Уильям Шекспир
«Король Генрих VI. 3 часть.»

"Король Генрих VI. 3 часть."

Питер. Кто? Мой-то хозяин? Нет, честное слово, не он; а мой хозяин говорить, что это Иорк сказал; и еще:- что король похититель престола.

Сеффольк. Кто там есть? (Входят слуги). Возьмите этого человека и сейчас-же пошлите с констэблем за его хозяином. - Мы еще услышим о твоем деле перед королем (Уходят: слуги и Питер).

Королева Маргарита. Что-же касается вас, так любящих защиту крыла милости нашего протектора, то лишите снова свои просьбы и снова обращайтесь к нему (Разрывает их просьбы). Вон, подлые негодяи!- Сеффольк. уберите их.

Все. Ну-же, пойдемте! (Уходят просители).

Королева Маргарита. Скажите, милорд Сеффольк, таков у вас порядок, такой обычай при английском дворе? Таково-ли управление острова Британии, такова-ли царственность короля Альбиона? Как? Разве все еще король Генрих будет ребенком, под управлением угрюмого протектора? Разве я королева лишь по титулу да по виду, и должна быть подданною герцога? Говорю тебе, Пуль, когда ты в городе Туре переломил копье в честь моей любви, и овладел сердцами французских дам, - я вообразила, что король Генрих похож на тебя храбростью, любезностью и наружностью. Но его ум склонен лишь к благочестию, к отсчитыванию своих Ave Maria на четках. Его герои - пророки и апостолы; его оружие - святые изречения из священного писания; наука для него ристалище, а его возлюбленные - медные изображения причисленных к лику святых. Я-бы хотела, чтобы собор кардиналов избрал его в папы и увез в Рим, чтобы воздеть тройственную корону на его главу. Это был-бы сан, самый подходящий к его набожности.

Сеффольк. Ваше величество, имейте терпение. Как я был причиной прибытия вашего величества в Англию, так и постараюсь в Англии, чтобы вы были вполне довольны.

Королева Маргарита. Кроме высокомерного протектора, есть у нас еще Бофорт, властный служитель церкви, Сомерсеть, Бекингэм и ворчливый Иорк; и малейший из них может сделать в Англии больше, чем король.

Сеффольк. А тот из них, который может наибольше сделать, все-же не может сделать в Англии более Невилей: Сольсбери и Иорик, ведь, не простые пэры.

Королева Маргарита. Но все эти лорды и в половину не так сильно досаждают мне, как эта гордячка, жена лорда протектора: она выступает себе при дворе, окруженная толпою дам, скорее, как императрица, нежели как жена герцога Гемфри. При дворе иностранцы принимают ее за королеву. На ней надеты все доходы герцога, а в сердце своем она презирает нашу бедность. Неужели я не доживу до того, чтоб отомстить ей? Эта спесивая, мелкопоместная, низкорожденная трещотка, еще на-днях, в кругу своих любимцев хвалилась тем, что даже шлейф худшего из её платьев стоит больше, чем стоили все земли моего отца, прежде, чем Сеффольк отдал ему два два герцогства за дочь.

Сеффольк. Ваше величество, я уже приготовился ловить ее и составил такой хор увлекательных птиц, что она сядет послушать их песен, да больше и не подымется никогда, чтоб беспокоить ваше величество. Так оставьте-же ее, милэди, и послушайте меня, осмеливающагося давать вам в этом советы. Хоть мы и не любим кардинала, но должны быть в союзе с ним и с лордами, пока не введем герцога Гемфри в немилость. Что-же касается герцога Иорка, то эта недавняя жалоба на него мало принесет ему пользы. Итак, одного за другим, мы выполем их всех, а сами вы будете счастливо управлять кормилом государства.

Входят: король Генрих, Иорк и Сомерсет; герцог и герцогиня Глостэр; кардинал Бофорт, Бекиегэм, Сольсбери и Уорик.

Король Генрих. С моей стороны, благородные лорды, мне все равно: что Сомерсет, что Иорк, для меня все едино.

Иорк. Если Иорк дурно поступал во Франции, так ему будет отказано от регентства.

Сомерсет. Если Сомерсет недостоин этого места, так пусть Иорк будет регентом: я ему уступаю.

Уорик. Достойны-ли ваша светлость, или нет, не спорьте об этом: Иорк все-таки достойнее.

Кардинал. Честолюбивый Уорик, дай говорить старшим.

Уорик. Кардинал мне не старший на поле битвы.

Бекингэм. Все здесь присутствующие старшие для тебя, Уорик.

Уорик. Уорик может дожить до того, что будет старше всех.

Сольсбери. Сын, молчи. А ты, Бекингэм, укажи мне причину, почему в этом надо отдать предпочтение Сомерсету.

Королева Маргарита. Конечно, потому, что так хочет король.

Глостер. Ваше величество, король достаточно велик для того, чтоб самому высказать свое мнение. Это не женское дело.

Королева Маргарита. Если он достаточно велик, то для чего-же вашему высочеству быть протектором его величества?

Глостер. Я, ваше величество, протектор государства и по его желанию могу оставить свой пост.

Сеффольк. Так оставь-же его, оставь и свою дерзость. С тех пор, как ты стал королем, ведь, кто-же король, как не ты? государство с каждым днем ближе к погибели. За морем, дофин одержал верх над нами, а все пэры и дворяне государства были рабами твоего величия.

Кардинал. Ты изнурил народ налогами. Церковные суммы отощали и опустели твоими стараниями.

Сомерсет. Твои роскошные здания и наряды твоей жены стоили огромных сумм государственной казне.

Бекингэм. Твоя жестокость в наказании виновных превзошла всякие законы и сделала тебя самого жертвой законов.

Королева Маргарита. Твой торг должностями и городами, если-бы он обнаружился, как это подозревают заставил-бы тебя поплясать без головы. (Глостэр уходит. Королева роняет свой веер). Подайте-же мой веер. Что, душечка, не можешь? (Дает герцогине пощечину). Прошу прощенья, герцогиня: так это вы?

Герцогиня. Так, это я? Да, я, гордая француженка, и еслиб я только имела возможность добраться с ногтями до твоей красы, то написала-бы свои десять заповедей на твоем лице.

Король Генрих. Милая тетушка, успокойтесь: это она невольно.

Герцогиня. Невольно! Смотри, любезный король, спохватись вовремя. Она опутает тебя и будет няньчить, как ребенка. Но, хоть главный повелитель здесь и не носит штанов, а все-таки, Элеанора отомстит ему за удар (Уходит).

Бекингэм. Лорд кардинал, я последую за Элеанорой и прислушаюсь к тому, как поступит Гемфри. Она так уколота, что бешенство её не нуждается в шпорах: она сама далеко помчится на свою погибель (Уходит).

Снова входит Глостэр.

Глостэр. Теперь, милорды, когда мой гнев опал, вследствие прогулки вокруг площади дворца, я пришел говорить о делах государства. Что же касается ваших злобных и неверных обвинений, то докажите их и я готов подлежать законам. А Бог пусть будет так-же милостив ко мне, как я верен любви к моему королю и отечеству. Но вернемся к предстоящему нам делу. Я говорю, государь, что Иорк - самый подходящий человек для того, чтоб быть вашим регентом во французском государстве.

Сеффольк. Прежде, чем сделать выбор, позвольте мне указать на некоторые довольно важные причины, почему Иорк - самый неподходящий для этого человек.

Иорк. Я скажу тебе, Сеффольк, почему я неподходящий. Во-первых, потому, что я не могу льстить твоей гордости. Во-вторых потому, что если буду назначен на эту должность, милорд Сеффольк задержит меня здесь, без отпуска, без денег и без продовольствия до тех пор, пока Франция не будет опять в руках дофина. Последний раз я тоже плясал по его дудке, пока Париж не был осажден, взят голодом и потерян.

Уорик. Я тому свидетель: ни один изменник своей стране не сделал столь гнусного поступка.

Сеффольк. Молчи непокорный Уорик!

Уорик. Чего мне молчать, олицетворенная гордость?

Входят слуги Сеффолька и вводят Хорнера и Питера.

Сеффольк. Того, что вот человек,обвиняющийся в измене; дай Бог, чтобы герцог Иорк мог оправдаться!

Иорк. Разве кто обвиняет Иорка в измене?

Король Генрих. Что ты хочешь сказать, Сеффольк. Скажи мне, кто это такие?

Сеффольк. С позволения вашего величества, это слуга, который обвиняет своего господина в государственной измене. Вот его слова,- что Ричард герцог Иорк законный наследник английского престола и что ваше величество незаконный похититель власти.

Король Генрих. Скажи, любезный, это твои слова?

Хорнер. С позволения вашего величества, я никогда не говорил и не думал ничего подобнаго. Бог свидетель что меня ложно обвиняет этот негодяй.

Питер. Милорды, клянусь этими десятью костями (указывает на свои пальцы), говорил мне он это, когда мы однажды ночью, на чердаке, чистили латы милорда Иорка.

Иорк. Подлый мусорщик и хитрый негодяй! Я сниму с тебя голову за твои предательские речи.- Я прошу ваше величество подвергнуть его всей строгости законов.

Хорнер. Увы, милорд! Хоть повесьте меня, никогда я этого не говорил. Мой обвинитель - мой-же ученик. На днях я проучил его за что-то, а он на коленях поклялся, что поквитается со мною. Я могу это доказать: поэтому умоляю ваше величество, не губить честного человека по обвинению негодяя.

Король Генрих. Дядюшка, что скажем мы на это дело по закону?

Глостэр. Вот каков мой приговор, милорд, насколько я могу судить. Пусть Сомерсет будет регентом французов, если на Иорка падает подозрение. А людям этим пусть назначат день для поединка в подобающем месте, потому что у хозяина есть доказательства, что его слуга лжет. Таков закон и таков приговор герцога Гемфри.

Сомерсет. Благодарю покорно, ваше королевское величество.

Хорнер. А я охотно принимаю поединок.

Питер. Увы, милорд! Я не могу драться. Ради Бога, сжальтесь надо мной! Людская злоба осилила меня. О, Господи, помилуй меня! Я никогда не буду в состоянии нанести ни одного удара. О, Господи, мое сердце...

Глостэр. Или ты, мошенник, будешь драться, или тебя повесят.

Король Генрих. Ведите их в тюрьму; а день поединка пусть будет последний в будущем месяце. Пойдем, Сомерсет, озаботимся, как тебя отправить (Уходят).

СЦЕНА IV.

Там-же. Сад герцога Глостэра.

Входят: Марджери Джордэн, Юм Саусуэль и Болингброк.

Юм. Идите, господа; говорю вам, что герцогиня ожидает исполнения ваших обещаний.

Болингброк. Господин Юм, мы к этому приготовились. Желает-ли её светлость видеть и слышать наши заклинания?

Юм. Да; как-же иначе? Не сомневайтесь в её храбрости.

Болингброк. Я слышал, про нее говорят, будто она женщина непоколебимого, непреоборимого духа;но все-таки было-бы удобнее, господин Юм, чтоб вы были при ней, наверху, пока мы будем работать внизу. Итак, идите с Богом, оставьте нас (Юм уходит). Ну, тетка Джорден, ложись, скорчись на земле ничком, а ты, Джон Саусуэль, читай и примемся за дело.

Входит наверху герцогиня.

Гегцогиня. Хорошо сказано, господа; добро пожаловать вам всем. За дело-же, и чем скорей, тем лучше.

Болингброк. Терпение, добрая лэди: чародеи знают свое время. Глубокая ночь, темная, черная ночь, безмолвная ночь, ночное время, когда зажжена была Троя; то время ночи, когда кричат сычи, воют сторожевые псы, когда духи бродят, а привидения разв ерзают свои могилы,- вот самое подходящее время для дела, которое нам предстоит. Садитесь, сударыня, и не бойтесь: мы замкнем в священном кругу того, кого вызываем (Тут они исполняют подобающия церемонии и чертят круг; Болингброк или Саусуэл читает: "Conjura te", и т. д. Страшный гром и молния; затем появляется дух).

Дух. Adsum.

Марджери Джорден. Азмат! Именем вечного Бога, перед именем и властью которого ты трепещешь, отвечай на мои вопросы; ты не отойдешь отсюда, пока всего не скажешь.

Дух. Спрашивай, что угодно.- Хоть-бы скорее я ответил и покончил!

Болингброк. Прежде всего король. Что с ним будет?

Дух. Еще жив герцог, который свергнет Генриха, но тот его переживет и умрет насильственной смертью. (По мере того, как дух говорит, Саусуэль записывает ответы).

Болингброк. Какая судьба ожидает герцога Сеффолька?

Дух. От воды он умрет, от неё примет свою кончину.

Болингброк. Что постигнет герцога Сомерсета?

Дух. Пусть он избегает замков: ему безопаснее в песчаных равнинах, нежели там, где стоят возвышенные замки. Кончай-же; я больше не могу терпеть.

Болингброк. Спустись-же во мрак и в огненное море. Злой дух, удались! (Гром и молния. Дух спускается Входят торопливо Иорк и Бекингэм со стражей.

Иорк. Возьмите этих изменников и весь их скарб. Красотка, мы за тобой следили по пятам. Как, сударыня и вы здесь? Король и государство вам глубоко обязаны за такие труды. Я не сомневаюсь, что лорд протектор озаботится хорошенько вас наградить за такие добрые дела.

Герцогиня. Оне и в половину не так дурны, как твои относительно короля Англии, дерзкий герцог, угрожающий без причины.

Бекингэм. Совершенно верно, сударыня: безо всякой причины. А как это по вашему называется? (Показывает ей бумаги). А тех ведите прочь! Заприте их покрепче и держите порознь. Вы, сударыня, отправитесь с нами. Стаффорд, бери ее с собою (Герцогиня уходит сверху). Мы позаботимся, чтобы и безделушки ваши были представлены на суд. Уходите вы все! (Уходят: стража, Саусуэл, Болингброк и др.).

Иорк. Лорд Бекингэм, мне кажется, вы выследили ее хорошо. Прекрасная завязка, удачно выбранная для того, чтобы ее развить. А теперь, милорд, пожалуйста, посмотрим бесовские письмена. Что-то там есть? (Читает). "Еще жив герцог, который свергнет Генриха; но он его переживет и умрет насильственной смертью". Ну это точь в точь, как: "Aio te, AEacida, Romanos vincere posse". Ну. Что-же дальше? "Скажи мне, какая судьба ожидает герцога Сеффолька?"-"От воды он умрет, от неё примет свою кончину".- Что постигнет герцога Сомерсета? "Пусть он избегает замков: ему безопаснее в песчаных равнинах, нежели там, где стоят возвышенные замки". Так-то, милорды: трудно добыты эти предсказания и трудно оне понимаются. Король теперь на пути в Сент-Ольбэнс, а с ним путь этой прелестной лэди. Туда пойдут эти вести, как только могут они скорее донести их: печальный завтрак для лорда протектора.

Бекингем. Милорд Иорк, не разрешит-ли мне ваша светлость быть на этот раз почтальоном, в надежде получить от него награду?

Иорк. Если вам угодно, любезный лорд. Эй, кто там есть? (Входит слуга). Проси милордов Сольсбери и Уорика завтра вечером ко мне на ужин. Идемте! (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Сент-Ольбэнс.

Входят: Король Генрих, королева Маргарита, Глостер, Кардинал и Сеффольк; сокольничьи перекликаются.

Королева Маргарита. Поверьте мне, лорды, до сего дня я за последния семь лет еще не видала такой удачной охоты за водяными птицами. Однако, надо заметить, что ветер был очень силен и было десять шансов против одного, что старый Джон не взлетит.

Король Генрих. Но какой взмах, милорд, сделал, ваш сокол и насколько выше остальных он поднялся! Как Божьи деяния видны на всех его твореньях! Да, как птицы, так и люди стремятся в вышину.

Сеффольк. Ничего мудреного, с позволения вашего величества, что сокола лорда протектора парят так высоко: они знают, что господин их любит вышину и мысли свои возносит выше соколиного полета.

Глостэр. Милорд, лишь человек низкий и подлый душою не поднимется выше птичьяго полета.

Кардинал. Так я и думал: он хочет быть превыше облаков.

Глостэр. Да, милорд кардинал, как вам это покажется?Разве нехорошо-бы было для вашего высокопреподобия взлететь на небо?

Король Генрих. В хранилище превечного блаженства.

Кардинал. Твое небо - земля, глаза твои и мысли направлены к короне,- сокровищу твоей души. Ты зловредный протектор, опасный пэр, который ластится к королю и государству.

Глостэр. Что это, кардинал? Разве ужь ваше священство стало так догматично? Tantaene animis coelestibus irae? Разве служители Церкви так горячатся? Любезный дядя припрячьте вашу злобу: можете-ли вы это сделать при вашей святости?

Сеффольк. Это не злоба, сэр; это не более того, что пристало такой доброй ссоре и такому плохому пэру.

Глостэр. Как это, милорд?

Сеффольк. Ну, как вы, милорд, как ваше высокопротекторство?

Глостэр. Ну, Сеффольк, дерзость твоя известна по всей Англии.

Королева Маргарита. И твое честолюбие также, Глостзр.

Король Генрих. Молчи, прошу тебя, любезная королева; не подстрекай более этих разъяренных пэров, ибо блаженны миротворцы на земле.

Кардинал. Да буду я благословен за тот мир, который я своим мечем водворю в этом надменном протекторе.

Глостэр (в сторону кардиналу). Клянусь, любезный дядя, я-бы желал, чтобы до этого дошло!

Кардинал (В сторону). Что-жь, пожалуй, коли посмеешь.

Глостэр (в сторону). Не обращай на это дело внимания кучки мятежников; своей собственной особой ответь за оскорбленье.

Кардинал (в сторону). Хорошо, но только там, куда-бы ты не смел заглянуть; а если осмелишься, так сегодня вечером на восточной опушке рощи.

Король Генрих. Чего вы, лорды?

Кардинал. Поверь мне, кузен Глостэр, еслибь слуга твой не поймал дичи, так внезапно, мы еще поохотились-бы (в сторону Глостэру). Приноси свой меч в две рукоятки.

Глостэр. Совершенно верно, дядя.

Кардинал (в сторону). Так что-жь вы, рассудили? С восточной стороны рощи.

Глостер (в сторону). Кардинал, я с вами согласен.

Король Генрих. Ну, что там, дядя Глостэр?

Глостэр. Толкуем о соколиной охоте и ни о чем другом, ваше величество (в сторону). Ну, клянусь Матерью Господней, поп, я за это выбрею тебе макушку или мое ратное искусство оплошает.

Кардинал (в сторону). Medice, te ipsum, протектор: и ты также остерегайся. Оберегай также и себя.

Король Генрих. Ветер усиливается и ваш гнев также, лорды. Как докучная музыка отзывается он в моем сердце! Когда разрываются такие узы, какая может быть надежда на согласие? Прошу вас, милорды, дайте мне уладить эту ссору.

Входит горожанин Сент-Ольбэна, крича: Чудо!

Глостэр. Что значит этот шум? Что за чудо ты провозглашаешь?

Горожаник. Чудо! Чудо!

Сеффольк. Подойди к королю и расскажи ему, что это за чудо?

Горожанин. Клянусь вам, какой-то слепой, полчаса тому назад, прозрел у раки святого Ольбэна,- слепой, никогда в жизни прежде не видавший света.

Король Генрих. Хвала Господу, который дает душам верующих свет в потемках и утешение в отчаянии.

Входят: мэр Сент-Ольбэна со всею братией; Симпкокс, которого двое людей несут на кресле; его жена и множество народа.

Кардинал. Вот горожане идут процессией, чтобы представить этого человека вашему величеству.

Король Генрих. Велика его отрада в сей земной юдоли, хотя зрением умножатся его грехи.

Глостэр. Помогите, господа, поднесите его ближе к королю. Его величеству угодно говорить с ним.

Король Генрих. Разскажи нам, добрый человек, как было дело, чтобы и мы вместе с тобою могли воздать хвалу Богу. Как? Неужели ты уже давно был слеп, а теперь прозрел?

Симпкокс. Родился слепым, с позволения вашего величества.

Жена. Да, именно, так точно.

Сеффольк. Что это за женщина?

Жена. Его жена, с позволения вашей светлости.

Глостэр. Еслиб ты была его матерью, ты могла-бы это сказать вернее.

Король Генрих. Где-ты родился?

Симпкокс. На севере, в Беруике, с позволения вашего величества.

Король Генрих. Бедняга! велика милость Божия у тебе. Пусть-же не проходит ни дня, ни ночи, неосвященными памятью о том, что сделал для тебя Господь.

Королева Маргарита. Скажи мне, добрый человек. случайно-ли ты сюда пришел, к этой святой раке, или из благоговения?

Симпкокс. Богу известно, что из чистого благоговения. Раз сто, или еще того чаще, меня звал святой Олбэн, говоря:- Иди, Симпкокс, иди к моей раке, и я тебе помогу!

Жена. В самом деле, это верно; я сама часто слышала, как голос его звал.

Кардинал. Как? Да ты еще и хром?

Симпкокс. Да, помоги мне Всемогущий!

Сеффольк.Как это с тобой случилось?

Симпкокс. При падении с дерева.

Жена. Со сливы, господин.

Глостэр. Давно-ли ты ослеп?

Симпкокс. О, я так родился, господин.

Глостэр. Как? И все-таки хотел влезть на дерево?

Симпкокс. Но ведь это лишь в юности, за всю мою жизнь.

Жена. Даже слишком верно: вот он и поплатился дорого за это лазанье.

Глостэр. Клянусь всем святым, ты очень любиль сливы, если вздумал так рисковать.

Симпкокс. Увы, господин, жене моей хотелось дамасских слив, и она заставила меня лезть с опасностью жизни.

Глостэр. Хитрый плут; но это ему, однако, не поможет.- Дай мне посмотреть твои глаза. Теперь моргни; теперь открой их.- По моему ты не хорошо видишь.

Симпкокс. Напротив, господин: ясно, как днем, и благодарю Бога и святого Ольбэна.

Глостэр. И ты верно говоришь? А какого цвета этот плащ?

Симпкокс. Красного, господин; красного, как кровь.

Глостэр. Что-жь, это сказано прекрасно. Какого цвета моя одежда?

Симпкокс. Да черного, конечно;- черного, как уголь, как черный янтарь.

Король Генрих. Так ты, значит, знаешь, какого цвета черный янтарь?

Сеффольк. А между тем он, кажется никогда не видал черного янтаря.

Глостэр. Но видел, до сего дня, много плащей и платьев.

Жена. Никогда, до сего дня, во всей своей жизни.

Глостэр. Скажи мне, малый: как его имя?

Симпкокс. Увы, господин, я не знаю.

Глостэр. А его?

Симпкокс. Право, господин, не знаю.

Глостэр. А как твое собственное?

Симпкокс. Саундер Симпкокс, с позволения вашего, господин.

Глостэр. Ну, постой же, Саундер, самый лживый из плутов во всем христианском мире! если-бы ты родился слепым, ты все-таки мог-бы знать наши имена, так же, как и назвать различные цвета наших платьев. Зрением можно различить цвета, но тотчас-же назвать их все невозможно. Милорды, святой Ольбэн сделал чудо, а как вам покажется искусство того, кто возвратит ноги этому калеке?

Симпкокс. О, господин, еслиб вы могли!

Глостэр. Господа сент-ольбэнцы, нет-ли у вас в городе караульных и того, что называют кнутами?

Мэр. Конечно, милорд, к вашим услугам.

Глостэр. Ну, так пошлите сейчас-же за одним из них.

Мэр. Ступай, малый, и приведи караульного прямо сюда (Уходит один из служителей).

Глостэр. А теперь, пока, подайте мне сюда скамейку. (На сцену выносят скамейку). Ну, малый, если хочешь спастись от кнута, перескочи мне через эту скамейку и беги прочь.

Симпкокс. Увы, господин, я даже не могу стоять без поддержки один; вы хотите мучить меня понапрасну.

Возвращается слуга и караульный с кнутом.

Глостэр. Ну, сэр, мы должны заставить вас разъискать ваши ноги. Бей его, служивый, пока он не перескочат через эту самую скамейку.

Караульный. Слушаю, милорд. Ну-ка, малый, живо. Долой рубаху!

Симпкокс. Увы, господин! Что-же мне делать? я в состоянии даже стоять (После того, как караульный хватил его один раз, он перескакивает через скамейку и убегает прочь; за ним следует народ, с криком: "Чудо!").

Король Генрих. О, Боже! Ты это видишь и терпишь так долго?

Королева Маргарита. Мне было смешно смотреть как побежал этот негодяй.

Глостэр. Ступайте за плутом и уберите прочь эту шлюху.

Жена. Увы, сэр, мы это сделали, ведь просто от нужды.

Глостэр. Пусть их бьют кнутом в каждом торговом городе, пока они не дойдут до Беруика, из которого пришли (Входят: Мэр, караульный, жена Симпкокса и др.)

Кардинал. Герцогь Гемфри совершил сегодня чудно.

Сеффольк. Это правда: он заставил хромого скакать и бегать.

Глостэр. Но вы сделали больше чудес, чем я: вы, милорд, обратили в бегство в один день целые города.

Входит Бекингэм.

Король Генрих. Какие вести принес кузен наш Бекингэм?

Бекингэм. Такие, что сердце мое замирает их открыть. Кучка злых людей, склонных к непотребным делам, под предводительством и при сообщничестве лэди Элеаноры, супруги протектора,- главы и начальницы этого возмущения,- злоумышляли против вашего государства; водились с колдуньями и чародеями, которых мы и накрыли на месте преступления, когда они вызывали злых духов из преисподней, вопрошая их о жизни и смерти короля Генриха и других частных советников вашего высочества, о чем ваша светлость знаете более подробно.

Кардинал. Итак, милорд протектор, вследствие этого, ваша супруга предстанет в Лондоне на суд. Эта весть, я думаю, направила иначе острие вашего оружия; весьма вероятно, милорд, что вы не соблюдете своего часа.

Глостэр. Честолюбивый служитель церкви, перестань огорчать мое сердце. Горе и тоска одолели все мои силы: и побежденный (каким я и есть) я уступаю тебе, как уступил-бы и подлейшему из рабов.

Король Генрих. О, Боже! Какие беды творят злые и тем самым навлекают посрамление на свою-же голову!

Королева Маргарита. Видишь, Глостэр, какое пятно на твоем гнезде; смотри-же, чтоб ты сам был лучше и безупречнее.

Глостэр. Ваше величество, что касается меня, я призываю Небо в свидетели, как я любил своего короля и государство. Что-же касается моей жены, я не знаю, что это такое. Мне грустно слышать то, что я услышал. Она благородна, но если она забыла честь и добродетель и зналась с теми, которые, как сажа, марают дворянство,- я изгоняю ее от своего ложа и общества и отдаю ее, в добычу законам и позору, который обезславил честное имя Глостэра.

Король Генрих, Ну, на эту ночь мы отдохнем здесь завтра снова направимся обратно в Лондон рассмотреть что дело основательно, призвать к ответу этих гнусных оскорбителей и взвесить это дело на беспристрастных весах правосудия, господство которых непоколебимо для того чья правда сильнее (Трубы. Уходят).

СЦЕНД II.

Лондон. Сад герцога Иорка.

Входят: Иорк, Сольсбери и Уорик.

Иорк. Теперь, любезные лорды Сольсбери и Уорик, когда наш скромный ужин окончен, дозвольте мне узнать, в этих укромных аллеях, для моего собственного удовлетворения, ваше мнение о том, что мои права на английский престол неоспоримы.

Сольебери. Милорд, мне не терпится услышать о них подробно.

Уорик. Милый Иорк, начинай-же: и если твои права верны, то Невили готовы быть твоими послушными подданными.

Иорк. Так вот оно как. У Эдуарда Третьяго, милорды, было семеро сыновей. Первый - Эдуард Черный принц, принц Уэльский; второй - Уильям Хетфильдский; третий - Иионель, герцог Кларэнский, а за ним следующим был Джон Гаунт, герцог Ланкастер; пятый - Эдмонд Ленгли, герцог Иоркский; шестой - Томас Уудсток, герцог Глостэр; Уильям Уиндзорский был седьмой и последний. Эдуард, Черный принц, умер прежде своего отца и оставил после себя единственного сына, Ричарда, который, по смерти Эдуарда Третьяго, царствовал, пока Генрих Болингброк, герцог Ланкастер, старший сын и наследник Джона Гаунта, коронованный под именем Генриха Четвертого, не завладел правленьем, не свергнул законна короля и не отправил его бедную супругу во Францию о куда она и прибыла, а его самого в Помфрет,- где, как вам всем известно, безобидный Ричард был предательски убит.

Уорик. Отец, герцог говорит правду: таким-то разом, Ланкастерский дом добыл себе корону.

Иорк. Которую и удерживает теперь за собою силой, но не правом, потому-что по смерти Ричарда, наследника первого сына, надлежало царствовать потомкам следующего сына.

Сольсбери. Но Уильям Хэтфильдский умер, не оставив наследника.

Иорк. Третий сын, герцог Кларэнс, по линии которого я требую короны, имел потомство:- дочь Филиппу, которая вышла за Эдмонда Мортимера, графа Марча; Эдмонд имел потомство:- Роджера Марча; Роджер имел потомство: Эдмонда, Анну и Элеанору.

Сольсбери. Этот Эдмонд, в царствование Болингброка, как я читал об этом, предъявил свои права на корону, и был-бы королем, еслиб не Оуэн Глендауэр, который продержал его в заточении, пока он не умер. Но вернемся к остальным.

Iорк. Его старшая сестра, Анна, моя мать, наследница короны, вышла за графа Кэмбриджа, который был сыном Эдмонда Лэнгли, пятого сына Эдуарда Третьяго. По ней я и требую себе королевства: та была наследницей Роджера, графа Марча, который был сыном Эдмонда Мортимера, женатого на Филиппе, единственной дочери Лионеля, герцога Кларэнса. Итак, если потомкам старшего сына подобает наследовать прежде младшего, то я король.

Уорик. Какой ясный вывод может быть еще яснее? Генрих требует корону через Джона Гаунта, четвертого сына; Иорк требует ее через третьяго. Пока не порвется линия Лионеля, он не должен царствовать: а она еще не прервалась, но процветает в тебе, в твоих сыновьях, прекрасных отпрысках этого древа. Ну, отец мой, Сольсбери, преклоним-же колена и, в этом уединенном месте, пусть мы первые приветствуем своего законного государя, с почестью, подобающей его родовому праву на корону.

Оба. Да здравствует наш государь Ричард, король английский!

Иорк. Благодарим вас, лорды! Но я не король вам, пока не коронован и пока меч мой еще не обагрен живой еще кровью Ланкастерского дома; а сделать это надо не надо, но рассудительно и в таинственном молчании. В эти опасные времена делайте, как я: закрывайте глаза на герцога Сеффолька, на гордость Бофорта, на честолюбие Сомерсета, Бекингема и на всю их клику, пока они не поймают в западню пастуха всего стада - добродетельного принца, доброго герцога Гемфри. Они этого ищут и ища, найдут себе смерть, если Иорк может быть пророком.

Сольсбери. Милорд.оставим это:мы уже знаем ваше мнение подробно.

Уорик. Моесердце говорит мне,что граф Уорик некогда сделает герцога Иорка королем.

Иорк. А я, Невиль, вот в чем уверен: Ричард дожить до того, что сделает графа Уорика величайшим в Англии человеком, после короля (Уходят).

СЦЕНА III.

Там-же. Зала суда.

Трубы. Входят: король Генрих, королева Маргарита, Глостэр, Иорк, Сеффольк и Сольсбери; герцогиня Глостэр, Марджери, Джорден, Саусуэл, Юм и Болинброк под стражей.

Король Генрих. Подойдите, Элеанора Кобэм, супруга Глостэра. Пред лицом Божиим и моим, ваша вина велика: прими-же возмездие, надлежащее по закону за грехи, которые в писании Божием караются смертью (к Марджери Джорден и др.). Вы, четверо, отсюда опять вернетесь в тюрьму, а оттуда - на место казни; колдунью в пепел сожгут в Смисфильде, а вас троих удавят на виселице.- И вы,сударыня, так как вы благородного происхождения, после трехдневного наказания перед народом, будете на всю жизнь лишены почестей и поселитесь с сэром Джоном Стэнли на родине, в изгнании, на острове Мэне.

Герцогиня. Я довольна изгнанием, но была-бы довольнее смертью.

Глостэр. Елеанора, ты видишь, что закон осудил тебя: я не могу оправдывать тех, кого осуждает закон. (Уходят: герцогиня и другие заключенные под стражей). Глаза мои полны слез, а сердце - горя. Ах, Гемфри! Такой позор в твои годы с горя наклонит твою главу к земле.- Умоляю ваше величество отпустить меня: печаль моя требует утоления, а мои годы - спокойствия.

Король Генрих. Постой, Гемфри, герцог Глостэр. Прежде, чем уйти, отдай мне свой жезл. Генрих сам будет себе протектором; а Бог будет моей опорой, моим проводником, фонарем,освещающим шаги мои. Иди с миром, Гемфри, не менее любимый, чем когда ты был протектором твоего короля,

Королева Маргарита. Я не вижу причины, почему-бы совершеннолетний король нуждался в протекторстве, как ребенок. Бог и Король Генрих пусть правят кормилом Англии! Отдайте, сэр, ваш жезл, а королю - его государство

Глостэр. Мой жезл? Благородный Генрих, вот мой жезл: я отдаю его так-же охотно, как Генрих, - твой отец, отдал его мне; я даже также охотно оставляю его у ног твоих, как другие из честолюбия приняли-б его. Прощай, добрый король: когда меня не будет, пусть отрадный мир охраняет твой трон (Входит).

Королева Маргарита. Вот теперь Генрих король, а Маргарита королева, и Гемфри, герцог Глостэр, сам не свой, вынесши такой сильный удар,- два удара сразу: жена в изгнании и один из его членов оторван от него - этот жезл, дающий власть. Пусть он теперь остается там, где ему скорее всего подобает быть, - в руке Генриха.

Сеффольк. Так склоняется величественная сосна, опуская свои ветви, так гордость Элеаноры кончается в своем младенчестве.

Иорк. Лорды, будет о нем. С позволения вашего величества, сегодня день, назначенный для поединка; ответчик и истец,- оружейник и его работник,- готовы вступить в борьбу; так не угодно-ли будет вашему величеству посмотреть на их поединок?

Королева Маргарита. Конечно, любезный лорд: я для того и оставила дворец, чтобы видеть разбирательство этой ссоры.

Король Генрих. Ради Бога, посмотрите, чтобы арена и все остальное было в порядке: пусть ссора тут и кончится и да защитит правого Господь!

Иорк. Никогда еще не видал я человека более трусливого и не подготовленного к битве, как истец, - слуга этого оружейника, милорды.

Входят: с одной стороны Хорнер и его соседи, пьющие за его здоровье столько, что он даже пьян. Он входит с дубинкой на которой висит мешок с песком; перед ним идет барабанщик. С другой стороны: Питер тоже с барабанщиком и с подобной-же дубинкой; с ним мастеровые, пьющие за его здоровье.

1-й сосед. Вот, сосед Хорнер, пью чарку хереса за твое здоровье. Не бойся-же, сосед, все тебе удастся.

2-й сосед. А я, сосед, чарку шарнеко.

3-й сосед. А я, сосед, чарку доброго двойного пива. Пей и не бойся своего работника.

Хорнер. За дело-же, и я, ей-Богу, не ударю перед вами в грязь лицом, а Питеру - фигу.

1-й мастеровой. Вот.Питер, пью за твое здоровье; не трусь-же!

2-й мастеровой. Радуйся, Питер, и не бойся хозяина: дерись-же во славу мастеровых.

Питер. Благодарю вас всех. Пейте и, прошу вас, молитесь за меня: сдается мне, что я ужь выпил последний свой глоток на земле. Тебе, Робин, если умру, отдаю свой передник; а ты, Уиль, получишь мой молоток; а тебе, Том, вот все деньги, сколько у меня есть. О, Господи, благослови меня! Я прибегаю к Богу, потому что ни за что не смогу справиться с хозяином, который уже много обучался фехтованью.

Сольсбери. Ну, будет вам пить, принимайтесь за драку. Как твое имя, малый?

Питер. Ну, Питер, конечно.

Сольсбери. Питер! А дальше как?

Питер. Тузилка.

Сольсбери. Тузилка? Ну, смотри-же, тузи своего хозяина хорошенько.

Хорнер. Господа, я пришед сюда, так сказать, по подстрекательству моего мастерового, чтобы доказать, что он плут, а я - честный человек. Что-же касается герцога Иорка, пусть я умру, а не желал я никакого зла, ни ему, ни королеве. А потому, Питер, приготовься к настоящему удару.

Иорк. Отправляйтесь: у этого плута ужь и язык не ворочается. Играйте, трубачи, тревогу состязающимся (Тревога. Они дерутся; Питер убивает хозяина на повал).

Хорнер. Стой, Питер, стой! Я признаюсь, я признаюсь в измене (Умирает).

Иорк. Возьмите у него орудие драки. - Благодари, любезный, Бога и доброе вино, помешавшее твоему господину.

Питер. О, Боже! Неужели. а одолел своих врагов перед таким собраньем? О, Питер, ты восторжествовал по праву.

Король Генрих. Ступайте, унесите этого изменника с наших глаз долой: из его смерти мы познаем его вину. В правосудии своем Бог нам открыл правоту и невинность этого бедняги, которого тот думал несправедливо умертвить.- Иди, любезный, следуй за нами, чтоб по лучить награду (Уходят).

СЦЕНА IV.

Там-же. Улица.

Входят: Глостэр и его слуги в траурной одежде.

Глостэр. Так-то, порой, облако омрачает самый ясный день, а за летом, во веки вечные, следует бесплодная зима с жестокими, колючими морозами. Как времена года, протекают многочисленные радости и горести. Который час, господа?

Слуга. Десять часов, милорд.

Глостэр. Десять - тот самый час, который назначен мне, чтобы ожидать прихода моей наказуемой герцогини. Вряд-ли вынесут ее нежные ноги ходьбу по этим кремнистым дорогам. Милая Нелль! Плохо придется твое благородной душе сносить, что этот подлый народ буде смотреть тебе в лицо, смеясь над твоим позором, когда он-же, еще недавно, завистливыми взглядами провожал тебя у колес твоей гордой колесницы, в которой ты торжественно ехала по улице. Но тише! Кажется, она идет; подготовлю свои заплаканные глаза к тому, чтоб они увидели её позор.

Входит герцогиня Глостэр в белой простыне; у неё на спине приколота бумага; ноги - босы, в руке зажженная свеча. С нею сэр Джон Стэнли, шериф и стража.

Слуга. С позволения вашей светлости, мы отобьем ее от шерифа.

Глостэр. Нет, ни с места, коли жизнь вам дорога: пусть ее идет мимо.

Герцогиня. Вы пришли, милорд, посмотреть на мое всенародное посрамление? Теперь и ты приносишь покаяние. Смотри, как они глядят. Видишь, как указывает на нас пальцами обезумевшая толпа, как кивают они головою, как мечут взоры на тебя? О Глостэр, скройся от злобных взглядов и, в своем замкнутом жилище, кайся в моем позоре и кляни твоих врагов,- вместе твоих и моих.

Глостэр. Будь терпелива, кроткая Нелли: забудь про это горе.

Герцогиня. Ах, Глостэр, дай ты мне забыть о самой себе. Пока я еще твоя супруга, а ты принц и протектор этой страны, мне кажется, что не следовало-бы меня так вести, покрытую позором, с бумагой на спине, в сопровождении этой сволочи, которая радуется моим слезам, прислушивается к моим глубоким стонам. Безпощадный камень режет мои нежные ноги, а когда я вздрогнула, злорадный народ смеется и советует мне осторожнее ступать. О, Гемфри! могу-ли я снести такое позорное иго? Можешь-ли ты поверить, чтоб я когда-нибудь смотрела в лицо всему свету, или считала-бы счастливыми тех, которые наслаждаются солнцем? Нет, мраком будет мне свет, а день - ночью: думы о моем величии будут мне адом. Порою, скажу себе:- Я жена герцога Гемфри; он пришел, правитель всей страны; однако, так он управлял и был таким принцем, что стоял встороне, пока я, его несчастная герцогиня, была сделана позорищем и пугалом для каждого подлаго тунеядца. Ну ты будь кроток, и не красней за мой позор; не смущайся ничем, пока не замахнется над тобой секира смерти,- как это, наверно, скоро случится. Ведь всемогущий Сеффольк, вместе с тою, которая ненавидит тебя и всех нас, с Иорком и нечестивым Бофортом,- этим лживым попом,- все они расставили сети, чтобы лишить тебя крыльев; и, как-бы ты ни сумел взлететь, они все-таки опутают тебя. Но ты не бойся, пока не увязнет нога твоя, и не предупреждай врагов твоих.

Глостэр. Ах полно, Нелль: ты не туда метишь. Я сам должен обидеть их прежде, чем они до меня доберутся. Еслиб у меня было в двадцать раз больше врагов и если-бы каждый из них имел в двадцать раз больше власти, все это не сделало-бы мне никакого вреда, пока я честен, верен и невинен. Ты-бы хотела, чтобы я спас тебя от этого позора? Но, ведь, твой срам все-таки не был-бы смыт, а я-бы подверг себя нарушению законов. Самая главная твоя помощь в спокойствии, моя кроткая Нелль. Прошу тебя, подчини сердце свое терпению: ужасы этих немногих дней скоро прекратятся.

Входит герольд.

Герольд. Призываю вашу светлость в парламент его величества, созванный в Бери на первое число следующего месяца.

Глостэр. А мое согласие на это не испрошено предварительно? Вот так скрытничанье.- Хорошо, я тогда буду (Герольд уходит). Моя Нелль, я прощаюсь с тобою. Господин шериф, пусть наказание её не превышает королевского приказанья.

Шериф. С позволения вашей светлости, моя обязанность тут и кончается; теперь сэр Джон Стэнли увезет ее с собой на остров Мэн.

Глостер. Так вы, сэр Джон, должны теперь охранять мою супругу!

Стэнли. Так точно: мне это поручено, с позволения вашей светлости.

Глостэр. Не обходитесь-же с ней хуже оттого, что я прошу вас обходиться с ней получше. Может случиться, что свет еще посмеется, а я могу еще дожить до того, чтобы оказать вам любезность, если вы ее окажете ей. Итак, сэр Джон, прощайте.

Герцогиня. Как? Вы уходите, милорд, и не прощаетесь со мной?

Глостэр. Будь свидетельница моих слез; я не могу остаться говорить с тобою (Уходят. Глостэр и слуги).

Герцогиня. И ты ушел? Все утешение ушло с тобою, мне ничего ужь больше не осталось. Моя отрада - смерть; смерть, названия которой я прежде пугалась, потому что желала, чтобы земная жизнь была вечна, Стэнли, прошу тебя: уведи меня отсюда,- мне все равно куда: я этого прошу не как милости, а только, чтобы ты доставил меня куда тебе приказано.

Стэнли. Так, значит, сударыня, на остров Мэн. Там с вами будут обращаться согласно вашему положению.

Герцогиня. Так, значит, очень дурно, потому что оно позорно. И неужели со мной будут обращаться позорно?

Стэнли. Как подобает относиться к герцогине, супруге герцога Гемфри: так с вами и будут поступать.

Герцогиня. Шериф, прощай, и будь благополучней чем я, хоть ты и был моим вожатым при позоре.

Шериф. Такова моя обязанность; простите меня, сударыня.

Герцогиня. Хорошо, хорошо, прощай; обязанность твоя окончена.- Ну, что-же, Стэнли, мы идем?

Стэнли. Сударыня, окончив покаяние, скиньте с себя ту простыню и пожалуйте одеться в дорогу.

Герцогиня. Но позор мой не будет сброшен вместе этой простыней. Нет, он повиснет на моих самых дорогих платьях, и будет виден, как-бы я ни разоделась. Иди вперед: я хочу скорее видеть свою темницу (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Аббатство в Бери.

Трубы. Входят в залу парламента: король Генрих, королева Маргарита, кардинал Бофорт, Сеффольк, Иорк, Бекингэм и другие.

Король Генрих. Я удивляюсь, что милорд Глостэр еще не пришел: не в его привычке быть последним. Что бы могло его теперь задержать?

Королева Маргарита. Разве вы не видите или не хотите замечать за ним странной перемены в обращении? Как величаво он держится, как дерзок он стал за последнее время, как горд, как повелителен, как не похож на себя? Мы помним время, когда он был кроток и любезен; когда мы лишь издали на него взглянем, а он немедленно уж на коленях, так-что весь двор восхищался его покорностью. Но встретьте его теперь,- хоть даже утром, когда всякий желает доброго дня,- он нахмурит брови, посмотрит сердито и пройдет прямо, несгибая колена, презирая долг, которым нам обязан. На щенят не обращают внимания, когда они скалят зубы; но и великие люди дрожат, когда лев рычит; а Гемфри, ведь не маленький человек в Англии. Во-первых, заметьте, что он ближайший к вам в роде, и если-бы вы пали, он-бы первый поднялся. Поэтому мне кажется, что неблагоразумно, по отношению к злобе, которую он питает, чтоб он вращался около вашей королевской особы или был допущен в совет вашего величества. Лестью завоевал он себе народные сердца и можно опасаться, что они все последуют за ним, если ему угодно будет произвести возмущение. Теперь весна,- корни у бурьяна еще неглубоки; но оставьте его теперь, и он переростет весь сад и заглушит растения за недостатком ухода. Благоговейная забота, которую я питаю к своему повелителю, заставила меня сосредоточить эти опасности в герцоге. Если это напрасно, назовите это бабьей трусостью,- трусостью с которой я соглашусь, если вы можете ее победить лучшими доказательствами. Милорды: Сеффольк, Бокингэм и Иорк, опровергайте мое обвинение, если можете, или-же заключите мои слова чем-нибудь решительным.

Сеффольк. Ваше величество хорошо провидели этого герцога. В если-бы мне первому было дозволено высказать свое мнение, мне кажется, я-бы сказал тоже, что и ваше величество. Клянусь жизнью, герцогиня по его наущению начала свои бесовские проделки. И если он не участвовал в её проступках, то все-таки, почитая свое высокое происхождение, потому-что он первый, по короне, наследник и хвастаясь своим благородством, он подстрекал годную в сумасшедший дом герцогиню преступными средствами подготовить гибель нашему государю. Вода течет ровно там, где поток глубже; а под своей безобидной внешностью он кроет измену. Лиса не рычит, когда хочет подкрасться к овце. Нет, нет, мой государь, Глостэр еще неизведанный человек и полный глубокого притворства.

Кардинал. Разве он, вопреки статьям закона, не установил смертной казни за небольшие преступления?

Иорк. Разве он, в бытность свою протектором, не собирал больших денежных сумм со всего государства для того, чтобы платить солдатам во Франции, и никогда не пересылал их? Благодаря чему, ежедневно города возмущались.

Бекингэм. Довольно! Эти проступки еще ничтожны в сравнении с теми, которые неизвестны, но со временем выяснятся в льстивом герцоге Гемфри.

Король Генрих. Вот что, милорды: ваша заботливость о нас, чтоб уничтожить шипы, которые могут потревожить наши ноги, достойна похвалы; но, сказать-ли по совести? Наш родственник Глюстэр также невинен в намерении изменить нашей королевской особе, как ягненок или безобидный голубь. Герцог добродетелен, кроток и слишком хорошо настроен, чтобы мечтать о зле и подготовлять мне падение.

Королева Маргарита. Ах, есть-ли что опаснее такого пристрастного доверия? Так он кажется голубем. Перья его лишь занятые у других. Так он ягненок. Эта шкура у него чужая, потому-что у него скорее наклонности хищного волка. Что-же значит притворство для того, кто не может принять на себя личину? Берегитесь же, милорд: наше общее благо зависит от укрощения этого коварного человека.

Входит Сомерсет.

Сомерсет. Да здравствует мой милостивый государь!

Король Генрих. Добро пожаловать, лорд Сомерсет. Какие вести из Франции?

Сомерсет. Все ваши интересы в её территории совершенно отняты у вас: все потеряно.

Король Генрих. Неласковые вести, лорд Сомерсет; но да будет воля Господня!

Иорк (в сторрну). Особенно неласковые для меня: я так-же твердо надеялся на Францию, как надеюсь на плодоносную Англию. Так-то цветы мои поблекли еще в бутылках, а гусеницы объедают мои листья. Но я скоро эти дела поправлю, или продам свой сан за славную могилу.

Входит Глостэр.

Глостэр. Всех благ моему королю и повелителю! Простите, государь, что я так запоздал.

Сеффольк. Нет, Глостэр, знай, что ты пришел еще слишком рано, если не стал преданнее, чем ты есть. Я тут-же арестую тебя за государственную измену.

Глостэр. Ну, герцогь Сеффольк, ты не заставишь меня ни покраснеть, ни измениться в лице от этого ареста: не легко устрашить ничем незапятнанное сердце. И чистейший источник не так свободен от грязи, как я от измены моему государю. Кто может меня обвинять? В чем я виновен?

Иорк. Думают, милорд, что вы брали от французов взятки и, будучи протектором, задерживали жалованье солдат, благодаря чему его величество лишился Франции.

Глостэр. Так-только думают? Да кто-же они такие, что так думают? Никогда не отбирал я жалованья у солдат, никогда ни одного пени взятки не брал от французов. Да поможет мне Богь так-же, как я проводил ночь за ночью в бдении над благом Англии! Пусть каждая полушка, каждый грош, который я вырвал у короля и себе присвоил, будет предъявлен мне в осуждение в судный день. Нет: много фунтов из моего собственного капитала, не желая налагать их на нуждающийся народ, вытряс я из своего кошелька гарнизонам, и никогда не просил, чтобы их мне вернули.

Кардинал. Вам на-руку, милорд, говорить так много.

Глостэр. Я говорю не более, как правду, помогай мне Боже!

Иорк. Во время своего протекторства, вы придумывали для виновных такие страшные, неслыханные пытки, что англичан обвиняли в тиранстве.

Глостэр. Однако, хорошо известно, что, пока я был протектором, все мои пороки заключались в жалости: я трогался слезами виновного и слова смирения были искуплением его вины. Если только это не был кровавый убийца, или гнусный и подлый разбойник, обиравший бедных путников, я никогда не воздавал ему даже подобающей кары. Убийц я, действительно, пытал больше, чем разбойников или каких других преступников.

Сеффольк. Милорд, это проступки, на которые ответить недолго; но вас обвиняют в более сильных преступлениях, от которых не легко вам очиститься. Именем его величества, я арестую вас и тут же отдаю под охрану лорда кардинала на будущее время, до суда.

Король Генрих. Милорд Глостэр, я особенно надеюсь на то, что вы выясните все подозрительное: совесть говорит мне, что вы невинны.

Глостэр. О, милостивый повелитель! Опасны эти дни. Добродетель душат гнусным честолюбием, а милосердие гонят прочь рукою ненависти. Гнусные происки преобладают, а беспристрастие изгоняют из земель вашего величества. Я знаю: их заговор - лишить меня жизни. Но, если смерть моя может дать этому острову счастье и закончит период их тиранства, я приму ее охотно. Но моя смерть служит лишь прологом к их игре, потому-что и тысячи людей, которые пока не подозревают об опасности, не заключат собою сочиняемой ими трагедии. Сверкающие глаза Бодфорта выдают его сердечную злобу, а отуманенное чело Сеффолька - его бурную ненависть. Резкий Бекингэм языком облегчает бремя зависти, лежащее у него на сердце, а мрачный Иорк, который тянется к луне,- которого дерзкую руку я отдернул прочь,- направляет против моей жизни ложные обвинения. А вы, моя царственная госпожа, вместе с остальными, беспричинн взгромоздили на мою голову немилость и с самым лучшим стараньем побудили моего государя быть моим врагом. Да, вы все обдумали это вместе; я и сам замечал ваши тайные сходбища и все другое, чтобы отнять у меня мою безупречную жизнь. Не нужно будет ни ложных свидетелей, чтобы осудить меня, ни массы предательств, чтобы увеличить мою вину: на мне оправдается старинная пословица;- была-б собака, будет и палка.

Кардинал. Государь мой, его злословие невыносимо если тех, кто старается охранить вашу королевскую особу от скрытого ножа измены и от ярости предателей, будут так поносить, ругать и издеваться над ними, а виновному будет дозволено так много говорить,- это остудить их усердие к вашему величеству.

Сеффольк. Разве он не попрекнул сейчас-же нашу повелительницу в гнусных, хоть и хитро сложенных выражениях, что она будто-бы заставила некоторых людей клятвенно принести ложные обвинения, чтобы лишить его сана?

Королева Маргарита. Но я могу разрешить проигрывающему браниться.

Глостэр. Это вернее сказано, нежели задумано: я, действительно, проигрываю, и горе выигрывающим, потому-что они сплутовали! Конечно, таким проигрывающим можно разрешить говорить.

Бекингэм. Он будет искажать смысл и продержит нас здесь целый день.- Лорд кардинал, он ваш пленник.

Кардинал. Господа, берите герцога и крепко его стерегите.

Глостэр. Ах, так-то бросает прочь король Генрих свой костыль прежде, чем его ноги достаточно окрепнут, чтобы поддерживать его тело. Это - пастуха твоего отрывают от тебя, и уже рычат между собою волки, которые сгрызут первого тебя. О, если-бы мой страх был напрасен! О, если-бы так было! Добрый король Генрих, боюсь я, что ты погибнешь (Уходят: стража и Глостэр).

Король Генрих. Милорды, делайте что по-вашему разумению будет наилучшим, как если-бы мы сами были здесь.

Королева Маргарита. Как? Разве ваше величество желает оставить парламент?

Король Генрих. Да, Маргарита. Сердце мое утопает в горе, поток которого хлынул к моим очам. Тело мое охвачено кругом ужасом, потому-что может-ли что быть ужаснее недовольства? О, дядя Гемфри! в лице твоем, я вижу, начертаны доблесть, и честность, и правдивость. А, между тем, добрый Гемфри, неужели придет час, когда я найду тебя обманщиком, или усомнюсь в твоей верности? Какая-же ненавистная звезда завидует твоему сану, что и эти знатные лорды, и королева наша Маргарита ищут погибели твоей невинной жизни? Ты ни им, никому другому не делал зла. Они увели его отсюда так-же безжалостно, как мясник уводит теленка и связывает его, несчастного, и бьет его, когда он отшатнется на пути в кровавую бойню. И, как мать его, которая с воем бросается туда и сюда, посматривая в ту сторону, куда пошло её невинное детище, и не может ничего поделать, как только оплакивать потерю своего любимца, - так я сам оплакиваю случай с Глостэром грустными, беспомощными слезами, смотрю ему во след отуманенными очами и не могу быть ему полезным,- так сильны его заклятые враги. Я буду оплакивать его судьбу и говорить между вздохами: - Кто изменник? Только не Глостэр (Уходит).

Королева Маргарита. Прекрасные лорды, холодный снег тает под горячими лучами солнца. Мой повелитель Генрих холоден к важным делам и слишком полон безразсудной жалости. Наружность Глостэра его обманывает, как мрачный крокодил вызывает жалость в со страдательных путешественниках, или как змея с пестрой блестящей шкурой, свернувшаеся на цветущем берегу жалит ребенка, который по её красоте думает, что она хороша. Поверьте мне, милорды, если-бы даже никого не было умней меня (а я в данном случае считаю себя очень разумной), свет скоро бы освободился от этого Глостэра, а мы - от страха, который чувствуем перед ним.

Кардинал. Стоит раскинуть умом для того, чтобы он умер, а между тем, нам нужна какая-либо окраска его смерти. Следует осудить его по закону.

Сеффольк. Но, по моему мнению, это не было бы хитростью: король будет стараться спасти ему жизнь, народ возстанет, чтобы спасти ему жизнь. А между тем у нас есть лишь простые доказательства его виновности или скорее подозрения, по которым видно, что он достоин смерти.

Иорк. Так значит, судя по этому, вы-бы не желали его смерти?

Сеффольк. Ах, Иорк, никто в мире не желает этого так сильно, как я.

Иорк. У Иорка более всего причин желать его смерти. Но, милорд кардинал, и вы, милорд Сеффольк, скажите, как вы думаете, и скажите от души: оставить герцога Гемфри протектором короля разве не тоже, что поставить отощалаго орла охранять цыпленка от голодного коршуна?

Королева Маргарита. Таким образом бедный цыпленок может быть уверен в своей смерти.

Сеффольк. Совершенно верно, сударыня. А разве не было-бы сумасшествием сделать лису надсмотрщиком за стадом? Если кого обвиняют в коварном убийстве, неужели попусту спустить тому вину, потому-что его намерение еще не исполнено? Нет, пусть он умрет: он ведь лиса, по природе отъявленный враг стада, и умрет прежде, чем его пасть обагрится кровью, как это случилось с Гемфри относительно моего государя. И не мудрствуйте лукаво, как его убить: капканом, сетями или хитростью, сонного или бодрствующего,- все равно, лишь-бы он умер, потому-что всякий обман хорош для того, кто первый намеревался обмануть.

Королева Маргарита. Вот так решительно сказано трижды благородный Сеффольк!

Сеффольк. Не решительно, потому что еще ничего не сделано; ведь часто высказывают свое мнение, но редко его исполняют. Но тут сердце мое согласно с моими словами в виду того, что это похвальный подвиг и что надо оградить моего государя от врага. Скажи только слово, и я буду его напутствовать.

Кардинал.Но я-бы желал,милорд Сеффольк,чтоб он был мертв, прежде чем вы наложите на себя священнический обет. Скажите, что вы согласны и одобряете это дело, и я достану вам исполнителя его,- до того я забочусь о безопасности моего государя.

Сеффольк. Вот моя рука: этот подвиг стоит того, чтобы его совершить.

Королева Маргарита. Тоже говорю и я.

Иорк. И я. Теперь, когда мы все высказали это, немного значит, кто опровергнет наш приговор.

Входит гонец.

Гонец. Знатные лорды, я прямо из Ирландии, чтоб объявить вам: бунтовщики возстали, и англичане падают от их мечей. Пришлите подкрепление, лорды, и вовремя остановите их ярость, прежде чем рана станет неизлечима. Пока она еще свежа, есть надежда на спасение.

Кардинал. Это повреждение, требующее немедленной поправки. Какой совет дадите вы в этом важном деле?

Иорк. Чтобы послать туда регентом Сомерсета: этим делом подобает заняться умелому правителю: свидетель тому благополучие, которое он нам принес во Франции.

Сомерсет. Если-бы Иорк, со своей дальновидной политикой, был там регентом вместо меня, то никак не остался бы во Франции так долго.

Iорк. Да, конечно, не дожидался-бы, пока все потеряно как это сделал ты. Я-бы скорее вовремя лишился жизни, нежели принес-бы на родину бремя позора, оставшись там до тех пор, пока не потерял всего. Покажи мне хоть один шрам, запечатленный у тебя на коже: люди у которых тело так сохранно, редко побеждают.

Королева Маргарита. Нет, эта искра обратится в яростный огонь, если ветер и топливо дадут ей силу. Довольно, добрый Иорк; милый Сомерсет, молчи. Твоя судьба Иорк, в смысле счастия, если-бы ты был регентом, могла-бы оказаться хуже, чем его.

Иорк. Как? Хуже, чем ничто? О, тогда прах все побери!

Сомерсет. В том числе и тебя, желающего позора

Кардинал. Милорд Иорк, попытайте счастья. Необузданные керны Ирландии вооружились и мешают глину с кровью англичан. Желаете-ли вы вести в Ирландию отряд старательно выбранных людей, по-нескольку из каждого графства, и попробовать счастье против ирландцев?

Иорк. Желаю, милорд, если его величеству будет угодно.

Сеффольк. Ну, в нашем авторитете его согласье, и что мы решаем, то он подтверждает. Так бери-же это дело в руки, благородный Иорк.

Иорк. Я доволен. Доставьте мне солдат, лорды, пока я приведу в порядок мои собственные дела.

Сеффольк. Это - поручение, лорд Иорк, за выполнением которого я присмотрю. Но теперь, вернемся к коварному герцогу Гемфри.

Кардинал. Довольно о нем: я с ним так управлюсь, что он больше не будет вас беспокоить. Итак, разойдемся: день почти окончен. Лорд Сеффольк, я должен с вами переговорить об этом деле.

Иорк. Милорд Сеффольк, через четырнадцать дней я буду ожидать в Бристоле моих солдат, так как оттуда я переправлю их в Ирландию.

Сеффольк. Я присмотрю за тем, чтобы это было исполнено в точности, милорд Иорк (Уходят все, кроме Иорка)

Иорк. Теперь, Иорк, или никогда, закали свои боязливые мысли и обрати сомнение в решимость. Или будь тем, чем ты надеешься быть, или предай смерти то, чем ты теперь: этим не стоить пользоваться. Пусть бледнолицый страх остается в людях низкого происхождения и не находить убежища в королевском сердце. Чаще весенних дождей следуют мысль за мыслью, и нет ни одной, которая не думала-б о власти. Мои мозги деятельнее, чем трудолюбивые муравьи, плетут хитрые сети, чтобы поймать моих врагов. Хорошо, вельможи, хорошо: политичный поступок послать меня прочь с толпой людей. Боюсь я, что вы лишь отогреете отощалую змею, которая, обласканная у вас на груди, укусит вас в сердце. Мне не хватало людей, - вы мне дадите их. Я их любезно принимаю; однако, будьте уверены, что вы даете острое оружие в руки безумнаго. В то время, как в Ирландии я буду кормить сильный отряд людей, в Англии я подыму черную бурю, которая унесет десять тысяч душ на небо или в ад. И эта жестокая буря не перестанет свирепствовать, пока золотой венец на голове моей, подобно светлым лучам величественного солнца, не усмирят ярость её бешеного вихря. Для осуществления своего намерения, я подкупил упрямого кентского жителя, Джона Кэда из Ашфорда, чтобы он произвел возмущение под титулом Джона Мортимера. В Ирландии я видел, как этот упрямец Кэд сопротивлялся целому отряду кернов. Он отбивался так долго, что в бедрах его торчали стрелы, - почти как острые иглы у ежа. А под конец я видел, как он, освобожденный, завертелся, подобно дикому мавру, потрясая окровавленными стрелами, как колокольчиками. Как часто, под видом лукавого косматого керна, беседовал он с врагами и неузнанным возвращался ко мне, чтобы дать мне знать о их подлостях. Этот чорт и будет моим заместителем здесь, потому что и лицом, и поступью, и разговором он похож на этого, уже умершего, Джона Мортимера. Таким способом я увижу, какого настроения народ и как он привязан к дому и к правам Иорка. Скажем, что Кэда схватят, станут пытать и мучать: я знаю, что никакое страдание, которое они могут причинить ему, не заставит его сказать, что я побудил его взяться за оружие. Скажем, что он преуспеет, что весьма вероятно; ну, так я вернусь из Ирландии со своим войском и соберу жатву, которую этот негодяй посеял. Ведь, раз Гемфри умрет (как это и будет), а Генрих будет устранен, я наследник (Уходит).

СЦЕНА II.

Бери. Комната во дворце.

Входят поспешно несколько убийц.

1-й убийца. Беги к милорду Сеффольку. Доложи ему что мы спровадили герцога, как он приказывал.

2-й убийца. О, если-бы это еще только предстояло!- Что мы наделали? Слышал-ли ты, чтоб человек был такой покаявшийся?

1-й убийца. Вот идет милорд.

Входит Сеффольк.

Сеффольк. Ну, господа, обделали вы это дело?

1-й убийца. Да, мой добрый лорд, он умер.

Сеффольк. Ну, вот, прекрасно сказано. Ступайте-же ко мне на дом: я награжу вас за этот отважный подвиг, Король и все пэры здесь по близости. Оправили-ли вы постель? Всели в порядке, согласно моим указаниям?

1-й убийца. Так точно, мой добрый милорд.

Сеффольк. Так уходите-же прочь (Убийцы уходят).

Играют трубы. Входят: король Генрих, королева Маргарита, кардинал Вофорт, Сомерсет, лорды и другие.

Король Генрих. Подите, сейчас-же позовите пред наше лицо нашего дядюшку: скажите, что мы намерены опросить сегодня его светлость, так-ли он виновен, как это разглашают.

Сеффольк. Я тотчас позову его, мой благородный повелитель (Уходит).

Король Генрих. Лорды, займите свои места, и прошу вас всех, не принимайте строгих мер против нашего дяди Глостэра, иначе, как по верным и значительным доказательствам, если он будет уличен в преступных делах.

Королева Маргарита. Боже избави, чтобы восторжествовало лукавство, чтобы осудили невинного вельможу! Молю Бога, чтобы Он очистил его от подозрений!

Король Генрих. Благодарю тебя, Маргарита. Очень мне приятны твои слова (Возвращается Сеффольк). Что это? Отчего ты бледен? Чего дрожишь? Где-же наш дядя? Что случилось, Сеффольк?

Сеффольк. Он мертвый, у себя в постели, милорд. Глостэр умер.

Королева Маргарита.Что вы? Не дай Боже!

Кардинал. Неисповедим суд Божий! Я видел во сне сегодня ночью, что герцог был нем, и не мог сказать ни слова (Король падает в обморок).

Королева Маргарита. Как чувствует себя мой господин? Помогите, лорды! Король умер.

Сомерсет. Приподымите его тело; потрясите за нос.

Королева Маргарита. Бегите, идите, помогите, помогите! О Генрих! Открой глаза!

Сеффольк. Он оживает ваше величество, имейте терпение.

Король Генрих. О Господь небесный.

Королева Маргарита. Как чувствует себя мой милостивый повелитель?

Сеффольк. Успокойся, мой государь! Милостивый Генрих, успокойся!

Король Генрих. Как? Разве лорд Сеффольк меня успокаивает? Разве не он только-что пришел и пропел мне песнь ворона, зловещий звук которой лишил меня жизненных сил. Неужели он думает, что щебетанье крапивника, с криком об упокоении, который вырывается из пустой груди, может рассеять сперва раздавшиеся звуки?Не скрывай своего яда под сладкими речами; не касайся меня: оставь, я говорю. Твое прикосновение пугает меня больше, чем змеиное жало. Вестник гибели, с глаз моих долой! В твоих зрачках отражается смертоносное тиранство, зверская сила которого пугает всех на свете. Не смотри на меня: глаза твои наносят раны. Впрочем, не уходи: подойди, василиск, и убей невинного зрителя видом своим. Под сенью смерти я найду отраду, а в жизни лишь двойную смерть, теперь, когда умер Глостэр.

Королева Маргарита. Зачем вы так браните милорда Сеффолька? Хоть герцог и был его недругом, однако он, в высшей степени по христиански горюет о его кончине. Что-же касается меня, так несмотря на то, что он был мне врагом, я-бы готова ослепнуть от слез, ослабеть от стенаний и побледнеть, как подснежник, от упивающихся вздохов,- если-бы текучия слезы, раздирающия душу стоны и упивающиеся кровью вздохи могли вернуть его к жизни. Почем я знаю, что могут думать в свете обо мне? Известно, ведь, что мы были неособенно дружны. Могут порешит, что я устранила герцога, и мое имя будет истерзано молвою клеветы, а царские дворцы наполнятся моим позором. Вот, что мне дает его смерть. Ах я, несчастная! Быть королевой и венчанной безчестьем.

Король Генрих. Увы мне! Глостэр, несчастный человек!

Королева Маргарита. Увы мне! Я несчастнее его. Как, ты отвернулся и скрываешь лицо свое от меня? я не отвратительная прокаженная: взгляни на меня. Что? Или ты оглох, как ехидна? Так будь-же ядовит и убей покинутую тобою королеву. Неужто вся твоя отрада сокрыта в могиле Глостэра? Что-ж, так, значит, лэди Маргарита никогда не была тебе отрадой? Так воздвигни-же его статую и поклоняйся ей, а из моего изображения сделай лишь вывеску к пивной. Для того-ли я едва не погибла на море и противным ветром дважды была отогнана обратно от берегов Англии к своей родной земле? Разве это не означало, что доброжелательные ветры как-бы говорили мне:- Не стремись в гнездо скорпионов, не становись ногами на этот неприязненный берег.- Что-же я сделала тогда, как не прокляла эти нежные веяния и того, кто выпустил их из своих знойных пещер? Я просила их дуть к благословенным берегам Англии или же опрокинуть наше судно на какой-нибудь ужасный утес. Однако, Эол не захотел быть убийцей, но предоставил эту ненавистную обязанность тебе. Красиво-вздымавшееся море отказывалось потопить меня, зная, что ты, своим жестокосердием потопишь меня на земле в слезах, соленых, как море. Разсевшиеся скалы углубились в зыбучий песок, не желая разбить меня об свои острые бока, чтобы твое кремнистое сердце могло во дворце твоем погубить Маргариту. Когда буря отбила нас от берега, я стояла под вихрем, на палубе, до тех пор, пока могла различать меловые утесы; а когда мутное небо начало скрывать от моих пристальных взоров вид твоей земли,- я сняла с шеи дорогое украшение (это было сердце, оправленное в бриллианты) и бросила его по направлению к твоей земле. Море приняло его, и я пожелала, чтобы грудь твоя так-же приняла мое сердце. Но, не смотря на это, я потеряла из виду прекрасную Англию и все просила свои очи последовать за моим сердцем и называла их слепыми и мутными очками за то, что они потеряли из виду желанный берег Альбиона. Как часто побуждала я сесть Сеффолька передо мною и речами (этим орудием твоего коварного непостоянства) очаровывать меня, подобно Асканию, когда он раскрывал перед обезумевшей Дидоной деяния её отца, начатые в пылающей Трое! Разве я не безумна, как она? Или ты не коварен, как он? Увы! Не могу более терпеть. Умри, Маргарита; Генрих плачет, что ты еще так долго жива.

Шум за сценой. Входят Уорик и Сольсбери. Народ теснится к дверям.

Уорик. Могущественный государь, ходят слухи, что добрый герцог Гемфри предательски убит происками Сеффолька и кардинала Бофорта. Народ, как улей разъяренных пчел, лишенных своей матки, снует туда и сюда, не заботясь о том, кого ужалят в своей мести. Я сам усмирил их гневный бунт, пока они не узнают порядком о его смерти.

Король Генрих. Что он умер, добрый Уорик, это слишком верно, но как он умер, о том знает Бог,- не Генрих. Войди в его комнату, осмотри его бездыханное тело и затем определи его внезапную кончину.

Уорик. Исполню все,мой государь. Останься, Сольсбери, с буйной толпою пока я не вернусь.

Уорик уходит во внутренние покои; Сольсбери удаляется.

Король Генрих. О Ты, Который судишь всех и вся, подкрепи мои мысли! Мысли, которые стараются уверить мою душу, что руки насилия были наложены на жизнь Гемфри. Если подозрение мое ложно, прости мне, Боже; право судить принадлежит, ведь, одному Тебе. Хотел-бы я пойти согреть его бледные губы двадцатью тысячами поцелуев и оросить лицо его океаном соленых слез, чтоб высказать любовь мою его немому и глухому трупу и в пальцах моих почувствовать его безчувственную руку. Но напрасны были-бы эти скудные сетования, а увидеть его мертвый земной облик разве не значит лишь усилить мою печаль?

Двери внутренних покоев распахиваются настежь; виден Глостэр, мертвый, на своей постели. Уорик и другие стоят подле.

Уорик. Подойдите сюда милостивый повелитель, посмотреть на это тело.

Король Генрих. Это тоже, что посмотреть, как глубока мне вырыта могила: с его душою отлетела вся моя земная отрада, потому что при виде его я вижу мою жизнь в опасности смерти.

Уорик. Как душа моя твердо намерена ожить у грозного Царя, Который взял на Себя наши грехи, чтобы освободить нас от страшного проклятия Своего Отца, так я убежден, что руки насилия были наложены на жизнь этого трижды славного герцога.

Сеффольк. Ужасная клятва, принесенная в торжественных речах! Какое доказательство своей клятвы даст лорд Уорик?

Уорик. Смотрите, как кровь прилила к его лицу. Часто видал я умерших в свое время: лица их пепельно-серы, худы, бледны, бескровны, вся кровь спускалась к усиленно работавшему сердцу, которое, в борьбе со смертью, призывало ее на помощь против врага. Она остывает вместе с сердцем и уже никогда больше не возвращается румянить и украшать щеки. Но взгляните; его лицо черно и полно крови; глаза более выпучены, нежели при жизни, и широко, испуганно вытаращены, как у задушенного человека; волосы его стоят дыбом, ноздри усиленно раздуты; руки широко раскрыты, как у того, кто-бы хватался и боролся за свою жизнь, но усмирен силой. Смотрите: к простыне прилипли его волосы; его окладистая борода всклокочена и спутана, как летняя жатва бурей. Лишь одно вероятно, что он был здесь убит: малейший из этих признаков вполне вероятен.

Сеффольк. Однако, Уорик, кто-же мог умертвить герцога? Мы сами с Бофортом охраняли его; а мы, надеюсь, сэр,- не убийцы.

Уорик. Но вы оба были заклятыми врагами герцога Гемфри и вам-же, действительно, поручили его стеречь. Похоже на то, что вы не угощали его, как друга, и очевидно, он здесь нашел себе врага.

Королева Маргарита.Так вы, повидимому, подозреваете, что эти вельможи виновны в безвременной кончине герцога Гемфри?

Уорик. Кто-же, видя, что теленок мертв и еще истекает свежей кровью, и около стоит мясник с топором, не заподозрит, что он совершил убийство? Кто, найдя куропатку в гнезде коршуна, не поймет, отчего умерла эта птичка, хотя-бы коршун и парил с неокровавленным клювом. Так точно подозрительна и эта трагедия.

Королева Маргарита. Не ты-ли, мясник, Сеффольк? Где-же твой нож? Если Бофорта величают коршуном,- где-же его когти?

Сеффолък. Я не ношу ножа, чтоб убивать спящих; но вот мстительный меч, заржавевший в покое; он вычистится в ненавистном сердце того, кто меня клеймит багровым клеймом убийства. Скажи, коли посмеешь, гордый лорд Уорик, что я виновен в смерти герцога Гемфри (Уходят: кардинал, Сомерсет и другие).

Уорик. Чего не посмеет Уорик, если лживый Сеффольк смеет вызывать его?

Королева Маргарита. Он не посмеет утолить свой оскорбительный дух, ни продолжать быть дерзким порицателем, хотя-бы Сеффольк вызывал его двадцать-тысяч раз.

Уорик. Сударыня, замолчите! Дозвольте мне почтительно сказать вам это. Ведь, каждое слово, которое вы произносите в его защиту, клеймит ваше королевское достоинство.

Сеффольк. Грубого ума и подлаго обращения лорд, если когда супруга оскорбляла своего лорда, так это мать твоя: она приняла на свое позорное ложе какого-нибудь грубого, невоспитанного мужлана, и к благородному стволу привила отпрыск дичка, плодом чего явился ты, который вовсе не потомок благородного рода Невилей.

Уорик. Еслиб тебя не ограждал от меня грех убийства, еслиб я не боялся отнять у палача его заработок и освободить тебя таким образом от десяти тысяч посрамлений, и если-бы присутствие моего государя не смягчало меня, - я-бы заставил тебя, лживый трус и убийца, на коленях просить прощенья за твои пошлые речи, и сказать, что ты подразумевал свою мать, так как ты рожден от незаконной связи. А после того, как эта дань страху была-бы отдана, я отдал-бы тебе твое вознаграждение и отправил-бы в ад твою душу, ядовитый вампир сонных людей.

Сеффольк. Ты проснешься, когда я буду лить твою кровь, если ты осмелишься выйти из этого собрания вместе со мною.

Уорик. Так выйдем сейчас-же, или я вытащу тебя отсюда. Как ты ни есть недостоин, я все-же сражусь с тобою, и окажу хоть эту услугу духу герцога Гемфри (Уходят Сеффольк и Уорик).

Король Генрих. Какие латы крепче незапятнанного сердца? Трижды вооружен тот, кто прав в своей ссоре; а тот, чья совесть запятнана неправдой, все равно что наг, будь он замкнут хоть в сталь (Шум за сценой).

Королева Маргарита. Что это за шум? Возвращаются; Сеффольк и Уорик с обнаженными мечами.

Король Генрих. Ну, что-же это, лорды? Ваши ярые мечи обнажены в нашем присутствии? Смеете-ли вы быть так дерзки?- Ну, что-же тут за буйный шум?

Сеффольк. Могущественный государь, вероломный Уорик напал на меня вместе с жителями Бери

Шум толпы за сценой. Возвращается Сольсбери.

Сольсбери (Говорит тем, которые за сценой). Господа, стойте в стороне; король узнает ваше мнение. Великий повелитель, народ прислал меня вам передать, что если коварный Сеффольк не будет тотчас же казнен или выслан из территории прекрасной Англии, то он силой вырвет его из вашего дворца и замучить его тяжкой, медленной смертью. Они говорят, что чрез него умер герцог Гемфри; они говорят, что в лице его боятся смерти вашего величества и что лишь простой инстинкт любви и преданности,- свободный от лукавого намерения противоречить а также и от мысли воспрепятствовать вашим желаниям,- заставляет их требовать его изгнания. Они говорят, в заботах о вашей царственной особе, что если бы ваше величество, намереваясь уснуть, приказали, чтобы никто не мешал вам отдыхать, под страхом вашего неудовольствия или смертной казни, и тут бы оказалась змея с раздвоенным жалом, которая изподтишка ползла бы к вашему величеству,- то вам необходимо было бы проснуться, иначе, не остановленный вашим невинным сном, этот смертоносный червь может обратить ваш сон в вечный. Потому то они и кричат (хоть вы им и запрещаете), что они будут вас охранять,- желаете-ли вы этого, или нет,- от таких опасных змей, какою является и есть коварный Сеффольк. От его ядовитого и рокового укушения, как они говорят, ваш любящий и в двадцать раз стоющий его дядя предательски лишен жизни.

Народ (за сценой). Ответ короля, милорд Сольсбери.

Сеффольк. Весьма вероятно, что народ,- грубое, необразованное холопство,- шлет такое послание своему государю; но вы, милорд, сами рады им услужить, чтобы показать, какой вы ловкий оратор. Но вся честь, которая досталась Сольсбери, это - быть послом к королю от кучки каких то медников.

Народ (за сценой). Ответ короля, или мы все к нему ворвемся!

Король Генрих. Ступай, Сольсбери и скажи им всем от меня, что я благодарю их за их нежные обо мне заботы. Хоть бы они меня об этом не просили, я все-таки намеревался поступить так, как они просят. И в самом деле, мысли мои ежечасно пророчат мне, что моему государству грозит несчастие через Сеффолька. Поэтому, клянусь величием Того, чей я недостойный представитель, что Сеффольк не будет еще долее трех дней заражать воздух, под страхом смертной казни (Сольсбери уходит).

Королева. Маргарита. О, Генрих, дозволь мне ходатайствовать за благородного Сеффолька.

Король Генрих. Неблагородная королева, что называешь его благородным Сеффольком? Довольно, говорю тебе: если ты будешь заступаться за него, ты лишь увеличишь мой гнев. Если-бы я только сказал, то сдержал-бы свое слово; но если я поклялся, то это уже непоколебимо.- Если, по истечении трех дней, ты будешь замечен в каком-бы то ни было месте, мне подвластном, весь мир не будет выкупом за твою жизнь.Пойдем, Уорик, пойдем, добрый Уорик, со мною, я имею сообщить тебе много важнаго.

Уходят: король Генрих, Уорик, лорды и др.

Королева Маргарита. Пусть вам сопутствуют неудачи и горести! Пусть сердечное неудовольство и злобная печаль будут неразлучными товарищами ваших игр! Где вас двое, пусть там дьявол будет третьим и тройная месть пусть стережет ваш каждый шаг!

Сеффольк. Благородная королева, оставь эти проклятья и дозволь Сеффольку с грустью проститься с тобою.

Королева Маргарита. Фу, трусливая баба, слабодушное творенье! Неужели у тебя не хватает духа клясть своих врагов?

Сеффольк. Чума их побери! К чему мне их клясть? Если-бы клятвы убивали, как стоны мандрагоры, я бы придумал такие едкие, заклятые, грубые и страшные на слух выражения, так сильно произносил-бы их сквозь стиснутые зубы, с таким множеством знаков моей смертельной ненависти, как испитая, осунувшаеся ненависть, в своем омерзительном логовище. Язык запинался бы в моих грозных речах; глаза метали-бы искры, как зажженный кремень; волосы стали-бы дыбом, как у бешенаго; даже каждый сустав мой (кричал-бы) порицания и проклятия. Да и теперь мое удрученное сердце разбилось-бы, если-бы я не проклинал их. Пусть яд будет их питьем! Желчь, или что-либо еще худшее, пусть будет их вкуснейшим, тончайшим кушаньем! Сладчайшая для них сень - роща кипарисов! Их главные виды - смертоносные василиски! Нежнейшее для них прикосновение - колко, как жало ящериц! Их музыка - страшна, как змеиное шипенье, и зловещие сычи пусть дополняют концерт. Пусть все отвратительные ужасы адской преисподней...

Королева Маргарита. Довольно, милый Сеффольк: ты мучишь себя. А эти страшные проклятья, как солнечные лучи от стекла или как слишком сильно заряженное орудие, отскакивают и силу свою направляют против тебя-же.

Сеффольк. Ты приказывала мне проклинать, и ты-же приказываешь мне перестать? Клянусь землею, из которой меня изгоняют, я мог-бы целую зимнюю ночь проклинать, хотя-бы простоял какой на горной вершине, где колючий мороз вовсе не дает рости траве,- и мне эта ночь показалась-бы одной минутой, проведенной в забавах.

Королева Маргарита. О, дай мне упросить тебя! Перестань! Дай мне твою руку, чтобы я могла оросить ее моими грустными слезами: пусть дождь небесный не орошает это место, чтобы не смыть этих памятников моего горя, моей грусти. О если-бы этот поцелуй мог отпечататься на руке твоей, чтобы ты, глядя на этот отпечаток, мог вспоминать о той, которая вздыхает по тебе тысячью вздохов Итак уходи-же, чтоб я могла познать свое горе: оно лишь отсрочено, пока ты стоишь около меня, как насыщающийся, когда думает о голоде. Я призову тебя обратно, или, будь уверен, сама подвергнусь ссылке. А для меня разлука с тобою - уже ссылка. Ступай, на говори со мною. Уходи-же! О нет, не уходи еще. Так точно двое осужденных друзей целуются, обнимаются и прощаются десять тысяч раз, во сто крат более затрудняясь расстаться, нежели умереть. Однако, теперь прощай: прощай, жизнь с тобою!

Сеффольк. Так-то десять раз изгнан бедный Сеффольк: один раз королем и трижды три раза - тобою. Я не пожалел бы о родине, если-бы тебя там не было: для Сеффолька и пустыня была-бы достаточно населена, еслиб ты была его небесною подругой. Где ты, там целый мир со всеми различными мирскими радостями, а где тебя нет,- там пустыня. Довольно. Живи, чтоб наслаждаться жизнью; мне-же самому ни в чем не будет радости, кроме той, что ты жива.

Входит Во.

Королева Маргарита. Куда Во так спешит? Пожалуйста, скажи, какие вести?

Во. Я прислан доложить его величеству, что кардинал Бофорт при смерти: его внезапно охватывает тяжкий недуг, от которого он задыхается, таращит глаза и ловит воздух, богохульствует и проклинает всех людей на земле. Порой он разговаривает, как будто-бы около него находится дух герцога Гемфри; порой зовет он короля, и подушка, как будто-бы, ему шепчет тайны своей обремененной души. Я послан передать его величеству, что он как раз теперь зовет его громко.

Королева Маргарита. Иди, передай королю эту тяжелую весть (Во уходит). Увы! И это - свет? И что это за вести? Но отчего-же я сожалею о потере какого-нибудь жалкого часа, забывая о ссылке Сеффолька, сокровища души моей? Но отчего-же, Сеффольк, я горюю не об одном тебе, не спорю с тучами юга слезами? Их слезы питают землю, а мои - мое горе. Иди-же прочь отсюда: ты знаешь, король сейчас придет, а если он найдет тебя со мною,- ты мертвый человек.

Сеффольк. Разставшись с тобою, я не могу уже жить, но умереть на твоих глазах было-бы для меня не более, как приятною дремотой у тебя на коленях. Там мог-бы предать я дух свой небесам так-же тихо и кротко, как грудной младенец, умирающий с материнской грудью во рту. Там, при виде короля, я-бы обезумел и криком просил-бы тебя смежить мне очи, и устами твоими замкнуть мне уста. Таким образом, ты или вернула-бы мою отлетающую душу, или я вдохнул-бы ее в твое тело и тогда она жила-бы в прекрасном Элизиуме. Умереть при тебе - значит умереть шутя; умереть вдали от тебя, значить мучаться более, чем умирая. О, дозволь мне остаться: пусть будет, что будет.

Королева. Маргарита. Уходи! Хоть прощание и сильно разъедающее средство, но оно применяется к смертельным ранам. Во Францию, милый Сеффольк! Дай мне знать о себе; в какой-бы части света ты ни находился, у меня найдется Ириса, которая отыщет тебя.

Сеффольк. Я иду.

Королева Маргарита.И уносишь мое сердце с собою.

Сеффольк. Это сокровище, замкнутое в самой жалкой шкатулке, которая когда-либо содержала ценные вещи. Мы расстаемся, как расщепленная ладья. В эту сторону иду я к смерти.

Королева Маргарита. А я - в эту (Уходят в разные стороны).

СЦЕНА III.

Лондон. Спальня кардинала Бофорта.

Входят: король Генрих, Сольсбери, Уорик и другие. Кардинал лежит в постели, при нем его слуги.

Король Генрих.Как поживаете,милорд?Скажи, Бофорт, твоему государю.

Кардинал. Если ты - смерть, я отдам тебе казну Англии, достаточную для того, чтобы купить еще другой такой остров,- лишь-бы ты оставил меня жить и не чувствовать боли.

Король Генрих. О, что за признак дурной жизни, если приближение смерти, так ужасно видеть!

Уорик. Бофорть, это твой государь говорит с тобою.

Кардинал. Судите меня, когда вам угодно. Разве он умер не в своей постели? Где-ж ему больше умирать? Могу-ли я заставить людей жить волей-неволей?- О, не пытайте меня больше; я признаюсь. Снова ожил? Так покажите-же мне, где он? Я дам тысячу фунтов за то, чтобы увидеть его! У него нет глаз: их засорила пыль. Пригладьте его волосы: смотрите! смотрите! Они стоят дыбом. как ветки, обмазанные смолою, чтобы поймать мою окрыленную душу. Дайте мне попить и прикажите аптекарю принести тот сильный яд, который я у него купил.

Король Генрих. О ты, вечный Двигатель небес, взгляни милостивым оком на этого несчастнаго! О, отгони усердного и докучного врага, который упорно осаждает душу несчастного, а из груди его - это мрачное отчаяние!

Уорик. Смотрите, как предсмертные муки заставляют его скрежетать зубами.

Сольсбери. Не тревожьте его, пусть он отойдет с миром.

Король Генрих. Мир душе его, если так благоугодно Богу. Лорд кардинал, если ты думаешь о небесном блаженстве, подними руку в знак надежды. Он кончается и не подает никакого знака. О Боже! Прости ему!

Уорик. Такая дурная смерть доказывает чудовищную жизнь.

Король Генрих. Воздержись от осуждений: все мы грешники.- Закройте ему глаза и плотно спустите полог, а мы пойдем предаться размышлениям (Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Кент. Берег моря близь Дувра.

Над морем раздается пальба. Затем выходят из шлюпки: капитан, шкипер, штурман Уольтер, Уитмор и другие. С ними переодетый Сеффольк и другие джентльмэны, пленники.

Капитан. Пышный, откровенный и жалкий день скользнул в недра моря; вот и громко воющие водки будят драконов, несущих трагически-грустную ночь. Сонными, вялыми, отвисшими крыльями ласкают они могилы умерших и из своей туманной пасти выдыхают в воздух отвратительные заразные потемки. Приведите-же военных которых мы забрали, и, пока наша пинасса стоит на якоре в Дувре, они тут, на песке отдадут за себя выкуп или кровью своей расцветят этот безцветный берег.- Шкипер, этого пленника я охотно отдаю тебе, а ты, его, штурман, вот этого возьми себе в добычу. А тот (указывая на Сеффолька) пусть будет твоей долей, Уольтер Уитмор.

1-й джентльмэн. Какой за меня выкуп, шкипер? Позволь мне узнать.

Шкипер. Тысяча крон, а не то - подставляй голову!

Штурман. Столько-же дашь и ты, а не то - долой и твою.

Капитан. Как? Неужели по вашему много двух тысяч крон? А еще носите имя и осанку джентльмэнов? Перерезать горло обоим негодяям! Вы должны умереть. Такую ничтожную сумму нельзя противопоставить жизни тех, которых мы лишились в схватке.

1-й джентльмэн. Я дам ее вам, сэр: оставьте мне

2-1 джентльмэн. Я - также и сейчас-же напишу об этом домой.

Уитмор. Я лишился глаза во время абордажа, и потому (к Сеффольку) ты должен умереть, в отмщение за это.

Капитан. Не будь так безразсуден: возьми с него выкуп и оставь ему жизнь.

Сеффольк. Взгляните на моего св. Георгия: я джентльмэн. Цени меня во сколько угодно, тебе будет уплачено.

Уитмор. И я тоже: мое имя Уолтер Уитмор. Что, это? Чего ты вздрогнул? Как? Неужели тебе смерть страшна?

Сеффольк. Мне страшно твое имя, в котором звучит смерть. Один ученый составил мой гороскоп и сказал, что я умру от "воды". Однако, пусть это не делает тебя кровожадным: ведь твое имя "Гольтир", если его правильно произнести.

Уитмор. "Гольтир" или "Уо'тер", мне все равно какое-бы ни было. Но никогда еще не оскверняло нашего имени гнусное оскорбление без того, чтобы мы не смыли этого пятна. И если я, как торгаш, продам свою месть пусть переломят надо мной мое копье, а доспехи перервут и опозорят и ославят меня негодяем по всей вселенной! (Хватает Сеффолька).

Сеффольк. Постой, Уитмор! Ведь твой пленник принц, он герцог Сеффольк, Уильям де-ля-Пуль.

Уитмор. Герцог Сеффольк, укутанный в лохмотья!

Сеффольк. Да, но эти лохмотья не составляют принадлежности герцога. Ведь, и Юпитер иногда ходил переодетым; так почему-жь бы и мне не делать тоже?

Капитан. Но Юпитер никогда не был убит, а ты будешь.

Сеффольк. Подлый, ничтожный мужик! Кровь короля Генриха, благородная кровь дома Ланкастеров, не может быть пролита таким порочным рабом. Не посылал-ли ты мне воздушных поцелуев и не держал-ли ты мне стремя? С непокрытой головою шел ты рядом с моим мулом в богатой попоне и почитал себя счастливым, если я тебе кивал головою. Как часто подавал ты мне чашу и кормился моими объедками, когда я пировал с королевой Маргаритой? Вспомни, и пусть это сделает тебя смирнее и уменьшит твою пустую гордость! Как ты дожидался в нашей прихожей моего выхода? И та-же самая рука моя, которая не раз писала в твою пользу, может, вследствие этого, заворожить твой дерзновенный язык.

Уитмор. Капитан, скажи: не прихлопнуть-ли мне этого подлаго мужика?

Капитан. Пусть я сначала прихлопну его словами, как он меня.

Сеффольк. Низкий раб, слова твои глупы, как и ты сам.

Капитан. Уведите его отсюда и отрубите ему голову над бортом нашего барказа.

Сеффольк. Ты не посмеешь, из боязни за свою собственную.

Капитан. Посмею, Пуль.

Сеффольк. Пуль?

Капитан. Пуль? Сэр Пуль, или лорд? Ну, грязный сток, лужа, или помойная яма, чье зловоние и грязь мутят серебристые ручьи, из которых пьют англичане. Теперь-то я замкну твой зев за то, что он поглотил государственную казну. Губы твои, целовавшие королеву, пусть лижут землю, а ты сам, усмехавшийся смерти доброго герцога Глостэра, тщетно будешь скалить зубы на безжалостный ветер, который с презрением будет продолжать на тебя свистеть. И пусть ты сочетаешься с ведьмами ада за то, что дерзнул сочетать могущественного повелителя с дочерью ничтожного короля, не имевшего ни подданных, ни владений, ни короны. Благодаря дьявольским хитростям, ты повысился и, как честолюбивый Цилла, пресытился кусками окровавленного сердца своей матери. Через тебя проданы французам Анжу и Мэн; через тебя-же лукавые бунтовщики нормандцы с презрением отказываются называть нас своими господами. Пикардийцы перерезали правителей, захватили наши крепости и отправили восвояси наших раненых, оборванных солдат. Царственный Уорик и все Невили, грозные мечи которых никогда не подымались понапрасну, из ненависти к тебе возстают, вооружаясь. И вот теперь, дом Иорка,- отторгнутый от короны позорным убийством безвинного короля и властной, гордой, хищной тиранией, - возгорелся мстительным огнем и на своих отрадных знаменах несет впереди наше полу-солнце, стремящееся засиять над изречением: Invitis nubibus. Народ здесь, в Кенте, возстал и, в заключение всего, позор и нищета закрались во дворец нашего короля,- а все через тебя-же. Прочь! уведите его отсюда.

Сеффольк. О, еслиб я был богом, чтоб разразиться громом над этим ничтожным, подлым, отвратительным мужичьем! Мелочами гордятся лишь подлецы: и этот негодяй, будучи капитаном пинассы, грозится сильнее, нежели Баргул, могучий иллирийский пират. Шмеля не сосут орлиной крови, но грабят пчелиные ульи. Невозможно, чтобы я умер от руки такого подлаго вассала, как ты.Твои слова подымают во мне гнев, но не раскаяние. Я еду во Францию с поручением от королевы. Приказываю тебе доставить меня невредимо на тот берег пролива.

Капитан. Уотер!

Уитмор. Ступай, Сеффольк, я должен доставить тебя на смерть.

Сеффольк. Gelidus timor occupat artus: я боюсь только тебя.

Уитмор. У тебя будут еще причины для страха, прежде, чем я оставлю тебя. Ну что же? Теперь ты покорился? Теперь хочешь смириться?

1-й джентльмэн. Мой милостивый лорд, умоляйте его, говорите с ним ласково.

Сеффольк. Повелительный язык Сеффолька тверд и суров; привыкший повелевать, он не умеет просить милости. Тем более мы не почтим таких людей, как эти, смиренными просьбами. Нет, скорее склонится моя голова на плаху, нежели колени мои перед кем-либо, кроме Бога небес и моего короля. Ужь лучше торчать на окровавленной рогатине, нежели стоять с непокрытой головой перед грубым рабом. Настоящее благородство чуждо страха: я могу вынести больше, чем вы осмелитесь мне сделать.

Капитан. Тащите его прочь и не давайте ему больше говорить.

Сеффольк. Ну, покажите-же, воины, на какую жестокость вы способны, чтобы смерть моя никогда не забылась.- Нередко умирали великие мужи от руки подлых византийцев. Римский боец и разбойник умертвили прекрасного Туллия; от руки пригулка Брута пал Юлий Цезарь; от диких островитян - Великий Помпей, а от пиратов - Сеффольк (Уходят: Сеффолькь с Уитмором и другие).

Капитан. Что-же касается тех, чей выкуп мы уже назначили, нам угодно, чтобы один из них отправился обратно. Поэтому ты пойдешь с нами, а он будет отпущен.

Входит опять Уитморь с трупом Сеффолька.

Уитмор. Пусть тут лежит и голова его, и безжизненное тело, пока его не похоронит королева, его любовница (Уходит).

1-й джентльмэн. О жестокое и кровавое зрелище! Я увезу его тело к королю: если не он, так друзья отомстят за него, равно как и королева, которой он был так дорог при жизни (Уходит, унося тело).

СЦЕНА II.

Блэкхис.

Входят: Джордж Бевис и Джон Голлэнд.

Уильям Шекспир - Король Генрих VI. 3 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Король Генрих VI. 4 часть.
Джордж. Ступай, добудь себе меч, хотя-бы из дранок. Вот ужь два дня, к...

Король Генрих VI. 5 часть.
Уорик. Многия лета королю Генриху! Плантадженэт, обнимись с ним. Корол...