Письмо Даля В. И.
Друзьям из похода в Хиву - 3 февраля 1840.


3-го Февр. В. А. не уедет прежде чем не успокоится на счет общего отправления. Тут покрайней мере у нас есть хлеб, и есть кой какие средства и пособия в руках; напереди одна гибель. У нас теперь падает до 150 и не менее 100 верблюдов в сутки; это на месте, без работы, что же было бы на походе? Долго мы обманывали сами себя, никто не смел думать, не только говорить о возврате; я записал однакоже, самою мелкою и нечеткою рукой, в записной книжке своей, 10-го Генваря: в первый раз сомневаюсь положительно в нашем успехе; верблюды так плохи, что не дойдешь. В. А. сильно колебался, сомневался, допрашивал всех, допытывал всякаго; все полагали, что идти надобно, что возвратиться никак и ни в каком случае нельзя, если бы даже положат головы; эту справедливость надобно отдать по крайней мере большей части офицеров и на этом основании отвечали всегда только уверениями и убеждениями; даже те, которые сами были уверены в невозможности, говорили безотчетно противное. Наконец, когда дело дошло до того, что надобно было двигаться вперед, когда сосчитали верблюдов, сочли убыль и разочли, что надобно поднять тогда горестная истина обнажилась и несбыточность заняла место надежды. С Эмбы пало у нас 2000 верблюдов; скажу вам, не отвечая за истину этого, что говорят сами Кайсаки: до 1000 верблюдиц между прочим ожеребились на походе, и естественно, что они уже из счету вон. Эти верблюдицы, равно и много плохих верблюдов, говорят Кайсаки, были подмемены после того, как вы их изволили осматривать; это, говорят они, случилось почти со всеми верблюдами, которые с наемщиками, а не с хозяевами. Впрочем, повторяю, и лучшие верблюды не выдержали, и к весне, без всякого сомнения, будут еще слабеть и худеть до нового подножного корму... Убитые у Ак-Булака Хивинцы доказывают собою, что сборы у них были большие; во 1-х, это не Кайсаки, а Хивинцы, Туркмены и Каракалпаки их отличают по одежде и в особенности по шапкам; во 2-х, все были одеты необыкновенно тепло, на всяком по шести и семи халатов, рубаха или нижний стеганный халат, стеганные наушники и портянки. Наездники действительно сидели на аргамаках, из них также один остался на поле битвы. Больных у нас в особенности в укреплениях много; всего до 600 челов. Из 1500 казаков, включая туда и артиллерию и дивизион 1-го полка, которые совсем не казаки, убыло больными и умершими около 60; а из 2750 чел. пехоты слишком 600. Люди 1-го полка также очень болеют и увеличивают в кавалерии число больных. Уральцев, кроме пяти, шести человек с отмороженными перстами и с ознобами, больных нет. Доселе замерз у нас один только солдат, и то здесь, на Акбулаке, ушедши в буран за дровами. Я удивляюсь еще, как народ так хорошо переносит стужу эту и недостаток топлива; у нас сегодня, 3-го Февр. опять 29°, и уже около двух недель все 22 и 24. Дров нет. Сожгли лодки, сожгли канаты, которые горят превосходно; пехота словно не живая; верите ли, что солдата нашего надобно не только одеть и обуть, но и завернуть, окутать и застегнуть; надобно научить его, как в походе варят на камыше кашу, как ставят котелки в один ряд и отгребают золу и прочее. Не смотря на все это, надобно сказать правду: даже и пехота наша повесила нос, когда объявили приказ о том, чтобы поворотить оглобли; казаки просились убедительно, чтобы их пустить одних, и старик Бизянов даже сам увлекся неуместным пылом этим и хотел кончить поход двумя полками Уральцев; только убедившись, что верблюды наши не донесут до Хивы продовольствие даже и для двух полков и что вся остальная часть отряда была бы не в состоянии дойти до Эмбы, еслибы отобрать всех лучших верблюдов, он увидел несбыточность своих предположений и вспомнил атамана Нечая и думного дьяка его, которого, как известно, повесили иа Дьяковых горах, против Рубежного, за то, что он не хотел идти на Хиву, а впоследствии отряд погиб там до последнего человека, на обратном пути. Теперь тоже: дойти двум полкам можно но назад как? Набег можно сделать за три, четыре перехода от операционной точки своей, но не за полторы тысячи. Чихачев у нас один из полезнейших людей в отряде; он взял на себя самую тяжелую, в военное время и самую неблагодарную часть: попечительство о больных. Он возится с ними день и ночь, не ест, не спит, и успел многих накормить, которые без него вероятно остались бы голодны, и обогреть таких, которые бы замерзли. Нам жаловаться не на что; в сравнении с рядовыми, мы знаем все трудности похода своего только по наслышке. Бай Мохамед, когда требовали чтобы он сказал положительно мнение свое о верблюдах наших, по прибытии на Ак-Булак, отвечал: "надежного на весь путь верблюда я не видал ни однаго." К этому он прибавил, что в такую жестокую зиму, верблюды дохнут сами по себе, на месте, без работы, не только на походе и под вьюком. Мы покидаем на Ак-Булаке более 1000 четвертей, частию и розданные, кому было угодно, не в зачет. Еслибы у нас не было на Эмбе продовольствия, а в Оренбурге помощи, то не знаю как бы мы дошли домой; кажется, не дошли бы вовсе. Я во всю жизнь свою, сколько помню, видел только раз или два побочные солнца, которые всегда предвещают жестокие стужи; ныне явление это было во всю зиму так обыкновенно, что под конец не обращало на себя почти никакого внимания. Несколько раз, при самом восходе солнца, являлось в одну секунду три солнца на горизонте.

В. Даль

Письмо Даля В. И. - Друзьям из похода в Хиву - 3 февраля 1840., читать текст

См. также Даль Владимир Иванович - письма и переписка :

Друзьям из похода в Хиву - 14 февраля 1840.
14-го Февр. В Дебатах (Journal des Debats) и других газетах, которые д...

Друзьям из похода в Хиву - 20 февраля 1840.
20-го Февраля 1840. Сидим на Эмбе и надеемся, со дня на день, увидеть ...