Уильям Шекспир
«Перикл, принц Тирский (Pericles, Prince of Tyre). 2 часть.»

"Перикл, принц Тирский (Pericles, Prince of Tyre). 2 часть."

Церимон. Да, наверное этой ночью. Посмотри, какой свежий вид у нея... Как безжалостны были те, которые бросили ее в море! Разведите по близости огонь; принесите мне из моего кабинета все мои коробки. Смерть может насиловать природу в течение многих часов, и однако, огонь жизни еще может возстановить угнетенные чувства. Я слыхал об одном египтянине, который целых семь часов был без жизни и, однако, был приведен к жизни старательным уходом.

Входит слуга с коробками, бельем и огнем.

Хорошо, хорошо! Огонь и белье!.. Хотя музыка, которую мы имеем, плоха и груба, - пусть играют, прошу тебя... Дай еще склянку!.. Ну, чурбан, поворачивайся... Эй, музыка!.. Прошу вас, дайте ей больше воздуха... Господа, эта царица будет жива; дыхание уже возобновляется; в этом безчувственном состоянии она была не более пяти часов. Смотрите, как в ней разцветает снова цветок жизни!

1-й господин. Небо умножает через тебя свои чудеса и прославляет тебя на вечные времена.

Церимон. Она жива! Посмотрите, её веки, эти ларцы этих божественных бриллиантов, утраченных Периклом, начинают раздвигать бахрому блестящего золота. Бриллианты чистейшей воды снова появляются, чтобы удвоить драгоценности этого мира. О, живи и заставь нас плакать при рассказе о твоей судьбе, столь же дивной, как и ты!

Таиса. О, дорогая Диана, где я? Где супруг мой? Какие это люди?

2-й господин. Не странно-ли все это?

1-й господин. Чрезвычайно странно.

Церимон. Потише, дорогой сосед! Помогите мне перенести ее в соседнюю комнату... Белье! Теперь нужна самая большая осторожность, потому что возврат в прежнее состояние будет её смертью... Идите, идите, и да поможет нам Эскулап (Уходят, унося Таису).

СЦЕНА III.

Тарс. Комната в доме Клеова.

Входят: Перикл, Елеон, Диониса и Лихорида с Мариной на руках.

Перикл. Благороднейший Клеон, мне необходимо ехать. Двенадцать месяцев прошло, и теперь в Тире мир очень ненадежен. Ты и твоя прекрасная жена, примите от меня благодарность моего сердца. Боги даруют вам остальное!

Клеон. Стрелы твоей судьбы, поранившие тебя смертельно, сильно задели и нас.

Диониса. О, прекраснейшая царица! Отчего безжалостная судьба не захотела, чтобы ты привез ее сюда! Она бы осчастливила мои взоры!

Перикл. Мы должны покоряться воле богов. Еслибы даже я и мог реветь и бесноваться также, как море, все-таки конец был бы тот же. Мою милую малютку Марину (которую я назвал так потому, что она родилась в море), я поручаю вашему состраданию и оставляю ее, как дочь вашей заботливости, прося вас дать ей царственное воспитание, соответственно её рождению.

Елеон. Не бойся ничего, государь, но будь уверен, что, снабдив великодушно всю нашу страну хлебом (за что народ благословляет тебя и теперь), тебя будут помнить в твоей дочери. Если пренебрежение ею унизит меня, то народ, спасенный тобою, заставит меня вспомнить о долге. Но если моей природе понадобится понуждение, то боги выместят это на мне и на близких мне, и на всем моем потомстве.

Перикл. Верю тебе; твоя честь и доброта ручаются мне в этом и без всяких клятв. До её замужества, прекрасная Диониса, клянусь светлой Дианой, которой все мы поклоняемся, ножницы не коснутся моих волос, хотя бы люди видели в этом одно лишь упрямство с моей стороны. Итак, оставляю вас. Добрая Диониса, осчастливьте меня заботливостью о моем дитяти.

Диониса. У меня самой есть дочь, но она не будет мне дороже твоей, мой государь.

Перикл. Благодарю тебя. Мои мысли и молитвы с тобой.

Клеон. Мы проводим тебя до морского берега и там отдадим тебя во власть улыбающемуся Нептуну и доброжелательным ветрам неба.

Перикл. Принимаю твое предложение. Идем, прекрасная дама. О, не проливай слез, Лихорида, не проливай! Присматривай за твоей маленькой госпожей, от которой зависит вся твоя будущность! Идем, друзья (Уходят).

СЦЕНА IV.

Эфес. Комната в доме Церимона.

Входят: Церимон и Таиса.

Церимон. Госпожа, этот свиток и эти драгоценности находились вместе с тобой в гробу. Они принадлежат тебе. Известен-ли тебе этот почерк?

Таиса. Да, это почерк моего супруга. На корабль я вошла, - это я хорошо помню, - в самом конце моей беременности, но разрешилась-ли я там, клянусь всеми богами, - не могу сказать. Но до тех пор, пока Перикла, моего законного супруга, я не увижу, я облекусь в одежды весталки и откажусь от всех радостей.

Церимон. Госпожа, если такова твоя цель, как ты говоришь, то храм Дианы не очень далек отсюда; там ты можешь жить до конца твоей жизни. Если хочешь, то моя племянница будет там прислуживать тебе.

Таиса. Только моя благодарность и будет наградой всем вам. Хотя мои добрые желания велики, но дар ничтожен (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Входит Гоуэр.

Представьте себе, что Перикл в Тире, где был встречен с восторгом, как он этого желал. Его скорбную царицу мы оставим в Эфесе, посвятившую себя служению Диане. А теперь перенесемся мысленно к Марине, которую наша быстро-меняющаеся сцена должна найти в Тарсе, изучающей, под руководством Клеона, музыку и искусства; она приобрела, благодаря прекрасному образованию, все прелести, что сделало ее предметом самого восторженного поклонения. Но увы! Чудовище зависти, слишком часто подкапывающееся под заслуженную славу, старается лишить жизни Марину можем измены. В этом-то именно роде и есть у нашего Клеона дочь, вполне уже созревшая для замужества. Эта девица называется Филотена; в нашей истории за верное выдается, что она всегда желала быть вместе с Мариной, - плела-ли она своими длинными тонкими, красивыми, точно снег белыми пальчиками размотанный шелк; ранила-ли она острой иголкой полотно, которое от каждой такой раны делалось еще крепче; пела ли она в сопровождении лютни и заставляла своим пением умолкать ночную птицу, всегда стонущую жалобно; восхваляла-ли она своим богатым и красноречивым пером Диану, свою богиню, - Филотена во всем старается соперничать с совершеннейшей Мариной, как еслибы ворона могла соперничать с пафосской голубицей белизной перьев. Марина получает все хвалы, как долг должный ей, а не как дар. Это до такой степени погружает в мрак все прелести Филотены, что жена Клеона, побуждаемая необыкновенной завистью, замышляет на жизнь Марины. Это убийство оставит её дочь без соперницы. Этому гнусному замыслу благоприятствует смерть Лихориды и проклятия Диониса уже имеет под руками жестокое орудие, готовое нанести удар. Рекомендую вашему вниманию событие еще нерожденное. Крылатое время я могу только подгонять к хромающему ходу моей рифмы, но и в этом я бы никогда не успел, еслибы ваша мысль не сопровождала меня. Диониса появляется с Леонином, убийцею (Уходят).

СЦЕНА I.

Тарсь. Открытое место близь морского берега.

Входят: Диониса и Леонин.

Диониса. Не забывай своей клятвы; ты поклялся сделать это. Всего один удар, - и о нем никто никогда не узнает. Так скоро ты ничего не можешь сделать, что принесло-бы тебе так много выгод. Не допусти, чтоб холодная совесть, воспламеняя в груди твоей любовь, воспламенила ее до нежности; не позволяй сострадания, от которого отказываются даже женщины разжалобить себя, но будь воином твоего решения.

Леонин. Я исполню дело; однако, она все-таки прелестное создание.

Диониса. Тем более она достойна того, чтобы боги приняли ее в свои селения. Она идет сюда, оплакивая смерть своей старой кормилицы. Ты решился?

Леонин. Я решился.

Входит Марина с корзиной цветов.

Марина. Нет, я сорву с земли её покровы и усыплю твою могилу цветами; желтые, голубые и красные, фиалки и ноготки, как ковром, покроют твою могилу до последних дней лета. О, горе мне, бедной девушке, рожденной в буре, во время которой умерла моя мать! этот мир для меня точно постоянная буря, уносящая меня далеко от моих друзей.

Диониса. Как, Марина? Ты одна? Как могло случиться, что моя дочь не с тобой? Не изсушай свою кров печалью; разве нет у тебя кормилицы во мне! О, Господи! Как изменилось твое лицо от печали! Ну, полно-же полно! Дай мне эти цветы, пока море не испортило их. Погуляй с Леонином. Воздух здесь свеж и резок, он возбуждает аппетит. Ну, Леонин, подай ей руку и погуляй с нею.

Марина. Нет, прошу тебя; я не хочу лишить тебя твоего прислужника.

Диониса. Полно, полно! Я люблю царя, твоего друга и тебя больше, чем может любить чужое сердце. Каждый день мы ждем его сюда; когда он прийдет и найдет таким исхудалым наше сокровище, достойное всяческих похвал, он раскается, что совершил такое длинное путешествие, и станет упрекать нас, меня и моего супруга, в том, что мы недостаточно заботились о тебе. Ну, прошу тебя, погуляй и будь по-прежнему весела; сохрани эту красоту, которая восхищает взор молодых и старых... Не беспокойся обо мне, я могу и одна возвратиться домой.

Марина. Ну, хорошо, я пойду; только без всякой охоты.

Диониса. Ступай, ступай! Я знаю, что это тебе полезно. Погуляй, Леонин, с ней, по крайней мере, с полчаса. Не забудь, что я тебе говорила.

Леонин. Будь покойна.

Диониса. Оставляю тебя не надолго, моя дорогая, прошу тебя, гуляй потихоньку; не разгорячай себе кровь. Я ведь должна о тебе заботиться.

Марина. Благодарю тебя (Диониса уходит). Это западный ветер дует?

Леонин. Юго-западный.

Марина. Когда я родилась, дул северный ветер.

Леонин. Да?

Марина. Мой отец, говорила моя кормилица, совсем не боялся; он кричал матросам: "Дружней, ребята!" и натягивая канаты, обдирал свои царственные руки. Обхватив руками мачту, он устоял против моря, которое почти разломало палубу.

Леонин. Когда это было?

Марина. Когда я родилась. Никогда еще волны и ветер не свирепствовали так. Одного матроса, закреплявшего паруса, сбросило в море. "А! ты уходишь от нас!" закричал кто-то, и все быстро и ловко соскочили с снастей и бросились к корме; боцман свистит, капитан зовет и этим только увеличивает суматоху.

Леонин. Ну, хорошо. Довольно. Читай молитву.

Марина. Что ты хочешь сказать?

Леонин. Если тебе нужно немного времени на молитву, то я тебе даю его. Молись, но недолго, потому что у богов - тонкий слух и я поклялся, что кончу дело быстро.

Марина. Как? Ты хочешь меня убить?

Леонин. Да, чтобы угодить моей госпоже.

Марина. Зачем она желает, чтобы меня убили? Клянусь, на сколько могу припомнить, я никогда не сделала ей никакого зла; никогда я не сказала дурного слова, не сделала никакого зла ни одному живому существу; поверь, я никогда не убила мыши, не тронула мухи; когда случайно я наступала ногой на червяка, я об этом плакала. Чем-же я ее оскорбила? Зачем ей нужна моя смерть? Чем моя жизнь может быть ей опасна?

Леонин. Я обязан исполнить поручение, а не рассуждать о нем.

Марина. Ты ни за что в мире не исполнишь его, я в этом уверена. У тебя такое славное лицо, и глаза твои говорят, что у тебя доброе сердце. Еще недавно, я видала как ты получил рану, разнимая двух дравшихся; это делало тебе честь; будь-же и теперь таким. Твоя госпожа хочет моей смерти, а ты стань между нами и спаси меня, несчастную, спаси более слабую.

Леонин. Я поклялся и исполню.

Пока Марина отбивается от него, входят два пирата.

1-й пират. Стой, негодяй! (Леонин убегает).

2-й пират. Добыча, добыча!

3-й пират. Пополам, приятели, пополам! Уведем ее поскорее на корабль (Пираты уходят с Мариной).

СЦЕНА II.

Близь того-же места.

Входит Леонин.

Леонин. Эти разбойники находятся в услужении знаменитого пирата Вальдеса; они захватили Марину. Ну, чтожь? Пусть себе уезжает! На возврат нет ни малейшей надежды. Я поклянусь, что она убита и что ее бросил в море... Однако, подожду, может быть, они удовольствуются тем, что потешатся ею, не увозя ее с собою. Если она останется, то, обезчещенная ими, будет убита мною (Уосодит).

СЦЕНА III.

Митилены. Комната в доме разврата.

Входят Хозяин, его жена и Засов.

Хозяин. Засов!

Засов. Хозяин?

Хозяин. Хорошенько обыщи рынок; Митилены полны гуляками. Много денег потеряли мы за это время, по недостатку девок.

Хозяин. Никогда еще нам так недоставало этих тварей. Всего только три жалких и есть у нас; да и оне не могут больше того, что могут; вследствие беспрестанной работы, оне почти совсем сгнили.

Хозяин. Нам нужны свеженькие, хотя бы и дорогонько пришлось заплатить за них. Если нет в деле добросовестности, то никакое дело не будет процветать.

Жена. Правда твоя; из выращиваемых бедных незаконных, многого не сделаешь; я и то, кажется, штук одиннадцать таких выходила...

Засов. Ну, да, целых одиннадцать, а потом уходила их! Так значит обыскать рынок?

Жена. А то как же? Товар, который мы имеем, будет разнесен в клочки даже при малейшем ветре, так оне износились.

Хозяин. Правда твоя; говоря по совести, оне совсем ненадежны. Бедный трансильванец, который был с толстою девченкой, так-таки и умер.

Засов. Да, она проворно его уходила; она сделала из него жаркое для червей; ну, я пойду на рынок (Уходить).

Хозяин. Три или четыре тысячи секинов - хороший капиталец, чтобы жить припеваючи, бросив наш промысел.

Жена. А зачем бросать промысел? Разве в старости зазорно промышлять?

Хозяин. Э, да ведь добрая-то слава приходить не так как прибыль, да и прибыл не перевешивает опасности, а потому, если в молодости мы можем сколотить порядочное состояньице, то лучше запереть двери на ключ. Кроме того наши плохия отношения к богам, - еще причина, чтобы мы поскорее отказались от нашего промысла.

Жена. Ну, другие-то грешат не меньше нашего.

Хозяин. Не меньше нашего! Еще бы! Пожалуй, и больше нашего, но наш промысел хуже. Да он и не ремесло, не торговля... Но вот и Засов.

Входят: Засов, пираты и Марина.

Засов. Подвигайся. Почтеннейшие, вы говорите, что она девушка?

1-й пират. Не сомневайтесь в этом.

Засов. Хозяин, мне пришлось порядком-таки дать за эту штучку, которую вы видите; если она годится вам - отлично, а если не годится - пропал мой задаток.

Хозяин. А имеет-ли она, Засов, особенные качества?

Засов. Лицо у ней приятно, говорит она складно и носит прекрасные платья; чего больше вам еще нужно? принять ее можно.

Хозяин. А цена ей какая, Засов?

Засов. Из тысячи золотых, я не мог выторговать ни одного.

Хозяин. Ну, хорошо; ступайте за мной, любезнейшие; вы сейчас-же и получите ваши деньги. Жена, уведи ее и расскажи ей, что она должна делать, чтобы как-нибудь не сглупила в обращении (Хозяин и пираты уходят).

Жена. Засов, запиши её приметы: цвет волос, сложение, рост, возраст, её девственность, за которую мы ручаемся, и кричи: "кто больше даст за нее, тому она и достанется". Такая девственность обошлась бы дорого, если бы нынешние мужчины походили на прежних. Делай, что тебе велят.

Засов. Сейчас будет сделано (Уходит).

Марина. Увы! Отчего Леонин так медлил, так колебался? Он должен был убить меня без всяких слов! Или отчего эти пираты слишком добрые, не выбросиля меня за борт отыскивать мою мать?

Жена. О чем ты горюешь, красавица?

Марина. О том, что я красавица.

Жена. Ну, вот еще! Ведь красотой-то наградили тебя боги.

Марина. Я не виню их за это.

Жена. Хорошо еще, что ты попала в мои руки; у меня ты будешь жить припеваючи.

Марина. Тем хуже для меня, если я выскользнула из рук, в которых я была уверена, что умру.

Жена. И у меня ты заживешь весело.

Марина. Нет.

Жена. Наверное, и познакомишься со всякого сорта мужчинами. Весело тебе будет жить; у тебя будут мужчины всяких сложений. Как? ты затыкаешь себе уши?

Марина. Ведь ты - женщина?

Жена. А что-же ты хочешь, чтобы я была? Не женщина?

Марина. Честной женщиной или совсем не женщиной.

Жена. Ужь не хочешь-ли отведать плетки, дура? Вижу, что придется мне с тобой повозиться. Ну, полно, тебе, молодая жердушка, ты должна делать то, что я тебе прикажу.

Марина. О, сжальтесь надо мною, боги.

Жена. Если богам угодно, чтобы над тобой сжалились мужчины, то найдутся мужчины, чтобы тебя утешать, питать, веселить... Засов, кажется, вернулся.

Входит Засов.

Ну, что, оповестил ты на рынке?

Засов. Перечислил даже все волосы у ней, и голосом изобразил её портрет.

Жена. Ну, а скажи-ка, прошу тебя, в каком расположении нашел ты народ, в особенности молодой?

Засов. Да, что! Они слушали меня, как бы слушали завещание своего отца. У одного испанца сейчас же потекли слюнки при этом описании, и он, не долго думая, сейчас же и отправился в постель.

Жена. Он непременно придет завтра, в самых лучших своих манжетах.

Засов. Сегодня же вечером, сегодня вечером придет. А знаешь, хозяйка, того француза, у которого подкашиваются коленки?

Жена. Какого? Мосье Вероля?

Засов. Его самаго; как только он услышал мое оповещение, ему захотелось подпрыгнуть, но он заохал от боли, и поклялся, что придет посмотреть на нее.

Жена. Ну, и отлично, отлично. Он занес сюда свою болезнь, здесь и возобновляет ее. Ужь я знаю, что он придет под нашу сень, чтобы выставить свои кровь на солнце.

Засов. Что же, если бы здесь были путешественники всех народов, мы всех бы их залучили такой вывеской.

Жена. Подойди-ка ко мне, милочка, прошу тебя. Счастье идет к тебе на встречу. Послушай меня хорошенько: ты должна делать как бы с неудовольствием то, что будешь делать охотно, и как бы пренебрегая барышом, когда барыш будет большой. Оплакивай жизнь, которую ведешь, этим ты возбудишь жалость твоих любовников; эта жалость редко не породит хорошего о тебе мнения, а хорошее их мнение наверное принесет тебе прибыль.

Марина. Я тебя не понимаю.

Засов. Ну, веди ее, хозяйка, веди; нужно прогнать у ней эту стыдливость знакомством с делом.

Хозяйка. Да, твоя правда, надо прогнать; и невесты ведь со стыдом приступают к тому, на что законное имеют право.

Засов. Да, одне со стыдом, а другие так и совсем без стыда. Но знаешь, хозяйка, ужь если я добыл тебе этот кусочек...

Хозяйка. Значит, можешь себе отрезать малую толику с вертела...

Засов. Значит, могу?

Хозяйка. Никто и не отрицает этого. Ну, милая, твой наряд мне нравится.

Засов. Наряд хороший и переменять его не надо.

Хозяйка. Засов, оповестив городе новость, оповести, какая у нас есть теперь жиличка; от этого ты ничего не потеряешь. Когда природа создавала эту штучку, она хотела тебе добра. Расписывай, какое у нас есть совершенство, и ты получишь жатву от своих слов.

Засов. Уверяю тебя, хозяйка, и гром не расшевелит так быстро угрей, как моя похвала об этой красавице расшевелит развратников. Я приведу несколько человек на ночь.

Хозяйка. Ну, иди за мной.

Марина. Если огонь жжет, если ножи режут, если воды глубоки, я сохраню мой девственный пояс. Диана, помоги мне в этом.

Хозяйка. Какое нам дело до Дианы. Ну, что, идешь, что-ли (Уходят).

СЦЕНА IV.

Тарс. Комната в доме Клеона.

Входят: Диониса и Клеон.

Диониса. Да ты с ума сошел! Разве можно разделать то, что сделано?

Клеон. О, Диониса! Никогда еще ни солнце, ни луна не созерцали такого убийства.

Диониса. Ты скоро, должно-быть, превратишься в бешеннаго.

Клеон. Еслибы я был властелином всей безграничной вселенной, я бы отдал ее, чтобы разделать то, что было сделано. О, дева, не столь благородная по происхождению, сколь благородная своими добродетелями, принцесса, достойная, в глазах беспристрастной справедливости, самой прекрасной короны на земле! О, гнусный Леонин, которого ты отравила! Если бы ты вместе с ним выпила яд - ты бы сделала справедливое дело! Что скажешь ты благородному Периклу, когда он спросит у тебя свою дочь?

Диониса. Я скажу, что она умерла. Нянька - не Парки при всех заботах она наверное не может сохранить ребенка. Я скажу, что она умерла ночью; так и скажу. Кто станет опровергать меня, если только ты не вздумаешь взять на себя роль благочестивого дурня и не закричишь и припадке честности: она умерла от злодейства!

Клеон, О, продолжай! Из всех злодейств, совершенных под небесами, это - самое ненавистное богам.

Диониса. Ну, да, будь одним из тех, которые думают, что воробьи Тарса полетят все открыть Периклу. Мне стыдно думать, какого ты благородного происхождения и как ты слабодушен.

Клеон. Тот, кто бы дал на такое дело не одобрение свое, а только согласие - не благородного происхождения.

Диониса. Ну, пусть будет но твоему. Но никто, кроме тебя, не знает, как она умерла и Леонин исчез. Никто этого знать не может. Она унижала мою дочь и стояла между нею и её счастием. Никто не хотел смотреть даже взглянуть на нее, все только на Марину смотрели; нашей дочерью гнушались, считали её чучелой, не достойной даже и простого приветствия. Это терзало меня; ты можешь считать мой поступок противоестественным, - ты, который не любишь свое дитя, но я считаю это делом любви, услугой, оказанной моей единственной дочери.

Клеон. Да простят тебе это боги!

Диониса. А что касается Перикла, то что он может сказать? Мы плакали на её похоронах и теперь еще носим по ней траур; её надгробный памятник почти готов и эпитафия золотыми буквами выражает ей возвышенную похвалу и нашу заботливость, воздвигших этот памятник на наш счет.

Клеон. Ты подобна Гарпии, которая обманывает своим ангельским лицом и хватает добычу орлиными когтями.

Диониса. А ты подобен тем, которые глупо негодуют на богов за то, что зима убивает мух. Но я все-таки знаю, что ты последуешь моему совету (Уходят).

У надгробного памятника Марины появляется Гоуэр.

Гоуэр.

Так издерживаем мы время и укорачиваем самые большие расстояния, переплываем моря в ореховой скорлупе, приобретаем, как только пожелаем, путешествуем (чтобы занять ваше воображение) с одной местности в другую, с одного конца на другой. Благодаря вашей снисходительности, мы, без всякого преступления, говорим одним языком в различных странах, куда переносится наша сцена. Позвольте мне, пополняющему пробелы, поведать вам дальнейший ход нашей истории. Перикл, в сопровождении многих вельмож и рыцарей, снова пересекаеть ворчливые моря, чтобы увидаться с дочерью, единственной радостью его жизни. Старый Эскан, которому недавно Геликан дал высокую и почетную должность, остался править. Помните, что Геликан сопутствует Периклу. Быстрые корабли и благоприятные ветры привели этого царя в Тарс (дайте его кормчим вашу мысль и ваши мысли будут ему сопутствовать), чтобы взять свою дочь, которая пропала раньше. Посмотрите теперь, как они двигаются, точно тени и призраки. Уши ваши я соглашу с вашими глазамт.

Немая сцена.

В одну дверь входит Перикл со свитой; в другую - Клеон и Диониса. Клеон показывает Периклу гробницу Марины. Перикл терзается; надевает на себя одежды печали и уходит в ужасном отчаянии.

