Элизабет Мид-Смит
«Девичий мирок (История одной школы). 2 часть.»

"Девичий мирок (История одной школы). 2 часть."

Сесиль сбегала к роднику за водой. Мисс Дейнсбери смочила виски малышки, и та открыла глаза.

- Я надеюсь, что все обойдется, - сказала мисс Дейнсбери, - но все же лучше уложить ее в постель. Сесиль, милая, позовите кучера, он отвезет нас. Только вот кто останется с детьми? Если бы мисс Гуд взяла их на свое попечение, я была бы спокойна.

- Я тоже поеду с Нэн, - решительно заявила Эстер.

- Конечно, дорогая моя. Никто и не подумает разлучать вас с сестрой, - участливо ответила мисс Дейнсбери.

- Прошу вас, мисс Дейнсбери, - заявила Энни, которая выглядела не менее расстроенной, чем сама Эстер. - Доверьте мне детей. Я отведу их к мисс Гуд и буду присматривать за ними.

Доброе лицо мисс Дейнсбери прояснилось.

- Спасибо, Энни. Конечно, я доверяю вам. Отведите детей на место сбора под большой дуб и ждите там мисс Гуд.

Энни вскочила и бросилась на шею учительнице.

- Благодарю, благодарю! - пылко проговорила она и убежала с детьми.

Глава XXIII. Мальчик-с-пальчик упал

По дороге Нэн полностью пришла в себя. Щеки ее горели, зрачки расширились, она беспрестанно болтала и смеялась. Эстер, совсем успокоенная, обратилась к мисс Дейнсбери.

- Мое сокровище, кажется, совсем в порядке, - сказала она. - Как же я испугалась! Слава Богу, все обошлось.

Но мисс Дейнсбери не разделяла ее уверенности. Она хотела взять Нэн на руки, но крошка уцепилась за сестру.

- Оберегайте ее от солнца, Этти. Держите над ней зонтик, вот так. Когда мы приедем, надо уложить ее. Дай Бог, чтобы все хорошо кончилось, но следует проявить осторожность.

Эти слова встревожили Эстер. Она прижала к себе сестру и почти не реагировала на ее лепетание. Потом Нэн перестала разговаривать и заснула.

Выражение лица мисс Дейнсбери делалось все озабоченнее. Когда фургон подъехал к "Лавандовому дому", она взяла девочку из рук Этти, отнесла наверх, раздела и уложила. Когда головка Нэн очутилась на прохладной подушке, она открыла глаза и попросила пить. Мисс Дейнсбери дала ей немного молока, но едва девочка отпила несколько глотков, ее стошнило.

- Этого я и боялась, - прошептала учительница. - Дело не совсем ладно, надо послать за доктором.

Мисс Дейнсбери встала, чтобы позвонить, Эстер в тревоге последовала за ней:

- Нэн в опасности? Если она умрет, все узнают, что ее убила Энни!

- Полно, полно, не волнуйтесь. Даст Бог, ей скоро будет лучше. Возможно, следует ожидать приступов лихорадки, но через несколько дней это пройдет. Эстер, дорогая, ведь дом-то у нас пустой, все слуги на пикнике. Пожалуйста, съездите за доктором. Фургон еще у подъезда. Поезжайте в город: Парадная улица, дом 10. И поторопитесь: после обеда доктор отправляется с визитами к больным.

Эстер взглянула на сестру, которая снова закрыла глаза. Учительница настаивала:

- Я позабочусь о ней, не теряйте времени, дорогая.

Эстер, схватив шляпу, побежала вниз, села в фургон и быстро покатила в Сефтон, до которого было около двух миль. Она была так встревожена, что даже позабыла об Энни. Все ее мысли были об одном: успеет ли она застать доктора Мейфлауэра дома.

- Боже мой, Боже, помоги мне! - горячо повторяла она всю дорогу.

Молитва ее была услышана. Фургон остановился у дома доктора в ту самую минуту, когда он собирался сесть в свой фаэтон. Обычно застенчивая Эстер так громко окликнула доктора, что тот вздрогнул.

- Поедемте со мной, пожалуйста, поедемте! Крошка Нэн ушиблась! Поедемте немедленно!

- Э, юная леди? - воскликнул краснощекий доктор. - Вижу, вижу. Вы одна из питомиц "Лавандового дома". Что там случилось?

Эстер рассказала ему о случившемся. Доктор посадил Эстер в фаэтон, сам сел возле кучера, и они тронулись в сторону "Лавандового дома". Эстер нетерпеливо ерзала на мягких удобных подушках, казалось, что экипаж едет недостаточно быстро. Ей так и хотелось крикнуть кучеру: "Скорее, скорее!" Доктор выводил ее из себя своей невозмутимостью - развалившись, он с удовольствием читал газету.

Неожиданно она почувствовала на себе его взгляд.

- Обыкновенно я добираюсь до "Лавандового дома" за двадцать минут. Ровно за двадцать. Через десять минут мы будем там.

Эстер попыталась улыбнуться, но ничего не вышло. Ее беспокойство росло с каждой минутой. Она вздохнула с облегчением, только когда фаэтон остановился у подъезда. Мисс Дейнсбери открыла доктору дверь комнаты, в которой лежала Нэн, а Эстер, съежившись, осталась дожидаться на площадке. Ей показалось, что прошла вечность, прежде чем доктор вышел от больной. Она была бледна и не могла выговорить ни слова. Доброму доктору стало жаль ее.

- Идите сюда, дитя мое. Вы сами захвораете, если будете так волноваться. Полно, полно. Так нельзя. Выпейте хересу. Пойдемте вниз. Я похлопочу об этом.

- А она? - с трудом проговорила Эстер.

- Кто, малышка? Она прелестна. Я не знал, что это ваша сестра. Она порядочно-таки ушиблась, милая крошка.

- Она... она... в опасности?

- В опасности? О нет. Берегите ее, не раздражайте. Ей необходим полный покой. При хорошем уходе она поправится через несколько дней. Завтра утром я приеду ее осмотреть. Ну, наконец-то вы стали похожи на живого человека. Пойдемте вниз, выпейте рюмку хереса.

Глава XXIV. Испытание

Компания, отправившаяся на пикник, вернулась поздно, но миссис Виллис, узнав о несчастье, тотчас примчалась в "Лавандовый дом". Она застала доктора, когда он уже садился в экипаж. Он успокоил ее и, напомнив о необходимости полного покоя для больной, запретил пускать к ней подруг. В холле миссис Виллис встретила Эстер и, обняв, привлекла ее к себе:

- Бедная моя девочка, какое для тебя испытание! Не нахожу слов, чтобы выразить тебе мое сочувствие. Но доктор не теряет надежды, и, даст Бог, наша дорогая крошка скоро поправится.

- Вам действительно жаль меня? - спросила Эстер, глядя прямо в глаза своей воспитательнице.

- Конечно. Неужели ты сомневаешься?

- Если так, то вы строго накажете эту отвратительную Энни Форест. Очень, очень строго!

- Иногда Эстер, Господь Бог берет это на себя, - серьезно заметила миссис Виллис. - Если бы ты видела лицо Энни, когда она ехала со мной сюда, ты не просила бы ее наказать.

- Какая несправедливость! - прошептала Эстер, но так тихо, что миссис Виллис не слышала, и добавила громче: - Могу я идти к Нэн?

- Конечно, дитя мое. Чай я пришлю тебе наверх.

В эту ночь мисс Дейнсбери осталась в комнате Эстер. Для нее принесли кушетку, так как миссис Виллис не хотела разлучать Эстер с маленькой сестрой. Ни один звук не беспокоил больную. Воспитанницы, проходя мимо ее комнаты, снимали туфли. Они боялись даже вздохнуть, чтобы не потревожить ребенка. Нэн почти все время спала, и лишь когда мисс Дейнсбери меняла ей компрессы, открывала отяжелевшие веки. В девять часов в дверь тихо постучали. Эстер отворила. Перед нею стояла одна из ее подруг.

- Звонка к молитве не будет, Эстер. Ты пойдешь в церковь? Миссис Виллис прислала меня спросить.

- Я не могу, скажи, что я не могу.

- Отчего? Разве Нэн так худо?

- Я не знаю, не думаю. Спокойной ночи.

Эстер заперла дверь, разделась, надела ночную рубашку и встала на колени. Но молиться она не могла, мысли текли в совершенно ином направлении. Немного успокоившись насчет Нэн, она почувствовала такой прилив ненависти к Энни, что сама испугалась. Она пыталась сосредоточиться, но слова молитвы не трогали сердце. Тяжело вздохнув, девочка поднялась с колен.

Нэн лежала в забытьи до полуночи. Эстер по своей неопытности думала, что это хороший признак, но мисс Дейнсбери была иного мнения. Несмотря на ободряющие слова доктора, она тревожилась за малышку. Эстер не хотела ложиться, но мисс Дейнсбери уговорила ее прилечь, и едва голова измученной переживаниями девочки коснулась подушки, как она немедленно уснула.

Весь дом уже спал, только мисс Дейнсбери бодрствовала у постели больной. В полночь Нэн стало хуже. Она открыла лихорадочно горевшие глаза и начала жалобно звать - но не Эстер, а Энни.

- Энни, Энни! Нэн надо Энни. Да. Да. Плохая, иди плочь. Нэн надо Энни.

Мисс Дейнсбери смутилась и встревожилась. Эстер, проснувшись, села на кровати.

- Что с нею, мисс Дейнсбери? - спросила она.

- Она очень возбуждена, Эстер. Все зовет Энни Форест.

- Это невозможно. Доктор не разрешил никого к ней пускать.

- Энни, Энни! - звал больной ребенок. Эстер накинула шлафрок(11) и подошла к кроватке. Глаза Нэн горели лихорадочным блеском. Она взглянула на Этти, резко вскрикнула и закрылась ручонками.

(11) - Шлафрок - домашний халат.

- Иди плочь, иди плочь, плохая Этти. Нэн надо Энни. Энни будет петь, иглать. Иди, иди.

Сердце бедной Эстер сжалось. Она взяла горячую ручку сестры, но та с силой отдернула ее.

- Энни! Энни, Энни... Иди, Энни. Нэн надо, Нэн любить...

- Надо успокоить ее, моя милая, - сказала мисс Дейнсбери, тронув Эстер за плечо. - У Энни удивительная способность успокаивать детей. Придется ослушаться доктора, под мою ответственность. Надо во что бы то ни стало успокоить ребенка. Я останусь здесь, а вы сбегайте за Энни. Хоть вы и дороги малышке, но сейчас вы ее раздражаете. Не волнуйтесь, больные часто так реагируют на своих близких. Поверьте мне и сделайте, как я говорю.

- Сейчас-сейчас, - Эстер снова наклонилась над кроваткой. - Нэн, Этти идет за Энни. Теперь ты ее поцелуешь?

В ту же минуту горячие руки обвились вокруг ее шеи.

- Доблая Этти, иди за Энни. Иди, доблая, иди.

Эстер побежала вниз. Босая, в белом капоте, в лунном свете она походила на привидение. Издали доносились до нее какие-то звуки, но она не обращала на них внимания. Девочке было не до этого, она слишком спешила.

Открыв дверь в комнату Энни и Сьюзи, она произнесла сдавленным голосом:

- Энни, иди к Нэн.

- Иду, - кивнула Энни и, встав, пошла к двери. Она была в платье.

- Ты уже одета? - удивилась Эстер.

- Я и не раздевалась, лежала так. Мне показалось, что Нэн звала меня.

- Пойдем же. Я пришла за тобой, потому что нужно успокоить Нэн. Посмотрим, удастся ли тебе это, - прибавила Эстер, недобро усмехнувшись.

- Надеюсь, что удастся, - ответила Энни очень кротко и двинулась вслед за Эстер.

Войдя в комнату, Энни встала на колени у кроватки и заговорила своим певучим голосом:

- Нэн, дорогая моя, Энни пришла.

- Нэн любить Энни, - довольно проворковала Нэн и, отвернувшись от мисс Дейнсбери и Эстер, обратила взгляд на свою любимицу.

- Спой "Козлика", - приказала маленькая капризница.

Не мешкая ни минуты, Энни начала:

- Жил-был у бабушки серенький козлик...

Не успела она пропеть несколько куплетов, как Нэн потребовала другую песню:

- Не надо эту. Спой "Бим-бом".

- Бим-бом, бим-бом, загорелся кошкин дом...

- Длугую. Пой, Энни, длугую.

Около двух часов стояла Энни у кроватки и пела детские песенки одну за другой. Нэн не спускала с нее глаз и все повторяла:

- Пой, Энни, пой.

Энни пела, а глаза малышки лихорадочно блестели, и тело горело. Мало-помалу Нэн успокаивалась. Энни потрогала ее ручки - они уже были не такие горячие. Затем на лбу Нэн выступила испарина, и девочка провалилась в глубокий сон.

Глава XXV. Избалованное дитя

Утром Нэн стало лучше, и хотя неминуемая опасность ей не угрожала, ребенка нужно было очень беречь, чтобы приступы лихорадки не возобновились. Доктор сказал, что девочка счастливо избежала сотрясения мозга, но пройдет еще много дней, прежде чем она будет в состоянии резвиться по-прежнему. Нэн сама выбрала себе сиделку и с настойчивостью избалованного ребенка добилась своего: Энни находилась около нее с утра до ночи. Доктор, увидев, как успокаивающе эта девочка действует на больную, потребовал, чтобы ее не сменяли.

Лежа в постели, Нэн держала руку Энни и заставляла ее петь. Позже, когда малышке стало лучше, она просиживала целыми часами у открытого окна, прижавшись к Энни и глядя на нее восторженными глазами. Очень часто Энни отвечала ей грустным взглядом, и тогда Нэн гладила ее по щекам, приговаривая:

- Бедная Энни! Бедная маленькая Энни.

Энни, с ее цыганским лицом и обилием пышных кудрей, и черноглазая русоволосая Нэн являли собой прелестную картину. Но Эстер не могла любоваться ими - ее сердце разрывалось от боли и жгучей досады.

Не то чтобы Нэн совершенно охладела к Этти. Иногда она обнимала одной рукой ее, а другой - Энни, как будто хотела соединить их головы. Но было очевидно, что вся душа ее всецело принадлежит Энни, Эстер же отводилась второстепенная роль.

Ни за что на свете Эстер не выдала бы своих переживаний. Напротив, когда доктор и мисс Дейнсбери заявили, что хотя Энни и была причиною несчастья, но она же и спасла девочке жизнь, сумев унять ее возбуждение в первую ночь, Эстер пробормотала что-то вроде благодарности.

На это бурчание Энни ответила открытым, честным взглядом. В эту минуту она легко объясняла себе чувства Эстер в отношении ее и не сердилась. За то время, что она провела, ухаживая за Нэн, она сильно изменилась: казалось, все резкое, что было в ней когда-то, сгладилось и утихло.

Эстер только благодаря усиленным занятиям не упала духом и сумела пережить тяжелые дни. Нэн понемножку поправлялась и уже проводила время в саду, сидя у Энни на коленях. Теперь миссис Виллис нашла нужным вмешаться. Она объявила, что Энни должна вернуться к занятиям и посвящать Нэн только свободное время.

Это распоряжение вызвало целую бурю эмоций. Избалованная девочка кричала, плакала и дошла до такого возбуждения, что ночью убежала в комнату Энни, и той пришлось взять ее к себе в постель, чтобы согреть и успокоить. Утром послали за доктором, который и предписал для малышки общество Энни еще на два-три дня.

Миссис Виллис осознавала, что, согласившись принять такого маленького ребенка, она взяла на себя большую ответственность. Но так как отец девочки был далеко, то ни о каких изменениях не могло быть и речи. Хотя Нэн и захворала, но баловать ребенка все-таки не следовало, да и Энни нельзя было освобождать от занятий в такое серьезное время: если девочка не получит достаточного числа баллов, она не будет переведена в следующий класс. Надежды на то, что эта сорвиголова заработает премию, не было. Но она была вполне способна получить приличное образование, которое, учитывая ее положение, было ей необходимо более чем кому-либо другому. Поэтому начальница объявила доктору, что она уступает капризу ребенка на несколько дней при условии, что после этого Энни вернется к занятиям и будет усиленно работать.

Утром на третий день миссис Виллис доложили, что Нэн прекрасно провела ночь, кушает с аппетитом и имеет вполне здоровый вид. Когда воспитанницы собрались в классе, Энни отнесла свою пациентку в рекреационную залу и затеяла ее любимую игру, припевая:

Тик, ток, ток,

Прибежал конек.

Надо подковать,

Чтоб скорей бежать.

Нэн прыгала, изображая конька, и уже подняла ножку, чтобы ее подковали, когда вошла миссис Виллис.

- Нэн, пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Нэн тотчас же протянула ей руку, а другую подала Энни, заявив решительно:

- Нэн идет, и Энни идет.

Миссис Виллис промолчала. Они прошли лестницу, миновали холл и вошли в будуар директрисы. Здесь было множество разных безделушек, и у Нэн разбежались глаза.

- Холосая комната, - заявила она одобрительно. - Нэн будет здесь, и Энни будет здесь.

Оглядевшись, она вскрикнула от восторга: на полу лежала раскрытая книга с картинками, а возле нее спал белый персидский кот.

Миссис Виллис шепнула что-то Энни, и та потихоньку вышла из комнаты. Нэн стояла возле кота и, гладя его, приговаривала:

- Бай, киска, бай.

Кот встряхнулся, встал и начал мурлыкать, выгибая спину. Затем снова улегся. Но заснуть бедному коту было не суждено - Нэн схватила его за хвост и потащила к себе на колени. Кот, не долго думая, вырвался и убежал.

- Киса, киса, - позвала девочка. - Иди, киса. Энни, догони кису!

Тут Нэн наконец заметила, что Энни в комнате нет - только миссис Виллис сидит за столом и что-то пишет. Но директриса была для девочки совсем не интересна, а потому, взглянув на нее безучастным взглядом, она принялась бродить по комнате, ожидая увидеть Энни, которая, вероятно, пошла за котом. В своем странствовании Нэн забрела в маленький закуток, где обнаружилось множество китайских вещиц. Тотчас завладев одним кувшинчиком, девочка начала изображать молочницу, которая продает молоко.

- Хотеть молока? - спрашивала она воображаемых покупателей и, налив несуществующего молока себе в ладошку, причмокивая, выпивала его.

Неосторожно стукнув кувшином об пол, она отломила у него ручку и носик. Миссис Виллис продолжала писать, ничего не замечая.

- Бедный кусин лазбиться, - громко заявила Нэн, нисколько не смутившись, и, оставив на полу черепки, отправилась делать новые открытия.

Теперь она вооружилась большим альбомом и, разложив его на диване, стала закрывать и открывать его. Хлопанье обложки очень понравилось девочке, и она громко смеялась. Наконец миссис Виллис обратила на нее внимание и поспешила спасти свой альбом.

- Оставь альбом, детка. Сядь на пол и рассматривай книжку с картинками.

Нэн, держа руку между листами, самоуверенно взглянула на миссис Виллис и наотрез отказалась повиноваться.

- Пойдем, Нэн, - настаивала директриса.

Но Нэн тыкала пальчиком в фотографии и заливалась смехом. Миссис Виллис взяла ее на руки:

- Нэн, стыдно не слушаться! Займись книгой и будь умницей.

Нэн пыталась вырваться, брыкаясь руками и ногами:

- Плохая тетя, иди плочь! Нэн надо Энни! Тетя, плочь!

Миссис Виллис попыталась ее уговорить, но ничего не вышло, Нэн расплакалась. Сидя у начальницы на коленях, она рыдала и звала Энни. Когда Энни во время перемены пришла, девочка бросилась к ней. Налицо были все признаки лихорадки: щеки малышки пылали, на лбу блестели капельки пота, руки были горячие.

Директриса окончательно растерялась.

Глава XXVI. Под лавровым кустом

Положение действительно казалось безвыходным. Энни необходимо было заниматься, Нэнси же находилась в таком неустойчивом состоянии, что раздражать ее было опасно. К счастью, миссис Виллис вспомнила о старой няне Нэн и тотчас написала ей. Сердобольная женщина приехала на следующий же день. Малышка очень ей обрадовалась и перестала ежеминутно требовать к себе Энни, хотя и не перестала любить ее по-прежнему.

Энни вернулась к школьной жизни. Эстер была холодна к ней, но другие подруги встретили ее с восторгом и не скрывали, что скучали без нее.

Тем временем Энни разрывали противоречивые чувства. То ей страстно хотелось, чтобы миссис Виллис приласкала ее, то она уверяла себя, что прекрасно проживет и без этого. Иногда грустный взгляд Эстер трогал ее за живое, и тогда ей хотелось удалиться от Нэн, чтобы вернуть сердце малышки сестре. А то вдруг мстительное чувство брало верх, и она снова очаровывала девочку назло Эстер. Словом, Энни пребывала в одном из тех своих настроений, которые толкали ее то на геройские поступки, то на всяческие безумства.

Вскоре по приезде няни Нэн миссис Виллис должна была отлучиться в Лондон. Она оставляла "Лавандовый дом" с большой тревогой, но ехать было необходимо: ее родственница опасно заболела. Несколько любимых ее учениц столпились на крыльце, в том числе Сесиль Темпл, но Энни не было. В самую последнюю минуту она прибежала, запыхавшись, и бросила на колени своей воспитательницы прелестный букет из жасмина и незабудок. Миссис Виллис поблагодарила ее взглядом, полным прежней любви и доверия, потом поднесла букет к губам и улыбнулась:

- До свидания, дорогая. До свидания, мои милые девочки. Я постараюсь вернуться завтра к ночи. Я надеюсь на вас, дети мои, помните это.

Карета исчезла в аллее, и девочки разбежались. Сесиль поискала глазами Энни, но той нигде не было видно.

Энни спряталась в кустах и торопливо вытирала слезы, вспоминая, как начальница поцеловала букет и ласково улыбнулась ей. Однако насладиться воспоминаниями ей не дали - рядом зазвучали радостные голоса, и несколько пар рук потащили девочку в сторону аллеи.

- Идем, Энни, идем скорее, - кричали Филлис и Нора Реймонд. - Корзинка появилась. Она в дальней аллее под лавровым кустом. Мы тебя только и ждали, не хотели без тебя открывать.

Выражение лица Энни мгновенно изменилось. Слезы высохли, глаза засверкали, вся фигурка выражала нетерпение.

- Так не будем терять ни минуты, Филлис! Посмотрим, что эта старая торговка Бетти припасла для нас!

Три девочки стрелою полетели в дальнюю аллею, где их с нетерпением ждали еще пять подруг, в том числе и Сьюзи Драммонд. Девочки радостно загалдели при виде Энни, которая была явным лидером и должна была возглавить предстоящие события. Она тотчас же заняла президентский пост и начала распоряжаться.

- На горизонте чисто? Хорошо. Сьюзи, ты умеешь квохтать, как курица. Присядь за это дерево и карауль. Если услышишь малейший шум, тотчас квохчи. Нора, моя птичка, иди в ту сторону и следи за лугом. Если что, чирикай. А мы с вами, девочки, разберем корзинку.

Корзинка была извлечена из потайного местечка, и несколько пар жадных глаз заглянули в нее.

- О, вишни, и так много! Милая Бетти, славная моя уточка! Она нарвала их в своем саду, и они так же спелы, как ее старые щеки. Посмотрим, что дальше. Меренги! Бетти знает мою слабость. Двенадцать штук, по полторы штуки на каждую из нас. Сьюзи Драммонд получит не больше других! Еще что? Пирожки, сосиски. Ах, какое чудо эта Бетти! Жареные цыплята! Все лучше и лучше! А что в этом свертке? Нарезанная ветчина! Бетти не забыла ее положить! Ножики, вилки, ложки, соль и перец. А еще несколько бутылок имбирного пива и даже штопор!

Все содержимое было пересмотрено и заново уложено. Корзину закрыли и поставили под куст как раз вовремя. Послышалось усиленное квохтанье Сьюзи, и маленькие заговорщицы разбежались. Энни, однако, успела шепнуть им:

- Ровно в полночь! Не волнуйтесь, ключ я раздобыла.

Глава XXVII. Пикник

В школе все привыкли видеть Энни в постоянно возбужденном состоянии. Она была чрезвычайно смела и любила играть с опасностью. Девочка не раз уже устраивала тайные пирушки, но такой смелый план, как уход из "Лавандового дома" ночью, приводился в исполнение первый раз.

До сих пор подруги устраивали пиршества в пустом чулане, куда никто никогда не заглядывал. Они потихоньку приносили туда провизию, сооружали из старого ящика стол и принимались за еду, не обращая внимания на затхлый запах, пауков и мокриц, потревоженных их присутствием. Но когда однажды Энни намекнула, что ужинать на воздухе летом гораздо приятнее, все тотчас же согласились с ней. Мэри Прайс сказала, что от запаха чулана ее тошнит; Филлис объявила, что при виде паука ей делается дурно, а Сьюзи Драммонд призналась, что в душном чулане ей всегда хочется спать, даже с меренгами в руках. Вся компания с восторгом поддержала идею поужинать на свежем воздухе, и Энни, при нынешнем ее настроении, ухватилась за эту безумную затею - с обычной своей ловкостью она все устроила и все предусмотрела.

Вечером заговорщицы разошлись по своим спальням в сильном волнении. Энни мучили угрызения совести: ведь она злоупотребляет доверием своей воспитательницы. Но кто же мог предвидеть, что миссис Виллис уедет так неожиданно!

Впрочем, менять планы было уже поздно. Предстоящая ночь как нельзя лучше подходила для ночного пикника. Луна должна была появиться вскоре после полуночи, так что вся компания могла ускользнуть из дома под прикрытием ночи, а само пиршество пройдет уже при свете луны. Девочки сговорились до полуночи ничем не выдавать себя, а затем тихо выйти и встретиться в коридоре около кухни, откуда в огород вела маленькая дверь. Дверь эта обычно была заперта, но Энни два дня тому назад вынула ключ из замка.

Как и другие участницы ночного приключения, она отправилась спать в девять часов и незаметно заснула, но спала настолько чутко, что слышала, как в одиннадцать часов мисс Дейнсбери ушла в свою комнату.

- Мисс Дейнсбери всегда ложится последней, - подумала она. - Теперь можно вставать.

Она полежала еще немного, затем поднялась и оделась в темноте. Поверх платья она накинула непромокаемый плащ и, водрузив на голову темный бархатный капор, подошла к постели Сьюзи Драммонд.

- Вот теперь и начинаются хлопоты, - подумала она. - Придется воспользоваться мокрой губкой. Если же это не поможет, я оставлю ее, пусть себе спит!

Но, к немалому ее удивлению, кровать Сьюзи оказалась пуста. В эту минуту дверь отворилась, и мисс Драммонд, полностью одетая, вошла в комнату.

- Где это ты была? - спросила Энни. - Ведь ты могла попасться!

- Мне не спалось, и я пошла посмотреть, что делается кругом. Весь дом спит, мы можем отправляться. Некоторые из наших уже дожидаются у той двери.

Сняв туфли, Энни и Сьюзи спустились с лестницы. Остальные шесть сообщниц ожидали их у дверей в огород.

- Теперь осталось только миновать Ровера, - шепнула Энни, вставляя в замок предварительно смазанный маслом ключ. - Наденьте туфли, девочки, и пустите меня вперед. Я сумею справиться с собакой.

Речь шла об огромной овчарке, которую на ночь спускали с цепи.

- О Энни, дорогая, - шептали Филлис и Нора, схватив Энни за руки. - Что, если он на тебя бросится?

- Пустите меня. Неужели вы думаете, что я боюсь?

Тем не менее руки ее дрожали, и нервы были напряжены. Она наконец открыла замок, отодвинула засов и вышла на воздух.

Как ни тихо орудовала Энни, чуткий пес услышал посторонние звуки и прибежал посмотреть, что тут творится. На счастье заговорщиц, Энни давно уже была в дружбе с Ровером, поскольку нередко, проходя мимо будки, прикармливала собаку.

- Ровер, Ровер, - Энни протянула руку и бесстрашно погладила овчарку. Этого было вполне достаточно, чтобы пес признал девочку и облизал ее пальцы.

- Все в порядке, идите! Ровер будет нашим сторожем на "волшебном поле". Я запру дверь снаружи. Смотрите, луна уже выходит. Теперь нам нужно добыть корзинку Бетти, и дело с концом!

Энни пошла вперед, держа Ровера за ошейник, остальные следовали за ней. Захватив по дороге припрятанную еще днем корзинку с едой, девочки благополучно добрались до развилки дороги и повернули в лес.

Глава XXVIII. На "волшебном поле"

Луна плыла по небу во всем своем величии, и вся компания была от этого в восторге. Робкие школьницы сделались вдруг очень смелыми, несмотря на то что идти им пришлось через небольшой лесок, куда лунный свет проникал лишь отчасти, образуя между деревьями причудливые тени. Бедные полусонные кролики, должно быть, очень удивлялись, слыша непривычные восклицания, а маленькие птички, высунув головки из-под крыла, задавались вопросом, уж не наступило ли утро в столь необычное время.

Совы мигали, глядя на заговорщиц, и своим странным криком будто хотели сказать: "Ах, гадкие девицы, как горько вам придется раскаиваться впоследствии". Но если раскаяние и должно было посетить проказниц, то явно не сейчас: они летели, словно у них были крылья за плечами, и когда достигли луга, где, по слухам, ночью собирались волшебницы, их состояние дошло до высшей степени возбуждения.

На счастье девочек, заветное место находилось в глухом уголке, который не посещали бродяги. Ровер уже вошел в роль стража Энни и улегся у ее ног, и девочка, как настоящая предводительница, могла спокойно распоряжаться своими подчиненными.

- Скорее пошевеливайтесь! Открывайте корзину. Я устала и буду сидеть смирно, а вы хозяйничайте. Ах, душечка Бетти! Она даже скатерти не забыла положить.

Одна из девочек заметила, что трава сырая и что они очень кстати надели плащи.

- Не каркай, Мэри Моррис, - резко заметила Энни. - Цыплят сюда, ветчину туда, а вишни посередине. Всего двенадцать меренг, по полторы на человека, трудно будет делить. Ох, как же я голодна. От волнения за ужином ничего не ела.

- И я тоже, - заметила Филлис, усевшись возле Энни. - Мисс Дейнсбери режет хлеб очень толсто. Я не могла есть, а Сесиль Темпл спросила, уж не больна ли я.

- Кто не хочет цыплят, поднимите руки, - перебила Энни, бросив на траву свой капор. Имя Сесиль Темпл неприятно царапнуло ее совесть.

Пир был в полном разгаре. Девочки ели молча, нарушая тишину, только чтобы произнести: "Передайте соль, или перец" или "На волшебном поле цыплята особенно вкусны". Затем пошла в ход бутылка имбирного пива, приятно утоляя жажду. Ровер с наслаждением грыз кости. Утолив голод, девочки начали понемножку болтать, закусывая меренгами и вишнями.

- Вот если бы волшебницы вдруг явились, - мечтательно вздохнула Энни.

- Нет-нет, не надо! - возразила Филлис, испуганно оглядываясь кругом.

- Энни, милая, расскажи нам о привидениях, - отозвались сразу несколько голосов.

Энни засмеялась и начала городить всякий вздор, который тут же и сочиняла. А луна плыла по небосклону, освещая легкомысленные головки, молодой смех звучал в ночном воздухе, как музыка.

Время пролетело незаметно. Еще немного, и утренний свет застал бы подруг на месте преступления. Очень неохотно поднялись они с места и принялись убирать посуду и остатки еды. Скоро от пиршества и следа не осталось: Ровер догрыз все корки и косточки, а остальное Филлис собрала и зарыла в землю.

Захватив корзинку, компания отправилась в обратный путь. В лесу было темно, и предутренняя свежесть давала себя знать. Кроме того, после нелепых сказок Энни многим было жутковато.

Не успели они углубиться в лес, как Филлис пронзительно вскрикнула. Следом одновременно ахнули Нора и Мэри Моррис. У остальных тоже душа ушла в пятки: между деревьями что-то двигалось. Ровер заворчал и рванулся вперед, но Энни удержала его за ошейник. Смелая девочка не теряла присутствия духа.

- Берегитесь, это дух лесов. Фу, Ровер, стоять.

Девочки чуть не умерли со страха, когда высокая фигура приблизилась и загородила им путь.

- Если вы не дадите нам дорогу, я спущу собаку, - храбро заявила Энни.

Пес залаял, стараясь вырваться. Фигура посторонилась и проговорила глухим голосом:

- Я не сделаю вам ничего плохого, молодые леди. Я всего лишь старая цыганка из табора. Идите себе с миром; я уж знаю, как мне следует поступить.

- Пойдемте, девочки, - позвала Энни, стараясь не показать, что и она струсила. Филлис и Нора заплакали.

- Погодите, мисс, - остановила их незнакомка. - Я не желаю вам зла, и не мое дело доносить вашим наставницам о том, что я здесь видела. Позолотите мне ручку, красавицы, и я скажу вам всю правду.

- Нам лучше уступить, Энни, - всхлипнула Филлис, - лучше уступить, потому что ведь если миссис Виллис узнает, нас исключат! А эта ужасная женщина донесет на нас, обязательно донесет.

- Правду говоришь, красавица, сущую правду, - кивнула цыганка. - Как не исключить таких проказниц! Вон там есть маленькая полянка, пойдемте туда, и старая Рэйчел вам погадает. Шесть пенсов с души, красавицы, всего шесть пенсов.

- Пойдемте, пойдемте, - понукала Нора, и минуту спустя все стояли около цыганки Рэйчел, а она, спрятав в карман свой заработок, болтала над каждой рукой разную чепуху. Взяв руку Энни, она помедлила и, пристально поглядев на девочку, сказала:

- Вам предстоит много огорчений, мисс, разные подозрения и даже опасность для жизни. Но вы восторжествуете, моя красавица, восторжествуете. Вы отважная маленькая леди, вы совершите геройское дело. Прощайте, красавицы. Вам больше нечего бояться старой Рэйчел.

Высокая фигура исчезла во мраке, а девочки, как испуганные зайцы, припустили домой. Корзину опять спрятали под лавровым кустом. По уговору, старая Бетти должна была прийти за ней в условленное место. Дружески простившись с Ровером, Энни открыла дверь, и подруги, сняв туфли, тихонько, одна за другой, пробрались в свои спальни. Все страшно устали и озябли. Укладывались они с тяжелым сердцем: каждой невольно думалось, что старая цыганка не сдержит слова.

Глава XXIX. Забытая книга

Всего три недели оставалось до торжественного дня, когда "Лавандовый дом" сможет блеснуть успехами своих питомиц. Обыкновенно в праздник все лучились счастьем. Не грустили даже те, кто за свои труды не получал ничего, кроме одобрения. Их утешала мысль, что завтра они уедут домой на каникулы, а на следующий год, может быть, добьются больших успехов. Только немногие, самые ленивые и упрямые, не проникались общим настроением счастья и удовлетворения.

С приближением знаменательного дня воспитанницы, решившие получить премии, удвоили свою усидчивость и занимались с утра до вечера. Даже свободные часы они проводили с книгами в руках, и ни один улей в окрестностях не мог похвастаться таким трудолюбием.

Здоровый труд всегда сопровождается чувством удовлетворения. Занятым людям некогда ворчать и киснуть, некогда делать зло ближнему. Потому и считается праздность матерью всех пороков.

Но как бы то ни было, в эти минуты какой-то злой дух витал над мирной атмосферой "Лавандового дома". В этом питомнике высокой нравственности притаилась змея.

Английское сочинение в нынешнем году более чем когда-либо возбуждало интерес воспитанниц. Это был любимый предмет миссис Виллис; директриса стремилась к тому, чтобы ее ученицы владели слогом, и еще больше к тому, чтобы они учились мыслить.

- В наше время много пишут и печатают, - говорила она. - Девушки получают высшее образование и состязаются с мужчинами за дипломы высших степеней. По-моему, при такой системе думать просто некогда, можно только зубрить. Образно говоря: организм принимает больше пищи, чем в состоянии переварить.

Если миссис Виллис случалось в сочинении воспитанниц обнаружить сколько-нибудь серьезную мысль, она приходила в восторг. Не раз бывало, что премия присуждалась за сочинение, которое самим ученицам казалось незрелым и недоработанным.

- Это ничего не значит, - поясняла директриса. - Здесь есть оригинальная мысль, а это намного лучше, чем красивое повторение чужих слов.

Такой подход побуждал воспитанниц работать мозгами и раскрывать заявленную тему самостоятельно, прибегая к книгам только за необходимыми справками.

Многие воспитанницы удивлялись, зачем понадобилось Доре состязаться по самому сложному предмету, когда она уже заканчивала обучение. Но у мисс Рассел были на это свои причины, хотя и далеко не возвышенного свойства. По внешности Дора была одной из тех девушек, которые составляют гордость школы. Она умела держать себя, могла со вкусом одеться, прилично музицировала, хотя в игре ее не было души; хорошо рисовала: деревья ее походили на деревья, и краски были естественны; французским владела в совершенстве, по-немецки тоже говорила недурно. Но при всех своих талантах она была девушкой недалекой, поэтому те, кто хорошо знал ее, лишь пожали плечами, когда она задумала состязаться с другими, да еще и с полной уверенностью в успехе.

- Ведь тебе же не хочется, чтобы Энни Форест победила тебя, - смеялись подруги. Дора в ответ корчила презрительную гримасу: она-то в своей победе не сомневалась.

- Охота тебе мучиться, Дора, - говорили одноклассницы. Но девушка была непреклонна.

Все дело было в том, что Дора, которая жила только чужим умом и сама не могла придумать ничего оригинального, случайно услышала разговор начальницы с мисс Дейнсбери: оказывается, в качестве первой премии был приготовлен золотой медальон с портретом миссис Виллис. Доре сейчас же представилось, как хорошо будет выглядеть этот медальон на ее шейке, и она решила непременно состязаться, не допуская даже мысли о возможном поражении.

Она придумала тему и прилежно принялась за дело. Зная пристрастие миссис Виллис к оригинальным мыслям, она отказалась от исторической темы, в надежде, что сумеет лучше написать что-нибудь свое. Сочинение будет называться "Река". Дора не станет описывать старушку Темзу или другую реку с географической карты, а изобразит фантастическую реку, которая поведает миру, что она видела на всем протяжении своего течения. Дора усердно работала, запечатлевая на тонких листках бумаги разные мысли и образы, чтобы потом привести их в порядок и выстроить окончательный текст. Она, не ленясь, переделывала и переиначивала написанное, стараясь довести свой слог до совершенства.

Наконец первые десять страниц были готовы. Река уже покинула горы, где она явилась на свет Божий, и мирно текла по живописной долине мимо разбросанных по ней сельских домиков, около которых играли златокудрые дети.

Теперь реке пора было приближаться к шумному городу. Какой простор для фантазии! Не заставить ли реку поглотить самоубийцу и самой броситься в море? Такой трагический поворот сюжета даст Доре повод вставить несколько красивых стихов.

Переписав набело завершенную часть, Дора, уверенная в получении золотого медальона, пошла к себе. Это было накануне той самой ночи, когда Энни водила своих сообщниц на "волшебное поле". Дора, не обращавшая внимания на младшеклассниц, конечно, не заметила, что в этот вечер несколько девочек не ужинали. Она легла спать и видела приятные сны, не предчувствуя никакой беды.

Эстер Торнтон в этот вечер тоже усердно работала. Выбрав тему "Последние дни Марии Антуанетты", она с большим интересом прочитала историю несчастной королевы, и хотя писать еще не начала, но уже собрала много полезного материала.

Эстер была очень добросовестной ученицей. Приступая к работе, она почти позабыла о премии и думала только о том, как бы исполнить задуманное наилучшим образом. Ложась спать, она вдруг вспомнила, что оставила в классе французскую книгу. Ей было известно, что утром мисс Дейнсбери конфискует забытый том и не отдаст его целую неделю. Но для задуманного сочинения книга была Эстер необходима, поэтому девочка решила нарушить одно из школьных правил и вернуться после молитвы в класс. Пробило одиннадцать часов, мисс Дейнсбери прошла к себе. Десять минут спустя Эстер встала, накинула шлафрок и, спустившись с лестницы, очутилась в большом холле.

Дверь в классную комнату была приоткрыта, что очень удивило Эстер. Не колеблясь, она вошла в класс и подошла к своему столу. Книга по-прежнему лежала на нем. Сунув ее под мышку, Эстер собралась уже уходить, как вдруг в той части комнаты, где размещался первый класс, послышался легкий шорох. Минуту спустя кто-то прошел, тяжело ступая, и Этти в лунном свете рассмотрела Сьюзен Драммонд.

- Что она тут делает? - мелькнуло у нее в голове.

Заговорить она не решилась, так как сама поступала незаконно. Дождавшись, пока шаги Сьюзи совсем затихнут, Этти вернулась к себе и крепко заснула.

Глава XXX. Мутный ручей

Утром Дора пришла в классную комнату. В ее столе царил образцовый порядок: книги и тетради были аккуратно сложены, а сверху лежало сочинение в темно-коричневой обложке. Эта работа волновала Дору; ей, как и всем сочинителям, хотелось иметь слушателей. Девушке казалось, что ее поэтические находки и изящный слог должны приятно поразить всякого, кто удостоился счастья с ними ознакомиться.

Она знала, что Эстер тоже пытается завоевать премию. Позаимствовать что-нибудь из сочинения первоклассницы она, без сомнения, не осмелится, но, прослушав образцовое произведение, конечно, падет духом и откажется от смелой затеи состязаться с таким мастером слова. Рассудив таким образом, Дора решила осчастливить Эстер и пригласила ее после обеда в беседку.

Эстер предполагала посвятить предстоящий полупраздник своей собственной работе, но, все еще находясь под влиянием Доры, не решилась отказать подруге.

- Эстер, - начала Дора, когда они встретились в беседке, - ты здесь единственная ученица, которой я могу довериться. Мне пришла в голову чрезвычайно оригинальная мысль. Боюсь только, милая девочка, что ты будешь совсем обескуражена и не захочешь продолжать своего сочинения. Положим, это для тебя хорошая практика, но все-таки с твоей стороны было опрометчиво состязаться со мной по одному предмету и претендовать на ту же премию.

- Мне можно прочитать твое сочинение? О, как мне это интересно! Что до меня, то даже если я и не получу премии, не буду раскаиваться в том, что начала писать. Эта работа доставляет мне столько удовольствия.

- А какую тему ты выбрала?

- Я планирую написать небольшой очерк о Марии Антуанетте.

- Ах, милая, это такая заезженная тема. Впрочем, не буду лишать тебя иллюзий. Теперь слушай: я хочу изобразить картину жизни и называю мое сочинение "Река". Слушай, как начинается. Я почти наизусть знаю: "Когда наш взгляд останавливается на чистом, прозрачном ручье, когда мы любуемся играющими на поверхности его лучами солнца..." Лучше читай вслух сама, а я буду слушать. У тебя такой приятный голос.

Эстер открыла коричневую обложку и собралась было читать. Но, пробежав первую строчку, она с удивлением взглянула на подругу.

- Ты сказала, что сочинение называется "Река"?

- Да, точнее "Изгибы благородной реки".

- Странно. Тут оно озаглавлено "Блуждание мутного ручья". И начинается так: "Когда наше печальное око останавливается на мутной воде, в которую не может проникнуть даже солнце..." Вряд ли это твое сочинение, Дора, хотя почерк как будто бы твой.

Дора, густо покраснев, выхватила рукопись из рук Этти и начала поспешно ее просматривать. Увы, сомнений не было. После заглавия "Блуждание мутного ручья" шла довольно ловкая пародия на ее сочинение. Сходство почерка было удивительное. Коричневая обложка была та же самая, бумага вроде бы тоже. Лихорадочно переворачивая страницы, Дора заметила, что изменены были только первые пять страниц, на остальных же стояли поставленные ею номера. Дора пришла в полное смятение и в первую минуту не могла вымолвить ни слова. Щеки ее пылали, руки подрагивали. Наконец, вскочив на ноги, она остановилась перед испуганной Эстер и заговорила:

- Ты должна помочь мне, Эстер. Ведь это ужасное, возмутительное мошенничество. Какая низость! Рыться в моем столе, выкрасть работу, над которой я столько трудилась, безжалостно исказить мой изящный, могу сказать гениальный... да, гениальный слог... Эстер, что же ты молчишь? Уставилась на меня и молчишь!

- Я поражена... Почерк совсем как твой.

- Мой почерк? Да ты с ума сошла! Это жалкое подражание моему почерку. Ты могла бы, кажется, знать мой почерк. Ты, которой я доверяла, которую отличала, потому что думала, что между нами есть родство душ, ты говоришь такие нелепости, что это мой почерк. Посмотри хорошенько, Эстер Торнтон, разве я пишу такое "т"? А это "б" с завитушками! Я согласна, что посторонний человек может, пожалуй, найти сходство, но не ты, Эстер! Я этого от тебя не ожидала.

Эстер, разглядев внимательно "т" и "б", была вынуждена признать, что Дора так не пишет.

- Это ловкая подделка, - продолжала Дора. - Столь злобное намерение повредить ближнему может быть свойственно только низкой душе. Эстер, здесь в последнее время процветает несправедливость, но шутить с собой я никому не позволю. Эта история непременно должна быть расследована. Если нужно, я попрошу вмешаться отца. Нанесенное мне оскорбление не должно остаться безнаказанным. Я сейчас же все расскажу мисс Гуд и мисс Дейнсбери, а миссис Виллис узнает по приезде, какую змею в лице Энни Форест она пригрела на своей груди.

- Постой, Дора... - Эстер тоже вскочила с места.

Внезапная догадка пронизала ее мозг, и она собиралась заговорить, но одно обстоятельство удержало ее: издали она увидела Нэн, бежавшую с распростертыми объятиями навстречу Энни. Энни наклонилась, и детские руки обняли ее за шею. Потом Энни пошла дальше, а девочка долго смотрела ей вслед и только потом подала руку няне. Вся сцена заняла не более минуты, но этого было достаточно, чтобы сердце Эстер замерло. Она скорбно поджала губы и снова села.

- Что с тобой Эстер? Ты что-то начала говорить. Ты что-то знаешь? - допрашивала Дора.

- Я только хотела сказать, что у тебя нет доказательств вины Энни Форест.

- Уж не собираешься ли ты защищать эту гадкую девчонку? Я удивляюсь тебе, Эстер. Она чуть не убила твою сестру, украла у тебя ее любовь... Ты видела, как сейчас Нэн к ней бежала? Никогда она не целовала тебя так горячо!

- Да-да, я знаю, - Эстер отвернулась и прижалась лбом к холодным перилам.

- Этти, справедливость будет восстановлена, когда эту особу исключат из школы, - с этими словами Дора погладила Эстер по плечу, взяла подложное сочинение и вышла в сад.

Глава XXXI. Добрые и злые ангелы

Эстер осталась в тенистой беседке одна. В этот чудный весенний день, когда птички так сладко пели и легкий ветерок освежал горячие щеки, в ее душе происходила борьба добра со злом.

У Эстер было много недостатков, но она была честной и правдивой девочкой. Никогда в своей жизни она не лгала. Она очень хорошо понимала, но без трепета не могла даже думать о том, что в ее власти оправдать Энни. Трудно было представить себе, как глупой Сьюзи Драммонд удалось придумать столь сложный план, но если бы Эстер рассказала, что видела прошлой ночью, это, конечно, привело бы к дальнейшим разоблачениям. Тогда, без сомнения, отыскался бы ключ к необъяснимой истории с карикатурой на миссис Виллис и ко многим другим событиям. Эстер, будучи неглупой девочкой, тотчас припомнила все странные поступки Сьюзи, когда она была ее соседкой по комнате, ухищрения, к которым она прибегала, чтобы проснуться, когда ей было нужно, - и, сведя все это воедино, поняла, что разгадка таинственных происшествий у нее в руках.

В прежнее время Эстер ни на минуту не задумалась бы, как поступить; теперь она была вполне уверена, что источником смуты последнего времени была Сьюзи Драммонд - по необъяснимым причинам, вероятнее всего, по глупости. И стоит ей, Эстер, рассказать об этом, Энни будет полностью оправдана в глазах подруг и начальницы.

Но сделает ли она это? Эстер то краснела, то бледнела, переживая в душе жестокие мучения. Она так искренне ненавидела Энни, так страстно хотела ей отомстить, что колебалась недолго. Она решила молчать, и пусть все идет своим чередом. Подозрение, вероятно, падет на Энни, и она будет исключена из школы. Ни миссис Виллис, ни мистер Эверад теперь не пожалеют ее. А когда она уедет, Нэн снова привяжется к сестре и будет любить только ее одну.

- Совесть не даст тебе покоя, - шепнул ей добрый ангел, но она не послушала его.

- Ты сказала, что хочешь отомстить, зачем же упускать такой случай? - твердил злой дух.

Добрый ангел отлетел, а злой дух восторжествовал - Эстер приняла его сторону.

Глава XXXII. Новые подозрения

Миссис Виллис едва успела вернуться, как ей доложили, что Дора Рассел желает ее видеть. Энни ничего не знала о подмененном сочинении, так как Дора молчала об этом до приезда миссис Виллис.

У Энни и без того хватало забот. Прогулка на "волшебный луг" тревожила ее совесть. Филлис и Нора простудились, а Сьюзи Драммонд сделалась еще флегматичнее и сонливее. После подобных выходок Энни всегда горячо раскаивалась, что не мешало ей приниматься за новые проказы. Будь она одна замешана в этой истории, она бы тотчас во всем покаялась. Но она не могла выдать своих сообщниц.

Все заговорщицы боялись, что старая цыганка раскроет их тайну, и шепотом делились друг с другом своими опасениями. На Бетти они могли положиться - торговка с незапамятных времен была в заговоре с воспитанницами "Лавандового дома". Она всегда ухитрялась доставлять им запрещенную директрисой провизию и относительно сроков уплаты была очень сговорчива. В молчании Бетти девочки были уверены, а вот насчет старой Рэйчел сомневались: как бы не вздумала она сделать из них постоянный источник дохода. Будет, пожалуй, бродить около дома, подкарауливая их и вымогая деньги, а то и расскажет обо всем миссис Виллис.

- Я ужасно боюсь эту Рэйчел, - говорила Филлис с нервной дрожью.

- Мне сделается дурно, если я ее увижу, - вторила ей Нора.

Другие сообщницы носили в кармане деньги, чтобы умаслить цыганку, если она появится.

Однажды после возвращения миссис Виллис Энни прогуливалась по дальней аллее, полностью погруженная в свои сомнения, как вдруг Сьюзи Драммонд и Мэри Моррис бросились к ней, бледные, как полотно.

- Рэйчел! Она там, в кустах, и кивает нам. Пойдем Энни, пойдем, пожалуйста!

- Зачем? Если цыганка намерена выпрашивать денег, я не дам ей ни гроша. Не пугайтесь и не давайте денег. Зачем ей доносить на нас? Ведь она ничего не выиграет от этого.

- Ах, нет, она донесет, наверняка донесет, уверяю тебя, Энни, - заплакала Мэри Моррис. - Пойдем с нами, задобрим ее.

- Погодите. Слышите? Кто-то зовет меня. Это мисс Дейнсбери. Что там случилось?

- Миссис Виллис зовет вас, Энни. Идите к ней в кабинет, - сообщила мисс Дейнсбери, и Энни, крайне удивленная неожиданным приглашением, убежала.

Сознание того, что она поступила дурно, злоупотребив доверием своей начальницы, отразилось на подвижном лице Энни - на нем застыло выражение необычайного смущения. Цыганка также беспокоила ее, хотя при подругах девочка и храбрилась. Приближаясь к дому, она, мучимая угрызениями совести, все больше и больше замедляла шаг.

- Что проку жалеть о том, чего нельзя вернуть, - подумала Энни и вздохнула. - Нет, никогда не быть мне порядочным человеком.

Откинув бархатную портьеру, она вошла в кабинет директрисы. Миссис Виллис, явно очень расстроенная, сидела за письменным столом. Рядом, облокотившись о камин, стояла Дора Рассел, на ее щеках горели красные пятна.

- Подойди ближе, моя девочка, - сказала начальница, увидев Энни.

Первым желанием Энни было броситься ей на шею и признаться в своем проступке, но три соображения удержали ее. Во-первых, она не имела права выдавать подруг; во-вторых, ей не хотелось объясняться в присутствии надменной Доры; в-третьих, миссис Виллис выглядела усталой и расстроенной. Ни за что на свете Энни не решилась бы беспокоить ее в такую минуту. Все эти смешанные чувства были написаны на ее лице. Миссис Виллис посмотрела на девочку с тревогой, а Дора - с торжеством.

- Мне нужно поговорить с тобой, Энни, - начала воспитательница. - В мое отсутствие был совершен дурной и бесчестный поступок.

Энни стала белее снега. Неужели цыганка донесла на них? Заметив ее смущение, миссис Виллис продолжала строгим голосом:

- Я требую правды. Посмотри на эту тетрадь. Узнаешь ли этот почерк?

- Это? Да ведь это твой почерк, Дора, - сказала Энни, совершенно сбитая с толку.

- Нет, не мой, - заявила Дора, но миссис Виллис остановила ее, взяв за руку.

- Предоставьте мне вести разговор, мисс Рассел. Я сумею объяснить, в чем дело. В мое отсутствие, Энни, кто-то совершил отвратительный поступок. Одна из учениц осмелилась открыть стол Доры Рассел, взять сочинение, озаглавленное "Река", которое она писала на премию, и подменить вот этим. Посмотри хорошенько. Можешь ли ты как-то объяснить это?

- Это похоже на пародию, - задумчиво проговорила Энни, переворачивая листы. - Смешно написано. Кто-то старался подражать почерку Доры. Я не знаю, миссис Виллис, кто бы это мог быть.

Она бросила тетрадь на стол и насмешливо взглянула на Дору.

- По-моему, пародия остроумная и довольно забавная, - прибавила она.

Ее комментарий не понравился миссис Виллис, а Дору едва не вывел из себя.

- Я не затем послала за тобой, Энни, чтобы спросить твое мнение о пародии, - сказала директриса, - я надеялась услышать хоть какие-то разъяснения. Я должна знать, кто осмелился так оскорбить мою ученицу.

Энни встрепенулась и поинтересовалась с вызовом:

- А почему вы послали именно за мной?

- Потому, - запальчиво заговорила Дора, которая не в силах была более сдерживаться, - потому, что ты одна можешь разъяснить это дело; потому, что только ты из всех воспитанниц способна на такую низость; потому, что кроме тебя никто не умеет подделывать почерки и рисовать карикатуры.

- Ах, вот оно что. Значит, ты подозреваешь меня? И вы тоже, миссис Виллис?

- Не знаю, что и сказать...

- Ничего и не говорите, если не верите мне. Мое слово давно не имеет веса! Я, конечно, скверная, взбалмошная девчонка, но здесь я ни при чем: в глаза не видела этого сочинения, а к столу Доры даже близко не подходила. Я делаю много глупостей, но подлостей - никогда. Мне не было нужды вредить Доре, она мне безразлична. Тем более что премии ей никогда не получить, как бы она ни старалась. Тогда с чего бы мне мешать ей, подделывать ее почерк, писать пародии? Миссис Виллис, я вижу, вы не верите мне, но я не виновата.

Энни залилась слезами и выбежала из комнаты.

Глава ХХХIII. Наказание

В беседке Дора самоуверенно заявила Эстер Торнтон о своем намерении добиться того, чтобы виновница ее оскорбления была обнаружена и исключена из школы. Во время разговора с начальницей она до того забылась, что, настаивая на исключении Энни, в виновности которой не сомневалась, она осмелилась намекнуть директрисе на ее пристрастность к этой девочке. Достоинство, с которым держала себя начальница, и ее негодующий взгляд несколько обуздали Дору. Миссис Виллис очень сочувственно отнеслась к причиненной ей неприятности, хорошо понимая, что пострадало не только сочинение, но еще и самолюбие гордой девушки. Доверие к Энни было поколеблено, хотя миссис Виллис и не показывала этого.

- Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы удовлетворить вас, Дора, - сказала директриса, когда плачущая Энни выбежала из комнаты. - Я постараюсь найти виновницу. Вы видите, Энни напрочь отрицает свою причастность к этому делу, и пока у нас нет доказательств ее виновности, мы не вправе подозревать ее. Здесь много воспитанниц, и завтра я проведу основательное расследование. Идите, милая, и если у вас окажется достаточно характера и самообладания, попробуйте восстановить утраченную часть сочинения. Я уверена, что вторая попытка будет лучше первой. Начинающим авторам не мешает почаще переписывать свои труды.

Дора вздернула носик, но возражать не посмела. Неудовлетворенная результатами беседы с миссис Виллис, она поспешила отвести душу с Эстер Торнтон.

- Мы обо всем переговорили с миссис Виллис, - сказала вполголоса Дора. - Ты увидишь, "она" будет завтра на выставке.

Эстер же, по-видимому, вовсе не расположена была разговаривать.

- Кто будет на выставке? - с досадой спросила она, отрываясь от французской книги.

- О, какая ты стала бестолковая, Эстер Торнтон! Кто? Конечно, эта противная Энни Форест! Нет терпения говорить с тобой, ты совсем поглупела. И зачем я только связалась с третьеклассницей!

Дора направилась через всю залу к своему "уголку" в полной уверенности, что Эстер бросится за ней. Но, к ее немалому изумлению, Этти не двинулась с места. Она продолжала смотреть в книгу, только щеки ее покрылись легким румянцем.

На следующее утро миссис Виллис попыталась расследовать глупую шутку, жертвой которой стала Дора. Объяснив для начала все подробности, она стала поочередно вызывать воспитанниц и предлагать два вопроса: виновна ли та в проделке и не знает ли чего об этом.

Все ответили отрицательно.

- Итак, юные леди, - обратилась к ученицам миссис Виллис. - Между вами не оказалось виновной, тем не менее чьи-то руки это сделали. Наставницы ваши вне подозрения. Слуги не посмели бы совершить ничего подобного. Не подлежит сомнению, что виновная находится среди вас. Все последнее полугодие в нашей школе царит тревога, недовольство и подозрительность. При таких обстоятельствах дружеские чувства и христианская любовь процветать не могут. Я не потерплю больше безобразий в этом доме. Бессовестная девушка, которая позволяет себе так зло насмехаться над подругами, если сама не покается, а я разоблачу ее, будет жестоко наказана. Я всегда старалась внушать вам правила чести, всегда доверяла вам. В "Лавандовом доме" воспитанниц никогда не оскорбляли излишней подозрительностью или строгим надзором. Вы пользовались большой свободой, и мне не приходило в голову, что вы способны злоупотребить ею. Но теперь я изменяю свою тактику. Виновница находится среди вас, и я не знаю ее - поэтому я имею право подозревать всех. До конца учебного года или до того времени, когда виновная вздумает покаяться, наказаны будут все, исключая младших девочек и мисс Рассел, которая не могла сама себе навредить. Я отменяю полупраздники и лишаю вас "уголков", у кого они есть. Моя гостиная будет закрыта для ваших репетиций. Но и это еще не все. Отныне вы не пользуетесь моим доверием, ибо не заслуживаете его. Я лишаю вас прежней свободы, вы будете все время находиться под надзором: наставницы будут постоянно присутствовать в рекреационной зале, на прогулке они будут прислушиваться к каждому слову, чтобы напасть, наконец, на след этой омерзительной тайны.

Миссис Виллис вышла из класса, и наставницы начали занятия. Трудно представить себе впечатление, которое произвели слова директрисы на воспитанниц, не чувствовавших за собой никакого греха. Казалось, царивший в "Лавандовом доме" счастливый дух покинул его навсегда.

Всех несчастнее чувствовали себя Эстер Торнтон и Энни Форест. Эстер мучилась лживостью своих заявлений, Энни страдала от несправедливых подозрений. В первый раз почувствовала она всю тяжесть своего одиночества и сиротства. Девочка потеряла сон и аппетит и сильно похудела.

Все изменилось в школе. "Уголки" пустовали. Не стало видно групп девочек, весело болтавших между собою. Лишь только две или три воспитанницы усаживались вместе, тотчас же появлялась наставница и начинала прислушиваться к разговору. Репетиции шли так вяло, что едва ли можно было рассчитывать на успех спектакля. Ученицы усердно работали и утешали себя тем, что каникулы близко.

Время тянулось бесконечно долго. Только теперь девочки оценили свободу, которой они дотоле пользовались. Кое-кто попробовал посмеяться над Дорой, назвав ее "мутным ручьем", но шутка не прижилась - над юными созданиями тяготел чужой грех.

Глава XXXIV. Несвоевременная болезнь Бетти

Девочки, пировавшие на "волшебном поле", сделали неожиданное открытие: Бетти не пришла за корзинкой. Сьюзи Драммонд, всюду совавшая свой любопытный нос, гуляла с другой девочкой по дальней аллее, вблизи лавровых кустов. Заметив белую ручку корзинки, она поспешила свернуть в другую сторону. Отделавшись от подруги, Сьюзи побежала за одной из сообщниц ночной прогулки и очень кстати наткнулась на Энни Форест, которая шла, низко опустив голову. Сьюзи поспешила сообщить ей ужасную новость: Бетти не приходила, и корзинка с пивными бутылками и запачканной скатертью может быть обнаружена в любой момент.

Бледное лицо Энни вспыхнуло.

- Зачем нам скрываться, - сказала она, и лицо ее оживилось надеждой. - Пойдемте все вместе и покаемся миссис Виллис, это будет лучше всего. Ведь мы не причастны к той истории с сочинением Доры Рассел. Покаемся в своей глупости, и наша совесть будет спокойна.

- Конечно, мы не причастны к той мерзости, - возразила Сьюзи, густо покраснев, - но я все-таки не вижу причины каяться. Ты, кажется, с ума сошла, Энни Форест. Надеюсь, что ты не посмеешь...

- Без вашего согласия я, конечно, ничего не скажу, - покорно вздохнула Энни и продолжила свою прогулку, не обращая внимания на необычное выражение лица Сьюзи Драммонд - на нем застыли испуг и тревога.

Отыскав Филлис и Нору, Сьюзи объявила им, что Энни Форест, главная заговорщица, готова всех выдать. Робких девочек напугать было нетрудно.

- Ну, ведь Энни не может так поступить, - попыталась ободрить их Сьюзи. - Без нашего согласия она ничего не скажет. Но как нам быть с корзинкой?

- Прошу вас, девочки, не шептаться, - заявила вошедшая мисс Гуд. - Сьюзи, вы бледны и, кажется, озябли. Пройдите раз шесть по этой аллее и возвращайтесь домой. А вы, Филлис и Нора, пройдемте со мной. Мне надо передать прислуге распоряжение миссис Виллис относительно птицы к завтрашнему обеду.

Филлис и Нора степенно пошли с учительницей английского, а Сьюзи была предоставлена самой себе. Обстоятельства сложились так, что Сьюзи позабыла и сон, и леденцы; ее тяжелые мозги пришли в движение. Корзину обнаружат не сегодня, так завтра, и тогда беды не миновать. Сьюзи пыталась понять, что приключилось с Бетти, ведь прежде та никогда их не обманывала.

Бетти жила в маленьком домике в полумиле от "Лавандового дома". Крепкая, краснощекая старушка жила в значительной степени на средства школьниц. Ее вишневые деревья из года в год приносили плоды для воспитанниц миссис Виллис. Кроме того, ежедневно рано утром Бетти отправлялась в Сефтон и приносила оттуда вкусные пирожки и бриоши.(12) За садом находилось укромное местечко. Там Бетти располагалась со своим товаром, раскладывая его самым соблазнительным образом, и маленькие лакомки неизменно туда приходили. Бетти дорого продавала свой товар, но так как она часто отпускала его в кредит, то легкомысленным девочкам и в голову не приходило, что они платят за все втридорога. Лучшие ученицы, конечно, не имели ничего общего с Бетти, но Энни Форест, Сьюзи Драммонд и многие другие воспитанницы были постоянными покупательницами. Редкий день проходил без того, чтобы юные леди не заглянули в укромное местечко.

(12) - Бриошь - сдобная булочка из белой муки в форме пышки с шишечкой наверху.

Когда же затевался особый кутеж, вроде ужина в чулане, Бетти проявляла чудеса кулинарии. Никто лучше нее не сумел бы приготовить чудесные закуски, ведь она хорошо изучила вкус юных барышень. Она заламывала высокие цены, но зато все было бесподобно - так по крайней мере казалось маленьким лакомкам.

- Все у вас будет, мои красавицы, все будет, - говорила торговка, улыбаясь во весь рот. - Положитесь на Бетти, миленькие мои, она все устроит.

Для пирушки на "волшебном поле" Бетти постаралась на славу. Все было принесено и ловко спрятано в лавровых кустах. Условлено было, что рано утром она незаметно заберет корзинку обратно.

Поэтому неудивительно, что Сьюзи, прогуливаясь, чтобы "согреться", продолжала дрожать. Бетти не приходила за корзинкой, и на своем обычном месте за садом она тоже не появлялась. Неужели старуха захворала? Когда эта мысль пришла Сьюзи в голову, она совсем перетрусила. Корзинку обязательно найдут. Тот же Ровер, привлеченный вкусными запахами, может вытащить ее, или садовник наткнется на нее. Что же делать? Спрятать корзинку негде. И тут внезапная мысль озарила Сьюзи: с полчаса ее не хватятся, за это время она успеет сбегать к Бетти и вернуться.

Девочка внимательно осмотрелась: мисс Гуд ушла в дом, мисс Дейнсбери играет с детьми, француженка лежит с мигренью. Сьюзи свернула с аллеи, по которой ей приказано было прогуливаться, пробралась в огород, перелезла через забор и во весь дух припустила к домику Бетти. Ей навстречу попалась карета, и Сьюзи показалось, что в ней сидят сестры Брюс. Но она не посмела задерживаться и побежала дальше в надежде, что ошиблась.

Через четверть часа Сьюзи остановилась возле дома Бетти и перевела дух. Перед окнами росли вишневые деревья, несколько перезрелых вишен валялись на земле. Сьюзи постучала, но ответа не последовало. Дожидаться было некогда, девочка повернула ручку, и дверь открылась. Бедная Бетти, скрюченная ревматизмом, лежала на убогой постели.

- Господи, Боже мой! Да неужто это вы, моя красавица! - воскликнула старуха, когда Сьюзи, вытирая пот и тяжело отдуваясь, подошла к ее кровати.

- Я пришла сказать, Бетти, что вы забыли корзинку.

- Не забыла, моя красавица, не забыла, да вот ревматизм замучил меня, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Уж я думала о вас, красавицы мои. Скучно вам, поди, без сластей-то. Да и вишни даром на земле гниют, просто сердце разрывается.

- И правда, - согласилась Сьюзи, глядя в отворенную дверь. - Спелые вишни, и какие сочные: я возьму несколько штук, Бетти, и заплачу вам потом. Но как же быть с корзинкой? Вы обязательно должны забрать ее. Если корзинку найдут, мы пропали, и тогда прощайте ваши барыши.

- Ох, мисс, я бы на коленях поползла, лишь бы отвести от вас беду. Так ведь даже подняться не могу, вот горе-то! Доктор говорит, что ревматическая лихорадка у меня завелась.

- О Господи, что же делать! Ведь мы погибнем, если корзина отыщется.

- Да ведь кусты-то густые, красавица; вряд ли отыщется.

- Ах, какая вы несносная! Если я говорю, что отыщется, значит, я знаю. Непременно возьмите корзинку или пошлите за ней.

Старуха задумалась.

- Разве что послать Мозеса, - проговорила она. - Он ловкий мальчишка. Это четвертый дом отсюда, мисс. Мозес его зовут, Мозес Мур. Я дам ему пинту(13) вишен за работу. Вот если бы вы потрудились послать ко мне Мозеса, мисс Сьюзи! Эх, не хочется мне впутывать чужого человека в ваши дела. Он ведь не то, что старая Бетти!

(13) - Пинта - английская мера объема, равна 0,57 литра.

- Ну, делать нечего! В каком доме живет этот мальчик?

- Четвертый отсюда, красавица. Мозес Мур. Такой веснушчатый мальчик с бельмом на глазу. Пошлите его ко мне, голубушка; только ничего не говорите о вишнях, а то он просто украдет их, плут!

Сьюзи, не теряя ни минуты, пустилась бежать обратно, прихватив горсточку вишен, чтобы освежиться по дороге. Ей посчастливилось застать Мозеса дома, и она послала его к старой Бетти. Мальчишка загоготал и лукаво посмотрел на нее; но упоминание о вишнях сделало его сговорчивее: поторговавшись и потребовав кварту(14) вместо пинты, Мозес согласился встать в четыре часа утра и забрать корзинку.

(14) - Кварта - английская мера объема, равна 2 пинтам, или 0,95 литра.

Глава XXXV. Грустные мысли

Энни в детстве видела много горя и лишений; она на собственном опыте знала, что значит "катиться вниз". Родители ее прежде были богатыми людьми, жили в большом доме, держали лошадей, баловали дочку, к которой были приставлены две няни. Впрочем, сама Энни этого времени не помнила - самые ранние ее воспоминания относились к жизни в скромном доме, с небольшим количеством слуг. Мать часто плакала; отец редко бывал дома. Потом уже и своего дома не стало; они жили в маленькой квартире. Няня ушла, Энни гуляла с матерью и спала в коляске в ее комнате. А потом настали совсем трудные времена. Мать лежала больная, а отец, высокий красивый мужчина, взяв Энни на руки, целовал ее, наказывая быть мужественной и беречь мать. Потом он уехал и не вернулся. Энни с матерью становились беднее и беднее, из квартиры переселились в одну-единственную комнату и даже не каждый день обедали. Мать, несмотря на утомленные слезами глаза, стала заниматься шитьем. Энни замечала, что мать кашляет. Дела шли все хуже. И тут неожиданно появился ангел-утешитель, а вместе с ним и некоторый достаток: доктор и питательная пища для матери, книги и игрушки для ребенка. Когда же мать Энни умерла, девочка отправилась в "Лавандовый дом" с тем самым ангелом-утешителем, который успокоил ее мать на закате дней.

- Энни, я всем обязана миссис Виллис, - сказала мать перед смертью. - Мы знали друг друга еще в юности, и теперь благодаря ей я ни в чем не нуждаюсь.

Когда меня не будет, она позаботится о тебе. Я не в состоянии ее отблагодарить. Постараешься ли ты сделать это за меня?

- Да, мама. Я буду ее очень, очень любить, - пообещала девочка, глядя на умирающую большими черными глазами.

Энни сдержала слово. Она не просто любила, она обожала свою воспитательницу, которая была так добра к ней и к ее матери. Несмотря на все свои недостатки, Энни была жизнерадостной натурой. Ей было так же трудно не резвиться и не смеяться, как цветку не поворачивать головку к солнцу. В самые грустные дни Энни удавалось рассмешить мать. Все ее шалости были донельзя забавны.

Мать умерла, отец пропадал неизвестно где, но Энни сохранила веселый характер, потому что была окружена любовью и лаской - миссис Виллис неизменно была очень нежна к ней. Наставницы, хоть нередко бранили и наказывали девочку, тоже любили ее, потому что не любить ее было невозможно. Даже ее проказы часто вызывали у них улыбку. Подруги обожали Энни, о младших воспитанницах уж и говорить нечего; даже слуги говорили, что ни одна из учениц не стоит и мизинца мисс Форест.

В последние полгода, однако, обстоятельства изменились. Подозрение и недоверие омрачили ясность духа девочки. Она уже не была общей любимицей. Некоторые ученицы открыто выказывали ей свою неприязнь. Все это Энни способна была вынести, если бы миссис Виллис не лишила ее своего доверия. Но она ясно видела, что начальница смотрит на нее теперь другими глазами. Первый раз в жизни Энни упала духом. Ей казались невыносимыми эта всеобщая холодность, этот молчаливый отпор. Она страдала не только физически, но и морально.

В грустном раздумье брела она по аллее, как вдруг услышала позади себя топотание детских ножек.

- Нэн идет, Нэн идет! Энни подождать Нэн!

Малышка догнала ее и подала ей ручку.

- Нэн уйти от няни; Нэн плибежать к Энни.

Энни поцеловала девочку и взяла ее на руки.

- Не плячь, - повторяла малышка, с удивлением глядя на крупные слезы, которые катились по щекам Энни. - Не плячь, Нэн любить тебя.

- Дорогая моя! - горестно всхлипнула Энни. Но тотчас же опомнившись, начала смеяться и шутить:

- Садись-ка на свою лошадку, Нэн.

И посадив девочку на плечо, Энни побежала с ней по дорожке. Малышка хохотала и хлопала в ладоши. Вдруг она перестала смеяться и испуганно спросила:

- Кто это?

Энни остановилась - перед ней на дороге стояла старая цыганка.

- Иди плочь, гадкая! - закричала Нэн, неистово махая ручонками.

Цыганка поклонилась и заговорила, глядя на Нэнси жадными глазами:

- Ишь, какая куколка! А башмачки-то! И ажурные чулочки! И на платьице настоящие кружева, точно, настоящие.

- Поди плочь, гадкая, - повторила малышка. - Беги, Энни, хоп, хоп!

- Сейчас, Нэн, погоди. Зачем вы здесь, Рэйчел?

- Чтобы посмотреть на вас, моя красавица. Вы дали мне денег в ту ночь, помните? Ах, какая славная была ночь. Маленькие леди ничего худого не делали, старая Рэйчел это знает.

- Не воображайте, что я вас боюсь! - воскликнула Энни. - У меня больше нет для вас денег. Подите и расскажите все, если хотите. Для меня это решительно все равно.

- Ого, моя красавица, вы думаете, что я пойду на вас жаловаться? На вас и на остальных маленьких леди? Да ни за что на свете. Значит, вы не знаете Рэйчел, если думаете, что она может поступить так низко.

- Тогда уходи.

- Уходи плочь, - повторила Нэн вслед за Энни.

Цыганка постояла с минуту, потом повернулась и перелезла через изгородь.

- Ишь ты! Леди говорит, что не боится Рэйчел, - закричала она вслед Энни. - Как же, не боится! А куколку-то она очень любит: а на той настоящие кружева. Берегитесь, мисс Энни. Лучше вам не сердить старую цыганку, не то она сумеет отомстить так, как вам и не снилось.

Глава XXXVI. Как Мозес Мур исполнил поручение

Сьюзи Драммонд благополучно вернулась в "Лавандовый дом", никто вроде бы не заметил ее отсутствия. Она, конечно, опоздала на вечернюю подготовку и получила резкое замечание от француженки, но этим все и кончилось. Девочка успела шепнуть Филлис и Норе, что утром корзинку заберут, и подруги спокойно пошли спать. Сьюзи, понятно, спала как убитая. Вечером, перед сном, она сообщила Энни о своем успешном походе, но Энни отнеслась к этому совершенно равнодушно.

- Мне бы хотелось, - сказала она со странной улыбкой, - чтобы корзинка была обнаружена. Конечно, я не выдам вас, можете не волноваться; но мое положение нынче таково, что для меня было бы лучше, если бы миссис Виллис знала всю правду.

После таких нелепых заявлений Сьюзи не нашла нужным продолжать разговор.

Хотя Мозес Мур дал старой Бетти слово встать с рассветом и пойти к "Лавандовому дому" за корзинкой, он был ленив и необязателен, положиться на него было нельзя. Он заранее предвкушал, как будет лакомиться вишнями, и, выторговав кварту за труды, надеялся еще малую толику украдкой положить в карманы. Мозес не прочь был бы втихомолку похозяйничать в вишневом саду, но провести старую Бетти, эту хитрую лису, мальчишкам не удавалось. Ее кровать стояла как раз у окна, возле которого росли вишни. Можно было подумать, что Бетти не смыкала глаз, потому что как бы рано ни бродил какой-нибудь мальчишка возле садовой стены, он всегда мог видеть в окне ее ночной чепчик.

Поэтому Мозес, не имея возможности украсть вишни, решил их заработать. Он лег спать с твердым намерением встать как можно раньше - часа в четыре утра. Получилось все, однако, совсем иначе - мальчик проснулся, когда часы на церковной башне пробили пять раз. Он вскочил, протер кулаками глаза, поспешно оделся и отправился за корзинкой.

Мозес шел, весело насвистывая и подбрасывая вверх свою измятую шапку. Он нередко останавливался - чтобы вырезать прут из живой изгороди или чтобы поискать в кустах гнездо. Было уже около шести, когда он подошел к "Лавандовому дому". Мозес перелез через забор и побежал по влажной от росы траве прямо к лавровым кустам: их расположение Бетти хорошо объяснила, а он старательно запомнил. Он подполз к кустам, нащупал корзинку и уже потянул ее к себе, как вдруг раздалось яростное ворчание и собачьи зубы вцепились в его ветхую куртку. Бедный Мозес к своему ужасу оказался во власти огромного пса. Ровер держал его мертвой хваткой, для верности поставив на мальчика лапу, чтобы тот не вырвался.

На крик прибежал садовник и освободил Мозеса. Мальчишка отделался легким испугом - на нем не было ни царапины, умный Ровер только порвал клыками его куртку.

- Отд-дайте мне к-корзинку и от-тпустите меня!

- Ты можешь идти, маленький бродяга, а вот корзинку-то я тебе не отдам. В ней, видно, что-то есть. Кто это ее сюда принес?

- Б-б-бетти, - признался, заикаясь, Мозес.

- Вот пусть она ее и заберет. Миссис Виллис пока ее уберет, а тебе советую скорей убираться.

Мозес не замедлил последовать доброму совету. Получил он вишни или нет - история умалчивает.

Садовник открыл корзинку и, рассмотрев ее содержимое, покачал головой:

- Ну, будет музыка, когда узнает миссис Виллис!

Садовнику было жаль маленьких проказниц, но, ставя долг превыше всего, он со вздохом отправился к директрисе.

Глава XXXVII. Признание

На следующий день Энни проснулась с чувством безразличия и душевной усталости, столь несвойственных юности. Она видела солнечные лучи, проникавшие сквозь плотные шторы, слышала щебетание птиц, знала, как выглядит в это время мир, - прежде она частенько вставала до прихода служанки и, забравшись на подоконник, на этот мир любовалась. Рождающийся день с его мягким, неярким светом, пробуждающаяся жизнь - словом, чарующая сила природы всегда сильно влияла на впечатлительную душу девочки, и ее юная душа в немой молитве славила Бога.

Теперь же она, проснувшись, лежала с тягостным сознанием того, что начался еще один длинный день без любви и ласки, отравленный недоверием и подозрениями. Для впечатлительной души Энни такое состояние было равносильно медленному умиранию.

После звонка пришла служанка и подняла шторы. Энни встала и, одевшись, по обыкновению встала на колени. Но слова молитвы не шли ей на ум. Она собиралась уже подняться, но в эту минуту ей припомнились слова Писания: "Приидите ко мне все нуждающиеся и обремененные, и я успокою вас".

- О Сьюзи, - обратилась она к подруге. - Как бы я хотела, чтобы миссис Виллис узнала о нашей глупой прогулке на "волшебное поле". Может быть, тогда Господь Бог успокоил бы меня.

Сьюзи тупо посмотрела на нее и вспыхнула:

- Мне кажется, ты совсем лишилась рассудка, Энни Форест!

На молитве в часовне Энни очень обрадовалась, очутившись возле кроткой Сесиль. Все время у нее не выходили из головы слова Священного Писания.

Перед уроками миссис Виллис пришла в классную комнату. При ее появлении некоторых учениц охватила дрожь. Начальница остановилась около стола учительницы английского, что-то сказала ей вполголоса и затем повернулась к воспитанницам.

- Мне нужно кое-что сказать вам, мисс Драммонд, - сухо начала она. - Прошу вас встать и отвечать мне.

Филлис и Нора побледнели, остальные заговорщицы беспокойно переминались с ноги на ногу. Сьюзи Драммонд надулась и сердито смотрела на начальницу.

- Сестры Брюс были у меня вчера вечером и сообщили, что видели, как вы бежали по большой дороге к деревне. Вам известно, что покидать владения школы без разрешения вы не имеете права. Где же вы были?

Сьюзен растерялась и густо покраснела. Она не была готова к такому вопросу, поэтому солгать ей не удалось.

- Я ходила к старой Бетти.

- К торговке?

- Да, мэм.

- Зачем?

- Я слышала, что она больна.

- В самом деле? Садитесь. Мисс Гуд, потрудитесь позвать садовника.

Сердечки многих учениц учащенно забились. Дверь отворилась, и вошел садовник с корзиной для пикника в руках.

- Майкл, расскажите девочкам, где и как вы нашли корзинку. Встаньте возле меня и говорите громче.

Собравшись с духом, садовник довольно сбивчиво и с длительными паузами поведал, как было дело.

- Хорошо, Майкл, теперь можете идти, - кивнула начальница.

- Недели две тому назад, - продолжала миссис Виллис, когда садовник вышел, - я здесь же обращалась к неизвестной мне ученице, убеждая ее быть честной и снять подозрение с ее подруг. Виновная не захотела сознаться, поэтому пострадали все остальные. Я устала взывать к вашей правдивости, которой не существует, или к вашей чести, от которой не осталось и следа. Сердце мое разрывается от горя, вы приводите меня в отчаяние. В деле с корзинкой многие виноваты, но я уже потеряла надежду узнать истину. В "Лавандовом доме" воцарилась ложь...

Одна из учениц вскрикнула и быстрыми шагами подошла к начальнице.

- Я виновата больше всех! - заявила Энни Форест.

- Энни! - воскликнула начальница с облегчением. - Наконец-то ты образумилась!

- О, я так рада, что могу говорить правду. Прошу вас, накажите меня как можно строже, я больше всех виновата.

- Для чего вам потребовалась корзинка?

- Мы устроили пикник. Это был мой план, и я увлекла остальных.

- Где проходил этот пикник?

- На "волшебном поле".

- Когда?

- В полночь. В ту самую ночь, когда вы уехали в Лондон.

Миссис Виллис провела рукою по лицу. Она была так бледна, что казалось, вот-вот упадет в обморок.

- А я-то доверилась вам, - проговорила она дрожащим голосом. - У тебя были сообщницы в этом безобразии, - помолчав, констатировала она. - Кто они?

- Да, у меня были сообщницы, но зачинщицей была я.

- Назовите остальных, мисс Форест.

Энни подняла глаза на свою воспитательницу, а потом, обернувшись, посмотрела в сторону своего класса.

- О, будет лучше, если они сами скажут...

Филлис и Нора, рыдая, признались, что они тоже участвовали в пикнике и ужасно, ужасно раскаиваются. Ободренные их примером, все преступницы одна за другой покаялись, кроме Сьюзи Драммонд, которая смотрела в пол и упорно молчала.

- Мисс Драммонд, подойдите сюда.

Тон директрисы поразил учениц. Никогда еще она не говорила так резко.

- Я не спрашиваю вас, виновны ли вы в этом проступке, - отчеканила миссис Виллис. - Не спрашиваю потому, что не хочу, чтобы вы обременили свою совесть новой ложью. Я и так знаю, что вы виновны. Путешествие к старой Бетти достаточно свидетельствует против вас.

Сьюзи по-прежнему молчала и смотрела в сторону, а директриса продолжала, обращаясь уже ко всем неудачливым заговорщицам:

- Вы поступили бесчестно, воспользовавшись моим доверием. Я должна подумать и буду просить у Бога указания, как поступить с вами. А пока вы, как недостойные общения с другими ученицами, будете от них отделены. Прошу вас, мисс Гуд, отвести девочек в их комнаты.

Уходя из класса, Энни взглянула начальнице прямо в глаза. Несмотря на приговор, Энни была спокойна, и ее честный, открытый взгляд был отражением прекрасной души.

Глава XXXVIII. Сесиль Темпл

Вечером того же дня Сесиль Темпл постучалась к миссис Виллис.

- Ах, Сесиль. Я всегда рада видеть тебя, дорогая, но сейчас я очень занята. У тебя что-то важное?

- Я хотела поговорить с вами об Энни, миссис Виллис. Ведь вы ей теперь верите, не правда ли?

- Верю ли я ей? - с горечью проговорила начальница. - Нет, дорогая, ты слишком многого от меня требуешь. Я ей не верю.

- Может быть... - нерешительно продолжала Сесиль, - вы ее не видели с сегодняшнего утра?

- Да, я была занята. Кроме того, виновные изолированы в своих комнатах, и я не желаю их видеть.

- Вы не находите, миссис Виллис, что утром Энни вела себя очень мужественно?

- Мисс Форест действительно говорила с прежней искренностью и не старалась спрятаться за спины своих сообщниц. Только этим она и напомнила мне прежнюю Энни, которую я так любила и которой верила безгранично. Что касается ее якобы мужественного признания, не забывай, Сесиль, что она вынуждена была признаться. Она, как и все остальные, знала, что я добьюсь правды от старой Бетти.

Директриса замолчала, но было ясно, что ее мучает предательство Энни.

- Она обманула мое доверие как раз в мое отсутствие. Провожала меня цветами и милой улыбкой, а в душе лелеяла предательский план. Нет, Сесиль, боюсь, мы ошиблись в Энни. Она совершила много проступков, в которых до сих пор не созналась. Я припоминаю, что проделка с сочинением Доры совершена как раз в ту ночь, когда эти девицы устраивали свой пикник. Конечно, это дело рук Энни. Я старалась побороть сомнение, и мистер Эверад повлиял на меня в этом смысле, но больше я не могу верить. Я вижу, милая, что ты очень этим огорчена, но успокойся: мы не отвернемся от Энни. Мы будем любить ее, несмотря на ее пороки. Бедная девочка! Как горячо я за нее молилась, ведь она была мне как дочь... А теперь, дорогая, иди, мне нужно заниматься.

Расстроенная, Сесиль пошла в рекреационную залу, где по случаю дождя находились все воспитанницы, кроме наказанных. Девочки сидели группами и тихо разговаривали. Никто не узнал бы в них веселых обитательниц "Лавандового дома", такой у них был угнетенный и грустный вид. Смех слышался только на половине малышей.

Сесиль отыскала Эстер Торнтон и села возле нее.

- Не удалось мне убедить миссис Виллис, - поделилась она.

- Убедить в чем?

- В том, что мы вернули нашу прежнюю Энни. Ведь она горько раскаивалась в том, что затеяла этот нелепый пикник, и до того мучилась, что похудела и побледнела, бедняжка. Филлис и Нора признались мне, что она давно бы все рассказала, но не хотела выдавать остальных. Теперь, слава Богу, тяжесть свалилась с ее души, и она, хоть и наказана, но спокойна. Я была у нее с час назад и обрела мою прежнюю милую Энни. Но миссис Виллис, представь себе, до того предубеждена против нее, что уверена, будто подлог сочинения Доры совершила Энни, да и карикатуру нарисовала тоже она. Но вряд ли она была бы так умиротворена и довольна, если бы призналась только в одной части своих проступков, а остальные бы оставались на ее совести. Ты согласна со мною, Эстер? Ну, поставь себя на ее место и скажи: могла бы ты жить спокойно, если бы призналась только в половине грехов и из-за тебя страдали бы подруги? Ведь не могла бы, правда, Эстер?.. Что это ты такая бледная?

- Ты слишком философствуешь и сбиваешь меня с толку, - поднялась со своего места Эстер. - Как могу я представить себя на месте твоей подруги Энни? Я никогда не понимала ее, да и не желаю понимать. Поставить себя на ее место? Я не смогу этого сделать, просто потому, что на ее месте я никогда не окажусь!

Эстер ушла, и Сесиль осталась в одиночестве. Она была глубоко верующей, религия руководила всеми ее поступками. Сесиль не была ни хорошенькой, ни слишком умной, но окружающие искренне любили и уважали ее. Девочка понимала, что такое чистая совесть, и ей достаточно было взглянуть на Энни, чтобы проникнуть в ее душу, чистую, как кристалл.

Когда все собрались в часовне на вечернюю молитву, мистер Эверад произнес приличествующее случаю слово. Он говорил, что Господь прощает искренне кающихся и что настоящее раскаяние ведет за собой исправление.

- Есть поговорка, - прибавил он, - что краденый напиток сладок, но это только кажется. Кто пробовал его, тот знает, какой горечью он отзывается впоследствии.

Короткая речь почтенного священника поддержала Эстер в испытании, которое ожидало ее. После молитвы миссис Виллис собрала воспитанниц в рекреационной зале и объявила, что возвращает им все прежние привилегии. Обстоятельства, по ее мнению, таковы, что в личности виновной сомневаться не приходится. По ее мнению, проделки последнего времени дело рук Энни Форест, которая одна и должна нести всю тяжесть наказания. С завтрашнего же дня в "Лавандовом доме" все пойдет по-старому.

Глава XXXIX. Тяжелое испытание для Эстер

Ночью Эстер не сомкнула глаз. Бледное лицо Энни, в отношении которой она так дурно поступила, неотступно преследовало ее. Зачем она возненавидела ее с самой первой минуты? Зачем приписывала ей все дурное и не хотела верить в хорошее? Эстер не могла не признаться себе, что утром Энни поступила благородно. Если бы Этти могла вернуться назад, она не обременила бы свою совесть ложью: тогда она скрыла от миссис Виллис, что знает обстоятельства подмены сочинения Доры.

Первый раз в жизни честная и прямая Эстер солгала. Причиной этого была свойственная ей заносчивость и ревность. Теперь она глубоко сожалела об этом и искренне раскаивалась, но сознаться уже не могла. Чтобы вся школа узнала о ее низости - избави Бог! Нет, если освободить Энни от подозрения можно только таким образом, то пусть лучше все остается так, как есть.

Эстер чувствовала себя несчастной и искренне желала, чтобы Энни удалось оправдаться. Она была уверена, что автором всех бесчестных проделок была Сьюзи Драммонд, хотя решительно не понимала, каким образом эти неповоротливые мозги могли изобрести столь изощренные мошенничества: нарисовать карикатуру, подделать почерк. Тем не менее у нее не оставалось и тени сомнения в виновности Сьюзи. Эстер пыталась придумать, как заставить ее сознаться и тем оправдать Энни, но самой остаться при этом в стороне.

Эстер решила поговорить со Сьюзен и дать ей понять, что кое-что знает о ее ночных проделках. Несколько успокоившись, под утро она задремала, но ненадолго. Ее разбудила маленькая сестра, которая, выбравшись из своей кроватки, подбежала к ней и испуганно зашептала:

- Ой-ой! Муха, Этти, муха!

Этти встала и выгнала из-под полога сестры забравшуюся туда пчелу. Взяв Нэн к себе в постель, она принялась успокаивать ее, рассказывая о пчелках и об их искусно построенных домиках. Девочка заулыбалась:

- Нэн любить пчейку. И Этти любить, а Энни очень-очень любить.

Последней фразы было достаточно, чтобы сердце старшей сестры опять очерствело. Но худшее было еще впереди. Этти предстояло испытать большое потрясение.

Уроки в этот день шли своим чередом. Энни сидела на своем месте И прилежно трудилась. Не было и в помине обычного перемигивания и пересмеивания с подругами, что так выводило из себя ее наставниц. Энни не отвлекалась, поэтому получила хорошие баллы.

Особенно отличилась она во французских спряжениях, бывших для нее всегда камнем преткновения. Удивленная француженка принялась было ее хвалить, но, вспомнив, что девочка наказана, замолчала.

По окончании утренних уроков Энни удалилась в свою комнату, где должна была оставаться во время перерыва. Для прогулки ей было назначено другое время.

Было 10 июня, стояла необычная жара. В воздухе висело марево, ни один листочек не шевелился. Ученицы бродили как сонные мухи, даже игры не шли им на ум. Девочки снова пользовались свободой и, разумеется, рады были, что ни мисс Гуд, ни мисс Дейнсбери не ходят за ними по пятам.

Им было о чем поболтать: о приближающемся дне объявления премий, о наградах, о наказании Энни и обо всем прочем. Больше всего их интересовало, признается ли Энни, а если нет, то как поступит с ней миссис Виллис.

- Ведь она воспитывается из милости, - презрительно заявила Дора. - Миссис Виллис не получает никаких средств за ее содержание здесь.

- Да, и она все-таки умнее тебя, бедный "мутный ручей", - насмешливо проговорила одна из младших учениц. - Как там обстоят дела с твоей "рекой"? Бросилась ли она в объятия отца-океана?

Дора вспыхнула и отвернулась, а дерзкая девочка проговорила как можно громче:

- Терпеть не могу подобного тона! Какова бы ни была Энни, но она самое милое создание во всей школе.

Эстер тем временем высматривала Сьюзи Драммонд, чтобы поговорить с ней. Бледное лицо Энни не давало ей покоя, и, несмотря на ревность, Эстер хотела спасти девочку. Но как она ни вглядывалась, как ни звала, Сьюзи как в воду канула.

Тем временем мисс Драммонд, уютно устроившись в гамаке, сосала леденцы. Она прекрасно слышала, как Эстер звала ее, но откликаться не имела ни малейшего желания. В конце аллеи Эстер встретила Нэн, которая, под надзором няни, рвала маргаритки. Этти уселась возле нее. Малышка шалила, валялась в траве, пачкала свое белое платьице и была в отличном расположении духа.

- Я слышала, мисс, что эта шалунья, мисс Форест, сделала что-то очень дурное, - шепнула няня.

- О, нет, - поморщилась Эстер с досадой. - Зачем бросать грязью в бедняжку, когда она и без того наказана! Если Энни виновата, то ей и так уже досталось.

- Энни не виновата, Нэн любить Энни, - тут же залепетала малышка.

- А меня уже разлюбила? - ревниво поинтересовалась няня.

Эстер встала, чтобы идти к себе. Нэн, сидя на руках у няни, посылала ей вслед воздушные поцелуи. Эстер пришла в свою комнату, вымыла руки и приглаживала волосы перед зеркалом, когда к ней влетела взволнованная Сьюзи Драммонд, растерянная, с безумными глазами.

- О, Эстер, Эстер, - скорее промычала, чем проговорила она, бросившись на кровать лицом вниз.

- Что случилось, Сьюзи? - спросила Эстер довольно неласково. - С чего это ты ворвалась как безумная? Хочешь разыграть нервный припадок? Лучше успокойся, сейчас позвонят к обеду.

Сьюзи вскочила, подбежала к умывальнику и, налив в стакан воды, залпом выпила его.

- Теперь я могу говорить, а то запыхалась, пока бежала. Беги, Эстер, беги, как можно скорее, если хочешь ее спасти!

- Кого спасти?

- Сестру твою, крошку Нэн. Я... Я все видела... Я лежала в гамаке, мне не хотелось шевелиться... но я видела, как Нэн играла с няней, рвала цветы... Ты звала меня, но мне хотелось спать... Потом ты ушла. Немного погодя няня говорит Нэн: "Посидите смирно, мисс, я сбегаю за другой катушкой ниток. Я вернусь через минуту, моя золотая..." Она ушла, а Нэн осталась... Вдруг крик... Я открыла глаза и вижу: страшная черная женщина схватила Нэн, завернула в платок и убежала... Это было делом одной минуты. Я закричала, выскочила из гамака, но страшной женщины и след простыл... Не знаю, куда она подевалась, словно сквозь землю провалилась. Ах, Эстер, тебе дурно?..

- Воды, глоток воды! - прошептала сдавленным голосом Этти. - А теперь пусти меня.

Глава XL. Девочка-цыганка

В одну минуту весь "Лавандовый дом" был поставлен с ног на голову. Об обеде позабыли и думать. Наставницы, ученицы, слуги - все бросились сначала к тому месту, где еще лежали сорванные маргаритки, потом дальше - в лесок, в поле. Обшарили все, но никаких следов Нэнси или черной женщины не нашли. Няня в отчаянии рвала на себе волосы и бросалась как безумная во все стороны, хотя никто ни в чем ее не обвинял, ведь она оставила девочку в полнейшей безопасности.

Миссис Виллис, взяв Эстер за руку, старалась успокоить ее, повторяя, что послала в Сефтон за полицией, которая тотчас же примется за поиски.

- Я не сомневаюсь, что мы скоро обнимем нашу крошку, - говорила миссис Виллис. - Эта женщина, кто бы она ни была, не могла далеко уйти за такое короткое время.

Между тем Энни, сидя в своей комнате, слышала отзвуки этой суматохи. Выглянув из окна, она увидела Филлис и позвала ее.

- О, это ужас! ужас... - прерывисто сообщила Филлис, а слезы так и текли по ее лицу. - Какая-то высокая черная женщина схватила Нэнси Торнтон и скрылась с нею в густом перелеске. Все бегают, ищут и не могут найти ребенка. Это ужасно... Мэри зовет меня!

И Филлис убежала. Энни задумалась.

- Высокая, черная... Это цыганка, - сказала она про себя. - Рэйчел! Она украла Нэн.

В пылкой голове Энни быстро созрел безумный план. Бледная, с горящими глазами, она села и торопливо нацарапала на листке бумаги несколько строчек:

Дорогая моя приемная мать!

Как бы дурно вы ни думали об Энни, но она всем сердцем любит вас. Простите меня, я решила сама отыскать Нэнси. Высокая черная женщина - цыганка Рэйчел, я раньше видела ее. Скажите Этти, что я не вернусь без ее сестры. Ваша раскаивающаяся и огорченная, Энни.

Энни свернула письмо, адресовала его миссис Виллис и оставила на столе. Потом, с предусмотрительностью, удивительной для ее характера, она высыпала содержимое своего портмоне в маленький шелковый мешочек и привязала его к поясу платья. Надев шляпу и перекинув через руку плед, Энни спустилась с лестницы, прошла через опустевшую кухню в дальнюю аллею и мимо лаврового кустарника направилась в лес - в ту сторону, где, по ее предположению, должен был располагаться цыганский табор.

Энни всегда интересовало это удивительное племя. В нем была какая-то особая притягательная сила. Она охотно слушала всякие рассказы про цыган, а если недалеко от школы останавливался табор, она просила наставниц сходить с ней туда... В ней самой было что-то цыганское. Одаренная пылким воображением, она сочиняла для забавы подруг целые истории, в которых цыгане играли не последнюю роль. Не раз у слушательниц захватывало дух, когда Энни расписывала странные обычаи этого народа, сама же она получала от собственных рассказов явное удовольствие и нередко говорила, что хотела бы, чтобы ее украли цыгане.

При всяком удобном случае Энни вступала в разговор с цыганками, с интересом слушала их, позволяла им себе гадать. В раннем детстве у нее была няня, украденная цыганами и затем выкупленная у них. Она-то и познакомила девочку с нравами и обычаями этого племени. До сих пор почти все цыгане казались Энни симпатичными, только старая Рэйчел произвела на нее отталкивающее впечатление.

Пускаясь на безумный подвиг, пылкая Энни в точности не представляла, как она будет действовать. Она лишь надеялась, что приобретенные в детстве сведения о цыганской жизни помогут ей. Табор, несмотря на кажущуюся анархию, управляется определенными и весьма строгими законами, и цыгане, при всей их кочевой жизни, периодически возвращаются в одни и те же места. Поэтому Энни, не колеблясь, направилась прямо к маленькой долинке по ту сторону "волшебного поля", где несколько недель стоял табор: там играли дети, взрослые неспешно занимались своими делами или курили, лежа на солнце.

Подойдя ближе, Энни, к огорчению своему, увидела, что все шатры, за исключением одного, свернуты. Старый цыган и девочка снимали последний шатер, рядом стоял мальчик, держа за уздечку осла.

Энни, конечно, не стала искать здесь Нэн. Она притаилась в кустах, сняла с пояса мешочек с деньгами и спрятала его в траве; потом сбросила плед и, оправив платье, смело направилась к цыганам.

Девочка, помогавшая старику, была одного роста с нею. Энни это было как раз на руку. Она подошла и тронула ее за плечо:

- Послушай, мы устраиваем игру, и мне хочется одеться цыганкой. Не хочешь ли поменяться со мной платьем? Видишь, мое чистое, и пояс такой красивый. Мне так хочется добыть цыганский костюм!

Девочка, от удивления приоткрыв рот, посмотрела сначала на Энни, потом на отца. Тот утвердительно кивнул головой, и девочка, сделав знак Энни, отбежала с нею в сторону.

- Вы не шутите? - недоверчиво спросила она.

- Нет-нет, не шучу. Так ты согласна? Какая ты милая! И тебе пойдет мое платье. А мне так нравятся твоя полосатая юбка и пестрый платок! Ну, как я выгляжу? Похожа на настоящую цыганку?

- У вас волосы слишком длинные, мисс.

- Ну так обрежь их! У тебя есть ножницы? Я хочу походить на настоящую цыганку.

Девочка сбегала к шатру и, вернувшись с ножницами, обкорнала прекрасные кудри Энни, затем критически осмотрела ее:

- Вот теперь лучше. Только руки у вас слишком белые. Постойте-ка, у меня есть немного орехового сока, которым мы красимся. Хотите, я натру вас, мисс?

Через минуту кожа Энни, и без того смуглая, стала еще темнее.

Старый цыган позвал дочку. Не без сожаления простившись с Энни, девочка убежала. В платье Энни она выглядела довольно неуклюжей.

Глава XLI. Энни

Энни поспешно пошла к лесу и дождалась, пока цыгане уложат свой скарб и скроются из виду. Затем она вернулась к кусту, где спрятаны были ее вещи, и снова привязала к поясу мешочек с деньгами. Ей было неловко в цыганском костюме, еще большее неудобство доставляли тяжелые башмаки. Но она не собиралась отказываться от своего намерения догнать цыган. О том, что они разбили новый лагерь в десяти милях отсюда, ей поведала маленькая цыганка, очень довольная тем, что они отсюда уходят.

- Здесь скучно, - поделилась она с Энни. - Мы бы давно ушли, но у старой Рэйчел тут были какие-то дела, ей хотелось подольше побыть здесь.

Проговорившись, девочка спохватилась, но Энни с удивительным самообладанием сделала вид, что слушает рассеянно, и даже зевнула.

Энни двинулась по пыльной дороге, придерживаясь направления, в котором ушли цыгане. В своем маскарадном костюме она чувствовала себя в безопасности. Если бы кто-нибудь из "Лавандового дома" встретил ее теперь, то едва ли узнал бы в маленькой цыганке Энни Форест. Она надеялась, что и в таборе ее никто не узнает, только бы не попасться на глаза девочке, с которой она поменялась платьем. Но в этом случае Энни рассчитывала на свою находчивость.

Няня часто рассказывала Энни о том, что цыгане воруют красивых детей и прячут так, что их редко удается найти. Тем не менее девочка не падала духом и бодро шла вперед. От сильного возбуждения она не чувствовала ни голода, ни усталости. Мысль о том, что Нэн навсегда останется у цыган, не давала ей покоя. Она любила эту малышку и готова была на любые жертвы.

Пустившись в погоню, Энни не рассчитала своих сил. Много ходить она не привыкла, к тому же испытания последнего времени сильно повлияли на ее здоровье. Добравшись до Сефтона, через который лежал ее путь, девочка почувствовала сильную усталость и стала оглядываться вокруг в поисках места, где можно было бы передохнуть. Инстинктивно она остановилась у ресторана, где в компании школьных подруг иногда перекусывала сдобными булочками с молоком. При одном только воспоминании об этом рот Энни наполнился слюной. Позабыв про свой цыганский костюм, она вошла и смело направилась к стойке.

Теперь Энни могла убедиться, что маскарад удался. Официантка, вместо привычного "Чем могу служить, мисс?", грубо крикнула:

- Иди, иди, девочка. Мы не подаем нищим. Убирайся, говорят тебе!

Энни возмутило такое обращение. По ее мнению, цыганка, как любой другой человек, имела право за свои деньги получить что угодно. Она хотела было резко ответить, но вовремя увидела неподалеку мисс Джейн Брюс и промолчала.

- Вот тебе пенни, девочка, - сказала добрая старушка, подавая Энни монетку. - На это ты можешь купить себе хороший кусок хлеба на углу Най-стрит.

Глаза Энни сверкнули, губы задрожали. Взяв деньги, она выбежала из ресторана.

- Моя дорогая, - обернулась мисс Брюс к сестре, - ты обратила внимание на необычайное сходство этой цыганки с Энни Форест?

- Я как-то не обратила на нее внимания. Интересно, как поживает бедная Энни, - вздохнула мисс Агнес. - Я думаю, мы можем идти?

И, попрощавшись, пожилые леди ушли, забыв и думать о цыганской девочке.

Энни почти бежала по улице, пока не добралась до маленькой лавчонки, где ей дали хлеба с маслом, колбасы и снятого молока. Невкусная пища и толпившийся в тесном помещении народ произвели на Энни тяжелое впечатление. Ей стало страшно. Она заметила, что люди оборачиваются и с удивлением смотрят на нее. Надо было поскорее уходить.

Наскоро расплатившись, она двинулась дальше и скоро очутилась по ту сторону Сефтона, где местность не была ей знакома. В шести милях от Сефтона лежал городок Оклей, за ним-то и расположился цыганский табор. Энни шла бодро, несмотря на сильную головную боль. Наконец повеяло вечерней прохладой, и усталая девочка принялась мечтать о приюте и ужине. Она собиралась, переночевав в Оклее, пойти в табор рано утром.

Было почти темно, когда Энни вошла в город. Она сильно устала, ноги болели от жесткой обуви. Городской шум беспокоил и пугал ее. Наученная горьким опытом, она не рискнула постучаться в приличный дом, а обратиться в харчевню у нее не хватило духу. Девочка решила, что гораздо безопаснее будет переночевать в стогу сена, тем более что ночь была очень теплой. Хорошо отдохнув на свежем воздухе, она с новыми силами отправится на поиски Нэнси. С этими мыслями Энни поспешила оставить город, предварительно купив хлеба.

Ей посчастливилось: какая-то добрая женщина дала ей хорошего молока, кусок пирога и ласково обошлась с ней.

- Ты из табора, девочка? - спросила она. - Ваш обоз прошел с час тому назад. Цыгане, наверное, расположатся на холме за овсяным полем, как и в прошлый раз. Как это ты от них отстала?

- Меня не было, когда они ушли... Не подскажете ли, как мне туда пройти?

- Иди по большой дороге, потом сверни по меже между хлебными полями... Нет, нет, милая, мне не надо твоих денег. Потешь лучше мою дочку, погадай ей. Она страсть какая охотница до гадания.

Девочка подошла к Энни и положила ей в ладонь серебряную монету. Покраснев до ушей, Энни принялась рассматривать протянутую ей руку и болтать всякий вздор о богатстве, счастье, замужестве с переодетым принцем и тому подобном.

- Ого, какая ты счастливая, Пегги! - воскликнула женщина, вполне довольная предсказанием.

Десятилетняя Пегги оказалась наблюдательнее матери.

- Это не настоящая гадалка, - объявила она. - Она не говорит худого, только хорошее. Не верю я ей. Да она и на цыганку не похожа.

Глава XLII. Эстер

В "Лавандовом доме" царили суета, ужас и смятение. Благодаря самообладанию и выдержке миссис Виллис и наставниц, воспитанницы начали успокаиваться, но когда стало известно, что Энни тоже исчезла, они окончательно потеряли голову.

Общее сочувствие было на стороне Энни. Каким бы безумным ни казался ее поступок, никто не решился осуждать ее. Все воспитанницы, от старших до самых маленьких, понимали, что Энни пустилась в опасную авантюру только из любви к Нэн. Миссис Виллис прочла записку со слезами на глазах и старательно спрятала ее.

Лицо Эстер приобрело почти шафранный оттенок, когда она узнала о поступке Энни.

- Она отправилась разыскивать твою сестрицу, Этти, - прокомментировала Филлис. - Когда я сообщила ей, что случилось с Нэн, у нее было такое лицо... Я уверена, она что-нибудь придумает.

- Своевольный поступок! - с вызовом заявила Дора Рассел.

Но никто не поддержал ее, только Мэри Пирс заметила:

- Своевольный или нет, но во всяком случае смелый и благородный.

- Я лично думаю, что если кто-нибудь и сумеет отыскать Нэн, так это Энни, - проговорила Нора. - Помнишь Филлис, как часто она нам рассказывала о цыганах? Она многое о них знает.

- Да-да, она лучше целого десятка сыщиков, - эхом отозвалось несколько голосов, а потом девочки с упреком повернулись к Эстер. - Теперь тебе придется любить Энни. Поневоле согласишься, что в нашей Энни есть и хорошие стороны.

Губы Эстер задрожали, она встала и, залившись слезами, пошла прочь. Подруги с удивлением смотрели ей вслед. Они и не подозревали, что Эстер Торнтон способна плакать.

Добравшись до своей комнаты, бедная девочка бросилась на постель и дала волю слезам. Никогда еще не случалось ей так горько плакать. Бессмысленное отвращение, жестокость и неприязнь по отношению к Энни пришли ей теперь на память и несказанно мучили ее. Она, как и другие, надеялась, что Энни удастся найти Нэнси. Недаром говорили, что Энни обладает какой-то особой притягательной силой, и Эстер смутно начала сознавать это. Она чувствовала, что Энни пройдет любые испытания, чтобы только найти ее сестру. Самоотверженность девочки, к которой Эстер была так несправедлива, была для нее укором: она дорого бы заплатила, чтобы Нэнси спас кто-то другой.

Несмотря на то, что лед в ее сердце начал таять, Эстер и в голову не приходило оправдать Энни, сказав миссис Виллис всю правду. Такого унижения перед всей школой Эстер вынести не могла. Лежа на постели, она безутешно рыдала, вздрагивая всем телом. Несмотря на глубокое горе, девочка не могла справиться со своей гордыней и обрести душевный покой в покаянии. Она все еще надеялась образумить Сьюзи и заставить ее признаться; а если Энни найдет Нэн, то за такой подвиг ей, конечно, простят все ее прегрешения, и покаяние сделается излишним.

Эстер не особенно любили в школе. Теперь же, зная ее горе, все старались быть с нею ласковыми и предупредительными. И в эту минуту, когда она так горько плакала, кто-то вошел в комнату и положил прохладную руку на ее горячую голову. Открыв опухшие глаза, Эстер встретила кроткий сочувствующий взгляд Сесиль Темпл:

- Миссис Виллис поехала в Сефтон, чтобы ускорить поиски. Она очень беспокоится о Нэнси и Энни.

- О, с Энни ничего не случится, - проговорила Эстер из глубины подушек.

- Энни хорошенькая, цыгане могут украсть и ее. К тому же она такая впечатлительная! Я уверена, она отправилась прямо в табор. И понимаю, почему миссис Виллис так волнуется.

Сесиль опять положила руку на голову Этти.

- Мы все очень сочувствуем тебе, дорогая, - сказала она.

- Что мне проку от вашего сочувствия! - отрезала Эстер.

- Я думаю, сочувствие всегда приятно, - заметила несколько озадаченная Сесиль.

Эстер лежала, закрыв глаза, и Сесиль не знала, что ей делать: уйти или остаться. Она совсем было решила попросить мисс Дейнсбери успокоить Этти, как вдруг из открытого окна донеслись звуки детских голосов и веселый смех. Эстер вскочила и села на постели. Лицо ее исказилось судорогой.

- Нэн! Нэн! - закричала она. - О, Сесиль, как я несчастна!

- Знаю, дорогая моя, знаю, - обняла подругу Сесиль. - О, Этти, не отворачивайся от меня. Будем горевать вместе.

- Ты никогда не интересовалась Нэн, - упрекнула Этти.

- Неправда. Мы все любили прелестную малышку.

- Вдруг я ее никогда не увижу!.. Мама поручила ее мне, а я не выполнила ее завета. Нэн, мое сокровище, моя радость! Мне легче было бы знать, что она умерла, чем переносить эту неизвестность!

- Но в таком случае не было бы надежды найти ее. А сейчас она у нас есть! - горячо воскликнула Сесиль. - И потом, Этти, Бог милосерден и не пошлет тебе незаслуженного наказания. Помолимся, дорогая. Господь принимает детские молитвы. Помолимся от всей души.

- Я не могу молиться, - отвернулась Эстер.

- Зато я могу!

- Только не здесь, Сесиль, пожалуйста, не здесь. Я не заслуживаю, чтобы моя молитва была услышана.

- Нам не следует рассуждать, заслуживаем мы чего-то или нет. Обратимся с чистым сердцем к Богу и будем просить у него помощи.

- У меня сердце совсем не чистое, я не могу просить. Пожалуйста, оставь меня, Сесиль.

Глава XLIII. Сьюзен

Миссис Виллис вернулась из Сефтона поздно. Полиция была уверена, что отыщет обеих девочек, но пока ей не удалось напасть на их след. Отпустив учениц спать, миссис Виллис поднялась к Эстер, чтобы приласкать ее перед сном. Ее поразил вид бедной девочки, она вынуждена была признаться себе, что до сих пор до конца не понимала ее характера.

Всю ночь Эстер мучили кошмары. Под впечатлением одного из них она вскрикнула и проснулась. Ей невыносимо было оставаться возле пустой кроватки, и, вспомнив, что Сьюзи Драммонд тоже одна, она решила, что сейчас самая подходящая минута, чтобы поговорить с ней. Накинув шлафрок, она побежала по коридору к комнате Сьюзен.

Сьюзи спала крепким сном, обернувшись лицом к окну. Ставни были открыты, и лунный свет, свободно проникавший в комнату, падал ей прямо на лицо.

Эстер едва удалось разбудить подругу. Наконец Сьюзи села в постели, зевая во весь рот.

- Это ты, Эстер? Что случилось? Есть что-нибудь новенькое? Энни вернулась?

- Нет, никаких новостей. Сьюзи, мне надо поговорить с тобой!

- Ночью? Зачем тебе понадобилось будить меня?

- Потому что я не хочу, чтобы кто-нибудь нас слышал. Сьюзи, прошу тебя, не засыпай, пожалуйста.

- Я постараюсь, правда, постараюсь. Смочи мне голову и лицо; чашка с водой возле постели, я всегда держу ее под рукой. Ну, спасибо. Теперь я, кажется, проснулась. Минуты на две меня хватит. Успеешь ты сказать, что тебе надо?

- Я, право, не знаю, есть ли у тебя сердце, но я уверена, что во всех проделках, в которых обвиняют Энни Форест, виновата ты!

- Что ты хочешь этим сказать? - поинтересовалась Сьюзи с самым невозмутимым видом.

Пораженная до глубины души таким нахальством, Эстер не выдержала и наговорила Сьюзен резкостей.

- Какая же ты бессовестная! Прикидываешься невинной, но я все знаю! Карикатуру в тетрадь Сесиль перерисовала ты, и сочинение Доры тоже ты подменила. Не знаю, зачем тебе это понадобилось, но ты мастерски проделала все эти мерзости, свалив на ни в чем не повинную Энни всю тяжесть подозрения.

- Господи, Боже мой! Разбудить человека, облить его холодной водой только затем, чтобы сказать ему, что хуже его нет во всей школе. А скажи, пожалуйста, какое тебе до этого дело? Ведь ты не любишь Энни Форест.

- Не люблю, но это ничего не значит. Я хочу, чтобы к Энни относились справедливо; она так несчастна. О, Сьюзи, пойди и скажи всю правду миссис Виллис!

- Милая Эстер, ты положительно сошла с ума. Когда ты сделала это знаменательное открытие?

- Довольно давно. В ту ночь, когда было подменено сочинение.

- Если так, то это ты лгунья. Когда миссис Виллис спросила, известно ли тебе что-нибудь относительно "Мутного ручья", ты ответила отрицательно. Я видела, как ты покраснела. Если я, по-твоему, совершила такую низость, то иди и заяви об этом миссис Виллис, а теперь не мешай мне спать.

Повернувшись к стене, Сьюзи накрылась одеялом с головой и погрузилась в глубокий сон.

Глава XLIV. Под стогом сена

Говорить об удовольствии спать под стогом сена и испытать это удовольствие в действительности - вещи совершенно разные. Скошенный луг прелестен днем, но, покрытый росой в ночное время, он неважное пристанище для отдыха. Самые обыкновенные предметы принимают в темноте фантастические очертания, каждый звук особенно режет ухо. Крепко проспав около часа, Энни проснулась от холода. Кругом было темно, в гулкой тишине явственно слышалось кваканье, стрекотание, жужжание.

Энни не была трусихой, но и у самой храброй девочки могут сдать нервы, особенно после всех переживаний последнего времени. Ночная тишина казалась ей таинственной и страшной. Когда паук прошмыгнул по ее лицу, Энни невольно вскрикнула. В эту минуту она была бы рада любому грязному углу в Оклее, который обошелся бы ей в несколько пенсов. Скошенное сено было сложено в небольшие копны, которые в темноте представлялись расстроенной девочке злобными и страшными чудовищами. Закутавшись в плед, она поглубже зарылась в стог и стала дожидаться утра. Уснуть она так и не смогла.

Измученной девочке казалось, что утро не наступит никогда. Но вот предутренний ветерок заволновал траву на нескошенных участках, небо сделалось бледнее, а воздух свежее. Восток стал розоветь, проснулись птицы, насекомые застрекотали на все лады, копны сена наконец стали походить на самих себя, в траве роса засверкала, взошло солнце.

Вместе с солнечным светом к Энни возвратилась и ее обычная бодрость. Теперь она готова была смеяться над своими ночными страхами. В ней снова пробудилась надежда. Энни верила в святость своего подвига: девочка готова была победить или умереть. Любовь, и одна только любовь руководила ею. Она не думала ни о прошедшем, ни о будущем. Ее мысли были заняты одним - спасением Нэнси.

Энни всегда ощущала какое-то особенное духовное родство с маленькими детьми; но никто не был так близок ее сердцу, как малышка Нэн. Поначалу Нэн, как и вообще все дети, привлекла ее своей непосредственностью. Потом Энни решила привязать ее к себе, чтобы досадить Эстер. Но как-то само собой получилось, что девочка всей душой полюбила эту малышку. Теперь, твердо решив найти Нэн, она намеревалась вернуть Эстер не только саму девочку, но и ее привязанность.

В истинном чувстве нет места эгоизму. Решившись разыскать Нэнси, Энни была уверена, что за этот своевольный поступок миссис Виллис исключит ее из школы. Следовательно, она не только будет разлучена с любимой девочкой, но и непоправимо испортит свою жизнь. Но это не останавливало ее - о себе она не думала, жертвуя своим будущим с решимостью, свойственной ее пылкой душе.

И хотя Энни сознавала неправильность и своеволие своего поступка, она не мучилась так, как после какого-нибудь тайного пикника.

Напротив, на нее снизошел душевный покой, какого она давно не ощущала. Она заранее покаялась во всех грехах миссис Виллис, а то, в чем ее подозревали, не тяготило ее - она не была в том виновата.

Полная надежды на Божью помощь, Энни поднялась с места и огляделась: нет ли поблизости ручья, где она могла бы умыться. Но вовремя спохватилась, вспомнив, что лицо и руки у нее выкрашены, - и предпочла оставить все как есть. Пригладив взъерошенные волосы, девочка встала на колени и, испросив от всего сердца помощи у Бога, смело пошла к цыганскому табору.

Глава XLV. Тигр

Было очень рано, и цыгане, утомленные длинным переходом, еще спали. Лагерь состоял из четырех больших островерхих шатров. В стороне были привязаны ослы и пара крупных мулов, неподалеку от них дремали три огромные собаки.

Энни постояла в раздумье несколько минут. Даже если собаки поднимут шум, цыгане скорее всего примут ее за свою и не обратят на нее внимания. Но девочке хотелось осмотреть лагерь спокойно, пока его обитатели спят. Собак она не боялась. Еще в детстве, когда ей приходилось заходить с матерью в незнакомые дома, ни одна собака не лаяла на нее, а стоило ей погладить пса, тот начинал тереться у ее ног, словно подчиняясь неведомой силе, исходившей от рук девочки.

Если бы сейчас ей удалось погладить одну из собак, охранявших спящий табор, опасаться было бы нечего.

Энни сняла тяжелые башмаки и стала на цыпочках подбираться к главному шатру, не спуская глаз со свирепого на вид бульдога, лежавшего у входа. Энни обладала свойством, присущим истинному мужеству, - присутствием духа. Чем сильнее была опасность, тем более хладнокровной она становилась. Девочка была уже в двух шагах от палатки, когда под ее ногой предательски хрустнула сухая ветка. Бульдог встрепенулся, поднял голову и мгновенно вскочил. Встав на колени, Энни раскрыла руки и тихо проговорила нежным голосом:

- Бедный, бедный мой пес, мой хороший...

Страшный бульдог подполз к ее ногам и облизал ей руки. Девочка с облегчением принялась гладить и ласкать собаку.

Покорив пса, Энни стала бродить между шатрами, пес следовал за нею. Остальные собаки открыли сонные глаза, но, увидев рядом с незнакомкой своего товарища, успокоились.

Из рассказов няни Энни знала, что цыгане часто располагаются вблизи старых развалин, где есть подземные ходы. В этих подземельях они скрываются от полиции и прячут наворованное.

Становище находилось как раз возле развалин старинной крепости. Энни внимательно всматривалась, пытаясь разглядеть вход в подземелье, ей было известно, что этот вход тщательно маскируют. Девочка была убеждена, что если есть подземелье, то Нэнси наверняка прячут там, и решила туда пробраться. Бульдог неотступно следовал за ней.

Когда цыгане стали просыпаться, Энни спряталась за живую изгородь, пес лег около нее.

- Тигр! - позвал кто-то.

Бульдог с сожалением оглянулся на Энни, явно не желая с ней расставаться, потом все-таки побежал к шатрам. Через несколько минут он вернулся с коркой хлеба в зубах, очевидно, намереваясь разделить завтрак с новым другом. Энни была так голодна, что о брезгливости позабыла и думать. Лежа под изгородью, пес и девочка позавтракали одной коркой.

Лагерь оживился. Между шатрами забегали дети, женщины зажгли костры, и скоро в воздухе разнесся аппетитный запах съестного. Мужчины стояли у палаток, покуривая трубки с длинными чубуками. Энни притаилась за изгородью, оттуда ей все было отлично видно. Вдруг зрачки ее расширились и сердце сильно забилось.

- Молчи, молчи, - шепнула она бульдогу, обняв пса за шею.

В таборе поднялась суматоха. Дети зашумели, женщины бросили стряпню, мужчины вынули изо ртов трубки, собаки залаяли. Причиной переполоха был отряд полицейских, который явился в становище, чтобы обыскать шатры. Вперед выступил начальник:

- Где женщина по имени Рэйчел? Нам нужно допросить ее.

Мужчины и женщины окружили полицейских. Ребятишки пугливо выглядывали из-за юбок матерей. Все цыгане трепетали перед законом.

- Где Рэйчел? - повторил полицейский. - Я не двинусь с места, пока не увижу ее.

Цыгане почтительно ответили, что старой Рэйчел в лагере пока нет, но если господам угодно, то пусть подождут, она скоро придет.

Отряд полиции окружил палатки и остался ждать.

Тигр поднял голову и насторожился. Энни выглянула из своего убежища и заметила маленькую девочку, которая тихонько кралась вдоль изгороди. Энни вскочила и, придерживая Тигра, поспешила вслед за девочкой. Маленькая цыганка обернулась, услышав шаги, но, увидев одну из своих и бульдога, спокойно продолжила путь. Перебежав поле, она направилась к разрушенной стене, пробралась между камнями, толкнула один из них и, нагнувшись, крикнула:

- Рэйчел! Рэйчел!

Продолжая придерживать пса, Энни отбежала в сторону и спряталась в густой ржи. Девочке было не до нее. Она продолжала звать Рэйчел. Из отверстия высунулась смуглая голова и часть плеча, потом появилась и вся Рэйчел. Вдвинув камень на место, она взяла за руку маленькую цыганку и быстрыми шагами пошла к становищу.

Глава XLVI. Ради Нэнси

Настало время действовать. Энни приласкала пса и указала ему на нору, заваленную камнями:

- Теперь нам надо туда!

Бульдог завилял хвостом, попрыгал по собачьему обычаю перед Энни, затем подбежал к отверстию и уткнулся в него носом.

Энни недоумевала, каким образом девочке, гораздо меньше ее ростом, удалось сдвинуть с места большой камень, заграждавший вход. Присмотревшись хорошенько, она поняла, что камень поставлен так, что его можно повернуть. После нескольких попыток ей удалось это сделать, и вход в подземелье был открыт.

Энни начала спускаться по крутым ступеням в темную пропасть. На секунду она остановилась в нерешительности, но мысль о том, что Нэн может находиться в этой ужасной норе, придала ей бодрости. Она шла в полнейшей тишине, мысленно благодаря Бога за ниспосланного ей провожатого, поскольку присутствие собаки значительно ободряло ее. Тигр уверенно шел вперед, нюхая воздух, и, когда он слишком от нее удалялся, Энни подзывала его. Наконец, по движению воздуха девочка поняла, что узкий проход кончился. Подняв руку, она не нащупала потолка.

Энни продолжала идти дальше, пока не стукнулась головой о стену. Ощупав ее, она обнаружила узкий проход, по которому можно было передвигаться только ползком. Встав на четвереньки и взяв Тигра за ошейник, она храбро поползла вперед.

Энни уже потеряла счет времени, как вдали наконец показался слабый свет, проникавший, вероятно, сквозь щель свода. Девочка не смогла сдержать крика радости. Вскоре она очутилась в пространстве, похожем на жилую комнату. Пол устилала солома, в стороне стоял трехногий стол, на нем кто-то оставил несколько чашек и блюдец. Вероятно, это и было обиталище старой цыганки, здесь-то и следовало искать Нэнси.

После полной темноты Энни не могла вынести даже того слабого света, который проникал в это помещение. Когда глаза ее немного попривыкли, она увидела на соломе сверток старого тряпья, из которого торчала детская головка. Нэн спала и постанывала во сне.

Слезы радости брызнули из глаз Энни. Наклонившись над ребенком, она заметила, что кожа Нэн была выкрашена ореховым соком, чудесные волосы коротко острижены. Хорошенькое платье с настоящими кружевами исчезло, тело девочки было обернуто в грязные лохмотья.

Проснувшись, малышка испуганно вскрикнула. Не узнав Энни, она принялась отталкивать ее и кричать:

- Поди плочь, гадкая! Хочу домой, хочу к Энни!

- Нэнси, твоя Энни пришла за тобой, - нежно проговорила Энни.

Хотя смуглое лицо и костюм нежданной гостьи смущали малышку, голос был ей хорошо знаком. Она перестала плакать.

Оглядевшись, Энни увидела кувшин с водой. Она наскоро умылась, и девочка окончательно признала свою любимицу.

- Идем, идем, дорогая, идем домой, - Энни взяла Нэнси на руки.

- Но куда же мы пойдем? - мелькнуло у нее в голове. - Выход загорожен, и я не знаю, как изнутри повернуть камень...

Кровь стыла у нее в жилах при мысли, что она и ребенок будут похоронены в этом склепе. А рассчитывать на помощь злой старой цыганки не приходилось. Нэн хныкала и призывала ее быстрее идти, но Энни не двигалась с места. Девочка окончательно расплакалась.

Тут Энни вспомнила, что, по рассказам няни, у подземелий всегда есть другой выход. Но сумеет ли Тигр найти его? Бульдог спокойно дремал, свернувшись калачиком на соломе, по-видимому, он не раз бывал здесь и чувствовал себя как дома. Энни подозвала его.

- Гулять, Тигр. Тигру - косточку, - приговаривала она, лаская собаку.

Подпрыгнув, Тигр завилял хвостом и бросился к проходу, по которому они пришли. Но Энни отрицательно покачала головой и сделала два шага в противоположную сторону. Умный пес понял ее. Взвизгнув, он дернул ее зубами за юбку: дескать, не туда идешь. Потом бросился к куче соломы и начал яростно разрывать ее лапами.

Подбежав к нему, Энни обнаружила люк. С трудом приподняв его, она увидела ведущие вниз ступени.

- Идем скорее, Нэн, - сказала она. - Тигр спас нас.

Бульдог с веселым визгом бросился вперед, а Энни, подхватив ребенка на руки, побежала за ним.

Глава XLVII. Оправдана!

Через некоторое время Энни с радостью заметила, что начался подъем. В подземелье стал проникать свет, и, наконец, с трудом протиснувшись в узкое отверстие, которое легко было принять за кроличью нору, беглецы вынырнули на свет Божий.

Местность была совершенно незнакомой. Энни со страхом оглянулась, но становища цыган не было видно: то ли они прошли под землей довольно большое расстояние, то ли табор скрывался за каким-нибудь пригорком. Нэн пищала и просила есть, Тигр усиленно нюхал воздух. У Энни кружилась голова, она дрожала с ног до головы. Вконец измученная, она села на землю, чтобы не упасть. Нэн плакала и настойчиво требовала завтрак, няню, Этти.

- О, Нэн, - взмолилась девочка, - пожалей твою бедную Энни. Мне так плохо!

В ту же минуту и еда, и няня, и сестра были забыты: Нэн кинулась обнимать и целовать свою любимицу.

С трудом поднявшись, Энни пошла наугад, ведя Нэн за руку. Тигр бежал за ними.

- Де басьмаки? - спросила малышка, с удивлением взглянув на босые ноги Энни.

- Тю-тю, башмаки. Ничего, Нэн. Слава Богу, что ты цела, моя дорогая.

Энни, с трудом волоча ноги, шла по меже между высокой рожью. Вдруг перед ней, словно из земли, выросла пучеглазая Пегги. Она с изумлением оглядела Энни и ее спутников и стрелой помчалась через поле к дому, стоявшему на окраине Оклея.

- Мама, мама! Ведь я говорила, что она не настоящая цыганка! Теперь она не такая смуглая, а еще с ней девочка и собака!

Круглолицая добродушная мама невозмутимо продолжала заниматься своими делами.

- Поди же и посмотри, мама! - приставала энергичная Пегги. - Ну, разве неправду я говорила?

- Господи Иисусе! - всплеснула руками миссис Вильямс, увидев странную процессию. - Девочка совсем больна; едва держится на ногах. Упала! Ах, бедняжка!

Доброй женщине потребовалось не больше минуты, чтобы на руках отнести в дом ослабевшую Энни. Пегги взяла на руки Нэн, а Тигр пошел следом за ними.

Глава XLVIII. Мрачная неделя

Прошла неделя, а об Энни и Нэн не было ни слуху ни духу. Полиция старалась вовсю, даже приезжали сыщики из Лондона, но никому пока не удавалось напасть на след пропавших детей.

День вручения премий приближался, но никто о нем уже не думал. Миссис Виллис объявила, что она готова назвать победителей, но не станет устраивать никаких торжеств и приглашать гостей. О празднествах ученицы не хотели и слышать. Потеря всеми обожаемой малышки и еще более любимой веселой подруги нагнала на всех такое уныние, что даже самым легкомысленным девочкам веселье не шло на ум. Занятия проходили вяло, казалось, что солнце навсегда закатилось для "Лавандового дома".

Эстер хворала. Состояние девочки нельзя было назвать собственно болезнью, но ее нервы были истощены до крайности.

- Когда крошка отыщется, мисс Торнтон опять будет молодцом, - говорил доктор Мейфлауэр.

Но крошка не находилась, а Эстер заметно теряла силы. Она все больше лежала, почти не говорила, мало ела и почти не спала. Подруги были очень внимательны к ней. Все старались утешить ее чем-нибудь, но ни одной не удалось вызвать у нее улыбки; даже миссис Виллис не могла успокоить ее.

Мистер Эверад однажды пришел навестить ее, но едва он заговорил, Этти так разрыдалась, что он счел за лучшее уйти.

- У девочки есть что-то на сердце, что мучает ее больше, нежели потеря сестры, - заключил почтенный пастор.

20 июня, накануне дня, в который прежде проводилось вручение премий, воспитанницы гуляли по саду и обсуждали свои школьные дела. Те, кто собирался ехать домой, просили подруг написать, если Энни и Нэн найдутся. Сесиль Темпл, Дора Рассел и еще две или три ученицы сидели отдельной группой и тихо разговаривали. К ним подошла взволнованная Мэри Пирс.

- Мне кажется, доктор боится за Эстер. Я случайно услышала, как он сказал мисс Дейнсбери, что Этти необходимо больше спать, и хотел приготовить ей какое-то лекарство.

- Как бы мне хотелось, чтобы Эстер не отталкивала нас, - сказала Сесиль. - Она не должна терять надежды. Я уверена, что Энни и Нэн отыщутся.

- Ты молилась, Сесиль? - спросила Мэри Пирс, встав на колени возле Сесиль и глядя ей в глаза. - Ты потому так говоришь, что веруешь?

- Я молилась и верую... Что с тобой, Дора? - внезапно обратилась Сесиль к расстроенной Доре Рассел.

- Веселый день выпуска, нечего сказать! А я так мечтала о нем. И потом... словом, мне жаль, что я говорила так много дурного о бедной Энни.

Сесиль поднялась с колен, села возле Доры и обняла ее. - Спасибо, Дора, - с горячностью сказала она. - Как я тебя люблю за эти слова!

- Вон Сьюзи идет, - объявила Мэри Пирс. - Вряд ли что-то может тронуть эту особу: тупое равнодушие ко всему миру! Садись, Сьюзи, здесь есть место.

Сьюзи с обычной своей невозмутимостью уселась возле Доры.

- О, смотрите-ка, Филлис бежит сюда со всех ног, - воскликнула Мэри. - Филлис, милая, не сломай себе шею!

Запыхавшаяся Филлис принесла потрясающую новость.

- Знаете, кажется, пришло письмо от отца Энни! Джейн сказала Hopе, что миссис Виллис получила письмо из-за границы, и кто-то видел - я уж не помню, кто именно, - что миссис Виллис, говоря с мисс Дейнсбери, плакала, а мисс Дейнсбери говорила: "О, Боже, столько лет ждали его, и вдруг он приедет, а ее нет..." Вон и сама мисс Дейнсбери. Сесиль, дорогая, разузнай, в чем дело!

Сесиль встала, перешла лужок и, поговорив с мисс Дейнсбери, вернулась к подругам.

- Это правда. Миссис Виллис получила письмо от капитана Фореста. Через неделю он будет здесь. Мисс Дейнсбери говорит, что он потерпел кораблекрушение, был выброшен на какой-то остров. А еще она призналась мне, что миссис Виллис очень беспокоится по поводу пропавших девочек, хотя и старается не показывать этого.

- Кто-то подъехал, - лениво заметила Сьюзи. - А, это сестры Брюс прикатили в своем экипаже. Они такие нудные!

Никто из подруг не отреагировал на ее слова, и после минутного возбуждения от полученных новостей девочки замолчали. С того места, где они сидели, видна была коляска мисс Брюс, ожидавшая у главного подъезда. Кругом все было тихо.

Вдруг послышались торопливые шаги, а затем и прерывистое дыхание бегущей девочки, на ходу она говорила что-то, но ничего разобрать было нельзя. Еще секунда - и Эстер очутилась среди подруг.

- Этти! - воскликнула Сесиль. - А мы думали, ты лежишь в постели...

Но Эстер не обратила на нее внимания, пробежала мимо и схватила за руку Сьюзи Драммонд:

- Нэн нашлась! И Энни тоже! Обе нашлись, но Энни умирает. Пойдем же, мы обе должны сказать правду хотя бы теперь!

Она говорила с таким жаром, что флегматичная Сьюзи, словно загипнотизированная, последовала за нею.

Глава XLIX. Две исповеди

Эстер тащила свою подругу через сад, через холл, по лестнице, прямо в квартиру миссис Виллис. Сьюзи Драммонд молча шла за ней.

Сестры Брюс находились у начальницы, а сама миссис Виллис в шляпе и накидке торопливо укладывала в корзину какие-то вещи.

- Мне... мне... надо поговорить с вами... и Сьюзи тоже. Мы обе должны, наконец, сказать... сейчас, сию минуту.

- Нет, нет, не теперь, Эстер, - возразила миссис Виллис, взглянув на взволнованное лицо своей ученицы. - Что бы у вас ни было, мне некогда вас слушать. Я не могу терять ни минуты.

- Вы едете к Энни?

- Да. Потому не задерживайте меня. До свидания, мои дорогие.

Миссис Виллис пошла к двери. Эстер бросилась к ней и схватила ее за руку.

- Возьмите нас с собою, меня и Сьюзи. Мы должны видеть Энни, пока она жива.

- Полно, моя девочка, успокойся, - сказала директриса ласково. - Вы успеете сказать все, что вам нужно, потом. Теперь дорога каждая минута, мне некогда возиться с вами. Успокойся, Эстер, и приготовься встретить сестру. Экипаж, на котором я еду, привезет Нэн домой.

Миссис Виллис ушла, а Эстер в изнеможении упала на стул и закрыла лицо руками. Легкое прикосновение к плечу заставило ее обернуться.

- Я полагаю, теперь мне можно уйти, Эстер? - спросила Сьюзи. - Надеюсь, ты не намерена делать из меня посмешище?

- Я намерена выдать тебя, трусливое ничтожество! - крикнула Эстер, вскочив на ноги. - Я ни за что не отпущу тебя. Пойдем сейчас же! Не миссис Виллис, так мистер Эверад выслушает нас.

Собиралась ли Сьюзи послушаться Эстер, неизвестно. Но неожиданно всякое отступление ей было отрезано - Агнес Брюс вошла в комнату с тем самым человеком, к которому Эстер намеревалась обратиться.

- Мне пришло в голову, что следует съездить за нашим добрым священником, - промолвила мисс Агнес. - Вы можете сказать ему все, что у вас на сердце. Но прежде чем уехать, я хочу рассказать вам, как я напала на след наших дорогих девочек. Вам, наверное, интересно будет это узнать.

Эстер взглянула в лицо добрейшей мисс Брюс и опустила глаза.

- Всю историю можно передать в нескольких словах, - продолжала пожилая леди. - Близ Оклея живет женщина по имени Вильямс, которой мы с сестрой даем работу. Сегодня утром она пришла с извинением за опоздание и рассказала, что у нее в доме лежит больная девочка и с ней здоровый ребенок лет трех. Девочку в цыганском платье она нашла возле своего дома в глубоком обмороке и принесла к себе домой, а когда стала раздевать, обнаружила, что она не настоящая цыганка: ее лицо и руки были выкрашены, а тело осталось белым. С ребенком было проделано то же самое. Мы с сестрой тотчас же догадались, что это за девочки, и вместе с миссис Вильямс поехали в Оклей. Местный доктор говорит, что Энни в тяжелом состоянии. Нэн здорова и спрашивает о вас, Эстер.

Окончив свой рассказ, мисс Брюс простилась со всеми и уехала.

- Теперь, Сьюзи, мы расскажем мистеру Эвераду, какие мы грешницы! - начала Эстер, едва мисс Агнес вышла из комнаты.

- О, сэр, - продолжала она, подняв глаза на священника. - Если Энни умрет, я с ума сойду. Я не могу даже думать об этом!

- Скажите мне, дитя мое, что у вас на сердце, - сказал добрый старик, взяв Этти за руку.

И она поведала ему без утайки все свои грехи: как она сразу невзлюбила Энни, как была к ней несправедлива; как ей хотелось, чтобы Энни оказалась виноватой, и как, наконец, получив возможность оправдать ее, она, под влиянием ревности, а потом и трусости, промолчала.

- С той самой минуты, как пропала Нэн, - продолжала Эстер, - совесть не переставала мучить меня.

Но гордость не позволяла сознаться, я не могла смирить себя и покаяться.

- А теперь?

- Теперь у меня только одно желание, одна молитва: чтобы Энни осталась жива.

- Подумали ли вы о том, что, если миссис Виллис и ваши подруги узнают об этом, они могут осудить вас.

- Они не могут судить меня строже, чем я сама себя сужу. Мне нужно только, чтобы Энни жила.

- Нет, Эстер, вам не только это нужно. Вам нужно гораздо больше. Может быть, Богу угодно призвать к себе Энни, пути Господни неисповедимы. Но вам нужно, чтобы бедная, обиженная вами девочка простила вас и чтобы простил Господь Бог.

Эстер безутешно рыдала.

- Я бы хотела... видеть ее... пока она жива...

- Я постараюсь это устроить. Теперь идите к себе. Мне надо поговорить с мисс Драммонд. На ее совести лежит большая тяжесть, чем на вашей.

Провожая Эстер, мистер Эверад шепнул ей:

- Останьтесь в часовне сегодня вечером, после молитвы. Мы вместе помолимся.

Заперев дверь, пастор вернулся к Сьюзен.

Кроткий и отечески-ласковый в обращении с Эстер, мистер Эверад теперь совершенно преобразился. Лицо его стало серьезным, и глаза глядели сурово, когда он обратился к Сьюзен.

- Вы слышали, что сказала мисс Торнтон. У вас есть возражения?

- Нет, что проку возражать, - отвела глаза Сьюзен.

- Я должен предупредить вас, что только правда, без малейшей утайки, может спасти вас от публичного скандала. Я желаю знать в подробностях, как было дело.

- Я и не намерена ничего утаивать. Все это было проделано ради шутки. У меня есть кузина, мастерица рисовать карикатуры. Как-то раз, оставшись одна в нашей комнате, я решила посмотреть, что Энни держит в бюваре. Я собираю старые ключи, один из них подошел к замку. В бюваре была очень удачная карикатура на миссис Виллис. Я послала ее кузине, и она следующей же почтой прислала мне копию. Ее-то я и перевела на тетрадку Сесиль, а рисунок Энни положила обратно. Я не люблю Дору Рассел, поэтому намеренно завернула сладости в ее сочинение. Но с Сесиль все было проделано ради шутки. Интересно было посмотреть на физиономию этой праведницы. Мне и в голову не приходило, что будут подозревать Энни. Когда это случилось, я собиралась было сказать правду, да все откладывала, ведь миссис Виллис наказала бы меня, а кому же хочется быть наказанной...

Сьюзи перевела дух и продолжила:

- Дора Рассел всегда скверно со мной обращалась, и вообще она вечно задирает нос. Вздумала писать на премию и воображает, что это ей удастся. Я и решила сбить с нее спесь. Взяла первые страницы ее сочинения и послала той же кузине. Та написала такую остроумную пародию и так хорошо подделала почерк, что я не удержалась от искушения подменить листы в сочинении Доры. На мою беду, Эстер в это время была в классной комнате. Знай я об этом, ни за что бы этого не сделала. Это было в ту самую ночь, когда мы с Энни ходили на пикник на "волшебное поле". Я совсем не собиралась вовлечь в беду Энни или Эстер; но когда все так получилось, было бы странно доносить на саму себя...

Сьюзен рассказывала эту историю своим монотонно-певучим голосом, без тени волнения, стыда или раскаяния. Мистер Эверад молча слушал ее.

- Столько хлопот, чтобы устроить эту невинную шалость, - продолжала Сьюзи недовольным тоном. - Не понимаю, почему все придают этому такое значение. Вряд ли я буду впредь устраивать что-либо подобное с моими подругами, они не стоят такого труда.

- Впредь вы ничего не будете устраивать, - возразил господин Эверад, вставая с места. - По той простой причине, что вас здесь не будет. В отсутствие миссис Виллис я беру на себя право вынести вам приговор. Сегодня же вы оставите школу. Мисс Гуд отвезет вас домой и объяснит вашим родителям причину исключения из школы. Вы не увидите больше своих подруг. Я не нахожу слов, чтобы описать низость вашего поступка. Ради злой шутки вы навлекли подозрение на ни в чем не повинную ученицу. Из-за вас сердце Энни было разбито, и если она умрет, вы будете в этом виноваты. Дай Бог, мисс Драммонд, чтобы вы раскаялись! В Писании говорится о людях, совершенно лишенных каких бы то ни было чувств. Несчастная девушка, неужели и вы принадлежите к их числу? Кайтесь и молитесь, пока еще не поздно. Уходя, я запру вас. Через час мисс Гуд зайдет за вами.

Сьюзи Драммонд опустилась на стул и заплакала. Может быть, слова мистера Эверада все-таки задели ее за живое.

Вечером она покинула "Лавандовый дом" и навсегда исчезла из жизни своих подруг.

Глава L. Отец

Вот уже несколько дней Энни лежала без сознания в доме миссис Вильямс, балансируя между жизнью и смертью. Добрая женщина не могла выгнать больную девочку, хотя муж и соседи уверяли ее в том, что она напрасно дает приют какой-то бродяжке.

- Не стоит так беспокоиться из-за уличной девчонки, - говорила женщина, жившая неподалеку. - Ей и в больнице для бедняков будет хорошо.

Но миссис Вильямс только качала головой на жестокие слова соседки и упреки мужа, продолжая делать по-своему.

- Бедняжке нужен материнский уход, - говорила она. - А в больнице она этого не получит.

Девочка металась в бреду на убогой постели, слабея день ото дня. Местный доктор, навещая ее, лишь качал головой. Он не был особенно искусным лекарем, но на другого врача у миссис Вильямс не было денег. Пока Энни боролась за жизнь, Нэн беспечно играла с Пегги и совершенно освоилась с новой обстановкой.

Сестры Брюс нашли Энни только на восьмой день ее болезни, и в тот же вечер миссис Виллис уже сидела у постели любимой ученицы. Все, что могут обеспечить деньги, было к услугам бедной девочки. Был приглашен лучший доктор, но и он не мог сказать ничего утешительного, лишь заметил, что спертый воздух дурно влияет на ход болезни.

- Я не рисовала карикатуры на твоей книге, Сесиль... - бредила Энни. - Я знаю, что ты так думаешь, но это неправда... Бог видит... Я так люблю миссис Виллис... Разве я бы могла... Бог видит...

Миссис Виллис слушала все это со слезами на глазах, но помочь больной девочке ничем не могла. Энни была в сильном волнении, и только когда произносила "Бог видит", немного утихала и на губах ее появлялось нечто вроде улыбки.

Поздно вечером приехала Сесиль и вызвала на минутку миссис Виллис.

- Я приехала сообщить вам, что все открылось, - объявила Сесиль и рассказала начальнице о признании Эстер и Сьюзен.

- Да простит мне Бог, что я усомнилась в ней, - печально промолвила миссис Виллис и, простившись с Сесиль, вернулась к постели больной.

Минуту спустя Энни снова начала бредить. - Они не верят мне, - жалобно говорила она, - миссис Виллис не верит... тогда как я...

- Я верю, верю, - проговорила директриса, положив руку на горячий лоб Энни. - Миссис Виллис верит своей Энни.

Сознание, словно луч света, пронизало воспаленный мозг больной. Она взглянула на миссис Виллис и пробормотала:

- Так это вы?

- Я, моя девочка.

- И вы мне верите?

- Вполне.

- Бог верит.

Энни отвернулась к стене и опять начала бредить. Но теперь миссис Виллис удавалось хоть немного успокоить ее.

На следующий день ученицы, которые не разъехались по домам, бесцельно бродили по саду. Мистер Эверад уехал к Энни и обещал завернуть на обратном пути в школу. Все с нетерпением ждали известий.

С тех пор как Нэн вернулась домой, Эстер не расставалась с ней ни на мгновение. Взяв сестру за руку, она пошла по главной аллее и села на скамейку у ворот, чтобы первой увидеть мистера Эверада по его возвращении. Нэн вертелась около нее. Вскоре тонкий слух Эстер уловил шум колес, она вскочила на ноги.

- Как скоро он возвратился, - холодея, подумала Этти. - Значит, все кончено...

Она сама отворила ворота, чтобы не терять времени на ожидание привратника. Но это был не мистер Эверад. У ворот стоял шарабан, которым правил высокий красивый мужчина, похожий на иностранца. Эстер сконфузилась и хотела убежать, но незнакомец, увидев ее, спросил:

- Это и есть "Лавандовый дом", маленькая леди?

- Да, сэр, - отозвалась Эстер.

- А вы одна из воспитанниц?

Эстер кивнула.

- Могу ли я видеть миссис Виллис?

- Нет, сэр, ее нет дома, и вряд ли она вернется к вечеру, поскольку уехала по одному очень печальному делу.

Выражение лица Эстер и грусть в ее голосе поразили незнакомца. Он соскочил с шарабана и подошел к ней.

- Скажите мне, мисс...

- Торнтон, - подсказала Этти.

- Вы, может быть, сообщите мне то, что я хочу знать, мисс Торнтон. Так как вы здешняя ученица, то, конечно, знаете мою... Я хотел спросить, нет ли у вас подруги, черноглазой плутовки, похожей на цыганку, по имени Форест, словом, Энни Форест. Я хотел бы ее видеть.

- Вы ее отец? - воскликнула в волнении Эстер.

- Да, милое дитя, я ее отец. А теперь отведите меня к ней.

Эстер закрыла лицо руками.

- Я не могу этого сделать. Ах, если бы вы все знали, вы бы убили меня! Не спрашивайте меня об Энни. Не спрашивайте, не спрашивайте...

Незнакомец с испугом смотрел на Эстер. В эту минуту маленькие пальчики Нэн дотронулись до его руки.

- Нэн вести вас к Энни. Моя Энни очень больна. Нэн вести.

Незнакомец наклонился и взял Нэн на руки.

- Больна, ты говоришь? Послушайте, мисс, - обратился он к Эстер. - Я вас не понимаю и прошу объяснений. Пожалейте бедного отца. Где моя девочка?

- Она в окрестностях Оклея, сэр, - ответила Эстер, вытирая глаза.

- Это в нескольких милях отсюда?

- Да, и она очень больна.

- Что с ней?

- У нее горячка. Врач опасается за ее жизнь.

- Поедем к ней. Если она так больна, я тем более должен ее видеть. Едем, садитесь скорее; и ты, малышка, тоже.

Капитан Форест так гнал лошадь, что менее чем через час они уже были у дома миссис Вильямс. Бросив вожжи мальчику, он, держа Нэн на руках, стоял на пороге скромного жилища в ту самую минуту, когда мистер Эверад выходил оттуда.

- Вы здесь, Эстер? - удивился священник. - А я хотел ехать за вами.

- Значит, ей хуже?

- Она в сознании и спрашивала о вас. Только она очень слаба.

- Мистер Эверад, этот джентльмен - ее отец.

- Не в добрый час вы возвратились, сэр, - сказал пастор, с сожалением взглянув на отца Энни. - Пойдемте к ней.

Капитан Форест пошел к больной с Нэн на руках. Эстер осталась на кухне. Вся семья Вильямсов, за исключением матери, переселилась на это время в другой дом, поэтому Эстер могла плакать в пустой кухне сколько душе угодно. Она напряженно прислушивалась, ожидая, что ее позовут, но все было тихо. Что там делается? Увидит ли она Энни живой? Будет ли она в состоянии вынести взгляд умирающей? Заливаясь слезами, Эстер упала на колени и начала молиться. Вошел мистер Эверад.

- Она уснула, - сказал старик. - Это хороший знак. Нэн легла около нее. Она все гладила ее по лицу и твердила: "Бедная Энни, бедная Энни". Потом обе уснули. Я уверен, что ласка малышки успокоила нервы больной. На отца она даже и не посмотрела. Вы, Эстер, можете взглянуть на нее, если хотите.

Эстер на цыпочках вошла в комнату. Прежде она сошла бы с ума от ревности при виде открывшейся картины. Но теперь она обернулась к священнику и кротко прошептала:

- Пусть Нэн любит ее больше, чем меня, лишь бы Энни жила.

Глава LI. Награда за сочинение

Энни выжила. Медленно возвращались к ней силы и вместе с силами сознание того, что она воскресает для радостной, счастливой жизни. Эстер из врага сделалась самым преданным ее другом. Отец вернулся, и Энни уже не чувствовала себя одинокой сироткой. Возвратившись после выздоровления в "Лавандовый дом", она не только вернула себе прежнее положение, но и сделалась еще дороже его обитательницам. Тигр остался с ней. Он очень привязался к Энни и ее отцу. Капитан Форест, узнав, что пес спас жизнь его дочери, поклялся, что никогда не расстанется с ним.

Вследствие событий, взволновавших всю школу в начале лета, ни торжества, ни вручения наград в обычный день, 21 июня, не было. Когда девочки после каникул вернулись в школу, миссис Виллис открыла новый учебный год следующей речью.

- Милые мои, - начала она, встав, по обыкновению, во главе длинной классной комнаты. - Перед началом занятий я намерена вручить вам премии, которые вы должны были получить еще до каникул. Они будут розданы во время большой перемены.

Подождав, когда стихнет радостное шушуканье, директриса продолжила:

- А теперь я хочу сказать кое-что о главной премии за английское сочинение. Шесть очерков было представлено мне на рассмотрение. По некоторым соображениям я не буду говорить о сочинении "Река" моей бывшей ученицы Доры Рассел. Но я хочу особо отметить прекрасный исторический очерк Эстер Торнтон "Мария Антуанетта". Мэри Пирс написала эссе, в котором много неординарных идей. Остальные работы ничем не выделяются. Вы, может быть, удивитесь, узнав, что ни одно из шести сочинений не будет удостоено главной премии. Я назначаю ее за седьмое, которое только вчера представила мне мисс Дейнсбери. Эта работа даже не окончена, ибо болезнь помешала автору. Но и в таком виде это сочинение, озаглавленное "Одинокое дитя", вызвало целую бурю чувств в моем сердце. В нем много оригинальных мыслей и сильных эмоций, но я не буду читать его вслух, потому что оно очень печальное. Надеюсь, юный автор впредь будет писать что-нибудь повеселее. Подойди сюда, дорогая моя Энни.

И под бурные аплодисменты воспитанниц миссис Виллис надела на ее шею золотую цепочку с медальоном. Глаза Энни засверкали от счастья, когда она обнаружила на нем портрет любимой воспитательницы.

- Энни Форест не только красивее и милее, но и умнее всех нас, - единодушно решили девочки.

- Мне бы очень хотелось прочитать "Одинокое дитя", - сказала одна из учениц. - Энни, дорогая, расскажи нам, что ты написала в сочинении?

- Не помню, - улыбнулась Энни. - Теперь я не чувствую себя одинокой; как же я могу описывать то, чего не чувствую?

Элизабет Мид-Смит - Девичий мирок (История одной школы). 2 часть., читать текст

См. также Элизабет Мид-Смит (Elizabeth Thomasina Meade Smith) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :