Уильям Шекспир
«Макбет (Macbeth). 2 часть.»

"Макбет (Macbeth). 2 часть."

Ленокс. Здесь, государь... Что могло так встревожить ваше величество?

Мэкбет. Кто из вас сделал это?

Гости. Что такое, государь?

Мэкбет. Никто не может доказать, что виноват в этом я! Не встряхивай, глядя на меня, своими окровавленными кудрями!

Россз. Встанем, господа, из-за стола; его величеству нездоровится.

Леди Мэкбет. Нет, дорогие гости, сядьте опять за стол; государь с самого детства подвержен таким припадкам. Они скоро проходять; едва успеет он сделаться, как смотришь, его уже нет... Ради Бога, сядьте опять... Вы очень обидите короля, если обратите слишком много внимания на его нездоровье... Продолжайте кушать и не смотрите на него... (Тихо Мэкбету). Опомнись! Ты, ведь, мужчина!

Мэкбет. Да, мужчина и мужчина смелый, способный взглянуть прямо в лицо тому, что привело-бы в ужас демона.

Леди Мэкбет. Все вздор! Вероятно, тебя опять напугала такая-же, созданная твоим воображением, греза, как тот привидевшийся тебе воздушный кинжал, который, - по твоим словам, - указывал тебе путь к Донкэну! Вся эта растерянность, все эти страхи - только жалкие подобия настоящего ужаса. Верить такому вздору позволительно только женщинам, наслушавшимся розсказней старухи-бабушки, сидя зимним вечером y топящагося камелька... Стыдись!.. Что заставляет тебя так страшно меняться в лице? Дело сделано, и перед тобою только пустой табурет.

Мэкбет. Нет, умоляю тебя, посмотри, посмотри сама, вглядись хорошенько!.. Говори, вилишь ты что нибудь? Впрочем, мне-то какое дело!.. (Призраху). Если ты можешь кивать головою, то можешь и говорить!... Если могилы и склепы будут возвращать нам назад то, что в них похоронено, пусть надгробными памятниками над умершими будут зобы коршунов (Призрак исчезает).

Леди Мэкбет. Неужто страх совсем лишаеть тебя не только мужества, но и рассудка?

Мэкбет. Я видел его, - это так-же верно, как то, что я стою на этом месте.

Леди Мэкбет. Какой стыд!

Мэкбет. Проливалась кровь и ранее... в самые древния времсна, когда спокойствие общества не охранялось еще законами... Да и после того совершались убийства, о которих даже страшно слышать. Но в прежние дни размозжат бывало человеку голову, - он умрет; с тем и конец... Но в наше время, не смотря та целые десятки смертельных ран, полученных в голову, мертвые воскресают и сгоняют нас с мест... Вот это непостижимее самого страшного убийства.

Леди Мэкбет. Государь, вы забываете, что гости по вас скучают.

Мэкбет. Совсем из ума вон... Не удивляйтесь моей забывчивости, друзья мои. Я с детства страдаю недугом, на который все, знающие меня коротко, давно перестали обращать внимание. Выпью за ваше здоровье и за нашу дружбу, a затем сяду на свое место. Налейте мне вина! Наполните кубок до самых краев! (Призрак Бэнкуо является снова). Пью вообще за здоровье всех пирующих за этим столом и в особенности за здоровье Бэнкуо, отсутствие которого очень нас печалит. Как жаль, что его нет с нами! Мы утоляем жажду, осушая кубок и за него, и за всех присутствующих... Пейте все за всех!

Гости. Благодарим, ваше величество, и отвечаем тем-же.

Мэкбет. Прочь! Исчезни с глаз моих! Сгинь в недрах земли! Мозг высох в твоих костях! Кровь твоя похолодела. У твоих глаз нет более взгляда, a между тем они ослепляют.

Леди Мэкбет. Благородные лорды, не придавайте его недугу особенного значения; это явление обычное... Только прискорбно, что оно расстраивает веселье пира.

Мэкбет. Я готов дерзнуть на все, на что может дерзать человек! Явись в образе косматого, русского медведя, броненосного носорога или гирканского тигра, явись в каком угодно виде, кроме избранного тобою теперь, и мои невозмутимые нервы даже не вздрогнут. Или явись снова живым человеком, вызови меня на смертный бой, среди какой угодно пустынной местности, и если ты заметишь во мне хоть малейший трепет, назови меня трусом, куклой, способной служить только забавой девченке!.. Вон отсюда, ужасающая тень! (Призрак исчезает). Вон, насмехающийся надо мною призрак!.. Да, это так!... Стоит ему исчезнуть, и я снова делаюсь человеком... мужчиной.... Прошу вас, оставайтесь на своих местах.

Леди Мэкбет. Вы, государь, непонятным своим поведением спугнули веселье и смутили приятное настроение общества.

Мэкбет. Разве подобного рода видения могут являться нам, нежданно налетать на нас и исчезать, словно летния облака, не вызывая в нас особого изумления?.. Все вы заставляете меня предполагать, что я до сих пор сильно заблуждался в себе, в своем мужестве. У вас при подобном зрелище на лице сохраняется прирожденный румянец, тогда как мои щеки мертвеют от страха.

Россз. При каком зрелище, государь?

Леди Мэкбет. Умоляю вас, не разговаривайте с ним. Ему делается все хуже и хуже, a чужие распросы выводят его из себя. Покойной ночи всем вам... Не дожидайтесь очереди, a уходите все разом.

Ленокс. Покойной ночи, королева. Желаем его величеству скорейшего выздоровления.

Леди Мэкбет. Покойной ночи и доброго здоровья всем (Гости и слуги удаляются).

Мэкбет. Кровь прольется непременно. Говорят, будто кровь вызывает кровь... Иногда видали, что камни двигались сами собою, и слыхали, как говорили деревья. Уверяют, будто предсказатели и другие вещие люди при помощи сорок, галок и грачей обличали в кровопролитии даже таких убийц, которые лучше других умели прятать концы в воду... Который теперь час? Вероятно, уже очень поздно?

Леди Мэкбет. Теперь тот неопределенный час, когда ночь борется с утром.

Мэкбет. Что скажешь ты о Мэкдофе, не смотря на наше торжественное приглашение, отказывающемся прибыть сюда.

Леди Мэкбет. Посылал-ли ты к нему кого-нибудь?

Мэкбет. Нет, я уведомлял его косвенным путем, a теперь пошлю нарочнаго... Нет ни одного шотландца с большим или меньщим значением, к которому я не приставил-бы кого-нибудь из слуг, состоящих y меня на жаловании.... Завтра я, как можно ранее, отправлюсь отыскивать вещих сестер. Я заставлю их высказаться подробнее, так-как готов прибегнуть к самым худшим мерам, чтобы узнать худшее... Ради собственной пользы, я буду без разбора пользоваться всякими средствами. Я уже так глубоко погряз в потоке крови, что мне одинаково трудно и перейти поток, и вернуться назад. Голова моя полна саыих чудовищных замыслов, которые настоятельно требуют содействия руки и должны быть исполнены ранее, чем успеешь обдумать их хорошенько.

Леди Мэкбет. Тебе недостает того, что служит самым верным, целебным средством для всех живущих, мирного сна.

Мэкбет. Пойдем. Попытаюсь уснуть. К новому моему положению следует привыкнуть; все мои страхи, все неумение управлять собою, свойственные новичку, происходят только от недостатка привычки. В таких делах мы еще дети (Уходят).

СЦЕНА V.

Пустынная, поросшая вереском, местность. Гроза.

Входит Геката и встречается с тремя появляющимися с разных сторон ведьмами.

1-я ведьма. Что с тобою, Геката? Ты, кажется, сердишься...

Геката. Как-же могу я не сердиться, когда вы, бесстыжия хрычевки, посмели вступить в сношения с Мэкбетом, по поводу разных таинственных убийств и предсказаний, даже не посоветовавшись со мною, как были-бы должны это сделат, ради наибольшего торжества нашего искусства? Разве вы забыли, что я главная владычица сокровенных чар, главнейшая изобретательница всяких зол и бед? Но этого еще мало! Хуже всего то, что вы связались с человеком упрямым, злопамятным, жестоким и неблагодарным, как большинство из них, вступивших в сношения с вами только из любви к самим себе, a не к вам. Однако, еще есть время исправить вашу ошибку. Теперь уйдите, но завтра явитесь ко мне в пещеру Ахерона, куда придет и он вопрошать о дальнейшей своей судьбе. Приготовьте-же все ваши орудия, заговоры и чары, словом, все необходимое; я-же утону в воздухе и посвящу всю ночь страшному и пагубному делу, которое должно быть непременно исполнено ранее полудня. У одного из рогов луны висит капля сгустившихся паров; я должна завладеть ею, прежде чем она успеет разлиться над землею. Если при помощи наших волшебных сил перегнать эту влагу как следует, она поможет нам вызывать духов, которые своими обольщениями приведут его к вернейшей гибели. Он возстанет против воли рока, вызовет на единоборство самую смерть и вознесется надеждами за крайние пределы благоразумия, сострадания и страха, a вам известно, что излишняя самоуверенность лютейший враг всех смертных.

Пение за сценой.

Спеши ко мне, Геката,

Скорей, скорей, скорей!

Геката. Слышите, меня зовут? Мой малютка-дух уже сидит на туманном облачке и поджидает меня (Уходит).

1-я ведьма. За дело, сестры; не будем терять времени; она скоро вернется (Исчезают).

СЦЕНА II.

Комната в Форэсском дворце.

Входят Ленокс и другой лордь.

Ленокс. Из немногих моих слов, сказанных до сих пор, однако, произведших на вас впечатление, вы можете сами выводить заключения. Я только повторю, что обстоятельства сложились очень странно. Мэкбет скорбел о добром Донкэне, да и было о чем, так-как Донкэн умер. Доблестный Бэнкуо ездил верхом и задумал вернуться домой слишком поздно... Так-как бывший с ним Флиэнс бежал, вы можете заключать, что именно он убил отца. Не следует ездить верхом так поздно!.. И кто-же в состоянии будет отрешиться от чудовищной мысли, что изверги Малькольм и Дональбен сами умертвили августейшего своего родителя?.. Проклятый поступок!.. и как глубоко огорчил он Мэкбета, немедленно в порыве благородного изступления изрубившего в куски обоих виновных служителей, пока те еще находились под властью сна и опьяненья! Разве это не доблестный подвиг? Разумеется, доблестный и в тоже время благоразумный, потому что чье-же чуткое сердце не возмутилось-бы, слушая, как виновные нагло отрицают свою вину. Словом - я говорю, что теперешний король как нельзя лучше уладил дело, и думаю, что, держи он под замком сыновей Донкэна, - a этого, - Бог даст, - не случится, - они скоро узнали-бы, чем платятся за такое преступление, как отцеубийство... Узнал-бы это и Флиэнс, но лучше об этом молчать;- я недавно слышал, будто Мэкдоф впал в немилость за то, что позволил себе говорить слишком громко и отказаться от приглашения на пиршество к тирану... Не можете-ли вы сказать мне, где все они укрываются?

Лорд. Тот из принцев, которому по рождению принадлежал престол, без всякого права занимаемый тираном, находится теперь при английском дворе. Благочестивый король Эдвард относится к бежавшему принцу так милостиво, что превратности судьби нисколько не лишили последнего почестей, приличных его сану. Туда-же направляется и Мэкдоф. Он намерен просить короля-праведника дать ему в помощники стоящих во главе значительных войск - храброго Норсомберленда и воинственного Сиверда, чтобы при их содействии возвратить нам возможность и есть, и спать спокойно, избавить наши пиры и празднества от вторжения кровавых ножей и возвратить нам право воздавать и самим получать почести по заслугам, чего мы всегда жаждали. Эти известия до того взбесили короля, что он тотчас-же принялся за деятельные приготовления к войне.

Ленокс. Посылал он кого-нибудь к Мэкдофу?

Лорд. Посылал, но посол, получив решительный ответь:- "И не подумаю!" - обратился спиной к ответившему и проворчал что-то в роде:- "Дорого придется тебе поплатиться за эти слова".

Ленокс. Это должно послужить Мэкдофу предостережением и научить его, предосторожности ради, держаться подалее от Шотландии. Как было-бы хорошо, если-бы еще ранее его приезда какой-нибудь добрый ангел сообщил английскому двору цель прибытия благородного беглеца и тем ускорил освобождение нашей родины, так жестоко страдающей под давлением проклятой руки!

Лорд. Я и свои пожелания, и молитвы присоединяю к вашим (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Темная и мрачная пещера: на средине её стоит кипящий котел. Гром и молнии.

Входят три ведьмы.

1-я ведьма. Трижды промяукала пестрая кошка.

2-я ведьма. Да, трижды, a еж проворчал один раз.

3-я ведьма. A Гарпия кричит:- "Пора! пора!"

1-я ведьма. Давайте ходить вокруг котла и бросать в него всякую отраву, всякую нечисть. Ты, жаба, целых тридцать суток спавшая и день, и ночь под холодным камнем и накоплявшая в себе за это время разрушительный яд, варись первая в волшебном котле.

Все три. Подбавляйте и чар, и огня,

Чтоб кипел и шумел наш котел;

A зловредная пена его

Выливается пусть через край.

2-я ведьма. Вот мясо болотной змеи, лапка лягушки, глаз саламандры, шерсть летучей мыши, песий язык, раздвоенное жало ехидны, палец ящерицы, кожа медяницы, крыло совенка. Пусть все это кипит в нашем котле адским ключем, чтобы усилить чары! Кипите, варитесь!

Все три. Подбавляйте и чар, и огня,

Чтоб шумел и кипел наш котел,

A зловредная пена его

Выливается пусть через край.

3-я ведьма. Чешуя дракона, волчий зуб, остов колдуньи, желудок и пасть опустошающей моря акулы, корень омега, вырытый в потьмах, печень жида-богохульника, желчь козла, листья тисса, набранные во время лунного затмения, нос турка, губы татарина, палец младенца, рожденного в канаве потаскушкой и тут-же задушенного матерью, - кипите, варитесь, чтобы усилить чары! Бросайте туда-же и кишки тигра!

Все три. Подбавляйте и чар, и огня,

Чтоб кидел и шумел наш котел,

A зловредная пена его

Выливается пусть через край.

2-я ведьма. Охладив потом варево кровью павиана, мы увеличим и волшебную силу его, и крепость.

Входит Геката; за нею другия ведьмы.

Геката. Превосходно! Хвалю за усердие. Каждой придется получить свою часть из прибыли. Теперь, взяв друг друга за руки, словно эльфы или феи, ходите вкруг котла... От этого окрепнут чары того, что вы туда побросали.

Пение.

Духи черные и белые,

Духи красные и серые.

Все вокруг котла вертитесь

И мешать в нем не ленитесь.

2-я ведьма. По мурашкам в больших пальцах я догадываюсь, что сюда приближается окаянный человек. Отворяйтесь, замки, перед тем, кто сюда постучится.

Входит Мэкбет.

Мэкбет. Ну, что делаете в неурочный час вы, таинственные старушонки, дочери тьмы?

Все. Дело, которому нет имени!

Мэкбет. Откуда-бы вы ни черпали свои познания, заклинаю вас именем того, чему вы служите, отвечайте мне! Когда-бы вам пришлось разнуздать буйные ветры и заставить их разрушать святые храмы; когда-бы вспененные ваши волны разбили в щепы и поглотили все суда; когда-бы свирепая буря пригнула к земле колосья злаков и повырывала с корнями все деревья; когда рушились-бы замки, погребая под развалинами своих обитателей; когда бы вершины дворцов и пирамид свалились к своим основаниям; когда-бы все зародыши в сокровищнице природы перепутались между собою и последовало разрушение всего существующего, отвечайте на мои вопросы.

1-я ведьма. Говори!

2-я ведьма. Спрашивай!

3-я ведьма. Мы будем отвечать.

1-я ведьма. Из чьих усть желаешь ты слышать ответ:-ьиз наших или из уст наших властелинов?

Мэкбет. Вызывай своих властелинов; покажи мне их.

1-я ведьма. Лейте в котел кровь свиньи, пожравшей девять штук своих поросят, a также сало, вытекшее из тела повешенного убийцы!.. Пусть все это кипит и варится!

Все. Снизу поднимайтесь, сверху ниспускайтесь и на зов являйтесь, скорей, скорей, скорей!

Гремит гром. Из под земли показывается голова в шлеме.

Мэкбет. Скажи мне, неведомая сила...

1-я ведьма. Ему твоя мысль известна. Слушай его, но сам не говори ни слова.

Видение. Мэкбет! Мэкбет! Мэкбет! остерегайся Мэкдофа, остерегайся Файфского тана... Отпусти меня... С тебя довольно.

Мэкбет. Кто-бы ни быд ты, благодарю за полезное предостережение. Ты затронул во мне самую живую струну, постоянно дрожавшую под влиянием тревоги и страха... Скажи мне еще одно только слово... (Видение исчезает).

1-я ведьма. Этот не вфносит принуждения... Вот другой; он сильнее (Снова гремит гром. Из-под земли показывается окровавленный ребенок).

Видение. Мэкбет! Мэкбет! Мэкбет!

Мэкбет. Слушаю! Стал-бы слушать тремя ушами, если-бы они y меня были!

Видение. Будь кровожаден, смел, решителен! Насмехайся сколько угодно над могуществом человека, потому что ни один человек, рожденный от женщины, не может причинить Мэкбету ни малейшего вреда (Исчезает).

Мэкбет. Если так, Мэкдоф, живи! Зачем мне тебя бояться! Или нет! - я сделаю свою безопасность вдвойне безопасною, подчиню себе самую судьбу! Тебе, Мэкдоф, не жить, чтобы я мог малодушному и бледному страху сказать: - "Ты лжешь!" и затем спать спокойно, несмотря на грозу. (Удар грома; появляется ребенокь, с короною на голове и с деревцем в руке). A кто такой этоть ребенок, с царственно увенчанным челом? По золотому обручу его можно принять за потомка королей...

Все. Слушай, но не произноси ни слова.

Видение. Будь горд и неустрашим, как лев. Не обращай внимания ни на чей ропот, ни на чью ярость, ни на чьи заговоры. Мэкбета не победит никто, пока великий Бирнэмский лес не двинется на него к высокому Донзинэнскому холму (Исчезает).

Мэкбет. Этому не бывать никогда! Кто в силах повелевать лесу, заставить деревья вырвать из земли глубоко пущенные в нее корни? Сладкое предсказание! Прекрасно! Не смей-же, мятеж, поднимать голову до тех пор, пока за тебя не возстанет сам лес Бирнэмский! Ты, наш так высоко вознесшийся Мэкбет, будешь спокойно жить в своем величии до того часа, когда настанет назначенный природой обычный срок для расалаты с жизнью, и она с последним вздохом не вылетит из груди... Однако, сердце мое все-таки продолжает нетерпеливо биться, желая узнать что-нибудь еще. Скажите мне, - если вам дано это знать, - будут-ли когда-нибудь царствовать в Шотландии потомки Бэнкуо?

Все. Не пытайся узнавать более того, что тебе уже сказано.

Мэкбет. Я требую полного удовлетворения; если вы мне в нем откажете, пусть над вами вечно тяготеет проклятье!.. Говорите мне все... Почему проваливается котел, и что значить этот шум? (Трубный звук).

1-я ведьма. Явитесь!

2-я ведьмк. Явитесь!

3-я ведьма. Явитесь!

Все. Покажитесь его глазам и опечальте его сердце; покажитесь, легкие тени, и исчезните!

Появляются один за другим восемь королей и проходят мимо Мэкбета. У восьмого вь руках зеркало. За ними следует Бэнкуо.

Мэкбет. Ты слишком похож на призрак Бэнкуо! Сгинь! Твой царственный венец жжет мне зеницу глаз!.. Ты, второй, с своим увенчанным челом, точь в точь похож на первого, a третий точь в точь второй... Омерзительные карги, зачем показываете вы мне это?.. И четвертый такой-же!.. Притупись мое зрение! - старайся ничего не видать!.. Неужто этот бесконечный ряд протянется до дня страшного суда?.. А! вот шестой, седьмой... Не хочу более смотреть... Вот восьмой!.. У него в руке зеркало, a в зеркале видно много еще других... У некоторых - двойные державы и тройные скипетры... Какое ужасное видение!.. Понимаю! Теперь более нет нпкакого сомнения! Обагренный кровью призрак Бэнкуо, улыбаясь мне насмешливою улыбкой, с торжеством показывает на них, как на свое потомство... Неужто все так и будет?

1-я ведьма. Будет, будет так! Ноьпочему стоить Мэкбет в оцепенении? Ну, сестры, ободрим его упавший дух и усладим его взор нашими забавами. Я зачарую воздух, чтобы заставить его звучать, a вы под эти звуки кружитесь все в нашей древней пляске, чтобы великий король не мог сказать, будто мы приняли его без должного почета и не были рады его посещенио (Слышна музыка; ведьмы пляшут и постепенно исчезают).

Мэкбет. Куда-же оне девались?.. Исчезли!.. Пусть несчастный этот день будет отмечен в календарях особым знаком!.. Проклятие ему!.. Кто там?- войдите!

Входить Ленокс.

Ленокс. Что угодно вашему величеству?

Мэкбет. Видел ты вещих сестер?

Ленокс. Нет, государь.

Мэкбет. Разве он не проходили мимо тебя?

Ленокс. Я никого, государь, не видал.

Мэкбет. Да пропитается заразой воздух, по которому оне мчатся! Да будет проклять всякий, кто им верит!.. Я слышал лошадиный топот... Кто прискакал сюда?

Ленокс. Двое или трое гонцов, привезших вашему величеству известия, что Мэкдоф бежал в Англию.

Мэкбет. Бежал?.. В Англию?

Ленокс. Точно так, государь.

Мэкбет. Время, ты предупреждаешь грозные мои подвиги! Никогда не настигнуть крылатого замысла, если исполнение не пойдет с ним рука об руку. Отныне первенцы моей души будут и первенцами моей руки. Чтобы увенчат мысль свою делом, я сегодня-же нападу на замок Файф, предам его огню и мечу, умерщвлю и жену Мэкдофа, и малодетних его детей, и всех тех здополучных созданий, которые имеют несчастие состоять с ним в родстве. Это не глупое хвастовство; все будеть исполнено ранее, чем успеет остыть мой замысел... Но довольно с меня волшебства... Где гонцы? Веди меня к ним (Уходят).

СЦЕНА II.

Комната в принадлежащем Мэкдофу замке Файф.

Входят леди Мэкдоф, её сын и Росс.

Леди Мэкдоф. Он должен-был бежать?.. Вследствие какого-же проступка?

Россэ. Вооружитесь терпением, миледи.

Леди Мэкдоф. Его-то, как видно, и не доставало мужу. Его бегство - просто безумие! Часто не дела наши, a трусость превращают нас в изменников.

Россэ. Ведь ты еще не знаешь что заставило его бежать:- благоразумие или трусость?

Леди Мэкдоф. Бросить на произвол судьбы жену, малолетних детей, все имущество - разве все это признаки благоразумия? В нем нет к нам любви; это естественнейшее из всех чувств ему чуждо, между тем как крапивник, самая крошечная из всех птиц, и та защищает гнездо с птенцами от нападения хищной совы. В его поступке все говорит о страхе и ничто о любви. Его бегство так бессмысленно, что о благоразумии не может быть и речи.

Россэ. Полно, успокойся, любезная кузина, держи себя в руках. Что-же касается твоего мужа, - он благороден, разумен, предусмотрителен и лучше чем кто-либо знает, как следуеть поступить в переживаемое нами время. Не решаясь высказываться более определенно, я только замечу, что тяжело, должно быть, переживать такое время, когда мы становимся изменниками, сами того не зная, когда мы, на основании ходящих слухов, чувствуем страх, сами не зная, чего боимся, и только носимся из стороны в сторону по бурно разъяренному морю, не понимая, зачем и куда. Теперь пока прощай; я скоро увижусь с тобою опять. Настоящее положение дел достигло таких невозможных пределов, что оно должно или кончиться совсем, или вернуться к прежним порядкам. Прощай, хорошенький племянник; да хранит тебя небо!

Леди Мэкдоф. Отец y него жив, а он уже полусирота.

Россэ. Оставаться здесь долее было-бы с моей стороны крайнею нелепостью. Этим я повредил-бы и себе, и вам. Поэтому; прощайте (Уходит).

Леди Мэкдоф. Бедное дитя мое! Тепер отец твой все равно что умер. Что станешь ты делать? Как жить?

Ревенок. Как живут птички, мама.

Леди Мэкдоф. Будешь питаться мухами и червяками?

Ребенок. Всем, чем раздобудусь. Ведь и оне живут так-же?

Леди Мэкдоф. Бедный мой птенчик! Неужто тебя не пугают ни сети, ни силки, ни западни?

Ребенок. Чего-же их бояться, мама? Силки и сети расставляют не для бедных и ничтожных птичек. Потом, что ты ни говори, я знаю, что отец жив.

Леди Мэкдоф. Нет, он умер. Как обойдешься ты без него?

Ревенос. Как ты-то обойдешься без мужа, мама?

Леди Мэкдоф. Мужей я могу купить себе хоть двадцать на каждом рынке.

Ребенок. Купишь, чтобы продать их опять?

Леди Мэкдоф. Ты сулишь по крайнему своему разумению и для своих лет далеко не глупо.

Ревенок. Ты сейчас говорила, что отец мой изменник?

Леди Мэкдоф. Да, это так.

Ребенок. A что значит изменник, мама?

Леди Мэедоф. Человек, который лжеть, принимая присягу.

Ребенок. И всякий, кто так поступает - изменник?

Л еди Мэкдоф. Да, всякий; он должен быть за это повешен.

Ребенок. И каждый, кто присягает и лжеть, должен быть повешен?

Леди Мэкдоф. Каждый.

Ребенок. Кто-же станет их вешать?

Леди Мэкдоф. Честные люди.

Ребенок. Значит лгуны и изменники дураки. Их так много, что они сами могли-бы перебить и перевешать тех, кто вешает их.

Леди Мэкдоф. Да не оставит тебя Господь своими милостями, бедная обезьянка! Однако, все-таки кто-же заменит тебе отца?

Ребенок. Если-бы он в самом деле умер, ты стала-бы о нем плакать, a так-как ты не плачешь, это значит, что y меня скоро будет опять отец.

Леди Мэкдоф. Полно болтать! Ты говоришь вздор.

Входит гонец.

Гонец. Пракрасная леди, да благословить вас господь. Вы меня не знаете, но я-то отлично знаю, что вы занимете высокое положение; знаю также, что вам в самом недалеком времени грозит страшная опасность. Если вы не желаете, чтобы вас застигли в расплох, не пренебрегайте советом человека, желающего вам добра, и не оставайтесь здесь ни минуты долее. Бегите куда-нибудь с вашими малютками, бегите скорее! Объясняться подробнее я не в силах; мне и так уже тяжело пугать вас... Обойтись с вами еще хуже было-бы просто безчеловечною жестокостью... А, между тем, это худшее близко... Да придет вам на помощь небо; мне-же нельзя оставаться здесь долее (Уходит).

Леди Мэкдоф. Куда бежать и зачем? Ничего дурного я не сделала. Да, но теперь приходит на мысль, что я на земле, где дурные поступки считаются иногда похвальными, а хорошие опасною глупостью. Не прибегнуть-ли к этой чисто женской обороне:- не заявить-ли, что ни в чем дурном я не виновата?.. (Входят убийцы). Что это за люди?

1-й убийца. Где твой муж?

Леди Мэкдоф. Надеюсь, что место, где он находится, не настолько проклятое, чтобы ты мог найти его там.

1-й убийца. Он изменник!

Ребенок. Лжешь, лопоухий негодяй!

1-й yбийца. Ах, ты неоперившийся цыпленок (Наносит ему удар). Вот, гнусный приплод измены!

Ребенок. Мама, он заколол меня!.. Молю тебя, беги! (Умирает; Леди Мэкдоф, с криками: "убивают" - бежит, преследуемая убийцами).

СЦЕНА III.

Англия. Комната в Королевском дворце.

Входят Малькольм и Мэкдоф.

Малькольм. Отыщем какой-нибудь укромный приют и выплачем там все душащия нас слезы.

Мэкдоф. Схватимся лучше за смертоносный меч, как подобает настоящим мужчинам. Вступимся за свои попранные права! С каждым новым рассветом раздаются вопли новых вдов, стоны новых сирот; новые бедствия бьют в набат о небесный свод, и это небо, как бы сочувствуя несчастной Шотландии, повторяет каждое слово, каждыи слог народной скорби.

Mалькольм. Я готов оплакивать то, чему я верю, готов верить тому, что вижу, и даже, когда представится удобный случай, поправить то, что от меня зависит. Все, что вы говорите, может быть, и справедливо. Тирана, от одного имени которого наш язык покрывается язвами, когда-то все считали человеком хорошим, честным, и вы сами любили его искренно... Он и до сих пор не обидел вас еще ничем. Я, правда, молод, но, поступившись мною, можно заслужить от него большую благодарность. Почему бы и не пожертвовать бедным, слабым, невинным ягненком, чтобы укротить разгневанное божество. Это даже было-бы очень благоразумно.

Мэкдоф. Я не изменник.

Малькольм. Но про Мэкбета сказать того-же нельзя. Грозный приказ короля может поколебать самую строгую добродетель. Простите мне эти слова; к вам они относиться не могут, и ваша благородная душа от них не изменится. Хотя лучезарнейший из ангелов и пал, но другие остаются такими-же чистыми и светлыми, как прежде. Если иногда зло ггрикрывается личиной добра, добро все-таки должно сохраяить вид добродетели.

Мэкдоф. Все надежды мои рушились.

Малькольм. Может-быть, там-же, где во мне впервые возникли сомнения. Зачем вы расстались с женою, с детьми, зачем покинули эти сокровища, к которым приковывали вас узы нежнейшей любви, и притом покинули так поспешно, что не успели даже проститься с ними? Прошу вас, поймите, что моя недоверчивость происходит совсем не из подозрительности, обидной для вашей чести, a из простого чувства самосохранения. Какого-бы я нибыл о вас мнения, вы все-такт можете оставаться безукоризненно честным.

Мэкдоф. Обливайся, обливайся кровью, бедная страна! Утверждайся крепче на своем основании, торжествующее тиранство, когда y твоих врагов нет ни силы, ни желания возстать против тебя! Наслаждайся захваченными правами беспрепятственно, когда их признают чуть не священным твоим достоянием! Прощайте, принц. Предлагайте мне тот клок земли, который находится в когтях тирана, прибавьте к нему все сокровища Востока, я и тогда не соглашусь быть таким предателем, каким вы меня считаете.

Мадькольм. Не обижайтесь, Мэкдоф! Я говорю так не потому, чтобы именно вы внушали мне недоверие и страх. Я сам вижу, что бедная наша родина изнывает под гнетущим игом, что она обливается слезами и кровью, что каждый день к прежним её ранам прибавляются новые... Думаю я также, что нашлось-бы не мало рук, готовых схватиться за оружие для защиты моих прав, и даже сам благочестивый король Англии предлагает мне тысячи таких рук!- Но что-же из этого? Если-бы мне даже удалось попрать пятою голову тирана или насадить ее на конец моего меча, родине от этого не только не станет легче, но состояние её ран еще ухудшится. При новом преемнике её короны, она будет страдать еще сильнее, чем при теперешнем тиране.

Мэкдоф. Кто-же этот преемник?

Малькольм. Я подразумеваю самого себя. Я знаю, что ко мне привито такое громадное количество всяких пороков, что стоит им обнаружиться - и даже сам черный от преступлений Мэкбет окажется белее снега, и каждый, сравнив его проступки с моими зловредными деяниями, назовет его невинным агнцем.

Мэкдоф. Даже среди легионов, населяющих недра кромешного ада, не найдется такого окаянного дьявола, который мог-бы сравняться с Мэкбетом.

Малькольм. Он кровожаден, сластолюбив, алчен, скрытен, фальшив, груб, зол, словом, в нем гнездятся все пороки, имеющие название на языке людей. Со всем этим я согласен. Но моему сластолюбию нет ни дна, ни границ. Ваши жены и дочери, как почтенные, так и девственные, не наполнят бездонной пропасти моих похотливых желаний, и никакие преграды, воздвигаемые моей воле, не сдержат напора моих сластолюбивых страстей. Лучше Мэкбет, чем такой король, как я.

Мэкдоф. Безмерное сластолюбие - только тирания природы. Оно нередко производило преждевременную пустоту на королевских престолах и падение многих королей. Однако, все-таки не бойтесь сделать своим достоянием то, что и так принадлежит вам по праву. Вы будете иметь возможность до пресыщения удовлетворять свою излюбленную страсть и все-таки слыть холодным в глазах ослепленной толпы. У нас не мало очегь сговорчивых на этот счет женщин. Сидящий в вас ястреб не может поглотить всего, что предложать вашему величеству, как только узнают ваши наклонности.

Малькольм. Вместе с безмерным сластолюбием в моей развращенной природе таится бездна других пороков, а в числе этих других такая неутолимая жажда стяжания, что я, кажется, в состоянии буду перерезать всех танов, чтобы только завладеть их имуществом. Мне понадобятся земли одного, драгоценные вещи другого, дома и усадьбы третьяго, и каждое новое приобретение будет для меня только острою приправою, которая станет только усиливать мой ненасытный голод. Я буду затевать беззаконные ссоры с вернейшими, преданнейшими слугами отечества и буду содействовать их гибели, чтобы только завладеть их поместьями.

Мэкдоф. Любостяжание вырывает более бездонные пропасти и глубже пускает корни, чем временное, скоропреходящее и быстро пресыщающееся сладострастие. Оно - беспощадный меч, низложивший многих из наших королей. Не бойтесь, однако, и его. Шотландия настолько богата, что ей не трудно будет, - даже тем, что и так уже принадлежит вам, - вполне насытить вашу алчность к стяжанию. С этими недостатками можно еще помириться в виду добродетелей, служащих им противовесом.

Малькольм. В том-то и дело, что во мне нет ни одной добродетели, необходимой для венценосца. Ни правосудия, ни правдивости, ни воздержания, ни строгости, ни милосердия, ни постоянства, ни смирения, ни набожности, ни терпения, ни храбрости, ни силы во мне нет и помина; за то душа моя изобилует всевозможными пороками. Если-бы власть была y меня в руках, я вылил-бы в ад сладостное молоко согласия, возмутил-бы спокойствие всей вселенной, так-что мир исчез-бы с лица земли.

Мэкдоф. Шотландия, Шотландия!

Малькольм. Скажи, неужто такой человек, какь я, достоин быть правителем страны, a я именно таков, каким описывал себя.

Мэкдоф. Не только править страной, но и жить-то ты недостоин. Несчастная страна, отданная во власть похитителю короны, держащему в руках кровавый скипетр, долго-долго не увидать тебе снова светлых дней, когда законный наследник твоего престола сам отрекается от себя, предает себя проклятию и богохульствует над своим ропщением... Малькольм, твой державный отец был святейшим из всех государей; королева, носившая тебя в чреве своем, большую часть жизни проводила на коленях в молитвах и каждый день умирала понемногу... a ты!.. Прощай!.. Пороки твои, в которых ты уличаешь себя сам, окончательно изгоняют меня из Шотландии... О, бедное мое сердце!-конец всем твоим надеждам!

Малькольм. Мэкдоф, твое благородное негодование изгладило из души моей черные сомнения и примирило мысль мою с твоею правдивостью, с высокою твоею честностью. Чертовски коварный Мэкбет уже не раз старался подобными-же хитростями завлечь меня в свои руки; только благоразумная осторожность отъучила меня от излишней доверчивости. Но теперь пусть один Всевышний будет посредником между мною и тобою. Руководи мною. С этой минуты я отдаюсь тебе вполне и совершенно отказываюсь от всех клевет, вознесенных мною на себя, так как пороки, которые я приписываль себе, нисколько не присущи моей природе. До сих пор я еще не прикасался к женщине, никогда не изменял своему слову и даже к получке того, что принадлежит мне по праву, отношусь довольно равнодушно; никогда бы даже демона не продал демону. Правду я люблю так-же сильно, как самую жизнь, и то, что я наговорил на себя сегодня - первая моя ложь. То, что я на самом деле, свое настоящее я, отныне я посвящаю несчастной своей родине и буду служить ей под твоим руководством. На помощь ей, еще до твоего прибытия десять тысяч храбрейших воинов, во главе которых стоит старик Сиверд, были уже вполне готовы двинуться против Мэкбета. Теперь мы отправимся вместе. Наше дело вполне правое и, Бог даст, - успех будет достоин его!.. Что-же ты ничего не скажешь?

Мэкдоф. Такие противоположности разом примирить не легко; переход от разочарования к радости слишком внезапен.

Входит врач.

Малькольм. Мы еще поговорим об этом после.- Скажите, состоится сегодня выход короля.

Врач. Состоится непременно. Целая толпа несчастных ожидает его. Против их болезни все наше искусство бессильно; ее врачует только одно его прикосновение. Такую святую вдасть даровало его руке само небо.

Малькольм. Благодарю вас (Врач уходит).

Мэкдоф. О какой болезни говорит он?

Малькольм. Особого названия y неё нет; ее просто называют "королевскою немощью". В этом отношении он просто творит чудеса, и я со времени своего приезда сюда видал их не раз. Как, вследствие каких молитв ниспослан ему этот дар - известно только ему одному, но людей, одержимых ужасным недугом, до того обезображенных нарывами и язвами, что на них страшно смотреть, a лечить отказываются все врачи, он исцеляет только своим прикосновением, чтением молитв и возложением на шею больному золотой монеты. Говорят, будто целебная эта способность станет переходить к его потомкам и прямым наследникам его престола. Кроме этой способности он наделен еще многими другими, как, например, даром пророчества, что ясно показывает, насколько переполнен он небесной благодати.

Входит Россэ.

Мэкдоф. Кто это приближается сюда еще?

Малькольм. Кто-то из соотечественников, но кто именно?- не знаю.

Мэкдоф. ИИривет тебе, любезный наш земляк и брат, Россэ.

Малькольм. Теперь и я узнал его. Всеблагий и великий Боже, уничтожь скорее причины, заставляющия нас скитаться на чужбине!

Россэ. Аминь.

Мэкдоф. Скажи, Шотландия все в том-же горьком положении?

Россэ. Бедная родина! она как-будто боится узнавать самое себя. Ее приходится называть теперь уже не нашей матерыо, a нашею могилою. Улыбаться теперь в ней может только тот, кто ничего не понимает. Хотя раздирающие воздух произительные её крики, стоны и вопли слышат все, но они уже никого не поражают, a её глубокую скорбь и отчаяние все считают притворством. Похоронный звон раздается так часто, что никто уже не осведомляется, по ком звонит колокол. Жизнь хороших людей кь Шотландии так скоротечна, что она блекнет скорее, чем цветы на шляпах.

Мэкдоф. Сообщение это, к несчастию, слишком точно и к то же время слишком верно.

Малькольм. Скажите, какое горе было самым последним, самым новым?

Россэ. Каждый, кому вздумалось-бы передавать печальное событие, совершившееся час тому назад, был-бы ошикан слушателями, как рассказчик старых вестей, так-как прискорбные случаи ежеминутно следують один за другим.

Mэкдоф. Как поживает жена?

Россэ. Ничего.

Мэкдоф. A дети?

Россэ. Тоже ничего.

Мэедоф. Тиран оставляет их в покое, не преследуеть их?

Россэ. Когда я расставался с ними, ничто еще не нарушало их покоя.

Мэкдоф. Не будьте так скупы на слова; рассказывайте все, как есть.

Россэ.Когда я отравлялся сюда с вестями, давившими меня своею тяжестью, ходили слухи, будто много хороших людей возстало против тирана, и судя по тому, что все войско его на ногах, я готов поверить справедливости этих слухов. Минута освобождения, следовательно, настала. Один ваш взгляд народил-бы вам бездну приверженцев в Шотландии. Женщины - даже и те ринулись-бы в бой, чтобы положить конец своим тревогам и страданиям.

Малькольм. Пусть радуются! Мы отправляемся в Шотландию. Милостивый король Англии посылает с нами старика Сиверда, во главе десяти тысяч человек. Другого такого опытного и доблестного воина не найдется во всем христианском мире.

Россэ. Как был-бы я счастлив, если-бы мог ответить тем-же на радостную весть, но то, что предстоит сообщить мне, лучше было-бы простонать в пустыне, чтобы ничье живое ухо не уловило моих слов.

Мэкдоф. Кого-же касается это известие: - общаго-ли положения дел или оно должно мучительною болью отозваться в груди только одного лица?

Россэ. Нет такого честного человека, душа которого от него-бы не содрогнулась, хотя оно и касается только вас.

Мэкдоф. Если оно касается меня, зачем-же его от меня скрывать? Говорите скорее всю правду.

Россэ. Да не проклянуть моего языка ваши уши за то, что он сообщит им такие ужасные вещи, каких оне никогда не слыхивали!

Мэкдоф. Догадываюсь в чем дело.

Россэ. Тиран завладел вашим замком и безчеловечно умертвил и жену вашу, и детей. Разсказывать подробности этой гнусной расправы - значило-бы прибавить и вас к числу убитых.

Малькольм. Милосердое небо!.. Нет, друт мой, не надвигай на брови шляпы и не мешай скорби излиться в словах. Переполненное страданием сердце, перенося страдания безмолвно, того и гляди разорвется.

Мэкдоф. И дети тоже убиты?

Россэ. Жена, дети, слуги, - словом, все находившиеся в замке.

Мэкдоф. И меня не было там!.. Ты говоришь, жена убита?

Россэ. Я уже ответил на этот вопрос.

Малькольм. Утешься! Пусть беспощадное мщение послужить целебным средством против смертельного горя.

Мекдоф. У него нет детей!.. О, бедные мои малютки! Вы сказали, все? О, адский коршун, все? Как! Он пробрался в гнездо и разом заклевал всех:- и мать, и птенцов!

Малькольм. Борись с своим горем, как подобает мужчине.

Мэкдоф. Я так и сделаю. Но я, ведь, человек и немогу не чувствовать горя, не могу разом помириться с мыслью, что y меня отнято все, что было y меня самого дорогого. Неужто небо, видевшее все это, не захотело за них вступиться?!. Несчастный Мэкдоф, все они убиты за твои гирегрешения! Не за свои грехи сделались они жертвою убийства, a за твои, негодный Мэкдоф! О, милосердый Боже, упокой их души с миром!

Малькольм. Пусть скорбь послужит тебе оселком, чтобы острее отточить на нем свой меч! Не смягчай своего сердца, а, напротив, доводи его до изступления!

Мэкдоф. О, глазами я мог-бы уподобиться теперь женщине, a языком самохвалу!.. Нет, всеблагое небо, положи разом конец всем проволочкам - дай мне скорее сойтись лицом к лицу с врагом Шотландии и моим собственным! Сведи меня с ним на расстоянии шпаги и дай помериться с ним силами! Если-же он и тут ускользнет от меня, прости ему, Господи, и все остальные его прегрешения.

Малькольм. Вот, наконец, слова, достойные мужа! Идем сейчас-же к королю. Войска готовы, и нам остается только откланяться его величеству. Мэкбет вполне дозрел; его стоит только встряхнуть, чтобы он упал, как переспелый плод, a силы небесные готовы пустить в ход свои орудия. Пользуйся всем, что может принести тебе уиешение; безразсветная ночь бесконечно длинна (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в Донзинэнском замке.

Входят врач и придворная дама.

Врач. Я целые две ночи наблюдал вместе с вами и все-таки не заметил ничего, что подтверждало-бы ваши слова. Когда она в последний раз делала свой обход?

Дама. С тех пор, как его величество отправился на войну, я не раз видала, как она вставала с постели, накидывала на себя спальнее платье, отпирала стол, доставала бумагу, складывала ее, писала что-то, перечитывала написанное, a затем, запечатав его, снова возвращалась к постели; все это она делала, не переставая спать крепким сном.

Врач. Великое противоречие природы! Она пользуется благотворным сном и, в тоже время, поступает, как не сонная: это служит доказательством, что все существо её сильно потрясено. Помимо того, что она и во сне как-будто продолжает бодрствовать, ходит, пишет, говорит она чтонибудь?

Дама. Говорить, но что именно? - я не расскажу ни за что на свете.

Врач. Мне-то вы не только можете, но и должны сказать.

Дама. И вам не расскажу, как никоыу другому, потому что никто не может подтвердить мои слова (Входит Леди Мэкбет со свечою). Смотрите, смотрите, вот она идет. Так постоянно бродит она по ночам. Клянусь душою, что она спит и теперь. Подойдите поближе и наблюдайте.

Врaч. Где достала она свечу?

Дама. У себя в спальне. Там, по её приказанию, постоянно горит ночью огонь.

Врач. Вы видите, глаза y неё открыты.

Дама. Да, но она ничего ими не видить.

Врач. Что она делает? Смотрите, она постоянно трет одною рукою другую.

Дама. Это всегда так; она постоянно как-будто моет руки. Я как-то видела, что она терла их целые четверть часа.

Леди Мэкбет. A пятно все еще есть.

Врач. Слушайте! она что-то говорит. Запишу каждое её слово, чтобы ни одно из них не изгладилось из моей памяти.

Леди Мэкбет. Исчезни, проклятое пятно!.. Исчезни! Вот одно... Вот другое... Пора... теперь как раз пора за дело... В аду мрачно... темно... Стыдись, мой милый, стыдись!.. Разве воину прилично трусить? Нам нечего бояться, что кто-нибудь об этом проведает; наша власть так сильна, что никто не посмеет призвать нас к ответу... Но все-таки кто-бы мог подумать, что в старике столько крови?

Врач. Слышите вы это?

Леди Мэкбет. У тана Файфского была жена... Где она теперь?.. Неужто мне никогда не вымыть рук до чиста?.. Полно, милый! Чтобы этого никогда более не было! Ты своим испугом, свопм волнением портишь все.

Врач. Понимаю! она узнала то, чего ей совсем не следовало-бы знать.

Дама. Нет, я убеждена, что она высказала более чем бы следовало. Одному Богу известно то, что знает она.

Леди Мэкбет. Все этот несносный запах крови!.. Все благовония Аравии не возвратят этой маленькой руке прежней мягкости её и чистоты!.. О-о-о! О-о-о!

Врач. Как она горько стонет... Видно, что на сердце y неё очень тяжело.

Дама. За все почести, воздаваемые ей, я не согласилась бы, чтобы y меня в груди билось такое-же удрученное сердце!

Врач. Хорошо, хорошо, хорощо.

Дама. Молите Бога, чтобы все действительно было хорошо.

Врач. Против её недуга наука моя бессильна. Однако, я не раз видал людей, ходивших во сне, но им это не помешало спокойно умереть в постели, как и остальным людям.

Леди Мэкбет. Вымой руки, наден спальнее платье да не будь так бледен. Повторяю тебе:- Бэнкуо зарыт и из могилы не выйдет.

Врач. Неужто это в самом деле так?

Леди Мэкбет. В постель, скорее в постель... Кто-то стучится в ворота... Идем-же, идем, идем, идем... Дай мне руку.. Что сделано, того уже не воротишь... В постель, в постель, в постель...

Врач. Она в саыом деие ляжет в постель?

Дама. Сейчас-же.

Врач. По всей стране ходят самые тревожные слухи... Противоестественные поступки ведуть к противоестественным-же тревогам. Одержимой гнилой заразой совести необходимо высказаться хоть кому-нибудь, хоть глухой подушке... Ей более нужна небесная, чем врачебная помощь... Милосердный Боже, прости нам всем наши согрешения! Следуйте за нею! Постарайтесь удалять от неё все, что можеть ей повредить, и смотрите за нею хорошенько... A затем, покойной ночи... Она смутила мою душу и изумила мои глаза... Многое приходигь мне на мысль, чего я не смею высказать.

Дама. Покойной ночи и вам (Уходят).

СЦЕНА II.

В окрестностях Дэнзинэна.

Трубы и барабаны гремят, знамена раэвиваются. Входят Ментэт, Кэтнэсс, Энгос, Ленокс и воины.

Ментэт. Аглийские войска приближаются. Их ведет Малькольм, дядя его Сиверд и храбрый Мэкдоф. Они пылают мщением. Обиды, нанесенные им, так велики, что способны возмутить и вызвать на беспощадное кровавое возстание даже отрекшагося от мира отшельника.

Энгосе. Мы встретимся с ними около Бирнэмского леса. Они идут именно этим путем.

Кэтнэсс. Не знает-ли кто-нибудь, находится Дональбен при брате или нет?

Ленокс. Я знаю наверное, милорд, что нет. У меня есть список всем джентльменам, находящимся в английском войске. Сын Сиверда там, a также значительное число безбородых юношей, впервые стремящихся доказать, что и они взрослые люди.

Ментэт. A что поделывает тиран?

Кэтнэсс. Он укреплялся в Дэнзинэне. Одни уверяють, будто он сошел с ума, a ненавидящие его менее говорят, будто он сгорает геройским изступлением. Однако, подожительно известно одно, a именно, что он уже не в силах затянуть свое значительно расстроенное дело в ремень прежнего порядка.

Энгос. Теперь только чувствует он, как тайные его убийства липнут к его рукам. Ежеминутные возмущения карают его за собственное его вероломство. Все еще остающиеся под его начальством повинуются только приказаниям, а непреданности вождю. Он сам понимает, что все его величие спадает с него, словно платье, сшитое на исполина и надетое вором-карликом.

Ментэт. Кто-же станет порицать его за то, что все его полные смятения чувства содрогаются теперь от ужаса при одной только мысли, что они находятся именно в нем,.

Кэтнэсс. Отправимся-же к нашему законному властелину и повергнем нашу покорность к его августейшим стопам. Приникнем-же с врачу больной родины и вместе с этим прольем, радя её исцеления, всю нашу кровь до последней капли.

Ленокс. Или, по крайней мере, столько, чтобы полить царственный цвет и затопить все сорные травы. Направимся-же все к Бирнэмскому лесу (Уходят церемониальнымь маршем).

СЦЕНА III.

Зало в Дэизинэнском замке.

Входят Мэкбет, врач, и несколько чемвек из свиты.

Мэкбет. Не передавайте мне более никаких известий... Пусть бегут от меня хоть все. Пока Бирнэмский лес не двинется к Дэизинэну, страх не может быть доступен моей душе...Что значит для меня мальчишка Малькольм? Разве он не рожден женщиной? Духи, которым известны судьбы всех смертных, вынесли мне такое предсказание: "Тебе, Мэкбет", -сказали они: - "бояться нечего; ни одному человеку, рожденному женщиной, тебя не побороть..." Изменяйте-же мне, предатели таны! Передайтесь на сторону эпикурейцев англичан!.. Никакие опасения не смутят моего духа; никогда сердце мое не забьется от страха (Входит служитель). Чтобы чорть заставил почеркеть твою побелевшую, как молоко, рожу! Откуда взялся y тебя этот глупый вид перелуганного гуся?

Слуга. Там их целых десять тысяч.

Мэкбет. Кого? гусей?

Слуга. Неть, воинов, государь.

Мэкбет. Ты, трус, с молочного цвета печенью, нащипли свои щеки, чтобы под этим искусственным румянцем скрыть свой малодушный страх!.. Каких солдат, тряпка ты этакая? Чорть возьми твою душу! Одна твоя помертвелая рожа может перепугать на смерть хоть кого! Про каких воинов говоришь ты, сметанная харя?

Слуга. Про английское войско, государь.

Мэкбет. Долой с моих гдаз! Тошно становится, когда подумаешь... Где же ты пропадаешь, Сэтон? Оглох ты, что-ли? Предстоящее столкновение или окончательно утвердить меня на престоле, или свергнет меня с него теперь же. Прожил я достаточно. Весну моей жизни изсушило бездождие, и листва её пожелтела безвременно; того-же, что красит годы старости, - уважения, любви, послушания, близких, семьи, друзей, - мне нечего ожидать. Вместо всего этого меня ждут хотя безмолвные, но все-таки жестокие проклятия, одни только заявления уважения на словах, но и от этого охотно воздержались-бы робкие сердца, если-бы только смели!.. Эй, Сэтон!

Входит Сэтоп.

Сэтон. Что угодно вашему величеству?

Мэкбет. Что новаго?

Сэтон. Все новейшие известия, государь, подтверждают преажния.

Мэкбет. Я буду сражаться до тех пор, пока мое тело, изрубленное в куски, не отпадет от костей... Подай мне доспехи.

Сэтон. Они вам еще не нужны.

Мэкбет. Я хочу облечься в них заблаговременно. Двинуть коняицу вперед! Пусть она объедет и очистит окрестность!.. A каждого, кто только пикнет о страхе, повесить тотчас же! Подайте-же мне доспехи... (Врачу). Как чувствует себя моя больная?

Врач. Она, государь, не столько страдает от болезни, сколько от мучительных грез и видений, не дающих ей покоя.

Мэкбет. Излечи ее от этого скорее! Разве ты и душу не можешь врачевать так же, как тело, исторгнуть из памяти укоренявшееся в ней горе, изгладить запечатлевшиеся в мозгу тревоги и, при помощи какого-нибудь, дающего забвение снадобья, избавить грудь от опасного вещества, гнетущего сердце?

Врач. В подобных случаях больному следует врачеват себя самому.

Mэкбет. Брось, если так, все свои врачебные снадобья псам! Не хочу более ничего о них слышать!.. Помогите мне облечься в боевые доспехн!.. Подать мне жезл главнокомандующаго! Сэтон, прикажи коннице произвести вылазку... Ты, любезный врач, конечно, слышал, что таны отпадают от меня один за другим. - Ну, скорее!- Если-бы ты, почтенный, мог изследовать мочу моего королевства, открыть, в чем состоит его болезнь и, дав ему чистительного, вернуть стране прежнее здоровье, я стал-бы прославлять тебя так, что известность твоя облетела-бы весь мир. Вырви зло, говорю я! Нельзя ли хоть ревенем, александрийским листом или каким-нибудь другим слабительным снадобьем очистить Шотландию от англичан? Ты слышал о них?

Врач. Да, государь, слышал. О приближении их, мы узнали из воинственных приготовлений вашего величества.

Мэкбет. Пусть доспехи несут за мною. Пока бирнамский лес не двинстся на Дэнзинэн, мне не будут страшны ни смерть, ни потеря престола (Уходит).

Врач. Если-бы мне удалось выбраться из Дэнзинэна по добру, по здорову, меня никакою корыстью не заманили-бы сюда опять (Уходит).

СЦЕНА IV.

Неподалеку от Дэнзинэна. Вдали виден лес.

При звуке барабанов и с развевающимися знаменами входят Малькольм, старик Сиверд и его молодой сын, Мэкдоф, Ментэт, Кэтнэсс, Энгос, Ленокс и Россэ. За ними торжественымь маршем следует войско.

Малькольм. Надеюсь, друзья мои, что недалек уже тот день, когда мы снова вернемся к мирным нашим очагам.

Ментэт. Мы в этом нисколько не сомневаемся, принц.

Сиверд. Что это за лес перед нами?

Ментэт. Он называется бирнэмский.

Мальколыи. Пусть каждый воин срежет большую ветвь и несет ее перед собою. Мы этим окутаем мраком численность нашего войска и введем в заблуждение неприятельских разведчиков.

Воины. Мы это исполним сейчас-же.

Сиверд. Достоверно известно только то, что тиран, вполне уповая на свое счастие, засел в Дэнзинэне я ждет, чтобы мы его осадили.

Малькольм. Там сосредоточены последния его надежды, так как всюду, где только представляется удобный случай, и великие, и малые от него отпадают. Около него остаются только люди, вынужденные к этому силою обстоятельств, но сердца даже этих людей не лежат к своему повелителю.

Мэкдоф. Так-ли это, покажет время, a до тех пор благоразумие велит нам рассчитывать только на наше мужество и на опытность в военном деле.

Сиверд. Уже приближается то время, когда опыт вполне достоверно покажет нам, в чем наша сила и в чем y нас изъян. Предположения рождают одне гадательные надежды, и только одне битвы с неприятелем имеют решающее значение. Поэтому не следует медлить, a скорее идти вперед (Все уходят воинственным маршем).

СЦЕНА V.

Двор Дэнзинэнского замка.

Входят Мэкбет, Сэтон и воины. Трубы и барабаны гремят, знамена развеваются.

Мэкбет. Выставить знамена и на наружных укрепленияхь замка. Оклик все тот-же:-"Идут!" Замок укреплен так сильно, что его твердыня с презрительным смехом смотрит на осаждающих и выжидает, когда голод и болезни поглотят самонадеянного врага. Если-бы изменившие нам не усилили неприятельских рядов, мы ринулись-бы на них с неудержимою отвагой и скоро прогнали-бы англичан во свояси... Что там за крики?

Сэтон. То вопли женщин, государь.

Мэкбет. Я почти совсем забыл ощущение страха. Было время, когда чувства мои способны были холодеть от каждого ночного крика, и когда мои волосы, словно живые, становились дыбом от какого-нибудь страшного рассказа. Я пресытился всевозможными ужасами, и самый ужас, неразлучный с моими злодейскими мыслями, утратил надо мною всякую силу.Чтоозначает этот крик?

Сэтон. Королева, государь, скончалась.

Мэкбет. Не могла она подождать хоть немного? Всегда было-бы время услыхать такое известие и позже... Завтра, после завтра, a затем опять завтра; тихим, едва заметным шагом крадется день за днем до самого последнего слога в росписях времени, и все наши "вчера" только и делали, что освещали перед безумцами дорогу к смерти, обращающей в прах все живое. Угасай-же, угасай скорее, догорающий огарок!.. Жизнь не более, как блуждающий призрак, жалкий фигляр, который в указанный час покрасуется, поломается на подмостках, a когда сойдет с них, о нем больше нет и помина; это сказка, рассказанная идиотом; много в ней треска, много неистовства, но смысла ровно никакого (Входит гонец). Ты, вероятно, явился затем, чтобы дать своему языку возможность сообщить мне нечто; говори-же скорее, в чем дело?

Гонец. Государь, я должен сообщить вамь то, что несомненно видел своими глазами, но решительно не знаю, как это сделать.

Мэкбет. Говори прямо все, как есть.

Гонец. Стоя неподалеку отсюда на часах, я нечаянно взглянул на бирнэмский лес и вдруг увядал, что лес этот двинулся вперед.

Мэкбет. Лжешь, гнусный раб! (Бьет его).

Гонец. Подвергните меня какому угодно наказанию, если это неправда. Вы сами можете убедиться, что он действительно идет сюда и находится не далее как в трех милях.

Мэкбет. Если ты лжешь, я велю повесить тебя на первом попавшемся дереве, и ты будешь висеть там, пока весь не изсохнешь оть голода. Если-же ты говоришь правду, мне все равно, тогда и ты со мною сделаешь то же самое. Вера моя в мою непобедимость начинает колебаться; я замечаю, что нечистая сила в своих двусмысленных ответах разом и лжет, и говорит правду. Духи сказали мне:- "Не бойся ничего, пока бирнэмский лес не двинется на Дэнзинэн".- И вот, теперь он движется!.. К оружию! к оружию, и вперед на врагов! Если этот бездельник говорит правду, незачем ни бежать, ни оставаться здесь. Свет солнца начинает мне надоедать, и я желал-бы, чтобы весь мир рухнул в эту минуту... Бейте в набат! Бушуйте, ветры! Безъисходное крушение, несись сюда скорее! Умрем, по крайней мере, в доспехах и с оружием в руках! (Уходшт).

СЦЕНА VI.

Равнина перед замком.

С барабанным боем и с распущенными знаменами входят Mалькольмь, старик Сиверд, Мэкдоф и другие. Каждый воин несет перед собою по зеленой ветви.

Малькольм. Теперь мы уже недалеко от цели. Бросьте свои зеленые щиты и покажитесь такими, какими вы есть. Вы, уважаемый дядя, вместе с своим сыном и дорогим моим кузеном, начните бой, a я и доблестный Мэкдоф, согласно плану, составленному ранее, возьмем на себя остальное.

Сиверд. Когда так, до свидания! Лишь-бы встретиться сегодня с неприятельским войском, пусть нас расхлещат как угодно, если окажется, что мы не умеем сражаться, как настоящие герои.

Мэкдоф. Пусть гремят воинственные трубы! Пусть гремят изо всех сил и, давая знать о нашем прибытии, служат предвестниками крови и смерти! (Уходят. Продолжительные звуки труб).

СЦЕНА VII.

Другая часть равнины перед Дэнзинэном.

Входит Мэкбет.

Мэкбет. Они привязали меня к столбу. Бежать мне невозможно, и я, словно медведь на травле, должен держаться во чтобы то ни стало. Где-же тот, кто не рожден женщишой. Один только он мне и страшен, кроме его - никто.

Входит молодой Сиверд.

Молодой Сиверд. Твое имя?

Мэкбет. Оно приведет тебя в ужас.

Молодой Сиверд. Будь оно страшнее всех имен ада, я и тогда его не испугаюсь.

Мэкбет. Мне имя "Мэкбет".

Молодой Сиверд. Сам дьявол не произнес-бы клички более мне ненавистной.

Мэкбет. И более страшной.

Молодой Сивэрд. Лжешь, презренный тиран! Мой меч докажет, что я нисколько тебя не боюсь! (Сражаются; молодой Сивсрдь падает).

Мэкбет. Ты, как видно, рожден женщиной. И мечи, и другое оружие в руках каждого рожденного женщиной мне только смешны (Уходит. Шум сражения продолжается).

Появляется Мэкдоф.

Mэкдоф. В этой стороне гром битвы сильнее... Показывай-же, тиран, свое лицо. Если ты падешь не от моей руки, души жены и детей не перестанут меня преследовать во всю остальную мою жизнь. Не убивать-же мне несчастных и нищих кернов, служащих y тирана по найму из-за однех только денег. Мне необходим один ты, Мэкбет; иначе мой меч вернется в ножны без малейшей зазубрины и не сделает ровно ничего. Ты должен быть там, так-как, судя по ожесточению схватки и по грому оружия, в той стороне, вероятно, дерется кто-нибудь из самых могущественных лиц. О, судьба, дай мне повстречаться с ним! Больше я ничего не прошу (Убегает).

Входят Малькольм и старый Сиверд.

Сиверд. За мною, принц! Сюда!.. Замок сдался без сопротивления; прежние слуги тирана сражаются в обеих армиях; благородные таны дерутся на славу. Судьба сражения почти решена вь вашу пользу; еще немного, и все будет кончено.

Малькольм. Нам попадаются неприятели, которые дерутся об руку с нами.

Сиверд. Войдите-же в замок, принц (Уходят. За сценой трубят тревогу).

Мэкбет возвращастся.

Мэкбет. Зачем мне разыгрывать из себя римского глупца и погибать оть собственного меча? Пусть его удары лучше направляются против живых людбй, пока таких людей я вижу пред сооою!

Мэкдоф возвращается.

Мэкдоф. Стой, адский пес, и обратись ко мне лицом!

Мэкбет. Из всех живущих я избегал только тебя одного. Оставь меня! На моей душе и без того уже достаточно крови.

Мэкдоф. У меня нет для тебя ответа; он принадлежит моему мечу, потому что, кровожадный злодей, твоей гнусности не передать никакими словами! (Сражаются).

Mэкбет. Все усилия твои напрасны! Тебе своим острым мечом легче поранить неосязаемый воздух, чем пролить хоть одну каплю моей крови! Пусть твои удары сыплятся на тех, кого они в силах поранить; но моя жизнь зачарована, и меня не сокрушат никакие удары от руки человека, рожденного женщиной.

Мэкдоф. Перестань возлагать надежды на волшебные чары, и пусть тот дух, которому ты служил и служишь до сих пор, поведаеть тебе, что Мэкдоф раньше времени был исторгнут из чрева своей матери.

Мэкбет. Да будет проклят язык, сообщающий мне это, потому-что он разом убил во мне все, что есть лучшего в человеке! Пуст никто более не верит лживым бесам, только издевающимся над нами своими двусмысленными пророчествами, исполняя их только с наружной сторояы и в тоже время нагло обманывая все наши надежды!.. Я не буду с тобою драться.

Мэкдоф. Если так, сдавайся, трус! и живи на изумление, на посмеяние своему времени. Мы будем выставлять тебя на показ, как прибивают к столбам изображения разных редких уродов и чудовищ, a под твоим изображением будет красоваться такая надпись:- "здесь показывается тиран Мэкбэт!"

Мэкбет. Нет, я не сдамся тебе, чтобы целовать землю перед юным Малькольмом или чтобы служить предметом надругательств для гнусной черни! Хотя бирнэмский лес и придвинулся к Дэнзинену, и хотя моим противнпком являешься ты, не рожденный от женщины, я все-таки делаю отчаянную попытку и прикрываю от тебя свое тело надежным щитом. Рази-же, Мэкдоф, и да будет проклят тот, кто первый крикнет: - "Остановись, довольно!" (Уходит, продолжая сражаться; трубы и барабаны гремят отступление).

-

С развевающимися знаменами входят Малькольм, старый Сиверд, Россэ, Ленокс, Энгос, Кэтнэсс, Ментэт и войско.

Малькольм. Как был-бы я счастлив, когдабы друзья, которых мы не досчитываемся, и теперь находились с нами, здравыми и невредимыми.

Сиверд. Многих придется не досчитаться; на войне это дело неизбежное. Тем не менее, при виде тех, кто остался в живых, нельзя сказать, чтобы нынешний день обошелся нам слишком дорого.

Mалькольм. Среди нас недостает Мэкдофа и вашего благородного сына.

Россэ (Сиверду). Ваш сын, милорд, исполнил долг воина. Он дожил только до той поры, когда сделался взрослым человеком. Едва успев доказать своею доблестною стойкостью, что он достоин такого названия, он, не отступая ни на шаг перед неприятелем, пал в бою, как подобает настоящему мужчине и воину.

Сиверд. Он убит?

Россэ. Да, его уже мертвым унесли с поля битвы. Мерой вашей скорби не должны служить его высокие достоинства, потому что в таком случае скорби этой не было-бы конца,.

Снверд. Куда нанесена ему смертельная рана? - ведь спереди, надеюсь, a не в тыл?

Россэ. У него рассечен лоб.

Сиверд. Теперь он будет воином Божьей рати. Имей я столькоже сыновей, сколько y меня волос на голове, я всем им не пожелал-бы более достойной смерти. Пусть эти слова заменят ему погребальный звон.

Малькольм. Он стоит большего сожаления, и я долго по нем не утешусь.

Сиверд. Зачем-же о нем жалеть, когда говорят, что он умер доблестно, вполне, исполнив свой долг относительно отечества? A затем - Господь с ним! Вам-же, принц, несут новое утешение.

Входить Мэкдоф, неся на острие копья голову Мэкбета.

Мэкдоф. Привет тебе, кородь Малькольм, так-как теперь ты на самом деле король! Смотри, где теперь находится проклятая голова похитителя твоего престола. Наша отчизна теперь свободна! Пусть все, окружающие тебя, эти истые перла твоего царственного венца, громко воскликнут вместе со мною:- да здравствует король Шотландии!

Все. Да здравствует король Малькольм! (Музыка).

Малькольм. Мы не замедлим вознаградить как следует каждого из вас за преданность и за услуги. Благородяые мои родственшики и доблестные таны, называйтесь отныне графами и первые носите этот почетный титул, до сих пор неизвестный в Шотландии. Что-же касается других мероприятия, на которые требуется более времени, как-то, вызова из чужды стран дружественных нам изгнанников, бежавших от очей неусыпно зоркого тирана, розыска приверженцев умершего кровопийцы, как и исполнения всех других, лежащих на нас обязанностей, все при помощи Господней будет совершего нами в свое время и на своем месте. О сатанинской-же королеве не может быть и речи, так как она не дождалась смерти мужа, a умерла ранее, по слухам, сама покончив с собою. Затем нам остается, еще раз поблагодарив всех вообще и каждого в особенности, пригласить вас на наше коронование в Скону (Все уходят при громе труб и барабанов).

МЭКБЕТ.

Стр. 197. В числе изданий Шекспировских пьес in quarto, сделанных при жизни Шекспира, до нас не дошло издание Мэкбета. Он появляется впервые в издании in folio 1623 г. Определить время создания этой пьесы можно только приблизительно. Во всяком случае она была написана до 1611 г., потому что доктор Форман, записная книжка которого уцелела до нашего времени, упоминает в ней, под числом "20 апреля 1611 г." что он видел на сцене Мэкбста. В марте 1603 года умерла королева Елизавета и на престол вступил Иаков I, соединивший Англию, Ирландию и Шотлавдию. Конечно, вступление на престол этого государя оказало влияние на выбор сюжета Шекспиром для этой пьесы, где говорится о Бэнкуо, от которого и произошли Стюарты. Вь 1606 году английский двор посетил датский король, и есть предположение, что именно в это-то время был поставлен на сцену Мэкбет. В этом-же году появилось изследование, вь котором говорится о происхождении короля Иакова и, вероятно, поэт узнал об этом именно в эту пору. Шекспир предусмотрительно уклонился от изображения характера Бэнкуо в том виде, как он рисуется в истории, так как Бэнкуо на самом деле принимает участие в убийстве короля Донкэна. Историческим источником при создании Мэкбета послужила исключительно хроника Голиншеда, так как в истории шотландских королей Бюханэна, появившейся вь 1583 г., факты передаются в ином ввде. Английского псрсвода этой истории, написанной по латыни, во времена Шекспира еще не было.

Стр. 199. Чорного кота ведьмы зовут Греймалькином; жабу - Пэддок.

Cxp. 199. "Лагерь близь Фореса". Это определение сделано коментаторами на основании вопроса Бэнкуо, обращенного в следующей сцене к Мэкбету. Форес - маленький город на севере Шотландии, на берегу океана. Армия Донкэна расположилась на юге города, чтобы остановить движение возставших к северным королевским резиденциям.

Стр. 200. Керны и Геллоглесы - ирландские племена. Керны легковооруженная пехота, снабженная только особого рода топорами; Геллоглесы - резервные войска, тяжело вооруженные.

Стр. 201 и 223. Остров Сэн-Кольм, Кольмескидь, есть знаменитая Иона, один из островов, которыи посетил и описал доктор Джонсон. Он находится недалеко от Файфа, y Эдинбургского залива. На кладбище главного собора Ионы имеется сорок восемь гробниц королей шотландских, ирландских и норвежских. Между ними есть, как говорят, могилы Донкэна и Мэкбета.

Стр. 202. "Тангламисский". Замок Плалисский находился в пяти милях от Форфэра. Шотландские хроники указывают на него, как на место гибели Донкэна. До 1372 г. здесь находилась двух-этажная постройка, с которой: в одну сторону были видны Дэндзиненские высоты, a в другую - Бирнэмский лес.

Стр. 202. Танкаудорский. Каудорский замок находится на севере Шотландии в шести милях оть Найрна. Шотландские хроникеры указывают на него, как и на замок Гламис, как на место убийства короля; указывают даже на комнату, где было совершено убийство, и на убежище, где скрывался один из слуг короля.

Стр. 203. Синэль - отец Мэкбета.

Стр. 206. Форес. Комната во дворце.- На восточном конце Фореса находится возвышенность, на которой имеются развалины древнего замка с крепкими стенами. По преданию, еще до постройке замка, на этом месте был убит король Дуфус. Есть основание предполагать, что укрепленный замок служил местопребывагием Догкэга, a потом и Мэкбета, когда двор бывал в Форесе.

Стг. 207. "Принц Комбэрлэндский". Шотландская корона не была первоначально наследственною. Если наследник был назначаемь при жизни короля, что нередко случалось, то ему присвоивался титул пршща Комбэрлэндскаго. Комбэрлэнд был в то время ло владении Шотландии, как лен английской короны.

Стр. 212. "Кошка народной поговорки". Намек на латинский стих: "Catus amat pisces, sed non vult tingere plantas", что и переводилось по aнглийски: "кошке хотелось поесть рыбки, но она боялась замочить лапки".

Стр. 216. Ночное питье. Напиток, который пили на ночь, ложась спать, состоял обыкновенно из молока и вина.

Стр. 219. "До вторых петухов" по объяснению Малона - до трех часов.

Стр. 223. Город Скона, как предполагают, был главный город пиктов. В церкви этого города находилось знаменитое кресло, которое долгое время служило при короновании шотландских королей и было перенесено в Вестминстерское аббатство Эдуардом I. До сих пор показывается вделанный в это кресло камень, который служил изголовием Иакову, когда он видел во сне лестницу ангелов.

Стр. 230. Флиэнс скрылся в Уэльсе и был принят приветливо дочерью тамошнего короля, которая, по словам хроники Голиншеда, "согласилась из любезности родить от него ребенка". Это дитя получидо имя Вальтера; потом Вальтер сделался важным придворным сановником шотландского короля с титулом лорда Стюарта; от него произошло многочисленное потомство. Из этого рода произошел знаменитый дом Стюартов.

Стр. 239. "Нос турка, губы татарина". Стивенс говорит, что примесь этих снадобий объясняется ненавистью к туркам по поводу крестовых походов. Эта ненависть, общая с французами, от которых англичане заимствовали многие обычаи и суеверия, была во Франции так велика, что целями при военных упражнениях служили изображения сарацинских голов.

Стр. 240. Видение, представляющееся Мэкбету символично: голова в шлеме это голова Мэкбета, окровавленный ребенок - Мэкдоф. Ребенок с короною на голове и ветвью в руках - царственный Малькольм.

Стр. 240. "Рожденный от женщины не принесет вреда". Мэкдоф, победивший Мэкбета, не был рожден, a был "вырезан из чрева матери". Подобные рождения при помощи кесарева сечения уже издавна обратили на сеоя внимание, с цезаревских времен существует поверье, что вырезанные из утробы матери дети одарены от природы более других людей. Это или великие люди, или злодеи.

Стр. 242. "Двойные державы и тройные скипетры" - любезность по адресу короля Иакова I, присоединившего к Англии Ирландию и Шотландию.

Стр. 243. В Файфшайре почти в трех милях от Дизарта еще имеются четырехугольные башни замка, который, как предполагают, принадлежали Мэкдофу.

Стр. 249. "Королевская немочь". Все это место, повидимому, внушено хроникою Голиншеда, говорящею об Эдуарде Исповеднике: "Он имел дар пророчества, a также дар исцеления недугов и убожества. Он имел обычай помогать страдавшим так называемою королевскою немочью и оставил эту способность, как часть наследия, своим потомкам, королям английским".

Е. Соловьев.

Уильям Шекспир - Макбет (Macbeth). 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :