Эмилио Сальгари
«Смертельные враги (Le selve ardenti). 2 часть.»

"Смертельные враги (Le selve ardenti). 2 часть."

Примеру койотов последовала пара ягуаров, но они были осторожнее: выждали, когда мимо островка проплывало какое-то почти лишенное сучьев бревно, и перемахнули с берега на дерево. Ствол закачался, чуть не перевернулся под тяжестью двух грузных тел огромных кошек, но удержался на плаву и поплыл по течению.

Впрочем, спастись ягуарам не удалось: доплыв до порогов, ствол перевернулся, сбросил с себя пассажиров, и бездна поглотила их, чтобы затем вынести их истерзанные тела за много сотен ярдов ниже по течению.

Прошло часа полтора, не больше, индейцы могли ступить с плота на землю островка, не подвергаясь ни малейшей опасности со стороны зверей.

Теперь, собственно, начался второй акт трагедии - осада беглецов, укрывшихся в "последнем убежище атапасков".

Главную преграду для индейцев представляла огненная баррикада. Но краснокожие отлично понимали, что запасов топлива у беглецов не может хватить надолго, и терпеливо ждали, когда огонь костров погаснет.

Час проходил за часом, а из пещеры по-прежнему неслись тучи огнистых искр и тянулся целый поток удушливого дыма.

Тогда краснокожие решили залить вход в пещеру, для чего притащили десятки сшитых из кож ведер и целые бурдюки с водой.

По очереди молодые воины пробегали мимо входа в пещеру и швыряли туда бурдюки, которые, лопнув при падении, заливали пол пещеры целыми потоками воды.

Разумеется, защитники пещеры, в свою очередь, не зевали, и пещера посылала в ряды индейцев пули, которые далеко не всегда напрасно сверлили воздух, а сплошь и рядом поражали нападающих.

Но работа своеобразных пожарных все же достигала мало-помалу своей цели: весь коридор был буквально залит водой, и огненной баррикады больше не существовало. Да, кстати, к этому времени были сожжены почти все мумии атапасков, и нечем было поддерживать огонь с прежней силой.

Именно в это время на остров переправился издали руководивший осадой старый индеец в живописном костюме вождя племени Воронов, прославленных воинов прерий Дальнего Запада. Переправили на плоту и его красавца-коня.

Не доезжая до пещеры, он крикнул во всю силу своих могучих легких:

- Я являюсь парламентером! Готовы ли мои белые братья выслушать мой голос?

Защитники пещеры прекратили стрельбу.

Джон, прислушавшись, крикнул в ответ парламентеру:

- Сначала назови свое имя, тогда будем говорить!

- Неужели же индейский агент забыл мой голос? - насмешливо отозвался парламентер. - А я думал, что Джон Максим узнает своего старого друга, Красное Облако!

- Старый шакал! - раздраженно отозвался Джон, нервно сжимая рукоятку револьвера. - Я узнаю тебя!

- Я пришел мирно говорить с моими белыми братьями! - продолжал индеец, сидя на коне перед входом в пещеру.

- Ладно, ладно! Знаем, как вы привыкли "говорить"! Пожалуйста, поменьше церемоний! Что хочешь ты предложить нам?

- В пещере темно и сыро. И мои белые братья, вероятно, проголодались...

- А тебя это огорчает?

- Я просил бы моих белых братьев, таких знаменитых охотников, не прятаться в тени, а выйти наружу!

- Подожди немного! Наш туалет несколько не в порядке! Мы послали рубашки к прачке; когда она принесет их из стирки, мы, разумеется, выйдем, чтобы показаться нашим краснокожим братьям!

- Джон должен понимать, что сопротивление бесполезно и что самое лучшее будет сдаться!

- Сейчас, сейчас! Вот только не знаю, куда девать сотню-другую зарядов, оставшихся в нашем распоряжении! Хочу как можно больше пуль всадить в тупые башки краснокожих, чтобы помочь им отправиться в луга Великого Маниту!

- Так вы отказываетесь сдаться?

- Отказываемся! Хочешь нас взять, так пожалуй сам в пещеру!

- Хорошо! Мой белый брат хочет быть вытащенным из пещеры, как кролик из норы?

- Ладно, ладно! У меня зубы еще не болят, не заговаривай. Лучше убирайся, а то я по ошибке пришибу тебя, хотя ты и прикидываешься парламентером!

Красное Облако отъехал от входа в пещеру и подал знак молодым воинам. В мгновение ока целая фаланга индейцев ринулась в пещеру, и там завязалась кровавая свалка.

Два раза безуспешно штурмовали индейцы вход в пещеру: белые отбивали их выстрелами.

Но на третий раз краснокожим удалось-таки прорваться внутрь, и тогда наступила развязка, которая была неизбежна: на каждого из четырех белых набросилось по полдесятка индейцев. Их осыпали ударами, и они один за другим падали на землю.

Последним был взят обладавший геркулесовой силой агент.

Связав пленных по рукам и ногам, индейцы вытащили их наружу.

- Живы ли бледнолицые? ~ осведомился не принимавший участия в свалке вождь.

- Мы щадили их жизнь, о вождь! - отозвался кто-то из индейцев.

- Да. Такова воля нашего сашема, и если вы убили хоть одного из них, Миннеага не простит вам этого!

Один из молодых воинов, получивший в схватке серьезную рану в грудь, отозвался гневно:

- Из-за каприза Миннеаги мы потеряли много людей! Племя сиу, ныне принявшее имя "сожженных лесов", тает день ото дня, и это - по вине Миннеаги, которая ради своих личных целей посылает нас на верную гибель!

- Замолчи, трус! - крикнул ему вождь.

- Я не трус! - мрачно отозвался молодой воин. - Смотри! Все полученные мною раны - в грудь! Последняя - около сердца! Я умираю от руки врага, но убила меня твоя дочь, Красное Облако. Пойди, передай ей, что Перо Цапли сдержал свое слово и... И умер!

С этими словами раненый завернул свое побледневшее лицо полой плаща и тихо прилег на земле. Он не хотел, чтобы другие видели, как его могучее тело корчится в предсмертных судорогах.

- Участь воина умирать на поле битвы! - философски заметил, отъезжая в сторону, старый вождь. - Но, - добавил он про себя, - Миннеага действительно совершает ряд безумств. В теле этой женщины сидит душа тигрицы. Она в жертву собственной мести приносит все. Она готова пожертвовать даже остатками своего племени, лишь бы добиться цели.

- А что ей нужно?

- Взять непременно живым индейского агента и доставить его в становище Большой Ноги!

- Таков был ее приказ, и он выполнен, но какой ценой?

- Шестеро убитых, двадцать раненых.

- Однако что же с пленными?

И Красное Облако снова подъехал к тому месту, где на земле лежали взятые в плен бледнолицые.

Некоторые молодые воины были уже заняты тем, что обмывали и перевязывали раны пленных. Раны оказались совершенно несерьезными и не могли внушать ни малейших опасений за жизнь бледнолицых. В этом Красное Облако убедился с первого же взгляда.

- Миннеага будет довольна, - вымолвил он равнодушно. - Вопрос только, что из всего этого выйдет? Между нами и янки сейчас нет войны. Их вождь, генерал Форсайт, до сих пор явно избегает открытого столкновения. Но что он предпримет, когда узнает, что мы взяли в плен четырех знаменитых охотников, в том числе одного офицера?.. Не знаю, не знаю...

- Пора в путь! - прервал он свои наблюдения над беспомощно лежавшими на земле ранеными.

Джон Максим, услышав эти слова, отозвался:

- Куда это ты, старый индейский шакал, хочешь утащить нас?

- В лагерь Большой Ноги!

- Зачем?

- Там вас ждет ваша старая знакомая, Миннеага.

- Дьявол в образе человека? Чего ей нужно от нас? Разве мы ведем войну с сиу?

- Наше племя зовется теперь иначе!

- Все равно, как зовется стая кровожадных красных собак! Разве "сожженные леса" вырыли топор войны и вступили на тропу сражений? Что же ты молчишь, индеец?

- Потому что я не привык болтать, как болтают пьяные бабы, - презрительно ответил Красное Облако. - Ты в плену, тебя и твоих товарищей доставят в наш лагерь. Вот все, что я могу тебе сказать. Остальное узнаешь не от меня!

- От кого же?

- От сахема "сожженных лесов" - от самой Миннеаги!

- Ладно! Тащите нас к "самой Миннеаге". Я постараюсь плюнуть ей в ее лживые глаза.

- Смотри, бледнолицый, как бы раньше Миннеага не приказала своим воинам выжечь тебе раскаленным железом твои собственные глаза!

- Не боюсь этого! - гневно ответил агент. - Не посмеет!

Красное Облако отдал было приказ очистить островок, но потом почему-то раздумал и расположился на островке на ночлег. Однако ни он сам, ни кто-либо из его воинов не решился теперь, с наступлением ночи, проникнуть в "последнее убежище атапасков", в пещеру, где у стены стояло еще полтора или два десятка чудом уцелевших от истребления мумий исчезнувшего с лица земли племени.

Развели костры, изжарили на их огне огромные куски мяса пары гризли, убитых стрельбой с плота, притащили откуда-то бочонок с виски и принялись пировать.

Пленные не были забыты: их угостили тем же медвежьим мясом, но не дали ни глотка виски. После пиршества индейцы заснули, но в течение всей ночи дюжина молодых воинов сторожила каждое движение бледнолицых, чтобы не допустить их побега.

Лежа на ледяной земле, Джон беспокойно ворочался всем телом и бормотал:

- Миннеага! Узнаю твою руку, змееныш! Должно быть, пришло время свести последний кровавый счет! Твоя мать скальпировала своего первого мужа, моего бравого командира, полковника Девандейла. За это я убил твою мать и взял ее скальп.

Подросши, ты принялась искать меня, чтобы отомстить мне за гибель Яллы. И я искал тебя, чтобы уничтожить, как опасного кровожадного зверя.

Тебе повезло: в Скалистых горах ты чуть не убила меня, и, во всяком случае, тебе удалось заживо скальпировать меня. Но одно тебе не удалось: я в безопасном месте хранил скальп твоей матери. Ты не получила его!

Теперь из этого скальпа я сделал парик, который и прикрывает мою изуродованную тобой голову. У тебя мой скальп, у меня скальп Яллы.

Ясно, чего ты хочешь: отобрать у меня эту реликвию. Так же, как и я не успокоюсь до тех пор, покуда не отниму у тебя твой трофей, мои волосы.

Подожди же, Миннеага! Великая борьба между красными и белыми явно идет к концу. Белые заселили уже всю Америку. Там, где еще недавно шатались ваши орды, там теперь гордо высятся богатые города, эти крепости современного человечества. Ваша участь решена: за пятьдесят лет, на моей памяти, истреблены десятки, может быть, сотни тысяч твоих собратьев, Миннеага! Если осталась десятая часть былых индейцев, то этого много! И они ждут своего рокового часа! Ваша раса осуждена на исчезновение, и напрасно ты убедила глупца, носящего титул главного вождя "сожженных лесов" и имя Большой Ноги - попытаться увести остатки твоего племени на север, в Канаду: судьба не дозволит тебе привести в исполнение этот план!

Смотри сама, неукротимая Миннеага! Большая Нога заболел в пути. Вы вынуждены были перезимовать тут, так близко от границы. А наши войска уже стягиваются сюда, и не сегодня, так завтра вы, краснокожие, будете окружены со всех сторон, вы попадете в кольцо из штыков.

- Что ты ворчишь, дядя Джон? - шепотом осведомился лежавший рядом с агентом траппер Джордж. - Ты как будто разговариваешь не то с самим собой, не то с духами... Или ты видишь призраки?

- Да, вижу, - угрюмо усмехнувшись, отозвался охотник.

- Ну?! - удивился и даже как будто несколько испугался суеверный молодой траппер. - Какие призраки? Уж не "последняя ли из атапасков" показалась тебе, Джон?

- Нет! Я о ней перестал думать, - ответил агент. - Какое мне дело до этой девочки, которую растерзали дикие звери? Нет, Джордж! Я говорю о других призраках, обступивших меня со всех сторон.

- О каких это?

- О призраках кровавого прошлого! О погибших в той беспощадной борьбе, которая идет на нашей земле столько десятилетий! Ты ведь еще молод и многого не знаешь, а я, брат, все это пережил сам!

В 1854 году, собственно говоря, началась трагедия, которая заканчивается теперь, почти сорок лет спустя. Тогда в первый раз сиу поднялись против белых.

И, о Господи, что творилось тогда!

Буквально десятки тысяч воинов выставили они в поле, и правительству Соединенных Штатов пришлось напрягать все силы, чтобы справиться с ними. Сколько ферм было ими разорено! Сколько караванов переселенцев было истреблено! Какие потоки крови были пролиты, и какие горы трупов наворочены!

Второе великое восстание началось в 1863 году, когда над Штатами проносилась буря борьбы за освобождение негров, и самое существование Штатов как великого государства было поставлено на карту. И длилось это восстание почти четыре года, и опять были пролиты потоки крови бледнолицых и краснокожих. И опять творились ужасы, имени которым нету!

В 1876 году - опять кровавые бойни! Тогда мы дрались с великим вождем сиу, Сидящим Бизоном.

- Помню! Я ведь принимал участие в делах тех дней рядом с тобой, дядя Джон!

- Ладно! Ты не перебивай, а лучше слушай!

И вот теперь, четырнадцать лет спустя, мы опять встречаемся лицом к лицу с краснокожими. Но это последний бой! Это последний кровавый счет, сводимый между нами и ними! Больше некому уже поднимать знамя восстания! Больше некому защищать индейские могилы!

И знаешь, Джордж, что мне думается сейчас? Мне думается, что за индейцами придет наша очередь.

- То есть чья это, дядя Джон? Янки, что ли?

- Нет, не всех янки, конечно! Но той расы янки, которая выдержала всю тяжесть этой непрерывной борьбы на своих плечах. Расы воинов, расы охотников, степных и лесных бродяг. Уже и теперь на востоке нашему брату положительно делать нечего: там вся земля уже поделена на клочки, везде и всюду поставлены загородки, везде и всюду торчат фабрики и заводы, а от дичи не осталось и следа. Зато на каждом шагу там торчит какой-нибудь констебль или шериф, и везде и всюду висят объявления, возвещающие то или иное воспрещение. Словом, там нашему брату, вольному охотнику, нечего делать, хоть умирай с голоду!

А ведь, Джордж, и там когда-то именно мы, охотники, пионеры, дрались с коренными обитателями страны, вот с этими самыми краснокожими. И именно мы справились с ними, выгнали их, очистили, так сказать, от них колоссальную территорию. И кто же пользуется плодами наших битв? Купец, фермер, техник. А мы, пионеры? С нами поступают точно так же, как мы поступали с краснокожими: нас гонят оттуда. Нас выживают в пустыню.

Так стоило ли, по существу, проливать потоки крови, чтобы добиться такого результата?..

- Ты философствуешь, дядя Джон! А я ведь человек темный, и не знаю, что сказать тебе. Да, признаться, все это и не интересует меня. Мне гораздо интереснее было бы узнать, что теперь будет с нами.

- Ничего хорошего, голубчик! Раз мы попались в лапы краснокожих, то чего же хорошего можно ожидать? По всей вероятности, эта самая Миннеага, которая бредит кровавыми грезами невозвратного прошлого, постарается представить своим приверженцам интересное и поучительное для них зрелище: привязав нас к столбу пыток, прикажет молодежи упражняться в изобретении самых страшных мучений.

- Неужто она дойдет до такой низости, дядя Джон?! Ведь не те времена! Сам Сидящий Бизон за последние годы перестал проделывать подобные зверства.

- Ну, не очень-то. Сидящий Бизон до последнего издыхания оставался чистокровным дикарем и не щадил никого из пленных.

- Дядя Джон! Может быть, Сэнди Гук спасся!

- Может быть. Но что же из этого?

- Если он спасся, он приведет к нам на выручку отряд солдат генерала Форсайта!

- Может быть. Но это, братец, не так-то легко! Ведь покуда Сэнди Гук, если ему только удалось выплыть, доберется до лагеря янки, покуда они придут сюда, может пройти несколько дней.

- Почему несколько дней?

- А потому! Разве тут, в лесах, легко совершать переходы? Весна только улыбнулась, кажется, и отлетела назад, на юг. Вспомни, как были теплы последние ночи, и какой собачий холод стоит сегодня. Я ничуть не удивлюсь, если к утру опять повалит снег, а по свежевыпавшему снегу кавалерии двигаться не так легко. Разумеется, я и сам молю Бога, чтобы Сэнди Гук привел к нам на помощь отряд янки, но, по правде, надежд на это у меня маловато.

- А на что же ты еще надеешься, дядя Джон?

- На что? Трудно сказать!.. Прежде всего на то, что нас не перебили на месте, хотя мы-то ведь не очень церемонились с краснокожими и уложили полдесятка их. Вон там лежат их трупы.

Надо полагать, когда в становище индейцев узнают о том, как дорого досталась этому отряду победа над нами, крику и вою будет предостаточно... Но не в этом суть дела.

Я говорю: нас не пришибли на месте. Одно это уже добрый знак. Кроме того, я подслушал карканье Красного Облака. Почтеннейший родитель Миннеага явно недоволен распоряжением дочки о нападении на нас.

И я глубоко уверен, что Красное Облако далеко не одинок в неодобрительном отношении к затеям Миннеага и Большой Ступни, или Кривой Нога, или как там еще кличут старого индейского мула, подбитого Миннеагой на переселение в Канаду!

Дело-то, видишь, мой друг, в том, что и среди самих индейцев уже растет мысль о полной бесполезности вооруженной борьбы и безнадежности идеи отстаивания во что бы то ни стало прав на независимое существование - прав жить так, как жили когда-то предки нынешних индейцев. Правительство наше в индейских резервациях строит школы и больницы, проводит дороги, каналы, посылает инструкторов обучать краснокожих заниматься земледелием, помогает им обрабатывать землю - словом, хоть и не в очень широких размеpax, но все же облегчает им возможность отказаться от сделавшейся немыслимой кочевой охотничьей жизни и перейти к мирной жизни земледельцев. Положим, переход такой очень уж труден. Но назвать его абсолютно невозможным нельзя. И вот среди краснокожих существует и крепнет, и развивается уже стремление к мирному соглашению с янки, к слиянию с ними. Я слышал, уже в университетах есть краснокожие студенты. Уже появляются индейцы - пасторы, учителя, инженеры, врачи, адвокаты. Было ли возможно что-либо подобное еще двадцать лет назад? Да ни в коем случае! В те дни индеец был возможен и понятен только в образе воина с винтовкой за плечами, с томагавком в руках. Это мы с тобой, шляясь по степям и лесам, проглядели эту эволюцию, дружище! Отстали от века!

Звучный храп утомленного речью Джона Максима траппера была ответом агенту.

- Ты спишь, Джордж? - окликнул собеседника Джон.

И, не дождавшись ответа, проворчал:

- Дорого бы я дал тому, кто мог бы мне сказать, что же сталось с Сэнди Гуком.

Глава V. В когтях тигрицы

В самом деле, что же случилось с Сэнди Гуком? Благополучно переплыв через пороги, он вынырнул ниже порогов ярдов на двадцать, перевел дыхание и сейчас же нырнул, потому что с берега загремели выстрелы преследовавших беглеца индейцев.

Однако преследование не могло затянуться, потому что берега в этом месте оказались очень скалистыми, индейцам приходилось перебираться через овраги, делать большие обходы, и они очень скоро отстали.

Сэнди Гук тоже чувствовал себя не очень хорошо: вода была холодна как лед, пловцу приходилось поминутно сталкиваться с плывущими вниз по течению льдинами и обломками деревьев, рискуя разбить себе голову или порезать руки.

Мало-помалу смертельная усталость овладевала смелым бандитом. Мысль работала вяло. Не хотелось ни о чем думать, мечталось только о полном покое.

- Нет, так дело не пойдет! - мотнул головой Сэнди. - Так и на тот свет отправиться недолго!.. Уф! Вот когда было бы в самую пору присутствие моего полоумного англичанина с его страстью драться на кулаках! Маленькая партия бокса чудесно разогрела бы стынущую в жилах кровь и прибавила бы бодрости духа не хуже доброго глотка рому!.. Воображаю, какую рожу скривит Уилмор, когда узнает, что я отправился в маленькое путешествие, не захватив его с собой!

Бандит поднял голову и огляделся вокруг. Невдалеке от него, кружась, плыла довольно большая почерневшая льдина, а за ней ствол дерева.

- Кажется, судьба посылает мне на помощь кое-что! - пробормотал Сэнди и двумя-тремя взмахами рук бросил свое тело к плывшим предметам.

- Лед не годится, - решил он, оплывая льдину. - Он скоро раскрошится, и тогда мне придется хуже прежнего. Попытаем счастья с представителем растительного царства, тем более что плавание на бревнах - знакомое мне с детства дело. Ну-ка, лошадка, стой, не брыкайся, хвостом не мотай!

Уцепившись за бревно окоченевшими руками, Сэнди не без труда ухитрился оседлать его и, совершенно изможденный, попросту растянулся вдоль бревна.

Холодный ветер продувал пловца, как говорится, насквозь, словно задавшись целью заморозить его, но Сэнди не поддавался. Как человек, привыкший ко всяким приключениям и держащийся всегда наготове, он имел в кармане штанов про запас бутылочку, которую берег как зеницу ока. Осторожно вытащив эту бутылочку, он отбил горлышко ударом о край бревна, острая живительная влага полилась ему в рот и огненным потоком пошла по жилам.

- Уф! Вот когда по достоинству оценишь значение виски! - пробормотал Сэнди, не без сожаления выбрасывая в мутные и холодные волны опустевшую бутылочку.

- Интересно знать, куда мы, собственно, доедем? - продолжал бормотать бандит. - Не пора ли высаживаться и багаж получать?

Течение вынесло бревно с оседлавшим его Сэнди в сравнительно спокойные воды, где бревно плыло уже очень медленно и лениво, плавно покачиваясь и как будто переваливаясь с боку на бок. Сэнди попробовал грести руками, бревно пошло боком, правда, очень медленно, но все же неукоснительно направляясь к пологому в этом месте берегу.

Еще четверть часа, и Сэнди Гук, весь мокрый и обледеневший, но довольный удачей, выбрался на сушу.

Сориентировавшись, он побежал легкой рысцой, пробираясь с поразительной ловкостью среди голых кустов и черных стволов лесных великанов.

Как и предвидел лорд Уилмор, Сэнди Гук направлялся к импровизированному блокгаузу, в котором хранились охотничьи припасы Уилмора.

Прошло не меньше двух, а то и трех часов, пока бесконечно усталому и до полусмерти озябшему бандиту удалось, наконец, добраться до блокгауза.

Последнюю милю он плелся, выбившись окончательно из сил и думая о том, что блокгауз может оказаться занятым индейцами. Тогда гибель его, Сэнди, была неизбежна, ибо только в блокгаузе он мог рассчитывать и отогреться, и подкрепиться.

Однако и в этот критический момент привычная осторожность не оставляла Сэнди: на ходу он внимательно осматривал почву, подмечал малейшие следы. Но ничего подозрительного его пытливый взор не обнаруживал.

Вот наконец и блокгауз.

Через пять минут в камине весело пылал огонь, шипел и ворчал чайник, на вертеле поджаривался большой ломоть копченой оленины из запасов Уилмора.

Наскоро подзакусив, Сэнди Гук растерся спиртом, принял порядочную порцию того же спирта внутрь, потом завалился спать, не выпуская из рук верного ножа. Чтобы лучше заснуть, Сэнди без церемоний разоблачился, оставшись чуть ли не в костюме Адама.

Сон его был крайне крепок и здоров, но в то же время чуток. И вот сквозь сон Сэнди услышал быстрые шаги у блокгауза, потом нетерпеливый стук в дверь. В мгновение ока Сэнди оказался на ногах.

- Кто там? - крикнул он.

- Отворите, Сэнди! - послышался ответ. - Это я, лорд Уилмор!

- Лорд Уилмор?! - поразился Сэнди Гук. - Какая нелегкая вас сюда принесла, милорд?!

- Пожалуйста, без фамильярностей! - брезгливо отозвался Уилмор. - Прошу вас не забывать, что между нами неизмеримая пропасть! Да отворяйте же, и... Попробуйте еще раз расквасить мне нос, как это вы сделали сегодня утром! По нашим условиям, вы должны драться со мной дважды в день, а мы сегодня дрались только однажды. И вы отлучились без моего позволения, за что я намерен оштрафовать вас на десять долларов.

- Что?! Оштрафовать меня на десять долларов? Ладно! Я вам покажу, как записывать подобные бесчеловечные штрафы! Вваливайтесь сюда да закрывайте двери, а то снаружи нестерпимо дует! - взревел бандит.

Лорд Уилмор "ввалился", и Сэнди Гук, пораженный представившимся зрелищем, невольно отступил в сторону: лорд был в костюме, еще менее приспособленном для прогулок по лесу, чем у самого Сэнди, то есть полуголым. Собираясь из "последнего убежища атапасков" броситься в воду, Уилмор снял с себя решительно все, что могло мешать ему плыть, и явился в блокгауз покрытый ледяной коркой вместо рубашки.

Весьма естественное движение Сэнди Гука полоумный англичанин принял за прием боксера и сам немедленно стал в позицию, потом замахал кулаками и нанес бандиту сильный удар в бок. Сэнди, разумеется, не остался в долгу и ответил лорду порядочной затрещиной, сопровождая ее вопросом:

- Но как вы добрались сюда, ваша светлость?

- Морским путем, - флегматично ответил лорд, нацеливаясь кулаком в переносицу Сэнди.

- Э-э, нет, этот номер не проходит, - отпарировал экс-бандит удар Уилмора и опять треснул его по ребрам.

Бой длился не более двух минут: силы оказались слишком неравными, ибо Сэнди успел уже отдохнуть, отоспаться, отогреться и подкрепиться, а лорд еле двигался от усталости и окоченения. После двух-трех выпадов лорд получил такую увесистую затрещину, что почти без дыхания рухнул на землю, и Сэнди Гуку пришлось возиться с ним, чтобы привести в сознание, вливая ему в рот чистый спирт.

Очнувшись, Уилмор поднялся, шатаясь прошелся по комнате, присел у стола и потом вымолвил:

- Вы меня отлично вздули на этот раз, Сэнди!

- Так вы, ваша милость, довольны?

- Очень! Я прощаю вам штраф!

- Ладно! Может быть, хотите получить еще пару затрещин?

- На сегодня довольно! Завтра утром...

- Хорошо! Всегда готов быть полезным вашей светлости! Но вот что, милорд! Мне тут возиться с вами некогда! Я должен до рассвета добраться до лагеря генерала Форсайта, чтобы...

- Знаю, знаю! Чтобы арестовать этих бандитов, Джона и его спутников?

- Да, да! Чтобы арестовать этих бандитов! - смеясь подтвердил Сэнди. - Словом, я сматываюсь отсюда! А что вы будете делать, милорд?

- Последую за вами!

- Но вы выбились из сил! Вы свалитесь где-нибудь по дороге!

- Ни в коем случае! Мне надо только отогреться и подкрепиться. Наконец, ведь вы же, Сэнди, не пойдете пешком, а поедете верхом на мустанге? Я сяду на второго мустанга, и если почувствую себя слишком слабым, я попрошу вас...

- Чтобы я вздул вас снова?

- Нет. Я же сказал, что на сегодня с меня достаточно. Просто я попрошу вас привязать меня к спине мустанга.

- Да зачем вы поедете со мной? Не лучше ли вам отоспаться в блокгаузе?

- Нет, я так решил! - мотнул головой лорд.

Сэнди знал, что с этим упрямцем ничего нельзя сделать, если он что-либо втемяшил себе в голову, и, пожимая плечами, стал готовить Уилмора к новому путешествию.

Англичанин, закрыв глаза и вытянув тощие ноги, предоставил все свое избитое тело в полное распоряжение Сэнди, который не замедлил весьма ловко и быстро подвергнуть это злополучное тело основательному массажу, потом растер благородные члены Уилмора спиртом.

- Готово, милорд!

Уилмор открыл глаза.

- Вы - чудный человек, Сэнди! - сказал он. - Право, Сэнди, я думаю, что вы только из непонятной скромности скрываетесь под видом простого охотника!

- А кто же я на самом деле? - заулыбался Сэнди Гук.

- Вы? Держу пари, что вы - чистокровный аристократ!

- Браво! Вы, ваша светлость, попали в самую точку! Разумеется, мой папаша был граф, а моя мамаша - полковая командирша. Или, наоборот, хорошо не помню! Но я попрошу вас держать это в величайшем секрете! Иначе, знаете, в Европе может вспыхнуть воина между Швейцарией и Турцией, а я этого не желаю!.. Однако мне нет времени болтать. Пора ехать!

Сэнди Гук наскоро оделся, привел к блокгаузу двух бодрых коней, стоявших в отдельной загородке, и, усадив Уилмора в седло, сам вскочил на спину второго коня.

- В путь, в путь, ваша светлость! - крикнул он.

- Пожалуйста, подгоните моего коня! - заявил англичанин, мустанг которого почему-то заартачился и не желал стронуться с места.

- Сейчас, сейчас! - ответил Сэнди Гук и съездил хлыстом по крупу... всадника упрямого мустанга, приговаривая:

- Мало я тебя колотил, проклятая скотина?! На ж тебе, на!

- Довольно, довольно! - завопил Уилмор. - Вы бьете не коня, а меня!

- Разве? - искренне удивился Сэнди. - Вот, подите же, какая оказия?! Думал хлопнуть четвероногую скотину, а трахнул двуногую! Но едем, милорд! Дайте шпоры вашей кляче!

Минуту спустя оба всадника уже неслись галопом вниз по течению медленно катившей свои мутные воды Волчьей реки.

Незадолго до рассвета один из сторожевых пикетов генерала Форсайта услышал человеческие голоса и топот копыт двух коней.

- Стой! Кто идет? Ни шагу дальше, или я стреляю! - крикнул командовавший отрядом сержант, загораживая дорогу ночным странникам.

- Потише, потише, мой друг! - отозвался из темноты насмешливый голос Сэнди Гука. - И, пожалуйста, поосторожнее с огнестрельным оружием. А то вы, чего доброго, по необразованности и незнанию светских приличий, ухитритесь попортить пулей драгоценную шкуру, составляющую неотъемлемую собственность его светлости лорда Уилмора!

- Где эта шкура? - удивился сержант, не видя никакого тюка за седлом второго всадника.

- Он надел ее на себя, - ответил неунывающий Сэнди Гук. - Но это беда не столь большая, сержант! Важно вот что: вы из людей Форсайта? Да? Ну, так ведите нас в лагерь, к генералу! У меня есть важные сообщения!

Прошел еще час, и весь лагерь генерала Форсайта пришел в движение: кавалерия Форсайта, имея с собой четыре митральезы (Митральеза - картечница.), готовилась к выступлению в поход против остатков племени сиу, осмелившихся напасть на белых охотников. Главной целью Форсайта было попытаться наконец захватить в плен знаменитую "охотницу за скальпами", Миннеагу, женщину-сахема сиу, и ее отца, Красное Облако.

Солдаты оживленно переговаривались о том, что за поимку Миннеаги обещана премия в десять тысяч долларов, а за голову ее отца - пять тысяч долларов.

Отряд шел на рысях. И впереди отряда несся неутомимый Сэнди

Лорд Уилмор и на этот раз не пожелал разлучаться с Сэнди Гуком, но так как он уже не мог держаться в седле, то Сэнди по его просьбе привязал англичанина к седлу, и теперь чудак спал на ходу мертвым сном. И, кажется, видел во сне бесконечные партии бокса.

По крайней мере, его лицо носило на себе выражение полного блаженства, рот был широко открыт, фиолетовый нос задран кверху, а по губам поминутно пробегала радостная улыбка.

О том, как провели эту же самую ночь четыре охотника, наши читатели знают. На рассвете же, когда отряд кавалеристов Форсайта трогался в путь, Красное Облако тоже поднял своих людей и отдал приказ готовиться к походу.

Четырех пленников поволокли к берегу.

Волчья река сегодня бушевала, казалось, больше прежнего: ее мутные воды влекли к стремнинам порогов целые полчища принесенных с верховьев льдин, и эти льдины, кружась и сталкиваясь друг с другом, низвергались в бездну.

В то же время в холодном воздухе носились мириады снежинок и, падая на остывшую землю, покрывали ее белоснежной пеленой, изглаживавшей все следы.

Зима вернулась и торжествовала свою победу над шаловливой весной...

У берегов островка, где находилась пещера атапасков, "сожженные леса" имели сегодня три порядочной величины плота.

Воины, соблюдая полный порядок, разместились на этих плотах. Пленников разбили на две группы: на первый плот поместили агента, которому явно уделялось особое внимание, по-видимому, как личному врагу женщины-сахема, и с ним траппера Джорджа. На другом плоту нашли себе приют молодой Девандейл и второй траппер, Гарри.

Переправа через реку длилась около получаса и была далеко не безопасной, потому что индейцам приходилось бороться и со стремительным течением, и с налетавшими на плот льдинами, которые грозили затереть и разбить его.

Лежа на дне плотов, пленники с известным трудом могли видеть только окрестные берега, и Джон Максим с тоской вглядывался в туманную даль в тщетной надежде заметить какие-нибудь признаки близящейся помощи.

Лес стоял, угрюмо нахмурившись, небо казалось свинцовым, и свинцовыми были холодные воды Волчьей реки.

Глядя на эти волны, с рокотом теснившиеся к плотам, агент невольно думал об участи, постигшей смелого Сэнди Гука.

- Нет, погиб Сэнди! Что уж и говорить!

Переправившись через реку, индейцы усадили пленников на спины четырех запасных мустангов, причем, разумеется, приняли все обычные предосторожности против побега, и поехали на север, немилосердно гоня лошадей и останавливаясь время от времени лишь на несколько минут, чтобы отдохнуть.

- Нельзя сказать, - ворчал Джон, - чтобы ехать нам приходилось с комфортом!

В самом деле, если индейцы, свободно управляющие своими мустангами, утомлялись в пути, проходившем девственным лесом, то пленникам, у которых были грубо связаны руки, а ноги привязаны, притянуты к брюхам лошадей кожаными лассо, приходилось во много раз хуже.

Но охотники старались изо всех сил поддержать свое достоинство и не показывали индейцам, что они страдают от неудобств.

- Терпите, терпите, ребята! - шепотом подбадривал своих спутников старик-агент. - Бывает ведь и хуже!

- Но редко, дядя Джон!

- А ты помалкивай, Джордж! Слишком ты разбаловался за последние годы! А еще называешься траппером! Советовал бы тебе помнить, что впереди нас ждут еще худшие неудобства, чем тряска на спинах мустангов. Вот усадят нас в какую-нибудь полную гнили яму, потом привяжут к знаменитому столбу пыток и заставят петь Лазаря!

- Не дождутся! - стиснув зубы, отозвался Джордж Девандейл. - Я помню рассказы отца о мучениях, которым в его дни краснокожие подвергали белых охотников или захваченных в плен солдат, но помню и то, что тогда позором считалось просить пощады, стонать. Сумею и я выдержать эти муки, не застонав!

- И я! - отозвался кто-то из трапперов.

Другой поддержал:

- Разумеется, я предпочел бы удрать! Но уж если придется, то не услышат красные жалоб и от меня! Буду стараться раздразнить их, чтобы они поскорее покончили со мной! Может, удастся этот маневр.

Джон глубоко вздохнул и что-то пробормотал себе под нос.

Если бы офицер и трапперы заглянули в его душу, они прочли бы в этой душе старого степного бродяги большое сомнение. "Легко говорить! - думал агент. - Попробуйте вы выдержать муки, которым краснокожие дьяволы умеют предавать своих пленных!"

Тем временем отряд индейцев, сделав несколько десятков миль, приблизился к месту, где расположилось становищем уходящее в Канаду племя "сожженных лесов".

Становище это было достаточно обширным: оно состояло почти из полутораста отдельных типи разнообразнейшей величины. Среди обычных типи выделялись размерами и богатством отделки палатки вождей: женщины-сахема, то есть Миннеаги, и руководителя переселения, Большой Ноги. У обеих типи, перед пылающими кострами, держались небольшие отряды молодых воинов, явно исполнявших обязанности телохранителей и вестовых у вождей.

Пленники ждали, что немедленно по прибытии их отведут к грозной "охотнице за скальпами", Миннеаге, но ошиблись в своих расчетах: индейцы Красного Облака подвезли их к стоявшей среди других типи грязной и закопченной палатке, сняли с мустангов и, снова связав по рукам и ногам, без церемонии, словно тюки, бросили в эту палатку.

Там было холодно, но с этим еще можно было мириться людям, привыкшим всегда находиться на свежем воздухе.

Что было, однако, совершенно нестерпимо, - это невозможная грязь внутри палатки, словно она была обращена в помойную яму. И кроме того, по шкурам, из коих состояли стенки этой "типи пленных", ползали тысячи насекомых, которые, конечно, не преминули накинуться на злополучных пленников как на давно желанную добычу.

Первым почувствовал неудобства этого мучения Джордж Девандейл.

- Черт знает какая гадость! - заворчал он. - Меня положительно съедят заживо эти паразиты! Нарочно, что ли, собрали их сюда в ожидании нашего прибытия?!

- Ничуть не бывало! - ответил хладнокровно Джон. - Сразу видно, что вы, мистер Девандейл, не имеете настоящего представления о жизни индейцев. Бог один знает, что это такое: некультурность ли, стоицизм ли, ложно, конечно, понимаемый и еще более ложно применяемый. Но факт тот, что огромное большинство индейцев живет в неимоверной грязи, в прямо-таки поражающей своей антигигиеничностью обстановке. Врачи, которые посещали селения индейцев для научных исследований, буквально в ужас приходили, видя, что тут делается, в каких условиях проходит существование краснокожих.

Начать с того, что индейцы не знают печей, а зимы ведь тут бывают прежестокие, и без согревания никак обойтись немыслимо. Ну, вот они и согревают палатки огнем костров, разводимых прямо на полу.

Дым ищет себе выход в верхнем отверстии палатки, но улетучивается, разумеется, далеко не весь: значительная часть его остается внутри, отравляя дыханье. И с дымом остается жестокий угар. Говорят, у индейцев железные организмы. Может быть, и так! Но я своими собственными глазами видел, как из одной типи как-то раз вытащили семь трупов: угорели насмерть! Вся семья из семи человек!

А ведь те же индейцы, посещая поселки бледнолицых, не могут не знакомиться с домашним устройством, не могут не знать удобств хотя бы первобытных печей!

- Но почему же они не обзаводятся печами, хотя бы переносными?

- Почему, мистер Девандейл? Потому что это объявлено греховным! Нет, в самом деле, тут вмешалась их религия, или, вернее, вмешались их святоши-жрецы, их пресловутые врачеватели, хранящие старые традиции. И еще - старые ведьмы, скво... В пятидесятых годах одно из племен центральных штатов, уже вкусив плодов цивилизации, стало обзаводиться печами. Вождь этого племени даже получил имя Железной Печи, потому что приобрел у поселенцев переносную железную печку для своего вигвама и, странствуя, всюду таскал за собой эту башню вавилонскую, вызывавшую у всех зависть. Таким образом был создан благой почин, подан разумный пример.

И что же бы вы думали? Против "греховного новшества" завопили со всех сторон. Индейские шаманы странствовали от одного становища к другому, возбуждая, главным образом, выживших из ума скво россказнями, что приобретение печей - это оскорбление Великого Духа, или всемогущего Маниту, что тот индеец, который купит печь, мало-помалу побелеет, превратится в презираемого индейцами бледнолицего.

Кто обзаведется печью, тот ради печи должен обзаводиться постоянным жилищем. Кто обзаведется жилищем, тот изменяет общине, ибо община ведет кочующий образ жизни. Значит, он изменник и предатель! Он уже не индеец!

Кончилось своего рода революцией: по настоянию влиятельнейших из индейцев, все печи были уничтожены, брошены в болота или зарыты в землю, а на всех, кто пожелал бы впредь соблазниться их приобретением, наложено священное проклятие!

- Борьба старого, умирающего быта с новым, нарождающимся бытом, - задумчиво промолвил Девандейл.

- Да, борьба старого с новым! - продолжал опытный охотник, вспоминая целый ряд аналогичных историй из жизни краснокожих. - Вот, возьмем хотя бы этот вопрос: невыразимую грязь в индейских вигвамах! Знаете ли вы, что и эта грязь объявлена священной? Представьте, да! У краснокожих фанатиков выработалась особая теория: кто боится грязи, тот изнежен. Кто изнежен - тот не воин. Кто не воин - тот не индеец, а отщепенец, предатель, изменник, грешник! А результаты каковы?

Среди индейцев трудно найти человека, который не страдал бы какой-нибудь кожной болезнью. Простая чесотка - это еще совсем невинное дело, пустяки!

А есть и похуже: целые поселения сплошь заражены прилипчивой экземой. Другие поселки держат в своей среде прокаженных как равноправных членов, постоянно соприкасаясь с ними.

И мрут индейцы, как мухи осенью!

Да, на нашей американской расе лежит большой грех: мы приложили руку к истреблению краснокожих!.. Но что это значит в сравнении с болезнями, истребляющими индейцев по их собственной вине?! В сороковых годах между краснокожими свирепствовала натуральная оспа. Кто-то пустил легенду, что оспа нарочно, дескать, привита индейцам белыми в целях их скорейшего истребления, чтобы белые могли завладеть землями индейцев.

Один богатый и многолюдный индейский род, соприкасавшийся с белыми, обратился к их помощи, и военный врач Макферсон в 1842 году сделал прививки от оспы полутора сотням человек.

Знаете, что из этого вышло? Следующей весной все эти люди были без жалости, без пощады истреблены своими сородичами, объявившими их нечистыми. И опять-таки, сделано было это зверство во исполнение повеления самого Маниту, Великого Духа, которому будто бы привитием оспы индейцами нанесено жесточайшее оскорбление.

Нет, джентльмены, что ни говорите, а краснокожие сами сильно повинны в том, что им придется исчезнуть с лица земли. На них лежит как будто печать проклятия.

- Так-то так, - задумчиво вымолвил Девандейл. - Но и мы, янки, обращались с индейцами далеко не так, как бы следовало.

- Об этом что и говорить! - отозвался Джон. - Греха на душу приняли не мало. Но это судьба!

Глава VI. Два скальпа

Первые часы пребывания злополучных охотников в плену прошли спокойно: за палаткой слышались голоса перекликавшихся индейцев, лай собак, визг ссорившихся старых скво, ржание лошадей, шаги, но в палатку, в которой лежали пленные, никто не входил. Казалось, краснокожие совсем позабыли о присутствии в их лагере четырех бледнолицых, своих смертельных врагов. Однако часов около двух пополудни спокойствие было нарушено появлением двух индейцев, притащивших в палатку котелок с каким-то индейским варевом.

- Бледнолицые! - в торжественном тоне обратился к пленникам один из импровизированных "слуг". - Наш сахем, великая охотница за скальпами, непобедимая Миннеага, посылает вам эти яства в подарок! Насыщайтесь!

И он величественным жестом показал на поставленный на землю у ног пленников котел, из которого поднимались целые облака теплого пара: в котле была сваренная по-индейски рисовая каша с кусочками вяленого бизоньего мяса, без милосердия сдобренная неимоверным количеством перца.

- Краснокожие хотят нашего унижения, - прошептал лежавшим молча на земле спутникам агент Джон Максим. - Они не развязывают нам рук и думают заставить нас есть, как едят собаки, чтобы потом бросить нам в лицо насмешку. Но, друзья, с вашего позволения, этого не будет! Предоставьте действовать мне!

Разумеется, все кивнули в знак согласия.

Тогда Джон, ползком придвигаясь к котлу, извиваясь, как гусеница, что вызывало злорадные усмешки индейцев, задал вопрос:

- А нашим краснокожим братьям очень нравится эта поганая собачья похлебка?

- Она приготовлена именно для вас! Ешьте! - отозвался старший из воинов.

- Но мне ужасно хочется накормить вас! - продолжал Джон.

- Мы сыты!

- Ничего, скушайте кусочек!

С этими словами Джон Максим с невероятной силой двинул стоявший на земле котел обеими ногами, подхватив его словно ухватом, и в мгновение ока подбросил вверх, в то же время перевернув его.

Горячая каша вывалилась прямо на головы и плечи ошеломленных индейцев, залепила их сложные прически, залила орлиные перья над их головами, полилась по бронзовым лицам, ослепляя краснокожих и портя их одеяния.

Индейцы пострадали достаточно серьезно, получив столь неожиданный горячий душ. Но достоинство воина не позволяло им поддаться слабости. Только односложное восклицание "ух" вырвалось из их уст, выражая испуг, и чувство страдания, и гнев.

- Пойдите, покажитесь вашему сахему в юбке! - сказал, презрительно отворачиваясь к стене, Джон Максим. - Может быть, увидев, как вы облеплены кашей, она вспомнит приличия, запрещающие издеваться над воинами, как над беглыми невольниками!

- Хух! - вымолвил старший из индейцев, и оба они покинули палатку.

- Недурно для начала! - злорадно засмеялся один из трапперов. - Если бы нам удалось проделать еще парочку таких же трюков, - я думаю, нам не пришлось бы испытывать мучений у столба пыток.

- Ну, на это не надейся! - отозвался Джон. - Такими пустяками нельзя раздразнить индейцев и заставить их потерять голову. Надо будет применить более серьезные меры. Ну да ладно, посмотрим! А покуда, я убежден, данный мной урок несколько подействует, и с нами будут обращаться с большим почтением.

Опыт не обманул агента, всю жизнь прожившего в тесном соприкосновении с краснокожими: через четверть часа в палатку принесли новую порцию пищи, но предоставили пленным справляться с ней по-человечески, развязав руки и дав каждому по деревянной ложке.

Разумеется, покуда пленники насыщались, за каждым их движением следил добрый десяток враждебных и настороженных глаз, а как только котел опустел, руки пленников были снова связаны.

Индейцы собирались удалиться, когда Джон Максим остановил их словами:

- Правда ли, что сегодня в каждой типи моих краснокожих братьев разведен костер, согревающий иззябшие тела людей?

- Да. Сегодня холодно! - кратко отозвался старший из индейцев, - А что? Не желает ли и мой бледнолицый брат попросить нас, чтобы мы развели костер здесь?

- Попросить вас? - презрительно ответил агент. - Где это слыхано, чтобы пленный воин унижался до просьбы к врагу, который к тому же потерял всякие права на уважение, позабыв обязательные для настоящих воинов правила обращения с пленными?!

Удар был меткий и попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Покраснев, старый воин распорядился, чтобы в типи пленников немедленно принесли дров и развели огонь.

- Доволен ли теперь индейский агент? - осведомился краснокожий.

- Ты можешь идти! - кивнул ему головой Джон, словно индеец был его рабом...

Но это странное обращение произвело своего рода впечатление на краснокожих: они стали глядеть на пленников с большим уважением, как будто бы даже с некоторой опаской.

Джон слышал, как перешептывались два парня, говоря о том, что, в самом деле, столь знаменитые воины должны были бы получить в лагере иной прием, иное обращение.

- На кой черт вы добивались разведения костра? - осведомился у Джона Джордж Девандейл. - Тут и без того дышать нечем, а ваш костер отравит нас угаром!

- Ну, нет! Мы ведь лежим на земле, дым стелется над нами, угар выдувается сквозняком от входа палатки, а огонь может нам очень и очень пригодиться.

- Это зачем же?

- Может быть, он поможет нам избавиться от связывающих нас веревок.

- Вы хотите пережечь петли лассо?

- Если представится случай, то не задумаюсь прожечь собственное тело до костей, лишь бы развязаться, получить свободу действий! Но сейчас, покуда за нами смотрят в оба, это, понятно, абсолютно невозможно. Позже бдительность наших стражей несколько ослабеет. К тому же, кто знает, может быть, нам подвернется какая-нибудь благоприятная случайность, и мы еще вывернемся собственными силами. Я в своей жизни раз пять попадал в руки краснокожих и, как видите, всегда выбирался целым и невредимым!

- Ну, не очень-то "целым"! - не удержался и засмеялся Гарри.

- Ты, молокосос, - закричал старик, - напоминаешь мне о потере моих волос?! Но ведь скальп с меня снят в бою, а не в плену! Да я с тобой и разговаривать не хочу! Ты был дурнем, дурнем и останешься на всю жизнь!

- Не сердитесь, дядя Джон! Я просто пошутил.

- Хороша шутка?! Замолчи лучше!

Но гнев старика прошел так же быстро, как и родился, и через пять минут Джон снова заговорил поучительным тоном.

- Собственно говоря, эти краснокожие даже в своем зверстве остаются наивными, как дети.

- Хорошо "детство"!

- Да, да, мистер Девандейл! Это так, и вы уж не оспаривайте того, чего вы не знаете! Нет, вы только рассудите сами, в самом деле! Стоит краснокожим поймать какого-нибудь бледнолицего, и что же они делают?

Разумный, спокойно взвешивающий все, холодно рассчитывающий взрослый человек, раз в его руки попался смертельный враг, рассуждает очень просто: "От смертельного врага надо избавиться как можно скорее. Иначе он может каким-нибудь образом ускользнуть из моей власти, и тогда мне придется вести борьбу заново". - Таким образом, разумный человек немедленно уничтожает своего врага, и этим все дело кончается. А как поступает неразумный человек, иначе говоря - краснокожий?

Ему мало уничтожить смертельного врага, что в сущности и является единственной целью его действий. Индеец, овладев своим врагом, будь ли это бледнолицый или краснокожий, везет, тащит этого пленного иногда за триста миль в свое становище. Зачем? Для того, чтобы все население этого становища могло принять участие в его, победителя, торжестве, чтобы местные барды могли воспевать доблести и подвиги воина. Этого мало: пленный на месте содержится еще несколько дней до того, как с ним покончат. Ради чего? А ради того, чтобы все старые бабы, все ребята селения могли издеваться над пленным и безнаказанно по мелочам истязать его. Мало того, когда наступает последний акт трагедии, пленного привязывают к столбу пыток и принимаются умерщвлять его, так сказать, по кусочкам, по атомам, растягивая до последних пределов возможности эту благородную церемонию. Что заставляет проделывать все это безобразие? Желание насладиться унижением и муками врага, заставить его, так сказать, выпить дотла всю чашу горечи. Мстительность. Но ведь это же - детство!

- Или варварство! - поправил Джона Девандейл.

- Да, и детство, и варварство! Но оно - на руку белой расе!

Скажу по опыту: я лично знаю не один десяток трапперов, успевавших избегнуть верной гибели только в силу того, что, упиваясь наслаждением местью, растягивая мучения пленных на много дней, индейцы предоставляли им возможность удрать.

А то бывало и так: покуда краснокожие вымещают свое зло на пленных, товарищи этих пленных соберутся с силами, нагрянут и не только освободят пленных, но и расправятся по-своему с самими мучителями и притом отнюдь не откладывая расправу в долгий ящик.

- Вот бы здорово, если бы с нами так было! - вздохнул Девандейл.

В это время в палатку, наполненную едким дымом, вошли несколько индейцев.

- Миннеага желает говорить с моим бледнолицым братом! - заявил Джону один из пришедших и разрезал ножом стягивавшие агента петли лассо.

Джон Максим молча поднялся и последовал за своим эскортом, отметив в уме, что краснокожие окружили его кольцом, держа наготове оружие.

"Ко мне питают особое уважение! - улыбнулся про себя старик - Видно, данные нами этим дикарям уроки не все пропали даром! Хорошо было бы, если бы это "уважение" простиралось до готовности отпустить нас на свободу... Да, не будь проклятой "охотницы за скальпами", это, пожалуй, было бы возможным! Нынешние индейцы - далеко не то, чем были их предки... Но Миннеага, Миннеага! Подожди, кровожадная тигрица сиу! Придет и твой черед расплатиться за все!"

Пока Джон размышлял на эту тему, его привели к стоявшей в центре поселка большой типи из расшитых цветными шелками бизоньих шкур.

- Привет тебе, великий воин бледнолицых! - услышал он при входе в типи насмешливый и злорадный голос невысокой, но статной женщины, еще молодой, с несколько грубым, но по-своему красивым, резко очерченным лицом.

- Привет и тебе! - спокойно ответил Джон, смело глядя прямо в глаза хозяйки типи.

- Я назвала тебя великим воином. Почему же ты не отвечаешь вежливостью и не называешь меня по имени?

- Но каким именем должен я называть тебя? - пожал плечами агент. - Ведь люди надавали тебе массу прозвищ, и я не знаю, какое выбрать. Тебя называют охотницей за скальпами. Но я боюсь оскорбить тебя этим прозвищем: не дело женщины обагрять в крови свои руки!

- Дальше!

- Тебя величают тигрицей сиу. Но я думаю, что это слишком обидно для... тигров: ты гораздо больше похожа на осквернительницу могил - гиену!

От услышанного оскорбления лицо Миннеага потемнело, в глазах мелькнул зловещий огонек, но все же она сдержалась.

- Дальше! - вызывающе вымолвила она.

- Что же дальше? - усмехнулся Джон. - Бросим это! Ты захватила меня и моих спутников в плен. Мы твои смертельные врага. Этим все сказано, и нечего тратить слов! Прикажи покончить с нами!

- Не так скоро! У меня к тебе есть дело!

- Какое может быть "дело" между мной и тобой?

- У тебя сохранился скальп, снятый тобой с головы моей матери, великой воительницы сиу, Яллы! Говорят, ты сделал из него парик, которым прикрываешь свою голову. А моя мать не может войти в зеленые луга Великого Духа, покуда ее скальп находится в руках врагов! Отдай мне волосы моей матери!

Резким движением Джон сорвал со своей головы скальп и швырнул его к ногам тигрицы сиу.

- Возьми! - крикнул он. - Да, кстати, посмотри, что ты, гиена, сделала со мной! Смотри же, не отворачивайся!

Но как ни крепки были нервы Миннеага, невольно она потупила взор, увидев обнаженный череп охотника, весь покрытый, казалось, сочившимися кровью рубцами и распухшими жилами.

Потом индианка справилась с собой и вымолвила холодно:

- Я скальпировала многих бледнолицых, и у каждого были подобные раны и рубцы!

- Но ты скальпировала мертвых или умирающих, а меня ты скальпировала живым! И я жив по сей день и испытываю страшные муки!

- Ты несешь заслуженное наказание, убийца моей матери!

- Которая скальпировала своего первого мужа, полковника Девандейла!

- За то, что он изменил ей, променяв ее, дочь вождя, на бледнолицую женщину, боящуюся вида оружия!

- Счет бесконечно долог! Пора бы подвести итог!

- А я что делаю? Я для того именно и изловила тебя, чтобы подвести окончательный итог! Я получила от тебя священную реликвию, скальп моей матери, душа которой теперь успокоится в полях Великого Духа. Я обладаю твоим собственным скальпом. Вот он! Посмотри на него! Он - лучшее украшение моего щита!

Невольно Джон рванулся к висевшему на стене щиту, у центра которого был прикреплен пучок длинных черных волос. Это была кожа, содранная когда-то тигрицей сиу с его, Джона, окровавленной головы. Но сильные руки стороживших каждое его движение индейцев легли на его плечи.

- Хорошо! - гневно вымолвил агент, сверкая глазами. - Все равно! День итога близок, гораздо ближе, чем ты думаешь, змея! И помни: если ты прольешь хоть каплю моей крови - ни единый из "сожженных лесов" не увидит прихода весны! За одного из нас будут убиты сотни вас, краснокожих! За нас четырех расплатится все ваше племя! Все, до последнего!

- Замолчи!

- Мне нечего молчать! Близки, близки мстители! Близок час расплаты!

- Уведите вон этого воющего шакала! - приказала воинам Миннеага. - Стерегите его! Мы послушаем его стоны у столба пыток завтра!

Воины вывели из палатки женщины-сахема злополучного пленника и повели по всему лагерю, не позаботившись дать ему что-нибудь, чтобы накрыть обезображенный череп. Но вид этой заживо скальпированной головы производил, видимо, и на них тяжелое впечатление. Вполголоса они переговаривались об угрозах Джона, и у двоих или троих вырвалось выражение недовольства действиями Миннеаги.

Этим, впрочем, все и закончилось: престиж ведшей сиу к погибели охотницы за скальпами был еще слишком высок.

Пока вернувшийся в тюрьму и снова связанный по рукам и ногам Джон Максим передавал своим товарищам подробности оригинальных "переговоров" с Миннеагой, в типи женщины-сахема происходила бурная сцена. Разыгрывалась она между обитателями этой палатки, то есть самой Миннеагой и ее отцом, вождем Красное Облако, молча присутствовавшим при объяснении Миннеаги с Джоном.

- Что ты думаешь сделать с пленниками? - задал дочери вопрос старый вождь.

- Предать мучениям, истерзать, потом убить! Ты же сам знаешь!

- Ты слышала, что тебе говорил бледнолицый? Он грозил местью Длинных Ножей!

- Я не боюсь янки! Они могут напасть на нас хоть сейчас, и я встречу их грудью!

- Когда я, покинув мое родное племя, пришел к типи сиу, их было тридцать пять тысяч, и они могли жить сносно. Но... но они подчинялись не мужам совета, а мстительной женщине, которая искала гибели одного бледнолицего и ради этой личной мести повела сиу в бой против бледнолицых. И когда она погибла, сиу насчитывалось в той местности только двадцать тысяч.

За скальп, снятый твоей матерью с полковника Девандейла, дети твоего племени заплатили жизнью пятнадцати тысяч воинов, женщин, детей, и только десятая доля пала в бою, - остальные вымерли от лишений и болезней. Это дело твоей матери!

- Ты забываешь, что Ялла была сначала женой этого бледнолицего и только потом сделалась твоей женой, отец!

Черты лица Красного Облака исказились судорогой сатанинской злобы. Он вскочил, как ужаленный змеей, и закричал:

- Не напоминай мне этого позора! Убью!

- Убивай! - не отступив ни на шаг, ответила Миннеага.

С трясущимися от гнева руками Красное Облако отошел в сторону. Помолчав, он заговорил снова:

- Когда ты принялась мстить бледнолицым за смерть твоей матери, племя сиу еще насчитывало двадцать тысяч душ. Теперь осталось в резервациях три тысячи - не индейцев, а рабов, и с нами - еще полторы тысячи! Где остальные?

- Погибли за нашу свободу!

- Ложь! Погибли во славу твоей кровожадности! Погибли ради твоего стремления мстить, мстить и мстить! И ты ненасытна! И ты действительно ведешь к гибели последние остатки несчастных сиу!

- Сиу не боятся так смерти, как Вороны! - засмеялась хриплым голосом неукротимая женщина-сахем, сыгравшая такую трагическую роль в судьбах своих соотечественников.

- Ты попрекаешь меня тем, что я из племени Воронов? - отозвался ее отец. - Но разве я не пережил вместе с твоими сородичами столько битв, разве я не был всегда впереди твоих воинов при нападении и позади при отступлении?

- Это было раньше! А теперь ты готов примириться с бледнолицыми!

- Чтобы спасти остатки некогда могучего, но тобой и твоей матерью погубленного племени!

- Можешь идти к бледнолицым и лизать им руки!

Старик схватил свой боевой топор и занес его над головой дочери. Та бесстрашно смотрела на него.

Но секунду спустя он не выдержал, с проклятием отшвырнул топор в угол типи, шатаясь, словно пьяный, подошел к сундучку, вытащил оттуда бутылку с виски и одним духом опорожнил ее.

- Хорошо! - вымолвил он усталым голосом. - Ты такая же, как твоя мать! Я жалею, что не убил ее, жалею, что не раздавил тебя, словно червя, когда ты ползала по типи! Теперь - поздно! И это перст судьбы! Ты - демон, посланный Великим Духом на гибель сиу! Делай что хочешь! Кровь сиу - на руках твоих! Проклятие их - на голове твоей! И у тебя не будет детей, и с тобой погибнет род твой, осужденный на исчезновение! И мир позабудет о гордых сиу! Но они заслужили это: они подчинились женщине!

- Как ты подчинился ей же! - улыбнулась Миннеага.

Минуту спустя она заговорила:

- Тебя растревожили слова этого хвастуна, индейского агента, о близости расплаты? Напрасно! Вождь янки ждет подкреплений, без которых не посмеет тронуться в поход. А тем временем Большая Нога выздоровеет, и мы перейдем границу Канады, куда янки не посмеют последовать за нами, и поселимся в пустынях, где племя сиу снова размножится, и станет могучим, и станет страшным врагам...

- Нет, все, все потеряно! - бормотал, явно хмелея, старый вождь. - Нет такого клочка земли, который мог бы послужить убежищем для сиу. Маниту проклял их. ослепив их страстями, ослепив их ненавистью ко всем и ко всему, и они исчезнут, потому что несут эту ненависть в сердцах и душах своих...

Но мне нет до этого дела! Я - Ворон! И Вороны уже рассеяны по лицу земли, и Вороны уже погибли...

Миннеага с презрением смотрела на засыпающего отца.

- Янки далеко! - бормотала она. - Завтра я покончу с пленниками! А дальше?.. Какое мне дело до того, что будет дальше?! Я поклялась отомстить - я отомщу, хотя за это и была бы осуждена на гибель вся земля! Но Длинные Ножи далеко, и все будет благополучно, и...

Не докончив мысли, неукротимая мстительница вышла из своей типи, чтобы отправиться на совещание с главным руководителем переселения сиу, Большой Ногой.

Эта ночь была бурной и мрачной. Из пробегавших низко черных туч падал густыми хлопьями снег, в кустах и в вершинах деревьев завывал ветер, с зловещим рокотом катила свои грозные волны Волчья река.

И этот хаос голосов природы заглушал другие звуки: по полям и лесам двигался, словно рой призраков, большой конный отряд.

Впереди отряда шли разведчики. По временам они сходили с коней и ползли по снегу, по временам скрывались в кустах.

Все ближе, ближе к становищу уходящих в Канаду "сожженных лесов".

За несколько миль от становища отряд разделился. Часть пошла в обход, другая, переждав, снова тронулась в прежнем направлении.

Что разыгралось в эту ночь в лесу, об этом знают только лесные великаны, слышавшие предсмертные стоны застигнутых врасплох сторожевых пикетов сиу.

Утром в становище поднялась тревога: становище оказалось окруженным; и спереди, и сзади стояли конные отряды янки, и жерла пушек глядели на типи краснокожих.

Генерал Форсайт потребовал немедленной капитуляции "сожженных лесов", сдачи всего их оружия и выдачи пленных.

Большая Нога, прикованный к смертному ложу тяжкой болезнью вождь сиу, изъявил согласие на поставленные условия. Но когда небольшой отряд янки под командой капитана Уоллеса вошел в становище, чтобы отобрать оружие, из типи загремели выстрелы, и Уоллес пал вместе со своими храбрыми солдатами.

Форсайт махнул шпагой. Заревели, изрыгая потоки свинца, ужасные митральезы, и поле огласилось яростными криками сражающихся.

Индейцы, насчитывавшие в данный момент несколько сотен хорошо вооруженных воинов, превышали по численности отряд Форсайта. Полагаясь на свое численное превосходство, они несколько раз бросались в яростную атаку на янки, но каждый раз отступали, почти добравшись до митральез, не выдержав их губительного огня.

Умирающий вождь сиу, знаменитый воин Большая Нога, словно наэлектризованный шумом битвы, поднялся на своем ложе и кричал:

- Убивайте, убивайте бледнолицых!

При первых же звуках выстрелов Джон покатился по полу типи и ногой разбросал горящие угли костра, на что никто из стражи не обратил внимания.

- Пережигайте свои путы! - крикнул агент товарищам по несчастью. - И старайтесь заползти под шкуры бизонов! Иначе нас перебьют, как крыс!

В самом деле, картечины из митральез Форсайта не щадили и той типи, которая служила тюрьмой пленникам.

Но благодаря указанию Джона никто из пленников не пострадал, если не считать кое-каких ожогов от углей, при помощи которых пленники на самом деле довольно скоро избавились от связывавших их веревок.

Неравный бой скоро кончился: на поле битвы валялись изуродованные трупы последних сиу. Только ничтожный отряд сиу успел смелым и неожиданным натиском прорвать ряды янки и унесся вихрем в лес, провожаемый недружными выстрелами солдат.

- Миннеага ушла! - воскликнул почерневший от порохового дыма волонтер, в котором наши читатели не без труда узнали бы служившего проводником Форсайту бывшего бандита Сэнди Гука.

- И Красное Облако с ней! - ответил ему, выкарабкиваясь из-под загоревшихся кож типи-тюрьмы, Джон.

- Десять тысяч долларов за поимку Миннеаги снова уплыли у меня из рук! Проклятье! - вопил Сэнди.

- Мой скальп и мой парик! - вторил ему разъяренный агент.

- Но мы еще можем нагнать последних сиу! - заметил Джордж Девандейл. - Я только переговорю с генералом...

Глава VII. "Могила сиу"

Генерал Форсайт как нельзя более радушно отнесся к спасшимся из плена сиу охотникам и по-дружески приветствовал Джорджа Девандейла, сказав, что помнит еще его отца, участника многих кампаний.

- Однако, - сказал он, окидывая хмурым взором поле битвы, усеянное трупами краснокожих, - совершенно неожиданно нам пришлось выдержать форменное сражение, и если бы не наши митральезы, Бог знает, удалось бы нам одержать победу?

- Да, но зато победа - полная!

- Которая не так много славы принесет нам, - махнул рукой генерал. - Взгляните! Ведь чуть ли не две трети убитых - женщины и даже дети! Правда, и они приняли активное участие в битве, и они, как безумные, бросались на наших солдат с оружием в руках, но все же тяжело, когда видишь, что в сведении кровавых счетов принимают участие не только воины!.. И к тому же тут, на этих мертвых полях, полегли безусловно последние остатки некогда многочисленного и могучего племени. Берега Волчьей реки отныне могут получить название "могилы племени сиу". Спаслось не больше полусотни.

Подошедший к ним тем временем Джон Максим вмешался в разговор:

- Зато опять ускользнули люди, которые больше всех повинны в гибели всего племени сиу. Я видел, как умчалась Миннеага, но на всякий случай осмотрел все поле битвы: среди трупов нет ни женщины-сахема, ни ее отца, знаменитого Красного Облака.

- Меня, - отозвался равнодушно генерал Форсайт, - это ничуть не беспокоит. Правда, за поимку Миннеаги и ее отца назначена солидная премия, но Но ведь , раз не существует теперь самого племени сиу, что может сделать пресловутая охотница за скальпами?

- Значит, вы, генерал, не пошлете никого преследовать беглецов? - задал вопрос агент.

- И не подумаю, - ответил Форсайт. - Чтобы гоняться за рассыпавшимися по лесам и полям этой дикой местности индейцами, мне пришлось бы задержаться здесь на несколько дней, а инструкции требуют моего нахождения на старых позициях. Как только окончится перевязка раненых и эвакуация немногих пленных, я ухожу назад.

- Что вы, генерал, думаете делать с военной добычей?

- Какой? - удивился генерал Форсайт. - Кроме оружия, "сожженные леса" не имели при себе решительно ничего ценного! Оружие, понятно, я заберу с собой, ибо это соответствует моим инструкциям. Все же остальное меня не касается! Да, думаю, в этой пустыне не найдется много охотников поживиться добром сиу.

- Если так, то не можем ли мы обратиться к вам с просьбой - снабдить нас боеприпасами, позволить нам выбрать кое-что из конфискованного оружия, ибо наше собственное исчезло, и взять немного припасов, а также несколько мустангов? Ведь, кажется, вами захвачен целый табун, и пять-шесть коней вас не разорят.

- Само собой разумеется! Вы получите все желаемое! Конечно, вы уйдете отсюда вместе с моим отрядом?

- Ни в коем случае! Если бы вашим солдатам удалось изловить Миннеагу, то, разумеется, мы присоединились бы к отряду. Но Миннеага на свободе, и мы последуем за ней. Я не успокоюсь, покуда или она, или я не переселимся в лучший мир!

- Да что за счеты у вас с охотницей за скальпами?

- Очень большой и кровавый счет, генерал. Сегодня он должен был закончиться нашей смертью у столба пыток, но вы выручили нас. Значит, дело надо начинать сызнова...

- Как хотите, - пожал плечами Форсайт, - я свое дело сделал, последние сиу не перейдут границ Канады, чтобы вечно поджигать против нас своих соплеменников, и я могу уйти в свой лагерь, что и исполню с большим удовольствием. Подальше от этих груд трупов, от этой "могилы сиу"!

Часа полтора спустя отряд янки покинул место кровавой трагедии. Охотники еще немного задержались: они должны были заняться весьма серьезными сборами в путь, в погоню за бежавшими сиу. Надо было запастись отборным оружием, надо было выбрать хороших, выкормленных, тренированных, выносливых мустангов из отбитого у индейцев табуна. Наконец, приходилось позаботиться и об амуниции: из вещей, отобранных краснокожими при взятии охотников в плен, бесследно исчезло самое ценное, а в грудах хозяйственного хлама, загромождавших покинутые типи истребленного племени, найти более или менее подходящие вещи оказывалось далеко не просто.

Джордж Девандейл изо всех сил поторапливал своих спутников покинуть мертвое становище: даже ему, солдату, привычному к картинам войны, было как-то не по себе в этом "Лагере мертвых", хотелось как можно скорее уйти отсюда.

И вот вскоре после полудня, закончив все сборы, маленький отряд тронулся в путь.

- Куда и зачем мы едем? - осведомился лорд Уилмор перед отправлением.

- Ах, Боже мой! - раздраженно отозвался Сэнди Гук. - Я и позабыл про этот липкий пластырь!

- Куда мы едем?

- Туда, где нас нет!

- Зачем мы едем?

- Искать прошлогодний снег!

- Я хочу охотиться на бизонов, а не искать снег! - обидчиво заметил англичанин. - Я плачу вам за то, чтобы вы помогали мне охотиться, а не за поиски снега!

- Да о чем вы беспокоитесь, ваша светлость?! Мы именно там отыщем множество бизонов! Усаживайтесь-ка лучше на своего мустанга!

Но англичанин не проявлял намерения садиться в седло.

- Чего же вы ждете? - спросил его Джон.

- Я еще не взял сего дня утреннего урока бокса! Я плачу аккуратно и потому имею право требовать...

- Чтобы вас дубасили столь же аккуратно? - засмеялся Джон. И потом обратился к Сэнди Гуку со словами:

- Я не из драчунов и отнюдь не из любителей бокса. Но мне до того надоел этот ваш полоумный патрон, что у меня самого чешутся кулаки! Не разрешите ли вы мне выступить сегодня в качестве вашего заместителя?

- С превеликим удовольствием! Лупите его как Сидорову козу! - поспешил согласиться бывший бандит, который втайне надеялся, что англичанин, незаурядный боксер, раз навсегда отобьет у агента охоту вступать в состязание на кулаках.

Лорд высокомерно изъявил согласие на замену Сэнди Гука Джоном и сейчас же стал в боевую позицию.

Схватка была продолжительная и горячая, и, надо признаться, в начале боя Джону доставалось-таки весьма изрядно, к превеликому удовольствию бывшего бандита, потешавшегося над неудачами старого охотника,

Но Джон Максим не гонялся за тычками, стоически переносил маленькие неприятности, выжидая благоприятного момента. Мало-помалу Уилмор стал ослабевать, его дыхание сделалось прерывистым, движения менее уверенными, его удары стали беспорядочными

Тогда настал черед охотника, геркулесова сила которого позволяла ему сохранять полное самообладание под градом увесистых ударов маньяка.

- Джон переходит в а гаку! - заметил наблюдавший за состязанием Девандейл. - Браво, Джон Максим! А-ах.. Джон! Вы его, должно быть, убили!

В самом деле, разогревшийся охотник, вспомнив дни своей молодости, развернулся и нанес Уилмору такой удар в лоб, который мог уложить и бизона. Как подкошенный, Уилмор рухнул на землю и зарылся в снегу.

- Джон! Вы зарезали мою курицу, которая несла золотые яйца?! - горестно всплеснул руками искренне огорченный Сэнди Гук.

Но все опасения оказались лишенными основания: Уилмор скоро выполз из кучи снега, тупо озираясь вокруг помутневшими глазами, и потом пробормотал:

- Я очень, очень доволен! Этот человек, хотя он и разбойник, тоже умеет драться!

И, шатаясь, направился к своему мустангу.

Отъехав на несколько сотен ярдов от "мертвого становища", Джордж Девандейл остановил коня и оглянулся назад.

- Что вы, мистер Девандейл? - заинтересовался Сэнди Гук.

- Ничего, - ответил молодой офицер задумчиво. - Я думаю, что совершенно неожиданно для нас самих мы присутствовали при одном из исторических явлений: сегодня кончилась, и навсегда, борьба белой расы с племенем сиу...

- Э-э, есть о чем думать! - пожал плечами неисправимый Сэнди Гук. - Я думаю о том, что сегодня благодаря кулакам Джона чуть не кончилась история благородного дома Уилморов! Чуть не прервалась нить жизни милорда, который дает стричь себя без сопротивления! Для меня это куда поважней, чем гибель всех краснокожих в мире!

И он погнал вперед своего мустанга.

Через час отряд преследователей добрался до небольшого холма, сплошь поросшего кустарниками.

- Стоп! - скомандовал, придерживая свою лошадь, Джон. - На ночлег нам придется остановиться именно тут. Кусты дадут нам отличное убежище: если мы расположимся среди них, то нам не грозит опасность быть открытыми разбредшимися по окрестностям индейцами, а с другой стороны - отсюда легче наблюдать за всем происходящим вокруг. Это тоже немаловажно!

- Вы опасаетесь возможности столкновения с краснокожими? -полюбопытствовал Девандейл.

- Не опасаюсь, а убежден, что краснокожие близко, и потому считаю необходимым принять известные меры предосторожности. Не забывайте, что нас всех, включая и полоумного англичанина, шесть человек, а с Миннеагой ушло около полусотни отборных воинов. С таким сильным врагом, без сомнения, справиться нам в открытом бою невозможно!

- А каков же ваш план, Джон?

- Очень прост. Слушайте внимательно!

"Сожженные леса" направятся к канадской границе, чтобы спастись на английской территории. Значит, мы без особого труда сможем определить их путь и последовать за ними, по возможности не открываясь им. Съестных припасов и амуниции, да и оружия у беглецов не Бог весть сколько. Значит, они будут вынуждены во время похода посылать своих фуражиров, маленькие отдельные отряды. С такими отдельными отрядами мы можем справиться, нападая на них при каждом удобном случае, истребляя их поодиночке. Таким образом мы обессилим весь отряд, сведем к минимуму его наличный состав. А тогда можно будет рискнуть и на открытый бой с остатками отряда. Я поклялся, что покончу с Миннеагой, и если кто мне заявит, что через пять минут после смерти тигрицы сиу придет мой черед пасть, - я скажу: ладно! Сначала - она, потом - я!

- А не опасаетесь вы того, Джон, что мы сами можем оказаться преследуемыми индейцами?

- Если не допустим серьезных ошибок и не наделаем глупостей, то мы от такого оборота дел почти гарантированы! Собственно, поэтому-то я и решил остановиться тут, в кустарниках: я убежден, что раньше, чем покинуть эту местность, краснокожие еще вернутся в свое покинутое становище!

- Чтобы отдать последние почести погибшим?

- Кой черт?! Очень им нужно заботиться о погребении павших?! Они отлично знают, что этим делом займутся волки! Если кто и удостоится погребения, то разве только два-три наиболее знаменитых воина. Но индейцы вернутся в свое становище для того, чтобы последовать нашему примеру: захватить то, что может им пригодиться при дальнейших странствованиях, обшарив все типи, и потом удалиться. И я очень жестоко ошибусь, если для возвращения в лагерь они не изберут дороги, пролегающей мимо этого холма. Ведь они уже знают, надо полагать, через разведчиков и соглядатаев, что Форсайт ушел к югу. Значит, путь очищен. И самый удобный путь - здесь! Таким образом мы сможем через два или три часа увидеть всех наших приятелей...

Эмилио Сальгари - Смертельные враги (Le selve ardenti). 2 часть., читать текст

См. также Эмилио Сальгари (Emilio Salgari) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Смертельные враги (Le selve ardenti). 3 часть.
- А что будем делать покуда? - Вспомним, что надо основательно подкреп...

Сокровище Голубых гор (Il tesoro della montagna azzurra). 1 часть.
Перевод Любови Мурахиной-Аксеновой I. Ураган - Да, ребята, быть беде: ...