Антон Чехов
«НАДЛЕЖАЩИЕ МЕРЫ»

"НАДЛЕЖАЩИЕ МЕРЫ"

Маленький, заштатный городок, которого, по выражению местного тюремного смотрителя, на географической карте даже под телескопом не увидишь, освещен полуденным солнцем. Тишина и спокойствие. По направлению от думы к торговым рядам медленно подвигается санитарная комиссия, состоящая из городового врача, полицейского надзирателя, двух уполномоченных от думы и одного торгового депутата. Сзади почтительно шагают городовые... Путь комиссии, как путь в ад, усыпан благими намерениями. Санитары идут и, размахивая руками, толкуют о нечистоте, вони, надлежащих мерах и прочих холерных материях. Разговоры до того умные, что идущий впереди всех полицейский надзиратель вдруг приходит в восторг и, обернувшись, заявляет:

- Вот так бы нам, господа, почаще собираться да рассуждать! И приятно, и в обществе себя чувствуешь, а то только и знаем, что ссоримся. Да ей-богу!

- С кого бы нам начать? - обращается торговый депутат к врачу тоном палача, выбирающего жертву. - Не начать ли нам, Аникита Николаич, с лавки Ошейникова? Мошенник, во-первых, и... во-вторых, пора уж до него добраться. Намедни приносят мне от него гречневую крупу, а в ней, извините, крысиный помет... Жена так и не ела!

- Ну что ж? С Ошейникова начинать, так с Ошейникова, - говорит безучастно врач.

Санитары входят в "Магазин чаю, сахару и кофию и прочих колоннеальных товаров А. М. Ошейникова" и тотчас же, без длинных предисловий, приступают к ревизии.

- М-да-с... - говорит врач, рассматривая красиво сложенные пирамиды из казанского мыла. - Каких ты у себя здесь из мыла вавилонов настроил! Изобретательность, подумаешь! Э... э... э! Это что же такое? Поглядите, господа! Демьян Гаврилыч изволит мыло и хлеб одним и тем же ножом резать!

- От этого холеры не выйдет-с, Аникита Николаич! - резонно замечает хозяин.

- Оно-то так, но ведь противно! Ведь и я у тебя хлеб покупаю.

- Для кого поблагородней, мы особый нож держим. Будьте покойны-с... Что вы-с...

Полицейский надзиратель щурит свои близорукие глаза на окорок, долго царапает его ногтем, громко нюхает, затем, пощелкав по окороку пальцем, спрашивает:

- А он у тебя, бывает, не с стрихнинами?

- Что вы-с... Помилуйте-с... Нешто можно-с!

Надзиратель конфузится, отходит от окорока и щурит глаза на прейскурант Асмолова и КЊ. Торговый депутат запускает руку в бочонок с гречневой крупой и ощущает там что-то мягкое, бархатистое... Он глядит туда, и по лицу его разливается нежность.

- Кисаньки... кисаньки! Манюнечки мои! - лепечет он. - Лежат в крупе и мордочки подняли... нежатся... Ты бы, Демьян Гаврилыч, прислал мне одного котеночка!

- Это можно-с... А вот, господа, закуски, ежели желаете осмотреть... Селедки вот, сыр... балык, изволите видеть... Балык в четверг получил, самый лучшшш... Мишка, дай-ка сюда ножик!

Санитары отрезывают по куску балыка и, понюхав, пробуют.

- Закушу уж и я кстати... - говорит как бы про себя хозяин лавки Демьян Гаврилыч. - Там где-то у меня бутылочка валялась. Пойти перед балыком выпить... Другой вкус тогда... Мишка, дай-ка сюда бутылочку.

Мишка, надув щеки и выпучив глаза, раскупоривает бутылку и со звоном ставит ее на прилавок.

- Пить натощак... - говорит полицейский надзиратель, в нерешимости почесывая затылок. - Впрочем, ежели по одной... Только ты поскорей, Демьян Гаврилыч, нам некогда с твоей водкой!

Через четверть часа санитары, вытирая губы и ковыряя спичками в зубах, идут к лавке Голорыбенко. Тут, как назло, пройти негде... Человек пять молодцов, с красными, вспотевшими физиономиями, катят из лавки бочонок с маслом.

- Держи вправо!.. Тяни за край... тяни, тяни! Брусок подложи... а, черт! Отойдите, ваше благородие, ноги отдавим!

Бочонок застревает в дверях и - ни с места... Молодцы налегают на него и прут изо всех сил, испуская громкое сопенье и бранясь на всю площадь. После таких усилий, когда от долгих сопений воздух значительно изменяет свою чистоту, бочонок, наконец, выкатывается и почему-то, вопреки законам природы, катится назад и опять застревает в дверях. Сопенье начинается снова.

- Тьфу! - плюет надзиратель. - Пойдемте к Шибукину. Эти черти до вечера будут пыхтеть.

Шибукинскую лавку санитары находят запертой.

- Да ведь она же была отперта! - удивляются санитары, переглядываясь. - Когда мы к Ошейникову входили, Шибукин стоял на пороге и медный чайник полоскал. Где он? - обращаются они к нищему, стоящему около запертой лавки.

- Подайте милостыньку, Христа ради, - сипит нищий, - убогому калеке, что милость ваша, господа благодетели... родителям вашим...

Санитары машут руками и идут дальше, за исключением одного только уполномоченного от думы, Плюнина. Этот подает нищему копейку и, словно чего-то испугавшись, быстро крестится и бежит вдогонку за компанией.

Часа через два комиссия идет обратно. Вид у санитаров утомленный, замученный. Ходили они не даром: один из городовых, торжественно шагая, несет лоток, наполненный гнилыми яблоками.

- Теперь, после трудов праведных, недурно бы дрызнуть, - говорит надзиратель, косясь на вывеску "Ренсковый погреб вин и водок". - Подкрепиться бы.

- М-да, не мешает. Зайдемте, если хотите!

Санитары спускаются в погреб и садятся вокруг круглого стола с погнувшимися ножками. Надзиратель кивает сидельцу, и на столе появляется бутылка.

- Жаль, что закусить нечем, - говорит торговый депутат, выпивая и морщась. - Огурчика дал бы, что ли... Впрочем...

Депутат поворачивается к городовому с лотком, выбирает наиболее сохранившееся яблоко и закусывает.

- Ах... тут есть и не очень гнилые! - как бы удивляется надзиратель. - Дай-ка и я себе выберу! Да ты поставь здесь лоток... Какие лучше - мы выберем, почистим, а остальные можешь уничтожить. Аникита Николаич, наливайте! Вот так почаще бы нам собираться да рассуждать. А то живешь-живешь в этой глуши, никакого образования, ни клуба, ни общества - Австралия, да и только! Наливайте, господа! Доктор, яблочек! Самолично для вас очистил!

-

- Ваше благородие, куда лоток девать прикажете? - спрашивает городовой надзирателя, выходящего с компанией из погреба.

- Ло... лоток? Который лоток? П-понимаю! Уничтожь вместе с яблоками... потому - зараза!

- Яблоки вы изволили скушать!

- А-а... очень приятно! Послушш... поди ко мне домой и скажи Марье Власьевне, чтоб не сердилась... Я только на часок... к Плюнину спать... Понимаешь? Спать... объятия Морфея. Шпрехен зи деич, Иван Андреич.

И, подняв к небу глаза, надзиратель горько качает головой, растопыривает руки и говорит:

- Так и вся жизнь наша!

Антон Чехов - НАДЛЕЖАЩИЕ МЕРЫ, читать текст

См. также Чехов Антон - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :