Василий Авсеенко
«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ»

"ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ"

ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ.

Марья Михайловна Перволина не отказалась от своей идеи. Первый неудачный опыт не расхолодил ее, а только убедил, что она не так взялась за дело.

- Да, да, мы не так взялись за дело, - говорила она мужу, который, порядочно выиграв в предыдущий вечер за "разбойничьим" столом, находил, что чертовски везет, когда жена хочет помешать ему играть в карты, и потому заранее готов был согласиться на все дальнейшие опыты. - Мы не так взялись. К новым идеям и порядкам надо приучать исподволь, незаметным образом. Я теперь устрою иначе. Никакой насильственной ломки установившихся традиций. Ломберные столы будут раскрыты, карты и мелки положены - садитесь, кому угодно. И представь себе никто не сядет, а все будут толпиться тут, в большой гостиной, перед роялем. Я устрою домашний концерт!

Перволин несколько оторопел. Такой макиавелистической меры он не ожидал. Ведь если, в самом деле, в гостиной будет концерт, это может разрушить даже партию "разбойничьего" стола. Ведь даже генерал Трезубов, винтящий по пяти копеек, уверяет, что он больше всего на свете любит музыку. А жена, когда возьмется за что нибудь, ее не уймешь; она способна пригласить Фигнера, или Гофмана. К счастью, кажется, их теперь нет в Петербурге.

- Домашний концерт? - переспросил Перволин с легким оттенком протеста в голосе, - Но ты не подумала, мой друг, как это трудно, с какими хлопотами сопряжено...

- Это уж мое дело, я сама все устрою, - возразила Марья Михайловна. - Ты только никого не предупреждай об этом. Можешь, впрочем, сообщать, что будет немножко музыки, так, между робберами.

И Марья Михайловна принялась хлопотать: ездила с утра до обеда, вела какие-то таинственные совещания с господином, смахивавшим на тапера, и познакомилась зачем-то с музыкальным рецензентом. Мужа она не беспокоила, и только однажды спросила:

- Нет-ли у тебя в департаменте чиновников с малороссийскими фамилиями? У них часто хорошие голоса бывают; можно было бы на скорую руку хор составить.

Перволин ответил, что малороссийских фамилий между чиновниками у них много, но относительно голосов ничего не знает; впрочем обещал похлопотать.

- Ну, так как-же? - полюбопытствовал он в день раута; - будет у нас концерт сегодня?

- Будет, и еще какой! Мне очень повезло на первый раз, - ответила Марья Михайловна. - Представь себе, что даже из оперной труппы один тенор обещал приехать. Только просил, чтоб не очень жарко было, потому что не может петь в разреженном воздухе.

- Если хороший тенор, так не приедет, - скептически отозвался Перволин. - Ну, а затем кто?

- Много еще будет. Хор балалаечников будет.

- Как, балалаечники? - почти испугался Перволин, вспомнив опять генерала Трезубова, который говорил, что готов ни пить, ни есть, а только слушать балалаечников.

- Да. Не те, конечно, знаменитые, а другие, новенькие. Новый хор составился, из членов бумагопрядильного потребительного общества. Но совершенно также хорошо играют, как и андреевские.

- А-а, другие! - несколько успокоился Перволин. - А дальше?

- Дальше у меня намечено много маленьких номеров, вокальных и инструментальных. Из немецкой оперы бас будет. Мишуткина романс споет, это будет новостью для всех.

- Это что-же за Мишуткина такая?

- Чудное сопрано. Она на закрытых дебютах общее внимание на себя обратила. Подучиться надо, а то-бы сейчас приняли в труппу. И еще много, много. Я прикидывала с Водопойловым...

- С Водопойловым?..

- Ну, да, это такой музыкальный рецензент есть, в самых лучших газетах пишет. Я с ним прикидывала, и выходит, что даже нельзя всю программу исполнить: восемь часов требует. Придется кое-что отложить до следующего вечера.

* * *

Гости, снова собравшиеся к Перволиным, были опять несколько озадачены переменой в гостиной: рояль был передвинуть на другое место, а перед ним расставлены в некотором порядке легкие стулья.

- Будет музыка? - спрашивали хозяина.

- Да, немножко, пока составятся партии, - отвечал успокоительным тоном Перволин.

Но он ошибался. Распространившееся известие о предстоящем концерте произвело на гостей совсем не то впечатление, какого он опасался. На всех лицах появилось такое выражение, какое бывает у очень сытых котов, когда их тихонько щекочут за ушами.

- А-а! - произносил каждый, осклабляясь и жмурясь.

Спрашивали, кто будет петь и играть. Перволин опять думал успокоить публику, отвечая, что "так, знаете, кое-кто, между прочим", и опять ошибся: ощущение щекотки росло и завораживало нервы. Все словно даже рады были, что дело обойдется без крупных знаменитостей, что они сами, по домашнему, будут ценить, хвалить, восторгаться и уверять друг друга, что еслибы такому-то поучиться, то он достиг-бы Рубинштейна, а у такой-то голос плохо поставлен, но само по себе этакое сопранище - единственное в мире.

Даже старая теща, княгиня Ветлужская, ничего не имела на этот раз против затеи дочери, а генеральша Спиридова, глухая на оба уха, сообщала всем, что музыка до такой степени божественно на нее действует, что она даже от зубной боли ничем другим не лечится, кроме шопеновских ноктюрнов и листовских рапсодий.

Генерал Трезубов совсем смутил Перволина; он выбрал самое большое и покойное кресло, вдвинул его в ряды легких стульев, и заявил решительным тоном, что винтить сегодня не будет. И как бы в доказательство безотменности такого решения, вынул из обоих ушей кусочки морского каната, которые обыкновенно вкладывал туда для предохранения головы от ревматизма.

В гостиную, между тем, то и дело входили незнакомые обычным посетителям лица. Мужчины отличались, по большей части, усами необычайной величины, и несколько странным покроем фраков: либо до крайности узких, либо таких широких, точно их пригоняли не на каждого лично, а на всех вообще. Дамы еще в передней, перед маленьким зеркалом, наводили на лицо несменяемую улыбку, и так с этой улыбкой входили в гостиную, принимали приветствия хозяев и усаживались на места. Девица Мишуткина, маленькая, толстая, с необычайно развитым бюстом и слоями пудры на темнобуром лице, впорхнула с наклоненной вбок головой, и с таким восторженным выражением, как будто она не вошла, а внесена на руках заранее благодарной толпой.

Марья Михайловна, удовлетворяя общему нетерпению, подала руку стоявшему подле нее небольшому пузатенькому человечку, и торжественно подвела его к роялю.

- Мосье Никодимов, наш знаменитый пианист, будет так любезен, сыграет нам увертюру из оперы "Камаринский мужик", объявила она.

Мосье Никодимов повернулся зачем-то к публике, потом перевернулся к роялю, сел, и короткие руки его пришли в движение. Гостиная наполнилась звуками поражающего тона. Клавиши прыгали, струны гудели и стонали, и вообще чувствовалось нечто такое, как будто все четыре стихии пришли в борьбу между собою.

- А? каково? - обращались друг к другу гости. - Силища, силища-то какая! Конечно, не Рубинштейн, но уверенность и яркость игры поразительная.

Никодимова сменил тенор, пожилой и плешивый блондин весьма не молодых лет. Он, к удивлению, пел как будто дискантом, поминутно прикладывал носовой платок ко лбу, и делал затем странное движение рукой, словно командовал самому себе: раз, два!

Рецензент Водопойлов, несколько опасавшийся за него, шмыгал между столпившимися у стен и дверей, и говорил всем:

- Голос немножко пострадал, это очевидно, но за то сколько задушевности! Какая подкупающая манера! Он не изнежит вашего слуха, но за то много скажет вашему сердцу.

К роялю подвели девицу Мишуткину. Она долго стояла, поджимая локти, улыбаясь, густо чернее под пудрой, потом запрокинула голову, зажмурила глаза, и наконец ринулась в море звуков с таким точно видом, будто кидалась в воду.

При первых звуках феноменального сопрано, походившаго, впрочем, на обыкновенный визг, все, что было в доме у Перволиных, столпилось в большой гостиной. Из-за единственных двух столиков, где составился винт, партнеры выскочили, как на пожар. Прислуга столпилась в передней, и подымаясь на ципочках, заглядывала через головы господ в храмину, посвященную на нынешний вечер высокому искусству.

Восторженное напряжение публики достигло оцепенения. Никто не позволил-бы себе произнести слова: только иногда подталкивали друг друга локтем и обменивались упоенными взглядами.

После бури рукоплесканий и криков: bis! - опять пение, и опять, и опять. Наконец как будто все успокоилось.

- Вся на верхнем регистре! - объяснял восторженным тоном рецензент Водопойлов. - Средний слаб, я согласен, но каковы верхи!

Гости разделяли мнение и настроение Водопойлова. Это точно, среднего регистра нет, но верхи изумительные. Конечно, ей надо подучиться, школа плохая, уменья никакого. Поет как охтенская огородница, но ведь самородок, вот что дорого. Интересно, очень интересно было познакомиться с таким голосом. Спасибо Марье Михайловне, истинное наслаждение доставила.

Концерт продолжался. Оперный тенор, не любивший петь в разреженном воздухе, не приехал. Немецкий бас тоже. Балалаечники потребительного общества надули. Но это ничему не повредило. Концерт продолжался, продолжался, продолжался. Публика пришла в такое состояние, что готова была требовать, чтоб каждый из гостей по очереди что нибудь спел или сыграл.

Заставили Марью Михайловну пробренчать какую-то сонату. Вывели бонну немку, сконфуженную, раскрасневшуюся, со слезами счастья на глазах, и убедили что-то спеть.

До самого ужина все оставались на местах. В антрактах между номерами обменивались замечаниями:

- А ведь недурно? В конце как-то скомкал. Но приятное туше, очень приятное.

- И выбор пьес мне нравится: новенькое что-то.

- Что вы, это из этюдов Черни.

- Правда? А мне и не вдомек. Но как вам поправился предыдущий, скрипач?

- Чудный смычек, мог бы концерты давать. Душа в его игре есть, настроение.

- А контральто, в черном платье с кружевами? На казенную-бы сцену ей.

- Верно сказали. Стара только немножко.

- А Мишуткина, если подучится, со временем знаменитостью будет. По Европе турне будет делать.

- В Европе-то нынче голосов нет, дребедень одна. Хозяйку вечера восторженно благодарили за доставленное наслаждение. Она торжествовала, и даже велела подать две запасные бутылки шампанского, которые раньше думала сэкономить.

- Ведь вот, чем хороши такие вечера, - заметил один из гостей: - слушаешь себе, слушаешь, и ни о чем тебе не надо думать. Ни разговору от тебя не требуют, ни занимательности этой. Мозги-то лежат у тебя в голове, как старуха на печи.

Перволин был несколько озадачен как успехом новой затеи жены, так в особенности тем, что несмотря на все старания, ему не удалось сыграть ни одного роббера.

- Скажи пожалуйста, ты намерена и дальше такие вечера устраивать? - спросил он жену, когда последний из гостей убрался, напевая слышанный час назад мотив.

- О, разумеется... Это вышло так удачно, не правда-ли? с восхищением воскликнула Марья Михайловна.

Перволин с задумчивым видом повел бровями.

- Гм... Правда-то правда, но я думаю... не лучше-ли нам поехать заграницу? В Петербурге все снег да морозы, надоело мне... - проговорил он брюзжащим тоном.

Василий Авсеенко - ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - ДОМАШНИЙ КОНЦЕРТ, читать текст

См. также Авсеенко Василий - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - ЗАПИСКА
ЗАПИСКА. Как всегда постом, вторник у Енсаровых был очень многолюден. ...

ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - КАНИКУЛЫ
КАНИКУЛЫ. Завтрак уже подан на стол, но хозяйка еще не вышла. Она сиди...