Письмо
Андрей Белый - Кублицкой-Пиоттух - 2 апреля 1912 г. Брюссель.

Милая, милая Александра Андреевна!

Христос Воскресе!

Вот уже скоро месяц, как собираюсь Вам писать, но все оттяжки. В Петербурге не было времени Вас видеть: все время съел Вячеслав. Это ничего, что он поедает время, руководит, учит, терзает, нежничает, гневается. За два раза моей жизни в Петербурге с ним, я все-таки очень, очень и как-то реально его полюбил; даже перестал сердиться на смесь детскости с нетопыриностью.

В Москве навалились сразу дела личные и дела мусагетские6. Как-никак, "Мусагет" это дитя о семи нянек без глазу отнимает непродуктивно так много, много времени. А теперь еще и журнал.

Поэтому три недели в Москве тоже промелькнули незаметно, и мы с женой едва-едва успели уложиться, чтобы вовремя бежать из Москвы. Эти бегства из Москвы стали для меня периодическими. Оттого ли, что старею, оттого ли, что душа развивается, только я реально ощущаю астрал больших городов со всеми ему присущими мерзостями. Моя мечта переселиться в деревню. И я бы убежал вовсе из города, но жена не велит: говорит, что позорно покидать свой пост.

Жена... как много произошло для меня за то время, когда мы не видались; вот я и женился8; и мне кажется, что целая бездна отделяет меня от того времени, как я не был женат. Ужасно хотелось бы, чтобы Вы, милая, милая, увидели мою жену и полюбили ее: я так счастлив и так спокоен, хотя извне жизнь трудней, чем когда-либо.

В прошлом году мы сделали большое путешествие; прожили месяц в Сицилии, 2 1/2 месяца в Тунисии, в великолепной арабской деревне, в великолепном арабском домике с изразцовыми полами, комнатушками, точно птичьими клетками, и с плоской крышей, откуда был вид на Карфаген, горы и бирюзовое озеро, розовое от его покрывающих фламинго; были в Керуане, священном городе Тунисии, стоящем на краю Сахары, откуда идут караваны до Тимбукту. Потом через Мальту переправились в Египет и прожили там с месяц, далее 2 недели прожили в Иерусалиме в дни Св. Пасхи. Иерусалим произвел на нас с женой великолепное впечатление: он жив, жив, жив; и он о будущем, которое будет...

После мы поплыли сирийским берегом, чтобы видеть Сирию и часть Малой Азии: мимо Кайфы, Бейрута, Александретты, Мерсины, Родоса. 2 дня плыли Архипелагом: чудесней места нет на земле! Вспоминался Вл. Соловьев: "Что-то здесь осиротело. Кто-то пел и замолчал" (никаких морских чертей не было). Потом плыли мимо Митилен, Смирны, Дарданелл. Останавливались в Константинополе. И потом через Одессу вернулись в Волынскую губернию, где у матери моей жены проводили лето.

Милая Александра Андреевна!

Вы удивляетесь, что я пишу Вам так много о нашем путешествии: но оно невольно осталось в душе, как пятимесячная бесперерывная песнь. Никогда я не думал, что простое передвижение по земле, смена земель, культур и наречий, так глубоко освежает и так вдохновляет человека. Или это оттого, что у меня был такой незаменимый спутник (моя жена занимается гравюрой); и путешествовать с художником легко, радостно и глубоко назидательно. Ведь прошлогоднее мое путешествие было моими запоздалыми Wanderns 'Jahre. В душе и сейчас поется словами Müller'a:


"Das Wandern, das Wandern!"

("Die schöne Müllerin").


Мы с женой так полюбили Восток, что когда продадим наше кавказское имение21, двинемся опять из Европы; и на этот раз основательно глубоко: пока метим в Индию (в Каире мы видели образчики индусской флоры (Каир на одном уровне с Кашмиром); и она восхитительна).

Отчего Саша не путешествует? Я не понимаю теперь путешествий по Европе. Следует хоть раз на несколько месяцев стать не на европейскую землю, чтобы многое реально узнать и понять.

Так прежде для нас были какие-то декоративные арабы, о которых уже все перестали думать, существуют ли они. Между тем они есть; и они великолепие далеко не декоративное. Мы с ними прожили 2 1/2 месяца, узнали и полюбили реально, всею душой полюбил я арабов до того, что еще теперь, год спустя, я вспоминаю милые покинутые места и говорю строчками дурацкого Гумилева (которого все же люблю за то, что он любит Восток):


Я тело в кресло уроню,
Я свет руками заслоню
И буду плакать о Леванте.


Вот!..

Написал и улыбаюсь: до чего письмо вышло глупым. Дело в том, что я разучился писать. И если я с моей теперешней ленью написал Вам такое большое письмо, то это потому, что хочу, чтобы наша давнишняя переписка (помните?) возобновилась. Это письмо приглашение к переписке. Итак, дорогая Александра Андреевна, крепко жду от Вас письма и в скорейший срок.

Теперь мы в Брюсселе. Едва приехали, как схватили сильнейший бронхит (я и жена); всю святую неделю лежали в постелях заброшенные и беспомощные. И теперь еще только поправляемся. Мы пробудем здесь 2 месяца. Потом поедем к д'Аль-геймам под Париж; и в середине июня, сделав маленькую поездку по Рейну, вернемся. Наш адрес: Belgique. Bruxelles. Place S-te Gudule 25. A monsieur Boris Bougaïeff.

Остаюсь искренне уважающий Вас и сердечно преданный

Борис Бугаев

P. S. Передайте Саше мой привет: ему пишу большое письмо5.


Письмо - Андрей Белый - Кублицкой-Пиоттух - 2 апреля 1912 г. Брюссель., читать текст

См. также Белый Андрей - письма и переписка :

Кублицкая-Пиоттух - Андрею Белому - 21 апреля 1912 г. Петербург.
Милый Боря, письмо Ваше застало меня в очень тяжелом. И поэтому не отв...

Андрей Белый - Кублицкой-Пиоттух - 6 мая 1912 г. Брюссель.
Милая, милая Александра Андреевна! Извиняюсь прежде всего за то, что н...