Уильям Шекспир
«Цимбелин (Cymbeline). 3 часть.»

"Цимбелин (Cymbeline). 3 часть."

Скорее на него жестокие гоненья!

Сицилий. Да, прекрати скорей! иль, призраки без плоти, -

Мы все возопием к других богов совету.

Несправедливости твоей все ужаснутся!

2-й брат. О, помоги-жь ему, Юпитер, иль мы сами -

Все, все укроемся от твоего суда.

Юпитер с громом и молнией, спускается,сидя на орле, и бросает огненную стрелу. Призраки падают па колени.

Юпитер. Молчать! Как смеете вы, выходцы из стран -

Подземных оскорблять наш слух?.. Молчите!.. Смирно! -

Как громовержца вы посмели обвинять -

В несправедливости? Вы знаете, те стрелы, -

Что мною пущены с небес, умеют быстро -

Негодование людское укрощать. -

Рой жалких призраков, вернись же поскорее -

В Элизий, где тебе дано отдохновенье -

На ложах из цветов невянущих; дела-же -

Земные предоставь мне одному.

То дело - лишь одного меня касается, не вас. -

Кого я более люблю, того и испытую -

Сильнее, чем других; от замедленья счастья -

Лишь увеличится земное наслажденье. -

Так успокойтесь-же: приниженный теперь -

Лишь возвеличится сильнее нашей властью -

И пышно расцветет его жизнь молодая, -

Всем испытаниям его конец. Под нашей -

Звездою он рожден, и в нашем храме брак -

Его был совершен. Так встаньте, испаритесь! -

Соединится он с своею Имодженой, -

И жизнь их в счастии безоблачном пройдет. -

Вот вам табличка. Вы ее на грудь ему -

Положите, а в ней судеб предназначенье -

Его начертано. Исчезните-же все -

И больше никогда не поднимайте крика -

На праведный мой суд; не вызывайте этим -

Вы гнева моего, безжалостного гнева -

Теперь лети, орел, в кристальный мой чертог! (Улетает).

Сицилий. Он с громом, с молнией спустился к нам на землю; -

Его небесное дыханье пахло серой. -

Орел его летел так быстро и так грозно, -

Как будто сокрушить намеревался нас, -

Но, поднимаясь, он сулил юдоли нашей -

Ряд лучших дней, поля благословив земные. -

И чистила так клюв свой царственная птица, -

Как будто говоря: "Хозяин мой доволен".

Все. Благодарим тебя, Юпитер!

Сицилий. Он вернулся -

В заоблачный дворец, ступил под свой лазурный -

И лучезарный свод. Исполним повеленье -

Его; от этого зависит наше счастье (Исчезают).

Постум (просыпаясь). Сон, ты был моим прародителем; ты разом дал мне и отца, и мать, и двух братьев. Но какая злая насмешка! Едва успев народиться, они уже скрылясь, исчезли отсюда, а я очнулся от сладкого забытья. Все горемычные создания, как и я, расчитывающия на милость свыше, просыпаются и не находят ничего... Однако, я сам не знаю, что говорю. На многих, даже не помышляющих о счастии и недостойных расчитывать на него, сыплются всевозможные блага, как и на меня, во время того золотого сна, и они сами не знают, за что им такое благополучие... Какими-же феями посещается это место?.. Вот книжка... Какой великолепный переплет! О, лишь бы, наперекор современному обычаю и нашим царедворцам, пышная обложка не оставляла далеко за собою внутреннего её содержания! Пусть сдержи она те обещания, какие дает. (Читает). "Когда львенок, не знавший сам, кто он, найдет то, чего не искал, его внезапно охватить струей ласкового воздуха, а когда ветви векового кедра, которые все много лет считали погибшими, зазеленеют снова на старом стволе, окончатся и бедствия Постума. Британия будет снова счастлива и пышно расцветет среди изобилия и мира"... Чтоже это такое? Тоже сон или вздор, срывающийся с языка y сумасшедшего без участия его мозга? То это или другое, или ровно ничего? Во всяком случае это схоже с моей жизнью и потому я сберегу это (Входит тюремщик),

Тюремщик. Ну, приятель, готов ты к смерти?

Постум. Даже переготов. Чем скорей, тем лучше.

Тюрремщик. Речь, ведь, идет о виселице. Значить, для неё ты только поспел, а не переспел.

Постум. Если я окажусь таким блюдом, на которое стоит поглазеть, я сам расплачусь за себя.

Тюремщик. Тяжелая это будет для тебя расплата приятель. Одно только утешительно, что тебе более не придется сводить итогов под счетами. Ты даже не увидишь трактирных счетов, которые вслед за полученным удовольствием делают иногда печальными минуты ухода. Входите вы в харчевню; вам чуть не делается дурно оттого, что вы голодны, а когда уходите, вам становится досадно, что вы слишком много истратили и слишком много получили. И в кошельке, и в мозгу пустота: в мозгу потому, что в нем - тяжесть вследствие вашего легкомыслия, а кошелек слишком легок потому, что в нем ничего не осталось. О, с нынешнего дня вы будете защищены от подобных неприятностей. Милосердие веревки, стоющей всего один пенни, прекращает навек все подобные невзгоды. Лучшего счетчика, чем она, нет. Она освобождает и от прошедшего, и от настоящего, и от будущаго. Для нея, сударь, ваша шея - разом и перо, и счетная книга, и деньги. Расплатитесь, с тем и конец.

Постум. Поверь, смерть для меня радостнее, чем для тебя жизнь.

Тюремщик. Оно, конечно, так: кто спит, тот не чувствует зубной боли. Но я все-таки думаю, что тот, кому предстоит уснуть таким сном, как тебе, да притом когда его в постель укладывает палач, охотно-бы поменялся участью с этим прислужником. Не знаешь, вед, какою дорогою придется идти потом.

Постум. Отлично знаю, любезный.

Тюремщик. Значить y твоей смерти глаза лезут вон из черепа. Никогда я не видывал, чтобы ее представляли такою. Ты или идешь по указаниям кого-нибудь, кто выдает себя знатоком в этом деле, или сам идешь наудачу, ровно ничего не зная из того, что ждет тебя впереди. А о том, чем кончится все странствие, я полагаю, ты уже никому не расскажешь.

Постум. Вот что я скажу тебе, приятель: чтобы отыскать дорогу, по которой мне предстоит идти, глаза найдутся y всех, кроме, разве, тех, кто, не желая ими пользоваться, зажмурившись, идет вперед.

Тюремщик. Вот чепуха! Какой же человек, имеющий глаза, захочет идти вперед, зажмурившись. Правда виселица заставит их зажмуриться без всяких разговоров (Входит гонец).

Гонец. Сними с него оковы и веди его к королю.

Постум. Спасибо тебе за добрую весть. Меня требуют, вероятно, за тем, чтобы даровать мне свободу?

Тюремщик. Не может этого быть! Пусть меня повесят, если не так.

Постум. Ты тогда окажешься свободнее, чем теперь. Мертвые не то, что тюремщики: никакие болты и засовы для них не существуют (Уходит вместе с гонцом).

Тюремщик. Кажется, даже тот, кто, женившись на виселице, народил с нею не одну юную виселицу, не стремился к ней так жадно, как этот. Однако, хоть он и римлянин, но, говоря по совести, не мало на свете еще худших бездельников, которые дорожат жизнью более, чем он, и умирают только поневоле. Так-же умер-бы и я, если-бы оказался одним из них. Хотелось бы мне, чтобы об этом все были одного мнения и притом хорошаго. Плохо пришлось бы тогда тюремщикам и виселицам. Конечно, я говорю против выгод теперешнего моего положения, но и в том, чего я желаю, была-бы тоже некоторая доля выгоды (Уходит).

СЦЕНА V.

Ставка Цимбелина.

Входят Цимбелин, Бэларий, Гвидерий, Арвираг, Пизаний, придворные, воины и свита.

Цимбелин. Вы, по воле богов, сделались спасителями моего престола. Станьте же около меня. Как мне глубоко жаль, что не могли отыскать того бедно одетого воина, который так мужественно сражался рядом с вами, чья лохмотья стыдили позолоченные латы и чья обнаженная грудь так неустрашимо шла против несокрушимых щитов. Если наша благодарность может составить чье-нибудь счастие, счастлив тот, кто его отыщет.

Бэларий. Никогда я не видывал такого благородного изступления y такого жалкого бедняка, которому, казались, свойственнее запуганные взгляды нищего, чем такие подвиги.

Цимбелин. И никаких известий о нем?

Пизаний. Его искали и среди живых, и среди мертвых, но нигде ни малейшего следа.

Цимбелин. К моему великому сожалению, он заслуженную от нас благодарность оставляет в наследство нам, а мы присоединяем ее к той, какую заслужили вы, печень, сердце и мозг Британии. Я сознаю, что она жива только благодаря вам. Теперь самое время спросить, кто вы и откуда? Говорите-же.

Бэларий. Государь, родились мы в Камбрии и происхождения благороднаго. Хвалиться чем-нибудь еще было-бы и неправдиво, и нескромно. Добавлю только, что люди мы честные.

Цимбелин. Преклоните колена, а теперь встаньте, боевые наши рыцари. Вы будете состоять при нашей особе, и я наделю вас почестями, соответствующими вашему сану. (Входит Корнелий в сопровождении придворных дам). Отчего y вас такие сумрачные лица? Плохо-же приветствуете вы нашу победу. По виду вас можно скорее принять за римлян, чем за британских придворных.

Корнелий. Да здравствует великий наш король! Но, государь, я должен омрачить твою радость печальным известием: королева скончалась.

Цимбелин. Врачу такой доклад менее приличен, чем кому-либо другому. Но я все-таки знаю, что лекарства могут только продлить жизнь, но от смерти не избавлены и самые врачи. Как умерла она?

Корнедий. Ужасно! Как жила она последнее время в изступлении, так и умерла. Она была жестока ко всему миру и кончила жестокостью к себе. Если вы соблаговолите выслушать, я передам вам, государь, в чем она призналась. Если я в чем-нибудь ошибусь, эти дамы могут исправить мою ошибку. Оне, обливаясь слезами, присутствовали при её кончине.

Цимбелин. Прошу тебя, говори.

Корнелий. Прежде всего она призналась, что никогда вас не любила, что любила она величие, которое вы ей доставили, но не вас самих; что вышла она замуж за ваш королевский сан, была женою вашего престола, а вас ненавидела.

Цимбелин. Про то знала она одна. Не выскажи она этого на смертном одре, я не поверил-бы собственным её устам. Далее?

Корнелий. Призналась она также, что ваша дочь, о которой она, повидимому, заботилась так нежно, на самом деле была ей не милее скорпиона и королева непременно-бы ее отравила, если-бы та не скрылась.

Цимбелин. О, коварный демон! Кто разгадает сердце женщины? Есть что-нибудь еще?

Корнелий. Есть, и притом самое худшее. Призналась, она, что y неё был для вас приготовлен смертельный яд; если-бы вы его приняли, он беспощадно подтачивал-бы вашу жизнь, действуя медленно, но ежеминутно. Она во время вашей болезни надеялась заботами, слезами и ласками завладеть вами окончательно, а достигнув этого и улучив удобную минуту, убедить вас провозгласить её сына наследником британского престола. Когда-же странное исчезновение сына расстроило все её планы, она впала в изступленное отчаяние и на зло, как богам, так и людям, бесстыдно открыла свои замыслы и жалела только о том, что задуманное ею злодеяние не осуществилось. От этого-то отчаяния она и умерла.

Цимбелин. И вы все это слышали?

Дамы. Слышали, государь.

Цимбелин. Не виноваты в этом ни глаза мои, потому, что она была прекрасна; ни уши, слушавшие её льстивые речи; ни сердце, считавшее ее такою, какою она казалась. Мог-ли я ей не доверять? Но ты, о дочь моя, испытав то, что ты испытала, можешь смело укорять меня в безумии. О, небеса, если-бы явилась возможность все это исправит! (Входят Люций, Иахим, Кудесник и другие римляне, окруженные стражей. За ними Постум и Имоджена). Ты, Кай, не дань пришел теперь получать. Британцы избавились от неё силою оружия, хотя это обошлось не дешево. Они потеряли много храбрых воинов. Родственники убитых, уверяя, будто их души успокоятся только тогда, когда с пленными поступлено будет самым немилосердным образом, требуют вашей казни, и мы дали на это свое согласие. Подумай-же о своем положении.

Люций. Подумай и ты, государь, о превратностях войны. Победа совершенно случайно оказалась на вашей стороне. Если бы она осталась за нами, мы, когда кровь уже остыла, не грозили бы нашим пленникам секирой. Но если такова уже воля богов, чтобы нашим выкупом была смерть, пусть она приходит. Римлянин сумеет умереть, как подобает римлянину. Август жив, чтобы держать это в памяти. Вот все, что касается лично меня. Прошу только об одном: позволь мне выкупить юного моего слугу, британца родом. Едва-ли кто когда-либо имел настолько скромного, усердного, трудолюбивого, такого ласкового во всех случаях жизни, такого преданного, верного, такого женственно заботливого слугу, как этот. Принимая во внимание высокие качества его души, я смею надеяться, государь, что ты мне не откажешь в моей просьбе. Хотя он и служил римлянину, но не сделал ни малейшего зла ни одному британцу. Спаси его, государь, а других может и не щадить.

Цимбелин. Его лицо мне знакомо... Я, конечно, где-то видал его ранее... Юноша, ты одним взглядом вкрался мне в душу. Не знаю, ни почему, ни зачем я это говорю, но все-таки живи, дитя, и не благодари за это своего господина. Да, живи и проси y Цимбелина чего хочешь. Если исполнение твоей просьбы окажется в моей власти и может быть тебе приятно, я согласен на все, когда-бы ты даже потребовал освобождения кого-нибудь из благороднейших военнопленных.

Имоджена. Благодарю, ваше величество.

Люций. Я не прошу тебя ходатайствовать за мою жизнь. Я знаю, что ты сделаешь это и без моей просьбы.

Имоджена. Увы, нет! Мне предстоит другое дело: я вижу нечто такое, что мне более горько, чем самая смерть. Жизнь-же твоя, добрый мой господин, должна ходатайствовать сама за себя.

Люций. Этот юноша пренебрегает мною; он отворачивается от меня, покидает меня на произвол судьбы. Непродолжительны радости тех, кто возлагает свои упования на уверения девушек и юношей. Почему стоит он в таком недоумении?

Цимбелин. Чего-же ты желаешь, дитя? Ты нравишься мне все более и более. Обдумай-же хорошенько, о чем тебе следует меня попросить. Знаком тебе тот, на кого ты смотришь? Говори: - Ты хочешь, чтобы я даровал ему жизнь? Родственник он тебе? Друг?

Имоджена. Он римлянин и настолько-же мало мне родственник, как и я вам. Нет, так как я родился вашим подданным, вы мне ближе.

Цимбелин. Что-же ты смотришь на него так пристально?

Имоджена. Государь, я могу сказать это вам только с глаза на глаз, если вам угодно будет меня выслушать.

Цимбелин. Выслушаю охотно и со всем вниманием, на какое только способен. Как твое имя?

Имоджена. Фидэлий, государь.

Цимбелин. Отныне, милый мальчик, ты будешь моим пажом, а я твоим господином. Отойдем в сторону, и говори не стесняясь.

Отходят в сторону и тихо разговаривают между собою.

Бэларий. Что за странность? Воскрес этот юноша из мертвых?

Арвираг. Две песчинки не могут быть так похожи одна на другую, как этот на того нежнолицаго и милаго юношу, что умер y нас и которого тоже звали Фидэлием. Как ты думаешь?

Гвидерий. Умерший ожил.

Бэларий. Замолчите. Посмотрим, что будет далее. Он нас не узнает, но подождем. Бывают странные сходства. Будь это действительно он, я убежден, что он непременно заговорил-бы с нами.

Гвидерий. Мы, однако, видели его мертвым.

Бэларий. Тише. Полождем, что будет далее.

Пизаний (про себя). Это моя госпожа. Когда она жива, пусть будет, что будет (Цимбелин и Имоджена возвращаются).

Цимбелин. Стань около нас и сам громко задавай ему вопросы (Иахиму). Пленник, подойди и отвечай этому ребенку, говори всю правду без утайки, иначе, клянусь своим венцом, величием и честью своего сана, жесточайшие пытки сумеют распознать, что в твоих словах правда и что ложь. Спрашивай-же его.

Имоджена. Мне хотелось-бы узнать, от кого получил он этот перстень?

Постум (про себя). Ему какое дело?

Цимбелин. Отвечай: - как попал к тебе тот бриллиант, что y тебя на пальце?

Иахим. Ты грозишь мне пыткой, если я не открою того, чего ты требуешь; но берегись, как-бы открытие тайны не обратилось в пытку для тебя самого.

Циыбелин. Как! Для меня?

Иахим. Я рад, что вы заставляете меня открыть тайну, которая страшно тяготит мою душу. Я добыл этот перстень при помощи обмана. Бриллиант этот принадлежал Леонату, тому самому Леонату, которого ты изгнал, меж тем как, - а это должно терзать тебя еще более, чем меня, - благороднее человека нет никого между небом и землею. Прикажешь продолжать, государь?

Цимбелин. Да, я хочу знать все, что относится к этому делу.

Иахим. Твоя дочь, это чудо совершенства, при воспоминании о котором сердце мое обливается кровью и мой смущенный преступный дух совсем изнемогает... Прости, государь! Мне дурно...

Цимбелин. Моя дочь? При чем-же тут она?.. Соберись с силами. Я скорее-бы согласился, чтобы ты жил пока это угодно природе, чем умер ранее, чем я узнаю все. Оправься-же и говори.

Иахим. Несколько времени тому назад, - о, будь проклят ударивший тогда час! - я находился в Риме... будь так-же проклят дом, где это произошло!.. Шли приготовления к пиршеству... О, как было-бы хорошо, если-бы все кушанья или, по крайней мере, те, что предназначались мне, были отравлены... Добрый и хороший Постум... Что я говорю? Он был слишком хорош, чтобы вращаться в среде людей дурных, так-как был самым лучшим среди самих лучших!.. Сидел он грустный, задумчивый... Слыша, как мы восхваляем своих итальянских возлюбленных... Да, мы так прославляли их за красоту, что самое напыщенное хвастовство становилось бледным сравнительно с нашими напыщенными похвалами; за стройность, уверяя при этом, будто такие чудные образцы, как стан Венеры или строгой Минервы, подобных которым природа не в силах ничего создать, ничто в сравнении с станом тех, кого мы восхваляли; наконец, за их душевные качества, находя в них такой запас этих качеств, что оне способны увлекать мужчин и помимо красоты, этой вечной удочки, на которую ловятся мужья.

Цимбелин. Я как на горячих угольях! К делу-же, к делу!

Иахим. Я и так дойду до него слишком скоро. Или ты, может быть, желаешь узнать свое горе еще скорее?.. Постум, как подобает всякому благородному влюбленному, притом влюбленному в царственную подругу и сдержанному как сама добродетель, выступил против нас и, нисколько не пороча тех, кого мы восхваляли, стал такими красками и такими вдохновенными словами описывать превосходство своей супруги, что из начертанного им образа мы скоро поняли, что мы сами или олухи, или что мы восторгаемся судомойками.

Цимбелин. Будет, будет! К делу!

Иахим. Вот мы и дошли до него. Когда-же речь коснулась целомудрия твоей дочери, он стал говорить так, что можно было подумать, будто Диану посещают страстные сновидения, и только одна Имоджена вполне чиста и холода. Слыша это, я, негодяй, усомнился в его словах и предложил заклад, ставя свое золото против вот этого перстня, находившагося тогда y него на пальце. Я утверждал, что вкушу блаженство на её брачном ложе, что ценою её падения и своего собственного выиграю заклад. Он, как истинный рыцарь, так-же твердо веря в её целомудрие, как и последствии убедился в нем по опыту, принял заклад, не колеблясь ни минуты. Он так-же уверенно прозакладывал бы карбункул из колесницы Феба и мог бы смело это сделать даже в том случае, если бы карбункулу была такая-же цена, как и всей колеснице. С этою целью я тотчас-же отправился в Британию. Ты, государь, может быть, припомнишь мой приезд к твоему двору, где твоя целомудренная дочь вполне выяснила мне всю разницу между истинною любовью и сластолюбием. Лишенный таким образом надежды, но не желания выиграть заклад, мой хитрый итальянский мозг подсказал мне величайшую гнусность, которая, однако, как нельзя лучше могла привести меня к цели. Ну, коротко... моя хитрость удалась вполне, и я скоро вернулся в Рим с целым запасом лживых улик, вполне достаточных для того, чтобы свести с ума благородного Леоната. Разрушая его веру в жену разными свидетельствами и будто-бы несомненными доказательствами, как то: - описанием картия, ковров, потом вот этим браслетом, добытым мною с такою бесовскою ловкостью; наконец, описанием сокровенной родинки на её теле... я так сильно поколебал его веру, что он не мог не придти к убеждению, что жеа его расторгла узы целомудрия и сделала это для меня... Затем... Однако, я вижу его самого...

Постум (выступая вперед). Да, его, итальянский дьявол! О, какой-же я легковерный глупец! Какое чудовище, убийца, вор!.. Давайте мне все кдички, какими позорят злодеев прошедших, настоящих и будущих!.. О, дайте мне веревку, нож или яд! Отправьте меня к какому-нибудь праведному, но неумолимому судье! Посылай, государь, за опытнейшиыи палачами, чтобы они подвергли меня самым утонченным пыткам, потому что я такое чудовище, отвратительнее которого нет на свете. Я тот самый Постум, который убил твою дочь. Нет, я, мерзавец, лгу! Не я сам убил ее: это сделал другой мерзавец, который, однако, много лучше меня, святотатственного вора!.. Она была храмом добродетели! Нет, она была самою добродетелью! Плюйте мне в лицо! бросайте в меня каменьями и грязью! травите уличными собаками! Пусть отныне каждому негодяю кличка будет: - "Леонат Постум!" и все-таки, как-бы ни был гнусен этот негодяй, он окажется лучше иеня! О, Имоджена, царица моя, жизнь моя, жена моя! О, Имоджена, Имоджена, Имоджена!

Имоджена. Успокойся! Послушай, послушай!

Постум. Мое горе, кажется, хотят обратить в шутку? Не допущу я этого! Прочь от меня, дерзкий паж! (Наносит ей удар; она падает без чувств).

Пизаний. О, помогите, помогите моей и вашей госпоже! Да, Постум, ранее ты жены своей не убивал, а убил ее только теперь! Помогите-же, помогите! О, высокочтнмая моя госпожа!

Цимбелин. Что это такое? Мне кажется, будто все вокруг меня кружится!...

Пизаний. Приди в себя, безценная госпожа!

Цимбелин. Если это так, боги очевидно хотят прц помощи людей убить меня смертельною радостью!

Пизаний. Как вы себя чувствуете, добрейшая госпожа?

Имоджена. Прочь с глаз моих! Ты дал мяе яду!.. Вон отсюда, опасный человек! Не смей дышат там, где есть царственные лица.

Цимбелин. Это голос Имоджены.

Пизаний. Да забросают меня боги пылающею серой, если я знал, что в ящике, который я тебе дал, находился яд! Я думал, что в нем целебное средство, и получиль его от королевы.

Цимбелин. Еще новая неожиданность!

Имоджена. Это целебное средство отравило меня.

Корнелий. О, боги, я забыл еще об одном предсмертном признании королевы, которое должно вполне оправдать этого человека. Она говорила: - "Если Пизаний передал ей мое снадобье, считая его целебным средством, я угостила ее так, как угощають крыс".

Цимбелин. Что это значит, Корнелий?

Корнелий. Государ, королева под предлогом любознательности часто требовала, чтобы я составлял для неё разные яды, говоря, что будет делать опыты с этими ядами над кошками, над собаками и над другими, ничего стоющими животными. Я-же, боясь, как бы y неё не было преступных целей, приготовил такое снадобье, которое будучи проглочено, заставит человека совсем принять вид умершего, но только на короткое время; он скоро оживет и все жизненные отправления будут снова совершаться вт нем, как следуег. Вн, верео, приняли этого снадобья принцесса?

Имоджена. Разумеется, приняла; меня поэтому и сочли умершей.

Бэларий. Вот, дети, откуда произошла наша ошибка.

Гвидерий. Это Фидэлий. Теперь нет более никакого сомнения.

Имоджена. Зачем оттолкнул ты от себя законвую свою жену? Вообрази теперь, будто ты стоишь на скале; оттолкни и свергни меня с неё (Обнимает его).

Постум. Нет, жизнь моя, виси здесь, как плод на дереве, пока не умрет само дерево.

Цимбелин. Что-же это такое? Ты, мое дитя, плоть от плоти моей, заставляешь меня только глупо глядеть на все происходящее и не скажешь мне ни слова?

Имоджена (становясь на колени). Благослови, государь!

Бэларий. Я не осуждаю вас, что вы оба полюбили этого юношу; y вас были уважительные причины.

Цимбелин. Пусть мои льющиеся слезы превратятся для тебя в святую воду. Ты слышала, Имоджена, мачиха твоя умерла.

Имоджена. Мне ее душевно жаль, государь.

Цимбелин. Не стоит жалеть; она была нехорошая. Мы главным образом обязаны ей тем, что вынуждены быля встретиться прп таких странных обстоятелвствах. Сын её тоже исчез, и мы не знаем ни как, ни куда.

Пизаний. Теперь, государь, когда страх мой миновал, я скажу всю правду. Узнав, что госпожи моей во дворце больше нет, принц Клотэн пришел ко мне с обнаженным мечем. С яеной y рта он грозил убить меня тут-же на месте, если я не сообщу ему, куда она скрылась. В это время при мне находшгось письмо от моего господнна, написанное с целью ввести в заблуждение другое лщо. Содержание письма побудило принца отправиться отыскивать пропавпиую принцессу в горы, что находятся по близости Мильфорда. Затем, кипя гневом и переодевшясь в платье моего гослодина, которое он заставил меня ему выдать, он поснешно поскакал в путь, питая самые преступные намерения относительно чести моей госпожи, то-есть, клянясь изнасиловать ее во чтобы-то ни стало. Какая судьба постигла его далее, не знаю.

Гвидерий. Я докончу твой рассказ. Я убил Клотэна в тех самых горах.

Цимбелин. О, боги! Не хотелос-бы мне, чтобы мои уста за твои доблестиые деяния произнесли тебе строгий приговор. Умоляю тебя, мужественный юноша, отрекись от своих слов.

Гвидерий. Я сделал то, что сказал.

Цимбелин. Но он ведь был принц.

Гвидерий. И притом дерзкий до крайности. Когда он оскорблял меяя, в нем не было ничего, что делало бы его хоть сколько-нибудь похожим на принца. Он выводил меня из себя такими словами, что я возмутился-бы и против моря, если-бы оно вздумало так на меня реветь. Я отрубил ему голову и очень счастлив, что его теперь здесь нет; вследствие этого он не может рассказать про меня того-же, что рассказываю про него я.

Цимбелин. Мне очень тебя жаль! Тебя осудил собственный твой язык, и ты должен подвергнуться каре закона. Тебя ждет смерть.

Имоджена. А я думала, что обезглавленный человек мой муж.

Цимбелин. Свяжите преступника и уведите его с наших гдаз.

Бэларий. Повремени, государь! Он много лучше того кого убил, и родом не уступает тебе самому. К томуже ты обязан ему такой услугой, какой не оказал-бы тебе целый рой Клотэнов. Не прикасайтесь к его рукам; оне созданы не для оков.

Цимбелин. Зачем, престарелый воин, хочешь ты умалить цену своей заслуги? Зачем вызываешь наш гнев, не получив еще награды? Как может он родом быть не хуже нас?

Арвираг. В этом он зашел слишком далеко.

Цимбелин. За то и умрет.

Бэларий. Мы умрем все трое, но я прежде докажу, что про двоих из нас можно сказать тоже, что я сказал про первато. Дети, приходится заводить речь об обстоятельстве. крайне опасном для меня, но которое вас приведет к величайшему благополучию.

Арвираг. Опасность, грозящая тебе, угрожает и нам.

Гвидерий. У нас все должно быть общее: - и опасность, и счастие.

Бэларий. Ну, нечего делать! Был y тебя, государь,подданный, которого звали Бэларием?

Цимбелин. Да, был; но он изгнан за измену.

Бэларий. Теперь он таких-же лет, как я. Да, он действительно изгнанник, но в чем состояла его измена, не знаю до сих пор.

Цимбелин. Схватить его! Его не спасет и целый мир.

Беларий. Не горячись, государь. Заплати мне прежде за то, что я вскормил твоих сыновей, а потом бери себе все то, что я получу от тебя.

Цимбелин. За то, что ты вскормил моих сыновей

Бэларий. Может-быть, я в самом деле говорю слишком грубо, даже дерзко. Но вот я преклонил колено и не встану до тех пор, пока не возведу сыновей моих на подобающую им высоту, Затем можешь, как угодно,карать их старого отца. Государь, два эти юноши, называющие меня отцом и думающие, будто я действительно им отец, не мои сыновья, а твои.

Цимбелин. Мои? Как это может быть?

Бэларий. Так-же, как сам ты сын своего отца. Теперь я называюсь Морганом, но я самый тот Бэларий, которого ты отправил когда-то в изгнание. Твое желание покарать меня было единственным моим преступлением, и мое наказание было моею изменою. Виноват я только в том, что пострадал без всякой вины. Прекрасных этих юношей, - они и душою так-же прекрасны, как наружностью, - я воспитывал много лет, и научил их всему, чему мог, а как я был воспитан, ты знаешь сам. После моего изгнания, чтобы удобнее завладеть твоими детьми, я женился на их кормилице Еврифиле. Она-то их и похитила. Склонил ее на это я, потому что еще ранее был наказан за то, что сделал потом. Преследование за преданность натолкнуло меня на измену. Чем более горевал ты о их утрате, тем сильнее росло во мне убеждение, что мой проступок достиг цели. Но вот теперь, государь, я возвращаю их тебе снова, возвращаю единственных двух товарищей, какие были y меня в мире. Да снизойдет на них росою благополучия благословение осеняющих нас небес! Они достойны сиять на этих небесах яркими звездами.

Цимбелин. Ты говоришь, а сам плачешь горько. Услуга, которую вы все трое оказали мне, еще невероятнее твоего рассказа. Я потерял-было детей моих. Если это действительно они, лучших сыновей мне и желать нельзя.

Бэларий. Еще всего два-три слова. Этот юноша доблестнейший из принцев и названный мною Полидором, твой Гвидерий, а этот, - мой Кадвал, - Арвираг, младший твой царственный сын. Он, государь, был закутан в великолепное одеяло, вытканное самою королевою, их матерью. Для большего удостоверения я могу предоставить это одеяло как доказательство.

Цимбелин. У Гвидерия на шее было родимое пятно в виде кровавой звездочки. Пятно это было замечательною отметиной.

Бэларий. Оно существует и до сих пор как будто для того, чтобы тебе легче было признать его.

Цимвелин. Чтоже это такое? Я - словно мать, разом родившаеся тройней! Дети мои, так странно вырванные из своей среды, возвращаются в нее снова... Но ты, бедная моя Имоджена, лишаешься через это царственного венца.

Имоджена. За то, государь, я приобретаю два новые мира. Милые мои братья, вот как пришлось нам встретиться. Однако, видите, в моих словах было более правды чем в ваших. Вы называли меня братом, тогда как я была вашею сестрою; я-же называла вас братьями, как оказалось и на самом деле.

Цимбелин. Разве вы когда-нибудь встречались и ранее?

Арвиваг. Как-же, государь, встречались.

Гвидерий. Мы полюбили ее с первого взгляда и любили до тех пор, пока не сочли умершей.

Корнелий. После того, как она приняла снадобье, данное королевой!

Цимбелин. О, мудрое чутье природы! Когда-же узнаю я все, как следует? С этим спешным изложением связано так много обстоятельств, требующих более подробных разъяснений, чем твой теперешний рассказ... Где жила ты это время? Как попала на службу к римскому нашему пленнику? Как рассталась с братьями и как встретилась с ними ранее? Зачем бежала ты от двора и куда? Эти вопросы, - как не знаю еще сколько других, - задать мне тебе необходимо... Мне хотелось-бы разъяснить все эти побочные обстоятельства, все это странное сцепление случайностей; но теперь не время и не место для дальнейших расспросов. Смотрите, Постум бросил якорь близ Имоджены, а она, словно безвредная молния, с восторгом глядя на него, на братьев, на меня, её короля и повелителя, озаряет нас всех своим сиянием. Все мы отвечаем ей тем-же. Идемте, и пусть храмы наполнятся дымом от наших жертв. (Бэларию). Отныне ты мой брать и останешься им навсегда.

Имоджена. А мне - отцом. Твоей помощи обязана я тем, что дожила до такой счастливой минуты.

Цимбелин. Все мы довольны и счастливы, кроме пленных узников. Пусть радуются и они; пусть примут участие в нашем ликовании.

Имоджена. Теперь, добрый господин, я готова к твоим услугам.

Люций. Будь счастлива.

Цимбелин. Как было бы хорошо, если-бы исчезнувший воин, сражавшийся так доблестно, тоже находился здесь и дал королю возможность отблагодарить его достойным образом.

Постум. Государь, я самый тот воин, который в бедной одежде сражался рядом с троими этими храбрецами. На то, чтобы облечься в такую одежду, y меня была тогда собственная цель. Что это был именно я, может подтвердить Иахим. Я поверг тебя на землю, Иахим, и мог бы тут-же покончить с тобою.

Иахим (преклоняя колено). Вот я опять повергаюсь перед тобою в прах, но на этот раз преклонить перед тобою колена заставляет меня удрученная совесть, меж тем как тогда их согнула твоя непобедимая сила. Прошу тебя, лиши меня жизни, которою я обязан тебе не впервые, а так-же возьми назад свой перстень. Вот и браслет целомудреннейшей из принцесс, когда-либо клявшейся в верности любимому человеку.

Постум. Не преклоняй передо мною колен. Я милосердием выказываю свое торжество над тобою; моя месть - прощение. Живи и поступай с другими честнее, чем со мною.

Цимбелин. Приговор вполне благородный: он учит нас великодушию. Прощаю всех.

Арвираг. Ты помогал нам, как бы думая, что ты нам брать, и я очень счастлив, что ты нам в самом деле брат.

Постум. Ваш покорнейший слуга, принцы. Доблестный военачальник Рима, позови своего кудесника. Во время сна, я видел призраки моих родных и Юпитера, слетевшего на землю на своем орле. Проснувшись, я нашел на груди вот эти таблички, содержание которых до того темно, что я ничего не понял. Пусть кудесник истолкует их и тем покажет свое знание.

Люций. Филармон!

Кудесник. Я здесь.

Люций. Прочти и растолкуй.

Кудесник (читает). "Когда львенок, не знавший сам, кто он, найдет то, чего не искал, его внезапно охватит струей ласкового воздуха, а когда ветви векового кедра, которые все много лет считали погибшими, зазеленеют снова на старом стволе, окончатся и бедствия Постума, Британия снова будет счастлива и пышно разцветет среди изобилия и мира". Львенок - это вы, Леонат; на это прямо указывает состав вашего имени: Leo-natus, то-есть, рожденный львом (Цимбелину). Струя ласкового воздуха - это твоя добродетельная дочь. Нежный воздух по-римски, ведь mollis aer, а molis aer, сливаясь в mulier, по моему толкованию, означает вернейшую из жен, которая, в подтверждение слов оракула, сейчас обняла тебя, как ласковейший воздух, тогда как ты не ждал её и не искал.

Цимбелин. Похоже на правду!

Кудесннк. Вековой кедр, Цимбелин, - ты сам, а зеленеющия ветви - сыновья твои, похищенные Бэларием. Много лет считались они умершими, но теперь ожили и присоединились к царственному кедру, отпрыски которого сулят Британии мир и довольство!

Цимбелин. Превосходно! Начнем-же с мира. Хотя победа, Люций, и осталась за нами, мы добровольно покоряемся цесарю римской империи и обязуемся платить ему обычную дань. Мы отказались выплачивать ее по наущению злой нашей королевы, а ее вместе с сыном жестоко покарало теперь правосудие небес.

Кудесник. Созвучия этого мира настраиваются небесными перстами. Видение, объясненное мною Люцию почти в самом начале этой еще не вполне остывшей борьбы, теперь выяснилось окончательно. Римский орел, так пышно летевший с юга на запад и, все уменьшаясь, исчезнувший наконец в лучах солнца, предвещал, что наш венценосный Цезарь снова соединится узами дружбы с лучезарным Цимбелином, так ярко сияющим на западе.

Цимбелин. Восхвалимте-же богов, и пусть благовонный дым, клубящийся с наших жертвенников, поднимется до их ноздрей. Обрадуем всех наших подданных известием, что мир заключен. Идемте; пусть римские и британские знамена развеваются рядом. Так войдем мы в Луд и там, скрепя этот мир в храме великого Юпитера, ознаменуем его новыми торжествами. Идемте; никогда война не оканчивалась ранее, чем окровавленные руки не были омыты таким миром.

ЦИМБЕЛИН.

Стр. 1. Цимбелин появился в печати впервые в 1623 году в издании in-folio. Большинство изследователей относит теперь время его создания к последнему периоду драматического творчества Шекспира, когда создались "Буря" и "Зимняя сказка." Тем не менее споров о времени создания этой пьесы прежде было не мало. Мэлон категорически говорил: "Цимбелин", я думаю, написан в 1605 году". По мнению Тика драма была написана в 1615 году за год до смерти поэта. Кольер относил создание "Цимбелина" к 1610-1611 году. Канвою для Цимбелина послужила хроника Голиншеда и девятая новелла второго дня "Декамерона" Бокаччио. "Цимбелин", по Голиншеду, считается одним из преемников короля Лира и принадлежит к династии языческих правителей Британии.

Стр. 4. Тенанций - отец Цимбелина и племянник Кассибелана.

Стр. 11. Первоначально были указаны, кроме француза, еще немец и испанец. Это немые роли, и потому оне могли без ущерба для хода пьесы быть исключены и в перечислении лиц, участвующих в этой сцене. Шекспир, без сомнения, имел в виду только указать, что безумное пари Постума состоялось в среде стекавшихся в Рим иностранцев.

Стр. 13. Постум говорит,что он "не любовник, а только почитатель" Имоджены, чтобы еще больше возвысить значение своей похвалы Имоджене, - похвалы, исходящей от рассудка, а не от сердца.

Стр. 23. Цитерея - остров y берегов Лаконии. Здесь, по греческим сказаниям, родилась из морской пены Афродита-Венера, богиня любви. Вследствие этого и Венеру, и уподобляемых ей женщин - иногда называют именем Цитереи или Цитеры.

Стр. 28. Иоахим упоминает о том Тарквиние, который изнасиловал целомудренную Лукрецию, не пережившую своего позора.

Стр. 29. Царь Фракии, Терей, был мужем Прогнии, дочери афинского царя Пандиона III. Он обезчестил свою свояченицу Филомелу. Боясь, чтобы она не разгласила его преступления, он отрезал ей язык и запер ее в темницу. Однако она нашла возможность увидаться с своей сестрой и знаками объяснить ей свое несчастье. Чтобы отомстить Терею, сестры убили его сына Итиса и мясом последнего накормили Терея. Филомела и Прогния были превращены в соловья и ласточку, а Терей в коршуна.

Стр. 29. "Торопитесь, торопитесь, драконы ночи." Ночь представлялась в древности женщиной, несущейся под темным звездным покрывалом в колеснице, запряженной драконам.

Стр. 30. "Голос самого несомненного евнуха". Это намек на известное явление в истории вокальной музыки: дискантами кастратов заменяли женские голоса.

Стр. 40. "Твой дядя, Кассибелан". Цимбелин, был внучатным племянником Кассибелана, так как Цимбелии был сыном Тенанция, племянника Кассибелана. Последний соглашался сначала платить дань римлянам и отбил их нападение, но при вторичном нападении Юлия Цезаря принужден был сделаться римским данником. Так говорит об этом хроника Годиншеда.

Стр. 40. Город Луд есть ничто иное, как нынешний Лондон, предполагая, что London есть сокращения Lud's town (Луд-город). Король Луд, дед Цимбелина, был братом Кассибелана и царствовал перед последним. Предание говорит, что он-то и перестроил сказочную столицу, построенную внуком Гектора под названием Новой Трои. В Лондоне до сих пор существует улица, носящая название Ludgate (Ворота Луда).

Стр. 41. Мульмуций был сыном древнего британского правителя Клотэна; он победил других герцогов и после смерти своего отца взял бразды правления британской монархии в 3529 году от сотворения мира. Изданные им законы, носившие долго название "мульмуциевых законов", были переведены на латинский язык Прикусом, потом появились в английском переводе короля английского Альфреда, который ввел их в свой статут Мульмуций первый торжественно короновался золотою короною в Британии и потому он называется первым британским королем, тогда как его предшественники назывались предводителями, герцогами или правителями.

Стр. 41. "Цезарь посвятил меня в рыцари". Это в сущности анахронизм, но в этом случае Шекспир строго придерживается хроники Голиншеда.

Стр. 42. В шекспировские времена отравления были в большом ходу в Италии, и вера в итальянские яды была всеобщею.

Стр. 44. Представление о великане читателями того времени соединялось с понятием о мусульманах - сарацинах.

Стр. 44. "Нагнитесь-же, дети" - "Stoop, boys". Эта фраза возбудила много споров так как первоначально вместо "stoop" прочли "sleep" -"спите". Роу прочел зто слово "see" - "смотрите". Малон предполагал видеть в этом слове "sweet", - "сладкие, милые". Первый прочел это слово, как следует, Гаммер.

Стр. 67. "Реполов натаскает цветов на твою могилу". Во времена Шекспира существовало народное поверье, что реполов является как бы могильщиком для непохороненных трупов, которые он покрывает цветами и мохом.

Стр. 68. Упоминаемый Гомером Терсить был уродом, злым насмешником и негодяем; напротив того, сын Теламона, царя саламинского, Аякс, изображается одним из красивейших и храбрейших греков, осаждавших Трою.

Стр. 69. "Для похорон мнимоумершего Фидэлия, говорит Джонсон, была еще написана песня моим несчастным другом Уилльямом Коллинсом из Чичестера, необыкновенно образованным и талантливым человеком". В конце Цимбелина он перепечатывает эту трогательную песню Коллинса в шесть куплетов. Клдлинс (род. 1720, ум. 1756 г.) был английский поэт; встреченный равнодушно или враждебно в литературе, он впал в нищету и умер в больнице душевнобольных.

Стр. 71. "Вероятно, говорит Стивенс, Шекспир под словами "брат Сиенны" подразумевал "брата сионнского государя", но, к несчастию, Сиенна была республикой".

Стр. 79. "Странный ряд случайностей: ущелье, старик, юноши!" Шекспир здесь воспользовался историческим фактом, и только перенес во времена Цимбелина событие, которое случилось в 976 году во время войны Кеннета Шотландского с датчанами,

Стр. 80. Конец III сцены I действия - единственная, по замечанию Ритсона, немая сцена в полных движения пьесах Шекспира, и исполнение её зависит всецело от мимических способностей актеров. Сам же Шекспир, как известно, резко высказался в Гамлете против "безсмысленных пантомим".

Стр. 81. Люцина - богиня родильниц и новорожденных

А. Михайлов.

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

В. ШЕКСПИРА

В ПРОЗЕ И СТИХАХЪ

ПЕРЕВЕЛ П. А. КАНШИН.

ТОМ ВТОРОЙ.

1) Цимбелин. II) Король Лир. III) Мэкбеть. IV) Иоркширская трагедия и примечания.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

К ЖУРНАЛУ

"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРЕНИЕ"

за 1893 ГОД.

С.-ПЕТЕРБУРГ.

ИЗДАНИЕ С. ДОБРОДЕЕВА.

1893.

OCR Бычков М.Н.

http://az.lib.ru

ЦИМБЕЛИН.

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА:

Цимбелин, король Британии.

Клотэн, сын королевы от первого брака.

Леонат - Постум, муж Имоджены.

Бэларий, изгнанный придворный, скрывающийся под именем Моргана.

Гвидерий, ) сыновья Цимбелина,

Арвираг. ) принимаемые за сыновей Бэлария.

Филарий, друг Постума. ) римляне.

Ахим, приятель Филария. )

Французский дворянин, друг Филария.

Кай Люций, главный вождь римских легионов.

Другой римский военачальник.

Два британских военачальника.

Пизаний, дворянин, приближенный Постума.

Корнелий, врач.

Двое придворных, принадлежащие к двору Цимбелина.

Два тюремщика.

Королева, жена Цимбелина.

Имоджена, дочь Цимбелина от первого брака.

Елена, приближенная Имоджены.

Придворные, дамы, римские сенаторы, трибуны, видения, прорицатель, музыканты, военачальники, должностные лица, воины, гонцы, вестники и другие слуги.

Действие попеременно происходит то в Британии, то в Риме.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Британия. Сад, примыкающий к дворцу Цимбелина.

Входят двое придворных.

1-й придворный. Вы не встретите здесь ни одного улыбающагося лица; все ходят, нахмуря брови. Наше существование не настолько покорно небесам, насколько наши придворные стараются подделываться под настроение короля.

2-й придворный. Чем-же опечален король?

1-й придворный. Он единственную дочь и наследницу престола прочил в жены пасынку, единственному сыну королевы, вдовы, на которой он сам недавно женился, а дочь эта отдалась другому, человеку хотя и вполне достойному, но бедному. Влюбленные обвенчались; за это муж подвергается изгнанию, а жена заключению. Поэтому-то все напускают на себя печальный вид, но король, как мне кажется, огорчен на самом деле сильно.

2-й придворный. Только один король.

1-й придворный. Не он один, но и пасынок, лишившийся невесты, и королева, более всех желавшая этого брака. Что-же касается придворных, то сколько они не стараются придать своим лицам такое-же унылое выражение, как y короля, никто из них не только не огорчен, но все они, напротив, в тайне радуются происшествию, заставляющему хмуриться короля.

2-й придворный. Почему-же так?

1-й придворный. А потому, что прозевавший невесту женихь до того плох, что ие стоит даже самой плохой славы; тот-же, кому она досталас, - я говорю о том, кто на ней женился, и, увы, бедняга! поплатился за это изгнанием, - человек такого рода, что отыскивая другого, равного ему по совершенствам, не найдешь ни одниго, хоть обойди весь свет; в каждом, кого-бы ни стали с ним сравнивать, встретится или недостаток, или несовершенство, какого нет в королевском зяте, поэтому никто и не в состоянии выдержать с ним сравнения. Не думаю чтобы кто-либо на свете мог похвалиться такими прекрасными, и внутренними, и внешними данными, как он.

2-й придворный. Не слншком-ли вы его превозносите?

1-й придворный. Как бы я его не превозносил похвалы мои все-таки будут ниже тех, которых он заслуживает; я скорее умаляю, чем преувеличиваю его достоинства.

2-й придворный. Как-же его зовут, и какого он рода?

1-й придворный. До самого корня его рождения дорыться я не мог. Отца его звали Сицилием. Сщилий этот еще с Кассибеланом ходил на римлян, но вполне выдвинулся только при Тенанцие, получив за доблестную службу и изумлявшие всех успехи прозвище Леоната. Кроме сына, о котором идет речь, он имел еще двух сыновей, которые в битвах того времени пали с мечом в руках. Отец был уже очень стар, и жаждал успокоения; любя сыновей страстно, он до того огорчился их смертью, что не в силах был ее перенести; жена же его, оставшаеся после него беременною, умерла, разрешившись сыном, именно, тем самым, о котором мы говорим. Король взял сироту под своо покровительство, назвал его Постумом Леонатом, воспитал, сделал своим пажом, стал обогащать его ум всеми знаниями доступными возрасту воспитаемаго. Последний с такою же жадностью усвоивал знания, с какою мы вдыхаем в себя воздух, и весна жизни дала ему такую обильную жатву, какой другие не собирають даже осенью. Живя при дворе, - как это случается редко, - он был любим всеми; все восхищались им, все ставили его в пример. Юношам он служил образцом для подражания; для более взрослых - зеркалом, благодаря которому сами онн становились красивее; для стариков, выживающих из ума - вожаком-ребенком, а что-же касается любимой девушки, из-за которой он подвергается тепер изгнанию, высокая проба собственных её достоинств уже доказывает, как дорого ценит она и его самого, и его добродетели. То, что выбор её пал именно на него, яснее всего доказывает, какой он человек.

2-й придворный. Я уже начинаю уважать его по одним вашим рассказам. Но скажите, y короля только одна дочь и есть?

1-й придворный. Да, только одна. Впрочем, - если вам любопытно это знать, - я скажу вам, что было y него когда-то два сына, но оба, - старший лет трех, а младший еще в пеленках, - были похищены из детской, и до сих пор никто не знает, что с ними сталось.

2-й придворный. Давно это произошло?

1-й придворный. Лет двадцать тому назад.

2-й придворный. Странно, как могли похитить королевских детей! Неужто их охраняли так нерадиво, а розыски производились так небрежно и медленно, что не могли даже напасть на след пропавших?

1-й придворный. Как это ни странно, как ни нелепа, до смешного, такая небрежность, а оно было так.

2-й придворный. Я верю вам вполне.

1-й придворный. Пойдемте отсюда. Вот идут Постум, королева и принцесса (Удаляются).

СЦЕНА II.

Там же.

Входят Королева, Постум и Имоджена.

Королева. Нет, дочь моя, я не то, что другия мачеха; ты никогда не подметишь во мне ни одного недоброжелательного взгляда, и хотя ты моя узница, но тюремщица готова передать тебе ключ от замка, преграждающего тебе путь к свободе. Чтоже касается вас, Постум, будьте уверены, что я тотчас-же примусь ходатайствовать за вас, как только мне удастся хоть немного смягчить гнев раздраженного короля, но, пока в нем, как теперь, пылает еще огонь негодования, вам следует беспрекословно подчиниться его решению и вооружиться терпением, следуя в этом внушению вашего-же собственного благоразумия.

Постум. Если этого угодно вашему величеству, я сегодня-же отправлюсь в путь.

Королева. Вы знаете наше опасное положение... Хотя король мне строго предписал не допускать между вами никаких разговоров, я, снисходя к мукам любви, встречающей на пути жестокие препятствия, еще раз обойду весь сад и оставлю вас наедине (Уходит).

Имоджена. Сколько лицемерия в этой кажущейся снц. сходитедьности! Как ловко умеет она щекотать больное ею-же самою пораненное место! Безценный мой супруг и повелитель, гнев отца сильно меня тревожит, но, сохраняя к родителю все должное к нему уважение, я боюсь его гнева не за себя... Тебе необходимо уехать, а я, оставаясь здесь, буду ежеминутно внносить огонь его сердитых взглядов, сохраняя в душе одно только утешение, - надежду что на свете есть сокровище, с которым я могу свидеться рано или поздно.

Постум. О, царица моя и владычица! Жена моя! перестань плакать, иначе ты заставишь других не без основания заподозрить, что y меня в душе более мягкости и нежности, чем это прилично мужчине. Знай одно: - ни один муж, клявшийся в верности, не сохранял своих обетов так свято, как сохраню их я. Своим местопребыванием я избираю Рим, где и поселюсь y старого друга моего отца. Имя этому другу - Филарий, с которым по сих пор я знаком только по письмам. Пиши мне на его имя, моя царица,и я с наслаждением буду впиваться в твои строки, хотя-бы ты, вместо чернил, писала желчью.

Королева возвращается.

Королева. Прощайтесь и расходитесь скорее!.. Король, может придти сюда неожиданно, и кто знает, как он на меня рассердится, если застанет вас вместе (Про себя). Сюда то я его и подошлю. Как бы я перед ним ни провинилась, он, чтобы только не ссориться со мною, готов сделать все, что мне угодно, и я заставлю его дорого расплачиваться со мною за мои же прегрешения (Уходит).

Постум. Чем долее мы станем прощаться, тем мучительнее покажется тяжесть расставания. Прощай-же, дорогая!

Имоджена. Нет, постой еще немного! Такое прощание было-бы слишком коротко даже в том случае, если ин ты уезжал просто прокатиться верхом. Ненаглядный мой, смотри, вот кольцо с бриллиантом, доставшееся мне от матери. Носи его до тех пор, пока ты после моей смерти не женишься на другой.

Постум. Мне жениться на другой?! Что ты говоришь! Милосердные боги, дайте мне только соединиться с тою, которая уже и теперь моя, и закуйте меня в цепи смерти, чтобы я хоть этим избавился от объятий другой женщины! (Надевает на палец перстень). Оставайся здесь, безценный подарок, пока в этом пальце будет сохраняться жизнь! Что-же касается тебя, несравненная красавица, не смотря на убыток, понесенный тобою во всем, даже в мелочах, когда в замен такого сокровища, как ты сама, ты получила только такое жалкое создание, как я, позволь мне хоть на этот раз расплатиться насколько это в моих силах. Вот запястье; носи его на память обо мне (Надевает ей на руку браслет). Это цепь любви; позволь сковать ею прекраснейшую из узниц.

Имоджена. О, всемогущие боги, когда-то вы дадите нам увидаться снова.

Входит Цимбелин; за ним несколько человек придворных.

Постум. Беда, король!

Цимбелин. Вон отсюда, гнуснейшее создание. Прочь с глаз моих! Если, не смотря на запрещение, дерзнешь хоть раз еще показаться при нашем дворе, наказанием тебе послужит смерть!.. Вон отсюда! Твое низкое присутствие отравляет мне кровь!

Постум. Да хранят боги и вас самих, государь, и всех добрых людей, остающихся при дворе! Сам же я удаляюсь (Уходит).

Имоджена. Из всех смертельных пыток ни одна не может быть мучительнее этой!

Цимбелин. Коварное созданье! Вместо того, чтобы помогать мне молодеть душою, ты заставляешь меня еще сильнее чувствовать бремя лет!

Имоджена. Умоляю вас, государь, перестаньте так волноваться. Вам самим это вредно, а меня ваш гнев тронуть не может: другое, более могучее чувство преграждает доступ к моей душе всякому иному страданию, всякому иному страху.

Цимбелин. А также чувству долга и послушания?

Имоджена. Да, утратив надежду, я утратила я это.

Цимбелин. А между тем ты могла выйти замуж за единственного сына королевы.

Имоджена. Очень рада, что случилось нф так. Выбрав себе орла, я избавилась от коршуна.

Цимбелин. Выбрав себе в мужья нищего ты опозорила наш престол.

Имоджена. Скажите лучше, что я его возвеличила.

Цимбелин. Безстыдная!

Имоджена. Государь, вы сами виноваты в том, что а полюбила Постума. Вы сами воспитывали его, как товарища моего детства, и ваше воспитание сделало из него человека, достойного любви каждой женщины, который ценою своею далеко превосходит то, чего стою сама я.

Цимбелин. Что такое? Не сошла-ли ты сума?

Имоджена. Почти, государь. Да исцелят меня небеса! Как желала-бы я, чтобы сама я была дочерью погонщика волов, а мой Леонат сыном соседнего пастуха.

Цимбелин. Молчи, глупая! (Входящей королеве). Ты поступаешь не так, как мы того желаем. Я застал их опять вместе. Уведи ее и запри на ключ.

Королева. Умоляю вас, государь, простите меня за недосмотр. А ты, дочь моя, смирись и успокойся... (Цимбелину). Оставьте нас наедине, добрейший государь, и пусть ваша мудрость послужить для вас источником утешения

Цимбелин. Нет, пусть в её жилах кровь каждый день высыхает по капле, а когда она вследствие этого преждевременно состарится, пусть умрет от своего безумия! (Уходит).

Появляется Пизаний.

Королева. Стыдись, Имоджена! Смирись перед отцом. Вот идет приближенный слуга твоего мужа... Что скажете нового, Пизаний?

Пизаний. Ваш светлейший сын напал на моего господина с обнаженным мечом.

Королева. Надеюсь, никакой беды из этого не вышло?

Пизаний. Без беды не обошлось-бы, если-бы мой господин хоть сколько-нибудь поддался гневу и дрался, как следует, а не играл мечом, словно забавы ради. Их розняли случившиеся тут-же придворные.

Королева. Я этому очень рада.

Имоджена. Ваш сын, постоянно вступаясь за моего отца, теперь находит позволительным нападать на изгнанника! Какой, подумаешь, храбрец! Жаль, что бой произошел не в Африке и что при этом не было меня, чтобы колоть иголками того, кто отступает!.. Зачем ушел ты от своего господина?

Пизаний. По его приказанию. Он не захотел, чтобы я провожал его до пристани, и дал мне вот эти письменные заметки, как угождать вам, когда вам заблагоразсудится пользоваться моими услугами.

Кородева. Он до сих пор служил вам верой и правдой и я готова поручиться честью, что так будет и далее.

Пизаний. Смиренно благодарю ваше величество.

Королева (Имоджене). Пройдемся немного вместе.

Имоджена. Приходи переговорить со мною через полчаса, а теперь отправься взглянуть, как господин твой сядет на корабль. Ступай-же (Уходят).

СЦЕНА III.

Площадь.

Входят Клотэн и двое придворных.

1-й придворный. Принц, я посоветовал-бы вам переменить рубашку. Вы до того разгорячились во время жестокой стычки, что от вас идет пар, как от закланной жертвы. Воздух, ведь, входит туда-же, откуда выходит, и ни один не отличается таким благораетворением, как тот, что испаряется из вас.

Клотэн. Я только тогда переменил бы рубашку, если-бы она была в крови... Ранил я его?

2-й придворный (Про себя). Ни его самого, ни даже его терпения.

1-й придворный. О, разумеется! Если бы вы его не ранили, значило-бы, что y него не тело, а сквозной остов; да, если вы его не ранили, значит он - проезжая дорога для меча.

2-й придворный (Про себя). Должно-быть, меч его был кругом в долгу и, вероятно, укрываясь от заимодавца, сторонкой пробирался по городу.

Клотэн. Негодяй не мог против меня устоять.

2-й придворный (Про себя). Где-же устоять, когда он же на тебя напирал.

1-й придворный. Кто-же в силах устоять против вас? Хотя y вас и собственных земель не мало, он, отступая, с каждым шагом увеличивал их количество.

2-й придворный (Про себя). Увеличивал на столько-же ровно дюймов, сколько y тебя океанов... Дурень!

Клотэн. Как досадно, что нас розняли.

2-й придворный (Про себя). Действительно жаль, что это произошло ранее, чем ты, лежа на земле, успел измерить весь объем своей глупости.

Клотэн. Как она могла влюбиться в такого олуха и отказать мне?

2-й придворный (Пpo себя). Если можно разумный выбор считать смертным грехом, она в самом деле на веки загубила свою душу.

1-й придворный. Я всегда говорил вам, принц, что красота её и ум в полном между собою разладе. Ея лицо - красивая вывеска, но отражения ума я никогда в нем не замечал.

2-й придворный (Про себя). Она не освещает дураков боясь, как-бы их отражение не пошло во вред ей самой.

Клотэн. Я иду в свою комнату и вы со мной. Как жаль, что не случилось какого-нибудь большего несчастия

2-й придворный. Да, жаль, что не убили осла, но едва-ли кто-нибудь счел-бы это большим несчастием.

Клотэн. Идете вы с нами?

1-й придворный. Явлюсь сию минуту.

Клотэн. Нет, идемте все вместе.

2-й придворный. Извольте, ваша светлость (Уходят).

СЦЕНА IV.

Комната во дворце Цимбелина.

Входят Имоджена и Пизаний.

Имоджена. Мне хотелось бы, чтобы ты отправился в гавань и навел справки на всех судах. Что, если он напишет мне и письмо пропадет? Это будет для меня такою-же тяжкою утратой, как потеря помилования для осужденного на смерть. Повтори мне последния сказанные им сдова.

Пизаний. "Царица моя, царица моя".

Имоджена. При этом он махал платком?

Пизаний. И целовал этот платок.

Имождена. Безчувственная ткань, ты оказалась счастливее меня! И это было все?

Пизаний. Нет, миледи. Пока зрение и слух могли видеть его и слышать, он все стоял на палубе и продолжал махать то перчаткою, то шляпой, то платком, как бы желая выразить всем, чем возможно, свою тоску и сожаление, что душа его так медленно отплывает от берега, а корабль, напротив, уплывает так быстро.

Имоджена. Тебе не следовало упускать его из виду пока он не сделался так-же мал, как ворон иди даже еще меньше.

Пизаний. Я так, миледи, и сделал.

Имоджена. Я до тех пор напрягала бы нити зрения, пока оне совсем бы не порвались, все следя, как мой Постум, благодаря возрастающему расстоянию, становясь все меньше не достиг, наконец, размеров моей иголки... Или нет, я все продолжала бы следить за ним глазами, пока даль совсем не превратила-бы его в мушкарку, пока образ его совсем не растаял бы в воздухе, а затем я отвела бы глаза, только затем, чтобы залиться слезами. Как думаешь, добрый мой Пизаний, когда придет от него известие?

Пизаний. Будьте уверены, что он воспользуется для этого первым удобным случаем.

Имоджена. Мне не удалось проститься с ним, как следует. Не удалось сообщить ему что и как буду я думать о нем в те или другие часы; не успела даже заставить его поклясться, что красивые итальянки не заставят его забыть священных обетов, не послужат во вред ни моим правам, ни его чести... не взяла с него слова, что он станет каждый день молиться в шесть часов утра, в полдень и в полночь, потому что в эти часы я тоже буду взывать о нем к небесам,и наши молитвы сольются там воедино... Не успела я даже между двумя чарующими словами поцеловать его на прощание, как вдруг вошел отец и от его гнева, словно от беспощадного дыхания северного урагана, мгновенно поблекли наши цветы, не успев и расцвесть.

Входит придворная дама.

Дама. Королева просит ваше высочество к себе.

Имоджена. Иду (Пизанию). Исполни-же все, как я тебе говорила.

Пизaний. Все будет исполнено (Уходят).

СЦЕНА V.

Рим. Комната y Филария.

Входят Филарий, Иахим и француз.

Иахим. Поверьте моим словам: я видал его в Британии в то время, когда его известность только еще начинала возрастать и когда от него только еще ожидали осуществления возлагаемых на него блестящих надежд, которые, как говорят, он вполне оправдал впоследствии. Но я все-таки смотрел на него без малейшего удивления хотя перечень его доблестей уже и тогда выставлялся рядом с ним на показ и всякий имел возможность проверять его статью за статьею.

Филарий. Ты говоришь о таких временах, когда он и наружно, и внутренно не достиг еще тех совершенств которые все признают за ним теперь.

Француз. Я видал его во Франции, и там было не мало людей, способных смотреть на солнце так-же прямо как он.

Иахим. Главною причиною всех преувеличенных восхвалений несомненно является его женитьба на королевской дочери, хотя в этом отношении достоинства его жены придают ему несравненно большую ценность, чем его собственные.

Француз. А затем его изгнание...

Иахим. Да, и оно. Человека этого выше всякой меры превозносят особенно сторонники принцессы, оплакивающие её горе, вызванное насильственною разлукою с любимым человеком. Те же сторонники, желая во что бы-то ни стало доказать, что принцесса, избрав себе в мужья бедняка без имени, поступила как нельзя более благоразумно, приписывают ему небывалые достоинства, меж тем, как на самом деле благоразумие ея, вглядевшись в него поближе, становится крайне сомнительным. Скажите, по какому случаю поселился он y вас, и как вы с ним познакомились?

Филарий. Его отец был моим братом по оружию, и я не один раз был обязан ему жизнью (Входит Постум). Но вот идет сюда и наш британец... Обойдитесь с ним, как людям вашего воспитания подобает обходиться с иностранцем, особенно когда этот иностранец человек замечательный... Прошу вас познакомиться с моим благородным другом и гостем. Не откажите-же ему в своем расположении. Вы скоро узнаете по опыту, что он вполне этого достоин, и что всякие похвалы ему с моей стороны совершенно излишни.

Француз. Мы, кажется, были знакомы еще в Орлеане.

Постум. Да, и я с тех пор нахожусь y вас в неоплатном долгу. Я так много обязан вам, что, расплачиваяс постоянно, я все-таки едва ли буду когда нибудь в состоянии расквитаться с вами вполне.

Француз. О, вы придаете слишком большую цену моей ничтожной услуге. Вся-то она состояла в том, что помирил вас с одним из своих соотечественников. Но это на моем месте сделал бы каждый. Слишком было-бы прискорбно, если-бы ссора, возникшая из-за пугтяков, окончилась кровавою развязкою, как это едва-едва не вышло на самом деле.

Постум. Простите, но я не совсем согласен с вами. В то время, путешествуя по чужим краям, я был еще очень молод и более склонен руководствоваться собственным своим мнением, чем мнением и советами людей, более рассудительных и опытных, чем я сам. Однако, и теперь, сделавшись более рассудительным, если только я имею право этим похвалиться, - я все-таки нахожу, что тогдашний повод к ссоре нельзя считать пустяком.

Француз. А я все-таки продолжаю считать его настолько ничтожным, что для решения спора не стоило прибегать к оружию, так как поединок непременно кончился-бы смертью, если не обоих противников, то хоть одного из них.

Иахим. Простите за нескромный вопрое: из-за чего вышла неприятность?

Француз. Ничего не скромного в вашем вопросе нет. Ссора произошла публично, следовательно никому не можеть быть обидно, если повод к ней разгласится. Он был почти тождествен с вчерашним нашим спором, когда каждый из нас восхвалял красавиц своей родины. В то время вот этот господия утверждал и даже готов был кровью скрепить свое показание, что в мире нет женщины прекрасней, добродетельней, разумней, целомудренней и вернее в любви его красотки, что нет ни одной француженки неприступнее ея.

Иахим. Вероятно, этой особы теперь уже не существует или мнение о ней её защитника в настоящее время очень изменилось.

Постум. Она так-же безупречна, как прежде, и я о ней прежнего мнения.

Иахим. Но вы, конечно, не поставите ее выше наших соотечественниц-итальянок.

Постум. Если меня станут вызывать на это, как вазывали во Франции, я ничего не сбавлю в своем отзыве, но при этом заявлю, что я не любовник ея, а только горячий почитатель её совершенств.

Иахим. Быть поставленной не только выше наших женщин, но даже и в уровень с ними было бы непомерно великою честью для британки. Если-бы она своими совершенствами так же превосходила других женщин, как этот бриллиант y вас на пальце превосходить все виданные мною до сих пор, я из этого заключу только одно: что она лучше многих других; самого же лучшего из всех существующих бриллиантов я все таки еще не видал, как вы еще не видали лучшей из всех женщины

Постум. И ее, и этот камень я ценю, сообразуясь с теми высокими достопиствами, которые в них нахожу.

Иахим. А как дорого цените вы свой бриллиант?

Постум. Дороже всего, чем восхищается мир.

Иахим. Из этого я заключаю, что владычица вашей души умерла или что эта безделка превосходит ее ценою.

Постум. Ошибаетесь. Бриллиант этот может быть или куплен человеком, имеющим для этого достаточные средства, или подарен тому, кто достоин ткого подарка. Но женщина, о которой я говорю, продана быть не может: она дар богов.

Иахим. И боги подарили ее вам?

Постум. И я при их помощи постараюсь сохранить ее.

Иахим. На словах вы можете считать ее своею вполне, но должны также знать, что залетные птицы не прочь поплавать и по соседским прудам, а перстень ваш могут украсть. Таким образом, оба ваши неоцененные сокровища ненадежны; одно из них слабо по природе, другое подвержено всяким случайностям. Набивший руку вор или искусный в этом деле придворный любезник могут без особого труда лишить вас и того, и другого.

Постум. Если вы считаете владычицу души моей слабой относительно способности сохранить или потерять честь, я ручаюсь, что во всей Италии не найдется настолько искусного обольстителя, который мог-бы восторжествовать над нею. Насчет своего бриллианта я тоже покоен, хотя и знаю, что ловких воров y вас множество.

Филарий. Полноте, господа. Прекратите этот разговор.

Постум. С величайшим удовольствием! Я очень благодарен этому достойному синьору, что он не считает меня чужим человеком, и очень рад, что мы сразу сблизились с ним, как свои люди.

Иахим. Мне было-бы достаточно одного разговора раз в пять подлиннее этого, чтобы отбить y вас восхваляемую красотку. Представься мне только случай увидать ее и поухаживать за нею, я мигом заставил-бы ее отступить и даже сдаться на капитуляцию.

Постум. Никогда-бы этого не было.

Иахим. Хотя я убежден, что она не стоить такой цены, но, в подтверждение моих слов, я готов прозакладывать половину своего состояния против вашего перстня. Впрочем заклад этот я скорее держу против излишней вашей уверенности, чем против чести любимой вами женщины. Чтобы заклад мой не показался вам оскорбительным, я готов произвести опыт над какою вам угодно другою женщиною.

Постум. Я убежден, что такая непомерная самонадеянность сильно вводит вас в заблуждения и что вы за подобную попытку добьетесь только того, чего заслуживаете.

Иахим. Чего именно?

Постум. Полного поражения, хотя то, что вы называете попыткой, заслуживает несравненно более строгаго наказания.

Филарий. Довольно, господа, будет об этом. Спор ваш возник мгновенно, пусть он и кончится так-же. Вам следует прежде познакомиться поближе.

Иахим. В доказательство того, что я не отступаюсь от своих слов, я готов прозакладывать не только все свое состояние, но и состояние моего соседа.

Постум. Какую-же именно женщину избираете вы для своего опыта?

Иахим. Да хоть ту, что, по вашему мнению, отличается такою непоколебимою верностью. Доставьте мне только доступ ко двору, при котором она живет, и я против вашего перстня держу десять тысяч дукатов, что я после втораго-же свидания привезу вам её честь, считаемую вами неприступною твердынею.

Постум. Против вашего заклада я готов держать такое-же количество дукатов, но перстень дорог для меня, как тот палец, на котором я его ношу, так как он с этим пальцем составляет одно неразрывное целое.

Иахим. Вы боитесь его лишиться, и такая осторожность с вашей стороны весьма благоразумна. Платя даже по миллиону за каждую драхму женского тела, вам не уберечь его от порчи. Самая ваша осторожность доказывает, что вы не вполне уверены в той, за которую держите заклад.

Постум. Все это говорится только для красного словца. Вероятно, вы далеко не так легкомысленны, как стараетесь казаться.

Иахим. Язык мой вполне повинуется мне, как своему господину. Клянусь, - я готов предпринять то, что предлагаю.

Постум. Если вы готовы, то и я согласен прозакладывать свой перстень до вашего возвращения. Условимся-же окончательно. Добродетели той женщины, за которую я стою, нечего бояться чудовищного безобразия вашего не достойного замысла.

Филарий. Я не допущу, чтобы состоялся этот заклад.

Иахим. Клянусь богами, он уже состоялся! Если я не представлю вам достаточных доказательств, что я насладился драгоценнейшею телесною половиною владычицы вашего сердца, мои десять тысяч дукатов - ваши, как и этот бриллиант. Если я вернусь, оставив ее такою-же непорочною и верною вам, как вы надеетесь, и она, - ваша драгоценность, - и этот драгоценный камень, и мое золото - все ваше, но вы должны снабдить меня такою рекомендацией, которая дала-бы мне свободный к ней доступ.

Постум. На ваше предложение я согласен; установим-же окончательно все статьи этого условия, по которому вы принимаете на себя следующую ответственность: если по окончании путешествия вы представите мне неопровержимые доказательства полного своего торжества над нею, мы с вами более не враги: значит, она не стоит нашей ссоры. Если же она устоит против ваших обольщений, или если вы не доставите достаточных доказательств, что обольстили ее, вы, с оружием в руках, ответите мне за оскорбительное о ней мнение и за еще более оскорбительное покушение на её непорочность.

Иахим. По рукам; условие заключено. Пусть нарочно выбранный для этого совет скрепит его надлежащим образом, и я немедленно отправлюсь в Британию, чтобы горячность наша не остыла, и заклад не умер преждевременно от недостатка питания. Я сейчас-же отправлюсь за деньгами и велю изготовить письменный договор.

Постум. Хорошо (Постум и Иахим уходят).

Француз. Как вы думаете, состоится заклад?

Филарий. Иахим от своего намерения не отступится. Пойдемте за ними (Уходят).

СЦЕНА VI.

Британия. Комната во дворце y Цимбелина.

Входят Королева, Придворные дамы и Корнелий

Королева. Нарвите же цветов... Скорее! пока утренняая роса на них еще не обсохла. У кого список, каких именно цветов мне надо?

Придворная дама. У меня.

Королева. Ступайте-же скорее (Дамы уходят). А вы, телесный наш целитель, принесли необходимые снадобья?

Корнелий. Принес все, что угодно было вашему величеству (Подает ей небольшой ящик), но умоляю не обижаться за один вопрос, который предписывает мне совесть. Зачем приказали вы мне изготовить эти сложные ядовитые средства, действующия хотя и медленно, но неизбежно ведущия к томительной смерти?

Королева. Удивляюсь, Корнелий, как можешь ты задавать мне такой вопрос. Разве я долго, очень долго не была твоею ученицею? Разве ты не научил меня, как приготовлять, перегонять благовония, делать их годными в прок? Разве ты не знаешь, что даже сам великий наш король часто ухаживает за мною, чтобы добыть моих изделий? Если ты не подозреваешь во мне чего-то дьявольского, чему-же после этого удивляться, что я желаю расширить круг моих знаний посредством новых опытов. Действие твоих составов я намерена испытать на тварях, не стоющих даже веревки, но отнюдь не на людях. Я желаю познакомиться с их силою, чтобы найти другия силы, могущия им служить противодействием. Таким образом я узнаю свойства и могущества как тех, так и других.

Корнелий. Берегитесь, ваше величество, как-бы от таких опытов не загрубело ваше сердце. Зрелища, подобные действию ядов, и отвратительны, и далеко не безопасны.

Королева. За меня беспокоиться нечего! (Входит Пизаний. Королева про себя). Вот, идет сюда этот гнусный льстец. Он всею душою предан своему господину и враг моему сыну; с него-то я и начну свои опыты (Громко). Что скажешь, Пизаний? Ты, Корнелий, более мне не нужен, можешь идти, куда хочешь.

Корнелий (Про себя). Я подозреваю твои намерения, королева; поэтому своими зельями ты не повредишь никому.

Королева. Послушай, Пизаний! Два слова... (Отводит его в сторону).

Корнелий (Про себя). Не люблю я ея. Пусть воображает, будто y неё в руках страшно и медленно действующие яды, но я знаю, какая она женщина, и не доверю ей таких адски опасных средств. От тех снадобий, что я ей вручил, чувства могут заглохнуть на время, замереть. Вероятно, она сперва начнет с кошек и с собак, но впоследствии станет испытывать мои средства на более высоких породах, однако, в кажущейся смерти, причиняемой этими средствами, нет ровно ничего опасного, и за нею после непродолжительной летаргии чувств последует новая, более деятельная жизнь. Выдавая ей мнимые яды за настоящие, я обманываю ее, но, обманывая, все-таки остаюсь еще более честным человеком.

Королева. Корнелий, в настоящую минуту я более не нуждаюсь в твоих услугах и пришлю за тобою, если ты мне понадобишься.

Корнелий. Примите, ваше величество, мой почтительный поклон (Уходит).

Уильям Шекспир - Цимбелин (Cymbeline). 3 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :