Сэмюэл Ричардсон
«Памела, или награжденная добродетель.. 2 часть.»

"Памела, или награжденная добродетель.. 2 часть."

Не теряя время поспешите меня в стретить, я не знаю каким манером я поеду, велико будет нещастие естли не найду средства к вам до ехать; может быть господин наш позволит Ивану проводить меня, мне можно с ним ехать, он человек честной вы ево знаете, и он очень вас любит, а может быть и госпожа Жервис вразумит его.

ПИСЬМО XXIV.

Любезные мои Родители.

Пока здесь я поживу, к вам писать непрестанно буду, хотя бы ни чево дела не было. Знаю, что вы веселитесь моими письмами по вечерам. Иван мне про то сказывал, а при том и то сказал, что вам говорил о помешательстве, которое по отъезде моем приключится может.

Радуюсь что мы ему не сказали причину, которая меня гонит из дому, пусть догадываются сами а не через нас. Господин мой после показанных мне от нево обид со всем переменился: и я начинаю и сама верить, что он меня любит, но старается сколько можно скрывать любовь свою, а как не знает иным чем то скрыть, то на меня и сердится всечасно.

Не подумайте что мне то приятно. Более сожалею нежели тщеславлюся, я довольно о себе хорошева мнения, но жаль того что такой знатной человек снизвель себя в любовь ко мне, и мною потерял свой покой, и от всех домашних себе почтение, пора мне писать к вам о моем новом наряде.

После обеда, пошла я в чулан свой, и запершись одевалась. Надела круглую шапочку с зеленой лентой, юпку шертеную, башмаки черные, простые чулки толстые, которых мне долго не из носить, на шею нитку бисеру с черной лентой, серги свои вынула вон, и взяв в руки соломенную шляпу с лентами голубыми, шла к зеркалу веселеся, и долго собою любовалась, могу сказать истинну, что никогда я себе такова хороша не казалась.

Какое то великое веселье человеку, хотяб и с высокой степени в прежнее свое свое состояние со славою и непорочностию сойти. Я сама в том искусилась довольно, и знаю что смягченное и покорное сердце ни чем много опечалено быть не может, каким бы манером колесо фортуны ни вертелось.

По том пошла искать госпожу Жервис, на леснице в стретилась со мною служанка наша Рахиль, и очень ниско мне поклонясь усмехнувшись прошла мимо, а я радовалась что она меня не узнала. Госпожу Жервис нашла в нижнем зале, она сидя шила рубашку: как вы любезные родители подумаете о том! Что и она меня не узнала. Встала с стула, как скоро меня увидела и сняв очки говорила какая вам есть нужда до меня. Я не могла от смеху удержатся. Как! сударыня, говорю ей вы меня не узнали, а она во удивлении осматривая меня с ног и до головы сказала, куда как Памела ты меня удивила, что за наряд? Для чево так убралася: а в тотчас пришел и господин наш и видя меня к себе спиною думал что я чужая, и пришла за какой нибудь нуждой, оборотясь тотчас вон вышел, и не слыхал тово что госпожа Жервис спрашивала, не имеет ли он чево ей приказать. После она меня осматривала, также и все мое платье, ис просила для чево я так убралася? Я ей сказала что не имея пристойнова платья к моему отъезду оное себе купила, и вздумала за ранее в нем ходишь, чтоб люди видя узнали, как я довольна и покорна определенной мне долей, и нищету с моею добродетелью бедственной не почитаю.

Никогда я тебе подобной не видала она мне сказала, однако Памела сии твои приуготовления ко отъезду, меня много печалят, видя что ты в правду меня покидаешь, как мне с тобою раставатся будет любезная Памела? Тогда позвали ее к господину. Я вон вышла в свою спальню и она к нему пошла в покой. Где он сказал ей что намерен ехать в графство Линкольн на несколько недель, а может быть и у сестры своей побываю, по том говорил ей скажи пожалуй чья девка в простом и хорошем таком наряде говорила с вами? Она усмехнувшись спрашивала не уж ли он ее не знает? Нет он отвечал ей я и не видывал такой, знаю подлинно что у прикащиков моих дочери так хорошо и чисто не ходят, да и ее я в лицо не видал. Ежели вы прикажете говорила госпожа Жервис сюда ее кликнуть я тотчас пошлю за нею, изволь посмотреть она гараздо лутче нашей Памелы.

Я очень была тем не довольна, что она напросилась меня показать ему, и чрез то много я не счастия претерпела как вы из следующего усмотреть изволите. Не льзя статся он отвечал ей чтоб она была Памелы пожалуй приведи ее сюда.

Госпожа Жервис пришед ко мне сказала, что не обходимо надобно итти к нашему господину, но токмо не открывай ему лица говорила, пусть теперь узнает сам он тебя когда не узнал, видя тебя в зале.

Ах госпожа Жервис я ей говорила! что вы зделали, для чево доводите меня до таких поступок, которые ни ему ни мне не приличны: надобно итти она отвечала, довольно что я сказала не открывай лица. Я пошла за нею беспамети, думая однакож что хотя не теперь но после он меня увидит же.

Вошед к нему в покои молча поклонилась ниско, знаю совершенно что он как скоро взглянул, то узнал меня, только так лукав, как дьявол! Подступя ко мне взял за руку и спросил чья ты моя дарагая? Не сестраль Памелы по тому что очень на нее похожа? Только в твоей простой одежде еще ее кажешся лутче.

Я в превеликом смятении хотела ему отвечать, но он обняв меня говорил, ежелиб то сестра твоя была я бы не осмелился с нею так поступать, а тебя мой свет поцелую, твоя воля хоть и асердисся.

Государь мой я вскричала, полно издеватся я сама Памела. Не льзя статся он мне отвечал целуя, ты в двое лутче Памелы можноль мне иметь непорочной смелости несколько с тобою, в рассуждении с обоих сторон беспристрастия, Памеле яб никогда не зделал столько чести. Я таковых из девок от него никогда не ожидала. А госпожа Жервис казалась весьма смущенна раскаясь в своих поступках: тотчас вырвавшись я от нево побежала в спальню в грусти не сказанной.

Он поговоря несколько с госпожею Жервис, стал кликать меня, поди сюда плутовка; о Боже мой думала достойна ли я сего звания, смеешь ли ты так мною издеватся. Я был намерен во все тебя мерскую презирать, а ты вымышляешь притворством привлекать на себя мои взоры, и хочешь лукавством ослепить меня....

В тотчас терпения у меня более уже не стало, обратясь к нему сказала. Напрасно государь мой меня тем упрекать изволите, я со всею моею подлостию и нищетою не на вижу притворства, и лукавства также не имею, а стараюся как бы убегать от вас, а не привлекать ваши взоры. Кой же чорт, вскричал он на что так нарядилась, чево чрез то и сказать за хотела? Ищу Государь мой я ему отвечала правильного и честного дела, когда меня взяла покойная Мать ваша в свои услуги, и по ее милости здесь находилась, то и носила платье, которое она мне пожаловала, нынеж возвращаюсь к родителям моим, мне уже здешния наряды не приличны, и не могу надеть их, и для тово купила себе сие платье пристойное моему состоянию, в нем я буду всегда весела и нарядна, живучи с родителями моими.

В тотчас он схватил меня руками, и вдрук толкнув от себя, говорил госпоже Жервис, выведи пожалуй от меня сию злодейку, не могу терпеть, и не убегать ее присутствия. Нет, постой как мне ее выгнать?... По том вдруг обернувшись ко мне говорил, поди вон злая.... нет постой.... Возвратися.... Я думала что он взбесился, не знала что делать, пошла вон, а он за мною, и взяв меня под руки ввел опять в полату; и так давил руку, что еще и теперь сине. Полно государь мой, умилосердись я ему кричала, я поеду когда угодно.

Он же подошед к креслам сел власно как обезумленной, устремя на меня взор свой. Мне тогда казалось, что ево смятение больше моево было, по том оборотясь к госпоже Жервис говорил: я вам сказал, чтоб она опомнилась и раскаялась о всем том поношений, которое я претерпел ее ради без винно. Правда Государь мой она ему отвечала, хотя вы мне и не однажды на нее жаловались, только Памела ни чему тому виновною себя не признавает? Видитель, вскричал он, какое то упрямство, а со всем тем вам кажется, что она во всем права, изрядно взглянув на меня говорил, хочу еще себя унизить даже до снисхождения, тебе непременно остатся должно у меня в доме, пока я повидаюсь с моею сестрою. Слышит ли она, что я говорю? Слышиш ли болван? можноль тебе отвечать и показать благодарность. Вы меня так испужали я ему отвечала, что мой язык говорить не может, а при том беру смелость, испросить у вас последнюю милость, поверте государь мой, что больше милости вашей ко мне быть не может, как получу позволение ваше, скоряй мне возвратится к отцу моему. Что за дура! Вскричал он, не лутче ли тебе будет служить Милади Даверс сестре моей?

С радостию бы государь мой я иметь ту честь желала, только вы сами мне сказали, что я опасности великой подвержена буду от ее племянников, или сама прельщу их. Проклятая! помолча несколько сказал он, слышитель госпожа Жервис, как она меня упрекает, гдеж видана такая грубость. Тфу, тфу Памела! госпожа Жервис мне сказала, стыдися в правду что затеяла.

Услыша сие залилась слезами и в горести говорила, ныне вижу ясно, что мое несчастие совершается, ни кому на свете напрасно досаждать я не умела, но со всем тем в невинности чинят меня винной, уличают не воздержностью тайны, которая наводит мне великой гнев от моего господина, не хотят более держать в доме, а когда время пришло возвратится к родителям моим, и мое на то есть желание не отпускают. О государь мой! чем я провинилась, за что так не милосердо со мною поступать изволите, власно какъбы с какою не потребною, что я у вас украла? Как злая отвечал он, что ты у меня украла. Подлинно украла проклятая. Что государь мой я у вас украла? Вы судьи здесь в уезде, пошлите меня в темницу, велите судить меня, и естли сыщется что я украла, велите казнить меня.

Вы дознайтесь сами, что я слов ево не разумела, и весьма тому была не рада, когда мне их истолковали; что ето делается со мною! Я тогда думала, что будет, естли меня и все воровкой признавать будут! Как мне к родителям моим показатся, естли будут меня тем попрекать, или покрайней мере подозрение иметь станут. Позволите мне государь мой спросить вас? И не гневайтесь за то безъвинно? Я никогда в мыслях не имела почтение мое к зам умалить, и естли в чем проступилась, для чево ваша домостроительница не выгнала меня, так как прочих. Ежели Анна, Рахиль и другие служанки в чем проступятся, то никогда не удостоиваете знать вину их, для чего о моих стараетесь быть известны? Ежели я не больше их проступилась, для чево со мною поступаете суровее? Лутче бы меня вдруг из дому выгнать, и тем все окончать, стоюль я того, чтоб господин ваш для меня трудился, и сердился на такую подлую девку?

Слышитель госпожа Жервис он вскричал! Слышитель как дерзостно она меня вопрошает? Безпутная говорил мне, или ты не знаешь, что мать моя приказывала тебя не покинуть, не делал ли я всегда тебе в доме перед другими отмену? Может ли в тебе так велика быть не благодарность, чтоб благодеяниями моими мне упрекать, ставя их в обиду.

Я тогда сама себе под нос шептала, а он между тем приметя, непременно за хотел знать, что я говорила. Как много сему ни противилась, но принуждена была сказать. Изрядно государь мой, когда вам знать то угодно, то я говорила, что покойная мать ваша никогда вам не приказывала простирать обо мне старание даже до кабинету в саду, и до её уборной палаты, вы и сами скажете, что то было несколько дерзновенно, и тем я ево так рассердила, что принуждена была вон бежать. Госпожа Жервис сказала, что я много счастлива тем что ушла из глаз ево.

В сей час господин Иоанафан прислал ко мне записочку, в которой была написано берегись дарагая Памела, Рахиль слышала что господин наш сказал, госпоже Жервис, которая за тебя вступилась, не говори больше госпожа Жервис, поди, я так хочу силою или лаской, как скоро прочтешь сие, не мешкав сожги. Боже мой, что мне делать! молитесь Богу любезные родители о вашей нещастной дочери: госпожа Жервис меня спать кличет, уже одинатцать часов било, я ей обо всем выговорю, она сему причина хотя совершенно и не повинна, я уверена, что она ни какова худова вымыслу не имела; в великом ныне я беспокойстве и думаю что она меня за смелость мою журить станет.

Любезные родители, вы сами знаете, чтро власть и богатство не требует стряпчих, Жервис бедная неможет прожить без помощи нашего господина, и правда что должит он ее очень много, за тем желаю вам сон приятной, может быть пошлю завтре к вам сие письмо, а статся может и не пошлю; но всегда тем оканчиваю, что я непременно

Ваша покорнейшая Дочь.

ПИСЬМО XXV.

Любезные мои Родители!

Позвольте мне принести вам горестную жалобу на свою злую участь, ни какое животное так нещасливо не бывало, ни суровости такой не терпело как ваша нещастная Памела; сердце мое разрывается на части, не могу писать как должно, не могу и оставить. Кому мне открыть мое сердце лутче как вам, но в злой печали теряется ум мой, о злой господин кой! не могу боле ево вспомнить без презрения! но вы нестрашитесь моею бедою, надеюсь, и льщу себя сохранить мою добродетель, и естли огорчения позволят, скажу обо всем вам: нет ли какова камисара, или судьи, чтоб мог меня извлещи из сего дому? И избавить страшной руки моего гонителя, я могу присягать в ево нападках, но увы он сам всех силняе! Он сам один здесь судья, все Вышнии меня от него защитит, зная правость моего сердца!

Иван севодни по утру поехал, я с ним письма послать не успела, а боле ни ково не вижу кроме госпожи Жервис, Рахели и одново человека, которова я ненавижу, уж всех начала боятся, и ни кому не верю. Много мне писать к вам странного, что мне от вчерашнего вечера случилось. Записка господина Иоанафана и суровость моего господина великое наносят мне беспокойство. Как скоро я пришла к госпож Жервис, злой господин закрался в ее кабинет, где у нее лежат книги, я ни мало в том не сумневалась хотя всегда от перьвого ево искушения по вечерам туда и заглядывала, но в сей нещастной вечер в горести своей и не думала, что мне всево нужнее сия осторожность.

Пришед, села я на постелю, а она по другую сторону, и стали раздеватся, она сидела от стороны кабинета, где вредное сердце ядом гибели упивалось. Госпожа Жервис мне говорила, за что так Памела на меня сердита, что и говорить не хочет? Самая правда, я ей отвечала глупобы мне было то от вас скрывать, вы видели сколько я претерпела от тово что вы меня привели к нашему господину, человек такой как вы, которой все то совершенно могли предвидеть и знать, что для меня вредно, да и для ево не пристойно. Ктож ето думал моя дарагая Памела, она мне отвечала. Нет нет я ей вскричала а тово и не думала что он слышит. Сатана всегда готов пакость творить, его по всяк час надобно боятся. Вы видели с начала как он осматривал новой мой наряд, притворяясь будто не знал меня, чтоб взять больше смелости со мной, а как скоро открыл что знает, начал бранить и упрекать, а вы тутъже госпожа Жервис пронзали мое сердце, говоря, тфу тфу Памела, и тем ево более поощряли.

Ах Памела, она мне отвечала, я никогда не думала ево поощрять, хотя я тебе и не сказывала прежде, но когда ты меня принуждаешь твоими словами, то ведай, что от того времени как ты со мною советывала, я всячески старалась от намерения ево отвращать, хотя он мне много обещал и в награждение. Знай, что он тебя безмерно любит, и уже не достанет сил ему страсть сию преодолеть, я радовалась тому что о записочке господина Иоанафна ей ни чего не упомянула для тово, что я во всех стала сумневатся, но что бы узнать госпожи Жервис склонность, спросила ее, чтож вы мне теперь советуете делать? Вы видите, что он хочет, что бы я жила у сестры ево. Я тебе скажу без пристрастно любезная Памела она мне отвечала, надеясь на твое постоянство в том, что ты ни кому не откроешь, господин наш часто просил меня склонить тебя, чтоб ты просила у ево позволения остатся здесь в доме.

Позвольте мне, я сказала госпоже Жервис пресечь речь вашу, и я вам скажу, для чево не хочу я просить ево об оном, и то оное происходит не от гордости во от любви к добродетели; ибо он уже два раза намеревался поколебать мою добродетель. Вы же говорите, что он страсти своей не может противлятся, хотя всегда и кается о своих поступках. Он отпустил сам меня, но всегда ругает, думая устрашить и склонить к своим желаниям вредным. Признаюсь, что мне жаль потерять такое хорошее место, и с радостиюб осталась в сем дом, ежели бы не видала опасности своей ясно; первое я вас люблю, также и всем домом довольна, а и ево бы любила и почитала так как господина, ежели бы он также как господин добродетельной поступал со мною, а то зная намерении ево и слыша как он сам признавался, что одолеть страсть свою не может: то по сему и рассудилось, должноль мне просить здесь остатся, будучи уверена, что он без новых предприятий меня не оставит, и можетель меня обнадежить, что он в насилие не употребит своей власти, от которой бедная и беспомощная девка принуждена будет только собственной своей силой противлятся. И по сему не подам ли я ему конечного поводу гнать себя, и размножать свои происки злые. Подумай государыня моя, можноль мне не только просить позволения здесь остатся, но и подумать прежде, пока сама себя возненавижу. Не можно, самую правду ты говоришь свет мой Памела, она мне отвечала, во всех твоих рассуждениях правость; и все твои поступки видны, севоднишные разговоры, которых ты, я очень рада что не слыхала, запрещают мне просишь тебя, чтоб ты осталась здесь в доме, а желаю истинно скоряе тебя видеть в безопасном закрытии, то есть у твоих родителей, ежелиж Милади Даверс захочет тебя к себе взять, то и от них можеш к ней ехать так, как от сюда.

О госпожа Жервис я ей вскричала! благодарна, Бог воздаст тебе за добрые советы, данные такой бедной девке, которую беды и печали окружая, грозят от всюду, но скажите мне что он говорил, когда я от вас вон вышла?

Он очень был на тебя сердит, она отвечала, и хотел знать что я о том думаю, я ему сказала и в том признаваюсь, что твоего дерзновения несколько было. Он меня сам к тому принудил я говорила, ежелиб я добродетель мою так не любила, ни когдаб столь не была пред ним дерзновенна; а при том подумайте сами не правдуль я говорила о кабинете в саду? И о уборной палате. Можноль бы тебе она мне говорила, что нибудь сказать другое, когда он спросил что ты шептала. Не могу я отвечала ни в чем солгать без крайней нужды, но оставим то, я вижу, что вы не ево партии, и сами говорите, что мне здесь остатся есть великая опасность, вы не поверите как я оставить желаю дом сей, пусть буду во рву, наполненном водою, или в пустынях не проходных жить по всюду скитаясь. Я сама вижу, сказала она, сколь много для тебя здесь опасности, и правду сказать Памела, я не удивляюсь что он много тебя любит, можно сказать без лести, что ты хороша над меру, и ни когда такова приятна не казалась как севодни в новом твоем наряде, к тому ты нас всех удивила собою, по тому, что я чаю от страха появился на лиц твоем вид прелестной? Ежели так, я ей отвечала, то брошу в огонь все свое платье, мне хочется быть всему тому на противу.

По том я спросила? Госпожа Жервис не слыхалиль вы какова шуму в вашем кабинет? нет глупинькая, она мне отвечала, так уже страх в тебя вкоренился, что тебе чудится по всюду. Ей, ей, мне послышалось. Но она сказала может быть кошка, только я ни чево не слыхала. От чего я по словам ее не много упокоилась, а она приказала мне спать ложится, и велела посмотреть запертыль двери? Я их осмотря, хотела заглянуть в кабинет, но не слыша больше шуму, думала напрасно послышалось, села на кравать и стала со всем раздеватся; госпожа Жервис со всем уже была раздета, и мне говорила, чтоб поскорей ложилась, и не мешала ей заснуть.

Я сама не знаю от чево сердце мое в страхе и беспокойстве трепеталось, думала, что записочка господина Иоанафана, и сказаные от нее слова тому были причиной, и как я осталась в одной уже исподнице, вдрук услышала шум в кабинете, ах, что ето вскричала, и вскоча с постели в кабинет лишь только заглянула, о ужасное видение! Господин наш из него идет в своем парчевом шлафорке! госпожа Жервис не бойтесь, он говорил, вам ни чево худова не будет, ежели не станете кричать, а не так, то увидите, что я зделаю с вами, и подошед к постели обнял меня руками сказав, поди госпожа Жервис в верх, и запрети служанкам, чтоб они на крик ее не бегали, я ей ни чево не зделаю. Для Бога, я вскричала! госпожа Жервис не оставляй меня в руках ево! разбуди всех в доме. Не бойся мой свет, она отвечала, я не тронусь с места, и тебя не оставлю, дивлюсь государь мой, ему говорила, вашим поступкам, и ухватя меня твердила, не бойся, я не допущу вас говорили ему зло приключить сей не повинной, и к защищению ее жизни, своей не пожалею, вы можете найти таковских, а сию добродетельную девку не старайтеся погубить напрасно. Он будучи в несказанном гневе, грозил тот же час из дому ее выгнать. Не надобно выгонять, она ему отвечала, я и сама не хочу более жить в вашем доме, сохрани Бог только до завтре бедную Памелу, мы с нею обе пойдем вместе. Позволь мне Памела говорил он, сказать тебе мою правость. Нет Памела, госпожа Жервис сказала не слушай слов ево, пока он тебя не оставит и не сядет на стуле. Пусть вон выдет, я говорила, ежели что говорить хочет пусть говорит завтре; а как скоро я опомнилась от страху, нашла руку ево у себя в пазухе; закричав воздохнула, и обомлела сидя! а он другою рукою держал меня за шею, Госпожа Жервис обеими руками за меня ухватилась, и слыша, что я оледенела, так она мне сказывала после, кликала Памела! Памела! а пр том, что есть мочи закричала, ах умерла! Бедная Памела! и подлинно была почти мертва, не знаю и не помню, что в тот час было! А когда часа через три я опомнилась, то и увидела себя на постеле. Госпожа Жервис по правую, а Рахиль по левую сторону оно меня стояли, а проклятой гонитель кой уже давно ушел из спальни, я так была тому рада, что с нуждою глазам своим могла поверить. Госпожа Жервис, и ты Рахиль, скажите мне говорила я? Одних ли вас вижу? И уж ли безопасна? Где я была, и что со мною делалось? Не бойся дорогая Памела, Жервис мне отвечала, не бойся, ты подлинно жалка, и я никогда человека в таком горестном состояний, как ты, не видала.

Я узнала тогда, что Рахиль ни о чем не знала, по том услышала, что как скоро Жервис закричала, то мой злой господин тихонько оставя меня вышел, будто из своей спальни зашол в девичью палату, где слыша крик, от которого все они тряслись, приказал им бежать скорее, и смотреть что за шум у нас в покоях, будучи же вон просил госпожу Жервис, что бы молчала, обещая все простить ее досады. Служанки пришед в низ перебудили и мущин, которые спят в лакейской Госпожа Жервис им сказала, что я за не могла, а как скоро стало мне по легче, она их всех спать послала, оставя одну Рахиль с собою, но я думаю, что они все дознались, хотя говорить и не смеют.

Когда я вздумаю о сей своей напасти и ево наглых поступках, то вся кровь во мне леденеет! хотя госпожа Жервис меня и уверяла, что он ни чево худова не зделал, но по чему я знала, быв в беспамятстве и страхе, по том одумалась и узнала, что Бог един защищал мою не порочность.

Сперва я думала, что госпожа Жервис подкуплена, и хочет меня уловить, ныне же вижу, что она меня избавила совершенно, без нее я бы пропала, о чем и она о том печалится не мало, что бы со мной было ежели бы она вышла вон по ево приказу! уж бы он конечно двери запер, и тогда то бы погибла на веки ваша бедная Памела! Теперь надобно мне отдохнуть, глаза со слез опухли и голова болит очень: ибо сие ево покушение мне всех злее, о естли бы возможно мне скорее из руки хищного сего господина убежать, молитесь любезные родители Богу,

О вашей огорченной и покорной Памеле.

ПИСЬМО XXVI.

Мои любезные Родители.

На другой день в десять часов я проснулась, все люди в доме обо мне сожалели, и желали что бы я выздоровела скорее, всякой приходя спрашивал естли мне легче? Вредный господин наш очень рано уехал на охоту сказав, что завтракать домой будет, так и приехал.

В одиннатцать часов пришол в нашу спальню, имея грозной вид, которого я очень испугалась, закрыв лице свое передником, заплакала горько. Госпожа Жервис говорил он, я не знаю как мы теперь узная друг друга вместе жить будем? Я знаю она отвечала, что обеим нам пристойно, и беру смелость сказать вам. Много сожалею что вы безчеловечно обидели сию бедную девку в моей спальне, а как более не желаю жить в вашем дом, хотя со всем потеряю свое счастие, для того и прошу позвольте нам обеим оставить дом ваш? Я пойду вместе жить с Памелою. С радостию он отвечал ей, что скорее тем лутче; она между тем стала плакать, а он сказал, вижу, что все в дом любят сию девку против моей воли. Простота ее причиной, госпожа Жервис на то отвечала она всево тово достойна, и я никогда не думала чтоб покойной госпожи моей приказание нарушит, и злобно губить того человека, которова защищать должно. Не говори о том госпожа Жервис он сказал ей, я не хочу слушать; Памела умеет притворятся и обмирать тогда, когда за хочет, ваш проклятой шум причиною, от которого я не знал что делать, я отнюдь не намерен был вам досаждать а только себе тем зделал больше худова, моя слава уже и так от вашего крику страждет. Я вас Государь мой говорила госпожа Жервис ни о чем не прошу кроме, что бы приказать господину Лонгману поскорее считать меня и отпустить из вашего дому, а Памела надеюсь получит позволение в будущей четверк ехать так как она намерена.

Я во все то время не могла ни говорить ни на ково взглянуть, так меня присутствие его устрашило; очень сожалела что госпожа Жервис ради меня теряет хорошее свое место, но надеюсь что они помирятся.

Очень изрядно, он отвечал ей, велите Лонгману щот делать, так скоро как вам надобно, я велю сюда быть госпож Жевкес, (домостроительница ево в графстве Ленкольн) на деюсь она все то исполнит что вы делали. Я всегда Государь мой делала то что должно, и даже до сего времени не видали вы моего не послушания, и ежели бы вы соответствовали своей природе и чести... Пожалуй он перервав речь ее сказал, не тверди мне о том, что я сам знаю лутче, я думаю никогда вам не подал причины быть мною не довольным, и всегда об вас буду старатся, хотя вы тайну мою и не так сохранили как мне было надобно; и ей разтвердили так что она меня боятся стала больше, нежели ей есть причина. Государь мой она ему сказала, вчерашние ваши поступки довели меня до того, в чем я и не имею раскаяния, да и подлинно я бы была не достойна видеть Солнце, ежели бы захотела помогать в ваших не справедливых предприятиях против сей бедной девки. Еще таки госпожа Жервис он говорил напрасно вы меня ругаете, я ей никакова зла не зделал, и довольно что ныне мне она на мои глаза не надобна, я по воле покойной матери моей и для ее памяти хочу с вами дружески растатся, но прежде обе подумайте с какою смелостию вы со мной говорили, я бы отмстить вам потщился, естли бы не знал, что мне подлинно не прилично было прятатся в кабинет ваш, можно мне было знать за ранеё слышав ваши разговоры, что я поруган буду. Я надеюсь Государь мой она ему на то отвечала, что вы не возбраните в четверг ехать Памеле. Вы всегда стараетесь о Памеле; когда хочет пусть едет, что мне нужды! Эта злая девка приключила мне много беспокойства, но я ныне все то преодолею и более помнить об ней не буду. Ныне за меня сватают невесту, и севоднишное утро с тем присылали да и я готов на то склонится, и для того особливо хочу чтоб ни кто не ведал о всем том, что здесь произходило, я вас теперь уверяю, что о Памеле думать больше не буду.

Я всплеснув руками взглянула на Небо обрадуясь слыша слова ево, хотя знаю ево к себе вредна, но за милость покойной матери ево, желаю ему всяких благополучий.

Теперь Памела, он говорил, меня тебе нечево боятся. Скажи мне для чево так подняла руки к Небу? Видно тебе то приятно, что я говорил? Дай мне руку? Я ему подала руку сквозь передник, он взяв подавил ее тихонько и не так как прежде. Для чево так дурачишся? Открой лицо твое покажи мне какова ты после вчерашних твоих разговоров? Нечему дивится, что ты меня стыдишся, так много помрача мою славу,

Сии слова пронзили мое сердце в рассуждении не праведных упреков, но слыша что он намерен меня оставить в покое, не вытерпя вскричала, Боже мой какая перемена! для чево бывают смягченны и покорны те в своей невинности, когда другие себя пороками венчают.

После тово я пошла в свою спальню и стала писать письмо к вам, хотя и печалилась о ево нарекании, но радуюсь очень, что он женится скоро, и во все оставляет свои намерении худые. Ныне начинаю льстится, что все на меня гонении скончались, ежели не так то надобно чтоб моя доля во веки была весьма не счастлива! но чтоб со всем всех искушений убежала, тово подумать не смею пока к вам не приеду, мне кажется что в такой великой страсти разкаяние и исправление так скоро быть не может. Но Бог может вдруг обратить ево к познанию и вложить в сердце добродетель и жалость, однако еще не со всем буду верить, и хотя знаю что вам печально, но имея окказию послала все что написала и осталась

Ваша покорнейшая Дочь.

ПИСЬМО XXVII.

Мой любезные Родители!

Я рада что в последнем письме не звала вас к себе на встречу, и Иван мне сказал что вы не будете, обнадежа, что я найду способ быть у вас. У прикащика нашего бради есть одноколка, надеюсь он мне ее даст, а кареты получить не можно, да к томуж оное и не прилично по моему состоянию, я лутче найму, даром что у меня не много денег от покупок осталось, но надеюсь госпожа Жервис меня оными ссудит, или господин Лонгман. Но вы конечно будете думать как заплатить оные, да я и сама не люблю должна быть ни кому, всевож более я рада тому, что вы встречать меня не будите: ибо я точно день отъезду моево же знаю, а по видимому чуть не пробудуль еще здесь дней восемь. Бедная Жервис к четверьгу изготовится не может, а хочет безмерно со мною ехать вместе.

Куда я буду счастлива когда при еду к вам любезные родители, и укроюсь от всех нападков, хотя он ныне ласков и смирен предо мною, и кажется не таков сердит как прежде. Вчерась принесли к нему богатое платье: ибо он намерен ехать в Лондон к торжеству, наступающему в день рождения Королевского, все говорят, что ево хотят зделать Пером. А я больше желаю, чтоб ево зделали честным человеком, хотя и все ево так признавают, только ко мне, по моему нещастию, не таков кажется. Как скоро платье надел, то прислал за мною. Памела, когда я пришла к нему сказал мне, ты очень хорошо делаешь себе платье и наряжаешся изрядно, но скажи мне каково и мое и ко мне присталоли? Я очень мало отвечала ему, или со всем не знаю ни чево в нарядах, однакож как мне кажется платье ваше хорошо очень!

Камзол ево весь выкладен был кружевом золотым, и все к нему очень пристало. Но что он по том зделал, то уже я немогла более хвалить ево плаятие. Для чево ты не носишь говорил он мне старова твоево платья? (Ибо я от тово время как надела все ходила в моем новом наряде) хотя к тебе и сие пристало! вот мое платье, государь мой, я ему отвечала, и то только одно своим могу назвать, что нужды в какое бы платье такая девка как я ни оделась. Ты очень чиновна Памела, говорил мне и злопамятна, полно дурачится и сердится за малую безделку, поверь мне, что вы с дурай Жервис своим криком меня более на пужали нежели я вас. Ежели вы боялись отвечала я, чтоб служители ваши не видали не милосердия вашева к бедной девке, которая под вашим покровом, и по воле матери вашей, мучительную жизнь терпит, то для чево не боялись Бога всемогущего, которой всевидец, и пред ним мы все равной ответ в делах своих дать должны, и все будем в равном достоинстве.

Он взяв меня за руки с видом нисколько сердитым говорил, вот разумно рассудила, мне кажется годишся по нужде в проповедницы, как мой священник умрет в Линкольне, я тогда на тебя надену рясу, и ты в ево месте будучи больше заставишь себя слушать. Я бы желала отвечала я ему, что бы ваша собственная совесть, проповедывала вам справедливость, тогда не надобен бы был вам проповедник. Полно Памела, оставим наши разговоры, которые более не в моде, я только за тем звал, чтоб показать тебе мое платье, и сказать, что бы по желанию госпожи Жервис была здесь пока она пробудет. Ах, нет, Государь мой, я ему вскричала! я бы давно рада уехать из вашева дому.

Как ты неблагодарна говорил он! я думаю, что очень будет жаль каждому, видеть тебя с твоим прекрасным лицем и нежными руками в работе тяжкой и грубой когда возвратишся к отцу своему в деревню. Я по советую госпож Жервис в Лондоне нанять для себя дом, где и тебяб содержала как дочь свою, ты очень хороша, то как скоро проведают, всегда будет людей толпа в вашем доме, и ты скоро разбогатеть можешь. Сия ругательная издевка пронзила мое сердце, глаза мои залились слезами, и я вырвав у нево руку, говорила плача и воздыхая; государь мой, я никогда такой издевки от вас не ожидала, сии слова весьма сходны с прежними вашими поступками, которые я забывать начинала. Воля твоя, хоть сто раз сердися, я не могу молчать, отвечал он, я уже преодолел свою слабость, и когда вы от меня из дому с госпожею Жервис итти собрались, то я до тех пор пока пробудете, не так как моих служанок, но как гостей у себя держать буду. Вы говорите и думайте, что хотите; а мне кажется Памела, презирать тебе всево тово, что я сказал, так много незачто. Вижу, что ты понятие о добродетели имеешь весьма баснословно, и не сумневаюсь, что ты в том не победимою Героинею будешь: но моя дарагая Памела, говорил с видом ласковым и лукавым! подумай о изрядном случае себя прославить, расказывая всякой день госпоже Жервис, о клятвах и об обещаниях, какие тебе молодцы молодые станут приносить, то по сему и довольную материю будешь иметь составить письмо к отцу твоему и матери; и точно могу тебя уверить, что то лутчее средство будет вести жизнь свою, вышед из моево дому. Изрядно государь мой употребляйте ум свой мне в совет, но поверте, ежелиб мы оба были равны, вы бы не смели так меня ругать, а теперь пользуеся своею знатностию и богатством, весьма не к стате вооружаетесь против подлости и нищеты моей. Скажите по совести мне, пристойноль то не только состоянию вашему, но покрайней мере богатому вашему платью.

Куды как Мать моя благоразсудна, он сказал, в намерении со мной поцеловатся. Я в смущении будучи вырвавшись у нево говорила, поди прочь хотяб ты не ведомо кто был, я не хочу минуты жить в твоем дом и слышать такие разговоры, пойду к последнему мужику жить в деревню и буду моими нежными, по твоим словам руками, носишь лутче землю, нежели живучи здесь слышать ваши разговоры.

Когда я послал за тобою, в тот час был очень весел, говорил он мне, но не возможно долго быть веселу с такой грубиянкой как ты, но со всем тем прошу пока здесь будешь, не будь так сурова и печальна, все люди думают что тебе от сюда итти не хочется. Ежели так, я ему отвечала, то они все да и вы увидите что я буду, сколько мне возможно, веселой казатся.

Изрядно говорил он, я сие примечать буду, радуюсь, что хотя в малом ты послушаешь моево совету в первой раз. В первый раз я отвечала, вы мне и совет такой дали, которому последовать можно. Я бы желал говорил он чтоб ты на ответ так скора была как на отъезд твой, и по том за смеялся. Я вырвав у нево руку, вон вышла, а идучи думала, пора ему женится, без тово ни какой честной девке в дом у нево прожить не можно.

Ей, ей, любезные родители, он великой волокита, вы знаете как человеку не трудно того достигнуть, естли только сперва не осторожно погрузился в распутство. Куды как бы покойная госпожа моя о том не печалилась, естли бы она жива была и все то видела, но тогда он был воздержнее, хотя еще и при ней полюбил меня, как мне сказывала госпожа Жервис, и намерен был мне то объявить. Подумайте о беспутстве молодых людей! ей, ей, я думаю скоро будет конец свету, все молодые дворяне в соседстве таковы и все избаловались, но что же от того и происходит, господин Мартин, что живет за перелеском в три месяца трои крестины у себя имел а от всех трех детей одному он отец, другому ево кучер, а третьему ловчей. Однако он ни чево им за то не зделал, да как и зделать, они последовали поступкам своего господина: а и еще таких вокруг нас много, часто бывают у нашева господина и с ним ездят на охоту, есть чему уже тут научится, я думаю они ево больше портят, о Боже мой! выведи меня скоряе из сего гибельного места.

Однако и то надо молвить, какие то непотребные и женщины, не ищут тово, чтоб убегать а сами мущинам подают повод с ними поступать нахально, и заставляют думать, что мы все равны во нравах. Увы! в каком мы ныне живем слабом веке! в диковину ставят, коли которая противляется в любви; думаю право для того мущины так к смелы, а я за то плутовка, грубиянка, и еще сама что не знаю, но как ни ругай, и быть такою не хочу. Я истинно не знаю, какие происки и хитрости употребляют мущины, к совершению своих предприятий, буду только рассуждать сколько можно в защищение сих бедных, которые подвергаются искушениям, и сожалеть о их участе, а об моей чрез сию печальную историю, каким опасностям я подвержена была, и с каким оскорблением убегала уже. Известны вы вот в какую опасность в вергаются бедные девки, которые хотят жить чесно и любят добродетель, а особливо в таком месте, где люди Бога не боятся, вы видите, что я ныне в рассуждении в мешиваюсь и правильное с неправым разобрать стараюсь и надеюсь, что то нужно

Вашей покорнейшей Дочере.

ПИСЬМО XXVIII.

Мои любезные Родители!

Иван мне сказал, что вы плакали последнее мое письмо читая. Я сожалею, что он сие приметил для тово, что все в доме догадываются, что со мной происходит, а мне и то прискорбно, что меня искушали хотя я и противлялась. Иван думаю будет иметь худое мнение о вашем господине или о ком другом в нашем в доме.

Госпожа Жервис останется по прежнему в своем месте, я рада, что она имеет доброго господина, а он верную и прилежную смотрительницу в доме. Господин Лонгман представил ему сколь она верна и смотрительна была во все свое время, и как ее щеты сходны, а не так как щеты госпожи Жервис в доме ево Линкольнском, и так ее хвалил, что господин наш принем весело позвать госпожу Жервис, и мне сказать что с нею взойти можно. Я думала что новые вымыслы есть меня огорчить, и сказать мне что госпожа Жервис со мной не едет, однакож я о том не весьма печалилась, рада будучи и одна уехать, хотя знала, что мне многоб было чести иметь сотаварищем такую честную госпожу. Как скоро госпожа Жервис со мною вошла, то он сказал ей: госпожа Жервис, господин Лонгман сказал мне, что в вашем щоте ни чево кроме доброй верности не видно, то я и намерен тебя у себя удержать ежели хотя мало раскаетесь в своих досадных мне словах, в которых совершенно не было должного у вас мне почтения. Она чрез то пришла в смятение и не знала при господине Лонгмане, что отвечать, зная, что тому всему я причина: надобно мне признатся при вас говорил господин Лонгман, что от того время как я знаю дом нашего господина, никогда такова порядку, союзу и дружбы не бывало, как во время вашего смотрения, я бы желал, чтоб дом Линкольнской в таком же был порядке. Не говори о том более сказал господин наш, госпожа Жервис может остатся естли ей угодно, и обратясь к ней подал пять Гиней, прими говорил сей подарок, я вам обещаю всякой год давать постольку же сверьх определенного жалованья, только пожалуй содержи дом мой так, как содержала.

Она ему благодарила, и оборотясь на меня посмотрела в намерении сказать нечто. Я думаю что он узнал ее мысли и говорил, господин Лонгман я люблю за достоинство награждать, но не могу тех видеть, которые не хотят себя зделать милости моей достойными, а при том смотрел на меня прилежно; Памела говорил может также здесь остатся с госпожей Жервис, зная, что они друг друга любят. Госпожа Жервис так ее любит как дочь свою, отвечал Лонгман да и все ее любят нелестно ибо она тово достойна: полна господин Лонгман, сказал ему господин наш, вижу, что и старики также красотой прельщаются как и молодые, хорошее лице многие недостатки покрывает, когда только ласково и учтиво льстить умеет. Позвольте мне государь мой сказал ему Лонгман, весь околоток я думаю тоже скажет в похвалу Памелы.... Господин наш, пресекши речь ево сказал, не говори о Памеле, поверь мне, что бы я не позволил ей жить здесь, не для тово одново, что она против меня не учтива и дерзновенна, но для тово, что она о всех делах в доме моем происходящих пишет. Сожалею, старик сказал ему.... Однако не говори более он твердил я знаю что честь и слава моя уже так основаны, что я не тужу о том что говорят и пишут, но сказать правду только чтоб нешло сие далее, я вздумал женится, вы знаете что молодые жены выбирают кого хотят в служанки, и для тово Памеле здесь жить не к стате, в прочем она изрядная девка только по смерти матери моей несколько грубияновата стала, да и тако вздорна, что на одно мое слово по десяти отвечает, чево и терпеть не могу, а к томуж и не должен, сам ты знаешь господин Лонгман!

Без сумнения Государь мой он отвечал ему, во мне кажется странно, что сие девушка будучи столь смирна и учтива против всякова, досаждать может тому, кому она наиболее должна казать почтение. Мне и самому говорил господин мой сие удивительно, сказать правду, все сии грубости происходят по причин ссоры вашей с госпожею Жервис.

Я очень говорить хотела, только не знала чем начать, видя господина Лонгмана, а госпожа Жервис взглянула на меня и пошла к окошку, скрывая свое беспокойство которое она меня ради терпела. На конец я осмелилась и ему сказала, вам Государь мой есть воля говорить, что хотите, а я только на то отвечаю, что всегда за вас буду молить Бога.

Господин Лонгман хотел говорить, но так много загрустился, что чють стоя не плакал. Господин наш с видом ругательнным, говорил для чево Памела пред ним не хочеть показать себя такою какова ты есть? Уверь ево и докажи что я сказывал правду, покажи хотя мало своей дерзости прежней. Не достоин ли он был любезные родители того, чтоб я в то время выговорила всю правду, но я удержалась, а, сказала только, вольно вам издеватся над бедной девкой, которая как вы сами знаете умелаб вам отвечать только не смеет. Для чево притворяешся сказал он говори как можеш грубее в присудствии господина Лонгмана, я верю, что ты со всею своею невежливостию не можеш что нибудь вредное чести моей сказать: а только хочу оправдатся пред всеми служительми моими, которые тебя любят, в том, что ты из дому идешь не имея ни каких напатков и озлобления, кроме что я грубостию твоею бывал раздражаем, оставляя то, что ты меня в письмах поносила совершенно. Государь мой, я тово не стою, что бы вы в поступках своих со мною, старались оправдатся пред вашими служителями, а рада тому только, что госпожа Жервис осталась к своем месте, о себе же знаю, что я не достойна быть в вашем доме, а при том осмелюсь сказать, что и не желаю.

Что ето, закричал господин Лонгман дарагая Памела? Не говори етова, мы все тебя не лестно любим, стань на колени и проси прощения у господина; госпожа Жервис и я именем всех служителей за тебя просить же будем прощения, и чтоб позволил тебе остатся здесь по крайней мере до тех пор кал женится изволит.

Нет господин Лонгман, я не могу о том просить, и хотяб позволили, остатся не желаю, единое мое желание чтоб в прежнюю нищету к родителям своим возвратится, хотя всех вас люблю, но жить здесь не хочу более. Что ето, вскричал старик снова! я не думал чтоб так было, стараясь ввести госпожу Жервис в прежнюю милость к нашему господину. Я льстил себя, что сей день обрадует всех нас в двое купно исходатайствуя и тебе прощение.

Видитель господин Лонгман он сказал ему правду слов моих, чаю никогда ты не думал столь много быть гордости и не покорства в сей девке.

Госпожа Жервис мне после сказала, что она дале не могла терпеть не справедливого руганья мне без винно, и боясь чтоб не сказать тово, за чтоб он на нее вечно осердился вон вышла. Я хотела следовать за нею, но господин наш поймав меня, говорил, постой Памела, покажи грубость твою совершенно? Знаю, что умеешь ее исполнить только что зачнешь говорить.

Государь мой я ему отвечала, когда то надобно, чтоб ваша знать подлостью моей оправдалась, я не хочу чтоб слава ваша во мнении людском по вредилас, а яб тому была причина, и для тово прошу вас на коленях, (и в тот час стала пред ним на колени,) и признаюсь, что я виновата была, и еще благодарна против такова милостивого господина. Я упряма, грубиянка, и более не заслужила как выгнать меня из дому без милосердия, и ни чем не могу оправдатся, признавшись не достойной жить в вашем доме, и для того не прошу и не хочу остатся. Бог благослови вас, и вас господин Лонгман, и госпожу Жервис и всех служителей в доме, я пока жива, буду об вас молится, и по том встала, во в горести своей так ослабела, что принуждена была на ево креслы оперется.

Старик сердешной плакал еще моево пуще, и в слезах говорил, кто видал на свете сему подобное, я не могу терпеть видя сие. Пожалуй государь мой прости ее бедную? Она во всем признавалась виновной, но признавшись прощения получить хочет, могу сказать по совести, что я о том не знаю, что подумать.

Господин наш сам помалу смягчился, и выняв платок свой обернувшись к окошку и приложа его к глазам своим сказал, долголь Этава будет, на том погода говорил поди вон, (удивительное совокупление противностей ) и знай, что далее уреченного числа здесь не будешь.

А государь мой говорил ему доброй старик сей! сжальтесь! кой ляд, вы все молодые господа имеете стальное серце, я вам кленусь что мое все тает в сокрушении, я никогда так много жалости не чувствовал. Поди вон, господин мой сказал мне, поди долой с глас моих, не могу более тебя видеть, иду государь мой я отвечала так скоро, как мне можно.

Истинно любезные родители так у меня голова, кружилась что я по стенке насилу могла до дверей дойтить, как же скоро до оных дошла то думала что уже то последнее мое видение с ужасным моим господином, обернясь к нему поклонилась очень низко, и сказала, Бог с вами государь мой, прости господин Лонгман; и пришед чрез галлерею в большую залу села на стуле не было больше силы ити дале.

Я вам отдаю на волю, любезные родители, рассуждать о всем том, по своей воле, не могу писать более сердце мое стесненное в печалех замирает. Когда меня отпустят, милосердый Боже! до веди меня в простой шалаш тот, где я родилась, там главные печали будут мне в радость, в сравнении всево тово что я терплю здесь, сжальтесь и молитесь

О вашей нещастливой Дочере.

ПИСЬМО XXIX.

Не могу перестать писать к вам хотя знаю, что скоро поеду, все ныне окончила, что мне надобно было исправить в доме, ожидаю непрестанно щастливого часу к вам отъехать. Госпожа Жервис сама напомнила, что у меня от покупок не может много остатся денег, и для тово отдавала мне две Гиней и с тех пяти, что господин подарил ей, и зная, что ей самой нужда оплачивать старые долги за детей своих не взяла, и благодарила за добросердечие ее и милость.

Сожалею, что очень мало денег у меня ныне, но знаю, что вы не будите тужить о том и по своей ко мне милости больше будете рады, что я к вам возвращуся, а возвратясь буду у вас работать прилежно, но все в вашем соседстве так бедны, что не надеюсь найти свою работу шить, белье, или цветами, а может быть друг наш Мумфорт мне сыщет из какова нибудь богатова дому работу, она многие домы знает.

Видите вы сами как мое состояние печально в превратной моей фартуне, вы знаете, что покойная госпожа моя любила музыку и танцы, и признавая меня на то удобну, научила петь и танцовать, часто заставляла пред собою петь песни полевые и псальмы, научила меня также шить золотом и цветами и всегда что я ни делала, она похваляла.

Но что то все ныне мне поможет. И я теперь так как читала Фабулу, которую вам здесь от слова до слова прилагаю.

"Муравьи всегда корм свой выносят зимою в светлой день на Солнце, голодная стреказа, пришед к ним просила, чтоб они дали ей пищи, они отвечали, что с великим трудом чрез все лето работая оную себе заготовляли, я в сама не гуляла говорила им стреказа, и во все хорошее время пела песни; очень изрядно муравьи ей отвечали, зимой и питайся теми песнями, что пела летом.

Вот так быть может и со мною, песни и танцы меня не накормят, сумневаюсь, чтоб я годилась и в простые игры деревенския. Плясать в караводе минаветы, и контротанцы, думаю между моими будущими подругами не годятся, истинно страшусь подумать чем я буду питатся, не лутчели бы меня научить шить платье, печь хлебы, и ходить за скотиной; но надеюсь что ежели станут учить меня, скоро научусь только бы до тех пор не скучилось, пока стану учится. Благодарю Бога что я понятна и прилежна, и могу все перенять скоро, что меня наиболее утешает, ни что честное мне не кажется подло, может быть с перьва несколько и покажется трудно, но несчастье моему сердцу ежели оно возгордится, однакож я ево подвергну и принуждать буду покорится моему состоянию иль пусть треснет.

Я читала, что один Епископ осужден был згореть в огне, который похотел с перьва от ведать каково будет ему терпеть, положил на огонь сперьва свой палец. Равно и я зделала пробу, когда Рахиль вышла из кухни, моуль чистить кострюли и посуду, и взяв оную чистила, и видела; что со временем не будет трудно, хотя и ободрала дресвою руки.

А ежели по счастию иглою найду работу, то не надобно будет работать другое, ежели не не найду, надеюсь, что приучу руки свои; хотя будут красны и тверды, исполнять согласную жизни моей работу, теперь надобно перестать мне, слышу некто идет.

Анна пришла сказать нечто от госпожи Жервис, постой, еще идет Рахиль наша.

Маленкой шум страшит меня, так как в фабуле крысы городовые и полевые. Есть что мне вам расказывать по вечерам будет зимою, ежели можно будет достать книг мне читать, то льщу себя делать вам много забавы у огня сидя: вот для чево я сказала и тужила что мало со мною будет денег.

Я намерение свое исполнила, севодни после обеда собрав все свое платье и белье в три узла развязала, и пришед сказала. Госпожа Жервис севодни понедельник, а в четверг я отсюда поеду, и хотя я уверена, что вы обо мне худова мнения не имеете, однако что бы никто после не мог сказать, что я увезла чужое, прошу пересмотреть мою рухлядь, вы известны, что я только то одно беру с собою, что правильно и своим назвать могу,

Изрядно говорила она, а я не знав ее замыслу, почитая всегда доброю, но не могу благодарить узнав в чем ее намерение состояло, понеси в зеленую палату, я там пересмотрю все. С радостию я ей отвечала, куда прикажешь, мне бы казалось вам можно, туда сходить где оно собрано, по том велела я принесть в палату, куда она приказала.

Как скоро я вышла она послала сказать вашему господину с чем я к ней приходила, подле той палаты был кабинет с стеклянными дверми завесом завешен, где у нее лежат конфекты и протчие припасы тому подобные, тут намерение ее было показать нашему господину как я осторожна, и смягчить ево гнев напрасной, и принудить меня взять с собою все мне данные пожитки, которые бы я могла продать и иметь хорошие денги в помочь нашей нужде; но я их никогда взять не хотела, и ничево не знала, что он пришед спрятался в кабинет, может быть он вошол в то время, как я пошла звать госпожу Жервис. Она мне после сказала, что он спрятатся у нее просил дозволения; когда она сказала о моей прозбе, без того бы ей обмануть меня было трудно, она знает, что я еще и прежнева кабинету не забыла.

Когда она вошла в палату я ей говорила, вот госпожа Жервис первой узел я ево развяжу пред вами, вот платье и белье, что покойная госпожа наша мне пожаловала, и при том благодарила при всяком слов поминая мать ево за ее ко мне милости, вот говорю я все подарки госпожи моей.

Посмотрим теперь подарки милостивого и добродетельного господина нашего, они мне всегда кабинет на поминают. Она слыша сие рассмеялась и говорила, полно Памела издеватся, говори далее. Тотчас я отвечала, будучи весела и не думая что он слышит, вот подарки, достойные хвалы нашего господина, вынимая их один по другому.

По том обратясь к третьему узлу, вот государыня моя, третий узел бедной Памелы, он очень беден против двух перьвых, вот спалной кафтанчик шерстяной, что я нашивала по утрам, он мне, приедучи домой, опять годится, вот каламенковая юпка и пара чулок, которые я сама купила, и соломенная моя шляпа с лентами голубыми, вот остаток Шотланскова полотна на четыре рубашки, две отцу, а две матери, такиеж как на мне, вот еще четыре рубашки, одна товоже полотна а другие полутче, но так изношены, что мне их здесь оставить стыдно, принесу домой к отцу моему на что нибудь оне годятся, вот две пары башмаков, позумент я с них споров выжгу и продам, так деньги пригодятся в нужд, еще есть двои или трои пряжки старые серебреные.

Чему вы смеетесь госпожа Жервис я ей говорила? Вы так как день в Апреле и плачете и смеетесь вместе, смотрите мою рухлядь. Вот платок бумажной, которой я сама купила, был и другой, да не знаю где, а вот он с новыми перчатками, вот Фланелевая новая исподница, а другая на мне такаяж, а здесь в узольку выбойчетые лоскутья и остаток шолку, годится мне ежели буду счастлива и найду работу, шить обшлага в деревне, какая беда сама не думала, что у меня так много пожитков.

Вот госпожа Жервис, вы видели все мое богатство, теперь я сяду и скажу вам что я намерена зделать.

Раскажи свет мой покороче, она отвечала мне, боясь что бы я не раскропоталась на нашево господина, в чом она мне после сама признавалась;

Вот в чом оно состоит я ей отвечала, это дело совесное и нужное, прошу ежели вы меня любите дать мне волю выговорить. Я ни какова не имею права удержать у себя подарки госпожи моей для тово, что она мне пожаловала их в таком рассуждении, что бы я в службе её их износила, для её чести, нынеж меня из дому гонят, то подумайте сами, что мне их у себя в деревне носить не к стате, вся деревня збежится на меня смотреть. А подарки нашега господина и тово пуще: вы знаете с каким умыслом они им подарены были. Они назначены ценою моего безчестия; то ежели я их у себя оставлю, думаю ни где щастлива и спокойна не буду, вы сами рассудите, что когда я воле и намерению ево последовать не захотела, к чему пристало, иметь у себя ево хищнова предприятия задатки. И так почести и посовести и по всем правам мне ни чево не должно взять, из сево злобного узла:

Вот мои третий дорогой узол милой товарищь в нищете моей, свидетель добродетелей моих и честных поступок, моглаль бы я достойна быть последней в тебе нитки, ежели бы с моею непорочностию расталась, которая во всю мою жизнь надеюсь меня будет славить увенчая честию, да и в последней час смертный представит мне не малое утешение, когда все богатство и тленные сего света прикрасы из чезнут, и не будут стоить валяющейся тряпицы в навоз. И в тот час обняла с истинною лаской узол с собственными моими пожитками.

Госпожа Жервис я ей говорить продолжала, (а у ней в то время как я говорила слезы из глаз текли ручьями,) хочу еще просить у вас совету: вы помните, что госпожа моя имела четыре Гинеи в кармане когда умирала, которые мне господин наш отдал, и я их послала к родителям моим, нынеж слышу, что они из них несколько на свои крайние нужды издержали; однакож оне хотя последнюю скотину, или своя бедные пожитки продадут но ко мне их пришлют. То и прошу вас сказать мне по справедливости свое мнение: должноль мне назад их возвратить, и думаетель что я три года служа без жалованья покойной госпож нашей, их заслужила? Я не говорю, что бы мои малые услуги стоили ее ко мне чрезвычайной милости, но все то, чему она меня ни учила, в нынешнем состоянии пользовать мне не будет, лутче бы меня научишь грубую делать работу, к ней я ныне должна, уже буду непременно привыкать, ежели только найду себе место: вы знаете чему девка в чужом доме подвержена бывает, единое сие напоминовение мне не сносно. И так по моему мнению кажется, что оные Гинеи даны не даром, прочие же ее подарки все здесь оставляю, а что меня кормили, то кажется я за то служила. Науки мои щитать не станем, они мне ныне более вредны, нежели нужны становятся, ежели бы жива была госпожа наша, то и она была бы сему согласна, сверьх же всево тово, скажите мне? После смерти ея, от господина нашева во все время не заслужилаль и четырех Гиней кроме пищи, также, худова сево платья, которое вы на мне видите, скажите по правде и без пристрастно? Не допуская милостию своею польстить мне и нарушить истинную справедливость.

Увы! любезная Памела, она мне отвечала, ты меня делаешь бессловесной, поверь мне, что не будет больше обиды нашему господину, как то, естли ты оставишь здесь ево подарки, пожалуй возми все их с собою буде не хочешь ево озлобить.

Что мне нужды госпожа Жервис я ей сказала, я уже привыкла терпеть от него ругательство и брани напрасно, я ему ни чем не досаждала, и впредь всегда молить буду Бога за ево здоровье, желая всяких ему счасливых случаев. Чтож касается до подарков ево, я их не заслужила, к томуж и на что мне взять с собою, носить их в деревне будет не возможно; надеюсь на милость Божию, и думаю что дневная пища мне всегда будет, а больше ни чево на свете не желаю, а могу питатся хлебом и водою и быть доволна, воды я везде найду много, а хлеба естли не могу достать моими трудами, буду жить так, как живут небесные птицы, растущими в лесах и полях плодами. Слаще мне будет сия пища простая, нежели хорошая и вкусная но разтворенная грехами. Всего более беспокоят меня четыре Гинеи, скажи госпожа Жервис? умилосердись, должноль мне их вощвратииь господину?

Нет дарагая Памела, она мне отвечала, ты их заслужила, хотя один только камзол щитать, которой ты вышила... Нет! сказала я перервав речь ее не думаю что бы работа за камзол тово стоила, щитайте все белье, которое я шила, и подумайте стоит ли хоть все то четырех Гиней? Стоит она отвечала. Щитайтеж мою пищу, и старое платье, которое я беру с собою. Конечно стоит, свет мой, она сказала. Изрядно я обрадуеся отвечала, теперь я щаслива и богата такова как быть желала. Пожалуй госпожа Жервис? Не говори о том ни кому пока я поживу здесь, чтоб узнав оное господин наш неосердился, и покрайней мере, дал мне из дому своево выехать с покоем. Оставляя все причины моих печалей сердце мое я думаю надорвется с вами прощаясь.

Еще мне надобно сказать вам, как господин наш в последний раз поступал со мною при господине Лонгмане... Поди пожалуй Памела, сказала она, не дав окончать речи моей, скоряй в мою спалню, там лежат на столе письма принеси ко мне их, я тебе покажу нужное. Я пошла, но узнала после, что то было зделано умышленно, дабы в то время как я выду по говорить ей обо мне с господином. А он между тем и успел сказать ей, что намерен был раза два, или три выскоча обнять меня, но удежался не хотя опечалить, а при том тужил о том, что слова мои слышал. Я не нашед на стол ни каких писем так скоро возвратилась, что спина ево мне видна была как он выходил из залы, что видя испужавшись бросилась к дверям и заперла их вынув ключь вон. Ах госпожа Жервис обернясь к ней вскричала! что вы зделали со мною! Вижу, что нет человека на ковоб мне надеятся было можно от всюду меня окружают нещастия, где найдешь бедная Памела друга? Когда уже госпожа Жервис беды тебе ищет. Но она меня с клятвами уверяла, что ни какова худова намерения не имела, и сказала правду, что господин наш слыша мои слова не одинажды плакал. Просила меня чтоб я перестала на нее сердится, и при том уверяла, что то произведет успех хорошей, видя что мои разговоры ево к жалости а не ко гневу склонили; но когда я, о Боже мой, выду из сего дому, где уже несколько месяцов беспокойным духом мучусь. Кличут меня в низ принуждена все покинуть, посмотрим что последует.

Сь вашею печалной и покорной Дочерью?

Госпожа Жервис весьма надежна, что мне дадут карету к вам доехать, хотя то мне и не пристало, но наши жители чрез то увидят, что меня не збезчестием выгнали из дому, походная карета из Линкольна возвратилась, думаю, что мне в ней будет ехать; а здешняя очень богата и нарядна.

ПИСЬМО XXX.

Любезные Родители!

Хотя я надеюсь, что сама мое письмо привезу к вам, однако все таки писать не не стану. Когда у вас буду жить, надеюсь нечево будет писать, да и время на то не будет. Севодни середа я думаю завтре очень рано выехать. Я имела ныне еще новые искушении, хотя не так дерзновенны как прежде, но от товоже человека.

Вчерась Господин наш возвратеся с поля, прислал за мною, я пошла в превеликом страхе, боеся брани за мои смелые разговоры, вознамерясь самым раболепством смяхчить ево сердце. Пришед к нему, стала пред ним на колеии говоря, заклинаю вас самою тою надеждою, которою вы имеете получить оставление грехов своих, и ради покойной госпожи моей, вашей матери, которая при последнем конце испуская дух в вечной покой, не оставить меня просила. Простите мне вину мою, покажите мне последнюю милость чево я больше не желаю, дайте мне с миром вытти из вашева дому, и что бы мой смущенный дух хотя на малой час был упокоен, дайте мне с честию в доме вашем со всеми простится, и не отпустите с пронзенным сердцем от злой печали.

Он поднял меня с такою лаской, какой я от нево ни когда не видала и говорил: затвори двери Памела, и поди в мой кабинет, я хочу с тобой поговорить без издевок. Как возможно, государь мой, я ему отвечала, отхватя себя руками? Сотвори милость позволь мне вон итти. Богом тебе клянуся говорил он, что я тебе не покажу противности ни малой, затвори двери и поди за мною.

Сказав сие, вошел в кабинет свой, которой наполнен книгами и изрядными картинами, хотя ево и называют кабинет, но то была палата превеликая в сад окнами, и к ней галлерея вся в стеклах, я затворила двери но незнала следовать ли за ним, или нет в кабинет. Он оттворя опять двери говорил, поверь мне хотя не много, ты должна иметь надежу слыша мои клятвы. Я пошла за нам трясучися в страхе и шла очень тихо, поди чтоли, он вскричал, можноли послушать? А государь мой я отвечала! зжалься надо мною, избавте меня несносных печалей, полно он сказал, полно я тебе повторяю мои клятвы. По том сел в креслы взяв мою руку, продолжал речь свою: не думай Памела чтоб я имел намерение худое, от сего часа я тебе повторяю мои клятвы, и желаю, чтоб ты несколько была благодарна за милость, которую я тебе хочу оказать. Ты имеешь ум и рассуждение изрядное, и по тому нетрудно узнать, что я во всем моем тщеславии, не могу одолеть бесприкладной моей к тебе любви. Взгляни на меня любезная Памела; я тебе признаюсь в самой истинне что люблю тебя нелестно, все мои суровости к тебе, были совести моей противны, надеясь хотя страхом тебя заставить желании мои исполнять; ты видишь что я говорю откровенно, не употребляй и ты против моего простосердечия, сродных хитростей вашему полу.

Я будучи в несказанном смятении не могла промолвить ни одного слова, он видя, что я не могу ему отвечать, тотчас переменил речь свою и говорил, скажи мне Памела? В каком состоянии отец ваш? Я знаю что он хотя и беден но честен. От того время как мать моя нас к себе взяла поправил ли он свое состояниею

Сии слова мало по малу привели меня в прежнее состояние, так государь мой я ему отвечала он и теперь беден и честен, чем я наиболее себя и славлю Постой говорил он, ежели ты сама небудеш препятствовать, я родителей твоих счастливыми учинить могу. Государь мой, я ему отвечала, оне ныне так счастливы, как больше быть не могут, ежели за вашу к ним милость, добродетель бедной дочери их заплачено быть может.... Пожалуй не говори мне таких слов, которые пронзают мое сердце, я ни какова зла с тобой учинишь не хочу. Не говори пожалуй государь мой, я ему отвечала можно мне уже боятся? Нет говорил он, поверь мне, что мое желание подать помощ Отцу твоему без всякой тебе обиды. Пожалуй скажи спросила я? Каким образом то статся может, и я всячески буду вымышлять оказать вам мою благодарность без нарушения совести моей и постоянства, но что может такая бедная девка как я вам зделать? Не преступя должности своей главной.

Я желаю, он начал продолжать речь свою, чтоб ты здесь еще осталась на неделю или на две, и против меня чтоб была ласкова и учтива, я так велико имею к тебе снисхождение, что принужден о том просить.... Но я видя из лица твоево противное моему желанию, начинаю сожалеть, что много пред тобой себя унизил, но при том однакож весьма доволен за твои поступки: вчерась при господин Лонгмане, когда я говорил тебе сурово, ты не старалась оправдатся, хотя мне несколько было и досадно, слыша из кабинета твои разговоры. Но тем наиболее принудила меня себе дивится, и видеть столь много достоинств, каких я ни в одной девице еще не видал в жизнь мою. Весь дом мой вместо завысти, не сказанно тебя любит. И так имея к тебе почтение, которое и докажет чево ты со временем будешь достойна. А всево более меня убедили твои письмы, из которых я многие читал сам, и видел какой приятный слог, и чистое в самой простоте изъяснение, также острых замыслов довольно много в рассуждении твоих лет, полу и природы. Все сие совокупно заставило меня любить тебя чрезвычайно. Ныне дарагая Памела когда уже я открыл тебе мое сердце, пожалуй побудь здесь две недели, пока я исправлюсь в делах моих, ты увидиш, что о том не для чево будет тужить.

Я оледенела, почувствуя, что сердце мое смяхчатся начинало; о государь мой ему говорила! спаси бедную девку, которая не только говоришь, но и взглянут на вас без стыда и страха не может. Но что хотите погубить меня вечно? Пожалуй отвечал он послушайся, хотя повесели меня, что здесь останешся. Я пошлю Ивана ко Отцу твоему что бы он со мною повидался, здесь, или в поле близь вашей деревни. Нет государь мой я говорила, не могу на сие согласится, сотвори милость пусти меня завтре так как я уже заключила, оставте предприятии противу такой бедной, которая во всем бы волям вашим повиновалась не разлучая я с добродетелью; и кроме вас ни комуб на свете покорна быть не хотела. Можешь, он сказал ежели захочешь, добродетель твоя в том не мешает, да я и сам ее помрачать не желаю. Возможноль я отвечала ему, мне вам государь мой поверить, видя довольно причин противных погубить бедную девку? Но о Боже милосердый! Ты един мой помощник спаси меня в час сей, и дай дойти сохранно в шалаш моих любезных родителей, там только жить могу спокоем. Тогда он вскричал о злая и немилосердая доля! уж ли я не могу истинными моими клятвами уверить тебя. В чом уверить государь мой? Я ему сказала, толи только что бы я на две недели еще у вас осталась в доме, что после тово со мною будет? Проклинаю мое богатство и свою знатную природу, говорил он, они препятствуют тебе мне верить! Сия тщеславная гордость умножает твое сумнение, которое я опровергнуть непременно потщуся, останься прошу тебя, ты увидишь, что оно будет уничтожено.

В тот час сердце мое так затрепетало, что я почти обезумела, и начала творить молитву, отче наш. Не хочу говорил он, Памела, слышать твоих молитв, теперь вижу, что может из тебя быть набожная черничка.

Но все сие не возбранило мне вскричат громко! И не введи мя во искушение но избави мя от лукаваго. О Боже! взяв он меня в руки, говорил, побудь свет мой две недели, ты увидишь, что я для тебя зделаю, теперь оставляю тебя на час одну, подумай хорошенько, ты видишь, что я злова намерения не имею. Вот теперь изрядно, я сама себе говорила.

Когда он вышел, меня разные мысли начали смущать, иногда вздумаю, что худова не будет хотя и останусь, для тово, что госпожа Жервис будет со мною, но в страх вспомню, по чему мне знать что еще я и сама зделать в состоянии, хотя сопротивлялась ево суровости, будучи устрашаема, но могуль сопротивлятся покорности в любви? Не знаю, едина только надежда на помощь того же Вышнего, он обещал мне сама себе размышляла родителей моих из нищеты вывесть, хотя сие обещание всево более мне и приятно, но польстясь на то не навесть бы себе пагубу конечную; что ему больше можно сего мне зделать? Знатность природы ево ни до чево допустит, клянет свою гордость и тщеславие, надобно конечно, чтоб он ума лишился, или тем наилутче злое свое намерение исполнить уповает, без товоб он ни когда не стал так говорить со мною. Может быть сим средством честь мою похитить вздумал, инагож он мне ни чего не обещал. Но две недели не много, увижу что будет, и как он против меня поступит ежели здесь останусь. С другой стороны видя безмерное расстояние между им и мною, думаю, что мне ни какой нет надежды, к томуж у же он ныне мне открыл и любовь свою, которую без сумнения подтверждать станет часто, то может быть мне и сил не достанет сопротивлятся. Ежели же ево желания непорочны, для чево он не говорил в присудствии госпожи Жервис: в тотчас ужасной кабинет престал мне в мысли, и вспомнил какой я опасности в нем была подвержена, то и заключила, что ему не трудно удалить госпожу Жервис и всех служанок, и гораздо меньше время употребить на мою погибель, нежели просить остатся. По чему и вознамерилась непременно ехать к вам, и поручить себя Божию смотрению. Какую я должна иметь благодарность Творцу своему за милость, что вложил мне сии мысли, ибо вы после усмотрите сами что со мною было.

В самой сей час как я пишу, Иван ко мне прислал сказать, что он к вам едет, и для тово, только то принуждена послать что написала, надеюсь завтре принять ваше благословение в счастливом вашем жилищ и сказать остаток, между тем буду всегда

Ваша покорнейшая Дочь.

ПИСЬМО ХХХИ.

Любезные мои Родители!

Не перестаю еще писать к вам, хотя совершенно уже надеюсь, что сие письмо сама привезу, и веселится буду ево пред вами читая, вспомня от какой опасности избавило меня Вышнего провидение. Я к вам уже писала такое намерение взяла, о счастливое намерение! истинную имею причину так ево называть. Господин мой скоро ко мне в кабинет возвратясь говорил, не сумневаюсь Памела, чтоб вы не хотели меня одолжить много и не остались здесь на две недели. Я не знала какими словами отвечать ему; но не много подумав сказала, прошу прощения государь мой, прости бедную и печальную свою служанку, не льзя статся, чтоб я была достойна от вас такой милости, котораяб собственной моей должности небыла противна, отпустите меня к моим родителям спокойну. А говорил он, ты такая дура какой я еще не знаю, я тебе сказал, что с Отцом твоим сам увижусь, ежели ты хочешь, завтре пошлю за ним в моей дорожной коляске, и скажу ему, в чем мое против ево и тебя есть требование. Позвольте мне я сказала ему вас спросить, что из тово будет? Знаю великое ваше богатство, и что вы их счастливыми зделать можете не сумвеваюс но чево все то мне стоить будет. Вы так будете счастливы, отвечал он, что больше желать не можете, я вам обещаю, возми вот теперь кошелек мой в нем пятдесят Гинеи, всякой год и отцу твоему буду давать постолькуж, и определю ево сверх тово к такому месту, где он в год столькож или больше нажить может, я бы дал тебе и больше, а также и ему, да боюсь, чтоб не поставили мое намерение в худое. Возмите государь мой ваши деньги я ему отвечала назадь, надеюсь, что отец мой также не возмет, пока не будет знать чем ему заслужить их. Изрядно Памела, продолжал он мне говорить, на пример ежели я сыщу честнова человека, которой тебя на веки может зделать госпожею, пойдешь ли за муж? Не хочу государь мой, я ему отвечала. Тогда я ево злой умысел хотя и с познала, но видя себя в руках ево, рассудила за лутчея притворится. Вы так хороши, говорил он, чтоб где ни была везде будешь в опасности, везде сыщутся такие, которые похитить твою добродетель будут старатся, мне же разве не исполнять повеление покойной матери моей, то не надобно о тебе и попечения иметь, хочу дать тебе хранителя чести и не порочности твоей, пускай ты будешь 6езопасна, я уже имею на примете честнова и доброва человека, которым ты будешь довольна.

О злой и безчеловечной я сама себе говорила! какой это вредной инструмент для погубления человеческого роду, но скрывала сколько можно свое негодование, боясь ево, с места тронутся; за ково вы изволите думать меня выдать? Я спросила. За молодова господина Вилиамса отвечал он, которой у меня Капелан в графстве Линкольнском, он может тебя учинить щастливою Знает ли он государь мой, намерение ваше? Я спросила. Нет моя дорогая, и в тот час ускорил поцеловать меня, (в то время ласковость ево казалась мне самой отравой). Красота ваша продолжал он и достоинствы, с превеликою радостию заставят ево принять от меня безценной сей подарок и милость, которую я к нему показать хочу. Изрядно государь мой я говорила еще довольно есть время о том подумать, да оноеж и не помешает ехать мне к моим родителям, на что мне здесь остатся, доброе ваше намерение и милость могут меня найтить и у Отца моего также как здесь. Я хочу чтоб Господин Вилиамс и весь свет купно знали, что нищеты моей не стыжуся.

Тогда он еще хотел поцеловать меня, но я уклонясь говорила, ежели уже я должна думать о господине Вилиамсе или о ком другом, то сия смелость вам государь мой не пристойна. Изрядно говорил он так остатся на две недели я пошлю за женихом и Отцом твоим, а между тем велю приготовлятся, хочу, чтоб свадьба ваша была в моем дом. Между тем прими сии деньги и пошли к Отцу своему в знак моей милости, уверя ево, что я вас всех счастливыми учинить желаю. Пожалуй мне государь мой часа два время о том подумать. Но он мне говорил: нужда есть мне ехать сей час со двора, то я и хочу знать твое намерение скоряе; отпиши об оном к Отцу твоему, и пошли деньги, Иван отвезет их ежели изволишь. Изрядно государь мой, я вам скажу скоро: скажи же говорил, и еще поцеловав меня отпустил.

Я не сказанно обрадовалась вырвавшись из ево когтей ужасных. Я к вам пишу для того, чтоб вы обо всем обстоятельно знали; намерение мое ехать ежели будет можно есть непременное. О злой проклятой и нечестивой человек! Вот какие сети приуготовлены бедной вашей Памеле, вся кровь леденеет вспоминая какую вервь безчестия и грехов во всю жизнь мою мне протянули. Вы можете дозваться, что он с начала хотел меня ласкою прельстить, господин Вилиамс думаю тогда только ему пришел в голову, как он меня одну оставляя ходил другую палату, чтоб вздумать каким лутче средством меня обмануть скорее, но злости и лукавства ево так были мрачны, что и в ясном свете трудно было их рассмотреть.

Как скоро пришла я в мою спальню, вздумала к нему на писать письмо убегая всячески, чтоб мне ево не видать, и на писав следующее пред дверьми ево спальни положила.

"Государь мои и почтенный господин.

"Учиненное мне от вас обещание наиболее меня уверяет, что мне в доме вашем жить не к стате, а принуждает скорее к моим родителям возвратится, не для тово чтоб совету их просить с рассуждении господина Вилиамса, но мое намерение к ним ехать и с ними вместе жить, и оное так твердо, что ни кто пременить не может. И так государь мой, нижайше благодаря за все ваши милости, ежели позволите я завтре поеду; госпожа Жервис мне сказала, что вы хотели пожаловать мне честь зделать и отпустить в своей карете, но я то за ненадобное признаваю, думаю нанять телегу у Николая, и льщусь, что вы не будите за сие намерение гневатся на ту, которая будет всегда."

Ваша нижайшая и послушная услужница.

"Что касается до пятидесяти Гиней, совершенно знаю, что Отец мой вечно меня не простит ежели приму пока не узнает, как я их заслужила, а мне вовеки вам заслужить не можно."

После тово прислал он ко мне госпожу Жервис и велел сказать, что когда я захотела ехать, он не удержит, и карета готова, но только после тужить я буду о том: ибо он во всю жизнь свою ни какова старания обо мне уже более иметь не будет. Я о том и не печалюсь лишь бы только вырватся из ево дому, я бы была очень счастлива, любезные родители, ежели бы могла вам подать помочь, сохраня мою непорочность.

Не могу понять для чево Иван, которой я думала, что с моим последним письмом уже поехал, теперь еще только едет, и прислал ко мне спросить не будет и к вам какой посылки? Я окончала сие письмо для тово, чтоб по скорее послать к вам.

Теперь приуготовляюсь к отъезду, иду со всеми прощатся, после обо всем раскажу вам словами, как буду иметь счастье вас видеть и остаюсь

Ваша покорнейшая Дочь.

Прибавлю только то, что господин мой прислал ко мне с госпожею Жервис пять Гиней, они меня учинили богату, он как прислал ко мне с нею, то я оные и приняла смело, при том же велел сказать, что он уже более не хочет меня видеть, и чтоб ехала как хочу; кучер которой из графства Линкольнскова приехал назвачен вести меня. Господин мой так сердит, что до кареты ни кому не велел меня проводить, однако ему все таки хуже а не мне, что все узнают.

Иван долго дожидался письма моево, ибо, хотела оба запечатать вместе, но он сказал, что первое далеко спрятано и обещал оба довесть к вам в целости. Этот Иван такой доброй и честной детина, то я в похвалу его не могу сказать довольно, я бы ему с радостию отдала Гинею, будучи теперь богата, только знаю, что он не возмет ни чево. О подарках госпожи моей и ево, о которых, сказала, что с собою взять не хочу не говорит ни чего, но он мне дал разуметь, что скоро за мною их пришлют, ежели пришлют, о Боже! как твоею благодатию Памела будет богата! хотя носить их будет и не можно, но я их продам, чтоб были у нас деньги на нужду, теперь много есть мне перед отъездом дела, за тем и окончеваю.

Здесь надобно примечать, что искушении прекрасной Памелы еще не миновались, но самые еще строгие придут в то время, когда она в безопасности быть чаяла, и льстилась возвратится с радостию к Отцу своему и Матери. Господин ее видит, что ничем уловить добродетель ее не можно, не хотя без пользы оставить страсть свою, восприял странное, намерение послать ее в свой дом, которой он имел близь Линколна, в надежде, что заключение строгое, в котором он ее содержать велит, принудит ее на желание его склонится. И для тово велел оттуда быть кучеру не имея надежды на другова, которой также как и прочие служители в доме любил и почитал Памелу. Тайно приказал кучеру сие исполнить, и под видом гнева за не учтивые против себя поступки, всем служителям запретил ее провожать. Как скоро села она в карету, кучер миль с пять ее вез дорогою к отцу ее, а потом повернясь прямо поехал в Линкольн.

Надобно в то знать, что доброй ее и честной Иван, по воли своево господина вместо тово, что бы возить к отцу ее письма, отбирал а отдавал своему господину, которые он всегда читывал, а чрез то знал все её переписки. И так бедная Памела со всех сторон была окружена бедами; в продолжении сей истории усмотреть можно, какие вредные лукавства мущины могут вздумать к совершению своих желаний без человечных и вредных, и сколько хорошие и добродетельные женщины должны их боятся и остерегатся, а особливо когда власть и богатство согласно вооружатся на не порочность и нищету.

Надлежит сказать и то, дабы лутче узнать следствие письма сего, что господин ее не послал последних трех писем к Отцу ее и Матери. Первое, в котором она описывала, как господин ее слышал из кабинету ее разговоры о пожитках, другое как он просил ее

<Отсутствуют две страницы>

"будет. Надеюсь, на меня вы ни какова подозрения иметь не можете, не взирая на то, что она к вам часто писала о моих с нею невинных издевках, распространя их обширнее моих мыслей, которые в самой неповинности, простительны молодым людям, и которые выросли вместе и давно друг друга знают; и так могу вас уверить, что гордость и клевета мне не знакомы.

"И как она упражняеся всегда в писании и в письмах, надеюсь свои интриги с тем духовным вам открыла, но не знаю, принялиль вы то заблаго; ныне я узнал, что он хотел за нею ехать до вашей деревни, и без сумнения в страсти своей неразсудной на дороге женясь, оба бы не счастливыми во век учинилась, я надеюсь принудить ее любовника открыть глаза, познать свою пользу, и не женится до тех пор, пока не будет в состоянии пропитатся с женою; ежели же наживет хлеб, и тогда захочет женится, я с моей стороны с радостию дозволю.

"Я от вас инова ответу не ожидаю, кроме, что вы обо мне имеете доброе мнение, и надежду на мое честное слово так как я есмь

Ваш доброй приятель.

"Я узнал, что слуга мой Иван, перенощик был ваших писем, в которых так много меня поносили, он скоро узнает мое отмщение: ибо не сносно терпеть такому человеку, как я, от служителей своих неправедное поругание.

Не трудно узнать, что письмо от такова знатнова человека, бедных Стариков ввело в крайнее беспокойство, не знали что делать, хотя ни мало о невинности Дочери своей не сумневались, но думали, что какие нибудь злые с нею произходят следствия, иногда помышляли, что нет ни чево такого, чтоб им было опасатся, иногда признавали любовь на ее затеянною, неполучая последних от нее писем, которые бы все то могли опровергнуть.

Для лутчаго успокоения вознамерился сей добросердечной старик сам итти к ее господину, и прося бедную жену свою извинит ево пред откупщиком деревни, в тот же вечер поздо пошел к ево замку, и целую ночь идучи, пришол по утру так рано, что еще ни кто не проснулся и сел у ворот в намерении дождатся или увидеть ково нибудь в доме.

А как увидел конюхов, которые вели поить лошадей, то самым жалким голосом спросил их, где Памела? И что с нею зделалось? Они ево за безумнова призная отвечали, что тебе старой хрычь до Памелы дела, по сторанись чтоб не раздавили тебя лошади? Где господин ваш? Спросил еще бедной старик. Не сердитесь господа мои, я и так чуть жив с печали. Напрасно трудился, отвечал ему один конюх, господин наш ни когда к воротам не ходит. Я не нищий, говорил он им, и ни чево от вашева господина не требую кроме Памелы, о любезное дитя! о дражайшая Памела!

Я думаю, один из конюхов говорил, он Отец девицы Памелы? Истинно Отец, отвечал старик им проливая источник горьких слез, и подняв руки к Небу продолжал, где дитя мое, где Памела? как где Памела, отвечал ему один конюх, она к тебе поехала, давно ли ты из двора? Вчерась вечеру он отвечал, и всю ночь шол сюда.

Господин наш дома говорили они, только еще не проснулся, слава Богу вскричал старик! надеюсь позволено мне будет скоро ево видеть. А конюхи просили ево, чтоб он шол отдохнуть в конюшне, куда он пришед сел на приступке утирая слезы, и так тяжко вздыхая что, всех предстоящих привел в жалость.

Как скоро проснулись люди, все в доме проведали, что Отец пришол к Памеле, служанки хотели ево привесть на кухню, но госпожа Жервис поскорее сошла в нижнюю залу, и велела ево к себе привесть.

Он ей сказав причину своей печали, и прочел полученное письмо от их господина. Она слушая залилась слезами, но желая скрыт свое беспокойство, не могу говорила она удержать слезы, видя вас в такой печали, но надеюсь, что вы оной не будете иметь причины боятся, я думаю, что дочь ваша в безопасном месте.

Вижу государыня моя, что вы сами не известны, что с ней зделалось? Ежелиб доброе против ее намерение было, не возможноб статся чтоб такая добродетельная и честная госпожа незнала, а то вижу, что вы надеялись ей у меня в деревне быть.

Господин мой, она отвечала никогда служителям своим намерений не открывает, однако вам не должно на нево иметь подозрение, когда уже он дал честное свое слово. Видите сами, что он не может иметь худова умыслу, для тово, что от тово времени ни начас от сюды не отлучался и ни куды ехать не намерен. О Боже мой! вскричал он, еще мне есть утешение, но лиш хотел еще продолжать речь свою, как господин дома проведая сошол в шлафроке к ним в залу.

Что ты господин Андревс, говорил ему! Что ты о государь мой вкричал ему бедной старик! умились надо мною, возврати мне Дочь мою? Для чево отвечал ему господин, я думал, что уже вас об ней успокоил довольно; получил ли ты мое письмо, что я послал к вам? Получил государь мой, оно меня сюда и привело я целую ночь пешком шол. Бедной человек, сказал господин Б... С притворною жалостию! я истинно сожалею, Дочь ваша много у меня в доме на делала страннова шуму, и ежелиб я знал, что тебе так ее жаль, яб прямо послал к тебе в деревню, мое намерение только в том, чтоб оказать ей и вам благодеяние и чтоб вы сами после благодарили; она совершенно в безопасности господин Андревс я тебя по чести уверяю, я ни из чево на свете не хочу ее обидеть, как вы думаете, госпожа Жервис? Я думаю, что конечно нет государь мой, она отвечала, вы думаете, что конечно нет подхватя сердечной старик и я также, однако государь мой, сотвори милость, отдай мне дочь мою я больше не прошу, и буду старатся, что духовные люди к ней подбегать не будут.

Лондон отсюда очень далеко отвечал господин Б. Я не могу тотчас её к тебе привесть. Как государь мой, говорил Андревс за чем послали бедную мою дочь в Лондон? За тем говорил, что я не хотел ее несчастия, поверь мне, что ей ни какова там нет страху, и жить, будет в довольствии, вы сами скоро от нее чрез письма услышите, что она там в чесном месте у знатнова Епископа в доме, и будет служить жене ево пока все минется.

По чему мне знать, государь мой, правдаль это! отвечал Андревс. Как говорил господин Б... Показуя, будто осердился, ты сумневаешься в моем слове. Не думаеш ли, что я имею какие умыслы худые против дочери твоей. И как льзя тому статся, что бы и такие дальные труды употребил ко исполнению своих предприятий, разве ты не знаешь, с кем говоришь?

Не гневайся государь мой, старик говорил ему, вы знаете, что дочь родителям мила, скажите мне имя тово Епископа у которова она в дом? Я пойду в Лондон босыми и дряхлыми ногами, и буду тогда весел, когда увижу бедную Памелу.

Я думаю Андревс говорил он, что ты также наслышался басней, как дочь твоя, или совсем из ума выжил, можноль верить моему слову, я тебе еще повторяю, что ни какова зла дочери твоей не желаю, подумай прилежно кто я, и кто ты! О Государь мой, говорил Андревс, простите меня, что я так докучлив, но что из тово худова, что бы сказать мне, имя тово господина, у ково она живет в доме. Что это, отвечал господин Б.... За чем ты пойдешь к такому великому человеку в дом, с твоим глупым страхом. Грубость твоя мне навести может обиду, будешь ли тем доволен, что дочь твоя чрез неделю, или ближе, естли она не заленится, отпишет к тебе, что все ей в пользу, и живет изрядно, не имея ни какой опасности боятся. Ежели так, то совершенно будет отвечал он, не малое утешение в моих печалех. Изрядно говорил господин Б... Хотя и не могу ручатся, что может быть она и заленится, однако госпожа Жервис ежели она к вам писать будет, не забудте послать письмо к нему с нарочным. Много благодарствую государь мой, сказал старик, надобно мне иметь терпенье неделю, которая покажется годом.

Я вам божуся, говорил господин Б.... что ее вина будет, ежели она к вам не отпишет, я ей точно приказал к вам писать, для моей собственной славы, и при том обещаю, что не поеду до тех пор ни куда, пока вы не получите от ней такова письма, которое вас успокоит. Бог заплати вам государь мой, говорил Андревс, ежели это правда, аминь. Вы видите отвечал господин Б, что я в правде по вашему желанию не боюсь сказать амин. Госпожа Жервис говорил ей, угости мне этова человека, как возможно лутче, и при том тихонько приказал дать ему две Гинеи, чтоб труды ево были не вовсе напрасны, и также сказать, что он может ежели хочет у нево в дом письма дожидатся, чтоб сам свидетельствовал милость и добрые ево намерении, и что он не едет для тово из дому.

Сердечной старик обедал с госпожей Жервис, и был гораздо спокойнее, нежели пошол из своей деревни, в надежде скоро получить от любезной своей дочери письма, взяв же данные деньги, пошол домой с терпением, ожидать ведомости приятной.

Госпожа Жервис и все в доме очень сожалели о учиненном подлоге над бедной Памелой, она и дворецкой с крайнею жалостию и учтивством говорили о том господину Б... Но принуждены довольствоватся были совершенным обнадеживанием всеобще о чистоте и правости ево предприятий. Госпожа Жервис не весьма тому поверила, зная ево затеи про молодова духовнаго.

Неделю спустя после отъезду Памелы, все друзья ее несколько были спокойны, получа чрез незнакомова человека письмо к госпоже Жервис, после будет сказано, каким образом Памела принуждена была написать ниже следующее.

Моя дарагая госпожа Жервис.

"Я весьма искусно обманута, вместо тово, чтоб меня отвесть к родителям моим, Роберт меня привес в такое место, которое мне именовать запрещено, но со всем тем не сурово со мной поступают; я для тово пишу к вам, чтоб вы к Отцу моему и Матере о том сказать послали, они надеюсь чють живы с печали, я живу изрядно, и всегда буду за помощию Божию их покорная и добродетельная Дочь так как

Ваша печальная услужница

Памела Андревс.

"Мне не позволено ни числа ни места означать здесь, только мне тягостна нищета моя, она причиною всех страхов моих и печалей. О моей дружбе я вас уверяю, купно и всех в доме, простите и молитесь Богу о бедной ПАМЕЛЕ.

Госпожа Жервис сие письмо всем домашним показала, и хотя оно не совершенно отняло боязнь о Памеле, но не мало успокоило их в страхе, а господин Б... Показывал свое удивление, каким образом письмо пришло в дом. Госпожа Жервис послала сие письмо к Отцу ее и Матере, которые сперва думали, что то написано фальшиво, но рассмотря почерк узнали ее руку, радовались потому, что жива Дочь их, и советовали со всеми своими соседьми, что в таком случае делать, но всякой боясь власти и богатства господина Б... не смел ни чего инова присоветывать, крсме что просить Бога, что бы он един заступил их неповинность, что и сам наконец за лутчее признали, видя из письма, что она не у Епископа в доме, так как им сказано, и положили в слезах просить Бога, что бы он пресек все умыслы злые.

Мы их оставим молится, а сами возвратимся к Памеле, и к тому журналу, которой она будучи во уединении писала; надеясь какой нибудь найти случай переслать к своим родителям, что видно во всяком письме ее какое окончание бедам своим чаяла, и благодарность Богу, спасаясь от гонений несправедливых. Желая, тогда изследовать свои поступки и в нещастии радоватся, ежели найдет их с законом и добродетельми согласных, или раскаятся и сожалеть противное видя, а чрез то подать пример всем тем, которые честь и не порочность суетным вещам предпочитают.

ПИСЬМО XXXII.

Должно мне писать к вам, объявляя нещастную мою долю, хотя и нет, надежды, что бы вы мои письма могли получать. Ныне пришло время писать, плакать, боятся и молится Богу. Какая мне осталась надежда, видя себя осужденну быть жертвою преступника Божия закона и прав естественных. О Боже милосердый! отпусти грех мой, и во отчаяние меня не введи, Ты един знаешь, что рабе твоей полезно, но не терпи и того, что бы создание Твое страдало с выше человечества. На Твою власть имею надежду. Каково ни бедно ныне мое состояние, но знаю, что я не подала ни какой причины к сему заключению, и не от тщеславия и гордости навела беду себе.

Но надеюсь, что Бог подаст мне крепость снести мое нещастие, и избавит от гонителя. Но прошение и молитвы мои колеблют страх и ужас, от которых лишаюсь почти ума и памяти. О любезные родители! совокупите свои молитвы с моими! но увы, как могу вам дашь знать о моем бедственном страдании! нещастная ваша Памела погибает, и может быть погибнет прежде, нежели вы будете известны.

Злость и гордость с лукавством ослепляют знатного дворянина, на толь дана власть человеку, чтоб Вышнего противлятся воле, и искать опровергнуть уставы чести к своему оправданию, и употреблять богатство к пагубе неповинных.

Я буду вам писать все, что случилось мне до ныне, но не знаю, как к вам переслать мои письма. Ивана больше нет, тово честнова человека, которой нашивал в вам мои письма. Видно, что меня строго и до тех пор содержать будут, пока мой немилосердый господин, окончит свои Богу противные предприятии. Однако буду писать всякой день, что мне случится, в надежде каким нибудь образом удастся переслать печальные к вам мои письма, но вы хотя и получите, что пользовать будет, кроме что умножат скорбь вашу и беспокойство? Увы! что могут такие бедные люди как вы зделать людем богатым и властным, которые вознамерились губить непорочность.

Но что ни будет, я писать стану все то, что думала сама вам рассказать словами, льстясь чрез несколько часов принять от вас благословение, избавясь всех моих бед и печалей. Начну повествование мое от того часа, как писала последнее письмо к вам, и продолжать буду до тех пор, пока будет оказия послать к вам, хотя оной и не надеюсь как я уже вам доносила. На канун желаемого мною дня, то есть в Среду, прощалась я со всеми домашними. С обеих сторон с не малой жалостию, мущины и женщины все плакали, со мной разлучаясь. Все хотели мне дать малые подарки в знак их дружбы, но я ни чево не взяла от людей мне равных. Один господин Лонгман с слезами принудил меня взять Голанское полотно, серебреную табакерку, и кольцо золотое, просил, чтоб я помня ево дружбу носила, и при том говорил, Бог никогда такую честную и добродетельную девицу, как вы не оставит, и хотя теперь едешь к родителям своим в прежнюю нищету и бедность, но благодать Вышнего не допустит вас терпеть дальную нужду, она наградит со временем вашу справедливость хотя я и не доживу до тово, чтоб был благополучия вашего свидетель.

О дарагой мой господин Лонгман! я ему говорила, вы меня богату и горду учинили, прошу еще зделать мне милость, думаю хотя нужды и не будет мне ежечасно в письме упражнятся, но однако приедучи домой должность есть отписать к госпож Жервис также и к вам, и поблагодарить за всю вашу ко мне милость и того ради покорно прошу одолжить меня несколько листов белой бумаги, не много сургучу и перьев.

Слава Богу, что тогда вздумала выпросить у него бумаги, без товоб мне здесь неначем писать было. Смотрительница моя женщина суровая и злая, не далаб мне ни полулиста. Ныне главная моя забава в том, что могу писать, писем квам хотя и не могу пересылать, но пишу однакож, что мне вздумается. Она не знает, что у меня есть бумага в запасе, но дабы не потерять порядку моих писем, то возвращусь опять к моему отъезду.

Господин Лонгман мне мне больше сорока листов почтовой бумаги, дюжину перья, бутылочку чернил, и три палки сургучу, все оное завернула я в трубочку и спрятала. Государь мой, я ему говорила, вы меня со всем обогатили, чем я воздам вам? Одним поцалуем дарагая Памела, отвечал он, я ево с радостию поцаловала, нет ни чево, он человек уже старой и доброй.

Рахиль и Дана плакали горько со мной прощаясь, Женета женщина угрюмая и Сицилия проливали также слезы, и говорила, что за меня молить Бога будут, но боюсь, что бедная Женета не привыкнет и за себя довольно молится. Она поистинне жалости достойна. Артюр садовник, Роберт кучер, и другой товож имени кучер из Линкольна, которой назначен везти меня, много учтивости мне казали, и у всех на глазах слезы были видны. Сие мне казалось удивительно в кучере новом, надобно, чтоб он доброй совести человек был, для тово, что меня знал очень мало, но после узнала от чево надобно ему было быть печальну, зная всех больше, что ему приказано обмануть меня, и быть несчастия моего орудием.

Прочие трое лакеев, Гендрих, Исак и Вениамин, конюшие и конюхи все тужили. Одним словом уже и последний бедной Томас, что на кухне посуду чистит, и тот купно со всеми обливался слезами, также и все служители в вечеру собрались со мной прощатся, зная, что на утру всякому будет недосужно, все цаловали мою руку, я сама цаловалась с служанками, просила Бога, чтоб их милостию своею не оставил, и благодарила за все их ко мне милости и дружбу. По том принуждена была скорее их оставить, нежели думала, не имея более силы с ними прощатся. Гендрих всех был суровее, а тогда возрыдая плакал, а бедной Иван еще от вас не возвратился. Господин Иоанафан во время сего прощания не имел силы на ногах стоят, я вам хотела больше об нем сказать но мой дух теперь занят другими печальными приключений.

Госпожа Жервис во всю ночь плакать непереставала, и по неотступной своей прозбе склонила меня дать ей слово, когда господин наш поедет в Лондон во время збору Парламента, или в другой дом свой, чтоб к ней приехать погостить на неделю, хотела дать мне денег только я рассудила лутче не брать.

В четверг по утру с великой радостию я проснулась, и очень удивилась, что Иван не возвратился; ибо я намерена была и с сим добрым детиной простится и благодарить за все его услуги, но думая, что господин послал ево куда нибудь далее, просила других, чтоб ему поклонялись.

Когда госпожа Жервис пришед ко мне с жалосным видом сказала, что карета с четырьмя лошадьми вести меня готова, то я и со всем моим желанием к вам возвратится, так оробела, что чють не упала на землю.

Господин мой в верьху был, и не спрашивал чтоб меня увидеть, чему я много радовалась, но злодей знал, что я больше впаду в ево руки, о Небо! защити меня от ево злости и пагубных предприятий. Всем в доме запрещено было меня провожать, однако они все стали в густой алее и на меня смотрели. Господин наш смотрел из окна, как я садилась в карету, Гендрик отнес в карету мою свяску с платьем, несколько хлебцов, конфектов, и шесть бутылок Кагорского вина от госпожи Жервис, которая принудила меня взять говоря, что когда я к тебе приеду в деревню, то было бы нам что выпить, простясь я в сенях, оставила госпожу Жервис, плачущую горько.

Когда пришла к карете, увидела моего Господина в шлафроке у окна стоящего, я воздев руки на небо три раза ниско ему клонилась не промолвив ни одного слова, он мне также поклонился и обрадовал меня тем много, по тому, что я не признавала еще к себе от него во все презрения, по том села в карету в слезах утопая, и с нуждою могла обмоченым слезами платком моим дать знать кучеру, что бы ехал. Он увидя сие тотчас поскакал, а я сидя думала, что скоро вас любезных моих родителей увижу.

И как уже по мнению моему на половине дороги мы были, кучер остановился лошадей кормить, и сказал, что половину дороги переехали, мне рассудилось, что уже время отереть мои слезы и думать об радостном с вами свидании, но увы льстилась тем напрасно! тщетно представляла себе вашу радость видя меня с добродетелью от всех нападков возвращенну, выгоняла из мыслей моих печаль и сожаление, разлучаеся с добрыми друзьями, ибо былаб я не благодарна, чтоб не тужить о таких людях, которые меня любили беспристрастно.

В восьмом часу я поехала от туда, и едучи мимо кирки видела, что уже два часа по полудни, удивление мое чрезвычайно стало велико, видя, что больше едем, то больше все места мне не знакомы; что это сама себе говорила? Едучи так резво можноб было дватцеть миль уехать, или кучер конечно дороги не знает!

Он остановясь стал на все стороны смотреть, власно, как бы не знает, куда ехать, конечно говорю ему господин Роберт Ты прошибся другою дорогою? Недалеко, не далеко говорил он, спрошу кто встретится, тудаль еду? Пожалуй спроси повернее, я ему говорила, между тем он дал лошадям корму, а я подала ему булку и две рюмки вина; с полчаса погодя опять поскакал он, что есть мочи, я так погружена была в мыслях о моих опасностях, от которых думала избавилась, также о оставших друзьях моих, и радостном свидании с вами, что не думала и о дороге. Но когда Солнце лучи свои стало скрывать, тогда я стала выходить из задумчивости моей, как из темной тучи. Увидела, что кучер непрестанно бичем лошадей гонит, и они уже в таком были поте, как вода от сильного волнения берега покроет пеною, от чего пришол на меня великой ужас. Спросила кучера куда мы едем? он называя себя не счастливым, сказывал, что много миль в сторону проскакал напрасно, а теперь напал на прямую дорогу и думает к вечеру доехать. Я боясь нового несчастия и к томуж утомяся: ибо много ночей не сыпала, говорила ему, господин Роберт, не доезжая нас, есть деревня не лутчель остановится, видите, что ночь спешно наступает. Боже спаси меня грешную, сама себе говорила, боясь, что ушедши сильной руки господина моего не вспасть бы в руки ево служителю будучи наедине, а и не думала о дьявольских сетях для меня сплетенных. Мы в полчаса приедем, Роберт отвечал мне, Отец ваш живет сей деревни, которую вы видите, с милю. Может быть, я ему говорила, ибо я давно в сей стране не бывала, однако поверь мне, что места здешние ни мало с теми несходны, которые я прежде сево во круг нашева жилища видала.

Он казался весьма печален и едучи мили с две от той деревни остановился, близь одного дому, и сошед с козел говорил, надобно здесь начевать? Уже поздо; я сам не знаю куда за ехал. Боже милосердый я в себе помышляла! спаси меня от бед не повинную, что уже наконец со мною будет.

Жена, Дочь, и служанка прикащикова вышли к нам, одна из них говорила, что так господин Роберт приехал позно да еще и с госпожей? Вопрос сей меня устрашил над меру, и вспоминая прежние напасти залилась слезами. Знаетель вы госпожа моя я ее спросила ей господина Б... в графстве Бетфорт? Лукавой кучер хотел не допустить, чтоб мне отвечали; но девка простая и глупая рассмеяс, говорила, спрашивает знаем ли мы господина Б... без сумнения знаем, Отец мой у нево прикащик. О Небо тогда я вскричала! теперь я погибла, теперь погибла не избежно, проклятой челове говорила кучеру, для чево такую надо мною зделал гибель, злой инструмент не достойнова и вреднова господина? Совершенно сударыня, я сожалею отвечал он что мне дали сию коммиссию исполнить, но как возможно мне было отрицатся, выбирайте себе лутчее средство, здесь вы найдете людей к себе ласковых и учтивых, я вас уверяю, что вы будете безопасны. Пусти меня из кареты, я говорила пойду пешком в ближнюю деревню, даром, что поздо, а не хочю здесь остатся.

Без сумнения, государыня моя говорила прикащица вас здесь содержать будут изрядно, вы здесь лутче покой найдете нежели в деревне. Какой покой я отвечала, уже он давно от меня отнят, теперь во все гибну, и во все проподаю. Умилосердись надо мною рассуждая по своей Дочери. Скажи мне не здесь ли господин наш, нет, ей, ей, ево здесь нет, она сказала, а в тот час вышел и прикащик, мужик чиновной и учтивой, он показался мне человек доброй, и говорил со мною очень учтиво, стараясь всячески меня успокоить. Я видя, что нет помощи ни откуда, принуждена была к нему вытти. Жена ево проводила меня в верьх в лутчия покои, и объявила, что я могу ими повелевать и быть госпожею. А во все время пока у них буду ни кто без моево приказу ко мне ходить не будет. Я бросилась за мертво от страху и трудов на постелю в горести не сказанной.

Дочь их принесла мне письмо, которое им отъдал кучер, я увидела печать и руку не достойного нашего господина. Подписано оно было девице Памеле Андревс, оное для меня было лутче ежели бы он сам был, но что делать надобно повиноватся судьбе.

Я начала отдохнувши, думать, что в руки привезена людей честных, лукавства в поступках их было не видно, и казалось что моя несчастная доля к жалости их больше склоняет. Прикащица принесла мне стакан воды врачебной, я его выпила без супротивления будучи на слабости превеликой, и села в креслы. Они принесли мне две свечи больших, а в камине огонь расклали, и просили ежели что мне надобно будет, чтоб постучала, тотчас ко мне придут, и по том оставили меня одну. Время было довольно мне рассуждать как сурово рок мой меня гонит, и читать данное мне письмо, но с начала не могла смотреть глазами, так смятение мое было велико, а опамятуясь, распечатав следующее читала.

Дарагая Памела!

"Чрезвычайная страсть, которую я к вам имею, и ваше супротивление оной не ответствовать, принудили меня употребить такое средство, которое без сумнения много вам приключать может страха и беспокойства, в том прости меня дарагая, что я зделал. Главной святости клятвами себя заклинаю, что будут содержать вас честно не дайте страху своему принудить вас до таких дел, которые вашей славе и моей чести будут вредны, место то, где вы получите сие письмо, есть мое владение, люди там должны быть против вас особливо честны, услужны и учтивы. Дороги вашей тут будет половина до того места, где я намерен содержать вас до тех пор, как некоторые дела исправлю, которые подадут вам обо мне со всем другое мнение, нежели то, которое вы по моим, противу вас поступкам имеете, и докажет, что я ни какова намерения худова не имею, вы будете там госпожа такая, что я сам без позволения вашего не приближусь к дому. Успокоясь, будте осторожны и молчаливы, все ваши труды воздадутся таким счастием, о котором вы теперь не смеете подумать.

"Я истинно сожалею о вашем беспокойстве, и кленусь что самая невозможность меня принудила вас до того довесть. К Отцу вашему я также писать буду, и обнадежу, что противу вас ни каких вредных предприятии не будет."

"Ваш страстной почитатель,...

"так мне себя назвать должно.

"Не будте на Роберта сердиты, вы такую любовь с почтением от моих служителей имеете, что они лутче вам нежелиб мне услужили; с превеликим трудом я ево принудил исполнить мое повеление: ибо принужден был чистоту и непорочность моих намерений ему открыть, и крепко в том намерен остатся, ежели вы сами меня не принудите к тому, что я ныне ненавижу.

Я довольно знала, что сие письмо для тово только написано, чтоб меня прельстя чем нибудь успокоить, но видя страх свой не так близко, и слыша обещания ево, без позволения ко мне не ездить, также и намерение писать к вам, что вас любезные родители в печалех утешить, не так много грустила, как прежде, и принудила себя съесть кусок цыпленка, когда принесли мне ужинать, и выпила вина своево рюмку, также и хозяевам под несла.

Как скоро по ужинали, печаль моя опять возобновилась. Кучер вошед с свирепым лицем, как палач мне показался и говорил, завтре сударыня в пятом часу по утру изволь приготовится ехать, без тово вам до ехать будет не возможно. Слова ево страшняе мне громового удару были, я было от прикащика начала примечать к себе жалость, и надеялась, что они меня выпустят тайно в ближнюю деревню, гдеб какой нибудь доброй человек меня до времяни взял под свое сохранение, но та надежда так как и все прежние со всем изчезла.

Как скоро кучер вышел, я залилась слезами, и просила прикащика и прикащицу, чтоб со мною показали милость, и помоглиб мне убежать напасти; но они хотя и имели жалость, потрясли только головою и показали, что мне ни какой надежды нет получить от них помощ. Злой господин мой самым вразумлен диаволом, с тем же кучером писал к ним, и такие взял к сохранению меня меры, что ни какова пути ко избежанию сыскать было не можно, показав мне письмо, которое к ним писал, чтоб узнать хитростные предприятии и лукавства моего господина, которой все пресекал дороги к моему спасению вознамерясь погубить меня конечно, вот письмо то,

Прикащик Нортон!

"Я к вам на одну только ночь посылаю, и очень противу её воли молодую девицу, которая погрузилась в любов не к стате, так, что купно и с тем, за ково итти за муж хочет, может погибнуть, и чтоб показать дружбу отцу её посылаю в мой дом, где ласково и учтиво с нею поступать будут. Пусть испытает, что разлучение не может ли открыть глаза увидеть свое заблуждение, и познать истинную пользу. Не сумневаюсь, что вы по воле моей учтиво ее примете, для того, что выключая страсть ея, в чем она не захочет признатся, она почтения достойна, я при первом случае воздам вам и на труды ваши, и буду

Ваш приятель.

Дивитесь лукавству сего человека, уверя их, что я в любви моей непризнаюсь, принудил их всему тому не верить, что бы я ни говорила, к тому ж он ево прикащик, и все ево любят (можно и то сказать, что он хорошие имел достоинства, в которых ему есть и нужда.) Я видя, что все мои предприятия изчезли, принуждена была говорить сколько можно менше. Зная то, что он лукавством и богатством над меру велик предо мною, только плакала, возлагая упование мое на единого Бога, яко на истинного Помощника бедных избавителя и неповинных. Един Он может сокрушить мышцы гордых, и отвратишь лукавых сети. Прикащик так признал за правду письмо своего господина, что при мне хвалить стал ево против моей поступки, и советовал мне никогда не склонятся итти за муж без позволения моих родителей, и от того взял причину расплодить разговор в научение своей дочере. Я рада была, чтоб скорее оной пресекся, видя, что ни чему не верят, чтоб я ни говорила.

По том послала сказать кучеру, что мне от трудов моих не можно будет так рано ехать. Но он сказал, что переменить сего не можно, уверяя, что другой день не так будет труден. Я узнала чрез то, что он со всем своим супротивлением господину своему больше верен нежелиб я желала.

Правда, чтоб мне можно было показать им писанное ко мне письмо от господина, которое всему тому противуречило, но довольно видела, что они помочь мне не в состоянии, к томуж будучи у них на одну ночь, рассудилось не к стате обстоятельство моей истории им знать дать; да и они боясь ево прогневать, видно было, что меня у себя долее держать не хотели. По том легла в постелю, и во оной больше плакала, нежели спала; по утру проснувшись поехала очень рано. Прикащик велел своей служанке проводить меня миль с пять в карете, а назад итти пешком.

Сидя я в карете, в Пятницу поутру вздумала намерение в свою пользу, и льстилась совершенно оное исполнить, зная, что кучер где нибудь в деревне лошадей кормить станет, упросить хозяйку и расказат ей, все мои напасти, сказать кучеру, что я не поеду далее, не боясь тово, чтоб он один мог меня взять сильно из чужова дому. Но увы! лукавой господин мой, и сие последнее мое упование отнял: как вы думаете о его хитрых приуготовлениях? где мы остановились обедать, там госпожа управительница другова его дому, в котором мне жить определено, выехала меня встретить, а хозяйка сестра ее была родная, которая мне изготовила и обедать.

Как скоро я вошла в покой велела позвать хозяйку и увидя ее говорила, прими несщастную в свою оборону, которой весьма надобна ваша помощь, вы мне добродеельны кажетесь, и надеюсь не откажете спасти не винную от изгнания напраснаго. Я думаю сударыня, она мне ответила, вы в своей на меня надежде не обманулись, я имею честь знать некоторые ваши приключении, вас не зная, позови сестру мою Жевкес она служанке сказала, мнеж имя сие было знакомо, то по тому и не очень приятно было ее видеть.

Госпожа Жевкес тотчас вошла к нам. А как я ее в перьвой раз увидела, то вся кров во мне закипела, ни что говорю сама себе не успевает, все мои предприятии пропадают, ни что не повинную спасти не хощет, или все беды на меня должны упадать, о коль несщастна моя доля, принуждена оставить надежду во все. Свирепая та жена подшед ко мне с превеликой волностью поцеловалась и говорила, посмотри сестрица как она прекрасна? Кто не может в нее в любится? И самой постоянной в свете мущина у вести ее захочет. О ужасные и странные дела! я сама в себ помышляла! в двух словах эта злодейка открыла свое намерение противу меня бедной, теперь я погибла без повороту! неочем сумневатся! но как ни сокрушалась, но не видя ко спасению надежды, принуждена пустить ее к себе в карету: ибо она приехала верхом с одним лакеем, которой во всю дорогу ехал подле нашей кареты.

Боже мой! Едучи дорогою, сама с собой размышляла, сколько трудов и происков употребляют погубить бедную и неповинную девку, так долго делая приуготовлении, и столько взяв мер ко исполнению; хотя я и боялась, что уже не возможно будет отвратить мои напасти, но надеялась на Покров Вышнего Десницы, зная, что он не видимо подаст мне помощь, и избавит хищного руки злодея, ежели и ни какой мне не будет в бедах отрады, то надежда моя на Него единого непоколеблется.

Вы сие увидите, но увы смущаются мысли и теряется разум, по чему мне знать будитель вы то читать, что я теперь писала, и что впредь писать буду. А ежели будете, то увидите какая разность между сей злодейки Жевкес и госпожи Жервис.

Сидя в карете часто она на меня суровой взор свой устремляла, и усмехаясь говорила, ей, ей, ты очень хороша дорогая молчанка: и при том меня поцаловать хотела. Не люблю я ей говорила таких поступок госпожа Жевкес, они двум женщинам неприличны. Тогда она расхохотавшись сказала; вот изрядно отвечала, ей, ей, любя я вас уверяю, конечно вы бы лутче с мущиной поцаловались, ей, ей, вы правильно сказали, я вас похваляю.

Слова ее мне и скалозубство хотя и весьма наскучили, но я тому не дивилась, зная, что она прежде жила в трактире, вы сами знаете, что в етаких пути бывает мало. Она ехавши со мной во всю дорогу врала бесстыдно, а видя, что я беспрестанно плачу, говорила, вы очень много счастливы, будучи любима от одново господина, которой на десять миль воскруг владения имеет.

Теперь впала любезные родители, в руки не потребной и злой женщины, которая, как видно, несчастиям моим веселится. О мой Боже! что мне делать, что со мною будет, не возможно мне от бед без Твоей помощи укрытся.

В восьмом часу приехали мы к преизрядному дому в местах отдаленных, которой казался самой пустыней, и уединенным жилищем, приличным исполнить всякова роду злое намерение, боюсь, чтоб не окончилась погибель моя в сем месте. Будучи в превеликой слабости от труда и печали, вошла во оной дом, Жевкес принесла мне жжонова вина, и старалась всячески оказать прилежность свою услужить мне. Между тем как она вон вышла, пришол кучер и говорил; простите меня сударыня, что я так много вас обманул, я истинно сожалею о вашей печали, и тужу о том, что принужден был исполнить данное мне повелние.

Изрядно господин Роберт. Я от роду один раз видела как вешают, палачь также просил у преступника прощения, что он ево вешает по приказу, однако повесил с радостию великой. По крайней мере я сего наказания не заслужила, ежелиб я знала, что повелении не достойного нашева господина должности моей не противны, я бы вас до сего труда не допустила, вы не можете себя славить, показав предосудительную сию услугу своему господину. Сожалею говорил он, что вы так рассуждаете, не все люди вашева мнения. Хорошо господин Роберт, я отвечала, вы с своей стороны с крайнею верностию к моей погибели служили, может быть со временем разкаетесь, видя худые трудов ваших плоды и бедственные следствии. Вы знали, что меня должно было проводить к Отцу моему, а вместо тово немилосердо и пагубно обманули: благодарна, Бог воздаст вам.

Он запечалясь вон вышел, а госпожа Жевкес вошед спросила, что вы Роберту говорили? бедной идучи чуть не плачет. Я ему представляла, сказала я ей, неправости помощи ево к моей погибели, в чем может быть он и раскаялся, но мне в том пользы нет, раскаяние ево да будет ему угрызением совести. Я вас уверяю сударыня, она говорила, что я сама сожалеть буду, ежели подам к неудовольствию вашему хотя малую причину. Ему исправить уже дел своих не можно, я говорила, а ваши еще все в переди будут, вы можете выбрать, что хотите, или помогать к моей погибели, или к моемуж спасению. Слушай государыня моя, она отвечала, я непременно намерена исполнить должность мою, в рассуждении своего господина, будте уверены, ежели я не наруша оной вам услужить могу, с радостию исполню, а ежели ваши желании ево воли будут противны, я по должности поступать буду.

Прошу вас госпожа Жевкес, я ей говорила, сударыней меня не величать, я бедная девка, в недостатках воспитана, фортуной гонима, которая по своему упрямству играет мною как захочет, я для тово сотвори милость, говори со мною так как с своей служанкой.

Так, так, она отвечала, я знаю, вы так много имеете власти над нашим господином, что можете в короткое время госпожа наша быть, и для тово хочу вам служить в чем возможно, и хочу сударыней называть; поверте мне, что я приказ имею почитать вас как госпожу мою.

Кто приказал вам, я спросила? Кто может она отвечала кроме моево господина. Как сказала я ей приказать ему, вы ево давно не видали? Давно уже она отвечала, но Роберт привес ко мне писменное наставление как поступать с вами, мне бы не должно так много вам сказывать.

Ежели вы хотите много одолжить меня, я говорила, покажите мне письменное сие наставление, чтоб я видела какую милость мне от вас ожидать можно, и так ли вы со мной поступать будите? Прошу прощения моя дарагая, она мне отвечала, я довольное наставление имею, и вы можете верить, что я по воли своего господина поступать буду, и служить вам по ево приказу, перестанем о том говорить.

Я надеюсь, продолжала я говорить ей, что вы не захотите противных и не справедливых дел со мной чинить, какой бы приказ ни имели от господина своего. Послушайте она отвечала, он господин мой, и ежели мне прикажет что зделать, я должна исполнишь, без всякого прекословия, а ево уже в том рассмотрение, что делать противное ли чести, или не противное) но я должна воле ево повиноватся.

На пример, я говорила, он вам прикажет меня зарезать за режите ли? Этова не чево боятся, она отвечала, без сумнения незделаю, то уже стало убивство, ежели за режу, то знаю что меня повесят. А на пример ежели он за хочет отнять честь мою и непорочность, будете ли вы помогать? А честь отнять у девки пуще нежели ее за резать.

Какие странные разговоры, она отвечала, оба пола в человеческом роде сотворенны, один для другова, не весьмаль то натурально, что молодой мущина в любится в хорошую девку, и захочет жар любви своей утолить, и желаниям зделать довольствие, хотя на то несколько и силы употребил, за что ево признать так винна, как бы жизнь власно отнять хотел, и расмееся продолжала речь свою, так нахально и мерзко, что довольно мне дала знать как мало на совесть и добродетель, её надеятся мне должно, чем наиболее меня в печаль погрузила, для тово, что я льстилась склонить ее к себе в помощь, хотя мало.

По окончании наших разговоров, я ее просила, чтоб она указала место, где начевать мне? Где изволишь сударыня, она мне отвечала, только ныне я сама принуждена спать с вами. Как мне то горько было слушать, как принуждена, я спросила, разве вам велено? Я люблю одна спать. Без сумнения велено она отвечала. Для чево вы боитесь я здорова и чиста, разве вы не сыпални с госпожей Жервис? Изрядно, я говорила скуча ее словами, последуйте вам данному приказу, я не могу супротивлятся, вижу, что я всех людей бессчастнее в свете. Она начала свои сумозбродные речи снова, и говорила передражнивая очень безчастна, будучи любима от такова дворянина, каких в Англии очень мало.

-

Дождалась СУББОТЫ, буду продолжать мою повесть, есть что писать мне:

Казалось, что моя строгая надзирательница, имеет приказ накрепко за мной смотреть, для тово, что как легла со мной спать, заперла двери и ключь к себе под головы положила, привязав подвяской, сказывая мне, что уже раза два пытались воры в дом ворватся. Она я чаю нарочно меня стращала и тем заставила боятся, однакож не так бы я всево тово боялась естлиб других не было страхов.

Нынешнюю ночь я спала очень мало, и проснувшись очень рано, оттворя окно, будто в сад глядела, а сама писала, как она вон выходила.

В самой завтрек она привела ко мне двух служанок, одну кухарку, а другую что в палатах прибирает и обои чистить, обе девчищи глупые и простые, нечево от них надеятся было, однако я уйтить намерена прежде нежели господин наш приедет.

Есть и еще люди кроме кучера Роберта, которой хотя и причина бед моих, но многих лутче, а другие все почти негодны, один садовник кажется человек доброй и скромной, только ему невелено ходить ко мне.

Весьма я дивилась, что не вижу господина Виллиамса, но не смела спросить о нем, чтоб не подать сумнения. Узная всех людей в дом, кроме ево, ни на ково надеятся было не можно, думая, что ево чин не допустит помогать к гибели моей господину.

После обеда пришол он из школы где учил по Латыне близь дому жителей в деревне и тем жил ожидая места от нашева господина.

Господин Виллиамс был человек молодой и разумной, как скоро я ево увидела, то в надежде своей стала утверждатся, он казался, берет в моих несчастиях участие. Весьма я остерегалась Жевкес, которая примечала взгляды не только слова наши; он хотя и имел покой в сем в дом но побольшей части жил в деревне, чтоб ближе быть своей школы, в Субботу после обеда сюда приходит и живет до Понедельника, а когда проповедь сказывать поедет вместо настоящего священника за три мили от сюда, тогда и в Воскресенье уезжает.

Я надеюсь завтре итти с ним в кирку, не думаю, чтоб от смотрительницы моей и то запрещено было, может быть там найду случай, по говорить с ним, а как боясь, чтоб она не узнала, что у меня бумага есть и чернилы, просила у ней бумаги, она мне оную дать хотя и обещала, но с таким договором, чтоб я не показав ей, что напишу, ни чево из дому не посылала, я ее уверяла, что ни чево инова писать не буду, кроме как только препровождать хочу мою скуку, и отвращать печали, когда одна останусь, вы знаете что, говорю ей, что не с кем мне послать, чтоб я ни написала.

Не для тово, она отвечала, что пошлете ныне, да может быть после найдете случай переслать оное. Мне точно велено смотреть, что вы писать будете, но как я знаю, что вы охотница писать, и для того я вам дам два листа бумаги, чернильницу и перо, но надобно, чтоб вы всегда те два листа мне казали писаны оне, или нет. Эта уж очень строго я отвечала. Не можетель вы мне позволить положить мое платье в тот кабинет, что подле вашей спальни, и отдать ключь мне, для чево не можно, она отвечала, я велю прежде оной прибрать и оставлю ключь в дверях там есть клавикорды ежели хотите, можете играть от скуки; знаю, что покойная госпожа наша вас учила музыке.

Я вздумала все мои перья, бумагу и чернилы, кое куды спрятать, боясь чтоб она впредь мне не отказала, чернилы вылила в чайные чашки, бумагу, перья и сургучь между платьем разложила, опасаясь чтоб не стали обыскивать, и льщу себя иметь свободу писать невозбранно, а может быть каким нибудь средством найду способ высвободить себя и из неволи. Какая мне слава и честь думаю будет, ежели я сохраню мою непорочность, и убегу лукавства хитрого моего господина. Ежели же он сюда будет, я со всем пропала, сия мерзкая женщина помогать ему будет с радостию в злобных ево предприятиях, не надобно будет ее так вон высылать, как он прежде высылал госпожу Жервис, и для тово принуждена буду все мои силы и смысл употребить к супротивлению.

Сия печаль очень тягостна, что пишу и не могу послать к вам, но ныне в бедах моих едина мне только та и забава, и ежели Бог милостию своею изведет меня с моею добродотелию из места пагубы так как я надеюсь, не взирая на все злые приуготовления, буду читать с великою радостию все то, что ныне в горести пишу со слезами.

Хотела написать по моей привычке, молитесь Богу о вашей покорнейшей дочере, но вам знать не можно моего состояния, хотя и знаю, что вы непрестанно за меня молитесь, а я между тем буду писать, что мне случатся, а может быть и удастся переслать к вам. Куда как бы я была рада, естлиб можно ныне найтить услужливого Ивана, того честнова и доброва детину.

-

Дождалась ВОСКРЕСЕНЬЯ.

Вот теперь всево зляе! моя супостатка не позволяет мне ехать в кирку, а моя надежда по большой части на том была и основана. Господина Виллиамса обругала за то, что он за меня вступился. Я узнала, что она, ежели захочет, может ево из дому выгнать, бедной человек принужден ей покорятся, ожидая себе вечного пропитания, от моего господина, получа приход когда умрет там священник, которой очень стар, и уже месяца с четыре не встает с постели.

Господин Виллиамс довольно кажет мне почтение, и видно, что он зжалился на меня глядя, может быть склонится дать мне в помощь ко избежанию напасти; ежелиб кто другой обо мне поговорил с ним. Но мне для чево отнять щастие у молодова человека, принудя ево то зделать, что ево противно пользе; однако кажется честной человек все должен зделат на свете, ко избавлению бедной девки, которую ищут похитить, Бог ево за то не сравнительно наградить не оставит.

Подумайте, но ах как вам знать то, что я пишу, подумайте каково мое состояние, которое доводит меня до крайнего отчаяния, чрез которое принуждена честному человеку к нещастию подать причину, мне кажется он очень поговорить со мной желает: ибо я узнала то по одному слову, что он сказал мне тихонько.

Злодейка, так, я называть стану мою надзирательницу, час от часу становится суровее, не более получаса, как по говорила я с служанкой для тово, чтоб она ласковее была ко мне. Она вдруг вошед сказала, пожалуй сударыня не искушай бедную деревенскую девку, и не мешай ей делать свое дело, я слышала, что вы гулять ее звали. Слушай Начон, говорила ей, отнюдь не ходи ни куда с нею, и ни в чем ее не слушай, мне не сказавши. Голос ее был толстой и хриповатой, и надеюсь, что она подпить любит вся кругла как бомба, и ежелиб я ее рассердила, онаб меня одной ногою задавить могла. И так будучи таким уродом, к томуж имея сердце гнуснее рожи, взором своим мучит меня всечасно. Без помощи от Бога пропала бы я на веки, не могу описать довольно, как она зла. В сей час прислала сказать, чтоб я надела башмаки мои, которые у меня были отняты, и шла я в сад гулять с нею, по чему я принуждена была исполнить ее приказание. Боже мой! для чево нет здесь госпожи Жервис со мною. Я и сама не знаю; для чево обрадовалась. В тот час, как башмаки надела. Теперь пришли и сказали мне, что Иван приехал верьхом, тот честной Иван, за которова я всегда молю Бога. Увидела я ево в окно, но увидела печальна, что за вести принес он? Здоровылиль родители мои, госпожа Жервис, и все в доме не выключая и хулы достойного господина, желаю чтоб и он жив был и здоров, толькоб раскаялся во всех своих делах не правых. О Боже! в каком мы живем веке! беру перо в руки, но чувствую горесть и беспокойство, конечно новым страданиям подвержена буду.

Иван пришол ко мне с госпожею Жевкес, она тотчас на ухо подошед мне сказала, чтоб я для себя о башмаках не упоминала. Сердешно Иван хотт скрыть свою жалость, но сверх воли полились у нево слезы. О дарагая Памела, увидя меня вскричал! что мои друг, я отвечала, видишь ты сам в каком я состоянии, ни какой вины за собой не зная, благодарствую за вашу дружбу и услуги. Он у слыша сие, болеше стал плакать, от чего сердце мое терзалось не милосердо, видя, что сторонней человек на меня сжалясь плачет. Скажи, спрашивала ево, господин наш не едет ли сюда? Нет отвечал он рыдая, Отец мой и мать живыли, также госпожа Жервис, господин Лонгман, и все в доме? Все живы он сказал и так вздохнул, что я думала он дух испускает. Я думаю он с ума сошол госпожа Жевкес говорила, о чем тужит сам не знает, я думаю Иван ты влюбился? Не видишь штоль, что она в добром здоровье. Не могу отвечал он слез удержать от радости, увидя девицу Памелу, я к вам привез письмо, обратясь сказал мне. Я приняв оное, и видя, что от моево господина в карман положила, не думаю госпожа Жевкес, сказала я, чтоб вы захотели сие письмо читать. Нет она отвечала, я знаю от ково оно, а то бы просила конечно вас показать оное.

Вот и к вам письмо госпожа Жевкес, продолжал Иван, а на ваше говорил мне, надобно ответ везти севодни к вечеру, или завтре рано. Естли что еще тебе сказать ей Иван? Спросила Жевкес. Нет он отвечал, кроме, что все служители в доме приказали уверить о истинном почтении и велели ей кланятся. Поди Иван я ему говорила, радуюсь, что тебя вижу, и слышу что все друзья мои здоровы, хотела больше говорить с ним, только не смела при моем уроде. По том пришед в свой кабинет, заперлась, и вынув письмо господина своего следующее читала.

"Дражайшая Памела.

"С нарочным письмо сие к вам посылаю, в котором состоит больше вашей нужды нежели моей. Знаю, что мои поступки вас беспокоят, и чесным родителям вашим печаль на носят, но меня веселит то, что в моей власти состоит наградить все ваши терпений. На другой день вашева отъезду я к родителям вашим посылал человека своего, по моему вам обещанию, чтоб они об вас не печалились, уверил их о непорочности моих предприятий и показал настоящее право, для чево вы к ним не возвратились, надееся, что будут они с их стороны спокойны. Однако на другой день Отец ваш поутру весь дом пришед перетревожил, желая вас видеть.

"О моя дарагая Памела! сколько вы труда и беспокойства своею упорностию мне и себе напрасно приключили; не мог я успокоить ни чем иным Отца вашего, кроме, что принужден обещать был что вы чрез неделю писать будете к госпоже Жервис, и уведомите их, что вы в добром здоровье. Всево более меня ныне родители ваши беспокоят, боюсь чтоб печаль об вас в таких уже древних летах, не привела их ко гробу, что вас может и больше опечалить, знаю, как вы много их любите и почитаете; и для того прошу отписать к госпоже Жервис, такое письмо как я к вам вчерне посылаю, я оное написал с крайним для себя презрением, зная, что вы так много меня ненавидите. Правда, видя мои поступки иначе и быть не может, но я надеюсь с большею для вас пользою то скоро переменится. И не сумневаюсь, что вы исполните сию мою прозьбу, а без тово мне ни какова конца в намерении моем учинить не возможно, по чему не обходимо прежде и надобно родителей ваших успокоить. А оное уверяю вас, вам весьма нужно и полезно. Еще повторяя прошу, точно так написать как я послал, не убавляя и не прибавляя ни одного слова, ежели же не так на пишите, то я не пошлю к ним, а чрез то и лишитесь хорошева успеху, в моих для вас полезных предприятиях. Я вам обещал, что без позволения вашева не поеду в тот дом, где вы ныне живете, что и исполню точно ежели узнаю, что вы живете спокойно, и ни каких происков не будете делать, хотя и весьма, трудно мне то исполнить будет. Заключение ваше не продолжится долго, для тово, что я вознамерился совершенно в кроткое время уверить, что я справедливой

Ваш и пр.

Вот письмо то, которое он мне написать велел.

"Моя дарагая госпожа Жервис,

Я весьма искусно обманута, вместо тово, что бы меня отвесть к родителям моим, Роберт меня привес в такое место, которое мне именовать запрещено, но со всем тем не сурово со мною поступают, я для тово пишу к вам, что бы вы ко Отцу моему и Матере сказать послали, они надеюсь чуть живы с печали. Я живу изрядно и всегда буду за помощиею Божиею их покорная и доброжелательная Дочь, так как

Ваша печальная услужница

Памела Андревс.

Сие письмо принуждена была написать как велено но в нем не позволено мне ни числа ни места назначать; здесь весьма тягостна мне нищета моя, она причиною всех страхов моих и печалей, которые всякой раз терзают мое сердце, а паче теперь любезной родитель, представляя себе труд ваш, которой вы идучи пешком имели, дабы о бедной Дочери вашей проведать, и успокоить драгую мать мою. По том как написала по приказанию господина моего письмо к госпож Жервис, написала и к нему следующее.

Государь мой!

"Ежелибы вы знали все мои страдании и суровое содержание, в которые вы меня предали, без сумненияб зжалясь освободить меня приказали; что я зделала, что так не милосердно содержать меня велите: я от вас ни какова добра не могу надеятся, ни верить всем вашим клятвам, памятуя всечасно прошедшие ваши поступки. И для того не возможно вам честного и полезного намерения иметь, одно только ваше обещание не ездить сюда ко мне в печальное заточение, малой лучь простирает, мне надежды.

"Умилосердись, не принуждай бедную и несчастливую Памелу дойти до отчаяния и погубить себя вечно телом и душею. Вы государь мой не поверите к какому отважному делу смелость меня и довесть может, не взирая на слабость, приличную моему полу, когда увижу добродетель мою во узах. Поспешите меня освободить, не наведите себе так, как знатному человеку чрез поругание бедной девки, худой славы.

"Я сколько по приказанию вашему, а более, что бы успокоить смущенной дух родителей моих писала к госпож Жервис письмо, и думала, что нищета их, доволноб спасти могла от вашего насилия, также и бедную Дочь их.

"Бога ради, государь мой зжальтесь на мои муки и на бедственное ныне состояние, позволте мне, хотя к вашим служителям возвратится, которые много хвалят и благодарят вашу к ним милость, кроме бедной, несчастливой и не утешной

Памелы.

Написав к нему письмо показала госпоже Жевкес, думаю, что откровенность моя ей будет приятна, также и от господина письмо писанное ко мне ей показала, чтоб тем принудить ее пред собой быть учтивой, но отнюдь не хотела тщеславится ево любовию, однако она ныне стала гораздо ко мне ласковее. Письмо прочитая, непрестанно меня хвалит, хотя все те похвалы мне приятны быть и не могут, по тому, что она часто безчестное намерение своево господина упоминает. Подай Боже, чтоб она намерение ево честным признавала, я бы избавилась чрез то грубых и мерзских ее разговоров.

Севодни ПОНЕДЕЛНИК, пятой день моево заключения и страдания.

Я льстилась с Иваном пред отъездом ево поговоришь особливо, но не могла найти случаю, жалость ево подала причину госпоже Жевкес вздумать, что он в меня влюбился. Пришед поутру она мне сказала что он едет, я просила,чтоб ево прислать к кабинет мой, в которой она и сама пошла с ним, он также печально со мною прощался, как и при свидании, я отдала ему свои письма, которые Жекес смотрела как я их печатала, боясь, что не былоль других потаенных писем, удивилась и когда Иван идучи с крыльца уронил бумажку, я оную так скоро подняла, что Жевкес и неприметила, но мое удивление было больше когда я вошед в кабинет приложенное здесь письмо читала.

"Государыня моя, добродетельная девица

Сэмюэл Ричардсон - Памела, или награжденная добродетель.. 2 часть., читать текст

См. также Сэмюэл Ричардсон (Samuel Richardson) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :