Письмо
Андрей Белый - В. Э. Мейерхольду - 22 августа 1927 г. Кучино.

Дорогой Всеволод Эмилиевич, ужасно жалею, что произошла такая незадача: я был у Вас в Горенках, а Вы чуть ли не накануне уехали 1. Был же я, между прочим, по неотложному делу; мне необходима была консультация с Вами, а может быть, и с автором Вашего проекта постановки (макет "спирали"), хотя бы 10-минутная, - консультация чисто техническая, без которой я просто не мог приняться за ответственную работу в сущности 2-го писания драмы "Москва", ибо транспланация текста на спираль, требующая и переработки текста и умелого расположения моментов действия в пункты пространства (и обратно) 2, - взывает решительно хотя бы к одному заседанию автора переработки с режиссером и художником 3.

Случилось же то, что, не захватив Вас и этим отсрочив реальную работу на 2 месяца (август-сентябрь), я бы подвел театр, если бы отложил до Вашего возврата "спирализацию". Оставалось одно: прицелиться к плану, взять ножницы, искрошить текст на маленькие кусочки, смешать в кучу и выклеить заново, делая вставки, вписки, раккурсы и т.д. Я это и сделал: убил на это 2 недели 4. И досадовал, что, может быть, впустую, ибо 2-я редакция без заседания с Вами и с художником может оказаться мимо, а я уже в силу очередных работ не буду в состоянии в 3-й раз писать заново то, что Вами было одобрено и в первой редакции. Ведь вся суть новой постановки в том, что автор и художник взаимно связаны; чтобы что-нибудь сделать, как автор, я должен был volens-nolens* стать и художником в плане макета.

Чем более я восхищался гениальной прозорливостью Вас, как режиссера, ибо Вы схватили нерв моего творчества и поставили передо мной его каркас в смысле макета, чем более мне нравился данный эскиз макета (сплетение колонн, решеток, комнат) 5, тем менее я видел возможности расставить на нем текст драмы "Москва". Я стал пристально вглядываться в со-сцение уже с точки зрения практической (где точка кабинета Коробкина, есть ли в ней то, без чего не пройдет ни одна из сцен кабинета и т.д.). И я увидел: мысль режиссера в принципе гениальна, мысль художника в композиции удачна; но она не ночевала в тексте драмы; на данном макете, как он ни интересен сам по себе, я ровно ничего сделать не могу; чтобы работать над "спирализацией", мне надо, сохраняя мысль режиссера и концепцию в целом художника, переставить все детали и реально пришпилить написанное. Надо было художественно увидеть в спирали Вашей свое заполнение, отчасти меняющее замысел, перетасовывающее все комнаты, лестницы и переходы, что я и сделал, помня, что все, представленное мной, должно выявиться в художественном оформлении, которого я просто и выполнить не мог; между тем: не нарисовавши себе со-сцение, на котором мне можно представить конкретно действие драмы, не переметив куски пространства буквами (a, b, c, d, и т.д.), я не могу приступить к нужной Вам транспланации. Моя поездка к Вам имела целью развернуть перед Вами мою убого выполненную схему, художественно выполнимую (в этом я уверен!), и объяснить Вам, до чего мне необходимо, чтобы лестницы и комнаты сцеплялись именно так, а не иначе; вместе с тем, я хотел до-объяснить Вам в моей схеме то, чего не увидишь глазами (я же не художник-выполнитель!); и установив согласие автора, художника, режиссера, работать со спиралью действия уверенной рукой.

Вы представляете, как я был огорчен, узнавши, что этого "минимума" делового контакта не состоялось и что, ввиду сомнительности моей поездки в Ленинград, этот контакт отсрочен на 2 месяца. Пришлось бы либо отказаться от работы за свой риск и страх, или не отказаться: но - тогда: решительно порвав со всеми деталями проекта художника, выработать их по своему; и уже по выработанному произвести всю работу.

Я это сделал; и знаю, что второй раз этого не сделаю; с сентября и до лета пишу 2-ой том "Москвы" по энного рода соображеньям (и, главным образом, финансовым). Стало быть: Вам остается либо отступить от проекта спирали и остаться с первой редакцией, либо принять мою 2-ю редакцию и, так сказать, подмять работу художника под мое разрешение принципа "многосценности", либо самим уже быть "царем, мореплавателем и плотником". Я знаю лишь, что 2 недели упорно работал над проектом, что схема сорасположения сцен - итог долгого и мучительного искания, как связать перебеги действующих лиц, как связать внутренне квартиры Коробкина, Задопятова, Мандро в естественный лабиринт одного "дома-Кома", который - вся "Москва". Я перечертил и перекрасил до пяти планов; и из поправок и ретушей вылепилось предлагаемое "со-сцение", выполненное мною "каракульно", ибо я не умею провести и прямой линии, а надо было в минуту рисовки стать "художником", т.е. все это "увидеть". Дело художника и Вас передать это "со-сцение" художественно; я лишь знаю, что в моих каракулях 1) нет ничего невозможного для художника, 2) нет ничего, нарушающего Вашу идею, которая кажется мне тем более гениальной, чем более я вникаю в нее 7.

Я знаю, что в будущем драмы будут писать и сюжетно, и макетно, - трио: драматург-слова, драматург-краски, драматург-установки (автор, художник и режиссер), но для драмы "Москва", уже написанной до Вашей находки, есть строгие пределы для "спирализации"; я "спирализировал", как мог; но все-таки я резал и клеил по макету, а надо... писать по макету. Писать же по макету "Москву" для меня значит - писать в третий раз, что тоже невозможно.

Я посылаю Вам: 1) проект макета, 2) объяснение к нему, 3) "спираль" драмы. И знаю, что то, другое и третье взывает к вдумчивому пропусканию сквозь себя. Оставалось одно: или обременить Вас этим, или пропустить время; последнее мне казалось худшим. И я решаюсь на первое: "Feci quod potui"**.

Приехать в Ленинград мне было трудно по причинам деликатным, о которых скажу при личном свидании.

Жду с нетерпением результата Вашего отношения к 2-й редакции. Привет Зинаиде Николаевне.

Сердечный привет Вам и Зинаиде Николаевне от Клавдии Николаевны.

Остаюсь искренне любящий Вас

Борис Бугаев.

Кучино. 22 августа. 27 года.

Письмо - Андрей Белый - В. Э. Мейерхольду - 22 августа 1927 г. Кучино., читать текст

См. также Белый Андрей - письма и переписка :

Андрей Белый - В. Э. Мейерхольду - 2 октября 1927 г. Москва.
Дорогой Всеволод Эмилиевич, - великолепно! Опять с восторгом смотрел Р...

Андрей Белый - В. Э. Мейерхольду - 3 февраля 1928 г. Кучино.
Дорогой Всеволод Эмилиевич, страшно давно Вас не видел. Слышал о несча...