Эмилио Сальгари
«Сокровище Голубых гор (Il tesoro della montagna azzurra). 2 часть.»

"Сокровище Голубых гор (Il tesoro della montagna azzurra). 2 часть."

- Моя порция не больше вашей, однако я креплюсь, - перебил его капитан.

- Это верно, капитан, и мы не смеем ничего возразить, - единодушно отозвалось несколько человек, пораженных верностью этих слов своего командира. - Вместо того чтобы ныть по-бабьи, постараемся лучше поймать еще хорошую рыбку, - прибавил один из них, очевидно самый благоразумный.

- Вот это дело, ребята! - одобрил дон Хосе. - Давно бы так, чем терять время на пустые разговоры.

Запасшись разного рода приспособлениями для ловли рыбы, команда уселась на краю плота и вся погрузилась в это занятие.

Однако, несмотря на все их старания, не попалось ни одной рыбки, и в полдень капитан раздал остаток соленой меч-рыбы. Даже молодая девушка была вынуждена победить свое отвращение к сырому мясу и съесть кусок.

С ужасом смотрели моряки на опустевшую бочку. Вдруг Эмилио, усерднее всех исполнявший обязанности вахтенного, заявил, что навстречу несется целая стая очень крупной летающей рыбы, преследуемая костедробителъницами .

Вся команда бросилась на носовую часть и убедилась в верности слов юнги. Должно быть, летающей рыбе угрожала опасность не только со стороны птиц, но и от какого-нибудь врага под водой, вроде меч-рыбы или акулы, иначе, если бы не было такой опасности, она не стала бы держаться над водой на виду у пернатых хищниц.

- Дайте-ка мне палку, товарищи! - крикнул один из матросов, малый лет под тридцать, жилистый, сильный и ловкий, настоящий испанский матадор, привыкший одним ударом сваливать быка. - Хорошо бы еще чего-нибудь на приманку, и у нас будет сегодня хороший ужин.

- Кроме рыбьих внутренностей, которые я сберег на всякий случай, ничего нет, - отозвался повар.

- Вот и отлично! Давай сюда, приятель.

- Что ты хочешь делать, Джон? - спросил капитан у "матадора", бывшего чистокровным американцем и носившего английское имя. - Уж не задумал ли ты поймать на лету одну из этих "рыбок", которые немного меньше тебя самого.

- Задумал и сделаю, капитан, - ответил Джон. - Когда я был еще у себя на родине, в Калифорнии, то чуть не каждый день притаскивал домой по несколько штук этой рыбы.

- Неужели? Но ведь в каждой из них не менее двухсот фунтов. Впрочем, летучая рыба бывает и гораздо мельче, и ты ловил ее, наверное, сетями. А какой способ ловли ты намерен применить здесь?

- А вот не угодно ли вам будет посмотреть, как мы, американцы, ловим эту рыбу прямо на удочку" Даже и не настоящую удочку, а на простую палку, - ответил калифорниец, наматывая на длинную и толстую палку часть рыбьих кишок.

Присутствовавшие с любопытством обступили полукругом самоуверенного ловца. Привлеченная любопытным зрелищем, подошла даже девушка, держа под руку брата.

Летучие рыбы огромной массой неслись прямо на плот, преследуемые воздушными хищниками, от которых старались спастись быстрыми, как молния, поворотами. Некоторые из этих рыб были длиной в пять футов и отличались красновато-коричневой окраской, тупым рылом и головным украшением в виде какого-то подобия каски, усаженной острыми колючками. Пользуясь своими длинными и широкими жабрами как крыльями, рыбы с шумом рассекали воздух и очень ловко бросались в пенистые волны в тот самый момент, когда пернатый враг, испуская крик преждевременного торжества, заносил над намеченной жертвой свой страшный клюв, готовясь нанести ей смертельный удар.

Сидя на краю плота с опущенными в воду ногами, американец размахивал по воздуху своей примитивной "удочкой" с насаженной на ней приманкой, рассчитывая сильным ударом оглушить клюнувшую рыбу.

Ловля летучей рыбы служит одним из любимых развлечений для жителей побережья Флориды, Нового Орлеана и Калифорнии - мест, наиболее богатых этой породой рыб.

Как известно, есть два сорта летучей рыбы: мелкая, с нежным и приятным на вкус мясом, и крупная, на грубое, жесткое и терпкое мясо которой найдется мало охотников. Но голод, разумеется, гоняется не за качеством, а за количеством.

Североамериканские ловцы обыкновенно выходят на эту ловлю в простых лодках и не используют никакого другого орудия, кроме крепкой палки с приманкой и бечевкой с подвижной петлей на конце. Приманка помещена так, что рыба, намеревающаяся ею воспользоваться, должна сунуться головой в петлю, которая и затягивается вокруг головы. Иногда же ее оглушают ударом палки и вытаскивают из воды, когда она свалится з нее. Нередко попадаются экземпляры в полтора метра длиною и более двухсот фунтов весом. Нужна особенная ловкость и сила, чтобы овладеть одному такой крупной добычей. Молодые североамериканцы на этой ловле упражняют свои силы, стараясь превзойти друг друга в интересном спорте. Диталлотеро - так называется крупная разновидность летучей рыбы - с трудом поддается на все ухищрения ловца и долго испытывает его терпение. Кроме того, она быстротой своих движений часто заставляет ловца терять равновесие; он падает в воду и подвергается неожиданному морскому купанию. Положим, для обитателя побережья это не опасно: во-первых, он с детства так же хорошо плавает в воде, как ходит по земле, а во-вторых, ловля летучей рыбы производится только в самое жаркое время года. Водится она у многих берегов Атлантического и Тихого океанов и почти всегда появляется огромными стаями.

- Помолчите немного, товарищи! - крикнул Джон, не переставая размахивать приманкой по воздуху.

Все сразу притихли и с интересом принялись наблюдать происходившую на их глазах сцену.

Перед самым носом плота, среди опустившихся в воду диталлотеро, вдруг показалась меч-рыба, яростно нападавшая сразу на целый десяток их.

Сообразив, что нужно делать в этот момент, Джон поспешно прицепил к палке острый крючок для ловли крупных рыб и с замечательной ловкостью сразу всадил его в бок одной из преследуемых меч-рыбой диталлотеро. Судорожно извиваясь, последняя тщетно рвалась с предательского крючка.

-Давайте скорее другую палку с крючком и осторожно вытаскивайте добычу! - крикнул Джон товарищам.

Требования ловца немедленно исполнялись, потому что дело шло об обеспечении себя хорошим ужином. Через полчаса на плоту лежало три огромных рыбы. Поймать больше Джону, несмотря на всю его ловкость, не удалось, так как остальная рыба поняла, что и со стороны людей ей угрожает не меньшая опасность, и, все еще преследуемая с двух сторон - хищной птицей и не менее хищной меч-рыбой, - бросилась в сторону.

Призрак голодной смерти, носившийся над пловцами, пока исчез, но надолго ли - этого никто не мог предугадать.

VI. Бунт

Прошло еще двое суток, а положение пловцов нисколько не изменилось к лучшему. Казалось, берег отходил от них все дальше и дальше, несмотря на то что боцман прилагал все усилия, чтобы держаться нужного направления

Ни вблизи, ни вдали не белело ни одного паруса. Только изредка подлетала стая морских птиц, привлекаемая, быть может, любопытством, но тотчас же быстро удалялась, словно чуя, что на плоту есть два хороших стрелка: капитан и дон Педро, которые не упустили бы случая поохотиться на них.

Провизия, добытая благодаря умению и ловкости американца, быстро убывала; да если бы ее было и много, она все равно должна была бы испортиться от сильной жары и неимения у пловцов больше ни одной щепотки соли.

Экипаж глухо волновался. Волнение его увеличивалось еще и потому, что, по всей видимости, до берега вовсе не было так близко, как постоянно уверял капитан, и что, в сущности, никому не было известно, куда именно несет их плот, всецело находившийся во власти ветров и течений.

Осаждаемый командой, требовавшей точного указания долготы и широты, под которыми они находились, капитан должен был сознаться, что не в состоянии определить этого, так как у него испортился хронометр. Причины он не высказал во избежание опасных недоразумений.

Можно себе представить, как подействовало на матросов неожиданное для них открытие, что они затерялись в безбрежном океане и неизвестно, что ожидает их впереди.

На третью ночь после рыбной ловли случилось нечто, сильно взволновавшее капитана, боцмана и дона Педро, этих троих людей, превосходивших остальных своих спутников силой духа.

В эту ночь плот не двигался с места из-за полного затишья. Перед рассветом боцман, выйдя на вахту, уселся на носу. Старик надеялся при первых лучах солнца увидеть берег, но вместо этого обнаружил перед собой, в воде, кусок пробки вроде той, которая используется рыболовами для поплавков на удочках.

Удивленный видом этого предмета и недоумевая, откуда он мог взяться, старик поспешно огляделся вокруг. Убедившись, что остальные вахтенные столпились в противоположной от него стороне, он достал веслом пробку и внимательно осмотрел ее.

Эта находка не могла быть брошена с рыболовного судна, потому что там были в употреблении пробковые квадратики более крупных размеров и, вдобавок, всегда снабженные названием судна и какой-нибудь цифрой. Этот порядок был хорошо известен старому моряку, в молодости часто ходившему на рыболовных судах.

Зажав в руке свою неожиданную находку, Ретон украдкой прошел в каюту к капитану, чтобы обрадовать его известием о вероятной близости какого-нибудь рыболовного судна, вышедшего, быть может, на добычу трепанга, этого моллюска, который так любим китайцами и водится только близ больших островов Тихого океана.

Достаточно было простого шепота боцмана, чтобы дон Хосе, спавший всегда только "вполглаза", вскочил с тревожным вопросом:

- В чем дело? Уж не берег ли?

- К несчастью, пока еще нет, капитан, - ответил Ретон. - Впрочем, надеюсь, что теперь он уж скоро будет в виду. Но я не затем вас побеспокоил. Взгляните-ка вот, капитан, на эту вещицу, которую я только что выудил из воды.

Капитан взял из руки боцмана пробочный квадратик и внимательно осмотрел его с обеих сторон. Вдруг с его уст сорвалось такое громкое восклицание негодования, что спавшие рядом за парусиновой переборкой дон Педро и его сестра проснулись и явились узнать, что еще случилось.

- Новое несчастье, капитан? - спросил молодой человек.

- Да" случайно открылась новая измена, - отрывисто проговорил дон Хосе, судорожно сжимая в руке квадратик.

- Новая измена? - вскричал боцман, вытаращив с удивлением глаза.

- Да, - продолжал капитан, - этот кусок пробки является доказательством того, что находящийся среди нас изменник продолжает свое гнусное дело. - Разве ты не понимаешь, что означает этот предмет?

- Понимаю. Это значок, которым рыболовы обмениваются между собой во время кампании, - хотел ты сказать, мой старый друг. Да. Но эта таблетка брошена в воду здесь.

- Кем же и с какой целью? - любопытствовал нетерпеливый дон Педро.

- А вот сначала осмотрите эту штуку, - проговорил капитан, передавая ему квадратик.

Молодой человек с живостью схватил этот маленький предмет и увидел довольно ясно нацарапанные на нем три непонятных иероглифа, над которыми расположилась фигура ноту - точное воспроизведение тех, которые значились на документе Фернандо де Бельграно.

- Да ведь это то же самое, что у меня, - начал было он, но капитан перебил его:

- Поверните пробку другой стороной. Что вы там видите?

- Букву "А". Что же означает эта буква?

- По всей вероятности, она означает "Андалузия".

- Что же вы из всего этого заключаете, дон Хосе? - вмешалась наконец и девушка, до сих пор скромно молчавшая.

- Сейчас объясню, сеньорита. Позвольте мне сначала спросить вашего брата кое о чем... Дон Педро, вы никому не показывали известный документ?

- Никому, кроме вас, капитан.

- Так ли это?

- Даю честное слово.

- А где вы его всегда храните?

- У себя на груди.

- Может быть, кто-нибудь доставал его у вас во время вашего сна?

- Это невозможно! - вскричал молодой человек. - Я сплю так же чутко, как вы, дон Хосе, и всегда слышу малейший шорох около себя.

- Однако кто-нибудь из наших все же изучил ваш талисман. Иначе объяснить это странное совпадение? - говорил с задумчивым видом капитан, вертя в руках возвращенную ему молодым человеком пробку.

- Ну, что же вы об этом думаете, дон Хосе? - допытывалась девушка, инстинктивно чувствуя важность сделанного открытия.

- А то, что над нами висит преступная рука пирата Рамиреса! - с нескрываемым волнением ответил моряк. - Этот негодяй подкупил кого-нибудь из моих людей. Я убежден, что этот значок брошен в море отсюда, и, быть может, уже не первый раз. Очевидно, этим путем ведутся переговоры с "Эсмеральдой", кораблем Рамиреса... Боцман, видел ты у нас на борту такие значки?

- Нет, капитан, не видал. Да ведь они бывают только у рыболовов.

- Подождите, вот и на боках квадрата есть знаки! - вскричал дон Педро, снова взяв в руки брошенную капитаном на стол пробку.

- Какие? - поспешно спросил дон Хосе.

- Да вот, на одном боку виднеется семь точек и четыре черточки, а на другом - цифры: двойка, десятка и двадцать четыре.

- Гм! Да, - произнес капитан, взглянув на эти знаки. - Разумеется, это условные знаки.

- Вы думаете, капитан, что этот значок предназначен для капитана Рамиреса? - спросил боцман.

- Да, я убежден в этом.

- Боже мой! Как же нам быть? - тоскливо произнес дон Педро.

- Нужно постараться открыть предателя - больше нам ничего не остается, - сказал дон Хосе.

- Эх, только бы он попался мне в руки! Угостил бы я им добрую акулу! - хрипел боцман, яростно сжимая кулаки.

Вдруг он подскочил на месте, хлопнул себя по лбу и вскричал:

- Да-да-да! Вспомнил! Вспомнил! Как-то утром я застал Эмилио бросавшим в воду такую пробку. Когда я его спросил, что он делает, он ответил мне, что бросает приманку рыбам.

- Эмилио?.. Уж не подозреваешь ли ты этого мальчика? - с недовольным видом промолвил капитан. - Ты почему-то недружелюбно, даже враждебно относишься к этому бедняге, виновному разве только в том, что он по своей молодости охотник порезвиться, пошалить и поострить. Это у тебя своего рода мания, кстати сказать, очень для меня неприятная, и я был бы рад, если бы ты постарался от нее избавиться. Ну, сообрази сам, где же неопытному мальчику задумать и провернуть такую хитрую махинацию? На это нужен человек бывалый.

- Хорош "мальчик", чуть не с бородой! - проворчал боцман. - Да ведь он...

- Довольно! - сурово оборвал его капитан, поворачиваясь к выходу. - Оставим пока это. Никому ни слова, слышишь, Ретон? Будем наблюдать молча. Когда-нибудь предатель все же попадется. За это тебе большое спасибо, старина, а за стремление оклеветать ни в чем не повинного мальчика не хвалю.

Вслед за капитаном вышли из каюты и остальные.

По-прежнему нигде не было видно ничего, что могло бы окрылить надеждой угнетенный дух злополучных пловцов. Тихий океан в эту минуту вполне оправдывал свое название, данное ему, вероятно, в такое же утро великим, но несчастным Магелланом. В воздухе было совершенно тихо, и ни малейшая рябь не пробегала по зеркальной поверхности спокойных вод. Хотя солнце только что взошло, но уже немилосердно жгло.

По временам с запада пролетали стаи птиц и, покружившись над морской гладью, снова возвращались назад. Это показывало, что в том направлении должна быть земля.

- Все точно сговорилось против нас: ветер, море, люди и сама земля, как бы нарочно убегающая от нас, - говорил находившимся около него молодым людям капитан, долгое время молча водивший по всем направлениям подзорной трубой. - Лучше бы уж снова разразилась буря, чем это неспокойное затишье: по крайней мере, один бы конец. Стоим на мертвой точке и неизвестно, сколько еще времени придется пробыть в таком положении. Сегодня уже седьмой день, как мы покинули "Андалузию", а я был уверен, что не пройдет и трех дней, как мы будем у цели. Забыл, что не мы распоряжаемся стихиями, а они сами.

Так прошел и этот день. Ночью ни капитан, ни боцман, ни дон Педро не смыкали глаз; оставаясь кто на корме, кто на носовой части плота, они наблюдали, не покажется ли наконец где-нибудь вожделенный берег.

Команда усиленно работала веслами, но плот едва двигался вперед. Казалось, он превратился в свинец или притягивался чем-то снизу. С вечера до утренней зари было пройдено всего несколько миль.

Полуголодные матросы глухо роптали между собой на капитана, вовлекшего их в такое безумное предприятие. Наобещал чуть не золотые горы, а вместо того подверг их всевозможным лишениям.

Пока экипаж еще сдерживал кипевшие недобрые чувства, но по мрачным лицам и злобным взглядам матросов было видно, что достаточно небольшого толчка, чтобы все таившееся в них бурным потоком вылилось наружу.

Прошло еще трое суток уже без всякой пищи. Напрасно матросы старались поймать хоть одну рыбу, напрасно и капитан истратил несколько зарядов, надеясь свалить хоть одного из альбатросов, иногда пролетавших над самым плотом, но, к несчастью, слишком высоко, так что их не могла настигнуть пуля.

Наконец, начиная свирепеть от голода, команда перестала исполнять распоряжения не только боцмана, но и самого капитана. Это был очень зловещий признак. Одновременно с тем в сердцах матросов вспыхнуло озлобление против дона Педро и его сестры, в которых они видели главных виновников своих бедствий.

Цель плавания экипажу хорошо была известна. Сам капитан сообщил своим людям, что дело это связано с сокровищем, скрытым знаменитым капитаном Фернандо де Бельграно в Голубых горах для своих детей, отправлявшихся за этим кладом. Сначала матросы, разумеется, были в восторге от перспективы получить богатое вознаграждение за переход по малоизвестным местам Тихого океана, в настоящее же время готовы были бы променять все золото мира на сытный обед и горько сожалели о тех днях, когда они спокойно плавали вдоль западных берегов Америки, где не могло быть такой голодовки.

Эта перемена в настроении команды не могла укрыться от зоркого взгляда капитана и вызвала в моряке самые мрачные опасения.

- Если еще долго не будет видно берега и нам не удастся раздобыть хоть какой-нибудь пищи, то дело наше дрянь, - говорил он боцману. - Особенно страшно становится мне за дона Педро и его сестру. Наша голодная команда такими алчными глазами смотрит на них, что того и гляди произойдет что-нибудь ужасное.

- Сохрани, Господи! - вскричал боцман. - Попробуй только кто-нибудь тронуть хоть пальцем сеньориту - минуты не дам ему прожить, клянусь вечным блаженством моих родителей!.. Говорили вы об этом дону Педро, капитан?

- Разве можно!

- То-то, капитан! Молодой человек горяч и может раньше времени вызвать бурю" Винтовки и амуниция у вас в каюте?

- Разумеется.

- Смотрите, чтобы кто-нибудь не стащил их во время вашего сна или отсутствия.

- Будь спокоен, никому не удастся: ты знаешь, как я чутко сплю, а уходя, всегда запираю помещение.

- Всего у нас девять винтовок, капитан. Не лучше ли оставить только четыре, а остальные выбросить в море?

- Я уже думал об этом, Ретон, но потом сообразил, что на острове среди людоедов лишнее оружие нам не помешает.

- Это верно, капитан. Но если мы еще долго не доберемся до этого заколдованного острова, который не дается нам в руки, то как бы нам не пришлось раскаяться в излишке оружия. От голода люди чумеют; возьмут да и пристрелят нас нашим же собственным оружием. Нам для обороны достаточно и четырех винтовок, а остальными могут воспользоваться наши враги.

- Ну, мы это увидим, Ретон, - проговорил дон Хосе. - Да, положение наше несладкое. Я сильно опасаюсь, как бы наши молодцы не вздумали повторить тех ужасных пирушек человечьим мясом, какие были устроены потерпевшим крушение экипажем "Медузы".

Опасения его оказались вполне основательными. В тот же вечер семеро из команды, в том числе и Эмилио, собрались на корме и, делая вид, будто намерены продолжать свои бесплодные до сих пор попытки рыболовства, шепотом завели такую беседу, от которой у каждого слушателя кровь застыла бы в жилах.

Юнга, несмотря на свою страсть к зубоскальству, пользовался любовью матросов, бывших когда-то приятелями его умершего отца, в свое время славившегося в качестве искусного лоцмана и хорошего товарища.

- Пора наконец решиться, - говорил Эмилио, когда один из матросов спросил, какого он мнения относительно обсуждавшегося дела. - Что же мы, как круглые дураки, будем умирать с голоду, когда под руками столько вкусного мяса? Ждать, когда доберемся до земли, - бесполезно. До тех пор мы все передохнем с голодухи.

- Страшный ты делаешь намек, паренек, - заметил Джон. - Ведь мы не людоеды.

- Ну, это говори за себя или еще там за кого, Джон, - отозвался другой матрос. - До сих пор и я не был людоедом, но теперь готов им сделаться, только бы утолить голод" Третьи уж сутки он переворачивает все мои внутренности.

- Каждому из нас суждено умереть, - заметил третий. - И не все ли равно, нынче или через несколько лет придет смерть? Я, например, хоть сейчас готов.

- Да, но не от голода же! - перебил Эмилио. - На такую смерть мы к капитану не нанимались И не по своей вине мы попали в такое дьявольское положение, не правда ли, товарищи? Ведь не будь этого сеньоришки и его сестры, которые вбили себе в голову рыскать по неизвестным морям в поисках какого-то, может быть, вовсе и не существующего клада, мы бы и горя не видали. Поэтому я без дальних рассуждений предлагаю убить их и съесть, - заключил он.

При этих словах, совершенно хладнокровно произнесенных юнгой, к которому всегда благоволили пассажиры, в особенности девушка, матросы в ужасе переглянулись, чуть не выронив из рук удил.

- Джон, - обратился один из них к американцу, - погляди тут, как бы нас не подслушали. Даже товарищи пока не должны знать, о чем мы тут ведем разговор. В свое время все узнают.

Американец встал и, пройдя несколько шагов, засел между двумя бочками, откуда ему видна была вся палуба.

Капитан с боцманом находились на носу. Они тоже о чем-то вполголоса переговаривались, очевидно, не подозревая о совещании кандидатов в людоеды. Остальные матросы сидели вдоль одного из бортов, в противоположной от заговорщиков стороне. Дон Педро с сестрой заперлись в каюте и, наверное, уже спали.

- Есть у вас терпение поголодать неизвестно сколько еще времени? - спрашивал Эмилио своих собеседников.

- Нет! Нет! - единодушно отозвались матросы.

- И вы полагаете, что остальные ваши товарищи не пойдут против вас?

- Мы уверены в этом.

- В таком случае нечего больше и церемониться: идем сейчас же к капитану и потребуем, чтобы он или дал нам провизии, или выдал этого малого либо его сестрицу на ужин.

- Лучше бы уж сестрицу, - плотоядно облизываясь и со страшной улыбкой сказал один из матросов, - ее мясо будет понежнее.

- А если капитан откажет нам? - спросил один из матросов.

- Заставим силой, - ответил Эмилио.

- Ты забываешь, Эмилио, что все оружие у капитана, а не у нас, - заметил еще кто-то.

- Ну так что ж! - ничуть не задумываясь, возразил юнга, очевидно уже заранее во всех подробностях обдумавший свой адский замысел. - Нас ведь двенадцать человек, и мы вооружимся ножами и топорами. Перед такой силой капитан так струсит, что позабудет о своих ружьях и сдастся нам.

- Ну, это еще сомнительно, - вмешался новый голос. - Он, кажется, не из трусливых. Ну ладно, попытаемся. А кого изберем старшим?

- Лоцмана Эрмосу, - последовал дружный ответ.

- А согласится ли он? - проговорил Эмилио. - Хотя по своей храбрости и настойчивости он как раз сгодился бы на это, - прибавил юнга, который, несмотря на свою молодость, сделался в этот роковой вечер авторитетом для части своих спутников.

- Уговорим, - начал было один, но троекратное покашливание Джона заставило его умолкнуть.

Притихли и остальные, сделав вид, что возятся с удочками.

Ретон, почуявший что-то неладное, тихими шагами приближался к корме, надеясь услыхать хоть словечко из того, о чем так оживленно переговаривались усердные рыболовы. Но, к крайней его досаде, ему ничего не удалось услышать.

- Ну что, поймали что-нибудь? - осведомился он, подойдя вплотную к заговорщикам.

-Ровнехонько ничего, боцман, - ответил один из матросов. - Нет настоящей приманки, а на кусок сухой кожи рыба не полезет.

- Да, плохо дело, боцман! - подхватил другой. - Если капитан не накормит нас, мы все скоро передохнем с голоду.

-А чем же прикажешь вас накормить, когда на борту не осталось ни одной горошинки съедобной? - спросил старик.

- Зато здесь есть лишние люди, - со злым смехом проговорил американец, очевидно уже успевший примириться с мыслью о людоедстве, сначала так претившей ему. - Одним человеком меньше на этом проклятом плоту - ему же легче будет.

- Джон, да ты обезумел, что ли, если у тебя поворачивается язык говорить такие слова! - вскричал пораженный ужасом Ретон.

- Нет, я в полном рассудке, - нахально возразил американец. - Неужели ты, старая морская крыса, сам не понимаешь, что так мучиться, как мы в эти дни, больше нельзя, и нужно же было нам придумать для своего спасения...

- Ну, и что же, придумали?

- Придумали, боцман, не спросясь даже тебя.

- Гм... А что именно?

- А вот утром заявим капитану.

- Смотрите, ребята, не наделайте себе худшей беды! Потерпите еще денек, авось, Господь...

- Слыхали мы эту песню, и она давно уж надоела нам! - перебил старика Эмилио. - Хуже того, что мы теперь испытываем, не может и быть.

- А, и ты, паршивый мальчишка, подаешь голос? - презрительно проговорил старик. - Впрочем, где что затевается дурное, там, разумеется, дело не обойдется без такого негодяя, как ты.

- Напрасно вы и теперь еще ругаетесь, боцман! - прошипел юнга. - Сейчас все мы тут равны.. Моя шкура нисколько не дешевле вашей.

Взбешенный старик размахнулся было, чтобы влепить дерзкому мальчишке хорошую затрещину, но тот, бывший уже настороже, ловко увернулся и с насмешливым хохотом скрылся за бочками. Потеряв равновесие, старик чуть было не угодил в воду.

- Ах, чтоб тебя разорвало, подлеца! - взревел он, с трудом устояв на ногах и намереваясь броситься за юнгой.

- Оставьте его, боцман! - вступились матросы. - Ну что вы все дразните этого малого? Не его вина, что он родился с острым языком.

- Ну ладно, плевать мне на него! - с деланным добродушием проговорил старик. - Скажите же, ребята, что вы в самом деле задумали?

- Зачем же мы скажем тебе? Ведь не ты над нами старший, а капитан, - возразил американец. - Завтра все и узнаешь.

Поняв, что дальнейшие расспросы могут только еще больше озлобить этих и без того уже воинственно настроенных голодных людей, старик махнул рукой и отступился от них.

Капитана в это время на палубе не было, и боцман решил, что не следует его пока беспокоить "Может быть, - думалось ему, - Джон и другие только путали своими страшными намеками, и команда просто решила убедить капитана переменить курс плавания, в надежде выбраться на путь кораблей, совершавших рейсы к северным берегам Австралии".

Успокоившись на этой мысли, старик сменил сидевшего за рулем помощника. Хотя у руля и нечего было делать, но к нему продолжали садиться по привычке или по заведенному порядку. Из-за полного затишья плот стоял неподвижно среди морской глади, в ночное время казавшейся огненной от кишевших в ней мириад светящихся моллюсков. Опущенный парус болтался как тряпка.

Ночь прошла, не принеся с собой ничего особенного. Но если бы старый боцман не был так погружен в свои невеселые размышления, он заметил бы, что то один, то другой из заговорщиков потихоньку прокрадывались к спавшим в разных местах палубы товарищам, будили их и шептали что-то таинственное,

Старик тщетно надеялся, что вот-вот потянет свежий ветерок, парус наполнится и плот понесется к спасительному берегу. Наступил рассвет, а воздух был так же неподвижен, как все эти последние ужасные дни.

В шесть часов вышел на палубу капитан, и его тотчас же обступила вся команда во главе с Эрмосой, человеком гигантского роста и необычайной силы, в жилах которого, судя по темному цвету его кожи, текло больше индейской, нежели европейской крови, хотя он и носил испанское имя.

С виду матросы были не вооружены, но под одеждой у них были спрятаны ножи, так называемые навахи, распространенные среди моряков Тихого и Атлантического океанов.

- Вы что, ребята? - спросил капитан, пораженный сосредоточенным, а у некоторых и угрожающим выражением лиц молчаливо надвинувшейся на него толпы.

Предчувствуя беду, Ретон поспешил разбудить дона Педро и приготовить оружие.

- Мы собрались требовать, чтобы вы наконец накормили нас, капитан, - с решительным видом заявил Эрмоса. - Вот уж четвертый день, как наши желудки пустуют, и у нас нет больше сил терпеть.

- Если вам удалось ночью наловить рыбы, давайте, я разделю ее между вами поровну, - сказал капитан.

- На что же мы можем ловить ее? Вы сами знаете, что без приманки не поймаешь, - грубо возразил один из матросов.

- Ну, так чем же я накормлю вас, когда вам известно, что у меня ничего нет?

- Мы вам укажем и при этом заявляем вам, капитан, что без какого бы то ни было мяса мы не можем пробыть больше ни одного часа, - резко проговорил Эрмоса.

Дон Хосе побледнел; в его черных глазах вспыхнуло пламя негодования и гнева. Он отлично понял, какого мяса требовала озверевшая от голода команда, но не хотел этого показать, пока люди не выскажутся напрямик. Поэтому, сделав над собой громадное усилие, чтобы не разразиться грозой раньше времени, он скрестил на груди руки и, пристально глядя в глаза лоцману, деланно спокойным голосом произнес:

- Объясни мне, Эрмоса, на что ты намекаешь? Я никак не могу понять твоих намеков.

- Другой на вашем месте сразу понял бы. Говорят вам, что мы голодны. Разве это не ясно, капитан?

- Это-то мне вполне ясно, потому что я и сам голоден не меньше вас, - с ударением сказал капитан. - Ну, и что же следует сделать, по-вашему?

- А то, что ради спасения четырнадцати человек можно пожертвовать одним или двумя. Так было сделано экипажем "Медузы". Мой дед только благодаря этому и вернулся домой.

- Негодяй! - загремел капитан, не будучи более в силах сдерживаться. - Как осмелился ты говорить это мне? Или ты забыл, что перед тобою не слабый, безвольный капитан "Медузы", а человек, привыкший держать в повиновении свой экипаж? Я скорее умру, чем соглашусь допустить у себя на глазах то бесчеловечие, которое происходило среди озверевшего экипажа "Медузы".

- Э, капитан, голод не разбирает, что человечно, а что нет, - возразил Джон. - Если вы желаете умирать с голоду - дело ваше, а у нас на это охоты нет.

- И ты, Джон, записался в людоеды? - с горечью произнес дон Хосе.

- Неудивительно: ведь мы двигаемся к стране людоедов, - насмешничал Эмилио.

- Решайтесь скорее, капитан! - наседал Эрмоса. - Мы дохнем с голоду, но окончательно умирать не желаем.

- Что ж, вы хотите метать между собою жребий?

- Может статься, и до этого дело дойдет, - с мрачной улыбкой проговорил лоцман. - А пока мы решили съесть одного из тех, кто является причиной наших мучений. Без них "Андалузия", наверное, осталась бы цела и мы бы не испытали горя. Сначала мы утолим свой голод ими, а потом, если понадобится, отдадим, кому выпадет жребий, и себя для спасения остальных товарищей.

- Опять намеки? - грозно нахмурившись, заметил капитан. - Говорите ясней, кого вы наметили своими первыми жертвами?

- Имейте в виду, капитан, что мы все как один стоим на этом, - с твердостью заявил Эрмоса, подступая еще ближе и засовывая правую руку под свой широкий красный шерстяной пояс, за которым был спрятан нож.

- Да что же ты все увиливаешь от прямого ответа?! - вскричал дон Хосе. - Говори без уверток!

- Хорошо, капитан, буду говорить прямо. Мы требуем, чтобы вы не препятствовали нам схватить тех людей, которые не принадлежат к экипажу и из-за своей жадности к золоту довели нас до голодовки.

Дон Педро и его сестра, стоявшие за капитаном и от слова до слова слышавшие странные переговоры между ним и его командой, испустили крик ужаса. Но молодой человек тут же взял себя в руки, смело выступил вперед и, обращаясь к матросам, твердо проговорил:

- Это меня, что ли, вы хотите принести в жертву своему брюху?

- Нет, мы предпочитаем вашу...

Сильный удар прямо в лицо, нанесенный капитаном, заставил лоцмана проглотить последнее слово и опрокинуться навзничь.

Испустив яростный рев, его товарищи плотной группой придвинулись к капитану, размахивая перед ним сверкающими ножами. К счастью, в этот критический момент около капитана и его пассажиров появился Ретон с четырьмя карабинами.

- Капитан, дон Педро и вы, сеньорита, берите скорее! - крикнул он, вручая каждому из них оружие. - Только что зарядил. Стреляйте без всякого милосердия в этих негодяев!

Схватив карабин, дон Хосе навел его на толпу и властным голосом громко проговорил:

- Ножи в воду и расходитесь!

Могучая фигура капитана, страшный гнев, исказивший его лицо, не совсем еще утерянный им авторитет и, в особенности, его повелительный голос - все это, вместе взятое, заставило бунтовщиков машинально отступить. Не менее сильно подействовало на них и то обстоятельство, что, кроме карабина капитана, на них смотрели еще три ружейных дула.

- Вы слышали: ножи в воду и марш по местам! - повторил капитан.

Между тем Эрмоса, испуская целый поток всевозможных проклятий, поднялся на ноги, выхватил длинную наваху и крикнул:

- Не робейте, товарищи! Держитесь крепче!

- Еще одно слово, негодяй, - и тебе смерть! - пригрозил ему дон Хосе, прицеливаясь в него из карабина.

- Говорят вам: бросайте ножи, разбойники, и убирайтесь отсюда! А не то я и один вас всех перещелкаю, как мух! - вскричал старый боцман, размахивая над толпой прикладом ружья.

Под этим храбрым натиском бунтовщики рассыпались во все стороны, но ножей из рук не выпустили.

Вдруг по палубе пронесся душу раздирающий вопль: "Помогите, помогите!.. Погибаю!"

Этот вопль раздался как раз вовремя, чтобы предупредить выстрел капитана в грудь вызывающе стоявшего перед ним лоцмана.

Забыв о только что происшедшем, все бросились в ту сторону, откуда неслись вопли. Эрмоса, довольный, что отделался только угрозой быть застреленным, кинулся туда же.

Один из матросов, оказалось, упал в воду. Отчаянно цепляясь за борт плота, он страшно бился в воде, покрывавшейся вокруг него окровавленной пеной, и нечеловеческим голосом вопил, очевидно от боли. Лицо несчастного искажалось страшной судорогой, а глаза, полные выражения неописуемого страха, выходили из орбит.

Ретон, подоспевший первым, схватил его за руку и мощным усилием втащил на плот, но тут же с криком ужаса отскочил назад.

- Бедняга!.. О Господи! - сдавленным от волнения голосом вскричал старик, закрывая лицо руками.

Такой же ужас выражался и на лицах матросов, не говоря уже о капитане и его пассажирах. Да и было чему ужасаться: у злополучной жертвы своей неосторожности и как раз единственного человека из всей команды, не принимавшего участия в заговоре, были как ножом отрезаны обе ноги под самым животом. Он сидел с удилищем, надеясь поймать хоть что-нибудь для утоления общего голода. Увидев высунувшийся из воды нос какой-то большой рыбы, несчастный от радости так сильно наклонился вперед, что потерял равновесие и свалился в воду, где ему моментально отхватила обе ноги своими железными зубами та самая акула, которая все время держалась под плотом в ожидании новой добычи.

- Ну, он не выживет, - заметил лоцман, нагнувшись над умирающим товарищем и тщетно силясь скрыть плотоядную улыбку, мелькнувшую у него на лице при мысли, что телом несчастного можно будет воспользоваться для утоления голода.

VII. Ядовитая рыба

Глубоко взволнованный и огорченный, дон Хосе нагнулся над пострадавшим и печально произнес:

- Бедный Эскобадо! Мужайся, мы тебе сделаем перевязку - живут и без ног...

Устремив на него уже потухающий взгляд, умирающий еле слышно пробормотал: - Ради Бога, добейте... меня скорее, прекратите мои мучения!

- Потерпи немного. Я дам тебе болеутоляющее средство. Сейчас принесу, - успокаивал его капитан, порываясь бежать за своей аптечкой.

- Напрасно! - стонал Эскобадо. - Не жить... уж... мне... Докончите меня - не давайте так... страдать!

- Боцман, хоть кусок парусины, скорее! - крикнул капитан. - Нужно остановить кровь...

- Капитан, - возразил старик, - все равно минуты его сочтены, и мы только продлим его мучения.

- Без рассуждений! Делай, что тебе приказывают! Я обязан испробовать все средства для спасения человека, - раздраженно перебил капитан.

- Конечно, нужно остановить кровь, пока еще можно, - подал голос лоцман, а про себя со свирепой плотоядностью прибавил:

"Вкуснее будет мясо!"

Несмотря на протесты умирающего, капитан сделал ему перевязку и отправился за имевшимся у него в аптечке наркотическим средством.

Несчастный так метался и ужасно стонал, что девушка и повариха не выдержали и. убежали в слезах.

- Капитан! - крикнул вдогонку дону Хосе лоцман. - Всадите лучше ему в сердце тот выстрел, который был предназначен мне. В самом деле, прекратите его мучения.

- Я не имею права напрасно лишать человека жизни, - отозвался дон Хосе.

- Да ведь все равно минуты его сочтены, и вы только...

- Молчать! Я знаю, что я делаю.

Порция опиума в воде, данная умирающему, действительно уменьшила его страдания. Он закрыл глаза и замолк; только судорога, временами сотрясавшая его жалкое туловище, и хриплое дыхание доказывали, что жизнь в нем не совсем еще угасла.

Капитан стал возле него на колени и принялся шептать над ним молитвы. Матросы, столпившиеся в ногах умирающего товарища, думали о том, что каждого из них ожидает такой же мучительный конец, если не от зубов морского чудовища, то от голода.

Вдруг Эскобадо, испустив протяжный вздох, замер. Грудь его перестала вздыматься, и тяжелого, прерывистого дыхания не стало слышно.

- Кончился! - глухо произнес капитан, приложив руку к сердцу умиравшего. - Вот уже второй.

- Ну, этот на пользу нам! - пробурчал себе под нос Эрмоса.

- Прикройте его. Вечером опустим в море, - распорядился дон Хосе, поднимаясь на ноги.

Лоцман с несколькими товарищами из наиболее терзаемых голодом выступил вперед и проговорил сквозь стиснутые зубы:

- Что же, капитан, вы и этого хотите пожертвовать проклятой акуле? Мало ей двух его ног?

- Приищите ему другую могилу, - холодно ответил капитан, пожав плечами.

- Мы уже приискали, - резко ответил лоцман и, обращаясь к товарищам, прибавил: - Поставьте почетную стражу к покойному и не подпускайте к нему никого со стороны. Он наш и должен остаться нашим.

Потрясенный трагическим событием, капитан удалился под навес и молча опустился на скамью рядом с девушкой, даже не пытаясь остановить ее рыданий. Мрачный и угрюмый сидел в своей каютке дон Педро; он стерег оружие с боевыми припасами. Ретон, удалившись на свой пост, зорко наблюдал за движением на палубе. Старик ожидал новой дикой выходки со стороны бунтовщиков, больше не признававших над собой никакой власти.

Так как навес находился как раз перед входом в каюту, то дон Педро был всего в нескольких шагах от своей сестры и капитана и мог свободно с ними переговариваться.

- Что это сделалось с вашими людьми, дон Хосе? - спросил он. - Раньше они были такие покорные и человечные, а тут вдруг взбеленились.

- Малокультурных людей продолжительный голод часто доводит до полного озверения, - отозвался капитан. - С этим нужно считаться и быть настороже. Если им удастся захватить нас врасплох - мы погибли и очутимся у них в желудках.

- Да неужели они в самом деле решатся на людоедство? - с ужасом вскричала девушка, отирая слезы. - Мне это кажется невозможным.

- Вот увидите, что будет, сеньорита, - сказал капитан. - Я не ручаюсь, что они не набросятся теперь на труп своего погибшего такой ужасной смертью товарища.

- Почему же вы не прикажете скорее спустить его в воду? - спросил молодой человек.

- Из опасения встретить отчаянное сопротивление, поэтому и отложил до наступления темноты. Тогда, быть может, удастся украдкой спровадить тело... Впрочем, едва ли ему дадут пролежать в покое столько времени, - задумчиво прибавил он. - Вообще наше положение отчаянное.

-Так не позволять же этим зверям съедать труп на наших глазах! - в ужасе вскричал молодой человек.

Капитан молча потеребил концы своей бороды, потом вдруг встал и вышел из-под навеса, крепко сжимая в руках карабин.

Вся команда попряталась между бочками и ящиками, загромождавшими часть палубы, и растянулась в тени. Зной стоял такой, что почти нечем было дышать. Пылающее солнце слепило глаза. Тяжелое безмолвие царило над затерявшимся в океане плавучим дощатым островком, лениво раскачивавшимся на зеркальной поверхности водной глади. Кругом все еще ничего не было видно, кроме безотрадной пустыни безбрежного океана. Куда ни обращался полный отчаяния взор капитана Ульоа и его верного боцмана, всюду виднелась одна и та же картина: сверху, как раскаленное железо, жгло неумолимое небо, а внизу, точно расплавленная сталь, сверкали неподвижные морские воды.

Сравнивая эту водную пустыню с песчаной сахарской, дон Хосе вдруг увидел приближавшегося к плоту фрегата. Огромная птица с быстротой молнии рассекала воздух, хотя ее блестящие крылья казались почти неподвижными. Подняв свою дальнобойную двустволку, капитан прицелился в птицу.

- Если бы удалось свалить этого пернатого великана, всем хватило бы понемногу, и мои очумевшие от голода молодцы, быть может, хоть на время успокоились бы, - пробормотал он, продолжая тщательно прицеливаться.

Два выстрела, один за другим, раздались в тот самый момент, когда фрегат проносился над палубой, и огромная птица, усиленно затрепетав крыльями, тяжело грохнулась у подножия мачты.

Вообразив, что капитан выстрелил в кого-либо из их товарищей, все матросы выскочили из-за своих прикрытий, размахивая ножами и топорами, которые они все время не выпускали из рук. Но увидев убитую птицу, сразу поняли, в чем дело.

- Охота была вам, капитан, тратить заряд на эту дрянь! - презрительно заметил Эрмоса. - Напрасно трудились; у нас на борту есть другая, более лакомая и обильная закуска.

- У тебя карабин заряжен, Ретон? - обратился сеньор Ульоа к боцману вместо ответа лоцману.

- Да, капитан.

- Давай его сюда. А мой вот возьми, его нужно зарядить. Запасшись новой двустволкой, дон Хосе, с пылающими от едва сдерживаемого гнева глазами, обернулся к Эрмосе и крикнул:

- Ты опять за свое? Повтори-ка, что ты сказал!

Чувствуя, что начинается новое действие их страшной драмы, команда сплотилась вокруг своего предводителя. К дону Хосе примкнули боцман и дон Педро, оба вооруженные.

Несколько мгновений Эрмоса молчал, очевидно взвешивая в уме возможные последствия своих слов, затем решительно проговорил:

- Что ж, и повторю. Я сказал, что не стоило труда убивать эту птицу, которой хватит не больше как на троих. Ведь теперь не прежние дни, когда у нас всего было вдоволь и мы искали в пище разве только разнообразия.

- А разве что-нибудь хуже, чем ничего! - продолжал дон Хосе.

- Бывает, что иногда и хуже. Вы знаете, капитан, что у нас на борту есть нечто, чем гораздо лучше можно утолить голод всех нас, нежели эта дрянь... Вы сами можете воспользоваться ею, если брезгуете нашим угощением.

- Каким? - грозно спросил дон Хосе.

- А! Вы все еще разыгрываете из себя ничего не понимающего? - насмешливо произнес лоцман. - Ну, я объясню, если вам так желательно. На наше счастье, судьба послала смерть товарищу Эскобадо. Вот его тело и послужит нам...

- И ты осмеливаешься говорить мне такие гнусности в лицо?! - вне себя крикнул капитан.

- Голодный человек на многое может осмелиться, - мрачно ответил лоцман. - Мы дошли до такого состояния, что готовы на все, лишь бы утолить мучающий нас голод. Не правда ли, товарищи?

Гул одобрительных возгласов послужил ему ответом.

- Негодяи! - воскликнул честный моряк, содрогавшийся и перед тем, что задумала озлобленная голодом команда, и перед необходимостью усмирять ее лишним кровопролитием. - Неужели вы за несколько дней так озверели, что потеряли всякую совесть и стыд? Не узнаю в вас своих прежних добрых товарищей и примерных людей.

- Пустое брюхо ничего не чувствует, кроме голода, - пробурчал Эрмоса, все-таки невольно опустив глаза перед пылавшим негодованием взором капитана.

- Нет, я все-таки не допускаю мысли, чтобы вы позволили себе совершить такую гнусность у меня на глазах, - говорил дон Хосе, надеясь смягчить очерствевшие сердца.

- Мы вас не заставим насильно смотреть, капитан. Можете уйти. Не мешайте только нам делать то, к чему нас вынуждает необходимость, - не сдавался лоцман.

- Друзья, подумайте, ведь это ваш бывший товарищ! Как же вы можете решиться трогать его с такой ужасной целью насыщения им? Опустите лучше его тело скорее в воду - по крайней мере, у вас не будет соблазна, и вы избавитесь от страшного греха, - продолжал дон Хосе, стараясь говорить как можно сдержаннее.

- Нет, капитан, мы на это не согласны! - вскричало несколько решительных голосов.

- Ну, так я заставлю вас, негодяи!.. Я еще ваш капитан! Сию минуту опустить в воду тело умершего! Слышите? Иначе буду стрелять в вас, как в бешеных зверей!

- Стреляйте! Мы все заодно, и ни один из нас не будет повиноваться вам в этом деле, - неустрашимо заявил Эрмоса.

- Да ведь это самый настоящий бунт.

- Ну, бунт так бунт. Называйте, как хотите, - от этого ничего не изменится. Над нами сейчас только одна власть - голодный желудок.

- А я повторяю, что я еще ваш командир, и приказываю тотчас же опустить мертвое тело в море! - вскричал Ульоа. - Это мое последнее слово! - прибавил он, прикладывая к плечу карабин.

Но вместо того чтобы повиноваться, команда с угрожающим видом окружила мертвое тело, опасаясь, как бы боцман или дон Педро не бросили его в воду.

- Расходитесь, мерзавцы! - громовым голосом снова крикнул Ульоа.

- А, черт бы тебя побрал! - воскликнул, в свою очередь, Эрмоса, подскакивая к нему с поднятым ножом. - Что ты все пугаешь нас своим оружием? Не с голыми руками и мы. Эй, товарищи, за мной!

Грянул выстрел, и предводитель бунтовщиков упал мертвый к ногам капитана: пуля пробила ему навылет висок.

Рев ужаса и ярости со стороны мятежников потряс воздух. Затем вдруг воцарилось гробовое молчание. Казалось, на несколько мгновений все оцепенели.

- Прости мне, Господи! Этот несчастный сам напрашивался на свою смерть! - прошептал Ульоа, подняв глаза к небу.

Матросы поспешно ретировались на противоположный край плота, в бессильной ярости потрясая своими ножами, которые не могли соперничать с ружьями. Решительность действий капитана привела всех в смущение. Никто не ожидал, что он исполнит свою угрозу. К тому же некоторые, как и сам убитый, воображали, что им удастся овладеть огнестрельным оружием, находившимся в распоряжении капитана.

В этот момент послышался сильный треск, а вслед за тем и голос боцмана:

- Ветер поднимается! К парусу, скорее! Близок берег!

Услыхав эту многообещающую радостную весть, команда со всех ног бросилась поднимать парус; все сразу забыли и о голоде, и о смерти своего предводителя, и, быть может, даже о мести. Один Эмилио остался на месте, кусая себе до крови губы.

Действительно, с востока вдруг подул ветер, с каждой секундой крепчавший, и море сразу зарябилось грядами все возраставших волн.

Ульоа шепнул дону Педро и его сестре, чтобы они не отходили далеко от него и от боцмана. Капитан опасался нападения на них со стороны команды.

Подгоняемый ветром и постепенно ускоряя ход, плот весело пошел вперед, оставляя за собой широкий пенистый след. Сердца всех наполнились надеждой на скорое достижение берега, который, наверное, был недалеко.

- Этот ветер принес нам спасение: он предупредил страшную бойню и еще кое-что, - заметил боцман. - Благодарение Творцу, смилостившемуся наконец над нами.

- Боюсь, как бы ты не ошибся, Ретон, - возразил со вздохом капитан, - ведь голод у них все-таки скажется, как только пройдет радостное возбуждение этой минуты; тогда повторится все, что произошло.

- Едва ли, раз убит у бунтовщиков предводитель, - заметил дон Педро. - Толпа без вожака - то же, что тело без головы.

- Выберут нового, - сказал Ульоа, - и, по всей вероятности, Джона.

- Ну и пусть! Отделаемся и от него, - пробурчал Ретон.

- Не желал бы я еще раз поднимать оружие против своих людей, которые до сих пор были так преданны и покорны. Уж одно то, что пришлось покончить с несчастным Эрмосой, тяжелым гнетом лежит на моей совести, - проговорил с новым вздохом Ульоа.

- Однако он едва ли задумался бы всадить вам нож в живот, капитан, и его совесть совсем не смутилась бы. Да и этот североамериканец уж показал, на что он способен, - возразил боцман.

- Разумеется, зарезать себя или кого-либо из своих друзей я не дам и постараюсь предупредить это самыми суровыми мерами, - энергично продолжал Ульоа. - Но, повторяю, это было бы для меня новым тяжким испытанием. Дай Бог скорее увидеть берега Новой Каледонии. Тогда мы избегнем возобновления бунта и всех связанных с ним ужасов.

- Да, капитан, - начал было Ретон, машинально, по привычке, оглядываясь по сторонам. - Ба! А где же убитая вами птица? - вдруг вскричал он, не видя ее на палубе и, очевидно, только теперь вспомнив о ней.

- Подхватили матросы, - поспешил ответить молодой человек. - Пока вы возились с умиравшим Эскобадо, трое из них воспользовались случаем и стащили ее. Я видел это, но промолчал, чтобы не возбуждать лишних недоразумений.

- Эх-ма! - с досадой проговорил старик. - А я было порадовался, что есть чем угостить сеньориту.

- Спасибо, мой добрый Ретон, - отозвалась девушка. - Я не так страдаю от голода, как вы, быть может, думаете. Чувствую только сильную слабость.

- Бедная сестра! - с глубоким вздохом пробормотал молодой Бельграно.

- Не будем унывать, друзья мои, - утешал своих собеседников Ульоа, стараясь бодриться и сам. - Только бы немного продержался этот попутный ветер - и мы спасены от всех наших невзгод: до берега теперь, как говорится, рукой подать.

Действительно, Новая Каледония должна была быть не особенно далеко от того места, где находился плот. На это указывали многие признаки: доносившееся изредка благоухание лесов, мелькавшие в отдалении стаи береговых птиц, а главное, то и дело плывшие навстречу обломки исполинских деревьев, известных под названием ризофоров, густой чащей окаймляющих берега острова. Кроме того, все чаще и чаще стала показываться вокруг плота разных пород рыба, но, к сожалению, приближение огромного плавучего сооружения, на котором так страшно стучали ударявшиеся друг о друга предметы, заставляло испуганных морских обитателей скорее скрываться под водой. Между ними особенно много было дельфинов длиной в полтора метра, отличающихся стройностью формы, тупым рылом и чем-то вроде черного бархатного плаща, покрывающего их спину. Проходя мимо плота, эти дельфины издавали какой-то странный звук, похожий на резкий визг, высоко подпрыгивали в воздух и, к великому огорчению моряков, тут же исчезали под водой. Быть может, это выражение страха вызывалось не столько видом плавучего островка с людьми, сколько присутствием под ним акулы, неотвязно сопутствовавшей ему.

В тех морях, где водятся эти прожорливые чудовища, хоть одно из них всегда сопровождает плоты и даже целые суда, нагруженные неграми, чуя добычу.

Несмотря на свою плохую постройку и большую тяжесть, плот все-таки подвигался вперед со скоростью от трех до четырех узлов. Будь получше оснастка, ход его был бы быстрее.

Устроив себе на носовой части нечто вроде навеса, вся команда собралась там и, не сводя глаз с горизонта, ожидала появления вдали горных вершин желанной земли. Жажда скорее достичь берега была так сильна у моряков, что они в эту минуту совершенно забыли о мертвых телах, лежавших посреди палубы и из-за страшной жары, уже показывавших признаки скорого разложения.

Капитан, опасавшийся нового припадка людоедства со стороны своей команды, сам, с помощью боцмана, стащил бы трупы в воду, но ему препятствовало другое опасение: как бы это не вызвало бурного протеста, который пришлось бы опять усмирять оружием.

- Лучше их не раздражать, - говорил он боцману, предлагавшему скорее убрать мертвецов. - Подождем до ночи и посмотрим, решатся ли они приступить к разлагающимся телам для утоления своего голода.

Ровно в полдень ветер вдруг переменился и стал дуть с севера, к тому же слабее, чем утром. Потом и этот ветер совсем затих, что было очень дурным признаком.

Перед заходом солнца капитан и боцман внимательно оглядывали небосклон, не высказывая, однако, вслух своих впечатлений, чтобы не подавать повода к преждевременным разочарованиям команды. И сделали очень умно, потому что смутные очертания, которые они сначала приняли за гору, при ближайшем рассмотрении оказались надвигавшимся темным облаком, и вспыхнувшая было в их сердцах радость сменилась горечью.

- Только этого еще недоставало! - прошептал капитан, обращаясь к боцману. - Ведь эта тучка, так быстро приближающаяся к нам, предвещает новый шторм.

- Да, - так же тихо отвечал старик, сумрачно сдвинув свои густые седые брови, - не иначе как шторм. Хороша будет эта ночка!

- Едва ли мы ее переживем, мой старый друг, - продолжал Ульоа. - Это сооружение, - он кивнул на плот, - совершенно не приспособлено противостоять сильному напору шквала... Но только смотри пока об этом никому из команды ни слова! Что их преждевременно смущать?

- Знаю, капитан, не беспокойтесь. Сами увидят - тогда другое дело... Может быть, при такой угрозе у них и мысли переменятся.

В тяжелом раздумье, сильно угнетенный и озабоченный, капитан прошел под навес, где сидели его пассажиры, и молча опустился там на ящик, служивший, между прочим, и скамьей. Взглянув на хмурое лицо дона Хосе, молодые люди сразу поняли, что угрожает новая беда; но ни у дона Педро, ни у его сестры в этот момент не повернулся язык спросить, чего еще ожидать.

С носовой части неслись крики громко споривших матросов. Судя по некоторым долетавшим оттуда словам, шел оживленный спор о близости или отдаленности берега.

Сумерки сгустились раньше обычного, и на небе не было ни одной звездочки. Вскоре на глухо шумевший Великий океан с беспомощно повисшими на нем досками, нагруженными кучкой людей, спустился непроницаемый, зловещий мрак.

Капитан и сидевшие возле него молодые люди, подавленные тяжелыми предчувствиями, хранили гробовое молчание. Шум же со стороны матросов продолжался.

Вдруг воздух сделался удушливым, как обыкновенно бывает перед сильной бурей; все почувствовали себя облитыми горячим потом, не приносившим никакого облегчения, и грудь сдавило точно свинцовой тяжестью. Дышать стало нечем. К счастью, это продолжалось недолго: пронесся сильный порыв ветра, и повеяло спасительной свежестью. Но этот порыв был предшественником надвигавшегося урагана.

В десятом часу вечера, когда уже и команда стала понимать, что предстоит новая борьба с разнузданной стихией - борьба, в которой едва ли им уцелеть, - в море, с восточной стороны плота, вдруг вспыхнула ослепительно яркая полоса. Свет был так ярок, что напоминал обычные в северных странах сияния на небе.

- Светящаяся рыба! - вскричал капитан, вскочив на ноги и подбегая к борту плота. - Это наше спасение...

Вдруг до его слуха донесся звук, похожий на хруст костей.

- Ретон! - крикнул он не своим голосом, чувствуя, что у него от ужаса стынет в жилах кровь - Ко мне! Скорее! Кажется, они начали...

Взяв наперевес карабин, дон Хосе бросился к тому месту, где лежали трупы погибшего Эскобадо и убитого мятежника Эрмосы. Он не ошибся: окружив тесным кольцом эти трупы, команда принялась уже разрезать их ножами и разрубать топорами.

- Негодяи! Что вы делаете?! - грозно спросил он.

- Собираемся ужинать, капитан, - послышался в ответ спокойно-насмешливый голос Эмилио.

- Ах, и ты уже так заговорил! - воскликнул с искренним огорчением дон Хосе. - Значит, я напрасно считал тебя лучшим. Прочь отсюда! Не то перестреляю всех, как бешеных собак!

- Будет вам бесноваться попусту, капитан! - проговорил Джон, новый предводитель мятежников. - Неужели вы предпочитаете вместо нас кормить акул?

- Но ведь вы не дикари, чтобы питаться телами своих товарищей! - пробовал капитан воздействовать на самолюбие своих людей. - Разве это по-христиански?

- Что же прикажете делать, если мы поставлены в такие условия, когда уже не приходится разбирать, христиане мы или нет? - возразил Джон. - Голод-то, я думаю, одинаково мучителен для всех.

- Об этом не спорю, - продолжал Ульоа. - Но у честных людей при любых страданиях берет верх совесть, не допускающая их унижать свое человеческое достоинство ради облегчения страдания бренной плоти... Да, наконец, взгляните на море: разве вы не замечаете необыкновенного света и не видите рыбы, несущейся прямо на нас?

- Рыбы? Какая там рыба! Это только обман! - возразил Джон.

- Свет-то мы давно уже заметили, но это просто светляки.

- Светляки?.. Дурень! Иди сюда и разинь хорошенько буркалы-то! - перебил боцман.

Калифорниец бросил мертвую руку, которую начал уже было обгладывать, и тяжелыми шагами поплелся к противоположному борту. Он так ослаб от голода, что едва волочил ноги.

- Э, да это сардинка! - вскричал он, вглядевшись в светящуюся полосу. Эй, товарищи! Сюда! Смотрите, сардинка идет! Наше спасение!.. Руками можно брать!.. В воду эти трупы!.. Отвел нас Господь от страшного греха!

Американец весь преобразился: его мрачная кровожадная свирепость вдруг сменилась радостным возбуждением; было ясно видно, что с его души скатилось тяжелое бремя.

Матросы, также еле живые от долгой голодовки, медленно приблизились к нему и тупо уставились на широкую, ярко фосфоресцирующую полосу двигавшейся сплошной стеной рыбы.

Но Ульоа вдруг усомнился, сардина ли это. Он вспомнил, что не раз встречал в северных частях моря похожую на сардину рыбу, но негодную в пищу из-за своей крайней ядовитости.

Между тем матросы оживились, присели на корточки и принялись шарить руками в воде, бездна которой сияла таким волшебным живым светом.

Приблизились и дон Педро с сестрой, любуясь на огненную полосу, бесконечной лентой извивавшуюся по океану с востока на запад, к берегам Новой Каледонии.

- Может быть, это действительно не рыба, а светящиеся полипы? - шепнул дон Педро на ухо капитану.

- Тогда оттенок света был бы другой, - возразил Ульоа. - Нет, я убежден, что это рыба.

- А как ее много, - заметила Мина.

- Да, сардина всегда ходит огромными, тесно сплоченными стаями. Случается, что она останавливает на ходу даже большие суда, попадающие в ее массу, - пояснил Ульоа. - Ведь она идет не только в длину и ширину, но и в глубину, множеством наслоений.

- Следовательно, мы спасены! - радостно воскликнул молодой человек.

- Да, если только это не та ядовитая рыба, которая в это время огромными количествами появляется близ берегов Новой Каледонии и очень похожа на европейскую сардинку. Года три тому назад я уже был здесь, и мне тогда показывали эту рыбу. Она отличается от европейской тем, что вся ее серебристая чешуя испещрена черными точками. Мне говорили, что в какой-то период она не бывает вредной, но, к несчастью, я не запомнил, когда именно.

- Неужели наших людей, да и нас самих, ожидает еще одно разочарование и наши страшные испытания не окончились? - грустно проговорил молодой человек.

- Должно быть, нет: того и гляди, нагрянет новый ураган. Голос боцмана, произнесшего эти зловещие слова, был заглушён радостными возгласами матросов. Светящаяся полоса начала окружать плот, разделившись на два широких потока; вся она кишмя кишела мириадами небольших серебристых рыбок. Лихорадочно быстрое движение их хвостов и жабр производило звуки, похожие на шум проливного дождя в море или в густой листве.

Матросы алчно ловили рыбу прямо руками, позабыв даже об акуле, которая каждую минуту могла вынырнуть из-под плота за новой жертвой. Впрочем, вероятно, и это прожорливое чудовище всецело было поглощено обилием лезшей ей прямо в пасть другой добычи.

Пододвинутые на край плота бочки быстро наполнялись трепещущей рыбой, целыми массами подхватываемой ловцами прямо руками. Взяв одну рыбку на ладонь, капитан стал внимательно рассматривать ее при свете фонаря.

- Новое горькое разочарование! - вскричал он, страшно переменившись в лице. - Ребята, выкиньте скорее всю эту рыбу обратно в море: она ядовитая и в пищу не годится...

Слова его были встречены взрывом дружного хохота со стороны всей команды.

- Капитан с голодухи с ума сошел! - воскликнул Джон. - Не слушайте его, товарищи! Собирайте больше этой манны небесной. В ней наше спасение, а он говорит.

- Клянусь вам, это рыба ядовитая! - снова крикнул Ульоа, у которого от ужаса поднялись дыбом волосы на голове. - Поверьте мне, друзья, я знаю эту рыбу... Кто ее поест, тотчас же умирает в страшных мучениях...

- Что ж, тем лучше, по крайней мере, околеем с полным брюхом, а не с пустым! - насмешливо отозвался чей-то грубый голос.

- Дурачье безмозглое! Неужели вы хотите сдохнуть около самой Новой Каледонии? - вмешался боцман.

В ответ на это послышались восклицания:

- К черту все ваши и новые и старые Каледонии.

- Лопайте их вместе с вашим капитаном!

- Подавитесь там золотом, на которое вы так жадны!

Судя по этим восклицаниям, из всей команды никто не верил ни капитану, ни боцману.

- Так я силой не дам вам отравиться! - решительно заявил Ульоа, стараясь свалить в воду одну из бочек, почти доверху наполненную выловленной рыбой. Это вызвало новый взрыв бешенства со стороны разъяренных голодом людей. Угрожая ножами, они бросились защищать свою добычу, оглашая пустынное море диким ревом.

- Так вы отказываете мне в доверии и в повиновении? - гневно спросил капитан.

- Отказываем, - раздался дружный хор.

- А!.. Ну, хорошо! Делайте что хотите" Умирайте от страшной отравы, если непременно желаете этого. Но помните, что вы были мной предупреждены, и не пеняйте потом на меня!

Видя, что некоторые из товарищей призадумались, Джон крикнул:

- Будет вам слушать эту брехню! Слыханное ли дело, чтобы живая рыба могла быть ядовитой?.. Ешьте ее на здоровье, товарищи! А этот сумасшедший болтун пускай сам дохнет с голоду, глядя, как мы будем насыщаться и останемся целехоньки". Старый дурак боцман и те неженки, из-за которых мы столько натерпелись, могут составить ему компанию. Следуйте моему примеру, - прибавил он, запихивая в рот сразу несколько рыбок.

Покрыв слова своего вожака одобрительным смехом, матросы с чисто животной алчностью также принялись поглощать рыбу целыми горстями.

- Несчастные!.. Сами себя губят! - восклицал в отчаянии Ульоа, опираясь одной рукой на карабин и хватаясь другой за голову. - О, Господи, какой ужас! И я не могу воспрепятствовать этому!

В этот момент из огромной быстро приближавшейся тучи сверкнула ослепительная молния, вслед за тем по океану раскатился оглушительный грохот, и сильным порывом разыгравшейся бури чуть не опрокинуло плот.

- Ну, теперь всем нам конец! - бормотал Ретон, покорно склонив на грудь свою седую голову. - Будет настоящее чудо, если кто-нибудь из нас уцелеет в эту ночь...

Капитан Ульоа молча сидел с низко опущенной на грудь головой.

Дон Педро и его сестра тоже молчали и с замиранием сердца смотрели на грозное небо, которое во всех направлениях бороздили яркие молнии.

Насытившиеся наконец матросы вдруг притихли и один за другим тяжело валились около уже наполовину опустошенных ими бочек.

Совершенно спокойно сидел на своем месте один Эмилио.

VIII. Новое испытание

Ураган, которому, по-видимому, было предназначено окончательно стереть с поверхности океана жалкую кучу людей, лишенных всякой возможности оказать ему сопротивление, несся с берегов Новой Каледонии, как и первый, погубивший прекрасную и гордую "Андалузию". Приведя при помощи дона Педро и Эмилио в порядок парус, боцман занял свое место у руля, который он, по его собственному шутливому выражению, готов был съесть, если бы этот руль представлял собой что-либо мало-мальски съедобное.

Капитан неподвижно сидел на голых досках настилки, покрывавшей бревна, из которых был составлен плот. Обхватив голову обеими руками, Ульоа по-прежнему был погружен в глубокие раздумья. Убежденный, как и старый боцман, что теперь конец всему, он находил бесполезным делать какие-либо попытки к борьбе с неумолимой судьбой, и на него, всегда такого бодрого, стойкого и энергичного, напала парализующая апатия.

Мина была уведена братом в ее помещение, а сам дон Педро, вернувшись, оставался возле боцмана.

- О, Господи, помилуй и спаси нас! - воскликнул молодой человек, когда сильный напор бури свалил его с ног, так что он едва не скатился в грозно шумевшие и вздымавшиеся волны. - Как вы думаете, Ретон, - обратился он к боцману, с трудом дотащившись до мачты, за которую и уцепился обеими руками, - в состоянии ли будет наш плот удержаться в равновесии в такую бурю?

Старый моряк молча покачал головой.

- Скажите мне откровенно ваше мнение, - настаивал молодой человек. - Я не за себя беспокоюсь, а за свою бедную сестру.

- Одно только могу вам ответить: все в руках Божьих, - глухим голосом ответил старик.

Новый шквал с пронзительным свистом и воем пронесся над плотом и сорвал парусиновый навес вместе со столбами, к которым он был прикреплен. Все находившееся на палубе и в двух маленьких трюмах под ней пришло в движение: валилось, катилось, трещало и ломалось; часть попадала в воду.

Боязнь лишиться последнего остатка питьевой воды заставила капитана выйти из оцепенения и озаботиться прикреплением бочонков с драгоценной влагой, без которой нельзя было прожить ни одного дня в этой знойной области. Вода уже начала портиться, но все же моста утолять нестерпимую жажду.

Дону Хосе пришлось собственноручно исполнить это трудное дело. Лишь только он успел привязать канатом к мачте последний бочонок, как вдруг услышал громкие стоны и мольбы о воде.

- Ретон! - в ужасе крикнул он. - Сюда! Скорее! Помоги мне напоить этих несчастных! Они умирают в страшных мучениях, наевшись ядовитой рыбы.

- Охота вам, капитан, беспокоиться об этих негодяях? - ворчливо отозвался старик, нехотя приближаясь - Ведь они сами захотели этого, ну и пускай издыхают! Для них жаль воду-то тратить, да и все равно она не спасет их, а только продлит мучения.

- Воды! Ради Бога, воды! Жжет все внутренности! Умираем! Сжальтесь! Помогите!

Эти отчаянные крики и вопли, прерываемые раздирающими душу стонами, неслись с носовой части, где возле бочек с рыбой бился, метался и копошился хаос тел.

- Перестань, Ретон, говорить против своего собственного сердца! Оно у тебя вовсе не такое жестокое, как ты хочешь показать, - усовестивал капитан старика. - Неси скорее ведра и наполняй их.

- Сначала нужно бы всех этих обжор стащить сюда, на середину, а то их сейчас же снесет водой. Положим, им же легче - меньше будут страдать, - рассуждал боцман.

- Это уж дело их горькой судьбы, а наша обязанность - оказывать им до последнего мгновения любую помощь, - возражал капитан. - Давай перенесем их. Позови на помощь дона Педро и Эмилио. Одним нам придется возиться долго.

Крики и стоны несчастных жертв собственной невоздержанности перешли в зверский рев и вой. Из всей команды остался невредимым один Эмилио, у которого хватило рассудка и выдержки, чтобы не броситься на рыбу, объявленную капитаном и боцманом ядовитой. Конечно, в этом выражалось вовсе не послушание, а простая боязнь за свою жизнь. Теперь, когда предупреждение капитана оправдывалось, юнга радовался, что уцелел. Он принял деятельное участие в перенесении бившихся в агонии матросов на более безопасное от волн место. Положим, эта мера действительно только отсрочила смерть, единственное оставшееся у них средство избавиться от своих невыносимых мучений, но капитан не мог допустить, чтобы они обвинили его в безучастности к их страданиям, поэтому и делал все возможное для облегчения этих страданий.

Когда сам Ульоа, дон Педро, боцман и Эмилио стали поднимать умирающих, чтобы перенести их на середину палубы, те начали яростно отбиваться: им показалось, что их хотят заживо утопить. С трудом удалось убедить их в противном.

Едва успели переместить часть отравившихся к бочкам с водой, крепко привязанным к мачтовому столбу, как новым шквалом плот завертело и закружило с такой силой, что всех остальных, находившихся на краю плота, снесло в воду, а за ними с треском и шумом последовали и те предметы на палубе, которые были недостаточно прочно прикреплены. Перенесенные же сюда люди, испуская от телесных и душевных мучений хриплые стоны, в судорогах покончили свои счеты с жизнью. Оставшиеся в живых капитан, боцман, юнга, дон Педро и его сестра только потому и удержались на плоту, что, лежа возле мачты, крепко ухватились за нее.

- Земля! Земля! - вдруг крикнул Ульоа, когда порыв бури стал затихать вдали и явилась возможность открыть глаза и оглядеться.

Действительно, при ярком блеске беспрерывно вспыхивавшей молнии, на сравнительно небольшом расстоянии виднелись смутные очертания двух горных вершин. Кроме того, привычный слух моряков уловил шум прибрежных бурунов.

- Земля?! - вскричал дон Педро. - Где?.. Далеко?

- Вон там, на западе, недалеко, - ответил боцман. - Мужайтесь, дон Педро, и вы, сеньорита. Если Господь не совсем еще на нас прогневался, то мы, с Его помощью, как-нибудь доберемся до прибрежных рифов, а от них и до земли.

- Да ведь нас разобьет о рифы! - возразила девушка.

- Плот, конечно, разнесет на части, - сказал Ульоа. - Но судя по направлению, силе ветра и высоте волн, нас и в этот раз выбросит на вершину какой-нибудь группы крупных рифов. Это и будет нашим спасением. Часть плота зацепится, и под нами окажется твердая опора.

- Надо выбросить в воду мертвые тела, - заметил Ретон, указывая на только что умерших от отравы, не снесенных еще с плота в воду.

Между этими телами находилось и тело несчастной поварихи. Бедная женщина терпеливо переносила голод до последней минуты, пока вид предательских сардинок, так легко давшихся в руки, не заставил и ее, несмотря на предупреждение капитана, наброситься на соблазнительную добычу.

Напрягая последние силы, мужчины стащили на борт и спустили с него в воду мертвецов, мгновенно исчезавших в яростно вздымавшихся и ревущих волнах.

- Несчастные безумцы! - пробормотал Ульоа, спровадив в море последнее тело. - Не хотели меня слушать и потерпеть еще немного, вот и обрекли себя на такую страшную смерть уже у самого берега. Мир душам вашим!

Целый час продолжался ураган, хотя и не такой свирепый, как тот, при котором погибла "Андалузия", но вполне достаточный для того, чтобы разнести в щепы утлую связку бревен и досок и рассеять во все стороны горсть цеплявшихся за них измученных людей.

Надежда капитана оправдалась. После долгого кружения среди водяных гор и бездн ревущего и бурлящего океана, под грозный вой и пронзительный свист бури, при беспрерывных вспышках молний и страшных раскатах грома, плот с треском ударился о ряд громадных рифов и закачался, как колыбель на полозьях. Бревна и доски разошлись, и вода хлынула на плот не только сверху, но и снизу.

Если бы капитан не распорядился вовремя привязать своих спутников и себя к мачте, никому бы не уцелеть: все были бы снесены в море. Теперь же, наоборот, следовало как можно скорее отвязать себя, чтобы успеть перебраться на соседний риф, настолько высокий, что до его вершины, поднимавшейся над водой в виде широкой и длинной платформы, почти не достигали брызги пенившихся волн. С помощью ножей были быстро перерезаны веревки, и злополучные пловцы, хотя и с огромным трудом, рискуя ежеминутно сорваться со скользких окаменелых коралловых нагромождений или быть сорванными бурей, наконец оказались в сравнительной безопасности на вершине рифа. Девушку отнес туда на руках капитан, геркулесова сила которого еще не вся истощилась, несмотря на страшные испытания и лишения. Удалось перенести и самое необходимое: оружие, документы, ящики с инструментами, компас и прочие приборы, хотя и испорченные. Уцелели и некоторые из чемоданов с носильными вещами.

- Сеньорита, - сказал дон Хосе, когда все немного пришли в себя от только что пережитых ужасов, - наши испытания кончились. Благодарите милосердную судьбу. Больше нам опасаться нечего: до земли канаков, где хранится ваше сокровище, осталось всего каких-нибудь тридцать миль... Жаль только моих погибших людей.

- Сами того захотели, туда им и дорога! - пробурчал Ретон.

- А нас отсюда не снесет волной? - выразил опасение дон Педро.

- Нет, так высоко волны не достают, - успокоил его Ульоа. - Хорошо, что мы попали в коралловые рифы: уступов много, так что по ним можно будет добраться до верха как по ступеням. Обыкновенные утесы очень редко представляют такое удобство.

Успокоенный этим объяснением, молодой человек заявил, что он страшно измучен и его сильно клонит ко сну. То же самое сказала и его сестра. Действительно, молодые люди едва держались на ногах.

- Ложитесь вот тут, в этой ложбинке, вам тут как раз хватит места, - предложил боцман, указывая на большую впадину с шероховатым дном, находившуюся почти посредине рифа, под другим, нависшим в виде крыши. - Сейчас достану ваши подушки и одеяла - к счастью, я успел их связать в узел и сохранить.

- Устраивай их, Ретон, а потом и нас самих, - проговорил капитан. - Я думаю, ты и сам еле жив от всех этих страшных лишений, потрясений и трудов. Я тоже не в лучшем состоянии. Но надеюсь, что сон в этом безопасном убежище, под шум ветра и волн, теперь нам уже не страшных, подкрепит всех нас, а утром мы здесь найдем такую вкусную и здоровую пищу, о какой в других странах могут мечтать только богатые лакомки.

Последние порывы затихавшего шквала яростно сотрясали коралловые сооружения, но те держались непоколебимо, словно отлитые из стали. У их зубчатых подножий бешено крутилась пенящаяся вода, а между вершин с воем и ревом проносился ветер, истощавший последние силы в игре с яростно волновавшимся океаном. Повисший над бездной плот постепенно распадался на части, тут же застревавшие среди множества мелких рифов.

Понемногу гряды мрачных туч стали рассеиваться; сверкнула еще одна слабая молния, прокатился еще один отдаленный удар грома, - и на небе показались предутренние звезды. Только океан все еще шумел, ревел и грохотал, но, видимо, и он готовился затихнуть.

Капитан со своими немногими уцелевшими спутниками давно уже спал глубоким и спокойным сном.

Дон Хосе проснулся как раз в тот момент, когда на востоке стал подниматься, словно из недр океана, ослепительно яркий диск солнца. Море было спокойно; воздух тих и свеж; небо чисто и ясно. Казалось, все происходившее за несколько часов перед тем было лишь тяжелым кошмаром, и только остатки плота свидетельствовали о реальности пережитого ночью. Убедившись, что его спутники спокойно спят, Ульоа обернулся к берегу, находившемуся на расстоянии не более полукилометра. Вся доступная взгляду ближайшая часть острова была покрыта чащей великолепных ризофоров, а над зелеными вершинами этих деревьев господствовали пики двух отдаленных гор.

- Желал бы я знать, в каком мы положении по отношению к Балабиосской бухте, - задумчиво прошептал про себя дон Хосе. - Какое несчастье, что я лишён возможности пользоваться хронометром и секстантом!.. И кто это устроил?.. Э, да что об этом вспоминать! Виновный уж понес свое наказание... Наверное, это был лоцман, больше других имевший понятие об испорченных им инструментах...

Громкий зевок заставил капитана оглянуться.

- Ну что, все еще не выспался, Ретон? - проговорил он, подходя к сладко потягивавшемуся боцману. - Потерпи, дружище, потом мы всласть отоспимся.

- Простите, капитан, что я так долго продрых! - извинился старик, поспешно вскакивая на ноги и приводя в порядок одежду. - Первый раз в жизни я допустил, чтобы мой капитан смотрел на меня, валяющегося, как чурка!.. Мы все еще у берега?

- Да, он пока еще не отодвинулся от нас, - ответил с улыбкой дон Хосе. - Должно быть, ты видел во сне, что мы на плоту, а может статься, даже на "Андалузии", подошли было к берегу, а потом были отброшены назад, - вот и мелешь такую чепуху.

-Угадали, капитан, как раз что-то в этом роде пригрезилось моей старой голове, - веселым голосом произнес моряк. - Никого не видно на берегу?

- Ни души. Наверное, канаки живут не возле самой воды, а где-нибудь в горах. Да оно и хорошо, что их нет здесь С ними вообще лучше подольше не встречаться. Знаю, как они охочи до человеческих котлет.

- Ну, делать котлеты из себя мы, во всяком случае, не дадим, - проговорил старик. - Еще постоим за себя.

- Конечно. Но вот в чем задача, Ретон: как мы доберемся до берега? Ведь тут есть такие промежутки между рифами, через которые не перескочишь - придется местами плыть" Сеньориту Мину, конечно, как-нибудь перетащим, но все вещи, кроме самых необходимых, нужно будет оставить здесь. Потом, тут должно водиться множество хищных рыб. Все полинезийские воды кишмя кишат ими... Впрочем, может быть, если повезет, отделаемся от них несколькими выстрелами. Стоит убить пару, остальные испугаются и уйдут... Но прежде всего нам необходимо позаботиться о подкреплении наших сил. В здешних коралловых рифах находится множество очень вкусных моллюсков. Надо будет набрать их.

- Моллюски? - повторил боцман, делая смешную гримасу. - Я полагаю, что мы предпочли бы этому студню хороший, сочный бифштекс.

- Ишь ты, чего захотел, друг Ретон! - рассмеялся капитан. - Будем благодарны и за возможность заморить червячка... Вернее, целую змею, ворочающуюся у нас в пустых желудках, хоть студнем. Набери-ка его побольше.

- Слушаю, капитан. Сейчас наберу.

Старик пополз по уступам рифа и принялся отрывать от него крепко присосавшиеся раковины, которых было такое изобилие, что боцман в несколько минут набрал их полную шапку.

- Вот, извольте, капитан, - сказал он, высыпая перед своим командиром принесенную добычу. - Сейчас я доставлю вам такую прелесть, что вы только ахнете... Впрочем, вы-то, быть может, уже видали такие чудеса, зато удивятся вот они, - кивнул он на спокойно спавших молодых людей.

Разбудив и заставив юнгу набрать сухих водорослей, из которых можно было развести костер, неутомимый старик поспешно спустился вниз почти до самой воды. Там, в огромном гнезде, созданном причудливо расположенными коралловыми отростками, покоилась огромная, метра в полтора обхватом, бледно-лазоревого цвета раковина из так называемых гигантских тридакн, встречающихся только в Южных морях. Эта красивая и чудовищная по своим размерам веерообразная раковина и привлекла внимание боцмана в то время, когда он был занят сбором мелких моллюсков, на каждом шагу попадавших ему под руку. С трудом высвободив из гнезда эту тяжелую массу, старик взгромоздил ее себе на плечи и потащил наверх, где застал капитана оживленно беседующим с молодыми людьми, только что проснувшимися.

- Жаль, не сразу попалась мне на глаза эта красавица... Тогда не потерял бы напрасно времени на сбор той вон дряни, - сказал старик, сбрасывая свою ношу на площадку. - Тут, в одном этом веере, есть чем накормить досыта целый десяток голодных людей.

- Ах, какая прелесть! - вскричала Мина, всплеснув руками. - И какая она огромная. Я никогда и не воображала, чтобы могли быть такие большие раковины.

- Есть еще крупнее, сеньорита, но те попадаются гораздо реже, - пояснил Ретон и, обращаясь к юнге, прибавил: - Разводи живее огонь, вот тут, в этой ложбинке. Вот тебе огниво. - Поворачивайся, паренек. Самому понравится, когда это тесто будет готово.

Дон Педро и его сестра с веселым видом принялись помогать юнге. Через несколько минут вокруг раковины, среди ветвистых, окаменелых полипов, запылал яркий огонь. Когда ее створки под действием жары раскрылись, под ними оказалась белая тестообразная масса, как настоящее тесто, вздувавшаяся и оседавшая. Вместе с тем распространился очень приятный, щекочущий обоняние аромат.

- Счастливый остров, где стоит только нагнуться, чтобы получить такую роскошь! - воскликнул дон Педро, с жадностью вдыхая

аппетитный запах.

-А между тем здешние обитатели не довольствуются щедротами природы, - заметил дон Хосе. - Под рукой неисчерпаемое количество всевозможной рыбы, вокруг целые леса хлебных деревьев, плоды которых могут поспорить с самым вкусным нашим печеньем, кокосовые орехи так и сыплются, как горох.. Вообще здесь невероятное изобилие всяких деликатесов, которые, так сказать, сами лезут в рот, а туземцы находят, что всего этого мало, и ни за чем так не гонятся, как за мясом себе подобных. Из этого можно вывести заключение, что человеку мило только то, что редко и дается с трудом.

- Да, новозеландцам еще отчасти простительно, если они алчны на мясо людей, - заметил Ретон. - У них климат посуровее и почва не так благодатна. Но про здешних, новокаледонских дикарей можно сказать разве только то, что они бесятся с жиру.

- А может быть, они людоеды лишь из чувства мести? - высказала предположение девушка. - Разве нельзя допустить этого?

- Может быть, и так, - согласился капитан. - Но главная побудительная причина у них - все-таки зверская кровожадность.

- Я где-то читал или слышал, будто бы нет более питательной, укрепляющей и даже... вкусной пищи, чем человечье мясо, - сказал дон Педро. - Не знаю, верно ли это, но я все-таки ни при каких условиях не мог бы решиться испытать это на практике. Слишком уж это чудовищно!

И молодой человек сделал жест глубокого отвращения.

- Кто написал или сказал такую гнусную ложь, того бы следовало по меньшей мере повесить как человека, внушающего самые зловредные понятия! - с негодованием воскликнул дон Хосе. - Напротив, факты доказывают, что человечье мясо очень вредно не только нам, людям, но и животным. Возьмите, например, тигра, из тех, которых в Индии называют людоедами за то, что они питаются почти исключительно нашим мясом, и сравните с ним тигра из породы обыкновенных хищников, бросающихся на человека в большинстве случаев только ради самозащиты, и вы увидите, какая огромная разница между тем и другим. Первый быстро превращается в безобразное, облезлое, худое, больное и слабосильное существо, тогда как второй до самой старости сохраняет красоту, здоровье и силу. То же самое можно сказать и о двуногих людоедах. Стоит им несколько раз полакомиться мясом себе подобных, как их начинает разъедать проказа. Не погибают же они окончательно только потому, что главной пищей для них служат все-таки рыба и плоды, а человечье мясо попадается им не всегда и именно как вредное лакомство.

- Кажется, одним акулам идет впрок наше мясо, - заметил боцман.

- Это именно только кажется, друг Ретон, потому что мы не имеем возможности сравнивать отдельные экземпляры этих прожорливых чудовищ, - возразил Ульоа.

Беседа эта была вдруг прервана юнгой.

- Кушанье готово! - громко провозгласил он и разворошил угли, чтобы достать из них испекшегося моллюска.

IX. Рыба-молот

С самого отъезда из Чили пловцы не чувствовали себя так хорошо, как в этот день, когда они, сидя на высоком коралловом рифе, созерцали покрытый роскошной растительностью берег, посылавший им свои пьянящие ароматы, и насыщались вкусным блюдом. Не будь они даже так изморены голодом, этот деликатес и тогда не был бы лишен в их глазах своей цены.

Опасаясь вредных последствий после слишком продолжительного воздержания от всякой пищи, дон Хосе убедил своих спутников следовать его примеру, то есть утолять голод небольшими порциями и с известными промежутками. Последовать такому благому совету было для всех очень нелегко, в особенности из-за чудного аромата и вкуса кушанья, еще больше раздражавших голодные желудки. Поэтому после небольших приемов пищи, с получасовыми промежутками, все, не исключая и самого советчика, единодушно, по молчаливому соглашению, принялись дружно уничтожать соблазнительное лакомство уже без всяких перерывов и усердствовали до тех пор, пока оно не было уничтожено все.

После небольшого отдыха, потребность в котором была вызвана усиленной деятельностью наполненного и даже переполненного желудка, капитан Ульоа стал разбираться с помощью подзорной трубы в лабиринте рифов, среди которых он находился со своими спутниками. В одном месте наблюдатель заметил свободный проход, простиравшийся до самого берега. По этому проходу можно было провести небольшую лодку или что-нибудь вроде этого.

От всего плота уцелело только два довольно толстых бревна, крепко связанных одно с другим. На эти бревна можно было поместить девушку с необходимыми вещами; сами же мужчины должны были пуститься вплавь и подталкивать бревна с драгоценным грузом.

- Только бы избежать встречи с акулами, - озабоченно говорил капитан.

- Не беспокойтесь, дон Хосе: я буду смотреть в оба, и лишь только замечу что-либо похожее на этих морских чудовищ, тотчас же выстрелю в них. Я ведь прилично владею огнестрельным оружием, - успокаивала его храбрая девушка.

- Да, мне ваш брат говорил об этом, - отозвался Ульоа. - Ну и отлично, можно, значит, надеяться, что наша переправа окончится благополучно.

- А для себя мы воткнем в бревна ножи, чтобы иметь их в случае надобности под рукой, - заявил Ретон.

Так как никаких предварительных приготовлений не требовалось, то тотчас же спустили на воду связанные бревна, перенесли на них и укрепили, как могли, несколько ящиков с самыми необходимыми вещами, затем на один из ящиков усадили Мину и, оставшись сами в воде, пустились вплавь, подталкивая вперед этот новый, более легкий и небольшой плот. Держа наготове заряженный карабин, Мина зорко оглядывала вокруг себя воду.

Не без труда пролавировав между рифами, пловцы вывели плот в свободный проход. Но не успели они отплыть от покинутого убежища и двухсот метров, как боцман с громким восклицанием ужаса вдруг вытащил из бревна ближайший к себе нож и заявил, что кто-то под водой укусил его за ногу.

- Уже? - произнес Ульоа, нахмурившись. - Смотри, Ретон, тут водятся морские животные, укус которых очень опасен. Зубы у них такие же ядовитые, как у змей.

-А вот я сейчас узнаю, с кем мы имеем дело, - проговорил старый моряк и скрылся под водой.

Через минуту его седая кудлатая голова снова показалась на поверхности, и он крикнул:

- Удрала, проклятая!.. Похожа на ящик, покрытый колючками" Сроду не видывал такой... Акул не заметил, зато по соседству шныряет что-то вроде рыбы-молота.

- Это тоже очень опасная рыба, - заметил капитан, - а та, что походит на ящик, должно быть, так называемый треугольный чемодан. Эта рыба водится только близ пресных вод. Значит, мы должны быть недалеко от Балабиосской бухты, в которую впадает несколько рек и, между прочим, самая значительная из них, река Диа. Счастье наше, если мы, по воле ветра и волн, действительно так близко очутились к нашей цели.

- Ах, черт! - снова вскричал старик. - Берегитесь! Нападение! - прибавил он и вторично скрылся под водой.

В том месте, где исчезла его голова, появились пенистые круги, потом на воздух взвилась, сверкая точно стальной щетиной, какая-то треугольная живая масса и тут же тяжело шлепнулась назад в воду. Вслед за тем вынырнул и старик, крепко сжимая в правой руке нож.

- Ну, угостил же я эту проклятую тварь! - объявил он, тяжело отдуваясь и отплевываясь. - Так саданул ее ножом под брюхо, что едва ли она теперь будет кого преследовать. Не достать ли ее на закуску, капитан? - вдруг спохватившись предложил старик.

- Не стоит, отдохни лучше, дружище, и побереги свои силы, - произнес Ульоа. - В этом колючем костяке ничего нет, кроме небольшого куска мочалистого мяса и огромной, пропитанной жиром печени. Этим уродом пренебрегают даже голодные дикари.

- Значит, в здешних водах почти вся рыба никуда не годится? - спросил дон Педро.

- Нет, здесь много очень хорошей и замечательно вкусной рыбы, - ответил Ульоа. - Приготовьте, например, как следует хотя бы дюгоня - пальчики оближете. Ну, а больше ты ничего не заметил в воде, Ретон? - обратился он к боцману.

- Кроме нескольких рыб-молотов, ничего, капитан. Ай-ай! Смотрите, смотрите, вон они, с правой стороны. А вон и спереди высунулась одна! - с ужасом вскричал старик, еще крепче сжимая в руке нож.

Ужас боцмана передался и другим пловцам. Да и было от чего. Рыба-молот хотя и принадлежит к мелкой разновидности акулы, но не менее ее прожорлива и опасна. Правда, благодаря странному устройству пасти, находящейся под рылом, что и придает голове этой рыбы вид молота, ей не так удобно, как акуле, хватать добычу, зато она может оглушить ударом своего хвоста, поэтому борьба с ней тоже довольно опасна.

- Дон Педро, и вы, сеньорита, готовьтесь стрелять! - крикнул Ульоа. - Третьим стрелком буду я. А ты, Ретон, и ты, Эмилио, держитесь ближе к бревнам и как можно осторожнее подталкивайте их вперед.

Молодой Бельграно поспешил взобраться на плот. Усевшись на краю бревен и взяв поданное ему сестрой ружье, он одновременно с ней выстрелил в ближайшее чудовище, показавшееся перед самым носом плота и кровожадно сверкавшее синими с желтым отливом глазами. Меткая пуля девушки угодила чудовищу прямо в пасть, а выстрел ее брата пропал даром. Молодой человек с досадой швырнул на плот ружье, схватил нож и бросился с ним в воду.

- Молодец, сеньорита! Вы образцовый стрелок! - восторженно воскликнул Ульоа. - Дон Педро! - крикнул он молодому человеку, спешившему с ножом в руке к раненной сестрой рыбе-молоту, - скорее назад! На плот! Берите опять карабин и старайтесь так же метко стрелять, как ваша сестра! Атака только начинается!

- Берегитесь! - крикнул в этот момент боцман. - Чудище нырнуло под плот, должно быть, задумало напасть снизу... Впрочем, я сейчас посмотрю.

С этими словами старик в третий раз скрылся под водой.

- Ну что? - спросил его Ульоа, когда он вновь появился на поверхности.

- Они занялись там морскими змеями, до которых так же охочи, как и до нас, - ответил Ретон. - На этот раз, к нашему счастью, пожалуй, даже предпочтут нам змей, потому что с ними им меньше возни, чем с нами. Бестии, надо думать, поняли это.. Вот когда проглотят по нескольку змеек, а остальных распугают, тогда, гляди, опять двинутся на нас Хорошо бы нам успеть до тех пор добраться до берега, он вон уже недалеко. Двигайте скорее плот, а я буду наблюдать за этими разбойницами.

До береговой линии действительно оставалось не более сорока метров. Все мужчины принялись усиленно подталкивать к недалекому берегу плот, причем старик то и дело нырял с целью удостовериться, не угрожает ли новая опасность со стороны морских чудовищ. Мина по-прежнему спокойно восседала на своем месте, зорко посматривая по сторонам и держа наготове карабин.

- Вот они, вот они опять! - вдруг пронзительно взвизгнул юнга, поспешно взбираясь на задний конец плота. - Одна меня сейчас сильно ударила чем-то тупым.

Действительно, возле него шевелилось несколько молотообразных голов. Потом вдруг все эти головы исчезли, и через минуту по бревнам снизу и с боков посыпались сильные удары хвостами: очевидно, чудовища старались опрокинуть плот.

К счастью для пловцов, в это время плот уже входил в лабиринт окаймлявших береговую полосу ризофоров, корни которых так плотно переплетались между собой, что по ним можно было пройти, как по мосту.

Когда пловцы оказались в этом месте, капитан предложил всем приготовить карабины.

- Отобьем эту последнюю атаку и потом уж без помехи переберемся на твердую землю, - сказал он и скомандовал: - Пли!

Дружно грянуло сразу четыре выстрела. Три чудовища забились в воде, поднимая вокруг плота целые каскады окрашенной темной кровью пены. Остальные скрылись

- Ну, теперь баста! - довольным голосом проговорил Ульоа. - Эти уроды из трусливых и долго не забудут нашего угощения" Еще одно дружное усилие, друзья, - и мы наконец в тихой пристани.

Спустившись с плота, пловцы за несколько минут протащили его к выступавшему перед ними из воды естественному мосту из корней ризофоров, вывели на него девушку, проявившую завидное мужество, перенесли туда же все бывшие на плоту вещи и с чувством полного облегчения предались созерцанию окружавшей их роскошной растительности.

Ризофоры принадлежат к породе тех деревьев, которые растут в воде. Глубоко внедряясь в морское дно своими многочисленными крепкими и цепкими корнями, с густой сетью постепенно утончающихся разветвлений, они забираются и на песчаные побережья. Весь остров Новая Каледония на протяжении большей своей части опоясан такими деревьями. Из-за своих паразитических свойств ризофоры заглушают всякую другую растительность и очень быстро размножаются сами. Соленая морская вода им, очевидно, вполне благоприятствует, поэтому целые их островки встречаются иногда довольно далеко от берегов, почву которых они пробуравливают корнями вплоть до воды.

После довольно продолжительного отдыха капитан Ульоа предложил своим спутникам двинуться потихоньку и с соблюдением всевозможных предосторожностей на самый остров.

- Имейте, друзья мои, в виду, что нас на первом же шагу могут встретить канаки, - предупреждал он. - Если мы не сумеем сразу внушить им к себе страх и уважение, то нам придется, пожалуй, пожалеть, что мы не погибли в море. Сеньорита, - обратился он к девушке, - идите как можно осторожнее. Этот "мост", как видите, очень шероховат и скользок.

Маленькое общество осторожно тронулось в путь. Местами он преграждался густой сетью низко нависших и густо переплетенных между собой мелких ветвей ризофоров, подымавшихся террасовидными уступами, так что их приходилось перерубать ножами.

Вдруг капитан, шедший впереди, поспешно обернулся к непосредственно следовавшей за ним девушке и что-то шепнул ей, и они оба присели, выставив вперед карабины. Остальные спутники поспешили последовать их примеру.

Через несколько минут Ульоа снова поднялся на ноги и, обернувшись к дону Педро, который ближе других спутников находился к нему, шепнул:

- Впереди видны люди.

- Канаки? - с тревогой спросил молодой человек.

- Кажется.

- А много их?

- Пока только двое. Вооружены копьями и каменными топорами. Что-то делают там. Но что именно, не могу понять.

- А далеко отсюда?

- Не особенно. Да вот взгляните сами.

Посторонившись, он пропустил немного вперед молодого человека. Дон Педро поспешно взглянул в указанную ему сторону и тоже увидел две высокие и статные фигуры, наряженные только в одни передники и походившие скорее на негров, нежели на малайцев. Они прикрепляли к гигантскому ризофору длинные бечевки, свитые из лиан.

- Ну, а вы не разглядите, что они там делают? - спросил Ульоа.

- Точно натягивают на дерево какие-то веревки, - ответил молодой человек, всматриваясь в работу дикарей.

- А, теперь я понял, в чем дело! - проговорил Ульоа. - Они устраивают силки для кутио-кузти .

- Что же это такое, дон Хосе? - полюбопытствовала Мина.

- Так называется туземцами перелет голубей ноту, - пояснил он.

- Судя по этим приготовлениям, птица скоро должна показаться в здешней местности.

- Это те самые птицы, которые изображены на документе отца? - спросил молодой человек.

- Те самые, дон Педро, - ответил Ульоа. - Вероятно, вечером у нас будет великолепный ужин, потому что эта птица очень вкусная. Нужно только быть крайне осторожными, чтобы не попасть в лапы этим молодцам. Наверное, их поблизости целое полчище. Канаки - народ воинственный и храбрый. Они отваживаются нападать на людей, имеющих даже огнестрельное оружие. Для того чтобы навести на них страх и заставить сказать, где находится интересующее нас племя крагоа, нам необходимо захватить хотя бы одного из них в плен.

- А нельзя ли сделать попытку завязать с ними мирные сношения? - спросил молодой Бельграно.

- О нет, об этом и думать нечего! - с живостью возразил Ульоа.

- Они вообразят, что мы их боимся, и тогда нам придется плохо... Но вон они удалились. Пойдемте к тому дереву, которое они так живописно украсили веревочными гирляндами.

Небольшой отряд снова двинулся вперед прямо по направлению к ризофору, вокруг которого только что возились дикари.

Эмилио Сальгари - Сокровище Голубых гор (Il tesoro della montagna azzurra). 2 часть., читать текст

См. также Эмилио Сальгари (Emilio Salgari) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :