любовью и радостью о живой работе, которая всем нам позволяла не служить и делать настоящее дело! Свой паек был слаще пайков казенных, да и питательней. Вспоминаю, как Н. А. Бердяев, получавший по профессорскому званию паек "академический", привез однажды в лавку целый мешок селедок. Все за него радовались, но он не знал, как расплатиться с извозчиком, которому обещал уплатить селедками. Запыхавшийся и взволнованный, он спросил меня:

- Да, но сколько дать ему селедок?

Я серьезно ответил:

- Конечно, пять.

- Вы думаете - пять?

- Непременно шесть.

- А почему именно шесть?

- Потому, что семь.

Он стал отсчитывать из мешка, но опять усумнился:

- Не следует ли выбрать ему самые большие и жирные?

- Ну, конечно, выберите лучшие восемь селедок!

Он выбрал девять, накинул еще одну - и был страшно счастлив, что извозчик был удовлетворен и долго, сняв шапку, его благодарил. Но, как и в лавочных делах, всегда обстоятельный и философски точный, он не мог установить для себя окончательно, сколько селедок было правильной нормой оплаты труда извозчика.

- Вероятно, все-таки семь, потому он так благодарил. Но я, конечно, не жалею, и у меня осталось втрое больше. Это даже слишком...

- И понятно! Ведь вы же - профессор, а он только извозчик!..

Михаил Андреевич Осоргин - Как мы торговали, читать текст

См. также Осоргин Михаил Андреевич - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Карлица Катька
С опаской, прилипнув к косяку, пробирается из комнаты в комнату сущест...

Клиент
В то время я был молоденьким адвокатом. Ввиду отсутствия практики я пр...