Гоуэр входит.

Гоуэр. Посмотрите, как доверчивость может страдать от преступного обмана. Эта наружная печаль считается истинным продолжительным горем! А Перикл, пожираемый печалью, рыдая, с глазами, наполненными слезами, покидает Тарс и садится на корабль. Он клянется, что никогда не будет мыть своего лица, никогда не будет стричь свои волосы; он надевает на себя одежды печали и пускается в море. Он испытывает бурю, которая разбивает его бренный корабль, но сам он спасается. А теперь, выслушайте эпитафию, Марины, сочиненную злою Дионисой: "Здесь покоится самая прекрасная, самая добрая, самая кроткая из всех созданий, увядшая в весне своих дней. Она была из Тарса и дочь царя, - та, которая была умерщвлена преступною смертию. Ея имя было Марина. при её рождении, Фетида, возгордясь, заняла часть земли, в то время, как земля, боясь, что вся будет ею залита, отдала небу это дитя Фетиды, которая осаждает и поклялась осаждать всегда скалы берегов". Никакая маска не идет так черному вероломству, как кроткая и нежная лесть. Пусть Перикл верит, что его дочь умерла и странствует по воле лэди Фортуны, а наша суша изобразит вам несчастие и страдание его дочери в её позорной неволе. Итак, имейте терпение и вообразите себе, что вы в Митиленах (Уходит).

СЦЕНА V.

Мителены. Улица перед домом разврата.

Выходят из дома разврата два господина.

1-й господин. Слыхал та что-нибудь подобное когда-либо?

2-й господин. Нет, и не услышу никогда ничего подобного в таком месте, когда ее там не будет.

1-й господин. И прослушать тут такую благочестивую проповедь! Ведь ничего подобного тебе и не снилось?

2-й господин. Нет, нет. Никогда больше я не войду в дом разврата. Не отправиться-ли нам послушать пенье весталок?

1-й господин. С нынешнего дня я стану добродетельным. Я навсегда свернул с дороги разврата (Уходят).

СЦЕНА VI.

Там-же. Комната в доме разврата.

Входят: хозяин, его жена и Засов.

Хозяин. Да, я готов-бы отдать вдвое того, что она мне стоила, лишь бы только она и не поступала ко мне.

Жена. Безобраpниwа! Она способна заморозить бога Приапа и загубить целое поколение. Ее надо или изнасиловать или же совсем избавиться от нея. Вместо того, чтобы угождать гостям и работать в деле моего ремесла, она пускается в увертки, отговорки, уговаривания, мольбы на коленях; она и черта превратит в пуританина, если бы он вздумал поцеловать ее.

Засов. По правде сказать, я должен ее изнасиловать; в противном случае, она отгонит от нас всех наших посетителей и всех нас сделает монахами.

Хозяин. Пусть чума унесет её бледную немочь!

Жена. Ну да, мы можем с нею справиться только с помощью чумы. А вот и знатный Лизимах, переодетый.

Засов. Были бы у нас и знатные, и незнатные, если бы только эта шельма была податлива с посетителями.

Входит Лизимах.

Лизимах. Ну, почем дюжина девственностей?

Жена. Да благословят боги вашу милость!

Засов. Я рад, что вижу вашу милость в добром здоровьи.

Лизимах. Конечно, должен радоваться; для тебя же лучше если посетители стоят твердо на ногах... Ну, угодливое нечестье, имеется-ли у тебя что-нибудь такое, с чем порядочный человек мог бы иметь дело, не прибегая ко врачу?

Жена. Есть у нас одна, ваша милость... Еслибы только захотела... Никогда еще в Митиленах не было видно ничего подобнаго.

Лизимах. То-есть, ты хочешь сказать, еслибы она захотела заняться делами мрака?

Жена. Ваша милость знает, в чем дело.

Лизимах. Ну, хорошо; зови ее, зови.

Засов. Ваша милость увидит настоящую розу, так она бела и румяна относительно тела и крови; и действительно была-бы розой, еслибы только...

Лизимах. Еслибы что?..

Засов. О, ваша милость, я могу быть скромным.

Лизимах. Скромность увеличивает славу сводчика и дает славу целомудрия многим потаскухам.

Входит Марина.

Хозяйка. Вот она, точно цветок на стебельке, еще не сорванный, могу тебя в этом уверить. Не правда-ли какое красивое создание?

Лизимах. После долгаго морского путешествия ею можно удовольствоваться. Вот тебе: оставь нас.

Жена. Прошу вашу милость сказать мне ей одно словечко, только одно.

Лизимах. Говори.

Жена (Тихо к Марине). Во-первых, я должна тебе заметить, что это - весьма почтенной человек.

Марина. Я желала-бы найти его таким, чтобы я могла достойно заметить его.

Жена. Затем, он - правитель страны и человек, которому я многим обязана.

Марина. Если он управляет страной, ты, конечно, ему многим обязана, но на сколько он почтенен в этой своей должности, этого я не знаю.

Жена. Прошу быть с ним без твоих девственных гримас, будь с ним полюбезнее, и тогда он наполнить золотом твой передник.

Марина. Все, что он сделает для меня честного я приму с благодарностью.

Лизимах. Ну, что, кончила?

Жена. Она, ваша милость, еще не объезжена; вам с нею придется немного повозиться, чтобы приспособить, как следует. Ну, оставим их вместе, его милость и ее (Хозяин, его жена и Засов уходят).

Лизимах. Отправляйтесь... Ну, красотка, скажи мне: долго-ли ты занимаешься этим ремеслом?

Марина. Каким ремеслом?

Лизимах. Без обиды этого ремесла и назвать нельзя.

Марина. Мое ремесло не может меня обидеть. Назовите его.

Лизимах. Сколько времени ты находишься в этом положении.

Марина. С тех пор, как помню себя.

Лизимах. Ты так рано начала? По пятому или седьмому году ты сделалась распутной?

Марина. Еще раньше, если только теперь я распутна.

Лизимах. Но дом, в котором ты живешь, указывает на то, что ты продажное создание.

Марина. Вы знаете, что в этом доме живут такие люди и посещаете его? Я слыхала, что вы - человек почтенный и правитель этой страны.

Лизимах. Как? Твоя хозяйка сказала тебе, кто я?

Марина. Какая моя хозяйка?

Лизимах. Да ваша огородница, которая сеет семена и сажает корни позора и гнусности. А, ты кое-что услыхала о моем могуществе и скромничаешь в ожидании более серьезного ухаживания. Но уверяю тебя, моя милая, что моя власть не увидит тебя, а если и увидит, то взглянет на тебя ласково. А потому, веди меня в уединенное место. Пойдем, пойдем.

Марина. Если вы - благородного рода, то докажите теперь свое благородство. Если вам достался почет, то оправдайте мнение, что вы достойны его.

Лизимах. Это еще что такое? Это еще что такое? Продолжай: притворяйся скромницей.

Марина. Что касается меня, то я невинная девушка, хотя безжалостная судьба и кинула меня в этот хлев, где, с тех пор как я поселилась в нем, я видела, что болезни продаются дороже, чем здоровье... О, еслибы боги захотели освободить меня из этого нечестивого места, хотя бы для этого они принуждены были бы превратить меня в самую ничтожную птичку, летающую в чистом воздухе.

Лизимах. Я-бы никогда не подумал, что ты можешь так хорошо говорить; никогда бы этого я не вообразил. Я принес сюда преступную мысль, но твои слова ее изменили. Вот тебе золото, возьми его; оставайся по прежнему на этом чистом пути, по которому ты идешь и пусть боги укрепят тебя.

Марина. Да сохранят вас боги!

Лизимах. Что-же касается меня, верь, что я сюда пришел без дурного намерения; для меня даже окна и двери этого дома отвратительны. Прощай. Ты - образец добродетели и я не сомневаюсь, что ты получила благородное воспитание. Вот возьми еще это золото. Пусть будет проклят, пусть умрет, как вор, тот, это лишит тебя невинности. Если услышишь обо мне, то знай, что это - для твоего-же добра.

Входит Засов.

Засов. Позвольте, ваша милость, и мне одну монетку, прошу вас.

Лизямах. Прочь, проклятый привратник. Весь ваш дом, без этой девы, которая его охраняет, еслибы ее здесь не было, рухнул бы и раздавил-бы вас всех. Убирайся! (Уходит).

Засов. Это еще что такое? Видно, с тобой надо приняться иначе. Если твое дурацкое целомудрие, которое не стоит даже и завтрака в самой дешевой стране, существующей под покровом неба, должно погубить целый дом, то пусть меня оскопят, как испанскую гончую. Ступай за мной.

Марина. Что тебе надо от меня?

Засов. Мне нужна твоя невинность, а то, она, пожалуй, достанется палачу. Ступай. Нам вовсе не нужно, чтоб посетителей отгоняли. Ступай, говорят тебе.

Входит жена хозяина.

Жена. Ну, что у вас тут такое? В чем дело?

Засов. Из огня да в полымя, хозяйка; она наговорила благочестивых слов Лизимаху.

Жена. О, ужас!

Засов. Она, так сказать, заражает наше ремесло перед лицом богов!

Жена. Повесить ее!

Засов. Этот вельможа поступил-бы с нею, как следует вельможе, а она отправила его таким-же холодным, как ком снега, да еще бормочущим молитвы!

Жена. Засов, тащи ее, распоряжайся ею, как тебе угодно, разбей хрусталь её девственности и сделай ее ручной.

Засов. Еслибы она была и еще более тернистым полем, я ее вспашу, будь уверена.

Марина. О, услышьте, услышьте меня, боги!

Жена. Она заклинает! Вон отсюда, проклятая колдунья! Ах, как я-бы хотела, чтобы она не переступала даже порога моих дверей. Повесь ее! Она родилась на нашу погибель. А, так ты не хочешь пойти по пути, по которому идут все женщины? Ну так постой, блюдо целомудрия, приправленное розмарином и лавровым листом (Уходит).

Засов. Ну, прекрасная дама, или со мной.

Марина. Чего тебе от меня надо?

Засов. Мне надо отнять у тебя сокровище, которым ты так дорожишь.

Марина. Прошу тебя, скажи мне одно слово.

Засов. Посмотрим, что тебе надо.

Марина. Чтобы ты пожелал своему врагу?

Засов. Я бы ему пожелал, чтобы он был моим хозяином или, вернее моей хозяйкой.

Марина. Как тот, так и та не так подлы как ты, потому что они распоряжаются тобой. Ты занимаешь такое место, которого не променял бы без унижения даже и самый забитый дьявол в аду; ты - проклятый привратник для каждого мерзавца, который ищет здесь своей мерзавки; твое ухо подвергается грозному кулаку каждого плута; даже твоя пища не лучше того, что изрыгается гниющими легкими.

Засов. Да что же мне делать? Чтобы я пошел на войну где человек после семилетней службы может очутиться без ноги и даже не иметь столько денег, чтобы заменить ее деревянной?

Марина. Делай, что хочешь, но только не то, что делаешь. Вычищай старые стоки, помойные ямы; поступи на службу к палачу, - все это будет лучше того, что ты теперь делаешь. Даже обезьяны с презрением отвернулись бы от такого ремесла, как твое. О, если бы боги могли освободить меня от этого места! Вот тебе золото. Если твой хозяин хочет получать за меня деньги, скажи ему, что я умею петь, плести, шить, плясать и еще многое другое, чем не стану хвастать. Я с охотой буду учить всему этому, и уверена, что этот населенный город доставит мне много учеников.

Засов. Да неужели ты можешь всему этому учить?

Марина. Если мне докажут, что ничего этого я не умею делать, то проведи меня сюда и отдай последнему конюху, который ходит в этот дом.

Засов. Ну, я посмотрю, что можно сделать для тебя; если можно тебя пристроить, то пристрою.

Марина. Но к честным женщинам!

Засов. Ну, с такими я мало знаком. Но уже если хозяин и хозяйка купили тебя, то значит уйти тебе отсюда без их согласия никак нельзя; а потому, я сообщу им о твоих намерениях и не сомневаюсь, что найду их покладистыми. Постараюсь сделать для тебя, что могу (Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

Входит Гоуэр.

Гоуэр.

Таким-то манером, как говорит наша история, Марина освобождается от дома разврата, и поступает в честный дом. Она поет, как бессмертная, и пляшет, точно богиня, под звуки песен, которые всех восторгают. Она приводит в изумление глубоких ученых, и её иголка воспроизводят формы природы, почки, птиц, ветки и плоды. Ея искусство создает сестер естественным розам; её шерсть и её шелк становятся близнецами красных вишенек. Нет у ней недостатка в учениках знатного рода, которые платят ей щедро; весь свой заработок она отдает гнусной сводне. Оставим ее здесь и обратим наши мысли к её отцу, которого мы оставили на море. Мы его потеряли из виду. Гонимый ветрами, он пристал к месту, где живет его дочь. Предположите, что он стоит на якоре у этого берега. Весь город празднует ежегодный праздник Нептуна; Лизимах видит наш тирский корабль с его черными флагами с богатыми украшениями; он спешит к нему на встречу в своей ладье. Вложите снова ваше зрение в ваше воображение и представьте себе, что эта сцена есть печальный корабль Перикла. Тут и произойдет представление. Все, что можно показать, - будет вам показано. Будьте добры, сядьте и слушайте (Уходмт).

СЦЕНА I.

На палубе корабля Перикла, перед Митиленами. На ней палатка с спущенным занавесом. Там Перикл лежит на ложе. Возле корабля - лодка.

Входят два матроса, один служащий на тирском корабле, другой - с лодки. Затем Геликан.

Тирский матрос. Где Геликан? Он может разрешить тебе это. А вот и он! Господин, из Митилен пристала лодка, в которой находится правитель Лизимах, он хочет войти на корабль. Какова ваша водя?

Геликан. Пусть исполнится его воля. Позови несколько вельмож.

Тирский матрос. Эй, господа! Вас зовет правитель!

Входят двое или трое велъмож.

1-й вельможа. Ты нас звал?

Геликан. Господа, важная особа желает войти на корабль; прошу вас принять эту особу любезно.

Вельможи с матросом спускаются и вступают в лодку. Затем возвращаются на палубу корабля с Лизимахом, со свитой и матросами.

Тирский матрос. Вот, господин, человек, который может отвечать на все ваши вопросы.

Лизимах. Здравствуй, пожилой господин. Да охраняют тебя боги!

Геликан. И тебя также, господин, Желал-бы я, чтобы твоя жизнь была длиннее моей и чтобы ты умер так, как я хочу умереть.

Лизимах. Вы мне прекрасно пожелали. Будучи на берегу по поводу празднества Нептуна, я увидал этот прекрасный корабль и явился на его палубу, чтобы узнать, откуда он.

Геликан. Позволь узнать прежде, какой твой сан?

Лизимах. Я правитель страны, которую ты видишь перед собою.

Геликан. Наш корабль - из Тира. На нем находится царь, который в течение трех месяцев ни с кем не проронил ни одного слова и питается только для того, чтобы продолжить свое горе.

Лизимах. Какая причина такой печали?

Геликан. Было-бы слишком долго рассказывать все это; но главная причина его отчаяния - потеря любимой дочери и любимой супруги.

Лизимах. А можно его видеть?

Геликан. Можно, но ваше посещение бесполезно, потому, что он не хочет ни с кем говорить.

Лизимах. Однако, я бы все-таки желал его видеть.

Геликан. Посмотрите, вот он перед вами (приподнимает завесу). Он был мужчина необыкновенной красоты до той ужасной ночи, которая привела его к этому состоянию.

Лизимах. Государь, приветствую тебя! Да хранят тебя боги!

Геликан. Все это бесполезно! Он не заговорит с тобой.

1-й вельможа. У нас в Митиленах есть девушка, которая, я готов побиться об заклад, добьется, что он скажет хоть несколько слов.

Лизимах. Прекрасная мысль. Она, я не сомневаюсь, нежной гармонией своего голоса и другими обоятельными свойствами, обворожит его и проникнет в его оглохшее ухо, теперь на половину закрытое. Теперь, счастливейшая и прекраснейшая из всех, она находится в кругу своих девственных подруг в лесном убежище, с этой стороны острова.

Говорит на ухо одному из своей свиты. Тот уходит.

Геликан. Будь уверен, что все бесполезно; мы не хотим ничем пренебречь, что носит название лекарства. Но если мы ужь так много пользуемся твоей любезностию, позволь нам на наше золото запастись съестными припасами, - не по недостатку их, а потому, что наши испортились и стали нам противны.

Лизимах. О, если мы вам откажем в этом доказательстве нашей любезности, то пусть справедливые боги ниспошлют на каждый наш колос по червю в наказание нашей страны. Однако, еще раз, позволь просить тебя сообщить мне более подробно причину отчаянья царя.

Геликан. О, да, я вам расскажу все...Но, смотри, нам мешают.

Входят: Вельможа, Марина и молодая девица.

Лизимах. А, вот и та девица, за которой я посылал. Приветствие тебе, красавица! Не правда-ли, какая она красавица?

Геликан. О, да, настоящая красавица!

Лизимах. Она такая красавица, что если бы только я был уверен, что она - хорошего рода и благородного происхождения, то не пожелал бы лучшего выбора, и почитал бы такой брак самым счастливым. Моя красавица, все сокровища, которыми располагает щедрость, ожидай от этого царственного больного. Если, благодаря благодатному действию твоего искусства, ты в состоянии добиться от него хоть какого-нибудь ответа, то твое благодатное лекарство получит награду, какую только можно пожелать.

Марина. Я прибегну к моему искусству, чтобы вылечить его, но с тем условием. что, кроме меня и моей подруги, никто другой к нему не будет приближаться.

Лизимах. Отойдем, оставим ее на едине с ним и да помогут ей боги! (Марина поет). Ну, что, обратил он внимание на твое пение?

Марина. Нет, даже не взглянул на нас.

Лизимах. Посмотрите, она сейчас заговорит с ним.

Марина. Приветствие тебе, государь! Послушай меня, мой повелитель.

Перикл. А!..

Марина. Я - молодая девушка, государь, нестаравшаеся никогда обращать на себя внимание, но на меня всегда смотрели, как на комету. Та, которая говорит с вами, государь, претерпела такое горе, которое сравнялось бы с вашим, если бы их можно было взвесить на одних весах. Хотя злая судьба и преследовала меня, я, однако, происхожу от предков, равных самым могущественным монархам; но время искоренило моих родных, и под ударами несчастий этого мира привело меня к рабству.- Я отказываюсь, но есть что-то, что воспламеняет мои щеки и шепчет мне на ухо: "Не уходи, пока он не заговорит."

Перикл. Судьба... родные... благородное происхождение, равное моему!.. Не так-ли?.. Что ты сказала?..

Марина. Я говорю, государь, что если бы вы знали мое происхождение, то не отталкивали бы меня так.

Перикл. Может быть. Прошу тебя, взгляни на меня еще раз. Ты похожа на кого-то, кто... Из какой ты страны? Ты здешняя?

Марина. Нет. У меня нет родной страны. Однако, я родилась как и все смертные, а в действительности я такая, какою кажусь.

Перикл. Я уязвлен горем; я должен разрешиться слезами. Моя дорогая жена походила на эту девушку; такою была-бы теперь моя дочь... Такое квадратное чело, как у моей царицы! Ея рост! И стройность тростинки! Ея серебристый голос! Ея глаза, точно блестящие алмазы в их богатой оправе! По походке - точно другая Юнона, которая насыщая уши заставляет их голодать с каждым словом, которое она произносила. Где ты живешь?

Марина. Здесь, но я совсем чужая здесь. С палубы вы можете отличить место.

Перикл. Где ты воспитана? Каким образом приобрела ты все те таланты, которыми ты так прекрасно пользуешься?

Марина. Еслибы я рассказала вам свою историю, то она показалась ложью и выдумкой.

Перикл. Прошу тебя, расскажи. Никакая ложь не может исходить от тебя; потому, что ты смотришь так скромно, как правда, и кажешься дворцом, где царствует венчанная истина. Я буду тебе верить; я заставлю мои чувства верить даже и тому, что в твоем рассказе будет самым невероятным, потому, что ты похожа на ту, которую я истинно любил. Кто были твои родители? Ты, кажется, сказала, когда я оттолкнул тебя (когда я заметил тебя), что ты - благородного происхождения?

Марина. Да, я действительно, сказала это.

Перикл. Так расскажи, кто твои родные. Кажется, ты говорила, что ты испытала несчастие, причиненное людскою злобой и что твои несчастия, как ты думала, могли бы оказаться столь же великими, как и мои, если бы оне были раскрыты.

Марина. Да, действительно, сказала нечто подобное, но я сказала только то, что думаю самым вероятным.

Перикл. Разскажи свою историю; если после внимательного рассмотрения, окажется, что в ней есть хотя одна тысячная часть того, что я выстрадал, то я скажу, что мужчина ты, а я страдал, как девчонка. Ты похожа на Терпение созерцающее царские могилы, улыбкой обезоруживая Отчаяние. Кто были твоя родители? Как ты их потеряла? Как твое имя, дитя мое? Говори, прошу тебя. Приди сюда, сядь около меня.

Марина. Мое имя, государь, Марина.

Перикл. О, надо мной издеваются! Тебя прислал сюда какой-нибудь разгневанный бог, чтобы сделать из меня посмешище целаго мира.

Марина. Потерпите, государь; в противном случае я не скажу ни слова более.

Перикл. Хорошо, я буду терпелив; ты не знаешь, как ты потрясла меня, назвав себя Мариной.

Марина. Это имя было дано мне тем, кто имел некоторую власть, - моим отцом, царем.

Перикл. Как! Ты дочь царя? и тебя зовут Мариной?

Марина. Ты сказал, что будешь мне верить, но я не хочу более тревожить тебя и на этом кончу.

Перикл. Но создана-ли ты из плоти и крови? Твой пульс бьется-ли? Уж не фея-ли ты? Может быть, обман зрения? Ну, хорошо, говори дальше. А почему назвали тебя Мариной?

Марина. Меня назвали Мариной потому, что родилась я в море.

Перикл. В море? А кто была твоя мать?

Марина. Моя мать была дочерью царя; она умерла в то самое мгновение, как я родилась; так мне часто рассказывала, плача, моя добрая кормилица Лихорида.

Перикл. О, остановись на минуту. Это одно из самых редких сновидений, какими никогда еще глубокий сон не обманывал глупаго несчастливца. Но этого быть не может. Моя дочь схоронена. Ей хорошо. Ты где была воспитана? Я выслушаю твою историю до самого конца, не останавливая тебя.

Марина. Тебе трудно будет поверить мне; ужь лучше если я замолчу.

Перикл. Буду верить каждому твоему слову. Однако, подожди. Как ты попала в эти места? Где ты была воспитана?

Марина. Царь, мой отец, оставил меня в Тарсе. Там жестокий Клеон и его злая жена задумали умертвить меня: они уговорили одного негодяя исполнить это, он уже занес надо мною свой меч, как появилась толпа пиратов которые меня освободили и привезли в Митилены... Но дорогой государь, что ты от меня хочешь? Почему ты так плачешь? Может быть ты думаешь, что я обманываю тебя? О, нет, клянусь тебе, я - дочь царя Перикла, если только существует дорогой царь Перикл.

Перикл. Эй, Геликан!

Геликан. Благородный повелитель призывает меня?

Перикл. Ты - честный и преданный советник и всегда мудрый; скажи мне, если только можешь, кто или кем может быть эта девушка, которая заставила меня так плакать?

Геликан. Не знаю, но вот правитель Митилен, который с восторгом говорит о ней.

Лизимах. Она никогда не хотела сказать, какого она рода; когда спрашивали ее об этом, она молчала и плакала.

Перикл. О, Геликан! Почтенный друг, ударь меня, сделай мне рану, заставь меня почувствовать какую-нибудь страшную боль, чтобы море радостей, нахлынувшее на меня, не залило берегов моей смертности и не потопило меня в блаженстве! О, приди ко мне, ты, которая возвращаешь жизнь тому, кто даровал тебе ее; ты родилась на море, была похоронена в Тарсе и была найдена опять в море!..О, Геликан! Опустись на колени и благодари богов также громко, как грозящие нам громы. Вот Марина... Как звали твою мать? Только это еще скажи мне, потому что никогда не излишне подтвердить истину, даже тогда, когда всякие сомнения сняты.

Марина. Прежде, прошу тебя, государь, скажи кто ты?

Перикл. Я - Перикл из Тира, но теперь скажи мне, ты, которая до сих пор была так божественно правдива, скажи мне имя моей погибшей в море царицы, и ты будешь наследницей царства и другою жизнью Перикла, твоего отца.

Марина. Неужели для того, чтобы сделаться твоею дочерью, достаточно сказать, что имя моей матери - Таиса? Таиса была моей матерью, и она умерла в то самое мгновение, как я родилась.

Перикл. Ну, благословляю тебя! Встань, дитя мое; ты - моя дочь. Дайте мне другия одежды, мое дитя, Геликон. Она не умерла в Тарсе, как говорит этот гнусный Клеон; она все тебе расскажет и ты преклонишь колени перед нею, признавая в ней свою царицу.- А это кто?

Геликан. Государь, это - правитель Мителен, который, узнав о твоей болезни, поспешил посетить тебя.

Перикл. Позволь обнять тебя... Дайте мне мои царские одежды; я безобразен в этом наряде. О, небо, благослови мою дочь! Но, слышите? Что это за музыка? Объясни Геликану, объясни ему, моя Марина, все от слова до слова, потому что, кажется, он все еще сомневается, как верно что ты моя дочь... Но какая это музыка?

Геликан. Государь, я ничего не слышу.

Перикл. Ничего не слышишь? Это музыка сфер; слушай, моя Марина.

Лизимах. Не хорошо ему противоречить; будем ему потакать.

Перикл. Самые божественные звуки! Неужели вы ничего не слышите?

Лизимах. Музыку, государь? Я слышу...

Перикл. Самую божественную музыку; она проникает меня своей гармонией и глубокий сон нисходит на мои веки; дайте мне погрузиться в сон... (Засыпает).

Лизимах. Подложите ему подушку под голову! А теперь, оставим его. Ну, друзья и товарищи, если сбудется то, на что я надеюсь, я буду помнить о вас (Лизимах, Геликан и Марина уходят).

СЦЕНА II.

Там-же.

Перикл во сне; Диана является ему, как видение.

ДIАHА.

Храм мой находится в Эфесе; спеши туда

И принеси жертву на моем алтаре.

Там, когда мои девственные жрицы соберутся,

В присутствии всего собравшагося народа

Поведай, как на море потерял ты свою жену.

Призови сострадание к твоим несчастиям и к несчастиям твоей дочери

И призови их в жизни своими рассказами.

Исполни мое повеление, или живи в несчастии;

Исполни, и ты будешь счастлив, клянусь моим серебрянным луком.

Проснись и расскажи, что ты видел во сне.

(Диана исчезает).

Перикл. Божественная Диана! Серебристая богиня! исполню твое веление, - Геликан.

Входят: Геликан, Лизимах и Марина.

Геликан. Государь.

Перикл. Я намеревался ехать в Тарсь, чтобы наказать негостеприимного Клеона, но прежде я должен исполнить другой долг, поверни наши надувающиеся паруса на Эфес. Я вскоре скажу тебе почему.- Позволишь-ли ты отдохнуть нам на твоем берегу и запастись всем, что нужно, за наше золото?

Лизимах. От всего сердца, государь; когда ты выйдешь на берег, то и у меня будет к тебе просьба.

Перикл. Она будет исполнена, если бы даже ты посватался за мою дочь, потому что, как кажется, ты поступил благородно с нею.

Лизимах. Обопрись на мою руку, государь.

Перикл. Ну, идем, Марина (Уходят).

Входит Гоуэр.

Гоуэр. Теперь, песок наших часов почти совсем вытек; еще немного, и все будет окончено. Окажите мне последнюю милость, - потому что ваша снисходительность, должна придти мне на помощь, - вообразите себе празднества, пиршества, зрелища, пение менестрелей, шумные потехи, которыми угощал царя правитель Митилен. Все это так ему удалось, что прекрасная Марина была ему обещана в супруги; но прежде Перикл должен принести жертву на алтаре Дианы. Но их путь мы совсем не будем рассказывать. Паруса наполнились крылатой быстротой и все произошло так, как вы этого желали. В Эфесе вы увидите храм, нашего царя и всех его спутников. Если он прибыл сюда так скоро, то этим он обязан вашему любезному воображению (Уходит).

СЦЕНА III.

Храм Дианы в Эфесе.

Таиса стоит у алтаря, как верховная жрица, с каждой стороны алтаря - Весталки. Церимон и жители Эфеса.

Входят: Перикл со свитой; Лизимах, Геликан, Марина и дамы.

Перикл. Приветствую тебя. Диана, Исполняя твое повеление, я здесь объявляю, что я царь Тира. Изгнанный из страны моей страхом, я женился в Пентаполисе на прекрасной Таисе. Она умерла в море, во время родов, дав жизнь девочке, которая была названа Мариной, и которая, о, богиня! и теперь еще носит твою серебристую одежду! Она была воспитана в Тарсе Клеоном, который, когда ей исполнилось четырнадцать лет, задумал умертвить ее, но счастливая звезда привела ее в Митилены. Когда мы пристали к их берегу, судьба привела ее на наш корабль, где благодаря самым точным её воспоминаниям, обнаружилось, что она - наша дочь.

Таиса. Голос и лицо! Ты... ты... О, царственный Перикл! (Лишается чувств).

Перикл. Что с этой женщиной? Она умирает. Помогите...

Церимон. Благородный государь, если ты сказал правду перед алтарем Дианы, то это - твоя жена.

Перикл. Нет, почтенный собеседник; я сам своими собственными руками перебросил ее труп через борт.

Церимон. Близ этого берега, клянусь.

Перикл. Да, в этом не может быть сомнения.

Церимон. Взгляни жена эту женщину. О, это с нею случилось только от слишком большой радости. На заре одного бурного утра, эта женщина была выброшена на этот берег. Я вскрыл гроб и нашел в нем драгоценные украшения. Я призвал ее снова к жизни и поместил ее здесь, в храме Дианы.

Перикл. А можем мы видеть эти украшения?

Церимон. Могущественный государь, они будут сейчас принесены в мой дом, куда приглашаю и вас. Вот посмотрите, Таиса уже пришла в себя.

Таиса. О, дайте мне взглянуть на него! Если он для меня - ничто, то мой священный сон не склонил-бы благосклонного уха к моим чувствам, а напротив, придавил бы его, на зло глазам. О, государь, неужели ты - не Перикл? Ты говоришь, как он, ты такой же, как он. Не упомянул-ли ты о буре, о рождении, о смерти?

Перикл. Это голос покойной Таисы!

Таиса. Таиса я, которую все приняли за мертвую и бросили в море.

Перикл. Безсмертная Диана!

Таиса. Теперь, я лучше узнаю тебя. Когда, со слезами на глазах, мы покидали Пентаполис, царь, твой отец, дал тебе такое кольцо, как это.

Перикл. Да, это, именно это. О, боги, довольно! Ваша теперешняя благость превращает в простую забаву мои прежния несчастии. Вы бы хорошо сделали, еслибы, коснувшись устами, вы бы заставили меня расстаять, и я перестал-бы быть зримым. О, приди, я хочу второй раз схоронить тебя в моих объятиях!

Марина. Мое сердце рвется к груди моей матери (Становится на колена перед Таисой).

Перикл. Посмотри, кто склоняет колена перед тобой. Плоть от плоти твоей, Таиса; та, которую ты выносила на корабле, которую я назвал Мариной потому, что в море ты сложила ее.

Таиса. Да благословят тебя боги, дитя моя!

Геликан. Приветствую тебя, царица!

Таиса. Я не знаю тебя.

Перикл. Помнишь, я тебе рассказывал, что, когда я бежал из Тира, я там оставил правителем одного старика. Можешь ты вспомнить его имя? Я часто называл его.

Таиса. Да, это был Геликан.

Перякл. Новое подтверждение. Обними его, дорогая Таиса; это он. Теперь я сгораю от нетерпения, узнать, как ты была найдена, как тебя могли спасти, и кого я должен благодарить за это, кроме богов, за это чудо.

Таиса. Доброго Церимона, государь; через него боги обнаружили свое могущество; он все может тебе объяснить.

Перикл. Почтенный старец, у богов нет смертного служителя, который более был-бы похож на бога, чем ты. Объясни нам, каким образом эта усопшая царица ожила?

Церимон. Объясню, государь; но прежде прошу тебя пойти со мной в мой дом. Там я покажу тебе все, что я нашел при ней, и расскажу тебе, как она была помещена в этот храм, не пропуская ничего необходимаго.

Перикл. Чистейшая Диана, благодарю тебя за твое видение и принесу тебе ночные жертвы.- Таиса, этот принц жених твоей дочери. А теперь, это украшение, которое при дает мне такой ужасный вид, я подстригу; а эту бороду, к которой в течение четырнадцати лет не прикасалась бритва, принаровлю к твоему брачному торжеству.

Таиса. Церимон узнал из самых достоверных писем, что мой отец умер.

Перикл. Небо! сделай его своим созвездием! Однако, моя царица, мы в его царстве отпразднуем их брак, да и сами в его царстве проведем остаток наших дней. Наш сын и дочь будут царствовать в Тире. Почтенный Церимон, мы несколько затянули жажду услышать все, что еще не досказано. Веди-же нас к себе (Уходят).

Входит Гоуэр.

В Антиохе и его дочери вы видали справедливые воздаяния за чудовищное сладострастие. В Перикле, его жене и дочери, преследуемых злобной, свирепой судьбой, вы видели добродетель, охраняемую от ужасной гибели. руководимую небом и, наконец, увенчанную счастием. В Геликане вам явился образец добродетели, чести и верности. В Церимоне проявляется доблесть, которая всегда соединяется с мудрой благотворительностью. Что-же касается Клеона и его жены, то как только молва распространила их проклятое дело и славу Перикла, город до того рассвирепел, что сжег их со всем их отродием в их собственном дворце. Таким образом, богам угодно было наказать их за убийство, хотя и не совершенное, но задуманное... А теперь, рассчитывая по-прежнему на ваше снисхождение, мы желаем вам новых радостей. Тут кончается наша пьеса (Уходит).

ПЕРИКЛ.

Эта пьеса, которой нет в in-folio 1623 года, появилась впервые в 1609 г. в двух изданиях in quarto, очень мало отличающихся одно от другого, под заглавием: "Новая и в высшей степени нравившаеся публике драма (play), называемая Перикл, принц Тирский. С верным изображением всей истории, приключений и судеб названного принца и описанием не менее странных происшествий во время рождения и жизни его дочери Марины. В том самом виде, как она неоднократно была представлена слугами его величества в Глобусе, на Бонксайде. Сочинение Вильяма Шекспира, 1609 г.".

Новые издания in-quarto этой пьесы появились затем в 1611 и 1619 гг. и в последующих годах, все с именем Шекспира. То обстоятельство, что, несмотря на это пьеса все-таки не была внесены в первые два in-folio, даю повод прежним английским критикам оспаривать принадлежность её Шекспиру, так как в их глазах эти in-folio, изданные друзьями Шекспира, пользовалась непоколебимым авторитетом. Хотя Роу принимает эту пьесу за шекспировскую наравне со всеми другими, внесенными лишь в третье in-folio, но Поп и его последователи исключали ее, пока наконец Мелон, а за ним и почти все последующие издатели, не признали её подлинности. Однако её нет в переводе Шлегелля и Тика, хотя сам Тик, считавший ее подлинной (правда, наравне с другими несправедливо приписанными Шекспиру пьесами) перевел ее и напечатал в своем "Староанглийском театре".

Таким образом мы можем делать различные предположения по поводу вопроса о подлинности "Перикла": если не считать ее более раннею работой другого автора, в которой Шекспир пробовал лишь немногое, для того, чтобы поставить на сцену в Глобусе, то в ней нужно видеть очень ранний труд поэта, или-же нужно думать, что текст ея, дошедший до нас, очень испорчен. Последнее мнение приписывается Стивенсу, который хотя и не соглашается с мнением Мелона, что вся пьеса написана Шекспиром, но допустил, что Шекспир исправил работу другою автора. Стивенс приводил в пользу своего мнения аргумент, вообще довольно веский: по его мнению, большая популярность, какою как нам достоверно известно, долго пользовалась пьеса, объясняет беспримерную испорченность театра; чем дольше представлялась пьеса, чем более списков её появлялось в обращении, а этим объясняются многочисленные искажения, все более и более удалявшие ее от оригинала. Этот вывод, совершенно верный вообще, вовсе не имеет решающего значения для "Перикла", потому что недостатки этой пьесы не только касаются выполнения отдельных частностей, но лежат в форме всей пьесы. Трудно поверить, чтобы Шекспир, уже стоя на высоте искусства, - потому что различные in-quarto указывают на этот именно период его деятельности, признал своим произведение, не произведя в нем существенного изменения и лишь обработав отдельные сцены. Против предположения, что вся пьеса написана Шекспиром, и в таком случае без сомнения относится к самому раннему периоду его деятельности, говорит очень позднее появление её в нескольких изданиях, следовавших одно за другим, а также и примечание в заглавии in-quarto 1609 г., где говорится, что она лишь недавно поставлена на сцену. В появившейся в том-же 1609 г. новелле "The painfull Adventures of Pericles" также указывается на недавния представления пьесы; следовательно остается лишь одно предположение, что на Шекспира здесь нужно смотреть не как на поэта, а как на директора театра. От слов, что находящаеся у него под руками пьеса, написана-ли она им или кем-нибудь другим, могла вызвать одобрение публики живой сменой приключений, вызывающими сочувствие зрителя страданиями героя и его дочери, много перенесшей и торжествующей в своей невинности, поэтому он прибавил в ней несколько сцен, от которых выиграла пьеса, но не придавая значения своей работе. Издатели in-quarto воспользовались этой и без того популярной пьесой, тем более, что она носила имя Шекспира.

Если признать всю пьесу в том виде, как мы ее имеем, за Шекспиром, то еще менее можно сомневаться, что он сделал в ней лишь несколько поправок для сцены в 1603 г., между тем как в главных чертах она принадлежала к его первым опытам. Об этом свидетельствует Драйден, который в прологе к "Circe" Давеннанта в 1677 г. говорит между прочим: Шекспирова муза созрела прежде Перикла; последний-же был старше Мавра". Впрочем, в данном случае нельзя придавать особенного значения тому, достоверны-ли сведения Драйдена. Нехудожественная и для времени зрелости Шекспира совершенно устарелая поэтическая форма пьесы ярко говорит сама за себя.

С другой стороны, Флей предполагает, что Шекспир написал историю Марины в том виде, в каком она находится в трех последних действиях "Перикла", за исключением скандальных сцен IV действия; но история была недостаточна, чтобы наполнить пять актов; поэтому Шекспир оставил эту работу неоконченной. Впоследствии рукопись попала в руки какого-то другого писателя, который ее и докончил по своему, так что большая часть пьесы не принадлежит Шекспиру.

Стр. 196. "Пентаполис". По поводу названия этого города, Стивенс пишет: "Пентаполис есть воображаемый город, заимствованный, вероятно, из какого-нибудь романа. Из истории мы знаем, что в Африке существовала федерация пяти городов, названная Пентаполисом, и, вероятно, эта федерация была превращена в единственную столицу фантазией романиста.

Стр. 196. Гоуэр - английский поэт XVI столетия, современник Госера, автор поэмы "Confessio amantis", из которой заимствовано содержание "Перикла".

Стр. 198. "Как свидетельствуют об этом эти свирепые головы". Здесь Гоуэр, вероятно, указывает на головы, которые, как значится в его поэме, расставлены на воротах дворца Антиоха.

Стр. 215. "Lux tua vita mihi" - свет твой - жизнь моя.

Стр. 216. "Piu per dulzura que per fuerza" - больше важностью, чем силой.

Стр. 215. "Me pempae provexit apex", - вознесен на вершину славы.

Стр 215. "Quod me alit, me extmguit", - что питало, то и тушит.

Стр. 216. "Sic spectanda fides, - так узнается верность.

Стр. 216. "In hac spe vivo", - только этой надеждой и живу.

Стр. 246. "Ну так постой, блюдо целомудрия, приправленное розмарином и лавровым листом". В прежния времена в Англии все блюда на святках были приправляемы розмарином и лавровым листом.

Уильям Шекспир - Перикл, принц Тирский (Pericles, Prince of Tyre). 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :