Уильям Шекспир
«Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 1 часть.»

"Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 1 часть."

Перевод П. А. Каншина

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА.

Король французский.

Герцог флорентийский.

Бертрам, граф Русильонский.

Лафе, старый вельможа.

Пароль, приверженец Бертрама.

Несколько молодых французских вельмож, служащих с Бертрамом в флорентийской войне.

Сокольничий, Шут, Паж - служащие у графини Русильонской.

Графиня Русильонская, мать Бертрама.

Елена, благородная девица, питомица графини.

Старуха-вдова, флорентинка.

Диана, её дочь.

Виолента, Марианна - соседки и подруги вдовы.

Вельможи из свиты короля, французские и флорентийские дворяне, офицеры, солдаты и пр.

Сцена происходит: частью во Франции, частью в Тоскане.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

В Русильоне. Комната во дворце графини. Входят: Бертрам, графиня, Елена, Лафе; все в трауре.

Графиня. Разставаясь с сыном, я как-бы хороню вторично мужа.

Бертрам. А я, уходя, оплакиваю вновь смерть моего отца. Но я должен повиноваться приказу его величества, у которого я в опеке, а еще более в подданстве.

Лафе. Король заменит вам супруга, графиня, а вам, граф, отца. Он, столь добрый всегда во всем, сохранит по необходимости такую доброту к вам, которые способны более возбудить ее там, где в ней недостаток, чем не вызвать ее, где она так изобильна.

Графиня. Есть-ли теперь надежда на выздоровление его величества?

Лафе. Он отказался от своих врачей, графиня; под их попечением, он только истощал время надеждою, но не находил другой пользы себе, кроме утраты надежды с течением времени.

Графиня. У этой молодой благородной девицы был отец... О, это "был"! Как грустно это выражение... Искусство его почти равнялось его честности.Еще немного - и он сделал-бы нашу природу бессмертною, а смерти пришлось-бы упраздниться, за неимением дела. Как я желала-бы, чтобы он был еще в живых, ради короля! Он сумел-бы побороть болезнь его величества.

Лафе. Как звали того, о ком вы говорите, графиня?

Графиня. Он был знаменит в своей профессии, мессир, и заслуживал того: звали его Жерар Нарбонсшй.

Лафе. Он был, действительно, превосходен, графиня. Король еще недавно говорил о нем, восхищаясь им и оплакивая его. Он был достаточно искусен для того, чтобы прожить и до сих пор, если-бы искусство могло побеждать смертность.

Бертрам. Но чем, почтенный синьор, страдает король?

Лафе. Свищом, граф.

Бертрам. Я не слышал о том прежде.

Лафе. Я желал-бы, чтобы это было не достоверно!.. Так это благородная девица дочь Жерара Нарбонскаго?

Графиня. Его единственное дитя, синьор, и завещанное моему попечению. Я надеюсь на все благополучие, обещаемое её воспитанием; она унаследовала те качества, которыми украшаются природные способности; потому что, если дары ума совмещаются с нечистой душою, они не приносят плода: они и полезны, и вредны в то же время; но у нея, эти достоинства тем краше, что они непринужденны, и такое прямодушие венчает её добрые свойства!

Лафе. Ваши похвалы, графиня, вызывают у неё слезы.

Графиня. Это лучший рассол, которым девушка может сдобрить воздаваемую ей хвалу. Воспоминание об отце никогда не касается её сердца без того, чтобы не лишать её щеки всякой жизненности. Но, довольно, Елена, будет уже, будет; иначе можно подумать, что ты более любишь выставлять свою печаль, нежели ее чувствуешь.

Елена. Я выказываю печаль, но и чувствую ее.

Лафе. Умеренная скорбь - обязательна для нас в отношении умерших, но излишняя оказывается уже враждою к живым.

Графиня. Если живое враждует со скорбью,то её крайность скоро оказывается смертельной.

Лафе. Как понимать это?

Бертрам. Графиня, прошу ваших добрых пожеланий.

Графиня. Благословляю тебя, Бертрам! походи на своего отца поведением, как ты походишь на него лицом! Пусть кровь твоя и добродетель соперничают во власти над тобою, и твоя доблесть равняется твоему происхождению! Люби всех, доверяйся немногим, не делай вреда никому. Одолевай врага скорее отпором, нежели нападением, и охраняй друга под ключем своей собственной жизни! Пусть лучше укоряют тебя в молчании, нежели когда-либо в болтовне. Все, что небо соблаговолит подать тебе и что могут вымолить мои молитвы да будет с тобою! Прощай. Синьор, он еще непривычный царедворец: почтенный синьор, будьте его руководителем.

Лафе. Ему не будет недостатка в том, что только может он ждать от преданности.

Графиня. Бог да благословит его! Прощай, Бертрам. (Уходит).

Бертрам (Елене). Все, o чем вы только можете мечтать, да будет выполнено! Будьте угодливы к моей матери и вашей госпоже, заботьтесь о ней.

Лафе. Прощайте, прекрасная особа! Поддержите славу вашего отца (Уходит с Бертрамом).

Блкна. О, еслибы мне думать только об этом!.. Я мало . думаю об отце и эти слезы свыше более чтят его память, нежели пролитые мною. На кого он походил? Я его забыла в моем представлении живет один лишь образ: образ Бертрама. Я погибаю; нет жизни мне, нет никакой, с отъездом Бертрама. Но это то же, что любить какое либо блестящее созвездие и думать выдти за него: до того он выше меня, мне следует быть не в его сфере, а довольствоваться его блестящей лучезарностью и отбрасываемым им светом. Притязания моей любви составляют её же муку: лань, желающая сочетаться со львом, должна умереть от любви. Как было сладко, хотя и мучительно, видеть его ежечасно; сидеть и рисовать его дугообразные брови, его соколиные глаза, его кудри, на скрижалях сердца,- сердца, слишком наполненного каждой чертою, каждой особенностью его драгоценной личности. Но теперь его нет и моя покланяющаеся ему фантазия может лелеять одно былое... Кто идет сюда?

Входит Пароль.

Это один из его близких; люблю его ради Бертрама, хотя и знаю, что он заведомый лжец, считаю его порядочным шутом и явным трусом; но эти пороки так идут к нему, что его ласкают, между тем как железные кости добродетели могут зябнуть на холодном ветре. Так мы видим часто, что нагая истина должна служить слишком тепло одетой глупости.

Пароль. Бог в помочь, прелестная царица!

Елена. И вам, монарх!

Пароль. Я не монарх.

Елена. И я не царица.

Пароль. Мечтали вы о девственности?

Елена. Да, В вас есть нечто воинское; позвольте мне предложить вам вопрос: мужчины - враги девственности; как нам оборонять ее против них?

Пароль. Не подпускайте их.

Елена. Но они осаждают нас и, как ни храбро защищается наша девственность, она все же слаба. Научите нас какому-нибудь боевому средству защиты.

Пароль. Нет такого. Мужчина, обложив вас, подведет мины и взорвет вас.

Елена. Спаси Бог нашу девственность от мин и взрывов! Неужели военная наука не может указать девушкам как взрывать мужчин?

Пароль. Если девственность пала, то тем скорее взлетел на верх мужчина, но только, при падении его обратно сквозь сделанную вами же брешь, вы потеряете свой город! В республике природы, сохранение девственности не политично. Потеря девственности логичное обогащение: ведь не родилось бы и девственниц, не будь потеряна перед тем девственность. То, из чего созданы вы, это металл для создания девственниц. Утраченная однажды, она может замениться десятерыми; будучи сохранена, она потеряна на веки. Она слишком холодный товарищ; прочь ее!

Елена. Я повременю с нею немного, хотя бы из-за этого мне пришлось умереть девушкой.

Пароль. Многаго не приходится говорить о девственности, но только она противна законам природы, защищать ее, значит осуждать наших матерей, а это уже несомненное озорство. Повесившийся равен девственнице: девственность - тоже самоубийство и заслуживает погребения на большой дорог, вне освященной земли, как отчаянное посягательство на закон природы. Девственность выводит червей, как сыр, изсушивает себя до последней корки и вымирает, питая только свой собственный желудок.Сверх того, девственность своенравна, надменна, ленива, полна себялюбия, которое более всего осуждается духовным уставом. Не храните ее; вы только проиграете через нее! Избавьтесь от нея: через десять лет она удесятерится, что составляет уже хорошенький прирост, когда сам капитал, при этом, нисколько не умалится. Долой ее!

Елена. Но как потерять ее только по своему вкусу?

Пароль. Позвольте... Прах побери, дело худо тем, что надо полюбить того, кто против нея... Но это товар, который теряет блеск, когда залежится; чем долее его храните, тем менее он стоит; надо его сбывать, пока он годен в продажу и соответствует спросу. Девственность, подобно старому придворному, носит старомодную шляпу: богато отделанную, но непригодную, как застежки и зубочистки, которых теперь не носят. Ваш финик лучше в вашем пироге или компоте, нежели у вас на лице; и ваша девственность, заматерелая девственность подобна французским сушеным грушам: дурна на вид, жестка на вкус, словом, это завялая груша; она была когда-то хороша, а теперь увяла, Куда вам ее девать.

Елена. Я никуда не хочу девать теперь мою девственность. Ваш господин найдет себе там тысячу любовниц, найдет в них мать, возлюбленную, друга, феникса, вождя, врага, руководителя, богиню, владыку, советницу изменницу, сокровище... свое смиренное честолюбие и гордую смиренность, задорное согласие и сладкий раздор; свое упование и сладостную гибель, вместе с целым сонмом красивых, ласковых слов, свойственных болтовне слепого Купидона. Пусть будет он... Что?.. не знаю... Но пошли ему Господь добра!.. Двор - место поучительное... а он...

Пароль. Что он? Скажите.

Елена. Я желаю ему хорошаго... Очень жаль...

Пароль. Жаль чего?

Елена. Того, что наши желания не могут воплощаться, быть осязательными; что мы, более низкорожденные, обречены нисшими созвездиями скрывать в себе желания наши; мы не можем следовать действительно за нашими друзьями и выказать то, что обдумываем только втайне, не получая за то признательности никогда.

Входит Паж.

Паж. Мессир Пароль, мой господин зовет вас (Уходит).

Пароль. Малютка Елена, прощай! Если вспомню, то буду думать о тебе там, при дворе.

Елена. Синьор Пароль, вы родились под благосклонною звездою.

Пароль. Я? Под Марсом.

Елена. Я так и думала, под Марсом.

Пароль. А почему под Марсом?

Елена. Войны так вас изморили, что вы не могли родиться иначе, как под Марсом.

Пароль. Когда он был в апогее.

Елена. Скорее, когда он отступал.

Ппроль. Почему вы это думаете?

Елена. Вы так любите отступать, когда сражаетесь.

Пароль. Если это выгодно!

Елена. Убегать всегда выгодно, когда страх советует спасаться. Но смешение, производимое в вас храбростью и страхом, придает вам свойство хорошего полета; это качество недурно.

Пароль. Я завален делом и потому мне некогда препираться с тобою; но я возвращусь настоящим царедворцем и тогда мои наставления могут послужить тебе в назидание, если ты окажешься способной принять советы придворного человека и понимать, что он тебе скажет; иначе, ты умрешь среди своей неблагодарности, и твое невежество погубит тебя. Прощай. Если тебе будет время, читай свои молитвы; если нет,- вспоминай друзей; постарайся найти себе доброго мужа и обращайся с ним, как он с тобою будет. Прощай! (Уходит).

Елена. Весьма часто, те средства, которые мы приписываем небу, находятся в нас самих. Роковое небо предоставляет нам полную свободу и отстраняет наши вялые попытки, лишь, когда мы недеятельны сами. Что за сила возносит мою любовь так высоко, заставляя меня лишь видеть, но не насыщать моих глаз? Но природа соединяет иногда подобное с подобным, не смотря на величайшее различие состояний, сливая их поцелуем в предметы родственные. Необычные предприятия невозможны для тех, кто взвешивает трудности рассудком и полагает, что не может быть уже бывавшее. Однако, разве стремившиеся заявить свои достоинства, не добивались любви?.. Болезнь короля... Может быть, мне и не удастся... Но мое намерение твердо и я не откажусь от него (Уходит).

СЦЕНА II.

Париж. Комната в королевском дворце.

Звуки труб. Входит французский король с бумагами в руках. Вельможи и свита.

Король. Флорентийцы и сиенцы сцепились. Они дрались с одинаковым счастьем и продолжают свою отважную войну.

1-й вельможа. Так доносят, ваше величество.

Король. Оно и вероподобно, а теперь подтверждено еще нашим кузеном, австрийским государем, предупреждающим нас, что флорентийцы будут просить у нас скорейшей помощи. Наш дражайший друг, предваряя нас об этом, желает, повидимому, чтобы мы отказали.

1-й вельможа. Его любовь и мудрость, доказанные уже вашему величеству, позволяют вам доверять ему.

Король. Он подготовил наш ответ, и флорентийцам отказано уже нами еще до их прибытия, но если кто из наших дворян пожелает вступить в тосканскую службу, им позволяется свободно стать на ту или другую сторону.

2-й вельможа. Это может послужить школою для нашего дворянства, томящагося по движению и подвигам.

Король. Кто идет сюда?

Входят: Бертрам, Лафе и Пароль.

1-й вельможа.Это граф Русильонский, государь. Юный Бертрам.

Король. Юноша, ты лицом в отца; щедрая природа разборчиво, не торопясь, хорошо создала тебя. Да унаследуешь ты и нравственные свойства родителя! Добро пожаловать в Париж!

Бертрам. Моя признательность и мои услуги принадлежат вашему величеству!

Король. Желал бы я быть столь же здоровым телесно, как в те дни, когда мы с твоим отцом, друзьями, впервые испытали боевую жизнь! Он служил отлично в то время, будучи учеником самых храбрейших, и жил долго, но к обоим нам подкралась злая старость и выбила нас из строя. Мне утешительно толковать о твоем добром отце. В своей юности он был одарен таким же остроумием, какое я замечаю в нашей молодежи; но она способна острить до тех пор, пока её собственные насмешки не обращаются незаметно на её же голову; она не успевает затмевать своим достоинством свое легкомыслие. Он был царедворцем, но в его горделивости или резкости не было ни презрения, ни горечи, разве что их вызывал кто-либо из ему равных; его честь, как верные часы, указывала ему минуту, в которую ему настояло заговорить, и тогда его язык повиновался этой стрелке. С своими низшими он обращался не как с таковыми; он нисходил с своей высоты к их низкому уровню, заставляя их гордиться его смирением и склоняясь перед их униженными похвалами. Такой человек мог бы послужить образцом для позднейшего поколения; следуя его примеру, оно увидело бы, до чего оно теперь отстало.

Бертрам. Такая добрая память о нем, ваше величество, богаче выражена вами, нежели на его гробнице: его эпитафия не восхваляет его так, как ваша королевская речь.

Король. Хотелось бы мне быть с ним!.. Он говаривал... Мне кажется, я его еще слышу; он не тратил слов по-пустому в уши, но прививал их там, дабы они выросли и принесли плод... "Мне лучше умереть", так начинал он часто с грустью, по окончании шутливого препровождения времени, когда все умолкало,- "мне лучше умереть, говорил он, когда в моем светильнике не хватит масла, чем чадить перед молодыми умами, которые воспринимают без презрения лишь то, что ново, направляют свой разум лишь на изобретение нарядов и истощают свое постоянство быстрее своих мод..." Он желал того, и я, вслед за ним, того же желаю: если я не могу приносить домой ни воска, ни меду, то мне лучше исчезнуть из моего улья, очистив место другим работникам.

2-й вельможа. Вы любимы, ваше величество. Те, которые наименее преданы вам теперь, первые поскорбят о вас.

Король. Я занимаю место, знаю... Граф, как давно умер врач вашего отца? Он был знаменит...

Бертрам. Уже шесть месяцев тому назад, ваше величество.

Король. Будь он жив, я попытался бы обратиться к нему... Одолжите вашу руку... Остальные измучили меня своим леченьем... Природа и недуг расправляются теперь сами собой... Привет мой, граф! Вы мне дороги как сын.

Бертрам. Благодарю, ваше величество (Уходят при звуках труб).

СЦЕНА III.

В Русильоне. Комната во дворце графини.

Входят: Графиня, Дворецкий и Шут.

Графиня. Я выслушаю вас теперь; что скажете вы мне об этой девице?

Дворецкий. Графиня, я желал бы, чтобы мои старания всегда вам угождать были занесены в список моих прежних заслуг; мы оскорбляем свою скромность и черним чистоту своих поступков, если сами выставляем их на вид.

Графиня. Зачем здесь этот негодяй? Уходите прочь! Я не верю всем жалобам на вас, но это лишь до моей излишней слабости, потому что, я знаю, вы довольно глупы, чтобы задумать всякую мерзость, и довольно хитры, чтобы ее совершить.

Шут. Вам известно, ваше сиятельство, что я бедное существо.

Графиня. Хорошо, сударь.

Шут. Нет, какие сиятельство, вовсе нехорошо, что я беден, хотя многие богатые и прокляты. Но если вашему сиятельству благоугодно, чтобы я пристроился, то Избель, эта женщина, и я проживем как-нибудь.

Графиня. Тебе хочется стать нищим?

Шут. Прошу вашего соизволения в этом деле.

Графиня. В каком деле?

Шут. В Избелином и в моем... Служить - не то, что наследство получить, и мне все думается, что не будет мне благословения Божьяго, пока я не произведу потомства. Ведь говорят, что дети - благословение.

Графиня. Скажи мне, что заставляет тебя жениться?

Шут. Мое бедное тело, ваше сиятельство, требует этого. Меня побуждает плоть моя, а как не идти, когда дьявол тебя тащит?

Графиня. Других причин нет у вашей милости?

Шут. Есть и другия, ваше сиятельство, священные причины.

Графиня. Можно их поведать миру?

Шут. Я был порочной тварью, графиня, как вы и все, состоящие из плоти и крови; поэтому я должен жениться, чтобы покаяться...

Графиня. В своей женитьбе еще более, чем в своих прегрешениях?

Шут. У меня нет друзей, графиня, и я надеюсь приобресть их через жену.

Графиня. Такие друзья - твои враги, негодяй!

Шут. Вы, ошибаетесь, ваше сиятельство, даже большие друзья. Эти подлецы будут делать за меня то, что меня утомит.Тот, который вспашет за меня поле, пощадит мою запряжку, а мне предоставит воспользоваться жатвой; если он наставит мне рога, за то сам будет моим подневольным; тот, кто позабавит мою жену, позаботится о моей плоти и крови; а если кто заботится о моей плоти и крови, тот, значит, любит мою плоть и кровь; кто любит мою плоть и кровь, тот друг мне; ergo, кто целует мою жену, мой друг. Если бы люди довольствовались быть тем, что они есть, брак был бы не страшен. Пусть молодой Чэрбон, пуританин, и старый Пойзем, папист, будут раздельны душой в отношении религии, головы-то у них одинаковы; они могут стукаться между собой рогами, как всякая скотина в стаде.

Графиня. Ты так и останешься злоязычным и клевещущим негодяем?

Шут. Я вещун, ваше сиятельство, и поведаю истину тотчас, повторю я вам ту балладу, которую найдут правдивой все люди: "браки суждены нам роком, кукушке суждено на роду петь свое".

Графиня. Убирайся! Не хочу более говорить с тобою.

Дворецкий. Не прикажете-ли ему, ваше сиятельство позвать сюда Елену? Я хочу поговорить с вами, о ней.

Графиня. Ей, ты! Скажи моей даме, что мне нужно сказать ей нечто... Я разумею Елену..

Шут (поет). Не это-ли прекрасное лицо, спросила она, была причиной того, что греки разрушили Трою? Не умно это, не умно! Вся радость Приама была в ней. Сказав это, она вздохнула, стоя там; вздохнула, стоя там, и произнесла такое изречение: "Если между десятком дурных одна хороша, если между десятком дурных одна хороша, значит, все же одна хорошая на десяток!"

Графиня. Как? Одна хорошая на десяток? Ты коверкаешь песню, негодный!

Шут. Одна хорошая женщина на десять, да это только освящает песню! Еслибы Господь даровал по стольку в каждом году! Будь я пастором, я рад был бы получать так десятину с женского пола! Одна на десять, говорю я; да еслибы нам родилось по хорошей женщине при каждом появлении кометы или при землетрясении, и это уже подправило бы лотерею, а то сердце у человека изноет, прежде, чем он такую найдет.

Графиня. Уйдешь ты, дрянь, и сделаешь, что тебе приказано?

Шут. Мудрено исполнять приказания женщины и не совершить зла!.. Но хотя честность моя и не пуританка, но зла она не сделает: она облечется в ризу смирения поверх черного кафтана великого сердца. Иду я, иду; мое дело позвать сюда Елену (Уходит).

Графиня. Говорите теперь.

Дворецкий. Я знаю, ваше сиятельство, что вы очень любите эту особу.

Графиня. Действительно: её отец завещал ее мне, но она сама, помимо этого, имеет законное право на всю оказываемую ей любовь. Она стоит большего, чем получает, и получит более, нежели требует.

Дворецкий. Ваше сиятельство, мне недавно привелось быть ближе от нея, чем она того могла желать, я думаю, она была одна и говорила с собою, посылая свои слова к одному своему слуху. Она была уверена, могу ручаться в этом, что они не дойдут ни до кого другого. Оказалось, что она любит вашего сына. Фортуна, говорила она, не божество, если она постановила такое различие между их положениями; любовь тоже не божество, если (она простирает свое могущество лишь на равноправных. Диана не царица девственниц, если она допускает, чтобы её бедная служительница подверглась нечаянному нападению, оставаясь беспомощною в первой стычке и без выкупа впоследствии. Она высказывала все это с таким горьким выражением скорби, какого я не слыхивал от девушки. Я счел своим долгом уведомить вас обо всем скорее, потому что, если предстоит беда, вам лучше быть предупрежденной.

Графиня. Вы поступили честно; но сохраните все это в тайне; многие признаки намекали уже мне на то же, но они так сбивали меня с толку, что я не знала, верить или не верить. Прошу теперь, уйдите и держите все про себя; я-же благодарю вас за честную заботливость и потолкую с вами после (Дворецкий уходит).

Входит Елена.

Графиня. Так было и со мною в молодости; если мы зависим от природы, то все это естественно в нас; эти шипы принадлежат по праву нашей розе юности. Как наша кровь присуща нам, так это присуще нашей крови, и сильная любовная страсть, испытываемая молодостью, служит показанием, печатью правдивости натуры. Согласно памяти моей о днях прошедших, таковы были наши ошибки; но мы тогда их таковыми не считали... В её глазах истома; я замечаю теперь это.

Елена. Вытребовали меня, графиня?

Графиня. Ты знаешь, Елена, что я мать тебе.

Елена. Моя уважаемая госпожа!..

Графиня. Нет,мать. Почему не мать?..Когда я сказала: мать, ты точно увидала змея. Что могло так поразить тебя в слове: мать? Да, я говорю, что я мать тебе и что ты включена мною в список зачатых мною. Весьма часто усыновление соперничает с природой: приемыши бывают как-бы родным отпрыском для нас из чуждых нам семян. Я не претерпела ради тебя мук материнства, но я лелею тебя с материнской нежностью... Господи, помилуй, девушка! Разве у тебя свертывается кровь, когда я говорю, что я мать тебе? В чем дело, отчего эта унылая предвестница ненастья, многоцветная Ирис, окружает твои глаза? Отчего?.. Что ты мне дочь?..

Елена. Я не дочь.

Графиня. Но я говорю: я мать тебе.

Елена. Простите мне, графиня: граф Русильонский не может быть мне братом; я низкого, он славного происхождения; мои родные незамечательны, его - все благородны. Он мой господин, мой дорогой владыка, а я живу его служанкой и хочу умереть в его подданстве; он не может быть братом мне.

Графиня. А я твоею матерью?

Елена. Вы, моя мать... О, еслибы вы были ею, но так, чтобы мой господин, ваш сын, не был моим братом... были, действительно, мне матерью! Или, матерью ему и мне, но чтобы я... О, я желала-бы этого не менее, чем неба... не быть его сестрой!.. Разве нет возможности, чтобы я была вам дочерью, а он не братом мне?

Графиня. Да, Елена, ты могла быть моей невесткой... Господи спаси! Ты этого не думала... Как "дочь" и "мать", действуют на твой пульс! Опять ты побледнела!.. Мои опасения сумели обнаружить твою склонность. Теперь я понимаю тайну твоего уединения, вижу причину твоих горьких слез. Теперь слишком явно, что ты любишь моего сына. Стыдно притворяться при этом обнаружении твоей страсти, говорить, что её нет: поэтому скажи мне правду; признайся, что это так. Смотри, щеки твои выдают это одна другой, и твои глаза, видя, что так явно выражается всем твоим поведением, высказывают тоже по-своему. Одна преступность и адское упрямство сковывают твой язык, и женщина может лишь подозреваться... Говори, не так-ли?.. Если верно, то ты сплела славный клубок; если нет, поклянись в том; но я требую, так как само небо понуждает меня действовать на пользу тебе, скажи мне правду!

Елена. Простите мне, добрая графиня!

Графиня. Любишь ты моего сына?

Елена. Простите, благородная госпожа!

Графиня. Любишь ты моего сына?

Елена. Разве вы не любите его, ваше сиятельство?

Графиня. Не увертывайся. Моя любовь основана на связи, которую ведает весь свет; говори-же, говори, открой степень своей склонности; твоя страсть видимо созрела.

Елена. Если так, я признаюсь здесь на коленях, перед лицом высших небес и перед вами, что более чем вас, тотчас после высших небес, я люблю вашего сына... Мои родные были бедны, но честны; такова и моя любовь. Не оскорбляйтесь, потому что ему нет вреда оттого, что я его полюбила: я не преследую его какими-либо выражениями моей дерзкой склонности; я не хочу овладеть им, пока не заслужу этого, и не знаю,в чем может состоять подобная заслуга. Я понимаю, что люблю напрасно, что всякая борьба безнадежна, однако, продолжаю лить в это громадное и пропускное сито воды моей любви и не хочу прекратить этого; так, подобно индейцу, в моем религиозном заблуждении, я покланяюсь солнцу, которое смотрит на своих поклонников, но и не знает о них более. О, дорогая моя госпожа, не ответьте ненавистью на мою любовь, за то, что мы с вами любим одно; но если вы, чья честь в пожилые годы свидетельствует о добродетельной юности, испытывали когда-либо столь чистый пламень любви, желали целомудренно, любили горячо, так что Диана была в вас и любовью,- о, тогда сжальтесь над той, которая может лишь ссужать и давать, зная что все потеряет, и которая не старается найти предмет своих поисков, но, подобно загадке, живет сладко тем, отчего умирает!

Графиня. Говори правду, не имела-ли ты намерения отправиться в Париж?

Елена. Имела, ваше сиятельство.

Графиня. Зачем? говори правду.

Елена. Я скажу правду, клянусь самою благодатью! Вам известно, что мой отец оставил мне несколько рецептов, редкой и испытанной действительности; он почерпнул сведения для их чудной целебности в своих книгах и в практической опытности и завещал мне хранить их с крайнею заботой, как предписания, внутренняя сила которых значительнее, чем они сулят. Между прочим, здесь есть и средство против отчаянных измождений, подобных тому, который губит короля.

Графиня. И это было поводом тебе ехать в Париж? Говори.

Елена. Граф, ваш сын, заставил меня подумать об этом. Иначе, и Париж, и лекарство, и король, все это отсутствовало в моих мыслях до тех пор.

Графиня. Но думаешь-ли ты, Елена, что если ты предложишь свою предполагаемую помощь, она так и будет принята? Король и его врачи составили себе свои убеждения,- он в том, что они не могут ему помочь; они, что помощь невозможна. Как могут они поверить бедной, неученой девушке, когда все школы, гордые своим знанием, уже решили предоставить недуг самому себе?

Елена. Мне что-то предвещает, даже сильнее, чем самое искусство моего отца, превосходившего других в своем ремесле, что завещанный им мне рецепт будет наследием, освященным самими счастливыми небесными созвездиями; и если ваша милость отпустите меня попытать удачи, а решусь взяться, под страхом моей жизни, излечить короля к такому-то дню и часу.

Графиня. Ты полагаешь?

Елена. Да, графиня, с полным убеждением.

Графиня. Тогда, Елена, я отпускаю тебя с любовью, на мои средства, со свитой и с моим любовным приветом к моим при том дворе; я останусь дома и буду просить Божьяго благословения твоему предприятию. Отправься завтра же и будь уверена. что тебе не будет недостатка в том, в чем я могу оказать тебе помощь (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Париж. Комната в королевском дворце.

Звуки труб. Входят: Король с двумя молодыми вельможами, отправляющимися во Флоренцию на войну; Бертрам, Пароль и свита.

Король. Прощайте, молодой человек! Не расставайтесь с этими воинственными правилами... И вы, синьор, прощайте! Делите мой совет между собой... Если каждый из вас примет его вполне, этот дар расширится, но его хватит на обоих.

1-й вельможа. Мы питаем надежду, государь, что, заявив себя солдатами, мы воротимся и найдем вас в добром здоровье.

Король. Нет, нет, это немыслимо, хотя дух мой не хочет признавать болезни, губящей во мне жизнь... Доброго пути, молодые люди! Умру я или буду жить, оставайтесь сынами доблестных французов; докажите Верхней Италии,- так выродившейся и унаследовавшей лишь упадок бывшей монархии,- что вы явились не для ухаживания за славой, но для брака с нею. Когда отступят самые отважные воители, вы добейтесь своего, так чтобы слава вас восхвалена громко... Доброго пути, я повторяю.

2-й вельможа. Пусть здоровье будет на послугах у вас, ваше величество!

Король. И остерегайтесь итальянских дев. Оне говорят, что у французов нет слов для отказа им, если оне чего просят. Берегитесь, как бы не попасть в плен, прежде чем станете служить!

Оба вельможи. Мы сохраним в сердце ваши заветы.

Король. Прощайте... Кто нибудь помогите мне (Ложится на софу).

1-й вельможа. (Бертраму). О, дорогой синьор, как жаль, что вы остаетесь!

Пароль. Это не его вина. Молодчик...

2-й вельможа. Так хорошо в походе!

Пароль. Превосходно! Я видывал войну.

Бертрам. Меня удерживают здесь; я на привязи: "слишком молод", "на будущий год", "еще раненько".

Пароль. Но если душа у тебя лежит к тому, мой юноша, скройся без страха.

Бертрам. Я должен оставаться здесь пришитым к юбке, поскрипывать башмаками по гладкому полу, пока не будет истощена вся слава и не останется других шпаг, кроме больных! Клянусь небом, я убегу, как вор.

3-й вельможа. Такое воровство будет честно.

Пароль. Совершите его, граф.

2-й вельможа. Я вам сообщником! Итак, прощайте!

Бертрам. Я привязался к вам и эта разлука с вами терзает меня, как пытка.

1-й вельможа. Прощайте, капитан.

2-й вельможа. Любезный господин Пароль!

Пароль. Благородные герои, мой меч родствен с вашими. Одно слово, молодецкие и блестящие, добрые металлы! В полку Спини вы найдете одного капитана Спурио со шрамом, эмблемою войны, на левой щеке. Вот этот меч рассек ее. Скажите ему, что я жив, и заметьте его рассказы обо мне.

2-й вельможа. Непременно, благородный капитан.

Пароль. Да будет Марс благосклонен к своим новым питомцам.

Вельможи уходят.

На что же вы решитесь?

Бертрам (видя, что король встает). Тише... король...

Пароль. Будьте повежливее с этими дворянами; вы ограничились только холодным прощаньем; вам надо быть любезнее с ними, потому что они не отстают от времени сообразуют с принятым свою походку, речь, еду и движутся под влиянием наиболее прославляемого светила. А если-бы и сам дьявол был распорядителем танцев, за ним надо следовать. Подите и попрощайтесь с ними пословоохотливее.

Бертрам. Я пойду.

Пароль. Они славные малые и похоже на то, что они заявят себя и стойкими рубаками (Уходит с Бертрамом).

Входит Лафе.

Лафе (становясь на колени). Простите мне, государь, и за меня, и за мои вести.

Король. Присуждаю тебя встать.

Лафе. Выходит, что стоит здесь человек, уже выкупивший себе прощение. Я желал-бы,чтобы вы,государь, преклонили колено, прося у меня пощады, и чтобы вы могли подняться так, по моему приказанию.

Король. Желал-бы этого и я; сперва разбил-бы тебе голосу, а потом попросил-бы у тебя в этом прощенья.

Лафе. Прах побери, промахнулся!.. Но, государь, дело, вот в чем: хотите избавиться от своей болезни?

Король. Нет.

Лафе. О, зелен виноград, моя королевская лисица. Нет, вы захотите откушать этих чудных гроздей, если только моей королевской лисе удастся их достать!.. Я видел такую лекарку, которая способна вдохнуть жизнь и в камень, сдвинуть скалу, заставить вас плясать канарку с жгучестью и быстротой. Одно её прикосновение заставит возстать Пепина или даже всунет Карлу Великому в руку перо, для написания ей любовных строк.

Король. Кому это: ей?

Лафе. Лекарке. Да, государь, прибыла подобная сюда и если-бы вы захотели ее увидеть... Нет, клянусь верою и честью, если я могу выразить серьезно мою мысль после этого шутливого вступления,- мне пришлось говорить с особою, которой пол, возраст, ум и настойчивость так поразительны, что я не могу упрекать себя в увлечении. Согласны вы повидать ее?.. потому что в этом её просьба... узнать, в чем дело? После этого, осмейте меня.

Король. Хорошо, добряк Лафе; введи сюда это чудо для того, чтобы и мы могли разделить с тобою восхищение или-же уменьшить твое, подивясь на то, как оно могло тебе внушиться.

Лафе. Нет, я вселю его и в вас; вы увидите, что это, нечто необыденное (Уходит),

Король. Он любит длинные предисловия ко всякому своему вздору. .

Входит снова Лафе с Еленой.

Лафе. Идите смело.

Король. Его поспешность, действительно, крылата.

Лафе. Идите смело. Вот его величество, выясните ему, что у вас на душе; вы похожи на предателя, но его величество не особенно боится таких предателей, а я дядя Крессиды, не опасающийся оставить вас вдвоем. Желаю вам хорошего (Уходит).

Король. Что-же, красавица, ваше дело относится ко мне?

Елена. Да, государь, Жерар Нарбонский был мне отцом; он славился в своем искусстве.

Король. Я знал его.

Елена. Тогда я не буду расточать ему похвал; довольно было знать его. На своем смертном одре он передал мне несколько рецептов, в особенности-же один, как самый драгоценный плод его трудов, любимое детище его долголетней опытности; он приказал мне беречь его, как тройное око, более чем мои два, как нечто, более их ценное; я исполнила это. Теперь, услыша, что ваше величество поражены тем злым недугом, против которого особенно властна сила отцовского мне дара, я явилась предложить его и мои услуги, со всею должною вам покорностью.

Король. Благодарю тебя, девица; но не относись так доверчиво к моему исцелению, когда от меня отказались наши ученейшие врачи; весь созванный их сонм решил, что все старания науки не могут исторгнуть естество из невспоможимости. И нам не следует омрачать своего рассудка, совращать своей надежды, предоставлять свою неизлечимую болезнь шарлатанам, или унижать свою высокую личность и свою славу до погони за бессмысленной помощью, когда мы сами сознаем себя вне всякой помощи!

Елена. Исполнение моего долга будет мне наградой трудов. Я не хочу более навязывать вам своих услуг, испрошу у вашей королевской милости лишь скромной возможности удалиться.

Король, Я не могу отказать тебе в этом, если хочу прослыть признательным. Ты желала мне помочь; я благодарю тебя, как может благодарить умирающий того, кто хотел-бы продлить ему жизнь. Но то, что мне вполне известно, неизвестно тебе даже частью; я знаю всю свою опасность, а ты не знаешь средства.

Елена. Если вы считаете свое положение беспомощным то вам не может быть вреда и от испытания того, что я могу предложить. Тот, кто создал величайшие творения употреблял часто для того слабейших посредников. Так, священное писание указывает нам, что младенцы обнаруживали разум там, где судьи были лишь младенцами. Большие реки вытекают из простых источников и обширные моря высыхали, когда великие умы отрицали чудеса. Весьма часто не сбывается то, на что можно было рассчитывать всего более, а часто удается другое, на что была весьма слабая надежда и в чем мы даже отчаявались.

Король. Мне не следует тебя слушать; или с миром, юная девица! Твои услуги, не быв в деле, должны оплачиваться сами собою: непринятые предложения вознаграждаются лишь выражением благодарности.

Елена. Итак, вдохновенное достоинство отвергается одним мигом! Не то с знающим всю суть вещей, как с нами, строющими свои догадки лишь на видимости! С нашей стороны большая притязательность считать людским поступком вмешательство самого неба. Дорогой король! склонитесь на мою просьбу: испытайте небо, а не меня. Я не обманщица, возносящая себя выше уровня моих способностей; но, знайте, я уверена, уверена вполне, что мое искусство не бессильно, и вы не неизлечимы.

Король. Ты так убеждена? И в течение какого времени надеешься ты вылечить меня?

Елена. Если выспренняя благодать окажет милость мне, то прежде, нежели кони солнца дважды промчат его яркий светоч в суточном кругу, и прежде, чем влажный Геспер погасит дважды в мрачном западном тумане свою вялую лампаду, а стклянка моряка просчитает двадцать четыре раза ход крадущихся минут,- все, что в вас есть недужного, исчезнет из ваших здоровых частей тела: здоровье будет жить свободно, недуг свободно умрет.

Король. Чем ты поручишься за такую уверенность и самонадеянность?

Елена. Обвините меня в наглости, в распутном нахальстве, в явном позоре, предмете гнусных песенок; пусть поносится мое девичье имя, пусть говорится обо мне все худшее из худшего, и да покончится вся жизнь в самой подлой пытке!

Король. Мне кажется, в тебе вещает какой-то священный дух: его мощный голос звучит сквозь слабый твой орган и то, что обыкновенный здравый смысл счел бы за невозможное, кажется теперь уму в ином свете. Твоя жизнь драгоценна, потому что все, что в жизни можно считать достойным жизни, собрано в тебе: молодость, красота, разум, отвага, добродетель, все, чем радуются счастье и юность. Чтобы рискнуть всем этим, необходимо или необъятное искусство, или чудовищное отчаяние. Милый врач, я испытаю твое лекарство, которое принесет тебе смерть, если умру я.

Елена. Если я не сдержу срока или не устою в исполнении обещанного, пусть я безжалостно умру; я заслужу это: не помогу тебе, смерть будет мне наградой. Но, если я окажу помощь, что ты обещаешь мне?

Король. Изложи свою просьбу.

Елена. Но исполнишь-ли ты ее?

Король. Клянусь своим скипетром и своей надеждою на небо!

Елена. Так дай же мне тогда, из своих королевских рук, того мужа из подвластных тебе лиц, которого я укажу. Я далека от высокомерного притязания на кого-либо из французской королевской крови; не думаю сопрячь мое низкое и смиренное имя с какою либо отраслью или прямым потомством твоего дома. Я разумею только одного из твоих вассалов, такого, которого я могу свободно просить, а ты можешь дать свободно.

Король. Вот моя рука: если ты сдержишь свое обещание. твое желание будет выполнено мною; назначь сама время, потому что я, решась быть твоим пациентом, полагаюсь вполне на тебя. Мне хотелось бы расспросить тебя более, и следовало-бы это сделать, хотя мое доверие не выиграло бы оттого, что я узнал бы более. Откуда ты пришла, что тебя побудило... Будь желанной гостьей без расспросов, благословенною без подозрений!.. Ей! помогите мне... Если ты окажешься на высоте своего слова, мои деяния не уступят твоим (Звуки труб. Корол и Елена уходят).

СЦЕНА II.

В Русильоне. Комната во дворце графини.

Входят: Графиня и Шут.

Графиня. Ну, сударь, я предоставлю вам теперь выказать степень своего воспитания.

Шут. Я выкажу, что кормили меня достойно, а обучали недостойно; впрочем, что же, мне требуется служить только при дворе.

Графиня. Только при дворе! Какого же надо вам места, если вы смотрите на это с таким презрениемъ'?.. Только при дворе!

Шут. Действительно, ваше сиятельство, если Господь даровал кому некоторую вежливость, тот может легко обойтись без неё при дворе. Чтобы не уметь шаркнуть ногой, снять шляпу, послать рукой поцелуй и не говорить ничего, надо не иметь ни ноги, ни шляпы, ни руки, ни губ; такой человек, сказать истину, не годится для двора. Что до меня, то у меня готов ответ всякому человеку.

Графиня. Скажите! Великолепный ответ, годный на всякий вопрос!

Шут. Он подобен креслу у цирюльника, которое пригодно для всякого зада, заостренного, плоского, жирного, словом, для всякого зада.

Графиня. И ваш ответ может так годиться для всяких вопросов?

Шут. Так годится, как десять гротов рукам адвоката, ваш французский экю вашим потаскушкам в шелку, лучинка Тиба пальцам Тома, как блины пригодны для заговенья, дыра для гвоздя, рога для рогоносца, бранчивая девка для драчливого подлеца, губки монашенки для рта монаха, даже как пудинг для его шкуры!

Графиня. И ваш ответ на всякие вопросы также удачен?

Шут. Начиная с вашего герцога и кончая вашим полицейским, он пригодится для всяческих вопросов.

Графиня. Должно быть чудовищно-огромный ответ, если он обнимает все вопросы.

Шут. Правду говоря, пожалуй, что он и пустяшен, если на ученый взгляд. Вот в чем дело, со всею обстановкою: Спросите меня, придворный-ли я; худого ничего не будет, если узнаете.

Графиня. Точно возвращаешься к молодости! я буду глупа предлагая вопрос, в надежде поумнеть от вашего ответа. Скажите, сударь, вы придворный?

Шут "О Господи, ваша милость!.." Вот и превосходное возражение. Еще, еще, сотню вопросов.

Графиня. Синьор, я ваш бедный друг, любящий вас...

Шут. "О, Господи, ваша милость!" Дальше, дальше, не щадите меня.

Графиня. Я полагаю, вы не захотите откушать ничего из этих простых блюд, синьор...

Шут "О, Господи, ваша милость!.." не щадите меня.

Графиня. Скажите, когда вас секут. ни тоже кричите: "о Господи, ваша милость!" и потом: "Не щадите меня?" Действительно, ваше: "О, Господи, ваша милость", весьма пригодно для вашего сечения; вы отлично ответите на хлыст, если будете приговорены к нему.

Шут. Никогда еще мое: "О, Господи, ваша милость!" не подводило меня так. Я вижу, что все может служить долго, но никак не вечно.

Графиня. Я веду себя, как благородная хозяйка, тратя время на эти шутки с дураком!

Шут. "О, Господи, ваша милость..." Вот, теперь, опять кстати.

Графиня. Довольно этого; к делу. Передайте это письмо Елене и потребуйте от неё немедленного ответа. Передайте мой привет моим родным и моему сыну. Это небольшое... ,

Шут. Восхваление мне перед ними.

Графиня. Небольшое препоручение вам. Вы меня поняли?

Шут. В совершенстве. Я буду там раньше моих ног.

Графиня. Спешите возвратиться (Уходят в разные стороны).

СЦЕНА III.

Париж. Комната в королевском дворце.

Входят: Бертрам, Лафе и Пароль.

Лафе. Говорят. что чудес уже более нет, и у нас не мало философствующих личностей, обзывающих простыми и обыденными вещи беспричинные и сверхъестественные. Из этого выходит, что мы считаем вздором ужасной и превозносимся своим мнимым знанием, когда нам следовало бы преклоняться перед неведомым и страшным

Пароль. Да, это самый редкостный образец чуда, явленного в наше последнее время.

Бертрам. Действительно.

Лафе. Быть покинутым искусниками...

Пароль. И я тоже говорю: Галеном и Парацельсом.

Лафе. Всею ученою, патентованною братиею...

Пароль. Верно; я тоже говорю.

Лафе. Признавшею его неизлечимым.

Пароль. Так, так; я то же говорю.

Лафе. Безнадежным...

Пароль. Именно так: человеком осужденным на...

Лафе. Непрочную жизнь, но верную смерть.

Пароль. Верно; вы метко выразились; я сам хотел так сказать.

Лафе. Право, можно утверждать, что это невиданное еще на свете!

Пароль. Без сомнения. И если вы желаете тому доказательств, можете прочесть это в... Как, бишь, называется?..

Лафе. Проявление небесной силы в земном деятеле.

Пароль. Я это хотел сказать; как раз, это.

Лафе. Право, сам дофин не бодрее его. Я говорю в отношении...

Пароль. Да, странно, очень странно, и как ни толкуй, коротко ли, длинно ли, а все же только самые испорченные умы не признают, что здесь...

Лафе. Рука небесная.

Пароль. Я так и говорю.

Лафе. Которая, избрав слабое...

Пароль. И утлое орудие, явило великую мощь, великое превосходство, которое обязывает нас, несомненно, за такое выздоровление короля, быть...

Лафе. Вообще благодарным.

Входят: Король, Елена и свита.

Пароль. Я это и разумел. Вы прекрасно сказали. Но, вот и король.

Лафе. Молодцом, как говорят голландцы. Даю слово любить за это девушек до тех пор, пока у меня останется хотя один зуб во рту! Право, король способен пройтись с нею в куранте.

Пароль. Чтоб мне провалиться! Ведь это Елена!

Лафе. Она, я думаю.

Король. Идите, созовите сюда весь двор (Один из свиты уходит). Садись, моя избавительница, возле своего больного и пусть эта выздоровевшая рука, в которую ты возвратила утраченную ей чувствительность, подтвердит тебе вторично, что ты получишь обещанный тебе дар, который ждет лишь, чтобы ты его назвала.

Входят вельможи.

Король. Прекрасная девица, окинь их своим взором; эта кучка молодых знатных юношей зависит от меня; я имею над ними право и государя, и отца; сделай свободно выбор свой: ты властна выбрать, они не властны отказать.

Елена. Да ниспошлет любовь каждому из вас прекрасную и добродетельную возлюбленную! Всем, кроме одного!

Лафе. Я охотно отдал бы своего короткохвостого гнедка со всею сбруей за то, чтобы у меня во рту все было также цело, как у этих мальчишек, и он оброс бы столь же мало бородой.

Король. Огляди их хорошенько; между ними нет ни одного, отец которого не был бы знатен.

Елена. Кавалеры! Небо, чрез меня, исцелило вашего короля.

Все. Мы знаем это и благодарим за вас небо.

Елена. Я простая девица и все мое богатство лишь в этой моей девственности... Если благоугодно вашему величеству, я готова... Румянясь, мои щеки нашептывают мне: "Мы краснеем оттого, что тебе предстоит выбирать; но если ты будешь отвергнута, пусть бледная немочь навеки покроет твои щеки; краска не вернется на них более никогда".

Король. Выбирай, и тот, кто отвергнет твою любовь, отвергнет и мою.

Елена. Теперь, Диана, я покидаю твой алтарь и устремляю свои вздохи к царственной Любви, этому верховному божеству... (С одному из вельмож). Синьор, согласны вы выслушать мое прошение?

1-й вельможа. И удовлетворить его.

Елена. Благодарю. Более нечего говорить.

Лафе. Я желал бы стоять в их рядах, хотя не привелось бы мне за то играть в кости целую жизнь!

Елена (другому вельможе). Синьор, та гордость, которая уже пылает в ваших прекрасных глазах, прежде чем я произнесла что нибудь, дает мне суровый ответ. Пусть любовь вознесет вас в двадцать раз выше той, которая желает вам теперь этого, и выше её смиренной любви!

2-й вельможа. Но я не желаю ничего лучше этой любви.

Елена. Примите мои пожелания, которые да выполнит великая Любовь!.. Я прощаюсь с вами.

Лафе. Как, все ей отказали?.. Будь это мои сыновья я высек бы их всех или отправил к туркам, чтобы их обратили там в евнухов!

Елена (еще одному вельможе). Не опасайтесь, что я потребую вашей руки; я не хочу, уважая вас, причинить вам зла. Да будут благословенны ваши желания! И да найдете вы для вашего ложа нечто лучшее, если когда вступите в брак!

Лафе. Эти юноши верно ледяные, если не хотят ее брать. Они верно побочные сыновья англичан; французы не породили бы таких!

Елена (продолжая). А вы слишком молоды, слишком счастливы, слишком добры, чтобы захотеть иметь от меня сына...

4-й вельможа. Красавица, я думаю иначе.

Лафе. Остается еще одна кисть винограда... Его отец, я знаю, пивал вино... Этот не будет ослом или пусть буду я четырнадцатилетним мальчишкой! Я знаю его издавна.

Елена (Бертраму). Я не смею сказать, что я беру вас; но я предаю себя и все мои услуги, пока я жива, в вашу руководящую власть... Вот тот человек.

Король. Если так, юные Бертрам, бери ее; она тебе жена.

Бертрам. Жена мне, государь? Я прошу ваше величество предоставить мне в подобном случае судить моими собственными глазами.

Король. Разве ты не знаешь, Бертрам, что она сделала мне?

Бертрам. Знаю, добрейший государь, но не могу надеяться понят, почему мне следует на ней жениться?

Король. Тебе известно, что она подняла меня с одра болезни.

Бертрам. Но неужели моя гибель, государь, должна ответствовать за ваше избавление? Я знаю ее хорошо; она воспитана попечениями моего отца... Дочь бедного врача моей супругой!.. Пусть лучше на меня вечный позор!..

Король. Если ты презираешь ее только за отсутствие титула, то я могу его создать. Странно, что крови наши, будучи смешаны, не выкажут никакого различия в цвете, в весе и теплоте, но создают, однако, такие могущественные преграды! Если она достойна во всем, и ты презираешь ее лишь за то, что она дочь бедного врача, то ты презираешь достоинство из-за имени. Не делай этого! Когда и в низком положении совершаются добрые дела, положение облагораживается деяниями совершающаго; а там, где преизбыток отличий, но добродетели нет, честь только дутая, добро остается добром, помимо имени; также и подлость; распределяет достоинства, качество, а не титул. Она молода, умна, красива; это наследство получено ею непосредственно от природы, и оно приносит ей честь. Ложна та честь, которая чванится тем, что родилась от чести, но не походит на родительницу. Самою верною честью можно считать лишь истекающую из наших действий, а не из рядов наших предков. Самое слово "честь" не более, как раб, оскверняющий каждую гробницу. Это лживый трофей на всякой могиле и часто безмолвствующий именно на той, в которой, под тленом и проклятым забвением лежат действительно честные кости... Что сказать еще? Если эта особа нравится тебе, как девушка, я могу создать все остальное: добродетель и она сама - это её личное приданое, а почести и богатство она получит от меня.

Бертрам. Я не люблю её и не хочу стараться полюбить.

Король. Ты оскорбляешь самого себя, говоря, что тебе прищлось бы делать усилия для этого.

Елена. Вы исцелились, государь; оставим все прочее.

Король. Но моя честь задета; чтобы выручить ее, я должен прибегнуть к своей власти... Бери её руку, надменный, упрямый юноша, недостойный такого дара и смеющий отвергать мою благосклонность и её достоинства! Ты не понимаешь, что мы, став на её легкую чашку весов, перетянем тебя до верха? Ты*не хочешь знать, что от нас зависит пересадить твою честь туда, где нам благоугодно будет дать ей взрости? Умерь свое пренебрежение, повинуйся нашей воде, которая направлена к твоему же добру; не слушай более своего высокомерия, но, ради своей же собственной выгоды, изъяви ту покорность, которую требуют от тебя и твой долг, и моя власть; иначе, я лишу тебя навеки своих милостей, предоставя тебе биться об стену в беспутных заблуждениях юности и невежества. Моя месть и ненависть будут преследовать тебя во имя справедливости и без всякой пощады... Говори ответ твой?

Бертрам. Простите, милостивейший король! Я подчиняю мою наклонность вашему взгляду. Разсудив о том, что за великие создания, что за доли почестей являются по вашему мановению, я нахожу, что та, которую я тотчас еще, в своей надменной мысли, считал слишком низкой, теперь, благодаря королевской оценке, становится столь же благородной, как и родясь такою.

Король. Возьми же ее за руку и скажи ей, что она твоя; а я обещаю ей богатство вровень с твоим положением, если еще не выше.

Бертрам. Я принимаю её руку.

Король. Пусть счастье и королевская милость осенят этот союз! И обряд, который должен скрепить его, будет совершен в кратчайший срок, сегодня же вечером, а свадебный пир отложим до времени, в ожидании отсутствующих ближних. Если ты ее полюбишь, ты докажешь мне свою любовь; иначе будет противное (Уходят: Король, Бертрам, Елена, вельможи и свита).

Лафе. Послушайте, мессир... На одно слово!

Пароль. Что прикажете?

Лафе. Ваш властитель, ваш господин, поступил хорошо, сдавшись.

Пароль. Сдавшись!.. И мой властитель?. Мой господин?..

Лафе. Да; разве я не толком говорю?

Пароль. Слишком грубо и так,что это не поймешь,не пролив крови. Мой господин!..

Лафе. Разве вы ровня графу Русильону?

Пароль. Всякому графу; всем графам, всякому, кто зовется человеком!

Лафе. Графским человеком. А графские господа другого склада.

Пароль. Вы слишком стары, мессир; довольно сказать, что вы слишком стары.

Лафе. Я скажу тебе, любезный, что я настоящий человек; тебе не дожить до этого и с летами.

Пароль. Не смею сделать того, что мне так и хотелось бы сделать!

Лафе. Во время двух наших трапез я счел тебя за порядочно умного малаго; ты недурно рассказывал о своих странствиях, так, что куда ни шло; но все флаги и вымпела, которыми ты обвешивался, заставляли меня несколько раз не доверять тому, что ты многовместительный корабль. Теперь я тебя нашел, а потеряю опять, мне и дела мало! Ты слишком ничтожен, разве что поднять тебя опять, да и того ты мало стоишь.

Пароль. Если бы тебя не защищала твоя древность...

Лафе. Не окунись слишком глубоко в гнев, если не хочешь скоротать своей участи... Не то... Господь сжалься над такой курицей!.. Прощай, мое решетчатое оконце; я не вскрываю тебя, потому что вижу и насквозь. Подай мне руку.

Пароль. Синьор, вы осыпаете меня самыми крайними оскорблениями.

Лафе. От всей души; ты их вполне заслуживаешь.

Пароль. Ничем не заслуживаю, синьор.

Лафе. Поверь, что до последней капли, и я не хочу лишать тебя их ни на сколько.

Пароль. Хорошо, вперед буду умнее.

Лафе. Поторопись с этим, потому что тебе надо преодолевать вкус к другому. Если когда-либо тебя свяжут твоим шарфом и побьют, ты тогда поймешь, можно-ли гордиться своими узами. Я желаю поддержать знакомство с тобою или, лучше сказать, научить тебя так, чтобы, в случае нужды, иметь возможность сказать: этого человека я раскусил!

Пароль. Синьор, вы меня обижаете до крайности.

Лафе. Я желал-бы, чтобы это было тебе муками ада и чтобы я мог продолжать их над тобой вечно: но силы мои ушли, уйду от тебя и я, и так поспешно, как только дозволит мне старость (Уходит).

Пароль. Ладно! У тебя есть сын, который поплатится мне за эти обиды, гнусный, дряхлый, гнилой, гнусный старик! Нечего делать, стерпим; нет способов обуздывать старших. Но я исколочу его, клянусь жизнью, если встречу его где на просторе, будь он хотя дважды и дважды вельможей! Не буду иметь никакого сострадания к его старости, все равно как к... Исколочу, удалось бы только встретить его опять.

Лафе возвращается.

Лафе. Слушайте, вы: ваш владыка и господин повенчался. Вот вам новость: у вас новая госпожа.

Пароль. Окончательно прошу вашу милость не осыпать меня оскорблениями. Граф мой синьор; но я слуга того. кто выше; тот мой владыка.

Лафе. Кто-же это, Бог?

Пароль. Так точно.

Лафе. Нет, твой владыка дьявол. Зачем складываешь ты так свои руки?Зачем обращаешь свои рукава в штаны? Разве другие лакеи делают это?Посади уже лучше свою нижнюю часть туда, где у тебя нос. Клянусь честью, будь я помоложе, хотя на два часа. я избил-бы тебя. Мне кажется. что ты общественное зло и что всякий должен бить тебя. Ты создал, право, для того, чтобы все люди кидались на тебя.

Пароль. Такое обхождение резко и не заслужено мною, синьор.

Лафе. Полно! тебя побили в Италии за то, что ты вытащил зернышко из гранаты; ты бродяга, а не настоящий путешественник; ты обходишься вольнее с вельможами и почтенными лицами, нежели уполномочен на то своим рождением и достоинствами. Если-бы ты стоил еще одного слова, я назвал-бы тебя мерзавцем. Я ухожу от тебя (Уходит).

Входит Бертрам.

Пароль. Ладно, ладно! Если так, то... Ладно, ладно... Скроем на время...

Бертрам. Я погиб и осужден на вечное горе!

Пароль. В чем дело, дорогой мой?

Бертрам. Но хотя я произнес обеты перед суровым священнослужителем, я не разделю её ложа.

Пароль. Что вы, что вы, мой дорогому.

Бертрам. О, мой Пароль, они женили меня! Но я отправляюсь на тосканскую войну, а не разделю её ложа.

Пароль. Франция - нора собачья и не стоит того, чтобы по ней ступала нога человечья! Едем на войну!

Бертрам. Вот письма от моей матери; я не знаю еще их содержания!

Пароль. Следовало-бы узнать. Но на войну, мой юноша, на войну! Тот держит под спудом свою честь, кто няньчится с своею женушкою дома, тратя в её объятиях свою мужскую мощь, с которою он мог-бы сдерживать пылкие порывы и прыжки ярого Марсова коня. В другия страны! Франция - конюшня и, оставаясь в ней, мы клячи. Поэтому на войну!

Бертрам. Так будет. Ее я отошлю домой, уведомив мою мать о моей ненависти к жене и о причине моего бегства. Королю я напишу то, что не осмелился сказать. Его дары позволят мне отправиться на те поля Италии, на которых бьются благородные люди... Война предпочтительнее унылаго дома и ненавистной жены!

Пароль. Продержится-ли у тебя этот порыв?... Уверен-ли ты?..

Бертрам. Пойдем со мною в мою комнату; ты подашь мне советь. Ее я пошлю тотчас прочь; завтра-же я на войну, она - к своей одинокой скорби!

Пароль. Шары покатились... и с треском. Оно тяжело; молодой человек, женясь, уже человек женатый: следовательно, прочь от нея, оставь ее храбро... Король наделал тебе беды, но... шш!.. но переделаешь (Уходить).

СЦЕНА IV.

Там же. Другая комната во дворце.

Входят: Елена и Шут.

Елена. Моя мать приветствует меня нежно. Хорошо-ли она себя чувствует?

Шут. Нехорошо. То есть, она здорова, она весела, но ей нехорошо. Слава Богу, все благополучно, чего ей недостает! Но ей нехорошо.

Елена. Если она здорова, то что-же у неё может болеть так, что ей нехорошо?

Шут. Правду сказать, было-бы и совсем хорошо, еслибы не две вещи.

Елена. Какие две вещи?

Шут. Первое то, что она не на небе, куда да пошлет ее скорее Господь! Вторая, что она на земле, с которой да пошлет ее скорее Господь!

Входить Парол.

Пароль. Благословение вам, счастливая госпожа!

Елена. Я надеюсь, мессир, что вы охотно сочувствуете моему благополучию.

Пароль. Я возносил молитвы за достижение его вами; буду молиться и о том, чтобы вы его сохранили... А, и ты здесь, негодяй!.. Что поделывает старая графиня?

Шут. Если-бы вам достались её морщины, а мне её денежки, то она и поделывала-бы то, что вы говорите.

Пароль. Да я ничего не говорю.

Шут. Тем умнее с вашей стороны, потому что частенько людской язык вытряхивает на свет господские беды. Не говорить ничего, не делать ничего, не знать ничего и не иметь ничего, это еще самая большая из ваших заслуг, хотя почти что равная нулю.

Пароль. Пошел вон, негодяй ты такой!

Шут. Мессир, вам следовало-бы сказать: ты негодяй из негодяев, то-есть из нас двух, мессир; вот это было-бы верно.

Пароль. Ты остроумный дурак, я нахожу это.

Шут. Сами вы нашли меня в самом себе, мессир, или кто указал вам на это? Такой розыск был вам на пользу: вы не одного дурака еще найдете в себе для общего удовольствия и увеличения смеха.

Пароль. Отличный негодяй, воистину, и порядочно отъевшийся!.. Сударыня, граф должен выехать сегодня-же вечером: его отзывают весьма важные дела. Он признает вполне великие требования и права любви, которые принадлежат вам в эту минуту, но откладывает исполнение их поневоле. Это неисполнение, эта отсрочка полны своих сладостей, которые, скопясь за все время воздержания, переполнят грядущий час блаженством и радостью через край.

Елена. Чего желает он еще?

Пароль. Чтобы вы простились тотчас с королем взяли этот поспешный отъезд на свою ответственность, оправдывая его каким-либо подходящим предлогом.

Елена. Что приказывает он еще?

Пароль. Получив разрешение, вы обождете дальнейшей его воли.

Елена. Я исполню ее во всем.

Пароль. Я так и передам это.

Елена. Прошу вас... Пойдем, дурак (Уходят все).

СЦЕНА V.

Другая комната во дворце.

Входят: Лафе и Бертрам.

Лафе. Я надеюсь, что ваше сиятельство не считаете его за воина.

Бертрам. Считаю, синьор, и даже за очень доблестнаго.

Лафе. Вы верите ему в этом на слово.

Бертрам.И по чужим достоверным свидетельствам.

Лафе. Так мои солнечные часы врут: я принимал этого жаворонка за овсянку.

Бертрам. Уверяю вас, синьор, он очень учен и настолько-же храбр.

Лафе. Так я виноват перед его познаниями и оскорбил его отвагу, и мое положение теперь тем опаснее, что я не нахожу у себя в сердце никакого раскаяния. Вот и он; прошу вас, помирите нас, я желаю приобресть его дружбу.

Входит Пароль.

Пароль (Бертраму). Все будет исполнено, ваша милость.

Лафе. Позвольте узнать, мессир, кто ваш портной?

Пароль. Милостивый государь?

Лафе. О, я его знаю. Да, мессир; отлично работает, превосходный портной!

Бертрам (тихо Паролю). Пошла она к королю?

Пароль. Пошла.

Бертрам. Отправится она сегодня-же вечером?

Пароль. Как вы ей приказываете.

Бертрам. Я заготовил свои письма, уложил свою казну, распорядился лошадьми, и вечером, когда мне следовало-бы вступить в обладание женой... Прежде, нежели я приступлю...

Лафе. Добрый путешественник значит кое-что под конец обеда; но человек, который лжет на три трети и обмолвится известной правдой лишь для того, чтобы пропустить вместе с нею тысячу вздора, заслуживает, чтобы его выслушали раз, а три раза побили... Господь спаси вас, капитан!

Бертрам. Между его милостью и вами какия-нибудь неприятности, мессир?

Пароль. Не знаю, за что я попал в немилость у этого синьора.

Лафе. Вы удачно попали в нее с сапогами, шпорами и целиком, как паяц в тесто, и вам надо скорее выскочить оттуда прочь, чтобы избежать распросов о вашем там пребывании.

Бертрам. Во всяком случае, синьор, вы ошибаетесь на его счет.

Лафе. И буду,хотя-бы застал его за молитвой. Прощайте, граф, и верьте мне: нет ядрышка в этом легковесном орехе! Вся душа этого человека в его платьи; не доверяйтесь ему в важных обстоятельствах. Мне приводилось знаться с такими, и я изучил их природу. Прощайте и вы, мессир; я выразился о вас лучше, чем вы заслужили или можете заслужить от меня, но мы должны платить добром за зло. (Уходит).

Пароль. Пустой человек, я нахожу.

Бертрам. Надо полагать.

Пароль. Разве вы его не знаете?

Бертрам. Знаю хорошо и, по общему мнению, он человек достойный... Но вот и мои путы!

Входит Елена.

Елена. Согласно вашему приказу, граф, я говорила с королем и получила от него разрешение на немедленный отъезд; он желает лишь переговорить с вами наедине.

Бертрам. Его воля будет исполнена. Вы не должны изумляться, Елена, моему поведению, столь несообразному со временем и исполнением того, что возлагают на меня принятые мной обязанности. Но я был застигнут этим делом так врасплох; вот почему я так расстроен. И это вынуждает меня просить вас отправиться домой, и лучше догадываться, нежели распрашивать меня, зачем я прошу вас об этом; мои распоряжения лучше, чем они кажутся, и то, что я делаю, требуется необходимостью, большею чем она представляется на первый взгляд вам, не знающей ея... (Передает ей письмо). Это к моей матери... Пройдет два дня, прежде чем я вас увижу... Предоставляю. вас вашему благоразумию.

Елена. Синьор, я могу сказать только, что я вам покорная слуга...

Бертрамь. Полно, полно... Довольно об этом.

Елена. И буду вечно стараться восполнить покорностью то чего не дали мне мои смиренные созвездия для того, чтобы быть достойной моего высокого счастья

Бертрам. Оставим это... Я очень спешу... Прощайте... Торопитесь и вы домой.

Елена. Прошу извинения, синьор...

Бертрам. Что вы хотите еще сказать?

Елена. Я недостойна того богатства, которым обладаю; не смею даже назвать его своим; однако, оно мое... а я, подобно боязливому вору, могу лишь украдкою стараться взять то что закон дарует мне в собственность.

Бертрам. Что-же вы желаете получить!

Елена. Нечто... безделицу... ничего, в сущности... Я не могу сказать,чего-бы я хотела... Синьор... право... чужие или враги расстаются так... без поцелуя...

Бертрам. Прошу вас, не медлите: спешите ехать.

Елена. Я не нарушу ваших приказаний, синьор.

Бертрам (Паролю). Где мои прочие люди? (Елена) Прощайте! (Елена уходят). Уходи домой, куда я не вернусь никогда пока буду в состоянии взмахнуть мечом или слышать барабан... Идем! Бежим отсюда!

Пароль. Молодец! Corragio! (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I,

Флоренция. Комната в герцогском дворце.

Звуки труб. Входят: Герцог со свитой, двое французских вельмож и другие.

Герцог. Теперь вы знаете во всей подробности основные причины этой войны, решение которой стоило уже много крови и жаждет её еще.

1-й вельможа. Со стороны вашей светлости, спор кажется священным; но мрачен он и безчинен со стороны противника,

Герцог. Поэтому меня и изумляет очень, что мой кузен, король французский, захотел, в подобном деле, замкнуть сердце свое перед нашими настоятельными просьбами.

2-й вельможа. Ваша светлость, я не могу объяснить вам правительственных взглядов; как человек обыкновенный, не посвященный в дела, я могу судить о высших соображениях совета лишь согласно моему собственному ограниченному пониманию; поэтому я не смею выразить вам, что я думаю на этот счет: столько раз уже оказывалось, что я ошибался в своих догадках!

Герцог. Пусть будет его воля.

2-й вельможа. Но я уверен, что наша молодежь, томясь бездействием, будет изо дня в день спешить сюда, чтобы поразмяться.

Герцог. Добро пожаловать им всем! И им достанутся всякие почести, которые только могут исходить от нас. Вы знаете свои места: где только падут старшие, они падут вам в пользу. На завтра в битву! (Звуки труб. Все уходят).

СЦЕНА II.

В Русильоне. Комната во дворце графини.

Входят; Графиня и Шут.

Графиня. Все произошло, как я только могла желать кроме того, что он не едет с нею.

Шут. Клянусь, мой молодой господин весьма унылый человек.

Графиня. На чем вы это заметили, скажите'?

Шут. Да какже! Смотрит себе на сапоги - и напевает поправляет себе брыжжи - и напевает; предлагает вопросы - и напевает... прочищает себе зубы - и напевает. Я знавал одного человека с таким же родом меланхолии: он продал прекрасный замок за песенку.

Графиня. Посмотрим, что он пишет и когда намерен воротиться (Вскрывает письмо).

Шут. А меня теперь сердце уже не лежит к Избеле с тех пор, как я побывал при дворе. Что наше старье и наши деревенские Избели перед старьем и Избелями, которые при дворе! У моего Купидона выбило мозги, и я начинаю любить, как старички любят деньги, без пыла.

Графиня. Что у него тут?..

Шут. Именно то, что тут находится (Уходит).

Графиня (читает). "Посылаю вам невестку; она вылечила короля и погубила меня. Я обвенчался с нею, но не разделял её ложа и поклялся, что это "не" будет вечным. Вас известят о моем бегстве; узнайте о нем прежде, чем вам это донесут. Если мир достаточно обширен, то я постараюсь держаться от неё вдалеке. Примите выражение моего почтения. Ваш несчастный сын, Бертрам". Нехорошо, скорый и необузданный юноша, бежать от милостей такого доброго короля и навлекать его негодование на свою голову, презирая девушку, столь добродетельную, что ею могли бы не пренебречь и императоры!

Шут входит снова.

Шут. О, ваше сиятельство, там плохия вести! Прибыли оне с двумя солдатами и молодой нашей госпожей.

Графиня. Что такое?

Шут. Отчасти и утешительные вести, отчасти и утешительные! вашего сына убьют не так скоро, как я ожидал.

Графиня. Почему его убьют?

Шут. Я и говорю, что не убьют, если он все будет бежать, как он это сделал, я слышал. Опасно, когда столкнешься на месте: тут уже убыль людей или нарождение ребят. Но, вот они идут и поразскажут вам поболее. Что до меня, то я слышал только, что ваш сын убежал (Уходит).

Входят: Елена и два дворянина.

1-й дворянин. Привет вам, графиня.

Елена. Графиня, мой муж исчез, исчез навеки!

2-й дворянин. Не говорите этого.

Графиня. Будь терпелива... Господа, мне приходилось переносить уже столько наплывов радости и горя, что первая встреча с тем или другим уже не может взволновать меня так сильно, как всякую другую женщину... Где мой сын, скажите, я прошу?

2-й дворянин. Графиня, он отправился на службу к герцогу флорентийскому; мы повстречались с ним на дороге. Мы сами из тех мест и вернемся туда, исполнив некоторые поручения при дворе.

Елена. Взгляните на это письмо, графиня. Это мой паспорт (Читает). "Когда ты овладеешь перстнем, который на моем пальце, и никогда его не покинешь, и покажешь мне ребенка, зачатого тобою и отцом которого буду я, тогда назови меня супругом, но в такое "тогда" я вписываю "никогда". Вот страшный приговор!

Графиня. Вы привезли это письмо, господа?

1-й дворянин. Да, графиня, и, при таком его содержании жалеем, что взяли на себя этот труд.

Графиня. Прошу тебя, моя милая, ободрись; если ты захватишь всю печаль себе, ты лишишь меня половины. Он был мне сын, но я вычеркну его из моего рода, и ты будешь моим единственным ребенком... Он отправился во Фюренцию?

2-й дворянин. Да, графиня.

Графиня. Чтоб быть солдатом?

2-й дворянин.Таково было его благородное намерение, и, поверьте, герцог осыплет его всеми почестями, которые только могут ему приличествовать.

Графиня. Вы возвращаетесь туда-же?

1-й дворянин. Да, на быстрейших крыльях поспешности.

Елена (читает). "Пока у меня будет жена, во Франции нет для меня ничего!" Это горько.

Графиня. Так стоит в письме?

Елена. Да, графиня.

1-й дворянин. Его рука начертала это сгоряча, без ведома его сердца.

Графиня. Во Франции нет для него ничего, пока у него есть жена! Ничего нет, когда есть слишком хорошее для него, именно она, заслуживающая такого мужа, которому прислуживали-бы двадцать таких мальчишек, как он называя ее ежечасно госпожею!.. Кто был с ним?

1-й дворянин. Один только слуга и еще кавалер, которого я несколько знаю..

Графиня. Не Пароль ли?

1-й дворянин. Да, графиня, он самый.

Графиня. Весьма неблаговидная личность, человек порочный. Мой сын портит свое благородное направление под таким руководством.

1-й дворянин. Действительно, графиня, в этом человеке столько дурного, что оно заставляет его приобретать еще поболее того-же.

Графиня. Я вам рада, господа. Когда вы увидите снова моего сына, скажите ему, что его меч никогда не завоюет ему той чести, которую он утратил. Я попрошу вас передать ему и то, что напишу пространнее.

2-й дворянин. Мы готовы вам служить, как в этом так и в других, более значительных делах.

Графиня. Не иначе, как приняв и от меня вежливость в обмен. Угодно. вам пожаловать?.. (Уходит с обоими дворянами).

Елена. "Пока будет у меня жена, во Франции нет для меня ничего!" Ничего во Франции, пока у него не станет жены! Пусть и не будет её у тебя, Русильон, пусть не будет во Франции! Тогда у тебя будет снова здесь все. Бедный синьор! Это я изгоняю тебя из твоей родины и обрекаю твои нежные члены на случайности беспощадной войны! Я заставляю тебя покинуть веселый двор, где ты был мишенью для прекрасных глаз, и служить целью для дымных ружей! О, вы, свинцовые посланцы, которых мчит страшная сила огня, летите по ошибочному направлению; пронизывайте слитый воздух, который поет, пропуская вас, но не задевайте моего мужа! Если кто стреляет в него, я наставляю его на это; если кто нападает на его отважную грудь, это я, подлая, его навожу, и если не я сама его убью, я буду причиной нанесенной ему смерти! Лучше было-бы мне встретиться с алкающим львом, когда он рычит, под острым гнетом голода; лучше, чтобы все бедствия, существующия в природе. обрушились бы разом на меня!.. Нет, воротись домой, Русильон, оттуда, где вся честь содержится часто лишь в получении шрама, а можно потерять и все. Я же удалюсь; тебя удерживает вдали лишь одно мое присутствие здесь. Должна-ли я оставаться здесь для этого? Нет, нет, хотя-бы в этом доме веял райский воздух и прислуживали-бы ангелы... Я уйду, и жалкая весть о моем побеге может дойти до тебя и утешить твой слух. Приди, о, ночь! Кончайся, день! Я, бедная воровка, воспользуюсь темнотой, чтобы скрыться. (Уходит).

СЦЕНА III.

Флоренция. Перед герцогским дворцом.

Звуки труб. Входит: Герцог, Бертрам, вельможи, офицеры, солдаты и пр.

Герцог. Ты начальник нашей конницы, и мы, в великом уповании нашем, возлагаем нашу любовь и доверие на твое полное обещаний счастье.

Бертрам. Ваша светлость, такая должность мне слишком не по силам; но я потщусь выполнить ее в достойную славу вашу, не отступая веред самой крайней опасностью.

Герцог. Итак, иди! И да осенит счастие твой победный шлем, как благосклонная любовница!

Бертрам. С этого самого дня, великий Марс, я вступаю в твои ряды; допусти меня стать таким, как я мечтаю, и я выкажу себя поклонником твоего бряцания и ненавистником любви!

СЦЕНА IV.

Русильон. Комната в дворце графини.

Входят: Графиня и Дворецкий.

Графиня. Увы! Зачем приняли вы от неё это письмо? Не могли вы разве догадаться из того самого, что она посылает мне письмо, о её намерении исполнить то, что она теперь сделала? Перечитайте его снова.

Дворецкий (читает). "Я иду паломницею к св. Иакову. Честолюбивая любовь заставила меня так согрешит, что я дала святой обет замолить свои грехи, идя босоногой по холодной земле. Пишите, пишите скорее, дабы мой дражайший господин, ваш дорогой сын, вернулся с кровавого боевого поприща. Благословите его на мирную жизнь дома, в то время, как я, издали, буду святить его имя усердною молитвой; пусть он простит мне перенесенные им тяготы. Я, его своенравная Юнона, разлучила его с придворными друзьями, обрекая на лагерную жизнь с врагами, где опасности и смерть следуют по пятам за достойнейшими. Он слишком хорош для меня и для смерти, которую я приму, чтобы освободить его".

Графиня. О, что за едкий смысл в кратчайших словах!.. Ринальдо, вы никогда еще так не оплошали, как выпустив ее теперь! Еслибы я переговорила с ней, я сумела бы отклонить её намерения, но она предупредила это.

Дворецкий. Простите мне, графиня. Еслибы я передал вам письмо до ночи, ее успели бы нагнать; однако, она пишет, что всякое преследование будет бесполезно.

Графиня. Какой ангел захочет благословить такого недостойного супруга? Он не может преуспевать, разве что её молитвы, которые небо выслушивает любовно и охотно удовлетворяет, спасут его от гнева высшего правосудия... Напиши, Ринальдо, напиши этому недостойному мужу о его жене; пусть каждое твое слово настойчиво оценивает её достоинства, так мало ценимые им, и выстави ему порезче мою великую скорбь,которую он сознает так мало. Отправь самого расторопного посланца. Может быть, услыша, что она бежала, он возвратится, а я могу надеяться, что и она, узнав о том, направит вновь сюда свои стопы, влекомые чистою любовью. Кто из них двоих дороже мне, я не могу в этом разобраться... Добудь-же посланца... Мне тяжело на сердце, а мой возраст слаб; горе следовало-бы выплакать, а забота заставляет меня говорить (Уходит).

СЦЕНА V.

Под стенами Флоренции.

Вдали военная музыка. Входят: Вдова, Диана, Виолетта, Марианна, граждане.

Вдова. Идите; когда они подойдут к городу, мы уже не увидим всей картины.

Диана. Говорят, что французский граф очень отличился.

Вдова. Разсказывают, будто он взял в плен их главного вождя и своей рукой убил герцогова брата. Но наш труд пропал! Они пошли другой дорогой; это можно узнать по звуку их труб.

Уильям Шекспир - Конец - делу венец (All's Well That Ends Well). 1 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :