Письмо Белинского В. Г.
А. И. Герцену - 26 января 1845 г. Петербург.

СПб. 1845, января 26. Спасибо тебе, добрый мой Герцен, за память о приятеле. Твои письма всегда доставляют мне большое удовольствие. В них всегда так много какого-то добродушного юмору, который хоть на минуту выведет из апатии и возбудит добродушный смех. Только при последнем письме я немного подосадовал на тебя. В одно прекрасное утро, когда в одиннадцать часов утра в комнате было темно, как в погребе, слышу звонок кухарка (она же и камердинер) докладывает, что меня спрашивает г. Герц. У меня вздрогнуло сердце: как, Герцен? быть не может субъект запрещенный, изгнанный из Петербурга за вольные мысли о бутошниках1, притом же он оборвал бы звонок, залился бы хохотом и, снимая шубу, отпустил бы кухарке с полсотни острот нет, это не он! Входит юноша с московским румянцем на щеках, передает мне письмо и поклоны от Герцена и Грановского. Распечатываю письмо, думая, что первые же строки скажут мне, что за птица доставитель письма. Ничуть не бывало о нем ни слова! Вести г. Герца о лекциях Шевырки, о фуроре, который они произвели в зернистой московской публике, о рукоплесканиях, которыми прерывается каждое слово этого московского скверноуста, все это меня не удивило нисколько; я увидел в этом повторение истории с лекциями Грановского3. Наша публика мещанин во дворянстве: ее лишь бы пригласили в парадно освещенную залу, а уж она из благодарности, что ее, холопа, пустили в барские хоромы, непременно останется всем довольною. Для нее хорош и Грановский, да недурен и Шевырев; интересен Вильмен, да любопытен и Греч. Лучшим она всегда считает того, кто читал последний. Иначе и быть не может, и винить ее за это нельзя. Французская публика умна, но ведь к ее услугам и тысячи журналов, которые имеют право не только хвалить, но и ругать; сама она имеет право не только хлопать, но и свистать. Сделай так, чтобы во Франции публичность заменилась авторитетом полиции и публика в театре и на публичных чтениях имела бы право только хлопать, не имела бы права шикать и свистать: она скоро сделалась бы так же глупа, как и русская публика. Если бы ты имел право между первою и второю лекциею Шевырки тиснуть статейку4 вторая лекция, наверное, была бы принята с меньшим восторгом. По моему мнению, стыдно хвалить то, чего не имеешь права ругать: вот отчего мне не понравились твои статьи о лекциях Грановского5. Но довольно об этом. Москва сделала, наконец, решительное пронунциаменто:6 хороший город!7 Питер тоже не дурен. Да и все хорошо. Спасибо тебе за стихи Языкова8. Жаль, что ты не вполне их прислал. Пришли и пасквиль. Калайдович, доставитель этого письма (очень хороший молодой человек, которого, надеюсь, вы примете радушно), покажет вам пародию Некрасова на Языкова9. Во-1-х, распространите ее, а во-2-х, пошлите для напечатания в "Москвитянин". Теперь Некрасов добирается до Хомякова10. А что ты пишешь Краевскому, будто моя статья не произвела на ханжей впечатление и что они гордятся ею, вздор;11 если ты этому поверил, значит, ты плохо знаешь сердце человеческое и совсем не знаешь сердца литературного ты никогда не был печатно обруган. Штуки, судырь ты мой12, из которых я вижу ясно, что удар был страшен. Теперь я этих каналий не оставлю в покое.

Кетчер писал тебе о парижском "Ярбюхере", и что будто я от него воскрес и переродился. Вздор! Я не такой человек, которого тетрадка может удовлетворить. Два дня я от нее был бодр и весел, и все тут. Истину я взял себе и в словах бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут, и люблю теперь эти два слова, как следующие за ними четыре13. Все это так, но ведь я по-прежнему не могу печатно сказать все, что я думаю и как я думаю. А черт ли в истине, если ее нельзя популяризировать и обнародовать? мертвый капитал.

Цена, объявленная вами Краевскому за статьи, показалась ему дорогою. В самом деле, уж и вы нашли кого прижимать и грабить человек бедный у него всего доходу в год каких-нибудь тысяч сто с небольшим.

Кланяюсь Наталье Александровне и поздравляю ее с новорожденною14. Жена моя также кланяется ей и благодарит ее за ее к ней внимание. Что, братец, я сам, может быть, весною буду pater familiae: (отцом семейства (лат.). ) жена моя в том счастливом положении, в котором королева английская Виктория каждый год бывает по крайней мере раза два или три15. Грановскому шепелявому не кланяюсь, потому что мои письма к тебе суть письма и к нему. Милому Коршу и его милому семейству чиню челобитье великое; воображаю, что его сын Федя теперь молодец хоть куда, а летом 43 года был такой слюняй, и это была его, а не моя вина, хоть его маменька и Марья Федоровна и сердились на меня, что я находил его не похожим на Аполлона Бельведерского. Михаилу Семеновичу, знаменитому Москалю-Чаривнику уж и не знаю, что и сказать16. Да, что делает Armance? Жена моя давно уже ответила на ее последнее письмо, а от нее нет никакой вести; она беспокоится, что ее письмо к Armance не дошло по адресу17.

А ведь Аксаков-то воля ваша если не дурак, то жалко ограниченный человек18, Затем прощай. Твой и ваш

В. Белинский.

Письмо Белинского В. Г. - А. И. Герцену - 26 января 1845 г. Петербург., читать текст

См. также Белинский Виссарион Григорьевич - письма и переписка :