Письмо Фета А. А.
И. П. Борисову - 1851 г. октябрь

Любезный друг Ваня!

Я убежден, что переписка наша должна быть отдыхом, удовольствием, потребностью и никак не догматическою скукой принуждением, а потому-то я и беру большой лист и пишу сколько могу тесней; и надеюсь, что письма мои хотя в половину доставят тебе то удовольствие, с каким я постоянно читаю твои милые строки: письма к тебе мои единственные дневники; для себя их писать для этого я слишком мало эгоист и слишком много ленив, но тебе мне приятно высказываться, и я уверен, что если мы и не сойдемся в мыслях, ты все-таки поймешь мои в той мере, в какой я понимаю твои и дорожу ими. Как милы твои князья Новосельский и Касимовский. Но кажется, что мать-и-мачеха помогала, и все дело окончилось честным пирком да свадебкой. Значит, и ботаника Мценского уезда к чему-нибудь полезна. Но я сильно боюсь за дурные последствия действия таких злых кореньев не было бы порчи или чего подобного, оборони боже, хотя Подбелевец из давних времен славится искусными бабками, знахарками, ворожейками, угадками и проч. ученым людом. Да, Ваня, с тобой, мой друг, я люблю окунаться душой в ароматный воздух первой юности; только при помощи товарища детства душа моя об руку с твоей любит пробежать по оврагам, заросшим кустарником и ухающим земляникой и клубникой, по крутым тропинкам, с которых спускали нас деревенские лошадки, но один я никогда не уношусь в это детство: оно представляет мне совсем другие образы интриги челяди, тупость учителей, суровость отца, беззащитность матери и тренирование в страхе изо дня в день. Бог с ней, с этой, как выражается капитан Крюднер , паршивой молодостью.

Если ты имел право, бежавши созданного тобой идеала жизни и счастья, создать себе совершенно противоположную бледно-бесцельную жизнь, которою пробиваешься теперь, то отчего же мне не обратиться к жизни, для которой я не рожден, не вскормлен, не вспоен. Не будем обвинять никого это ребячество. Все люди одинаково дурны и хороши одни только более или менее умны восприимчивы к впечатлениям. Ты говоришь о каком-то "дождался" я, брат, ждал, ждал и теперь не жду, чего ждал. Я ждал женщины, которая поймет меня и дождался ее. Она, сгорая, кричала: "Au nom du del sauvez les lettres!" (Во имя неба, берегите письма! (фр.).) и умерла со словами: он не виноват, а я. После этого говорить не стоит.

Смерть, брат, хороший пробный камень. Но судьба не могла соединить нас. Ожидать же подобной женщины с условиями ежедневной жизни было бы в мои лета и при моих средствах верх безумия. Итак, идеальный мир мой разрушен давно. Что же прикажешь делать? Служить вечным адъютантом хуже самого худа; ищу хозяйку, с которой буду жить, не понимая друг друга. Может быть, это будет еще худшее худо но выбора нет. Если мне удастся устроить это дело к черту все переводы в Петербург, засяду в деревне стричь овец и доживать век. Если никто никогда не услышит жалоб моих на такое непонимание друг друга, то я буду убежден, что я исполнил свою обязанность, и только. Черт знает знать, моя жизнь в самом деле так плачевна, что лишь только я заболтаюсь с тобой про себя, так тотчас сойду на минорный тон. Если я женюсь в Екатеринославской губернии, то знаешь что? брось службу покупай имение рядом, да и сиди у меня, или я у тебя ей-ей это будет гораздо умней, чем добиваться черт знает чего. Трагический конец Богданова жалок, но он, быть может, имел цель. Все сознанное душой человека хорошо, но бессознательно действовать простительно только в тяжкие крутые минуты жизни и то в минуты понимаешь меня? Вот мой план для себя и для тебя. Я согласен без клеветы и неблагодарности, что там, дома, нас любят и мы их любим, но мы там лишние; у всякого есть местечко, куда его следует вставить, как в той растрепанной карте Америки, что была у вас с Сашей: Парагвай никак нельзя было влепить в Северную Америку или в Океан, а мы с тобой кусочки тоже атласа, только какой-то растерянной и разорванной части света. Имена надписаны но где целая карта неизвестно. То и к нам надо хотя своему столяру заказать дощечки подходящие к нам хотя и не больно-то хорошо, а уж карту, если подрисуем домашними красками, все лучше, чем валяться, брат. Никакого уважения нет к географической вещи; пожалуй, мальчишка вместо салазок привяжет к нитке, да и давай таскать по всем улицам.

Письмо Фета А. А. - И. П. Борисову - 1851 г. октябрь, читать текст

См. также Фет Афанасий Афанасьевич - письма и переписка :

И. П. Борисову - 1851 г. 21 октября
Спасибо, милая, хорошая моя, чернобровая, похожая на меня! что ты вспо...

И. С. Тургеневу - 1858 г.18 января. Москва.
Милый, дорогой Иван Сергеевич! Через четверть часа по получении Вашего...