Луи Жаколио
«Затерянные в океане (Perdus sur l'ocean). 5 часть.»

"Затерянные в океане (Perdus sur l'ocean). 5 часть."

- Заметьте, - вставил Лао Тсин, - что без этого смелого и неожиданного поступка, нашему уважаемому другу не миновать было бы трюма "Бдительного", который и отправил бы его с товарищами обратно в Новую Каледонию! Это было счастливое вдохновение, которое нашло на Уолтера Дигби. Благодаря ему мы теперь все-таки на свободе и можем обдумать наше положение. И если на вас слишком приналягут, то и мы можем принять экстренные меры.

- Это правда, но...

- В моих кладовых хранится более чем на миллиард золота, скопленного веками и принадлежащего обществу; а у кого в руках золото, тот не может сам попасть в чужие руки.. У меня возникла одна мысль, которую, впрочем, следует обдумать, прежде чем сообщить ее вам. В ожидании же этого вы, мой друг, передайте пока команду над "Гудзоном" бравому Дигби, а сами поселитесь, вместе с господином де Ла Жонкьером, у меня в Уютном Уголке, где вы будете в полной безопасности: у меня там есть такие потайные уголки, которых вся яванская полиция не в состоянии открыть. Это именно те убежища, в которых проводили свой досуг прежние Кванги, ваши предшественники, дорогой мой Бартес, когда им нужно было исчезнуть на некоторое время из среды их верных слуг и друзей.

- В самом деле? - спросил Бартес, заинтересованный тайнами загородного дворца банкира. - Но я не хотел бы разлучаться с моими товарищами.

- Вы более не принадлежите себе, мой друг: не забывайте, что вы глава многочисленного общества, которое нуждается в вас и которому вы обязаны служить. Личные симпатии ваши поэтому приходится пока отложить в сторону. Доверьтесь мне во всем, что касается вас лично, и не беспокойтесь о других. С американцами, например, можно разорвать все отношения: с нынешнего же вечера они будут рассчитаны самым щедрым образом и по первому сигналу могут уйти, так что в случае визита на суда каких-нибудь судебных или иных властей - на них не окажется ни души! Вы увидите потом, что нам иначе нельзя действовать, как только таким путем. Что касается вас, то в этот же вечер наглухо закрытый экипаж увезет вас отсюда в Уютный Уголок, равно как и ваших товарищей - Лу, Кванга и Чанга.

Бартес должен был согласиться с доводами осторожного банкира и решился исчезнуть на некоторое время, раз это было так необходимо. Когда же все уляжется и утихнет, он намеревался сложить с себя высокое звание Кванга, к которому не чувствовал особенного влечения, и возвратиться инкогнито во Францию, чтобы восстановить свою честь и потребовать строгого ответа от своих врагов. Его наследник, которому он передаст при жизни свою власть, уже давно был выбран им: кто более банкира Лао Тсина достоин был этого сана, так как кто лучше него знал дела общества, заведуя его финансовой частью?

В то время как эти мысли проносились в уме Бартеса, в комнату вошел Саранга доложить, что яхта готова к отплытию и что дело только за последними приказаниями банкира.

- Ли Ванг с его спутником уже на яхте? - спросил Лао Тсин.

- Нет еще, но они сейчас будут там, и с ними какой-то третий пассажир". Должен я, господин, принять его?

- Кто он такой?

- Я его не знаю, но, кажется, это тот самый француз, который был у вас вчера в Уютном Уголке. Он объявил, что непременно Должен ехать с маркизом, почему я и счел за лучшее сказать об этом вам.

- Ты хорошо сделал.

- Так он может ехать?

- Может, но если какая-нибудь опасность будет грозить его жизни, ты употребишь все усилия, чтобы спасти его. Понял?

- Понял, господин.

- Теперь можешь идти и сказать капитану, чтобы он отправлялся в путь. Счастливой дороги и скорого возвращения!

Совсем уже ночью яхта тронулась в путь, и Лао Тсин долго наблюдал за ней в бинокль со своей террасы, пока она не скрылась из виду. Банкир думал: "Я послал его на смерть, но имею ли я право на это?" Через несколько минут он, однако, ответил сам себе с уверенностью: "Имею! Он двадцать раз заслужил участь, которая ожидает его, - он, этот жадный, честолюбивый, без малейшего благородства в душе человек, готовый продать нас всех за горсть золота! Чего хорошего мы могли ждать от такого человека, если бы он сделался Квангом? Полнейшего уничтожения нашего общества!.. Да, мягкость в этом случае была бы преступлением! Пусть он идет навстречу своей судьбе!"

И банкир сошел с террасы в сад, где его ожидали Бартес и де Ла Жонкьер. Через полчаса они все трое сели в закрытый экипаж, стоявший в конце парка, и отправились в Уютный Уголок...

Между тем "маркиз де Сен-Фюрси", попав на яхту, улегся на кушетке в горизонтальном положении, боясь морской качки, всегда дурно влиявшей на него. Он называл это "приспосабливать свое тело к движениям судна" и видел в том вернейшее средство от морской болезни, - он даже был намерен опубликовать это свое открытие по возвращении в Париж.

Ланжале, неразлучный с ним, всегда смеялся над этим "средством", а на этот раз сказал ему:

- На вашем месте я поспешил бы взять патент и, закупорив "средство" в бутылку или в банку, наклеил бы на ней этикетку с собственноручной подписью "остерегаться подделок", после чего пустил бы в продажу.

- Неудачная острота! - возразил Гроляр. - Займись лучше сам этой спекуляцией, а меня оставь в покое.

- Нет, я не оставлю вас в покое до тех пор, пока не привезу вас обратно в Европу целым и невредимым. К тому же я теперь богач и не нуждаюсь ни в чем: я миллионер!

- Ты, мой бедный малый, кажется, совсем помешался.

- Неужели вы не считаете меня способным нажить миллион? Меня, подумайте!

- Оставь меня в покое, голубчик! Яхта уже отчалила, и мне необходимо уснуть, прежде чем она начнет качаться.

- Она не будет качаться! Она не смеет, потому что- - Ты однако же упрям, как настоящий бретонец!

- Менее, чем друг наш Порник, поверьте мне.

- Ланжале! - возгласил строгим тоном Гроляр. - Ты мне дал слово не упоминать никогда об этом человеке, который сделал мне столько зла! Он набросился на меня, как лютый зверь набрасывается на... на..

- На ягненка, которым были вы, без сомнения?

- Ланжале!

- Господин маркиз!

- Если ты мне еще напомнишь об этом ужасном человеке- - Совсем он не ужасен! Он человек, который заслуживает лучшей участи, чем та, которая...

- Перестань! - закричал наконец Гроляр, весь красный от гнева. - Я знаю только, что если встречусь с ним где бы то ни было, на суше, на море или... или...

- Или на воздушном шаре... - подсказал Ланжале.

- Все равно, где бы это ни случилось, только дуэли нам не миновать, дуэли самой беспощадной, после которой одному из нас не уцелеть!

XVI

Полицейский, доведенный до "точки кипения". - Пытка тяжелых воспоминаний. - Капитан судна, похожий на кого-то. - О ужас, это он! - Вписывание пассажиров в судовой журнал. - "Для скрепления старой дружбы". - Саранга бодрствует.

Гроляром овладело раздражение при ненавистном имени Порника, и он беспокойно заметался на своей кушетке. Это доставляло видимое наслаждение Ланжале, который с удовольствием наблюдал, как "кипятится полицейская муха", и на этот раз так мало уже стеснялся, беся своего патрона, что последний заметил это и воскликнул:

- Несчастный, ты заставляешь меня переживать то "чудесное" время, когда я сидел в кутузке на этом проклятом "Иене"! Ты напоминаешь мне про этот подлый чемодан, в который ты втиснул меня и, как тюк, свалил потом на дно лодки! Тебе разве хочется, чтобы я умер в эту минуту, сейчас? Берегись! Не помни я того, что ты рисковал своей жизнью, спасая мою, - я бы ни минуты не потерпел твоего присутствия здесь, раз ты смеешь так хладнокровно говорить об этом Порнике, который стал злым гением моей жизни...

Бедный сыщик отер холодный пот с лица и, успокоившись немного, сказал, понизив голос:

- И потом, ты заставляешь меня припоминать, как ты тащил меня через эти проклятые земли Мексики, выдавая меня за жителя Южного полюса, едущего изучать европейские нравы и обычаи... и открывать источники Амазонки!

- Надо же было чем-нибудь жить! - скромно возразил в свое оправдание Парижанин. - Вспомните, терпели ли вы в чем-нибудь нужду во время этого путешествия?

- Не терпел, конечно, если не считать лягушек, которых ты заставлял меня есть живыми перед глазами изумленных индейцев, объясняя им, что это самое обыкновенное и любимое мое блюдо в моем отечестве, то есть на Южном полюсе. И так было до самого Веракруса, откуда наконец я мог телеграфировать в Париж, прося выслать мне необходимые средства к дальнейшему моему существованию и путешествию!. Но будет об этом! Если ты хочешь жить со мной в мире, не напоминай мне больше никогда об этом негодяе Порнике!

- Говорите потише! - сказал Ланжале таинственно.

- Почему? Кто может запретить мне говорить громко, даже кричать, если мне это нравится?

- Это, видите ли, не совсем удобно по отношению к капитану яхты, которому вы еще не представились, будучи слишком заняты вашим средством против морской болезни.

- Но теперь ночь, и я отложил эту церемонию на завтра!

- Так имейте в виду то, что, видите ли... Как бы это вам объяснить?.. Ну, капитан нашей яхты похож как две капли воды на... на...

- На кого?

- Вы не догадываетесь?

- Нет, разумеется!

- Припомните!

- Как я могу догадываться, на кого похож человек, которого я еще не видел и вовсе не знаю? Странный ты малый.

- Ну, так он похож.

- Не томи меня, пожалуйста, говори прямо!

- Ну, вот вы опять сердитесь!

- Опять ты со своими глупыми шутками! Убирайся тогда к черту и оставь меня в покое, так как мне давно пора спать, иначе морская болезнь нападет на меня, - судно ведь давно уже на полном ходу!

- Он похож... на нашего приятеля Порника! - решился сказать наконец Парижанин.

- Что ты говоришь? - закричал несчастный, в ужасе вскакивая с кушетки.

- Я говорю правду! И это сходство так поразительно, что, если это не он, то непременно должен быть его родной брат или кто-нибудь из его близких родственников.

- Но это невозможно! - воскликнул вконец ошеломленный Гроляр. - Это невозможно, слышишь ли, в противном случае я ни минуты более не останусь здесь!

Мгновенные спазмы сдавили ему горло, и он не мог более ни говорить, ни жестикулировать, глядя растерянно и беспомощно вокруг себя.

Ланжале сжалился над ним и поспешил его утешить:

- Успокойтесь! Может быть, я ошибся. Ночью это тем более возможно. И, наконец, я несколько раз прошелся мимо него, почти под самым его носом, - и он не признал меня, хотя я нисколько переменился. Вот вам доказательство, что это не он!

- Да, это доказательство! - вздохнул с некоторым облегчением Гроляр. - И неоспоримое! Ты с ним ведь был очень дружен там, в Нумеа?

- Как близнец, могу вас уверить! Что приходило мне в голову, то и ему приходило, и можно было подумать, что у нас одна голова на плечах!

- В таком случае он должен был кинуться к тебе с объятиями, увидев тебя здесь! Стало быть, это не он! - резюмировал значительно успокоенный полицейский сыщик.

- Тысячу раз вы правы!

- И это обстоятельство успокаивает меня до такой степени, - заключил "маркиз де Сен-Фюрси", - что я чувствую себя совсем хорошо и не боюсь более морской болезни, которая теперь...

Он не успел закончить своей фразы, как вдруг на палубе раздался хорошо знакомый ему голос, обдавший его холодом с ног до головы:

- Лейтенант! Судно теперь на полных парах, и вы можете пригласить на палубу всех пассажиров яхты, которых я должен вписать в судовой журнал.

Теперь уже и Ланжале не мог сомневаться: голос был его, Порника, - это было очевидно! Но почему же старый друг и приятель не признал его час тому назад?

- Чей это голос? - спросил Гроляр, леденея от ужаса. Как полицейский с отлично развитым чутьем, Гроляр был превосходен, но как человек, теряющийся от страха, никуда не годился и нуждался поэтому в посторонней поддержке. Вот почему помощь Ланжале была необходима ему в подобных случаях, - Ланжале, к которому он успел даже привязаться в благодарность за моральную поддержку, которую тот всегда оказывал ему, хотя и трунил над ним бесцеремонно.

- Порник! - ответил Ланжале, нисколько уже не шутя. - Теперь я больше не сомневаюсь в этом! Пойдемте скорее на палубу, ведь надо представиться ему.

- Порник! Порник! - бормотал бедный сыщик, едва держась на ногах. - Я пропал!

- Полноте, бросьте ваши глупости! Пойдемте, - надо повиноваться, если велят идти на палубу: на то ведь и капитан! И чего вы боитесь?

Ланжале помог Гроляру одеться и кое-как повел его на палубу, потому что бедняк дрожал, как в лихорадке, и ни руки, ни ноги не слушались его более.

Порник, в форме капитана фрегата, в присутствии двух своих помощников, известных нам Данео и Пюжоля, уже одетых в форму, несравненный наш Порник обратился к трем пассажирам со следующим довольно строгим вопросом, немилосердно налегая на букву р:

- Почему вы, господа, не потрррудились пррредствиться мне, вашему капитану, тогда как это ваша прррямая обязанность?!

- Господин командир, - проговорил Ланжале, - вы тогда заняты были ознакомлением с экипажем и осмотром самого судна, поэтому мы не могли беспокоить вас, зная по опыту, что офицеры этого не любят.

- Хорошо, милостивый государь, принимаем ваше оправдание. Имя ваше и чин?..

- Ланжале, офицер морской пехоты.

- Как вы сказали? - переспросил изумленный Порник.

- Я сказал: Ланжале, офицер морской пехоты.

И вынув из кармана свой паспорт, Ланжале подал его Порнику, который с не совсем приятной миной взял книжку и стал неловко и нерешительно переворачивать в ней листы (бравый капитан не умел читать).

- Хорошо! - сказал он наконец. - Возьмите ваши документы, вы будете вписаны.

Пюжоль, самый грамотный среди троих, вписал, по мере умения, имена пассажиров в судовой журнал, причем, когда очередь дошла до Гроляра, Порник сказал ему с громким смехом доброго малого, не помнящего зла:

- Надеюсь, господин де Сен-Фюрси, что вы перестали сетовать на нас за маленький фарс, который, помните, проделали мы над вашей милостью в одном мексиканском порту?

Услышав, что Порник называет простым фарсом то, что он привык считать ужаснейшим случаем в своей жизни, Гроляр пробормотал несколько невнятных слов, но не посмел не подать руки страшному для него бретонцу, когда тот протянул ему свою.

- А ты, детина, - обратился затем Порник к Ланжале, награждая его таким ударом по плечу, который впору было снести быку, а не человеку, - если ты посмеешь в другой раз взойти на борт судна, которым командует твой старый товарищ, не заявившись предварительно к нему по-приятельски, то будешь немедленно спущен в люк до самого дна!

- Если бы я знал, что это ты тут командир, на этой чудесной штуке, - сказал в ответ Ланжале, - то, разумеется, первым бы Делом заявился к тебе, дружище!

- Славно, друзья мои! - воскликнул Порник. - Право, это бесподобно, что случай свел нас тут! И я - черт меня побери, если вру, - обещаю вам ради этого случая самое веселое путешествие! Перед вами больше не командир, а старый ваш приятель. Пойдемте сейчас же обедать!

Только после полуночи Гроляр, которого Порник "для скрепления старой дружбы" заставил выпить изрядное количество вина, мог ускользнуть наконец в свою каюту, где с величайшим наслаждением растянулся на кушетке, тогда как четверо остальных его собеседников, не будучи более в состоянии подняться с места, свалились - кто прямо на пол, а кто на стол.

Тогда Саранга, незримо наблюдавший за всем происходившим в капитанской каюте, дал свисток. Тотчас же явилась дюжина китайцев-матросов, из которых состоял экипаж яхты, и бережно разнесли господ офицеров по их каютам, после чего поступили под непосредственную команду малайца.

И как раз вовремя, потому что судно уже приближалось к опасным местам, усеянным рифами и подводными скалами.

XVII

Взгляд на карту. - Опрокинутые конусы. - Два командира вместо одного. - Таинственная цель. - Порник беспокоится. - Idee fixe. - Дружеские разуверения.

Посмотрите внимательно, читатель, на ту часть океана, которая заключена между Малайзией и Филиппинскими островами и окружает Яву, Суматру, Целебес, Борнео и тысячи других островов, менее крупных и совсем малых, которых не найти ни на одной карте: все они, а особенно эти малые, незначительные, окружены мадрепоровыми рифами, беспрестанно возводимыми работой коралловых полипов.

Все эти клочки суши между водами океана - остатки, без всякого сомнения, громадного материка, существовавшего когда-то и разрушенного какой-нибудь ужасной стихийной катастрофой. Нигде в другом месте не встречается таких грандиозных последствий гнева природы: исполинские скалы в пятьсот-шестьсот футов высотой, часто соединенные одна с другой как бы мостами, под которыми море вечно волнуется с глухим шумом, словно исходящим из подземной бездны; подводные гроты, где океан клокочет и ревет, подобно адскому чудовищу, низвергнутому в преисподнюю мира; конусообразные острова, поверхности которых не попирала еще нога человека, потому что это - опрокинутые конусы, вершинами уходящие в море, а основанием обращенные к небу; наконец, миллиарды гибельных рифов, которые под водой, несомненно, соединяют друг с другом все эти острова и островки и на гребнях которых океан бесплодно вымещает свою вековую злобу...

Вот именно здесь-то, недоступный для нескромного любопытства путешественника-натуралиста, и находится остров Иен, вековая резиденция Квангов, этих царей китайских морей и рек. Сюда-то честолюбивый и жадный Ли Ванг и поплыл на верную и ужасную смерть, стремясь стать главой могущественнейшего в мире общества!

Если бы Порнику пришлось вести ночью вверенную его команде яхту, она бы не увидела больше дневного света. Но умный и осторожный Саранга имел приказания на этот счет, и все шло хорошо. Порник командовал днем, а он - ночью.

Когда утром, после кутежа, Порник взошел на палубу и увидел своих друзей, занятых приведением ее в порядок, то сказал Ланжале, бывшему тут же:

- Славная штучка эта яхта, и экипаж подобран на славу! Однако, при всем благодушии, его не оставляло беспокойство: куда он идет со своей яхтой и чем кончится это путешествие?

Саранга был молчалив как могила. На все вопросы он обычно отвечал: "Я ничего не знаю. Я исполняю только приказания моего господина".

Ланжале немного удивлялся, что его "патрон", как он привык называть Гроляра, избегал всяких разговоров с ним о том, куда они, собственно, направляются. Но он не придавал никакой важности осторожному поведению парижского сыщика, мало задумываясь о его планах и намерениях. Прочие же два, Данео и Пюжоль, вовсе не думали о цели путешествия, посвящая все свое время, свободное от службы, игре в триктрак или беседам за стаканом доброго вина. Но не таков был Порник, который, будучи командиром судна, считал себя обязанным знать, куда он плывет. Он начал раздражаться таинственным маршрутом своего судна и дал себе слово так или иначе проникнуть в эту тайну.

Ланжале, подшучивая над ним, замечал:

- И что тебе из того, куда мы держим курс, раз мы попали в секретную экспедицию? Пойми, что если мы разгадаем этот секрет, то это путешествие потеряет для нас всю свою прелесть!

Но веселость друга не могла успокоить упрямого бретонца, который однажды сказал ему:

- Присутствие здесь твоего Гроляра, который проводит свое время, запершись с этим противным мне Ли Вангом, не может внушить мне успокоительных мыслей. Собственно говоря, плевать мне на них, но как-то сам собой возникает вопрос: о чем эти люди беседуют друг с другом, какой еще заговор затевают после памятного вечера у банкира? Разве они не должны были, садясь на судно, сказать мне прямо: "Вот, господин командир, цель нашего путешествия; надеемся, что вы нам поможете в ней" и так далее? Но они мне не сказали ни слова ни о чем, и я даже не знаю, какого направления мы держимся, так что не будь со мной этого малайца, который заступает мое место по ночам, мы зашли бы Бог знает куда" И ты находишь все это в порядке вещей?

Немного легкомысленный Ланжале начал убеждаться в справедливости выводов Порника, который наконец однажды вечером с видом заговорщика сказал ему, зазвав в свою каюту и крепко заперев за ним дверь:

- Выслушай меня внимательно: дело касается вещи, о которой мы уже говорили.

- Ты узнал что-нибудь? - спросил его тот с некоторым беспокойством, понятным в его положении.

- Пока ничего, и вот потому-то я и хочу поговорить с тобой.

- Черт возьми!!! В таком случае это очень важно!

- Оставь свои шутки, так как я убедился в одном, а именно: в конце концов, помяни мое слово, если Данео, Пюжоль и я не заплатим из наших карманов за разбитые горшки, как говорится!

- Я не понимаю тебя.

- Потом поймешь! Скажи мне, правда ведь, что этот дьявол Гроляр арестовал тогда, в тот вечер, Бартеса и трех китайцев, друзей покойного Фо?

- Правда, но они снова на свободе.

- Это еще ничего не значит! Гроляр наверняка попытается еще раз проделать то же самое, и кто может поручиться, что новая проделка его не будет успешнее первой?

- Положим! Но ведь я их предупредил о нем, и они теперь знают, как держать себя в отношении господина маркиза.

- Я не говорю о тебе: ты ведешь себя безукоризненно по отношению к твоим старым товарищам. Но Гроляр! Можешь ли ты утверждать, что у него нет намерения, упустив крупных птиц, поймать в свою западню хоть мелких пташек, каковы мы трое, твои друзья и собутыльники? И вот мне все мерещится, что мы в один прекрасный день, а то, может быть, и ночью попадем вдруг на борт "Бдительного", который и потащит нас обратно туда, откуда мы явились! Я опять-таки не говорю о тебе: ты теперь вращаешься в иной сфере, чем мы, грешные.

- Этого еще недоставало! Ты принимаешь меня за человека, который подслуживается и вследствие этого делает карьеру?!

- Глупец ты, если так понял мои слова. Разве я не знаю, что ты всем жертвовал для своих друзей!

- Так ты думаешь, что Гроляр?

- Скажи, положа руку на сердце, разве ты не находишь его способным предать нас троих?

- О, абсолютно! Но посмотрим, обдумаем немного наше предположение" Во-первых, не он здесь хозяин, и наша яхта - не "Бдительный". Чтобы арестовать вас троих, нужно содействие банкира Лао Тсина, а именно он и попросил Бартеса командировать вас на свое судно.

- Но ведь банкир не нуждался в нас?

- А я думаю - напротив: он не хотел поручить такого прекрасного судна грубым китайцам, привыкшим только к своим джонкам; к тому же они не умеют обращаться с паровыми машинами. Словом, все это очень просто и вполне понятно.

- Для тебя, милейший мой Ланжале!

- Наконец, я согласен с тобой, что это плавание имеет важную цель, о которой знают только трое здесь: Саранга, Ли Ванг и Гроляр. Цель эта, как думается мне, имеет близкое отношение к делу Бартеса, которого покойный Фо избрал своим наследником, то есть поставил во главе Общества Джонок.

- Все это известно мне; но каковы интересы Гроляра в этом деле? Всюду, где я его ни встречаю, он вселяет недоверие к себе. Быть может, он вошел в сделку с банкиром: "Я, мол, оставлю в покое Бартеса и его трех китайцев, а ты за это дай мне возможность изловить этих трех молодцов", то есть меня, Пюжоля и Данео. Иначе что ему тут делать? Он не с пустой головой явился сюда!

- Послушай, Порник! - сказал очень серьезно Парижанин. - Я всего два раза видел банкира, но голову даю тебе на отсечение, что он не способен на такой низкий поступок, как предательство! Скорее, он способен принести большие жертвы, чтобы спасти вас от беды! Он знает, до какой степени вы преданы Бартесу, и, скорее всего, он для того пристроил вас сюда, на свою яхту, чтобы отдалить вас от "Бдительного", не упускающего вас из виду. Наконец, вот еще одно доказательство, что ты ошибаешься в твоих подозрениях: ведь Гроляр не знал, что вы здесь находитесь, и когда узнал о вашем присутствии на яхте, а особенно - о твоем, то впал в такой страх и ужас, что мне большого труда стоило ободрить беднягу! Я удивляюсь, что мне раньше не пришла в голову эта мысль, потому что она решительно опровергает все твои опасения и подозрения!

- Хорошо! - заключил Порник, немного поколебленный в своей idee fixe. - Но при первом сомнительном флаге, который замечу на горизонте, я, несмотря на Сарангу, возьму судно в свои руки и начну охоту на зверя! Я уже настолько изучил достоинства этой чудной яхты, что считаю ее способной выдержать самую серьезную схватку с каким угодно опасным врагом.

XVIII

Ловкая политика. - Гроляр не выдержал. - Постепенное открытие тайны. - "Немного глупое" путешествие, но с решающим значением.

Частые разговоры с Порником о цели путешествия, которая не была известна ни ему, ни Ланжале, навели последнего на мысль - выведать эту загадочную цель у Гроляра. Он знал, какой политики держаться ему относительно полицейского сыщика, чтобы расположить его к откровенности.

Он стал избегать разговоров с сыщиком, отвечая ему односложными "да" или "нет" и вообще выказывая ему неудовольствие чем-то, о чем не находил, по-видимому, нужным объясниться с ним. Так он вел себя весь вечер после беседы с Порником и все утро следующего дня до обеда включительно, а после обеда даже не простился со своим "патроном", уходя к себе в каюту.

Для Гроляра это было уже слишком: он любил Ланжале, как любят вообще слабые натуры более сильных людей, на которых в случае опасности всегда могут рассчитывать, и потому непонятное поведение Парижанина обижало его, и он решил во что бы то ни стало объясниться с ним.

Увидев дверь его каюты незапертой, он прямо вошел в нее и застал своего компаньона уже в постели.

- Что это значит, почему ты избегаешь разговоров со мной? - спросил он Ланжале.

- Я? Кто вам это сказал? - отвечал тот с изрядной дозой бесстыдства.

- Да ты же сам, неблагодарный! Ведь ты едва раскрываешь рот, чтобы только поздороваться со мной утром и проститься вечером, не сказав более ни полслова за весь день, несмотря на все мое внимание к тебе.

- Что мне в этом внимании, если нет доверия ко мне?

- Как?! Я тебе не доверяю?! Я, который посвятил тебя во все секреты моей тайной миссии? Я, который смотрит на тебя, как на самого себя?

- Да, хороши ваши секреты, которые всем известны! Последний из матросов на борте "Бдительного" знает то же, что и я. "Догадайся, если можешь" - вот откровенность и доверие маркиза де Сен-Фюрси! Очень просто - я солдат морской пехоты, бежавший к тому же из пенитенциарного заведения, так стоит ли дружить со мной, в особенности, когда нет больше нужды во мне?

- Замолчи, несчастный, замолчи! Ты разрываешь мне сердце на части, говоря таким образом, - мне, который любит тебя, как сына, пойми ты это!

- Оставьте вашу "любовь"! С сегодняшнего вечера вы можете поберечь ее для себя или поискать другого человека, более меня достойного...

- Это удивительно! - воскликнул Гроляр, ничего не понимая. - Скажи мне, по крайней мере, в чем я провинился перед тобой, чтобы я мог исправить то зло, которое невольно причинил тебе?

- Не стоит труда, - ответил Ланжале сухо.

- Однако же?

- Я слишком ничтожен для этого.

- Опять ты за прежнее?

- Может быть.

- Да скажи толком! Не мучай меня!

- Вы желаете знать что меня обижает? - спросил наконец Парижанин, как бы смягчившись.

- Непременно!

- Ну, так вот в чем дело: вчера утром мне сказал Порник..

- Опять этот человек! Я думал, что дело обойдется без него.

- Ну, если вы будете перебивать меня...

- Ну, ну, говори! Я не скажу более ни слова, уверяю тебя, - поспешил поправиться сыщик, боясь, что компаньон его рассердится окончательно.

- Так вчера утром Порник, между прочим, вдруг сказал мне: "Я препровождаю тайную миссию - везу посланников с секретными поручениями, о которых ты, в твоей теперешней роли, должен знать что-нибудь побольше меня!" Когда я с удивлением посмотрел на него, ровно ничего не понимая из его загадочных слов, он расхохотался, продолжая: "Ах, шут тебя возьми, право! Для чего же ты здесь, на этой яхте, если не знаешь ничего, если не имеешь никакого поручения? Простительно, если мы, составляющие экипаж судна, не знаем ничего о том, куда и зачем нас послали, так как сочтено излишним сообщать нам это; но чтобы ты ничего не знал, ты, который теперь в иной сфере, чем мы, грешные, я этого никак не могу допустить! Для чего же ты здесь, скажи на милость? Для компании или, может быть, для услуг маркиза де Сен-Фюрси?.."

- Ах, подлец! - воскликнул совершенно искренне Гроляр.

- Вовсе нет! - холодно возразил Ланжале. - То, что он сказал мне, была не подлость, а правда! На "Бдительном" я знал все ваши секретные дела и даже мог, при случае, помогать вам в них, а здесь, на этой яхте, я ничего не делаю, потому что ничего не знаю, и служу вам, действительно, чем-то вроде компаньона для более или менее приятного препровождения времени.

- Итак, ты желаешь знать, куда, собственно, мы плывем.

- Конечно, желал бы! Это меня подняло бы в моих собственных глазах!

- Но пойми ты, что это не моя тайна, а чужая!

- Но коль скоро она вам известна...

- А если я дал честное слово никому другому не говорить о ней?

- Я из числа других могу быть, кажется, исключением, так как вы сами много раз уверяли меня, что смотрите на меня, как на самого себя.

- Гм! Оно, конечно, я говорил это... Ну, так поклянись мне, что будешь нем, как рыба, и никому и глазом не моргнешь о том, что узнаешь сейчас.

- Клянусь и обещаю все, что хотите!

- Хорошо! Так вот в чем дело, голубчик: этот Ли Ванг направляется туда, где находится дворец Квангов, чтобы найти там "кольцо власти"; найдя его, он намерен провозгласить себя Квангом, в чем, я полагаю, будет иметь успех, потому что тот, кого сделал своим наследником покойный Фо, не имеет, как европеец, никакого значения в глазах китайцев, смотрящих на всех иностранцев вообще как на варваров.

- Значит, мы, в настоящем нашем положении, действуем во вред господину Бартесу?

- Не мы, а Ли Ванг, хочешь ты сказать.

- Не будем играть словами! Сознательно или бессознательно, но мы тут все, начиная с Ли Ванга и кончая последним матросом, действуем более или менее во вред Бартесу... Оставим, впрочем, в покое других, а обратимся исключительно к вам: не может быть, чтобы вы только из любви к приятным морским прогулкам решились пуститься в плавание на этой прекрасной яхте; нельзя также предположить, чтобы вы пожелали сопровождать Ли Ванга единственно для того, чтобы составить ему компанию в его путешествии к этому таинственному дворцу. Выходит, стало быть, что вы имеете свою цель в его предприятии, и вот эту-то цель и соблаговолите открыть мне, чем и докажете ваше ко мне доверие- Начинайте же, не тяните долго и не останавливайтесь на полпути!

- Так что же, я и открою тебе ее, потому что ты не менее меня заинтересован в ней.

- Это любопытно!

- Скажи сначала, чего бы ты желал за свои услуги тем, кто послан нашим правительством по важному делу, очень важному... а именно по делу возвращения короне одной драгоценности, называемой "Регентом", о чем ты уже отчасти знаешь?

- Я бы желал полного прощения и, по истечении двух лет службы в полку сенегальских стрелков, эполеты подпоручика, Так как моя вина, за которую я сослан, есть нарушение военной дисциплины, а не преступление, пятнающее честь.

- Ну так вот, милейший мой, все это зависит от настоящего нашего путешествия...

- Опять загадка!

- Ты не даешь мне докончить! Сейчас я все объясню тебе подробно...

- Извините, но вы говорите так длинно, как будто придумываете какую-нибудь вымышленную историю, чтобы угостить ею меня.

- Нисколько! Я тебе открою сию минуту подлинную правду, потому что, повторяю, смотрю на тебя, как на сына. Итак, да будет тебе известно, что, лишь только Ли Ванг овладеет "кольцом власти", банкир Лао Тсин возвратит мне "Регент", который отдан ему китайцем на хранение до этого события, столь важного в китайском мире. А овладеть "кольцом власти" - это то же, что стать Квангом, пойми ты это! Тогда Бартес, как иностранец да еще как беглый преступник, будет устранен с этого слишком высокого для него поста, а мы с тобой возвратимся на родину, где и получим награду за наши услуги! Понял ты теперь, куда и зачем мы плывем и какое решающее значение имеет это, немного глупое, путешествие не только в нашем деле, но и в целой нашей жизни?

XIX

Хаос мыслей, в которых трудно разобраться - Точка опоры найдена! - Беседа с малайцем. - Тайна отчасти разгадана. - "Бедный Гроляр!" - Что делать дальше?

Гроляр еще долго говорил о важности поручения, возложенного на него французским правительством, и о том, как ему, Ланжале, можно сделать блестящую карьеру, пристегнув себя к этому важному поручению, для чего он, Гроляр, дает ему полную возможность; но Парижанин уже не слушал своего патрона, выведав от него самое главное. Он теперь желал, чтобы Гроляр поскорее ушел от него - ему необходимо было остаться одному для зрелого обсуждения того, что он узнал от "маркиза"... Он прикинулся, что сон одолевает его, и даже сделал вид, что уснул. Тогда полицейский сыщик с добродушной улыбкой ушел наконец из его каюты, сказав себе вполголоса: "Этот бравый малый уже спит! Не будем ему мешать, а лучше завтра возобновим нашу беседу!"

Как только он ушел, Ланжале вскочил с постели и, заперев дверь на задвижку, уселся на край кровати, погрузившись размышления. Он не мог ни на чем сосредоточиться в этом хаосе самых разнообразных мыслей, возбужденных открытием ему Гроляром тайны их путешествия... Итак, они не более как сопровождают Ли Ванга в его экскурсии за "кольцом власти"! Может ли это быть? И если это правда, в чем нельзя сомневаться, то как ему быть теперь, какого образа действий держаться? Необходимо посоветоваться с кем-нибудь, например с Порником, который не менее его будет поражен этим открытием... И Ланжале вышел из каюты на палубу, чтобы освежить кстати голову, горевшую от хаоса неожиданных для него мыслей.

В особенное недоумение повергло его кажущееся противоречие между преданностью банкира Лао Тсина Бартесу и его намерением оказать в то же время услугу Ли Вангу, очевидному сопернику и врагу молодого Кванга. Как это согласуется? Он оберегает Бартеса от всяких опасных случайностей - и в то же время не прочь содействовать претенденту на место главы Общества Джонок добыть "кольцо власти", которое и даст ему возможность занять это место. Как это понять, что это значит?. Неужели Лао Тсин не таков на деле, каким кажется на словах, и ведет какую-то непонятную двойную игру?.

На палубе благодаря свежему ночному ветру мысли Парижанина прояснились. Он припомнил слова Лао Тсина, сказанные ему во время их беседы в павильоне: "Придет время - и изменники будут наказаны, заботу о чем я беру на себя!"

Значит, если яхта, по приказанию Лао Тсина, как бы содействует планам Ли Ванга, везя его на поиски "кольца власти", то здесь надо понимать нечто иное, противоположное, может быть, планам этого честолюбца и изменника... Еще лучше - не трудиться более над разрешением этой загадки, а верить в добро и ждать, потому что Лао Тсин благороден, честен и постоянен в своих словах и симпатиях, раз выказанных им.

Рассудив таким образом, Ланжале поднялся на мостик, где было еще свежее, чем на палубе. Было около часу ночи, и погода стояла прекрасная. Яхта легко скользила по совершенно спокойному морю, оставляя за собой светлый след...

На мостике Ланжале увидел Порника, занятого своей службой, потому не решился заговорить с ним, зная, что друг его не любит этого. Порник давно уже перестал "забавляться вином" - под влиянием тех же серьезных и неотвязных мыслей, которые изведал и Ланжале.

Парижанин опять сошел на палубу и увидел Сарангу. Малаец относился к нему с полным вниманием, помня приказание Лао Тсина спасти его во что бы то ни стало. Заметив подходящего к нему Ланжале, он приветствовал его своим "саламом", на что Парижанин ответил тем же.

- Отличная погода! - сказал Ланжале. - Как нельзя более удобная для плавания.

- Да, и наша яхта отличное судно, капитан! - отвечал Саранга.

Для малайца все белые были капитанами.

- Да, это правда! Я никогда не видел ничего подобного ей!

- Ни в Батавии, ни в каком другом месте нет ни одного судна, которое могло бы ходить быстрее нашей яхты! - с гордостью заметил малаец.

- Кстати, - спросил как бы ненароком Ланжале, - не знаешь ли ты, когда мы придем?

Саранга пытливо посмотрел на Парижанина, готовясь и ему сказать то же, что и другим, то есть отделаться уклончивым ответом, но вдруг Ланжале осенила неожиданная мысль, и, наклонясь к малайцу, он таинственно шепнул ему:

- Я знаю все! Малаец вздрогнул.

- Господин мне все открыл! - продолжал Ланжале. Тогда малаец встал и, коротко бросив: "Пойдем ко мне!", - повел его в свою каюту.

Когда они очутились с глазу на глаз в уединенной каюте малайца, последний, посмотрев на своего гостя так же внимательно, спросил его резким голосом:

- Что ты знаешь?

Сообразив, как надо держать себя с этим человеком, что сказать и о чем умолчать, Парижанин начал:

- Я знаю, что час правосудия пробил для изменников... Я знаю, что честолюбец, который продал своих братьев, увидит скоро свои дерзкие планы разрушенными: он никогда не овладеет "кольцом власти", и его судьба решится завтра, когда луна исчезнет в волнах океана.

Малаец слушал его с возраставшим волнением. Ланжале как раз попал на дорогу успеха, переводя на язык вдохновенного ясновидящего простые, но полные правды слова, услышанные им от Лао Тсина.

И Саранга не стал более сомневаться, что банкир сказал Ланжале все, и ощутил полное доверие к нему. Парижанин поспешил вызвать малайца на откровенность, и хотя последний не переступал видимых пределов благоразумия, рекомендованного ему, но и то немногое, что он сказал Ланжале, повергло спутника Гроляра почти в ужас.

- Да, - задумчиво произнес Саранга, употребляя тот же язык ясновидящего, - час правосудия пробил! Но ты, зачем ты сел на это судно с твоим другом? Господин ведь не хотел этого! Не для того ли, чтобы исполнить последние обязанности по отношению к нему, к твоему другу?

И он добавил, понизив голос и так невнятно, как если бы говорил сам с собой:

- Гроты Мары не щадят тех, кто отважится пренебречь их гневом!

Дрожь пробежала по телу Парижанина. О каком "друге" говорит малаец? Не разумеет ли он под этим именем бедного Гроляра? В таком случае он все сделает, чтобы спасти своего спутника от грозящей ему какой-то страшной опасности, которая неведома ему. Он не будет входить в подробности этой роковой истории, имеющей отношение к Обществу Джонок, но должен непременно уберечь от участия в ней Гроляра, миссия которого не имеет ничего общего ни с планами, ни с намерениями этого честолюбца Ли Ванга... Приняв такое решение, Ланжале прямо приступил к делу.

- Я здесь для того, - сказал он малайцу, - чтобы сопровождать своего друга повсюду, куда бы он ни отправился.

- Скоро ты не будешь в состоянии делать этого, - мрачно возразил малаец.

- Почему?

- Господин не желает этого, а воля господина должна быть исполнена.

- Есть нечто более могущественное, чем воля господина: это клятвы, данные во имя Божества. И я поклялся Божеством моей родины - никогда не покидать своего друга и привезти его во Францию целым и невредимым.

- Так! - согласился малаец, на которого религиозные обеты имели сильное влияние, что еще раньше заметил Ланжале. - Обещания, данные богам, должны быть священны и ненарушимы; но Саранга, которого ты видишь перед собой, знает свою обязанность и предоставит собственной участи тех, кто осужден безвозвратно.

Итак, стало быть, Гроляр шел на смерть вместе с Ли Вангом, - в этом нельзя было более сомневаться; но как совершится эта катастрофа, которая должна погубить их?.. Ланжале попытался выведать об этом у малайца, но тот ничего уже более не сказал ему, замкнувшись в безмолвии.

Ланжале ушел от него, дав себе слово всеми зависящими от него средствами спасти Гроляра, хотя бы для этого ему пришлось подставить собственное тело под неведомые смертельные удары: добрый малый питал некоторое расположение к полицейскому сыщику, существу мягкому и безобидному в тех случаях, когда дело не касалось его профессии. Должен ли и этот человек пасть жертвой мщения Лао Тсина? Но за что же, если дело Бартеса имевшего в руках тысячи средств мирным образом устранить со своей дороги Гроляра, вовсе не требовало такой жертвы? Ведь если Бартес и подвергся неприятности быть арестованным, то это случилось из-за его собственной оплошности и неосторожности...

Выйдя от малайца, Ланжале хотел немедленно идти к Порнику, но рассудил, что его совещание с последним тотчас же после разговора с Сарангой может показаться подозрительным малайцу, и отложил свое намерение до следующего дня. На следующий день после завтрака, оставшись вдвоем с Порником, он сказал ему:

- У меня есть новость, которую я хочу сообщить тебе. Дело касается этого бедного Гроляра, которому грозит серьезная опасность, и потому мы должны спасти его.

- Как? - вскричал изумленный бретонец. - Ты допускаешь возможность гибели людей на борту судна, которым я командую?!

- Я этого не допускаю, но убедился, что наша яхта ведет к какой-то неизвестной, но неизбежной гибели китайца Ли Ванга и нашего "маркиза де Сен-Фюрси". Везет по чьей-то непреклонной воле, которой невозможно противоречить!

- Увидим это потом! Здесь нет иной воли, кроме моей, и тот; кто заставит меня напомнить ему это, узнает, чего это будет стоить ему! - с угрозой в голосе ответил Порник.

- Я на тебя надеюсь, я знаю твою энергию, хладнокровие и решимость и знаю также, что никто безнаказанно не может противиться твоим распоряжениям.

Ланжале намеренно принялся возносить достоинства своего друга, который не шутя считал себя очень важным лицом на маленькой яхте - вроде командира броненосца первого ранга.

- Посмотрим! - продолжал Порник, принимаясь за раскуривание огромной трубки - наргиле. - Посмотрим, что за вещи такие, которые должны случиться в скором времени!

- Что за вещи? Я могу сказать тебе о них в двух словах, но сперва нужно быть готовым к тому, что случится в наступающий вечер.

- Что же такое случится? Признаюсь, я ничего пока не понимаю из твоих слов! Гроляру, ты говоришь, грозит опасность смерти? Но каким образом? И кто может готовить здесь покушение на его жизнь, зная, что будет немедленно наказан за свое преступное намерение? Я подозреваю, нет ли у него какого-нибудь столкновения с Сарангой?.

XX

Почему Порнику не нравился малаец. - Выводы из беседы с Ланжале. - Совещание о Гроляре. - Вход в "царство сатаны".

Порнику не нравился малаец, принимавший, как мы знаем, большое участие в командовании судном; ему даже казалось, что этот малаец приставлен втайне наблюдать за ним и что значение Саранги на борту яхты более важно, чем его, номинального ее командира.

Впрочем, мы должны оговориться, что Саранга вел себя очень скромно, не выдавая ничем роли, которая приписывалась ему Порником: никто, кроме китайцев-матросов, не знал о той неутомимой бдительности по ночам, которую проявлял Саранга, ведя судно по назначенному ему маршруту. К Порнику же он всегда выказывал большое уважение, которое тот вполне заслуживал как опытный и знающий свое дело моряк.

Ланжале, отвечая на вопросы своего друга, должен был поневоле нарушить обещание, данное Гроляру, - никому не передавать того, что тот ему открыл. Но так как сообщение Порнику тайны сыщика было сделано в его же, Гроляра, интересах, то Парижанин не чувствовал упреков совести, а чтобы еще более успокоить последнюю, он, со своей стороны, взял с бретонца обещание - хранить про себя секрет полицейского. Порник, конечно, дал это слово. Тогда Ланжале сообщил ему все, что сам знал об этом важном деле из своей беседы с банкиром Лао Тсином и из признаний, сделанных Гроляром.

Бретонец слушал его с большим интересом, потому что все, что сообщал ему друг, было для него ново и неожиданно. До сих пор он был убежден, что дело заключалось лишь в борьбе между бежавшими из Нумеа и полицейским сыщиком, который никак не мог предать их в руки французских властей, и что Гроляр наконец достиг того, что бежавшие, хитростью банкира Лао Тсина, были посажены на яхту и направлялись теперь прямехонько в западню, где ожидал их французский броненосец "Бдительный". К такому убеждению пришел бретонец в последнее время путем постоянных размышлений, но вдруг, к его удивлению, оказалось, что дело заключается не в преследовании их, а совершенно в другом, не имеющем ничего общего с бегством из Нумеа! Оказывается, что все они: Данео, Пюжоль и он - играют последнюю роль в этом таинственном путешествии, что их потому-то именно и пригласили сюда, на эту яхту, что их личности очень мало значат, и что им отведены пассивные роли людей, служащих только орудием в руках других! Поняв свое настоящее положение на яхте и увидев, что он тут не цель, а лишь средство к достижению цели, Порник сказал Ланжале:

- Ну, друг, теперь мне все ясно: этот богатый банкир избрал меня не более как орудием для своих ловких ударов! Ему мешал Ли Ванг, соперник господина Бартеса, и вот - раз! - он приготовил ему какую-то западню, в которую и послал его под благовидным предлогом. Затем его стеснял Гроляр, охотившийся за тем же господином Бартесом, не дававший ему своими преследованиями возможности действовать открыто, и вот - два! - полицейский сыщик упрятывается им в тот же мешок. И что всего забавнее, эти два субъекта стремятся туда, куда их посылает ловкий человек, с отменным удовольствием, один - думая, что он достанет свое кольцо, которого не видать ему как своих ушей, а другой - надеясь получить коронную драгоценность, которой также не бывать никогда в его руках! Потому что, поверь моему опыту, что раз попало к китайцу, то и останется у него навсегда!

- Ты ошибаешься насчет Лао Тсина, - возразил Парижанин. - Этот человек не похож на других китайцев; он - исключение из общего правила.

- Может быть, не буду утверждать противного. Но скажи ты мне, пожалуйста, зачем Ли Ванг и Гроляр оказались в одном мешке, если не затем именно, что банкир намерен пожертвовать ими обоими для безопасности господина Бартеса?

- Это правда, в этом я согласен с тобой. Но мне кажется, что есть средство уладить это дело, то есть спасти Гроляра, не вредя этим господину Бартесу, да отчасти улучшить и наше собственное положение.

- Каким образом?

- Обязать его, Гроляра, чтобы он письменно, за собственноручной своей подписью, дал обещание навсегда оставить в покое всех бежавших из Нумеа"

Ланжале думал, что этого обещания требовал от полицейского сыщика и сам Лао Тсин, но, получив отказ, дал тайное приказание Саранге отправить на тот свет вместе с Ли Вангом и Гроляра. И Ланжале, как нам уже известно, был прав в своем предположении...

- Идея недурна, - сказал Порник, выслушав предложение Ланжале и помолчав минуты две, раздумывая. - Но мы лучше погодим с нашим ультиматумом до самого конца, то есть до того момента, когда опасность, грозная и неизбежная, предстанет пред глазами Гроляра. Мы ничем тут не рискуем, потому что во всяком случае окажем помощь нашему любезному соотечественнику, виновному только в том, что он исполнял свою обязанность

Последние слова Порник сказал очень просто, без малейшей аффектации, чем отчасти удивил Ланжале, никогда не думавшего о том, что можно быть беспристрастным к своему врагу и даже помочь, если ему грозит какая-нибудь опасность. На этом друзья расстались, условившись действовать сообща и решительно, когда это окажется необходимым.

Между тем судно целый день пробиралось между рифами и мелкими островками, лавируя между ними с большой осторожностью. Саранга не покидал носа яхты, пытливым взглядом осматривая водную даль, расстилавшуюся перед ним, и поминутно решая, какое дать направление судну, по какому проливу идти, чтобы не попасть в беду, так как море в этих местах - не что иное, как громадная сеть проливов между бесчисленными островами и рифами, созданными мадрепорами, и ничего не могло быть легче, как сесть на мель или разбиться вдребезги о подводную скалу.

Незадолго до заката солнца вид океана совершенно изменился, потому что яхта вошла в какое-то ущелье между отвесными берегами двух островов, поднимавшихся на высоту в четыреста футов. Течение здесь было очень быстрое, доходившее до восьми, а то и десяти миль в час.

- Черт меня возьми, если мы не вступили в царство сатаны в этот момент! - воскликнул Порник, наблюдавший ход яхты из окна своей каюты.

- Я согласен с тобой! - сказал Ланжале, бывший тут же. - Те, кто вздумал основать свою резиденцию в этих местах, могут быть спокойны насчет неожиданных визитов: сам сатана не сможет пробраться к ним!

XXI

Погода, не располагающая к веселью. - На пороге к великой цели. - "Судно прибыло на место!" - Три лодки. - Уныние Гроляра. - Остановка.

Ветер стремительно проносился между двумя отвесными скалами, издавая какие-то страшные звуки, в которых не было ничего веселого и к которым моряки яхты прислушивались с изумлением, бросив свои обычные песни. Самая погода незаметно изменилась, и ясный вечер превратился в совершенно темный, не располагающий ни к песням, ни даже к разговорам. С этим вечерним мраком, окутавшим вдруг все окружающее Непроницаемой пеленой, угрюмые скалы, замыкавшие проход, сделались как будто еще выше и угрюмее.

Судно уже более часа шло тихим ходом - по требованию лоцмана Саранги, подвигаясь вперед среди мрака, освещаемого лишь собственными его огнями.

Между тем Ли Ванг и "маркиз де Сен-Фюрси" собирали багаж в своих каютах, словно готовясь сойти на берег.

Чувство удовлетворенного честолюбия сквозило в чертах китайца, и глаза его блестели энергией и решимостью. Наконец-то наступает час, когда он возьмет в свои руки власть повелителя, могущественнее самого Сына Неба. Дворец на острове Иене, со стражей из "тигров Зондского пролива"" Дворец в Батавии, то есть Уютный Уголок, который служит резиденцией Квангам, когда они посещают остров Яву" Дворец в Пекине, недалеко от "третьего круга" императорского дворца, с которым устроено тайное сообщение... Все это будет принадлежать ему, не считая миллионов людей, готовых слепо повиноваться своему владыке, исполнять все малейшие его капризы. Наконец, в его распоряжении будет неистощимая казна Квангов, которой заведует Лао Тсин... Остается лишь потерпеть еще несколько часов - и вот раздадутся вокруг него приветственные крики, и тысячи иллюминированных джонок выйдут навстречу к нему, так как банкир Лао Тсин обещал заблаговременно послать на остров Иен весть о предстоящем прибытии туда нового Кванга!.. Вперед же, вперед!

- Ну, господин маркиз, - не вытерпел Ли Ванг, - готовы ли вы? Поторопитесь! Едем сейчас же, и вы увидите, что будет, какой праздник ожидает нас с вами, как китайцы привыкли встречать и принимать своих владык!

"Господин маркиз" был готов, но настроение его далеко не соответствовало величию ожидаемого торжества: какое-то уныние овладело им, и он безуспешно старался скрыть его, силясь придать довольное выражение своему лицу. А если бы бедняга еще знал, куда они на самом деле спешат?!

Вдруг на палубе раздался резкий, отчетливый голос Саранги, нарушивший всеобщее безмолвие:

- Господин командир, прикажите остановиться: судно прибыло на место!

- Стоп! - скомандовал Порник.

Вслед за тем Саранга заявил, что ему нужны две лодки для дальнейшего следования пассажиров на остров, - и две лодки были также немедленно спущены на воду... Но вместе с ними была спущена, по негласному приказанию Порника, еще третья, притом так, что малаец не мог видеть ее за корпусом яхты"

Ли Ванг в сопровождении Гроляра сел в одну лодку, тогда как в другую, стоявшую впереди, сел один Саранга. Гроляр, спускаясь, искал глазами своего неизменного спутника, Ланжале, но Ли Ванг и Саранга сказали ему, что никто, кроме их троих, не может ехать на таинственный остров, оберегаемый "тиграми Зондского пролива", - и бедный "маркиз" должен был скрепя сердце подчиниться этому требованию.

Впрочем, он немного ободрился, когда Ланжале, наклонясь с борта яхты, шепнул, следя за его спуском по трапу:

- Не бойтесь ничего: мы будем следовать за вами в китоловке и при малейшей опасности поспешим к вам на помощь...

Саранга взял в руки весла и, сказав своим пассажирам "следуйте за мной", двинулся в таинственный путь.

Ли Ванг и Гроляр принялись также работать веслами на своей лодке, что для них не составляло особенного труда, так как они были достаточно опытны в этом деле.

За ними, незаметно для Саранги, отчалила от яхты китоловка.

- Ну-с! - весело воскликнул китаец. - Вот мы и у последней станции к нашей цели!

- Да поможет вам Небо! - ответил полицейский. - Но, не знаю почему, меня тревожат какие-то предчувствия.

- Что вы! На пороге к цели, к полному успеху?

- Что же делать? Вы знаете, бывают такие минуты, когда на самом исходе какого-нибудь дела вдруг словно что-нибудь ударит тебя в голову и заставит предвидеть истину - все равно как молния, которая вдруг сверкнет и осветит на мгновение скрытые в темноте предметы, грозящие опасностью бредущему впотьмах спутнику.

Как все восточные люди, Ли Ванг был суеверен и потому отчасти поддался мрачному настроению Гроляра; но полицейский добавил вслед за тем более спокойным тоном:

- Я плохо спал в прошлую ночь, и потому мысли мои не в должном порядке" Ночью, например, мне казалось, будто Лао Тсин намерен проделать с нами плохую шутку и что я напрасно последовал за вами в это путешествие, а теперь на меня неприятно подействовал отказ Саранги взять с собой Ланжале, моего помощника и преданного друга, на которого я привык полагаться во всех сомнительных случаях в моих путешествиях по Востоку.

- В этом отказе Саранги нет ничего странного, - возразил Ли Ванг, - он сделал только то, что предписывается правилами Общества Джонок, воспрещающими иностранцам проникать на остров Иен.

- Но я ведь тоже иностранец, и однако же для меня оказалось возможным отправиться на остров!

- Вы другое дело, господин маркиз! Вы очевидец кончины старого Кванга, везущий туда известие об этом важном событии и доказывающий таким образом справедливость моих притязаний на этот высокий пост. Без этого разве я согласился бы взять вас с собой? У каждого из нас своя целы у меня - сделаться главой Общества Джонок, на что я имею неоспоримое право, а у вас - получить в свои руки драгоценный "Регент", оставленный мной у Лао Тсина. Таким образом, мы опираемся друг на друга в достижении наших целей. Итак, следуйте за мной не колеблясь, потому что, в сущности, вам иначе ведь нельзя действовать... Но что там такое с Сарангой? Он остановился и делает нам знаки тоже остановиться. Посмотрим, в чем дело!

Ли Ванг умерил ход своей лодки и поравнялся со своим проводником.

- Что случилось? - спросил он Сарангу.

- Мы прибыли немного раньше, чем следовало, и нам придется подождать до того времени, когда вода пойдет на отлив от гротов Мары, - иначе нам не попасть в них, так как они совершенно затоплены приливом.

- Это правда?.. А не сбился ты с дороги?..

- Я, господин, мог бы найти дорогу к гротам Мары и с закрытыми глазами, - сказал малаец, мрачно улыбаясь. - Повторяю вам, нам нужно подождать, пока спадет лишняя вода.

- Сколько времени?

- Час может быть, и больше часу...

- Мы могли бы это время с большей приятностью провести на яхте, - заметил недовольным тоном китаец.

- Тогда мы могли бы опоздать, господин, потому что необходимо попасть в гроты по первой отливающей воде. Затем она устремляется с такой силой, что вы рисковали бы разбиться вдребезги у этих скал.

- "Вы рисковали бы"! А разве ты не поедешь с нами?

- Я могу ехать только до первого ряда скал.

- Почему это?

- Потому что господин Лао Тсин велел так мне.

- Как же мы без проводника будем продолжать наш путь?

- Саранга вам объяснит это теперь на досуге, господин.

- Это будет не слишком трудно?

- Ничего нет легче, господин, как пройти теперь на остров Иен, стоит только страже у входов в гроты пропустить вас туда.

- А что это за стража?

- Вы ее увидите, господин! - отвечал уклончиво малаец, и невольная дрожь пробежала по его телу - при воспоминании, вероятно, о каком-нибудь ужасном случае.

XXII

Саранга и Ли Ванг. - Необъяснимая ненависть и жажда мщения. - Крупный разговор. - Гроляр беспокоится. - Последние советы. - Пассажиры третьей лодки.

Если бы Ли Ванг и Гроляр могли видеть в эти минуты лицо малайца, искаженное ненавистью и мщением, едва ли они бы не предпочли лучше вернуться на яхту, чем продолжать с таким проводником дальнейшее путешествие. Что же заставляло Сарангу всякий раз проявлять свирепое злорадство по отношению к китайцу, вместо того чтобы просто исполнять приказания, полученные от банкира Лао Тсина? Ему, малайцу, не принадлежащему к Обществу Джонок, не все ли равно, кто одержит верх в этой борьбе, француз ли Бартес или китаец Ли Ванг, интересы которых одинаково были чужды ему?

Старый Фо выкупил его когда-то из неволи у тиморского султана и определил в услужение к Лао Тсину, который всегда обращался с ним гуманно. За это Саранга относился к нему с преданностью верной собаки и всегда готов был пожертвовать жизнью ради своего господина. Но тут еще не заключалось никакого разъяснения причины, по которой Саранга ненавидел знатного китайца, явившегося оспаривать власть повелителя пиратов у француза Бартеса.

Конечно, между знатным китайцем и малайцем должна была существовать какая-то кровная вражда. Малайцу, должно быть, нанесли когда-то одну из тех обид, которые никогда не забываются. Но в чем состояла эта обида - никто этого не знал между слугами банкира, среди которых Саранга жил одиноко, без семьи и без друзей, жуя бетель, куря и попивая иногда арак - для развлечения, а может быть, и с целью забыться.

При первом появлении Ли Ванга у его господина лицо малайца, обыкновенно бронзового цвета, вдруг позеленело, и руки схватились за пояс, ища, разумеется, кинжал, которого там не было. Но это волнение Саранги никем не было замечено, и в течение двух дней, предшествующих отплытию яхты, он вел себя спокойно и равнодушно, рассудив, без сомнения, что продолжать волноваться нечего, так как он скоро повезет своего врага на верную и неизбежную смерть, одно представление о которой повергало его в трепет и ужас...

Потом, на яхте, в одну из тихих ночей, стоя на носу судна, он Долго напевал себе под нос какую-то песню на своем родном языке - и в глазах его светилось нечто радостное. Может быть, это была злая радость, предчувствие удовлетворенной мести, по случаю ожидания скорой и страшной гибели врага?

Что касается Ли Ванга, то он, очевидно, ничего не ощущал по отношению к малайцу, видя его, по всей вероятности, в первый раз в жизни: он равнодушно смотрел на малайца как на человека, совершенно ему незнакомого, и так держал себя с ним и в доме банкира, и на борту яхты.

Только в разговоре о дальнейшей дороге об обратил некоторое внимание на тон, которым сказаны были малайцем последние слова, вследствие чего повторил свой вопрос с оттенком нетерпения и приказания:

- Я тебя спрашиваю, что это за стража, которая имеет право пропускать или останавливать направляющихся на остров Иен?

- Я ничего больше не могу прибавить.

- Сказать правду, ты не похож на проводника, - заметил Ли Ванг.

- Мой господин приказал мне проводить вас до гротов Мары, и это все, что я обязан исполнить.

- Можно было бы подумать, - продолжал Ли Ванг, - что ты получил иное приказание - сбить нас с дороги. Я сообщу твоему господину о твоем странном поведении.

- Вы можете думать обо мне все, что угодно, и сообщать господину все, что считаете нужным.

- Это, наконец, уж чересчур, и если бы мы были на яхте...

- Яхта состоит под командой господина Порника, а также отчасти и под моей, а потому вы не можете делать там никаких распоряжений.

- Ну хорошо! - вскричал Ли Ванг. - По возвращении в Батавию ты будешь достойным образом наказан моим другом Лао Тсином, даю тебе слово.

- Лао Тсин вам не друг...

- Молчать, презренный раб! Что-то сдается мне, что ты не проводник, а предатель! Право, не вернуться ли мне назад?..

Услышав такие слова, Саранга сразу переменил тон и смиренно сказал:

- Зачем господин разгневался на бедного Сарангу за то, что он не знает того, о чем его спрашивают? Не думает ли господин, что Саранга посвящен в тайны острова Квангов?

- Это правда! - согласился китаец, который тоже одумался в своем гневном раздражении и вернулся снова к своей заветной мечте - проникнуть на таинственный остров.

"В самом деле, - сказал он про себя, - я напрасно рассердился на этого беднягу-дикаря. Что он может знать, кроме дороги, которой ведет нас? Я погорячился!"

- Да, правда! - заключил он вслух свои размышления. - И притом ведь стража часто меняется, и ты, понятно, в настоящую минуту не можешь знать, кому поручен надзор за проходом в гроты. Надеюсь, ты не обманешь моего доверия?

- В чем дело? - спросил Гроляр, ничего не понявший из этого разговора, происходившего на малайском языке, которого он совсем не знал.

- Пустяки! - ответил Ли Ванг. - Кое-какие подробности касательно дороги, которые сообщил мне наш проводник.

- Видите ли, - беспокойно продолжал полицейский, - я думаю, что теперь еще есть время вам отказаться от вашего предприятия... Даю вам честное слово, если бы я знал, что нам нужно будет темной ночью пробираться через морские трущобы к этому знаменитому дворцу, я бы ни за что на свете не согласился сопутствовать вам!

- Да, вам бы нужен был порт, совершенно открытый для входа и выхода, вроде батавского, и чтобы на этих вот скалах было написано огромными буквами: "Здесь секретное пристанище Общества Джонок". Обуздайте хоть немного ваше боязливое воображение, господин маркиз де Сен-Фюрси!

- Чем ближе мы к цели нашего путешествия, тем более тревожат меня мои предчувствия, - заметил плачущим тоном Гроляр.

- Господин! - возвестил в эту минуту Саранга. - Поднимается ветер, с которым наступит отлив. Возьмите вот эту веревку, привяжите ею вашу лодку к моей, чтобы вы ни на шаг не отставали от меня.

- Хорошо! - ответил Ли Ванг.

- Теперь соблаговолите выслушать мои последние советы, как вам приплыть к гротам Мары.

- Ладно! Этого-то я и ожидаю от тебя!

- Когда отлив начнется, я вас провожу прямо к месту, где Должен буду остаться, вы же направитесь дальше уже одни, Держа руль вашей лодки прямо вперед и никуда не сворачивая. Таким путем вы как раз подъедете к гротам, о чем даст вам знать шум волн под их сводами. Тогда вы зажжете фонари на носу и на корме, чтобы осмотреться кругом. Под сводами гротов вы войдете в канал, ведущий к довольно широкому подземному озеру, имеющему в длину около трех морских миль. Это озеро прямо и приведет вас на остров Иен, где устроен главный порт Общества.

- А нет ли входа на остров с другой стороны, не через эти гроты?

- Я этого не знаю, господин, я всегда входил только через гроты.

- Я думаю, что другой вход должен существовать, так как джонки, по-моему, не могут проникать на остров через пещеры которые должны быть очень тесны для них

- Я ничего не знаю об этом, господин! Я не из тех, кому доверяют секреты" Но слышите ли? Хорошо ли вы привязали веревку к вашей лодке? Теперь нам не придется долго ждать!

- Мы готовы, отправляйся! - сказал Ли Ванг.

И опять наступила тишина, такая же глубокая, как и мрак тропической ночи, окружавший наших пловцов, которые бесшумно скользили по спокойным темным волнам моря. Но эти волны постоянно светились искрами, исходящими от разных фосфоресцирующих животных, и представляли дивную картину, способную приковать к себе внимание всякого... только не наших двух путешественников, которые слишком были поглощены своими мыслями, не дававшими им покоя.

Между тем третья лодка не теряла из виду первых двух, плывя на некотором расстоянии от них.

- Все сделано? - спросил Порник, когда спускался по канату в китоловку.

- Все, господин командир! - ответил Ланжале.

- Съестные припасы?..

- Есть, на восемь дней, на четырех человек.

- Хорошо! Оружие?

- Есть, в этом ящике ружья с репетицией и со штыками, двенадцатимиллиметровые револьверы, топоры, сабли для абордажа и прочая амуниция.

- Питье?

- Есть: двести литров воды, сто литров вина и небольшой бочонок с ромом.

- Отлично, спасибо! Данео здесь?

- Здесь, господин командир! - отозвался Данео в ночной темноте из другого конца лодки.

- Все в порядке, - заключил Порник, - а теперь - в путь, дети мои, не теряя из виду наших пассажиров с малайцем во главе!

И китоловка продолжала тихо подвигаться вперед по чуть заметному светящемуся следу, оставляемому двумя передними лодками, не подозревавшими, что у них есть спутница.

XXIII

Китоловка. - Военный совет. - Армия в два человека. - Правый и левый фланги. - Любознательность Данео. - Так вот в чем дело! - Вперед!

Все, что принадлежало банкиру Лао Тсину, носило отпечаток прочности, изящества и новейших научных приспособлений к делу. Такова была и китоловка при его яхте: она была построена из самого лучшего тикового дерева, украшена как игрушка и приводилась в движение электрической машиной, заказанной в Париже; при этом она отличалась такой скоростью хода, что могла делать двадцать два узла в час.

Порник, имевший очень острое зрение и тонкий слух, держался ровно в пятидесяти метрах от двух лодок, не будучи видим их пассажирами. Когда Саранга остановился, он также остановил свою китоловку и благодаря глубокой тишине ночи мог отчетливо слышать каждое слово малайца, разговаривавшего с Ли Вангом; ему приходилось только сожалеть, что он очень мало понимал по-малайски.

- Ну, дети мои, - вполголоса сказал он своим товарищам, - побеседуем немного, но так, чтобы нас не могли слышать там эти две обезьяны, затащившие с собой нашего француза, по его глупости. Нам нужно столковаться относительно образа действий в этой экспедиции. Тебе слово, Ланжале!

- Предполагая, что ты уже посвятил в нашу тайну Данео, - начал Парижанин, - я могу сказать только, что мы немного похожи на слепцов, пробирающихся ощупью, и потому должны следовать за Сарангой во всех его перемещениях, не теряя ни на мгновение из виду нашего друга Гроляра.

- "Нашего друга"! - возразил Порник. - Скажи лучше, что одному из наших соотечественников грозит смерть, и мы не можем допустить, чтобы он был убит этими китайскими мартышками, с их смешными косыми глазами и косами на затылках!. Итак, мы должны защитить его во что бы то ни стало, до готовности пожертвовать нашей жизнью ради него, если это окажется необходимым. Согласны вы со мной?

- Согласны, согласны! - ответили Ланжале и Данео.

- Хорошо! - одобрил Порник. - Но во всякой экспедиции, как бы она ни была ничтожна по числу людей, необходимо иметь командира, чтобы согласованнее действовать и в атаке, и в защите, и чтобы силы людей не разбрасывались ни направо, ни налево. Постараемся же теперь выбрать командира. Начинайте! Я буду собирать голоса.

- Да зачем тут голоса, - возразил Ланжале, - когда командовать должен ты, а мы готовы повиноваться тебе даже с закрытыми глазами?!

- Хорошо, - одобрил опять Порник, ощущавший некоторую наклонность к формализму. - Итак, ты подаешь свой голос за меня?

- Хоть десять голосов! - воскликнул Ланжале.

- Ладно! А ты, Данео?

- Я согласен с Ланжале во всем, признаю тебя нашим командиром и на суше, и на море и готов за тобой повсюду следовать, хоть к самому сатане в преисподнюю!

- Отлично, дети мои! И вы не раскаетесь в вашем выборе, вы увидите, что Порник первый готов будет сложить свою голову, когда представится серьезная опасность! Теперь установим известный порядок, которого будем держаться при стычке с неприятелем: ты, Ланжале, будешь моим правым флангом, а ты, Данео, левым. Это значит, что при нападении нашем на неприятеля, когда я устремлюсь на его центр, ты будешь громить его справа, а ты, Данео, слева от меня. Идет?

- Идет, идет! - ответили одновременно оба фланга.

- Ладно! Именно так и поступают на войне, - продолжал Порник, - то есть одновременно действуют и центром, и двумя сторонами, правой и левой.

Очень довольный преподанным им уроком тактики, бретонец так заключил свой деловой разговор:

- Знайте, друзья мои, что всегда тот оказывается плохим солдатом, - будь он моряк или пехотинец, - у кого в фонаре нет ровно ничего!

"Фонарь" на его языке означал голову.

- А против кого, собственно, мы идем? - спросил Данео. - Если против кучки людей, подобных этому полунагому франту, называемому Сарангой, то это еще не самая большая опасность

- В том-то и штука, - ответил начальник армии в два человека, - что мне самому доподлинно неизвестно, против кого мы идем! Ясно только, что этот некто приближается к нам, или мы близимся к нему, что, по-моему, одно и то же.

- У него на все готов ответ, что бы ему ни сказали, - заметил, смеясь, Данео, - и он готов шутить в самой пасти сатаны!

- Черт возьми, надо быть особенно глупым, чтобы попасть к сатане в пасть! - воскликнул Порник, играя словами. - Надеюсь, однако, что с тобой никогда не случалось ничего подобного.

- Бог миловал, но шутки в сторону. Я бы серьезно хотел знать, в самом деле, с кем мы будем иметь дело?

- Дружище, я тебе скажу опять, и как нельзя более серьезно, что мы об этом решительно ничего не знаем... Ланжале скажет тебе то же самое.

- Это правда?

- Как то, что мы сидим теперь в этой самой китоловке, среди этого малоизвестного нам моря! Все, что мы узнали благодаря некоторой хитрости нашего приятеля Ланжале, заставившего малайца обронить несколько лишних слов, заключается в том, что жизнь "маркиза де Сен-Фюрси" находится в большой опасности"

- Гроляра, то есть?

- Ну да! Мы узнали, что он не вернется целым и невредимым из путешествия с этим Ли Вангом, и потому решились следовать за ними втайне от них, чтобы в случае опасности защищать его от всяких Ли Вангов и им подобных господ. Откуда явится опасность и кто неприятель, об этом мы знаем столько же, сколько и ты. Но никто и ничто не заставит отступить трех честных французов, когда дело касается защиты одного из наших соотечественников! Мы не хотим знать, замышлял ли что против нас господин Гроляр и не намерен ли он завтра же возобновить свои замыслы: он француз, и притом вдали от своего отечества. Этого должно быть достаточно, чтобы мы никому не позволили здесь тронуть его! - Мы, может быть, потому были назначены на яхту Лао Тсина, что имеем личные счеты с господином Гроляром и потому не станем ни в чем помогать ему как нашему врагу. Так покажем же всем этим мартышкам, что они обманулись и что французские моряки помнят всегда о долге и чести!.. Но если ты не так думаешь, как мы, - можешь сесть в эту лодчонку, привязанную сзади нашей китоловки, и вернуться на яхту: мы и вдвоем с Ланжале сумеем справиться с этим делом.

- Мне покинуть вас?! - воскликнул Данео. - Черт меня возьми, если я способен на такую низость! Я видел, что ты все шутишь, и потому подумал, что дело касается опять какой-нибудь смешной штуки, которую вы решили сыграть с Гроляром, войдя для этого в сговор с Ли Вангом и малайцем. Но раз этого нет, то вы смело можете положиться на меня, - я также не отступлю ни перед чем!

- Браво, дружище! - заключил Порник. - Однако, слышите ли, поднимается ветер, и нам нужно быть готовыми к нему! Я не знаю, что замышляет против нас эта глупая малайская морда: не Думает ли он завести нас в такое место, где ветер может бросить нас на скалы, или что-нибудь иное учинить? К счастью, наша китоловка с ее машиной может противиться всяким дьявольским ветрам, тогда как лодки, в которых они плывут, не будут в состоянии и двух секунд выдержать напор ветра или сильного течения Малаец же может ускользнуть из опасного места каким-нибудь хитрым маневром, - он ведь ловок, как бес, - а Гроляр с китайцем пойдут ко дну!.. Данео, дружище, приподними немного якоря!

- Готово, командир!

- Ладно, мой милый! А теперь садись поближе к борту и жди команды!

- Положитесь на меня, командир, все будет в порядке!

Едва Данео успел сказать это, как ветер вдруг начал крепчать, и море подернулось "барашками", заставив китоловку качаться, чего до сих пор вовсе не замечалось.

- Внимание! - возгласил Порник. - Комедия начинается! Держись твердо на своем месте, Ланжале! Течение поднимает нас! Вперед!

XXIV

Новый участник сцены. - Начало катастрофы. - В гротах Мары. - Сын Бегумы-Мариавы. - Кто такие "исполнители правосудия".

В ту же самую минуту, когда Порник скомандовал "вперед", две передние лодки также поплыли дальше, управляемые Сарангой. Течение было уже настолько сильно, что два пассажира второй лодки не могли бы преодолеть его, если бы вздумали повернуть свое судно в обратный путь.

Однако для начинавшегося спектакля, полного, как мы увидим, драматизма, готовился новый участник, хотя и равнодушный, на которого малаец не рассчитывал: это была луна, которая как раз в это мгновение выглянула из-за густого тумана, готовившегося, по-видимому, совершенно рассеяться. Это неожиданное обстоятельство повлекло за собой такие последствия для Саранги, которых никто не мог предвидеть...

Лодки неслись так быстро, что Порник, видя уже весьма близкие скалы, готовился нагнать вторую из них, чтобы, взяв ее на буксир, повлечь за собой в обратный путь, как вдруг малаец метнул свою острогу в ближайшую скалу, и лодка его мгновенно остановилась. Но в ту же минуту он размотал всю веревку, державшую на привязи вторую лодку, и последняя с ужасной быстротой, как стрела, помчалась под своды гротов, вызвав невольный крик испуга у обоих пассажиров.

Именно в это мгновение луна осветила место действия.

Видя это и поняв намерения малайца, Порник и двое его товарищей бросились также в гроты - в погоню за исчезнувшей лодкой, мимоходом крикнув бранные слова малайцу, который, с растрепанными волосами и леденея от ужаса, глядел на трех смельчаков, не понимая, каким образом они очутились на месте этой страшной драмы.

Вдруг малаец припомнил, что он дал слово своему господину спасти во что бы то ни стало Ланжале, которого он заметил в числе трех пассажиров на китоловке. Как он теперь явится к Лао Тсину и что ему скажет?.. К тому же в китоловке был сам командир яхты, который умеет управлять компасом и всеми движениями судна и без которого ему никак не вернуться обратно в Батавию.. Сообразив все это, малаец решил, что ему необходимо спасти от гибели этих двух человек, хотя бы и пожертвовав своей жизнью.

Отцепив свою лодку от скалы, он пустил ее по течению и также понесся стрелой под своды гротов.

Войдя в это страшное место, он сложил руки рупором и, приставив их ко рту, крикнул что было силы:

- Ли Ванг, зажгите у себя фонари!

Эти слова глухо прозвучали под нависшими сводами, готовыми, казалось, обрушиться на головы людей под ними, но малаец с облегчением увидел огни, засветившиеся в отдалении и отразившиеся на мрачных волнах. Тогда он крикнул еще:

- Господин Порник, зажгите и вы огни у себя! Это я, Саранга! Я хочу помочь вам и спасти вас от беды во что бы то ни стало!

- Давно пора, черт тебя побери! - крикнул в раздражении бретонец. - Лучше поздно, чем никогда! Но пусть возьмут меня сию минуту все черти ада, если я знаю, где мы находимся!..

Китоловка тотчас же вся осветилась огнями.

- Можете ли вы, - спросил Саранга, приблизившись к ней на своей лодке, - держаться с вашей машиной против течения?

- Не только держаться, но могу и идти против него, негодяй!

- Хорошо! - сказал малаец, не обращая внимания на оскорбления, посылаемые ему, или, может быть, не понимая их. - Догоните лодку с вашими друзьями, прицепите ее к себе веревкой и сопротивляйтесь течению всеми силами, не идя дальше: Дальше их и вас ожидает беда!.. Да поскорее!..

Порник не заставил малайца повторять свои советы и бросился за лодкой: он понял, что если малаец был виной катастрофы, готовой с минуты на минуту разразиться над ними, то теперь он совершенно искренне желал предупредить ее.

В несколько минут китоловка очутилась рядом с лодкой, Умчавшейся вперед, и взяла ее на буксир, остановившись сама неподвижно и твердо среди бушевавших волн... Радость бедного Гроляра была неописуема, когда он увидел себя под защитой своего помощника Ланжале и его двух товарищей!

Но Ли Ванг, находивший свое положение весьма естественным, хотя быстрота хода немного беспокоила его, вообразил, что Порник на своей китоловке явился затем сюда, чтобы помешать ему в его честолюбивом намерении проникнуть поскорее на остров Иен. Он уже готовился потребовать от Саранги объяснения этой неожиданной помехи его планам, как вдруг малаец, также прикрепив свою лодку к китоловке, объявил ему:

- Ли Ванг, вы осуждены на смерть банкиром Лао Тсином и мной! Вы, де Сен-Фюрси, также, хотя я сам ничего не имею против вас... И вы очутились здесь, под этими гротами, чтобы погибнуть!

- Что же я тебе сделал, несчастный? - вскрикнул Ли Ванг, приходя в ярость от своих несбывшихся надежд. - И что я сделал твоему бесчестному господину, чтобы послать меня в эту западню?

- Молчи! - сказал ему Саранга. - Это дело справедливости! Не оскорбляй моего господина, иначе я задушу тебя тут же, на месте, своими собственными руками!..

- А я, - воскликнул Гроляр, - чем же я провинился перед Лао Тсином? - И вдруг заплакал, как женщина.

Глубокое молчание воцарилось затем на несколько минут Порник и его товарищи поняли, что приближается развязка таинственного приключения с пассажирами второй лодки.

- Что вы сделали, вы двое? - начал опять малаец. - Не мешали ли вы великим намерениям моего господина? Не арестовали ли вы нашего высокоуважаемого Кванта, усыновленного покойным Фо, и не отказались ли вы трижды исполнить требование, предъявленное вам, не делать больше покушений против свободы молодого человека, избранного волей судьбы главой великого Общества Джонок? В тот самый день и час, когда вы отказались исполнить это требование, вы подписали свой смертный приговор!

- А ты, Ли Ванг, - продолжал Саранга, и глаза его заблестели мрачным огнем мщения, - если ты желаешь знать, за что я тебя ненавижу и почему я отдал бы последнюю каплю своей крови за желание видеть твою кровь пролитой, - вспомни остров Тимор! Я - Мегали, сын Бегумы-Мариавы!...

Услышав эти последние слова, Ли Ванг испустил крик, полный ужаса и отчаяния, и, вскочив с места, устремил свой безумный от страха взгляд на малайца, как бы силясь припомнить что-то ужасное в чертах его лица.

- Узнаешь меня? - спросил его Саранга. - Всмотрись в меня хорошенько, чтобы все сомнения исчезли! Я действительно сын твоей жертвы! И знай, что как бы там ни было, что бы ни случилось, но ты никуда не уйдешь отсюда, и я с величайшей радостью и наслаждением увижу, как ты будешь живьем растерзан неумолимыми и страшными исполнителями правосудия гротов Мары! Ли Ванг в ужасе бессознательно опустился на дно своей лодки.

- Ладно! - заключил малаец с презрением. - Ты так же труслив, как и жесток...

И прыгнув из своей лодки на борт китоловки, он сказал Порнику:

- Сожалею, господин командир, что против моего желания поставил вас в это опасное положение. Но будьте уверены, что я сделаю все, чтобы только вывести вас из него! Только бы нам хватило оружия и съестных припасов...

- Оружия у нас достаточно, - объявил Порник, - а пищи - более чем на неделю.

- Хвала богам! - воскликнул Саранга. - Послезавтра - время полнолуния, и мы будем на месте, где вода совершенно спокойна: это единственный момент в году, когда первые гроты не бывают затоплены морем, и если мы продержимся до этого времени, то сумеем выбраться из этих проклятых мест в открытое мора

- Да? - спросил Порник. - "Если мы продержимся"?. А кто эти страшные противники, или "исполнители правосудия", как ты их назвал, с которыми приходится нам иметь дело?

- Всмотритесь внимательно в волны у борта, - ответил малаец, и невольная дрожь пробежала по его телу.

XXV

Акулы. - Небольшой спор по поводу "большого негодяя". - Какие еще опасности впереди? - Светлый луч на мрачном фоне окружающего. - Тоска ожидания. - Бравый капитан.

Порник наклонился к борту китоловки и стал смотреть на волны. - Ах, ах! Черт возьми! - воскликнул он. - В самом деле акулы! И какое множество! Целый полк! И какой величины! Я таких и не видывал никогда! Впрочем, этот неприятель не слишком опасен при нашей шлюпке. Другое дело, если бы это была простая лодка.

Как бы в подтверждение последних его слов несчастный Гроляр вдруг вскрикнул не своим голосом и бросился из своей лодки на борт китоловки. Ланжале вскочил со своего места и помог ему перебраться на их судно.

Причиной тревоги была одна из акул, которая, почуяв добычу вздумала прыгнуть в лодку, но плохо рассчитала свой прыжок и перелетела через лодку на другую сторону грота, чуть-чуть только задев мокрым телом бедного полицейского. Ли Ванг тоже устремился за ним на китоловку, выйдя из оцепенения при виде страшной опасности, грозившей им обоим, но Саранга загородил ему дорогу.

- Ни шагу дальше! - крикнул ему грозно малаец. - Оставайся на своем месте, или я брошу тебя сейчас же за борт лодки!

Несчастный искатель власти Кванга, превратившийся теперь в самое жалкое существо, убедившись, что все надежды его погибли, начал было умолять малайца пощадить его, но тот был непреклонен, грозя немедленно разделаться с ним. Тогда вмешался Порник.

- Я один здесь командую, - сказал он малайцу, - и никто не имеет права препятствовать кому бы то ни было искать безопасности на борту моего судна.

- В таком случае я возвращаюсь на свое судно, - заявил Саранга.

- Ты не сделаешь такой безумной вещи!

- А зачем вы становитесь между мной и этим человеком? Он принадлежит теперь мне, по праву мести!

- Послушай, Саранга, ты ошибаешься: мы все тут уверены, что этот Ли Ванг - большой негодяй и тысячу раз заслужил свое наказание, но наши нравы и обычаи запрещают нам быть свидетелями такой жестокой расправы с человеком, хотя бы и тяжко виновным. Не беспокойся, он от тебя никуда не уйдет, и ты свершишь над ним свое правосудие, только не теперь, а в более спокойное время.

- Значит, этот человек принадлежит мне?

- Да, или, скорее, твоей справедливости, так как ты, без сомнения, не захочешь наказывать невиновного.

- О, на этот счет вы можете быть спокойны! Надеюсь также, что никто не покусится отнять его у меня?

- Мы, напротив, станем даже помогать тебе караулить его.

- Хорошо! Я остаюсь здесь, - решил Саранга, - и надеюсь, что вы сдержите ваше слово.

- Разумеется! Но поговорим о нашем положении: если только одни акулы грозят нам...

- Нет, господин Порник, - перебил малаец речь Порника, - есть еще другая опасность, о которой вы и не думаете, конечно. Когда мы вынуждены будем войти в озеро, то буквально по акулам, а не по воде должны будем пробираться там! С незапамятных времен жители острова Иена прикармливают их, бросая озеро остатки всевозможной пищи - например, целых свиней и даже быков, и акулы тысячами стремятся через гроты в озеро из моря, чуя добычу" Итак, довольно будет какой-нибудь из этих тварей случайно прыгнуть к нам на палубу - и мы погибли! Ведь один удар хвоста этого чудовища убивает наповал человека!

- Мы будем осторожно пробираться между ними.

- Никакая осторожность не поможет тут, как и все ваше оружие, поверьте мне! Затем нам грозит еще одна опасность...

И Саранга побледнел при одном воспоминании о чем-то ужасном, изведанном им когда-то.

- Какая же? - спросил Порник. - Дело, как я замечаю, не шуточное, если и ты даже пасуешь перед ним.

- И есть чего страшиться, господин командир! Представьте себе, что на острове Иене содержится порядочное число чудовищной величины кайманов, посвященных богам; и вот их, в последнюю ночь, которая предшествует полнолунию, пускают в озеро на акул. Зная это, мой господин и выбрал как раз это самое время, рассчитывая на то, что если бы Ли Ванг и его спутник каким-нибудь чудом уцелели от акул, то кайманы совершили бы правосудие над ними!

- Это ужасно! - воскликнули в один голос Порник, Ланжале и Данео, а несчастные Ли Ванг и Гроляр глухо застонали от ужаса.

- И когда эти кайманы, - продолжал малаец, - которых перед тем нарочно морят голодом, увидят проход в озеро из своего бассейна свободным, они с невообразимой яростью устремляются на добычу, сокрушая все на своем пути. Акулы, понятно, не уступают им себя дешево, - и вот начинается страшная схватка между ними, в которую не приведи судьба нам попасть! Хуже ничего не может быть!

- Это ужасно! - опять воскликнули Порник и его товарищи.

- Единственная наша надежда на то, что сегодня, может быть, кайманов еще не пустят в озеро...

- А нет ли какой-нибудь возможности остаться здесь, чтобы не входить в озеро, пережидая опасное время?

- Никакой возможности! Менее чем через час вода наполнит эти гроты до самых сводов, и мы, таким образом, будем залиты ею и пойдем ко дну... Словом, мы должны плыть в озеро, если не желаем утонуть здесь.

Акулы между тем все прибывали и прибывали в гроты, толкаясь мордами и хвостами о стены китоловки и щелкая зубами. Саранга сосредоточенно молчал, обдумывая что-то. Видя это, Порник сказал Ланжале:

Луи Жаколио - Затерянные в океане (Perdus sur l'ocean). 5 часть., читать текст

См. также Луи Жаколио (Louis Jacolliot) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :