Антон Чехов
«ПОСЛЕДНЯЯ МОГИКАНША»

"ПОСЛЕДНЯЯ МОГИКАНША"


Я и помещик отставной штаб-ротмистр Докукин, у которого я гостил весною, сидели в одно прекрасное весеннее утро в бабушкиных креслах и лениво глядели в окно. Скука была ужасная.

- Тьфу! - бормотал Докукин. - Такая тоска, что судебному приставу рад будешь!

"Спать улечься, что ли?" - думал я.

И думали мы на тему о скуке долго, очень долго, до тех пор, пока сквозь давно немытые, отливавшие радугой оконные стекла не заметили маленькой перемены, происшедшей в круговороте вселенной: петух, стоявший около ворот на куче прошлогодней листвы и поднимавший то одну ногу, то другую (ему хотелось поднять обе ноги разом), вдруг встрепенулся и, как ужаленный, бросился от ворот в сторону.

- Кто-то идет или едет... - улыбнулся Докукин. - Хоть бы гостей нелегкая принесла. Все-таки повеселее бы...

Петух не обманул нас. В воротах показалась сначала лошадиная голова с зеленой дугой, затем целая лошадь и, наконец, темная, тяжелая бричка с большими безобразными крыльями, напоминавшими крылья жука, когда последний собирается лететь. Бричка въехала во двор, неуклюже повернула налево и с визгом и тарахтеньем покатила к конюшне. В ней сидели две человеческие фигуры: одна женская, другая, поменьше - мужская.

- Черт возьми... - пробормотал Докукин, глядя на меня испуганными глазами и почесывая висок. - Не было печали, так вот черти накачали. Недаром я сегодня во сне печь видел.

- А что? Кто это приехал?

- Сестрица с мужем, чтоб их...

Докукин поднялся и нервно прошелся по комнате.

- Даже под сердцем похолодело... - проворчал он. - Грешно не иметь к родной сестре родственных чувств, но - верите ли? - легче мне с разбойничьим атаманом в лесу встретиться, чем с нею. Не спрятаться ли нам? Пусть Тимошка соврет, что мы на съезд уехали.

Докукин стал громко звать Тимошку. Но поздно было лгать и прятаться. Через минуту в передней послышалось шушуканье: женский бас шептался с мужским тенорком.

- Поправь мне внизу оборку! - говорил женский бас. - Опять ты не те брюки надел!

- Синие брюки вы дяденьке Василию Антипычу отдали-с, а пестрые приказали мне до зимы спрятать, - оправдывался тенорок. - Шаль за вами нести или тут прикажете оставить?

Дверь наконец отворилась, и в комнату вошла дама лет сорока, высокая, полная, рассыпчатая, в шелковом голубом платье. На ее краснощеком весноватом лице было написано столько тупой важности, что я сразу как-то почувствовал, почему ее так не любит Докукин. Вслед за полной дамой семенил маленький, худенький человечек в пестром сюртучке, широких панталонах и бархатной жилетке, - узкоплечий, бритый, с красным носиком. На его жилетке болталась золотая цепочка, похожая на цепь от лампадки. В его одежде, движениях, носике, во всей его нескладной фигуре сквозило что-то рабски приниженное, пришибленное... Барыня вошла и, как бы не замечая нас, направилась к иконам и стала креститься.

- Крестись! - обернулась она к мужу.

Человечек с красным носиком вздрогнул и начал креститься.

- Здравствуй, сестра! - сказал Докукин, обращаясь к даме, когда та кончила молиться, и вздохнул.

Дама солидно улыбнулась и потянула свои губы к губам Докукина.

Человечек тоже полез целоваться.

- Позвольте представить... Моя сестра Олимпиада Егоровна Хлыкина... Ее муж Досифей Андреич. А это мой хороший знакомый...

- Очень рада, - сказала протяжно Олимпиада Егоровна, не подавая мне руки. - Очень рада...

Мы сели и минуту помолчали.

- Чай, не ждал гостей? - начала Олимпиада Егоровна, обращаясь к Докукину. - Я и сама не думала быть у тебя, братец, да вот к предводителю еду, так мимоездом...

- А зачем к предводителю едешь? - спросил Докукин.

- Зачем? Да вот на него жаловаться! - кивнула дама на своего мужа.

Досифей Андреич потупил глазки, поджал ноги под стул и конфузливо кашлянул в кулак.

- За что же на него жаловаться?

Олимпиада Егоровна вздохнула.

- Звание свое забывает! - сказала она. - Что ж? Жалилась я и тебе, братец, и его родителям, и к отцу Григорию его возила, чтоб наставление ему прочел, и сама всякие меры принимала, ничего же не вышло! Поневоле приходится господина предводителя беспокоить...

- Но что же он сделал такое?

- Ничего не сделал, а звания своего не помнит! Он, положим, не пьющий, смиренный, уважительный, но что с того толку, ежели он не помнит своего звания! Погляди-ка, сгорбившись сидит, словно проситель какой или разночинец. Нешто дворяне так сидят? Сиди как следует! Слышишь?

Досифей Андреич вытянул шею, поднял вверх подбородок, вероятно для того, чтобы сесть как следует, и пугливо, исподлобья поглядел на жену. Так глядят маленькие дети, когда бывают виноваты. Видя, что разговор принимает характер интимный, семейный, я поднялся, чтобы выйти. Хлыкина заметила мое движение.

- Ничего, сидите! - остановила она меня. - Молодым людям полезно это слушать. Хоть мы и не ученые, но больше вас пожили. Дай бог всем так пожить, как мы жили... А мы, братец, уж у вас и пообедаем заодно, - повернулась Хлыкина к брату. - Но небось сегодня у вас скоромное готовили. Чай, ты и не помнишь, что нынче среда... - Она вздохнула. - Нам уж прикажи постное изготовить. Скоромного мы есть не станем, это как тебе угодно, братец.

Докукин позвал Тимошку и заказал постный обед.

- Пообедаем и к предводителю... - продолжала Хлыкина. - Буду его молить, чтоб он обратил внимание. Его дело глядеть, чтоб дворяне с панталыку не сбивались...

- Да нешто Досифей сбился? - спросил Докукин.

- Словно ты в первый раз слышишь, - нахмурилась Хлыкина. - И то, правду сказать, тебе все равно... Ты-то и сам не слишком свое звание помнишь... А вот мы господина молодого человека спросим. Молодой человек, - обратилась она ко мне, - по-вашему, это хорошо, ежели благородный человек со всякою шушвалью компанию водит?

- Смотря с кем... - замялся я.

- Да хоть бы с купцом Гусевым. Я этого Гусева и к порогу не допускаю, а он с ним в шашки играет да закусывать к нему ходит. Нешто прилично ему с писарем на охоту ходить? О чем он может с писарем разговаривать? Писарь не только что разговаривать, пискнуть при нем не смей, - ежели желаете знать, милостивый государь!

- Характер у меня слабый... - прошептал Досифей Андреич.

- А вот я покажу тебе характер! - погрозила ему жена, сердито стуча перстнем о спинку стула. - Я не дозволю тебе нашу фамилию конфузить! Хоть ты и муж мне, а я тебя осрамлю! Ты должен понимать! Я тебя в люди вывела! Ихний род Хлыкиных, сударь, захудалый род, и ежели я, Докукина урожденная, вышла за него, так он это ценить должен и чувствовать! Он мне, сударь, не дешево стоит, ежели желаете знать! Что мне стоило его на службу определить! Спросите-ка у него! Ежели желаете знать, так мне один только его экзамен на первый чин триста рубликов стоил! А из-за чего хлопочу? Ты думаешь, тетеря, я из-за тебя хлопочу? Не думай! Мне фамилия рода нашего дорога! Ежели б не фамилия, так ты у меня давно бы на кухне сгнил, ежели желаешь знать!

Бедный Досифей Андреич слушал, молчал и только пожимался, не знаю, отчего - от страха или срама. И за обедом не оставляла его в покое строгая супруга. Она не спускала с него глаз и следила за каждым его движением.

- Посоли себе суп! Не так ложку держишь! Отодвинь от себя салатник, а то рукавом зацепишь! Не мигай глазами!

А он торопливо ел и ежился под ее взглядом, как кролик под взглядом удава. Ел он с женой постное и то и дело взглядывал с вожделением на наши котлетки.

- Молись! - сказала ему жена после обеда. - Благодари братца.

Пообедав, Хлыкина пошла в спальню отдохнуть. По уходе ее Докукин схватил себя за волосы и заходил по комнате.

- Ну, да и несчастный же ты, братец, человек! - сказал он Досифею, тяжело переводя дух. - Я час посидел с ней - замучился; каково же тебе-то с ней дни и ночи... ах! Мученик ты, мученик несчастный! Младенец ты вифлеемский, Иродом убиенный!

Досифей замигал глазками и проговорил:

- Строги они, это действительно-с, но должен я за них денно и нощно бога молить, потому - кроме благодеяний и любви я от них ничего не вижу.

- Пропащий человек! - махнул рукой Докукин. - А когда-то речи в собраниях говорил, новую сеялку изобретал! Заездила ведьма человека! Эхх!

- Досифей! - послышался женский бас. - Где же ты? Поди сюда, мух от меня отгоняй!

Досифей Андреич вздрогнул и на цыпочках побежал в спальню...

- Тьфу! - плюнул ему вслед Докукин.



Антон Чехов - ПОСЛЕДНЯЯ МОГИКАНША, читать текст

См. также Чехов Антон - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

ПОСЛЕ ТЕАТРА
Надя Зеленина, вернувшись с мамой из театра, где давали Евгения Онеги...

ПОЦЕЛУЙ
20-го мая, в 8 часов вечера, все шесть батарей N-ой резервной артилле...