Уильям Шекспир
«Король Лир (King Lear). 2 часть.»

"Король Лир (King Lear). 2 часть."

Эдгар. Пиликок сидел на Пеликоковом холме... Элло, ло-ло, ло-ло!

Шут. Эта холодная ночь всех нас обратит в дураков и в бесноватых.

Эдгар. Берегись нечистой силы, повинуйся родителям, твердо держи данное слово, не сквернословь, не подделывайся к законной жене твоего ближнего, не наряжай своей любовницы в яркие наряды! Тому холодно.

Лир. Чем ты был ранее?

Эдгар. Женским угодником, гордившимся умом своим и сердцем. Я завивал волосы, носил перчатку за околышем шляпы, служил страстной похоти своей возлюбленной и совершал с нею дело мрака; при моем разговоре было столько-же клятв, сколько слов вообще, и я беспечно нарушал их перед лучезарным лицом самого неба. Засыпал я не иначе, как мечтая о сладострастии, a просыпался, чтобы осуществлять этя мечты. Вино любил я сильно, игру в кости тоже, а любовниц имел более, чем жен y любого турка. Сердце y меня было вероломное, ухо жадное, рука кровавая; по ленн я был свиньей, по лукавству - лисой, по прожорливости волком, по злобе - собакой и львом относительно моей добычи... Берегись, как бы скрип башмаков и шелест шелка не отдали твоего бедного сердца во власть женщины, не позволяй своим ногам переступать за порог домов терпимости; держи свои руки подальше от женских юбок, перо подальше от записных книг ростовщиков, и тебе нечего будет бояться нечистой силы!.. Холодный ветер все еще продолжает прорываться сквозь ветви боярышника? A как он воет-то? - у-у-у... но ты, дельфин, мой сын, не мешай ему. Пусть себе мчится, пусть себе злится (Буря продолжается).

Лир. Лучше-бы тебе лежать в могиле, чем подвергат свое обнаженное тело всем ужасам непогоды. Неужто человек в самом деле не больше этого? Вглядитесь в него хорошенько. Нельзя сказать, чтобы y червя он был в долгу за шелк, y красного зверя за мех, y овцы за шерсть, a у кабарги за благовония. Он заставдяет вас всех краснеть за наши умствования... Да, ты, приятель, остался тем, чемь был создан, то есть настоящим, безъискуственным человеком, то есть, жалким и нагим двуногим животным. Долой с меня все чужое! Делайте тоже и вы! (Рвет на себе одежды).

Шут. Полно, дядя, что ты затеял? Раздеваться незачем, так-как плавать здесь негде. Явись теперь в этой степи хоть крошечный огонек, он был бы тем-же, чем сердце в теле старого развратника. Оно тепло, словно искорка, a остальное тело холодно, как лед. А, смотрите, вот сюда приближается блуждающий огонек.

Эдгар. Это злой дух Флибертиджибет. Его обязанность кричать, чтобы гасили огни, и бродить по земле до первых петухов. Он насылает бельмы, заставляет глаза косить, приставляет заячью губу, портит пшеницу, примешивая к ней спорынью, и всячески старается досаждать бедным, земным созданиям.

Трижды Уитольд святой по долине похаживал;

До трех раз злобных ведьм из долин выпроваживал;

Трижды мир и людей он щадить им приказывал

И кикимор тех грозными клятвами связывал.

Так отсюда скорее-жь ты, ведьма, беги!

Кент. Как вы себя чувствуете, государь?

Входит Глостер сь факелом.

Лир. Это кто?

Кент. Ты кто такой? Кого тебе нужно?

Глостэр. Сами вы кто такие? Как вас зовут?

Эдгар. Я бедный Том. Питаюсь я водяными лягушками, жабами, головастиками, ящерицами земляными и водяными, a когда сидящая во мне нечистая сила очень разгуляется, приправляю кушанья коровьим калом, жру старых крыс и утопленных собак. Пью зеленоват?ю плесень, покрывающую поверхность стоячих луж; меня гонят кнутами от одной десятины до другой, сажают в колодки, бьют, заключают в тюрьмы, a прежде y меня было три пары платья, шест рубах для прикрытия наготы, конь для верховой езды, a y левого бедра меч, чтобы им сражаться.

Скоро семь лет, да, семь лет ужь сравняется,

Как акридами бедненький Томи питается.

О, перестань, мой мучитель, уймись Смолькин, уймись, мой терзатель!

Глостэр. И вы, государь, не нашли общества получше этого?

Эдгар. Нечистый дух тоже джентльмен. Имя ему Модо и еще Маху.

Глостэр. Наши плоть и кровь, государь, до того выродились, что стали ненавидеть того, кому обязаны жизнью.

Эдгар. Бедный Том продрог.

Глостэр. Идемте, государь, ко мне. Мой долг предписывает мне не вполне подчиняться воле ваших дочерей. Несмотря на строгий их приказ запереть перед вами ворота моего замка и предоставить вас на волю свирепствующих стихий, я все-таки решился вас отыскать и отвести туда, где вас ожидают тепло и пища.

Лпр. Дай мне прежде побеседовать вот с этим философом. Скажи, откуда берется гром?

Кент. Добрейший государь, воспользуйтесь его приглашением, идите к нему.

Лир. Хорошо. Дай прежде поразспросить воть этого ученого фивянца. Чему ты учишься?

Эдгар. Как избегать нечистой силы и убивать гадин.

Лир. Позволь тебе предложить один вопрос на ухо.

Кент. Сэр, попросите его еще раз идти с вами. Он начннает мешаться в рассудке.

Глостэр. Всякий-бы помешался. Дочери явно желают его смерти. Ах, невольно вспомнишь теперь доброго Кента. Бедный изгнанник тогда-же предсказал все это. Ты говоришь, будто король только начинает мешаться в рассудке, a я скажу тебе, любезный, что я и сам почти совсем уже помешался. Был y меня сын, которого я знать теперь не хочу. Недавно, о, как еще недавно, он тоже покушался на мою жизнь. A я, мой друг, как горячо его любил! Едва-ли хоть один отец любил сына так сильно, как я любил его, и от этого горя, признаюсь тебе, y меня голова тоже не на месте (Буря продолжается). Какая ужасная ночь! Умоляю ваше величество, пойдемте.

Лир. Ах, извините меня, сэр. Благородный философ, просим тебя не лишать нас твоего общества.

Эдгар. Томи прозяб.

Глостэр. Отправляйся, любезный, в шалаш и грейся там.

Лир. Идемте-же все туда.

Кент. Нам, государь, надо совсем в другую сторону.

Лир. Нет, с моим философом я не расстанусь!

Кент. Сэр, не противоречьте королю; пусть он возьмет с собою этого несчастнаго.

Глостэр. Пожалуй, пусть берет.

Кент. Идем с нами, любезный.

Лир. Да, добрый афинянин, идем с нами.

Глостэр. Только, чур, не разговаривать, a идти молча и тихо.

Эдгар. A когда к башне той грозный Гауленд подъехал, закричал он: - "Фи! фай! Вон отсюда скорее: - Здесь британскою кровью несет"! (Уходят).

СЦЕНА V.

Комната y Глостэра.

Входят герцог Корнуэльский и Эдмонд.

Герцог Корнуэльский. Не уеду отсюда без того, чтобы не отомстить.

Эдмонд. Одного боюсь я, герцог - меня, пожалуй, станут осуждать за то, что чувство долга оказалось во мне сильнее, чем родственное чувство.

Герцог Корнуэльский. Теперь я понимаю, что не один только злой нрав заставил твоего брата помышлять о смерти отца. Твой отец был человек гнусный, a это-то и послужило главною побудительною причиною.

Эдмонд. Какое для меня горе, что я вынужден раскаяваться, совершив даже справедливое и правое дело. Вот письмо, о котором он говорил и которое ясно доказывает, что отец был не только сторонником Франции, но уже вошел в сношения с нею. О, боги, каким-бы счастием было, если-бы никогда не существовало этой проклятой измены или, по крайней мере, не мне пришлосьбы ее обличать.

Герцог Корнуэльский. Идем к герцогине.

Эдмонд. Если все, что тут написано - правда, хлопот нас ожидает не мало.

Герцог Корнуэльский. Правда оно или ложь, но ты именно этому обязан титулом графа Глостэра. Розыщи отца, чтобы мы немедленно могли привлечь его к ответственности.

Эдмонд (Про себя). Если я захвачу его в такое время, когда он ухаживает за королем, это еще усилит уже существующия подозрения (Громко). Как ни тяжело столкноьение между долгом верноподданного и долгом родственным, я все-таки останусь верен вам.

Герцог Корнуэльский. Вполне тебе верю, и ты увидишь, что я своею любовью вполне заменю тебе отца (Уходять).

СЦЕНА VI.

Комната в строении, прилегающем к замку Глостэра.

Входят Глостер, Лир. Кент, Шут и Эдгар.

Глостэр. Будьте благодарны и за это; здесь во всяком случае лучше, чем под открытым небом. Впрочем, на сколько могу, постараюсь еще улучшить ваше положение здесь.

Кент. Из всего прежнего его рассудка теперь сохранилась одна только нетерпеливость. A вас да наградят боги за вашу доброту (Глостэр удаляется).

Эдгар. Фратэрэтто зовет меня и уверяет, будто Нерон удит рыбу в озере мрака, Молитесь, невинные люди, и остерегайтесь нечистой силы.

Шут. Дядя, сделай одолжение, скажи, кто такой сумасшедший - джентльмен или простолюдин?

Лир. Король, король!

Шут. A по моему неть:- он простолюдин, y которого сын джентльмен. Кто-же, кроме сумасшедшего, потерпит, чтобы сын ранее его самого попал в знать, как допускает это указанный простолюдин.

Лир. О, если-бы иметь под руками тысячу человек, которые с змеиным шипением набросились-бы на них и насквозь прожгли им грудь раскаленными докрасна спицами!

Эдгар. Нечистая сила кусает мне спину.

Шут. Сумасшедший тот, кто воображает, будто волка можно приручить, что лошадь всегда будет здорова, что можно верить любви юноши или клятвам потаскушки.

Лир. Решено! Я сейчас-же призову их к суду (Эдгару). Ты, ученейший из судий, займешь председательское место (Шуту). A ты, мудрый законовед, садись вот сюда (Шут сдаится). Ну, a теперь очередь за вами, лисицы.

Эдгар. Смотри, как она стоит и как сверкает глазами. Неужто, миледи, вы желаете разжечь сластолюбие даже в судьях? (Поет):

Ну, плыви скорее, Бесси, ты ко мне.

Шут (Продолжая).

Но, к несчастью, дырка y неё в челне;

И нельзя признаться Бесси, почему

Плыть она не может к другу своему.

Эдгар. Вот теперь нечистая сила терзает бедного Тома голосом соловья. Хопдэнс требует, чтобы в желудке y Тома оказались две белые селедки. Не каркай, черный ангел! Нечем мне тебя угостит!

Кент. Государь, зачем стоите вы, словно окаменелый? Прилягте лучше вот на эти подушки и отдохните.

Лир. Хорошо, но прежде посмотрю, как их будут судить. Вводите свидетелей (Эдгару). Ты, облеченный в мантию судьи, занимай свое место (Шуту). Ты, товарищ его по правосудию, садись рядом с ним (Кенту). Садись и ты, так-как ты тоже принадлежишь к числу судей.

Эдгар. Будем-же судить по совести (Поет).

Спишь ты или дремлешь, милый пастушок,

На соседском поле, ведь, стада пасутся;

Не беда, однако! Заиграй в рожок,

И сейчас овечки все к тебе вернутся.

Брысь, брысь, серая кошка!

Лпр. Вызовите сперва вот эту. Она - Гонэриль. Клянусь перед находящимся здесь почетным собранием, что она пинками вытолкала из дома бедного короля своего отца.

IIIyт. Пожалуйте сюда, миледи. Ваше имя - Гонэриль?

Лир. Не может она этого отрицать.

Шут. От души прошу y вас прощения:- я было сначала принял вас за складную скамью.

Лир. А вот и другая; её уклончивый взгляд прямо говорит, из какого вещества вылеплено её сердце. Взять ее под стражу! Оружия, оружия! Мечей! Огня! Здесь измена, подкуп! Судьи предатели, зачем допустили вы, чтобы она ушла от должной кары?

Эдгар. Да сохранят тебе боги пять твоих человеческих чувств.

Кент. О, какое горе! Вспомните, государь, сколько раз вы хвалились, что вы ни в каком случае не утратите терпения. Где-же оно?

Эдгар (Про себя). Мои слезы доказывают, как сильно я ему сочувствую, a оне того и гляди выдадут, что я совсем не то, чем притворяюсь.

Лир. Смотрите, вот собаченки... Их целая стая и все оне лаят на меня, да все: Трэйка, Белянка, Любимка!

Эдгар. Том бросит в них своею головою, и оне разбегутся. Эй, прочь вы, мерзавки!

Собака, будь с белой иль черной ты мордой,

Пусть зуб ядовит твой, как жало змеи,

Дворняшка-ублюдок иль пудель ты гордый,

Красивы иль скверны статьи все твои;

Пушистым иль куцым хвостом ты кичишься,

Мне стоит тебе лишь свой лик показать;

От этого лика ты с воем умчишься

И больше ко мне не вернешься опять.

Эй, до-ди, до-ди, до! Идемте на посиделки, на рынки в большие, торговые города... Бедный Том! рог твой совсем сух.

Лир. Пусть вскроют грудь Рэганы и дознаются, чем заражено её сердце. Постарайтесь узнать, отчего природа делает иные сердца такими жестокими и безчеловечными (Эдгару). Тебя, любезный, я зачисляю в свою сотню, только одежда твоя не совсем мне по вкусу. Ты, пожалуй, скажешь, что одет персианином, но нарядиться иначе все-таки не мешало-бы.

Кент. Теперь, добрый государь, лягте здесь и отдохните.

Лир. Не шумите только, не шумите. Опустите занавески y окон. Вот так, так! a поутру я отправлюсь ужинать.

Шут. A я в полдень лягу спать.

Входит Глостэр.

Глостэр. Слушай, любезный, где мой король и повелитель?

Кент. Он здесь, сэр. Не беспокойте его; он совсем помешался!

Глостэр. Добрый друг, возьми его скорее на руки и спаси во чтобы то ни стало. Я подслушал, что думают посягнуть на его жизнь. Носилки готовы; положи его на них и постарайся как можно скорее пробраться в Дувр, где тебя ждет ласковый прием и где ты найдешь могучих покровителей. Уноси своего госдодина! Если ты промедлишь хоть полчаса, придетея расстаться с жизнью и ему, и тебе, и еще многим, предлагающим взять его под свою защиту. Бери-же его на руки и следуй за мною. Для большей безопасности я дам тебе хороших провожатых.

Кент. Утомленная природа взяла таки свое:- он заснул глубоким сном. Сон этот может хоть немного успокоить больной его мозг; вполне-же излечить его будет довольно трудно, если не придут на помощь благоприятные обстоятельства (Шуту). Помогай-же нести твоего господина; отставать от нас тебе не следует.

Глостэр. Идите, идите вперед! (Глостэр уходит; за ним Кент и Шут уносят Лира).

Эдгар. Когда видим, что и те, кто много лучше нас, страдают так-же, как и мы, собственное горе начинает казаться менее жестоким. В том, кто страдает одиноко, всего сильнее говорит воображение, напоминающее, сколько в прошлом было благолопучия, сколько светлаго счастия. Но видя, что y неё есть товарищи по несчастию, душа быстро превозмогаеть горе. Теперь личное мое горе кажется мне не только выносимым, но и совсем ничтожным, когда я вижу, что несчастие, заставившее меня поникнуть головою, совсем подкосило короля. Ему удар нанесен, как отцу, мне, как сыну. Скройся-же, Том, и снова появись на свет Божий только тогда, когда распространенная насчет тебя клевета разъяснится, a ты окажешься вполне оправданным в глазах людей. Пусть в эту ночь произойдет что угодно, но лишь-бы удалось спасти короля (Уходит).

СЦЕНА VII.

Комнаа в замке Глостэра.

Входит герцог Корнуэльский, Регана, Гонэриль, Эдмонд и свита.

Герцог Корнуэльский. Отправьтесь скорее к вашему супругу, герцогиня, покажите ему это письмо и сообщите, что французское войско уже высадилось y нас. Разыскать изменника Глостэра! (Несколько человек из свиты уходят).

Рэтана. Повесит его сейчас-же!

Гонэридь. Вырвать y него глаза!

Герцог Корнуэльский. Расправиться с ним предоставьте мне. Ты, Эдмонд, проводишь домой нашу сестру. Тебе неприлично быть свидетелем наказания, которому мы вынуждены подвергнуть вероломного твоего отца (Гонэрили). Посоветуйте герцогу, к которому едете, как можно скорее приступить к приготовлениям. Так-же поступим и мы. Благодаря толковым гонцам, известия между нами будут передаваться быстро. Прощайте, любезная сестра; счастливого пути, граф Глостэр (Входит Осуолъд). Ну что? Где король?

Осуольд. Граф Глостэр куда то укрыл его. Человек тридцать пять или тридцать шесть из рыцарей короля искали своего повелителя неустанно. У ворот замка они встретили его носилки и присоединились к немy; к ним в свою очередь примкнуло несколько еще вассалов графа Глостэра, и все направились к Дувру, хвастаясь тем, что у них есть там высокие покровители.

Герцог Корнуэльский. Вели подавать лошадей для твоей госпожи.

Гонериль. Прощайте, герцот; прощай, сестра.

Гегцог Корнуэльский. Прощай, Эдмонд (Гонэриль, Эдмонд и Осуольд уходят). Отыскать сейчас-же изменника Глостэра, скрутить ему, как вору, руки и представит сюда (Уходят еще несколъко чемвекь из свиты). Хотя без приговора суда мы не имеем права лишить его жизни, но наша власть придет на помощь нашему гневу; этот гнев могут порицать, но обуздать его не могут. Кто там? А! ведут изменника (Слуги вводят Глостэра).

Рэгана. Да, это он! Неблагодарная лиса.

Герцог Корнуэльский. Вяжите крепче его высохшие, как плети, руки.

Глостэр. Что-же это значить? Друзья мой, вспомните, вы y меня в гостях... Добрые друзья мои, не платите мне злом за гостеприимство!

Герцог Корнуэльский. Вяжите-же его.

Рэгана. Крепче, крепче! О, гнусный изменник! (Слуги вяжут Глостэра).

Глостзр. Неть, безжалостная женщина, я не изменник!

Герцог Корнуэльский. Прикрутите его к этому стулу... Ты, негодяй, предатель, узнаешь все (Слуги привязывают Глостэра; Рэгана вырывает y него из бороды клочья волос).

Глостэр. Клянусь богами, рвать мою бороду гнусно, безчеловечно!

Рэгана. Даже и такая белая борода не помешала ему сделаться изменником!

Глостэр. Безчеловечная женщива, волосы, вырванные у меня из бороды, оживятся и явятся свидетелями против тебя! Хозяин здесь я; не следовало-бы вам своими разбойничьими руками наносить мне такие позорные обиды за мое радушное гостеприимство. Чего хотите вы от меня?

Герцог Корнуэльский. Какое письмо получил ты недавно из Франции?

Рэгана. Не запирайся; мы знаем все.

Герцог Корнуэльский. Какие сношения y тебя с войсками, недавно предательски высадившимися y нас?

Рэгана. К кому отправил ты сумасшедшего короля? Говори!

Глостэр. В письме высказаны одни только предположения, и получил я его не из неприятельского стана, a от человека, не принадлежащего ни к той, ни к другой стороне.

Герцог Корнуэльский. Запирательство!

Регана. Ложь!

Герцог Корнуэльский. Куда отправил ты короля?

Глостэр. В Дувр.

Рэгана. Зачем именно в Дувр? Как ты смел? Разве ты забыл, что тебе под страхом казни было запрещено...

Герцог Корнуэльский. Дай ему прежде ответить, зачем он отправил короля в Дувр.

Глостэр. Я привязан, словно к позорному столбу, и вынужден терпеть эту пытку!

Рэгана. Зачем отправвл ты его в Дувр?

Глостэр. Затем, что я не хотел видеть, как твои безжалостные когти примутся вырывать его старческие глава или как кабаньи клыки твоей сестры вонзятся в его царственное тело. В такую бурю, он под ливнями дождя блуждал с непокрытою головою; он остался без крова в такую ночь, когда бушующее море, казалось, готово было затопить последний блеск звезд, и от слез царственного старца все ужасы этой ночи казались еще ужаснее. Если-бы в такую непогоду даже волки выли y твоих ворот, ты должна-бы была оказать им правосудие. При виде того, что вынес твой отец, смягчилось-бы самое черствое сердце, но только не твое. Однако я еще увижу, как крылатая месть обрушится на таких людей, как вы оба.

Герцог Корнуэльский. Не увидишь ты её никогда! Держите его крепче; я шпорой выколю ему глаз.

Глостэр. О, пусть тот, кто надеется дожить до старости, поможет мне хоть чем-нибудь! О боги, какие они изверги!

Рэгана. Один глаз будет видеть и издеваться над другим. Выколи и его.

Герцог Кор.нуэльский. Да, увидишь ты теперь мщение.

Слуга. Остановитесь, герцог! Я служу вам с детства, но еще никогда не оказывал вам такой важной услуги, как теперь, прося вас остановнться.

Рэгана. Это еще что такое, собака?

Слуга. Будь y вас на подбородке волосы,я вырвал бы их все до одного! Чего вы хотите? (Герцог бросаетсяш него с обнаженпым мечом).

Герцог Корнуэльский. Вот тебе, мерзавец!

Слуга (Тоже обнажая меч). Если так, пожми плоды своих деяний! (Ранит герцога).

Рэгана (Другому слуге). Давай сюда! (Вырывает y этого слуги меч и сзади наносит первому слуге удар в спину). Раб дерзает возставать на господина!

Слуга. Я ранен насмерть! Граф, y вас еще остался один глаз, и вы увидите кару, которая их постигнеть... О! (Умирает).

Герцог Корнуэльский. A чтоб он не увидал, мы примем свои меры... Вон, белая слизь! Ну, что, где теперь твой блеск?

Глостэр. Все мрачно... темно!.. Где-же ты, сын мой Эдмонд? Воспламени каждую искру твоей души и отомсти за это ужасное дело!

Рэгана. Твоего сына, вероюмный негодяй, здесь неть, и ты напрасно взываешь к тому, кто тебя ненавидит. Он-то и открыл нам твою измену; слишком он хорош для того, чтобы тебя жалеть!

Глостэр. О, глупец я, глупец! Значит Эдгара оклеветали без всякой вины с его стороны? О, всемогущие богп, простите меня, и пусть он будет счастлив!

Рэгана. Вытолкать его за ворота! Пусть он носом отыскивает дорогу в Дувр... Что с вами, герцог?

Герцог Корнуэльский. Я ранен... Пойдем со мною. Безглазаго негодяя вытолкать за ворота, a вот этого свалить в выгребную яму. Рэгана, я истекаю кровью; эта рана совсем не ко времени. Дай мне руку (Уходит с Рэганой; слуги развязывают Глостэра и уводят).

1-й слуга. Если этот человек будет попрежнему наслаждаться счастием, меня не станет тревожить ни один из моих грехов.

2-й слуга. A если она проживеть долго и умрет своею смертью,- все женщины обратятся в извергов.

1-й слуга. Пойдем за старым графом и уговорим бесноватого из Бедлама вести его туда, куда тому будет угодно. Юродивый нищий согласится на все.

2-й слуга. Ступай ты, a я добуду льна, яичного белка и привяжу ихь к ранам несчастнаго. Помоги ему небо (Уходят в разные стороны).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Степь.

Входит Эдгар.

Эдгар. Если мы заслуживаем презрения, пусть нас презирают явно; это лучше, чем презрение, прикрытое лестью. Самое жалкое, несчастное, обиженное судьбою существо и то живеть надеждою на лучшие дни и не впадает в отчаяние. Перевороть к худшему страшен только в дна счастия, a в беде обратною стороною горя является смех. Привет тебе, бесплотный воздух, который я теперь обнимаю! Не ты, не твои необузданные порывы виною тому, что вихрь несчастия загнал какого-нибудь горемыку на самое дно пропасти. Однако, кто-же это идет сюда? (Входит старик, ведущий Глостэра). Это он! мой отец! и его ведеть нищий. О, ты, свет! Ты необъятный свет, не заставь человека возненавидеть тебя за страшные в тебе перемены! Неужто в самом деле ты способен служить только делу разрушения?

Старик. Добрый лорд, я целые тридцать лет был вассалом вашего отца и вашим слугою.

Глостэр. Уйди, уйди от меня, добрый мой друт. Помощ твоя никакой пользы мне не принесет, a тебе она может только повредить.

Старик. Да, ведь, одни вы не можете отыскать дорогу.

Глостэр. Никакой дороги y меня больше нет, поэтому мне и глаз больше не нужно. Я пал зрячим. Так бывает нередко. Благополучие только балует нас, a невзгоды служат нам на пользу. О, дорогой мой сын Эдгар, на которого так незаслуженно обрушился гнев обманутого отца, если-бы небо послало мне радость, если не видеть тебя, то хоть дотронуться до тебя руками! Тогда я сказал-бы, что зрение мне возвращено!

Старик. Эй, кто здесь такой?

Эдгар. О, боги, кто может когда-либо сказать:- "Вот теперь я дошел до самой глубины несчастия"? Никогда не был я так несчастен, как теперь.

Старик. А, это Том, бедный бесноватый Том!

Эдгар. A между тем, могу-ли я сказать, что дошел до крайнего предела несчастия, потому что кто же знает, где этот предел?

Старик. Куда идешь, приятель?

Глостэр. С кем ты говоришь? С нищим?

Старик. Да, он разом и нищий, и сумасшедший.

Глостэр. В нем, должно быть, сохранились хоть проблески рассудка, потому что иначе он не мог-бы и милостыни просить. Прошедшею ночью я во время бури видел одного из таких, и с тех пор мне стало казаться, что человек не более, как земляной червь. Тогда мне невольно припомнился сын, но в то время я не мог думать о нем иначе, как с ожесточением. С тех пор для меня настало просветление. Что мухи в руках детей, тоже и мы в руках богов, убивающих нас забавы ради.

Эдгар (Про себя), Как могло это произойти?.. Печальна необходимость разыгрывать помешанного перед лицом страдания! Это тяжело и другим, и себе (Громко). Благослови вас бессмертные, добрый господин.

Глостэр. Это тот нищий?

Старик. Он самый, граф.

Глоствр. Когда так, сделай милость, уйди. A если по старой првязанности вздумаешь вывести нас на дорогу в Дувр,- она, должно быть, пролегает в миле или в двух отсюда, - то выведи, и, если можешь, добудь какую-нибудь покрышку, чтобы накинуть ее на плечи этой бедной душе человеческой. Я попрошу его отвести меня.

Старик. Сэр, да ведь он сумасшедший.

Глостэр. Горьки те времена, когда вожаками слепых становятся сумасшедшие. Сделай так, как я сказал, или как заблагоразсудится самому, только уходи скорее.

Старпк. Принесу ему лучшую мою одежду, a там будь что будет (Уходит).

Глостер. Эй, любезный бедняк.

Эдгар. Бедненький Том озяб... (Про себя). Нет, притворяться долее нет сил!

Глостэр. Любезный, подойди ко мне поближе.

Эдгар (Про себя). A продолжать притворяться все-таки необходимо (Громко). Пошли боги, чтобы твои глаза зажили поскорее; из них до сих пор сочится кровь.

Глостэр. Знаешь-ли ты дорогу в Дувр?

Эдгар. И большую проезжую, и тропинки для пешеходов, каждый ров и каждую заставу, все знаю. Страх выколотил рассудок из бедного Тома, a тебя, добрый человек, да избавят боги от нечистой силы. Целых пять бесов вселилось разом в бедного Тома:- бес любострастия - Обидикут; бес немоты - Хоббидидэнс; бес убийства - Модо; бес воровства - Мэпо и бес кривлянья и ломанья -Флиббертиджиббет. Этим бесом теперь одержимы все горничные и служанки. A затем будь здоров, господин.

Глостэр. Вот тебе кошелек. Бич небес до сих пор заставлял тебя гнуть спину под ударами всевозможных бед, теперь мое горе облегчит хоть немного твою судьбу. О, небеса, поступайте всегда так-же. Человеку богатому, среди всяких наслаждений живущему только в свою утробу и потому попирающему ваши законы, что он ничего не видит, не чувствует, дайте скорее познать ваше всемогущество, так чтобы не было ни взысканных не в меру, ни совсем обделенных! Нет, пусть каждый имеет только необходимое. Итак, ты знаешь дорогу в Дувр?

Эдгар. Знаю, господин.

Глостэр. По дороге есть утес. Вершина этого утеса с ужасом глядится в море, над которым она нависла. Проводи меня теперь на самый край пропасти, и я постараюсь всем, чем только могу, облегчить заевшую тебя нищету. Когда я доберусь до края пропасти, проводник станет мне более не нужен.

Эдгар. Давайте руку, бедный Том вас проводит (Уходят).

СЦЕНА II.

Перед замком герцога Эльбени.

Входят Гонэриль, Эдмонд; на встречу им появляется Оесуольд.

Гонэриль. Добро пожаловать, любезный графь. Меня удивляет, почему мой мягкосердый супруг не выехал ко мне навстречу. Где твой господин?

Осуольд. Он дома, но только едва-ли когда человек так сильно изменялся в самое короткое время. Когда я объяснил ему, что французское войско высадилось на наши берега, он только улыбнулся; когда-же я сообщил о вашем возвращении, он только промолвил: - "Тем хуже". Когда-же я рассказад про измену Глостэра и про необычайную преданность графа Эдмонда, он обругад меня дураком и сказал, что я понимаю все на выворот. Тому, чем следовало-бы огорчаться, он радуется, a то, что должно бы радовать, только сердит его.

Гонэриль (Эдмонду). Так вы лучше ему не показывайтесь. Это не более, как проявление трусливости недалекого ума, боящагося предпринять что-нибудь решительное, и нежелание обращать внимание на обиды, требующия возмездия. Тем не менее то, что мы задумали дорогой, все-таки может осуществиться. Вернитесь, Эдмонд, к нашему брату; уговорите его набрать скорее войско и стать в главе его. Дома мне придется поменяться оружием: - предоставить мужу веретено, a самой схватиться за меч. Переписываться мы будем через верного нашего дворецкого и, если только не побоитесь попытать счастие, вы, вероятно, скоро узнаете желание той, кого любите (Дает ему бант). A на память о ней возьмите этот бант. Не будьте расточительны на слова. Наклоните голову! Этот поцедуй, если-бы он мог говорить, объявил-бы самим богам, как и кого я люблю. Пойми и будь счастлив.

Эдмонд. Даже и в рядах смерти я все-таки был-бы ваш.

Гонэриль. Милый Глостэр! (Эдмонд уходит). О, какая разница между одним мужчиной и другим! Воть этоть берет меня, как должную дань, a мой законный супруг только отвратительный похититель моего тела.

Осуольд. Миледи, герцог идет сюда (Уходит; появляется Эльбени).

Гонэриль. Все-таки меня стоило-бы спросить.

Эльбени. Нет, Гонэриль, ты не стоишь и пыли, которою ветер осыпает твое лицо. Твое настроение меня пугает. Личность, презирающая того, кому обязана своим существованием, не сумеет долго сдерживаться в надлежащих границах. Ветвь, оторвавшаеся, отсекшая себя от родного ствола, неминуемо должна засохнуть и пойти на гибельную потребу.

Гонэриль. Будет! Все это довольно глупо.

Эльвени. Дурному человеку и доброта, и мудрость одинаково кажутся дурными; грязи по вкусу одна только грязь. Ну, тигрицы, a не дочери, что-же вы сделали, чего добились? Добрейшего старца-отца, которому даже свирепый медведь стал-бы лизать руки, вы, безчеловечные, чудовищные выродки, довели до умопомешательства. И как мог допустить это добрый мой брать, муж Рэганы, так много обязанный королю? Если небо не поручить невидимым духам обуздывать такие ужасные преступления, люди непременно и в самом скором времени примутся пожирать друт друга, словно чудовища морских пучин.

Гонэриль. Жалкий, глупый трус, y которого вместо печени - сгущенное молоко, щеки y когорого созданы для однех только пощечин, a глаза во лбу - для неумения различить почета оть оскорблений; ты, незнающий, что только глупцам подобает жалеть негодяев, карать которых следует ранее, чем они успели совершить преступление, где твой барабан? Французские знамена уже развеваются в нашей мирной стране; нам отовсюду угрожают украшенные перьями шлемы врагов, a ты сидишь себе да восклицаешь: - "Ах зачем они это делают?"

Эльбени. Посмотри хорошенько на себя, дьявол! Даже и в нем свойственное еыу безобразие не так отвратительно, как в женщине.

Гонэриль. Пустоголовый ты олух и больше ничего!

Эльвени. Ты, чудовищный выродок, стыда ради, прикрывающий лицо свое личиною, носи эту личину всегда, чтобы никто и никогда не мог разглядеть твоего безобразия. Если-бы я позволил своим рукам последовать внушению моего сердца, оне искрошили-бы тебя в куски, сорвали-бы все мясо с твоих костей. Хотя ты и демон, но женский твой образ служит тебе защитою.

Гонэриль. Фу, какое вдруг мужество напало! (Входит гонец).

Эльбани. Что новаго?

Гонец. О, милорд, герцот Корнуэльский умер от раны, нанесенной ему одним из слуг в то время, когда он хотел выколоть Глостэру другой глаз.

Эдьбени. Другой глаз Глостэру?

Гонец. Слугa этот, вскормленный своим господином, уступая чувству сострадания, возстал против такой жестокости, обнажил меч и яростно бросился на герцога. Хотя слуга и был убит тут-же, но все-таки успел нанести своему господину смертельную рану, от которой тот и умер.

Эльбени. Явное доказательство, что на небе есть правосудие, быстро карающее за преступления, совершаемые нами на земле. Но что-же бедный Глостэр? Лишился он и другого глаза?

Гонец. Обоих, государь. Вот письмо от вашей сестры, герцогиня. Оно требует немедленного ответа.

Гонэриль (Про себя). С одной стороны мне это приятно; но сестра теперь вдова, a мой Эдмонд с нею. Вследствие этого здаяие, воздвигнутое моею мечтою, может, пожалуй, рухнуть и раздавить всю остальную мою жизнь. Вот почему с другой стороны эта весть меня тревожить. Прочту и отвечу (Уходит).

Эльбени. Где-же находился сын, когда ослепляли его отца?

Гонец. Он уехал провожать сюда герцогиню.

Эльбени. Его здесь, однако, нет.

Гонец. Действительно, милорд, неть; я встретил его на дороге, когда он возвращался домой.

Эльбени. Знает он об этом злодействе?

Гонец. Знает, государь. Он сам донес на отца и уехал нарочно, чтобы тем двоим без него было удобнее расправиться с стариком.

Эльбени. Глостэр, вся жизнь моя будет направлена на то, чтобы отблагодарить тебя за твою преданность королю и чтобы отмстить за твои глаза. Войдем, любезный, в замок; расскажи мне подробно все, что знаешь еще (Уходят).

СЦЕНА III.

Французский лагерь близ Дувра.

Входят Кент и Рыцарь.

Кент. Не знаетели, что заставило короля Франции так поспешно вернуться домой?

Рыцарь. Он забыл уладить какое-то дело и спохватился об этом только здесь, а дело это - нечто такое важное, что король вынужден был уехать тотчас-же, чтобы уладить его лично.

Кент. Кому-же передал он главное начальство над армией?

Рыцарь. Французскому маршалу Лефэру.

Кент. Какое впечатление произвело на королеву переданное ей вами письмо? Огорчилась-ли она?

Рыцарь. Разумеется. Она взяла письмо, стала при мне его читать, и крупные слезы полились по её щекам. Заметно было, что она подавляет свои непокорные чувства, которые старались взять верх над нею.

Кент. И сильно было её волнение?

Рыцарь. До изступления она не доходила; сильнее в глаза бросалось другое: казалось, будто терпение и грусть спорили в ней о том, кому одержать верх. Вы видали, как в одно и то же время шел дождь, и светило солнце; это красиво, но её улыбка сквозь слезы была еще красивее. Прелестная улыбка, игравшая на сочных её губах, казалось, не ведала, какие гости до сих пор находились в её глазах, с которыми эти гости расставались теперь, как жемчужины с другими драгоценными каменьями. Словом, скорбь сделалась-бы милее радостей, если-бы слезы ко всем шли так, как к ней.

Кент. Что-же она говорила?

Рыцарь. Раз или два, тяжело переводя дух, произнесла она имя отца, словно это имя давило ей сердце, a затем воскликнула:- "О, сестры, сестры, вы позор для женщин! Кент! Отец!.. безжалостные сестры! Как, в такую ночь, в такую бурю!.. Верьте-же после этого, что существует сострадание!" Затем святая влага хлынула из небесных глаз королевы, и она торопливо удалилась, чтобы наедине с собою предаться скорби.

Кент. Сияющия над нами звезды, вы несомненно управляете нашими судьбами; иначе было-бы немыслимо, чтобы между существами, вышедшими из одного и того-же чрева, могла оказаться такая громадная разница! A затем, удалось вам снова поговорить с королевой?

Рыцарь. Нет.

Кент. Было это еще до отъезда короля?

Рыцарь. Нет, уже после.

Кент. Так. Бедный, доведенный до отчаяния Лир в городе. Иногда, в лучшие свои минуты, он начинает понимать, зачем он здесь, но ни за что не соглашаетея увидаться с дочерью.

Рыцарь. Почему-же так?

Кент. Его преследует мучительный стыд. Ta cypoвост, с какою он отказал Кордэлии в благословении и предоставил ее на произвол неведомой судьбы, а священнейшие свои права передал двум другим дочерям, надеденным такими сердцами, как y гиен, служит для него ядовитым упреком, поэтому жгучий стыд не допускаег его увидаться с обиженною дочерью.

Рыцарь. Бедный, бедный король!

Кент. Не слыхали-ли вы чего-нибудь о войсках герцогов Корнуельского и Эльбени?

Рыцарь. Слышал; говорят, они выступили в поход.

Кент. Хорошо, сэр; я провожу вас к вашему властелину, королю Лиру, и оставлю его на ваше попечение. Сам-же я по очень важным причинам вынужден буду скрыться на некоторое время. Когда я достигну желаемого, вы не пожалеете, что удостоили меня своего знакомства. Прошу вас, идемте (Уходят).

СЦЕНА IV.

Там-же. Палатка.

Входят Кордэлия, Врач и Французские Воины.

Кордэлия. Увы, это он; его сейчас видели. Он бушевал, как разъяренное море. Увенчанный горькой дымянкой, куколем, крушиной, омегом, крапивой, словом, всеми сорными травами наших плодоносных нив, он громко распевал песни. Пошлите целую сотню людей; пусть они обыщат каждый клок земли, поросший высокими хлебами, и приведут короля ко мне (Несколько воинов уходят). Могут-ли человеческие знания возвратить ему утраченный рассудок? Если могут, бери все мои драгоцеяности тот, кому это удастся!

Врач. Ваше величество, средство помочь ему есть. Это средство - питающий нас кормилец сон, которого король лишен столько времени. Есть много снадобий, могущих вызвать желанный этот сон; они сомкнут веки, удрученные горем.

Кордэлия. О, все вы, благодатные тайны, все еще неизведанные силы земли, излейтесь вместе с моими слезами! Помогите бедному страдальцу, уврачуйте его горе! Отыщите, отыщите-же его, чтобы несдерживаемое волей изступление не расторгло уз жизни, утратив способность управлять собою (Входит Гонец).

Гонец. Важное известие, государыня! Британское войско идет сюда.

Кордэлия. Это нам уже известно. Мы готовы и ожидаем его. О, безценный мой отец, за тебя только я и вступилась, a великодушный король Франции сжалился над моею тоскою, над моими горючими слезами. Не ненасытное честолюбие заставило нас поднять оружие, a только любовь к нашему престарелому отцу и желание вступиться за его права. О, скоро ли я увижу его, услышу его голос? (Уходят).

СЦЕНА V.

Комната в замке Глостэра.

Входит Рэгана и Осуольд.

Рэгана. Однако, войско нашего брата все таки выступило?

Осуольд. Да, миледи, выступило.

Рэгана. A сам он идет во главе?

Осуольд. Не легко было его уговорпть. Настоящим воителем является не он, a его супруга.

Рэгана. У вас в замке граф Эдмонд не говорил с твоям господином?

Осуольд. Нет, герцогиня, не говорил.

Рэгана. Что-же может говорить сестра в письме своем к нему?

Осуольд. Не знаю, герцогиня.

Рэгaнa. Он уехал по важному делу. Величайшею ошибкой было, выколов графу глаза, оставить его в живых. Где бы ни появился старик, он во всех сердцах станет возбуждать против нас ропот. Я предполагаю, что Эдмонд затем и уехал, чтобы из сострадания к слепому старику совсем с ним покончить, a также поразведать и о неприятеле.

Осуольд. Придется с этим письмом скакать за ним в догоню.

Рэгана. Наше войско выступает завтра. Останься до тъх пор y нас; пути теперь не безопасны.

Осуольд. Не могу, герцогиня. Моя госпожа приказала мне строго-настрого.

Рэгана. О чем писать ей к Эдмонду? Разве ты не мог-бы передать её поручение на словах?.. Вероятно, что-нибудь... Впрочем, сама еще не знаю что. Дай мне прочесть её письмо. Я буду очень тебе благодарна.

Осуольд. Нет, герцогиня, я скорее способен...

Рэгана. Я знаю, твоя госпожа не любит мужа. В этом я убеждена. В последний свой приезд сюда, она бросала на Эдмонда такие странные, такие наглые взгляды. Ты-же её поверенный; это я тоже знаю.

Осуольд. Я, миледи?

Регана. Я говорю не наобум. Я знаю, что ты её поверенный, поэтому советую принять в соображение следующее. Мой муж умер; мы с Эдмондом объяснились, и для него я женщина более подходящая, чем твоя госпожа. Из этого можешь выводить дальнейшее. Если ты отыщешь Эдмонда, прошу, передай ему вот это; a когда госпожа твоя узнает от тебя обо всем, что ты слышал, попроси ее быть благоразумнее. Затем, прощай. Если тебе удастся услыхать о слепом изменнике, знай, что того, кто с ним покончит, ждет большое повышение.

Осуольд. Желал-бы я встретить его, герцогиня; тогда я доказал-бы, на чьей я стороне.

Рэгана. Прощай (Оба уходят).

СЦЕНА VI.

Поле неподалеку от Дувра.

Входят Глостэр и одетый в крестъянское платье Эдгар.

Глостэр. Когда-же я достигну вершины утеса?

Эдгар. Вы уже взбираетесь на него. Чувствуете, как тяжело становится идти?

Глостэр. Мне все кажется, будто мы идем по ровному месту.

Эдгар. Мы взбираемся на страшную крутизну. Прислушайтесь, как шумит море. Слышите?

Глостэр. Нет.

Эдгар. Боль в глазных впадинах, стало быть, ослабила и другия ваши чувства.

Глостэр. Может быть, оно так и есть. Вот мне кажется, будто и твой голос изменился, что ты говоришь лучше, и что речь твоя более не похожа на речь бесноватаго.

Эдгар. Опять ошибаетесь, сэр. Ничто во мне не изменшось, кроме одежды.

Глостэр. Нет, ты стал говорить много лучше.

Эдгар. Сюда, сэр! Воть то самое ыесто. Стойте!.. Ах, какой ужас! Голова идет кругом, когда перед глазами такая страшная глубина! Вороны и воронья, рассекающие пространство между нами и подножием утеса, кажутся не более жуков. На полпути между вершиною и подножием ?теса кто-то висит на веревке и собирает укроп. Какой ужасный промысел! Собирающий весь-то кажется не более своей головы, a рыбаки, расположившиеся y берега, кажутся не более мышат. Большое судно, стоящее y берега, можно принять за его ладью, за едва заметный для глаза поплавок. На такой высоте не слышно даже прибоя, дробящагося о камни, разбросанные на прибрежье. Нет, не могу более смотреть: пожалуй, закружится голова, в глазах помутится; тогда, того и гляди, стремглав полетишь в бездну.

Глостэр. Подведи меня туда, где ты стоишь.

Эдгар. Давайте руку. Теперь вы не более как на расстоянии одного фута от обрыва. За все сокровища мира несогласился-бы прыгнуть вниз.

Глостэр. Вот моярука, вот так-же и другой кошелек, а в нем драгоценный камень, стоющий того, чтобы на него польстился бедняк. Пусть этот камень призоветь на тебя милость богов и волшебниц. Отойди отсюда подальше, простись со мною и дай мне услышать, как удаляются твои шаги.

Эдгар. Прощайте, добрый господин (Притворяется, будто уходит).

Глостэр. От всего сердца желаю тебе счастия.

Эдгар (Про себя). Если я и решаюсь обманывать его, то для его-же спасения.

Глостэр. Всемогущие боги, я добровольно покидаю этот мир. Безропотно перед вашими очами стряхну я с себя великое свое горе. Если-бы, не вступая в борьбу с непобедимою вашею волею, я еще мог выносить свое горе, огарок этой жизни догорел-бы сам собою. Если Эдгар еще жив, наделите его всеми дарами счастия! Ну, любезный, прощай! (Как-бы прыгает в бездну и падает в обморок).

Эдгар. Я ушел, сэр, прощайте! Однако, я не знаю, не может-ли воображение похитить y нас драгоценную жизнь, когда сама жизнь поддается на такое хищение? Если-бы он действительно находился там, где думал, все было-бы покончено и для него самого, и для его мысли (Походит к Глостэру). Послушайте вы, господин, живой или мертвый! Скажите хоть слово. Он, ведь, в самом деле мог бы убиться насмерть... Нет, он приходит в себя... Господин, кто вы такой?

Глостэр. Прочь! Дай мне умереть.

Эдгар. Не будучи ни паутинкой, ни пушинкой, ни дыханием ветра, ты, упав с такой вышины, не мог-бы не разбиться в дребезги, как яичная скорлупа. Но ты, тяжелое тело, еще дышешь, не истекаешь кровью, говоришь и вполне здрав и невредим. Десять корабельных мачт, поставленных одна на другую, не прнравнялись-бы тому пространству, которое ты пролетел стремглав. Жив ты остался каким-то чудом. Но говори, говори еще.

Глостэр. Упал я или нет?

Эдгар. Да, вот с этой меловой скалы. Взгляни на ее вышину. И голосистого жаворонка не было-бы ни видно, ни слышно, если-бы он запел на вершине. Посмотри-ка хорошенько.

Глостэр. Увы, y меня больше нет глаз! Неужто страдание лишено даже желанной возможности покончить с собою? Если-бы несчастный мог своею смертью обмануть злобу этого тирана, насмеяться над его гордой волей, даже это было бы чем-то в роде утешения.

Эдгар. Давай руку! (Помогает ему встать). Вставай! Вот так! Ты стоишь на ногах. Чувствуеш ты под ними землю?

Глостэр. Слишкомь, слишком хорошо чувствую.

Эдгар. Это просто чудо! Скажи, кто разговаривал с тобою на вершине утеса?

Глостэр. Жалкий помешанный нищий.

Эдгар. Я стоял здесь внизу и, насколько мог разглядеть отсюда, его глаза казались двумя полными месяцами, a его нос, неть, тысяча носов, как и рога, крутились и вздымались, словно разъяренные морские волны. Он, как видно по всему, был непременно злой дух, поэтому ты, счастливый старец, будь уверен, что своим спасением обязан милости светлых богов, умеющихь извлекать свою пользу из таких чудес, каких не в силу исполнить смертные.

Глостэр. Припоминаю теперь все и до тех пор стану безропотно переносить страдания, пока не выплачу всех слез и судьба не крикнеть мне: - "Довольно, довольно." Тогда умру с миром. Тот-же, о ком вы сейчас говорили и кого я принимал за человека, беспрестанно упоминал про нечистую силу. Он-то и привел меня на край обрыва.

Эдгар. Успокойся, старик, и будь терпелив. Однако, кто-же это идет сюда еще? (Входит Лир, причудливо увешанный увитый цветами). Здравый смысл никогда не допустил-бы своего господина вырядиться таким странным образом.

Лир. Нет, за то, что я чеканил монету, они ничего не могуть мне сделать! Ведь я король.

Эдгар. Какое щемящее сердце зрелище!

Лир. В этом отношении природа выше искусства. Вот деньги, за которые ты завербовался. Этот малый умеет обращаться с самострелом не лучше, чем воронье пугало:- тебе-бы не стрелком быть, а торгашем, отмеривающим товары! Смотрите, смотрите, мышь! Тише, тише! Куска поджаренного сыра будет достаточно за глаза... Вот моя железная перчатка; я хочу бросить ее в лицо великану... Принесите сюда вороненые копья! Славно ты летаешь, птица! Прямо в силок! Прямо в силок!.. Эй, лозунг!

Эдгар. Душистый маиоран.

Лир. Проходи.

Глостэр. Мне знаком этоть голос.

Лир. А! Гонэриль!-и с белою бородою!.. Они ласкали меня, как собаченку, и говорили, что y меня в бороде ранее появились седые волосы, чем выросли черные.. На все, чтобы я ни говорил, отвечали либо "да", либо "нет"... Из этих "да" и "нет" выходило весьма сомнительное богословие. Воть, когда меня как-то дождь промочил до костей, да насквозь продуло меня ветром, a гром, не внемля моим приказаниям, не унимался, вот тут-то я увидал, что оне такое, узнал их как нельзя лучше! Нет, не госпожи оне своему слову! Уверяли, будто я для них все на свете! Но это ложь! Пусть меня затреплет лихорадка, если не ложь!

Глостэр. Ведь это король! Я отлично помню его голос!

Лир. Да, король! с головы до ног! Смотри, как пристальный мой взгляд заставляет дрожать моих подданных. Я прощаю этого человека и дарю ему жизнь. В чем-же он провинился? В прелюбодеянии! Ты будешь жмть! Можно-ли казнить людей за прелюбодеяние? Конечно, нет! Крапивник балуется с самкой, a маленькая золотистая мушка бесстыдно развратничаеть y меня на глазах. Пусть процветаеть сближение: незаконнорожденный сын Глостэра относится к отцу лучше, чем мои дочери, зачатые на законном ложе. Ну, блуд, делай свое дело, старайся! Мне нужно поболее солдат! Смотрите, вот стоит женщина и скромно улыбается; по лицу её можно подумать, будто y неё между ляшками снег; она изображает из себя строжайшую добродетель и жеманно опускает голову всякий раз, как только заговорят при ней о плотских вожделениях, а между тем ни хорек, ни жеребец не превзойдут её и подобных ей в той необузданности, с какою оне отдаются любострастию. До пояса оне кентавры; ниже пояса - женщины. Верхня часть их тела принадлежит богам; нижняя - дьяволам. Воть тут-то - настоящий ад, мрак, серная пучина, неугасаемый огонь, клокотание, вонь, зараза и, наконец, истощение. Фи, какая мерзость!.. Эй, приятель, торгующий лекарственными снадобьями, дай мне унцию мускуса, чтобы заглушить в своем воображении смрад от всего этого непотребства. Вот тебе и деньги!

Глостэр. О, дай мне облобызать твою руку!

Лир. Нет, дай прежде вытереть ее хорошенько; от неё сильно несет мертвечиной.

Глостэр. Чудесное произведение природы, ты теперь разбито!.. неужто подобный-же конец постигнет и весь необъятный мир?... Узнаете вы меня, государь?

Лиир. Да, я помню твои глаза. Только зачем ты смотришь ими на меня искоса. Напрасный труд, слепой купидон; любить я больше не намерен. Прочти вот этот вызов и обрати внимание, каков почерк.

Глостэр. Если-бы вместо каждой буквы было по солнцу, я и тогда не в состоянии был-бы рассмотреть ни одной.

Эдгар. Когда-бы мне это рассказывали, я-бы не поверил; оказывается - правда, и она надрывает мне сердце.

Лир. Читай.

Глостэр. Как-же читать, когда глазные мои впадины пусты?

Лир. Так вот, как я вижу до чего дошло: y тебя нет ии глаз во лбу, ни денег в кошельке! В таком случае положение твоего зрения так-же увесисто, как легковесен твой кошелек. Видишь, как все идет на свете?

Глостэр. Видеть не вижу, a чувствую.

Лир. Как, сума ты, что-ли, сошел? Человек и без глаз может видеть, как все идет на свете; зрение при этом заменяет ему уши. Смотри, как вон тот судья издевается над этим простоватым воршикой. Слушай, что я скажу тебе на ушко: - заставь их поменяться местами и отгадай, кто вор, a кто судья? Видал ты, как собаки фермера лають на нищаго?

Глостэр. Видал, государь.

Лир. И как бедняга бежит от пса? Вот тебе полнейшее олицетворение власти:- повинуются даже псу, когда он исполняет долг службы. Эй, ты, негодяй - сторож, не давай воли своей кровожадной руке! За что стегаешь ты эту потаскушку? Пори собственную свою спину! Не ты-ли сам совершил с нею грехопадение, за которое бичуешь ее теперь? Ростовщик ведет на виселицу плута. Сквозь дырявые одежды видны даже мелкие пятна на теле, a меховые скрывают даже самые крупные. Одень преступление в золото, и самая крепкая секира правосудия отскочит, даже не поранив его; но одень тоже преступление в рубище, и соломенка карлика пронзит его насквозь. Никто не виноват, говорю я! Никто! Я поднимаюсь на защиту всех. Друг, узнай это от меня, имеющего власть зажимать рот обвинителю. Добудь себе очки и, словно сгнивший государственный муж, притворись, будто видишь то, чего совсем видеть нельзя... Ну, ну, ну! снимай с меня сапоги!.. Ну, тяните сильнее! Вот так.

Эдгар. Какая странная смесь здравого смысла с бессмыслицей; из-за его помешательства сквозит ум.

Лир. Если ты хочешь оплакивать мою судьбу, возьми себе мои глаза. Я узнаю тебя как нельзя лучше; имя твое - Глостер. Но надо вооружиться терпением; все мы с плачем являемся на свете. Ты, ведь, это знаешь. Как только ыы понюхаем свежаго воздуха, как тотчас-же начинаем пищать и крмчать. Слушай внимательно: я буду говорить проповедь для тебя.

Глостер. Какое горе! Какое горе!

Лир. Стоит нам родиться, как мы тотчас начинаем плакать, зачем родились для этих подмостков, выстроенных для дураков... Фу, какая великолепная шапка! Ею можно было-бы подковать всех лошадей в целом отряде конницы.. Я попытаюсь это сделать, потом подстерегу своих зятьев, и тогда смерть им, смерть, смерть! Режьте их. Убивайте, убивайте, убивайте! (Входит Рыцар в сопровождении воинов).

Рыцарь. Вот он; держите его. Государь, ваша дражайшая дочь...

Лир. Неужто никто не вступится? Пленник я теперь, что-ли? Значит, я вечная игрушка в руках судьбы! Обращайтесь со мною хорошенько; за меня вам внесут выкуп. Добудьте мне врача; я ранен в мозг.

Рыцарь. Вам ни в чем не будет отказа.

Лир. У меня нет помощников; я вынужден все делать сам, a это может заставш человека превратиться в соль, из глаз своих сделать садовые лейки и из них прибивать потом осеннюю пыль.

Рыцар. Государь...

Лир. Я умру мужественно, как нарядный жених. Что же, не стану унывать! идемте-же, идем! Ведь я король. Знаете вы это, господа?

Рыцарь. Да, знаем, и будем повиноваться вам, как королю.

Лир. Значит эта старая рухлядь еще жива? Если хотите завладеть ею, догоняйте ее бегом, иначе вы её не догоните. Ну, вперед! (Убегает; за ним воины).

Рыцарь. В таком положении было-бы жаль видеть и последнего рыцаря; но нет слов выразить, как больно за короля! Однако, страдалец, y тебя есть еще дочь; она снимет с тебя проклятие природы, накликанное двумя друтими дочерями.

Эдгар. Желаю здравия, благородный сэр.

Рыцарь. Того-же самого желаю и тебе, приятель. Чте тебе нужно?

Эдгар. Не слыхали-ли вы чего-нибудь о предстоящей битве?

Рыцарь. Что готовитея битва и что она неизбежна, знают все; это не подлежит ни малейшему сомнению. Чтобы слышать о ней, достаточно уметь различать один звук оть другаго.

Эдгар. Сделайте еще милост, сэр, скажите, далеко-ли другое войско?

Рыцарь. Очень близко и стремится сюда с крайнею поспешностью. С минуты на минуту ожяидают прибытия главных сил.

Эдгар. Благодарю вас, сэр. И это все?

Рыцарь. Хотя королева по личному своему делу все еще здесь, войско её уже выступило в поход.

Эдгар. Благодарю вас (Рицарь уходит).

Глостер. О, вечно-милосердые боги, порвите-же нить моего существования; не дозвольте моему злому духу внушить мне снова мысль покончить с собою ранее, чем это угодно будет вам!

Эдгар. Старик, молитва твоя хорошая.

Глостэр. Но сами-то вы, сэр, кто такой?

Эдгар. Бедняк, смиренный ударами судьбы. Собственное изведанное и испытанное горе расположило меня к кроткому состраданию. Дайте руку, я доведу вас до какого-нибудь жилья.

Глостер. Благодарю тебя от души. Да благословит и наградит тебя за это милосердое небо (Входит Осуольд).

Осуольд. Какая счастливая встреча! За твою голову обещана крупная награда; вот эта-то безглазая голова создана для моего возвышения. Припоминай-же скорее все свои грехи, жалкий старый изменник (Обнажает меч). Меч, который должен с тобою покончить, уже обнажен.

Глостэр. Желаю от всей души, чтобы y твоей руки хватило на это сил (Эдгар становится между ними).

Осуольд. Зачем, дерзкий сын черни, решаешься ты защищать явного изменника,голова которого оценена? Вон отсюда! иначе он горькою своею участью заразит и тебя. Оставь руку!

Эдгар. Не оставлю, сэр, если не буду иметь более уважительной причины.

Осуольд. Пусти, холоп, или не сдобровать и тебе.

Эдгар. Идите, господин, своею дорогою, a беднякам дайте идти своею. Если-бы словами меня можно было вычеркнуть из числа живых, это было-бы сделано две недели тому назад. Не смейте-же подходить к старику; иначе я увижу, что крепче: - ваша-ли башка или моя дубина? Объявляю это вам прямо, без всякой утайки.

Осуольд. Прочь, груда навоза!

Эдгар. Если так, я пересчитаю ваши зубы, сэр. Сделайте одолжение, выходите вперед. Я нисколько не боюсь подвигов вашего меча (Дерутся. Эдгар сшибает Осуольда с ног).

Осуольд. Подлый холоп, ты нанес мне смертельный удар. Вот тебе, мерзавец, мой кошелек. Если хочешь вполне воспользоваться своею удачею, зарой где-нибудь мой труп, но ранее достань находящееся при мне письмо и передай его графу Эдмонду Глостэру. Ты отыщешь графа в британском войске.... А, вот она преждевременная смерть! (Умирает).

Эдгар. Знаю я тебя, услужливый негодяй, так усердно потакавший порочным наклонностям своей госпожи, что её развращенная природа не могла желать ничего лучшаго.

Глостэр. Как, он умер?

Эдгар. Присядь, старик, и отдохни. Обыщем его карманы. Письмо, о котором он говорил, может оказаться для меня драгоценным помощником... Он умер, и я жалею только о том, что смерть его произошла от моей, a не от чьей-нибудь другой руки... Посмотрим... Уступай нашим усилиям, мягкий воск, a строгая нравственность пусть не порицает меня черезчур сурово. Прочесть то, что пишут наши враги, значит узнать то, что y них на душе. Их письма бывають более откровенны, чем их сердца (Читает). "Не забывай наших клятв; тебе представится не мало случаев с ним покончить. Стоит тебе только захотет, время и место для этого найдутся. Ничего не сделано, если он возвратится победителем: тогда пленницей окажусь я, и его ложе - моя темница, от отвратительной теплоты которой молю меня избавить. За эту услугу ты займешь его место. Твоя Гонэриль. Хотелось-бы прибавить - твоя жена." Вот оно ничем неприкрытое выражение женских желаний. Она замышляет убить доброго своего мужа и предоставить его место моему брату. Здесь, в этот песок зарою я тебя, несчастная жертва кровожадных прелюбодеев. В свое время эта бумага изумит зрение обреченного на смерть герцога. Счастие его, что я могу разом уведомить его и о твоей смерти, гнусный посредник, и о содержании имевшагося при тебе послания (Уходит, унося труп).

Глостэр. Король не выдержал, сошел с ума. Как-же крепок ненавистный мой рассудок, когда он все еще держится, все еще дает мне сознавать мое горе? Лучше-бы сойти с ума и мне. Тогда бессвязность мыслей заглушила-бы мои страдания, a эти страдания в блуждании воображения потеряли-бы сознание собственного своего существования (Эдгар возвращается. Вдали барабанный бой).

Эдгар. Давайте мне опять вашу руку. Я слышу вдали гром барабанов. Идемте, почтенный старик, я отведу вас к другу (Уходят).

СЦЕНА VII.

К.оролевская палатка во французском лагере.

Лир спит на постели; около него находятся Врачь, Рыцари и разные слуии. Входят Кордэлия и Кент.

Кордэлия. Добрый Кент, научи меня, какь жить, как поступать, чтобы достойным образом отблагодарить тебя за твою преданность? Жизнь моя для этого слишком коротка, и чтобы я ни сделала, все-таки будет мало.

Кент. Государыня, раз услуга оценена, за нее заплачено с избытком. Все, что вы узнали от меня, лишь скромная истина, я ничего не прибавил и не убавил.

Кордэлия. Надень платье побогаче. Этот чрезмерно скромный наряд напоминает слишком тяжелые дни. Прошу тебя, сними его.

Кент. Простите, добрая государыня. Моим целям сильно повредит, если я теперь-же обнаружу, кто я. Как в награду себе прошу, не признавайте меня тем, кто я есть, пока яе настанут более удобные времена.

Кордэлия. Пусть будет по твоему, мой добрый лорд (Врачу). Что король?

Врач. Все еще спит.

Кордэлия. О, милосердые боги, исцелите его тяжкий недуг, вызванный жестокою несправедливостью! приведите в прежнее согласие расстроившиеся и не ладно звучащия чувства этого отца, снова ставшего ребенком!

Врач. Если угодно вашему величеству, мы разбудим его. Он спал достаточно.

Кордэлия. Поступайте так, как найдете нужным и как внушат вам ваши познания. Переодели его?

Врач. Переодели. Пользуясь глубоким его сном, мы сняли с него прежнее платье и заменили другим.

Кент. Находитесь, государыня, тут, когда мы его разбудим. Я убежден, что бушевать он более не станет.

Кордэлия. Хорошо (За сценой музыка). эВрач. Не угодно-ли вам будет стать здесь поближе, a музыка пусть играет громче.

Кордэлия. Ненаглядный отец мой!.. О, врачующая сила природы, сосредоточь все целебные средства на губах моих, чтобы я одннм поцелуем могла избавить его от всех страданий, которым обе сестры мои подвергли почтенную старость.

Кент. Милостивая, дорогая королева!

Кордэлия (Наклоняясь над отцом). Если-бы эти седые пряди волос даже не принадлежали ему, оне в душе y каждого вызвалябы соетрадание. Можно-ли было такое милое лицо подвергать неистовству бушующего ветра, страшным раскатам неумолкавшего грома, скрещиванию сверкавших повсюду молний, заставлять тебя, бедный отверженец, во время ливня бродить по степи с ничем непокрытою головою? Собака моего врага, если-бы она даже укусила меня, в такую ночь спокойно лежала-бы около моего камелька, a ты, бедный мой отец, вынужден был искать убежища среди скотов, забытых самими небесами, и искать покоя на гнилой и жесткой соломе! Остается только удивляться, что вместе с рассудком не лишился ты и жизни! Он просыпается; заговорите с ним.

Врач. Лучше сделать это вам, королева.

Кордэдия. Как ваше здоровье, государь? Как чувствует себя ваше ведичество?

Лир. Не хорошо ты со мною поступаешь, вырывая меня из могилы. Ты, д?ша, призванная к небесному блаженству, тогда как я привязан к огненному кодесу, которое собственные мои слезы превращает в расплавленный свинец.

Кордэлия. Узнаете вы меня, государь?

Лир. Да, узнаю. Ты бесплотный дух. Когда ты умерла?

Кордэдия. Он все еще не приходит в себя.

Врач. Не совсем еще он проснудся. Оставим его в покое еще на минуту.

Лир. Где я был? Где я теперь? Какой чудесный день! Я умер-бы от сострадания, увидав другаго в таком положении, в каком находился я... Не знаю, что и сказать... не решусь даже побожиться, что эти руки действительно мои... Посмотрим... Укол этой булавки я чувствую... Хотелось-бы узнать, в каком именно я положении?

Кордэлия. Вглядитесь в меня, государь, и в виде благословения положите руки мне на голову (Лир падает перед нею на колеги). Нет, государь, вы не должны преклонять колен передо мною.

Лир. Умоляю тебя, не насмехайся надо мной. Я жалкий, глупый, взбалмошный старик. Мне уже восемьдесят лет... даже слишком и ни одним часом не менее... к тому-же я боюсь, что я не совсем в своем уме. Мне чудится, что я должен знать и тебя (указывает на Кента) и вот этого человека, но все-таки сомневаюсь, потому что никак не могу сообразить, где я нахожусь; сколько ни напрягаю память, никак не могу припомнить, чтобы y меня была такая одежда. Не припомню также, где провел я прошедшую ночь. Не насмехайтесь-же надо мною, потому что такъже верно, как то, что я мужчина, я думаю, что ты, прелестная леди, дитя мое, моя Кордэлия.

Кордэлия. Она, отец, она!

Лир. Мокры y тебя глаза? Да, мокры... Умоляю тебя, не плачь! Если y тебя есть для меня яд, давай, я его выпью. Я знаю, ты меня не любишь. Твои сестры, как я припоминаю, обидели меня жестоко. У тебя есть причина не любить, y них-же никакой.

Кордэлия. И y меня тоже никакой, никакой!

Лир. Значит я во Франции?

Кордэлия. Нет, государь, в собственном вашемь королевстве

Врач. Теперь, государыня, можете быть вполне покойны. Целебное средство, как видите, одержало верх над жестоким умоизступлением. Однако, вызывать в памяти то, что он забыл, все-таки еще опасно. Попросите его пройтись с вами и не утруждайте его ничем более, пока он не оправится окончательно.

Кордэлия. Угодно вашему величеству пойти со мною?

Лпр. Будь ко мне снисходительна. Умоляю тебя, забудь все и прости. Я стар и выжил из ума (Уходит е Кopдэлией; за ними врач и свита).

Рыцарь. Правда-ли, сэр, что герцог Корнуэльский убить и при таких странных обстоятельствах?

Кент. Совершенная иравда.

Рыцарь. Кто-же идеть во главе его войска?

Кент. Говорят, побочный сын Глостэра,

Рыцарь. A изгнанный графом законный его сын Эдгард, говорят, вместе с графом Кентом удалился в Германию?

Кент. Мало-ли что говорят! Однако, пора привести себя в оборонительный порядок; британские войска приближаются к нам с величайшею поспешностью.

Рыцарь. По всему видно, что сражение произойдет кровавое. Прощайте, сэр (Уходит).

Кент. Скоро покончатся и мои хлопоты, a хорошо или дурно? это решит исход сражения (Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ;

СЦЕНА I.

Британский лагерь близь Дувра.

С барабанным боем и с распущенными знаменами входят Эдмонд, Рэгана, начальники отрядов и воины.

Эдмонд (одному из начальников). Узнайте, остается герцог при последнем своем решении или придумал что-нибудь совершенво противоположное? Планы его так изменчивы и он так недоверчив к самому себе! Принесите-же нам окончательное его решение (Начальник уходит).

Рэгана. С дворецким сестры непременно случилось что-нибудь недоброе.

Эдмонд. Легко может статься.

Рэгана. Теперь, дорогой мой граф, вам известно все то хорошее, что я для вас придумала. Скажите-же,- но только правду, одну только правду,- любите вы мою сестру?

Эдмонд. Я чувствую к ней уважение, но не любовь.

Рэгана. И никогда не находили дороги к такому месту, куда доступ запрещен каждому, кроме законного супруга?

Эдмонд. В этом отношении вы в полнейшем заблуждении.

Рэгана. Сдается мне, что вы были с нею в связи и притом в связи самой близкой.

Эдмонд. Нет, герцогиня, никогда! Клянусь вам в этом честью.

Рэгана. Я просто ее ненавижу! Дорогой мой государь молю вас, держитесь от неё подальше.

Эдмонд. Не бойтесь; ничего не будет. A вот и она идет сюда с мужем (Входят Эльбени и Гонэриль со свитой).

Гонэриль (про себя). Скорее соглашусь проиграть сражение, чем допущу, чтобы сестра отбила его y меня.

Эльвени. Привет любезнейшей сестре нашей. Сэр, до меня дошли слухи, что король успел присоединиться к младшей своей дочери, a вместе с ним многие другие, недовольные нашими не в меру суровыми порядками, и подняли против нас знамя возстания. Я только тогда отличаюсь настоящим мужеством, когда воюю за правое дело. В настоящем-же случае я только потому согласился взяться за оружие, что французские войска нахлынули на нашу страну, но нисколько не потому, что войска эти держать сторону и короля, и других, - как я боюсь, - имеющих полное основание быть нами недовольными, поэтому грозящих нам оружием.

Эдмонд. Ваши слова, герцог, полны благородства.

Рэгана. Но к чему они?

Гонэриль. Пойдем общими силами против врага, не время разбирать теперь семейные дрязги.

Эльбени. Созовем-же совет из старейших воинов и обсудим, как нам следует поступать.

Эдмонд. Я сию минуту приду в герцогскую палатку.

Рэгана. A ты, сестра, идешь с нами?

Гонэриль. Нет.

Рэгана. Было-бы несравненно приличнее, если-бы ты пошла с нами. Прошу тебя, идем.

Гонэриль (про себя). Понимаю, с каким умыслом это говорится (Громко). Хорошо, иду (Входит переодетый Эдгар).

Эдгар. Если вашей светлости случалось когда -нибудь разговаривать с таким бедняком, как я, умоляю вас выслушать меня.

Эльвени. Ступайте вперед; я вас догоню. (Эдмондь, Рэгана, Гонэриль, начальствующие и свита уходят). Говори.

Эдгар. Ранее, чем вступить в бой, прочтите вот это. Если одержите победу, вызовите трубою того, кто доставил вам послание. Как ни кажусь я ничтожным и жалким, я могу выставить свидетеля рыцаря, который подтвердит все, что здесь сказано. Если-же сражение будет вами проиграно, тогда на этом свете все будет для вас кончено, a в том числе и возможные козни (Уходя). Желаю вам счастия.

Эльвени. Погоди. Дай прочесть письмо.

Эдгар. Не могу; не приказано. Когда придет пора, велите протрубить вызов; тогда явлюсь я снова (Уходит).

Эльбени. Если так, прощай. А письмо я все-таки прочту.

(Эдмонд возвращается).

Эдмонд. Неприятель уже в виду. Отдайте приказ войску тотчас-же строиться в боевой порядок. Вот основанный на самых точных данных перечень действительных наших сил. Вас просят не терять ни одной минуты; величайшая поспешность необходима.

Эльбени. Будьте покойны (Уходит).

Эдмонд. Я поклялся в любви обеим сестрам, и обе так-же мало доверяют одна другой, как способной ужалить ядовитой ехидне. Кого-же мне выбрать? Обеих? Одну из них или ни одной? Если обе будут живы, не удастся вполне воспользоваться ни одною. Выбрать вдову, значило-бы взбесить Гонэриль, довести ее до изступления; a если держаться старшей, цели мои едва-ли осуществимы, пока жив её муж. Во всяком случае необходимо обезпечить за собою её помощь в сражении; когда-же это будет сделано, если ей так уже не терпится избавиться от мужа, пусть избавляется сама, как знает. Что-же касается того милосердия, которое герцог готов проявить относительно Кордэлии и её отца, дай им только попасться к нам в руки, и это милосердие не найдет случая проявиться на деле. Мне-же самому приходится думать только о самозащите, a не тратить попусту время на переговоры (Уходит).

СЦЕНА II.

Равнина между враждающими лагерями.

За сценой гром битвы. Лир, Кордэлия и их войско проходят через сцену сь барабанным боем и с развевающимися знаменами; потом входят Эдгар и Глостэр.

Эдгар. Иди за мной, старик. Сядь и отдохни под этим деревом. Моли богов,чтобы восторжествовало правое дело! Я вернусь к тебе и, надеюсь, с доброю вестью.

Глостэр. Благодать богов да будет твоего спутннцею (Эдгар уходит. Гром битвы усиливается, потом трубят отступление. Эдгар возвращается).

Эдгар. Надо уходить, старик! Давай руку и идем. Корол Лир проиграл сражение. И он, и дочь его в плену. Давай-же руку и идем.

Глостэр. Нет, не пойду больше никуда. Человек можеть сгнить и здесь.

Эдгар. Как? Опять черные мысди? Не по своей воле является человек в этот мир; не может он и уйти из него своевольно. Все дело в том, чтобы быть готовым к смерти. Идем-же.

Глостэр. Да, это правда (Уходят).

СЦЕНА III.

Британский лагерь близь Дувра.

С барабанным боем и с распущенными знаменами входит торжествующий Эдмонд. Затем ведут пленных: Лира и Кордэлию, за которыми следуют военачальники и войско.

Эдмонд (воинам). Уведите их и смотрите за ннми неусыпно, пока имеющие власть их судить не вынесуть своего решения.

Кордэлия. Мы не первые при самых лучших намерениях подвергаемся самой печальной доле. Скорблю я только о тебе, угнетаемый, обездоленный король; без тебя я сумела-бы посмеяться над насмешками обманчивой фортуны. Увидим-ли тех двух, то-есть, моих сестер, a твоих дочерей?

Лир. Нет, нет, неть! Идем лучше скорее в тюрьму. Там, наедине друг с другом, мы станем распевать, как птички в клетке. Если ты попросишь y меня благословения, я упаду перед тобою на колени и буду просить прощения y тебя! Так-то потечет наша жизнь среди молитв и песен. Мы станем рассказывать друг другу старые были, улыбаться, глядя на золотистых бабочек, и слушать, как бедняки передают один другому придворные новости. Мы не погнушаемся разговориться с этими бедняками и узнаем от них, кто при дворе выигрывает, кто проигрывает, чье благополучие идет в гору и чье понижается, a мы, словно соглядатаи всеведующих богов, станем объяснять себе таинственный смысл событий. Да, в четырех стенах темницы мы заживем мирно, и не будет нам никакого дела до ухищрений и козней сильных мира, так неизменно сменяющихся одни другими, как, послушные месяцу, приливы и отливы.

Эдмонд. Уведите их.

Лир. Подобных жертв, моя Кордэлия, сами боги осыпають ладоном (Обнимает ее). Вот ты возвращена мне, дорогая. Если кто вздумает разлучить нас, пусть тот принесет огня с неба и выкурит нас, как лисиц из их нор. Утри-же слезы. Скорее удастся проказе сгноить их кожу и мясо, чем сами они заставят нас плакать.Прежде, чем достигнуть этого, они сами подохнут с голода. Мы это еще увидим. Идем-же (Уходит с Кордэлией; за ними стража).

Эдмонд (одному из начальствующизс). Капитан, подойтите ближе и слушайте (Передает ему бумаиу). Вот вам письмо. Вы и так уже обязаны мне повышением, a толковым исполнением того, что здесь сказано, вы проложите себе дорогу к еще более блестящему будущему. Каково время, таковы и люди; помните это твердо. Мечу не пристала чрезмерно нежная чувствительность. Возлагаемое на вас поручение не терпят ни возражений, ни отлагатедьств. Ответьте только: "исполню", или ищите счастия в другом месте.

К апитан. Все будеть исполнено, милорд.

Эдмонд. Итак,скорее к делу. Я только тогда вздохну вполне свободно, когда оно будет исполнено. Затем, повторяю, пусть тотчас-же будет так поступлено, как сказано здесь.

Капитан. Не могу я ни телеги возить, ни есть высушенного овса, но все, что в силах сделать человек, будет сделано (Уходит; при звукахь труб появляются Эльбени, Гонэриль, Рэгана, начальствующие и воины).

Эльбени (Эдмонду). Сэр, вы сегодня выказали много храбрости, да и счастие благоприятствовало вам. Главные виновники настоящей войны y вас в плену. Мы требуем от вас их выдачи, чтобы поступить с ними согласно тому, что мы найдем справедливым и необходимым для нашей безопасности.

Эдмонд. Герцог, я счел за лучшее под верной охраной отправить жалкого, дряхлаго короля в одно из мест заключения. Его годы, a еще более его сан имеют власть привлекать к нему сердца простолюдинов, и нами-же набранные копья могут впоследствии обратить свое острие против нас-же самих, повелевающих ими. По той-же самой причине отправил я с ним и королеву Франции. Завтра, или когда вам будет угодно, они предстанут перед ваш суд, где-бы вы его ни назначили. Теперь-же все мы залиты потом и кровью; друг лишился лучшего друга. Даже самые битвы вызывают проклятия тех, кто на себе испытал их жестокость. Суд над Кордэлией и её отцом требует более подходящего места.

Эльбени. С вашего позволения, сэр, я замечу вам, что в сегодняшней битве вы участвовали только, как подданннй, но нисколько не как равный нам брат.

Рэгана. Именно возведением в этот сан мы и намерены его наградить. Я думаю, прежде чем заводить об этом речь, вам следовало-бы узнать, чего желаем мы. Он шел во главе нашего войска, был облечен нашею властью, был нашим вождем, a это, разумеется, могло поставить его на одну высоту с вами и дать ему право называться вашим братом.

Гонэриль. Поменьше горячности! Собственные его доблести дают ему более прав на повышение, чем твое покровительство.

Рэгана. Облеченный моим доверием, он стал равным самым высокопоставленным лицам.

Гонэриль. Это самое большее, что ты могла-бы сказать, если-бы он уже был твоим мужем.

Рэгана. Шутки нередко являются пророчествами.

Гонэриль. Как видно, глаз, сказавший тебе это, немного косил.

Рэгана. Герцогиня, я чувствую себя нехорошо; мой желудок как будто переполнен; иначе я сумела-бы ответпть вам как следует, Глостэр, бери себе мои войска, моих пленников, все, чем я владею! Распоряжайся ими, как и мною. Я покоряюсь тебе. Весь мир свидетель, что я провозглашаю тебя своим мужем и повелителем!

Гонэриль. И ты в самом деле думаешь стать его женой?

Эльбени. Не в твоей власти этому помешать.

Эдмонд. Да и не в вашей, герцог.

Эльвени. В моей, полукровный ублюдок!

Рэгана. Вели бить в барабаны и докажи всем, что моя власть y тебя в руках.

Эльвени. Постой и выслушай, Эдмонд, почему, я беру тебя под стражу, как государственного изменника, a вместе с тобою (указывая на Гонэриль) и эту, сияющую злом, змею (Рэгане). Ради выгод жены, я вынужден возстать против ваших намерений; она-же ранее вступила в тайный брачный союз с этим полуграфом, поэтому я и возстаю против преждевременного оглашения будущей вашей помолвки. Если хотите, выходите за меня, так-как жена моя уже сосватана.

Гонэриль. Что за шутовство?

Эльбени. Ты вооружен, Глостэр. Вели-же трубить. Если не явится никто, чтобы уличить тебя в многократных твоих изменах и в гнусных злодеяниях, обвинителем твоим явлюсь я сам и вот тебе задаток (Бросает ему перчатку). Пусть ни одна кроха не попадет мне в рот, пока я не докажу, что ты именно то, чем я тебя провозглашаю.

Рэгана. Ох, как мне дурно, как дурно!

Гонэриль (Про себя). Если-бы не так, я потеряла-бы веру в силу яда.

Эдмонд (Тоже бросая перчатку). Вот вам в обмен и моя перчатка. Кто-бы ни назвал меня подлецом,- сам подлец и бездельник! Пусть трубы вызывают желающих уличить меня. Кто-бы ни вышел на их зов, я и на тебе, и на ком угодно докажу правоту своей чести!

Эльбени. Эй, трубы!

Эдмонд. Да, трубы и герольды, скорей!

Эльбени. Полагайся теперь только на собственные свои силы, так-как войско твое, всецело набранное от моего имени, уже распущено.

Регана. A мое нездоровье становится все сильнее и сильнее.

Эльбени. Ей дурно, проводите ее в мою палатку (Рэгану уводят; входит герольд). Сюда, герольд. Вели трубить и во всеуслышание прочти вот это.

Капитан. Трубите (Трубят).

Герольд (Читает). "Если в рядах наших найдется кто-нибудь подходящего положения и звания, готовый уличить Эдмонда, называющего себя теперь графом Глостэром, в многочисленных изменах и злодеяниях, пусть является на наш зов. Глостер готов защищаться."

Эдмонд. Трубите-же (Трубят в первый раз).

Герольд. Еще (Трубят во второй) и еще! (Трубят в третий. За сценой слышен ответный звук трубы).

Входит вооруженный Эдгар с опущенпым забралом; впереди идет трубачь.

Эльбени (Герольду). Спроси, что ему нужно и зачем он пришел на призыв нашей трубы.

Герольд. Кто ты такой? Имя твое и звание? Зачем. явился ты на зов трубы.

Эдгар. Знай, имя мое погибло. Оно изорвано в клочки, изгрызено в конец зубом измены. Но в тоже время знай, что я настолько-же знатен, как и тот мой противник, с кем я пришел сразиться.

Эльбени. Кто-же этот противник?

Эдгар. Кто из присутствующих хочет сказать хоть слово в защиту графа Эдмонда Глостэра?

Эдмонд. Он сам. Что скажешь ты ему?

Эдгар. Обнажи меч, чтобы на тот случай, если речь моя оскорбит благородное твое сердце, твоя рука могла отмстить за это. Мой меч наголо! Слушай! Пользуясь своим правом, предоставленным мне моею честью, совестью, данным обетом и моим званием, я, несмотря на твою силу, молодость, на имя твое, ловкость и положение, несмотря на твой победоносный меч и на вновь испеченное счастие, на храбрость твою и отвагу, все таки бросаю тебе упрек в гнусных вероломствах. Ты изменник против богов, против отца, против брата; ты питал злые умыслы даже против этого могучаго герцога! Да, я провозглашаю, что ты изменник от маковки до подошв, до той пыли, которую ты топчешь; что на тебе более отвратительных пятен, чем на спине y отвратительнейшей жабы. Если ты скажешь, что это неправда, моя рука, при помощи этого меча, будет вынуждена доказать твоему горлу, к которому я теперь обращаюсь, что оно лжет!

Эдмонд. Было-бы, пожалуй, благоразумно узнать прежде всего твое имя, но у тебя такая красивая воинственная наружность, а по речи твоей заметно, что ты человек воспитанный, поэтому я поступаюсь, пренебрегаю всем, на чем-бы моо настаивать по законам рыцарства! Пусть все взводимые тобою на меня обвинения в вероломстве падут на твою-же голову, a гнусная твоя, адски гнусная ложь камнем ляжет на твое сердце. Однако, так-как мои опровержения до сих пор только скользили по тебе, совсем тебя не задевая, мой меч туда проложит им дорогу, где им суждено остаться навеки! Эй, трубы! (Трубы гремят; братья сражаются, Эдмонд падает).

Эльбени. Не убивай его, не убивай!

Гонэриль. Глостэр, все это гнусная западня! По законам поединков, ты нисколько не был обязан отвечать на вызов неизвестной личности. Ты не побежден, a обмануть и предан!

Эльбени. Замолчи, или я заткну тебе рот вот этою бумагою. Взгляни, Глостэр, на это письмо; взгляни на него и ты, гнусная тварь, для которой вполне подходящего названия не найдется на человеческом языке! (Гонэрили, стремящейся вырвать письмо). Руки прочь, миледи! Вижу, что письмо тебе знакомо (Бросает его Эдмонду).

Гонэриль. Что-жь, если и знакомо? Законы в моем распоряжении, а не в твоем! Кто посмеет требовать y меня отчета в моих поступках? (Уходит в сильном гневе).

Эльбени. О, чудовищнейшая тварь! A тебе это письмо знакомо?

Эдмонд. Не спрашивайте меня об этом.

Эльбени. Она в таком бешенстве. Ступайте и присматривайте за нвю (Один из военачальников уходит).

Эдмонд. Я не только виноват во всем, в чем ты меня обвинял, но даже в большем, в несравненно большем, a в чем именно?-покажет время. Все это уже покончено, как покончена и моя жизнь. Но кто ты, имеющий передо мною столько преимуществ? Если ты благородного происхождения, я тебе прощаю.

Эдгар. Я не хочу оставаться в долгу. поменяемся милосердием. По рождению я не менее благороден, чем ты, и чем благороднее я, тем ужаснее зло, сделанное мне тобою (Поднимает забрало). Я Эдгар, сын твоего отца. Великие боги карают нас при помощи любимейших наших пороков. Бедному нашему отцу за темное и греховное твое зачатие пришлось поплатиться глазами.

Эднонд. Да, так. Все, что ты сказал, истинная правда. Колесо совершило полный оборот и довело меня вот до чего.

Эльбени. (Эдгару). По одной твоей походке я уже готов был предположить, что ты чуть-ли не царственного происхождения. Дай мне тебя обнять! Пусть неутешное горе растерзает мое сердце, есля я когда-либо питал ненависть против тебя или против твоего отца.

Эдгар. Я это знаю, великодушный герцог.

Эльбени. Где-же ты скрывался? Когда узнал ты о несчастии, постигшем твоего отца?

Эдгар. Государь, я все время ухаживал за бедным отцом. Выслушайте не длинный рассказ, и когда он будет окончен, пусть сердце мое разорвется. Чтобы уйти от кровавого приговора, преследовавшего меня по пятам,- о, как должны быть могучи чары жизни, когда скорее бываешь готов ежеминутно переносить все муки смерти, чем разом и навсегда отдаться в её руки!- я придумал нарядиться в рубище бесноватого нищего и принять такой образ, какого погнушался бы даже последний негодяй! В таком-то виде встретился я с опустевшими глазными впадинами отца, с кровавою оправою, только-что лишившеюся драгоценных своих каменьев... Я сделался его проводником, всюду водил его с собою, просил для него милостыню и спас его от отчаяния, все время скрывая от него, кто я. На такой обман вынуждала меня необходимость. Только каких-нибудь полчаса тому назад, когда я вооружался, я, хоть и надеялся на успех, но, далеко в нем неуверенный, попросил y него благословения и рассказал про все свои скитания. Его удрученное, надорванное горем сердце не выдержало борьбы двух таких сильных чувств, как горе и радость. Оно разбилось, и старик-отец скончался с улыбкой на устах.

Эдмонд. Твой рассказ тронул меня до глубины души; он, может быть, принесет мне даже пользу. Однако, продолжай: судя по твоему лицу, мне сдается, что y тебя осталось еще кое-что поразсказать.

Эльбени. Если еще что-нибудь более грустное, не рассказывай. Уже и от того, что мне пришдось выслушать, я готов залиться слезами.

Эдгар. Тому, кто не любит тяжелых ощущений, то, что остается досказать, может показаться горше всего предыдущаго; оно доводит страдание до крайних его пределов. Межь тем, как я горько рыдал над умершим отцом, ко мне подошел человек, который, встречая меня в грязном моем рубище, избегал даже подходить ко мне близко; но тут, узнав, кто этот бесноватый, он бросился ко мне на шею, крепко-крепко обнял меня и зарыдал так сильно, что, казалось, само небо готово было прорваться от этих рыданий. Затем, он упал на труп отца и рассказал мне о Лире и о самом себе такую щемящую душу повесть, какой вовеки не слыхивало человеческое ухо. Чем дальше шел его рассказ, тем сильнее возрастала его скорбь; а жизненные его струны начинали порываться. Тут раздался второй возглас трубы, и я ушел, оставив его почти в безчувственном состоянии.

Эльбени. Кто-же этот человек?

Эдгар. Кент, государь, несчастный, изгнанный Кент. Переодетый, он всюду следовал за негодующим королем и исподнял такую должность, какой погнушался бы последний раб!

Выбегает рыцар; в руках y него окровавленный кинжал.

Рыцарь. Помогите, помогите, о, помогите!

Эдгар. Какойже помощи просишь ты?

Эльбени. Говори!

Эдгар. Что значит окровавленный этот кинжал?

Рыцарь. Кровь на нем еще горяча; она еще дымится. Он вынут прямо из её сердца! Она умерла!

Эльбени. Да говори, кто-же?

Рыцарь. Ваша супруга, герцог, ваша супруга! Она созналась в том, что отравила сестру.

Эдмонд. Я считался женихом обеих; вот теперь все трое повенчались разом.

Эльбени. Живы-ли оне еще или уже умерли, несите их сюда. Такой грозный суд небес заставляет содрагаться, но не возбуждает в них сострадания к умершим! (Рыцарь уходит).

Появляется Кент.

Эдгар. Вот и Кент.

Эдьвени. Как, это он? Благородный Кент, время и обстоятельства не позволяют нам приветствовать тебя как-бы должно.

Кент. Я пришел пожелать покойной ночи моему королю и повелителю. Разве его здесь нет?

Эльбени. О главном-то мы и забыли. Отвечай, Эдмонд, где король, где Кордэлия? (Вносят трупы Гонэрили и Рэганы). Видишь это, Кент?

Кент. Милостивые боги, что-же это такое?

Эдмонд. Это значить, что Эдмонд был любим. Из-за него одна сестра отравила другую, a потом покончила с собою.

Эльвени. Это правда. Закройте им лица.

Эдмонд. Я и сам едва жив, поэтому хочу, несмотря на прирожденный мне злой нрав, сделать хоть одно доброе дело. Скорее, насколько возможно скорее пойдите в замок и скажите, что я отменяю свой приговор насчет Лира и Кордэлии. Поторопитесь, чтобы не опоздать.

Эльбени (Эдгару). О, беги, беги скорее.

Эдгар. К кому-же, государь? Кому отдан приказ? Дайте хоть что-нибудь в доказательство, что приказ действительно отменяется.

Эдмонд. Хорошо, что вспомнил вовремя. Вот мой меч; отдай его капитану.

Эльбени. Спеш! Заклинаю тебя твоею жизнью! (Эдгар уходит).

Эдмонд. Этому капитану, по приказанию твоей жены и моему предписанию, велено было повесить Кордэлию в темнице, a насильственную смерть её приписать отчаянию.

Эльбени. О, боги, примите ее под свою защиту (Указывая на Эдмонда). Унесите его отсюда (Эдмонда уносят).

Входит Лир с мертвою Кордэлиею на рукахь; за ним другие; в том числе Эдгарь.

Лир. О, войте, войте, надрывайтесь от воя! Вы, доджно быть, каменные! Имей я ваши глаза и языки, я так пустил-бы их в ход, что треснул-бы самый свод небесный! Она скончалась, замолкла навсегда! Я умею различать, кто умер, a кто еще жив... a она вот мертва, мертва, как земля! Подайте мне зеркало. Если, гладкая его поверхность потускнеет от её дыхания, значить, она еще жива.

Кент. Это возвещает, что настает конец мира.

Эдгар. Нет, это образчик его ужасов.

Эльвени. Надо ложиться и умирать.

Лир. Пух колебдется от её дыхания! Она еще жива! О одно это вознаградить меня за все испытанные мною страдания!

Кент (Становяс на колени). Добрейший мой государь!

Лир. Прошу тебя, уйди.

Эдгар. Вед это благородный Кент, испытанный ваш слуга.

Лир. Проклятие всем вам! Все вы убийцы, все предатели! Ее можно было спасти, a она все-таки умерла, умерла! Кордэлия, повремени немного!.. А? Что ты сказала? Голос её всегда был мягок, нежен и тих, a это большое достоинство в женщине. Я убил удавившего тебя раба.

Капитан. Да, он действительно его убил.

Лир. Ведь так, друг, убил? Было время, когда мой добрый и верный меч заставлял всех трепетать; но теперь я стар, и все старческие немощи окончательно добивають меня. Кто вы такие? Глаза мои не из лучших, поэтому объявите сами, кто вы, или я выскажу это за вас.

Кент. Если есть два человека, могущие похвалиться тем, что насладились дарами природы и были их лишены, два эти человека стоят теперь лицом к лицу.

Лвр. Понимаю с трудом. Ты не Кент-ли?

Кент. Да, он, верный слуга ваш Кент. A где-же ваш прислужник Кай?

Лир. Хороший он был человек, умел и наносить удары, и защищаться от них. Он умер и теперь уже сгнил.

Кент. Нет, государь, он жив и человек этот я.

Лир. A вот сейчас увидим.

Кент. Не я-ли тот, кто с первых превратностей вашей судьбы шел с вами одною печальною дорогой?

Лир. Очень тебе рад.

Кент. Не можете вы, государь, быть рады ни ыне, ни кому-бы то ни было. На свете все безрадостно, мрачно и мертво. Старшие ваши дочери сами погубили себя; обе умерли с отчаянья.

Лир. Да, хорошо, хорошо!

Эльбени. Он сам не знает, что говорит, и мы напрасно к нему пристаем.

Эдгар. Совершенно напрасно.

Входит капитан.

Капитан. Ваше Высочество, Эдмонд умер.

Эльбени. Теперь это уже неважно. Благородные лорды и друзья наши, узнайте дальнейшее наше намерение. Будет сделано все, что хоть сколько-нибудь в состоянии заставить забыть о великом этом несчастии. Что-же касается нас лично, мы на время, пока будет жив царственный старец, снова передаем ему в руки неограниченную власть (Кенту и Эдгару). Вам-же мы возвращаем все ваши права, с прибавлением новых почестей, которых вы за свою доблесть достойны вполне. Никто не будет забыт:- друзья за добродетель получат достойную награду, a врагам придется до дна осушить чашу бед... О, смотрите, смотрите!

Лир. Бедного моего шута тоже повесили! Нет, нет, не надо мне жизни! Зачем живут собака, лошадь, крыса, a ты, моя ненаглядная, совсем перестала дышать? Ты уже никогда не вернешься снова к жизни, никогда, никогда, никогда! Прошу вас, расстегните вот эту пуговицу. Так, хорошо, благодарю вас, сэр. Видите вы это? О, посмотрите на нее, посмотрите:- её уста... смотрите, смотрите (Умирает).

Эдгар. Ему дурно! Государь! Государь!

Кент. Разбейся, мое сердце, молю тебя, разбейся!

Эдгар. Взгляните, государь.

Эльбени. Не тревож его духа. Пусть отойдет с миром. Плохую услугу оказал-бы ему тот, кто хоть одну лишнюю минуту заставил-бы его выносить мучительную пытку жизни.

Эдгар. Да, он в самом деле скончался.

Кент. Удивительно, как он мог так долго выносить страдания! Это было захватом собственной жизни.

Эльбени. Унесите их всех отсюда. Теперь общее горе должно быт первою нашею заботой (Кенту и Эдгару). Друзья души моей, возьмите в свои руки бразды правления и поддержите наше пошатнувшееся государство.

Кент. Государь, я должен отправиться в дальний путь. Мой властелин зовет меня, и я обязан ему повиноваться.

Эльвени. Приходится выносить иго текущих, печальных времен и высказывать то, что на душе, a не то, чтобы следовало. На долю тех, кто были старше других, выпали самые тяжкие страдания; нам, более молодым, не вынести столько, сколько вынесли они и не жить так долго (Все уходят при звуках траурного марша).

ПРИМЕЧАНИЯ.

КОРОЛЬ ЛИР.

Стр. 99. История короля Лира - в том, что касается её морального фундамента, нашла себе место, уже до Шекспира, в нескольких произведениях как повествовательного, так и драматического характера. Но главным источником, из которого Шекспир заимствовал существенные внешния подробности, считают обыкновенно "Историю Англии" Голиншеда, давшую нашему драматургу материал и для некоторых других его трагедий. У Голнишеда Лир управлял Британиею в 3105 г. от сотворения мира, одновременио с царствованием Иакова в Иудее. Трех дочерей своих - Гонэриль, Рэгану и Корделию, он любит очеяь нежно (больше-же всех - Корделию) и, достигши глубокой старости, решает отдать престол свой той из них, которая окажется наиболее любящей отца. Происходит допрос, (как y Шекспира), после которого Лир выдает старшую дочь за герцога Корнуэльского, вторую - за герцога Элбени и отдает им теперь-же половину своего королевства, с тем, чтобы после его смерти к ним перешла и вторая половина; на долю же Корделии не достается ничего, что не мешает ей скоро выдти за нороля Галлии (Франции) Аганиппа. Скоро обнаружившиеся неблагодаряость и злоба Гонерили и Рэганы доходят мало по малу до такой степени, что заставляют Лира бежать в Галлию, чтобы найти душевное утешение y Корделии и фактическую помощь - y её мужа. Аганипп снаряжает войско и флот и вместе с женою и Лиром отправляется в Британию, там одерживает победу над обоими зятьями Лира, его же самого возстановляет на престоле, на котором тот и остается до своей смерти. Ему наследует Корделия, но после смерти её мужа, два её племянника, сыновья сестер, возстают против неё войной, берут ее в плен и заключают в тюрьму, где она лишает себя жизни.- Один из новейших изследователей и издателей Шекспира, Фернесс (Furness), доказывает, что главным источником для "Короля Лира" дослужила не хроника Голиншеда, a появившаеся в 1605 г. пьеса "Трагическая история Короля Лира и трех его дочерей",- и мнение свое он потверждает доводами, из коих иные не выдерживают строгой научной критики, другие - довольно вески. Не останавливаясь здесь на них, сообщим только в нескольких словах содержание этой, бесспорно любопытной по своим подробностям, отдельным сценам, пьесы. У Лира и здесь три дочери- Гонериль, Рэгана и Корделия, из которых две первые ненавидят младшую, как любимицу отца. По совету одного из своих придворных, он подвергает испытанию дочернюю любовь всех трех, слышит горячия уверения Гонерили и Рэганы, возмущается видимою холодностью Корделии, которая заявляет, что "ея язык никогда не упражнялся в лести", и разделяет свое государство поровну между двумя старшими дочерьми, которые скоро выходят за королей Корнуэльского и Кембрийскаго; Корделию же берет в жены прельстившийся её красотой и нравственными достоинствами король Галлии, приехавший в Британию под видом пиллигрима. Вслед за тем начинаются враждебные действия Рэганы и Гонерили против отца, доводящия его до нравственного изнеможенья, в котором он говорит: "я не более, как тень самого себя". Рэгана, нанимает даже убийцу, чтоб умертвить Лира и его постоянного спутника, Периллуса. Простая случайность мешает осуществленью этого плана, но нанятый убийца открывает Лиру, что все это - дело его дочерей, и старик король бежит в Галлию. Муж Корделии вследствие этого идет с войском в Британию, обращает владетелей Корнуалиса и Камбрии в бегство и возстановляет Лира на престоле. Заметим еще, что эпизод с Глостером Шекспир заимствовал из пользовавшагося в ту пору большою славою романа Сиднеё "Аркадия". Время сочинения траг. "Король Лир" с полной достоверностью относят к 1603-1606 г.; в печати, с именем автора, она появилась в первый раз в конце 1607 г. под заглавием "История Короля Лира", причем объяснено, что на сцену ее поставили уже за год до того. Очень любопытно заглавие трагедии во 2-м её издании (в 1608 г.); "Вильям Шекспир. Его верная хроника-история о жизни и смерти короля Лира и о его трех дочерях, - вместе с несчастною жизнью Эдгара, сына и наследника графа Глостера, и его печальным и притворным состоянием Тома из Бедлама" (Бедлам, как известно - лондонский дом умалишенных).

Стр. 101. По Голиншеду, часть Британии получила назваяие Эльбонии вследствие того, что она досталась во владение принцу королевского дома Албанактусу.

Ctp. 102. Вводя на сцену короля французского и бургундского герцога, Шекспир таким образом переносит время действия трагедии в ту эпоху, после Карла В., когда Франция и Бургундия сделались отдельными государствами.

Стр. 103. Странным кажется, что вино (т. е. виноградники) Шекспир делает принадлежностью Франции, на долю Бургундии отводя молоко (т. е. настбища), тогда как известно, что именно Бургундия славилась всегда и славится своим вином. Объясняют это предположением, что Ш-р в настоящем случае под Бургундией понимал богатую пастбищами южную Бельгию, составлявшую до смерти Карла Смелаго часть Бургундии.

Стр. 104. Клятва Лира сообразна с религиозными верованиями британцев в пору язычества, которые он воспроизводил здесь. Так они поклонялись "Ночи", как божеству, храм Гекаты (собственно Дианы) некогда существовал в Лондоне, Аполлон и Юпитер,- которых призывает Лир несколько ниже - находидись в числе друидических богов.

Стр. 104. Геката - y римлян и греков первоначально таинственное и могущественное божество, потом - богпня ночных привидений, призрачных ужасов и т. п.; также богиня лунного свеьа (отчего ее и отождествляли с Дианой, богиней луны.- См. предыдущее примечание).

Стр. 104. Влияние плане на жизнь человека составляло одно из самых распространенных верований.

Стр. 104. О жестокостях древних скифов составлялясь целые легенды, и свирепость их вошла даже в пословнцу y римлян.

Сир. 104. Думают, что это фигуральное выражение о драконе и его бешенстве III-р влагает в уста Лира, имея в виду, что на Лире, по обычаю того времени, был шлем, на верху которого помеящен золотой дракон.

Стр. 104. На основании того, что Лир отдает зятьям "coronet" (маленькая корона) и что в другой трагедии (имежно "Буря") Ш-р делает различие между "coronet" и "crown" (корона), некоторые авторитетные коментаторы думают, что Лир удерживает себе настоящую, королевскую корону, a зятьям вручает маленькую, герцогскую.

Стр. 109. В обращении Эдмонда к "природе", как к своему "божеству", иные коментаторы видят намек на распространившийся во время Шекспира в Англии атеизм; другие - гораздо основательнее и проще - усматривают здесь указание на незаконнорожденность Эдмонда, который, смотря на себя, как на "сына по природе" (незаконнорожденный по-английски - natural son, как по-французски - fils naturel), должен и следовать только природе, не делающсй никакого различия между законностью и незаконностью рождения. Оттого он в следующей фразе и противопоставляет "природе" "обычай".

Стр. 112. Читая монолог Глостера о действии затмений, надо иметь в виду современную Ш-y глубокую веру в астрологию - даже y самых просвещенных людей.

Стр. 113. "Как развязка в древней комедии" - т. е. в самую надлежащую минуту, как нельзя более кстати.

Стр. 116. Во время Елисаветы, при ненависти к католикам, составилась поговорка: "Он честный человек и не ест рыбы" т. е., он не враг английского правительства и протестант, ибо употреблеяие в пищу рыбы, от которой строго воздержавались английские протестанты, считалось несомненным признаком принадлежности к католичеству.

Стр. 119. В этих словах шута ("Если-бы она всецело была укреплена за мною" и т. д.) - сатирический намек Шексппра на тогдашния злоупотребления монополиями и на продажность сановников, получавших взятки за раздачу патентов.

Стр. 121. "Пустой стручок" - в том смысле, что оболочка короля сохранилась, но все существенные аттрибуты королевской власти уничтожились.

Стр. 121. Слова шута "Так погасла свеча" и т. д. составляют отрывок старой песни; их смысл, как поговорки, был тот, что когда человек лишается всего, его ложные друзья тотчас же расстаются с ним. Шут поэтому мог совершенно разумно применить их к судьбе Лира.

Стр. 121.!!!!!! "Ang I Ио?е thec" - припев старой песни.

Стр. 125. Лир посылает письмо не к Глостеру, a в город Глостэр, где живут его дочери; - оттого несколькими строками ниже: "я буду там прежде вас". Таким образом нет и неправдоподобности в вечернем визите Рэганы и Гонерили Глостеру (2-е д., сц. 4-я), замок которого, по обычаю того времени, мог находиться около города и дать этому последнему свое название.

Стр. 126. "Семь звезд"- или Плеяды, или Болшая Медведица.

Стр. 126. Последния слова шута, заканчивающия 1-е действие, были, как полагают коментаторы, вставлены в пьесу каким-нибудь актером (что случалось нередко) и адресовались к сидевшим в театре зрительницам.

Стр. 129. Очень любопытно - какой способ снимания портретов многими оттисками существовал во время Шекспира,- как надо заключать из слов Глостера?

Стр. 130. На счет Липсберийской овчарни (Lipsbury plnfold) были саыые разнообразные толкования: одни принимали это Lipsbury за название деревни (хотя не знали, где она находилась), другие видели в этом испорченное слово и т. п. Наиболее основательной представляется догадка, что этот "загон" или забор ничто иное, как губы, которые служат забором y зубов - (lips - по-английски зубы), a окончание bury прибавлено для того, чтоб сделать из lips прилагателноое: подобные названия местностей, на самом деле никогда не существовавших (имеющия таким образом переносный смыси), часто встречаются в английских фразах с характером пословицы и поговорки,- и таким образом Шекспир мог очень легко сочинить свой "Lipsbury pinfold" в этом духе. (В русском языке можно тоже найти нечто подобное, например, народное выражение "заехать в волосное правление" в смысле - вцепиться в волосы;- a что касается данного шеспировского выражепия, то и y Гомера есть "ограда зубов").

Стр. 131. Почему Кент называет Осуольда "трехкафтанным" (three suited) - трудно объяснить. За упрек в бедности эти слова принять нельзя, потому что в 4-й сц. 3-го д. Эдгар, вспоминая о своем материальном благосостоянии, говорит, между прочим, что y него было "три кафтана"; коментатор Делиус, делающий это замечание, полагает, кажется, основательно что тут упрек в дурацком фатовстве и франтовстве, побуждающих человека то и дело переменять платье, или, пожалуй (гиперболически выражаясь) носить три кафтана в одно и то же время.

Стр. 131. "Сто фунтов" - род брани, обозначающей, что человек легковесный, весит всего сто фунтов.

Стр. 131. "Вь сквернейших чулках" - имеет отношение к тому обстоятельству, что в царствование Елисаветы хорошие чулки - даже почти исключительно шелковые - считались необходимою принадлежностью в костюме мало мальски порядочного человека.

Стр. 132. "Портной стачал тебя" - т. е. в тебе самое лучшее - твое платье, сшитое портным.

Стр. 132 "Алькионовы клювы". Алькиона или Гальциона - латинское название птицы мартын-рыболов. По народному английскому поверью, она, будучи повешена, меняет свое положение сообразно с переменой ветра, так что служит своего рода флюгером.

Стр. 133. "Около Кемлоха, з Сомершайре" - объясняет один коментатор - есть много болот, около которых разводятся в огромном количестве стада гусей.

Стр. 134. "Для таких негодных людей - замечает один коментатор - именно Аякс, как образец благородства, храбрости и т. п., должен был представляться мишенью насмешек". A другой думает, что называть Аякса шутом побуждает их дерзкое хвастовство своими доблестями.

Стр. 136. "Бедламскими нищими" называли бродяг, которые притворялись сумасшедшими (от слова "Бедлам" - названия знаменитого в Лондоне дома умалишенных) и, бегая по городам и деревням, выпрашивали себе подаяние именно таким способом, какой описан здесь y Шекспира. Обычное прозвище их (которое они придали сами себе) было "бедный Том". Что касается до употребленного тут-же Эдгаром "бедного Турлигуда", вместо "Тома", то думають, что это темное для всех прозвище - вариант или испорченная форма прозвища "Тюрлюпен", которое носили в XIV столетии бродяги-нищие (в роде цыган), шлявшиеся по всей Европе. Есть также мнение, что прозвище "Турлигуд" - чисто английское (хотя пронсхождение его неизвестно), ибо оно слишком отдаленно по своей форме от "Тюрлюпена", чтобы быть испорченною формою его. В настоящем переводе оно опущено, как непонятное для читателя.

Стр. 138. Смысл ответа шута Кенту на счет муравья такой: "Если-б ты поучился y муравья, то узнал-бы, что свита короля (малочисленность которой поразила Кента), подобно этому умному животному, предпочитает лето (теплота, благосостояние) зиме (холод, бедствие) - т. е. тому положенью , в котором в это время находится Лир".

Стр. 139. То-есть, буду стучать в барабан до тех пор, пока он не разрушит их сна - не заставит их проснуться.

Стр. 147. "Придворная святая вода" - английская поговорка (которая есть и y французов: "eau benite de cour"), обозначающая льстивые слова, комплименты и т. п. Оттого y шута и выходит двусмыслие, на русский язык буквадьно непереводимое.

Стр. 149. Это "пророчество" шута, по основанному на веских аргументах мнению авторитетных коментаторов, есть позднейшая вставка актера, игравшего роль шута, для того, чтобы позабавить зритолей маленькою "интермедиею" в тогдашнем вкусе и по тогдашнему обыкновению. В издании 1608 г. этих стихов нет.

Стр. 149. Мерлин - знаменитый волшебник в средние века пл о тогдашим легендам и рассказам. Шут говорить здесь о себе, как о жившем до Мерлина, потому что Шекспир, забывая, что перенес время действия своей трагедии из глубокой древности, (определенной в хронике Голиншеда (см. прим. 1-е), здесь имеет в виду именно эту древнюю эпоху (время Иакова),

Стг. 151) В то время, когда Испания готовилась послать против Ангбии свою "непобедимую Армаду", иезуиты в Англии старались подготовить успех испанского дела вербованием приверженцев католицизму; для этого они действовали разными обманами на суеверие толпы,- и в 1603 г. появилось описание всех их операций под заглавием: "Разоблачение католических обманов, делавшихся с целью отвлечь сердца подданных её величества (королевы английской) от их долга и от истины христианской религии, в Англии господствующей, под предлогом изгнания бесов из одержимых таковыми,- обманов, драктнковавншхся иезуитом Эдмундсом и различным римскими священниками, его порочными товарищами". Из этой-то книжки заимствована большая часть речи Эдгара о том, чему его подвергал злой дух.

Стр. 152. О "пеликановых дочерях" Лир вспоминает потому, что птица пеликан нежно любит своих детей, a те платят ей черною неблагодарностью, начиная бить отца и мать скоро после своего рождеиия.

Стр. 152. "Пилликок" - тоже что наш "петушок", ласкательное слово. Этот стих - стих из детской песенки.

Стр. 153. Упоминание Эдгаром дельфина (dolphin) один коментатор объясняет так Эдгар воображает себя встретившимся с человеком, который не хочет уступить ему дорогу, сначала издает поэтому несколько повелительных восклицаний, потом успокоивается и, соглашаясь пропустить этого чедовека, говорит своему молодому слуге, Дольфину (Родольф), чтобы тот не мешал ему пройдти.- Другой ссылается на какую-то старую песню, в которой были такие-же два стиха, произносившиеся королем своему сыну - дофину (dophin по-французски, dolphia на английском языке того времени), и которую теперь почему-то припомнил Эдгар.

Стр. 153. Флибертиджибелт - народное название одного из дьяволов - в образовании этого слова не играет ли роль слово gibbet (виселица)?

Стр. 153. Стихи о св. Уитольде заимствованы из одной легенды о нем. Этот святой считался исцелителем разных болезней.

Стр. 154. Смолькин, Модо, Маху - все народные названия дьяволов (тоже перечисленные в вышеупомянутом "Разоблачении" - см. примеч. 151).

Стр. 156. Вместо Нерона, как рыбака, здесь следовало стоять императору Траяну, ибо Эдгар имеет здесь в виду знаменитый роман Раблэ "Гаргантюа", где в загробном царстве являются Нерон в виде музыканта, Траян - рыбака, Дидоиа - торговки, и т. д. Шекспир поставил Траяна, но, по мнению критика Уитона, актеры и издатели, не желая выставлять такого достойного государя, как Траян, в такой низкой профессии, заменили его Нероном.

Стр. 157. Эта песня к Бетси (Лизе) - остаток очень старой песни, которая в царствование Елисаветы нашла себе подражание в появившемся задолго до "Короля Лира" стихотворении "Разговор между Елисаветою и Англиею", где Англия призывает к себе королеву Елизавету (тоже соответственно Бетси), чтобы сделать ее своею "дорогою госпожею".

Стр. 157. Хоппедэнс - народное название одного из дьяволов, упоминаемых в "Разоблачении". Эдгар представляет себя одержым этим бесом.

Стр. 157. Отрывок из старой пастушеской песни.

Стр. 158;. "Я принял вас за складную скамью" - старая поговорка для обозначения сделанной ошибки.

Стр. 158. Слова "Бедный Том! твой рог высох" Эдгар, по одному объяснению, произносит всторону, выражая этим себе самому, что его изобретательность в игрании роли сумасшедшего истощается; по другому-же объяснеиию, он этими словами продолжает играть свою роль, говоря, тлю его томит жажда, a рог (который "нищие бедламские" всегда носили при себе и наполняли подававшимися в милостыню напитками) опустел.

Стр. 158. Все пермидское считалось принадлежностью высшей роскоши.

Стр. 165. "Куда сумасшедшие ведут слепых" - намек на расширение в ту пору в Англии элементов политического и общественного брожения под влиянием энтузиастов-фанатиков. Они-то и суть "сумасшедшие", о которых говорит Глостер, a ,,слепые" - масса народа.

Стр. 168. Известие, принесенное гонцом, нравится Гонерили только "на половину", потому что её план был - отравить сестру, выйти за Эдмунда, убить герцога Эльбени и таким образом завладеть всем королевством. Но теперь, узнав, что Регана овдовела, она боится, что сестра выйдет за Эдмунда.

Стр. 170. Подбор цветов и растений в венце Лира сделав Шекспиром не случайно: почти все они имеют ошеломляющее, отравляющее и т. п. действие; "таким образол этот венец представляет собой удивительвую эмблему источника и разнообразной формы недуга, которым страдает Лир".

Стр. 172. Вся 6-я сц. 4-го действия заимствована из "Аркадии" Сиднея.

Стр. 176. В Англии с самых давних времен возникла секта (Paterniani), утверждавшая, что верхняя часть человеческого тела, до пояса, создана Богом, вся остальная - дьяволом и что, следовательно, только эту верхнюю часть надо сохранять в чистоте физически и нравственно. Вероятно, это учение и имеет в виду Лир.

Стр. 187. Под "важным поручением" (капитану) Эдмонд понимает тот приказ обь убийстве, который, как явствует из последующего, был подписан им самим и Гонерилью.

Стр. 194. Кенть говорит об окончании мира, припоминая (по мнению одного коментатора) при виде того, что совершается пред ним, предсказааие Спасителя апостолам об этом окончании, как оно изложено в евангелии Марка.

Уильям Шекспир - Король Лир (King Lear). 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Король Ричард второй. 1 часть.
Перевод Н. А. Холодковского Драматическая хроника: Король Ричард второ...

Король Ричард второй. 2 часть.
Ты, Гарри Гирфорд, Ланкастер и Дерби, Возьми копье. Бог правому защита...