Элизабет Мид-Смит
«Дедушка и внучка. 2 часть.»

"Дедушка и внучка. 2 часть."

- Кто вас научил хорошим манерам, маленькая мисс? - спросил он.

- Моя милая мамочка, мистер Как-меня-зовут.

Рука Бардвела сильнее сжала ручку ребенка.

- Вы хорошая девочка, хороший ребенок, - сказал он.

- Дедуля! - позвала Дороти.

- Не входи, я занят. Ты должна сидеть за уроками, - отозвался сердитый голос.

- Дедуля, я все-таки войду с мистером Как-меня-зовут.

Дверь отворилась, в комнату ступила маленькая девочка и высокий фермер с грубоватым лицом. Сэр Роджер поднялся с кресла. Его лицо полиловело от досады и негодования.

- Право, Дороти, это уж слишком!

- Право, дедушка, тебе не идет хмуриться. Лучше сядь-ка в кресло и возьми меня на колени, а мистер Как-меня-зовут пусть сядет здесь. Ему нужно поговорить с тобой, и он славный. Он немного грубоватый, но что же поделаешь. Дедушка, невежливо отсылать от себя гостей. Садись же, дедуля, садись.

- Мне очень жаль, - начал Бардвел. - Я приехал по одному маленькому делу, о котором два или три раза говорил вашему управляющему, но, к сожалению, он не обратил внимания на мои слова. Необходимо перекрыть крышу моей фермы. Во время дождя она течет сразу в нескольких местах.

- Неужели дождь капает вам на нос, когда вы спите, мистер Как-меня-зовут? - спросила Дороти с большим любопытством.

- Ну, нет, не совсем, но все же...

Рука сэра Роджера указала на кресло, стоявшее рядом с ним. Бардвел сел. Дороти устроилась на своем обыкновенном месте, на коленях деда. Она обвила вокруг себя большую руку и покачивала одной из своих маленьких ножек. Ее блестящие мягкие глаза не отрывались от лица Бардвела.

- Как странно, - прошептала она. - Он как будто кого-то мне напоминает.

И вдруг она повернулась и посмотрела прямо на сэра Роджера:

- Позаботься об этой крыше. Вдруг бедный нос фермера схватит насморк? О, мой славный миленький дедуля! - Дороти прижалась лицом к груди деда и стиснула его в объятьях. - Я тебя так люблю! Ты такой добрый, самый добрый на свете. Знаешь, я сейчас быстренько сбегаю и наберу ягод для тебя и твоего гостя. Вы оба с удовольствием поедите их. Бедный мистер Как-меня-зовут такой красный! Он, верно, очень устал.

- Маленькая мисс, может быть, вы захотите подойти ко мне и посидеть у меня на коленях? - глухо промолвил Бардвел.

- Нет, благодарю вас, не сегодня, - отказалась Дороти. - Потому что, видите ли, я не могу бросить моего собственного душечку дедушку. Ведь правда, не могу?

- Не можешь, - старый сэр Роджер смотрел на Дороти с обожанием. - Ты какая-то странная, ты будто ангел, а не ребенок. Не понимаю, как тебе удается вить из меня веревки? Почему ты можешь делать со мной все, что угодно?

- А я понимаю, - сорвалось с губ Бардвела.

- Вы, сэр? - старый Роджер резко обернулся к гостю, и в его голосе прозвучало глубокое высокомерие.

- Вам не следует перебивать дедушку так громко и так внезапно, мистер Как-меня-зовут, - заметила Дороти. - Из-за этого он подскочил.

- Мне очень жаль, маленькая мисс, - сконфузился фермер.

Он на время забыл об осторожности и чуть не проговорился, что знал женщину, которая одарила Дороти умением всех очаровывать. Когда-то давно в его доме жила такая же маленькая девочка, наделенная этим прекрасным даром. Его собственная единственная дочка, ласковая, кроткая, деликатная, которая не уставала изумлять его, потому что не походила ни на кого из своих родных. Девушка, которая рано покинула отца, вышла замуж... Да, покинула и умерла.

К горлу Бардвела подступило рыдание. Ему хотелось схватить и унести с собой это маленькое существо, не догадывавшееся о том, что он тоже ее дедушка. Ему хотелось, чтобы она так ластилась к нему, чтобы одаривала своей любовью его, а не чопорного и высокомерного Роджера Сезиджера.

Дороти серьезно наблюдала за собеседниками со странной проницательностью, которая иногда появляется в глазах ребенка, переводила взгляд с одного человека на другого. Потом ласково и мягко сказала:

- Я пойду собирать землянику. Сегодня тете Доротее совсем не удается справиться со мной. Думаю, дедуля, после завтрака нас с тобой опять накажут: заставят учить стихи. Пойдемте в сад все втроем, я буду собирать для вас ягоды и сразу вам отдавать.

- Дороти, - сэр Роджер медленно поднялся с кресла, - я не пойду с тобой в сад. У меня еще много дел сегодня утром. Что касается вас, сэр, я наведу справки относительно крыши вашей фермы и прикажу тотчас же привести ее в порядок. Вам нечего больше сказать мне, сэр?

- Нечего, сэр. Скажу только, что я... - Бардвел замолчал, его горло сжалось.

- Что? - сэр Роджер теперь выпрямился, на минуту перестав горбиться, и казался очень высоким и важным.

- Что я завидую вам, сэр, - с вызовом проговорил фермер.

- Нечему завидовать.

- Как, - воскликнул Бардвел, - не завидовать вам, когда у вас живет эта крошка, которая вас любит и все время находится рядом?

- Я стар, - проговорил сэр Роджер. - Никто не должен завидовать старикам. Если даже у них и бывают мимолетные радости, они скоро лишатся их.

- Да, к сожалению...

- Пойдемте, мистер Как-меня-зовут, - Дороти решила сгладить возникшее напряжение. - Вы огорчаете дедушку. Дедуля, ты у меня еще совсем не старый, у тебя отличный возраст. Погоди, я скоро вернусь.

Она взяла фермера за руку и увела его из комнаты.

- Вы поцелуете меня разок, маленькая мисс? - умоляюще попросил Бардвел, пристально глядя на малышку.

- Я не целую незнакомых.

- Но если я попрошу поцеловать меня ради кого-то другого?

- Я не целую людей, которых еще не люблю, - объяснила Дороти. - Но я очень нежно возьму вас за руку и, если вам не хочется земляники, провожу до ворот, посмотрю, как вы сядете на лошадь и уедете. Надеюсь, что дедуля спасет от дождя ваш бедный нос, мистер Как-меня-зовут. И надеюсь также, что вы опять приедете, потому что, может быть, через некоторое время я полюблю и вас.

- Хорошо. До свидания, маленькая мисс, - только и смог произнести едва не плачущий Бардвел.

Медленно и печально ехал он по длинной аллее.

- Она чудесный ребенок, - сказал он отцу Дороти, вернувшись домой, - и этот старик, этот скупой богач, очарован ею.

- Зачем вы браните моего отца? - оборвал тестя Сезиджер.

- Прошу прощения, но все это слишком тяжело.

- Расскажите мне о дочери, - попросил Роджер.

- Я плохой рассказчик. Знаю только, что она, как вы и говорили, полностью заворожила обитателей Сторма. В том доме она может делать все, что ей угодно и с кем угодно.

- Я хочу ее видеть. Мне так ее недостает!

- Это меня не удивляет. Я тоже хотел бы, чтобы она жила со мной, хотел бы больше всего на свете. Она напоминает мне мое дитя, мою дочь, сердце которой вы украли, которую вы увели с собой. Если бы не вы, Роджер, она вышла бы замуж за какого-нибудь фермера, и у нее были бы счастливые румяные дети, и она осталась бы жива, а не лежала бы в могиле. Мне не за что любить вас. Мне совсем незачем помогать вам.

- Но вы все-таки помогаете...

Бардвел выпил глоток своего любимого сидра.

- Вот что я скажу вам, - сухо произнес он, поставив кружку на стол. - Если бы у меня был такой ребенок, я не жил бы так, как вы живете.

- Ну, продолжайте, продолжайте, - Роджер улыбался с напускным легкомыслием. - Говорите, не стесняясь. Я готов выслушать все, что вы скажете.

Бардвел пристально посмотрел на него.

- Вы сами испортили свою жизнь, - проговорил он. - Вы подвержены двум тяжким грехам. Во-первых, вы пьете больше, чем следует. А во-вторых, когда у вас заводятся деньги, идете и проигрываете их в карты.

- Я не могу совладать с собой. Во мне горит страшный огонь, - Роджер вскочил со стула и пошел к двери из комнаты, потом вернулся. - Вы думаете, такое дитя, как Дороти, может удержать человека от порока и спасти его от греха?

- Она спасла бы меня от гибели, от соблазна, - убежденно сказал Бардвел. - Она похожа на свою мать, и уже одно это сходство увело бы меня от любого зла. В то же время в ней странным образом присутствуют и ваши черты. Она - вы, но без вашей слабости. Вы были таким раньше, до того как небесные ангелы от вас отступились и дурные темные силы овладели вами. Если бы я был таким, как вы, я постарался бы исправиться ради Дороти. Разве ей Сторм нужен? Ей нужно, чтобы отец любил ее и был с ней добр и ласков. Она не понимает, что такое страх, не понимает, что такое зло. Пусть она становится богатой наследницей, как вы желаете. Только помните, что если хозяева Сторма будут дурно обращаться с ней, я явлюсь на выручку, потому что полюбил ее. Мне кажется, будто мое собственное дитя вернулось к жизни.

- Что ж, я действительно нераскаявшийся блудный сын, игрок и мот, - Роджер попытался сделать вид, будто его не тронули слова тестя. - Пусть мой план относительно будущего дочери выглядит безумием, но мы доведем дело до конца. Вот только мне так хочется увидеть малышку! Благодарю вас за вести о ней. Да, кстати, вы видели старика?

- Он отказался принять меня, но девочка устроила нашу встречу. Она провела меня прямо в кабинет.

- Как это на нее похоже! - громко расхохотался Сезиджер.

- Она усадила меня на стул, а сама взобралась на колени старика и, сидя у одного дедушки, вежливо разговаривала с другим. Я несколько раз чуть было не потребовал, чтобы она ушла со мной.

- Вы погубили бы решительно все!

- Да ведь я же удержался.

- Как вы назвали себя?

- Я велел доложить о себе как о мистере Бардвеле. Никто ничего не заподозрил. Она спросила, как меня зовут, а я сказал: "Меня зовут... Как меня зовут?" - и, поверите ли, Сезиджер, она все время звала меня мистер Как-меня-зовут.

Сезиджер вновь разразился громким хохотом, который прервался всхлипыванием:

- Прелесть, прелесть! Как это на нее похоже, как похоже!

Помолчав несколько мгновений, он снова повернулся к фермеру:

- Вы дали мне пищу для размышлений на целый день, Бардвел. Я буду думать о ваших словах.

И вышел из комнаты.

Прямо за фермой Хоум начиналась пустошь, поросшая вереском. Туда и пошел Сезиджер. Он был одет в простое грубое платье, какое носят простолюдины. Платье плохо сидело на нем и скрывало все еще красивую фигуру. На голову он надвинул войлочную шляпу с широкими полями, за которыми отчасти пряталось лицо. Шел он медленно, как человек, отягощенный многими печалями и заботами.

Придя на пустошь, Роджер огляделся по сторонам. Вокруг не было ни одной живой души. Вереск уже начал покрываться светло-лиловыми цветами, кое-где виднелись еще свежие зеленые листья папоротника. Сезиджер бросился в траву, надвинул войлочную шляпу еще больше на глаза, сложил руки под затылком и принялся раздумывать.

В нем как будто жили два человека: один очень хороший, другой очень дурной. Маленькая Дороти никогда не видела его дурной половины, потому что от неприглядных сцен девочку старательно оберегала мать. Но сейчас две натуры боролись в нем, на него нахлынули воспоминания о минувших прекрасных днях. Перед ним проходила прошлая жизнь: времена детства, когда они вместе с сестрой играли в старом саду Сторма; старые пастбища, широкие луга; пони, на которых они катались; игра в крокет; похвалы и восторги школьных учителей. В детстве он очень хорошо учился и получал множество наград. Потом Роджер поступил в военный корпус, где и случилось непоправимое - он опозорил себя. Об этом ему вспоминать не хотелось. Тогда пришлось немедленно оставить службу. Об этом он тоже старался не думать. Отец встретил его бранью, оскорблениями, проклятиями. Сестра горько плакала. И вот его, еще совсем молоденького мальчика, отправили в колонии, чтобы прошло время и в обществе забыли о том, что он натворил.

Там Роджер сперва начал исправляться. Он поступил помощником к фермеру, и из дома его обнадежили: если он будет продолжать держаться хорошо, то получит сумму, необходимую для покупки собственной фермы. Юноша очень старался и усердно учился сельскохозяйственному труду.

Когда ему минуло двадцать два года, фермер послал сэру Роджеру Сезиджеру прекрасный отчет о своем помощнике. В письме говорилось, что молодой человек вполне сможет теперь вести собственное хозяйство. В ответ старик прислал большую сумму денег на покупку фермы в Канаде. Вместе с деньгами пришло также письмо от сэра Роджера. Отец писал, что если его сыну угодно, он может приехать в Англию, будет принят в Сторме и прощен. Старый Сезиджер прибавил еще, что Роджер сможет три месяца погостить в усадьбе перед возвращением в Канаду.

Молодой человек быстро решился... Он тотчас же телеграфировал отцу, что едет домой. К несчастью, на палубе парохода он встретил игроков, которые значительно облегчили его кошелек. Страсть к игре снова вспыхнула в нем. Когда пароход подошел к берегам Англии, у молодого Роджера осталась только половина суммы, присланной отцом на покупку фермы.

Путь в Сторм был теперь для него закрыт, молодому человеку даже думать об этом было неприятно. Роджер написал старику дерзкое письмо и уехал во Францию. В Париже он вскоре встретил красавицу, которая стала его женой. Она была дочерью фермера из Йоркшира, но молодому Сезиджеру не было никакого дела до ее родных. Она была хорошо воспитана и образованна. Роджер рассказал невесте часть своей истории, скрыв наиболее некрасивые детали. Они обвенчались, а потом поехали на йоркширскую ферму.

Мать молодой женщины умерла при ее рождении. Отец же, узнав о скоропостижной свадьбе дочери, ужасно рассердился. Фермер не желал иметь зятем бездельника, и его нисколько не утешало то, что муж дочери был знатного происхождения. Так же был разгневан и другой отец, когда в Сторм дошло известие о браке сына. Старый сэр Роджер написал новобрачному письмо, в котором объявлял, что никогда не пришлет ни одного пенни, что с этих пор Роджер должен сам содержать себя, что он сам избрал себе судьбу и что двери Сторма навсегда для него закрыты.

И все-таки женитьба Роджера Сезиджера на дочери северного фермера стала его единственным по-настоящему умным и правильным поступком. Его молодая жена обладала сильным характером и в то же время кротостью, имела на мужа большое влияние и часто удерживала от худших пороков. У нее был чудесный голос, и она давала уроки музыки и пения. После рождения маленькой Дороти они провели пять лет в Париже. Там Сезиджер опять начал пить и играть. Когда Дороти шел шестой год, семья переехала в Канаду. Там мать девочки по-прежнему зарабатывала деньги, а отец продолжал предаваться пагубной страсти. Иногда он выигрывал громадные суммы, но чаще проигрывался в пух и прах.

И вот теперь его преданная подруга умерла, а дочка жила в Сторме. Роджер обратился за помощью к отцу своей жены, и Бардвел, в общем, простил его, согласившись жить неподалеку от Дороти, чтобы посмотреть, как сложится ее дальнейшая судьба.

- Я расточитель, мот, блудный сын, - вслух шептал Сезиджер. - Я всегда вел дурную, недостойную жизнь, во мне нет ничего хорошего, но мне тяжело без моей Дороти. Боже, помоги мне. Я до безумия люблю ее.

Он поднялся с земли, вернулся в дом, написал письмо и отнес его под плоский камень на опушке соснового леса.

Глава XIV

КАША И КРОЛИК

Стоял чудесный день. Шла вторая неделя июля. Однако мисс Доротея Сезиджер не находила себе места, и маленькая Дороти решительно не могла понять, что такое происходит с теткой. Девочка умела удивительно хорошо подмечать выражение лиц людей. Старая дева все придумывала повод уйти из дому, чтобы побывать подле плоского камня. Он был очень далеко, и, если бы она начала постоянно бродить по стормским лесам, все бы это заметили.

Мисс Сезиджер совершенно не привыкла к волнениям. До сих пор она вела ровную, однообразную и правильную жизнь, а потому заботы, необходимость хранить тайну от отца и желание повидать брата - все вместе доводило ее до изнеможения.

До сих пор у нее не было никаких стоящих внимания секретов. Теперь же она скрывала нечто очень важное: брат, которого, как все предполагали, она оплакивала, оказался жив и находился неподалеку. Кроме того, между ними установилась тайная переписка. Сердце бедняжки нестерпимо ныло, а ум пребывал в рассеянности, поэтому тетушку Доротею ни в каком случае нельзя было бы назвать хорошей учительницей Дороти.

Между тем старый сэр Роджер заболел. Он простудился, и ему пришлось лечь в постель. Владелец Сторма редко позволял себе такую роскошь, и все домашние были в тревоге. Он наотрез отказался звать доктора и допускал к себе только Карбури, которому дал строгие указания:

- У меня нет ничего серьезного. Я только желаю, чтобы мне на обед приготовили горшок каши. Завтра я уже встану и буду таким же, как обыкновенно. Скажите об этом всем в доме, пусть не хлопочут и не беспокоятся обо мне.

- Скажу, сэр, конечно, непременно скажу, - поклонился верный слуга.

- Вы можете идти, Карбури. Оставьте меня одного. Если кто-нибудь спросит обо мне, скажите, что я сплю.

- Я думаю, сэр, что маленькая мисс немного утомила вас. Вы ведь не привыкли так долго сидеть в беседке.

- Удержите мою внучку, Карбури. Я не хочу, чтобы кто-нибудь входил ко мне.

- Всеми силами постараюсь исполнить это, сэр Роджер, но маленькая мисс...

- Не хочу слышать никаких "но". В эту комнату можете входить только вы.

- Слушаю, сэр.

Карбури на цыпочках вышел и на лестнице встретил Мэри.

- Он желает на обед кашу. Лучше добавьте в нее молока. Раз ему действительно нехорошо, он не рассердится, если мы приготовим все как следует.

- Но ведь он не умирает, правда? - забеспокоилась Мэри.

- Говорит, что у него ничего серьезного, но мне не нравится его лицо. А я знаю, какой вид бывает у людей, когда они сильно заболевают.

- Боже мой! Ведь он еще не настолько стар!

- Он очень стар, - вздохнул Карбури. - И что еще хуже, у него было много волнений. Волнения убивают больше всего.

- Это правда. Я еще беспокоюсь о мисс Доротее. Она так переменилась, что сама на себя не похожа.

- Ну, этому-то как раз я не удивляюсь. Ей приходится ухаживать и следить за маленькой мисс, а это ох как непросто! - развел руками Карбури. - С другой стороны, мне никогда не было бы скучно, если бы такой ребенок сидел и разговаривал со мной.

- Ах, вы не знаете! Вы, мужчины, никогда ничего не замечаете, - Мэри сокрушенно покачала головой. - Маленькая мисс никому не мешает, и мисс Сезиджер беспокоит совсем не она.

- А вы видели мисс Доротею вчера вечером, когда она с сэром Роджером танцевала в гостиной? - спросил Карбури. - Маленькая мисс распоряжалась, и старик кланялся ей и выделывал па медленно и плавно, ну точно француз. Ей богу, я чуть не задохнулся от смеха, глядя на них. Маленькая мисс открыла окна. Вот он и простудился.

- Господи, - изумилась Мэри. - Неужели вы хотите сказать, что танцевали взрослые, а мисс Дороти смотрела? Неужели мисс Сезиджер танцевала?

- Да еще как, и ее щеки горели, она казалась почти хорошенькой.

- Ну, нет, она нехороша собой, - заметила Мэри. - Она слишком костлява.

- Как бы то ни было, они кланялись друг другу, наклонялись, а малышка раздавала приказания и перебегала от одного к другому, точно добрая волшебница.

- Что же вы вчера скрыли это от меня, Карбури? Могли бы шепнуть мне словечко, я бы тоже с удовольствием взглянула одним глазком.

- Побоялся, - признался Карбури, - я сам едва сдерживался от смеха. Мне казалось, что, если кто-нибудь еще придет смотреть на них, я не удержусь. Конечно, наш старик простудился из-за этого! А простуда опасна для старых людей, очень опасна.

- На вашем месте я не стала бы каркать, - оборвала его Мэри. - Через день-два он поправится.

- Вот и он говорит то же самое и не хочет, чтобы звали доктора. Между прочим, он приказал, чтобы к нему не пускали маленькую мисс.

- Да уж, это легче сказать, чем сделать.

- Ну, одним словом, я получил приказание. Так вы говорите, мисс Сезиджер тоже не совсем здорова?

- Это бросается в глаза, достаточно посмотреть на нее. Конечно, пища плоха, но прежде мисс Доротея просто набрасывалась на все, что ей подавали, а теперь еле дотрагивается до еды. И даже когда маленькая мисс заставляет ее смеяться, она смеется, так сказать, половиной лица. Посмотрите на нее, когда она молчит, и вы увидите, что ее гложет какая-то забота. И потом, Карбури, зачем она ходила в лес?

- В лес? - изумился старый слуга.

- О, я хочу только сказать, что ее что-то тяготит, тревожит.

- К чему рассуждать об этом попусту. Лучше идите-ка и сварите кашу нашему господину, - промолвил Карбури, сворачивая разговор.

Мэри пошла на кухню.

Все это происходило в тот самый день, когда мисс Сезиджер настраивала себя на опасную длинную прогулку - она снова собиралась пойти в лес, чтобы посмотреть: не ждет ли ее под плоским камнем письмо. О болезни отца она узнала во время завтрака. Карбури вошел и печально сообщил, что сэр Роджер останется в постели и что он просит домашних ни под каким видом не беспокоить его. Мисс Сезиджер бросила испуганный взгляд на Дороти, а девочка успокаивающе взглянула на тетку и проворковала, положив ручку на сердце:

- Я чувствую, что сегодня удачный, добрый день, и, конечно, буду прекрасно, прекрасно учиться.

Мисс Сезиджер отвела девочку наверх, и до обеда они занимались.

Дороти делала успехи в арифметике и легко осваивала книгу "Путь к знанию", одновременно обучая, как она выражалась, тетушку французскому языку. Она выучила все стихотворение "Я помню" и часто тихонько шептала его про себя.

Наконец пришло время отправиться в северный лес. Мисс Сезиджер, стараясь скрыть дрожь в руках, надевала шляпку.

- Дороти, - предупредила она, выходя из комнаты, - смотри, ни в каком случае не беспокой дедушку. Этого нельзя делать. Я ухожу на время.

- А мне нельзя с тобой, тетя?

- Нет, дорогая, не сегодня. Может быть, когда-нибудь в другой раз я возьму тебя, но не сегодня. Я иду гулять.

- Куда, тетушка?

- Маленькие девочки не должны задавать таких вопросов.

- Нет? - спросила Дороти. - Но ведь тогда маленькие девочки вообще ничего не будут знать.

- Взрослые сами научат их, чему нужно.

Дороти покачала головкой.

- Нет-нет, это не так, тетя Доротея. Если бы такие маленькие девочки, как я, не задавали вопросов, они ровно ничего не узнали бы.

- Ну, хорошо, во всяком случае, я не скажу тебе, куда иду, и, полагаясь на твою честь, надеюсь, что ты не будешь стараться узнать это.

- Конечно, не буду. К тому же у меня есть дело: я должна присмотреть за бедным дедулей.

- Он не совсем здоров и просит, чтобы ни ты, ни я не беспокоили его.

Дороти улыбнулась ангельской улыбкой.

- Бедный мой голубчик, - прошептала она.

- Ты сделаешь то, что тебе приказано, правда, дорогая?

- Поцелуй меня, тетушка, и не делай такого расстроенного, печального лица; это беспокоит и огорчает меня.

Доротея наклонилась и поцеловала Дороти. Ей хотелось попросить племянницу еще раз нарвать в саду цветов, чтобы оставить их на плоском камне, но она побоялась. После ее ухода Дороти отправилась бродить по саду.

Заметив девочку, Карбури с облегчением вздохнул: "Она действительно милое дитя, - умилялся он про себя. - Когда ей скажешь что-нибудь прямо, она на редкость послушна. Ну, теперь, может быть, я могу отдохнуть немного. Мэри сидит в швейной комнате, и никто не будет надоедать мне. По правде говоря, я порядочно устал!"

Дороти неторопливо пересекала сад. Тетя Доротея прошла здесь за полчаса до нее. Девочка не надела шляпу, она никогда этого не делала, когда выходила во двор или в сад. Белое платьице было чистым, без одного пятнышка, густые темные волосы падали на плечи и доходили почти до талии. Маленькое серьезное лицо было задумчиво.

Шаг за шагом, сама не замечая того, она приблизилась к изгороди, которая отделяла сад Сторма от ближнего леса, и через мгновение оказалась уже в чаще. Кролики всех цветов так и мелькали перед ней: белые, черные, белые с черными пятнами, коричневые! Высоко подняв коротенькие хвостики, они при ее приближении разбегались в разные стороны. Дороти смотрела на зверьков глазами, полными любви и восхищения, и продолжала идти вперед. Вскоре она очутилась в той части леса, которая вела к домику Персела.

До жилища лесного сторожа было далеко, но девочка стремилась к известной цели, а это поддерживает бодрость сердца и духа таких созданий, как Дороти.

В дом лесника она пришла как раз в то время, когда миссис Персел накрывала стол для чая. В комнате было прохладно, входная дверь была открыта. Дороти вошла, не постучав.

- Это я, жена! - сказала она, перейдя сразу к делу: - Как здоровье Бенни?

Миссис Переел вздрогнула, потом поклонилась, и кровь бросилась ей в лицо.

- Ах, это вы, моя дорогая, - радостно засуетилась она. - Я сначала вас не узнала. Не хотите ли присесть?

- Я не могу задерживаться надолго, жена, я пришла за Бенни.

- Ему гораздо лучше, даже можно сказать, он совсем здоров. Персел хотел отнести его к вам завтра или на днях.

- Если вам все равно, я возьму его теперь. Он мне нужен для дедули. Видите ли, мой дедушка очень нездоров, и я думаю, Бенни займет его больше всего на свете. Пожалуйста, дайте мне его.

Миссис Персел прошла в угол комнаты, пошарила в клетке и вынула оттуда совершенно здорового на вид кролика.

- Вы не донесете его на руках, моя дорогая.

- Ну, так посадите Бенни в корзинку, - предложила Дороти. - Ах, какая прелесть, ах ты, мой маленький голубчик! Я так вам признательна, жена, и, пожалуйста, передайте спасибо мистеру Перселу! Нет, благодарю вас, я не могу остаться у вас на чай. Мне очень жаль, но я не могу, потому что моему дедуле нужен Бенни.

Через минуту маленькая Дороти двинулась из лесного домика в обратный путь, держа в руках корзину. В Сторм она вернулась очень усталая. Ей было жарко, личико горело, но она, не останавливаясь, прошла в дом.

Повсюду стояла неподвижная тишина жаркого летнего дня. Мэри в швейной комнате приводила в порядок платьица маленькой мисс. Туалетов было много, целые дюжины, один нежнее, милее и красивее другого. Мэри размышляла, что будет, когда девочка вырастет из всех этих нарядов, и сумеет ли мисс Сезиджер сшить ей столь же элегантные платья. Потом мысли служанки перешли на мисс Доротею, и она начала раздумывать, что скрывает старая дева. Мэри было известно, что мисс Сезиджер опять в одиночестве ушла в лес и, если прогулка продлится как в прошлый раз, еще не скоро вернется. Зачем она пошла туда?

Мэри не беспокоилась о том, чем занята сейчас маленькая Дороти. Она точно знала, что оба садовника, совершенно очарованные непосредственностью и веселым нравом Дороти, с удовольствием присмотрят за малышкой. Старый хозяин приказал никому, кроме Карбури, не входить в свою спальню, поэтому Мэри чувствовала себя совсем свободной. Она работала, но игла двигалась все медленнее и медленнее, наконец, разморенная летним теплом и восхитительной тишиной, служанка задремала.

Крепко спал в буфетной и утомленный Карбури, но сэр Роджер бодрствовал. Он лежал на спине, неподвижно глядя прямо перед собой. Окружающая тишина странным образом лишь раздражала его. Яркий поток солнечного света вливался в комнату через окно и слепил больного. У старика не было сил сдвинуться с места, и солнце своим жаром лишь усиливало его лихорадку. Рядом с кроватью стояла нетронутая тарелка с кашей. Сэру Роджеру, конечно, и в голову не приходило потратиться на доктора. О да, завтра он поправится и будет таким же, как всегда. Однако тишина и жара совсем изнурили его.

Вдруг своим чутким ухом (на самом деле он нисколько не был глух) сэр Роджер уловил легкие шаги в просторной, выложенной плитами передней. Сердце забилось немного быстрее. К его комнате приближались мелкие, но твердые и уверенные шаги. Сердце старика забилось еще быстрее. Он мысленно возмутился: "Если только Карбури нарушил данное слово и если этот ребенок..."

Но какие бы ни были у него намерения по отношению к Карбури и к ребенку, они разлетелись в пух и прах, когда рядом зазвенел светлый нежный голосок:

- Эй, дедуля, я сегодня прелесть какая умница и принесла тебе моего Бенни. Поиграй с ним.

Дороти, по обыкновению, словно ветер ворвалась в комнату, стукнув корзинкой с кроликом о деревянный косяк двери.

- Вот и я, дедушка!

Дверь осталась широко распахнутой, создав весьма ощутимый сквозняк. Движение воздуха принесло облегчение разгоряченному лихорадочным жаром пожилому человеку, но он решил, что не должен показывать этого.

- Закрой дверь и уходи, - проворчал он. - Я говорил Карбури, чтобы меня не беспокоили. Разве он забыл тебе это передать?

- Не знаю, - Дороти хитренько прищурилась. - Не помню точно. Может быть, говорил, а может быть, и нет.

Она вернулась к двери, притворила ее, при этом оставшись в комнате.

- Уйди, Дороти, я нездоров и не могу разговаривать с тобой.

- Мой бедненький, бедненький, - нежно прошептала Дороти. - Неужели ты действительно думаешь, что единственная внучка бросит тебя одного в этой жаркой, душной, неуютной комнате? Неужели ты действительно считаешь, что она такая?

Дороти подошла близко к кровати и внимательно вгляделась в покрасневшее от лихорадки старое лицо.

- Мой бедненький, бедненький! - повторила она, положив прохладную ладошку на разгоряченный лоб.

- Я нездоров и хочу, чтобы ты ушла. Почему ты не слушаешься?

- Я нисколечко не обеспокою тебя. Я привыкла к больным. Мамочка часто сильно болела, гораздо сильнее, чем ты. Ведь ты не очень болен, знаешь, тебе только кажется, что ты заболел. Ты просто "мнительный". Это значит, что ты думаешь, будто болен, когда ты, в сущности, здоров.

- Дороти, я...

- Дедуля, не надо. Так некрасиво, когда ты хмуришься, и так нехорошо, когда ты говоришь вот таким голосом! Лучше посмотри-ка, что я достала. Я ходила за ним очень далеко и... и... он очень красив. Я принесла его с собой. Знаешь, куда мне пришлось за ним идти? Через весь лес!

- Ты знаешь, мне не нравится, когда ты бродишь по лесу одна.

- А что мне оставалось делать? Некому было пойти со мной, а возвращалась я не одна, потому что со мной был он.

- Кто этот он?

- Угадай-ка! Ты должен угадать. О, как здорово, как весело!

Дороти вспрыгнула на край кровати и удобно уселась, глядя на деда.

- Не хмурься же,- она склонила голову набок и смешно сморщила нос. - Ой, тебе солнце светит прямо в глаза! Дай, я чуть-чуть прикрою ставни.

Она сползла с кровати, подбежала к окошку и ловко, сноровисто, точно взрослая, прикрыла ставни. Жаркую комнату заполнила приятная тень.

- Теперь лучше. А ты не хочешь, чтобы я положила тебе на лоб смоченный водой платок?

- Нет, дорогая, нет. Ну, раз уж ты пришла, посиди со мной немного, но Карбури за это достанется. Он не послушался моего приказания.

- Нет, дедуля, не брани Карбури, он не знает о том, что я пришла, потому что крепко спит в буфетной. Я прошла мимо него на цыпочках, и он громко-громко храпел, мне не хотелось его будить. Но он, конечно, не смог бы меня удержать.

- Да, это уж вряд ли, - старик начал улыбаться глазами, хотя губы еще оставались поджатыми. - Ты очень решительная особа, Дороти.

- Да, дедушка. Как бы я сидела без тебя, когда ты нездоров? Ты мой любимый, мой родной дедуля, у меня ведь кроме тебя никого нет. Папа и мама зарыты глубоко в землю... То есть их тела зарыты, а сами они ушли на небо. Ну, дедуля, теперь давай веселиться. Тебе стало лучше. Правда ведь, тебе уже стало лучше?

- Да, кажется, мне стало лучше.

- Тебе было скучно без меня, правда? Скажи, только скажи самую чистую правду.

- Я не думал об этом, но, может быть, я действительно скучал без тебя.

- Теперь я хочу, чтобы ты угадал, что я тебе приготовила.

- Как же я могу угадать?

- Я ходила за ним через весь лес, и он такая прелесть! Ну, угадай с трех раз.

- Я не могу, мое дорогое дитя. Я не болен по-настоящему, но, мне кажется, я простудился, и это мешает мне сосредоточиться.

- Хорошо, я тебе немножечко помогу. Я буду подсказывать, а ты все-таки угадывай. Представь себе что-то мягкое.

Сказав это, Дороти замолчала. Запавшие глаза старика смотрели в искрящиеся темные глаза ребенка.

- Догадался?

- Продолжай, дорогая, что еще?

- И... и... у него есть шерстка, коричневая и белая, и хорошенькие ушки, и чудесные глазки, и совсем розовенький маленький носик и... Но погоди, ты увидишь. Я знаю, тебе вредно долго ждать. Больным нельзя ждать.

Дороти сползла с кровати, подняла крышку корзинки и посадила большого, теперь уже совершенно здорового кролика деду на грудь.

- Убери эту гадость, - почти взвизгнул старик. - Право, Дороти, ты невыносима! Кроликов не держат в доме. Сию же минуту убери его! Я приказываю, слышишь? Сейчас же сними его с моей кровати.

Дороти осторожно взяла кролика на руки и спрятала личико в мягкую шерстку. Потом посадила зверька обратно в корзинку, не говоря ни слова, закрыла крышкой и отнесла в угол комнаты. Покончив с этим, она снова вернулась и уселась на кровати больного.

- Как мне тебя жалко, дедуля, - разочарованно протянула она, - ты ужасно рассердился, и это было так нехорошо.

- Я хочу, чтобы ты ушла.

- Боюсь, что ты будешь недоволен, - Дороти упрямо сжала губы и скрестила руки на груди, - потому что я не уйду.

- Что же мне прикажешь делать?

- Я лучше расскажу тебе историю, - вновь воодушевилась Дороти.

- Ты? Мне? Ты же не знаешь ни одной истории.

- Ты думаешь, не знаю? Много-много знаю. Одну я тебе расскажу. Только позволь мне держать тебя за руку, пожалуйста, потому что мне было больно, когда ты так громко и так неласково закричал. Ведь я думала, что мой маленький кролик понравится тебе.

- Дороти, ты должна посадить его туда, где он не мог бы наделать никакой беды. Я не могу держать кролика в Сторме.

- Он будет жить со мной, в моей комнате. Неужели ты не позволишь мне этого?

- Ну хорошо, начинай рассказ, - смягчился старик. - Если тебе нужно, держи меня за руку. Ты умеешь добиваться всего, чего хочешь, что правда, то правда. У тебя есть такая повадка.

- Что значит "такая повадка"?

- Ты умеешь успокаивать. Ты очень настойчива и очень непослушна, но ты умеешь успокаивать меня.

- Я знаю. Это потому, что я люблю тебя, а ты любишь меня. Где любовь да совет, там и горя нет. Моя мамочка всегда так говорила. Сперва я не понимала, что это значит, но она объяснила мне, что если люди любят друг друга, то никогда не ссорятся и не сердятся.

Без всякого сомнения, с того момента, как в комнату вошла Дороти, жар у больного чудесным образом уменьшился. Теперь его глаза блестели и внимательно смотрели на внучку. Одна ладонь девочки покоилась под большой костлявой кистью старика. Другой ладонью она нежно, очень нежно поглаживала его по узловатой морщинистой руке. Каждое прикосновение точно стирало годы печали и злобы, врачуя в душе ужасные язвы и раны, нанесенные дурно проведенной жизнью. Черствый и скупой сэр Роджер Сезиджер, который сам себя всегда считал безгрешным человеком, вдруг начал осознавать в эту минуту, что сам испортил и погубил свою жизнь.

- Я очень старый человек. А дети должны слушаться старших. Ты должна быть умницей, и тебе следует научиться быть послушной.

- Лучше давай об этом поговорим потом, дедуля, а теперь можно мне начать мой рассказ?

- Да.

- Если тебе надоест, ты засни, я не обижусь. Это рассказ о маленькой сиротке.

- Значит, нечто личное?

- Что значит "личное?" - спросила Дороти.

- В этой истории говорится о тебе?

- Какой ты все-таки умный, дедушка! Ты очень-очень умный! Но тут говорится не совсем обо мне. Она, как бы тебе сказать? Она девочка из сказки. Ну вот. У этой маленькой девочки когда-то была мама, такая необыкновенная, такая прелестная, как будто волшебная фея. У мамы были темные-темные глаза, добрые губы и румяные щеки. Она была такая выдумщица и придумывала столько веселых затей! От ее выдумок делался веселым даже воздух. Где она шла, там вырастали цветочки. И маленькая девочка, та самая, которая потом сделалась сироткой, любила маму всем сердцем. Наконец, волшебная мама стала так походить на настоящую фею, что улетела, и маленькая дочка осталась одна. Это немножко грустная история, правда, дедуля?

- Да, она звучит минорно, - помолчав, промолвил старый Сезиджер.

- Что значит "минорно", дедушка?

- Я пока, пожалуй, не смогу тебе толком объяснить. Продолжай, если хочешь. Я думаю, у маленькой девочки был еще и отец?

- Я тебе сейчас про него расскажу. Он был красавец, большой, веселый, с таким громким смехом и с темными глазами, точно такими же, как были у мамы, только... Постой, дедуля, не мешай мне, мне нужно прилечь рядом, чтобы посмотреть на тебя поближе.

- Право, Дороти, мне это будет очень неудобно.

- Нельзя, дедушка, нельзя! Мне обязательно нужно посмотреть тебе в лицо. Вот. Теперь гляди на меня.

С минуту Дороти лежала подле деда, пристально вглядываясь ему в глаза, потом выпрямилась.

- Да, у него были карие глаза, такие же, как у тебя. Понимаешь, глубоко-глубоко в них пряталась доброта, а снаружи в них как будто горел огонь. Но дочка всегда видела там только любовь и доброту. Вот однажды... Это печальная история, дедуля, почти такая же печальная, как стихи про посаженное деревце. Однажды отец взял дочку на руки и попросил помолиться, чтобы Господь дал ему "чистое сердце". Я не понимаю, что он хотел сказать. Потом он уехал... И скоро маленькая девочка сделалась настоящей сироткой, потому что мама ушла к ангелам, и ангелы же унесли папу. Они оба на небе, в раю, а маленькая сиротка поплыла через море и отыскала своего дедушку. Правда, странно? Прямо как будто про меня. Но это только сказка. Вот она приплыла к дедушке, поселилась прямо в его сердце, и он ее не прогнал. Она и теперь там живет. Можно тебя поцеловать, дедуля?

- Да, дитя, да. Откуда ты взялась, Дороти? Как Господь вложил в тебя столько души?

- Не знаю. Ты позволил, и я поцелую тебя крепко-крепко. Ты ведь не мог бы жить без твоей Дороти, правда?

- Не мог бы, - сдался старый Сезиджер. - Только смотри не говори об этом никому, ни Карбури, ни твоей тете Доротее.

Через полчаса Карбури тихонько постучал в дверь спальни хозяина. Ему никто не ответил. Тогда он осторожно повернул дверную ручку и вошел. В углу что-то возилось и царапалось в плетеной корзинке. На большой кровати крепко спал сэр Роджер, и по его посвежевшему лицу было видно, что он поправляется или совсем поправился. Рядом с ним, закинув руку на плечо деда, сладко спала маленькая девочка. Ее нежное дыхание смешивалось с дыханием старика.

На цыпочках, осторожно, еле переступая ногами, Карбури вышел из комнаты.

- Ну и чудеса, ну и чудеса, - шептал он. - Маленькая мисс, похоже, все в мире может изменить.

Глава XV

КОНЕЦ БЕННИ

С мисс Сезиджер не случилось ничего особенного. Она нашла письмо брата под камнем и принесла его домой в Сторм. Она устала еще больше, чем в прошлый раз, и была сильно озабочена, так как не могла придумать подходящий повод продолжать эти длинные прогулки, не вызывая подозрений.

В спальне ее ждала Мэри, которая казалась взволнованной:

- С вашего позволения, мисс, нашему господину гораздо лучше.

- Я очень рада, - мисс Сезиджер без сил опустилась в низкое кресло и приложила руку ко лбу.

- Вы до смерти устали, мисс, не подать ли вам чаю?

- Да, пожалуйста. Где мисс Дороти?

- Прямо удивительно, мисс, что она творит, и никто из нас не может понять, как ей это удается. Знаете, где она теперь? Лежит и крепко спит на кровати сэра Роджера, прислонившись головкой к его лицу, а ручку закинув ему на плечо. Они оба спят, и Карбури говорит, что, посмотрев на них, от умиления заплачет самый жестокий и черствый человек.

- Ах, Боже ты мой! - забеспокоилась мисс Сезиджер. - Как ужасно рассердится отец! Как вы могли позволить ей войти в его спальню?

- Как я могла удержать ее, мисс? Ни я, ни Карбури не знали, что она пошла к дедушке.

- Так отчего же вы за ней не следили?

- Извините, мисс, но я была занята. Шитья много, нужно починить и удлинить платьица мисс Дороти, потом готовить обед. А еще все вычистить, прибрать у вас, мисс. Я не могла сидеть сложа руки.

- Ладно, Мэри. Будем надеяться, что отец не очень сердился, раз они оба спят.

- Вот уж не беспокойтесь, мисс. Он вообще не может на нее сердиться. Скорее он выльет свой гнев на нас, но на нее он никогда сильно не рассердится, что бы она ни сделала. Да и никто не может сердиться на нее.

- Мне кажется, вы правы. А между тем, знаете, она очень плохо воспитанный ребенок и такая непослушная!

- Сама она не считает свое поведение непослушанием. Она совсем не похожа на других детей, она... она... Ну, я называю ее ангелом, мисс, самым светлым, самым чистым ангелом. Мы с Карбури оба плакали, когда говорили о ней в буфетной. Карбури признался, что никогда не видывал такой трогательной картины. Вы только подумайте, какая она смелая, ее ничем не испугаешь!

- Да, правда. Но ее необходимо заставить бояться, - вздохнула тетушка Доротея.

- О, нет, мисс, ведь страх - это проклятие, - взволнованно заговорила Мэри. - Страх был проклятием стормского дома, мисс, и эта малышка старается прогнать его. Не будем же мешать ей.

- Как странно, Мэри, я столько лет знаю вас и никогда раньше не слышала, чтобы вы говорили с таким волнением. Но теперь, пожалуйста, принесите мне чаю.

- У вас очень усталый вид, мисс... Надеюсь, ничто вас не беспокоит?

- О нет, все хорошо. Прошу вас, побыстрее принесите мне чаю.

Мэри ушла. Несколько минут мисс Сезиджер сидела, глубоко задумавшись, потом вынула из глубокого кармана платья письмо брата и прочла его. Оно было коротким, вот что в нем было написано:

"Прочитай и послушайся меня. Я должен видеть малышку. Завтра приведи ее с собой к исполинскому дубу. Ты знаешь, о каком дереве я говорю. Оно стоит как раз на опушке соснового леса. Сядь под дубом и займи ее беседой, пробудь там около получаса. Я буду вблизи, но ни одна из вас не увидит меня.

Если ты не придешь, мне придется самому явиться в Сторм - я не могу жить без Дороти. Если ты исполнишь мою просьбу, я на некоторое время успокоюсь, повидав дочь. Я оставлю тебе письмо, поэтому постарайся, не откладывая, на следующий день после прогулки с Дороти, снова прийти к плоскому камню".

Подписи не было. Мисс Сезиджер заломила руки. На нее нашел ужас при мысли об опасной затее брата. Как поступить? Она хорошо знала Роджера: он был слаб и упрям, ничего не боялся и любил авантюры, а раз решив что-нибудь, непременно выполнял задуманное. Мисс Сезиджер вздрогнула и быстро спрятала письмо в карман. Будь что будет, она приведет Дороти, куда сказано. Доротею пробирала дрожь при мысли о такой прогулке, и казалось, что ей долго не вынести нового положения вещей.

"Раз уж брат оказался жив, - думала она, - ему следовало приехать в Сторм. Пусть выйдет ужасная сцена, последует страшная развязка и Дороти увезут. Ну что же, ведь раньше жили как-то без нее, проживем и теперь".

Когда эти мысли шевелились в голове мисс Сезиджер, к сердцу тихонько подступало щемящее чувство сожаления. Тетушка Доротея успела привязаться к племяннице, хотя и не так сильно, как старый сэр Роджер. Хозяин Сторма, несмотря на свое ворчание и оханье, несмотря на свою резкость и грубость, даже сам не подозревал, как глубоко полюбил этого ребенка - так сильно, как никого никогда не любил. Мисс Доротея чувствовала, что если маленькая Дороти уедет, в доме снова станет холодно и уныло, снова потечет серая, безрадостная жизнь.

У старой девы был податливый, мягкий характер, всякий более сильный человек мог легко управлять ею. Ничто на свете не заставило бы ее ослушаться брата, да она и не смогла бы обмануть доверие Роджера. Но как привести с собой Дороти? До дерева путь был неблизкий, особенно для маленькой девочки.

Когда Доротея допивала чай, в комнату ворвалась племянница.

- Тетя, тетя, я так рада, что ты вернулась! Дедуле гораздо лучше. К обеду он встанет.

- Дороти, дорогая, разве тебя не предупреждали, что нельзя входить в дедушкину комнату?

- Не знаю, - Дороти стояла на одной ноге и сосредоточенно глядела вниз, - не знаю. Может быть... но я как-то позабыла, совсем позабыла об этом и вошла.

Через минуту она подняла глаза и взглянула в лицо мисс Доротее:

- Бедная тетя, ты скоро заболеешь, и тогда мне придется разглаживать и твои морщинки. Сегодня мне нужно надеть самое лучшее платье. Как ты думаешь, тетя, что я принесла с собой в усадьбу?

- Принесла с собой? Но ведь ты никуда не уходила.

- Уходила. Я была у жены мистера Персела. Мой Бенни выздоровел, и теперь он здесь. Он будет жить у нас. Если хочешь, я могу поставить его клетку в твой будуар, тетушка. Не хочешь? Ах, какие прелестные зверьки кролики! Ты видела, как они садятся на задние лапки, а передними умывают мордочки? О, мне так хочется показать тебе моего голубчика.

- Не нужно, Дороти.

- Я сбегаю за ним, тетушка. Ты пока пей спокойно чай, не бойся, сейчас ты его увидишь!

Дороти вприпрыжку выбежала из комнаты и, крепко прижимая к себе кролика, вернулась обратно меньше чем через минуту. Она опустила Бенни на пол, и он принялся прыгать по комнате. Мисс Доротея визгливо вскрикнула:

- Я терпеть не могу этих зверей!

- Как? - изумилась Дороти. - Милых, прелестных, мягоньких, пушистых зверьков? Но, тетушка, дорогая, да ведь он же гораздо, гораздо милее тебя или меня.

- Очень может быть, но кролика нельзя держать в доме. Отдай его Петерсу, помощнику садовника, и он устроит его в клетке на конюшне.

- Ну, нет, тетя! Дедуля разрешил мне поставить клетку с Бенни в моей комнате.

- Дедушка разрешил?

- Да, да, конечно, разрешил. Мой голубчик Бенни! Ну, посмотри же на него!

Кролик положительно обрадовался, оказавшись в незнакомой обстановке. В чистом домике у мисс Персел нельзя было ни попрыгать, ни порезвиться. Зверьку пришлось довольно долго сидеть в корзине без всякого движения. Теперь же он совсем поправился. И ему очень понравились вещи в будуаре мисс Доротеи. Сначала кролик попробовал погрызть толстую циновку, лежавшую перед камином, но нашел ее несъедобной. Тогда он подскочил к мисс Сезиджер и стал пробовать на вкус ее платье.

- Пошел вон, отвратительный, противный! - закричала старая дева.

- О, тетя, тетя! - Дороти подхватила кролика. - Я унесу тебя, мой голубчик, тебе нужно дать как можно больше зелени и травы.

И девочка выпорхнула из комнаты.

"Это уж слишком! - думала возмущенная мисс Сезиджер. - Пусть Роджер приедет и заберет отсюда своего ребенка, потому что если Дороти будет наполнять Сторм кроликами, я точно здесь не останусь. Бедный отец! Он, вероятно, начал выживать из ума, раз позволяет подобные вещи".

Дороти сбежала вниз по лестнице, прижимая к себе своего любимца. Она стрелой влетела в буфетную и обратилась к Карбури:

- Пожалуйста, пожалуйста, мне нужна клетка!

- Для чего, маленькая мисс? Боже мой, кто это? Неужели вы берете в руки кролика?

- Конечно, беру. Разве он не прелесть?

- А по-моему, гадость, - поморщился Карбури.

- Что это значит? - спросила Дороти.

- Мне не следует объяснять вам значение этого слова, маленькая мисс, - с достоинством заметил Карбури.

- Ну и хорошо, оно такое некрасивое! Мой Бенни он... он... Знаете, Карбури, он и дедушкин кролик тоже. Он наш общий, и ужасно нам нравится. И мне, и дедуле - обоим. Мы обо всем договорились у дедушки в комнате. Я рассказывала ему историю маленькой сиротки, и после этого мы заснули. Эту историю я больше никому-никому не расскажу, мы с дедулей решили, что это печальная история. Карбури, вам нравятся печальные истории?

- Не сказал бы, маленькая мисс. Я больше люблю смешные рассказы.

- А вот мы с дедушкой любим истории печальные. И стихотворения любим печальные. Скоро мы вместе с ним будем читать наизусть одно стихотворение. "Я помню дом, где было мне родиться суждено". Вот как оно начинается, Карбури. А вы помните домик, где родились?

- Это было так давно, маленькая мисс, конечно, я не помню.

- Как вы красиво чистите серебро. Вы очень умный и ловкий человек.

Лесть малышки была по-детски невинна, и Карбури невольно улыбнулся:

- Нет, маленькая мисс, я так не думаю.

- А я говорю, что вы умный. Пожалуйста, достаньте мне клетку для моего Бенни.

- Не может быть, чтобы вы оставили эту гадость... я хотел сказать, этого кролика в доме, мисс.

- Дедуля позволил. Неужели, Карбури, вы будете спорить, когда дедушка позволил мне оставить моего голубчика?

- Конечно, нет, я не могу, да и не хочу, - пожал плечами Карбури.

- Ну, хорошо, вы достанете мне клетку? Пожалуйста, положите в нее зелени. Я хочу, чтобы моего Бенни и дедулиного Бенни хорошенько кормили. Так мило, что у меня будет жить такой маленький и прелестный зверек, который принадлежит мне и дедушке. Правда, Карбури?

- Чудо из чудес!

С верхней полки буфетной он снял клетку. В прежнее время в ней сидел попугай, теперь уже давно умерший. Попугай принадлежал отцу Дороти. Не успев опомниться от удивления, Карбури стал чистить клетку, потом вместе с Дороти пошел в огород за листиками латука (Латук - огородное растение, салат.) на ужин кролику. Наконец старый слуга отнес клетку наверх, в комнату маленькой мисс, и поставил туда, куда попросила Дороти. После этого он узнал, что он очень, очень хороший старик и что Дороти любит его, хотя, конечно, не так, как дедулю.

В этот вечер Дороти ждала деда в гостиной вместе с тетей Доротеей. Она надела платьице, которое считала самым нарядным. Оно было сделано из белого кружева и мягкой белой шелковой материи. Густые курчавые волосы девочки не нуждались в особенном уходе, потому что сама природа позаботилась о них. Природа также зажгла удивительный свет в глазах Дороти и разлила по ее щекам нежный румянец.

Мисс Сезиджер в своем вылинявшем жалком платье чувствовала себя старым холодным декабрем, малышка же казалась ей ранним маем.

Когда Дороти впорхнула в комнату, тетка в очередной раз залюбовалась ее легкой походкой. Девочка всегда двигалась упругими танцующими шагами, и каждое ее движение было красиво и грациозно. Она сделала низкий реверанс тетке и остановилась рядом с ней.

- Правда, я нарядная?

- Маленькие девочки не должны думать о нарядах, - заметила мисс Доротея.

- А разве ты не думала о платьях, когда была совсем молоденькая и хорошенькая?

- Я никогда не была хорошенькой, дитя мое, а иногда мне даже кажется, что я никогда не была молодой.

- Бедная моя тетушка! Я сделаю так, что ты будешь молодой. Ах, вот, вот! Я слышу его шаги.

Она бросилась к двери и раскрыла ее. В комнату вошел старый сэр Роджер, по обыкновению, одетый в вечерний костюм. Мистер Сезиджер казался очень бледным, но при виде Дороти его глаза загорелись. Впрочем, они снова померкли и стали суровы, едва он перевел взгляд на тревожное, запуганное лицо дочери. "Если бы только Доротея ушла, мы с внучкой отлично провели бы вечер", - невольно подумал старик.

Как только хозяин Сторма вошел в гостиную, Карбури раскрыл дверь в столовую и произнес обычным светским тоном:

- Ужин подан.

Сэр Роджер подал руку мисс Доротее и повел ее к столу, а Дороти прыгала и пританцовывала рядом с дедом.

- Я так рада, что тебе лучше, отец, - промолвила мисс Доротея.

- Я совершенно здоров. Благодарю тебя, - послышалось в ответ.

Это было произнесено очень недружелюбным тоном. Отец дал понять дочери, что она не должна задавать больше никаких вопросов по поводу болезни. Дороти, которая самовольно выдала себе разрешение ужинать со взрослыми, заняла свое обычное место и посмотрела сначала на деда, потом на тетку. Она почувствовала, что между ними что-то не совсем ладно, и это не понравилось ей. Девочка была еще слишком мала, чтобы разрешить загадку их отношений, для этого требовался более зрелый и опытный ум.

В середине ужина сэр Роджер вдруг холодно поинтересовался:

- Разве тебе нечего рассказать мне, Доротея? Чем ты сегодня целый день занималась?

- Я гуляла, - выдавила из себя мисс Сезиджер.

- Какая ты красная, тетушка! - заметила Дороти. - Надеюсь, у тебя не будет припадка. Знаешь, когда мы жили в Париже, у нас был кот, и с ним делались припадки. Я отлично помню: когда папа делался очень-очень красным, мамочка всегда клала ему что-нибудь холодное на затылок. Однажды я спросила, для чего это нужно, но она не ответила. Тогда я спросила у Бидди Мак-Кен, и няня сказала, что холодное кладут, чтобы не сделался припадок. О, вот ты опять побледнела. Почему же ты была такая красная?

- Лучше длинный нос, чем длинный язык, - только и нашлась что сказать мисс Доротея.

- Да, - поддержал дочь старый Сезиджер. - Это прекрасная пословица, и чем скорее Дороти запомнит ее, тем лучше.

- Это плохая пословица, - сказала Дороти медовым голоском и тут же перевела разговор в другое русло. - Пожалуйста, Карбури, дайте мне гороха.

Слуга передал ей блюдо с горохом, и девочка положила себе довольно большую порцию.

- Карбури, - снова обратилась Дороти к старому слуге, - наклонитесь ко мне, я шепну вам два слова.

- Такие вещи недопустимы в хорошем обществе; Дороти, - заметила тетушка Доротея.

- Да ведь мы "нехорошее общество", - отвечала ей Дороти. - Пожалуйста, наклонитесь, Карбури.

Растерянный и весь пунцовый от неловкости ситуации, Карбури решил, что лучше послушаться.

- За обедом будет земляника? - шепнула ему Дороти.

- Нет, маленькая мисс. Ягоды отправили на рынок.

Дороти выпрямилась на стуле. Карбури продолжал подавать обед. Ни мисс Доротея, ни сэр Роджер не проронили больше ни слова. Дороти понаблюдала за ними, потом стала следить за точными, выверенными движениями старого слуги. Карбури очень хорошо прислуживал. В этот момент он наливал мозельское (Легкие мозельские вина производят из винограда, произрастающего на берегах Мозеля - левого притока Рейна.) вино в длинные красивые бокалы.

- Мне бы хотелось попробовать этого, - девочка указала на бутылку в руках Карбури.

- О нет, - вмешалась мисс Доротея, - вино детям вредно!

- Дайте ей несколько капель, - как будто назло дочери позволил сэр Роджер.

Вино заискрилось на дне бокала Дороти. Она сразу выпила его.

- Вот хорошо-то, - сказала она, - чуточку покалывает, и, Боже мой, в голове какое-то странное чувство. Знаешь, дедуля, мысли прочищаются.

И она весело засмеялась.

- Надеюсь, отец, ты не позволишь ей пить вино?

- Я только хотел, чтобы сегодня она выпила за мое здоровье. Она такое славное дитя, - заметил сэр Роджер. - Но, конечно, больше вина она не получит.

Дороти, не шевелясь, сидела на стуле, прислушиваясь к собственным ощущениям. Сначала она почувствовала слабость и легкий шум в голове. Потом ее снова потянуло болтать. Дороти обвела всех взглядом, чтобы найти в комнате самый интересный объект. Интереснее всех оказался Карбури.

- А сколько у вас, Карбури, маленьких дочек?

- Дороти! Не принято, чтобы дети разговаривали со слугами, когда они прислуживают за столом,- мисс Сезиджер слегка повысила тон.

- А мне все равно, принято или не принято, - заупрямилась Дороти.

Карбури выскочил из комнаты, столкнувшись в коридоре с Мэри.

- Эта девочка будет причиной моей смерти, - вымолвил он, задыхаясь от смеха.

А в столовой Дороти смотрела на тетку удивленными глазами:

- Я не понимаю, почему нельзя говорить всего, что придет в голову, если только этим не делаешь чего-нибудь дурного. Ах, я хочу уйти к папе и маме!

И она вдруг расплакалась без всякой видимой причины.

Тут случилась удивительная вещь. Сэр Роджер поднялся со стула, подошел к внучке, взял ее за руку, подвел к своему концу стола, поднял к себе на колени и поцеловал.

- Если ты любишь своего дедушку, то останешься с ним, моя маленькая. Ты будешь болтать с ним, сколько хочешь.

- О да, - девочка сквозь слезы начала лучиться своей ясной улыбкой. - Я на минуту забыла, но уже вспомнила. Я забыла, что совсем-совсем счастлива.

- Ты не ушла бы от меня, не стала бы жить без дедушки?

- Нет-нет, я люблю тебя больше всего на свете. И не могу уйти, потому что, видишь ли, у меня еще нет крылышек. Мама и папа живут в небесной стране, и, конечно, я не могу уйти туда, пока у меня не вырастут крылья. Они почему-то пока не растут! И значит, я буду жить с тобой. Но мне хочется, чтобы тетя Доротея тоже была счастлива. Мне так этого хочется, так хочется!

Карбури вскоре вернулся с остальными блюдами невкусного ужина. Есть никому не хотелось, и вскоре совсем расстроенная мисс Доротея попросила у отца позволения удалиться к себе в комнату.

Старый Сезиджер выздоровел, зато у его дочери разболелась голова. Она не знала, как долго ей удастся выносить свое положение. Доротее казалось, что все уладится, если повидаться с братом, но как устроить встречу, бедняжка никак не могла придумать.

Дело в том, что она слишком долго жила воспоминаниями и мечтами и видела мало действительной жизни. Мысль ослушаться брата до сих пор ни разу не пришла ей в голову. Она принадлежала к тому роду женщин, которые всегда поддаются чьей-либо воле. Еще с тех пор, как она была молоденькой девушкой, брат всецело распоряжался ею. После его отъезда она сделалась рабой своего отца. Он почти не обращал на нее никакого внимания, а если и замечал, то лишь для того, чтобы побранить. Конечно, ее жизнь никто бы не назвал счастливой и наполненной.

С приездом Дороти многое изменилось. Малышка внесла в старый дом солнечный свет. Все живущие в Сторме сразу же попали под мистическое обаяние крошки Дороти - и старый сэр Роджер, и Карбури, и Мэри. Как ни странно, слабая, податливая мисс Доротея была единственной, кто мог хоть как-то сопротивляться маленькой фее.

Теперь у тетушки появилась новая забота: ей впервые в жизни доверили важную тайну. Уж одно это само по себе восхищало мисс Сезиджер, и все тревоги, которые принесла с собой тайна, делали ее еще притягательнее. Никогда в жизни так не любила Доротея своего заблудшего брата, как теперь. В своих затруднениях он обратился к ней. Он писал ей. С помощью сестры Роджер собирался увидеться со своей маленькой дочкой.

"Конечно, он ее увидит!" - решила мисс Доротея и легла в постель, думая только об одном этом. Ради брата она готова была пойти на все.

На следующий день, встав рано утром, бедняжка чувствовала себя немного рассеянной. Дороти, напротив, отлично вела себя и училась очень прилежно. Они с тетей Доротеей устроили все так, как хотела малышка. В этот день половина учебного времени была посвящена английским урокам, ужасно противному письму (о, какими чернильными пятнами покрылись маленькие пальчики и как тяжело выводили они трудные слова!), истории, не особенно занимательной в устах мисс Доротеи, а также утомительному чтению книги "Путь к знанию", не вызывавшей восхищения у Дороти.

- О каких глупостях тут говорится! - вздыхала девочка.

Когда же мисс Доротея сделала ей замечание, малышка прелестно надула губки и спросила, скоро ли они дойдут до той части книги, где описано, как кормят кроликов.

Наконец наступила долгожданная минута: учительница превратилась в ученицу, а ученица - в учительницу. Дороти только и ждала этого. Мисс Доротея училась французскому языку у маленькой Дороти и очень охотно подчинялась требованиям племянницы.

- Ну, начнем. Будь внимательна, - сказала по-французски Дороти и тут же переспросила по-английски: - Ты поняла, что я говорю? Начнем?

- Да, дорогая, но все это ужасно смешно и глупо, правда? - ответила по-английски Доротея.

- Напротив, это очень умно. Девушка твоих лет не может не знать французского языка, - важно изрекла крошка Дороти.

- Продолжай, Дороти. Ты сегодня очень хорошо училась, и я постараюсь заниматься не хуже.

- Я буду говорить с тобой по-французски, - сказала Дороти, - и ты не отвечай мне по-английски.

Тетушка согласно кивнула.

- Куда же ты вчера ходила гулять? - спросила девочка, переходя на французский язык.

Мисс Доротея, запинаясь, что-то пробормотала и страшно покраснела.

- Вот опять! - Дороти от волнения сама не заметила, как заговорила на английском. - Припадок, припадок, ай-ай-ай, дорогая! Это не годится!

И добавила, возвращаясь к французскому:

- Не стесняйся же, моя милая тетя, отвечай мне по-французски, как следует. Где же ты вчера так долго пропадала? Я повсюду тебя искала.

Но мисс Доротея внезапно прервала урок.

- Сегодня я не могу заниматься, Дороти. У меня есть маленький план.

- Неужели наши уроки окончены? - обрадовалась Дороти.

- Да, кажется.

- Разве ты не знаешь точно, тетушка? Я люблю, чтобы люди знали все наверняка.

- Хорошо, окончены. Я хочу, чтобы ты пошла вместе со мной гулять сразу после ленча.

- Можно взять с собой Бенни?

- Конечно, нет.

- Хорошо, он останется с дедушкой. Я подарила ему половину моего кролика, а другую оставила себе. Мы надолго уйдем, тетя?

- Не знаю. Но путь нам предстоит неблизкий.

- Куда же мы пойдем?

- Вот придем на место, сама увидишь.

- Ты не хочешь мне этого сказать? Да почему же?

Мисс Доротея вновь залилась румянцем. Она очень не любила краснеть при Дороти. Вдруг в ее уме промелькнула новая мысль:

- Мне нужна твоя помощь, моя маленькая. Есть одно дело, которое меня беспокоит, и без тебя мне не справиться. Ты пойдешь со мной?

- Конечно, пойду, но нужно сказать об этом дедушке.

- Думаю, без этого можно обойтись.

- Тетушка, после ленча я всегда ухожу с дедушкой в беседку, усаживаюсь к нему на колени и ем землянику. Потом мы учим стихи и договариваемся о том, чем будем заниматься вечером. Он уже неплохо танцует менуэт и теперь учит новые стихи. На этот раз я сама выбрала их. Им меня выучила мамочка. Ты их знаешь?

И девочка принялась декламировать:

- "Совушка и Кисонька решили плыть по морю

На маленьком хорошеньком зелененьком челне".

Дороти улыбнулась тетке.

- Дедуля говорит, что это прелестно. Он Совушка, а я Киска. Это он говорит. Знаешь, стихи кончаются танцами, и ты когда-нибудь их увидишь. Нам обоим так весело, так весело! Как же я могу не сказать дедуле, что уйду от него на целый долгий-долгий день?

- А мне нужно, чтобы ты ему не говорила. Конечно, я не могу заставить тебя, но если ты действительно добрая девочка, если ты действительно решила помочь мне, ты ничего ему не скажешь.

Дороти пристально посмотрела на тетку и нехотя произнесла:

- Хорошо.

После этого она поцеловала мисс Доротею и степенно вышла из комнаты.

Придя к себе в спальню, она несколько минут о чем-то размышляла. Бенни царапался в дверцу клетки. Наконец она наклонилась к нему и заговорила с ним ласково и нежно-нежно:

- Ты мой милый голубчик, ты большое утешение для маленькой сиротки, потому что умеешь хранить секреты. Чего бы я тебе ни сказала, ты никогда никому ничего не передашь. Дедуля - прелесть, и у него все хорошо. А вот у тети Доротеи есть какая-то тяжесть на душе. Я хочу, чтобы она тоже стала веселой и радостной. Как ты думаешь, Бенни, должна я постараться помочь ей?

Бенни сел на задние лапки и принялся умываться.

- Ты доволен, Бенни, дорогой?

Кролик потер длинное ушко.

- Ну да, я так и знала, что доволен. Конечно, ты доволен. Теперь слушай. Я не смею сказать дедушке, что сегодня уйду от него на весь день. Значит, ты должен о нем позаботиться. Веди же себя как следует, ладно? Ты можешь показать ему все свои проделки: умываться сколько тебе угодно, шевелить ушками и прижимать их к тельцу. Тебе придется занимать и утешать его, пока я не вернусь. Хорошо, Бенни? Понимаешь, мне доверили секрет. Вообще-то, маленьким девочкам, как я, лучше бы не говорить секретов, потому что их очень трудно хранить. Ну, иди сюда; мы отправимся в беседку, и я принесу тебе целую охапку латука. Кушай на здоровье, ты такой лапочка!

Дороти попробовала было поднять клетку, но та оказалась слишком тяжела. Не раздумывая долго, девочка вынула Бенни, прижала его к груди и отнесла в беседку. Через минуту она притащила целую охапку салатных листьев и положила перед ним. Когда она уходила, кролик с наслаждением грыз латук. Дороти заботливо закрыла за собой дверь и вернулась в дом.

Ленч был очень простым. В старинной столовой для Дороти подали рис с молоком, для деда - суп, для тети Доротеи - кофе. Девочка никогда не привередничала с едой, предвкушая, что после ленча они с дедушкой будут веселиться в беседке, а вечером - в гостиной. Старик казался совсем здоровым и был в отличном расположении духа. Во время завтрака он подмигнул Дороти и шепнул ей, словно заговорщик:

- "Совушка и Киска"? А?

И он еще раз подмигнул, искоса взглянув на нее. Личико Дороти стало очень серьезным:

- Боюсь, что сегодня ничего не получится. Я не могу тебе сказать почему, зато ты увидишь, что "он" ждет тебя в беседке.

Девочка проговорила эти слова важным и торжественным тоном, что не могло ускользнуть от внимания старших. Сэр Роджер покраснел и бросил быстрый взгляд на дочь. Побагровевшая мисс Доротея нагнулась, якобы поднять носовой платок. Затем, выпрямившись, она пролепетала:

- Для Дороти необходимо правильное движение, и я возьму ее прогуляться немного.

Сэр Роджер поджал губы и ничего не ответил. Дороти доедала рис с молоком, и в ее лице отражалось смятение. Она искренне не понимала, зачем ей нужно уйти из дома и почему она не должна об этом никому говорить. В мире было столько удивительного и непонятного! В конце концов мудрая Дороти успокоила себя мыслью, что вскоре все объяснится само собой.

Мисс Доротея хотела отправиться в длинный путь тотчас же после еды. Наверху она встретила Дороти.

- Пойди и надень чистое белое платье или лучше попроси Мэри переодеть тебя. Надень также одну из белых матерчатых шляп.

- Я терпеть не могу шляпу, нельзя ли мне пойти без нее? - спросила Дороти.

- Нет, моя хорошая, ты должна носить шляпы, иначе загоришь.

- Я терпеть не могу не загорать, - у Дороти заметно портилось настроение.

- Ну, будь умницей, постарайся сделать мне приятное.

Дороти с надутыми губками ушла, не говоря ни слова. Пока ее переодевали, она молчала. Мэри нарядила ее в сильно накрахмаленное белое платье. Это ей тоже не понравилось. Дороти не любила жестких вещей и закапризничала:

- Оно так царапает мне шею, дайте лучше что-нибудь мягонькое, ну например, мое голубое незабудковое платье.

- Но ваша тетя сказала "белое", мисс Дороти, - заметила Мэри.

- Ах, все равно! Дайте голубое, пожалуйста, милая Мэри, дайте мне его, тем более что к нему есть такая же шляпа, ее сделала моя мамочка своими руками. Если уж надевать шляпу, то только эту!

Мэри одела Дороти так, как та просила, и в глубине души любовалась девочкой.

Вскоре тетя Доротея и Дороти рука об руку шли по длинной аллее. Старый сэр Роджер смотрел на них из окна своего кабинета. Он тоже залюбовался внучкой, ему казалось, что он никогда не видывал никого прелестнее Дороти в голубой шляпе и в "незабудковом" платье.

Перед поворотом аллеи Дороти обернулась, увидела деда и послала ему воздушный поцелуй.

"Удивительно, - расчувствовался старик, - в этой малышке есть что-то невозможно притягательное, без нее я с ума схожу. Как она успокаивает меня! Поразительно, в этом маленьком существе полностью отсутствует страх. Ведь она меня совсем не боится. И откуда это у нее? Помню, как в былые годы, когда я бил хлыстом ее отца, он боялся меня, и еще как. Как приятно, что есть существо, которому я не кажусь страшным чудовищем!"

Сезиджер вздохнул, и его мысли потекли в другом направлении: "Зачем Доротея взяла ее с собой? И нарядила? Она сказала, что девочке необходимы прогулки, и мне кажется, Доротея права. Женщины лучше нас знают, что нужно детям, а между тем малышке гораздо больше нравится проводить время со мной. Чем же мне теперь заняться? Обойду сад. Мне ужасно, ужасно недостает ее".

Сэр Роджер взял свою тяжелую трость с золотым набалдашником, надел на голову шляпу и вышел на воздух. Он страшно сгорбился, чувствуя себя старым и дряхлым. Припадок болезни, который так скоро прошел накануне, тем не менее давал о себе знать. Или, может быть, ему было так нехорошо, потому что он скучал без живого, ласкового ребенка с нежным сердцем? По правде сказать, старик и сам не понимал, что с ним происходило. Он знал только, что чувствует себя ужасно одиноким и что на свете есть только одно любящее его существо, крошечное создание, дочь женщины, которую он не пустил бы на порог Сторма, и сына, которого сам лишил наследства.

Между тем это существо жило в Сторме, занимало все его мысли, поддерживало и утешало его. Садовники усердно работали, и сэру Роджеру хотелось, по обыкновению, сделать им замечание, но почему-то он удержался от этого. Он бродил по фруктовому саду, медленно передвигая ноги. Солнце ярко освещало сгорбленную фигуру старика, который тяжело опирался на палку. Вот когда он гулял с Дороти, он почти не горбился. Скоро Сезиджер так устал, что решил пойти отдохнуть в беседку. До появления в Сторме крошки Дороти он почти никогда не заходил туда. Сегодня же ему захотелось отдохнуть немного в павильоне, хотя сидеть там без внучки было тоскливо. Но ведь Дороти, конечно, скоро вернется, подумалось старику.

Он отворил дверь, в эту минуту его чуть не сшиб с ног большой жирный кролик, который выскочил из беседки, поскакал между грядками и скрылся в траве. Боже! Это был Бенни.

- Сюда, Петерс, Джонсон. Скорее сюда! Сюда, сюда! Ко мне!

Но садовники работали далеко, а голос хозяина был слабым, почти не слышным. Старик почувствовал лихорадочное желание самому поскорее поймать этого совсем ненужного ему кролика и посадить куда-нибудь в безопасное место до возвращения внучки. Всякое желание отдыхать в беседке у него прошло. Он вышел из нее, спотыкаясь на каждом шагу. Поймать зверька, который мог резвиться где угодно, по всему Сторму, было делом нелегким!

- Это ее ужасно огорчит, - сэр Роджер заговорил сам с собой, все более ожесточаясь. - Что теперь делать? Ну какой прок в слугах, если они не слышат, когда их зовут? Эта Доротея прямо-таки безумна. Зачем ей понадобилось брать с собой малышку? Моя дочь с каждым днем ведет себя все более странно. До приезда Дороти я этого не замечал. Ах, Боже мой, как огорчится бедная девочка! Теперь понятно, что она имела в виду, сказав: "Он будет ждать тебя". Эй, что это? Пошел, пошел вон! Убирайся!

Голос старого сэра Роджера теперь был тонким, как свист, и хриплым. Ему не удалось остановить маленького терьера, который помчался вслед за коричневым кроликом и скрылся из вида. Собака принадлежала Петерсу. Она прекрасно ловила крыс и имела склонность душить мелких зверьков. Минуты через две терьер принес мертвого кролика, положил его к ногам хозяина Сторма и поднял на него умные блестящие глаза. Пес был явно доволен собой и ждал похвалы.

Старик опустился на колени. Задрожав, он положил руку на мертвого зверька. Уже никогда кролик не будет мыться, поднимать ушки и весело поглядывать вокруг. Коричневая с белым шерстка по-прежнему была мягкой, но Бенни не шевелился и не дышал.

В эту минуту подошел один из садовников. Он так удивился, увидев своего господина на коленях над мертвым кроликом, что невольно остановился и отступил.

- Кто там? Это вы, Джонсон? Дайте мне руку.

Садовник поднял старика.

- Меня сводит ревматизм, - объяснил сэр Роджер и спросил: - Чья это собака?

- Петерса, сэр. Это Яп! Он всегда в усадьбе.

- Передайте от меня Петерсу, чтобы он никогда не приводил сюда своего терьера. Возьмите этого кролика и заройте его. Сейчас же заройте!

Глава XVI

У ПЛОСКОГО КАМНЯ

Тетя Доротея и Дороти медленно шли под тенистыми деревьями. В лесу было очень прохладно. Мисс Сезиджер все раздумывала, удастся ли Роджеру быть настолько осторожным, чтобы не показаться, потому что если он выйдет из своего укрытия и Дороти увидит отца, это вызовет такие последствия, каких бедняжка и представить себе не могла.

Дороти не мучили никакие заботы, и она была вполне счастлива.

- Можно мне побегать немножко? - спросила она, продолжая держать тетю Доротею за руку.

- Нам нужно пройти очень далеко, дорогая, - ответила тетка, - и ты, может быть, скоро устанешь.

- О нет, я ни чуточки не устала, только я очень не люблю медленно ходить.

- Ну, хорошо, беги, если тебе хочется.

Дороти пристально посмотрела в тронутое морщинами, тревожное лицо.

- Может быть, тетя, у тебя есть какая-нибудь большая-большая забота? - спросила она.

- Нет, моя дорогая, конечно, нет.

- А лицо у тебя такое, точно ты встревожена. Разве ты родилась со всеми этими морщинками?

- Конечно нет, дорогая.

- Откуда же они у тебя взялись, тетушка?

- Они появляются с годами, Дороти.

- Так ты, значит, действительно очень стара?

- Нет, меня нельзя еще назвать по-настоящему старой, но у меня были беспокойства и печали.

- Бедная моя тетушка! А разве морщинки появляются от беспокойства и забот? У меня тоже были печали, значит, и у меня есть морщины?

- Нет, дитя мое, ведь ты еще маленький ребенок.

Дороти выпрямилась:

- Не такой уж я и ребенок, право. Я уже многое в жизни видела, у меня были большие печали, и они еще тут, глубоко, - она дотронулась до сердца. - Но у меня были также и счастливые дни, а потом ведь всегда можно мечтать о небе.

- Маленькому ребенку не следует столько размышлять о небесной стране, - заметила мисс Доротея.

- Как же не размышлять, когда мои родители оба ушли туда? Мне очень хочется пойти к ним, но я не могу оставить дедулю. Кроме того, мне нужно немножко побыть здесь из-за тебя, тетушка. Только я ужасно боюсь одного.

- Чего, дорогая?

- Что из-за меня у тебя появятся новые морщинки на лице, а морщинки заставляют человека краснеть, а от красноты делаются припадки.

- Дорогое мое дитя, выброси ты из головки мысль, что у меня бывают припадки.

- У папочки бывали припадки, мне это сказала Бидди Мак-Кен, - убежденно проговорила Дороти. - Может, это у нас семейное?

- Ничего подобного. Я сержусь, когда ты говоришь глупости. Вероятно, Бидди Мак-Кен не слишком умная женщина, раз она вбила тебе такое в голову.

- Нет-нет, она добрая, милая и умная. Она была моей кормилицей. Как было бы хорошо, если бы она жила со мной! Она умела ухаживать за папочкой и, конечно, клала бы холодные полотенца тебе на затылок, когда ты начинаешь краснеть.

- Дороти, лучше перестань вмешиваться в чужую личную жизнь.

- Что значит "личная жизнь"? - поинтересовалась Дороти.

- Ну, например, не говори обо мне. Лучше посмотри-ка наверх, разве это не красивый вид? Полюбуйся, как солнце светит сквозь деревья.

- Да, конечно. Милое солнышко... Тетя, тетя, посмотри на кроликов. Мой голубчик Бенни сейчас забавляет дедушку. Я ему это поручила, и он все отлично понимает. Моего голубчика вылечили мистер Персел и жена. Я их очень люблю. Может быть, мы идем к их домику? Скажи, тетушка? У них подают такой чудный тушеный лук.

- Я ненавижу лук, - изрекла мисс Доротея.

Дороти посмотрела на тетку долгим, проницательным взглядом.

- А есть что-нибудь на свете, что ты любишь? - вдруг спросила она.

Мисс Доротея все бы отдала, чтобы опять не покраснеть. Иначе девочка, конечно, заметит это и снова заведет разговор про "припадок".

- Я очень, очень любила твоего отца, Дороти.

- Да? Ты его родная сестра?

- Конечно, родная и единственная.

- Ты не очень похожа на него, тетя Доротея. У него совсем не было морщин. Он был как дедушка, только еще больше такой.

- Что ты хочешь сказать словами "еще больше такой"?

- Я хочу сказать, что он был еще красивее и... он был еще больше таким человеком, у которого можно уютно устроиться на руках. Боженька дал ему чистое сердце, и он теперь счастлив на небе.

Мисс Доротее стало не по себе, ее горло сжалось. Дороти выпустила из ручки ладонь тетки, голубое платье и шляпа замелькали в кустах.

Девочка погналась за бабочкой, но скоро вернулась обратно к тетке, разгоряченная, довольная и немного усталая.

- Теперь пойдем назад? - предложила девочка.

- О нет, нам нужно пройти гораздо дальше. Тебе ведь все равно, правда?

- Я думаю о дедуле и Бенни. Теперь уж они достаточно наговорились друг с другом.

- Наговорились? - переспросила мисс Доротея. - Нельзя быть такой глупенькой, Дороти. Кролик не может разговаривать.

- Ты думаешь, не может? Нет, всё умеет говорить. Эта бабочка мне сказала: "Пожалуйста, пожалуйста, не бери меня", и я, конечно, не взяла бедняжку. А глазки Бенни говорят очень приятные вещи. Он умывает мордочку, чтобы уверить меня, что он самый счастливый зверек на свете. А его ушки! Знаешь, тетушка, вот бы ты научилась поднимать и опускать ушки, как он!

- Я очень рада, что не могу двигать ушами, как кролики.

- А тебе бы очень пошло! - развеселилась Дороти. - Это придало бы тебе такой живой вид!

- Это было бы уродство, - сухо промолвила мисс Доротея.

- Что значит "уродство"?

- Ну, довольно, Дороти. Не могу же я без конца отвечать на твои вопросы. Ты меня утомляешь.

- Очень жаль. Вот Бенни никогда не устает от наших бесед. Ну, я постараюсь помолчать немного. Или вот что, я поговорю сама с собой. Я буду говорить по-французски. Если хочешь, слушай, это будет тебе полезно. Ты привыкнешь к французским звукам. Я начинаю!

И она заговорила по-французски:

- О, как все красиво, сколько цветов, посмотри! А солнце? Разве это не прелесть! И как много кроликов, хорошеньких кроликов. (Не знаю, как будет "Бенни" по-французски.) И добрый Бог смотрит за всем. Как я счастлива, как я довольна! Только вот бедная тетя все грустна, очень грустна. Я бы так хотела, чтобы она была так же счастлива, как я. Я буду молиться за нее Богу.

Дороти сверкнула глазками на мисс Сезиджер и перешла на английский язык:

- Ты поняла?

- Немногое, дорогая, я не слишком хорошо знаю французский.

- Ты не можешь стать понятливее, правда, бедная тетушка?

- Нет, дорогая, не могу.

- Вот дедуля очень умный и способный. Он отлично учит стихи. А как хорошо танцует! Я так сильно люблю его!

Маленькая Дороти еще долго говорила, но измученная мисс Сезиджер слушала племянницу вполуха. С каждым шагом в сердце росла боль, и ей делалось все страшнее и страшнее. Вдруг Роджер, который был всегда таким несдержанным, порывистым и никогда не умел владеть собой, бросится к Дороти, когда они придут к большому дубу? Но делать нечего, оставалось только идти вперед, и, хотя Дороти уже два или три раза сказала: "Я совсем устала", тетя Доротея не сжалилась над ней и упорно шла к месту своего мучения.

Наконец она увидела дерево - большой приветливый дуб с широко раскинутыми корнями. Его листва образовала громадный зеленый шатер, в ветвях гнездились птицы, траву под исполинским деревом окутывала прохладная привлекательная тень. Доротея уселась на один из корней дуба, а сильно уставшая Дороти улеглась у ее ног и минуты две не двигалась. Локтями она упиралась в землю, ладонями поддерживала разгоревшиеся щеки. Голубая шляпа цвета незабудки лежала в стороне, глаза девочки внимательно разглядывали тетку.

"Я сделала то, чего он хотел. Он может нас видеть здесь, - подумала мисс Доротея. - О, только бы он был осторожен". Она боялась осматриваться кругом, сердце колотилось, и она так обессилела, что лицо ее стало не красным, а совсем бледным.

Маленькая Дороти, в отличие от тетки, быстро восстановила силы и с интересом разглядывала все вокруг. Вдруг она вскрикнула, вскочила с земли и со словами: "Ах, это мистер Как-меня-зовут!" - бросилась к пожилому, просто одетому человеку, застывшему неподалеку, у небольшого дерева.

Лицо мужчины было до того красным, что Дороти смело могла бы заподозрить его в склонности к припадкам. Бардвел протянул большую мозолистую руку и взял ручку ребенка.

- Что вы делаете тут, маленькая мисс? - спросил он.

- Как вы поживаете, мистер Как-меня-зовут? - Дороти ответила вопросом на вопрос и застрекотала: - Я пришла с тетей. Видите, вон она сидит под деревом. Она очень печальная, одинокая, и, к сожалению, у нее ужасно много морщин. Она говорит, что морщинки у нее появились от печали и забот. А я боюсь, знаете ли, что они прибавляются на ее лице из-за меня. Я учу ее французскому языку. Говорите ли вы по-французски, мистер Как-меня-зовут?

- Нет-нет, маленькая мисс, нет.

- Моя тетушка очень непонятлива, - продолжала Дороти, - я не знаю почему. Вот дедуля, тот удивительно умен и понятлив.

- Ну, нет, - заметил Бардвел.

- Уверяю вас, мистер Как-меня-зовут. Он замечательно понятлив. Теперь он выучил "Совушку и Киску". А на прошлой неделе "Я помню"... Скоро мы выучим пропасть стихов и будем их рассказывать тетушке. Это она меня так наказывает, стихами. А еще мы по вечерам танцуем менуэт в гостиной. Вам хочется приехать посмотреть на нас?

- Хотел бы... да не могу, - Бардвел не отрывал восхищенных глаз от маленького создания.

- Почему же не можете?

- Я не такой человек, как вы.

Дороти протянула маленькую ручку и погладила его ладонь.

- У вас две руки? - спросила она.

- Конечно, маленькая мисс.

- И две ноги?

- Конечно, маленькая мисс.

- И у вас есть голова, и плечи, и туловище? И волосы, и глаза, и рот, и нос? Ну, все это есть также и у меня. Мы совсем одинаковые, мистер Как-меня-зовут. Я не понимаю, почему это вы не такой человек, как я.

- Какие странные мысли бродят в вашей головке! Моя маленькая мисс, вы напоминаете мне одно существо, которое я никогда больше не увижу. И мое сердце до сих пор болит. Как вы думаете, может быть, вы когда-нибудь поцелуете мистера Как-меня-зовут?

- Я не целую чужих, - Дороти немножко отступила. - Но вот вам моя рука, если хотите, можете поцеловать ее, мистер Как-меня-зовут.

Фермер наклонился и прижал губы к нежной детской руке.

- Теперь вернитесь к вашей печальной тетке. Но помните, что на свете есть и другие печальные люди, кроме нее. Идите, идите, Господь благословит вас. Скорее уходите, скорее, или... или я...

- Или что вы сделаете? Какое у вас странное лицо.

- Я не могу сказать, что я сделаю, если вы не уйдете от меня. Уйдите же поскорее.

- Вы мне нравитесь, - сказала Дороти. - Когда вы мне понравитесь еще больше, я, может быть, поцелую вас. Может быть, я устрою так, чтобы вы слышали, как мы с дедушкой будем рассказывать стихи. Я Киска, а он Совушка. До свидания. Мне было очень грустно узнать, что у вас на сердце есть печаль.

- Уходите, дитя, уходите, - резко сказал Бардвел.

Маленькая голубая фигурка бросилась к тому месту, где сидела Доротея. Из-за дерева внезапно выглянуло темно-бронзовое загорелое лицо с глазами, похожими на глаза Дороти. Молодой сэр Роджер схватил Бардвела за руку и шепнул:

- Бардвел, старина, я не могу этого выносить!

- Должны, вы обещали мне! - твердо сказал фермер и увел с собой молодого Сезиджера в чащу леса.

Они ушли так быстро и тихо, что ни Дороти, ни ее тетка не заметили их ухода.

Глава XVII

ПОТЕРИ И ПРИОБРЕТЕНИЯ

Домой Дороти вернулась совсем усталая. Мэри и Карбури позвали ее к себе на чай. Она с удовольствием согласилась, и теперь ела землянику со сливками и наслаждалась беседой с Мэри. Раньше слуги никогда не приглашали девочку, но в этот раз они хотели сделать все возможное, чтобы печальная весть о гибели Бенни как можно позже дошла до ребенка.

В это время мисс Доротея лежала на постели у себя в спальне и горько плакала. Душевные силы ее были на исходе, она чувствовала, что не в силах больше хранить чужую тайну.

Сэр Роджер малодушно запер дверь и окно кабинета, чтобы девочка не могла ворваться к нему и застать врасплох прежде, чем он найдет слова для рассказа об участи кролика. Он лихорадочно обдумывал, кем бы заменить бедного Бенни. Может, подарить Дороти собаку или кошку? Сэр Роджер ненавидел кошек, но она любила всех маленьких пушистых животных. Или не подменить ли Бенни другим зверьком? Ведь в окрестных лесах этих коричневых кроликов бесчисленное множество. Но едва у старика зародилась эта мысль, он тотчас прогнал ее. Он понимал, что маленькую Дороти невозможно обмануть, да и не хотел этого.

"Нет, она узнает о том, что случилось. Это, конечно, глубоко опечалит ее! - думалось ему. - Она очень постоянное любящее маленькое существо, которое умеет управлять собой, но поэтому-то и страдает особенно сильно". И вот он, как трус, заперся, чтобы спокойно обдумать, как поступить.

Карбури и Мэри приготовили чай с особенно вкусной закуской. Дороти сидела на высоком стуле за столом, покрытым чистой белой скатертью. У старинного буфета стоял Карбури и чистил серебро. Мэри сидела на стуле и чинила платья Дороти.

- Вот большая ягода! - сказала Дороти, кладя себе в рот спелую землянику. - И какой у нее чудесный вкус. Я очень люблю землянику. А вы, Карбури?

- Любил когда-то, маленькая мисс. Теперь я не часто пробую ягоды.

- Почему? - спросила Дороти. - В саду их так много.

- Землянику продают, маленькая мисс.

- Кто же ее покупает?

- Люди, которым она нужна, дорогая, - сказала Мэри.

- А разве нам ее не нужно?

- Ваш дедушка желает ее продавать, дорогая, - опять заметила Мэри.

- А разве мой дедушка ужасно бедный? - спросила Дороти, медленно откусывая кусочек от другой ягоды.

- Он очень богат, - пониженным голосом сказал Карбури. - Он самый богатый человек из всех, кого я знаю, а я знаю много богачей.

Дороти широко раскрыла глаза.

- Зачем же тогда он продает землянику?

- Потому что он любит деньги, - необдуманные слова выскочили у Мэри сами собой.

Карбури бросил на нее неодобрительный взгляд. Дороти проницательно посмотрела сначала на буфетчика, потом на служанку.

- По тому, как вы смотрите друг на друга, - заметила она, - я угадываю, что вы сказали что-то не совсем хорошее о моем дедушке. Пожалуйста, не надо. Видите ли, я люблю его больше всего на свете. Как только выпью молоко, побегу к нему. Я очень благодарна вам обоим, только вы не должны говорить о моих близких ничего плохого.

- Дорогая моя, - смутилась Мэри, - мы не хотели обидеть его.

- Ну конечно нет! Вы оба просто ничего не знаете, и, боюсь, непонятливы. Тетушка непонятлива, мистер Как-меня-зовут тоже непонятлив, а теперь я вижу, что и вы такие же. Остаются только дедуля и мой голубчик Бенни. О, Карбури, - прибавила она со смехом, - знаете, что я хотела бы для тети? Я хотела бы, чтобы у нее были такие же ушки, как у моего Бенни.

- Боже сохрани! - ужаснулся Карбури.

- Бог всегда нас охраняет, - назидательно произнесла крошка Дороти. - А вы много знаете о Боге и небе, мистер Карбури?

- Нет, дорогая маленькая мисс, не очень.

- А я довольно много об этом знаю от мамочки. Если хотите, я когда-нибудь расскажу вам. А теперь мне нужно идти к дедуле и к моему голубчику Бенни.

- Ваш дедушка пока не может уделить вам время. Если вам угодно, пойдемте со мной гулять по саду.

- Если мне угодно? - переспросила Дороти, соскакивая со стула и серьезно глядя на Карбури. - А разве мои бедные ноги не устали? Ведь они так много шагали сегодня. Нет, я пойду к дедуле и буду сидеть у него на коленях. Не беспокойтесь, он впустит меня к себе.

- Я бы вас не впустила, - заметила Мэри.

Но Дороти, в последний раз одарив двух добрых старых слуг не по-детски серьезным взглядом, отошла от чайного стола. Через минуту ее ладошки вертели ручку двери в кабинет. Дверь была заперта.

- Дедушка, я вернулась! Пожалуйста, открой мне, - прозвенел ее нежный голосок.

Ответа не было.

- Дедуля, дедуля! - закричала Дороти.

Дед не ответил, не пошевелился. В кабинете сидел сгорбленный дряхлый старик. Где-то в саду, под землей, лежал убитый кролик, а сэр Роджер так и не придумал, как подготовить внучку к ужасному известию. Дороти, немного встревоженная, выбежала из дома, и вскоре ее личико прижалось к окну кабинета. Через несколько минут она разглядела деда и застучала пальчиками в стекло.

- Совушка, отвори дверь, - радостно закричала она. - Киска хочет войти! Скорее, скорее, скорее!

Сэр Роджер медленно поднялся с кресла, подошел к окну и отворил его.

- Уйди, дорогая, уйди на несколько минут.

Но Дороти с веселым визгом протянула к нему обе руки:

- Мне так хочется к тебе, мой голубчик, сейчас же впусти меня!

Сезиджер был так же не в состоянии отказаться сжать маленькие ручки, как, например, летать по воздуху. Он протянул ей жесткую узловатую руку, и девочка легко вскочила в комнату. Не прошло и минуты, как Дороти уже сидела у старика на коленях. По лицу деда было заметно, что у него на душе какая-то печаль. В течение своей короткой жизни девочка видела много горестей и привыкла распознавать выражение грусти. Она получше устроилась на коленях, потом прижала щечку к старой щеке и нежно проговорила:

- У тебя на лице новые морщинки. Что случилось?

- Скажи, моя маленькая, говорить тебе все сразу или мало-помалу?

- Пожалуйста, говори все как есть, дедуля. Я привыкла к ударам.

- Ну, хорошо. Твой Бенни умер.

Минуты две Дороти молчала. Она не шелохнулась, не вздрогнула и сидела как каменная. Когда она наконец подняла глаза на деда, в них не было ни слезинки.

- Как он умер?

- Собака, отвратительное создание... Я отослал ее из усадьбы. Яп, собака Петерса, поймала бедного маленького зверька и прежде, чем я успел защитить Бенни, задушила его... Я не знаю, чего бы я не отдал, чтобы он снова ожил.

- Он никогда не будет больше настораживать ушки, - прошептала Дороти. - Он был такой мягонький, пушистый и... я любила его. Мы оба его любили, правда, дедуля?

- Дитя мое, я очень виноват. Ты поручила его мне, а я не усмотрел, и он погиб. Несчастный случай...

Дороти сидела тихо. После долгого молчания она произнесла:

- Случаи часто бывают виноваты.

- Что ты хочешь сказать, моя девочка?

- Случай убил моего папочку. Теперь он на небе; на небе и мамочка, и мой Бенни.

Грудь сэра Роджера сдавила нестерпимая боль, в горле стоял ком.

- Дороти, дорогая...

- Что, дедушка?

- Я достану тебе нового кролика.

- Мне не нужно другого. Ведь он же остался у меня: мой красавчик на небе, - Дороти глубоко вздохнула. - Обними меня покрепче, хорошо? Посидим так вместе. Бедный дедуля, ты тоже потерял его. Ты не должен слишком печалиться, потому что нам обоим грустно. Мы часто будем говорить о нем, когда останемся одни и никого не будет поблизости. Мы будем вспоминать, какая у него была тепленькая шерстка, как уморительно он умывался лапками, какие у него были смешные ушки, и будем представлять, как мы с ним встретимся, когда вместе уйдем на небо.

- Лучше бы ты плакала, моя детка.

- Я не плачу о таких вещах, - Дороти тихонько покачала кудрявой головкой. - Ведь он не погиб, а просто ушел. Бидди Мак-Кен так говорила о папе и маме.

Старый сэр Роджер с изумлением смотрел на маленькую Дороти и не находил слов, ему нечего было сказать этому ребенку.

Дороти казалось, что дед опечален гибелью кролика, которого любил, и потому усилием воли сдерживала собственное горе. В этот вечер, за ужином, она была особенно нежна со стариком, совсем не резвилась, не бегала, все ласкала его и сидела на коленях. Потом она принялась развлекать дедушку, рассказывая обо всем, что делала днем, после ленча.

- Я видела мистера Как-меня-зовут, - сказала Дороти.

- Кто это?

- Дедуля, дорогой, ты же его знаешь! Вспомни, я приводила этого господина к тебе в кабинет. Сперва ты был не слишком доволен, а потом обрадовался. Я тебе признаюсь, только пообещай, что не рассердишься: я чуточку, самую чуточку, полюбила мистера Как-меня-зовут.

- Неужели ты говоришь о грубом фермере, который на днях был у меня в кабинете?

- Дороти, - вмешалась мисс Доротея, пытаясь избежать скользкой темы в разговоре. - Уж поздно, тебе давно следовало бы идти спать.

- Не хочется, - отмахнулась Дороти.

- Дай ей посидеть немного, Доротея. Ты постоянно стараешься увести ее от меня, - ревниво заметил сэр Роджер. - Ты ее видишь гораздо больше, чем я.

- Но ведь ты сам приказал мне давать ей уроки, - оправдывалась мисс Доротея. - Я забочусь о ее платьях. Мне приходится беспокоиться о ней, а ты имеешь возможность просто наслаждаться ее обществом.

Дороти соскользнула с колен деда, подошла к тетке и поцеловала ее.

- Ты так устала после нашей долгой прогулки, и это немудрено, потому что такая старая дама, как ты, не должна ходить так далеко.

- Где же ты была, Доротея? - спросил сэр Роджер.

Но тетушка Доротея уже выбежала из гостиной. Ее лицо пылало, она отлично сознавала, что, останься она в комнате, Дороти опять начнет допытываться о припадках, а вынести этого мисс Сезиджер уже не могла. Дороти медленно вернулась к деду.

- Она такая печальная, несчастная. Может быть, мы с тобой могли бы постараться сделать ее счастливее.

- Что ты говоришь? Моя дочь Доротея несчастна? - непонимающе переспросил сэр Роджер. - Этого не может быть, у нее нет никаких забот.

- Она сказала, что всегда жила с заботами и печалями.

- Пустяки, дитя мое, какие пустяки.

- Она сказала, - продолжала Дороти, - что по-настоящему глубоко любила только одного человека - моего папочку.

Лицо старика потемнело.

- Не будем больше спорить о тете. Лучше поговорим о тебе самой. Ты очень необычная девочка, но мне с тобой удивительно хорошо.

- Я знаю, дедуля, - кивнула Дороти.

- Я уже не представляю, как раньше жил без тебя. Если бы тебя не было, мне было бы очень тяжело. И ты очень благоразумна. Например, сегодня ты так стойко отнеслась к гибели кролика.

Дороти мягко перебила деда:

- Он не погиб, он ушел. Вот что, дедуля, пусть Карбури или кто-нибудь другой унесет пустую клетку из моей комнаты. Она больше не понадобится Бенни. Теперь у него, наверное, золотая клетка на небе.

- Позвони, мое дитя, позови Карбури. Конечно, эту клетку не следует оставлять в твоей спальне.

Дороти позвонила, вошел Карбури.

- Пожалуйста, Карбури, - попросила Дороти, увидев старого слугу, - возьмите клетку моего Бенни, в которой прежде жил попугай, и унесите к себе. Пожалуйста, сделайте это поскорее.

- Пусть это будет исполнено тотчас же, - хмуро прибавил хозяин Сторма.

Карбури молча поклонился и отправился исполнять приказание.

- Знаешь, Дороти, - обратился сэр Роджер к внучке, как только закрылась дверь, - я думаю, моей маленькой девочке было бы приятно иметь другого любимца.

- Мне не нужно другого.

- А тебе не хотелось бы, чтобы у тебя был пони?

- Что? - Дороти подняла на деда загоревшиеся глаза.

- Маленький пони, на котором ты могла бы ездить, а еще дамское седло и хорошенькая амазонка (Амазонка - длинное женское платье для верховой езды.)? Что скажешь?

Дороти схватила руку деда.

- О, милая узловатая рука, как я люблю ее, - почти пропела она, не в силах сдержать радость.

- Ты будешь любить твоего пони?

- Кататься верхом! Это будет так чудесно! Ах, как я тебя люблю, как я тебя люблю!

- Я завтра же куплю для тебя лошадку, - пообещал сэр Роджер, - и дамское седло. Амазонку тебе сошьют дома.

- Но, дедуля, неужели я буду ездить одна? Это будет грустно.

Старик глубоко задумался.

- Вот если бы ты катался со мной, это было бы прекрасно! Мы могли бы уезжать далеко-далеко. Ты никогда не ездил верхом, дедушка?

- Конечно, ездил, ездил тысячи раз. Но я продал верховых лошадей, потому что считал это ненужной тратой.

- Дедуля, ты очень бедный?

- Нет, моя прелесть. С удовольствием могу сказать, что я не беден.

- Тогда мне страшно, очень страшно.

- Чего же ты боишься, дорогая? Я осторожный человек, если ты говоришь об этом, но я не бедный.

- Что значит "осторожный"? - спросила Дороти. - Неужели осторожным человеком называется тот, который очень скуп и страшно боится истратить деньги?

- Это очень некрасивое объяснение, Дороти.

- Знаешь, дедушка, есть многое на свете, что я люблю, - помолчав, проговорила Дороти, - и многое, что ненавижу. Ненавижу и некоторых людей. Я расскажу тебе, что мне противно и отвратительно. Я ненавижу сорные травы, жаб и змей. Змей больше всего! А людей я ненавижу таких, на которых ты совсем не похож.

Тут она порывисто и крепко поцеловала его, а потом продолжила с гримасой отвращения:

- Но больше всего на свете, сильнее всего я ненавижу деньги!

Большая рука сэра Роджера дрогнула, но не выпустила внучку из объятий.

- Что ты знаешь о деньгах, моя крошка?

- Ах, я хорошо знаю их! Дедуля, ты не жил в тех местах, где жила я. У меня было так много домов! Ты не знаешь, что значит быть несчастным. Таким несчастным, чтобы желать умереть, потому что деньги куда-то запропастились. И что значит радоваться, глупо радоваться, потому что они нашлись. И ты никогда не жил так, чтобы из-за денег умерла твоя любимая мамочка. О, дедуля, я ненавижу деньги!

Каждое слово внучки отдавалось в сердце старого сэра Сезиджера гулким ударом.

- Я немного устал, Дороти. И тебе пора спать, - промолвил он наконец.

Дороти замолчала и посмотрела на деда очень серьезно.

- Ах, но тебя, тебя я люблю, - и девочка покрепче обняла и поцеловала старика.

Соскользнув с его колен, Дороти вышла из комнаты.

Сэр Роджер остался размышлять об этом странном разговоре. Вскоре после ухода девочки в гостиную вернулась мисс Сезиджер.

- Доротея, - настойчиво спросил ее отец, - куда ты ходила сегодня?

- Только гулять.

- Смотри, не води ее слишком далеко. Помни, что она очень маленький ребенок.

- Она очень сильный ребенок, - возразила мисс Доротея.

- У тебя несносная привычка постоянно противоречить мне. Повторяю: она еще слишком мала для длинных прогулок.

- А я слишком стара для них? - в голосе Доротеи послышались слезы.

- Очень может быть. Ты вообще необыкновенно стара для своих лет. Я не видел никого, кто состарился бы так рано.

- Я не виновата в этом. Отсутствие веселья и радости иссушило мое сердце.

- Пустяки, - отмахнулся сэр Роджер.- Теперь в доме достаточно весело, ты могла бы быть довольна. Дороти занимает меня, поглощает мои мысли.

- Это всякому видно.

Сэр Роджер легко поднялся с кресла и прошел к камину. Теперь он почти не горбился, его глаза блестели. Хотя ему было за семьдесят, сейчас он казался моложе своей дочери.

- Я много думал об этом ребенке, - вновь заговорил он, - и вот что хочу тебе сказать: купи все, что может ей понадобиться. Будь так добра, Доротея, подожди минутку, я выпишу чек на десять фунтов. Купи для нее платья, белье и все, что ей может быть нужно. Конечно, ты не будешь тратить попусту.

- Конечно, - ответила изумленная старая дева, которая за всю свою жизнь не держала в руках чека на такую сумму.

Сэр Роджер открыл конторку, вынул чековую книжку, написал несколько слов на одном из ее листков и, оторвав его от корешка книжки, передал дочери.

- Береги деньги, - повторил он.

- Не беспокойся, отец.

- Ну, теперь до свидания. Пожалуйста, пришли ко мне Карбури.

- Покойной ночи.

Мисс Доротея тихонько притворила за собой дверь и отправилась искать Карбури. Старый слуга как раз запирал дом на ключ, хотя ночь еще не наступила. В Сторме всем было приказано ложиться как можно раньше, чтобы таким образом сберегались свечи и керосин для ламп. Однако все начинало меняться. Мисс Доротея передала просьбу отца и ушла к себе. Карбури быстро пошел в гостиную. Сэр Роджер все еще стоял подле камина.

- Карбури...

- Что прикажете, сэр?

- Вы сумеете выбрать хорошего пони?

- О, конечно, сэр.

- Завтра же отправляйтесь в татерсаль (Татерсаль - место собрания любителей верхового спорта (по имени Татерсаля, устроившего впервые такой манеж в Лондоне, в 1771 году).).

- Как, сэр?..

- Мне кажется, я говорю достаточно понятно. Первым же утренним поездом поезжайте в город и купите там маленького, хорошо выезженного пони, на котором могла бы ездить моя внучка. Купите также лошадь для меня. Спокойную, хорошую - словом, такую, которая годилась бы мне для верховой езды. Потом отыщите и купите дамское седло для пони. А для моей лошади... Кажется, в конюшенном сарае еще есть седла, из которых можно выбрать что-то подходящее.

- Но, сэр... сэр Роджер...

- Я так приказываю. Вот незаполненный чек. Впишите ту цифру, которая понадобится. Я подписал его.

- Но, сэр...

- Я не желаю слышать возражений! Постарайтесь, если возможно, завтра же к вечеру привести в Сторм лошадь и пони. Никому не говорите о моем приказании. Малышке для здоровья нужно ездить верхом, и лучше всего ей ездить с дедом.

- Конечно, конечно, сэр, и я так... и я так...

- Мне не нужно ваших "и я так", - сэр Роджер начал сердиться. - Будьте добры исполнить мое поручение, а ваше мнение оставьте при себе.

Карбури поспешно поклонился и выскользнул из гостиной.

- Мэри, - сказал он через несколько минут, - вам придется завтра исполнять всю работу в доме.

- Мне? Я всего не успею, - возразила Мэри.

- Вам придется постараться, потому что меня не будет дома.

- Значит, вы все-таки решились уволиться?

- Я - уволиться? - переспросил Карбури. - Только не я.

- Тогда почему я завтра останусь работать одна?

- Я уеду по поручению нашего господина. Оно займет целый день, и я никому не должен говорить, в чем оно состоит.

Казалось, старый слуга от сознания своей значимости стал даже немного выше ростом.

- Боже милостивый! - воскликнула Мэри.

- Вы ни за что не догадаетесь, в чем дело, - Карбури изо всех сил старался не выболтать тайну, - можете хоть до утра гадать. Мне запрещено говорить. То, что мне поручили, поразило меня так, что кажется, будто свет перевернулся, иначе этого не могло бы случиться. Покойной ночи, Мэри.

Глава XVIII

КРИК В НОЧИ

Сначала окрестности Сторма гудели от невероятных слухов, но затем то, во что поначалу невозможно было поверить, стало делом обычным. Старый скряга из Сторма, сэр Роджер Сезиджер, каждый день, а иногда и дважды в день, выезжал верхом со своей маленькой внучкой. Девочка так хорошо сидела в седле, точно с рождения привыкла к верховой езде. На большой лошади ехал высокий старик, на маленьком очаровательном пони - ребенок. Они всегда держались рядом. Лошадь умеряла шаг, чтобы не перегонять пони, и ангельское личико девочки всегда было повернуто к поблекшему лицу деда. Слышались взрывы детского смеха и веселая болтовня.

Каждый день они все дальше и дальше отъезжали от усадьбы, осматривали незнакомые окрестности, иногда останавливались в живописных деревушках, разбросанных на землях сэра Роджера. Хозяева деревенских харчевен, куда путешественники заходили выпить чаю и перекусить, изо всех сил старались не ударить в грязь лицом перед богачом из Сторма. Собирался народ, многие толпились у дверей, подле лестниц, многие ждали у края дороги, чтобы только взглянуть на чистое личико ребенка и просветлевшее, радостное лицо старика.

И после каждого катания сэр Роджер все меньше горбился, его глаза становились светлее, а годы как будто уменьшались. Через два месяца после начала прогулок он выглядел уже не стариком за семьдесят лет, а гораздо более молодым человеком.

Дороти придумала для своего пони кличку - "Не-забывай-меня". Карбури пытался возразить, что имя слишком длинно, но сэр Роджер заметил:

- Раз она так его назвала, значит, нечего и рассуждать.

Дороти дала имя и лошади деда. Она назвала ее "Чистое Сердце". Сначала сэру Роджеру оно не нравилось, но Дороти сказала, что это напоминает ей папочку и небо, а потому он не осмелился больше противоречить, впрочем, решив по возможности реже называть лошадь странным именем.

Карбури и в самом деле знал толк в лошадях и сумел отлично выбрать их. Чистое Сердце и Не-забывай-меня были очень хороши, каждый в своем роде. Сэр Роджер нанял конюха по имени Майкл и поручил ему ухаживать за лошадьми. Кроме того, ради нового развлечения для маленькой мисс пришлось приводить в порядок старую конюшню. Когда ее отремонтировали, девочка осталась довольна помещением, в котором жили Не-забывай-меня и Чистое Сердце.

Еще в Канаде Дороти немножко ездила верхом и, отличаясь ловкостью и смелостью, вскоре стала чувствовать себя на лошади вполне свободно. Кроме того, верховая езда доставляла ей такую радость, что прогулки совершались в любую погоду. Благодаря этим приятным упражнениям Дороти становилась все веселее, сильнее и красивее. Она уже просто не могла обходиться без верховых поездок.

Мисс Доротея ждала отца и племянницу дома и все не могла надивиться переменам вокруг. Время от времени она совершала длинные прогулки к северному лесу, клала письмо под плоский камень и возвращалась домой, по-прежнему мучаясь от необходимости хранить тайну и трепеща от дурных предчувствий, если все выйдет наружу.

Обращение сэра Роджера с дочерью никак не изменилось. Он говорил с ней нетерпеливо и резко и совсем не беспокоился о том, как она живет, о чем думает и тревожится. Маленькую Дороти, наоборот, интересовало все, касавшееся тетки, и это перевернуло жизнь мисс Сезиджер. Постепенно простая привязанность к племяннице переросла в сердце мисс Доротеи в глубокую любовь, будто в иссушенное сердце старой девы хлынул живительный поток чистой свежей воды. Мисс Сезиджер была от природы наделена редкостным великодушием и добротой, но жалость к себе, эгоизм и уныние часто затмевали эти прекрасные качества ее души. Теперь же все изменилось.

Любовь способна творить чудеса. Она великая оживляющая сила, она сила жизни, она смысл всего человеческого существования. Если невинный ребенок искренне дарит свое сердце, любовь его так чиста, что способна переродить и воскресить самую темную душу. Если же взрослый открывает свое сердце невинному ребенку, любовь в его сердце не оскудевает, а наоборот, умножается и заполняет жизнь теплом и светом.

Так семью в Сторме постепенно стала соединять любовь. Дороти стала смыслом существования старого сэра Роджера; все мысли мисс Сезиджер были поглощены племянницей, тетушка посвящала ей все свое время, за исключением тех часов, которые Дороти проводила с дедом. Нечего и говорить, что Карбури, Мэри, Петерс и Джонсон так привязались к маленькой мисс, что были готовы сделать для нее все на свете. Вот только маленькая мисс ничего не требовала и никогда не капризничала, это было не в ее характере. Она весело, уверенно и легко повелевала своим королевством, которое завоевала именно благодаря бесстрашию, искренности и правдивости. Ничто не печалило малышку, она жила совершенно счастливо.

Мало-помалу в доме тоже начали происходить разные мелкие перемены. Они совершались постепенно. Дороти страстно любила музыку, но старый рояль в Сторме уже совершенно ни на что не годился, поэтому в один прекрасный день привезли новый инструмент, с отличным тоном и очень красивый. Малышка села за него и стала играть какие-то странные мелодии собственного сочинения: у нее была настоящая страсть к музыке.

Мисс Доротея ворчала, что маленькую музыкантшу следует хорошенько учить, но сэр Роджер, как всегда, был доволен любыми действиями внучки:

- Оставь. Ее мелодии развлекают меня.

Потом, когда приблизилась зима (все описанное происходило в течение нескольких месяцев), сэр Сезиджер стал очень беспокоиться, достаточно ли тепло его внучке. Были куплены новые ковры, толстые и пушистые, а также мягкие удобные кресла; во всех больших комнатах по целым дням топили камины. Завтраки и обеды стали более сытными и вкусными, отчего мисс Доротея перестала испытывать постоянный голод, сопровождавший ее прежде изо дня в день. Словом, девочка действительно внесла солнечный свет в старый дом.

Правда, для мисс Доротеи свет был омрачен необходимостью скрывать ото всех то, что на самом деле Дороти не сирота и ее отец жив. Недалеко от усадьбы жили мистер Как-меня-зовут и его таинственный жилец, который никому не показывался на глаза и лишь время от времени, в надвинутой на самые глаза шляпе, ходил к плоскому камню и прятал под него письма.

Ни маленькая Дороти, ни ее дед не подозревали, что во время верховых прогулок по лесам и полям из-за деревьев за ними с тоской и любовью жадно наблюдает какой-то человек и что, когда они проезжают мимо, загорелый простоватый фермер сжимает кулаки от бессильного чувства зависти и восхищения. Среди приятных волнений и счастья настоящей жизни маленькая Дороти совсем позабыла о мистере Как-меня-зовут, и так как была вполне уверена, что ее отец блаженствует на небе, совсем не тревожилась о судьбе "своего дорогого папы".

Однако приближалось неотвратимое событие, о котором не подозревали ни хозяева Сторма, ни жители фермы Хоум. Его ускорил случай. Однажды в октябре Дороти наконец решила осуществить свою давнишнюю мечту и разыграть в лицах сценку "Совушка и Киска". К этому времени она могла вполне распоряжаться сэром Роджером, тем более что и она, и дед отлично знали стихи.

Во время верховой прогулки Дороти с увлечением уговаривала деда дать спектакль перед тетей Доротеей. Живо обсуждая предстоящий праздник, они остановились под большим дубом, чтобы укрыться от мимолетного осеннего дождя. Была середина октября, дерево теряло листья, однако их еще много оставалось на искривленных ветвях, так что старик и девочка не вымокли.

- Дедуля, милый, - начала Дороти, - мы сыграем это сегодня вечером, правда?

- Да, моя прелесть, - согласился сэр Роджер. - Если тебе этого хочется, мне все равно.

- Конечно, мне этого хочется, - сказала Дороти. - Ты должен быть ко мне очень, очень мил, ведь ты знаешь, ты моя собственная, собственная совушка, а я твоя киска. Я все придумала, дедуля, особенно относительно танцев. Сегодня обязательно выйдет луна. Карбури мне сказал, что ночь будет лунная.

- Дороти, я не хотел бы, чтобы ты так много говорила со слугами. Маленькие девочки из хорошего общества этого не делают.

- Мне очень жаль, но я совсем не девочка из хорошего общества.

Из-за большого дерева послышался какой-то подозрительный звук, но сэр Роджер не расслышал его. Только Чистое Сердце насторожила уши.

- Извини, дедушка, но с Карбури я буду разговаривать всегда. Пожалуйста, не мешай мне, потому что, видишь ли, я его люблю.

- Я не хочу этого, - повторил сэр Роджер.

- Очень жаль. Но я не могу иначе. А все-таки сегодня будет чудесная полная луна, и мы с тобой, "совушка и киска", выйдем из балконной двери гостиной и будем танцевать "при свете луны".

- Киска, ты что-то совсем не жалеешь свою совушку, - посетовал сэр Роджер, - октябрьские ночи бывают холодны.

- Но мы же будем танцевать быстрый танец, - заметила Дороти, - и держаться за руки. Нам будет так хорошо, что мы и не почувствуем холода. Ну, дедуля, поедем дальше, солнце вышло. О, как приятно представлять себе, что будет сегодня вечером!

Они двинулись дальше, а из-за дерева, пошатываясь, вышел нетрезвый человек с пунцовым лицом, искаженным непереносимой тоской. Спотыкаясь, чуть не падая, побрел он к ферме Хоум. Бардвел был дома и сидел на кухне у очага. В старинном камине горел яркий огонь. Бардвел любил проводить здесь осенние дни, ведь полевые работы были окончены, урожай собран.

- Ну, - спросил он, когда вошел Сезиджер, - где вас опять носило?

Роджер бросился на стоявший рядом стул, закрыл лицо руками и горько зарыдал.

- Я уеду, так нужно.

- Зачем вам уезжать? - удивился Бардвел. - Вы же хотели жить неподалеку от дочери. Почему бы вам не остаться здесь?

- Я не могу дольше выносить этого.

- Что случилось? Что-нибудь новое?

- Да, новое. Дело в том, что я не могу больше терпеть. Я согласен выносить многое, но... не это. Сегодня вечером я пойду посмотреть на нее в последний раз.

- Что-что? Смотреть на малышку? Вы что, с ума сошли? - рассердился Бардвел.

- Она меня не увидит. Если хотите, можете пойти со мной. А не хотите, так оставайтесь дома!

- Я не пойду, - отказался Бардвел. - Иначе могу не совладать с собой. И вам не советую.

- Вы можете остаться дома или идти, как вам будет угодно, - повторил молодой Сезиджер. - Я же пойду в Сторм. Хочу в последний раз увидеть старую усадьбу, дом, где я родился. До отца мне дела нет. Но он всей душой привязался к малышке. Я и не сомневался в этом. Сегодня вечером в Сторме будет нечто особенное. Я хочу увидеть это, и непременно увижу. Главное, что она счастлива, он ее любит. И я завтра же уеду.

- А что же прикажете делать мне? - спросил Бардвел. - Что мне-то делать? Тоже уезжать отсюда? Неужели я должен перестать интересоваться малышкой? Неужели мне никогда не придется сказать ей, кто я?

- Вы можете поступать, как вам угодно, но на вашем месте я ничего не говорил бы ей.

- Мне больно думать, что она никогда не узнает, кто я, - промолвил Бардвел.

- О чем вы говорите? Ведь она не ваша дочь.

- Она моя внучка, и я люблю ее не менее сильно, чем вы. Ведь она портрет моей единственной дочери, которой больше нет. Она ее дитя. Мне невыносимо думать, что она будет жить у него, любить его, не зная своего другого деда.

- Я слишком дурной человек, чтобы иметь на нее какие-нибудь права, - сказал Сезиджер. - Я не могу перестать пить виски, в этом мое несчастье. И если бы у меня было достаточно денег, я не сомневаюсь, что, конечно, начал бы опять играть.

- Ах вы, несчастный! - сказал Бардвел с глубоким презрением. - Несчастный, хотя вы и Сезиджер из Сторма.

- Я не в силах измениться, - проговорил Роджер. - Но я хочу увидеть ее в последний раз. Сегодня мне повезло. Они проезжали по роще и остановились переждать дождь в двух шагах от меня. Я слышал каждое их слово. Они были рядом и болтали друг с другом. Я слышал ее нежный голосок, провожал их взглядом, когда они поехали дальше. Клянусь Богом небесным, я не знаю, как сдержался, чтобы не окликнуть ее. Но сдержался. Он любит мою девочку и все сделает ради нее. Она будет хозяйкой Сторма. Не вмешивайтесь, Бардвел. Сжальтесь над несчастным конченым человеком. Я был причиной гибели вашей дочери, но я любил ее, любил искренне. Не вмешивайтесь же теперь.

- Вы слишком многого от меня требуете, - горько усмехнулся Бардвел. - Я столько раз смотрел на девочку, что привязался к ней всем сердцем. Вы собираетесь уехать, а подумали о своей сестре? Что будет с ней? Ведь она посвящена в ваши планы и будет с ума сходить, если вы исчезнете.

- Я положу еще одно письмо под плоский камень и предупрежу, что уезжаю.

- Но как же вы уедете без денег?

- Дайте мне пять фунтов, ради Бога, и я как-нибудь уеду. Мне будет полезно уехать и взяться за тяжелую работу, чтобы прокормить себя.

- Боже ты мой! И это говорит настоящий наследник Сторма! Послушайте, Роджер, я тоже богатый человек. Кому я оставлю мои деньги? Давайте лучше будем жить вместе, мне хочется этого.

- Мы не можем здесь оставаться. По крайней мере, я не могу, - уточнил Сезиджер. - Я приехал, чтобы увидеть, как пойдет дело. Все устроилось лучше, чем я смел надеяться. Она заставила этого жестокого человека быть добрым, как ангел небесный. Она покорила его своим удивительным обращением, своей прелестью, добротой, любовью и приветливостью.

- Все это она унаследовала от моей дочери, - с горечью сказал Бардвел. - А между тем вы собираетесь бросить меня одного, как ненужную вещь.

- Нет-нет, вы очень помогли мне. Я не смог бы осуществить свой план без вас, Бардвел. Прошу вас, доведите начатое до конца: не говорите ей, кто вы.

- Я тоскую по ней, - сказал Бардвел. - Иногда я сам не понимаю, что делаю. Вы сыграли со мной жестокую шутку, Сезиджер, уговорив поселиться на ферме Хоум. Мне было бы легче, если бы я никогда не видел внучку.

- Я составляю несчастье и мучение для каждого, кто делается мне близким, лучше бы я никогда не родился!

- Не говорите этого, - прервал его Бардвел, - ведь вы отец прелестного благословенного ребенка.

Роджер, закрыв лицо руками, дрожал всем телом.

- Я не понимаю, почему, имея такое сокровище, такого ребенка, вы продолжаете скатываться в пропасть? - продолжал Бардвел. - Почему вас тянет пить виски, играть, вести дурную жизнь?

Сезиджер выпрямился во весь свой немалый рост.

- Знаете, как она назвала лошадь? - внезапно спросил он.

- Откуда мне знать?

- Чистое Сердце! Теперь ответьте: слышали ли вы за всю свою жизнь такую кличку для лошади?

- Никогда. Не могу даже представить, откуда она взяла такое название.

- А я могу, - проговорил Роджер. - Бог видит, могу. Когда я в последний раз разговаривал с ней, то попросил молить Бога, чтобы Он дал мне чистое сердце. И теперь мое бедное дитя уверено, что Господь исполнил мое желание и что я блаженствую на небесах. А разве я на небе? Нет, вся моя жизнь - сплошное мучение.

- Вы могли бы превратить жизнь в радость, а не в муку, если бы у вас было мужество, - уверенно сказал Бардвел.

Между тем в Сторме шли оживленные приготовления к веселому спектаклю, который придумала Дороти.

- Тетушка Доротея, сегодня вечером оденься в самое лучшее платье! - твердо приказала она.

- Почему? - спросила мисс Сезиджер, улыбаясь.

- У нас будет представление "Совушка и Киска".

- Дороти, ты не должна делать все, что тебе вздумается.

- Ну, конечно нет. Это дедуле хочется устроить представление, ему ужасно хочется, - схитрила Дороти. - Он ни о чем больше не думает, и он самая лучшая Сова, какую я только видела. Надень же нарядное платье. Мы начнем тотчас же после ужина.

Выбегая вприпрыжку из комнаты старой девы, Дороти услышала глубокий вздох мисс Доротеи.

"Как жалко, что она вздыхает, - подумала девочка. - Как бы я хотела, чтобы никто больше не вздыхал на прелестной земле, на которой живет дедуля, Не-забывай-меня и Чистое Сердце".

Когда Мэри одевала Дороти к обеду, малышка сказала ей:

- Мэри, если сегодня вечером вы с Карбури спрячетесь где-нибудь у входа в дом, то увидите кое-что интересное. Будет полная луна, но будут и тени, знаете, под деревьями. Так вот, вы с Карбури стойте где-нибудь в тени, и тогда увидите что-то очень хорошенькое.

- Какая вы странная, мисс Дороти, у вас вечно какие-нибудь новые выдумки в головке.

- У меня много выдумок, правда? - переспросила девочка и прибавила по-французски: - О, я так довольна, я так всех люблю.

- Мисс Дороти, я не понимаю, когда вы говорите на этой тарабарщине.

- Да, Мэри, боюсь, что вы немножко непонятливы. Но если бы у вас в сердечке было, вот как в моем, много-много любви, вы бы тоже о своих чувствах говорили по-французски. Этот язык гораздо красивее английского. Дедушка понимает, когда я говорю с ним по-французски, и тетя Доротея понимает немножко, и мой голубчик пони все понимает, и Чистое Сердце тоже.

- Маленькая мисс, и зачем вы наградили бедную лошадь таким непонятным именем?

- Может быть, для вас непонятным, но не для меня, - сказала Дороти.

Дороти, одетая в изящное платье (теперь для нее выписывалось множество вещей из Лондона), мелкими шажками сошла вниз. До ужина было еще далеко, и по каким-то непонятным причинам, непонятным даже для нее самой, девочке захотелось пройти в конюшню и поцеловать Чистое Сердце. Она была очень привязана к своему пони, но опять-таки по неясным ей причинам еще сильнее любила лошадь деда.

Это было красивое животное с белой звездочкой на лбу. Она была кротка и отличалась всеми качествами лошади хорошей породы и превосходной родословной. Конюх гордился лоснящейся темно-гнедой шерстью Чистого Сердца.

Лошадям задали овса и сена на ночь, и они стояли без привязи в денниках. Дороти легкими шагами вошла в конюшню. Горела маленькая лампа, и при ее свете девочка различила массивный силуэт Чистого Сердца. Малышка вошла в денник, нисколько не боясь, и, подняв маленькую руку, старалась дотянуться до лба лошади. Животное опустило голову к ребенку, и глазки Дороти заглянули в темные и кроткие глаза лошади.

- Ты напоминаешь мне моего папочку, вот почему я так ужасно люблю тебя! - сказала Дороти. - Милая, дорогая, я люблю тебя!

После этого Дороти спокойно вернулась домой. Теперь ужины в Сторме стали немножко праздничными. По вечерам сэр Роджер считал необходимым особенно баловать внучку, поэтому к столу подавали всевозможные сладости, которые любят дети. В доме хранился неистощимый запас шоколада, к которому Дороти имела пристрастие. Дед всегда отказывался от лакомства, сколько бы Дороти ни упрашивала попробовать, а тетя Доротея, напротив, очень любила шоколад, и малышка всегда щедро делилась с ней.

- Я удивляюсь, Доротея, что ты, в твои-то годы, портишь зубы сладостями, - сэр Роджер не смог удержаться от замечания дочери.

- Тетя, покажи мне зубки, - попросила Дороти. - Они болят? Что с ними такое? Они не в порядке?

- Нет, моя дорогая, - ответила мисс Сезиджер. - У меня хорошие зубы.

- Не нужно больше говорить так, дедуля, - проговорила Дороти, обращаясь к старику.- Тетушка любит шоколадинки и будет кушать их. Они мои, и я могу давать их, кому хочется.

В этот вечер мисс Доротея не ела больше сладостей, и вскоре маленькое общество перешло в гостиную. Тотчас же началось представление "Совушки и Киски". Дороти играла свою роль с большим воодушевлением. Она была ласкова, шаловлива, прихотлива. Казалось, она родилась актрисой. Мисс Доротея вообще редко смеялась, но теперь почти визжала от смеха, глядя, как Дороти изображает кошечку. А когда почтенный старый отец явился в виде "совы", она мысленно согласилась с Карбури и Мэри (хотя и не подозревала, что они тоже наблюдают за представлением), что наступил конец света. Может быть, не следует этого рассказывать, может быть, это шло вразрез с прежней важностью хозяина Сторма, но он прекрасно сыграл роль совы. В конце сцены большая балконная дверь гостиной распахнулась, и старик с внучкой, рука об руку, вышли на лужайку, чтобы танцевать "при свете луны". Мисс Доротея при этом едва не упала от изумления.

Она не посмела воспротивиться танцам на открытом воздухе и положительно окаменела. Сначала ей было бесконечно весело и, глядя на происходившее, она изумлялась и восхищалась. Доротею увлекала грациозная маленькая сценка, красота ребенка, плавные па старинного менуэта и такое выражение на лице старого Сезиджера, какого она никогда прежде не видела.

Когда танец уже подходил к концу, откуда-то из темноты донесся приглушенный крик, и мисс Доротее показалось, что она узнала жалобный голос. Случилось то, чего она боялась: Роджер не мог дольше оставаться вдали от любимой дочки. Что делать? Ужасная сцена могла разыграться в любую минуту.

И тогда тихая, кроткая мисс Сезиджер выбежала из большого дома и бросилась через лужайку. Легкая изморозь покрыла траву белым налетом, говоря о приближении зимы. Доротее хотелось бежать к брату, но в саду не было и следа Роджера. Обежав все кругом и не найдя его, она вернулась домой. У мисс Сезиджер разболелась голова, промокли и окоченели ноги. У нее не было сил даже для слез. Тихо пробралась она к себе в комнату, боясь в этот вечер снова увидеться с отцом или с маленькой Дороти. Когда Мэри постучала в дверь спальни, Доротея смогла лишь ответить:

- Я занята и не могу впустить вас. Идите спать.

Мэри и Карбури тоже слышали крик, слышали его садовники и конюх. Лишь маленькая Дороти и ее дед ничего не заметили. Голос прозвучал очень резко, внезапно и скоро затих, они же были так заняты своим танцем, так упоены радостью и большой-большой любовью друг к другу, что пронзительный крик страдания не достиг их слуха.

Слуги собрались в одной из кухонь, вопросительно переглядывались и толковали о том, что все это могло бы значить. Испуганный Майкл заявил, что если в Сторме появляются привидения, он не будет служить здесь даже за двойное жалованье.

Мэри вернулась из комнаты мисс Сезиджер с озабоченным лицом, и Карбури знаком предложил ей пройти в буфетную.

- Вы, конечно, слышали? - спросил он.

- Да, - кивнула Мэри, прижав руку к сердцу.

- Это не дух, - убежденно сказал Карбури.

- Какой там дух!

- Я узнал голос, и принадлежать он может только одному человеку. Много лет назад молодой сэр Роджер кричал так, когда старик, разгневавшись за какую-то провинность, бил его хлыстом.

- Помоги нам боже, - прошептала Мэри. - Ведь он умер и лежит в могиле...

- Он жив! - Карбури нисколько не сомневался в своих словах. - Что только будет теперь?

- Карбури, - произнесла Мэри, помолчав немного, - мисс Сезиджер тоже слышала голос и, наверное, узнала его. Я ходила наверх узнать, не нужно ли чего, а она не впустила меня в комнату. Вы видели, как она бежала через лужайку, точно желая отыскать его?

- Так кричит человек, сердце которого разбилось, - вздохнул Карбури. - И он должен был бы жить здесь... Боже, помоги нам!

Глава XIX

ЧИСТОЕ СЕРДЦЕ

Именно на следующий день и случилось то событие, о котором мы упомянули. Стояло раннее утро. Дороти была в саду. Она всегда проводила здесь около получаса, прежде чем идти учиться в комнату тети Доротеи. После двенадцати часов они с дедом собирались ехать верхом, но старик до сих пор еще не сошел вниз, сказавшись немного уставшим. Мисс Доротея не сомневалась, что отец простудился во время танцев при свете луны, но не хотела огорчать этим Дороти.

Поэтому девочка беззаботно бродила по саду. Здесь уже было не то, что летом. На лужайках виднелись только редкие маргаритки, прелестные розы отцвели. На дорожки торжественно падали разноцветные листья. Небо было темно-свинцового цвета, и, казалось, каждую минуту мог пойти дождь, но в сердечке Дороти сиял ровный солнечный свет. Девочка лучилась изнутри любовью к Богу и ко всем людям, ведь девизом ее маленькой жизни были слова: "Бог есть любовь". Именно любовь, живущая в сердечке Дороти, делала ее столь прекрасной, что от детского личика трудно было отвести взгляд. Вероятно, поэтому-то все знавшие маленькую Дороти так сильно любили ее.

Два садовника, Петерс и Джонсон, ухаживая за поредевшим садом, украдкой наблюдали, как она весело бегает по цветнику, и улыбались. Карбури и Мэри спорили из-за того, кому взглянуть на девочку из окошка буфетной. Сэр Роджер, несмотря на мигрень и ревматическую боль в руках и ногах, решительно убеждал себя, что никто не заставит его остаться в постели. Он должен встать и ехать верхом, ведь если дед останется дома, это огорчит маленькую Дороти.

Тетя Доротея, опомнившись после вчерашнего потрясения, теперь собиралась идти к плоскому камню, чтобы получить от брата объяснения. Потом мысли ее перешли к предстоящим занятиям с племянницей. Тетушка беспокоилась, будет ли сегодня Дороти внимательна. Заботливо взглянув на учебники, разложенные на столе, мисс Сезиджер почувствовала теплую волну нежности к малышке. Таким образом, все в усадьбе думали только о Дороти.

Девочка с удовольствием обходила сад, заглядывая во все его уголки. Она немножко поболтала с садовниками, расспросила о новостях. Девочка принимала в Джонсоне и Петерсе живое участие, знала о том, где они живут, какое жалованье получают, сколько у каждого из них детей. В это утро прогулка по саду подходила к концу, и Дороти с неохотой возвращалась домой, зная о предстоящих уроках.

По правде говоря, ей не нравилось учиться у тетушки Доротеи. Конечно, она очень любила старую деву, но преподавание было скучноватым и не особенно занимало живой ум Дороти. "Чем раньше мы начнем возиться с этими ужасными книгами, тем быстрее закончатся уроки, - размышляла про себя малышка. - И тогда... тогда... Будет дедуля, и поцелуи, и любовь, и, наконец, эта прелесть - поездка верхом! О да, земля прелестное место, а я вполне счастливая маленькая девочка!" Так, уговаривая себя, Дороти двигалась в сторону дома.

Чтобы чуть-чуть растянуть удовольствие от прогулки, Дороти выбрала самую длинную обратную дорогу. Вместо того чтобы пересечь лужайку, девочка решила обойти ее по широкой дуге - свернуть с аллеи в мелкий кустарник у самого забора, огораживающего сад. За забором тянулись стормские леса. И вдруг в том самом месте, откуда маленькая Дороти еще летом отправлялась "шествовать", у загородки она заметила мистера Как-меня-зовут.

Он казался очень крепким и надежным, но в его лице Дороти увидела выражение, которое тотчас узнала. Фермер стоял неподвижно, но весь его облик говорил о том, что стряслась какая-то большая беда. Конечно, малышка чувствовала себя в Сторме счастливой и защищенной, однако признаки беды у других людей она могла определить безошибочно, потому что в своей короткой жизни перенесла немало горестных минут.

Она запнулась и медленными шагами направилась в его сторону. Фермер, не говоря ни слова, протянул к ней большую загорелую руку. В горле у него совсем пересохло, потому что он почти бежал сюда от самой фермы. Дороти ускорила шаги и, подойдя к нему вплотную, участливо заглянула в глаза:

- Что с вами, мистер Как-меня-зовут? Мне кажется, у вас ужасные неприятности.

- Да, моя дорогая, - хрипло произнес Бардвел. Он взял маленькую ручку и нежно погладил ее.

В этот момент ему хотелось сжать детскую ладошку изо всех сил, но он сдержался. Бардвел умел владеть собой и ни за что бы не навредил обожаемой внучке.

Дороти молчала. Фермер стоял по одну сторону загородки, она - по другую. Бардвел старался овладеть своим голосом. Он не хотел пугать малышку, а между тем нужно было обратиться к девочке с просьбой. Дороти проницательно посмотрела на него.

- Не лучше ли вам сказать, что с вами? - проговорила она. - Знаете, молчать так трудно...

Тогда он заговорил осипшим, прерывающимся голосом:

- Что вы хотите сказать?

- Я говорю про вашу печаль, - проговорила Дороти. - Я знаю, что это такое... Я видела разные печали, когда еще жила с мамой и папой. Я видела много печалей.

Малышка говорила кротко и спокойно, и ее личико не было несчастным. Вдруг Бардвел наклонился, схватил ее, поднял и опустил по другую сторону изгороди, подле себя.

- Вы должны идти со мной сию же минуту, - твердо сказал он.

- Идти с вами? Что вы хотите сказать, мистер Как-меня-зовут?

- Сию же минуту, - повторил Бардвел. - Никто нас не видит, идем.

Дороти колебалась.

- Но у меня урок "Путь к знанию". Вы знаете эту книгу?

- Неважно, пойдем скорее.

- Французская история и английская история, диктовка... Ах, я ненавижу писать. А вы, мистер Как-меня-зовут?

- Да-да, пойдем же скорее.

- И еще французский язык. То есть это я буду учить тетушку. Мистер Как-меня-зовут, вы любите французский язык? - перешла она на французский.

- Ничего я не понял, что вы сказали, маленькая мисс. Но скорее! - Бардвел потянул ее за руку.

- Зачем?

- Я скажу, когда вы будете у меня в доме.

- А разве не нужно прежде сказать дедушке и спросить у него позволения?

- Нет-нет. Я тоже имею права на вас, поверьте, дорогая. Я сейчас пришел, чтобы сообщить об этом ему и вашей тете тоже. Я собирался с мыслями, а в это время вы прошли мимо. Идите со мной.

- Не знаю, может быть, вас послал Бог? - задумчиво сказала Дороти. - Я хотела выйти к дому другой дорогой, а потом вдруг повернула к кустарникам, а тут были вы, мистер Как-меня-зовут. Да-да, конечно, Бог вас послал. А далеко придется идти?

- Очень далеко. Я понесу вас.

- Вы, должно быть, ужасно сильный. Дедуля не может меня носить, а он удивительно ловок. Вы мне нравитесь, мистер Как-меня-зовут.

- Очень рад.

Теперь Бардвел повернулся и пошел. Дороти побежала рядом. Никто не видел, как он перенес ее через загородку, никто не встретил их в лесу. Фермер делал большие шаги, он очень торопился, а малышка бежала. Наконец она вдруг остановилась, засмеялась и, задыхаясь, сказала:

- О, из-за вас у меня грудь заболела. У меня так страшно бьется сердце.

Вместо ответа Бардвел наклонился, поднял маленькое создание и удобно усадил к себе на плечо.

- Обнимите меня за шею.

- Вы сильный, - сказала Дороти. - Вы почти такой же сильный, как мой папочка, который теперь на небе. У него теперь чистое сердце. Дедушкину лошадь я назвала "Чистое Сердце". Это напоминает мне о папочке.

Бардвел дрожал от волнения. Ему казалось, что время повернулось вспять и он несет на плече свою маленькую дочь. Желание прижать к себе ребенка, сказать девочке, что он тоже ее дед, почти лишало его сил. Однако прежде чем малышка узнает об этом, нужно исполнить долг, поэтому Бардвел собрал всю волю в кулак и только ускорил шаг.

Ему было нетрудно нести легкую, словно перышко, девочку. Бардвел был действительно очень сильным человеком в полном расцвете жизни. Так они миновали леса. Дороти перестала думать о доме и просто наслаждалась жизнью. Ей было приятно, что сегодня не будет занятий; нравилось в лесу, на свежем воздухе; нравилось, что мистер Как-меня-зовут несет ее. Это было почти так же весело, как кататься верхом. Раза два или три она погладила фермера по лицу.

- Вперед, вперед, - весело подбадривала она его. - Вы такой сильный! Я почти полюбила вас за то, что вы такой сильный.

Наконец они очутились подле самого соснового леса. На опушке лежал плоский камень, а под ним скрывалось письмо, которое могло никогда не дойти до адресата. Невдалеке стояла ферма Хоум.

- Здесь я живу, - сказал Бардвел. - Это моя усадьба. Она не так велика, как Сторм, но мне и этого достаточно.

- Здесь красиво! - похвалила Дороти. - Я уже видела ваш дом, помните, мы еще летом приходили сюда с тетушкой. Она сидела на плоском камне, а я все здесь осмотрела. Тетушка в тот день была такая неразговорчивая. А вы вышли вон оттуда, из-за того дерева, и мы с вами беседовали. Я помню, что тогда все смотрела и смотрела на дом. Мне почему-то очень хотелось войти в него. Сама не знаю почему.

- А я знаю, - сказал Бардвел.

- Вы, кажется, удивительный человек, мистер Как-меня-зовут!

- Нет, дитя, я всего лишь простой фермер и совсем необразованный. Я знаю, что такое земля, умею ее удобрять, знаю, как нужно кормить скот, но книг я не читаю, не знаю и обычаев света.

- Если бы вы учились у меня французскому языку, вам бы очень понравилось, я уверена, - сказала Дороти по-французски.

- Опять тарабарщина, - поморщился Бардвел. - Не надо, право.

- Вы не поняли? Я говорила по-французски.

- Не нужно больше, говорю вам.

- Вы немножко невежливы, мистер Как-меня-зовут. Вы не такой воспитанный, как мой дедушка.

- А я и не хочу быть таким, как он, - он опустил малютку на землю. - Как вы думаете, зачем я вас сюда привел?

- Не представляю, - Дороти пожала плечами. - Но мне все-таки очень хорошо и весело. Можно войти и посмотреть ваш домик?

- Вы не будете осматривать его комнаты.

- А я думаю, буду.

- Нет.

- Зачем же вы тогда привели меня сюда, мистер Как-меня-зовут?

Бардвел внезапно опустился перед ней на одно колено. Он взял обе ручки ребенка и немного сжал их.

- Потому что в одной из комнат этого дома есть человек, которого вы знаете и любите. Идите прямо. Идите прямо, прямо, как стрела. Не стучитесь. Видите дверь? Ее можно разглядеть отсюда. Поднимите засов и войдите. Остальное вы сделаете сами, маленькая мисс.

- Человек, которого я люблю? - медленно-медленно произнесла Дороти. - Разве туда прошел дедушка?

- Нет, нет. Идите скорее!

Дороти напряженно смотрела в глаза Бардвела, он отвернулся и в то же время легонько толкнул ребенка к дому.

- Идите, - повторил он, - вы будете наследницей богатого поместья, но в этой комнате вас ждет кое-что получше Сторма. Идите и исполните свой долг.

- Хорошо.

Стройная фигурка легко побежала к дому. Вбежав на крыльцо, малышка сделала все, как научил фермер. Тяжелый засов с лязгом поднялся, дверь заскрипела и отворилась. Дороти, чувствуя себя героиней волшебной сказки, обратилась к ней со словами:

- Извини, я не могла иначе. Мне сказали, что здесь находится тот, кого я люблю. Я вхожу в комнату. Я Дороти, и я вхожу.

Комната, где оказалась девочка, была ничем не примечательна. Здесь стояла грубая и простая мебель, на окнах не висели занавеси, на дощатом полу не лежал ковер. Против окна стояла отодвинутая от стены деревянная кровать. Невдалеке виднелись старый комод и умывальник; очень небольшое четырехугольное зеркало висело на одной из стен.

Быстрые глазки Дороти сразу отметили все это. Потом девочка обратила более пристальный взгляд на кровать. На ней лежал человек с бледным лицом, на его лбу виднелся большой синяк. Он был одет в дневное платье, лежал на спине, а руки, не переставая, перебирали легкое одеяло, покрывавшее его до половины. Открытые глаза человека были очень темными и в то же время тусклыми. Одну минуту Дороти с изумлением смотрела, потом бросилась к кровати, вскарабкалась на нее и схватила обеими руками большую ладонь.

- Папочка, - прошептала она с таким подавляемым глубоким чувством, с таким мучительным восторгом, что сонные глаза больного приобрели осознанное выражение.

Он медленно повернул голову и посмотрел на малышку.

- Иди сюда, Дороти, - сказал он, - иди.

Она прижалась к нему и положила головку ему на грудь.

- Я думала, что ты на небе, - промолвила она через несколько минут. - Или ты был там и вернулся? Тебе наскучило?

- Я совсем там не был, - ответил он. Дороти очень удивилась.

- Прижмись ко мне, - снова шепнул он, и Дороти еще теснее прильнула к нему. - Мне ужасно холодно, моя прелесть.

Дороти ни о чем не стала расспрашивать отца, ее изумление полностью растворилось в глубокой горячей любви, и она попыталась согреть родного человека своим маленьким тельцем.

- Верно, у тебя был припадок, папочка? - только и спросила она.

Он не ответил. Дороти подняла свое счастливое детское личико и крепко поцеловала отца в губы.

- Я папочкина Дороти, - нежно шептала она, - твоя, твоя собственная. Я рада, что ты не ушел на небо.

- Прижмись, прижмись ко мне, - повторял он.

Казалось, он не мог найти других слов, странное безжизненное оцепенение все больше и больше покрывало его лицо. Но Дороти не боялась и не тревожилась. Маленькие дети редко боятся смерти. Малышке было удобно и тепло, она радовалась, что отец с ней. Она любила дедушку и всех в Сторме, но любовь к этому несчастному нераскаявшемуся человеку значила для нее неизмеримо больше. Ведь для Дороти он был не заблудшим грешником, а любимым родным отцом.

- Тебе хорошо? - спросила она через минуту.

- Очень.

- Какой ты бледный!

- Мне очень, очень хорошо. Прижмись еще ближе, моя малышка.

- Я все время в твоем сердечке, - просто сказала Дороти.

- Да, моя прелесть, да.

- Папочка, а у тебя теперь чистое сердце?

- Нет, Дороти.

Услышав такой ответ, она замолчала. Это был ужасный удар, поразивший ее сильнее, чем свидание с отцом, потерянным и вновь обретенным. Через несколько мгновений случилась необычайная вещь. Дороти никогда не плакала, но теперь горячая волна слез хлынула из сердца к глазам, и крупные горячие капли потекли по ее щечкам и стали падать на холодное лицо несчастного. Они потрясли его до глубины души. Больной открыл глаза и посмотрел на Дороти.

- О чем ты плачешь, моя козочка?

- О тебе. Папочка, ты должен сделать так, чтобы у тебя было чистое сердце!

Она все еще обнимала отца, но в то же время в ее голове пролетал рой быстрых мыслей, она лихорадочно искала возможности спасти душу отца. Каким-то непостижимым образом, интуитивно она начала понимать, что нужно сделать.

- Ты хочешь увидеть своего папу? - вдруг спросила она. - Ведь мой дедушка - твой папочка, правда?

- Он не захочет прийти ко мне, моя маленькая прелесть. Я блудный сын, который не раскаялся.

- Я ничегошеньки не понимаю. Если ты хочешь видеть дедулю, он приедет, потому что я привезу его.

- Не сможешь. Даже ты не сможешь сделать этого.

- Не смогу? Плохо же ты меня знаешь. Пусти, я скоро вернусь.

Дороти соскользнула с постели и вышла из комнаты. В прихожей стоял Бардвел.

- Сегодня утром приезжал доктор, - сказал фермер. - Он скоро опять приедет. Вы не слишком расстроены, моя дорогая, у вас такое спокойное лицо.

- Я волнуюсь. Ведь он же мой папочка. Что с ним? Он такой бледный и так трудно говорит.

- Роджер вчера вечером был в лесу, провалился в штрек каменоломни и сильно ушиб голову. Только сегодня утром я нашел его и принес сюда.

- Упал в каменоломню?

- Да, но теперь, когда он увидел вас, маленькая мисс, ему станет легче, и он успокоится.

- Пока он еще не спокоен, - промолвила Дороти. - Он совсем успокоится, когда Христос возьмет его на небо.

- О, дитя мое, я мало знаю обо всем этом. В святых книгах написано, что раскаявшегося грешника прощает Всевышний. Но в вашем отце раскаяния я не увидел.

- Что значит раскаяние? Это то же самое, что чистое сердце?

- Да, думаю, да.

- Ну, я знаю, что нужно сделать, - решительно сказала Дороти. - Ах, мой бедный голубчик. О, мистер Как-меня-зовут, я вас тоже полюбила. Но теперь мне нужно скорее бежать к дедушке.

- Вы не хотите побыть немножко с бедным больным? Ему осталось совсем немного.

- Я вернусь, - пообещала Дороти, - а пока меня не будет, посидите с ним.

- Неужели вы думаете, что я отпущу вас в лес одну?

- Это все равно, - отмахнулась Дороти. - Видите ли, вы должны, должны посмотреть за моим папочкой, пока я не вернусь. Вы понимаете, мистер Как-меня-зовут, я его не брошу. Многие живут у меня в сердце, но мой папа важнее всех.

- Маленькая мисс, - Бардвел повысил голос, видя, что Дороти не слушает его и собирается уходить. - Вы не должны идти через лес одна!

Дороти засмеялась, махнула рукой и, как стрела, вылетела из дома. Девочка исчезла из глаз Бардвела раньше, чем он успел остановить ее. Конечно, фермер волновался за ребенка, но с другой стороны, понимал, что не может бросить больного одного. Кроме того, девочка хорошо знала дорогу домой. И он как-то успокоился, решив, что о маленькой Дороти позаботится сам Господь.

Бардвел вошел в комнату к молодому Роджеру, тяжело переступая ногами, точно его пригибала к земле тяжелая ноша. Лицо больного побледнело еще сильнее, мимолетное оживление, вызванное свиданием с Дороти, погасло. Бардвелу даже показалось, что он уже забыл о дочери. Но вдруг, к его удивлению, Сезиджер заговорил:

- У меня был странный бред, - промолвил он. - Вы тут, Бардвел?

- Ну да, конечно, мой бедный друг. Но вы молчите, доктор не велел вам говорить.

Сезиджер слабо засмеялся.

- Я кое-что помню из вчерашнего вечера. Помню старую усадьбу. Помню выражение личика Дороти и лицо моего отца. Я стоял поблизости, но мне казалось, будто пропасть отделяет меня от них. И почувствовал, что все еще люблю этого старика, что не могу отделаться от чувства к нему. В конце концов, я не мог удержаться. Мне до того захотелось поцеловать мою девочку, что я вскрикнул. Мне кажется, в эту минуту мое сердце разорвалось. Я, как безумный, бросился в лес, споткнулся и полетел куда-то глубоко-глубоко. Потом я ничего не помню, помню только странный бред, который был у меня. Это был бред, правда, скажите, Бардвел?

- Не говорите так много, Роджер.

- Мне легче говорить. Я вам расскажу все. Мне казалось, что пришла моя дочь, моя маленькая Дороти, взобралась на мою кровать, прижалась ко мне, поцеловала меня и спросила... чистое ли у меня сердце. Я видел все это так ясно, точно на самом деле. И она была так хороша, так прелестна! Когда я сказал "нет", то почувствовал на своем лице капли горячих слез. Это был чудесный бред, Бардвел. Знаете, эти удивительные слезы растопили ледяной камень у меня внутри.

- Да, конечно, у вас было каменное сердце, - заметил Бардвел. - И, может быть, оно растаяло, и у вас теперь живое сердце, или, как говорит эта прелестная малышка, "чистое" сердце.

- Это был только бред, бред! - заметался больной.

- Нет, не бред.

Роджер остановил на тесте глаза, полные безумной надежды. Он снова начал перебирать легкое одеяло и побледнел еще больше прежнего.

- Я с самого детства был дурным малым, - сказал он. - За всю свою жизнь я не сделал ничего хорошего.

- Что говорить об этом...

- Во время моего бреда, - продолжал Сезиджер, - мне казалось, будто моя девочка попросила меня очистить сердце.

- Я мало бываю в церкви и редко читаю священные книги, но скажу одно: все, о чем эта прелестная малышка просит Небо, исполняется. Почему-то Всемогущий всегда исполняет ее желания, а потому, мне кажется, у вас будет такое сердце, как она желает.

Роджер был слишком слаб, чтобы покачать головой, но в его глазах осталось прежнее печальное выражение.

- Это был чудесный бред, - опять повторил он. - Я попросил ее прижаться ко мне, и она исполнила мою просьбу, точно действительно была подле меня.

- Да ведь она действительно была с вами! Была!

- Ну, не говорите пустяков, фермер, - Роджер засмеялся слабым, еле слышным смехом. - Сколько времени я проживу, по словам доктора?

- Недолго. Если бы вы вели раньше другую жизнь, не пили столько виски, вы могли бы еще поправиться, но теперь ваш час пробил. Вам нужно готовиться к встрече с Господом. Но мне кажется, так лучше для вас: здесь вы были слишком несчастны.

Роджер закрыл глаза. Через несколько мгновений его губы слабо задвигались, он зашептал что-то. Бардвел прислушался и стал различать слова:

- Дай мне чистое сердце, о Господи, обнови мою душу!

- Аминь, - фермер опустился на колени подле постели и спрятал голову в грубые руки.

Глава XX

ПРИМИРЕНИЕ

Напрасно тетушка Доротея ждала свою ученицу. В это утро занятия так и не состоялись. Мисс Сезиджер знала, что девочка, которой не слишком нравилось учиться, обязательно придет, потому что любит свою тетку и не станет огорчать ее. Дороти всегда исполняла принятые на себя обязательства, но подчинялась только собственным законам и установлениям. Главным же законом, по которому она жила, была любовь, желание радовать и беречь своих близких.

Старая дева ждала опаздывающую племянницу без всякой досады. Мисс Сезиджер не была нетерпелива, к тому же ей с самого детства пришлось приучаться к терпению. Мало-помалу она свыклась со своей участью, привыкла отказываться от своих желаний и заботиться только о других. Она была в своем роде очень хорошим человеком, хотя несколько ограниченным, ведь ей не пришлось видеть великих, благородных и прекрасных сторон жизни. Теперь ее сердцем владела Дороти и приносила ей отраду. Доротее жилось гораздо счастливее, чем раньше, и если бы не тревога о брате, если бы не воспоминание о душераздирающем крике накануне вечером, Доротея чувствовала бы себя в это утро вполне счастливой.

До появления в доме маленькой Дороти на дровах тоже экономили. Тетушка Доротея почти всегда зябко куталась в теплую шаль и не могла согреться. Теперь в камине будуара мисс Сезиджер постоянно горел яркий огонь. Доротея наслаждалась теплом и ждала племянницу, прислушиваясь, не раздадутся ли быстрые веселые шаги, не послышится ли нежный звонкий голосок, не распахнется ли дверь, не заглянет ли в нее прелестное детское личико. Но она не беспокоилась и не досадовала.

Через несколько минут мисс Доротея уселась в кресло подле камина, взяла французскую книгу и стала шепотом повторять некоторые фразы. Ни за что на свете она не созналась бы, как ей приятно заниматься с Дороти. В угоду малышке она хотела научиться говорить по-французски как следует. И старая дева так погрузилась в свои занятия, что даже забыла об уроках.

Когда прошли полчаса, три четверти, потом целый час, Доротея поднялась с кресла. Она быстро направилась в спальню, надела шляпу и старую кофточку и вышла в сад. Тетка всюду искала Дороти, но нигде не увидела малышку.

Доротея вернулась домой, и ей стало слегка досадно от мысли, что девочка, наверное, пошла в спальню к деду, потому что он не вполне здоров, и забыла о занятиях.

"Ну, - подумала мисс Доротея, - так не должно продолжаться. Правда, Дороти еще мала, может быть, не следует обращать слишком большое внимание на мелочи. Строгостью и наказаниями с ней не справиться, нужна только любовь и ласка. Она, конечно, у деда. Как он заботится о ней! Я никогда не видела ничего подобного. Видно, придется на сегодня отменить уроки. Конечно, нужно поговорить с девочкой и объяснить, что она поступила неправильно. Ей следовало бы спросить у меня позволения, но ведь она такая порывистая, такая впечатлительная и... Мне надо бы рассердиться, а я почему-то не могу не нее сердиться, не могу. Она совсем не похожа на обыкновенных детей".

Мисс Доротея собрала учебники, аккуратно поставила их на полку, сложила и спрятала зеленую скатерть, которой всегда покрывала стол во время уроков, и, снова сев подле камина, глубоко задумалась.

Ее мысли полетели к брату, которого все считали умершим. До сих пор, сколько она ни молила в письмах о встрече, он всегда отказывался повидаться с сестрой. Доротея свято хранила чужую тайну, но очень страдала от этого. Теперь ее терпение пришло к концу. Ей хотелось поговорить с Роджером, заглянуть ему в глаза. Мисс Сезиджер готовилась совершить самый смелый поступок в своей жизни - поступить по-своему, утолить жажду своего сердца, несмотря на запрет брата.

Она отлично знала, что помирить Роджера с отцом нельзя. "По крайней мере, я повидаюсь с ним, - думала старая дева, - и расскажу, как все мы любим Дороти. Дам немножко денег, немного, но по крайней мере несколько золотых соверенов (Соверен - английская золотая монета достоинством 1 фунт стерлингов.), которые мне удалось скопить. После этого он, конечно, уедет, но, может быть, мы будем поддерживать с ним общение в письмах. Ведь нас связывает любовь к его прелестной дочке".

Мисс Доротея думала и о том, удастся ли ей сегодня пробраться к плоскому камню, чтобы передать письмо брату. "После ленча мой отец и Дороти поедут верхом, - подумала она, - не сесть ли и не написать ли Роджеру? Ведь это он так ужасно закричал вчера вечером. Да, да, я должна повидаться с ним, должна".

Она пододвинула стул к письменному столу и принялась писать. Мисс Доротея всегда писала медленно. Люди, которые редко занимаются этим, вообще долго пишут. Но окончить письмо ей не удалось. Едва она начала, как в дверь громко постучали палкой.

- Сейчас открою!

Мисс Сезиджер быстро спрятала письменные принадлежности, подбежала к двери и открыла ее. На пороге стоял сэр Роджер, вполне здоровый и веселый.

- Это я, - бодро сказал он. - Где же наша девочка? Я хочу взять ее с собой в сад.

- Как, отец? - смутилась Доротея. - Я была уверена, что она с тобой. Ты здоров? И не простудился во время вчерашней неблагоразумной затеи?

- Брось эти шутки! - сердито прикрикнул он. - Что это значит? Ты говоришь так, будто думала, что Дороти у меня. Я не видел ее все утро.

- Я тоже!

- Где же она? - разозлился сэр Роджер.

- Не знаю, - побледнела мисс Сезиджер.

Старик заметил бледность дочери, и его еще сильнее рассердило, что она не умеет сдерживать волнение и страх. С минуту он стоял неподвижно, потом сказал:

- Она, конечно, в саду. Я сам пойду и отыщу ее. Доротея, ты и за кошкой не сумеешь уследить, не то что за ребенком.

- Ты всегда слишком строг ко мне, отец, но искать ее в саду незачем. Я обошла его и нигде не видела Дороти.

- Ты просто не умеешь смотреть, удивляюсь тебе! - сэр Роджер с досадой хлопнул себя по ноге. - Я сейчас же отыщу ее. А теперь, ради Бога, не поднимай тревоги из-за пустяков. Право, глядя на тебя, можно подумать, что с ней приключилось какое-нибудь несчастье.

- Не пойти ли мне с тобой, отец?

- Нет, благодарю; я справлюсь один.

И старик прошел по коридору, опираясь на палку с золотым набалдашником, спустился с лестницы и вышел на открытый воздух. Когда осенний ветерок дохнул ему в лицо, он поднес руку ко лбу, точно у него немного закружилась голова.

- Конечно, с ней ничего не случилось, - пробормотал он про себя, - но, право, выражение лица моей дочери хоть кого напугает. Я не позволю Дороти впредь выделывать такие штуки. Я поговорю с ней.

Старик обошел весь сад, всю усадьбу, заглянул за каждое дерево. Когда Дороти резвилась рядом, она так занимала его, такое чувство счастья переполняло его сердце, что он никогда не чувствовал усталости, но сегодня сэр Роджер очень устал. Он вновь вспомнил, что стар, и снова сгорбился. Напрасно искал он легкую фигурку и светлое доброе личико. Напрасно прислушивался, не раздастся ли веселый смех и ласковый голосок Дороти.

Сад стал молчалив и печален, приближалась зима. В сердце старика тоже был лед, как будто после недолгой оттепели к нему внезапно вернулась суровая зима жизни, увяли и умерли цветы радости. Он, как и мисс Доротея, не хотел расспрашивать о внучке кого-нибудь из слуг. "Вероятно, она ушла в лес, - подумалось ему. - Я накажу ее, но немножко, совсем легко, это будет какое-нибудь незначительное наказание". Старик понимал, что, наказав Дороти, еще больше накажет себя самого.

Когда он, сгорбившись и задыхаясь, возвращался к дому, к нему подошел Майкл, приложился к фуражке и спросил:

- Прикажете, сэр, приготовить пони и лошадь к двум часам?

- Конечно, конечно, - проговорил сэр Роджер.

- Чистое Сердце сегодня не в духе, сэр: не ест.

- Это пустяки, - возразил сэр Роджер. - Приведите лошадь и пони к крыльцу ровно в два часа.

- Слушаю, сэр.

"Смешное имя дала она моей лошади, - подумал старый Сезинждер, - что-то говорила о своем бедном отце... Бедный малый, я был слишком суров с ним. Он вел себя безобразно, когда был еще ребенком, но мне следовало немного мягче обращаться с ним, может быть, тогда он..."

Возвращаясь к дому, старик прошел через ту часть сада, где они с уже давно покойным теперь братом сажали молодые деревца. Сэр Роджер невольно остановился перед этими деревьями и прошептал:

- "Я помню светлую сирень,

А в ней гнездо щегла,

И тот чудесный майский день,

Когда она цвела,

И братика невдалеке,

И саженцы в его руке...

Летят мгновенья, жизнь пройдет,

А деревце себе растет".

"Боже милостивый, как быстро идет время! - подумал старый Сезинждер. - До сих пор я не чувствовал, насколько стар. Мой брат был красивый, славный малый. Если бы умер я, а не он, в Сторме была бы совсем иная жизнь. Но у меня всегда был отвратительный характер, а моя бедная жена не умела перечить мне. Она была чудесная женщина. Бог видит, я любил ее, но она совсем не умела мне возражать, а мне нужно было встретить кого-нибудь, кто умел бы противиться мне. Дороти первая стала делать это, и я люблю ее. Да, я ее полюбил".

Он вошел в дом. Карбури с потерянным видом, испуганный и бледный, стоял в дверях подъезда.

- Малышки нигде нет, сэр. С самого утра никто не видел ее. Не прикажете ли послать крестьян поискать в окрестностях? В этих лесах не совсем спокойно, ходят браконьеры и...

- Довольно, - прервал слугу сэр Роджер. - Никто не сделает зла девочке. Она, конечно, сейчас придет.

- Да, сэр, конечно, - Карбури поклонился, пропуская хозяина в столовую. - Обед подан.

Сэр Роджер прошел к столу. Мисс Доротея уже дожидалась отца.

- Ты не нашел ее, отец? - с тревогой спросила она.

- С ней ничего не случилось, Доротея, - сэр Роджер изо всех сил старался сохранять спокойствие и невозмутимость. - Не помочь ли тебе нарезать жаркое?

Карбури исполнял обычные обязанности. Сэр Роджер, собрав все свое мужество, молча ел. Мисс Доротея даже не притронулась к еде. Старик заметил это, но делал вид, что не придает значения отсутствию аппетита у дочери. "Что за странные существа - женщины! - думал он. - У них нет ни капли здравого смысла. Только потому, что эта непослушная девчонка... Но что это?"

Его сердце страшно забилось, лицо стало лиловым, в ушах начался гул. С минуту он задыхался. Мисс Доротея вскрикнула. Послышались шаги, звучавшие, как волшебные колокольчики, и очень-очень торопливые. В дверь влетела маленькая фигурка, вроде бы та самая, с которой дедушка и тетка завтракали утром, и вместе с тем поразительно изменившаяся. Личико девочки раскраснелось, волосы выбились из-под шляпки и растрепались. Она была страшно взволнована, даже не обернулась к тете Доротее и прямо направилась к сэру Роджеру.

- Где ты была, Дороти? - строго сказал он, от облегчения готовый простить все, что она сделала, снова прижать ее к своему сердцу, ласкать и любить больше прежнего.

- Я была с мистером Как-меня-зовут и с папой. Пойдем, дедуля, вставай, пойдем. Пойдем сию же минуту. Вставай же, пойдем...

Мисс Сезиджер вскочила со стула. Карбури с грохотом уронил блюдо, но на это никто не обратил внимания. Старый сэр Роджер выпрямился во весь рост. Куда девалась его сутуловатость? Куда исчезли его семьдесят пять лет? Куда делась нежность его сердца? В жестких глазах пылал гнев.

- Замолчи! Довольно! Не смей говорить так!

Но его слова пропали даром. С тем же успехом старик мог бы приказать ветру перестать дуть, или солнцу светить, или летнему жару согревать землю. Он мог бы с тем же успехом велеть ночи сделаться днем или дню - ночью, потому что ничто на свете не помешало бы Дороти исполнить то, что она считала своим долгом.

- Все, что ты говоришь, не имеет значения, - без страха сказала она, - пойдем, пойдем сейчас же!

Она взяла деда за руку. В эту минуту сэр Роджер был не в силах выносить взгляда Доротеи и чувствовал, что Карбури тоже смотрит на него. Он позволил ребенку вывести себя из столовой.

- Пойдем-ка ко мне в кабинет, - сказал он.

- На это нет времени,- отрезала Дороти.

- Что с тобой, моя маленькая? Ты сошла с ума?

- Я сошла с ума? Не понимаю, что это значит.

- Ты так взволнована, мое дорогое дитя, и говоришь так странно! Мне незачем видеться с мистером Как-меня-зовут, а твой бедный отец... Он лежит в могиле, моя дорогая. Теперь о тебе забочусь я.

- Нет-нет, его не зарыли в землю, и Бог не забрал его на небо, и не дал ему чистого сердца. Он... Он ждет. Он не может пойти к Богу, пока у него не будет чистого сердца, и ты должен прийти и помочь ему сделать сердце чистым. О, дедуля, пойдем, пойдем. Я оставила его и вернусь к нему. Потому что ведь он важнее всех. Он мой родной папочка, и ты должен пойти.

- Я отказался от него, - ожесточенно произнес старик. - Я не желаю снова видеть его.

Дороти, которая прижималась к деду, теперь отняла свою ручку и отступила на несколько шагов.

- Я еще очень маленькая, - твердо сказала она, глядя деду в глаза, - и многого не понимаю. Зато все, что знаю, знаю твердо и хорошо. И вот что я хочу сказать: если ты не пойдешь со мной сейчас же, я уйду одна. Уйду к папочке и останусь с ним и с мистером Как-меня-зовут, и ты больше никогда-никогда меня не увидишь, потому что папочка важнее всего. Если же ты пойдешь со мной, дедуля, тогда... О, тогда все будет хорошо, все будет прекрасно. Скорее, скорее выбирай, дедушка, и торопись, потому что папочке очень худо.

- Дороти, - дрогнувшим голосом произнес старый Сезиджер, - я не могу потерять тебя.

- Скорее, скорее, - повторила Дороти, - или я уйду.

- Но я ничего не понимаю.

- Ты все поймешь, когда увидишь. Скорее же, скорее! Ты сядешь на Чистое Сердце, а я на своего пони, и мы быстро доберемся до фермы Хоум. Я немножко устала, но это не имеет значения. Все неважно, только бы нам успеть, только бы Бог дал ему чистое сердце!

- Ничего не понимаю, - сэр Роджер совершенно растерялся.

- Скорее, дедуля, скорее! - торопила Дороти. - Неужели ты думаешь, что я стала бы тебя беспокоить, если бы это не было важно? Я знаю, что такое беда, я видела ее, и потому говорю тебе: скорее, скорее!

В это мгновение дверь открылась и в комнату вошла мисс Доротея. Сэр Роджер посмотрел на нее, сильно покраснел и сдвинул брови:

- Что тебе здесь нужно? Зачем ты во все вмешиваешься?

- Я услышала последние слова Дороти. И решила, что больше не буду бояться тебя. Роджер действительно жив! Я это знаю уже несколько месяцев. Он на ферме Хоум.

- Это хитрость, ваша выдумка! - закричал старик. - Я не верю!

В эту минуту в дверь постучали.

- По вашему приказанию лошади поданы, сэр, - доложил Карбури.

- Пойдем, дедуля, - опять позвала Дороти. - Ничего, что я не в амазонке, я могу ехать на Не-забывай-меня прямо в этой одежде. Идем!

- Это, конечно, выдумка, - промолвил старик, - и я ни за что не войду в тот дом, вот только провожу тебя до дверей.

Старик и ребенок уехали. Когда они оба очутились на дороге, Дороти подняла свой хлыстик и заставила пони скакать. Чистое Сердце, несмотря на легкое нездоровье, тоже легко перешел в галоп. За всю дорогу старый сэр Роджер не проронил ни звука.

Наконец они остановились подле фермы Хоум. На крыльце их ждал Бардвел.

- Кто вы такой? - спросил сэр Роджер. - Ах да, я узнаю вас.

Он старался говорить с фермером вежливо, но горло пересохло, и голос звучал хрипло и отрывисто.

- Лучше войдите в дом, - позвал Бардвел. - Вы приехали вовремя, как мне кажется.

Он снял Дороти с седла и позвал работника, чтобы тот подержал лошадей. Сэр Роджер повернул к Бардвелу раскрасневшееся лицо и взглянул на него сердитыми черными глазами:

- Что это за шутки?

- Войдите и увидите. Я тоже дедушка этого ребенка. Я Бардвел, моя дочь была замужем за вашим сыном. Малышка пошла прямо к своему отцу, и вам лучше всего идти за ней. Истекают последние минуты, когда он может помириться с вами.

Действительно, легкие ножки уже несли Дороти по длинному коридору. Ее пальчики толкнули грубую дверь в спальню.

Когда через минуту сэр Роджер, наклонив гордую голову, вошел туда, он увидел Дороти на кровати рядом со своим отцом. Она прилегла, обняв его шею руками, прижимаясь своей щечкой к его щеке.

- Пожалуйста, Боженька, - шептала Дороти, - скажи ему по-своему, что дедуля здесь, и дай ему чистое сердце.

Сэр Роджер до конца жизни не мог объяснить себе, чем именно так глубоко всколыхнула все его существо лежащая рядом с умирающим девочка. Вся его жестокость, скупость, все дурное и тяжелое, что происходило в течение многих лет, пропало, точно никогда не было. Ему почему-то представилось, что он сразу увидел и сына, и своего давно похороненного младшего брата. Можно было подумать, что Всемогущий Бог отодвинул в сторону какую-то завесу и позволил старому жестокому человеку хорошенько разглядеть самого себя.

Он упал на колени подле Дороти и взял руку умирающего.

- Роджер, я здесь.

Даже голосок маленькой Дороти не мог заставить вполне очнуться человека, стоявшего на рубеже вечности; но звук другого голоса, знакомого с детских дней, прояснил его взгляд. Бедный Роджер широко открыл глаза и посмотрел прямо в лицо отца.

- Да, да, - прошептал он, - это я разбил стекло в раме, прости меня. Я боялся признаться в этом до сегодняшнего дня. Я разбил его нечаянно, я не думал, что крикетный мячик полетит в ту сторону...

- Роджер, мой бедный мальчик!

Глаза умирающего блеснули.

- Как? Это действительно ты, отец?

- Да, да, это я. Я с тобой.

- Я всегда приносил тебе только неприятности, - сказал младший Роджер.

- Ты дал мне счастье и благословение моей жизни. Твою дочь, - проговорил старик.

- Пожалуйста, Боженька, дай моему папочке чистое сердце, - чуть слышно молила в стороне маленькая Дороти.

- Я никогда не думал, что ты простишь, - сын с трудом шевелил побелевшими губами.

- Я простил, значит, все хорошо.

- Ты простил, значит, и Бог простит, - молодой Сезиджер все силился улыбнуться.

- Конечно, папочка, - сказала маленькая Дороти. - Бог прекрасен и добр, а мой дедушка самый добрый из всех людей.

- Какое счастье, какое счастье... - лицо умирающего наконец разгладилось.

Он лежал совсем тихо и уже не чувствовал поцелуев дочери. Сэр Роджер стоял на коленях возле постели. Дверь отворилась, в комнату вошел Бардвел и опустился по другую сторону кровати.

Двое людей, стоявших на коленях, дряхлый богач и сравнительно нестарый фермер, думали об одном и том же: маленький светлый ангел помирил всех, подарив своей семье покой и относительное счастье.

Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка. 2 часть., читать текст

См. также Элизабет Мид-Смит (Elizabeth Thomasina Meade Smith) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :