Василий Авсеенко
«ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - АЛЧУЩИЕ И ЖАЖДУЩИЕ»

"ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - АЛЧУЩИЕ И ЖАЖДУЩИЕ"

АЛЧУЩИЕ И ЖАЖДУЩИЕ.

В течении целого дня, к подъезду большого дома то и дело подъезжают извозчики с седоками и чемоданами. Седоки разные: мужчины и женщины, молодые и пожилые, но все более или менее плохо одетые, с печатью провинциальности во всей внешности, с выражением не то растерянности и оторопелости, не то какого-то радостного испуга на лицах. Попадаются особенные, резко бросающиеся в глаза костюмы: то сибирская доха, мехом наверх, то кавкасская бурка, из под которой торчит конец Бог весть для чего подвешенного кинжала, то какое-то длинное рыжее пальто, о котором ни один петербургский портной не умел бы сказать, какого оно фасона, то наконец дамская тальма, отделанная такими странными бисерными и стеклярусными паучками, каких не найти во всей Перинной линии. Чемоданы тоже разные: большие, плоские, с протертыми углами и наклеенными билетиками от всех станций отправления, перевязанные веревками корзины, вышитые гарусом мешки, и наконец просто узелки, неумело обмотанные ремешками с оторванными пряжками.

Все это, люди и чемоданы, исчезает в широком подъезде, и размещается по комнатам и каморкам, расположенным по длинным и скверно пахнущим коридорам.

Не совсем опрятные лакеи и безобразного вида горничные бегают с утра с сапогами, половыми щетками и подносами. По углам коридоров дребезжат звонки. Из номеров доносятся разговоры, окрики на прислугу, хлопанье плохо действующих педалей умывальников. Иногда какая-нибудь дверь быстро отворяется, вылетает фигура в порыжелом пальто и резиновых калошах, и торопливо, с напряженной озабоченностью в лице, спускается с лестницы.

"- Только бы застать дома", - думает фигура. - "Пятый раз хожу, и все дома нет. Ну, а сегодня я пораньше поднялся, наверное застану. Посмотрим, что скажут. Неужели не надо? Есть нужно, работать хочется. Неужто так ни при чем и останусь?"

Напряженная озабоченность вообще читается на лицах всех многочисленных обитателей и обитательниц дома. Никто здесь не расположился, не устроился; все живут изо дня в день, в тревожном ожидании местечка, ангажемента, работы. За этим и приехали. Провинция каждый день высылает сюда все новые и новые партии ищущих труда, удачи, т. е. денег, каких-нибудь денег, хоть самых маленьких, лишь-бы перебиться "пока" - а там наверное что-нибудь выйдет, отыщется, потому что где-же и найти, как не в Петербурге?

Молоденькая, недурненькая собою девушка, в шерстяной блузочке, с нерасчесанными еще волосами, пробежала по коридору и стукнула в дверь N 17. Не дождавшись, пока ей ответили, она уже просунула голову, и увидав обитательницу номера сидящею перед установленным на комоде зеркальцем, вошла в комнату.

- Здравствуйте. Принесли вам газету? - спросила она.

- Вон там на столе. И мое, и ваше объявления вышли, - ответила ей сидевшая перед зеркалом.

Вошедшая бросается к газете, не без труда находит свое объявление, долго много раз читает его, и лицо ее принимает почти радостный вид.

- Ну, теперь надо ждать. Я думаю так сделать: мы будем выходить из дому по очереди. Если без вас кто придет, я выйду переговорить; если без меня - вы переговорите, - предложила соседка.

- Вы кофе пили?

- Нет еще. А вы, Рузова?

- Садитесь, будем вместе пить.

За кофе обе соседки возбуждены и говорят на перебой.

- Вы счастливица, замужем были, вам не страшно поступить в чужой дом, - позавидовала девушка. - А я ужасно боюсь: вдруг ко мне приставать станут.

- А вы смотрите только, со средствами человек, или без средств? - посоветовала дама. - Если со средствами, так пускай себе пристает, вам-же лучше: подарки будет делать, баловать будет. Вот, вы не посоветовались со мной, а надо было совсем не так объявление составить. "Приезжая особа ищет места лектрисы или письменных занятий" - кому это нужно? Никто и не поинтересуется придти взглянуть на вас. Подумают, старая какая-нибудь, или рожа.

- А как-же надо было? - спросила девушка.

- Очень просто: "Молодая особа желает быть чтицей у одинокого", - объяснила дама. - А не то прибавить: "симпатичной наружности", или в таком роде. Вот, меня будут разыскивать, потому что я напечатала: "Молодая красивая особа желает заведовать хозяйством у вдовца, на выгодных условиях". По такой публикации непременно будут разыскивать. А если ничего не выйдет, я по-французски напечатаю; это еще лучше.

Лицо девушки печально вытянулось.

- Нет, я так не соглашусь; я буду искать места к даме, - сказала она.

- Ну, и проищете, пока последнюю юбку в ломбард снесете. Или к такой даме попадете, которая хуже мужчины.

Кто-то из соседней комнаты постучал в стену.

- Это барынька из Одессы, сбежала от мужа, хочет на сцену поступить, - объяснила жилица N 17. - Я дома, зайдите! - крикнула она громко.

Через минуту вошла молодая женщина, несколько восточного типа, с большими глазами и яркими губами. Рузова представила ей девушку и спросила:

- Ну, как дела?

- Ах, уж не знаю, что вам сказать, ответила та. - Предлагают на выходные роли. Это бы еще ничего, я сама понимаю, что нельзя-же сразу. Но жалованье, можете себе представить, 20 или 25 рублей. Посудите, как-же я могу жить на эти деньги?

- Очень хорошо можно жить, - возразила Рузова. - Актриса Мигалова роскошно живет, а получает в театре 20 рублей в месяц. И она собой гораздо хуже вас.

Одесситка вспыхнула и сделала серьезное лицо.

- Очень может быть, но я на это не пойду, - сказала она. - Я сейчас побываю у одного директора, который соглашается принять меня на амплуа гранд-кокет.

- Так в чем же остановка? - немножко иронически спросила Рузова.

- Он говорит, что я должна иметь роскошные туалеты; а откуда я возьму их, если в случае удачного дебюта всего-то жалованья полагается сто рублей.

- Ну, вот видите. И выходит, что я верно говорю. Будь я такая красивая, как вы, я-бы сама из последнего за выход заплатила-бы, потому что на сцене в три дня можно великолепную карьеру сделать.

Девушка, до сих пор молча вслушивавшаяся в разговор, стремительно обратилась к одесситке:

- Скажите, а меня взяли-бы в труппу на 25 рублей?

Та посмотрела на нее улыбаясь, и ответила:

- Очень может быть; хотите, поедем вместе к моему директору?

- Ах, пожалуйста. В самом деле, может быть из меня вышла-бы актриса? Раздались три удара в дверь. Девушка, вспомнив, что она одета по домашнему, бросилась за ширмы.

Вошел пожилой господин, довольно приличной внешности. При виде двух дам вместо одной, он выразил на лице приятное удивление.

- Это вы, сударыня, ищете выгодного амплуа? обратился он к одесситке.

- А вы директор? - спросила та в свою очередь. Вошедший несколько удивленно поднял брови.

- Да, я директор, - ответил он.

- Какого театра?

- Театра? Я директор акционерного общества, сударыня, а не театра. Впрочем, если угодно, большой также любитель сценического искусства. Рузова рассмеялась.

- Вы по публикации? Это ко мне, сказала она.

* * *

В конце коридора, в маленькой комнате, перед столиком с двумя бутылками пива, сидит пожилой господин с гладковыбритым лицом, по которому в нем сразу можно узнать актера. По крошечному пространству между столиком и дверью прохаживается молодой человек, с папироской в руке.

- Помилуйте, на выходные роли, сорок рублей жалованья, - говорит он, нервно затягиваясь окурком. - Разве я для этого сюда ехал? Я в провинции получал семьдесят пять рублей, так ведь там дешевизна. Там жизнь ничего не стоит: за три рубля в неделю я имел комнату с обедом. А тут трех рублей на день не хватает. Или, например, прачка принесла счет в два с полтиной: по четвертаку за крахмальную сорочку дерет. А я сорочку должен каждый день менять, у меня амплуа такое...

- Врешь, ты на вторые роли, - произнес пожилой актер.

- Так что-ж, что на вторые? все-таки я любовник, - возразил молодой человек.

- Любовник, да не первый. Второму любовнику сорочка на два дня полагается.

- Нет, Афанасий Иванович, я так не могу. Я актер с гардеробом. У меня фрак постоянный, собственный. У меня четыре перемены "фантази", да еще посторонних брюк две пары. С таким гардеробом нельзя идти на сорок рублей. Мне обзаведенье чего стоило,

- Обзаводила-то тебя купчиха Дарья Викуловна.

- И пускай так, а все-таки я обзаведенье-то сохранил. А вот вам, Афанасий Иванович, енотовую шубу в бенефис поднесли, а позвольте узнать, где она у вас? У трактирщика Василия Ермолаевича на плечах, вот где.

- Ну, и что-ж такое? Мне иначе нельзя было: я тогда кончал. Еслиб я не кончил тогда, мне бы и в Петербург не попасть: на полустанке застрял-бы. А как я там кончил, так теперь хоть до Рождества могу работать.

- Да где работать-то? Много вы сыскали работы? В двух театрах отказ получили.

- Опоздал. Кончал очень долго, оттого и опоздал. Комплекты заполнены, а иначе я теперь уж гремел-бы. Ты пойми: я комик-резонер. Это столбовое амплуа, не то что второй любовник.

- Комик вы, точно.

- Да, душа моя. Жаль мне тебя, пропадешь ты тут в Петербурге. Одно разве выручит: рожица у тебя смазливая.

Молодой человек швырнул в угол окурок, наклонился к маленькому зеркальцу и посмотрелся.

- Кажется, не совсем урод, - произнес он довольным тоном. - Да знаете, Афанасий Иванович, женщины здесь не те, как у нас в провинции. Подозрительны очень. И на актеров тут уж очень насмотрелись, ни во что ставят.

Афанасий Иванович презрительно надул щеки.

- Набаловали вас купчихи-то. Ишь, любовники! С гардеробами ездят, словно опереточные актриски, - проворчал он. А у меня, вот, рубашка вторую неделю на теле. Так ведь у меня амплуа серьезное. Ты думаешь, я места не найду? Врешь, сейчас найду. На гастроли в клубы пойду. А не то народные театры. Их, говорят, с десяток будет. С руками оторвут. Садись, Миша, пей. Я еще спрошу. Я по числу театров спрошу. Сколько театров, столько бутылочек.

Молодой человек присел и с удовольствием выпил стакан.

- Ах, Афанасий Иванович, но сколько же этой бедноты голодной по Петербургу рыщет, страсть! - заговорил он, раскуривая новую папироску. - Ведь вот хоть бы тут, в этом доме: сверху до низу все набито алчущими и жаждущими. В каждом номере голодный рот торчит, проживает последнюю копейку, и все думает: вот-вот найду что-нибудь, устроюсь как-нибудь. И кого, кого только нет! Рядом со мною, на чердаке, отставной полковник живет, старый, едва ноги волочит, а притащился в Петербург, говорит: хочу какое-нибудь дело найти себе. Тут, через комнату от вас, второй месяц старушка проживает с четырьмя взрослыми дочерьми: дома, говорит, ничего не заработаешь, так я в Петербург приехала, тут дочки занятие найдут, которая по урокам будет бегать, которая по письменной или конторской части. Публиковала их всех, да никто не спрашивает. А что всякого театрального бабья тут набилось, страсть! Иная и в театре-то еще никогда не была, а на сцену думает поступить. Сегодня двух выпроваживали на улицу: заплатить нечем, и на обратную дорогу нет. Чем только все они покончат, одному Господу Богу известно.

Комик-резонер налил два стакана. - А ты пей, - предложил он. - Умствование-то свое спрячь в карман. Сказано: не пецитеся об утреви...

Василий Авсеенко - ПЕТЕРБУРГСКИЕ ОЧЕРКИ - АЛЧУЩИЕ И ЖАЖДУЩИЕ, читать текст

См. также Авсеенко Василий - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :