Уильям Шекспир
«Гамлет, принц датский (Hamlet). 1 часть.»

"Гамлет, принц датский (Hamlet). 1 часть."

Перевод П. А. Каншина

ГАМЛЕТ ПРИНЦ ДАТСКИЙ

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА:

Клавдий, король Дании.

Гамлет, сын прежнего и племянник нынешнего короля.

Полоний, камергер.

Горацио, друг Гамлета.

Лаэрт, сын Полония.

Вольтиманд

Корнелий

Розенкранц ) придворные.

Гильденштернъ

Озрик.

Марцелл

офицеры.

Бернардо.

Рейнальдо, слуга Полония.

Франциско, воин.

Фортинбрас, принц норвежский.

Призрак прежнего короля.

Священник.

Капитан. Посол.

Два могильщика.

Несколько актеров.

Придворный.

Гертруда, королева Дании, мать Гамлета.

Офелия, дочь Полония.

Баптиста, театральная королева.

Придворные кавалеры и дамы, офицеры, солдаты, матросы, послы, лица из королевской свиты и проч.

Действие происходит в Дании

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Эльсинор. Платформа перед замком.

Франциско стоит на часах; к нему подходит Бернардо.

Бернардо. Кто здесь?

Франциско Нет, ты мне отвечай! Стой! говори, кто сам-то ты.

Бернардо. Да здравствует король!

Франциско. Бернардо?

Бернардо. Он самый.

Франциско. Ты очень исправно явился в свой час.

Бернардо. Только-что пробило двенадцать. Ступай Франциско, ложись спать.

Франциско. Спасибо, что ты пришел мне на смену. Такой холод, что я продрог, да и сердце что-то ноет.

Бернардо. Было все спокойно, пока ты стоял на часах?

Франциско. Ни одна мышь не шевельнулась.

Бернардо. И так, покойной ночи. Если ты встретишь Горацио и Марцелла, которым предстоит вместе со мною стоять на часах, скажи, чтобы они поторопились (входят Горацио и Марцелл).

Франциско. Я, кажется, слышу их шаги. Стой! Кто идет?

Горацио. Друзья Дании.

Марцелл. И верноподданные её короля.

Франциско. Покойной вам ночи.

Марцелл. Прощай, честный воин. Кто сменил тебя на часах?

Франциско. Бернардо занял мое место. Покойной ночи!

Марцелл. Эй! Бернардо! (Уходит).

Бернардо. Скажи, Горацио здесь?

Горацио. Если не весь, то частица его.

Бернардо. Добро пожаловать, Горацио! Добро пожаловать, добрый Марцелл!

Марцелл. Ну, а то существо являлось нынче опять?

Бернардо. Я ничего не видал.

Марцелл. Горацио уверяет, будто это одно воображение, а не хочет верить, чтобы нам два раза являлось это страшное видение. Поэтому я убедил его побыть нынешнюю ночь с нами, чтобы, - на тот случай, если призрак явится снова, - подтвердить наши слова и заговорить с видением.

Горацио. Вот увидите, что оно не явится.

Бернардо. Сядем пока и позволь мне еще раз утрудить твой слух, - хотя он и сильно защищен против веры в наши слова, - и еще раз рассказать тебе то, что мы видели уже дважды.

Горацио. Хорошо, сядем и послушаем, что расскажет нам Бернардо.

Бернардо. Когда прошедшею ночью вот та звезда, что от полюса склоняется к западу, совершив свой путь, перестала освещать ту часть неба, где она горит теперь, и когда только-что пробил час, оба мы с Mapцеллом увидали...

Марцелл. Тсс... замолчи! Вот он идет опять (появляется призрак).

Бернардо. Совершенное подобие покойного короля.

Марцелл. Ты человек ученый; заговори с ним, Горацио.

Бернардо. Разве он не похож на короля? Горацио, вглядись в него хорошенько.

Горацио. Поразительно похож. Меня бросает в дрожь от ужаса и от изумления.

Бернардо. Ему как будто хочется, чтобы с ним заговорили.

Марцелл. Горацио, обратись к нему с вопросом.

Горацио. Кто ты, и зачем, пользуясь ночною порою, ты беззаконно присвоил себе величавый и воинственный облик недавно похороненного короля Дании? Именем самого неба заклинаю тебя, говори!

Марцелл. Он как будто оскорбился.

Бернардо. Смотри, он уходит.

Горацио. Стой! Говори! Говори! Заклинаю тебя, говори! (Призрак уходит).

Марцелл. Ушел и не захотел ответить.

Бернардо. Что скажешь ты, Горацио? Ты бледен и весь дрожишь... Это нечто поболее, чем воображение? Что ты об этом думаешь?

Горацио. Говорю, как перед Богом, ни за что-бы не поверил, еслибы не очевидное, не полное свидетельства собственных моих глаз.

Марцелл. И как, не правда-ли, похож на короля?

Горацио. Как ты на самого себя. Он в тех-же доспехах, какие были на нем, когда он сражался с честолюбивым норвежцем, и я однажды видел, как он так-же нахмурил брови, когда после сердитых переговоров вышвырнул поляка из саней и ударил его о лед. Очень это странно.

Марцелл. Тоже дважды было и ранее и в тот-же самый глухой час ночи. Он тою-же воинственною походкой прошел мимо нас, пока мы стояли на часах.

Горацио. Чем собственно объяснить все это, не знаю; но, по моему крайнему разумению, это служит для нашего государства предзнаменованием великих бедствий.

Марцелл. Хорошо, сядемте, и пусть тот, кто знает, объяснить мне зачем заставляют подданных этой страны мучиться каждую ночь, стоя на часах, и строго, и зорко исполнять обязанности стражи. Скажите также, зачем ежедневно отливаются новые медные пушки, зачем все эти купленные в чужих краях военные запасы? Зачем заставляют рабочих, строющих суда, трудиться так усиленно, что для них нет даже разницы между воскресеньем и буднями? К чему эти торопливые приготовления, производящиеся в поте лица и заставляющия ночь принимать участие в работе трудового дня? Объясни мне это, кто может?

Горацио. Я могу... насколько, по крайней мере, я слышал. Покойный наш король, образ которого нам только-что являлся, получил, как вам известно, от Фортинбраса норвежского, подстрекаемого гордостью потягаться силами с властелином Дании, вызов на бой. Наш доблестный король Гамлет, - а кем во всем известном мире не были признаны его доблести? - убил Фортинбраса. В силу условия, как следует скрепленного печатями и законным образом засвидетельствованного герольдикой, Фортинбрас вместе с жизнью лишился и всех своих земель, которые должны были перейти к победителю. Точно так-же и наш король обязан был отвечать соответствующею частью своих владений, которые должны были-бы достаться Фортинбрасу, если бы победа осталась за последним, так-же, как, в силу нескольких статей того-же договора, земли побежденного перешли к королю Гамлету. Теперь, друг мой, молодой Фортинбрас, как-бы выкованный из грубого металла, юноша необузданный и пылкий, собрал на окраинах Норвегии значительную толпу из непризнающих никаких законов головорезов, которые из за пищи, чтобы только быть сытыми, готовы отважиться на какое угодно предприятие, лишь бы от него была пожива для желудка. Делается это, - по предположениям нашего правительства, - с целью вооруженною рукою вернуть себе земли, утраченные его отцом. Вот почему, как мне кажется, идут такие приготовления, зачем всюду расставляют стражу, и вот почему во всем государстве кипит такая спешная сутолока.

Бернардо. Мне также кажется, что ты прав, и других причин быть не может. Пожалуй, этим объясняется и появление зловещего образа, в полном вооружении проходящего мимо стража и так сильно похожаго на покойного короля, который и был, и есть главной причиной обеих войн, прошедшей и предстоящей.

Горацио. Пылинка эта способна омрачит зрение рассудка. В самое славное и цветущее время Рима, не задолго перед тем, как погибнуть могущественному Юлию, могилы оставались пустыми, а мертвые в саванах с зубовным скрежетом и с воем бродили по римским улицам. Это сопровождалось появлением звезд с огненными хвостами, кровавою росой; на солнце выступали предвещающия несчастия пятна, а влажное светило, под чьим влиянием находится царство Нептуна, померкло и казалось, будто затмению конца не будет до самого страшного суда. Те-же самые знамения, предвещающия грозные события, всегда идут впереди решений судеб и служат предшественниками неизбежных бедствий. Они появляются и на небе, и на земле; их-то могут теперь видеть у нас наши соотечественники (призрак возвращается). Но, тише! Смотрите сюда! Он возвращается! Я прегражду ему дорогу, даже если бы меня за это убило громом... Стой, призрак! Если ты можешь издать хот один звук, если имеешь возможность говорить, отвечай мне! Если надо сделать какое нибудь доброе дело, могущее способствовать твоему успокоению или моему спасению, отвечай мне! Если тебе известно, что родной твоей стране грозить какая-нибудь беда, которую можно счастливо предотвратить, узнав о ней заранее, отвечай! Или если ты при жизни, вынужденный силою каких-нибудь обстоятельств, зарыл в недра земли накопленные сокровища, а за это ты, призрак, осужден блуждать по земле после смерти, говори (Вдали кричит петух). Остановись и отвечай! Удержи его, Марцелл.

Марцелл. А если прядется ударить его бердышем?

Горацио. Если он не захочет остановиться удар!

Марцелл. Он все еще здесь?

Горацио. Да, здесь (призрак удаляется).

Марцелл. Ушел. Напрасно мы к такому величавому существу обращались с угрозою и даже прибегали к насилию. Он неуязвим, как воздух, и наши удары имеют только вид злой насмешки.

Бернардо. Он, кажется, хотел заговорить, но ему помешал петух.

Горацио. Он содрогнулся, словно преступное существо, заслыша грозный оклик. Я слыхал, что петух - трубач утра, пробуждающий бога дня своим громким и пронзительным голосом, и по этому сигналу, все заблудшие и бродящие ночью призраки, где бы они ни находились: - на дне морском или в огне, на земле или в воздухе, должны мгновенно вернуться в могилы. Доказательством этому служит то, что мы сейчас видели.

Марцелл. Да, он исчез тотчас после того, как запел петух. Уверяют, будто при наступлении временя, когда мы празднуем Рождество Христа-Спасителя, эта птица, предвестница зари, поет на пролет всю ночь, и тогда, говорят, не смеет появляться ни один призрак. Ночи эти здоровы; время это так свято и милостиво, что ни одна планета не может иметь вредного влияния, ни одной ведьме не дозволено сеять бедствия, ни одной колдунье пускать в ход свои чары.

Горацио. Я слыхал то же самое и отчасти этому верю. Однако, смотрите, на востоке утро, одетое в красноватый плащ, ступает по росе высокого пригорка. Теперь и нам пора уйти с караула. Мой советь вам - сообщить молодому Гамлету все, что мы видели за нынешнюю ночь; я убежден, что этот призрак, оставшийся немым, при наших заклинаниях, с ним-то заговорит. Я думаю, вы оба согласны, что необходимо поведать принцу эту тайну. К тому обязывают нас и наша к нему привязанность, и наш долг.

Марцелл. Так мы и поступим. Я знаю, где всего вероятнее можно будет встретить его в наступающее утро.

(Уходят).

СЦЕНА II.

Эльсинор. Тронный зал в замке.

Входят Король, Королева, Гамлет, Полоний, Лаэрт, Вольтиманд, Корнелий, придворные и свита.

Король. Хотя кончина нашего дорогаго брата Гамлета еще свежа у нас в памяти; хотя я понимаю, что скорбь должна была бы переполнять наши сердца и отражаться во всех без исключения делах наших подданных, однако рассудок, находящийся в вечной борьбе с чувством, заставляет нас благоразумно скорбеть об умершем, но в то-же время не забывать и о себе. Вот та наша бывшая сестра, а теперь наша королева и соправительница над воинственным государством, которую мы избрали себе в супруги. Подавленные страданием в то-же время радостно вступили мы в этот брак, улыбаясь одним глазам, тогда-как на другом выступали слезы. Похоронные напевы чередовались с свадебными песнями. Грусти отводилось ровно столько-же места, как и веселью. Во всем этом деле мы не могли устоять против ваших мудрых советов, предложенных вами добровольно; примите-же все нашу благодарность. Однако, перейдем теперь к другому. Как вам известно, юный Фортинбрас, - вероятно, имея слабое понятие о наших боевых силах или воображая, будто за смертью дорогаго нашего брата все наше государство дает трещины и готово превратиться в развалины, а также будучи через чур высокого мнения о себе самом, - не перестает докучать нам своими посланиями, требуя возврата земель, законно перешедших от его отца к нашему добрейшему брату. Теперь узнайте причины, подавшие повод к этому собранию. Мы приготовили послание к королю норвежскому, - он дядя молодого Фортинбраса, - человеку расслабленному, не встающему с постели и едва знакомому с намерениями своего племянника, прося его положить конец затеям сумасбродного юноши, так-как последний вербует солдат и набирает войско исключительно из норвежских подданных. Поэтому мы поручаем тебе, любезный Корнелий, и тебе, Вольтиманд, отвести наше полное всяких добрых пожеланий послание старику-норвежцу. Чем ограничиваются ваши личные полномочия в сношениях ваших с королем, вы узнаете вот из этих письменных и подробных указаний. Поезжайте-же; скоростью исполнения возложенного на вас поручения вы докажете мне свою преданность.

Корнелий и Вольтиманд. Мы в данном случае докажем вам ее так-же, как и во всем другом.

Король. Я в этом не сомневаюсь. Прощайте. От всего сердца желаю вам счастливого пути (Вольтиманд и Корнелий уходят). Что нового скажешь нам ты, Лаэрт? Ты нам говоришь, что имеешь к нам просьбу. В чем-же она заключается? Если то, чего ты желаешь от короля Дании, разумно, ты не потратишь своих слов даром. Чего-бы ты ни пожелал, Лаэрт, я заранее готов дать свое согласие на все, даже не зная еще содержания просьбы. Голова не так готова служит сердцу, а руки рту, как престол Дании готов доказать Полонию свою благосклонность. И так, Лаэрт, чего-же ты желаешь?

Лаэрт. Высокочтимый государь, я прошу вас разрешить мне снова вернуться во Францию. Я добровольно по-кинул эту страну и прибыл в Данию, чтобы приветствовать вас при вашем короновании; теперь-же, когда эта обязанность исполнена, я не могу не сознаться, что все мысли мои, все желания стремятся к Франции. Затем, государь, смиренно прося прощения, снова повторяю прежнюю свою просьбу.

Король. А отец согласен отпустить тебя? Что говорит Полоний?

Полоний. Государь, он так докучал своею просьбой, что, наконец, вырвал у меня согласие. Однако, хоть и скрепи сердце, я согласился и теперь умоляю вас позволить ему уехать.

Король. Поезжай когда угодно, Лаэрт. Время принадлежит тебе; распоряжайся им, так, как тебе подскажут самые прихотливые твои желания... Ну, а ты, Гамлет, племянник наш и сын...

Гамлет (про себя). Родство между нами близкое, но все-таки мы далеки один другому.

Король. Зачем облака печали до сих пор омрачают твое чело?

Гамлет. Не может этого быть, государь: я слишком близко стою к солнцу.

Королева. Добрый мой Гамлет, сними с себя черные как ночь, одежды и обрати на короля Дании дружественный взор. Подними свои опущенные веки и перестань упорно отыскивать в прахе у себя под ногами прах твоего благородного отца. Это всеобщая участь; ты знаешь сам: - все живущее должно когда-нибудь по воле природы перейти в вечность.

Гамлет. Да, государыня, эта участь всеобщая.

Королева. Зачем-же, если так, оно в данном случае кажется тебе чем-то особенным.

Гамлет. Нет, государыня, оно мне не кажется, а есть на самом деле. Ничего кажущагося здесь нет. Ни мой темный, как чернила, плащ, добрая моя родительница, ни этот торжественный траур, в который мы облекаемся по обязанности, ни тяжкие вздохи, вылетающие из подавленной груди, ни ручьи, изливающиеся из глаз, ни унылое выражение лица, ни все эти формы, виды и внешние признаки скорби не могут дать понятия о том, что у меня на душе. Все это может казаться, потому что выставляется на показ и может быть притворным. Но то, что происходит во мне, притворным быть не может; все остальное только сбруя и украшения скорби.

Король. С твоей стороны очень трогательно и тебе делает большую честь, что ты так скорбишь по отце и даже после его смерти исполняешь относительно его свой сыновний долг. Но ты должен знать, что и у твоего отца был отец, как был и у последнего тоже отец, которого каждый из них лишился. Каждый оставшийся в живых, ради исполнения сыновнего долга, обязан на некоторое время облечься в печальные траурные одежды; но настойчивая, упорная тоска только служит признаком безбожного упрямства. Такая тоска недостойна человека; она служить признаком, что воля человека возмущается против небес, что душе его так-же чужда сила, как и способность терпеливо переносить страдания, что ум его недалек и не возделан образованием. Скажи, зачем из за того, что, как нам всем известно, должно было совершиться неизбежно и в сущности самое обыденное и общее для всех явление, впадать в угрюмое уныние и слишком близко принимать это явление к сердцу? Стыдись! это обида небесам, обида умершим, обида природе, нелепая обида разуму, для которого смерть отцов не более, как общее место, и который при виде трупа как первого покойника, так и того, кто умер сегодня, неумолимо говорит: - "так быть должно!" Мы просим тебя отбросить эту бессильную скорбь и видеть в нас отца. Знай, - да пусть и все это знают, - что нет человека, ближе стоящего к нашему трону, чем ты, и я люблю тебя самою искреннею отеческою любовью. Что-же касается твоего намерения вернуться в Виттенбергь и продолжат там учение, то, мы умоляем тебя, согласись остаться здесь, дабы услаждать и утешать наши взоры, так как первое лицо при нашем дворе - ты, племянник наш и сын.

Королева. О, Гамлет, не заставляй родную мать молить тебя напрасно. Прошу тебя, останься с нами, не уезжай в Виттенберг.

Гамлет. Государыня, приложу все старания, чтобы повиноваться вам всегда и во всем.

Король. Вот это ответь приличный; в нем видна сыновняя привязанность. Оставайся, как и мы, в Дании. Идемте, королева. Это любезное и невынужденное решение Гамлета настолько приятно моему сердцу, что я хочу, чтобы сегодня, каждый раз, как я поднесу к губам кубок, пушки сообщали о том облакам и чтобы каждый заздравный возглас короля повторялся в небесах, как отголосок громов земных. Идемте! (Король, Королева, Полоний, Лаэрт и придворные уходят).

Гамлет. Ах, если-бы это через чур крепкое тело могло растаять, разлиться и рассыпаться росою! О, еслибы Предвечный не грозил за самоубийство всеми своими громами! Боже, о Боже, какими утомительными обветшалыми, плоскими и бесплодными кажутся мне все земные радости! Мир мне гадок, гадок! Он невыполотый сад, весь заросший сорными травами и где зреют семена всего, что есть грубого, отвратительного в природе... Кто бы мог подумать, что дойдет до этого?! - Всего два месяца, как он умер! Нет, даже и двух месяцев с тех пор еще не прошло, как умер он, такой превосходный король. Разница между ними была так-же громадна, как между Гиперионом и сатиром. Как нежно любил он мою мать! Он, если бы это было возможно, запретил бы самому ветру небесному слишком резко прикасаться к её лицу. О небо и земля, зачем вынужден я помнить? Как она льнула к нему, словно по мере их насыщения желания её все возрастали, и всетаки через месяц... Нет, полно об этом думать. Бренность имя тебе, женщина! В такой короткий срок, как месяц! Не износились еще те башмаки, в которых она провожала гроб моего несчастного отца, как Ниобея, вся в слезах... и вот даже она, о Боже! лишенное разума животное и то протосковало-бы долее! - да, она жена моего дяди, брата моего отца, который так-же мало похож на моего отца, как я на Геркулеса. И это всего только через месяц, ранее, чем соль её лживых слез перестала раздражать её покрасневшие глаза, она уже снова замужем! Какой позор!... Так торопливо броситься на кровосмесительное ложе! Такой отвратительный поступок не может повести ни к чему хорошему. Надрывайся, сердце, когда я вынужден сдерживать язык! (Входят Бернардо, Горацио и Марцелл).

Гораций. Привет вам, принц.

Гамлет. Очень рад видеть тебя здоровым. Ведь ты Горацио, если не изменяет мне память.

Горацио. Он самый, ваше высочество, и как всегда ваш покорнейший слуга.

Гамлет. Лучше называй себя моим другом; обменяемся с тобою этим именем. Что заставило тебя уехать из Виттенберга?... А, Марцелл!

Марцелл. Ваше высочество...

Гамлет. Очень рад тебя видеть. Здравствуй. Однако, скажи-же, Горацио, почему ты уехал из Виттенберга?

Горацио. Лень напала, принц.

Гамлет. Я даже и врагу твоему не позволил-бы так отзываться о тебе. Я не хочу, чтобы ты оскорблял мой слух такими показаниями против себя. Я знаю, что ты не лентяй. Однако, по какому делу прибыл ты в Эльсинор?... Прежде, чем ты уедешь обратно, мы здесь научим тебя лихо пьянствовать.

Горацио. Принц, я приехал сюда, чтобы присутствовать при погребении вашего родителя.

Гамлет. Прошу тебя, товарищ по университету, не насмехайся надо мною. Я скорее предполагаю, что ты приехал на свадьбу матери.

Горацио. Совершенная правда, принц. Свадьба через чур скоро последовала за похоронами.

Гамлет. Все хозяйственные расчеты, Горацио! Горячия мясные блюда, изготовленные для похорон, подавались на свадьбе холодными. Ах, мне легче было-бы отправиться на тот свет вместе с самым ненавистным своим врагом, чем быть свидетелем этого проклятого дня. Бедный отец! Мне кажется, будто я вижу его.

Горацио. Как, принц?

Гамлет. Глазами мысли моей, Горацио.

Горацио. Я некогда видел его. Какой он был величавый король.

Гамлет. Он всем и во всем был человеком; мне не увидать другого, подобного ему.

Горацио. Мне кажется, принц, я видел его прошедшею ночью.

Гамлет. Видел! Кого?

Горацио. Короля, принц, вашего родителя...

Гамлет. Короля... моего отца?

Горацио. Дозвольте на минуту вниманию пересилить ваше удивление, чтобы дать мне возможность рассказать вам о таком чуде. Эти господа засвидетельствуют справедливость моих слов.

Гамлет. Ради самого Бога, говори!

Горацио. Две ночи сряду, эти господа, Марцелл и Бернардо, стоя на страже, во глубоком мраке глухой ночи, были свидетелями следующего явления. Им явился какой-то образ, вооруженный с ног до головы и поразительно похожий на покойного короля. Он торжественною поступью медленно и величаво прошел мимо их изумленных и испуганных глаз на расстоянии того жезла, который он держал в руках. Это появление повторялось три раза. У них от ужаса выступил пот и как будто отнялся язык, так-что они не были в силах заговорить с видением. Они сообщили мне страшную эту тайну, а на следующую ночь я отправился на стражу вместе с ними, и именно в том виде и в тот-же самый час, как до мельчайших подробностей описывали мне его эти господа, видение появилось снова. Я тотчас узнал вашего родителя; сходство между вот этими двумя руками едва-ли больше.

Гамлет. Где это произошло?

Марцелл. На платформе, где стояли мы на часах.

Гамлет. И вы с ним не заговорили?

Горацио. Заговаривали, принц, но он нам не ответил. Однако, была минута, когда мне показалось, что он поднял голову и сделал движение, как-бы намереваясь заговорить, но как нарочно тогда послышался пронзительный кряк раннего петуха. При этом крике призрак торопливо удалился и скрылся от наших глаз.

Гамлет. Странно, очень странно.

Горацио. Но это такая-же правда, принц, как-то, что я существую. Мы сочли, что долг предписывает нам сообщить об этом вашему высочеству.

Гамлет. Право, право, господа, это сильно меня смущает. Будете вы стоять на страже и нынешнюю ночь?

Все. Будем, принц.

Гамлет. Вы говорите, он был вооружен?

Все. Вооружен, ваше высочество.

Гамлет. От головы до ног?

Все. От головы до ног.

Гамлет. Так вы не видали его лица?

Горацио. Напротив, принц, видели. Забрало было поднято.

Гамлет. Смотрел он гневно?

Горацио. Лицо его скорее выражало скорбь, чем гнев.

Гамлет. Был он бледен или красен?

Горацио. Очень, очень бледен.

Гамлет. И он смотрел на вас?

Горацио. Очень пристально.

Гамлет. Как жаль, что меня там не было!

Горацио. Это видение вас бы крайне изумило.

Гамлет. Вероятно так. Сколько времени продолжалось его присутствие?

Горацио. Столько времени, принц, во сколько не особенно торопливо можно сосчитать до ста.

Бернардо и Марцелл. Нет, долее, долее.

Горацио. В тот раз, когда я его видел, не долее.

Гамлет. В бороде его виднелась проседь? Да?

Горацио. Она была такая-же, как при жизни покойнаго; в ней виднелась серебряные нити.

Гамлет. Нынешнею ночью, я отправлюсь с вами на стражу; может-быть, он явится опят.

Горацио. Ручаюсь, что явится.

Гамлет. Если призрак явится в образе моего отца, я заговорю с ним, хота бы весь ад своею зияющею пастью приказывал мне молчать. Теперь вот просьба ко всем вам. Если вы никому до сих пор не говорили об этом видении, продолжайте о нем молчать, а то, что бы ни произошло сегодня ночью, пусть знает ваша мысль, но не болтает ваш язык. Теперь, до свидания. Я приду на платформу между одиннадцатью и двенадцатью часами.

Все трое. Позвольте откланяться вам, принц.

Гамлет. Подарите мне вашу дружбу, как я предлагаю вам свою. Прощайте (Горацио, Марцелл, Бернардо уходят).

Гамлет. Призрак моего отца явился в полном вооружении. Это не к добру. Я предвижу какую-нибудь гнусную трагедию. Ах, еслибы скорее наступала ночь! До тех пор, душа, старайся сохранят спокойствие. Черные деяния, хотя-бы их и покрывала собою вся земля, предстанут перед глазами людей. (Уходит).

СЦЕНА III.

Комната в доме Полония.

Входят Лаэрт и Офелия.

Лаэрт. Моя поклажа уже на корабле; прощай. Если ветер будет благоприятный, а корабль готов к отплытию, не спи, а присылай мне о себе весточки.

Офелия. Разве ты в этом сомневаешься?

Лаэрт. Что-же касается Гамлета и его пустого внимания к тебе, смотри на них, как на прихоть, как на игру его крови. Все это - что фиалка во время юности весны; цветок она ранний, но не долговечный, прелестный, но отцветающий скоро, и свой чудный запах он издает всего одну минуту. Так и внимание Гамлета.

Офелия. Неужто только?

Лаэрт. Да, поверь мне, что не более. Природа во время роста развивает не одни мышцы и крепость тела; по мере того, как храм становится обширнее, ростут и обязанности, возлагаемые на ум и душу. Может-быть, теперь он и любит тебя. Может-быть, его намерения до сих пор честны, и ни одно пятно не омрачает чистоты его желаний, но ты должна помнит, принимая в расчет высоту; его положения, что воля его принадлежит не ему самому; он раб своего рождения. Ему не дозволено, как людям, стоящим не так высоко, располагать собою, потому что от его выбора зависят благосостояние и здоровый рост государства. Выбор этот должен быть одобрен и скреплен согласием того тела, годовою которого состоит он. Итак если он говорит, что любит тебя, ты поступишь благоразумно, если словам его будешь придавать настолько веры на сколько по самому своему положению он имеет власть оправдать свои слова на деле, а эту власть сильно ограничивает голос великой Дании. Сообрази-же, какое пятно легло-бы на твою честь, если-бы ты слишком доверчивым ухом стала слушать тот вздор, который он тебе напевает; тебе придется или разбить свое сердце, или, уступив его необузданным требованиям, запятнать свою непорочность. Берегись, Офелия, берегись, дорогая сестра! Держи себя подалее от его страсти, так-чтобы стрелы его любви не могли долетать до тебя. Самая осторожная девушка окажется крайне неосмотрительною, если она дозволит месяцу полюбоваться на её красоту. Как ни будь добродетельна, ты все таки не избавишься от жала клеветы. Нередко червь уничтожает первенцев весны ранее, чем успеют вполне распуститься их распукольки; именно во время разцвета жизни, опрысканного прозрачною росою, заразительные поветрия бывают особенно опасны. Будь-же осторожна; нет лучшего охранителя, как страх. Молодости достаточно той борьбы, которую ей приходится выдерживать с собою; где-же ей еще обороняться от посторонних врагов.

Офелия. Я запечатлею в душе твои добрые советы; они послужат охраной моему сердцу. Но и ты, дорогой брат, не следуй примеру безбожных пастырей; указывая мне крутой и тернистый путь, ведущий к небесам, сам не обращая никакого внимания на собственные наставления, как легкомысленный и беззаботный гуляка, не попади на усеянный цветами путь наслаждений.

Лаэрт. За меня не бойся. Однако, я замешкался... но вот идет отец.

Входит Полоний.

Лаэрт (отцу). Благословите меня еще раз. Для меня большое счастье, что случай доставил мне возможность еще раз проститься с вами.

Полоний. Ты все еще здесь, Лаэрт! Скорее на корабль, скорее на корабль! Какой стыд! Ветер уже вздувает паруса, а ты заставляешь себя ждать (Кладет руку на голову сына). Вот тебе мое благословение, а также несколько житейских правил; занеси их хорошенько в память. Не давай воли языку, не допускай его высказывать каждую твою мысль и не позволяй себе ни одного необдуманного поступка. Будь ласков в обхождении, но ни с кем за панибрата. Если ты найдешь друга, разумеется, испытанного, прикрепи его к душе стальными ободами, но не натирай себе на ладони мозолей, пожимая руку каждому только-что высиженному и неоперившемуся товарищу. Избегай ссор, но если случится поссориться, держи себя так, чтобы противник тебя остерегался. Выслушивай всех, но сам делись мыслями с немногими. Соглашайся с мнением каждого, но свое мнение держи про себя. Одевайся сообразно тем средствам, которые будут у тебя в кармане, но избегай странностей в одежде, не гоняйся за преувеличениями моды; платье на тебе может быть дорогое, но оно не должно бросаться в глаза; по платью часто виден сам человек. Это тем более необходимо во Франции, что там у людей знатных и образованных вкус самый утонченный и благородный. Денег не занимай ни у кого, но и сам не давай никому взаймы. Часто, дав деньги взаймы, лишаешься и денег, и приятеля, а занимание денег отучает от рассчетливости. Прежде всего будь честен относительно самого себя и также неизменно, как день сменяется ночью; держась этого правила, ты будешь поступать честно и относительно других. Прощай; пусть мое благословение служит приправой к этим советам.

Лаэрт. Прощаюсь с вами, как почтительный сын.

Полоний. Пора, ступай; слуги тебя ожидают..

Лаэрт. Прощай, Офелия. Помни то, что я тебе говорил.

Офелия. Все это заперто у меня в памяти, а ключ у тебя.

Лаэрт. Прощай (Уходит).

Полоний. А что он такое говорил тебе, Офелия?

Офелия. Он предостерегал меня на счет принца Гамлета.

Полоний. И поступил очень умно. Я слышал, что за последнее время вы очень часто оставались наедине, и что ты не скупилась на свидания, даже была в этом отношении не в меру щедра. Мне за тем об этом сообщили, чтобы я принял меры предосторожности, и если это правда, то ты кажется, не особенно ясно понимаешь свое положение и не отдаешь себе отчета, как следует вести себя честной девушке вообще и моей дочери в особенности. Скажи мне правду: - что между вами такое?

Офелия. За последнее время, он много раз предлагал мне свою привязанность.

Полоний. Привязанность? Пфа! Видно, что все в тебе еще молодо-зелено, и ты не понимаешь той опасности, которой подвергаешься. Веришь ты его предложениям, как ты их называешь?

Офелия. Право, не знаю, что об этом думать.

Полоний. А я тебя научу. Думай, что ты еще глупая девочка, поэтому и приняла за чистую монету фальшивые деньги. Цени себя дороже и, - чтобы не затемнять смысл моей речи обиняками, скажу прямо, - не поставь меня в дураки.

Офелия. Он настойчиво уверял меня в любви, но самым приличным образом.

Полоний. Это она называет "образом"! Ну, продолжай.

Офелия. И чтобы придать более веса своим словам, подкреплял их самыми священными клятвами.

Полоний. Все это только силки, чтобы улавливать глупых птиц. Я знаю, когда кровь кипит, сердце не скупится подсказывать языку самые торжественные клятвы. Не принимай, дочь моя, за настоящее пламя эти вспышки, издающия более света, чем тепла. Оне обыкновенно угасают в ту самую минуту, когда на них всего более рассчитываешь. На будущее время, дочь моя, будь несколько поскупее на свое девственное присутствие, придавай более цены своим разговорам и не расточай своих слов пред каждым, словно по заказу. А на счет того, что думать о принце Гамлете, я скажу тебе: - он молод, и веревка,на которой он привязан, отпущена свободнее, чем у тебя, поэтому он может позволять себе больше, чем ты. Словом, Офелия, не верь его клятвам, потому что оне служат не выразительницами тех намерений, в платья которых оне рядятся, а только посредницами для святотатственных желаний; оне только прикрываются святостью и набожностью, что-бы успешнее обмануть. Раз навсегда говорю тебе в ясных словах: не смей отныне тратить ни одной минуты свободного времени на пустую болтовню с принцем Гамлетом. Повторяю, помни это, а теперь ступай своею дорогою.

(Уходят).

СЦЕНА IV.

Платформа.

Входят Гамлет, Горацио и Марцелл.

Гамлет. Холод кусается сильно. Мороз здоровый.

Горацио. Да, пощипывает исправно.

Гамлет. Который теперь час?

Горацио. Я думаю, недалеко до полуночи.

Марцелл. Нет, полночь уже пробило.

Горацио. В самом деле? Я не слыхал. Если так, то близится то время, когда призрак имеет обыкновение появляться (Доносятся звуки труб и гром пушек). Что это значит, принц?

Гамлет. Король спать еще не ложился; нахальный выскочка пирует, пьянствует и пляшет. Всякий раз, как он, осушив один кубок с рейнским вином, поднимает другой и провозглашает чье нибудь здоровье, в ответ ему гремят пушки и литавры.

Горацио. Это такой обычай?

Гамлет. Да, обычай. Хотя я родился в этой стране и привык к такому обычаю, но все-таки нахожу, что похвальнее нарушать его, чем исполнять. За эти одуряющия голову попойки, о нас у всех народов востока и запада идет дурная слава; нас считают пьяницами и позорят такими прозвищами, как "свиньи", и такие худые слова, действительно, отзываются на мозгу костей, на самой сердцевине наших доблестных подвигов. Тоже нередко случается и с отдельными личностями, если оне от природы наделены каким-нибудь пороком, словно родимым пятном. Оне нередко от рождения, - в чем оне, конечно, не виноваты, так-как выбирать врожденные качества никто не властен - бывают чрезмерно наделены какою-нибудь порочною склонностью, низвергающею иногда все ограды и укрепления, воздвигаемые разумом, или какою-нибудь привычкою, пятнающею своею закваскою самые похвальные качества. Когда на этих людях, говорю я, - ляжет пятно какого-нибудь недостатка, все равно, будь этот недостаток прирожденный или привитой случайно, один этот недостаток омрачит в глазах общественного мнения все другия достоинства такого человека, еслибы даже они оказались чисты, как благодать, и достигали крайних пределов всех совершенств, доступных человеческому роду. Самая крошечная, но нечистая капля, - и, благодаря такой позорящей примеси, все вещество становится негодным, несмотря на остальные свои высокие качества (Появляется призрак).

Горацио. Смотрите, принц! Вот он.

Гамлет. О, ангелы, силы небесные, примите нас под свою защиту! - Ктоб ни был ты, - благотворный-ли дух или преданный проклятью демон; несешь-ли ты с собой струи небесного эфира или палящее дыхание ада; явился-ли ты с губительными или с добрыми умыслами, ты принял такой чарующий образ, что я должен, поговорить с тобою. Я буду называть тебя Гамлетом, королем, отцом, царственным датчанином! О, отвечай мне! Не дай мне терзаться неведением; скажи, почему твои мертвые кости, похороненные, как того требовали обряды церкви, разорвали свой саван? почему твоя могила, в которой ты у нас на глазах лежал так спокойно, раскрыла свои тяжелые мраморные челюсти и извергла тебя из своих недр? Почему ты, безжизненный труп, весь закованный в стальные доспехи, бродишь при лунном сиянии, ночь наполняешь ужасами, а у нас, жалких игрушек природы, с такою страшною силою потрясаешь воображение и возбуждаешь в нас вопросы, недоступные нашему пониманию. Скажи, почему это? Зачем? Чего ты от нас хочешь?

Горацио. Он приглашает вас следовать за ним, как бы желая вам что то сообщить, но только вам одним.

Марцелл. Смотрите, каким вежливым движением руки он зовет вас в более отдаленное место. Но вы не следуйте за ним.

Горацио. Нет, ни под каким видом!

Гамлет. Здесь говорить он не хочет, так я пойду за ним.

Горацио. Не ходите, принц!

Гамлет. Почему-же, нет? Чего мне бояться? Жизнь для меня не дороже булавки; что же касается души моей, то ей он ничего не сделает, когда она у меня так-же бессмертна, как и у него? Он опять зовет меня, и я за ним последую.

Горацио. Дорогой принц, что, если он заведет вас в морскую пучину или на страшную вершину того утеса, что на своем основании навис над морем, а, заведя вас туда, примет вдруг такой ужасающий образ, что вы утратите царственную силу разума и сойдете с ума? Подумайте: - даже при обыкновенных обстоятельствах у каждого кружится голова и являются страшные мысли, когда с такой ужасающей высоты взглянешь на чернеющее море, грозно шумящее у подножия утеса.

Гамлет. Он продолжает меня манить (Призраку). Ступай; я пойду за тобою следом.

Марцелл. Мы вас не пустим, принц.

Гамлет. Руки прочь!

Горацио. Будьте благоразумны, не ходите, принц.

Гамлет. Меня призывает судьба; она каждую ничтожнейшую мою жилу делает такою крепкою, как могучия мышцы немейского льва (Призрак делает знаки). Он продолжает меня звать! (Вырывается из рук Марцелла и Горацио). Пустите меня, господа! всякий, кто посмеет удерживать меня, сам превратится в призрак! Прочь, говорю я вам! (Призраку). Иди, а я последую за тобой. (Призрак удаляется; за ним Гамлет).

Горацио. Призрак довел его до изступления.

Марцелл. Идем за ним. Ослушаться его повелевает нам долг.

Горацио. Идем! Чем-то все это кончится?!

Марцелл. Как видно, в Дании что-то подгнило.

Горацио. Бог милостив.

Марцелл. Идем-же за принцем (уходят).

СЦЕНА V.

Другая часть платформы.

Появляются Гамлет и Призрак.

Гамлет. Куда ты ведешь меня? Говори, или я далее нейду.

Призрак. Слушай меня внимательно.

Гамлет. Слушаю.

Призрак. Уж близится час, когда я должен буду снова вернуться в серное пламя, в котором я терзаюсь.

Гамлет. Несчастный призрак!

Призрак. Не жалей обо мне, а слушай внимательно, что я тебе открою.

Гамлет. Говори, я обязан слушать.

Призрак. Как обязан будешь отомстить, когда узнаешь все.

Гамлет. Что ты сказал?

Призрак. Я дух твоего отца, обреченный на некоторое время по ночам бродить по земле, а днем выносить страшные муки в огненной тюрьме. Это будет продолжаться до тех пор, пока огонь не очистят меня от черных прегрешений, совершенных во время моей земной жизни. Если бы мне не было запрещено открывать тебе моей загробной тайны, я поведал-бы тебе нечто такое ужасное, что каждое мое слово растерзало-бы твою душу, оледенило-бы твою молодую кровь, заставило-бы твои сияющие, словно звезды, глаза, выйти из своих впадин, распрямило-бы твои расчесанные кудри, и каждый волос на твоей голове стал-бы дыбом, словно иглы у разъяренного дикобраза. Но рассказы о вечном пламени не должны касаться слуха существа, имеющего плоть и кровь. Гамлет, если ты когда-нибудь любил так нежно любившего тебя отца, слушай! О, слушай!

Гамлет. Создатель мой!

Призрак. Я сделался жертвой ужасного, противоестественного убийства. Отомсти за меня.

Гамлет. Убийства?

Призрак. Самое извинительное убийство вообще гнусно, но это убийство гнусно, странно и противоестественно в высшей степени.

Гамлет. О, дай мне скорее узнать, в чем дело, и я на крыльях, таких-же быстрых, как мысль, как греза о любви, полечу и отомщу за тебя.

Призрак. Я вижу твою готовность. Если-бы то, что ты слышишь, не потрясло тебя до глубины души, ты оказался-бы таким-же негодным, как те сорные травы, которые жиреют и гниют на берегах Леты. Теперь, Гамлет, слушай. Распустили слух, будто меня ужалила змея, пока я спал в саду. Этим вымышленным рассказом о причине моей смерти была самым наглым образом обманута вся Дания. Знай, благородный мой юноша, ужалившая меня змея носит теперь мой венец.

Гамлет. Дядя! О, моя душа, ты пророчица!

Призрак. Волшебной силою ума и своими предательскими чарами, - о, будь прокляты и этот ум, и эти силы, когда им дана власть доводить обольщение до такой степени! - этому кровосместителю, этому прелюбодею, этому животному удалось подчинить королеву, казавшуюся самою добродетельною женщиною, своему постыдному сластолюбию. Какое страшное падение, Гамлет! После меня, чья любовь имела хоть то достоинство, что она шла рука об руку с обетом, данным в день брака,снизойти до негодяя, который если не принимать во внимание кое-каких внешних его способностей, ни в чем меня не стоит. Но так-же, как истинная добродетель даже и тогда остается непоколебимой, когда увивающийся около неё порок является в виде небесного образа, так и любострастью, будь оно подругою даже небесного ангела и наслаждайся оно на ложе райском блаженством, все-таки захочется окунуться в грязь. Но чу! Кажется, повеяло предразсветным ветром и мне приходится быть кратким. Итак, я, как всегда после обеда, уснул в саду. Пока я покоился мирным сном, твой дядя с полной стклянкой сока проклятого омега, - а этот сок смертоносен, - подкрался ко мне и влил мне его в раковину уха. Эта отрава губительно действует на кровь. Быстрее ртути она устремляется по всем путям и каналам нашего тела; от неё самая чистая, самая здоровая кровь сгущается и свертывается, как свертывается молоко, когда в него попадет капля кислоты. Я испытал именно это, но вдруг почувствовал, что все гладкое мое тело, как у Лазаря, покрывается проказой. Вот каким образом рука брата, во время моего сна, разом похитила у меня и жизнь, и корону, и королеву. Смерть застигла меня среди полного цветения моих прегрешений, неприготовленным, без покаяния, без Святого Причастия, и вот я, весь погрязший в грехах, предстал перед лицо Верховного Судии. О, ужас, ужас, ужас! Если ты не выродок, ты не оставишь этого без наказания: королевское ложе Дании не должно оскверняться любострастием и окаянным кровосмешением, но какова-бы ни была намеченная тобою кара, не клади себе на душу страшного преступления; воздержи себя от всяких враждебных действий против матери; предоставь ее гневу Божию и злобным терниям, терзающим ей душу. Раз навсегда прощай. Светляк возвещает, что утро близко; его бессильный блеск начинает меркнуть. Прощай, прощай, Гамлет! Помни обо мне (Исчезает).

Гамлет. О, войско небесное, силы небесные! О, земля! Что еще? Не призвать-ли и ад?... Как это гнусно! О, сердце, тише, не бейся так сильно! а вы, мышцы мои, не одряхлейте сразу, а сохраняйте прежнюю силу! Помнить о тебе? Да, несчастная тень, я буду помнить о тебе, пока способность помнить сохранится в этой голове! Помнить о тебе? Да, я сотру со страниц памяти все обыденные и пустые заметки, все, вычитанное в книгах, все вынесенные из жизни прежния впечатления, начертанные там молодостью и наблюдениями. В мозгу моем сохранится только один твой завет без малейшей к нему низшей примеси! О, зловреднейшая женщина! О, злодей, злодей, улыбающийся и проклятый злодей!... Где моя записная книжка? надо внести в нее, что человек может улыбаться, улыбаться и все-таки быть злодеем; я убежден, что, по крайней мере, в Дании это возможно (пишет). Ну, дядюшка, вы сюда попали! Теперь пароль: "Прощай, прощай и помни обо мне".

Горацио (издали). Ваше высочество, ваше высочество!

Марцелл (так-же). Принц Гамлет!

Горацио (так-же). Защити его Бог!

Марцелл (так-же). Спаси его!

Горацио (так-же). Откликнитесь, принц!

Гамлет. Сюда, сюда, детки мои! сюда, мои соколы! (Входит Горацио и Марцелл).

Марцелл. Ну, что-же, принц?

Горацио. Что здесь произошло?

Гамлет. Чудеса! Чудеса!

Горацио. Разскажите-же нам, принц.

Гамлет. Нет вы разболтаете.

Горацио. О, конечно, не я; клянусь небесами!

Марцелл. Клянусь и я!

Гамлет. Что вы на это скажете? - Какой человеческий ум мог-бы это подумать! Но вы никому не скажете?

Горацио и Марцелл. Никому! Клянусь!

Гамлет. Если в Дании есть злодей, он отъявленный мошенник!

Горацио. Призраку не стоило вставать из могилы, чтобы сообщить вам только это.

Гамлет. Правда... Ты совершенно прав. Итак, я нахожу, что нам без дальнейших объяснений следует пожать взаимно руки и разойтись. Вы отправитесь, куда знаете, по своим делам и нуждам, так-как у каждого человека есть какия-нибудь дела и нужды, а я... я пойду молиться.

Горацио. Принц, в ваших словах есть какая-то растерянность... оне так неясны.

Гамлет. Мне сердечно жаль, если это вас обижает!.. Право, жаль от всей души.

Горацио. Здесь нет никакой обиды, принц.

Гамлет. Клянусь святым Патриком, обида есть и очень сильная. Насчет видения, осмелюсь вам сказать, что это призрак честный. Если-же у вас есть желание узнать, что между нами было, умерьте его, насколько это вам возможно. А теперь, друзья мои, если вы на самом деле мои друзья, товарищи по учению и по оружию, исполните одну ничтожную с моей стороны просьбу.

Горацио. С величайшею охотою, принц. В чем-же дело?

Гамлет. Никому ни слова о том, что вы видели сегодня ночью.

Горацио и Марцелл. Даже ни полслова.

Гамлет. Поклянитесь мне.

Горацио. Честное слово, принц, никому и никогда!

Марцелд. Так-же, как и я.

Гамлет. Поклянитесь на моем мече.

Марцелл. Мы уже дали клятву, принц.

Гамлет. Да, в самом деле... но на моем мече.

Призрак (из под земли). Клянитесь!

Гамлет. А, приятель, и ты говоришь тоже? Так ты здесь, ценная, не фальшивая монета? Ну, скорей-же. Слышите голос этого молодчика из погреба? - Клянитесь.

Горацио. В чем-же клясться?

Гамлет. Никому не говорить о том, что вы видели. Клянитесь на мече!

Призрак (из под земли). Клянитесь!

Гамлет. Hic et ubique? Перейдем на другое место. Кладите еще раз руки на мой меч и клянитесь никому не говорить о том, что вы видели и слышали.

Призрак (из под земли). На мече его клянитесь!

Гамлет. Хорошо сказано, старый крот! Неужели ты можешь так скоро рыть землю? Ты отличный землекоп!.. Друзья, переменим еще раз место.

Горацио. Беру в свидетели и ночь, и день, что все это поразительно странно.

Гамлет. А поэтому и приветствуй это "странное", как странника. На небе и на земле, Горацио, есть много такого, что даже не снилось нашей мудрости. Но слушайте: - поклянитесь еще, как прежде, что, при Божией помощи, как-бы загадочно я ни вед себя, еслибы я даже счел нужным притвориться, будто я не в своем уме, вы, скрестив руки вот так или вот так, покачивая головою, или каким-нибудь намеком вроде: - "Хорошо, хорошо, понимаю!" или "Стоит нам захотеть и мы могли бы," или "Если-бы нам вздумалось говорить," или, наконец; - "От нас-бы зависело", а также каким-нибудь двухсмысленным выражением в том-же роде, - не дадите понять, что у меня есть какая-то тайна, известная вам. Поклянитесь мне в этом, и да придет в случае надобности на помощь к вам небесное милосердие! - Клянитесь!

Призрак (из под земли). Клянитесь!

Гамлет. Успокойся, успокойся, потревоженный дух. Затем, господа, я с полною любовью поручаю себя вам и все, что такой человек, как бедняга Гамлет, в состоянии будет сделать, чтобы доказать вам свою привязанность или свою дружбу, будет при помощи Божией сделано. Итак, вернемтесь вместе и держите постоянно язык за зубами. Время вышло из своей колеи. Досадно, что, по воле проклятой судьбы, на мою долю выпала обязанность поставить его на прежнее место. Идемте-же, идем (Уходят).

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в доме Полония.

Входят Полоний и Рейнальдо.

Полоний. Эти деньги и эти бумаги ты отдашь ему, Рейнальдо.

Рейнальдо. Слушаю.

Полоний. Было-бы необычайно умно с твоей стороны, любезный мой Рейнальдо, если-бы ранее, чем повидаться с ним, ты навел справки о его поведении.

Рейнальдо. Я и сам имел это намерение.

Полоний. Ей Богу, хорошо сказано, даже очень хорошо! Видишь-ли, мой милый, прежде всего разузнай, кто из датчан проживает в Париже, а также как, с кем, на какие средства и где они живут, в каком бывают обществе и много-ли тратят денег; когда-же, после такого ряда посторонних вопросов, ты допытаешься, что знают и моего сына, приступи к вопросам более точным, но все-таки не объявляя прямо, зачем тебе нужны эти сведения, а приблизительно с такими подходами: - "я знаю его отца, многих его друзей и отчасти его самого". Хорошо ли ты понял меня?

Рейнальдо. Как нельзя лучше.

Полоний. "Да, отчасти и его самого", - можешь ты добавить, - "но не очень близко; говорят, что этот сумасброд делает то-то и то-то", а потом взваливай на него все, что тебе вздумается, но, разумеется, ничего такого, что могло бы пятнать его честь; от этого остерегись, говори, что он ветрен, любит кутнут, словом, те обычные грешки, которые служат неразлучными спутниками молодости и свободы.

Рейнальдо. Если я, например, скажу, что он имеет пристрастие к игре?

Полоний. Ничего. Можешь также сказать, что он любит выпить, что он забияка, любить заводить ссоры, сквернословить, гоняться за девицами легкого поведения и все такое. Говорить это про него я тебе позволяю.

Рейнальдо. Однако, это не будет служить к его чести.

Полоний. Конечно, нет, если ты не сумеешь смягчить своих отзывов. Ты не будешь, например, взваливать на него, будто он развратник по природе. Я хочу не этого, a чтобы ты приписывал ему всякие грешки в легкой степени. В твоих отзывах должно чувствоваться, что все эти грешки неизбежные следствия полной свободы, искры и взрывы пылкой души и игра горячей крови, обыкновенно свойственные молодости.

Рейнальдо. Однако...

Полоний. А знаешь-ли, зачем я хочу чтобы ты это сделал?

Рейнальдо. Нет, не знаю.

Полоний. Так знай, милый мой, цель моя вот в чем, и план мой не может не удасться. Когда ты взведешь, на него обвинение в легких грешках, весьма часто питающих людей, живущих не затворниками, то, - обрати внимание на мои слова, - если твой собеседник, то-есть, тот, от кого ты желаешь выпытать правду, сам замечал эти грешки в молодом человеке, он согласится с тобою и скажет: - "милостивый государь" или "друг мой" или "почтеннейший" - ну, словом, назовет тебя согласно обычаю страны или разговаривающего с тобою лица...

Рейнальдо. Отлично!

Полоний. Ну, а тогда... тогда он... Что-бишь хотел я сказать? а, ведь, я хотел сказать что-то... На чем-же я остановился?

Рейнальдо. Вы говорили: - "он согласится с тобою и скажет".

Полоний. "Он согласится с тобою и скажет"... Ну, ей Богу, он согласится с тобою и скажет так: - Я знал этого молодого человека; я видел его вчера или на-днях, или тогда-то, в такое-то время, с таким-то или с таким-то и, как говорите и вы, действительно сидел за игорным столом" или "я застал его напивающимся допьяна" или "задиравшим другаго молодого человека игрою в мяч" или, может быть, и так: - "Я видел, как он входил в дом подозрительного вида, то-есть, попросту - в непотребный" ну и так далее. Теперь понимаешь-ли ты? На твою ложь правда попадется, как карп на удочку. Вот так-то мы, люди дальновидные, со смыслом, улавливаем людей в сети и, вот каким образом, идя кривой дорогою, попадем на прямую. Так и ты, следуя моим предварительным наставлениям и советам, разузнаешь всю правду о Лаэрте. Понял ты меня?

Рейнальдо. Вполне.

Полоний. Ну, с Богом. Счастливого пути.

Рейнальдо. Счастливо оставаться.

Полоний. Присматривайся и сам к его наклонностям. не подавая, конечно, и вида.

Рейнальдо. Не премину.

Полоний. Да скажи, чтобы он поприлежнее занимался музыкой!

Рейнальдо. Непременно.

Полоний. Прощай (Рейнальдо уходит. Появляется Офелия).

Полоний. Что с тобой, Офелия? Ты на себя не похожа.

Офелия. Ах, я так страшно перепугалась!

Полоний. Чем? Говори, ради Бога!

Офелия. Я сидела у себя в комнате за шитьем. Вдруг входит принц Гамлет, в расстегнутом камзоле, без; шляпы, в спущенных по щиколотку чулках, без подвязок. Бледен он был, как его рубаха. Колени его стукались одно о другое. Весь вид его был такой жалкий. словно он вырвался из ада, чтобы рассказывать ужасы.

Полоний. Не любовь ли к тебе свела его с ума?

Офелия. Не знаю! но я, право, так сильно перепугалась.

Полоний. Что-же он говорил?

Офелия. Он взял меня за запястье, сжал его крепко, крепко. Затем он вытянул во всю длину руку, которою меня держал, а другую положил мне на голову и стал пристально всматриваться мне в лицо, так пристально, будто хотел настолько подробно изучить и запомнить мои черты, чтобы потом их нарисовать. Так простоял он долго. Наконец, слегка потрясая мою руку, он три раза кивнул головою сверху вниз и вздохнул так горько, так глубоко, что казалось, грудь его разорвется и настанет его конец. После этого он выпустил мою руку и направился к выходу, повернув голову ко мне и продолжая смотреть на меня из-за плеча... Так добрался он до двери, не прибегая к помощи глаз, так-как они все время устремлены были на меня.

Полоний. Я отправляюсь к королю; идем со мною... По всему видно, что он спятил с ума от любви. Любви свойственно губить себя своею-же силой и она также-же часто доводит человека до отчаянных поступков, как и всякая другая страсть в подлунном мире, присущая человеку. Это мне весьма прискорбно! Не сказала-ли ты ему за последнее время чего-нибудь неприятного, жесткаго?

Офелия. Ничего я такого ему не говорила. Я по вашему приказанию только возвратила ему его письма и просила перестать посещать меня.

Полоний. Это-то и свело его с ума. Мне очень жаль, что я судил о нем недостаточно осмотрительно и слишком опромечтиво. Мне казалось, будто он только играет тобою, желая довести тебя до падения. Но да будет проклята моя подозрительность. Кажется, людям нашего возраста так же свойственна чрезмерная осторожность, как молодому поколению недостаточное благоразумие. Пойдем к королю. Надо ему рассказать все это. Утаив о любви принца, можно нажить более неприятностей, чем вызвав гнев её оглаской. Идем (Уходят).

СЦЕНА II.

Комната в замке.

Входят Король, Королева, Розенкранц, Гильденштернь и свита.

Король. Добро пожаловать, дорогие Розенкранц и Гильденштерн. Помимо желания видеть вас, вызвать вас так поспешно заставила нас и нужда в ваших услугах. Вы, разумеется, уже слышали о перевороте, - как я это называю, - происшедшем в Гамлете. Он и с внешней, и с внутренней стороны стал совсем не похож на того человека, каким был прежде. Были-ли, кроме смерти отца, другия причины, заставившие его потерять рассудок? - я не знаю. Вы с самых ранних лет воспитывались вместе с ним ровесниками и остались его товарищами вследствие сходства в наклонностях, поэтому мы обращаемся к вам с просьбой побыть некоторое время при нашем дворе. Постарайтесь своим обществом заставить Гамлета снова почувствовать утраченную склонность к наслаждениям жизни, а также, пользуясь каждым удобным случаем, выведывать те неизвестные нам причины, которые довели его до такого печального состояния. Когда причина недуга сделается известной, найдется, может-быть, и средство для исцеления.

Королева. Дорогие гости, он часто говорил о вас, и я убеждена, что на свете нет еще двоих людей, к которым он был-бы так расположен, как к вам. Если вы желаете доказать нам свою любезность и благорасположение, проведите несколько времени у нас и помогите осуществлению наших надежд. Мы сумеем отблагодарить вас по королевски.

Розенкранц. Ваша царственная власть имеет право повелевать своим подданным, даже не спрашивая их разрешения.

Гильденштерн. Мы преклоняемся пред вашим желанием и с совершенною готовностью согласны по первому слову повергнуть к стопам ваших величеств наши посильные услуги.

Король. Благодарю, Розенкранц, благодарю, любезный Гильденштерн.

Королева. Благодарю, Гильденштерн, благодарю, любезный Розенкранц. Прошу вас, отправьтесь сейчас-же к моему сыну. Он очень изменился. (Обращаясь к свите). Пусть некоторые из вас проводят этих господ к Гамлету.

Гильденштерн. От всей души молю Создателя, чтобы наше присутствие и наши заботы принесли принцу и удовольствие, и пользу.

Королева. Аминь. (Розенкранц, Гильденштерн и несколько человек придворных уходят).

Появляется Полоний.

Полоний. Ваше величество, послы вернулись из Норвегии с добрыми вестями.

Король. Ты всегда приносишь радостные известия.

Полоний. В самом деле, государь? Верьте, добрый мой повелитель, что и услуги мои, как и моя душа посвящены в одно и то-же время и Богу, и моему милостивому королю. (Тихо королю). Или мой мозг утратил обычную свою способность нападать в важных делах на настоящий след, или я открыл причину безумия принца Гамлета.

Король. Говори скорее. Я нетерпеливо желаю узнать, в чем дело.

Полоний. Примите прежде послов, государь, а мое известие явится, как фрукты в конце роскошной трапезы.

Король. Ступай к ним сам и приведи их сюда (По уходе Полония, обращаясь к королеве). Дорогая Гертруда, он уверяет, будто открыл причину и источник помешательства твоего сына.

Королева. Мне сдается, что нет других причин, кроме смерти его отца и нашей черезчур поспешной свадьбы (Полоний возвращается; с ним входят Вольтиманд и Корнелий).

Король (Королеве). Мы это увидим (Послам). Добро пожаловать, мои друзья. Говори, Вольтиманд, что отвечает нам наш брат, король Норвежский.

Вольтиманд. Полнейший возврат любезностей и добрых пожеланий. После первой же аудиенции, он отправил наказ немедленно прекратить вербовку войск, которые молодой принц будто-бы набирал для похода против поляков; однако, внимательно рассмотрев дело, король нашел, что эта затея действительно имела для вашего величества угрожающий вид. Король пришел в негодование, что Фортинбрас воспользовался его старостью и беспомощным его положением и приказал взять племянника под стражу. Принц, не сопротивляясь, покорно выслушал выговор короля и, наконец, дал дяде клятвенное обещание никогда не начинать никаких вооруженных попыток, направленных против вашего величества. Обрадованный этим, старый король назначил ему три тысячи крон кроме ежегодного содержания и дозволил ему с набранным войском предпринять поход против Польши (Подает королю бумагу). В то же время, он вот в этом послании просит дозволить его племяннику с набранным последним войском свободный проход через ваши владения, а на каких условиях и при каких обезпечениях - значится в послании.

Король. Мы довольны вполне. На досуге мы прочтем это послание, обдумаем его к дадим ответ, а пока благодарим вас за удачное исполнение поручения. Теперь ступайте и отдохните, а вечером мы отужинаем вместе; будьте нашими желанными гостями (Послы уходят).

Полоний. Дело окончилось вполне благополучно. Милостивый мой повелитель и вы, государыня, согласитесь, что толковать о том, каково должно быть королевское величие, в чем должны состоять обязанности подданных, о том, что ден есть день, ночь-ночь, а время-время, значило-бы терять даром и день, и ночь, и время. Так-как краткость есть душа ума, а многословие только внешнее его украшение, то я буду кроток. Ваш благородный сын помешался. Я просто говорю "помешался", потому что толковать о том, в чем состоит истинное помешательство, может только помешанный. Но оставим это.

Королева. Побольше дела и поменьше красноречия.

Полоний. Клянусь вам, государыня, я нисколько не желаю умышленно прибегать к красноречию. Итак, ваш сын помешался; это совершенная правда; правда, что это прискорбно, и прискорбно то, что это правда... Оборот речи вышел преглупый, поэтому я прощаюсь с красноречием и буду говорить просто. С тем, что он помешался, мы все согласны; теперь остается открыть причину этого аффекта; нет, основательнее было-бы сказать деффекта, так как в основании аффекта или деффекта все таки лежит какая нибудь основа. Вот что нам остается делать, а вот и остаток моего рассуждения. Взвесьте хорошенько мои слова. У меня есть дочь. Я называю ее своею, потому что она в самом деле моя. И так, моя дочь, исполняя долг послушания, - заметьте это, - отдала мне это. Теперь обдумайте хорошенько и выводите заключение (Читает). "Божественному кумиру души моей, Офелии, красавице из красавиц". Весьма некрасивый оборот и к тому же пошлый. Что такое "красавице из красавиц?" Это и некрасиво, и пошло. Однако, слушайте далее (Читает). "Пусть она хранит это на белоснежной своей груди".

Королева. Неужели к Офелии пишет это Гамлет?

Полоний. Подождите, государыня! Я читаю слово в слово (Читает). "Сомневайся в сиянии звезд. - В том, что по небу катится солнце. - В том, что правда есть правда, но только. - Не в моей беспредельной любви. Нет, ненаглядная Офелия, не мастер я излагать свои вздохи в размеренных строчках, но все-таки верь, что я люблю тебя искренно и горячо. Прощай пока. Весь твой, безценная моя, до той самой поры, пока душа не вылетит из моего бренного праха. Гамлет". Вот что, как девушка послушная, передала мне дочь. Так-же передала она мне все записки, в которых он просил ее о свиданиях, точно, обозначая час, и место, и те меры, к которым следовало прибегать.

Король. Как относилась она к его любви?

Полоний. Какого мнения вы обо мне, государь?

Король. Я считаю тебя человеком преданным и достойным уважения.

Полоний. Я душевно желаю, чтобы вы всегда сохраняли обо мне это мнение. Но что сказали-бы вы обо мне, если-бы тотчас после того, как я заметил, что любовь принца принимает слишком широкие размеры, - а заметил я, что он влюблен без ума еще ранее, чем сообщила мне об этом дочь, - да, что подумали-бы обо мне и сами вы, и присутствующая здесь высокочтимая государыня, если-бы я, изображая из себя нечто вроде конторки или записной книжки, или дозволил себе снизойти до роли безмолвного свидетеля, или взглянул на эту любовь сквозь пальцы и безучастным оком. Да, что подумали-бы вы обо мне тогда? Нет, я круто приступил к делу и сказал своей глупенькой девочке: - "Принц Гамлет лицо через-чур высоко поставленное; ты ему не ровня; любви между вами быть не должно. Затем я отдал ей строгое приказание сидеть, запершись у себя, держаться от принца как можно далее и не принимать ни посланий, ни подарков. Она вкусила сок моих советов, а он, - доскажу остальное вкратце, - сначала загрустил, потом у него пропал позыв на пищу, потом явились бессонннцы, слабость, бред, вследствие осложнений перешедшие в то умопомешательство, которое мы замечаем у него теперь и которое всех нас повергает в глубокую печаль.

Король. Так-ли это? Как находит Королева?

Королева. Очень вероятно.

Полоний. Известен-ли вам хоть один случай, когда-бы я сказал: - "Это так!" а вышло не так?

Король. Насколько помнится, ни одного.

Полоний (Указывая на голову и на плечи). Отделите вот это от этого, если я ошибаюсь. Если мною руководят обстоятельства, я доберусь до истины, будь она спрятана хоть под землею.

Король. Как-бы нам убедиться, что это именно так?

Полоний. Вам, вероятно, известно, что иногда он часа по четыре сряду прогуливается вот по той галерее.

Королева. Да, это правда.

Полоний. Когда он будет там, я напущу на него дочь, а вы и я спрячемся за занавеской. Вы своими глазами увидите все, и если окажется, что он не влюблен и сошел с ума не от любви, пусть я лишусь права заседать в государственном совете и превращусь либо в хлебопашца, либо в ломового извозчика.

Король. Испытаем это средство (Показывается Гамлет)

Королева. Посмотрите, как он, бедный, глубоко печален. Он смотрит в книгу и читает.

Полоний. Умоляю вас, удалитесь оба, а я сейчас-же вступлю с ним в разговор. Дозвольте мне действовать по своему (Король и Королева уходят; Полоний обращается к Гамлету.) Как поживаете, добрейший принц Гамлет.

Гамлет. Ничего, Слава Богу.

Полоний. Вы узнаете меня, принц?

Гамлет. Разумеется, узнаю. Ты рыболов.

Полоний. Нет, принц.

Гамлет. Желал-бы я, чтобы и ты был таким-же честным, как эти люди.

Полоний. Честным, принц?

Гамлет. Да, по нашим временам едва-едва отыщется один такой человек среди целых десяти тысяч.

Полоний. Совершенно справедливо, принц.

Гамлет (Читает). "Хотя солнце и бог, оно, лаская падаль, зарождает червей в дохлой собаке" (Полонию). Есть у тебя дочь?

Полоний. Есть, принц.

Гамлет. Запрети ей прогуливаться на солнце. Зачатие есть благодать небес, но так-как твоя дочь, друг мой, тоже может зачать, берега ее.

Полоний. Что вы хотите этим сказать? (Про себя.) Все про дочь!.. Однако, он узнал меня не сразу; сказал, что я рыболов. Его помешательство зашло далеко, очень далеко! А, впрочем, в молодости и я много страдал из-за любви и сам чуть не дошел до такого-же состояния. Заговорю с ним опять. Что вы читаете, принц?

Гамлет. Слова, слова, слова!

Полоний. А в чем-же дело, принц?

Гамлет. Между кем?

Полоний. Я спрашиваю, принц, о чем идет речь в той книге, которую вы читаете?

Гамлет. О клевете, почтеннейший. Этот мерзавец сатирик уверяет, будто бороды у стариков седые, будто лицо у них в морщинах, будто из их отуманенных глаз сочится амбра, такая же густая, как клей из сливного дерева, будто у них в голове полное отсутствие ума и в тоже время очень слабые колени. Я вполне, непоколебимо убежден, что все это так, но нахожу, что печатать таких вещей не следует, потому что если-бы вы сами, почтеннейший, были так-же стары, как я, и могли бы, двигаться не вперед, а только, словно рак, пятиться назад...

Полоний (Про себя). Хоть он и сумашедший, но в его словах все-таки есть система (Гамлету). Здесь сквозит, принц; вы-бы перешли на другое место.

Гамлет. Куда? В могилу?

Полоний. Да, там действительно сквозного ветра не будет (Про себя). Однако, у него иногда вырываются ответы, чреватые умом! Впрочем, сумашедшие нередко находят такие счастливые ответы, до того разумные и полные здравого смысла, что и не сумашедший не скажет так кстати. Уйду от него и обдумаю, как-бы подготовить встречу между ним и дочерью (Гамлету). Высокоуважаемый принц, позвольте откланяться вам с глубочайшем почтением.

Гамлет. Ни с чем, почтеннейший, не расстался бы я так охотно, кроме жизни, кроме жизни!

Полоний. Прощайте, принц.

Гамлет. Ах, как надоедливы эти старые дураки!

Входят Розенкранц и Гильденштерн.

Полоний. Вы, господа, ищете принца Гамлета; он здесь.

Розенкранц (Полонию). Да пошлет вам Господь всяких благ! (Полоний уходит).

Гильденштерн. Высокочтимый принц!

Розенкранц. Дрожайший принц!

Гамлет. Милейшие мои друзья! Как поживаешь ты, Гильденштерн, и ты, Розенкранц? Да, как поживаете?

Розенкранц. Так, как могут поживать люди среднего уровня.

Гильденштерн. Мы, по крайней мере, счастливы в том отношении, что счастливы не чрезмерно. Мы не сияем, как драгоценные камни на головной повязке Фортуны.

Гамлет. Но и не находитесь под подошвами её сандалий?

Розенкранц. Ни тут, ни там.

Гамлет. Следовательно, находитесь около её пояса, то есть по близости того места, откуда сыплются самые щедрые её дары.

Гильденштерн. Да, мы с нею в ладах.

Гамлет. И пользуетесь её тайными прелестями? Это совершенно понятно: - ведь она потаскушка... Что новаго?

Розенкранц. Ничего особенного, принц, кроме разве того, что мир становится добродетельным.

Гамлет. Близок, стало-быть, день страшного суда; но известие это не достоверно. Теперь позвольте мне обратиться к вам с более личным вопросом: - чем, друзья мои, прогневили вы Фортуну, что она отправила вас в тюрьму?

Гильденштерн. Как, в тюрьму, принц?

Гамлет. Что-же такое Дания, как не тюрьма?

Розенкранц. Если так, то и весь мир тюрьма.

Гамлет. Да, необъятная тюрьма, в которой множество подразделений, казематов и застенков. Дания - из самых худших её казематов.

Розенкранц. Мы этого не находим, принц.

Гамлет. Значит, вам тюрьмой она и не кажется. Дурное и хорошее - понятия относительные; все зависит от того представления, какое составляешь себе о них. Для меня Дания тюрьма.

Розенкранц. Вероятно, честолюбие заставляет вас смотреть на нее с этой точки зрения. В ней тесно вашим высоким стремлениям.

Гамлет. О, Боже мой, даже в скорлупе ореха я считал-бы себя властелином беспредельного пространства, если-бы не мучительные сны.

Гильденштерн. Эти-то сны и есть честолюбие, потому что самая сущность честолюбия только тень сна.

Гамлет. Но и сон тоже тень.

Розенкранц. Совершенно верно. Я считаю честолюбие чем-то таким воздушным, легковесным, что оно на мой взгляд только тень тени.

Гамлет. Если так, наши нищие - плотные тени, a наши короли и превозносимые герои - только тени нищих. Не отправиться-ли нам ко двору? - так как рассуждать я, право, не расположен.

Розенкранц и Гильденштерн. Мы к вашим услугам.

Гамлет. Нет, нет, зачем-же? Я не думаю причислять вас к остальным моим слугам. Говорю вам, как честный человек, у меня и так их через-чур много. Скажите мне по дружбе, зачем прибыли вы в Эльсинор?

Розенкранц. Чтобы повидаться с вашим высочеством и ни за чем другим.

Гамлет. Я совсем нищий; я не имею даже средств отблагодарить вас, как следует, но я все-таки благодарю вас, хотя моя благодарность, дорогие друзья мои, не стоит самой мелкой монеты. Вызвали вас сюда или вы так неожиданно прибыли по собственному побуждению? Доверьтесь-же мне вполне. Говорите-же, говорите.

Гильденштерн. Не знаем, право, что вам сказать.

Гамлет. Все равно, что хотите, лишь-бы получился ответ на мой вопрос. Вас вызвали.Я вижу это по вашим глазам; в них светить нечто вроде признания, и вашей скромности не удалось этого затушевать. Я знаю, наши добрые король и королева посылали за вами.

Розенкранц. Зачем-же было-бы им посылать?

Гамлет. Вот это-то вы и должны мне объяснить. Умоляю вас правами нашего товарищества, соответствием в наших летах, обязательствами нашей неизменной дружбы, словом - всем, что величайший вития мог-бы придумать самого убедительного, скажите-же мне прямо и откровенно, вас вызвали сюда?

Розенкранц (Гильденштерну). Как думаешь, что ему отвечать?

Гамлет (Про себя). Шепчитесь, шепчитесь! я вижу вас насквозь (Громко). Если вы сколько-нибудь меня любите, скажите мне правду.

Гильденштерн. Да, принц, за нами присылали.

Гамлет. А я скажу вам зачем. Таким образом мои предчувствия предупредят ваши признания, и ваша верность королю и королеве не потеряет ни одного перушка. За последнее время я, сам не знаю почему, утратил всю прежнюю веселость, бросил все обычные свои занятия и упражнения. В самом деле, я нахожусь в настолько мрачном настроении духа, что даже такое прекрасное здание, как земля, представляется мне бесплодным утесом, и в таком великолепном балдахине, как ясное небо, как эта позолоченная солнцем кровля, я вижу только скопление гнилых и распространяющих заразу испарений. Какое чудесное создание человек! Как богато одарен он разумом, разнообразными способностями. Как прекрасен он в своем сложении, как разнообразен в своих движениях. По своим поступкам он ангел, по понятливости - бог! Он краса вселенной, венец творения, а для меня между тем он только груда праха. Человек совсем мне опротивел, а женщины в особенности, хотя по твоей усмешке я вижу, что ты этому не веришь.

Розенкранц. У меня и в мыслях, принц, не было ничего подобнаго.

Гамлет. Зачем-же ты улыбнулся, когда я сказал, что человек перестал мне нравиться?

Розенкранц. Когда вы сказали, что люди вам опротивели, мне пришло в голову, что актеров, которых мы обогнали на дороге и которые направляются сюда, ожидает довольно сухой прием.

Гамлет. Играющего королей я приму с почетом и заплачу должную дань его величеству; мечу и щиту отважного рыцаря найдется дело, а вздохи любовника не останутся без вознаграждения; ворчун с миром окончит свою роль в представлении; комик заставит хохотать до слез даже тех, у кого вечно першит в груди от сухаго кашля, a играющий женские роли станет свободно изливать свои чувства, хотя-бы от этого и пострадали белые стихи. Что это за актеры?

Розенкранц. Те самые, которые, играя трагедию, постоянно так нравились вашему высочеству в городе.

Гамлет. Зачем-же они из городских превратились в странствующих актеров? Оставаться на одном месте было-бы для них и почетнее, и выгоднее.

Розенкранц. Мне кажется, что новейшие постановления вынудили их прекратить представления в городе.

Гамлет. В такой-же ли они славе и такие-же ли делают сборы, как прежде?

Розенкранц. Далеко не так.

Гамлет. Почему-же? Стали, быть может, портиться?

Розенкранц. Нет, они свое дело исполняют с прежним усердием; но, ваше высочество, я должен вам пояснить, что в городе появился целый выводок новых кобчиков, едва вылупившихся из яйца, громко кричащих против малейшего совместничества и тем вызывающих громы рукоплесканий. Они теперь в милости у публики, о них так много пишут, громко ругая так называемые ими обыкновенные сцены, что многие даже носящие на боку шпагу, боясь гусиных перьев, не смеют носа показать в другие театры.

Гамлет. Как! дети играют теперь на театре? Кто-же их поддерживает, кто платит им жалование? Будут-ли они продолжать свое ремесло, когда их детские голоса перейдут в мужские? Вероятно, если у них не окажется других средств, так оно и будет. Они сами обратятся в обыкновенных актеров и что скажут они о писаках, с таким презрением относящихся к их будущему ремеслу?

Розенкранц. Было немало враждебных выходок с обеих сторон, и общество не считает грехом натравливать одних на других. Было время, когда пьеса только тогда и делала сборы, когда писатели и актеры позволяли себе какие-нибудь намеки.

Гильденштерн. Да, принц, не мало голов было уже проломлено.

Гамлет. И дети одерживают верх?

Розенкранц. Точно так, ваше высочество: - и над Геркулесом, и над его ношею.

Гамлет. В этом нет ничего удивительнаго. Теперь мой дядя состоит королем Дании, и люди, при жизни моего отца, относившиеся к нему с полным презрением, платят теперь по двадцати, по сорока, по пятидесяти и даже по сту червонцев за небольшое изображение его на кости. В этом есть нечто более, чем естественное, и науке следовало-бы это изследовать (За сценой трубят в рога).

Гильденштерн. Это прибыли актеры.

Гамлет. Очень рад видеть обоих вас в Эльсиноре. Подойдите. Ваши руки. Правила гостеприимства предписывают нам вежливость и любезность. Позвольте мне воздать вам свой долг по всем правилам вежливости, чтобы вы не нашли, будто ласковый прием, приготовляемый мною актерам, радушнее того, который встретили у меня вы. Душевно вам рад, но мой дядя-отец и тетка-мать все-таки сильно ошибаются.

Гильденштерн. В чем же, дражайший принц?

Гамлет. Сумасшедшим я бываю только при северо-северо-западном ветре, а когда он дует с юга, я умею отличить сокола от вороны.

Входит Полоний.

Полоний. Привет вам, господа.

Гамлет. Послушай, Гильденштерн, и ты, Розенкранц, тоже. Не каждое ухо по слушателю. Вот этот старый младенец, стоящий перед вами, до сих пор не вышел еще из пеленок.

Розенкранц. Может быть, он закутался в них снова. Говорят, будто старик вторично становится ребенком.

Гамлет. Заранее знаю, что он заговорить об актерах. Вот увидите... Вы правы; это было в понедельник утром; именно так.

Полоний. Принц, я к вам с новостью.

Уильям Шекспир - Гамлет, принц датский (Hamlet). 1 часть., читать текст

См. также Уильям Шекспир (William Shakespeare) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :