Уильям Шекспир
«Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 2 часть.»

"Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 2 часть."

Мариана. Что-же, пойдем обратно и удовольствуемся тем, что нам поразскажут. Но, Диана, остерегайся этого французского графа. Честь девушки - её титул и нет наследства богаче её чистоты!

Вдова. Я говорила соседке, как тебя старался склонить этот дворянин, его товарищ.

Мариана. Я знаю этого подлеца. Чтоб ему висеть! Зовут его Пароль; он гнусный угодник молодому графу в таких делах. Подалее от их, Диана: их обещания, заманки, клятвы, подарки, все эти орудия соблазна не то, чем они кажутся: не одна девушка была обольщена ими, и горе в том, что эти ужасные девочки погибели не останавливают повторения их, и все вы готовы снова сесть на клейкую, грозящую вам ветку. Полагаю, что мне нечего более толковать тебе; но надеюсь, что твой собственный рассудок удержит тебя на месте, хотя для тебя-бы не угрожало более ничего, кроме утраты скромности.

Диана. Вам нечего опасаться за меня.

Входит Елена, в одежде пилигримки.

Вдова. Надеюсь на это... Но, смотри, сюда идет пилигримка; я уверена, что она захочет остановиться у меня; оне все друг дружку сюда посылают. Я поспрошу ее... Бог в помочь, пилигримка! Куда вы направляетесь?

Елена. К св. Иакову великому. Скажите, прошу вас, где здесь проживают пальмоносцы?

Вдова. Под вывескою св. Франциска, здесь, близ городских ворот.

Елена. Идти этой дорогой?

Вдова. Ну, да, этой... Постойте!.. (Вдали музыка). Они идут сюда. Если вы хотите обождать, святая пилигримка, пока войска пройдут, я проведу вас туда, где вы поместитесь; тем более, что я могу сказать, что знаю вашу хозяйку, как самую себя.

Елена. Не вы-ли это?

Вдова. К вашим услугам, пилигримка.

Елена. Благодарю вас и подожду ваших распоряжений.

Вдова. Вы, кажется, из Франции?

Елена. Так точно.

Вдова. Вы увидите здесь одного своего земляка, который совершил большие подвиги.

Елена. Имя его, прошу вас?..

Диана. Граф Русильон. Знавали вы такого?

Елена. Только по слухам, но слышала много хорошего о нем. В лицо его не знаю.

Диана. Каков-бы он ни был, но он весьма отличился здесь. Он бежал из Франции, как говорят, потому что король женил его поневоле. Как вы думаете, так-ли это?

Елена. О, да, истинная правда. Я знаю эту даму.

Диана. Тут находится один дворянин, который состоит при графе; он отзывается о ней очень худо.

Елена. Как его зовут?

Диана. Синьор Пароль.

Елена. О, я согласна с ним, что относительно её личной оценки или по сравнению с достоинством самого высокого графа, она слишком ничтожна для того, чтобы даже упоминать о ней. Вся её заслуга лишь в крайнем целомудрии, в котором, как я слышала, никто и не сомневается.

Диана. Увы, бедняжка! Очень тяжкое подчинение,- стать женою ненавистного мужа!

Вдова. Доброе созданье! Где-бы она ни была, сердце у неё должно тяжело томиться... Вот эта молодая девушка могла-бы сыграть с ней злую штуку, если только захотела.

Елена. Что на разумеете под этим? Неужели влюбленный граф старается склонить ее на беззаконное дело?

Вдова. Так именно, и он знается со всякими сводниками, которые могут, в таких случаях, совратить нежную девичью честь. Но девушка настороже и готова к самой честной обороне.

Част флорентийской армии входит с знаменами и барабанным боем. Бертрам и Пароль.

Мариана. Боги да охранят ее!

Вдова. Вот и-они... Это Антонио, старший сын герцога... Это Эскал.

Елена. Который-же француз?

Диана. Вот тот, с пером... Он молодец; но зачем не любит своей жены... Будь он почестнее, он был б еще краше... Не правда-ли красавец?

Елена. Он мне нравится.

Диана. Жаль, что он распутен. Вот и тот подлец, который водит его в такие места... Будь я женою графа, отравила-бы этого низкого мерзавца.

Елена. Который это?

Диана. Та обезьяна с шарфом... Но отчего он так грустен?

Елена. Может быть, ранен в сражении.

Пароль. Потеряли барабан! Дельно.

Мариана. Он чем-то страшно расстроен... Смотрите, заприметил нас!

Вдова. Чтобы тебя побрало!

Мариана. И твою вежливость к этому своднику!

Уходят: офицеры, солдаты, Бертрам и Пароль.

Вдова. Войска прошли. Пойдем, пилигримка, я тебя сведу к твоему жилью; уже четверо или пятеро отправляющихся тоже к великому св. Иакову находятся теперь в моем доме.

Елена. Благодарю вас покорно. Если вам, матрона, и этой милой девушке угодно поужинать со мной сегодня, то и расход, и благодарность, будут на мой счет; и чтобы мне еще лучше расплатиться с вами, я подам этой девице несколько советов, стоющих внимания.

Вдова и Диана. Мы охотно принимаем ваше предложение (Уходят).

СЦЕНА VI.

Лагерь перед Флоренцией.

Входят: Бертрам и двое французских вельмож.

1-й вельможа. Послушайте, любезный синьор, испытайте его; дайте ему выказаться.

2-й вельможа. Если ваше сиятельство не найдете, что он величайший подлец, лишите меня всякого уважения.

1-й вельможа. Клянусь вам жизнью, граф, это мыльный пузырь.

Бертрам. Неужели вы думаете, что я так обманываюсь в нем?

1-й вельможа. Поверьте мне, граф, насколько я его лично знаю, и говоря о нем без всякого лукавства, как бы о родственнике, я должен сказать, что это отъявленный трус, крайний, беспредельный лжец,готовый ежечасно нарушать свое слово и не обладающий ни одним из хороших свойств, достойных милостей вашего сиятельства.

2-й вельможа. Вам следовало-бы узнать его; иначе, тогда вы, полагаясь слишком на его доблесть, которой у него вовсе нет, поручите ему какое-нибудь важное и ответственное дело; он может изменить вам в минуту самой большой опасности.

Бертрам. Я хотел бы знать, на чем именно я могу его испытать?

1-й вельможа. Лучше всего, дозвольте ему пойти выручить свой барабан; он так похвалялся это сделать, как вы слышали.

2-й вельможа. А я с командою флорентийцев подстерегу его; я возьму людей верных и таких, которых, как мне известно, он не отличит от неприятеля. Мы его свяжем и одурачим так, что он будет уверен, будто его отвели в неприятельский лагерь; когда мы притащим его к своим палаткам, вы, ваше сиятельство, будете присутствовать при его допросе, и если он, ради спасения своей жизни и под гнетом низкого страха, не предложит предать вас и доставать все сведения против вас, которыми он только располагает, ручаясь притом за истину сказанного им самым спасением своей души,- не доверяйте более ни в чем моему здравомыслию!

2-й вельможа. О, ради смеха, позвольте ему отправиться за его барабаном! Он говорит, что у него готова военная хитрость на это. Когда ваше сиятельство увидите суть его успеха при этом и под какой металл хочет подделываться эта ложная руда, вы сами отбарабаните его как следует, или же ваше пристрастие к нему уже неизлечимо. Вот и он.

Входит Пароль.

1-й вельможа. О, ради смеха, не препятствуйте его смешной затее. Пусть он непременно отправится за своим барабаном.

Бертрам. Что скажете? Этот барабан вас сильно расстраивает?

2-й вельможа. Стоит думать о нем! Ведь это барабан - и только.

Пароль. И только! Только барабан?.. Потерять так барабан!.. И то сказать, превосходно было распоряжение! Аттаковать своею конницею свои же фланги, врезаться в свои собственные войска!

2-й вельможа. Нельзя так винить за это начальников; это одна из тех военных ошибок, которых не мог-бы предупредить и сам Цезарь, если-бы он здесь командовал.

Бертрам. Во всяком случае, нам не приходится осуждать наш успех; мы обезчестили себя только потерею этого барабана, но его уже не воротишь.

Пароль. Можно было воротить.

Бертрам. Можно было, но теперь уже нельзя.

Пароль. Надо воротить. Правда, что служебные заслуги редко приписываются действительному, истинному их совершителю; не будь так, я добыл бы этот барабан или другой; или же huc jacet.

Бертрам. Что же, мессир, если у вас достает духу на это, если вы полагаете, что ваша тайная военная хитрость может возвратить этот почетный инструмент на его родное место, то выполните великодушно это предприятие и отправляйтесь. Я возведу вашу попытку в доблестный подвиг; в случае успеха, герцог заговорит о нем и наградит вас, чем будет благоугодно его светлости, не забыв ни одной иоты из ваших заслуг.

Пароль. Вот моя солдатская рука в том, что я постараюсь!

Бертрам. Но вы не зевайте.

Пароль. Приступлю к делу в этот же вечер; я начерчу сначала план своей задачи, подтвержу в себе уверенность, приготовлюсь на случай смерти, а в полночь вы получите известие обо мне.

Бертрам. Можно мне позволить себе сообщить его светлости о том, что вы предпринимаете?

Пароль. Я не могу отвечать за успех, ваша милость, но клянусь, что попытаюсь.

Бертрам. Я знаю, что ты храбр,и могу поручиться за то, что ты выкажешь себя солдатом.

Пароль. Лишнего говорить я не люблю (Уходит).

1-й вельможа. Не любишь, как рыба воды. Не замечательный-ли это малый, граф? Он так самоуверенно берется за дело, которое невыполнимо, как он знает сам; призывает на себя проклятие, если его не сделает, и готов лучше быть проклятым, чем начать его делать.

2-й вельможа. Вы его не знаете, граф, так, как мы; несомненно, что он умеет вкрадываться в расположение к людям и отводить им глаза втечение недели; но, однажды распознав его, вы уже будете ловить его и впоследствие.

Бертрам. И вы думаете, что он даже не приступит к исполнению того, что обещал так серьезно?

2-й вельможа. Наверное нет, но воротится с какою-нибудь уверткой и угостит вас двумя или тремя правдоподобными выдумками. Но мы уже почти устроили на него облаву, и вы увидите, как он попадется в эту ночь. Действительно, он никак не стоит благорасположения вашего сиятельства.

2-й вельможа. Позабавимся с лисицей, прежде чем сдерем с неё шкуру. Его уже порядочно подпалил старый синьор Лафе, а когда мы снимем с него личину, и тогда скажете, что это за птица. Увидите все этой же ночью.

1-й вельможа. Я пойду подстраивать мою западню; и его изловим.

Бертрам. Но ваш брат пойдет со мной.

1-й вельможа. Как будет угодно, вашему сиятельству Я покидаю вас (Уходит).

Бертрам. Я поведу вас к тому дому и покажу вам ту девушку, о которой говорил.

2-й вельможа. Но, вы сказываете, она честна.

Бертрам. Это-то и худо: я беседовал с неютолько один раз и нашел ее удивительно холодной; потом посылал к ней, через этого же нахала, которого мы выслеживаем теперь, письма и подарки, возвращаемые ею обратно. Вот все, что мною сделано; но она красивое создание; хотите пойти взглянуть на нее?

2-й вельможа. С удовольствием, граф (Уходят).

СЦЕНА VII.

Флоренция. Комната в доме вдовы.

Входят: Вдова и Елена.

Елена. Если вы все еще не верите мне, что я его жена, то я не знаю уже, чем мне еще убедить вас, и сама теряю ту почву, на которой строю.

Вдова. Хотя мое состояние теперь не прежнее, но я благородного происхождения и не знакома вовсе с подобными делами. Мне не хотелось бы замешивать своего имени в какое-нибудь грязное дело.

Елена. И я не желала бы этого для вас. Но если вы поверите мне однажды, что граф мой супруг и что сказанное мною вам, под залогом тайны, верно из слова и слово, то вы не можете поступить дурно, оказав мне ту добрую помощь, которой я домогаюсь от вас.

Вдова. Я готова вам верить, потому что вы дали мы доказательство того, что вы очень богаты.

Елена. Возьмите этот кошелек с золотом и позвольте тем закупить вашу дружественную помощь, которую я вознагражу еще и еще, когда воспользуюсь ею. Граф ухаживает за вашею дочерью, осаждая соблазном её красоту, в своей решимости овладеть ею. Пусть она, наконец, как бы уступит ему, руководствуясь нашими указаниями; в своем страстном увлечении, он будет не в состоянии отказать ей в чем-либо... Он носить перстень, который переходит в его роде, от сына к сыну, уже втечение четырех или пяти поколений, от первого надевшего его предка. Граф крайне дорожит им, но, в своей беспутной страсти, чтобы вымолить то, чего он хочет, он не сочтет его слишком дорогим, хотя и раскается в том впоследствии.

Вдова. Теперь я вижу глубину вашего замысла.

Елена. Вы увидите тогда его законность. Я желаю, чтобы ваша дочь, прежде чем выказать свое согласие, потребовала бы этот перстень, а потом назначила свиданье графу, причем предоставила бы мне занять её место, сама отсутствуя целомудренно. После этого, я обещаю прибавить три тысячи экю к тому, что уже дано мною.

Вдова. Я соглашаюсь. Научите мою дочь, как она должна поступать для того, чтобы время и место благоприятствовали столь законному обману. Граф является сюда каждый вечер с музыкой и песнями, превозносящими ее свыше её достоинств. Прогонять его из под нашего навеса, просто не стоит, потому что он не уступает, как будто жизнь его оттого зависит.

Елена. Если так, то исполним наш замысел в эту же ночь. Если он удастся, то преступное намерение превратится в деяние законное, а законный замысел - в законное событие. И никто из нас двоих не согрешит, хотя совершая грех. Приступим к делу (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

За флорентийским лагерем.

Входит 1-й вельможа с пятью или шестью солдатами в засаде.

1-й вельможа. Ему иначе нельзя придти как из-за угла этой изгороди. Когда вы наброситесь на него, говорите на каком-нибудь тарабарском языке; не беда, что вы и сами ничего понимать не будете, но мы должны притворяться, будто не понимаем его. Пароля, без помощи одного из нас, которого выдадим за переводчика.

1-й солдат. Добрейший капитан, позвольте мне быть переводчиком.

1-й вельможа. Но не известен-ли ты ему? Не знает ли он твоего голоса?

1-й солдат. Нет, ваша милость, ручаюсь за это.

1-й вельможа. Но на каком чертовском языке будешь ты передавать его слова нам?

1-й солдат. На таком же, на каком вы со мной говорить будете.

1-й вельможа. Он должен принимать нас за каких нибудь иноземцев, служащих по найму у неприятеля. Он смыслит кое-что во всех соседних наречиях, и потому мы должны молоть языком как каждому на ум взбредет, не заботясь о том, чтобы понимать друг друга; для успеха нашего плана довольно того, чтобы это ему казалось. Будем болтать по галочьи, стрекотать,- и ладно. Но ты,переводчик, должен выражаться весьма политично... Тише, он идет, чтобы провести часа два в спанье, а потом воротиться и клясться в той лжи, которую наплетет.

Входит Пароль.

Пароль. Десять часов; часа через три можно будет вернуться домой. Что же мне рассказывать о моих подвигах? Надо придумать что нибудь правдоподобное: они начинают пронюхивать меня, и оскорбления стучались уже слишком часто в мою дверь в последнее время. Я нахожу, что мой язык даже безумно смел, но душа у меня объята страхом перед Марсом и его сынами, так что не осмеливается отстаивать то, что твердит мой язык.

1-й вельможа (всторону). Вот первая правда, в которой повинен этот твой язык.

Пароль. Какой дьявол дернул меня взяться за отыскание этого барабана? И когда я сознавал невозможность этого и не имел даже такого намерения?.: Надо мне нанести себе кое-какие раны и сказать потом, что я получил их при схватке. Но слишком легкие не пригодятся; мне скажут: "Вы отделались только этим?" А больших я боюсь себе нанести. Язык мой, я суну тебя в рот какой-нибудь торговке, а себе куплю другой у одного из баязетовых немых, если ты доболтаешься до того, что всадил меня опять в такую опасность.

1-й вельможа (всторону). Возможно-ли, чтобы он сознавал, что он такое, и все-же был тем, чем он есть?

Пароль. Хорошо, еслибы было достаточно только надрезать мою одежду или переломить мою испанскую шпагу.

1-й вельможа (всторону). Мы не допустим этого.

Пароль. Или сбрить мне себе бороду и сказать, что это было военной хитростью?

1-й вельможа (всторону). Не годится.

Пароль. Или потопить мою одежду и говорить, что меня обобрали?

1-й вельможа (всторону). Тоже плохо.

Пароль. Хотя я уже клялся, что выпрыгнул из окна цитадели...

1-й вельможа (всторону). С какой высоты?

Пароль. С высоты тридцати саженей...

1-й вельможа (всторону). Три торжественные клятвы вряд-ли заставят этому поверять.

Пароль. Добыть-бы мне хотя неприятельский барабан... Я буду клясться. что отнял тот.

1-й вельможа (всторону). Сейчас его услышишь (Бьют тревогу).

Пароль. Неприятельский барабан!

1-й вельможа. Трока мовозус! Карго, карго, карго!

Все. Карго, карго! Вилианда пар корбо, карго!

Солдаты хватают Пароля и завязывают ему глаза.

Пароль. О, выкуп за меня, выкуп! не завязывайте мне глаз.

1-й солдат. Боскос тромудьдо боскос!

Пароль. Я знаю, что вы из отряда Мускоса. И я могу лишиться жизни из-за незнания вашего языка! Нет-ли между вами какого немца, датчатина, нидерландца, итальянца, француза, чтобы я мог переговорить с ним и открыть то, что может вам помочь поразить флорентийцев?

1-й солдат. Боскос войвадо! Я понимаю тебя и могу говорить на твоем языке... Кередибонто!.. Приготовься к смерти: семнадцать кинжалов направлены на твою грудь.

Пароль. О!..

1-й солдат. Молись, молись, молись! Манка, реванья.

1-й вельможа. Оскорби дудкос воливорка!

1-й солдат. Генерал соглашается пощадить тебя пока; он уведет тебя так, с повязкой на глазах, чтобы поразведать что от тебя. Может быть, ты и можешь сообщить что-нибудь, что спасет тебе жизнь.

Пароль. О, пощадите мне жизнь, и я выдам вам все тайны нашего лагеря, численность войск, планы! Я наговорю вам даже хо, что вас поразит!

1-й солдат. И не соврешь?

Пароль. Да буду проклят, если позволю себе это!

1-й солдат. Акордо линта! Идем, ты пощажен на время.

Уходит, уводя Пароля под конвоем.

1-й вельможа. Идите, сообщите графу Русильону и моему брату, что мы изловили глухаря и продержим его в повязке, пока не получим вести от них.

2-й солдат. Слушаю, капитан.

1-й вельможа. Он предаст нас среди нас самих-же; передай им это.

2-й солдат. Слушаю, ваша милость.

1-й вельможа. А до тех пор, я продержу его слепым и под крепким затвором. (Уходят).

СЦЕНА II.

Флоренция, в доме Вдовы.

Входят: Бертрам и Диана.

Бертрам. Мне говорили, что имя ваше: Фонтибелла.

Диана. Нет, ваша милость: Диана.

Бертрам. Наименование богини,- и заслуженное с излишком. Но душа моя, неужели в вашем чудном теле нет свойства для любви? Если пылкий жар юности не воспламеняет вашего духа, вы не дева, а только изваяние: когда вы умрете, вы останетесь тем, чем вы теперь, потому что вы холодны и суровы. Между-тем, вам следовало бы быть такою, как была ваша мать, когда она зачала ваше прекрасное существо.

Диана. Она была тогда честна.

Бертрам. И вы теперь тоже.

Диана. Нет: моя мать выполняла тогда лишь свой долг... такой, как ваш к вашей супруге.

Бертрам. Ни слова более об этом. Прошу тебя, не борись более против моих желаний. Я связан с нею насильно, а тебя люблю лишь под нежным принуждением любви и готов быть навсегда твоим слугою.

Диана. О, вы остаетесь нашими слугами, пока мы служим вам; но, обобрав наши розы, вы предоставляете нам колоться о шипы и смеетесь над нашим опустошением.

Бертрам. Но разве я не клялся?...

Диана. Правдивость клятв познается не по их числу; ее докажет один простой обет, но сказанный чистосердечно. Мы клянемся всегда лишь тем, что свято, призываем в свидетели лишь Высшее. Но, скажите мне, хотя я поклянусь верховными правами Юпитера в моей глубокой любви к вам, поверите ли вы этим клятвам, если любовь моя будет неправедна? Какая прочность в клятвах во имя того, кого я возглашаю уважаемым мною, если я поступаю вопреки его же велениям? Поэтому и ваши клятвы лишь слова, ничтожные заверений, без надлежащей скрепы; по крайней мере, таково мое мнение.

Бертрам. Измените его, измените; не будьте столь жестоко святы! Любовь свята и моя искренность незнакома с теми лукавствами, в которых вы обвиняете мужчин. Не отвергайте меня более, но отдайтесь моим томительным желаниям, которые вы исцелите... Скажи, что ты моя, и любовь моя к тебе останется навсегда такою, как теперь, при её начале.

Диана. Я вижу, что мужчины надеются, в подобных случаях, на то, что мы не выдержим. Дайте мне этот перстень.

Бертрам. Могу дать тебе его на время, моя милая, но не имею права отдать его совсем.

Диана. Вы не хотите, синьор?

Бертрам. Это почетный родовой залог, завещанный нам рядом предков; расстаться с ним было бы величайшим в мире позором для меня.

Диана. Моя честь - такой же перстень: моя непорочность - драгоценность нашего дома, завещанная мне рядом предков; расстаться с нею было бы величайшим в мире позором для меня. Так ваша собственная мудрость призывает честь на мою защиту от ваших тщетных нападений.

Бертрам. Бери же мой перстень... Мой род, моя честь, самая моя жизнь - все твое; повелевай мною!

Диана. Когда настанет полночь, постучитесь в окно моей комнаты; я уже устрою так, что моя мать ничего не услышит. Но вы должны честно поручиться мне, что, овладев моим доселе девственным ложем, вы останетесь у меня не более часа и не будете вовсе говорить со мною... У меня на то важные причины,и вы узнаете их, когда этот перстень будет снова возвращен вам. И в эту же ночь я надену вам на палец другое кольцо, которое, с течением времени, будет будущим доказательством наших прошлых дел. Прощайте пока. Не обманите... Вы приобрели во мне супругу, хотя и нет у меня надежды ею стать!

Бертрам. Я приобрел небо на земле, умолив тебя! (Уходит).

Диана. Живи подолее, чтобы благодарить за то Бога и меня! Ты все же кончишь этим. Моя мать рассказала мне, как он будет за мною ухаживать, как будто сама побывала у него в сердце. Она говорит, что у всех мужчин одне клятвы: он клялся, что женится на мне, когда его жена умрет; выходит так, что я лягу возле него, когда меня схоронят! Если французы такие обманщики, пусть те выходят замуж, кому охота: я проживу и умру девушкой; но я не считаю грехом теперь, под этою личиной, провести того, кто плутует в игре (Уходит).

СЦЕНА III.

Лагерь флорентийцев.

Входят: оба французские вельможи и два или три солдата.

1-й вельможа. Вы не передавали ему письма от матери?

2-й вельможа. Передал, с час тому назад, и там было что нибудь поразившее его, потому что, читая, он точно преобразился в другого человека.

1-й вельможа. Он заслуживает большего порицания за то, что отверг такую хорошую жену, такую прелестную женщину.

2-й вельможа. Он подвергнул себя этим вечному гневу короля, который только что настроил свои щедроты на воспевание ему счастья.Я сообщу вам еще нечто, новы должны сохранить это в самой глубокой тайне.

1-й вельможа. Что будет сказано Вами, умрет, и я буду тому могилой.

2-й вельможа. Он соблазнил здесь, во Флоренции, одну благородную девицу самого непорочного поведения и в эту самую ночь удовлетворит свою похоть, лишив ее чести. Он подарил ей свой памятный перстень и совершенно доволен такою нечистою сделкой.

1-й вельможа. Да избавит нас Бог от наших собственных мятежей! Предоставленные себе, что мы за люди!

2-й вельможа. Мы сами себе предатели. Как и при всех обыкновенных предательствах, выдающих себя прежде,нежели ими достигнута их ненавистная цель, он, попирающий своими делами свое благородство, выступает сам из своего русла.

1-й вельможа. Не обречены ли мы именно на то, чтобы быть самим глашатаями наших беззаконных намерений?.. Так мы не увидим его в нашем обществе сегодня вечером?

2-й вельможа. Лишь после полуночи. Ему назначен этот час.

1-й вельможа. Он уже близок. Но мне хотелось бы, чтобы граф присутствовал при том, как мы будем потрошить его приятеля. Он увидит тогда меру своего собственного рассудка, так странно оценившего этого обманщика.

2-й вельможа. Мы не тронем его до прихода графа, присутствие которого должно быть хлыстом для него.

1-й вельможа. А пока, скажите мне, что вы слышали о войне?

2-й вельможа. Говорят, идет речь о мире.

1-й вельможа. Я могу сказать вам наверное, что мир уже заключен.

2-й вельможа. Что же станет делать тогда граф Руссильон? Поедет он далее или же воротится во Фращию?

1-й вельможа. Я вижу по этому вопросу, что вы не вполне посвящены в его намерения.

2-й вельможа. Избави Бог, синьор! Я был бы тогда как бы участником в его делах.

1-й вельможа. Синьор, его жена скрылась из его дома, два месяца тому назад, под предлогом паломничества к св. Иакову великому; она выполнила это священное намерение с самым строгим благолепием; но, пока она там находилась, её нежные силы стали добычей горя... Наконец, она испустила свой последний вздох со стоном и теперь поет на небесах.

2-й вельможа. Чем подтверждаются эти вести?

1-й вельможа. Главным образом, её собственными письмами, свидетельствующими о справедливости рассказа до самой её смерти. А смерть, о наступлении которой ей уже не принадлежало говорить, достоверно подтверждается местным священником.

2-й вельможа. И графу известно это все?

1-й вельможа. О, да, со всеми особыми подтверждениями, со всеми подробностями правды в её всеоружии.

2-й вельможа. Я сердечно скорблю о том, что он порадуется этому.

1-й вельможа. Как ужасно, иногда, мы создаем себе утешения из наших потерь!

2-й вельможа. И как ужасно тоже, иногда, нам приходится топить в слезах достигнутое нами! Великие почести, заслуженные им здесь за храбрость, столкнутся у него дома с столь же великим позором.

1-й вельможа. Ткань нашей жизни состоит из смешанных нитей добра и зла. Наши добродетели возгордились бы, если-бы их не бичевали наши ошибки, и наши злодейства впали бы в отчаяние, еслибы их не утешали наши добродетели.

Входит Слуга.

Что такое? Где твой господин?

Слуга. Он встретил герцога на улице, ваша милость, и уже торжественно простился с ним. Его сиятельство отправляется завтра же во Францию; герцог вручил ему рекомендательные письма к королю,

2-й вельможа. Они ему крайне нужны, если бы даже содержали более, чем могут содержать.

Входит Бертрам.

1-й вельможа. Король так разгневан, что они не могут быть излишне подслащенными... Вот и его сиятельство... Что же, граф, разве уже не за полночь?

Бертрам. Я справил, сегодня вечером, особенно удачно шестнадцать дел, для каждого из которых потребовалось бы с месяц времени: раскланялся с герцогом, простился с его близкими, схоронил жену, надел по ней траур, написал графине - матери, что я возвращаюсь, собрал своих провожатых и, среди этих главных приготовлений, успел совершить более приятные дела... Последнее было самым важным, но я не считаю его поконченным.

2-й вельможа. Если это дело трудновато, а вы выезжаете отсюда в это же утро, то вашему сиятельству надо поспешить с ним.

Бертрам. Я называю дело неконченным в том смысле, что боюсь услышать о нем еще впоследствии... Но, что же, устроится этот разговор между солдатом и дураком? Приведите сюда этого подложного образца, который обманывал меня, как двухсмысленный прорицатель.

2-й вельможа. Приведите его (Солдаты уходят). Он просидел всю ночь в колодке, бедный молодец!

Бертрам. Не беда. Его пятки заслужили это, завладев слишком длинными шпорами. Но каково он держит себя?

1-й вельможа. Я уже доложил вашему сиятельству, что его держит колодка. Но, отвечу в том смысле, как вы это разумеете; он плачет, как баба, пролившая свое молоко: он исповедывался Моргану, которого принимает за монаха, рассказав о себе все, с того времени,как начал помнить себя, и до этой последней своей беды, угодившей его в колодку. И как вы думаете, что он наговорил?

Бертрам. Ничего обо мне, однако?

2-й вельможа. Его показание записано и будет прочитано ему в лицо. Если в нем упоминается о вашем сиятельстве, как это мне кажется, вы должны иметь терпение его выслушать.

Входят солдаты, ведя Пароля.

Бертрам. Чтоб его язва взяла!.. Он в повязке... Обо мне он ничего не.может сказать... Тише!.. Тише!..

1-й вельможа. Игра в жмурки!.. Порто тартаросса!

1-й солдат (Паролю). Он хочет подвергнуть вас пытке. Что вы скажете, чтобы ее избежать?

Пароль. Я скажу все, что знаю, без всякого принуждения. Хотя валяйте меня, как тесто, более ничего не могу передать.

1-й солдат. Боско шимурко.

2-й вельможа. Боблибинда шикурмурко.

1-й солдат. Вы очень милостивы, генерал... Наш генерал приказывает вам отвечать на вопросы, которые я вам стану предлагать по этой записке.

Пароль. И я отвечу так верно, как надеюсь жить!

1-й солдат. Первый вопрос: как велик состав герцогской конницы? Что вы скажете на это?

Пароль. Она в пять или шесть тысяч, но очень слаба и не годна в бой; отряды рассеяны, а начальство - самая жалкая дрянь, заверяю вас в этом, словом и честью, так твердо, как надеюсь, что буду жить!

1-й солдат. Так и записать ваш ответ?

Пароль. Пишите, и я готов присягнуть в этом над чем и как вам угодно!

Бертрам (тихо). Для него все равно. Что за отъявленный негодяй!

1-й вельможа (тихо). Вы ошибаетесь, граф: это господин Пароль, доблестный воин (это его собственное выражение), носивший с собою, в узле своего шарфа, всю теорию войны, а всю её практику - в ножнах своей шпаги.

2-й вельможа. Никогда не поверю более никому на основании одной опрятности его меча; не поверю всяким достоинствам того, кто только умеет принарядиться щеголевато!

1-й солдат. Ну, все написано.

Пароль. Пять или шесть тысяч лошадей, говорю я... Но, чтобы вернее... напишите: или около того... потому что я хочу показать правду.

1-й вельможа. В этом он почти близок к истине.

Бертрам. Но нельзя ставить ему это в заслугу, в виду того, как он это говорит.

Пароль. И прошу, запишите: плохая дрянь.

1-й солдат. Это занесено.

Пароль. Покорнейше благодарю вас. Что правда, то правда, этой дряни и живется плохо.

1-й солдат. Вопрос: как велика сила пехоты? Что вы скажете на это?

Пароль. Клянусь, ваша милость, оставайся мне жить всего один час, я скажу правду! Дайте сообразить: у Спурио - сто пятьдесят человек; у Себастиана - столько же; у Корамбо - столько же; у Жака - столько же; у Гуильтиано, Козмо, Лудовика и Грати - по двести пятидесяти у каждаго. В моей команде, равно как у Китофера, Вомона и Бенти - по двести пятидесяти у каждого, так что на лицо, считая и здоровых, и искалеченных, наберется, без малаго, тысяч пятнадцать; но половина из них не осмелится стряхнуть снега с своих плащей, из боязни и самим рассыпаться в дребезги.

Бертрам (тихо). Что мы с ним сделаем?

1-й вельможа. Ничего; только распростимся с ним. Пораспросим его о моих качествах и о расположении герцога ко мне.

1-й солдат. Это у меня вписано (Паролю). Спрашивается: находится-ли в лагере некто капитан Дюмэн, француз; каковы его отношения к герцогу, какова его храбрость, честность, боевая опытность; есть-ли возможность, за хорошую сумму золотом, склонить его к возмущению?.. Что вы скажете на это?.. Что вам известно в этом смысле?

Пароль. Позвольте мне отвечать на эти вопросы по пунктам. Спрашивайте отдельно по каждому из них.

1-й солдат. Знаете вы капитана Дюмэна?

Пароль. Знаю. Он был в Париже учеником у заплатчика и был выгнан потом за то, что от него затяжелела помешанная питомица шерифа,- невинная немая бедняжка, которая не могла даже сказать ему: нет! (Дюмэн поднимает руку в негодовании.)

Бертрам (ему). Нет, прошу вас, удержите свои руки, хотя я знаю, что его мозги обречены под удар первой черепицы, которая свалится.

1-й солдат. Хорошо; а находится теперь этот капитан в лагере герцога флорентийскаго?

Пароль. Сколько мне известно, тут этот вшивец!

1-й вельможа (Бертраму). Не смотрите на меня так; тотчас услышим и о вашей милости.

1-й солдат. А каковы его отношения к герцогу?

Пароль. Герцог знает его лишь за бедного офицерика, служащего у меня, и писал мне на-днях, чтобы я прогнал его из отряда... Помнится, это письмо у меня в кармане.

1-й солдат. Ладно, мы вас обыщем.

Пароль. Правду сказать, не знаю... оно или при мне, или же в той связке, что у меня в палатке, вместе с другими письмами герцога.

1-й солдат. Не оно-ли?.. Бог какая-то записка... Прочесть ее вам?

Пароль. Не знаю, та-ли или нет.

Бертрам (тихо). Наш переводчик действует славно.

1-й вельможа. Превосходно.

1-й солдат (читает). "Диана, граф дурак, только набитый золотом..."

Пароль. Это не письмо герцога, ваша милость. Это только предостережение одной честной девушке во Флоренции, некоей Диане, с целью предохранить ее от соблазна со стороны одного тут графа Русильона, вздорного, пустого мальчишки, но, при всем том, распутника... Прошу вас, положите письмецо обратно.

1-й солдат. Нет, если позволите, я прочту его сначала.

Пароль. Повторяю,что я руководствовался самым честным намерением относительно девушки, зная молодого графа за самого опасного и похотливого юношу. Это настоящий кит, гоняющийся за непорочностью и пожирающий всякую молодь, попадающуюся ему.

Бертрам. Ах ты, проклятый, с головы до ног мерзавец!

1-й солдат (читает). "Когда он станет расточать клятвы, требуй от него золота и подбирай его. Он же, подобрав что ему нужно, никогда не платят по счету. Хорошо договоренный торг выигран на половину; договаривайся поэтому, но смотри в оба: он долгов не платит; ты и возьми плату вперед. Но вот что тебе скажет воин, Диана: имей дело с мужами; целовать мальчишек не стоит. Что же до этого графа,- он глуп, я знаю это: вперед он платит, но никак не тогда, когда на нем уже есть долг. - Твой,- как он нашептывал тебе это на ухо,- Пароль".

Бертрам. Я прогоню его сквозь строй с этими строками на лбу!

2-й вельможа. Это ваш преданный друг, всесторонний языковед, всепокоряющий воин!

Бертрам. До сих пор я ненавидел только кошек; он кошка для меня.

1-й солдат. Я замечаю, сударь, по лицу генерала, что он не прочь повесить вас.

Пароль. Оставьте меня в живых, хотя как бы то ни было!.. Я смерти не боюсь, но у меня столько грехов, что я хотел бы каяться в них в остаток моей жизни. Только бы мне жизнь пощадили; будь это хотя в тюрьме, хотя в оковах, где бы то ни было, лишь бы мне жить!

1-й солдат. Мы увидим, что можно тут сделать, если вы расскажете все чистосердечно. Так вернемся к этому-же капитану Дюмэну. Вы ответили уже насчет отношения герцога к нему и насчет его храбрости. Что скажете еще про его честность?

Пароль. Сударь мой, ему лишь-бы что стащить, хоть яйцо из монастыря! А насчет похищений и изнасилований - это сущий Несс! Он хвалится тем, что не держит слова; в нарушении клятв он посильнее самого Геркулеса. Он будет врать до того складно, что вы самую истину сочтете за дуру. Пьянство - это его лучшая добродетель он нализывается, как свинья. Во сне он не вредит ни кому, разве что постельному белью; но его привычки уже известны, так что ему подстилают только солому. Остается мало что прибавить о его добропорядочности: у него все те свойства, которые не полагаются честному человеку, и нет ничего из того, что честному полагается.

1-й вельможа. Он начинает мне очень нравиться.

Бертрам. За такое описание твоей добропорядочности. По мне, так чтоб ему провалиться! Он для меня все более и более кошка!

Солдат (Паролю). А что скажете о его боевой опытности?

Пароль. Да что, сударь: был он барабанщиком при труппе английских трагиков... Не хочу говорить про него лишнего, но за исключением этого, право не знаю ничего о его воинских делах. Впрочем, он имел честь быть офицером в одном местечке, что зовется Майлэнд, где обучал строю... Я желаю отдавать ему честь, в чем возможно, только я тут не совсем уверен.

1-й вельможа. Он заходит так далеко в своей гнусности, что такие выходки даже искупают ее.

Бертрам. Чтоб ему пусто было! Кошка он, вот и все.

1-й солдат (Паролю). Если у него такие низкие свойства, то нечего и спрашивать, можно-ли подкупить его золотом?

Пароль. Да он за четверть экю продаст всю свою надежду на вечное спасение и с наследственным правом на него: лишит этого достояния всех своих на веки вечные!

1-й солдат. А каков его брат, другой капитан Дюмэн?

2-й вельможа. Зачем он его спрашивает обо мне?

1-й солдат. Каков он?

Пароль. Из того же гнезда ворона! Не дорос до брата в хорошем, зато перерос в дурном. Он превосходит его в трусости, хотя и тот слывет за самого первостатейного труса. При отступлении он обгонит всякого лакея, а при наступлении у него всегда судороги.

1-й солдат. Если пообещают оставить вас в живых, согласитесь вы предать флорентийцев?

Пароль. О, да, и с начальником их конницы, графом Русильоном!

1-й солдат. Я переговорю с генералом и узнаю его решение.

Пароль (всторону). Не хочу более знать барабанов! Провались все барабаны! Ради того только, чтобы выслужиться и обморочить этого распутного мальчишку, графа, влопался я в такую опасность. Но кто мог тоже подозревать засаду, в которую я попался?

1-й солдат. Ничего не поделаешь, мессир; приходится вам умереть. Генерал говорит, что вы так предательски выдали тайны вашей армии и отзывались так гнусно о людях, весьма уважаемых, что не можете годиться на что-либо честное в мире; поэтому вам следует умереть. Ей, палачи, рубите ему голову!

Пароль. О, Господи!. Пощадите мне жизнь... или дайте хотя увидеть, как я умру!

1-й солдат. Это можно... И вы проститесь с вашими друзьями (Снимает с него повязку). Оглядитесь: знаете вы тут кого-нибудь?

Бертрам. Доброго утра, благородный капитан!

2-й вельможа. Бог вас благословит, капитан Пароль!

1-й вельможа. Да спасет вас Господь, благородный капитан!

2-й вельможа. Капитан, какой привет пошлете вы синьору Лафе? Я возвращаюсь во Францию.

1-й вельможа. Добрейший капитан, не позволите-ли вы мне списать сонет к Диане, написанный вами в честь графа Русильона? Не будь я трус, я отнял бы его у вас силою... Но, счастливо оставаться! (Уходят: Бертрам, оба вельможи и пр.).

1-й солдат. Ну, капитан, уничтожены вы совсем: только и осталось у вас, что бант на вашем шарфе.

Пароль. Всякого можно погубить таким заговором.

1-й солдат. Если вы отыщете такую страну, где женщины подвергли себя такому же позору,вы можете сделаться родоначальником бесстыжаго племени. Счастливо оставаться, сударь! Я возвращаюсь тоже во Францию; мы будем там поразсказывать о вас (Уходит).

Пароль. Я все же благодарен: будь мое сердце возвышеннее, оно разорвалось бы от всего этого... Я не желаю быть более капитаном; но я хочу пить, есть и так же мягко спать, как все капитаны. То самое, каков я есть, даст мне средство прожить. Но пусть всякий, сознающий себя нахалом, поостережется, потому что может наступить время, когда каждый нахал будет сочтен ослом. Ржавей, мой меч! Охладись, румянец! Пароль проживет спокойно и в стыде! Меня одурачили,- я преуспею одурачением! Найдутся и место, и средства для всякого живущего человека! Иду за ними (Уходит).

СЦЕНА IV.

Флоренция. Комната в доме Вдовы.

Входят: Елена, Вдова и Диана.

Елена. Для удостоверения вашего в том, что я не причинила вам вреда, послужит ручательство одного из величайших властителей в христианском мире. Перед его троном должна я преклонить колена, прежде нежели я довершу свое намерение. Было время, когда показала ему важную услугу, дорогую ему, как сама жизнь; признательность на нее выступила бы и из кремнистой груди татарина, чтобы произнести: "Благодарю!" Я извещена теперь достоверно, что его величество в Марсели; а нам представляется удобное средство отправиться в этот город. Надо вам знать, что я слыву за умершую, а так как войска распускаются, то мой муж спешит домой; но, с небесною помощью и с разрешения моего милостивого владыки, короля, мы будем там прежде, нежели нас ожидают.

Вдова. Милостивая графиня, у вас еще не бывало слуги, принимавшей так к сердцу ваши дела.

Елена. И у вас, сударыня, не бывало никогда друга, который столь усердно помышлял бы о вознаграждений за вашу любовь. Не сомневайтесь, что само небо привело меня сюда, чтобы дать приданое вашей дочери, как ей судило быть моей помощницею и причиною того, что я обрету мужа. Но, как странны мужчины! Они могут обратить в сладость себе то, что ненавидят, когда, похотливо вверяясь своим обманчивым мечтаниям, оскверняют мрак ночи! Так сладострастие тешится тем, что оно проклинало, и принимает его за отсутствующее... Но об этом после; вы, Диана, должны перетерпеть еще нечто, исполняя мои жалкие поручения.

Диана. Если бы от них зависела и смерть моя, будь она только честная, я готова претерпеть все для вас.

Елена. Да, прошу тебя... Но, как говорится, со временем придет и лето; вместе с шипами оденется и листьями шиповник - и будет столь же благоухать, как и колоть... Пора в дорогу; наша повозка уже готова; время нас оживит: все хорошо, что хорошо кончается; конец делу венец. Каково бы ни было течение дел, прославляет его только одно окончание (Уходят).

СЦЕНА V.

Русильон. Комната во дворце графини.

Входят Графиня, Лафе и Шут.

Лафе. Нет, нет, нет, ваш сын знался там с этим тряпичным щеголем, мерзкий шафран которого готов окрасить в свой цвет всю невыпеченную и закалистую молодежь целой нации. Ваша невестка была бы жива до сих пор, и ваш сын был бы дома, в милостях у короля, не будь этого краснохвостого шмеля, о котором я говорю.

Графиня. Я была бы рада вовсе не знать его! Умерла самая добродетельная женщина, созданием которой когда-либо прославилась природа. Если бы она была сотворена из моей плоти и стоила мне самых глубоких материнских мук, я не могла бы питать к ней более укоренившейся любви.

Лафе. Да, славная была женщина, славная женщина; можем нарвать тысячу салатов, прежде чем нападем на такую травку!

Шут. Действительно, она, была сладким маиораном в числе салата или, скорее, рутой.

Лафе. Это несалатные травы, подлец, а только душистые травы.

Шут. Я не великий Навуходоносор, ваша милость; разбирать хорошо трав не умею.

Лафе. Ты чем считаешь себя: подлецом или дураком?

Шут. Дураком в услужении женщин, синьор, и подлецом в услужении мужчин.

Лафе. В чем это различие?

Шут. Я стяну жену у мужа и буду ему служить.

Лафе. Тогда ты и вправду будешь подлецом в его услужении.

Шут. А жене его подарю свою безделушку, чтобы услужить и ей.

Лафе. Я готов согласиться: ты и дурак, и подлец.

Шут. К вашим услугам.

Лафе. Нет, нет, нет!

Шут. Что-же, ваша милость, если я не могу служить вам, то послужу такому-же высокому принцу, как и вы сами.

Лдфе. Это кто-же? Француз?

Шут. Правду говоря, есть у него английское имя, но лицо у него пылает более во Франции, нежели где.

Лафе. Что это за принц?

Шут. Черный принц, синьор, иначе говоря, принц тьмы, иначе говоря, дьявол.

Лафе. Бери, вот мой кошелек. Я даю его тебе не с тем, однако, чтобы сманить тебя от твоего господина, о котором ты сейчас говорил. Продолжай ему служить.

Шут. Я житель лесов, синьор, и привык любить большой огонь; а господин, о котором я говорю, всегда поддерживает такой огонь у себя. Нет сомнения, что он владыка мира, но пусть его знать и толпится у его двора. Я стою лучше за домишко с узкою дверью, которую я считаю слишком маленькой для того, чтобы роскошь могла в нее войти. Конечно, кто смирится, тот войдет, но большинство слишком зябко, слишком изнеженно и предпочитает идти цветистой дорогой, которая ведет к широким воротам и к большому огню.

Лафе. Ну, проходи своею дорогой, ты уже мне надоед; предупреждаю тебя об этом, потому что не желаю оттрепат тебя. Уходи, да посмотри, чтобы мои кони были хорошо прибраны, но не сыграй какой-нибудь штуки с ними.

Шут. Если и сыграю с ними какую штуку, ваша милость, то разве кобылью; а такие разрешаются им по самим законам природы. (Уходит).

Лафе. Хитрый негодяй и задорливый.

Графиня. Это верно. Мой покойный муж находил его очень забавным и, по его воле; он и оставлен здесь, причем считает это за разрешение для своих дерзостей. Он крайне причудлив, бегает куда вздумается.

Лафе. Я его люблю; худого в нем нет... Но я хотел переговорить с вами. Когда я услышал о смерти этой молодой женщины и о том, что ваш сын возвращается домой, я обратился к его величеству королю насчет моей дочери. Во время малолетства её и вашего сына, его величество, по собственному благосклонному почину, предлагал этот союз; он обещал теперь мне это вновь и, я думаю, нет лучшего средства к тому, чтобы отвратить неудовольствие, питаемое им против вашего сына. Как думаете о том вы, ваше сиятельство?

Графиня. Я вполне одобряю это и желаю, чтобы оно счастливо совершилось.

Лафе. Его величество едет сюда из Марсели, чувствуя себя таким бодрым, как еслибы ему было всего тридцать лет. Он должен прибыть сюда завтра, если я только верно уведомлен человеком, сведения которого редко бывают ошибочны.

Графиня. Я рада, что увижу короля, прежде, нежели умру. Сын пишет мне, что будет здесь сегодня к ночи. Я попрошу вашу милость остаться у меня до их встречи.

Лафе. Но я думаю, графиня, о том, на каких правах я могу присутствовать при этом?

Графиня. Довольно вам заявить о своих почетных льготах.

Лафе. Ими-то я всегда смело пользовался, графиня, и оне, благодарение Богу, еще в силе.

Входит Шут.

Шут. О, ваше сиятельство, там ваш сын с бархатною накладкою на лице... Есть-ли под нею шрам или нет, это уже бархату известно; но славная бархатная накладка! На левой щеке она у него в два с половиною ворса, а правая щека совсем голая!

Лафе. Благородно полученная рана, благородный шрам, знак доблести! Так оно должно быть!

Шут. То-то у вас лицо точно поджаренное рубленое мясо.

Лафе. Пойдемте к вашему сыну, прошу вас. Мне хочется поговорить с молодым славным воином.

Шут. Их там целая дюжина в красивых, изящных шляпах, с самими вежливыми перьями, которые кланяются и кивают всем (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА И.

Марсель. Улица.

Входят: Елена, Вдова, Диана и двое слуг.

Елена. Эта поспешная почтовая езда днем и ночью должна утомить вас. Но, нечего делать!.. Если вы не различали дней и ночей, измучивая свои нежные члены ради моих дел, верьте тому, что вы так внедрились в мою признательность, что ничто не искоренит вас оттуда. В счастливое время...

Входит Сокольничий.

Этот человек может довести обо мне до сведения его величества, если захочет употребить свою силу... Бог в помочь, синьор!

Сокольничий. И вам тоже.

Елена. Синьор, я видана вас при французском дворе.

Сокольничий. Я бывал там.

Елена. Я надеюсь, синьор, что вы все еще заслуживаете той молвы, которая гласила о вашей доброте; и потому, вынуждаемая крайними обстоятельствами, заставляющими отложить в сторону всякие церемонии, я взываю к вашей благосклонности, за которую пребуду благодарной.

Сокольничий. Чего вы желаете?

Елена. Чтобы вам угодно было передать это мое ничтожное прошение королю и помочь мне, на сколько вы имеете власти, предстать перед ним.

Сокольничий. Короля здесь нет.

Елена. Нет здесь, синьор?

Сокольничий. Верно, что нет: он выехал отсюда в эту-же ночь и поспешнее даже против своего обыкновения.

Вдова. Боже, все наши труды потеряны!

Елена. "Все хорошо, что хорошо кончается"; так будет, хотя времена и кажутся противными, а средства неудачными... Прошу, скажите: куда он направился?

Сокольничий. Как я слышал, в Русильон; туда еду и я.

Елена. Синьор, так как, вероятно, вы увидите ранее меня короля, то я попрошу вас передать эту бумагу в его милостивые руки. Это, я знаю, не навлечет на вас никакого осуждения, а скорее доставит вам еще благодарность за ваш труд. Я последую за вами так поспешно, как только представят нам возможность наши средства.

Сокольничий. Я исполню это для вас.

Елена. И вы получите за это хорошую благодарность, что бы ни случилось далее. Но нам следует опять на коней... Идите, идите, распорядитесь... (Уходят).

СЦЕНА II.

Русильон. Внутренний двор во дворце графини.

Входят Шут и Пароль.

Парол. Добрейший господин Лаваш, передайте это письмо синьору Лафе. Я был прежде лучше известен вам, когда был в более дружных отношениях с свежими костюмами, но теперь, мессир, я вывалялся в грязной канаве Фортуны, и потому припахиваю сильно её сильным нерасположением ко мне.

Шут. Правда, её нерасположение должно быть грязненько, если оно воняет, как ты сам говоришь. Не буду никогда есть рыбных блюд её стряпни! Сделай милость, стань за ветром.

Пароль. Но вам нечего затыкать нос, мессир; я говорил лишь метафорически.

Шут. Если ваши метафоры воняют, то я не могу не затыкать себе носа; так буду делать и против всякой чужой метафоры. Прошу вас, отойдите подалее.

Пароль. Но прошу вас, передайте эту бумагу.

Шут. Фуй, отойдите же подалее, прошу вас!, Подать бумажку из судна Фортуны вельмож!.. Но, вот он сам.

Входит Лафе.

Ваша милость, вот мяуканье Фортуны или её кота (только не выхухоли), обрушившагося в грязный рыболовный пруд её неудовольствия и, как он говорит, выпачкавшагося там. Поступите, как знаете, с этим карпом: кажется он бедною, жалкою, лукавою, глупою, подлою шельмой. Я сострадаю к его несчастию среди улыбающагося мне довольства и предоставляю его вашей милости (Уходит).

Пароль. Синьор, я человек, жестоко истерзанный фортуной.

Лафе. Что же я могу сделать для вас? Уже поздно защищать вас от её когтей. В чем это вы так наподличали перед фортуной, что она поцарапала вас, несмотря на то, что это добрая госпожа и не долго позволяет подлецам пользоваться у неё удачей?.. Вот вам четверть экю; пусть судьи примирят вас с фортуной, а мне некогда.

Пароль. Умоляю вашу милость выслушать от меня одно слово.

Лафе. Вы выпрашиваете себе еще су... Берите; слово ваше можете и приберечь.

Пароль. Меня зовут Пароль, мой добрый синьор!

Лафе. Так вам требуется более, нежели одно слово. Милость Божия!.. Давайте мне руку. Что ваш барабан?

Пароль. О, добрейший синьор, вы первый вывели меня в люди!

Лафе. Я, неужели?.. И я первый тебя выпроводил.

Пароль. От вас зависит и снова ввести меня в милость, синьор, так как вы меня из неё вывели.

Лафе. Что ты, негодяй! Хочешь, чтобы я играл зараз роль у Господа и дьявола? Один милует тебя, другой губит... (Звуки труб). Это король, я узнаю по его трубачам.. Ты наведайся после ко мне. Вчера вечером мне рассказа ли о тебе, но, хотя ты глуп и подл, есть тебе все-же надо.. Иди за мной!

Пароль. Молю Бога за вас (Уходят).

СЦЕНА III.

Там же. Комната во дворце графини.

Звуки труб. Входят: Король, Графиня, Лафе, вельможи, дворяне, стража и пр.

Король. Мы потеряли в ней жемчужину,что уменьшило наше собственное достоинство; но ваш сын, увлеченный своим безумием, не имел смысла оценить ее вполне.

Графиня. Все это уже прошло, государь. Я прошу ваша величество смотреть на это как на естественную вспышку молодости, при которой масло и огонь, более сильные, чем разум, одолевают его и производят пламень.

Король. Уважаемая графиня, я простил и забыл все, хотя мое мщение нависло над ним и ждало лишь минуты для выстрела.

Лафи. Я должен сказать... но прежде попрошу извинения... что молодой граф нанес его величеству, своей матери и своей жене глубочайшее оскорбление; но он повредил себе более, чем кому либо: он потерял жену, красота которой поражала глаза, даже наиболее насыщенные красотою, а речь пленяла слух каждаго; даже самые непокорные сердца смиренно называли ее своей владычицей.

Король. Похвалы утраченному придают ценность воспоминаниям... Хорошо, призовите его сюда... Мы примиряемся и первое свидание должно погасить память обо всем бывшем... Пусть он не просит у нас прощенья: самой причины его великого проступка нет уже в живых, и мы погребем, глубже всякого забвения, её жгучие останки... Пусть он войдет, как нам чужой, а не как преступник; скажите ему, что такова наша воля.

Дворянин. Слушаю, государь (Уходит).

Король. Что он говорит о вашей дочери? Вы сказали ему?..

Лафе. Он отдает себя в полное распоряжение вашего величества.

Король. Так у нас будет свадьба. Его очень прославляют в полученных мною письмах.

Входит Бертрам.

Лафе. Он молодцом!

Король. Я не осенний день: ты увидишь во мне и град, и солнечное сияние. Разгоняемые облака уступают место блестящим лучам; ты можешь показаться: погода прояснилась снова.

Бертрам. Дорогой государь, простите мне проступки, в которых я горько каюсь.

Король. Все уже забыто; ни слова более о прошлом. Но нам надо ловить минуты на лету, потому что мы стареем, и безшумная, незаметная нога времени" скользит но нашим распоряжениям прежде, нежели мы успеваем их выполнить. Ты помнишь дочь этого синьора?

Бертрам. И с восхищением, государь. Я уже остановил мой выбор на ней, хотя мое сердце не осмеливалось сделать вестником о том мой язык. Но впечатление, произведенное ею на мои глаза, было таково, что презрение снабдило меня своей точкой зрения, которая искажала для меня черты всякой другой красоты, издевалась над румянцем или называла его краденым, расширяла или сокращала все размеры, низводя все к безобразию. Вот почему та, которую все восхваляли, и которую я, потеряв, сам стал любить, была в моих глазах лишь пылью, засорявшею их.

Король. Ты ловко извинился. То, что ты полюбил ее теперь, скидывает -не один десяток с большого счета. Но любовь, приходящая слишком поздно, подобна милосердному помилованию, которое возвращается к великому, пославшему его, как горький упрек и с воплем: "Того, кто был хорош, уже нет!" Наша необдуманность заставляет нас пренебрегать тем, чем мы обладаем, не оценивая его, пока не увидим его в могиле. Как часто наши неудовольствия, несправедливые по отношению к нам самим, губят наших друзей, прах которых мы оплакиваем потом. Наша собственная любовь, проснувшись, плачет над совершенным, пока постыдная ненависть ложится тогда отдыхать. Да будет это похоронным звоном по милой Елене, а затем забудем ее! Пошли свой любовный подарок прекрасной Мадлене. Главное согласие получено тобой, и мы останемся здесь для присутствия на втором брачном дне нашего вдовца.

Графиня. О, дорогое небо, благослови этот брак лучше, нежели первый! Или, прежде нежели они соединятся, замри во мне, природа!

Лафе. Подойди, сын мой, в котором должно поглотиться мое родовое имя! Дай мне какой-либо залог, который воспламенит дух моей дочери и заставит ее прибыть скорее... Клянусь моей старой бородою и каждым в ней волоском, эта покойная Елена была прелестным созданием и такое-же кольцо я видел у неё на пальце, прощаясь с нею в последний раз при дворе.

Бертрам. Это принадлежало не ей.

Король. Дайте мне взглянуть, прошу вас; мои глаза, пока я говорил, так и приковывались к нему... Это кольцо было моим и, даря его Елене, я сказал, что ежели судьба заставит ее, когда-либо, нуждаться в помощи, я выручу ее, взглянув на это кольцо. Неужели ты посягнул отнять у неё то, что было ей всего нужнее?

Бертрам. Милостивейший король, хотя вам и угодно так утверждать, но это кольцо никогда ей не принадлежало.

Графиня. Сын, клянусь жизнью, я видела его у нея, и она ценила его, как свою жизнь.

Лафе. Я уверен тоже, что оно было у нея.

Бертрам. Вы ошибаетесь, синьор, она и не видывала его. Оно было брошено мне из одного окна, во Флоренция, завернутое в бумагу, на которой стояло имя бросившей. Это была особа благородная и думавшая, что я свободен; но когда я изложил ей мое положение, выяснив вполне, что не могу ответить честным путем на её вызов, она отступилась, удовлетворясь тем скорбно, но кольца не захотела взять обратно.

Король. Сам Плутон, знающий смеси и умножающее зелье, не лучше знаком с тайнами природы, нежели я с этим кольцом; оно принадлежало мне, потом Елене, кто бы ни дал его тебе. Поэтому, если ты только действуешь сознательно, то признайся, что оно было у нея, и скажи, каким грубым насилием ты получил его: она призывала всех святых в свидетели, что не снимет его с своего пальца, иначе, как вручив его тебе на своем ложе,- в которое ты не вступал,- или-же переслав его мне, в минуту большого бедствия для нея.

Бертрам. Она не видела его.

Король. Как мне дорога моя честь, ты показываешь ложно и внушаешь мне страшные догадки, которые я хотел бы отогнать!.. Если будет доказано, что ты мог быть так безчеловечен... Нет, не может быть... не знаю, однако... Ты смертельно ее ненавидел, и она умерла, в чем ничто не могло бы так убедить меня,- разве я сам закрыл бы ей глаза,- как появление этого кольца... Уведите его!

Стража окружает Бертрама.

Как бы ни повернулось дело, собранные мною улики докажут, что мои опасения не были неосновательны, и я был скорее виновен в том, что слишком мало опасался... Уведите же его! Мы рассмотрим это дело.

Бертрам. Если вы докажете, что кольцо когда-либо принадлежало ей, то вам также легко будет доказать, что я вступил супругом в её ложе во Флбренции, где она никогда не бывала.

Стража уводит Бертрама. Входит Сокольничий.

Король. Меня теснят тяжелые думы.

Сокольничий. Всемилостивый государь, не знаю, заслуживаю я порицания или нет, но вот прошение от одной флорентинки, которая, отстав от вас на четыре или пять станций, не могла подать его сама. Я принял это на себя склоняясь на прелесть и речи бедной челобитчицы, которая теперь, как мне известно, уже здесь. Важность дела выражается её озабоченным видом и, как она сказала мне в нежных, коротких словах, касается, вместе с нею и вашего величества.

Король (читает). "После многих своих обещаний жениться на мне, когда умрет его жена, он, признаюсь краснея, соблазнил меня. Теперь граф Русильон овдовел: его обеты связывают его со мною, и моя честь отдана ему. Он бежал из Флоренция, не простясь со мною, и я последовала за ним на его родину, чтобы требовать правосудия. Окажите его мне, о государь! оно зависит от вас: иначе соблазнитель будет торжествовать, а бедная девушка погибнет. Диана Капулет".

Лафе. Я куплю себе зятя на ярмарке и засвидетельствую эту покупку. А этого мне не надо.

Король. Небо оказало тебе милость, Лафе, допустив это открытие... Сходите за этою истицею... Скорее!.. И пусть приведут тоже обратно графа (Сокольничий и некоторые из свиты уходят). Я боюсь, графиня, что жизнь Елены была прервана преступно.

Графиня. Виновные да будут судимы!

Входит Бертрам под стражею.

Король. Мне странно, граф: если жены кажутся вам чудовищами и вы бежите от них, едва произнеся обет супружества, то зачем хотите вы жениться?... Это что за женщина?

Сокольничий возвращается со вдовою и Дианой.

Диана. Государь, я несчастная флорентинка, происходящая от древних Капулетов; просьба моя, как я полагаю, уже известна вам, и потому известно тоже, на сколько я достойна сожаления.

Вдова. Я её мать, государь. Моя старость и моя честь страдают обе от того, на что мы вам приносим жалобу, и обе мы умрем, если вы нам не поможете.

Король. Подойдите, граф. Знаете вы этих женщин?

Бертрам. Государь, я не могу и не хочу запираться в том, что знаю их. Но в чем еще винят оне меня?

Диана. Зачем вы смотрите так странно на меня, вашу жену?

Бертрам. Она чужая мне, ваше величество.

Диана. Если вы задумали жениться, вы дадите другой эту руку, а она моя; вы произнесете небесные обеты, а они мои; вы отдадите меня, когда я - моя. Я так сплочена с вами вашей клятвой, что та, которая возьмет вас, должна взять и меня: или обоих нас, или никого.

Лафе (Бертраму). Ваша слава не доросла до моей дочери, вы не стоите быть её мужем.

Бертрам. Государь, это глупая и наглая тварь, с которою я пошучивал порою, прошу ваше величество иметь лучшее мнение о моем благородстве и не думать, что я мог так унизить его.

Король. Мое мнение о вас, мессир, весьма недружелюбно и будет таким, пока ваши дела не изменят его. Возвысьте это благородство над настоящею его оценкой.

Диана. Добрейший государь, заставьте его ответить под присягой: не лишил-ли он меня девственности.

Король. Что скажешь ты на это?

Бертрам. Она нахальна, государь, она была обыкновенною гулящей женщиною в лагере.

Диана. Он оскорбляет меня, ваше величество; еслибы я была такою, он мог-бы взять меня за обыкновенную цену. Не верьте вы ему! Взгляните на этот перстень; его высокое значение и громадная ценность не имеют себе подобнаго: и не смотря на это, он дал его простой лагерной потаскушке, если я была такою!

Графиня. Он краснеет, а это верно: в течение шести поколений, этот перстень переходил, по завещанию, из рода в род, и владевший им носил его. Это жена его: перстень стоит тысячи доказательств.

Король. Мне помнится, вы говорили, что тут при дворе есть некто, могущий быть свидетелем.

Диана. Да, государь, но мне противно употребить такое орудие. Зовут его: Пароль.

Лафе. Я видел этого человека сегодня, если только это человек.

Король. Найдите его и приведите сюда.

Бертрам. Зачем его? Он известен за самого гнусного негодяя, запятнанного всею грязью в мире, развратного, и природа которого возмущается против произнесения правды. Буду-ли я сочтен чем-либо, тем или другим, из-за слова, произнесенного им, готовым сказать, что угодно?

Король. У неё ваш перстень.

Бертрам. Это так. Совершенно верно, что она мне нравилась, и я ухаживал за нею с легкомыслием молодости. Она знала различие наших положений, но приманивала меня, разгорячая мой пыл своею сдержанностью, так как все препятствия на пути страсти служат лишь к её усилению. Наконец, её старания, при её светском изяществе, склонили меня на её условия: она получила перстень, а я то, что всякий, пониже меня, получил-бы за ходячую цену.

Диана. Я должна смириться. Вы, отвергнувший уже однажды столь благородную супругу, можете справедливо лишить пищи и меня... Если вам не достает благородства, готова отказаться от мужа и попрошу вас, пришлите за вашим перстнем: я возвращу его вам, но в обмен и мое кольцо.

Бертрам. Его нет у меня.

Король. Что было у вас за кольцо, скажите?

Диана. Государь, похожее на то, что у вас на пальце.

Король. Вам знакомо это кольцо? Оно было недавно у него.

Диана. Это то, которое я дала ему в постели.

Король. Выходит неладно: вы бросили ему его из окна.

Диана. Я сказала правду.

Входит Пароль.

Бертрам. Государь, я сознаюсь, кольцо было ея.

Король. Вы запинаетесь, лукавя, и пугаетесь всякого пушка... Это человек, о котором вы говорили?

Диана. Да, государь.

Король" Говори, плут, но говори правду, я приказываю тебе, и не бойся неудовольствия твоего господина: я не дам тебя в обиду, если ты поведешь себя чистосердечно. Что знаешь ты о нем и об этой женщине?

Пароль. С позволения вашего величества, мой господин вел себя благородным человеком; если позволял себе выходки, то такие, что и другие синьоры.

Король. Ну, ну, к делу? Любил он эту женщину?

Пароль. Какже, любил... Но как?..

Король. Я это и спрашиваю! как?

Пароль. Любил он ее, ваше величество, как синьоры любят женщин.

Король. Какже это?

Пароль. И любя, и не любя.

Король. Как и ты: и подлец, и не подлец. Что это за двусмысленный малый?

Пароль. Я бедняк и в полном распоряжении вашего величества.

Лафе. Он хороший барабанщик, государь, но плохой оратор.

Диана. Известно вам, что он обещал жениться на мне?

Пароль. По правде говоря, я знаю больше, чем желал-бы сказать.

Король. Ты не намерен высказать всего, что тебе известно?

Пароль. Я готов, если это угодно вашему величеству. Я был между ними посредником, как уже сказано; кроме того, он ее любил... потому что, действительно, сходил с ума по ней и толковал о сатане, о чистилище, о фуриях, не знаю еще о чем; был я так короток с ними в это время, что знал о том, что он с нею спит, и все другое, как например, что дал он ей обещание жениться, и еще разное, за которое мне достанется, если я проговорюсь, поэтому я и не буду говорить того, что знаю.

Король. Ты высказал все, кроме разве того, что они обвенчаны. Но ты слишком хитер в своем показании, поэтому отойди (Диане). Это кольцо, вы говорите, ваше?

Диана. Да, государь.

Король. Где вы его купили? Или кто вам дал его?

Диана. Оно мне не было дано и я его не покупала.

Король. Кто одолжил его вам?

Диана. И не одолжал никто.

Король. Где-же вы его нашли?

Диана. И не находила.

Король. Если оно не досталось вам ни одним из этих способов, то как могли вы дать его ему?

Диана. Я не давала его никогда!

Лафе. Эта женщина как ловкая перчатка, государь: она надевается и снимается, как хочешь.

Король. Кольцо было мое, и я подарил его первой жене графа.

Диана. Оно могло быть и ваше, и ея, почем я знаю.

Король. Уведите ее; она мне не нравится... В тюрьму ее! Прочь и его... Если ты не скажешь мне, откуда у тебя это кольцо, ты умрешь прежде, нежели пройдет час!

Диана. Не могу сказать.

Король. Уведите ее.

Диана. Я представлю за себя поруку, государь.

Король. Я считаю тебя теперь за обыкновенную гуляку.

Диана. Клянусь Юпитером, если я когда-либо знала мужчину, то разве вас.

Король. Зачем-же ты обвиняла его все это время?

Диана. Потому, что он виновен, хотя и невиновен. Он убежден, что я уже не девушка, и готов клясться в этом; я же поклянусь, что я девушка, чего он не знает. Великий государь, именем моей жизни, я не блудница. Я или девственница, или жена этого старика (Указывает на Лафе).

Король. Она издевается над нашим слухом; в тюрьму ее!

Диана. Добрая матушка, пригласите сюда мою поруку (Вдова уходить). Обождите, ваше величество; тот ювелир, которому принадлежит кольцо, явится сюда и оправдает меня. Что-же до этого синьора, оскорблявшего меня, как это ему известно самому, хотя он и не нанес вреда мне, я его прощаю. Он знает, что он осквернил мое ложе и что при этом его жена зачала от него. Хотя она скончалась, но чувствует движение своего младенца. Моя загадка: умершая жива. Вот и её разрешение перед вами.

Входят: Вдова и Елена.

Король. Нет-ли здесь заклинателя, который морочит правильность моего зрения? Действительно-ли то, что я вижу?

Елена. Нет, добрый государь: перед вами лишь тень супруги; одно название ея, не сущность.

Бертрам. Оба, оба!.. О, прости!

Елена. О, синьор, когда я была подобна этой девушке, я нашла вас изумительно добрым. Это ваш перстень, а здесь, смотрите, письмо ваше: "Когда ты получишь этот перстень или зачнешь от меня" и пр. Теперь это совершилось: хотите-ли вы быть моим, будучи вдвойне завоеванным?

Бертрам. Если она, государь, растолкует мне все это яснее, я крепко полюблю ее и буду всегда, всегда крепко любить.

Елена. Если это не выяснится вполне и окажется неверным, пусть наступит между мной и вами смертельная разлука!.. О, дорогая мать, вас-ли вижу я в живых?

Лафе. Мои глаза точно чуют лук: я сейчас расплачусь (Паролю). Ты, почтенный Том-Барабан, ссуди мне платок... Так, спасибо... Приходи ко мне на дом, я с тобой потешусь. Но брось свои церемонии, оне подловаты.

Король. Узнаем во всей подробности эту историю, так чтобы истина превратилась в наслаждение (Диане). А если ты еще свежий, нетронутый цветок, избери себе супруга, а я выплачу тебе приданое; я могу уже догадываться теперь, что при твоем честном содействии ты упрочила за нею права жены, сохранив свое девичество. Все это, весь ход дела, более или менее, выяснится нам исподволь, на досуге. До сих пор все кажется благополучным, и если конец будет таким же, горечь прошлаго усилит будущую сладость!

Звуки труб. Король приближается к авансцене.

Король не более как нищий с окончанием пьесы; все кончится хорошо, если будет достигнуто выражение вашего удовольствия, а мы заплатим за него нашими стараниями вам понравиться, стремясь к тому изо-дня в день. Даруйте нам свое снисхождение, возьмите на себя нашу защиту; ссудите нам ваши милостивые руки и примите наши сердца! (Уходят).

ПРИМЕЧАНИЯ.

Эта комедия известна тоже под названием "Удачный труд любви (Love's labour won)". Сюжет её заимствован у Боккачио, но взят Шекспиром непосредственно из "Жильеты Нарбонской" Пайнтера (Painter). Это относится, впрочем, лишь к серьезной части пьесы; комический элемент добавлен Шекспиром. Джонсон, разбирая пьесу, находит в ней длинноты: зрителям уже известна хитрость, употребленная Еленой, между тем на сцене продолжаются недоразумения, Елена не открывает правды королю и пр. По мнению Джонсона, Шекспир будто бы обнаружил здесь, вообще, менее знания человеческого сердца, нежели в других своих произведениях; характер Бертрама крайне не симпатичен,- даже подл, между тем вся развязка направлена к упрочению его благополучия и т. д. В лице Пароля, Джонсом находит сходство с Фольстэфом. Мелон относит сочинение пьесы к 1598 г.

Стр. 75. Наследники больших богатств и знатных титулов считались в Англии под опекою короля. Действие происходить во Франции, но Шекспир, как известно, придавал всем нациям английские обычаи.

Стр. 76. "Если живое враждует со скорбью..." Джонсон и Царбуртон расходятся в понимании этой фразы: Джонсон понимает под "mortal" то, что умирает, а Царбуртон то, что наносит смерть.

Стр. 79. Ваш финик лучше в вашем пироге... Игра слов на "date" (финик) и "date" (возраст).

Стр. 86. "Многоцветная Ирис..." Генсли находит замечательным это уподобление радуги тем разноцветным оттенкам, которыми искрятся глаза, увлаженные слезами.

Стр. 87. Елена не жалеет о своей любви, хотя она и пропадает, как вода в сите. "Диана была в вас и любовью..." т. е. Диана и Венера, целомудрие и страсть, сливались в одно. "Подобно загадке..." Существо загадки связано с разгадкой, которая ее уничтожает.

Стр. 87. "Школы, гордые своим знанием..." Врачи, принадлежащие к различным медицинским школам.

Стр. 89. "Верхней Италии..." Старинные географы разграничивали Аппенинами Италию на Верхнюю и Нижнюю. Сторона, обращенная к Адриатике, называлась Верхней Италией.

Стр. 89. "Кроме бальных..." Встарину танцовали, не снимая шпаг.

Стр. 90. Под "прославляемым светилом", Пароль разумеет человека в милости или законодателя моды.

Стр. 90. "Канарка" - модный танец того времени.

Стр. 91. Пандар, дядя Крессиды (см. "Троил и Крессида"),

Стр. 95. "О, Господи, ваша милость!" Шут пародирует модное восклицание, повторявшееся молодежью кстати и не кстати.

Стр. 96. "Куранта" - танец.

Стр. 100. "Я тебя нашел..." Игра слов: "found out" может означать "найти", а тоже "донять, уличить".

Стр. 104. "Мои солнечные часы врут..." Лафе хочет сказать, что овсянка, похожая видом на жаворонка, который поет на рассвете, заставила его обмануться во времени.

Стр. 110. "Воздух, который поет, пропуская вас..." Царбуртон находит это выражение не имеющим смысла, другие коментаторы тоже не находят объяснения этой фразы; но весьма вероятно, что здесь надо разуметь свист возбуждаемый пролетом пули.

Стр. 113. "Клейкую, грозящую вам ветку..." Намек на ловлю птиц посредством намазывания ветки клеем.

Стр. 113. "Пальмоносцы". Так назывались пилигримы, особенно возвращавшиеся из Иерусалима.

Стр. 117. "Или же "hic jacet",- т. е. или же я буду в могиле. Hic jacet:... Здесь лежит...", начало надгробных надписей.

Стр. 120. "Баязетовы немые..." Немые при султанском гареме.

Стр. 129. "Удар первой черепицы..." В "Contemplates" Луциана, Меркурий указывает Харону на человека, убитого черепицей за обман.

Стр. 131. "Майльэнд" - лондонское предместье, где происходили балаганные представления.

Стр. 133. "Мерзкий шафран..." Намек на моду, требовавшую окрашивать желтым (шафранным) крахмалом кружева манжет и пр.

Уильям Шекспир - Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :