Уильям Шекспир
«Гамлет, принц датский (Hamlet). 2 часть.»

"Гамлет, принц датский (Hamlet). 2 часть."

Гамлет. А мне, почтеннейший, тоже надо сообщить вам новость из тех времен, когда Росций был актером в Риме.

Полоний. Сейчас, ваше высочество, сюда прибыли актеры.

Гамлет. Не может быть.

Полоний. Честное слово.

Гамлет. При том каждый актер на своем осле.

Полоний. Во всем мире не найдется лучших актеров, как для трагедии, так и для комедии, для исторических пьес, пасторалей, пастушеской комедии, исторических пасторалей пасторалей героическо-исторических, пасторалей трагикомическо-исторических и пьес, не подходящих ни под один разряд и ничем не ограниченных. Для них Сенека не покажется слишком тяжелым, а Плавт слишком легким. Им нет подобных для того, чтобы согласовать строгия правила искусства с его свободою.

Гамлет. О Иеффай, судья израильский, какое ты имел сокровище.

Полоний. Какое же это сокровище принц?

Гамлет. А вот: - "Прелестную единственную дочь, любимую любовью бесконечной".

Полоний (Про себя). Опять про дочь.

Гамлет. Разве я не прав, старый Иеффай.

Полоний. Принц, вы, вероятно, потому называете меня Иеффаем, что у меня тоже есть бесконечно любимая дочь?

Гамлет. Одно из другого нисколько не следует.

Полоний. Что-же следует, принц?

Гамлет. Вот: - "Но случайно, Бог весть почему", a далее, ты знаешь - "Вышло то, чего ждать было надо". Из первой строфы этой полудуховной песни ты узнаешь, в чем дело, а я продолжать не могу (Указывая на четверых или пятерых входящих актеров) и вот тому причина. (Актерам). Добро пожаловать, господа, все, все добро пожаловать (Одному из актеров). Очень рад, что вижу тебя в добром здравии... Здравствуйте, друзья мои, здравствуйте! (Другому). А у тебя, приятель, лицо успело обрости бородою; не затем-ли ты явился в Данию, чтобы дразнить меня ею? (Третьему). А ты, юная героиня, клянусь Богородицею, с тех пор, как я не видал тебя, успела приблизиться к небу на целый венецианский коблук. Дай Бог, чтобы твой голос не надтреснул до ободка, как червонец, утративший свою цену и изъятый из обращения. Да, друзья мои, я очень, очень вам рад. Но скорее к делу! Как французские сокольники, мы будем гоняться за всякой птицой, какая бы ни попалась на глаза. Что терять время? Скорее ка-кой-нибудь монолог! Покажите нам обращики ваших талантов. Хоть ты прочти какой-нибудь страстный монолог.

1-й актер. Что прикажете прочесть, принц?

Гамлет. Ты как-то при мне читал один отрывок. который никогда не произносился со сцены, а если и произносился, то всего один раз. Пьеса не понравилась; она для толпы оказалась чем-то вроде икры, однако, не только я, но и многие, знающие толк в этом деле более, чем я, нашли ее превосходной. Сцены в ней расположены и ведены прекрасно, а написана она хоть и скромно, но очень даровито. Я помню, кто-то в то время сказал, что для приправы такого содержания в стихах нет достаточного количества соли, а в слоге ничего такого, за что автора можно было-бы обвинить в высокопарности. Однако, все были согласны, что пьеса написана в честном вкусе, что она дает здоровую и приятную пищу уму, но что она скорее мила, чем великолепна. Больше всего мне понравилось одно место, именно рассказ Энеё Дидоне и в особенности тот отрывок, где говорится об убийстве Приама. Если отрывок еще сохранился в твоей памяти, начни с этого стиха... Ах, как он читается?... Да! - "Взбешенный Пирр, как злобный день Гирканский".... Нет; не так!... Только помню, что начинается с Пирра... (Читает на память). "Вдруг беспощадный Пирр, в доспехах вороненых - и черных, словно ночь иль замыслы его, - из темных недр коня предательского вывел,- но скоро черный цвет сменил он на другой, - что был еще в стократ ужасней. С головы - и вплоть до самых пят весь залит был он кровью - отцов и матерей, сынов и дочерей. - Кровь высохла на нем от пламени пожара. - Зажженный греками он ярко освещал - убийства зверские и гнусные деянья. - И пламенем огня, и гневом распаленный, - он, грозными, свирепыми очами, - в которых ненависть жестокая сверкала, - везде отыскивал несчастного Приама"... (Актеру). Теперь продолжай ты.

Полоний. Клянусь Богом, принц, произнесено превосходно! Как толково, какое чувство меры!

1-й актер. "Вот он нашел его, пока тот наносил удары грекам; но удары были слабы, - и прадедовский меч не слушался руки. - Пирр бросился к нему противником неравным; - меч яростно взвился над головою старца, - и дряхлый государь пал от его размаха. - Как-бы предчувствуя Приама пораженье, - треск оглушительный вдруг раздался, и рухнул - в одно мгновение весь гордый Илион. - Сам кровожадный Пирр, увидев старика - и сребро-белые седины государя - задумался на миг; меч в воздухе застыл, - застыл и лютый Пирр. Он сходен был с картиной, - изображающей злодея в миг тяжелой, - мучительной борьбы меж волею и делом. - Так перед бурею бывает иногда: - на небе тишина; и тучи неподвижны, - и ветры буйные молчат; как будто мертвый - молчит в покое мир. Но час настал: внезапно - гром оглушительный всю землю потрясает! - Так было и тогда: Пирр вышел из раздумья. - Месть кровожадная в нем снова пробудилась: - он бешено свершил задуманное дело. - Едва-ль, едва-ль когда циклопов грозный молот, - несокрушимые доспехи богу Марсу - сковавший, наносил таких ударов ряд, - какие Пирр теперь стал наносить Приаму. - Стыд и позор тебе, бездушная Фортуна! - О боги, пусть ваш сонм лишит ее навеки - её безчувственной, несправедливой власти! - Сломите ободь! да, переломайте спицы - У колеса её и с высоты Олимпа - низвергните ее скорей в кромешный тартар!".

Полоний. Слишком ужь длинно.

Гамлет. Ты хочешь, чтоб рассказ подстригли и укоротили, как твою бороду? (Актеру). Сделай одолжение, продолжай. Ему по-сердцу только одне непристойные песни да площадные шутки; все другое нагоняет на него зевоту. Продолжай о Гекубе.

1-й актер. "О, еслиб в этот миг увидел кто царицу, - полураздетую..."

Гамлет (перебивая). Полураздетую?

Полоний. Что-жь, это очень недурно. Увидать полураздетую царицу всякому любопытно.

1-й актер. "Полураздетую, босую, с головою - незадолго пред тем увенчанной короной, - теперь обвитою какой-то тряпицей, - с одною простыней, обернутой вкруг чресл! - Она растерянно по улицам металась, - стремясь залить пожар потоком слез горючих; - межь тем языке её Фортуны вероломство - нещадно обливал словами укоризны - и яда полными, при виде, как удары - Пирр наносил её сраженному супругу, - ругаясь над своей беспомощною жертвой. - При этом зрелище и сами небеса - слезами-б залились и горько-б зарыдали!"

Полоний. Посмотрите, он даже побледнел и на глазах слезы. Довольно, довольно! Прошу тебя перестать.

Гамлет. Хорошо; ты после доскажешь мне остальное. Почтеннейший Полоний, распорядись, чтобы этим господам и помещение отвели приличное, и обращались с ними как можно лучше. Слышишь - как можно лучше, потому что они выдержки из сокращенной летописи нашего времени. Поверь, злая эпитафия после смерти не так страшна, как их дурной отзыв о тебе при жизни.

Полоний. Принц, я приму их согласно их достоинству.

Гамлет. Нет, почтеннейший, лучше, много лучше! Если-бы с каждым обращаться по его достоинствам, кто-же избежал бы порки? обращайся с ними, сообразуясь с твоим саном и с собственным твоим достоинством. И щедрость твоя и доброта сделают тебе тем более чести, чем менее оне заслужены. Проводи-же их.

Полоний. Идемте, господа.

Гамлет. Ступайте, друзья мои; представление будет завтра (Полоний и все актеры уходят, кроме перваго. К нему обращается Гамлет). Можете вы исполнить убийство Гонзаго?

1-й актер. Можем, ваше высочество.

Гамлет. Хорошо; вы его сыграете завтра вечером. Кстати, можете вы, в случае надобности, выучить строк двенадцать или шестнадцать мною написанных стихов и вставить их в пьесу? Можете?

1-й актер. Разумеется, можем, ваше высочество.

Гамлет. Прекрасно, ступай за этим стариком. Только, если возможно, не насмехайтесь над ним (Актер уходит. Гамлет обращается к Розенкранцу и к Гильденштерну). A с вами, друзья мои, я расстанусь до вечера; очень рад, что вы заглянули в Эльсинор.

Розенкранц. Дражайший принц...

Гамлет. Ступайте с Богом (Гильденштерн и Розенкранц уходят). Вот я теперь один. О, какой я негодяй, какой подлый раб! Разве не чудовищно, что этого комедианта один вымысел, одна воображаемая страсть может вдохновлять настолько, что он получит способность подчинять этому вымыслу собственную душу, подчинять настолько, чтобы под его влиянием вся краска сбегала с лица, на глазах появлялись слезы, в чертах лица появился ужас, чтобы голос становился вдруг разбитым, и чтобы все в человеке соответствовало задуманному образу. А из-за чего? - из-за вздора, из-за Гекубы. Что ему Гекуба и что Гекубе он? а между тем он о ней плачет. Как-же выразилось бы его горе, если-бы он имел такие же основания для скорби, какие имею я? Он залил бы всю сцену слезами и оглушал-бы зрителей громовыми речами, виноватых он довел-бы до помешательства, вызвал бы в невинных трепет, смутил невежд и привел-бы в ужас и зрение, и слух изумленных зрителей. А я, что я такое? - жалкий, вылепленный из грязи бездельник, безцветный негодяй, праздный мечтатель, неспособный помочь себе в собственном своем деле, неимеющий ничего сказать, ничего сделать в пользу короля, с таким проклятым коварством лишенного и владений, и драгоценной жизни. Ужь не трус-ли я? О, пусть каждый, кто захочет, зовет меня подлецом, прошибет мне башку, вырвет у меня клок бороды и швырнет мне его в рожу, теребит меня за нос и оскорбит, заткнув мне глотку по самые легкие словом "лжец"! - Я покорно стерплю все оскорбления, как будто это не мое дело!.. Печень у меня, должно-быть, голубиная и во мне совсем нет желчи, когда мне даже кровная обида не горька. Если-бы не это, я давно всех летающих по поднебесью коршунов до отвала накормил-бы требухою этого шута! Кровожадный, гнусный злодей! не знающий укоров совести, вероломный, омерзительный, бессердечный злодей!.. О, мщение!.. Какой-же я осел! и какая удивительная храбрость! Я сын дорогого, предательски убитого отца, подстрекаемый на возмездие небом и землею, словно непотребная женщина, только облегчаю сердце словами и изливаюсь в ругательствах, как уличная девка или как судомойка! Какой стыд!.. Мозг мой, за дело! Я слыхал, что люди с нечистою совестью, присутствуя на театральных представлениях, бывали так глубоко потрясены самым ходом действия, что тут-же во всеуслышание каялись в своих злодеяниях... Убийство, хотя оно и лишено языка, всегда находить средство сказаться при помощи какого-нибудь другаго изумительного органа. Я прикажу актерам съиграть при дяде пьесу, имеющую сходство с убийством моего отца. Сам я стану все время следить за выражением его лица, пытливо загляну в самую его душу, и если он смутится хоть немного, я знаю, что мне останется делать. Однако, весьма может быть, что явившийся мне призрак - дьявол, потому что дьявол одарен властью принимать самые пленительные образы. Да, может-быть, он, злоупотребляя слабостью моей воли, убитым настроением моего духа и благодаря той власти, какую он имеет над людьми, подобными мне, нарочно обманывает меня, чтобы загубить мою душу? Мне необходимы улики, более веские, чем эта. Завтрашняя пьеса послужит мне силком, в который я заманю совесть короля.

(Уходит).

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Комната в замке.

Входят: Король, Королева, Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденштерн.

Король. И вам в течение разговора так и не удалось узнать, зачем он напускает на себя помешательство? Разстраивая этим весь мир своей души, он подвергается опасности сойти в самом деле с ума.

Розенкранц. Он сам сознался, что голова его не в порядке, но он не хочет сказать, отчего это происходит.

Гильденштерн. При том не дает никакой возможности выпытать у него хоть что-нибудь. Когда-же мы старались вызвать его на откровенность относительно настоящего его положения, он тотчас-же спешил отделаться от нас, лукаво напуская на себя умственное расстройство.

Королева. Хорошо он вас принял?

Розенкранц. Как человек вполне воспитанный.

Гильденштерн. Но в его любезности заметно было много напускного.

Розенкранц. На вопросы он не был щедр, но отвечал весьма свободно.

Королева. Предлагали вы ему какия-нибудь развлечения?

Розенкранц. Государыня, случайно вышло так, что мы на дороге обогнали городских актеров и сообщили об этом принцу. Наше известие его как будто обрадовало. Актеры эти где-нибудь здесь, в замке, и насколько мне известно, им уже приказано дать сегодня вечером представление в присутствии его высочества.

Полоний. Совершенная правда. Принц просить, даже умоляет меня уговорить ваши величества послушать и посмотреть пьесу.

Король. Согласен от души. Такая склонность очень меня в нем радует. Прошу вас, господа, поддерживайте в нем такое настроение.

Розенкранц. Постараемся, государь (Розенкранц и Гильденштерн уходят).

Король. Уйди и ты, любезная Гертруда. Мы тайно послали за Гамлетом, чтобы он как-бы случайно встретился лицом к лицу с Офелией. Отец её и я, имея законное право за ними подсматривать, спрячемся, и так, оставаясь невидимыми, окажемся свидетелями их встречи. Тогда, по его обращению можно будет безошибочно решить, что заставляет его тосковать так глубоко: - несчастная любовь или что-нибудь иное.

Королева. Повинуюсь. А тебе, Офелия, я скажу, что была-бы очень рада, если-бы оказалось, что твоя красота виною расстройства Гамлета. Тогда явится возможность надеяться, что твои добродетели, к обоюдной вашей чести, выведут его на прежний желанный путь.

Офелия. Государыня, я сама желаю этого от всей души. (Королева уходит).

Полоний. Прогуливайся пока там. А мы, милостивый мой повелитель, с вашего соизволения, займем свои места. (Офелие). Возьми эту книгу; такое подобие занятия придаст правдоподобие твоему одиночеству. Мы нередко впадаем в такой грех. Случается очень часто, что мы благочестивым видом и набожными приемами обманываем самого дьявола и кажемся ему сахарными.

Король. К несчастию, это слишком справедливо. Какой жестокий удар хлыстом наносят моей совести его слова. Щеки развратницы, прикрашенные искусной штукатуркою, не так гадки под покрывающим их слоем, как отвратительно мое злодеяние под прикрасами моих слов. О, какое тяжелое бремя!

Полоний. Я слышу его; спрячемтесь, государь (Прячутся).

Входит Гамлет.

Гамлет. Жить иль не жить? - вот в чем вопрос. Что честнее, что благороднее: сносить-ли злобные удары обидчицы-судьбы или вооружиться против моря бед, возстать против них и тем покончить с ними... Умереть - уснуть - и только... Между тем, таким сном мы можем положить конец и болям сердца, и тысячам мучительных недугов, составляющих наследие нашей плоти - такой конец, к которому невольно порывается душа... Умереть, уснуть... уснуть!... Быть-может, видеть сны? - вот в чем затруднение. Ибо, какие же сны могут нам грезиться во время этого мертвого сна, когда мы уже сбросили с себя все земные тревоги? - Тут есть перед чем остановиться, над чем задуматься. Из-за такого вопроса, мы обрекаем себя на долгие-долгие годы земного существования... Кто в самом деле захотел-бы переносить бичевания и презрение времени, гнет притеснителей, оскорбления гордецов, страдания отвергнутой любви, медленность в исполнении законов, наглость власти и все пинки, получаемые терпеливым достоинством от недостойных, когда он сам мог-бы избавиться от всего этого одним ударом короткого кинжала? Кто согласился-бы добровольно нести такое бремя, стонать и обливаться потом под невыносимою тяжестью жизни, если-бы боязнь чего-то после смерти, страх перед неизведанною страною, из которой не возвращался ни один путник, не смущали нашей воли, заставляя нас покорно переносить испытанные уже боли и в трепете останавливаться перед неведомым?... Итак, совесть превращает всех нас в трусов. Так природный румянец решимости сменяется бледным отливом размышления; так размышление останавливает на полпути исполнение смелых и могучих начинаний и они теряют название "действия"... Но тише! вот хорошенькая Офелия. О, нимфа, в своих святых молитвах, помяни и меня, и все мои грехи.

Офелия. Дорогой принц, как вы себя чувствовали за все то продолжительное время, как мы с вами не видались?

Гамлет. Благодарю за участие. Ничего, хорошо, хорошо.

Офелия. Принц, иногда вы мне дарили на память разные вещицы, которые я давно собираюсь возвратить вам; примите-же их от меня теперь.

Гамлет. Нет, нет, я никогда ничего вам не дарил.

Офелия. Принц, вы сами хорошо знаете, что дарили и при том с такими чарующими словами, что сами подарки становились ценнее. Теперь, когда их благоухание испарилось, возьмите их назад. Для души благородной самые богатые подарки становятся ничтожными, когда утрачено расположение дарившаго. Возьмите-же их.

Гамлет. А-а-а! Офелия, ты честная девушка?

Офелия. Принц!

Гамлет. И хороша собою?

Офелия. Что хотите вы этим сказать?

Гамлет. А вот что: если ты честна и красива, не допускай, чтобы честность входила в какия-бы то ни было сношения с красотою.

Офелия. Добродетель, принц, для красоты - самая лучшая спутница.

Гамлет. Ну, нет! Сила красоты несравненно скорее заставит добродетель превратиться в сводню, чем добродетель спохватится придать красоте свой образ и подобие. Я тебя когда-то любил.

Офелия. Старались, по крайней мере, заставить меня этому верить.

Гамлет. А тебе не следовало мне верить. Если к старому пню прививать добродетель, он все-таки сохранить прежния свои свойства. Я тебя не любил.

Офелия. Теперь мне более, чем когда-либо, ясно, что вы меня обманывали.

Гамлет. Ступай в монастырь; это будет лучше, чем рожать грешников. Хотя сам я человек достаточно честный, но мог-бы покаяться в таких грехах, что матери было-бы лучше меня не рожать. Я тщеславен, злопамятен, честолюбив. При случае я способен натворить столько преступлений, что мысль их не вместит, не представит и не хватит времени осуществить их всех. Зачем таким людям, как я, вечно пресмыкаться между землею и небом? Все мы отьявленные негодяи; не верь ни одному из нас; поэтому ступай лучше в монахини. Где твой отец?

Офелия. Дома, принц.

Гамлет. Ну, и пусть сидит там, заперев двери, и дома разыгрывает дурака, а не при других. Прощай.

Офелия. О, Создатель, помоги ему!

Гамлет. Если ты выйдешь замуж, я вместо свадебного подарка наложу на тебя вот какую кару: будь целомудрена, как лед, чиста как снег, от клеветы ты все-таки не уйдешь. Ступай в монастырь, ступай! а если ужь очень захочется выйти замуж, выходи за дурака, потому что умные люди знают, какими чудовищными украшениями вы способны их наградить. Ступай в монахини и чем скорее, тем лучше. Прощай!

Офелия. Милосердые силы небесные, верните ему рассудок!

Гамлет. Не мало наслышался я о ваших женских прикрасах; да, совершенно достаточно. Бог дал вам одно лицо, а вы сами устраиваете другое; вы ходите в припрыжку, жеманитесь, шепелявите, каждому созданию Божескому даете свои прозвища и свою порочность прикрываете притворным неведением добра и зла. Поди, с меня довольно! Объявляю, что бракосочетаний более не будет. Уже успевшие жениться все, кроме одного, будут жить, а холостые такими-же и останутся. Ступай в монастырь, ступай! (Гамлет уходит).

Офелия. О, какой великий разум затмился так печально. Он соединял в себе все: - взгляд царедворца, храбрость воина, язык ученаго. Он был лучшею надеждой, розой нашей чудной родины, образцом изящества, служившим примером для всех; на него любовались и не могли налюбоваться! И все это погибло, погибло! А я? Нет в мире женщины несчастнее меня, более подавленной горем. Мне, упивавшейся медом его сладкозвучных речей, суждено теперь видеть, как этот благородный, царственный разум, словно игра колокольчиков, еще недавно звучавшая так стройно, теперь расстроился; как несравненная красота его цветущей молодости обезображена безумием. О, горе мне! Что я видела прежде и что вижу теперь.

Король и Полоний возвращаются.

Король. Нет, не любовь туманит его разум, и по словам его, не смотря на всю их бессвязность, не заметно, чтобы он действительно был сумашедшим. На душе у него есть что-то другое, повергающее его в тоску, в уныние, и я боюсь, как бы его скорбь не высидела какой-нибудь страшной беды. Чтобы предупредить такое несчастие, я быстро сообразил, как надо поступить, и пришед вот к какому решению. В самом непродолжительном времени, я отправлю его в Англию за получкой невыплаченной нам дани. Быть может, моря, различные страны, множество новых впечатлений изгонять из его мозга то упорно гнездящееся там нечто, что постоянно раздражает его и делает его непохожим на себя. Что ты на это скажешь?

Полоний. Может-быть, из этого и выйдет прок, но я все-таки продолжаю думать, что происхождение и начало его скорби проистекают из отвергнутой любви. Ну, Офелия, тебе нечего повторять, что говорил принц; мы и так все слышали... Поступайте, государь, по своему усмотрению, но мне кажется, было-бы недурно, если-бы после представления королева, его родительница, попыталась выспросить у него причину его горя. Пусть она поговорить с ним строго, a я с вашего соизволения стану за дверь и услышу их разговор. Если Королева ничего от него не выпытает, отправьте его или в Англию, или заключите его... а куда? это подскажет вам ваша мудрость.

Король. Так я и поступлю. Людей высокопоставленных, одержимых безумием, нельзя оставлять без надзора (Уходят).

СЦЕНА II.

Большой зал в замке.

Входят Гамлет и несколько актеров.

Гамлет. Сделай одолжение, произнеси этот отрывок, как прочел его тебе я, ровно и без запинок. Только не вздумай орать, как это делают многие из наших актеров; если-бы мне требовался крик, я свои стихи поручил-бы прочесть городскому глашатаю. Не пили слишком усердно воздух руками и соблюдай во всем чувство меры, потому что в самом потоке, в самой буре, так сказать, в самом вихре страсти, следует сохранять умеренность, способствующую стройности впечатления. Я не могу равнодушно видеть, как иногда дюжий парень, в растрепанном парике, рвет страсть в лоскутья, в лохмотья, чтобы, терзая уши, заслужить одобрение зрителей задних рядов, ровно ничего не понимающих, кроме бессмысленных пантомим и крика. Я просто приказал-бы высечь такого парня за его стремление превзойти в свирепости Термаганта, свирепейшего из Иродов. Сделай одолжение, избегай этого.

1-й актер. Ручаюсь, ваше высочество, что у меня этого не будет.

Гамлет. Не будь также через чур слаб; пусть тобою руководит собственный твой рассудок. Старайся согласовать движение с словом и слово с движением, обращая главным образом внимание на то, чтобы не переступать границ естественности и простоты, потому что всякое преувеличение идет в разрез с самыми целями сценического искусства. Цели эти с самого основания театра и до нашего времени состояли и состоят в том, чтобы сцена служила как бы зеркалом природы, показывая добродетели настоящее её лицо, а пороку собственный его образ, а каждому веку, каждой перемене, вызванной временем, какие у них черты и какое выражение. Если передача роли будет или слишком преувеличена, или слишком безцветна, она, быть может, доставить удовольствие людям не просвещенным, но никогда не удовлетворить людей более разборчивых, а ты сам согласишься, что одобрение таких людей несравненно ценнее шумных восторгов всего театра. Я сам бывал свидетелем, что похвалы расточались таким актерам, в речи, в движениях которых не было ни образа человеческого, ни подобия. Они до того натуживались и ревели, что мне казалось, будто их сотворил какой-нибудь поденщик природы и сотворил плохо, до того скверно подражали они человечеству.

1-й актер. Мне кажется, что, по крайней мере, мы уже многое из этого искоренили.

Гамлет. И продолжайте искоренять до конца. Позаботьтесь также, чтобы играющие комиков ничего не вставляли в свои роли от себя. Некоторые из таких господ, ради потехи невежественных зрителей, позволяют себе кривляться в такие минуты, когда все внимание должно быть устремлено на какое-нибудь важное положение, имеющее важное значение. Это постыдно, не достойно искусства и обнаруживает только глупое самомнение шута. Теперь ступайте и приготовьтесь (Актеры уходят).

Появляются Полоний, Розенкранц и Гильденштерн.

Гамлет (Полонию). Какой-же ответ? Согласен король взглянуть на представление?

Полоний. Да, он прибудет сюда вместе с королевой и даже очень скоро.

Гамлет. Передай актерам, чтобы они поторопились. (Полоний уходит. Гамлет обращается к Розенкранцу и к Гильденштерну). А вы тоже ступайте и поторопите их.

Розенкранц и Гильденштерн. Слушаем, принц. (Оба уходят. Входит Горацио)

Гамлет. Эй, Горацио!

Горацио. К вашим услугам, принц.

Гамлет. Из всех людей, с которыми мне случалось входить в сношения, самый честный человек - ты.

Горацио. О, дорогой мой принц!

Гамлет. Не думай, будто я желаю тебе льстить. С какою целью мог-бы я это делать, когда я не могу ожидать от тебя никаких выгод? Ведь, у тебя нет ровно ничего, кроме головы, которая и кормит, и одевает тебя? Зачем льстить бедняку? Нет, медоточивый язык лижет руки только у нелепой пышности; гибкие колени преклоняются только перед теми, от кого можно выгодно поживиться. Итак, слушай! С тех пор, как моя юная душа получила право избирать и приближать к себе людей, мой выбор тотчас-же пал на тебя, так-как я видел в тебе человека, умеющего переносить страдания так, как будто их совсем не было, человека, который все принимал от жизни с благодарностью: - и благополучие, и невзгоды. Благословение небес на тех, в ком и горячка крови, и рассудок находятся в полном равновесии; такие люди не простые дудки в перстах Фортуны, могущей извлекать из них какие ей угодно звуки. Укажите мне человека, не состоящего в рабстве у собственных страстей, и я такому человеку отведу почетное место в своем сердце, да, в самом сердце, и ты именно такой человек... Но довольно об этом. Помнишь, я передавал тебе некоторые подробности об убийстве моего отца. Сегодня в присутствии короля представлена будет пьеса, некоторыми своими сценами напоминающая эти подробности. Когда дело дойдет до этого места, наблюдай, ради Бога, за королем с самым сосредоточенным вниманием. Если тайное преступление короля не прорвется сквозь какую-нибудь щель и не выдаст себя словом или движением, значит, являвшийся нам призрак - выходец из преисподней и то, что мне кажется, чернее самой наковальни Вулкана. Не теряй-же его ни на минуту из виду, а сам я вопьюсь глазами в его лицо; после представления мы поделимся своими впечатлениями и, на основании виденного нами, обсудим, к какому заключению следует придти.

Горацио. Извольте, принц. Считайте меня потом негодяем, вором, мошенником, если ему во время представления удастся утаить от моего внимания хоть один взгляд, хоть одно движение.

Гамлет. Вот все они идут сюда. Надо напустить на себя беспечный вид. Займи свое место, Горацио.

Входят Король, Королева, Полоний, Офелия, Розенкранц, Гильденштерн и другия лица из свиты. Слуги несут зажженные светильники, трубы гремят датский марш.

Король. Как чувствуешь ты себя, Гамлет?

Гамлет. Превосходно. Питаюсь пищею хамелеона, ем воздух, начиненный обещаниями. Этим вы каплунов не откормите.

Король. Ответ твой, Гамлет, совсем ко мне нейдет. Это совсем не мои слова.

Гамлет. Да теперь уже и не мои (Полонию). Почтеннейший, ты говорил, что, будучи в университете, сам игрывал на сцене?

Полоний. Игрывал, ваше высочество, и считался хорошим актером.

Гамлет. А в чем ты играл?

Полоний. Я изображал Юлия Цезаря. Брут убивал меня в Капитолие.

Гамлет. Со стороны Брута было большим скотством убивать такого славного теленка... Готовы актеры?

Розенкранц. Совершенно готовы; ожидают только вашего приказания, чтобы начать.

Королева. Подойди сюда, Гамлет, и сядь со мною рядом.

Гамлет. Нет, добрая матушка здесь есть магнит посильнее.

Полоний. Ну, так, так! (Королю). Замечаете вы это, государь?

Гамлет (Ложась к ногам Офелии). Прелестная Офелия, могу я прилечь к вам.

Офелия. Нет, принц.

Гамлет. Я хотел сказать, позвольте мне прилечь головою к вашим коленям.

Офелия. Извольте, принц.

Гамлет. Неужто вы подумали, что я хочу сказать вам грубость?

Офелия. Я ничего не думала, принц.

Гамлет. Впрочем, это было-бы самым естественным желанием.

Офелия. Что, принц?

Гамлет. Ничего.

Офелия. Вы сегодня веселы, ваше высочество.

Гамлет. Кто, я?

Офелия. Вы, принц.

Гамлет. Да, я хочу быть вашим забавником. Что-же лучше может придумать человек, находящийся в веселом настроении? Взгляните, как весела моя мать, а между тем прошло всего два часа с тех пор, как умер мой отец.

Офелия. Ошибаетесь, принц: - с тех пор прошло уже два месяца.

Гамлет. Так давно?.. Пусть, если так, сам чорт облекается во все черное, я буду носить одежды не иначе, как самых ярких цветов, обшитые соболем. О, Боже мой! Умер уже два месяца тому назад и еще не забыт! В таком случае можно надеяться, что слава великого человека переживет его на целых полгода. Но для этого необходимо, чтобы он настроил побольше соборов, иначе, клянусь Пресвятой Девой, ему грозить та-же участь, как и деревянному коню на пружине, удостоившемуся, как вам известно, такой эпитафии: - "Увы, забыт деревянный конь, увы!.. забыт на век!"

Трубят в рожки; пантомима начинается.

Входят Гонзаго и Баптиста, нежно обнявшись. Королева целует мужа, а потом, став перед ним на колени, жестами изъясняет ему свою любовь. Он поднимает ее, ложится на дерновую скамью, склоняет голову ей на плечо и засыпает. Королева, видя, что он заснул, уходит. Тогда появляется новое лицо. Человек этот снимает со спящего корону, целует ее и вливает яд в ухо короля, а затем уходит. Королева возвращается, видит мужа мертвым и выражает бурное отчаяние. Отравитель в сопровождении двух или трех безмолвных личностей возвращается и тоже принимается вместе с вдовою оплакивать умершаго. Покойника уносят. Отравитель начинает объясняться королеве в любви и предлагает ей подарки. Она сначала отталкивает его, но потом склоняется на его любовь).

Офелия. Что это означает, принц.

Гамлет. Для меня самого смысл темен, но, должно быть, изображается какая нибудь темная проделка.

Офелия. В пантомиме, вероятно, излагается содержание пьесы. (Входит Пролог).

Гамлет. Вот этот молодец объяснит нам все. Актеры ничего не умеют сохранять в тайне; вечно все выболтают.

Офелия. Объяснит он нам смысл пантомимы?

Гамлет. Сделайте ему какой угодно пантомимный знак, он его поймет и как бы ни был бесстыден этот знак, он объяснить вам его тоже без малейшего стыда.

Офелия. У вас злой язык, принц; очень злой. Дайте мне слушать пьесу.

Пролог. Для нас и для нашей трагедии - мы просим у вас снисхождения - внимания, как и терпения (Уходить).

Гамлет.Что это, пролог или девиз на перстне?

Офелия. Он в самом деле очень короток.

Гамлет. Как женская любовь.

На вторых подмостках появляются театральный король Гонзаго и театральная королева Баптиста.

Гонзаго. Вот тридцать раз уже, как Феба колесница - объехала вокруг соленых стран Нептуна - и вкруг округлостей владений твердых Тэлла - и тридцать дюжин лун уже заемным - сиянием своим двенадцать взятых раз - мрак тридцати ночей собою разгоняли - с тех пор, как в нас Амур зажег огонь любви, - а Гименей связал нас крепкими цепями.

Баптиста. Столько-жь раз еще пусть солнце и луна - свой путь размеренный спокойно совершают, - для нас конец любви взаимной не настанет. - Но вот ужь сколько дней ты болен, изменился - утратил прежнюю веселость и меня - твое здоровие тревожит не на шутку. - Но как ни велика моя тревога, ты, безценный властелин, вниманья на нее - не обращай. Ведь ей такое-же пространство - отведено в душе у женщин, как любви. - И той, как и другой иль в сердце нет совсем, - иль если есть любовь, должна быть и тревога. - А как сильна моя любовь, о мой Гонзаго! - тебе доказано давно уже на деле, - и ей равна моя душевная тревога. - Там, где любовь сильна, тревога возрастает; - тревога чем сильней, тем и сильней любовь.

Гонзаго. Увы! расстаться нам с тобой придется скоро: - отказ встречаю я у престарелых сил - служить мне долее. А ты? ты без меня - в живых останешься, в сиянии величья. - И, может быть, другой найдется человек; - полюбишь ты его, вторично выйдешь замуж.

Баптиста. Молчи! нет, никогда! Такой поступок был-бы - изменой гнусною со стороны моей! - Пусть надо мною гнев небесный разразится - когда решуся я вступить вторично в брак. - Ведь новая любовь былую убивает.

Гамлет (про себя) Все это им полынь, полынь!

Баптиста. Заставить женщину вторично в брак вступить - один, один рассчет лишь может, не любовь, - Я мужа прежнего вторично убиваю, - когда меня другой в объятиях сжимает.

Гонзаго. Я верю, искренни слова твои, Баптиста. - Намеренья-же, увы! меняются нередко; - рабами памяти решения бывают. - Хотя его порой и сильно проявленье, - но жизни сил в нем нет: - оно не долговечно. - Незрелый плод висит на зыбкой ветви крепко; - но лишь созреет он, как тотчас отпадет - без постороннего усилья. О, мало-ль - чего не насулим мы под влияньем страсти,- но страсть остыла и... все клятвы позабыты. - Как сильны-б ни были и радости, и горе - они в конце концов себя уничтожают. - Где радости живей, там и обильней слезы. - При каждом случае удобном, радость в грусть, - а грусть тяжелая вдруг в радость переходят. - Когда не вечен мир, чему-же удивляться, - что в нем меняются и наши ощущенья? - и не решен вопрос, любовь-ли правит счастьем - иль счастье в свой черед любовью управляет? - Падет-ли славный муж, льстецы все вдруг исчезнут; - возвысится бедняк, враги друзьями станут. Так идут об руку и счастье, и любовь: - не знающий нужды, всегда друзей имеет, - а если кто в нужде захочет испытать - друзей, друзья в врагов сейчас-же обратятся. - Но, чтобы к выводу разумному придти, - я вот чем заключу: да, наша воля с волей - судьбы расходится так сильно, что нам редко - свои намеренья исполнить удается - Мысль - наша собственность; её же исполненье - зависит не от нас. Так: решено теперь - тобой не выходить вторично замуж, но, - умри твой первый муж, изменится решенье.

Баптиста. Пускай земля давать откажется мне пищу, - а небо отпускать и свет мне, и тепло; - пусть никогда не знать покоя мне и счастья; пускай отчаяньем все сменятся надежды; - пускай мне узницы достанется удел; - пускай превратности судьбы туманят радость - и отравляют жизнь мне горечью своею; - пощады пусть не знать ни здесь мне, ни за гробом, - коль, овдовев, опять я выйти замуж!

Гамлет (Офелии). Что, если она изменит клятвам?

Гонзаго. Уйди, Баптиста; мне-б от всех дневных забот - хотелось отдохнуть в объятьях сладких сна, - а голова моя так тяжела! Ступай-же.

Баптиста. Пускай твой мозг найдет отдохновенье в сне, - и никогда ничто не станет между нами (Гонзаго засыпает, Баптиста уходит).

Гамлет. Государыня, как вам нравится пьеса?

Королева. Мне кажется, что жена надавала слишком много клятв.

Гамлет. Но она их сдержит, сдержит. Это верно!

Король. Тебе известно содержание? Нет в нем ничего предосудительнаго?

Гамлет. О, ровно ничего! Все в пьесе происходит так, шутки ради. Есть, правда, яд, но это даже не яд, a пустая стклянка.

Король. А как название пьесы?

Гамлет. "Мышеловка". Вы желаете знать, в каком смысле? - разумеется, в переносном. В ней изображено происшествие, случившееся в Вене. Короля зовут "Гонзаго", королеву "Баптистой". Вот увидите, что будет далее: - нечто отвратительное, но для нас оно все равно: и у вашего величества, и у меня совесть чиста, следовательно нам нечего принимать к сердцу то, что происходит на сцене. Пусть клячи лягаются, сколько угодно, нам нечего бояться; спинной хребет останется у нас в добром здравии (Входит другой актер в роли Люциана). А вот этот - некто Люциан.

Офелия. Вы отлично исполняете должность хора, принц.

Гамлет. О, я объясню, что угодно. Увидав кукольную комедию, я, пожалуй, объясню, что происходит между вами и вашим любовником.

Офелия. Вы колки, принц, очень колки.

Гамлет. Вам стоит только вскрикнуть, и колкость моя притупится.

Офелия. Чем дальше, тем хуже.

Гамлет. Такое разочарование готовят вам все мужья... Ну, начинай-же, убийца!... Полно ломаться!... Скорее к делу!... Знаешь крик ворона? Он каркает и каркает - крови! крови!

Люциан. Готовы следовать внушенью мыслей черных - вот эти руки. Час мне кажется удобным. - Сама судьба со мной в сообщество вступает. - Никто, никто меня не может здесь увидеть. - О, зелье адское, сама, сама Геката - влила в тебя свои отравленные соки; - так прояви-жь свои убийственные силы - и разом сокруши здоровие и жизнь! (Вливает яд в ухо спящему Гонзаго).

Гамлет. Он отравляет короля в саду. Короля зовут "Гонзаго". А потом вы увидите, как отравитель завладевает любовью жены Гонзаго. Это истинное происшествие, описанное на чистейшем итальянском языке.

Офелия. Смотрите, король вскочил с места.

Гамлет. Он испугался блуждающего огонька.

Королева. Что с вами, государь?

Полоний. Прекратите представление!

Король. Огня, поболее огня!

Все. Огней сюда побольше! Огней! огней! огней! (Все уходят, кроме Гамлета и Горацио).

Гамлет. Пусть раненный олень бежит в слезах.

А лань здоровая смеется!

Один здесь бодрствует, пока другие спят;

Ведь так на свете все ведется!

А что Горацио, если-бы мне пришлось изведать превратности судьбы, ведь, меня, - да еще с лесом перьев на голове и с розами на пестрых башмаках с высокими каблуками, - приняли-бы в любую труппу актеров.

Горацио. На половинный оклад, принц.

Гамлет. Нет, на полный!

Ты знаешь, друг Дамон здесь Зевс царил когда-то

И все дела он лично вел.

На месте-жь Зевса кто, - пойми! - вдруг оказался?

Простой, ну, да, простой... павлин!

Горацио. Вы могли-бы поставить рифму, принц.

Гамлет. О, для меня теперь каждое слово призрака дороже тысячи червонцев! Заметил ты?

Горацио. Отлично заметил, принц.

Гамлет. А когда дело дошло до отравления?

Горацио. Тоже заметил.

Гамлет. Эй, музыку сюда! Флейты и гобои! Когда представление королю не по вкусу, ну, значит... оно не по вкусу ему! Вот и только... Эй, музыку!

Входят Розенкранц и Гильденштерн.

Гильденштерн. Добрейший принц, позвольте сказать вам пару слов.

Гамлет. Хоть целую рацею.

Гильденштерн. Король...

Гамлет. Что с ним такое?

Гильденштерн. Он ушел к себе и очень расстроен.

Гамлет. Может-быть, выпил лишнее?

Гильденштерн. Нет, принц, он страдает желчью.

Гамлет. Вы поступили-бы несравненно умнее, еслибы уведомили об этом его врача, а не меня. Если я пропишу ему очистительное, оно, пожалуй, расстроит его еще сильнее.

Гильденштерн. Добрейший принц, приведите хоть сколько-нибудь в порядок свои мысли и не уклоняйтесь так упорно от нити разговора.

Гамлет. Вот я усмирен окончательно. Глагольте.

Гильденштерн. Королева глубоко огорчена и посылает меня к вам.

Гамлет. Добро пожаловать.

Гильденштерн. Такая чрезмерная вежливость не предвещает ничего хорошаго. Угодно будет вам дать мне здравый ответ, я исполню поручение, возложенное на меня вашею матерью, не угодно - я попрошу у вас извинения, удалюсь и этим покончу дело.

Гамлет. А если я не могу?

Гильденштерн. Почему-же, принц?

Гамлет. Как-же могу я дать вам разумный ответ, когда мозг мой расстроен? Но если вы удовольствуетесь таким ответом, какой я в состоянии вам дать, я к вашим услугам или скорее, - как говорили вы сами, - к услугам моей матери. Итак, без дальнейших околичностей, к делу. Что угодно матери?

Розенкранц. Она говорит, что ваше поведение повергло ее в печаль и в изумление.

Гамлет. Удивительный сын, если он способен повергнуть в изумление даже родную мать. Однако, по пятам за материнским изумлением не следует-ли еще что-нибудь?

Розенкранц. Она желает, чтобы ранее, чем отойти ко сну, вы повидались с нею в её комнате.

Гамлет. Еслибы она десять раз была нашею матерью, мы и тогда исполнили бы её желание. Имеете вы сказать нам еще что-нибудь?

Розенкранц. Принц, вы когда-то меня любили.

Гамлет. Клянусь всеми ворами и татями, что люблю и теперь,

Розенкранц. Если так, принц, поведайте мне причину вашего расстройства. Отказываясь поделиться своим горем с другом, вы сами запираете перед собою дверь, за которою вас ожидает освобождение.

Гамлет. Жажда власти, любезный друг.

Розенкранц. Какой-же вам еще власти, принц, когда король и так уже провозгласил вас наследником датского престола.

Гамлет. Так-то оно так, но... вы, ведь, знаете пословицу: - "пока трава выростет, конь успеет издохнуть". От этой пословицы уже несколько отдает затхлым (Входит музыкант с флейтой). Эй, флейтщик, дай мне свою дудку (Розенкранцу и Гильденштерну). Послушайте, господа, что это вы все вертитесь около меня, словно соломенки, брошенные в воздух, чтобы узнать, откуда дует ветер, и как будто хотите опутать меня сетями?

Гильденштерн. О, принц, если мое усердие и слишком смело, оно доказывает всю искренность моей любви.

Гамлет. Я это не особенно хорошо понимаю. Сыграй мне что-нибудь на этой дудке.

Гильденштерн. Не умею, принц.

Гамлет. Ну, сделай одолжение.

Гильденштерн. Право, не умею.

Гамлет. Ну, ради меня.

Гильденштерн. Поверьте, принц, не умею.

Гамлет. Играть на ней так-же легко, как лгать. Надо положить пальцы на эти отверстия, потом дуть вот сюда, и выйдет прелестная музыка.

Гильденштерн. Хотя это, быть может, и легко, но все-таки нужно умение, а его-то у меня и нет.

Гамлет. Если так, каким-же ничтожеством считаете вы меня? Вы хотите играть на мне, как на дудке; хотите доказать, будто знаете, как за меня взяться; хотите вырвать у меня душу моей тайны; хотите заставить меня зазвучать всего и выказать все протяжение моих звуков от самой низкой до самой высокой ноты, когда не умеете извлекать звуков даже из этой флейты, поющей так приятно. Неужто, чорт возьми, вы воображаете, будто на мне играть легче, чем на дудке. Считайте меня каким угодно инструментом; расстроить меня вы можете, но играть на мне - нет! (Входит Полоний). Желаю вам всех благ, почтеннейший.

Полоний. Принц, королева желает немедленно переговорить с вами.

Гамлет. Взгляните на это облако. Как оно похоже на верблюда.

Полоний. Клянусь Богом, совершенно верблюд.

Гамлет. Или на лисицу.

Полоний. Да, да, совсем лисица.

Гамлет. Или, нет! - скорее на кита.

Полоний. Да, в самом деле на кита.

Гамлет. Хорошо, скажи, что я приду сейчас. (Про себя). С ними, пожалуй, совсем одуреешь! (Полонию). Сейчас приду.

Полоний. Так я и доложу (Уходит).

Гамлет. Сказать "сейчас" не трудно. Друзья мои, удалитесь и вы (Гильденштерн, Розенкранц и Горацио уходят). Вот наступил час, благоприятный для ночных чародейств, когда могилы отворяются, и дыхание ада распространяет по земле заразу. Теперь я в состоянии был-бы упиться горячею кровью, натворить таких страшных дел, что, взглянув на них, содрогнулось-бы само солнце... Однако, надо идти к матери. О, сердце, не утрачивай своих природных свойств; пусть в эту крепкую грудь никогда не вселится душа Нерона. Я могу быть неумолимым, но извергом не сделаюсь никогда. Пусть, словно кинжал, ранит ее мой язык, но не рука. Пусть на этот раз и душа моя, и язык напустят на себя лицемерие. Какими бы угрозами я ни разражался, о, моя душа! не допускай, чтобы оне перешли в дело (Уходит).

СЦЕНА III.

Комната в замке.

Входят Король, Розенкранц и Гильденштерн.

Король. Я им очень недоволен, да и давать волю сумашедшему для нас не безопасно. Будьте-же готовы. Я сейчас-же сделаю необходимые распоряжения, и он отправится с вами в Англию. Мы обязаны не допускать, чтобы его безумие подвергало опасности благосостояние нашего государства.

Гильденштерн. Заботиться о безопасности такого громадного количества лиц, живущих только вашим величеством, обязанность святая.

Розенкранц. Даже частный человек обязан напрягать все силы ума, чтобы оградить себя от всего вредного, а тем более монарх, от жизни которого зависит спокойствие многотысячной толпы его подданных. Смерть монарха не есть смерть одного человека. Она, как бездна, притягивает к себе все, стоящее к нему близко. Он - исполинское колесо, стоящее на вершине высочайшей горы; великое множество второстепенных личностей связано с ним, прикреплено к нему, образуя его громадные спицы. Если падет оно, его шумное падение повлечет за собою гибель и всех этих мелких второстепенностей. Последний вздох короля никогда не бывает одиноким; его всегда сопровождает стон всего народа.

Король. Прошу вас, приготовьтесь скорее к спешному отъезду. Мы наденем оковы на угрожающее нам пугало пользующееся до сих пор слишком обширной свободой.

Розенкранц и Гильденштерн. Мы скоро будем готовы (Уходят. Появляется Полоний).

Полоний. Государь, принц Гамлет сейчас отправляется в комнату королевы, а я спрячусь за ковер и подслушаю весь разговор. Ручаюсь, что она сделает ему строжайший выговор; однако, согласно вашим-же словам и словам в высшей степени мудрым, необходимо, для большой верности, чтобы чье-нибудь постороннее ухо искусно воспользовалось заявлениями сына, помимо уха матери, так-как матери по самой своей природе бывают пристрастны. Будьте здоровы, государь. Я еще загляну к вам, прежде чем вы ляжете почивать, и расскажу вам все.

Король. Благодарю, любезный мой Полоний. (Полоний уходит). Смрад от моего гнусного злодеяния доходит до самого неба. На этом преступлении лежит первое, самое древнее проклятие, проклятие за братоубийство. Я не могу молиться, хотя желание и воля влекут меня к молитве. Чудовищность моего злодеяния превозмогает силу моего намерения. Я нахожусь теперь в положении человека, на котором лежит исполнение двух обязанностей. Не зная, с которой начать, он не исполняет ни той, ни другой. Неужели, если-бы кровь брата легла на эту проклятую руку еще вдвое более толстым слоем, чем сама эта рука, небеса окажутся на столько немилосердыми, что у них не хватит дождя, чтобы омыть эту руку от крови и снова придать ей снежную белизну? В чем-же состоит сущность милосердия, как не в том, чтобы противопоставлять его преступлению? и что такое молитва, как не двоякая сила? Одна из этих сил помогает удерживаться от преступления, другая - заслужить прощение, когда преступление уже совершилось... Преступление мое - дело уже прошлое; возведем-же глаза к небесам... Но в каких выражениях молиться? Сказать-ли так: - "Господи, прости мне гнусное мое убийство?" Нет, это невозможно, потому что я до сих пор пользуюсь теми благами, из-за которых оно совершено, то-есть, из-за короны, из-за власти, из-за жены. Можно-ли получить прощение, не расставшись с этими благами? Продажное земное правосудие можно подкупить золотом, и оно оправдает виноватаго; на этот подкуп нередко уходит все то, чем воспользовался преступник! Но там, на небесах, не то. Там увертки немыслимы и деяния являются в истинном своем свете; мы сами должны изложить их во всей их наготе. Что-же остается делать? да, что делать? Попытаться узнать, к чему может привести раскаяние? В чем может оно помочь? Но к чему такая попытка, когда в душе нет настоящего раскаяния?.. Положение ужасное! О, совесть моя, ты черна, как смерть! О, бедная моя, погрязшая в грехах душа, чем ты более от них отбиваешься тем они облепливают тебя все сильнее. Ангелы небесные, напрягите силы и помогите мне!... Согнитесь, мои неподатливые колени, а ты, железное сердце, смягчись и будь так-же нежно, как мышцы новорожденного младенца!.. Все еще может быть замолено! (Становится на колени. Входит Гамлет с обнаженным кинжалом.).

Гамлет (остановившись сзади короля). Теперь было-бы удобно нанести удар... Он молится, и я воспользуюсь минутой... Но тогда он отправится прямо на небеса, а разве мне такое нужно мщение?.. Это необходимо обсудить. Злодей убил моего отца, а я, единственный сын убитого, отправлю вдруг убийцу на небеса!.. Такой исход был-бы милостью, наградой, а не мщением. Он умертвил моего отца предательски, застав того неподготовленным, не в меру сытым и в таком полном расцвете грехов, как природа в мае. Кто, кроме Бога, знает, каково ему отдавать теперь отчет в этих грехах? По имеющимся данным и по моему предположению - крайне тяжело, и разве значило-бы отомстить человеку, убив его в такое время, когда он очищал душу, когда он принял все меры и приготовился к далекому пути? Нет. Подожди, мой кинжал! Приготовься нанести более жестокий удар, когда он будет или спать пьяный, предаваться гневу, или вкушать наслаждение на кровосмесительном ложе; или за игрой в такое время, когда он ругается и сквернословит, или когда он вообще совершает какое-нибудь далеко не душеспасительное деяние. Вот в подобную минуту ты нанесешь ему такой удар, чтобы только его пятки обращены были к небу, а окаянная душа его была так-же черна, как тот ад, где ей указано место!.. Однако, меня ожидает мать. (Глядя на короля). Это хоть и целебное для души средство, но оно не излечит тебя, а только продлит твою болезнь. (Гамлет уходит; Король перестает молиться и встает).

Король. Слова стремятся в высь, а мысли на земле; слова без мысли никогда не вознесутся до небес. (Уходит).

СЦЕНА IV.

Комната королевы.

Входят Королева и Полоний.

Полоний. Он скоро явится. Обойдитесь с ним посуровее; это необходимо. Скажите ему, что нет сил переносить его дерзких выходок, и что только чувство сострадания к нему заставляют ваше величество сдерживать справедливый гнев. Я же спрячусь вот сюда и буду молчать, а вы, повторяю, обойдитесь с ним, как можно строже.

Гамлет (За сценой). Матушка! матушка!

Королева. Ручаюсь вам; не бойтесь за меня. Уйдите, я слышу его приближение (Полоний прячется за висячие ковры).

Входит Гамлет.

Гамлет. Что вам угодно, матушка?

Королева. Гамлет, ты жестоко оскорбил отца.

Гамлет. Нет, матушка, мой отец жестоко был оскорблен вами.

Королева. Перестань! Ты отвечаешь мне языком сумасброда.

Гамлет. А вы допрашиваете меня, как виноватаго.

Королева. Что это значит, Гамлет?

Гамлет. Вам что от меня угодно?

Королева. Ты забываешь, кто я!

Гамлет. Нет, клянусь святым крестом, не забываю! Вы королева, жена мужнина брата и, - от всей души желаю, чтобы по милосердию Божию было не так, - вы моя мать.

Королева. Я позову людей, которые сумеют научить тебя, как следует говорить.

Гамлет. Ну, полно, полно, сядьте. Вы до тех пор не двинетесь с места и не уйдете, пока я не покажу вам такого зеркала, которое даст вам заглянуть во все тайники вашей души.

Королева. Что хочешь ты сделать? убить меня? Помогите, помогите! Ко мне!

Полоний (за коврами). Что такое? Помогите!

Гамлет (обнажив шпагу). А! Там крыса! (Наносит удар через ковер). Убит! Червонец об заклад, убит.

Полоний (за ковром). Он убил меня! (Умирает).

Королева. Боже мой, что ты сделал!

Гамлет. Право, сам не знаю... Там король? (Откидывает ковер и вытаскивает труп Полония).

Королева. Какой жестокий, какой кровавый поступок!

Гамлет. Да, поступок кровавый; он почти так-же преступен, как убить короля и выйти замуж за его брата.

Королева. "Как убить короля?"

Гамлет. Да, королева, это мои слова (Обращаясь к Полонию). А ты, наглый шут, глупец, вмешивающийся не в свои дела, прощай! Я принял тебя за другого, занимающего более высокий сан; помирись с своею судьбою. Теперь ты знаешь по опыту, что избыток усердия может иной раз вовлечь в беду (Королеве). Перестаньте терзать свои руки. Молчите, сядьте; я намерен истерзать ваше сердце, и истерзаю его, если оно не сотворено из несокрушимого материала, и если привычка к преступлению не обратила его в медь, так что никакое чувство ему теперь не доступно.

Королева. Но что-же я сделала? За что так жестоко язвит меня твой язык?

Гамлет. Ты виновата в таком проступке, от которого блекнет краска стыда, пропадает красота скромности, добродетель обращается в лицемерие, с чела непорочной любви спадают розы и заменяются гнойными язвами; данные при вступлении в брак обеты превращаются в зароки игрока! Да, от такого проступка святыня брака становится собранием пустых, бессмысленных слов. Само небо краснеет от твоего греха, а земля, эта твердая и прочная масса, принимает такой мрачный вид, что думается, не наступает-ли день страшного суда, и все это от твоего болезненно бессмысленного проступка.

Королева. Но что-же это за проступок, на который ты обрушиваешься всеми своими громами?

Гамлет. Посмотри вот на эту картину и на эту. На картинах изображены два брата. Смотри, какою прелестью дышало лицо одного из них: - кудри Гипериона! чело самого Юпитера, взгляд такой-же повелительный и грозный, как у Марса! Осанка, как у вестника богов, Меркурия, когда тот, легко взлетев под самое небо, остановится на миг на вершине лобызающего небо холма. Кажется, будто каждое божество наложило свою печать на этого избранника, чтобы дать земле настоящего человека! - и этот человек был твоим мужем... Теперь смотри сюда: - вот теперешний твой муж! - Это негодное семя, братоубийством уничтожившее семя добра! Где-же были у тебя глаза? Как могла ты променять вершины величия на смрадное болото и погрязнуть в этом болоте? Да, где были у тебя глаза? Не ссылайся на любовь! В твои года самая пылкая кровь уже перестает кипеть, остывает и становится покорною рассудку (Указывая на картины). Какое разумное существо захотело-бы променять вот этого на этого. У тебя непременно должны быть мыслительные способности, потому что иначе ты не могла-бы мыслить, но оне в ту минуту, когда ты согласилась выйти замуж за брата мужа, вероятно, разбиты были параличем, так как даже безумие не впало-бы в такую ошибку. Безумие не до такой степени подавляет рассудок, чтобы при такой громадной разнице лишить его способности видеть всю нелепость выбора. Какой чорт натолкнул тебя на выбор, сделанный тобою словно с завязанными глазами. Зрение без осязания, осязание без зрения, слух без рук и без глаз, обоняние без всего этого, даже ни одна больная часть наших здоровых чувств не могла-бы поступить так нелепо. О, позор! Где твоя стыдливость? О, кромешный ад! Если ты имеешь власть так сильно распалять страсть в женщине, достаточно уже зрелой, добродетель в глазах молодости окажется только воском, тающим от собственного огня. За что-же клеймить позором прегрешения, совершенные под внушением кипучей страсти, когда даже снег способен воспламеняться, а рассудок позволять распутствовать желанию?!

Королева. О, замолчи, Гамлет! Ты заставил меня заглянуть в глубь собственной души, и я вижу в ней такие черные, такие упорные пятна, что их не смоешь ничем, ничем на свете!

Гамлет. И видя эти пятна, продолжать жить в омерзительном хлеву, дышать смрадными испарениями грязного ложа и на куче навоза вкушать наслаждения любви в объятиях...

Королева. Довольно, ни слова более! Твои слова вонзаются в мой слух, словно кинжалы! Перестань, добрый мой Гамлет!

Гамлет (продолжая). В объятиях убийцы, изверга, мерзавца, не стоющего и двадцатой доли первого твоего мужа! Шута, изображающего порок, а не короля! Карманника, похитившего государство и власть, укравшего с полки драгоценный королевский венец и спрятавшего его в карман.

Королева. Довольно!

Гамлет (продолжая). Короля из лоскутьев и из заплат!... (Появляется призрак). О, стражи неба, спасите меня, защитите меня своими крыльями! Чудный образ, чего ты хочешь от меня?

Королева. О, горе! он совсем сошел с ума!

Гамлет. Не затем-ли ты пришел, чтобы укорять нерешительного сына за то, что он, пылая и гневом, и жаждой мести, все-таки откладывает исполнение твоего грозного веления? О, говори!

Призрак. Не забывай! Являюсь тебе на этот раз за тем, чтобы заострить твою почти совсем притупившуюся решимость. Но взгляни на мать, она в ужасе. Помоги ей выйти победительницею из обуревающей ее душевной борьбы. Заговори с нею.

Гамлет. Что с вами, матушка!

Королева. Нет, ты скажи, что с тобою? Зачем устремлены твои глаза в пустое пространство и зачем обращаешься ты с разговорами к бесплотному воздуху? Твои растерянные мысли сказываются в твоих дико блуждающих взорах. Почему, словно разбуженные тревогой воины, становятся дыбом твои волосы, лежавшие до сих пор на твоей голове гладко и спокойно, как сонные? О, милый мой сын, остуди жар и пламя своего безумного бреда несколькими холодными каплями терпения. На кого ты смотришь?

Гамлет. На него! На него! Смотри, как он бледен и как сердито смотрят его глаза. Если бы он стал проповедывать мщение даже камням, и они были бы растроганы его видом! (Призраку). О, не гляди на меня так печально, иначе в смягченной состраданием душе угаснет твердая решимость и то, что предстоит мне сделать, примет другую окраску! Я в отмщенье за тебя не кровь пролью, а зальюсь слезами.

Королева. С кем ты говоришь?

Гамлет. Разве ты ничего не видишь?

Королева. Ничего ровно.

Гамлет. И ничего не слыхала?

Королева. Ничего, кроме наших-же слов.

Гамлет. Смотри сюда!.. Смотри, как медленно удаляется он, мой отец... Одеть он так-же, как обыкновенно бывал при жизни... без лат... Смотри, вот он ужь у двери... (Призрак уходит). Ушел!

Королева. Все один обман зрения, вызванный игрой воображения, горячечным бредом безумия.

Гамлет. Воображение, бред! Нет, я не брежу! Мой пульс бьется так-же ровно, как и у тебя, и так-же мерно отбивает такт. как музыкант. То, что я говорил, не было плодом безумия, и если ты желаешь в этом убедиться, я слово в слово еще раз готов передать тебе все, что говорил. У сумашедшего не хватило бы настолько памяти. Нет, матушка, не пытайся утешать сердечное страдание утоляющим боль елеем; не успокаивай себя, воображая, будто говорит мое безумие, а не твой проступок. Ты этим не залечишь, а только затянешь наружную язву, ядовитый гной которой с непобедимой силой разольется по твоим внутренним органам и заразит тебя всею своею незримою заразой. Исповедуйся перед Создателем; раскайся во всем прошлом и предупреди беды, могущия явиться в будущем; не удобряй сорные травы навозом, от которого оне станут рости еще сильнее. Прости мне такую просьбу; в наше разжиревшее и страдающее одышкой время добродетель должна просить прощения у порока и, униженно изгибаясь перед последним, на коленях молить его, чтобы он дозволил придти к нему на помощь.

Королева. О, Гамлет, ты надвое рассек мне сердце.

Гамлет. Отбрось негодную часть и, очищенная, живи, сохраняя другую половину. Покойной ночи; но не ходи более на ложе к дяде, и если ты не добродетельна, притворись добродетельною. Такое чудовище, как привычка, не слушающее никаких разумных доводов, обыкновенно являющееся демоном, вдруг становится ангелом, если она приучает к доброму, к хорошему, и таким образом облекает нас в ризы, надевать которые не так уж трудно. Воздержись нынешнюю ночь и воздержание завтра покажется тебе уже менее тяжелым, а дальнейшее еще более легким, так как сила привычки изменяет даже врожденные свойства; она способна с изумительным могуществом отражать демона и даже совсем сокрушать его. Еще раз, покойной ночи, и если ты для себя желаешь благословения Божия, благослови меня (Указывая на Полония). Что-же касается этого господина, я глубоко раскаиваюсь в своем поступке; небеса хотели наказать нас обоих, его через меня, а меня через него; вот они и взвалили на меня обязанность явиться и орудием палача, и самим палачем. Я беру его на свое попечение и готов отвечать за причиненную ему смерть. Ну, еще раз доброй ночи. Как быть, я вынужден прибегать к жестокости, чтобы оказаться человечным. Начало грустное, но дальше будет еще тяжелее.

Королева. Что-же мне делать?

Гамлет. Отнюдь не то, что я советовал. Отправляйтесь опять на ложе к своему вздувшемуся королю, позволяйте ему щипать вас за щеки, называть своею мышкой, a потом, когда он парою омерзительных поцелуев, щекоча вам шею своими проклятыми пальцами и другими ласками вынудит у вас полное признание в том, что произошло межь нами, скажите ему прямо, что мое мнимое помешательство - только хитрость, но что я вовсе не сумасшедший. С вашей стороны это будет прекрасно. Сообразите сами, разве королеве, красивой, умной и целомудренной, возможно не сообщить этой жабе, этой летучей мыши, этому жирному коту таких важных для него тайн? Да, кто-бы в состоянии поступить так? Не смотря на здравый смысл и на святость доверенной тайны, влезьте с клеткой на крышу, отворите дверку, и когда птицы улетят, сами, в виде опыта, по примеру известной обезьяны, влезьте в клетку и сломите себе шею, грохнувшись на землю.

Королева. Верь, если слово есть дыхание, а дыхание жизнь, у меня не хватит жизни, чтобы выдохнуть хоть одно слово из всего, что ты мне говорил.

Гамлет. Да, кстати! Знаете ли вы, что меня отправляют в Англию?

Королева. К сожалению. Я совсем забыла, что твой отъезд решен.

Гамлет (Про себя). Уже готовы запечатанные послания и доставить их по назначению поручено двоим моим школьным товарищам, которым я доверяю настолько-же, насколько двум ехиднам, готовым меня ужалить. Им поручено указывать мне дорогу и завести меня в западню. Но пусть они продолжают начатое. Очень будет приятно видеть, как фейерверкера разорвет им-же самим изготовленный снаряд, и окажется верхом несчастия, если мне под их подкоп не удастся подвести другой, на один или на два фута глубже, и тем заставить их взлететь до самого месяца. Да, будет весьма забавно посмотреть, как два хитрые замысла сойдутся на одной линии лицом к лицу (Показывая на Полония). А тебя, почтенный, придется взвалить на плечи и снести со всеми твоими кишками в соседнюю комнату. Покойной ночи, матушка. Какой у него теперь важный, сосредоточенный вид, как он молчалив и смирен, тогда как при жизни этот премудрый советчик на самом деле был только глупым и болтливым шутом. Ну, почтенный, надо с тобой покончит. Покойной ночи, матушка. (Королева уходит. Гамлет, взвалив на плечи Полония, уходит за нею).

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в замке.

Входят Король и Королева.

Король. Если его глубокие вздохи, его постоянное расстройство можно объяснить какими-нибудь тайными причинами, ты должна мне их сообщить; нам следует иметь о них основательные понятия. Где твой сын?

Королева. Ах, милостивый мой повелитель, каких ужасов насмотрелась я нынешний вечер!

Король. Что такое, Гертруда? Каким тебе показался Гамлет?

Королева. Совсем сумасшедшим. Беснуется, словно море, тягающееся силою с ветром. Во время одного из таких диких припадков, что-то зашевелилось; он быстро обнажил шпагу, с криком: - "Там крыса, крыса!" проколол ковер и в безумном заблуждении убил спрятанного там несчастного и почтенного старика.

Король. Проступок тяжкий. И нас постигла-бы та-же участь, если-бы мы находились там. Оставлять его на свободе невозможно; опасность от него угрожает и самой тебе, и нам, и вообще любому человеку. Кто, например, ответить за сегодняшнее кровавое деянье? Будут винить нас в недостатке предусмотрительности. На нас лежала обязанность во-время удалить из общества сумасшедшего принца. Но привязанность к молодому безумцу так ослепляла нас, что мы не поняли сразу самой понятной вещи. Мы в данном случае поступили так-же, как человек, одержимый какою-нибудь отвратительною болезнью; человеку этому стыдно в ней признаться, и вот он умирает, от нея, прогнив до мозга костей. Где-же теперь Гамлет?

Королева. Унес куда-то убитого им Полония. Но, словно золото, несмотря на примесь менее благородных. металлов, душа его все-таки осталась чистой. Он горько оплакивал совершенный им поступок.

Король. Уйдем, Гертруда! Как только солнце выглянет из-за горы, мы отправим Гамлета на корабль. Что-же касается ужасного его злодеяния, нам придется прибегнуть ко всей нашей власти, ко всей нашей ловкости, чтобы объяснить и потушить это дело. Эй, Гильденштерн! (Входят Гильденштерн и Розенкранц). Друзья мои, возьмите себе несколько человек на подмогу. Гамлет в помешательстве заколол Полония и унес его куда-то из комнаты матери. Отыщите принца, поговорите с ним ласково, a покойника отнесите в часовню. Прошу вас, исполните это поскорее (Розенкранц и Гильденштерн уходят). Пойдем, Гертруда. Мы созовем самых мудрых из наших друзей, объясним им наши намерения, а также сообщим о несчастном случае, происшедшем вследствие недостатка осторожности. Таким образом клевета, словно пушечное ядро, несущееся к цели, может не попасть в нас, а поразить только неуязвимый воздух. Пойдем! У меня в душе такой ужас, такое смятение (Уходят).

СЦЕНА II.

Другая комната в замке.

Входят Гамлет, Розенкранц и Гильденштерн.

Гамлет. Спрятан в надежном месте.

Голоса за сценой. Гамлет! Принц Гамлет!

Гамлет. Что там за шум? Кто-то зовет Гамлета... А, вот они идут сюда (Входят Розенкранц и Гильденштерн).

Розенкранц. Принц, что сделали вы с трупом?

Гамлет. Смешал его с прахом, с которым он в близком родстве.

Розенкранц. Скажите, куда вы его спрятали, чтобы мы могли отнести его в часовню.

Гамлет. И не воображайте.

Розенкранц. Чего?

Гамлет. Чтобы я стал хранить ваши тайны, а не свои. Потом, какой ответ может дать королевский сын, когда его допрашивает какая-то губка?

Розенкранц. Разве, принц, вы принимаете меня за губку?

Гамлет. Да, милейший, за губку, впивающую в себя милости короля, его подачки и даже часть его власти. Впрочем, такого рода приспешники оказывают иногда королю очень большие услуги. Наш король кладет их за щеку, как обезьяна пищу, чтобы хорошенько прожевать их ранее, чем проглотить. Когда ему понадобится обратно то, чем вы от него поживились, он только выжмет вас, как губку, и вы снова сделаетесь сухи.

Розенкранц. Я вас не понимаю, принц.

Гамлет. Очень рад. Плутоватая речь в глупом ухе спит.

Розенкранц. Вы, принц, обязаны сказать нам, где мертвое тело, и пойти с нами к королю.

Гамлет. Тело до сих пор у короля, хотя король еще не у тела. Король есть нечто.

Гильденштерн. Что-же такое, принц?

Гамлет. Нечто ничего не стоющее. Ведите меня к нему. Станем играть в прятки (Уходят.).

СЦЕНА III.

Другая комната.

Входит Король со свитою.

Король. Я приказал разыскать и его, и труп. Оставлять этого человека на свободе очень опасно, но относительно его нельзя прибегать к слишком суровым мерам, требуемым законом. Безсмысленная толпа любит его до обожания, так-как её любовью руководят не рассудок, a глаза; в подобных случаях она взвешивает не самое преступление, а только тяжесть наказания. Для того, чтобы все прошло тихо и гладко, необходимо, чтобы внезапный отъезд принца имел вид чего-то строго обдуманного и решенного еще ранее. Когда положение больного отчаянно, необходимо прибегать тоже к отчаянным средствам (Входит Розенкранц) или ровно ни к каким. (Розенкранцу). Ну, что? Как обстоит дело?

Розенкранц. Мы никак не могли добиться, куда с спрятал труп.

Король. А где он сам?

Розенкранц. В соседней комнате, где за ним зорко наблюдают в ожидании минуты, когда вашему величеству угодно будет призвать его.

Король. Пусть его приведут сейчас-же.

Розенкранц. Эй, Гильденштерн, веди сюда принца.

Входят Гамлет и Гильденштерн.

Король. Отвечай-же, Гамлет, где Полоний?

Гамлет. На ужине.

Король. Как, на ужине? Где?

Гамлет. Там, где не он ест, а где едят его. Около него в довольно значительном количестве образовался политический съезд червей. Относительно еды, червь царь всем царям. Мы откармливаем разных животных, чтобы они откармливали нас; мы-же откармливаем себя для червей. Жирный король и тощий нищий только разные виды угощения, два разных блюда на одном и том-же столе. Вот и все.

Король. Увы! Увы!

Гамлет. Человек может при помощи червя, съевшего короля, выудить рыбу, и сам съесть ее, съевшую червя.

Король. Что ты хочешь этим сказать?

Гамлет. Ничего. Я хотел только пояснить вам, как король может совершить путешествие по кишкам бедняка.

Король. Где Полоний?

Гамлет. На небесах. Пошлите кого-нибудь узнать, так-ли это? а если его там не окажется, ищите его сами в противуположной стороне. Впрочем, если вы не найдете его в течение этого месяца, ваш нос вынюхает его присутствие под лестницей, ведущей на галерею. Король (некоторым из свиты). Отыщите его.

Гамлет. Будьте покойны; он дожидается вашего прихода (Некоторые из свиты удаляются).

Король. Гамлет, как ни скорбим мы о твоем ужасном поступке, твоя безопасность нам все-таки дорога и вот, ради нея-то, ты должен с быстротою молнии покинуть Данию. Приготовься-же. Корабль снаряжен; ветер дует попутный, спутники твои ожидают тебя, сделаны уже все распоряжения для твоей поездки в Англию.

Гамлет. В Англию?

Король. Да.

Гамлет. Хорошо.

Король. Ты принял это известие так, как будто заранее знал о наших намерениях.

Гамлет. Я видаюсь с неким херувимом, который их видит. Хорошо, отправимся в Англию. Прощайте, милая матушка,

Король. Нет, Гамлет, любящий тебя отец.

Гамлет. А я говорю: - мать. Отец и мать - ведь муж и жена, а муж и жена - одна плоть, поэтому я и называю вас матерью. Ну, теперь едем в Англию (Уходит).

Король (Розенкранцу и Гильденштерну). Следуйте за ним по пятам и заманите его поскорее на корабль. Я хочу, чтобы он отплыл непременно сегодня-же. Все, что нужно для этого дела, уже исполнено и скреплено печатями. Поторопитесь-же, прошу вас. (Розенкранц и Гильденштерн уходят). Ну, любезный брат наш, король английский, если ты настолько дорожишь нашею дружбою, насколько тебе это советует наше великое могущество, - ведь рубец, нанесенный тебе датским мечем, еще не зажил: он все еще красен, и ты до сих пор платишь нам дань уважения, - ты исполнишь наше державное желание, ясно выраженное в моем послании к тебе и требующее немедленной смерти Гамлета. Поспеши, король Англии, исполнить это, потому что он портит мне кровь и волнует ее хуже, чем горячка, и ты должен исцелить меня. Не видать мне радости, не вкушать покоя, пока я не узнаю, что дело это исполнено. (Уходит).

СЦЕНА IV.

Равнина в Дании.

Входит Фортинбрас со своим войском.

Фортинбрас. Отправьтесь, капитан, и приветствуйте от моего имени короля датскаго. Скажите ему, что с его согласия Фортинбрас просит разрешения пройти с своим войском по его владениям. Вы знаете, где назначено место свидания. Если его величество чего-нибудь от нас потребует, мы явимся лично, чтобы засвидетельствовать ему свое уважение. Передайте это ему.

Капитан. Будет передано, принц.

Фортинбрас. Ну, теперь вперед, только осторожно (Уходит с своим войском).

Появляются Гамлет, Розенкранц и Гильденштерн.

Гамлет (капитану). Сделайте одолжение, скажите, кому принадлежит это войско?

Капитан. Норвегии.

Гамлет. А куда оно направляется?

Капитан. Оно идет против одной части Польши.

Гамлет. Под чьим-же начальством?

Капитан. Под начальством Фортинбраса, племянника норвежского короля.

Гамлет. Думает-ли он проникнуть в самое сердце Польши или дальше границ не пойдет?

Капитан. Говоря без преувеличения, мы идем отвоевывать себе небольшой клочек этого государства; Доход с этого клочка - чисто нарицательный. Если бы мне предложили взять его на аренду, я не дал бы за него и пяти червонцев, даже и тех-бы не дал. Если-бы Норвегии или Польше вздумалось продавать его в вечное владение, то и тогда никто не дал-бы дороже.

Гамлет. Значит, поляки не будут его отстаивать?

Капитан. Напротив; войско для его защиты уже собрано.

Гамлет. Чтобы решить этот вопрос о соломенке, придется загубить две тысячи душ и истратить двадцать тысяч червонцев. Вот нарыв, образовавшийся от слишком большего изобилия и от слишком продолжительного мира; он вскроется внутрь и причинит больному смерть... Благодарю вас за сведения.

Капитан. Да хранит вас милость Божия (Уходит).

Розенкранц. Принц, угодно вам продолжать путь?

Гамлет. Идите вперед; я скоро догоню вас (Розенкранц и Гильденштерн уходят). Эта встреча служит мне живым укором и подстрекает меня к немедленному мщению. Что такое человек, если он лучшими благами жизни, высшим благополучием считает сон и еду? В таком случае он только животное. Разумеется, тот, кто создал нас, одарил нас всеобъемлющим разумом, способностью заглядывать и в прошлое, и в будущее, наделил нас этими неоцененными дарами, не для того,чтобы они коснели в нас бездеятельно. Что заставляет меня медлить? - скотская-ля забывчивость или не в меру осторожная щепетильность, привыкшая слишком тщательно вглядываться в последствия, тогда как, разделив эту щепетильность на четыре части, только в одной из них найдем долю здравого смысла, а в трех остальных ничего, кроме трусости?.. Не знаю сам,почему я до сих пор все продолжаю говорить себе: - "Необходимо сделать то-то", когда у меня есть основание, желание, сила и возможность это сделать? Примеры, такие-же веские, как сама земля, наталкивают меня на это. Свидетельством тому служит вот это многочисленное и сильное войско, под предводительством юного принца, отвагу которого подкрепляет божественное честолюбие, идущее вперед на встречу самым грозным опасностям, даже смерти, с полным пренебрежением относясь к невидимым угрозам, а из-за чего? - из-за какого-то выеденного яйца. Чтобы оказаться истинно великим человеком, не следует быть слишком уступчивым без крупных и основательных на то причин; надо спорить даже из-за соломенки, если затронута честь... Но что-ж такое я, имеющий полное основание мстить за смерть отца, за позор матери, а все-таки, словно сонный, остающийся в бездействии? Между тем я вижу, как мимо меня двадцать тысяч человек идут на неизбежную гибель из-за пустого призрака мишурной славы, идут на верную смерть, как на постель, из-за ничтожного клочка земли, который окажется для их трупов слишком тесною могилой. О, вы мои помыслы, все вы будете отныне или кровожадны, или ничтожны! (Уходит).

СЦЕНА V.

Эльсинор. Комната в замке.

Входят Королева и Горацио.

Королева. Я не хочу ее видеть.

Горацио. Однако, она настаивает. Она, очевидно, не в своем уме, но очень жалка.

Королева. Чего она хочет?

Горацио. Она много говорит об отце, уверяет, будто всюду на свете один обман, вздыхает, бьет себя кулаками в грудь и раздражается от каждой малости, топает ногами, а затем разражается речами, в которых только на половину доберешься смысла. Слова её бессмысленны, однако, они вызывают раздумье в тех, кто их слышит. Ищешь последовательности в этих словах и стараешься найти связь в её бессвязных мыслях. По вздрагиванию её век, по качанию головою, по движениям, сопровождающим то и другое, право, можно подумать, будто во всем том есть мысль, хотя и неопределенная, но горькая и мрачная. Вам следовало-бы принять ее, чтобы своим отказом повидаться с нею не возбудить толков среди нерасположенных вам людей.

Королева. Пускай войдет (Горацио уходит). Таково уже свойство поступка, что для больной моей души каждая мелочь служит предвестницей какой-то ужасной беды. Преступление всегда ведет к глупому недоверию и, боясь обличения, только обличает само себя.

Горацио возвращается с Офелией.

Офелия. Где красавица королева Дании?

Королева. Что с тобою, Офелия?

Офелия (поет). Почем-же отличу я друга своего,

Когда среди других идет он мимо?-

Да по сандалиям, по посоху, потом

По круглой шляпе пилигрима.

Королева. Милая девушка, что хочешь ты сказать своею песней?

Офелия. Слушайте и узнаете (Поет).

Ах, умер он, царица, умер он.

Навек угас в нем жизни пламень.

Под головой его зеленый дерн,

А на груди тяжелый камень.

Боже! Боже! (Рыдает).

Королева. Послушай, Офелия.

Офелия. Нет, слушайте вы (Поет).

Белый саван его, что был снега белей...

Входит Король.

Королева. Посмотрите, государь, какая жалость!

Офелия (продолжая) ... что был снега белей

Дальних гор, забросали цветами,

И в могилу его коченеющий труп

Проводили мы все со слезами.

Король. Как поживаешь, хорошенькая Офелия?

Офелия. Ничего, не дурно. Благослови вас Бог за внимание. Говорят, сова когда-то была дочерью пекаря. Мы,государь, все, знаем, что мы такое, но не можем ручаться, чем сделаемся. Да осчастливить Господь вашу трапезу своим присутствием.

Король. Что это? намек на отца?

Офелия. Прошу вас, перестанем говорить об этом, но когда вас спросят, что это значит, отвечайте!.. (Поет).

Завтра Валентинов день,

И когда заря забрежжет,

Милый мой, явлюся я

Пред твоим окошком".

И пришла. Он отпер дверь.

Сжал ее в объятьях;

Та девицею вошла

Но ушла с изъяном.

Король. Перестань, Офелия.

Офелия. Не бойтесь! богохульствовать я не стану (Поеть).

Он жениться обещал,

Я к нему взываю...

А как вы думаете, что он ответил? (Поет).

Если клятвы я забыл,

Ты-же виновата.

Дурно, ведь, это? Дурно? (Поет).

Стыд, неправда-ли, какой?

Уильям Шекспир - Гамлет, принц датский (Hamlet). 2 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Гамлет, принц датский (Hamlet). 3 часть.
Но, клянусь Прианом, Всюду, всюду молодежь Так-же поступает. Король. Д...

Генрих VIII (Henry VIII). 1 часть.
Перевод П. А. Каншина ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА: Король Генрих VIII. Кардинал В...