Письмо Лескова Н. С.
П. К. Щебальскому - 23 февраля 1875 г., Петербург.

Я почти такого ответа и ждал от Вас, уважаемый Петр Карлович, и ответ сей признаю справедливым, тем более что "грязная история", раскрываясь, обнаруживает такую тину, что от нее надо желать быть только подальше. Бобоша пал бесславно и низко и сносит свое падение со всей гадостью души мелкой и ничтожной, визжит как высеченный щенок и не находит в себе сил обратиться к универсальному средству наших опальных дедов сбежать в свои местности на Галиче и дать стихнуть мерзкому скандалу, доколе его заменит новый, еще мерзейший. Нет: он жалуется, что "взял не в том смысле, не как взятку (или, по выражению покойного Н. И. Соловьева, "братку"), а как гонорар вперед за свое перо"...

Понимаете, что все это делает его еще более жалким и смешным и ничему не помогает, но он все бьется устоять на этом и хлопочет, чтобы его "принимали". На 4-й день скандала он собрался в Москву к Каткову, которому в эти дни писал 3 письма и 2 депеши и ни на письма, ни на депеши ответа не получил. Насколько меня спрашивали, я не советовал и ехать, тем более что ко мне явился кн. Шаликов с предсказанием, что Катков Бобку не примет. "Пусть-де прежде очистится". Однако он поехал, и вот уже неделя, как сидит там и все оросится впустить, а тот ему не отвечает и к себе не пускает. Я говорил Шаликову, что ведь, однако же, он оказывал Михаилу Никифоровичу большую преданность, нельзя быть с ним чересчур суровым, но Шаликов только сделал удивленные глаза и отвечал: "За что деньги заплочены"...

Так этот Бобо и теперь там и пишет оттуда жене, что "надо туда совсем переехать", все вероятно из того, чтобы встретиться с Михаилом Никифоровичем хоть на бульваре и броситься ему в ноги (чего Бобо, несомненно, желает и что привести в исполнение может). Еничку напрасно сожалеете: его фонды стоят высоко, и его во всем оправдывают: "его-де вывели из терпения". Он давно расстроился со своим антрепренером и, прекратив с ним свидания, начал ссылаться письмами: в этой-то корреспонденции и вскрылось все дело. Баймаков написал в одном письме, что он не может отдать Каткову газету за 120 т., потому что кроме сих 120 он "дал обязательство выплатить 50 т. одному известному лицу в министерстве". Еничка списал с этого письма 4 копии и послал их одну Каткову, одну гр. Толстому, третью в III отд., а четвертую самому государю. Таким образом, все вдруг было обнято. Следствие (негласное) производил Потапов, и Бобо выгнан в 24 часа, со снятием с него даже придворного звания. Перед рассылкою сих депеш Енька держал совет с Феклистом и подозрительным нарцизом, которые "недоумевали, кто это известное лицо", и будто опасались, не наводит ли это тень на них, и присоветовали все вскрыть...

Таким образом, за Христа невинного один Пилат умыл руки, а за проворовавшегося Бобу трое измылися. Теперь Баймаков за этот месяц прислал Еньке вместо 500 р. всего 150, прибавив, что и "это много". Оказывается, что у них никакого письменного условия нет; но как они развяжутся, это интересно, ибо выражена высокая воля, чтобы Енька был укреплен на этом месте; Баймаков же не отступается от газеты, если ему не возвратят его гласных и негласных расходов, всего 200 тысяч. Всего этого я не знал, когда писал Вам, а теперь с ужасом обоняю это смердящее болото и, конечно, не хотел бы видеть Вас в тумане его испарений. Бобо свое условие на 60 т. 12-тилетней аренды, разумеется, уничтожил и получил только 5 т. за первый год, но и в них дал расписку, которая представлена к делу. Желая выручить расписку, он дал Баймакову на 5 т. заручных векселей Кушелева, и Баймаков векселя взял, а расписки не отдал и теперь по векселям взыскивает, и уже 1 т. взыскал. Общество выражает свое великолепное негодование, не разбирая, что оно негодует не на мерзость поступка, но на его глупую неловкость, и злорадство непойманных плутов отвратительнее изловленного неумелого Бобки, который тем провинился, что вошел в сделку письменную, а не взял "братку" наличными и не свез их в банк...

До чего все это отвратительно рассказать Вам не могу: это падение заносчивого хлыща с его двухаршинной высоты взбуравило такие нравственные подонки общественных страстей, что мнится, не стоят ли уже какие-нибудь вестготы за шлиссельбургскою заставою вашего сгнившего Рима? Что за подлые и жестокие сердца! что за низкие умы! Теперь недостает, чтобы Боба, возвратясь после своего московского сиденья, вскинулся на Каткова и Толстого и начал вскрывать какие-либо их тайности. Приступ к этому он уже сделал и обнаружил, что Катков хочет взять газету и Баймакова и иметь Еньку своим петербургским приказчиком, Теперь остается это доказывать, что и нетрудно. О фельетонистах тоже напрасно мечтать: всем редакциям "рекомендовано" ни одним словом не касаться этого дела, и "Голос" лишен права розничной продажи за самый отдаленный намек, заключающийся в словах: "мы, граф Салиас, не рапортуем там, где Вы рапортуете". Светские люди из кружка чистого гадливо молчат или говорят, что "Маркевич сделал для "Петербургских ведомостей" то самое, что он делал всегда для "Московских ведомостей", то есть продал министерство Баймакову, как продавал его Каткову". Правды тут, разумеется, мало, но нечто к делу идущее есть. О двухклассных школах сейчас ничего Вам не могу сообщить и сомневаюсь: есть ли их правила напечатанные? По крайней мере мы их очень недавно еще обсуживали, и я не думаю, чтобы они были уже готовы. Вашим всем кланяюсь. Внимания "Русского вестника" к себе не заметил и не надеюсь его заметить. Будьте здоровы и долгоденственны.

Ваш Л.

P. S. Над Енькою сбылась половина предсказания m-me Ленорман, записанное в "Некуда", теперь должна исполниться вторая половина: он должен быть "первым министром".

Письмо Лескова Н. С. - П. К. Щебальскому - 23 февраля 1875 г., Петербург., читать текст

См. также Лесков Николай Семёнович - письма и переписка :

И. С. Аксакову - 1 марта 1875 г., Петербург.
Только хотел писать Вам о покровительствуемой Вами г-же Щепиной, как п...

И. С. Аксакову - 19 марта 1875 г., Петербург.
Достоуважаемый Иван Сергеевич! Спешу написать Вам, что порученные Вами...