Марриет Фредерик
«Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 2 часть.»

"Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 2 часть."

- А я в этом сомневаюсь, - заметил майор после ухода Суинтона. - Мы расположились слишком близко к воде, и ночью нас окружат львы. Готтентоты пообещают ему, но побоятся отойти от лагеря.

- За это их нельзя и осуждать, - возразил Александр, - едва ли бы я согласился за фунт табаку положить голову в пасть льву. Но мы действительно стоим слишком близко к источнику. Не лучше ли запасти на ночь воды, собрать скот и отойти подальше. Вот идет Суинтон, он даст совет.

Суинтон согласился с Александром, и лагерь был перенесен в сторону от источника. Относительно готтентотов майор был прав: они не отходили от костров, так как львы ревели всю ночь вокруг лагеря. Страх Бигум и собак и беспокойство скота ясно указывали на близость хищных зверей. Время от времени караульные стреляли, чтобы держать их на расстоянии, и ночь прошла благополучно.

На рассвете следующего дня караван тронулся в путь, и одновременно с ним пошли кафрские воины. Дорога была каменистая, местами песчаная, но окрестности изобиловали самой разнообразной дичью. Путешественники, однако, не поддавались соблазну поохотиться, так как было необходимо пройти большое расстояние, чтобы дать возможность быкам найти немного корма в этой скудной стране. Только после полудня майор и Александр предложили поохотиться. Пробродив часа три, они заметили большое облако пыли, затемнявшее горизонт по направлению их пути.

- Что бы это могло быть? - спросил Александр.

- Я думаю, это антилопы-прыгуны(Голландцы-колонисты называют их спринхбок, т. е. прыгающий козел.), - сказал Бремен.

- Прыгуны! Но ведь их здесь тысячи тысяч!

- Кажется, Бремен прав, - сказал Суинтон. - Это кочующее стадо прыгунов. Мне не приходилось видеть их, но я много слышал о них.

Стадо приближалось к охотникам по прямому направлению. На пространстве, которое только можно было окинуть взглядом, долина была покрыта этой движущейся массой. Приблизившись к каравану, животные пришли в некоторое смятение, и ближайшие испуганно отпрыгивали в сторону через головы товарищей. Они почти не касались земли и делали громадные и удивительные прыжки, от которых и получили свое название.

Туман стоял над бесконечной движущейся массой, и сквозь него готтентоты заметили льва, преследующего стадо, чтобы полакомиться. Животные, видимо, утомились и многие были убиты, когда бежали около каравана. Прошло не меньше двух часов, пока все стадо миновало караван.

- Да, - заметил Александр, - нельзя сказать, чтобы в Африке нуждались в дичи. Но куда они идут?

- Они направляются к югу, - ответил Суинтон. - Переселение их доказывает быстроту их размножения. Очевидно, им нечем стало питаться на прежних местах, и они переселяются на новые. Кроме того, мы должны быть готовы к тому, что, двигаясь по этому направлению, мы не будем иметь корма для скота до дождей. После дождей прыгуны вернутся к прежним пастбищам.

- Не направиться ли нам лучше к северу? - спросил майор.

- Не думаю, - возразил Суинтон. - Нам нужно держаться того направления, где мы найдем воду, а к северу мы можем остаться без воды и без пищи для скота. И лучше продолжать путь теперь же до вечера, не останавливаясь для кормежки скота, чтобы скорее прийти к воде.

Было уже почти темно, когда распрягли усталых быков. Не было ни воды, ни травы и, к довершению всего, нигде не могли достать сучьев для костров на ночь. Едва-едва удалось набрать засветло на один костер.

Фургоны поставили так, чтобы образовать четырехугольник, внутри которого привязали лошадей; овец загнали под фургоны, а быков привязали снаружи. Люди хорошо поужинали вкусным мясом прыгунчиков, но бедные животные не получили ни воды, ни корма после трудного дневного путешествия.

После ужина Александр, майор и Суинтон разошлись по фургонам, а готтентоты остались у костра, который нужно было поддерживать с большой осторожностью, чтобы додержать до утра. Львы, очевидно, бродили поблизости, потому что быки все время беспокоились и пытались перервать ремни, которыми были привязаны.

Луна взошла на небо, и при слабом свете ее, готтентоты заметили темные очертания каких-то зверей недалеко от каравана. Они казались очень большими, и, только всмотревшись хорошенько, готтентоты распознали в них львов. Скоро грозный рев одного из них подтвердил предположение и заставил готтентотов схватиться за ружья и столпиться около фургонов.

Рев повторился другими львами, и быки в ужасе метались около фургонов, стараясь оторваться.

Путешественники услыхали рев и тотчас же вышли из фургонов с ружьями наготове. Один из быков оторвался и пытался убежать, но не пробежал и нескольких шагов, как был опрокинут на землю страшным хищником.

Майор и Уильмот выступили вперед от костра, чтобы напасть на льва, овладевшего добычей. Он на минуту оставил ее и со страшным ревом готовился прыгнуть на них. Бремен закричал, чтобы они отступили назад, что они и сделали. Лев успокоился и снова принялся за несчастного быка. Он оттащил его шагов за пятьдесят от каравана и стал разрывать его. Слышно было хрустение костей и жалобное мычанье бедного животного.

Из-за фургонов было сделано несколько выстрелов по направлению к зверям, которые ответили на залп яростным ревом, но все-таки отошли подальше. Бремен советовал путешественникам не раздражать зверей, которые, по-видимому, были очень голодны и злы. Они могли прыгнуть за фургоны и растерзать нескольких человек.

Лев пировал над остатками быка, не подпуская к себе других, хотевших поживиться около его добычи. Время от времени раздавался страшный рев, приводивший в трепет не только животных, но и людей.

В таком беспокойстве прошла вся ночь. Все держали наготове ружья на случай атаки. На рассвете львы исчезли. От громадного быка остался один скелет с раздробленными, точно молотом, костями.

ГЛАВА XVIII

Беседа. Гну. Пять львов. Утоление жажды. Ярость гиены. Рассказы. Приготовления к охоте.

Быки были впряжены, и караван продолжал путь к реке по низменной местности. Путешественники ехали верхом, но и не помышляли об охоте, так как лошади страшно устали и не пили воды в продолжение суток.

- Мы теперь недалеко от области племени Мантати, которое сделало нападение на кафров около восьми месяцев тому назад, - сказал Суинтон.

- Я хотел просить вас, Суинтон, рассказать нам об этом. Ведь уроженцы севера делали несколько вторжений внутрь страны. М-р Ферборн много рассказывал мне из истории капской колонии, но мы оба были слишком заняты по прибытии в Капштадт, и он не успел рассказать всего.

- С удовольствием расскажу вам все, что знаю, - ответил Суинтон. - Только вы не должны ожидать встретить во мне м-ра Ферборна. Замечу, прежде всего, что Африка никогда не может быть так густо населена, как Европа. Главная причина этого, конечно, недостаток воды, зависящий от засух, продолжающихся иногда от четырех до пяти лет.

- Я согласен с тем, что в этом главная причина, - сказал майор. - Но только, мне кажется, недостаток воды зависит не от недостатка дождей, а от слишком быстрого течения воды в реках. Реки во время дождей делаются потоками и в несколько недель выливают всю свою воду в море, не оставляя никакого запаса на будущее.

- Это верно, - согласился Суинтон. - Это же обстоятельство должно служить препятствием к развитию здесь промышленности. Со временем жители будут прибегать к тем же мерам, к каким прибегают в Индии и прибегали прежде в Южной Америке. Они будут вырывать глубокие водоемы, из которых вода может уйти только испарениями. Такие водоемы улучшат растительность, которая, в свою очередь, будет сберегать и производить воду. Главное богатство этих кочевых племен составляет скот. Потому продолжительные засухи, уничтожив растительность, лишили корма скота и заставили жителей двинуться к югу для приобретения новых пастбищ. Во всяком случае, кафрский народ в продолжение многих лет выдерживал натиск с севера и юга.

Когда голландцы поселились на Капе, то овладели землями готтентотских племен. Немногих, осмелившихся отстаивать свою независимость, они прогнали в страну бушменов и намана. Таким образом увеличилось население стран, в которых с трудом могли существовать немногочисленные разбросанные племена. Кроме того, следствием этой же колонизации голландцев было образование нового и очень многочисленного племени грикуа. Оно образовалось от браков между белыми и готтентотами и получило свое название от страны Грикуа, которой завладело. По голландским законам, это племя не имеет права владеть землей в колонии. Несправедливый и неблагоразумный закон лишил колонию храбрых воинов и способных работников. Презираемые и гонимые за готтентотскую кровь, которая текла в их жилах, грикуа должны были искать себе места за пределами голландских поселений. Следуя примеру жестоко обращавшихся с ними белых, они также жестоко теснили дикарей, отнимая у них земли и скот. Теперь вы понимаете, отчего произошел этот натиск с юга.

- Да, это совершенно ясно, - сказал майор.

- Из всех кафрских племен самое многочисленное то, от которого мы сейчас возвращаемся, т. е. живущее на востоке. Колонисты отняли так много земли у восточных кафров, что им почти некуда выгонять скот. Знаменитый зулусский начальник Чака, о котором вам рассказывал Ферборн, пришел со своими полчищами в эту область и прогнал все местное население. Конечно, такие переселения племен более сильных на места более слабых были всегда и происходили вследствие размножения племен и недостатка средств к пропитанию. Это те же прыгунчики, которые переселяются время от времени, чтобы искать себе новых пастбищ. Кафры говорят, что их предки пришли с севера и завоевали здешние места, то же рассказывают и готтентоты. Вторжение мантати объясняется тем, что они были выгнаны из своей земли зулусами под предводительством Чака. Вследствие той же причины явилась сюда и воинственная армия Квиту, производившая здесь опустошения в течение нескольких месяцев. Отделившись от Чака, Квиту должен был искать места для себя и для своих подчиненных, следовательно, должен был отнять его у другого племени.

- Да, всюду и всегда происходила эта борьба за существование, - сказал майор.

- И она будет происходить здесь, пока дикари не сделаются более образованными и не научатся извлекать более средств к существованию из того, что дает природа.

- Только нужно, чтобы цивилизованные народы вносили цивилизацию к дикарям посредством любви и милосердия, а не огня и меча, - сказал Александр.

- Аминь, - подтвердил майор.

- Но кто такие мантати? - спросил Александр.

- Это, как я уже сказал, северные кафрские племена, лишенные владений войском Чака. Названия племен неизвестны, но слово "мантати" на кафрском языке означает разбойники, завоеватели, отсюда и происходит название воинов Чака. Когда-нибудь я расскажу вам историю мантати, а на сегодня достаточно. Жара так усиливается, что не располагает к дальнейшим серьезным разговорам.

- Мы очень благодарны вам, - сказал Александр. - Конечно, можно и отдохнуть. Но что это там за звери? Смотрите!

- Это гну, - ответил Суинтон. - Их две разновидности - обыкновенные и пятнистые. Они составляют нечто среднее между семейством антилоп и быков. Мясо их очень вкусно.

- А что, если догнать их? Они, кажется, совсем не боятся нас.

- Нет, они очень пугливы, но только видят, что мы далеко от них.

Животные отскочили в сторону при приближении каравана, затем остановились и стали смотреть на него. Они топтались на месте, поднимая пыль копытами и мотая головами, но вдруг, словно испугавшись чего-то, снова бросились бежать.

- Ну, на этот раз они остались целы, - сказал майор, - но придет время, мы еще с ними потягаемся.

- Они очень опасны и злы, когда ранены, сэр, - сказал Бремен, подъехавший к путешественникам. - Вероятно, мы уже недалеко от реки, потому что скот начинает фыркать.

- Это приятно слышать. Но туман и солнечный блеск не дают ничего видеть.

- Но их я хорошо вижу, сэр, - возразил готтентот, указывая пальцем вправо. - Один, два, три - их пять.

- Кого? - спросил майор, смотря по указываемому направлению. - Ага, теперь вижу, опять львы!

- Да, сэр. Но лучше не обращать на них внимания, тогда и они нас не тронут. Они не голодны.

- Вы правы, - сказал Суинтон, - будем продолжать идти, не ускоряя и не замедляя. Пусть погонщики смотрят хорошенько за быками. Они так устали и так измучены, что один запах льва может привести их в полное смятение.

- Хорошо, - сказал майор, - но все-таки принесите наши ружья, Бремен. Я согласен поддерживать нейтралитет, но вооруженный.

Караван прошел мимо. Львы сидели, притаившись, смотрели на караван, но не трогались с места. Но быки, от страха львов или чуя близость воды, стали подвигаться быстрее. Скоро показался ряд деревьев, указывавший на то, что река Крэдок была уж совсем близко.

Бедные животные удвоили усилия и скоро достигли берега. Бремен проехал вперед и затем доложил, что вода есть, но только не в реке, а в озерках. Так как пастбище по ту сторону ложа реки было лучше, то путешественники думали перейти ее и тогда распрягать. Но это оказалось невозможным. Животные с таким нетерпением рвались к воде, что могли бы разбить фургоны.

Лошади, быки, овцы - все погрузились в маленькие озера, и первое время казалось, что они не могут вдоволь напиться. Они выходили и снова входили, пока не пропитались совершенно влагой, которую с наслаждением втягивали в себя.

Целый час дан был животным для отдыха, после чего быки были снова впряжены, чтобы перевезти фургоны на противоположный берег. Там было много травы и деревьев, так что можно было развести костры и хорошо накормить скот.

Так как было решено остановиться здесь на день или на два, то фургоны были поставлены в некотором отдалении от реки, чтобы не загородить дорогу к ней диким зверям. Многочисленные следы львов, буйволов и других хищников указывали на необходимость этой предосторожности.

Расположив, как обыкновенно, фургоны четырехугольником, скот пустили пастись до вечера, когда он должен был быть привязан внутри и вне четырехугольника. Остатки мяса прыгунчиков, поданные на ужин, были не особенно вкусны, но усталость как людей, так и лошадей не располагала к охоте.

Ночью львы не беспокоили караван, но гиены забрались под фургон, жестоко искусали одного быка, стащили одну из овец. Гиены вообще часто приходили к каравану на остановках, но никогда еще не удавалось им причинить столько вреда. Утром быка нашли настолько израненным, что пришлось его убить.

- Если бы у гиены было столько же храбрости, сколько силы, она была бы ужасным животным, - заметил Суинтон. - Известно, что гиены никогда не нападают на человека, хотя бы и встретили его целым стадом штук в двадцать. Но здесь они часто забираются в хижины кафров и пожирают детей или слабых стариков. В этом, впрочем, виноват обычай кафров отдавать на растерзание гиенам своих мертвецов. Они привыкают к человеческому мясу и стараются доставать его.

- У них, вероятно, очень сильные челюсти, - сказал Александр.

- Да, и в этом видно мудрое предусмотрение природы. Гиены и ястребы играют роль подбирателей трупов в тропических странах. Гиена доедает остатки после ястреба, т. е. шкуру и кости. Сила у нее в челюстях такая, что она легко перегрызает самые крепкие и крупные кости.

- Много разновидностей гиен?

- В Африке их четыре вида. Обыкновенная пятнистая гиена, или волк, как называют ее колонисты. Запах от этой гиены так отвратителен, что собаки стараются как можно скорее уйти от ее трупа, который тотчас же пожирается другими гиенами. Затем полосатая гиена, самая злая, и та, которую колонисты называют лающим волком, и которая известна под именем смеющейся гиены. Четвертая разновидность - среднее между собакой и гиеной, - называемая венатика. Эта гиена меньше, но свирепее других.

- Ведь здесь также должны быть и леопарды. Мы ни разу не встречали их. Опасны они?

- Леопард избегает столкновений с человеком, но, доведенный до отчаяния, он делается страшен. Я хорошо помню, как два бура напали на леопарда и ранили его. Повернувшись, леопард бросился на ближайшего, смял его под себя, искусал и разорвал мясо в разных местах когтями. Другой бур, желая помочь товарищу, соскочил с лошади и выстрелил в леопарда. Он промахнулся, а леопард, оставив первого, бросился на него и сорвал кожу с его черепа до глаза. Охотник схватился со зверем, и оба покатились вниз с крутого утеса. Первый, между тем, придя в себя, зарядил ружье и бросился спасать товарища, но было уже поздно. Леопард вцепился в горло врага и так сжал его, что тот тотчас же умер. Второму буру удалось только отомстить за смерть товарища, застрелив леопарда.

- Значит, с леопардом тоже плохие шутки?

- Всякое животное, доведенное до крайности, делается страшным и опасным. Мне пришлось быть самому свидетелем такого случая. Куагга, загнанная верховым охотником на край пропасти, схватила его зубами за ногу и буквально оторвала ее. Несмотря на немедленную медицинскую помощь, охотник умер от потери крови. Конечно, каждый охотник за хищными зверями всегда находится на краю гибели. Все зависит от случая и удачи. Что мы будем делать сегодня? Намерены вы ехать дальше или оставаться здесь, Уильмот?

- Майору хочется поохотиться на гну. Он говорит, что ему никогда еще не удавалось убить ни одного из них. Я тоже не прочь бы поохотиться. Торопиться нам некуда, и мы можем дать отдых быкам и запастись провизией.

- Я согласен с вами. Мне очень жаль, что гиена увеличила наши запасы, заставив убить несчастного быка, но с этим уж ничего не поделаешь. Здесь много и гну, и куаг, но, если бы мы прошли еще немного дальше к северу, то нашли бы животных повкуснее этих.

- Каких же?

- Ланей, самых крупных животных из вида антилопы. В некоторых из них более тысячи фунтов весу, кроме того, они очень жирны. Одним словом, прекрасное кушанье. Когда я был в стране намака, мы предпочитали мясо ланей всякому другому. Однако в долине я вижу другого рода дичь.

Омра был тут же и показывал пальцем на приближающихся дикарей.

- Это или бушмены или коранны, вернее последние. Они идут прямо к нам. А Магомед зовет нас завтракать, идем.

Пока друзья завтракали, в лагерь пришли двенадцать кораннов. Они знаками показывали, что голодны, указывая на ремни, которыми были туго стянуты их желудки. Переводчик говорил им, что они могли бы добыть себе вдоволь пищи охотой.

- Знаете ли, что означают у них эти ремни на желудке, Уильмот? - спросил Суинтон. - Они называют их поясами голода. Все здешние уроженцы носят такие ремни на желудке во время голода и уверяют, что они облегчают страдания. И я думаю, что это верно.

- Ну, - сказал майор, - я надеюсь доставить бедным ребятам столько пищи, что их ремни лопнут от полноты желудков. Седлайте лошадей, Бремен, а ты, Омра, садись на мою запасную лошадь и бери мое запасное ружье.

Омра, который начинал уже понимать по-английски и даже умел немного говорить, кивнул головой и пошел за ружьем майора.

ГЛАВА XIX

Шутка Омра. Счастливое избавление. История мантати. Мужество мантати. Последнее кровопролитие. Обмен мыслями. Рассказ Суинтона об африканцах.

Как только были готовы лошади, наши путешественники отправились охотиться на гну и куагг, собравшихся к западу от каравана. Бремен, Сваневельд и Омра были тоже верхом, десять готтентотов с ружьями и коранны следовали за охотниками пешком. Среди готтентотов был также и Толстый Адам, который уже заранее хвастался перед новичками, никогда не охотившимися на гну, что знает секрет, как убивать их.

Стадо подпустило к себе охотников шагов на двести. Затем после неуклюжих прыжков и круговых движений животные остановились и смотрели на всадников с любопытством, смешанным с неудовольствием. Через некоторое время они все-таки бросились бежать, отбежали вдаль версты на две, после чего снова остановились и замотали головами и гривами, словно вызывали на поединок.

Пешие готтентоты, приблизившись к стаду, выстрелами погнали его к всадникам, и три гну были убиты. При виде упавших товарищей, остальные животные испуганно метнулись в сторону и очутились между караваном и загонщиками.

Пока внимание животных было обращено на всадников, готтентоты окружали их все более тесным кольцом. В это время Омра незаметным образом подскакал к загонщикам и стал позади Адама. Затем он навязал красный платок со своей головы на ружье и стал махать им перед глазами гну, который направлялся на готтентота.

Хитрый мальчик прекрасно знал, что гну так же, как бык, раздражается при виде красного. Животное начало в ярости рыть землю копытами и наставлять рога.

Адам, не подозревавший, что позади него Омра натравляет гну, с испугом прицелился в последнего. Но когда животное все с большей яростью стало наступать на него, он потерял присутствие духа, выстрелил наудачу, конечно, промахнулся и бросился бежать. Но гну не хотел так быстро расстаться со своей добычей и преследовал ее, наставив рога. Вдруг Адам на виду у всех исчез, словно провалился сквозь землю. А Омра, заранее ускакавший, стоял в это время как ни в чем не бывало с остальными всадниками.

- Куда девался Адам? - спросил, смеясь, Александр.

- Не знаю, - отвечал майор, - вероятно, спасся чудом. Он провалился, как дух, под землю.

- Но я вижу его пятки! - вскричал Суинтон, смеясь еще больше. - Он просто попал в нору муравьеда. А ведь мальчишка в конце концов мог быть действительно причиной его смерти.

- Но готтентоты опять наказаны за свое несносное хвастовство, - заметил майор. - Подождите-ка, мне хочется пристрелить этого молодчика. Успеем еще насмотреться на Адама, когда его вытащат из норы.

Говоря это, майор направился к гну, который остановился в недоумении, ища глазами своего исчезнувшего противника. Но не успел он к нему приблизиться, как Омра, спрятавший красный платок, предупредил его и выстрелом из запасного ружья уложил на месте животное. Вслед за этим раздался залп со стороны готтентотов, три гну упали на землю, остальные помчались галопом и скоро скрылись из виду.

Теперь все охотники поспешили к месту, где исчез Адам. Он действительно полетел вниз головой в нору муравьеда и не мог выбраться оттуда, вопя о помощи. Над землей были видны только торчащие кверху подошвы. Готтентоты общими усилиями вытащили его на землю. Он повалился на спину и долго лежал, так как не мог прийти в себя от страха, злясь вместе с тем на несмолкаемый смех окружающих.

Убитые гну были разрезаны, готтентоты сняли с них часть мяса и отдали остатки кораннам. Суинтон погрозил пальцем Омра, который притворился, что ничего не понимает. Майор и Александр до слез хохотали над происшествием с Адамом.

Так как лошади очень устали, то было решено вернуться в лагерь и дать им отдохнуть. Мясо гну всем очень понравилось, и его ели за обедом и за ужином. После ужина Александр и майор просили Суинтона продолжать историю мантати.

- С удовольствием, - сказал Суинтон. - О мантати мне удалось собрать много сведений. Они занимали прежде область на запад от страны зулусов. Все эти племена существуют только мясом и молоком своего скота. Раз скот у них отнят, они становятся разбойниками или вымирают от голода. Такова же была участь и мантати. Не будучи в силах сопротивляться натиску зулусов, они были выгнаны из своей страны и соединились с другими, потерпевшими неудачу. Голод и отчаяние придали им мужество и силы для нападения на другие племена. Лишенные пристанища и пищи, выгнанные вместе с женами и детьми, они терпели страшные лишения, питались по временам трупами убитых врагов или собственных товарищей.

Кафрское племя бечуана, живущее внутри Африки, первое подверглось нападению бездомных разбойников. Скот их был уведен, имущество разграблено, жилища были сожжены и сами они были наполовину перерезаны.

Отсюда шайка двинулась к ванкитам, жившим на западном берегу, к северу от страны намака. Но ванкиты были подготовлены к встрече врага и одержали над ними победу при страшном кровопролитии. Не ожидавшие поражения, мантати повернули назад к бечуанам и снова принялись опустошать их земли.

В это время наши миссионеры основали станцию в земле коранн.

Все жители этой области были встревожены известием о движении полчищ мантати. Принадлежа к более культурным племенам, чем западные кафры, племена коранна и бечуана не были так храбры и воинственны. Опасаясь разрушения станции и разорения жителей, миссионер М. послал за помощью к грикуа, о которых я вам говорил. Грикуа приехали под начальством Уотербоера. Они были все на конях и прекрасно вооружены. К ним же присоединилась большая армия бечуанов, ободренных прибытием союзников.

Мантати, между тем, приближались и овладели по пути городом бечуанов Литакоа, в котором было 16 000 жителей. Миссионер М., сопровождавший войско грикуа, хотел попытаться уладить дело с разбойниками миром. Он сам рассказывал мне потом, как направилась часть войска грикуа для переговоров с врагами, и как встретила громадное войско остановившимся у ручья для утоления жажды. Войско окружало награбленный скот, идущий в середине.

Не успели грикуа приступить к переговорам, как враги с дикими и яростными криками бросились на них и принудили их к отступлению.

На следующий день грикуа снова решили выступить против врага. И снова принуждены были отступить под яростным и неудержимым натиском мантати. После этого было решено пустить в дело огнестрельное оружие, в надежде смутить и напугать дикарей, никогда не видавших ружей. Многие мантати были убиты, оставшиеся в живых, со страхом и изумлением смотрели на своих товарищей, убитых и раненых непонятным для них оружием. Но через некоторое время они бросились на врага, как разъяренные дикие звери, с жаждой мести. Среди них были все начальники, смерть которых лишила окончательной бодрости все войско.

Вслед за грикуа напала армия бечуанов с их отравленными стрелами. Но небольшая кучка рассвирепевших мантати сделала вылазку и обратила в бегство бечуанов. После двухчасовой битвы грикуа заметили, что силы их истощаются и рискнули на последнее отчаянное выступление всем войском. Мантати отступили и бежали по направлению к западу, но грикуа преследовали их, битва возобновилась, и все перемешались.

М-р М. говорил, что картина этой битвы была ужасная. Громадное пространство было покрыто хаотически движущейся массой. Воины грикуа, мантати и бечуанов перемешались и не было возможности различить, где враг и где друг. Клубы пыли скрывали бегущих и преследующих. Воинственные клики сражающихся смешивались со стонами умирающих, воплями жен и детей, с мычаньем быков и блеяньем овец.

Наконец враги отступили к городу, который зажгли. Ужас всеобщего смятения увеличился. Битва возобновилась с новой силой. Мантати старались загнать грикуа в горящий город, но это не удалось им. Армия мантати разделилась на две части, и в то время, как одна отчаянно билась с грикуа, другая находилась в городе. Только после сожжения города обе части соединились и отступили к северу, сохранив не менее 40 000 войска. Но после отступления мантати, бечуаны начали страшное кровопролитие. Женщин и детей резали без малейшего сожаления. Но из мантатийских воинов ни один не уступал свою жизнь без страшного боя. Всюду можно было видеть, как один, израненный и окруженный чуть не пятьюдесятью врагами, мантатийский воин сражался до последнего издыхания.

М-р М. рассказал, что видел несколько воинов, пронзенных штыками, со стрелами, торчащими в теле, и все-таки продолжающих отчаянно отбиваться от врагов.

- Но как же такие храбрецы могли допустить, чтобы зулусы овладевали их страной?

- Необходимость и борьба за существование превратили мирных людей в отчаянных и свирепых воинов.

- Но странно, что они не вернулись назад и не пытались отнять свои земли у завоевателей. Они могли бы померяться силами с зулусами. Этим и кончается история, Суинтон?

- Нет еще. Но, может быть, вам уже надоело слушать?

- О нет. Пожалуйста, продолжайте.

- Побежденные грикуа мантати скоро, однако, оправились и, собравшись с новыми силами, решили напасть на куруманов, в области которых находилась миссионерская станция. Грикуа ушли уже домой, а бечуанов мантати презирали и не считали за врагов.

Получив известие о вторичном приближении врагов, м-р М. написал Уаторбоэру, начальнику грикуа, прося его немедленно вернуться. Но Уотербоэр ответил, что громадные полчища мантати движутся к Желтой реке, и грикуа должны остаться, чтобы защищать свои области. Он советовал м-ру М. ехать с семьей к грикуа в город под защиту.

Медлить было нельзя, и миссионеры оставили станцию и поспешили укрыться в городе грикуа. Едва успели они приехать, как были получены новые известия о том, что войска мантати изменили свой путь. Одна часть направилась к востоку, к областям, отнятым зулусами, другая часть овладела уже страной вблизи реки Оранжевой, где жили племена, с которыми мантати воевали уже много лет. Третья часть осталась охранять завоеванные уже области и, наконец, четвертая сделала нападение на страну западных кафров.

- И что же с ними сделалось?

- Они победили одного или двоих из кафрских начальников. Кафры обратились тогда за помощью к англичанам-колонистам, которые и прислали громадную, прекрасно вооруженную армию.

Соединенными силами войска осадили новый город мантати вблизи реки Умтата. Опять было страшное кровопролитие. Пули, ядра и ракеты посыпались на несчастных осажденных дикарей, стиснутых со всех сторон врагами. Кафры не щадили ни мужчин, ни женщин, ни детей.

Такова история мантати. Истребление их было ужасно, но неизбежно.

- Совершенно верно, - сказал Александр. - И лучше было для них погибнуть немедленно в этой кровопролитной борьбе за существование, чем вымирать потом годами от голода и истощения. Какое-нибудь из враждующих племен должно было быть уничтожено, чтобы освободить место другому, более жизнеспособному.

- Он еще хотел бы вас спросить, Суинтон, - сказал майор, - в каком положении находились наши миссионеры во время этих кровопролитий. Мне кажется, им должно было приходиться очень тяжело.

- Несомненно так и было.

- А между тем я не раз читал и слышал, что их осуждали и порицали. Отчего могло это происходить?

- Я полагаю, что так думали и говорили люди, знавшие, что на миссионерства выходили большие суммы денег и не знавшие, вместе с тем, как эти деньги тратились. Они не думали о том, что в это время сеялось горчичное зерно, из которого только со временем могло вырасти большое развесистое дерево. Ждали немедленных результатов затраченных сумм и усилий. Результаты, конечно, были, но их не было заметно, потому что они являлись лишь малой каплей среди моря языческих племен. Я не говорю про миссионеров других стран. Возможно, что они и допускали злоупотребление чужими средствами, я их не видал и ничего о них не знаю. Но здесь мне приходилось сталкиваться с миссионерами очень часто, и всегда я встречал самое добросовестное отношение к обязанностям и долгу. Везде миссионеры жили только своим трудом и почти ничего не тратили на себя из общественных денег.

- Я вполне верю вам, Суинтон, - сказал Александр, - но в чем же обвиняли миссионеров?

- Многие считают вообще всех миссионеров фанатиками, думающими об узких богословских вопросах, не согласующихся с широким милосердием религии нашего Спасителя. Говорят, что большинство из них - люди невоспитанные, грубые, нетерпимые и несправедливые, совершенно неспособные ввести в среду дикарей чувства человеколюбия и стремления к знанию. Может быть они и правы, что среди миссионеров очень мало людей образованных и воспитанных. Многие из них даже только ремесленники. Но мне кажется, что люди простые, подчас даже грубые, но честные и искренние, могут принести большую пользу дикарям, чем люди с утонченным, но отвлеченным образованием. Язычник-дикарь отнесется с большим почтением к человеку, который научит его починить оружие, построить дом или даже испечь как следует хлеб. Но для него будет долгое время чужд образованный миссионер, толкующий с ним о разных отвлеченных и непонятных для него вопросах. Миссионеру с высшим образованием и воспитанием всегда труднее войти в жизнь дикаря, чем простому практическому работнику. Кроме того, где взять высокообразованных и воспитанных миссионеров? Согласятся ли молодые люди из университетов идти на жизнь, полную лишений и труда? Согласятся ли они иметь дело с грубыми и кровожадными дикарями, быть в постоянной опасности и не знать спокойного часа? Боюсь, что таких найдется очень немного. Да и приходится ли говорить о талантливых и образованных проповедниках христианства, когда известно, что первые двенадцать апостолов были только простые рыбаки? Кто подумал бы при виде этих людей, закидывающих сети в озеро, что им суждено служить обновлению мира? Разве не способствовали они уничтожению язычества в образованнейших государствах древности? Они не были образованны, но божественное вдохновение помогало им учить и просвещать людей. Та же сила вдохновляет и простых миссионеров, искренно проповедующих здешним язычникам слово Божие. Ведь здешние уроженцы вообще смотрят на нас, как на людей высшей расы, и каждый хороший пример с нашей стороны приносит им пользу. К сожалению, нельзя отрицать, что не всегда они видят этот хороший пример. Часто, наоборот, наталкиваются на жестокость, корыстолюбие и нечестность, которых не встречают даже в своей среде. Конечно, если среди миссионеров встречаются люди с такими качествами, то они приносят громадный вред, роняя веру в благотворность христианского учения. И такие миссионеры играют роль Иуды среди апостолов. Но лично я мало знал таких миссионеров. Наоборот, мне приходилось только поражаться стойкостью, милосердием и терпением, с какими несли свои тяжелые обязанности здешние миссионеры. Некоторые из них забирались в самую глухую пустыню, отказываясь от всего необходимого для жизни, чтобы провести слово Божие в среду самых закоренелых язычников. Вот это-то усердие и считают диким фанатизмом многие, остающиеся дома и говорящие, что деньги, жертвуемые на просвещение дикарей, все равно что бросаются в печку.

- Несомненно, что дикари, живущие около миссионерских станций, очень отличаются от своих соотечественников, - сказал майор. - Но приходилось ли вам видеть, что христианское учение имеет влияние на поступки этих дикарей? Я хочу сказать, относились ли они сознательно к этому учению, полюбили ли его или их отношение осталось равнодушным?

- История одного из начальников, Африканера, ясно доказывает влияние христианства на дикарей, - ответил Суинтон.

- Может быть, вы расскажете нам и эту историю, Суинтон? - спросил Александр.

- С удовольствием. И я хотел бы, чтобы вы рассказывали ее всем, нападающим на миссионеров. Африканер был вождь и потомок вождей готтентотов, которые пасли свои стада на собственных землях, в ста милях от Капштадта. Колонисты размножились, забирая земли у готтентотов, оттесняя их все дальше и дальше.

Лишенные земель и скота, готтентоты стали служить покорившим их бурам. Они пасли отнятый у них же скот. И если бы буры хотя обращались по-человечески с порабощенными людьми, все обошлось бы довольно мирно. Но они относились к работавшим на них готтентотам, как к вьючным животным, не считая их за людей. Африканер видел, что народ его страдал и вымирал, под владычеством жестоких европейцев. Для защиты скота от нападения бушменов готтентоты были всегда хорошо вооружены. Поработители всегда боялись возмущения и потому решили разделить народ Африканера, послав часть его в более отдаленные места, чтобы ослабить весь клан. Но Африканер угадал их намерение и решил сопротивляться. Распоряжения за распоряжениями посылались в хижины клана. Все отказывались исполнять их. Они требовали платы за долгую службу и позволения уйти внутрь страны. На требование получился отказ, и затем было приказано явиться в колонию. Боясь сопротивляться, Африканер пошел с братьями в колонию. Но один из братьев спрятал под плащ ружье. Когда они пришли, к ним вышел бур и ударом свалил Африканера на землю. Тогда брат выхватил ружье и застрелил бура. Жена, видевшая из окна убийство мужа, начала кричать и звать на помощь. Но готтентоты запретили ей кричать и потребовали, чтобы она выдала им все оружие, какое есть в доме. Она не смела ослушаться и исполнила их требование. Африканер тотчас же поспешил в клан, собрал весь народ и повел его к реке Оранжевой. И только этим убийством бура отомстили они за целый ряд обид и насилий людям, ограбившим и поработившим их. Один из начальников племени намака уступил Африканеру часть земли, на которой он и поселился со своим народом. Таких примеров нехристианского отношениях колонистов к местным жителям я знаю очень много, но о них поговорим в другой раз. Теперь уж поздно и пора спать.

- Мы будем к вам милосердны, Суинтон, и не будем злоупотреблять вашей добротой, - сказал майор. - Покойной ночи, и желаю вам не слыхать серенады львов.

- Да, это было бы недурно. Их музыка слишком оглушительна, чтобы быть приятной. Доброй ночи.

ГЛАВА XX

Сообразительность Омра. Охота на львов. Молчание и осторожность. Неприятный сюрприз. Самопожертвование антилопы. Суинтон продолжает рассказ. Беседа о львах. Анекдоты. Толстый Адам наказан.

На рассвете следующего утра, наполнив водою бочонки, караван оставил берега Черной реки, чтобы продолжать путь к северу через области бушменов. Но так как путешественникам было известно, что до реки Желтой они не встретят никакой воды, то они решили некоторое время держаться направления к западу по течению Черной реки. Около реки Желтой они рассчитывали найти много всякой дичи, особенно жирафов и носорогов.

Несмотря на то, что в это время года река почти высыхала, по берегам ее оставалась еще кое-какая скудная растительность, состоящая большею частью из камыша и высокого тростника. Пропитание для скота было достаточное, но и опасность немалая, так как кругом то и дело шныряли львы и другие дикие звери, всегда находящиеся во время засухи вблизи берегов рек, чтобы доставать воду.

К полудню караван прошел около пятнадцати миль к западу и во все время этого пути имел совершенно достаточно воды. Быков не выпрягали, давая им есть по дороге, так как отпускать их на ночь было бы опасно. Спешить было некуда, потому путешественники ехали только в продолжение дня, вечера проводили в охоте, а ночью усиленно караулили быков, лошадей и овец.

Таким образом животные не утомлялись, а путешественники имели достаточно времени, чтобы охотиться за дикими зверями и мелкой дичью для снабжения каравана свежей провизией.

Проехав довольно большое пространство, караван остановился у подножия небольшой возвышенности, в четверти версты от реки и на опушке густой рощи из мимоз и других деревьев. Быков выпрягли и пустили к реке пить, а путешественники поднялись на возвышенность, чтобы осмотреть окрестности.

Когда они пробирались через рощу к вершине, Омра указал на сломанные ветви многих деревьев и сказал:

- Слоны были здесь недавно.

Бремен подтвердил его слова, говоря, что, вероятно, слоны были здесь около недели назад и пошли теперь по течению рек. В это время Омра указал на следы какого-то животного и, не зная, как назвать его по-английски, стал изображать его разными телодвижениями.

- Кого он хочет изобразить, - спросил Александр, - может быть, гну?

Омра отрицательно покачал головой и поднял руку, желая показать, что животное вдвое выше быка.

- Подите сюда, Бремен, - позвал Суинтон, - какому животному принадлежит этот след?

- Буйвол, сэр. И свежий след. Он был здесь ночью.

- Вот кого хотелось бы мне убить, - сказал майор.

- Берегитесь, как бы он не убил вас, - сказал Суинтон. - Это страшно опасный зверь, не меньше, чем лев.

- Во всяком случае мы не вернемся без него, - сказал Александр, - так же, как непременно убьем и льва, если встретим его в одиночку. Должны же мы привезти домой его шкуру. До сих пор мы встречали их все по несколько за раз, так что условия борьбы были слишком неравны.

- Вполне согласен с вами, - сказал майор. - Как вы на этот счет думаете, Суинтон?

- Конечно, я не имею ничего против этого и не откажусь быть с вами, когда вы будете охотиться за львом. Но, с другой стороны, надо помнить, во-первых, что здесь найдется многое не менее интересное, чем лев, а во-вторых, что нам нужно беречь лошадей, так как у нас нет запасных. Я участвовал несколько раз в охоте на львов голландских буров. Но они имеют свой способ охоты.

- Какой же это способ? - спросил Александр.

- Прежде всего, буры убивают львов не для удовольствия, а из самозащиты. Львы истребляют страшно много скота. Колонисты выходят на охоту в количестве не менее двенадцати человек, все на прекрасных лошадях и вооруженные длинными винтовками. Нужно еще принять во внимание, что буры почти все без исключения превосходные стрелки. Из нашего каравана, кроме нас троих, Бремена и Сваневельда, вряд ли найдется хотя один порядочный стрелок. Выследив льва, лежащего где-нибудь в кустарниках, буры приближаются на некоторое расстояние и спешиваются, сомкнув лошадей плотным рядом. Конечно, это чрезвычайно опасно, так как лев, бросившись на лошадей, может убить кого-нибудь из всадников. Если лев остается неподвижным, охотники приближаются к нему еще шагов на тридцать, выставляя при этом лошадей вперед, как щиты. Они знают, что лев непременно бросится на лошадей. Бывает так, что вначале лев смотрит на них довольно спокойно и даже благодушно помахивает хвостом, но когда они приближаются еще на несколько шагов, он предостерегающе рычит. Если охотники продолжают приближаться, лев приподнимается на задних лапах и готовится к прыжку. Глаза его горят, как раскаленные угли, грива щетинится от ярости. Это самый критический момент. Дается сигнал и половина охотников стреляет. Если этим первым залпом лев не убит, он бросается, как молния, на лошадей. Тогда стреляет вторая половина охотников и уж очень редко этим не кончается охота. Но обыкновенно пропадает одна или две лошади, тяжело раненные или убитые львом. Случается, хотя и очень редко, что гибнет какой-нибудь из охотников. Так что, видите, эта охота всегда сопряжена с большим риском.

- Совершенно верно, но все-таки не хотелось бы возвращаться в Капштадт, не убив ни одного льва.

- Только мое мнение таково, что лучше не искать встречи со львом, а идти дальше, не думая о нем. Львов здесь так много, что, пожалуй, охота на них будет неизбежна.

- Смотрите, господа! - вскричал Бремен, указывая на семь или восемь антилоп в версте расстояния.

- Видим, - сказал майор, - но только они как будто не похожи на тех антилоп, которых мы видели.

- Это особый вид антилоп, так называемые хемсбоки, - сказал Суинтон. - Вот такой образец приятно будет заполучить. Слезем с лошадей и поползем потихоньку от дерева к дереву, от куста к кусту, пока не будет возможности выстрелить.

- Очень красивые животные. Смотрите, какой большой самец! Он, кажется, предводительствует стадом. Какие великолепные рога! - восхищался Александр.

- Оставьте лошадей на Омра и Сваневельда. Бремен пойдет с нами. Тише... Они смотрят в нашу сторону, - сказал майор.

- Постарайтесь относительно большого самца, - сказал Суинтон, - я особенно хотел бы заполучить его.

- Господа, - сказал Бремен, - нам нужно ползти до тех кустов, затем в них спрятаться и стрелять.

- Да, только осторожнее, они очень боязливы, - прошептал Суинтон.

Они молча и осторожно ползли один за другим пока не достигли кустов, отделяющих их от животных. Остановившись, они огляделись кругом. Антилопы перестали есть и повернули головы к кустам. Большой самец стоял впереди всех, уставив вперед рога и уткнув морду в землю.

Охотники молча подстерегали добычу.

Антилопы точно замерли на месте.

- Они чуют нас, - прошептал Александр.

- Нет, сэр, - сказал Бремен, - ветер идет не от нас к ним; может быть, они видели нас.

- Во всяком случае, мы немного выиграем, если будем продолжать сидеть здесь, - заметил майор. - Лучше спуститься и приблизимся к ним.

- Это верно, - ответил Суинтон. - Пойдем дальше, только, как можно тише.

Они снова бесшумно пробирались некоторое время среди кустов и уже остановились, чтобы прицелиться, когда услыхали шорох внутри кустов. Бремен дернул за рукав майора и дал знак к отступлению. Но прежде чем друзья поняли, чего хотел от них готтентот, так как он все время держал палец у рта в знак молчания, страшный рев раздался в кустарниках. Ошибиться было нельзя, рев повторился, сопровождаясь треском, и в нескольких шагах от охотников на поляну выскочил лев. Все невольно оглянулись, думая увидеть жертву страшного зверя.

- Милосердный Боже! - вскричал Александр. - Никто не ранен?

- Нет, господин. Лев занят антилопами. Теперь можно зайти с другой стороны кустарников и легко убить его.

Бремен повел охотников через заросли. Они скоро обошли кусты и приготовили уж ружья, как вдруг остановились, точно остолбенев от изумления. Лев и большой самец антилопы лежали рядом. Антилопа была мертва, но и лев едва дышал, пронзенный ее рогами. При виде охотников лев с ревом поднял голову. Глаза его блестели, как уголья, но видно было, что он мучился ужасно. Александр выстрелил первый и прострелил голову животного, которое упало рядом с антилопой.

- Никогда еще ничего подобного мне не приходилось встречать, - сказал Суинтон. - Я слыхал, что рога антилопы роковые для льва, но не верил этому. Они пронзили его почти насквозь. Концы чувствуются под шкурой.

- Понимаете теперь, господин, почему антилопа стояла, уткнув морду в землю и наставив рога? - спросил Бремен. - Она увидала льва и хотела сразиться с ним, чтобы спасти стадо.

- Это поразительно, - заметил Александр. - Какое благородное животное! Однако мне все-таки удалось застрелить льва, майор, теперь очередь за вами.

- Я хотел бы только, чтобы в мою очередь мы не находились в такой страшной опасности, какой только что избегли, - сказал майор. - Да, какая разница между львами пустыни и львами зверинцев. Последние больше похожи на громадных кошек, чем на настоящих львов.

- Это верно, - сказал Суинтон. - Но я теперь вполне удовлетворен, у меня есть редкий вид антилопы и превосходный экземпляр льва. Набивая чучело льва, я хотел бы придать ему позу и выражение, которые мы видели до выстрела Александра. Это выражение ярости вместе с агонией было великолепно. Недаром льва называют царем зверей. Бремен, пошлите Сваневельда за людьми из каравана. Я хочу сохранить скелет и шкуру антилопы и шкуру льва.

Путешественники были вполне довольны результатом охоты и вернулись домой, захватив шкуры убитых животных и поручив Омра нести часть мяса антилопы для ужина. Готтентоты остались около трупов, чтобы снять остальное мясо с костей антилопы. На возвратном пути они видели на далеком расстоянии от лагеря стадо буйволов и решили завтра поохотиться, если они не уйдут за ночь дальше. Мясо этого вида антилопы оказалось вкуснее мяса гну. После ужина, когда скот был приведен в порядок и костры были зажжены, Александр попросил Суинтона продолжать историю Африканера.

- Как мне помнится, я остановился на том, что Африканер ушел вместе со своим народом в страну племени намака. Делали попытки поймать его и привести пленником в колонию, но безуспешно. Отправляли экспедицию за экспедицией, но Африканер не подпускал никого близко к своей области. Наконец, колонисты обратились к грикуа, обещая им большую награду, если они доставят им Африканера. Грикуа под предводительством известного вождя Бренда, тоже несколько раз пытались осилить Африканера. Загорелась жестокая война, и ни та, ни другая сторона не одерживала верх.

Африканер, узнав, что колонисты подкупили Бренда, обратил на них свое мщение. Буры сделались жертвой его ярости. Он уводил много скота и долгое время держал в страхе колонии. Уроженцы областей намана тоже несколько раз пытались сражаться с Африканером, но он разогнал их по всем концам пустыни. Африканер и его братья славились необыкновенными мужеством и находчивостью во время сражений, но немало также рассказывали о их снисходительности и благородстве. В 1810 году миссионеры пришли в страну намана, и к несчастию как раз в это время произошли распри между приверженцами Африканера из-за скота. Последний потерял часть своего скота. Противники его жили вблизи миссионерской станции, и миссионеры были настолько неблагоразумны, что вступили в эту ссору. Это возбудило гнев Африканера, и он собрал войско на миссионеров. Миссионеры были принуждены бросить станцию и вернуться в колонию. Африканер овладел станцией и сжег ее дотла. Очень любопытный эпизод произошел во время этой войны. Воины, ища поживы, вошли случайно на кладбище, и один из них, подойдя к свежей насыпи, услыхал из нее тихие звуки музыки. В величайшем изумлении и страхе он остановился и ждал, что сейчас встанет мертвец. Подошли другие воины и тоже слышали музыку. Тогда они все отправились к Африканеру и сообщили ему о чуде на кладбище.

Вождь, не боявшийся ни живых, ни мертвых, пошел за воинами на кладбище и смело вступил на свеженасыпанный холм. Тотчас же послышалась из-под земли тихая музыка. Африканер приказал раскопать могилу, чтобы разгадать тайну. Откопали зарытое в земле фортепиано жены миссионера, которое думали спасти таким образом от уничтожения. Струны звенели от сотрясения, когда наступали на землю. Африканер никогда не видал такого инструмента и, желая рассмотреть его подробнее, оборвал все струны. Миссионер м-р С. хотел восстановить разрушенную станцию и написал об этом письмо Африканеру. Ответ был получен милостивый, и м-р Е. - другой миссионер - отправился к вождю послом от миссии. Скоро после этого Африканер, два его брата и много людей из их племени были крещены. Никто не думал, чтобы крещение и принятие христианского учения оказали заметное влияние на дикого и мстительного вождя, потерпевшего много обид от тех же христиан. Но, однако, в нем произошла удивительная перемена, которой долго не. хотели верить враждовавшие с ним племена. Он не только сам сложил оружие, но пытался даже уговорить других вождей сделать то же самое и старался уладить все возникшие распри мирными переговорами и уступками. "Посмотрите на меня, - говорил он, - сколько битв выиграл я, сколько отвоевал скота, и теперь я только скорблю обо всем этом и считаю всю жизнь свою позорной". Одним словом, с этих пор и до самой смерти, он был миротворцем и христианином не только на словах, но и на деле. Вся его жизнь была посвящена добру и милосердию, и многие следовали его примеру, тоже принимали христианство и из кровожадных воинов делались кроткими и миролюбивыми людьми.

- Да, Суинтон, вы действительно дали нам доказательство, что труды миссионеров не пропадают даром. Сколько бы жизней было еще погублено, если бы Африканер не обратился на путь истинный и продолжал свои войны. Теперь же, наоборот, сколько людей привел он к спасению и к познанию Бога.

- Суинтон, - сказал Александр, - я хотел еще предложить вам один вопрос и чуть не забыл. Когда Бремен указал нам на льва, подкарауливающего антилопу, он сказал, что в льва можно стрелять, потому что у него теперь закрыты глаза. Что это значит? Почему у льва были закрыты глаза в это время?

- Это правда, у льва действительно были закрыты глаза. И это бывает всегда, когда он терзает и мучает какое-нибудь животное. Он закрывает глаза, когда нацеливается на добычу и не открывает их, пока его жертва не испустит последнего вздоха. Я сам был свидетелем, как один готтентот стрелял во льва, схватившего его быка. Он побежал за ним, выстрелил и промахнулся, лев не обратил внимания на выстрелы и продолжал нести свою жертву. Готтентот выстрелил во второй раз и снова промахнулся, наконец, выстрелил в третий раз и прострелил голову льву.

- Как это странно!

- Да, и трудно объяснить, от чего это происходит. Может быть, животное после долгого поста слишком наслаждается вкусом крови, которая течет в его рот, пока оно раздирает когтями и зубами свою жертву. Но у льва есть и другие странности. Вообще, это самое умное и благородное животное. Я собрал много рассказов о нем от бушменов, которые прекрасно знают все его привычки, почему им и не приходится иметь дело с разными случайностями. Да и немудрено, ведь они живут в стране, где больше львов, чем их самих.

- А правда ли, что лев так же, как и другие животные, не выносит взгляда человека? - спросил майор.

- Да. Я думаю, это зависит от того, что вообще всякое животное признает силу человека. Я заметил еще, что лев гораздо опаснее здесь и в других странах, где жители не знакомы с огнестрельным оружием. Как это ни странно, но он как будто понимает смертоносность ружья и потому боится человека, у которого видит его. Помните мой рассказ о миссионере, которого лев караулил больше двух суток, не трогая его и в то же время не позволяя ему взяться за ружье. Лев может пройти мимо человека, несущего ружье, но непременно бросится на него, если он будет стрелять в него. Примером этого может быть случай с известным охотником на львов Дидрихом Мюллером. Он был однажды на охоте за дичью один и случайно встретил льва, который был, вероятно, голоден или зол и намеревался броситься на него. Мюллер тотчас же прицелился в лоб животного, уверенный, что не даст промаха. Но, к несчастью, лошадь, которую он вел на поводу, испуганно отпрянула в сторону, дернув его руку. Мюллер промахнулся, лев рванулся было на него, но остановился в нескольких шагах. Охотник был совершенно беспомощен, лошадь ускакала, а ружье было разряжено. Некоторое время человек и животное стояли друг против друга и смотрели один на другого. Наконец, лев начал потихоньку пятиться, как бы желая уйти. Мюллер стал заряжать ружье. Лев остановился и заревел. Мюллер оставил ружье, но не спускал глаз с животного. Лев повернулся и пошел, по временам оглядываясь через плечо. Как только охотник брался за ружье, он предостерегающе ревел, пока не скрылся из виду.

- Действительно, должно быть лев сознает опасность ружья, - сказал майор.

- Очевидно. Иначе он не приходил бы в такую ярость при виде его. И несомненно он чувствует почтение к людям, вооруженным ружьем. Потому он боится больше колонистов, чем дикарей. Я утверждаю, что здесь лев опаснее, чем в других странах. И это происходит, во-первых, от того, что здесь он гораздо чаще остается победителем в борьбе с человеком и, во-вторых, от того, что каждый из них хотя раз отведал человеческого мяса. А после этого, как я уже говорил вам, лев не будет есть ничего другого. Если льву удалось захватить какого-нибудь бушмена из его жилища, то он будет приходить туда каждую ночь, пока не перетаскает чуть не половину населения или не вынудит его переселиться в другое место. Отсюда, говорят, явился у бушменов обычай помещать престарелых и больных членов семьи ближе к выходу. Если лев придет, ему попадется под руку тот, кто скорее отягощает семью, чем приносит ей пользу.

- Конечно, при таких условиях льву нечего и бояться человека, - заметил Уильмот. - А его манера подкрадываться ночью вовсе не доказывает благородства его натуры, на котором вы так настаиваете.

- Манера подкрадываться вообще принадлежность всех животных кошачьей породы. Лев - глава кошачьего семейства, потому ему свойственна эта манера при охоте за добычей. Волк, собаки и другие животные в этом роде снабжены особенно тонким чутьем, поэтому могут выслеживать добычу исподволь и издалека. Животные кошачьей породы берут больше живостью и быстротой движений. Если они не возьмут добычу сразу, с одного прыжка, они обыкновенно перестают преследовать ее. Лев может сделать прыжок от девяти до двенадцати аршин расстояния, и через несколько секунд он может повторить этот прыжок и обогнать самую быструю лошадь, но продолжать еще делать такие усилия он уже не в состоянии.

Одним словом, лев - это гигантская кошка и так же, как она охотится за добычей. В этих местах его добычей являются преимущественно разных видов антилопы, самые легкие и быстроногие животные на свете. Разве мог бы лев успешно охотиться на них, если бы предупреждал их своим ужасным ревом. Он хорошо знает свое дело, и потому выжидает где-нибудь в засаде, когда антилопы спустятся к реке или озеру пить, и тогда в один прыжок бросается на ближайшую. Благородством натуры льва я считаю не манеру его охотиться за добычей, а то, что он вообще вредит другим только из голода или для самозащиты. Также и перед человеком лев не отступает с такой трусостью, как леопард, гиена или другие звери. Он не убегает, а спокойно наблюдает своего противника, как бы соразмеряя свои силы с его. Мне кажется, что у льва есть тайное сознание того, что человек собственно не есть его добыча. Поэтому, не уступая человеку, лев не хочет и нападать на него, если человек не выказывает страха или враждебности. Но, конечно, это чувство почтения к человеку может совершенно исчезнуть, если лев голоден, озлоблен или должен защищать самку и детенышей. Вообще, если задеты его инстинкты, лев делается очень опасен.

Один старый начальник племени намана, который с детства привык ко львам, вполне подтверждал все, что я говорю, и, кроме того, указывал на то, что есть что-то во взгляде человека, что смущает льва. Он уверял меня, что лев очень редко нападает на человека, если его не раздразнят. Но он всегда приближается к нему и как будто наблюдает его. Иногда он решается идти за ним, чтобы не встречаться с его взглядом и, может быть, незаметным образом броситься на него. Он говорил, что, если в таком случае человек попробует бежать, он подвергается страшной опасности. Если же у него хватит присутствия духа повернуться к зверю и в упор посмотреть на него, то почти всегда он заставит его через некоторое время удалиться.

Я уж рассказывал вам о Мюллере и о том, как лев не выдержал его взгляда. Могу привести и еще один пример, еще более убедительный, потому что встреча была на более близком расстоянии, и лев уж знал вкус человеческой крови. Один бур по имени Джит охотился вместе со своим соседом. Приблизившись к источнику, окруженному, как всегда, высоким тростником, он спешился и отдал свое ружье товарищу, желая посмотреть, есть ли вода в источнике. Но у самого источника он столкнулся с громадным львом, который схватил его за левую руку. Джит, несмотря на внезапность встречи, не потерялся и вспомнил, что малейшая попытка к бегству будет его гибелью. Он замер на месте, не двигаясь ни одним членом. Лев тоже был неподвижен и только держал лапу на руке Джита, стараясь в то же время не встречаться с упорно устремленным на него взглядом.

- Однако положение не из веселых!

- Да. Но я опять-таки должен заметить, что лев схватил человека только потому, что тот подошел слишком близко, т. е. опять-таки из самозащиты. Если бы Джит встретился с ним на большом расстоянии, он наверное ушел бы. Но продолжаю. Пока они таким образом стояли, Джит, не спуская глаз со льва, дал знак товарищу, чтобы тот зашел с другой стороны и выстрелил в него. И это было бы вовсе не трудно сделать, так как лев не видел другого человека за Джитом. Но товарищ Джита был просто негодный трус, который думал только о собственной безопасности, а не о том, чтобы помочь другому. Он заполз за скалу и не обращал внимания на знаки Джита.

- Какой негодяй! - вскричал майор. - Как можно дойти до такой низости, чтобы оставлять в явной опасности товарища и не сделать никакой попытки спасти его!

- Я думаю, что если бы Джиту удалось спастись, у него явилось бы желание подстрелить подлого труса. Охотники на львов уверяют, что лев так и ушел бы, не причинив вреда Джиту, если бы он выдержал еще некоторое время. Он сам все время был в страхе, что человек что-нибудь сделает ему. Но Джит, возмущенный поведением товарища и потеряв терпение, выхватил охотничий нож, который буры всегда носят с собой, и изо всех сил вонзил его в грудь льва. Удар был смертельный, потому что был направлен ловкой и верной рукой смелого человека, он не спас жизни Джиту. Разъяренный лев в смертельной агонии вцепился с неимоверной силой в руку Джита и сорвал с нее мясо когтями, так что кости совершенно обнажились. Наконец, он упал мертвый, и Джит упал вместе с ним. Тут только его товарищ, который видел все происшедшее из своего убежища, решился подползти к месту борьбы. Он отнес истекающего кровью товарища в ближайшее жилище. Медицинская помощь была оказана тотчас же, но все-таки через три дня Джит умер. Я знаю еще много примеров, когда лев, имея в своей власти человека, ничего не делал ему, если тот не выказывал страха или не пытался убить его. Но думаю, что я привел уже достаточно доказательств его отношения вообще к человеку, а также и того, что во взгляде человека есть что-то, от чего робеет и смущается лев и всякое другое животное.

- Я тоже знаю примеры, подтверждающие, что животные не выносят взгляда человека, - сказал майор. - Один из наших офицеров в Индии забрался однажды в джунгли, чтобы проехать в британский лагерь более коротким путем. Совершенно неожиданно он встретил бенгальского тигра. Встреча была очевидно неожиданна для обоих, и оба как бы приросли к месту, смотря друг на друга. У офицера не было никакого оружия, кроме сабли, которая, конечно, не могла служить защитой против такого опасного врага. Но офицер был человек несокрушимого мужества и слышал, что даже тигра можно смутить, если пристально смотреть ему в глаза. И вот он устремил глаза - свое единственное оружие - на тигра. Конечно, он предпочел бы иметь ружье, но его не было. Как бы то ни было, через несколько минут, в продолжение которых тигр готовился к прыжку, он вдруг начал обнаруживать признаки какого-то смущения и нерешительности. Затем он отклонился в сторону и пытался заползти за спину офицера. Этого, конечно, офицер не мог позволить и все время неотступно следил глазами за зверем. Тигр бросился в чащу и старался обойти врага и броситься на него с другой стороны. Но наш офицер был настороже и наконец так донял тигра своим неотступным взглядом, что тот собрался наутек. Офицер, конечно, тоже не стал терять времени, поспешил ретироваться и остановился только в лагере.

- Ваш рассказ, майор, тоже подтверждает общеизвестный факт, что животное не может выносить человеческого взгляда.

- А как вы думаете, ведь укротители львов, наверное, пользуются этим могуществом человеческого взгляда?

- Я не сомневаюсь, что они пользуются и этим, но думаю, что у них есть и другие средства, увеличивающие инстинктивный страх животных перед ними. Я несколько раз наблюдал за укротителями в зверинце и постоянно видел, что они не спускают глаз с животного, когда приказывают ему.

- Я тоже замечал это. Но о каких же других средствах вы говорите?

- Я не могу указывать на них положительно, но только предполагаю. Наиболее причиняет животному боль и неприятное ощущение удар в морду. Некоторые из животных, как например тюлень, тотчас же умирают от него. Без сомнения, сильная боль парализует на время волю животного и заставляет его бояться повторения того же. Мне кажется, что повторение такого удара лишает животное его мужества, и оно теряется. Но повторяю, это только мое личное мнение, основанное на некоторых наблюдениях.

- А вы не думаете, что на животное можно влиять добротой и кротостью?

- Да. Мне кажется, почти на каждое животное можно влиять добротой и в каждом можно вызвать чувство привязанности, за исключением разве некоторых. И эти исключения, мне кажется, зависят только от страха животного к человеку. Если бы удалось преодолеть этот страх, можно было бы приручить всякое животное. Конечно, есть животные, у которых нет никаких качеств, подходящих для приручения их. Думал ли кто-нибудь, например, о том, чтобы приручить скорпиона?

- Есть еще одно животное, которое, даже взятое детенышем, не поддается никаким попыткам приручить его - это серый медведь из Северной Америки.

- Я тоже слышал это, - сказал Суинтон. - По крайней мере, до сих пор все попытки были бесплодны. Это одно из самых нелюбезных животных, и я, пожалуй, согласился бы лучше встретить десять львов, чем одного такого медведя, если верить всему, что о нем рассказывают. Однако там костры совсем гаснут. Кто на карауле?

Майор встал и пошел посмотреть, кто из готтентотов должен быть на карауле. Он нашел караульщика спящим. После нескольких энергичных толчков тот наконец проснулся.

- Вы должны быть караульным?

- Да, господин, - ответил Толстый Адам, тараща и протирая глаза.

- Вы так хорошо исполняете свою обязанность, что не получите табаку при очередной раздаче.

- Господа все не спят, потому я хотел уснуть пока немного, - оправдывался Адам, поднимаясь на ноги.

- Смотрите хорошенько за кострами, - приказал майор, направляясь к своему фургону.

ГЛАВА XXI

Встреча с бушменами. Стадо буйволов. Чудесное спасение. Сваневельд в опасности. Беседа. История.

Надеясь догнать стадо буйволов, путешественники встали на другой день очень рано. Они были приятно удивлены, найдя вдоволь воды в реке и услыша фырканье и плеск воды, указывающие на присутствие гиппопотамов в широких бухтах. Последнее особенно обрадовало готтентотов, которые давно уж скучали о любимом ими мясе гиппопотамов.

В этот же день караван встретился с небольшой партией бушменов. Сначала они боялись, и только две или три женщины решились подойти поближе и получили в подарок табаку, после чего подошли и все остальные.

Узнав от Омра и готтентотов, что караван будет охотиться, бушмены последовали за ними, надеясь получить мяса.

Все бушмены были очень маленького роста, особенно женщины, бывшие не выше четырех футов. Лица у них были бы симпатичные, у некоторых даже очень красивые, если бы они не были испорчены слоями жира и грязи. Запах от них был до такой степени неприятен, что путешественники старались держаться на расстоянии.

- Правда ли, что львы и другие животные предпочитают мясо черного человека мясу белого, вследствие его аромата? - спросил Александр Суинтона. - Или это шутка?

- Я думаю, что в этом есть доля правды, - заметил майор. - Говорят, что бенгальский тигр всегда отдает предпочтение местному уроженцу перед европейцем.

- Нужно сказать, что всем этим зверям вообще приходится чаще лакомиться мясом чернокожих, чем мясом белых людей, потому они, может быть, и привыкли больше к первому, чем к последнему. Но и запах несомненно играет тут большую роль. Запах, который разносится на большое расстояние от готтентотских и бушменских поселений, вероятно, издали привлекает диких зверей. Он должен быть приятен для них так же, как приятен для нас запах бифштекса, когда мы голодны.

- Рассказывают даже, что львы выбирают чернокожего, если имеют возможность выбора между им и белыми, - сказал Александр.

- И это верно. Я знаю даже такие факты. Однажды я путешествовал с голландцем-фермером в фургоне, сопровождаемом готтентотами. На ночь мы распрягли быков и легли спать на песке. Нас было пять человек - фермер, я, два готтентота и одна готтентотка. Последняя была очень толстая и от жары, конечно, вспотела. Ночью пришел лев и из всех нас унес только женщину. По его следам мы увидали утром, что он прошел мимо фермера и меня.

- Женщина погибла?

- Ночь была так темна, что мы ничего не видели. На отчаянные крики женщины мы, конечно, проснулись, схватились за ружья, но было уж поздно. Другой случай кончился менее печально. Один готтентот спал ночью в кафтане из овечьей шкуры и уткнувшись лицом в землю, как они обыкновенно спят. Лев схватил его за кафтан и потащил. По дороге готтентот ловко выскользнул из кафтана и оставил его льву.

- Не думаю, чтобы лев остался доволен таким лакомым кусочком, как этот кафтан, - сказал майор. - А знаете, не пора ли распрягать? Ведь мы прошли уж не менее двадцати верст. А в этих лесах мы найдем, вероятно, немало дичи.

- Да, пожалуй, тут найдутся и слоны, и буйволы. Нужно осмотреть следы на тропинке, которая ведет к реке. Они, вероятно, ходили туда пить.

- Мне кажется, тот холмик будет прекрасным местом для нашего лагеря, - сказал майор. - На нем достаточно тени от мимоз, и, вместе с тем, нам не нужно будет углубляться в лес.

- Прекрасно. Вы ведь у нас квартирмейстер, вам и решать.

Майор приказал Бремену распорядиться расстановкой фургонов, как обыкновенно, и повернуть скот к траве.

Когда лагерь был устроен, путешественники сели на лошадей, дождавшись возвращения Сваневельда, который ушел на разведки. Он сказал, что отовсюду по направлению к реке видны следы слонов, буйволов и львов.

Ввиду охоты на таких крупных зверей были спущены все собаки. Путешественники углубились в лес в сопровождении бушменов и всех готтентотов, за исключением караульщиков скота. Бремен, Сваневельд и Омра были также на лошадях, остальные шли пешком. Путешественники ехали медленно и осторожно, впереди всех по опушке леса.

- Приходилось вам когда-нибудь охотиться на буйволов, майор? - спросил Суинтон.

- Да, - в Индии, - ответил майор. - И отчаянные же они там!

- Я хотел предупредить вас, что и здесь они такие же. И потому, Александр, вы как новичок должны быть особенно осторожны. Прежде всего нужно иметь ввиду, что свинцовые пули слишком малы и мягки для их толстой шкуры, и они почти никогда не пробивают череп буйвола. Всего лучше стрелять под плечо передней лапы.

- Но ведь в наших пулях есть олово, - сказал Александр.

- Я знаю, - возразил Суинтон. - Но буйволы очень опасные животные, особенно, если вы встретите его одного. Безопаснее нападать на стадо. Впрочем, теперь уже не время совещаться. Скажу только, что вы должны быть очень осторожны и ни в каком случае не приближаться к раненому буйволу, если он даже упал на колени. Но вот идет Бремен с новостями.

Готтентот сообщил, что с другой стороны холма находится большое стадо буйволов, и предложил обойти их кругом и погнать к реке. Предложение было принято, и, проехав около версты, охотники заняли удобную позицию. Спустили собак, и пешие готтентоты окружили стадо, чтобы криками гнать его к реке. Стадо собралось вокруг громадного буйвола впереди и двинулось через лес к реке, преследуемое собаками и охотниками как пешими, так и верховыми. Через четверть часа все стадо буйволов нашло себе убежище в небольшом озерце, окруженном кустарниками и отделенном от реки узкой песчаной косой.

Майор, Свеневельд и двое других готтентотов подъехали к реке, которую могли переехать в случае нападения буйволов. Другие остались ждать сигнала, который майор должен был дать выстрелом. Как только раздался выстрел, Александр, Суинтон и остальные охотники двинулись к берегу реки. Они вошли в нее, и кустарники скрыли их из вида. Они слышали, как животные ломились через кустарники, но не видели их. После бесплодных попыток выбраться, чтобы увидать что-нибудь, Суинтон сказал:

- Знаете, Александр, будет лучше, если мы вернемся. Здесь мы ничего не сделаем и, кроме того, рискуем попасть под выстрел наших же товарищей, которые нас не видят. Пусть собаки, готтентоты и бушмены гонят буйволов на берег, а мы поедем за ними.

Только что он кончил говорить, как послышался сильный шум в кустарнике.

- Смотрите, берегитесь! - вскричал он.

В ту же минуту кусты раздвинулись, и громадный гиппопотам ринулся оттуда в воду, опрокидывая по пути Александра с лошадью и увлекая их за собой в глубину. Хотя место не было особенно глубокое, но все-таки всадник и лошадь с трудом выбрались на поверхность, цепляясь за ближайшие кусты. Александр почти задыхался от усилий выбраться из-под лошади. Бремен и Суинтон бросились к нему на помощь.

- Мое ружье! - вскричал Александр. - Оно упало в воду.

- Мы уже не найдем его. Выбирайтесь скорее на берег, ведь вы теперь беззащитны.

Александр последовал совету Суинтона, и скоро все трое были на берегу. Ружье, конечно, погибло. Александр послал Омра в лагерь за другим и тут только как будто пришел в себя.

- Экая скотина! - воскликнул он. - Или тут было все-таки глубоко, или он прыгнул мне прямо на голову, но ведь я с трудом мог подняться.

- Да вы еще счастливо спаслись, - сказал Суинтон. - А лошадь ваша не ранена?

- Вероятно да, хотя снаружи ничего не видать. Он ведь придавил ее всей своей тяжестью.

Между тем с противоположного берега, где были майор и Свеневельд, раздалось несколько выстрелов, и готтентоты указали на рога и головы буйволов, мелькнувшие над кустами. Омра привез ружье Александру, и Бремен предложил чтобы готтентоты, бушмены и собаки рассыпались по кустам и попробовали выгнать оттуда буйволов. Опасности в этом не было, так как животным оставался один путь - в реку.

- А может быть, они тоже наткнутся на моего гиппопотама? - смеясь сказал Александр.

- Лучше уж не говорите о нем, сэр, - сказал Бремен, идя к готтентотам, чтобы сделать распоряжения.

Готтентоты и бушмены, в сопровождении собак, бросились в кусты, и скоро лай и крики выгнали нескольких буйволов. Вслед затем раздались выстрелы. Наконец один из буйволов показался на берегу, где стояли Суинтон и Александр. Суинтон выстрелил, животное упало на колени. После выстрелил Александр. Буйвол свалился мертвый. Бушмены подбежали к трупу и уж вытащили ножи, чтобы резать мясо, как из кустов показался второй буйвол. Он подцепил на рога одного из бушменов и отбросил его на несколько аршин в сторону. Бушмен упал позади буйвола, который оглядывался, не видя своего врага. Остальные буйволы разбежались, а Бремен выстрелил из-за кустов. Буйвол грохнулся рядом с товарищем. Через несколько минут бушмен выглянул из-за кустов; он был слегка ушиблен и ранен рогами животного.

Охота становилась жаркой. Крики готтентотов, лай собак и мычанье буйволов, которых гнали через кустарники, действовали возбуждающим образом. По совету Суинтона, охотники заняли положение на возвышенности, где лошади могли иметь надежную опору под ногами в случае нападения буйволов.

Как только они поднялись, их глазам представилась картина на противоположном берегу, которая привела их в ужас. Лошадь майора скакала галопом, его же не было видно. Затем, под громадным деревом, видно было Сваневельда в сидячем положении с прижатыми к груди руками, как будто тяжело раненного. Лошадь его лежала рядом с ним, а впереди стоял огромный буйвол. Кровь лила ручьем из ноздрей животного, и было ясно видно, как зверь качался от слабости и потери крови. Наконец он грохнулся на землю.

- Боюсь, что там случилось большое несчастье! - вскричал Суинтон. - Где может быть майор и два готтентота, которые были с ним? Сваневельд ранен, и лошадь его убита, это ясно. Бросим-ка лучше этих буйволов, пусть бегут, куда знают, и поспешим к ним.

- Вон майор, - сказал Александр, - и готтентоты тут же. Они не ранены, видите их? Они на деревьях. Слава Богу!

Затем они увидали, как майор слез с дерева и побежал к Сваневельду, а готтентоты погнались за его лошадью. Вскоре после этого Сваневельд с помощью майора поднялся на ноги и, взяв ружье, тихо пошел.

- Верно, не особенно тяжело ранен, - сказал Александр. - Слава Богу! Но сюда несется все стадо, Суинтон.

- Пусть себе идет, товарищ, - возразил Суинтон. - Мы достаточно поохотились на буйволов сегодня.

Стадо выскочило напролом из кустарников в пятидесяти шагах от места, где они стояли. С поднятыми хвостами, с наставленными рогами и с яростным и испуганным мычаньем мчались буйволы, с треском ломая кусты и разбрасывая жидкую грязь копытами. Скоро они скрылись в лесу.

- Счастливое избавление, - сказал Суинтон. - Я думаю, что майор удовлетворен теперь охотой на буйволов.

- Я во всяком случае, - возразил Александр, - я иззяб и чувствую себя скверно. А бушмен довольно легко отделался.

- Да. Но ваша лошадь совсем больна, Александр, она едва дышит. Вы лучше бы сошли с нее.

Александр слез с лошади и распустил подпругу. Бремен предложил свою лошадь Александру, а его взял под уздцы и осмотрел.

- У нее сломаны два ребра, если не больше, - сказал он.

- Бедняга! Не удивительно после такой тяжести, которая на нее обрушилась. Ведите ее потихоньку, Бремен. А вот и майор! Теперь мы узнаем, что там случилось. Тут же и Сваневельд и двое других. Ну, майор, расскажите нам ваши приключения. Вы напугали нас изрядно.

- Не более того, вероятно, чем был напуган я сам, - возразил майор. - Мы все спаслись каким-то чудом, уверяю вас, а лошадь Сваневельда погибла.

- Сваневельд ранен?

- Нет. И это тоже чудо. Рога буйвола изорвали на нем одежду и скользнули по телу, не ранив его. Но едем скорее к каравану. Нужно чего-нибудь выпить, отдохнуть, а потом заняться рассказами. У меня пересохло в горле, и язык прилипает к небу.

Когда все приехали в лагерь и слезли с лошадей, майор напился воды и начал свой рассказ.

- Мы сделали несколько выстрелов с берега, потому что видели намерение буйволов перейти через реку. Двоих мы убили и не заметили, что в это время громадный буйвол вышел из кустов и набросился на Сваневельда. Прежде, чем тот успел повернуть лошадь и ускакать, рога буйвола вонзились в грудь несчастного животного. Лошадь упала, смяв под себя Сваневельда. Разъяренный буйвол, вытащив рога из лошади, снова нацелился на Сваневельда. Но тот успел увернуться, и рога только задели его, как я уже говорил. Я выстрелил и ранил буйвола. Он устремился на меня, и я повернул лошадь. Но от испуга она поскакала так быстро и так внезапно, что я потерял стремя, и седло перевернулось. Я чувствовал, что сползаю под брюхо лошади, и потому, когда она скакала под деревом, я изловчился, ухватился за ветку и отпустил ее. Едва успел я забраться повыше на дерево, как буйвол был уже под ним, и ноги мои коснулись его спины. Видя, что лошадь ускакала и меня на ней нет, буйвол с ревом вернулся назад, разыскивая меня. В это же время он увидал Сваневельда, который освободился из-под убитой лошади и сидел под деревом, очевидно ушибленный или раненый, хотя несерьезно, что потом и оказалось. Буйвол тотчас же повернулся к нему и, вероятно, убил бы его, если бы не Клоэт, который выстрелил в это время с дерева и смертельно ранил буйвола. Он вдруг остановился, не дойдя нескольких аршин до Сваневельда. Дальше идти он уж не мог и скоро свалился мертвый.

- Мы сами были свидетелями конца происшествия, майор. Теперь я расскажу вам, что случилось с нами. Мы тоже пережили немалую опасность.

Суинтон рассказал все, что произошло на этом берегу реки, и майор заметил:

- Говорите, что хотите о львах, но я скорее соглашусь иметь дело с десятью львами, чем охотиться на одного буйвола. Я наохотился сегодня на всю жизнь.

- Очень рад это слышать от вас, - сказал Суинтон. - Вы теперь сами убедились, что буйвол самое бешеное и опасное животное. Трудность охоты за ними делает ее, конечно, еще более азартной. Я видел охоту за буйволами, много слышал о ней, так что могу сказать, что мы сегодня были очень счастливы, отделавшись потерей одной лошади и тяжелой раной другой. Вообще наша охота удачна, мы все-таки вернулись с хорошей добычей, и мы можем теперь подкрепиться свежим мясом.

- Я не могу сейчас есть, - сказал Александр. - Я очень устал и думаю соснуть часа два.

- У меня тоже нет аппетита, - сказал майор, - и я последую вашему примеру.

- Прекрасно. Тогда мы встретимся за ужином, а пока я посмотрю, что делается со Сваневельдом. А где у нас Омра?

- Я видел, он шел куда-то с Бигум, - ответил майор, - но куда, не знаю.

- А, это я сказал ему, чтобы он вырыл бушменских корней, - сказал Александр. - Они вареные так же вкусны, как картофель. Он взял с собой обезьяну, чтобы скорее найти их.

Майор и Александр спали до ужина, пока Магомед не разбудил их. Сон освежил обоих, и они чувствовали, что аппетит снова вернулся к ним. Жареное мясо буйволов с бушменскими корнями заслужило всеобщее одобрение, и было заявлено, что оно ничем не уступает обыкновенному бифштексу с жареным картофелем. После ужина Александр попросил Суинтона рассказать, что он слышал об охоте на буйволов, когда был на Капе. - Сам я участвовал в охоте на буйволов только два раза, но могу рассказать вам, что приходилось слышать об этой охоте и о характере животного, которым вам удалось сегодня познакомиться довольно близко. Я говорил уже, что встреча с одним буйволом опаснее встречи с целым стадом. В период размножения самый сильный самец в стаде прогоняет всех других самцов, как это делают и слоны. И эти одиночные самцы особенно опасны, так как они не ждут нападения, а сами нападают на человека. Они скрываются обыкновенно в засаде и нападают врасплох, что особенно затрудняет защиту. Они так смелы, что не боятся даже льва. Буры рассказывали мне, как буйвол убил их товарища. Он забодал его и затоптал копытами, затем не оставлял его тела более четырех часов, беспрестанно возвращаясь к нему и топтал его то копытами, то коленями. Всю кожу он содрал с него своим грубым языком, одним словом, не оставил истерзанного трупа, пока не утолил вполне жажду мести.

- Какое злобное животное!

- Я припоминаю еще один подобный рассказ, слышанный от фермера-бура, участвовавшего в охоте на буйволов. Стадо расположилось на болотистом месте с несколькими мимозами. Чтобы выстрелы достигли животных, охотники должны были проехать часть болота, что было опасно для лошадей. Оставив их под присмотром двоих готтентотов, они пошли пешком, думая в случае нападения буйвола бежать болотом. По их мнению, оно должно было выдержать тяжесть человека, но наверное не выдержало бы тяжести лошади и тем более буйвола. Приблизившись незаметно к стаду, они выстрелили из-за кустов и первым же залпом повалили трех самых жирных буйволов. Один из них, очевидно предводитель стада, был только тяжело ранен и яростно ревел, упав на колени. Думая, что животное умирает, один из стоящих впереди охотников раздвинул кусты и стал заряжать ружье, чтобы прикончить его. Но едва разъяренный зверь увидал приближающегося человека, он встал на дыбы и бросился на него. Охотник бросил ружье и побежал к болоту, но животное было так близко к нему, что он не надеялся спастись от него таким путем, потому внезапно свернул в заросли и стал карабкаться на ближайшую мимозу. Но буйвол со страшным ревом, который раздавался на громадное расстояние, как громовые раскаты, захватил несчастного охотника рогами и подбросил его с такой силой, что тот перевернулся несколько раз в воздухе и застрял в ветвях дерева. Буйвол, продолжая реветь, ходил вокруг дерева, смотря на висевшего на нем человека, пока не обессилел от потери крови и не упал снова на колени. Другой охотник добил его выстрелом, но товарища своего нашел уже мертвым.

- Я не сомневаюсь, что такая же участь ожидала меня или Сваневельда, если бы зверю удалось захватить нас, - сказал майор. - Мне не приходилось видеть ни у одного животного такого дьявольски злобного выражения в глазах, как у этого буйвола. Лев в сравнении с буйволом, все равно, что честный и благородный человек в сравнении с грабителем и убийцей.

- Однако, майор, вы так горячо нападаете на буйвола, - смеясь, сказал Суинтон, - и забываете, что сами были зачинщиком ссоры.

- Совершенно верно, и больше, кажется, никогда не буду.

- А я не желаю больше попадаться на дороге гиппопотаму, уверяю вас, - сказал Александр. - Мне никогда еще не приходилось встречаться с такими невежливыми особами.

Во время этой беседы готтентоты и бушмены не оставались праздными у другого костра. Они жарили и ели, ели и жарили, и снова ели до тех пор, пока едва дышали от переполненных желудков. Бушмены, которые утром выглядели такими тощими, как будто не ели целый месяц, теперь сразу точно распухли, так что с трудом передвигались с места на место. Тот из них, который был подброшен буйволом, подошел к костру начальников каравана и попросил немного табаку.

- Надо им всем дать, - сказал Александр, - пусть насладятся до конца. Видали ли вы когда-нибудь, чтобы так раздулся живот у человека? Я удивляюсь, как он не лопнет.

- Это у них обыкновенное дело. Они могут голодать по несколько дней и потом сразу отъесться. Только такой случай, как сегодня, для них, конечно, редкость. Они занесут сегодняшний день как праздник в свой календарь, если он у них есть. И я уверен, что в будущем при обозначении времени какого-нибудь события в их жизни они будут говорить: "Это случилось до или после того, как белые люди убивали буйволов".

- Как они живут вообще?

- Да так, питаются чем попало. Когда есть корни - корнями, во время полета саранчи - саранчой, затем ящерицами, жуками и проч. Случается им добывать кое-какую дичь, но это нечасто. Они лежат в засаде, дожидаясь ее, потом ранят ее отравленною стрелою, а когда она убегает, выслеживают ее по следам. Затем они вырезывают место, где попала отравленная стрела, а все остальное едят. Они роют капканы для гиппопотамов и носорогов и, случается, ловят их. Они отравляют даже воду в источниках, чтобы воспользоваться умершим от яда животным. Но все эти способы питания очень непостоянны и ненадежны, так что они часто голодают.

- Вы считаете, Суинтон, что бушмены от этого недостатка питания мельчают и вырождаются?

- Без сомнения. Продолжительные голодания и лишения из поколения в поколение несомненно довели это племя до такого состояния, в каком вы его теперь видите.

- Но они очень общительны и приветливы. Я ожидал встретить неисправимых дикарей.

- Этих бушменов называют ручными. Они живут недалеко от колоний и привыкли не бояться европейцев. Если фермеры обращаются с ними хорошо, они пасут их скот и оказывают им разные мелкие услуги, получая вместо платы немного табаку. Хорошие отношения внушили им доверие вообще к белым. Но мы, вероятно, еще встретимся с другими бушменами, которые очень дики и злы. От тех можно ожидать разных неприятностей. Они будут пытаться угнать наш скот, будут из засады подкарауливать наш караван, чтобы что-нибудь стащить. И вообще мы будем чувствовать себя в их владениях прежде, чем увидим их самих.

- Каким же образом?

- А вот по каким-нибудь их проделкам. Пора, однако, и на отдых. Завтра воскресенье, успеем наговориться.

- И я иду, - сказал Александр. - Доброй ночи вам обоим.

ГЛАВА XXII

Невыносимая жара. Богослужение. Неожиданная помеха. Разговоры о ядовитых пресмыкающихся. Убитая ящерица. Сообщения Суинтона.

По заведенному обычаю караван не продолжал путешествия в воскресенье. С утра лошадей, быков и овец пустили пастись на лугу. Несчастная лошадь Александра так страдала, что для облегчения ей пришлось выпустить много крови.

Бушмены оставались при караване и, вероятно, не намеревались уходить, пока рассчитывали на еду. От четырех убитых накануне буйволов и лошади Сваневельда нашли только чисто обглоданные кости. Очевидно здесь происходило пиршество гиен и других животных, вой и рев которых не умолкал в продолжение всей ночи. Но большая часть мяса буйволов была срезана накануне и висела громадными кусками на деревьях вблизи каравана. Запаса должно было хватить не только на сегодня, но и на завтра. Готтентоты и бушмены с самого раннего утра начали жарить и есть.

Солнце пекло невыносимо. Александр и майор, которые все еще чувствовали страшную усталость после вчерашних приключений, тотчас же после завтрака ушли снова спать в свои фургоны. Суинтон не мешал им спать до вечера, полагая, что будет лучше совершить обычное воскресное богослужение после ужина, когда будет свежее. С этим все были согласны и после раннего ужина собрали всех готтентотов, хотя они и не вполне охотно оставляли места у костров, говоря, что бушмены съедят без них все мясо.

Возражений этих не приняли во внимание, и чтение молитв было начато в присутствии всего каравана. Огонь от костров освещал весь лагерь, и готтентоты с сокрушением оглядывались на бушменов, которые, вполне оправдывая их предсказание, торопились воспользоваться их отсутствием и с жадностью уничтожали кусок за куском мясо буйволов.

Никогда еще, может быть, не было собрания, внимание которого было так разделено, и члены которого с таким нетерпением ждали окончания. В конце концов беспокойство готтентотов как будто передалось быкам, привязанным вокруг фургонов. Костры начали угасать за недостатком хвороста, но никто из готтентотов не двигался с места. Вероятно, они надеялись, что Суинтон скорее перестанет читать, если будет темно. Но они не знали, что Суинтон читал тексты и заповеди наизусть. Наконец, Александр и майор повторили заключительные слова. Майор, сидевший лицом к фургонам, давно уж замечал беспокойство быков, но дожидался окончания служения, чтобы сказать об этом. Бигум тоже в страхе прижималась к нему. Едва кончил Суинтон чтение, и майор раскрыл рот, чтобы что-то сказать, как раздался страшный рев, подобный громовому раскату, и темная масса промелькнула мимо их глаз.

Жалобное мычанье быков ответило на рев, а лев проскочил через потухающий костер, разметывая уголья ногами и неся на плечах одного из них. Началось всеобщее смятение, мычанье и блеянье скота смешивалось с воплями готтентотов, метавшихся во все стороны. Многие схватились за ружья, но было уж поздно - лев исчез из виду. По осмотре оказалось, что лев схватил быка, ближайшего к сидящим у костра. Костры погасли почти все, за исключением того, где жарилось мясо буйволов. Ремни, которыми были привязаны быки, трещали и рвались, как нитки, и многие быки разбежались в смертельном страхе. Лев так быстро проскочил мимо сидящих у костра, как будто бык был не тяжелее пера. Он перескочил через двоих готтентотов, которые лежали и выли, точно тяжелораненые; но оказалось, что они получили только легкие ожоги горячими угольями костра. Бушмены опомнились первые и, оставив мясо и взяв луки и маленькие отравленные стрелы, побежали вдогонку за львом. Бремен и еще один или два готтентота хотели присоединиться к ним, но путешественники не пустили их. Приблизительно через час бушмены вернулись и сообщили через Омра и Бремена, что им удалось настигнуть льва в версте расстояния от каравана. Он пировал над добычей, и бушмены из засады всадили в него множество отравленных стрел. Он страшно ревел, но продолжал доедать несчастного быка.

- Лев завтра умрет, - сказал Омра, - и бушмены найдут его.

- Да, редко, вероятно, бывало, чтобы богослужение прерывалось подобным образом, - сказал Александр после того как порядок в караване был восстановлен, и костры ярко пылали.

- Очень может быть, - возразил Суинтон, - но этот случай доказал еще больше, насколько нужна нам молитва в этой стране, среди окружающих нас опасностей. Лев мог так же легко захватить любого из нас, как он захватил быка, и какая ужасная смерть грозила каждому из нас.

- Да, это была действительно страшная проповедь после молитвы, - сказал майор. - Я не желал бы услышать повторения ее. Но я должен сказать, что это произошло уже второй раз по нашей собственной ошибке. Второй раз лев уносит у нас быка из круга, вследствие того что плохо поддерживаются костры. Это, конечно, небрежность готтентотов, но мы должны лучше смотреть за ними.

- Следует, в конце концов, наказать их за небрежность лишением табаку на неделю, - сказал Суинтон. - Они всегда плохо поддерживают костры, надеясь на нас. Завтра мы обсудим этот вопрос как следует, а теперь пора спать.

Утром Омра пришел к майору, когда быки не были еще запряжены, и сказал, что бушмены нашли льва, который еще жив, но умирает. Он унес остатки быка еще на полверсты, где и лежит теперь, почти не двигаясь.

Получив это известие, путешественники сели на лошадей и поехали в сопровождении бушменов взглянуть на умирающего зверя. Слабое рычанье, совсем не похожее на вчерашний рев, доносилось из кустов, в которых он лежал. Он был уже в агонии, не двигался ни одним членом и не открывал глаз. Несколько маленьких бушменских стрел торчали еще в его шкуре не глубже как на полдюйма. Но сильный яд быстро распространялся по всему организму, и скоро лев вытянулся и издох.

На обратном пути к каравану Александр сказал, обращаясь к товарищам:

- Однако бушмены, несмотря на их внешнюю невзрачность и малый рост, могут быть очень опасными врагами. Одна их маленькая стрелка стоит любого огнестрельного оружия. Из чего состоит яд, который они употребляют?

- Из змеиного яда, смешанного с соком молочайника. Эту смесь кипятят до тех пор, пока она не превратится в клей, тогда в него опускают кончики стрел и дают высохнуть.

- Разве яд змеи действует, когда отделен от ее организма?

- Да, и довольно долго. Я помню рассказ об одном человеке в Америке, которому гремучая змея укусила ногу через сапог. Человек этот умер, и вскоре после него умерли один за другим двое его сыновей. Потом оказалось, что оба они надевали сапоги отца. В прокушенном сапоге остался зуб змеи, в котором сохранился яд, причинивший смерть троим человекам.

- Здешние змеи так же ядовиты, как гремучие змеи в Америке?

- Некоторые из них так же ядовиты, другие безвредны. Особенно страшна кобра - только не та, которая носит это же название в Индии. Она очень велика, обыкновенно пять футов длины, но бывает и шести, и семи. Эта змея, говорят, бросается на всадника и ударяет так сильно, что сбивает его с лошади. Ее укус всегда смертелен, я никогда не слыхал, чтобы человек излечивался после него. Затем очень опасна так называемая ехидна. Это очень тяжелое и неповоротливое животное, непропорционально широкое. Ехидна не может отпрыгнуть, если на нее напасть спереди, но она сама нападает сзади незаметным образом и кусает человека. Так же опасно наступить на нее. Укус ее тоже смертелен. Особенно опасна встреча с горными ехиднами - они очень малы, так что часто их не замечают, пока не чувствуют боль от укуса.

- И это все ядовитые змеи, другие не опасны?

- Нет. У меня есть еще некоторые образцы, но я еще не делал опытов с ними. Это так называемые брызгающие змеи. Они около трех футов длиной, и укус их хотя и ядовит, но не смертелен. У этой змеи есть особенность, от которой происходит ее название. Защищаясь от нападения, она брызжет свой яд в лицо человека, и если он попадает в глаза, наступает немедленная слепота. Во время нашего путешествия я собрал много разных видов змей. Некоторые ядовиты, но не в такой степени, как те три, о которых я говорил. Хорошо, что змеи редко нападают самостоятельно, они кусаются только из самозащиты, или когда их разозлят. Обладая таким страшным и могучим средством, как яды, они могли бы причинять очень много вреда. Нужно заметить, что готтентоты, убив змею, всегда отрезают ей голову и зарывают ее в землю, чтобы кто-нибудь не наступил на нее. Они убеждены, что яд змеи действует после ее смерти и не в продолжение известного срока, а всегда.

- Ваш рассказ о жале гремучей змеи в сапоге подтверждает это.

- Пожалуй. Но все-таки удивительно, что при таком громадном количестве змей, как здесь, бывает сравнительно мало смертельных случаев от них. Я спрашивал в Моравианской миссии, где водится особенно много ядовитых змей, много ли народу погибло от их укусов. Миссионеры говорили, что за семь лет они потеряли из восьмисот готтентотов всего двоих, умерших от укуса ядовитых змей. В других местах указывали еще меньше подобных случаев.

- Водятся ли в этих частях Африки удавы?

- Не там, где мы теперь находимся, а на несколько градусов ближе к северу. Мне не приходилось встречать удава.

- Южно-американские индейцы употребляют тоже очень сильный яд для убивания животных. Вы не знаете, Суинтон, откуда они его добывают? Имеет он что-нибудь общее с бушменским ядом?

- Я хорошо знаю этот яд. Его вывез из Америки м-р Уотортон. Вы, вероятно, читали его книгу? Этот яд называется вурали и добывается из особого рода ползучего винограда, растущего в Америке. Индейцы прибавляют к этому экстракту змеиный яд. Действие этой смеси всегда смертельно.

- Вы видели опыты с вурали?

- Да, я сам делал опыт. В бытность мою в Италии я познакомился с м-ром Уотортоном, и он дал мне и моим товарищам всего две крупинки величиною с горчичное зерно. Мы сделали опыт над молодым мулом, сделав надрез в плече и опустив яд под кожу. Животное умерло минут через шесть или семь. М-р Уотортон говорил, что действие яда должно быть мгновенно, но качество его изменилось вследствие того, что он долго лежал.

- Но вурали действует, кажется, исключительно на нервы? - спросил майор.

- Только на нервы. И, несмотря на его страшное действие, если немедленно принять меры, которые употребляются для возвращения к жизни утонувших или задохнувшихся, отравленного можно оживить. Наш мул был возвращен к жизни, благодаря употреблению этих средств. Но змеиный яд действует на кровь, и потому всегда смертелен.

- Но существуют же какие-нибудь противоядия?

- Да. И природа так мудро устроила, что противоядие находят там же, где водятся змеи. Это - растение сенега (Polygala Senega. (Прим. перев.)). Если его употребить тотчас же, то действие яда уничтожается. Известно также, что ихневмон, укушенный во время борьбы коброй, спешит съесть особого рода траву, чтобы предупредить действие ядовитого укуса.

- Я знал одного уроженца Индии, - сказал майор, - который за небольшую плату давал себя укусить кобре. После укуса он немедленно глотал в большом количестве растение, употребляемое ихневмоном, и растирал им ранку. Насколько мне удалось проследить, обмана тут не было.

- Я полагаю, что это вполне возможно. Если растение помогает ихневмону, почему же оно не поможет человеку? Я не сомневаюсь, что свойства многих растений нам еще неизвестны, и из растительного царства взято до сих пор очень мало средств для применения в медицине. Может быть также, что многие средства, известные людям в давние времена, теперь забыты и потеряны.

- Да, - смеясь, сказал Александр, - когда химия была еще совершенно в младенческом состоянии, мы знали из старинных романов о целительных свойствах бальзама.

- Эти свойства, прибавлю, были испытаны потом и признаны действительными. И знание о большинстве таких старинных средств было сосредоточено в руках евреев - старейшего народа на земле. От поколения в поколение передавали они эти сведения, дошедшие таким образом до наших времен.

- Надо полагать, что не только средства целительные были известны в древние времена, но также и разрушительные, т. е. в искусстве отравления древние люди были сильнее наших современников, - сказал майор.

- Во всяком случае они не были знакомы с химией, которая ведет нас в настоящее время ко всевозможным открытиям, - возразил Суинтон. - Но смотрите, Александр, на берегу лежат три гиппопотама. У вас не является желания испробовать свое искусство над ними?

- Не скажу, - ответил Александр. - С меня достаточно гиппопотамов. Кстати, река стала гораздо шире, чем была.

- Да, по моим расчетам, нам следует с завтрашнего дня уже изменить направление нашего пути. Мы должны теперь повернуть прямо к Желтой реке. Вероятно, дня два нам придется пробыть без воды и корма для скота, но он настолько оправился и отдохнул, что этот недостаток не будет особенно чувствителен для него. По пути встретится река, которую нам придется перейти около верховья, но воды в ней, вероятно, будет очень мало. И вообще вряд ли мы где-нибудь найдем ее, кроме главной артерии, к которой направляемся.

- Я тоже так думал, Суинтон, - сказал майор, - когда рассматривал карту, лежа сегодня в своем фургоне. Итак, с завтрашнего дня нам предстоит некоторая перемена, мы будем в пустыне.

- Да, за исключением берегов больших рек, мы не увидим нигде зелени в это время года. Но в следующем месяце мы должны будем, наоборот, ожидать больших дождей.

- Бушмены, кажется, ушли, - сказал Александр.

- Да, они отстали, вероятно, чтобы доесть льва.

- Как могут они есть отравленное мясо?

- Они этого не разбирают. Они только вырезывают места около ранок и затем едят все мясо. Так делают они со всеми животными, убитыми их отравленными стрелами. По-видимому, это не приносит им вреда. Вообще, кажется, нет ничего, чего не ели бы бушмены. Прилет саранчи праздник для них.

- Не думаю, чтобы саранча была вкусна.

- Я никогда не пробовал ее, - сказал Суинтон, - но, думаю, что невкусна. Но они не едят ее в том виде, в каком она есть. Они отрывают крылья и ножки, высушивают тело и превращают его в муку.

- А как вы думаете, верно ли, что Иоанн Креститель питался саранчой и диким медом, как мы находим в некоторых переводах Священного Писания?

- Не знаю, но мне кажется, что это неверно. В стране, где жил Иоанн, есть дерево, которое называется саранчовым деревом и дает большие сладкие бобы, похожие на обыкновенные сладкие рожки, но в фут длиной. Они очень вкусны и питательны. Теперь ими откармливают скот. Я думаю, что в Священном Писании говорится именно об этих бобах или акридах, как называют их многие толкователи и переводчики Священного Писания. Как вы полагаете, не достаточно ли мы прошли для сегодняшнего дня? Мы могли бы здесь остановиться. Намерены вы охотиться, майор? Я вижу вдали каких-то животных.

- Я сказал бы нет, - заметил Александр. - Если нам предстоит завтра пересекать пустыню, то не следует утомлять лошадей сегодня.

- Разумеется. Нет, Суинтон, мы будем сегодня хладнокровны, если даже дичь будет проходить мимо нас.

- Да, и будем наблюдать за тем, чтобы горели костры ночью и чтобы были наполнены все бочонки водой, - сказал Александр. - И надеюсь, сегодня мы не получим нового урока от льва.

Караван остановился у подножия холма. Позаботившись о том, чтобы готтентоты наполнили бочонки и запасли достаточно топлива, путешественники сели у костра и поужинали жареной ветчиною и сыром. Готтентоты уничтожили все мясо буйволов и потребовали, чтобы для них была зарезана овца. Требование это было исполнено, но обычную порцию табаку они не получили в наказание за небрежное выполнение обязанностей.

Пока готтентоты устраивали лагерь, Александр, майор, Суинтон и Омра гуляли по берегу речки. Суинтон, по обыкновению, был занят пополнением своей коллекции. Вдруг Омра приложил к губам палец в знак молчания и остановился. Все тотчас же замолчали и остановились. Омра указал на что-то, лежащее на самом берегу под кустом. Затем он знаком попросил ружье у майора, прицелился и выстрелил. Послышался сильный плеск воды и, пройдя по траве через кусты, путешественники увидели на песке животное, извивающееся в предсмертных судорогах.

- Крокодил! - вскричал майор. - Вот уж не ожидал встретить его здесь. Их, говорят, очень много в устьях рек у восточных кафров, но о здешних я не слыхал.

- В кого вы стреляли? - спросил Суинтон, подойдя ближе.

- Убили крокодила. Боюсь только, что он не годится для еды, - сказал майор.

- Это не крокодил, майор, но это для еды годится, и очень вкусно. Это большая ящерица из породы игуан, которая водится в здешних реках. Это пресмыкающееся, но совершенно безвредное, питающееся растениями и насекомыми. И я вас уверяю, что ящерица очень вкусна, несмотря на свой безобразный вид. Она уже умерла, вытащим ее из воды, и пусть Омра отнесет ее Магомеду. Ящерицу, в которой было четыре фута длины, вытащили за хвост из воды, и Омра отнес ее в лагерь.

- Я в самом деле принял ее за маленького крокодила, - сказал майор, - но теперь вижу, что ошибся. Какие разнообразные виды ящериц водятся здесь!

- Всевозможные, начиная от хамелеона, - сказал Суинтон. - Кстати, говорят, есть один вид ящериц очень ядовитых. Я слышал из верных источников, что укусы этих ящериц не только опасны, но и смертельны. В моей коллекции есть образец этой ящерицы. Здесь называют ее геитже.

- Странно, в Индии водится маленькая ящерица, которую местные уроженцы называют гекко, и которая, говорят, также очень ядовита. Я думаю, что это один и тот же вид, только здесь несколько иное название. Мне не приходилось видеть отравления от укуса этой ящерицы, но я знаю, что однажды целый отряд сипаев(Сипаи - солдаты из туземцев в Индии.) сбежал из своих квартир от этой ящерицы. Они услыхали ее крик в соломе на крыше. Говорят, она неожиданно сваливается с крыши на людей и кусает их.

- Весьма возможно, что это один и тот же вид. И, вероятно, слухи о ее ядовитости основаны на фактах.

- А ведь вот, если приехать в Лондон и рассказать о ядовитой ящерице, так, пожалуй, и не поверят.

- Многие и не поверят. Люди мало сведущие, конечно, не поверят. Факт несомненный, что от полной доверчивости, от готовности верить решительно всему, люди перешли в настоящее время к полному скептицизму. В пятнадцатом столетии, во времена Марка Поло, сэра Джона Мандевиля и других, когда путешественников было вообще немного, они могли говорить что угодно, и им все верили. В последнее время путешественникам не верят совершенно. Ле-Вальян и Брюс, путешествовавшие по Северной и Южной Америке, были объявлены лгунами, когда опубликовали отчет о том, что видели во время путешествия. А между тем впоследствии, когда его удалось проверить, все до мельчайших подробностей оказалось правильно. Чем образованнее человек, тем менее решителен он в своем отрицании, потому что отличает возможное от невозможного.

- Каким образом?

- А вот, например, если кто-нибудь мне скажет, что он видел сирену с телом женщины и с чешуйчатым хвостом рыбы, я не поверю ему. Почему? А потому что это не согласуется с законом природы. Не может существовать животное, состоящее из двух таких несоответствующих друг другу частей, как верхняя часть высшего теплокровного млекопитающего и нижняя - низшего хладнокровного животного. Такое соединение невозможно. Но несомненно есть многие животные, может быть, неизвестные европейцам, в рассказы о существовании которых они не верят. Так, многие баснословные и сказочные животные происходят от подобных им животных, несомненно существующих и в настоящее время. Даже рассказы о драконе, которые всегда считают несомненными выдумками, основаны на существовании особой летающей ящерицы, которая водится в северной Африке и напоминает маленького дракона.

- Так вы думаете, Суинтон, что следует верить безусловно всему, что рассказывают путешественники?

- О, не вполне, конечно, но нельзя отбрасывать все их описания и рассказы только потому, что не видели этого собственными глазами. Самым блестящим примером такого недоверия является отношение к аэролитам и метеорическим камням, которые падают на землю из межзвездного пространства. Около столетия тому назад рассказы о них считались несомненными выдумками. Когда во Франции услыхали о падении такого камня на землю, была снаряжена ученая экспедиция на место падения камня для исследования его. Там рассказывали о шуме воздуха и движении темного тела, которое упало с такой силой, что врезалось в землю и было некоторое время горячее, потом начало постепенно остывать. Ученые объявили тогда, что ничего подобного не могло быть, и только через большой промежуток времени было признано наукой это явление природы. Теперь же это всем известно, и ни один образованный человек не выразит в этом сомнение. Но и в настоящее время многое в природе остается еще вполне таинственным и неразгаданным, оправдывающим слова бессмертного Шекспира: "На свете есть много, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам".

ГЛАВА XXIII

Меткий выстрел. Недостаток воды. Неприятное приключение с Омpa. Суп из черепахи. Страдания. Конец страданий. Земной рай.

Ночь прошла спокойно. Утром быки были запряжены, и караван отправился, изменив направление к северу. Предстояло пройти более шестидесяти верст пустыней, потому весь скот и лошади были выпущены на два часа на пастбище и к воде, чтобы могли хорошенько напиться и наесться перед утомительным путем. Не успели путешественники отъехать и трех миль от реки, как ландшафт начал уже меняться. На всем расстоянии, какое только можно было окинуть взглядом, не было видно ни травы, ни деревьев, земля была покрыта большими камнями и желтым малорослым кустарником. Там и сям мелькали небольшими группами разные животные, преимущественно антилопы. Затем по дороге встретилось шесть или семь страусов, одного из которых майор уложил метким выстрелом. Остальные разбежались с такой быстротой, что за ними не могла бы угнаться самая быстроногая лошадь.

- Хороший выстрел, майор, - сказал Александр.

- Да, - подтвердил Суинтон. - Только теперь надо быть осторожнее, раненые страусы очень опасны. Вероятно, здесь есть гнездо. Пусть Бремен добьет птицу; он знает, как это сделать. Это самец, а убежали самки.

- Сколько яиц! - вскричал Александр. - Должно быть, у них общее гнездо?

- Да, - возразил Суинтон. - Все яйца, которые лежат в гнезде, с точками наверху, приготовлены для высиживания. Здесь их двадцать шесть, да посмотрите еще, сколько лежит вокруг гнезда. Эти для питания птенцов, когда они выведутся. Но мы избавим страусов от этого беспокойства. Бремен возьмет для нас эти яйца, вероятно, они еще свежие.

- Какая красивая птица, - сказал майор. - И какие прекрасные перья. Надо сказать Бремену, чтобы он ощипал ее, прежде чем оставлять здесь. Такие перья ценятся на Капе.

Готтентоты взяли яйца, Бремен снял шкуру с убитого страуса, и путешественники отправились дальше.

- У самца страуса, - сказал Суинтон, - бывает обыкновенно от трех до семи самок, и все они кладут яйца в одно гнездо. Он высиживает яйца так же, как и они, и сменяет их обыкновенно по ночам. В это время он защищает яйца от нападения гиен и других животных.

- Неужели же страус может сражаться и защищаться?

- Может даже убивать своих врагов. У страуса два могущественных оружия - его крылья, которыми он, как известно, часто перешибает ноги охотнику, и ноги, ударом которых он может убить и человека, и животное. Я сам был свидетелем смерти одного бушмена от того, что страус ударил его ногой в грудь. Он разорвал ему грудь и живот, так что вывалились внутренности.

- Никогда не поверил бы этому, - заметил Александр.

- Бушмены при помощи шкурок убитых страусов охотятся на живых, а также и на куаг, гну и других животных, которые в дружбе с этими птицами. Они надевают шкурки на себя, надевают голову на одну руку, а в другую берут стрелы и, подражая походке страуса, обманывают животных, так что те подпускают их к себе.

- Интересно бы посмотреть на такую охоту, - сказал майор.

- Вы поразились бы этим искусным подражаниям, как был поражен я. Бушмены обмазывают при этом ноги белой глиной. Во всяком случае, и при таких условиях охота на страуса небезопасна. Охотники очень часто получают серьезные раны.

- Берегитесь! - вскричал майор. - Здесь лев. Какая у него громадная черная грива. Что скажете, Суинтон? Здесь он ведь дома.

Суинтон посмотрел на льва, пересекающего дорогу шагах в трехстах от них. Он шел, уткнув морду в землю.

- Я скажу - пусть себе идет, и хорошо будет, если он нас не заметит. Я дам вам совет, который сам получил от одного старого намана. Он говорил мне: "Если вы видите льва, идущего куда-нибудь среди дня, знайте, что он голоден и очень зол. Никогда не нападайте на него, потому что такая борьба почти всегда кончается смертью человека". Конечно, майор, если вы чувствуете необходимость охоты на этого льва или если у вас две головы на плечах, вы нападете на него, но я предупреждаю вас, что исход должен быть роковой.

- Во всяком случае, дорогой Суинтон, я не хочу рисковать своей жизнью или подвергать опасности жизнь товарищей, потому пропущу спокойно его величество. Будем надеяться, что он скоро добудет себе обед.

Караван присоединился к путешественникам, и они продолжали путь. Окрестности становились все пустыннее и пустыннее, скоро не было видно кругом ни одного животного. Уже целый день скот шел без всякой пищи. На ночь быков оставили привязанными к фургонам, так как пастись все равно было негде. Топлива также негде было достать, так что костров не было, и половина готтентотов должна была провести всю ночь на страже с ружьями наготове, хотя Суинтон сказал, что трудно ожидать появления львов или других диких зверей, так как поблизости нет ни воды, ни добычи. И, действительно, в продолжение всей ночи ни разу не было слышно криков гиены или шакалов.

На рассвете быки были снова впряжены, и караван отправился в путь в надежде к ночи прийти к Желтой реке. Быков впрягали попеременно, чтобы давать им больше отдыха. К полудню жара становилась невыносимой, и лошади, переносившие жажду тяжелее быков, сделались очень беспокойны. После двух-трех часов пути по дороге показалось несколько низеньких деревьев. Бигум, которая также сидела без воды, побежала к деревьям в сопровождении Омра. От деревьев они направились в другую сторону к нескольким голым утесам. Караван также подошел к деревьям, которые росли на берегу реки Александрии, совершенно пересохшей. Вдруг Бигум показалась на дороге. Она бежала к каравану с жалобным визгом и со всеми признаками страха. По обыкновению, она бросилась к майору и уцепилась за него дрожащими лапками.

- Где мальчик? - спросил Бремен.

- Что-то случилось, - сказал Суинтон. - Берите ружья и идите все туда.

Все готтентоты и путешественники с ружьями поспешили к утесам, где Бигум и Омра искали воды. Там они были встречены целым стадом павианов, которые с криком встали в угрожающие позы, как бы приготовляясь броситься с утеса на приближающихся людей.

- Что теперь делать? - сказал майор. - Стрелять? Но, может быть, за ними Омра?

- Здесь его не видать. Сражаться с нами обезьяны побоятся, потому что нас много. Прицелимся в них и дадим залп.

- Хорошо. Я намечаю себе почтенного старца, который стоит впереди и, по-видимому, играет роль предводителя, - сказал майор. - Готово? Стреляйте. Обезьяны были убиты либо ранены, и все стадо разбежалось со страшным криком и визгом. Раненые старались поспеть за здоровыми. Разогнав обезьян, все разбрелись по утесам искать Омра. Только Бигум осталась, боясь двинуться с места. Достигнув вершины утеса, где были обезьяны, все услыхали откуда-то снизу голос Омра, но никто не видал его.

- Он здесь, сэр, - сказал наконец Сваневельд, указывая куда-то вниз.

Идя по направлению, откуда слышались крики мальчика, путешественники подошли к узкой расщелине скалы, около двадцати футов глубиной. Омра не было видно, но со дна ущелья слышались его крики. Щель была так узка, что никто из людей не мог пролезть туда. Суинтон послал одного из готтентотов за ремнями и веревками.

Бремен спросил, между тем, мальчика, не ранен ли он, и получил отрицательный ответ. Когда веревка была принесена и спущена в ущелье, Омра уцепился за нее, и готтентоты вытащили его. Он показался в довольно жалком виде - волосы его были растрепаны и местами вырваны клочьями, рубашка висела лохмотьями, и тело во многих местах было исцарапано, но серьезных поранений нигде не было. Он рассказал на своем языке готтентотам, что Бигум и он пришли к ущелью и заметили на дне его воду. Бигум спустилась вниз, и Омра хотел последовать за ней, когда появилось целое стадо обезьян, стремившихся к тому же ущелью. Бигум выскочила и убежала, но он не мог увернуться от напавших на него обезьян. Он залез в щель и спускался все ниже и ниже, в то время, как павианы рвали его за волосы и за одежду, стараясь удержать. Но в глубину ущелья ни один из них не полез, что и спасло мальчика. Выслушав рассказ Омра и убедившись, что он действительно не получил серьезных ран, путешественники вернулись к тому месту, где были убиты обезьяны. Две из тяжело раненных уже умерли, но старый павиан, в которого стрелял майор, был жив, хотя раны его были очень тяжелые. Нога его была перебита, и рука прострелена в двух местах. Прежней ярости несчастного создания как не бывало. Обезьяна, видимо, слабела от потери крови и сидела, вся съежившись и опустившись, на краю скалы. По временам она слегка поднимала раненую ногу и смотрела на нее, затем поднимала здоровой рукой больную и жалобно-вопросительно смотрела на окружавших ее людей. Она как бы спрашивала: "Зачем вы сделали это?"

- Несчастное животное, - сказал Александр. - Как все ее движения напоминают человека. Мне тяжело смотреть на нее.

- Совершенно верно, - сказал майор, - но если бы она не была ранена, то могла бы разорвать вас на куски.

- И все-таки теперь она возбуждает жалость, - возразил Суинтон. - Мне кажется, лучше ее прикончить, чтобы она перестала страдать.

Поручив Бремену пристрелить обезьяну, путешественники вернулись к каравану. Идя по берегу реки, они увидали Бигум, которая энергично раскапывала землю на дне высохшего озерца.

- Что такое с принцессой? - спросил Александр.

- Я знаю, - воскликнул Омра, и тотчас же побежал на помощь обезьяне. Покопав немного, он вытащил из земли живую черепаху в фут величиной.

- Я слыхал, что черепахи зарываются в грязи на дне пересохших озер и живут там, пока озера не наполняются водой, - сказал Суинтон.

- Они съедобны, Суинтон?

- Чрезвычайно вкусны.

- Суп из черепахи в пустыне! Это нечто совершенно неожиданное.

Готтентоты вырыли еще штук шесть черепах и отнесли в караван. Пробовали достать воду со дна ущелья, но при всех стараниях не могли этого сделать.

- Долго ли еще придется нам идти по этой пустыне до реки? - спросил Александр.

- Боюсь, что мы не придем раньше как завтра к ночи, - отвечал Суинтон, - хотя бы мы шли даже всю ночь, что, я думаю, и придется сделать. Усталым животным легче будет провести одну ночь без отдыха, чем пройти лишний день через пустыню. Остановкой мы только продлим путешествие и утомим их еще больше.

- Я боюсь за лошадей, они слишком страдают от недостатка воды.

- Ночью нужно будет обтереть их рот пропитанной водой губкой, хотя это и убавит наш запас.

- В африканских пустынях вы неизбежно встречаетесь с тремя опасностями, - сказал Суинтон; - от дикарей, от хищных зверей и от недостатка воды.

- Последняя самая худшая, - заметил майор. - Сегодня ночью луна будет светить нам несколько часов.

- Да, но если бы даже ее и не было, звезды дают здесь достаточно света, и нам нечего опасаться нападения хищников. Теперь у нас только одна опасность - недостаток воды. А когда придем к воде, снова увидим наших врагов.

Солнце клонилось к закату. Несчастные измученные быки брели с высунутыми пересохшими языками. К вечеру впрягли новую смену, и караван шел при свете звезд. Лошадей освежили предложенным Суинтоном средством, но ехать на них все-таки не рисковали, так как они были слишком утомлены. Путешественники шли пешком по песку, с ружьями на плечах и в сопровождении собак, спущенных для предупреждения опасности. Звезды ярко светили, и легкая ночная прохлада несколько освежала даже измученный скот. Глубокая тишина пустыни нарушалась только скрипом колес фургонов да тяжелыми вздохами медленно шагающих быков.

- Не знаю, друзья, - начал майор после того как они прошли около часу в полном молчании, - не знаю, где были ваши мысли в это время. Что же касается меня, то должен сказать, что некоторое раскаяние забралось мне в душу. Переход этот продолжителен и труден. Вправе ли я был заручиться согласием Уильмота на такой трудный путь для того только, чтобы убить, может быть, одного жирафа?

- Я тоже чувствую свою вину перед Уильмотом, - сказал Суинтон. - Но, к сожалению, натуралист в своей страсти к исследованиям способен забыть обо всем.

- Господа, - возразил Александр, - я совершенно не думал о том, о чем думали вы. Вы должны помнить, что мои желания идти этим путем вполне согласовались с вашими. И теперь, несмотря на трудности пути, я не имею ни малейшего желания возвращаться и отступать от намеченного плана путешествия. Ведь каждый из нас понимал, что предпринимаемое нами путешествие должно быть сопряжено со всевозможными трудностями и лишениями, так что они не являются для нас неожиданностью. Если бы мне пришлось идти дальше пешком и даже без обуви, и тогда я не согласился бы вернуться назад. Но если бы вы стали настаивать на возвращении, я пошел бы за вами.

- Конечно, дорогой товарищ, я хочу идти вперед, но только боюсь, что навлек на вас опасности, которым вы, может быть, не подверглись бы без меня.

- Уж из одной благодарности за то, что вы подверглись опасностям, сопровождая меня по пути, для вас нисколько не интересному, я пошел бы с вами. Но дело в том, что я сопутствую вам с величайшим удовольствием.

- Рад слышать это, - сказал майор, - потому что чувствую совесть свою облегченной. Как вы думаете, Суинтон, который теперь час?

- Около трех. Скоро будет светать. Я надеюсь, что с наступлением дня мы будем чувствовать себя бодрее. Мы шли хорошо и, по моим соображениям, теперь не должно быть далеко до Желтой реки. Со вчерашнего утра мы сделали верст шестьдесят или около того. Если мы не уклонились от нашего пути, скоро наши бедные животные отдохнут.

Прошел еще один трудный мучительный час, когда Бигум вдруг закричала и выскочила наверх фургона. Быки подняли головы и с раздутыми ноздрями вдыхали воздух. Через некоторое время незапряженные быки оборвали веревки и помчались вперед, сопровождаемые овцами, лошадьми и собаками. Другие быки стали тоже очень беспокойны и старались освободиться от упряжи.

- Они почуяли, что близко вода, сэр, - сказал Бремен. - Лучше освободить их всех, пусть идут.

- Конечно, - сказал Александр.

Несчастные животные с таким нетерпением рвались на волю, что их распрягли с величайшим трудом. Освободившись, они помчались с такой же поспешностью, как их товарищи.

- Во всяком случае теперь мы будем знать, где их найти, - сказал смеясь, майор. - Я вполне понимаю бедных животных и, вероятно, с таким же нетерпением поскакал бы к воде, если бы испытывал такую же жажду, как они. Почти уж рассвело, однако.

Когда стало совсем светло, все пошли по следам животных и скоро увидали деревья на берегу реки верстах в двух расстояния. При свете дня путешественники заметили, до какой степени изменился весь ландшафт кругом. Уже кругом них видна была трава, а ближе к берегам реки начинался роскошный луг. Развесистые мимозы были видны повсюду, а на небольшом расстоянии от реки начинался громадный строевой лес. Все кругом цвело и зеленело и казалось путешественникам после знойной бесплодной пустыни земным раем. Около берегов реки их приветствовало веселое утреннее щебетание птиц, и встретил скот, уже утоливший жажду и спокойно пасущийся на лугу.

- Справедливо псалмопевцы и пророки говорят о красоте струящейся реки, - сказал Александр. - Теперь мы особенно чувствуем искренность и красоту их языка. Трудно представить себе, что Священное Писание зарождалось в этих странах.

- Если и не совсем здесь, то во всяком случае в восточных странах, близко соприкасающихся с этими, - сказал Суинтон. - Но, только пройдя через пустыню, мы почувствовали всю прелесть этого цветущего рая. Мы всегда полностью ощущаем только то, чего временно были лишены. В умеренном климате, где чуть не у каждого дома есть вода, люди никогда не оценят всей важности реки.

Готтентоты тоже пришли к реке и погнали быков к фургонам, чтобы они свезли их к месту, выбранному для остановки. Между тем путешественники, утомленные ночным переходом через пустыню, легли отдыхать под большой мимозой на берегу реки.

- Мы можем провести здесь дня два или больше, - сказал майор.

- Да. Это будет хорошо и для скота, которому необходимо отдохнуть как следует.

- Замечаете, как ободраны мимозы на другом берегу реки? - спросил Суинтон. - Вероятно, недавно там было целое стадо слонов.

- Зачем им обрывать деревья? - спросил Александр.

- Они питаются корнями, которые очень сладки, и уничтожают таким образом громадное количество деревьев.

- Значит, у нас будет еще охота на слонов, - сказал майор.

- Да, здесь нам вообще придется немало поохотиться и на разных зверей. Мы теперь в раю хищников, и чем дальше пойдем, тем больше будем их встречать.

- Какое разнообразное путешествие, - заметил Александр. - Вчера бесплодная пустыня, могильная тишина и ничего живого кругом, сегодня всюду кипит жизнь, и птицы щебечут, не умолкая.

- Смотрите, вон уж и гиппопотам появился, чтобы попасть нам на ужин! - вскричал майор.

- Как наслаждаются лошади и овцы, они стараются вознаградить себя за потерянное время. А вот и фургоны приехали.

- Ну, так я отправлюсь к исполнению обязанностей, - сказал майор. - Я уверен, что сегодня ночью к нам пожалуют львы в гости.

- Где есть чем поживиться, туда лев непременно придет, - сказал Суинтон.

- Поэтому нужно особенно позаботиться о кострах, да, кстати, не мешает напомнить Магомеду о черепашьем супе.

- Я хотел бы взять ванну перед завтраком, - сказал Александр, - только побаиваюсь гиппопотама.

- Да, вы не должны все-таки увлекаться и забывать о нем, - смеясь, подтвердил Суинтон.

- Я надеюсь, и вы не откажетесь сопутствовать мне, Суинтон? Не мешает помыться хорошенько в реке.

- И очень даже не мешает. Я чувствую, что весь покрыт песком пустыни.

ГЛАВА XXIV

Вид страны. Преследование носорогов. План Омра удается. Прыжок льва. Относительно охоты на носорогов. Убитые лоси. Нападение на львицу. Усилие умирающей.

Первые два дня прошли тихо и спокойно. Лошадям был необходим этот двухдневный отдых, да и сами путешественники ничего не имели против отдыха, так как чувствовали еще сильное утомление. Скот наслаждался прекрасным пастбищем, и до сих пор еще ни один лев не почтил лагеря своим визитом, хотя следы их были видны очень близко. Очевидно, только постоянно пылающие костры препятствовали зверям войти в лагерь. Готтентоты ходили на разведки и рассказывали, что видели множество всякой дичи в долине, верстах в двух отсюда. Было решено отправиться туда, если животные не разбегутся. Сваневельд перебирался на другой берег реки и видел там громадное стадо слонов и следы носорогов. Последние были видны на обоих берегах.

На третий день утром путешественники поехали в сопровождении готтентотов в долину, о которой те говорили. Они ехали мимо тенистых акаций, усеянных гнездами птиц, а в долине действительно нашли большие стада пестрых гну, куагг и антилоп. Вся долина была покрыта живой, то сдвигающейся, то раздвигающейся массой.

- Ну, не великолепно ли это зрелище! - вскричал майор. - Одно оно стоит всех затруднений и неприятностей, которые мы пережили. Что сказали бы в Англии, если бы только услышали описание такого зрелища?

- Их тут тысяча тысяч, - сказал Александр. - Посмотрите, Суинтон, что это за прелестное животное красного цвета?

- Их называют красные сассаби, - отвечал Суинтон. - Это один из красивейших видов антилоп. Мне хотелось бы иметь самку и самца из этого вида.

- Смотрите, - вскричал майор, - там целая стая страусов! Не знаешь с кого начать! Во всяком случае, мы достаточно налюбовались этой картиной, пора нарушить ее порядок.

Они подскакали ближе к животным, и скоро началась работа ружей. Готтентоты стреляли с разных сторон, так что животные в страшном смятении разбежались по всем направлениям. Через несколько минут прежняя картина сменилась сплошными облаками пыли, за которыми нельзя было ничего различить. Охотники стреляли в бегущих животных, готтентоты преследовали их и добивали раненых. Наконец лошади выбились из сил от бешеной скачки, преследования были прекращены, и животные исчезли из виду.

- Не правда ли, Александр, это была охота? - с восхищением сказал майор.

- Да. Такой я еще не видал.

- А тут были три интересных экземпляра, которых вы не заметили, - сказал Суинтон. - Да в них и трудно было бы попасть, они были далеко. В другой раз надо постараться не упустить их.

- Какие же это экземпляры?

- Эланды, самые крупные из породы антилоп. Чрезвычайно вкусное мясо. Это громадное животное, с головой антилопы и с телом быка. У него превосходные совершенно прямые рога и, конечно, небезопасные.

Бегают они быстро, но двигаться много неспособны, потому что очень жирны и громоздки.

- Завтра мы их посмотрим, - сказал майор. - Смотрите, как кружатся вокруг нас ястребы. Знают, что ночью им будет хорошая пожива.

- Да, тут им останутся не одни кости, а и мяса достаточно, потому что нам некуда девать все эти трупы. Тут провизии на месяц. Но какое здесь разнообразие в животном мире!

- Да, здесь особенно много скапливается всяких животных, потому что эта страна соприкасается с безводной и бесплодной пустыней. Дальше мы встретим еще большее разнообразие, особенно по размеру. Наряду со страусом мы увидим самую мелкую птицу пищуху. Рядом со слоном, весящим более 4000 фунтов, можно видеть черную мышку, весом не больше четверти унции. Я уверен, что здесь водится не менее тридцати разновидностей антилоп, от самых крупных до самых мелких. Мы видели ланей и, может быть, увидим антилопу пигмей, не выше шести дюймов. Что же касается слонов, носорогов и гиппопотамов, то в них у нас не будет недостатка во все время путешествия.

Как бы в подтверждение слов Суинтона, Бремен пришел сообщить, что в кустах, окружающих акации на берегу реки, засел носорог. Майор и Александр тотчас же изъявили желание завладеть им. Суинтон советовал им быть осторожнее и узнать хорошенько место, где скрывается животное. Они поскакали к кустарникам и, по совету Бремена, послали за собаками. Майор сказал Бремену, чтобы он взял лошадь Омра. Через несколько времени они остановились шагах в двухстах от кустарников; здесь же расположились готтентоты, которым было запрещено стрелять до распоряжения. Спустили собак, чтобы выгнать животное.

Суинтон посоветовал сойти с лошадей и спрятаться в кустах, чтобы выгнанное животное не видало охотников. Позвали Омра, чтобы оставить на него лошадей, но его не оказалось поблизости. Тогда лошадей поручили одному из готтентотов с тем, чтобы он увел их в безопасное место.

- Носорог видит на очень ограниченное пространство, - заметил Суинтон. - От него нетрудно скрыться при его первом нападении, но при втором он уже лучше присматривается и скорее находит своего врага. Вот Бремен уж спустил собак. Цельтесь в плечо зверю.

Собаки лаяли на кусты не больше минуты, когда оттуда выскочила испуганная самка носорога и набросилась на них. Несколько выстрелов готтентотов, засевших в разных направлениях, пропали зря. Животное бросалось во все стороны и взрывало землю рогами и копытами, ища врагов. Наконец оно заметило готтентота, высунувшегося из-за кустов. Носорог бросился на него и в ту же минуту упал на колени, пораженный выстрелом Александра. Несмотря на предупреждение Суинтона, готтентоты выскочили из кустов и окружили носорога. Он тотчас же снова встал на ноги и с яростью ринулся на Сваневельда, который едва успел увернуться. Выстрел майора прикончил животное, и все побежали к нему, когда раздался громкий крик Омра с берега. Оглянувшись по направлению крика, охотники увидали самца носорога, о присутствии которого никто не подозревал. Все попрятались снова по кустам. Некоторые из готтентотов с перепуга побросали ружья. Выстрел Суинтона остановил носорога, который, не видя никого, яростно рыл землю ногами. В ту же минуту, ко всеобщему изумлению и ужасу, на площадке показался Омра и стал махать своим красным платком, чтобы привлечь внимание разъяренного животного. Как только мальчик с красным платком мелькнул в глазах носорога, он ринулся на него.

- Мальчик погиб! - вскричал Суинтон.

Но не успели еще слова сорваться с его губ, как, к еще большему изумлению всех, носорог исчез, а Омра огласил площадку радостными восклицаниями, прыгая на месте. Дело было в том, что, когда Омра скрылся от охотников, он прошел к реке. По дороге он заметил глубокий капкан, прикрытый хворостом и приготовленный бушменами для поимки зверей. Легко перейдя через хворост, он стал по другую сторону капкана и решил заманить туда носорога. Разозленный мелькающим перец глазами красным платком, носорог бросился на мальчика и провалился в яму. Все собрались у ямы и увидали носорога, полузакрытого хворостом и палками. Майор выстрелом положил конец его ярости и мучениям.

- Никогда в жизни я не был так потрясен, как несколько минут назад, - сказал Александр. - Я был уверен, что Омра сошел с ума и хочет, чтобы носорог убил его.

- Мне казалось, что не может быть и речи о его спасении, - сказал Суинтон. - Оказывается, мы еще мало знаем его. У него был чудный план. Здесь мы видим, как при помощи человеческого разума можно осилить самое страшное животное. Носорог может уничтожить слона, на льва он обращает столько же внимания, сколько на какую-нибудь кошку. Это действительно самое могущественное из всех животных. Он не боится никакого врага, даже человека, если разозлен или ранен. И здесь он побежден хитростью этой маленькой обезьянки-бушмена. Вы удовлетворены, майор?

- Да, я вполне доволен сегодняшней охотой. Пусть готтентоты захватят, сколько возможно, убитых животных. Вы позаботились о своих образцах, Суинтон?

- Да, Бремен знает, какие животные мне нужны, и пошел уже отобрать их. Омра, беги и скажи, чтобы нам привели лошадей.

- Скажите, Суинтон, могут птицы и животные говорить или нет? - спросил майор. - Я спрашиваю это, потому что видел громадные гнезда дубоносов. Ведь это же настоящие города с сотнями домов. Эти птицы также разумны, как бобры, муравьи, пчелы и тому подобные виды насекомых и животных. Может быть они имеют какой-нибудь способ для обмена мыслями?

- Без сомнения, все животные понимают друг друга, - сказал Суинтон. - Но я уверен, что только человек обладает способностью речи. У животных есть инстинкт, но нет разума. У некоторых животных, стоящих ближе к человеку, развивается даже способность соображения, но оно касается большей частью только их потребностей.

- У нас будет прекрасный ужин сегодня, - сказал Александр. - На выбор несколько сортов мяса.

- Только до ужина еще надо распорядиться, чтобы эти канальи готтентоты не забыли приготовить топливо на костры. Если они начнут есть, так про все забудут.

- Совершенно верно. Пусть они сделают это до начала пиршества. Позови Бремена, Омра.

Отдав необходимые распоряжения, друзья поужинали, и затем Александр попросил Суинтона рассказать что-нибудь о носорогах.

- Опасные это животные, - сказал Суинтон. - Я сам был свидетелем смерти одного здешнего жителя от носорога. Но только прежде я расскажу вам историю, которую рассказал мне один намана про льва. Я вспомнил замечание майора относительно способа, посредством которого животные обмениваются мыслями друг с другом. Во время моего путешествия в стране намана я обратил однажды внимание на одно место, испещренное следами львиных лап. Когда я стал рассматривать их, начальник намана сказал, что, очевидно, здесь упражнялся лев в прыганье. На мою просьбу объяснить, что это значит, он сказал, что, если льву не удалось допрыгнуть до намеченного животного, он идет вторично на то же место и делает прыжки для упражнения. Потом начальник рассказал мне один случай, свидетелем которого он был сам. Однажды он был около крутого холма, из которого выдавался кверху голый утес, футов десять или одиннадцать высоты. Около утеса прыгало стадо зебр. В это же время около холма бродил лев, намереваясь полакомиться одним из животных. Он нацелился на самца, который стоял ниже всех, и прыгнул. Прыжок был неудачен, самец отскочил и побежал вверх, помахивая хвостом. Стадо поднялось на недосягаемую для льва высоту, а он снова прыгнул на пустую уже скалу и так прыгал до тех пор, пока не допрыгнул до того места, где стояла прежде зебра. В это время пришли еще два льва, и первый заревел, как бы желая рассказать им что-то. Некоторое время они ревели поочередно, точно разговаривая, причем первый лев обвел товарищей несколько раз вокруг скалы. Затем он опять сделал прыжок на скалу. "Очевидно, - прибавил начальник, - они все время разговаривали между собой, но я не понял о чем, хотя разговор и был достаточно громкий".

- Да уж наверное они не шептали, - смеясь сказал майор. - Спасибо за историю, Суинтон, а теперь расскажите нам о носорогах.

- Я охотился однажды с одним грикуа, по имени Гендрик. Кроме нас было еще два или три охотника. Мы ранили прыгуна и, преследуя его, напали на большую черную самку носорога, лежащую в кустах.

- А есть носороги разного цвета?

- Да, есть белые носороги, крупнее черных, но не такие опасные. Но все они тупые и злые. Итак, продолжаю. Гендрик подполз из-за кустов, выстрелил и ранил носорога в переднюю ногу. Носорог поднялся и бросился на нас. Мы все бежали, но один отстал, и животное стало уже нагонять его, но он ловко вывернулся почти из-под рог и отбежал в сторону. Носорог пробежал мимо него, и мы все остались позади. Не теряя времени, мы забрались на ближайшее дерево. Остановившись и не видя своего врага, носорог, прихрамывая, ходил кругом дерева и обнюхивал воздух, стараясь узнать, где мы. Наконец одному из охотников надоело сидеть на дереве, и он предложил нам выстрелить в носорога. "Стреляй, если хочешь, сказал ему Гендрик, только все ружья лежат на земле под деревом". Не долго думая, охотник слез с дерева, достал ружье, подошел к носорогу и, выстрелив, тяжело ранил его в челюсть. Оглушенное животное рухнуло на землю. Думая, что оно теперь убито, мы слезли с дерева и собрались вокруг него. Охотник гордился тем, что убил носорога и хотел уж начать распоряжаться его телом, как тот зашевелился и начал подниматься. Гендрик закричал, чтобы мы бежали изо всех сил, и первый подал пример. Носорог встал и бросился с яростным ревом на человека, который стрелял в него.

Несчастный, видя, что ему не убежать от разъяренного врага, хотел прибегнуть к тому же маневру, благодаря которому только что спасся его товарищ. Он остановился прямо перед носорогом и хотел внезапно отскочить в сторону, чтобы тот пробежал мимо. Но носорог не попался во второй раз. Он зацепил охотника рогом за левое бедро и отрезал ему ногу, как топором, подбросив его высоко в воздух. Когда несчастный упал на землю, он снова бросился на него, распорол ему горло, грудь и живот и снова подбросил в воздух, затем сам грохнулся на землю. Гендрик осторожно приблизился к нему и, заметив, что он еще шевелился, выстрелил и на этот раз добил его окончательно.

- Этакая живучая скотина, - сказал майор, - не всякой пулей прошибешь его.

- Да, большею частью пуля сплющивается о многие части его тела. Но, кстати, я вспомнил один случай, как трусливая гиена справилась с носорогом.

- В самом деле?

- Да, терпение и настойчивость помогли гиене. Носорогу трудно поворачиваться назад, потому гиена и напала на него сзади. Она прокусывала ему заднюю ногу выше связки, пока не перекусила все мускулы. Обессилевшее животное упало на землю, тогда она пожрала его заживо, перегрызая понемногу ноги. Но пока носорог потерял силы и упал, она должна была пройти несколько верст по его кровавому следу. А теперь, если вы думаете, господа, начать завтра охоту с рассветом, то пора идти спать. Доброй ночи.

На рассвете следующего утра, наскоро позавтракав, Александр и майор отправились снова в долину. Суинтон остался препарировать образцы. Когда охотники приехали к долине, над ней расстилался густой туман; пришлось сделать остановку и спуститься только через некоторое время, когда туман рассеялся. В долине, как и накануне, паслось множество разнообразных животных. Но так как главной целью сегодняшней охоты были сернобыки, то надо было высмотреть их среди движущейся массы животных. Охотники стояли некоторое время на возвышенном месте и пристально смотрели вниз. Наконец Омра, зрение которого было острее даже, чем у готтентотов, указал на три сернобыка в противоположном конце долины, под акацией. Тотчас же пришпорили лошадей и поскакали по указанному направлению, разгоняя по пути стада гну, куагг и антилоп. Земля задрожала под топотом многочисленных копыт, как будто ехала громадная кавалерия. Но намеченные животные оставались спокойны, пока охотники не подскакали к ним шагов на триста. Тогда сернобыки, несмотря на свою тяжесть и неповоротливость, пустились в галоп и быстро удалились на порядочное расстояние. Но такая скачка не могла продолжаться долго, и майор с Александром скоро были возле бедных запыхавшихся животных. Их гладкая шерсть приняла сначала голубоватый оттенок, а потом сделалась совершенно белой от пены. Они сбились вместе и стояли неподвижно, тяжело дыша и пугливо озираясь, пока выстрелы не уложили их. Охотники слезли с лошадей и подошли к добыче.

- Какое красивое животное! - воскликнул Александр.

- А они действительно очень велики, - сказал майор. - Посмотрите на этот чудный умирающий взор, разве он не говорит?

- Да, молит о сострадании.

- А ведь эти три зверя весят столько же, как полсотни антилоп, и мясо их, как вы говорите, очень вкусно.

- Ну, что же мы предпримем дальше?

- Пустим вперед лошадей и посмотрим, не набредем ли еще на какую-нибудь дичь.

- Я вижу вдали две или три антилопы, не похожие на тех, которых мы встречали. Как только придут готтентоты и займутся сернобыками, мы поедем туда.

- А вы не думаете, что Суинтону понадобится шкура одного из этих животных?

- Думаю, что нет. Они слишком громоздки. Он говорил, что мы еще много встретим их на пути. Кроме того, он не хотел обременять фургоны, пока мы не оставим Желтую реку и не направимся домой. Теперь, Бремен и Омра, отправляйтесь с нами.

Майор и Александр повернули лошадей и направились к холму, на вершине которого, среди кустарников, бродили животные, похожие на антилоп. Бремен сказал, что он тоже не знает, что это за животные, и майор горел нетерпением сделать сюрприз Суинтону. Остановившись шагах в двухстах от кустов, майор слез с лошади, передав ее Омра, и пошел пешком. Он благополучно прошел через кустарники, не напугав животных, и скрылся из глаз ожидавших его внизу. Не прошло, однако, и пяти минут, как они увидали его поспешно идущим назад.

- Что случилось? - спросил Александр.

- А то случилось, что я еще и теперь не могу прийти в себя от волнения. Я шаг за шагом приближался к антилопам и хотел уже стрелять, когда услыхал треск в двух-трех шагах от себя. Я посмотрел в ту сторону и увидал хвост льва, который на мое счастье был занят антилопами и не замечал меня. Конечно, я не замедлил возвратиться вспять, что вы и видели.

- Что же нам теперь делать?

- Подождите немного, я соберусь с силами. А потом я думаю ударить на льва. Здесь нет Суинтона, чтобы рассуждать об осторожности, а поохотиться на льва я уж давно собираюсь.

- От всего сердца согласен с вами, - сказал Александр. - Бремен, мы хотим напасть на льва.

- В таком случае, сэр, нам лучше будет держаться обычая, принятого на Капе. Повернем лошадей задом к льву, и пусть Омра держит их, пока мы атакуем льва. Стрелять, мне кажется, должен сначала один, чтобы иметь два выстрела в запасе.

- Вы правы, Бремен, - сказал Александр. - Пусть майор первый испробует свое ружье, а мы подождем.

С немалым трудом удалось, наконец, повернуть испуганных лошадей, пока майор выследил снова место, где лежала львица. Животное нацелилось на антилоп и собиралось сделать прыжок. Майор выстрелил, и львица вскочила со страшным ревом, а антилопы разбежались с быстротою ветра. В ответ на рев львицы послышалось глухое рычание с другой стороны кустарников, и тотчас же оттуда выскочил лев и остановился под небольшой мимозой, стоящей не более как на четверть версты от места засады охотников.

- Какое великолепное животное! - вскричал Александр. - Посмотрите-ка, грива-то почти волочится по земле и совершенно черная.

- Мы должны овладеть им! - вскричал майор, вскакивая на лошадь.

Александр, Бремен и Омра последовали его примеру и поскакали ко льву, который стоял под мимозой и как будто с гордой небрежностью смотрел на противников. Видно было, однако, что приближение их неприятно ему, или он был недоволен своею позициею, так как, чем ближе они подъезжали, тем больше он отступал назад. Наконец он остановился на вершине каменистого холма, по бокам которого росли густые колючие кусты терновника.

Охотники слезли с лошадей и приблизились к кустарникам, затем майор выстрелил. Пуля ударилась в камень возле льва, который ответил грозным рычаньем. Майор взял ружье у Омра, снова выстрелил, и снова пуля попала в камень у ног животного. Лев затряс гривой и снова заревел. По его сверкающим глазам и нетерпеливо махающему хвосту видно было, что он готовится к нападению.

- Зарядите снова ружья, - сказал Александр, - а затем предоставьте мне выстрел, майор.

Как только были заряжены ружья майора, Александр прицелился и выстрелил. Пуля перебила переднюю ногу льва, который поднялся с громовым ревом и прыгнул по направлению к охотникам.

- Теперь смелее! - крикнул майор, давая запасное ружье Александру.

Кусты трещали под натиском разъяренного зверя, подходившего все ближе и ближе. Охотники приготовились к встрече. Наконец лев выскочил из кустов, с поднятым хвостом, разметавшейся гривой и блиставшими яростью и местью глазами. Он приблизился к заду одной из лошадей, которая взвилась на дыбы, и отпрянул в сторону, отбросив на некоторое расстояние Омра. Сломанная нога льва подвернулась, и он упал. Только что он стал подниматься, готовясь ко второму прыжку, как выстрел Бремена попал ему в спину. С новым ревом он собирался прыгнуть на целившегося в него майора, но не мог поднять задних ног, так как пуля Бремена пронизала его спинной хребет и парализовала конечности. После нескольких тщетных усилий он упал на землю, и майор прострелил ему голову. Животное еще раза два пыталось подняться и скребло землю когтями здоровой ноги, но скоро вытянулось и издохло.

- Я рад, что это кончилось, Александр, - сказал майор, - здесь было больше волнения, чем удовольствия.

- Надо сознаться, что временами мне становилось жутко, - сказал Александр. - Какой громадный зверь! Я никогда не видал такой великолепной шкуры.

- Она ваша по праву, - сказал майор.

- Нет, потому что вы сделали выстрел, прикончивший льва.

- Так, но если бы вы не переломили ему ногу, он мог бы прикончить кого-нибудь из нас прежде, чем мы прикончили бы его. Нет, нет, шкура ваша. Однако, лошади разбежались, и мы не можем послать за готтентотами. Надо еще освободить из кустарников Омра.

- Люди поймают лошадей и приведут их, будьте покойны, господа, - сказал Бремен.

- А знаете, майор, когда я получил шкуру льва, то мне захотелось получить также шкуру львицы. Мы хорошо кончили бы день, если бы соединили супругов.

- Что же, я не прочь.

- Только надо подождать, господа, пока приведут лошадей, - сказал Бремен. - Трех ружей слишком мало для нападения на льва. Очень опасная охота.

- Бремен прав, Александр, нам не следует рисковать второй раз. Будьте покойны, если бы у льва не была переломлена нога, мы не отделались бы так легко. Посидим здесь, пока не придут готтентоты.

Готтентоты, действительно, увидев бегущих лошадей, догадались, что случилось что-нибудь особенное, поймали их и привели по следам охотников. Они немало дивились смелости, с какой трое человек решились напасть на льва и даже одолели его. Предстоящая охота на львицу очень обрадовала их. Спустив собак, охотники отправились на прежнее место, где майор стрелял в львицу. Но в кустарниках львицы не оказалось, очевидно, она ушла куда-нибудь в другое место. Сваневельд, опытный охотник на львов, выразил мнение, что ее надо искать поблизости от того места, где был убит лев. Пошли по тому направлению и нашли ее в зарослях около мимозы, куда отступил в первый раз лев. Испытанный уже способ с лошадьми пришлось оставить, так как животные были так напуганы, что никакими силами не было возможности повернуть их. Пришлось положиться на себя и на помощь готтентотов. Охотники окружили заросли и пустили в них собак, возвращавшихся оттуда одна за другой с жалобным видом и поджатым хвостом. Готтентоты выстрелили в кусты наудачу, и в ответ на залп оттуда раздался рев. Но львица все-таки не показывалась еще с полчаса.

Наконец, Сваневельд заметил ее по другую сторону зарослей. Он выстрелил и, должно быть, удачно, потому что львица заревела и выскочила с видимым намерением скрыться от противников. Грянул новый залп, и один выстрел ранил ее, вероятно, тяжело, так как она упала на землю, потом поползла к кустам и скрылась.

- На этот раз она получила серьезный удар, - сказал майор.

- Да, сэр, - подтвердил Бремен. - Этот выстрел был для нее смертелен. Но она еще не умерла и может доставить нам много хлопот.

Они поспешно направились к кустам с собаками. Львица продолжала реветь и оставалась на прежнем месте, очевидно, тяжело раненная. Александр и майор берегли выстрелы, приближаясь осторожно к зарослям. Когда они были шагах в двадцати от них, послышался снова рев, и вдруг тело львицы рухнуло из кустов на площадку, почти возле них. Львица сделала последнее усилие подняться, но опять упала и на этот раз осталась неподвижна. Майор и Александр опустили ружья, которые держали наготове.

- Да, - сказал майор, - я больше боялся, когда увидел ее хвост в тех кустах, чем теперь, когда она намеревалась прыгнуть на меня. Я был тогда слишком мало подготовлен к встрече с ней.

- Я в этом не сомневаюсь. Она тоже громадная и будет под пару своему супругу. Если будем живы и приедем в Лондон, я хотел бы набить их обоих и посадить в одну клетку.

- Так и сделайте, а я приду посмотреть, - сказал майор.

- Я надеюсь, что придете, дорогой товарищ. Я рад, что мы убили зверей в отсутствие Суинтона, он непременно убедил бы нас не трогать их.

- И был бы, отчасти, прав, - сказал майор. - Мы с вами очень уж увлекаемся, дружище.

- Пора теперь домой, на сегодня мы сделали, кажется, достаточно.

- Еще бы, - сказал майор, садясь на лошадь, - хватит разговоров на всю жизнь. Теперь поспешим домой и не скажем ничего Суинтону, пока готтентоты не принесут нашу добычу в лагерь.

ГЛАВА XXV

Изумление Суинтона. Разговор. Материнская любовь. Смятение. Встреча с грикусами. Посольство к Мозелекатзи. Пожар. Король Матабили. Ожидания.

- Ну, какова была охота? - спросил Суинтон, когда увидал майора и Александра.

- Очень удачна, - ответил майор. - Мы видели каких-то новых антилоп, очень хотели пристрелить несколько штук, но помешала неожиданная встреча с львицей.

Майор рассказал, как испугался хвоста львицы и поспешил ретироваться.

- Очень рад, что вы были так осторожны, майор. Было бы прямо безумие нападать на львицу с тремя ружьями. А антилоп добыли?

- Да, только эландов, которые, как вы говорите, очень вкусны. Останемся мы здесь на некоторое время или будем продолжать путь вверх по реке?

- Это пусть решает Уильмот, - ответил Суинтон.

- Как хотите, - сказал Александр, - но ведь говорят, что чем дальше идти к северу, тем больше будет попадаться разных диких зверей?

- Да, и мы еще должны встретиться с жирафой, - сказал майор, - которая является теперь главным предметом моих желаний. Я убил носорога и слона, теперь должен убить жирафу. Первых двух можно убить и в Индии, но эту там не найдешь.

- А вам хочется сказать вашим друзьям в Индии, что вы убили животное, которого они не могут убить?

- Разумеется. Зачем же было и ехать так далеко, коли нечем будет похвастаться. Если я скажу, что охотился на носорога и слона и убил их, они ответят: "Это и мы делали". Но если я прибавлю к этому жирафу, то они замолчат. Но вот идут готтентоты с нашей добычей. Идите, Суинтон, оставьте вашу препаровку ненадолго и посмотрите на результаты нашей охоты.

Суинтон отложил шкуру сасаби, которую чистил, и пошел с товарищами к добыче, около которой уж собрался весь караван. Он очень удивился, увидев шкуры и клыки льва и львицы. Но еще больше поразил его майор рассказом о том, как были убиты звери.

- Вы действительно страшно рисковали, - сказал он, - и я рад, что дело кончилось так успешно. Вы правы, что я отговаривал бы вас от такой попытки. Вы, точно два мальчика, воспользовались отсутствием учителя, чтобы напроказить. Но, во всяком случае, хорошо, что это уж сделано, и я надеюсь, что ваше желание убить льва удовлетворено, так что вы не будете больше рисковать без необходимости.

- Конечно, - сказал Александр. - Мы исполнили свое желание, подвергаясь большой опасности, и будем осторожнее на будущее время.

- Прошу вас об этом, - сказал Суинтон. - Подумайте, какое будет несчастье, если мы не все трое вернемся невредимыми на Кап. Но мне никогда не приходилось видеть такой красивой львиной шкуры. Поручите обе мне, я довезу их в порядке до места.

По обыкновению полдень был посвящен готтентотами еде, и они наелись так, что едва могли дышать. Мясо антилоп было признано чрезвычайно вкусным, и его было так много, что уничтожить его сразу было невозможно. Готтентоты унесли в лагерь столько, сколько могли захватить. Вечером скот загнали с пастбища, зажгли костры, и ночь прошла совершенно спокойно.

На рассвете скот пустили еще на два часа на траву, затем впрягли быков и продолжали путешествие, держась, насколько возможно, ближе к реке. Путешественники видели гиппопотамов, с фырканьем вылезающих из воды, но проезжали мимо, не стреляя, чтобы не распугать других животных. Роскошный луг с самыми разнообразными и яркими цветами расстилался перед ними.

- Не правда ли, майор, эта равнина точно покрыта турецким ковром? - спросил Александр. - Какое разнообразие красок!

- Да, но никакого аромата, - возразил майор. - Все эти цветы очень ярки и красивы, но, по моему, одна скромная английская фиалка стоит их всех.

- Согласен с вами, - сказал Суинтон. - Но, все-таки, вы должны признать, что эта страна неописуемо прекрасна. Эти сочные луга, испещренные цветами и сменяющиеся чудными рощами и лесами! Посмотрите на эти алоэ, покрытые коралловыми пучками цветов, что дали бы за них в Англии? А малиновые и лиловые оттенки маков и лилий, перемешанных между собой? Разве это не великолепно? И относительно аромата вы не вполне правы. Ползучие растения, обвивающие те громадные деревья, пахнут очень хорошо. А как живописен виноград, обвивший мимозу! Я не думаю, чтобы райский сад был прекраснее.

- С ним есть сходство и в другом отношении, - смеясь, сказал майор. - Здесь, конечно, водятся змеи.

- Несомненно, - сказал Суинтон.

- Ну, я чувствую истинное удовольствие только в полной безопасности. Если я должен быть все время настороже и смотреть во все стороны, чтобы не наступить на ехидну или избежать нападения кобры, мне не доставляют особенного удовольствия богатые оттенки цветов, скрывающих все эти опасности. И повторяю, дайте мне лучше фиалку и розу Англии, ароматом которых я буду наслаждаться без всякой опасности.

- Я согласен с вами, майор, - сказал Александр, смеясь, - но мы должны сделать уступку Суинтону как естествоиспытателю. Ехидна мила ему, потому что он может увеличить ею свои коллекции. На все эти цветы он смотрит взором ботаника, жаждущего пополнить свой гербарий или набрать луковиц и нагрузить ими свой фургон. Вы также будете удивляться землепашцу, который наслаждается богатой жатвой.

- Или самому себе, наслаждающемуся разнообразием и многочисленностью животных, убитых собственным выстрелом, - прибавил Суинтон, улыбаясь. - Теперь я вас поймал, майор.

- Признаю свое поражение. Но что там такое на реке, позади гиппопотамов?

- Я думаю, что это слон. Но тростник так высок, что трудно различить. Вероятно, стадо слонов купается в реке.

- Остановим караван. Скрип колес разгонит кого угодно, - сказал майор. - Поедем вперед посмотреть, что там такое. Здесь не больше полверсты расстояния.

- Хорошо, - сказал Суинтон. - Омра, принеси ружья и позови Бремена. Что же, майор, это будет настоящая охота или только постреляем мимоходом? Я теперь ясно вижу, что это слоны.

- Думаю, что лучше пострелять мимоходом, потому что для настоящей охоты нужно будет посылать отряд на тот берег, а это выйдет длинная история.

- Я тоже полагаю, лучше пострелять мимоходом, чтобы попугать и рассеять стадо, - сказал Суинтон.

Подъехав ближе к реке, путешественники увидели купающихся слонов, но скоро тростник закрыл их, и было слышно только плесканье. Но, поднявшись немного выше, они ясно различили в реке самок слона с детенышами по обе стороны. Они играли с ними, обливали их водой из хобота и толкали в воду, чтобы научить плавать. Охотники некоторое время молча любовались картиной.

- У меня не хватит духу стрелять в этих бедных животных, - прервал наконец молчание майор. - Материнская заботливость самок и неуклюжие прыжки детенышей так трогательны. Мяса у нас достаточно, а нарушать это семейное счастье из-за одного удовольствия было бы жестоко.

- Рад слышать такие речи, - сказал Суинтон. - Выстрелим в воздух и попугаем их.

- Согласен, - сказал майор, - это переполошит их. И он выстрелил в воздух. Поднялся невообразимый шум и суматоха. Рев и крики слонов, плеск воды, треск кустарников - все соединилось в один хаотический гул звуков. Через несколько секунд все стадо вылезло из воды и взбиралось на противоположный берег, тяжело шлепая по сырой грязи, скользя, падая, наталкиваясь друг на друга в диком смятении. Кустарник так и трещал, ложась под ноги громадных животных, а некоторые кусты летели в воздух, вырванные с корнями хоботами. Среди целого стада самок с детенышами выделялись два громадных самца. Еще несколько минут, и вся беспорядочно двигающаяся масса скрылась в ближайшем лесу, и только треск ломающихся деревьев и кустарников свидетельствовал о том, что стадо еще бежало, стараясь укрыться как можно дальше от невидимого врага.

- Это была великолепная сцена, - сказал Александр.

- Да, живая панорама, которую можно видеть только в Африке.

- Я думаю, что никогда не сделаюсь настоящим охотником на слонов, - сказал майор. - Мне как-то тяжело убивать такое разумное животное, и я чувствую укоры совести, когда вижу его смерть от моей руки. И вместе с тем, мне кажется, что охота за слоном не представляет особенной опасности, если привыкнуть и присмотреться к тому разрушению, которое слон производит вокруг себя своими тяжелыми и неуклюжими движениями.

- Да, если охотники опытны и хладнокровны. Среди голландских фермеров есть несколько знаменитых охотников на слонов. Я знал одного, который, вернувшись с одной удачной охоты, бился об заклад, что он подойдет к дикому слону и вырвет восемь волосков из его хвоста. И он выиграл пари, потому что слон не может видеть, кто идет позади него и с трудом поворачивается. Однако через некоторое время он вздумал повторить попытку, ободренный успехом, но животное случайно повернулось очень быстро и затоптало его до смерти.

Во время разговора подошел Бремен и сказал, что по направлению к востоку видны люди и, по-видимому, тоже с фургонами. При помощи телескопов путешественники убедились в верности сообщения и повернули в ту сторону лошадей, оставив караван идти по берегу реки. Проехав около часу, они приблизились к неизвестным людям, в которых Суинтон тотчас же узнал грикуа, или смешанное племя европейцев с готтентотами. Без сомнения встреча была чрезвычайно дружеская. Грикуа рассказали, что они охотятся здесь за слонами, кваггами и другими животными, за первыми - для добыванья слоновой кости, за последними - для мяса. Их старый фургон был нагружен мясом, нарезанным длинными ломтями и развешанным для просушки. Кроме того, они везли с собой громадное количество слоновой кости, которое уже набрали. Когда путешественники сказали им, по какому направлению идет их караван, грикуа выразили желание привезти к вечеру свой фургон и раскинуть лагерь вместе. После этого путешественники вернулись к своему каравану.

К вечеру грикуа приехали, и оба каравана соединились. Партия грикуа состояла из шестнадцати статных молодцов, вооруженных длинными ружьями, которые были в употреблении среди голландских буров. Грикуа сказали, что они уже два месяца охотятся в этих местах и скоро собираются домой, так как фургон их почти полон. Майор сообщил им о своем намерении поохотиться за жирафами. На это грикуа сообщили, что к югу от Желтой реки жирафы почти не бывают, а чтобы найти их, следует пробраться во владения короля бечуанской страны Мозелекатзи, к северу от реки. Вместе с тем, они не советовали делать этой попытки, не заручившись предварительно позволением короля. Даже и при получении этого позволения поездка в эти места может быть небезопасна.

- Знаете вы что-нибудь об этой особе, Суинтон?

- Да, я слыхал о нем, но не знал, что он распространил так далеко свои завоевания и подобрался к реке.

- Кто он такой?

- Вы слышали ведь о Чаке, короле залусов, завоевавшем всю страну к востоку до Порта-Наталя?

- Да, - отвечал Александр, - мы слышали о нем.

- Так Мозелекатзи, начальник двух или трех племен, вытесняемых врагами, искал защиты у Чаки и сделался одним из главных вождей его воинов. Через несколько времени он поссорился с Чакою, не поделивши завоеванный скот. Зная, что ему нечего ждать милосердия от тирана, Мозелекатзи отделился от него с громадным войском и вторгнулся в страну бечуанов. Здесь он завоевал все племена, увеличил свое войско и скоро сделался таким же страшилищем для окрестных жителей, как Чака. В распределении своих войск он следовал плану Чаки и теперь сделался могущественным властителем, и, говорят, почти таким же тираном и деспотом, каким был сам Чака. Я думаю, что грикуа вполне правы, говоря, что без его позволения было бы опасно проходить через его владения.

- Но, - сказал Александр, - мне кажется, если бы мы отправили к нему послов с подарками, это устранило бы затруднения?

- Возможно. Только бы наши караваны не возбудили его алчность, и он бы не вздумал задержать нас и овладеть им. Во всяком случае, грикуа скорее ответят на этот вопрос.

Грикуа советовали отправить послов в Матабили, столицу Мозелекатзи, чтобы получить разрешение охотиться в стране и просить короля прислать людей для получения приготовленных ему подарков. Таким образом, можно скорее рассчитывать на получение ответа. Уполномоченные короля не замедлят приехать вместе с послами, так как он заинтересуется обещанными подарками. Бремен и трое других готтентотов вызвались отправиться послами. Предложение было принято, и после полудня послы сели на лошадей и переправились через реку. По совету грикуа караван переменил место стоянки и несколько удалился от реки для большей безопасности от львов.

Погода начала меняться. Густые облака собирались и снова исчезали. На следующий день в соседних горах раздавались по временам раскаты грома, и змейки молнии пробегали по всем направлениям. Скоро на окрестных холмах начался дождь.

Сильный ветер рвал холст на фургонах, и с трудом поддерживались ночные костры. Караван стоял в большой долине, покрытой высокой сочной травой. Кругом бродило множество лосей и других видов антилоп. Путешественники пробыли здесь пять дней в ожидании ответа от короля из Матабили. Каждый день они охотились и запасали провизию. В воскресенье, после обычного богослужения, караван был сильно встревожен густым дымом, расстилавшимся по долине вокруг него.

Сваневельд сказал, что, очевидно, поблизости горят луга, и огонь может быстро распространиться, так как ветер усиливался и дул в сторону каравана. Готтентоты и грикуа принялись срывать и вычищать траву вокруг лагеря. К ночи пожар усилился, и пламя было видно из лагеря, но он уже был окружен голой и сырой полосой земли, дойдя до которой огонь должен был остановиться.

Небо было покрыто тучами, и в ночной тишине еще ярче блестело пламя пожара. Ветер с яростью разгонял пламя, и на несколько верст кругом разносился гул от треска и свиста. Все стояли настороже у каравана, следя за движением пламени. Черные тени антилоп мелькали по всем направлениям, делая картину еще более фантастичной. Вдруг разразился страшный гром, и дождь полил потоками. Ветер в ту же минуту успокоился, и после нескольких бурных раскатов грома наступила мертвая тишина, сменившая треск и свист пожара. Проливной дождь потушил последнюю искру огня.

Утро было светлое и ясное. После завтрака путешественники увидали на другом берегу реки своих послов в сопровождении местных жителей. Скоро они переправились через реку и прибыли в лагерь. Уполномоченные короля, из племени матабили, были рослые люди, могучего телосложения и с красивыми правильными лицами. Волосы их были острижены и украшены овальным кольцом, надетым на голову; в мочке левого уха было проделано большое отверстие, в котором торчала маленькая трубка, служащая табакеркой. Вместо одежды на них были пояса с длинными полосами из кошачьих шкурок; вооружены они были дротиками и копьями.

Путешественники приняли гостей очень любезно, поставили перед ними в большом количестве мясо антилоп и наполнили нюхательным табаком их табакерки. Когда матабили удовлетворили свой аппетит и набили ноздри табаком, то сказали через грикуа, которые понимали их язык, что пришли от великого короля Мозелекатзи. Он хотел знать, кто такие путешественники, что им от него нужно, и какие они привезли ему подарки.

Суинтон, которому было поручено вести переговоры, ответил, что они охотники, а не купцы. Приехали они сюда, чтобы посмотреть на удивительную страну, принадлежащую великому монарху и, зная, что в этой стране водятся звери, которых нет в других местах, решились просить позволения монарха поохотиться на них. По возвращении на родину они покажут своим друзьям шкуры убитых зверей и расскажут о чудесной стране и ее великом властителе. Они привезли в подарок королю бусы, медную проволоку, ножи, спички для зажигания огня и табак нюхательный и курительный. Одну часть подарков они дадут тотчас же по получении разрешения, другую, когда будут уезжать отсюда. Прекрасные подарки были разложены перед глазами послов, которые рассматривали их с видимым удовольствием и некоторым изумлением. Затем они сказали, что их повелитель будет очень обрадован, когда увидит все эти вещи, и что он поручил им сказать путешественникам, что они могут совершенно безопасно охотиться в его владениях и убивать животных, какие им понравятся. Возникал теперь вопрос о том, двигаться ли на охоту всем караваном или взять только часть его? Матабили сообщили, что жирафов можно найти в трехдневном расстоянии отсюда. Переправляться через реку со всеми фургонами они не советовали; по их мнению, нелегко будет перевезти через реку даже и один, не особенно нагруженный, фургон. Грикуа были согласны с этим мнением, и потому было решено взять на охоту фургон Александра и пятнадцать пар быков. Несколько грикуа, Сваневельд, Омра и Магомед должны были сопровождать охотников. Бремен, готтентоты и остальные грикуа оставались здесь с тремя фургонами до их возвращения.

Такое распределение вполне соответствовало желанию готтентотов. Им вовсе не улыбалась мысль идти в страну матабили, а здесь они могли прожить спокойно, обеспеченные провизией. В фургон Александра были сложены постели и все необходимое для путешествия, все остальное было перенесено в другие фургоны. Затем были отобраны лучшие быки и восемь самых быстрых лошадей. На следующее утро матабили указали лучшее место переправы через реку, и скоро охотники были на противоположном берегу.

В продолжение первого дня путешествия вид страны не менялся - кругом расстилались все те же роскошные луга, испещренные разнообразными яркими цветами. Такое же обилие встречалось всяких видов антилоп. Местные жители приставали к каравану и требовали, чтобы охотники убивали для них разных животных. Когда их требования делались слишком назойливы, матабили, сопровождавший охотников, начинал грозить им своим царем, и они тотчас же удалялись. Путешественники оделяли всех табаком и дичью и ехали довольно спокойно. Предательства матабилей они не боялись, так как были хорошо вооружены и, вместе с бравыми грикуа, могли отразить даже довольно многочисленное войско дикарей. Как бы то ни было, останавливаясь на ночь, они принимали все меры предосторожности. Фургон ставили непременно среди открытого места, чтобы избежать неожиданного нападения, и всю ночь кругом горели громадные костры.

Так проехали они уже более двух дней и к вечеру третьего дня были на обширной равнине, с несколькими развесистыми мимозами, окаймленной рядом невысоких холмов. Матабили сказал, что здесь они найдут жирафов, и майор в нетерпеливом волнении не отнимал телескопа от глаз, пока не стемнело. В надежде на интересную охоту, путешественники осмотрели ружья, зажгли костры, расставили стражу на ночь и, поручив себя воле Провидения, скоро уснули в своем фургоне.

ГЛАВА XXVI

Охота за жирафами. Предполагаемое отступление. Предательства Предательские замыслы разрушены. План Омра. Надежды на воду. Разочарование.

Ночью не случилось ничего, за исключением того, что к лагерю подошли три льва и разбудили грикуа. Утром впрягли быков, оседлали лошадей и приготовились к охоте. Но в продолжение почти всего дня встречалось очень много разных животных, и не было видно ни одной жирафы. После полудня, проезжая мимо группы мимоз, охотники напали на носорога, который едва не погубил лучшую лошадь Александра, но грикуа уложили его залпом из своих ружей. Это было громадное животное, но не из черных свирепых носорогов, а из тех, которых называют белыми. За последние два дня охотники встречали также гну не той породы, которую они видели до сих пор. Суинтон назвал их пятнистыми гну. К вечеру сопровождавший их воин матабили указал на мимозу в отдалении, делая знаки, что там есть жирафа.

- Я ничего не вижу, - сказал майор. - Может быть, вы видите, Александр? Он указывает на мимозу, рядом с которой стоит пень и больше ничего. А, теперь я начинаю различать. То, что я принимал за пень, двигается. Это должно быть шея жирафа. Спустите собак, Сваневельд! - вскричал майор и поскакал к мимозе, сопровождаемый Александром и Омра на запасной лошади. Через минуту или две жирафа была видна совершенно ясно около мимозы, и затем она припустилась бежать неуклюжим, тяжелым галопом. Однако этот неуклюжий галоп скоро оставил позади лошадь майора. Животное мчалось с поразительной быстротой, его длинная лебединая шея наклонялась к ногам, а черный хвост крутился над спиной.

- Вперед, Александр! - кричал майор. - Если существуют на свете семимильные сапоги, то у этой бестии их две пары. Он летит, как ветер. Но долго он такой скачки не выдержит, будьте покойны, наши лошади в лучших условиях, чем он.

Александр и майор ехали рядом полным галопом. Но вдруг лошадь майора споткнулась и упала через страуса, который сидел на гнезде. Лошадь Александра тоже споткнулась и последовала примеру товарки. Таким образом, лошади и всадники очутились на земле среди страусовых яиц, а страус удирал со всех ног за жирафой.

Встав на ноги и взяв под уздцы лошадей, охотники оглянулись кругом, но жирафы уже и след простыл, и на всем пространстве ничего не было видно, кроме мимоз. Между тем Омра подбирал ружья и хохотал самым непочтительным образом. Майору и Александру не оставалось ничего больше делать, как присоединиться к его компании. Ни седоки, ни лошади не потерпели никаких повреждений при падении.

- Ваш первый опыт охоты за жирафой был очень удачен, - сказал, смеясь, Суинтон, когда они, несколько сконфуженные, вернулись в лагерь.

- Да, мы оба сделали хороший прыжок, - сказал Александр. - Во всяком случае у нас есть хоть страусовые яйца на ужин, все же лучше, чем ничего. Скоро стемнеет, и нам надо приготовляться к ночи, не правда ли?

- Я хотел это предложить, - сказал Суинтон.

- Приходилось вам когда-нибудь охотиться за жирафами, Суинтон? - спросил Александр во время приготовления ужина из страусовых яиц.

- Никогда, - возразил Суинтон. - Я встречал их довольно часто в стране намана, но не убил ни одной. Но все-таки я припоминаю одну историю, рассказанную мне о жирафе. Я, может быть, не поверил бы ей, если бы сам не видал останки льва. Вы ведь знаете, какие длинные и крепкие шипы у мимозы или верблюжьего дерева, как называют его голландцы за то, что жирафы питаются его листвой? И помните, что ветви этого дерева распускаются одна над другой, как зонтики? Один из начальников сообщил мне, что он был свидетелем, как лев напал на жирафу. Лев всегда вспрыгивает на голову или на шею жирафе и едет на ней верхом, пока не загрызет ее. Жирафа мечется со своим седоком, и иногда ей удается сбросить его и спастись. Я сам видел на шее убитых жираф следы зубов и когтей льва. И в этом случае лев прыгнул на жирафу, но жирафа в ту же минуту сделала крутой поворот, и лев от сильного толчка упал спиной на ветви мимозы. Ветви, конечно, не сдержали бы тяжести громадного зверя, но шипы вонзились в его тело и держали его в том положении, в каком он упал. Он не мог освободиться и издох на дереве. Мне показывали - потом его тело на ветвях мимозы как доказательство правдивости рассказа.

- Это действительно больше похоже на чудо, - заметил майор, - но раз вы видели, значит, так и было. Я надеюсь, что завтра мы будем счастливее в нашей охоте.

- Я получил некоторые известия от Сваневельда, - сказал Суинтон, - которые очень обеспокоили меня. И теперь я думаю, что чем скорее мы отсюда уедем, тем будет лучше. Дело в том, что король матабилей не предполагал, что в нашем караване находятся грикуа, и еще менее предполагал, что грикуа осмелятся вместе с нами войти в его владения. Вам может быть неизвестно, что Мозелекатзи смертельный враг грикуа, с которыми у него было несколько серьезных столкновений. Вследствие всего этого наше положение здесь далеко не безопасно.

- Почему же грикуа не предупредили нас? - спросил Александр.

- Потому что они не особенно заботятся о матабили и были, вероятно, даже очень довольны попасть в их страну. Но, будьте уверены, как только король узнает о том, что они здесь, то сочтет нас всех за шпионов и пошлет войско, чтобы перерезать.

- Говорили вы с грикуа?

- Да, но они смеются и говорят, что не побоятся пойти даже в столицу матабили к самому королю Мозелекатзи.

- Да, они очень смелы и прекрасные товарищи в путешествии, но мы-то вовсе не желаем сражаться с дикарями, - заметил майор. - Но знает ли наш проводник матабили о том, что с нами грикуа?

- Нет. Он считает их за капских жителей, которых мы привели с собой. Но я предполагаю, что он только притворяется, что не знает; готтентоты, вероятно, уж рассказали ему все. Сваневельд говорит, что первого матабили, которого мы встретили, он послал, конечно, гонцом к королю. Поэтому нам нужно отсюда убираться, как можно скорее.

- Я вполне согласен с вами, Суинтон, - сказал Александр. - Завтра мы еще поохотимся за жирафами и, если майору удастся наконец убить хотя одну, навострим лыжи домой. Ведь если король пошлет на нас свои полчища, мы не долго выдержим атаку. А теперь пора спать.

На следующее утро путешественники встали очень рано, оставили фургоны на месте, сели на лошадей и отправились на поиски жирафов. Верст пять или шесть проехали они по низменной равнине и, наконец, увидали стадо жираф, столпившееся около мимозы и обрывающее ее листья. Они сделали большой обход, чтобы повернуть животных и выгнать на равнину. Жирафы пустились бежать сначала с обычной быстротой, но скоро стали замедлять ход, потому что в стаде были маленькие отстававшие и задерживавшие все стадо. Пробежав около трех верст, животные стали бежать заметно медленнее, и охотники скоро догнали их. Александр выстрелил и ранил самку, которая была позади. Майор гнался с собаками за большим самцом, который, наконец, остановился под мимозой, с яростью лягая собак. Майор прицелился и уложил его с одного выстрела. Однако, он встал еще и прошел несколько шагов, но потом снова упал и больше уж не двигался. Самка, раненная Александром, тоже была добита вторым выстрелом.

- Я убил жирафу, - сказал майор, стоя около мертвого самца. - Я сделал для этого, может быть, слишком большое путешествие и прошел через большие опасности, но, в конце концов, исполнил свое желание. Что делать, каждый из нас склонен делать безумства и часто из-за пустяков рискует жизнью. Во всяком случае мое желание исполнилось, цель моего путешествия достигнута, я убил жирафу, и теперь мне все равно, когда возвращаться домой.

- Вам не придется хвастаться передо мной, - сказал, смеясь, Александр, - потому что я тоже могу сказать, вернувшись в Англию, что я убил жирафу. Но, по расчетам Суинтона, нам придется еще убить и матабили, если мы замедлим с отъездом отсюда, а этого я уж вовсе не жажду. Поэтому мы все заинтересованы теперь скорейшим возвращением на Кап.

Так как они были недалеко от фургона, то быстро вернулись к нему и послали грикуа за мясом убитых животных. Суинтон отказался от шкур, так как у него был уж образец, полученный им в стране намана, и притом они были слишком тяжелы для фургона. На обратном пути путешественники разговаривали с грикуа, которые признали вполне возможным, что король матабили имеет намерение перерезать путешественников и овладеть караваном. Страха они при этом не выразили, хотя охотно согласились отправиться в обратный путь, не откладывая. Ночью приехал посол к начальнику матабилей, сопровождавшему охотников. Конечно, им не было сообщено о привезенных им известиях, вследствие чего подозрения относительно предательства усилились. Когда на следующее утро стали запрягать быков и собираться в обратный путь, начальник стал отговаривать путешественников, убеждая их пробраться дальше вглубь страны, где они встретят очень много всяких диких зверей. Он говорил также, что король будет очень недоволен, если они уедут из его владений так скоро, и что он будет очень огорчен, если не увидит их. Но путешественники не уступили и поспешно двинулись в обратный путь. Матабили немедленно отправили посла назад. Ночью он снова убеждал не возвращаться, говоря, что король будет сердиться и на него за то, что он не сумел удержать путешественников. Но так как и грикуа были убеждены теперь в предательстве матабили, обратный путь продолжался без замедления, и только по пути стреляли лосей, чтобы пополнять запасы провизии. На третий день вечером караван был уже на берегу Желтой реки. Оставалось еще не меньше двух часов до темноты, и, несмотря на уговоры матабили переночевать на этом берегу, было решено перебраться на другую сторону. До наступления ночи оба каравана уже соединились на прежнем месте.

Грикуа сказали, что из желания матабили удержать их на том берегу реки можно заключить, что войско будет здесь ночью или завтра утром, и потому необходимо быть наготове, хотя вероятно войско и не решится сделать нападение без дальнейших распоряжений, так как караван не находился больше во владениях короля. Были сделаны все приготовления: грикуа и готтентоты были в полном вооружении, костры горели и четверо часовых ходили вокруг лагеря. Когда стемнело, было замечено, что матабили скрылся, что окончательно подтвердило подозрения.

- По моему мнению, - сказал майор, - следовало бы уйти отсюда потихоньку. Наши быки настолько отдохнули, что свободно могут пройти до завтрашнего вечера. Воспользуемся темнотой и уйдем отсюда. Луна взойдет не раньше двух часов утра, а к этому времени караван будет уж верст за пятнадцать. Александр, я и Бремен останемся здесь с лошадьми, пока не взойдет луна, чтобы посмотреть, не скрываются ли где-нибудь враги. К рассвету мы догоним караван. Кроме того, мы будем поддерживать все время костры, чтобы враги думали, что караван еще здесь, и не стали преследовать.

- А также и для того, чтобы удержать на почтительном расстоянии львов, которые тоже не принадлежат к числу наших друзей, - сказал Александр.

- Мне кажется, что это прекрасный план. Только почему не оставить здесь больше людей? И у нас, и у грикуа вполне достаточно лошадей.

- Да, нужно поговорить с грикуа.

Грикуа также одобрили план. Шестеро из них решили присоединиться вместе со своими лошадьми к Александру и майору, то же сделали Сваневельд и еще двое готтентотов. Таким образом, составился отряд из двенадцати всадников в полном вооружении. Остальной караван быстро приготовился в путь и отправился под предводительством Суинтона, по направлению к югу, через пустыню, а не по берегу реки, как шел раньше.

Направление это было принято из опасения встречи с матабили, хотя, конечно, на этом пути предстояли большие трудности, вследствие недостатка воды и корма для скота. Когда караван ушел, оказалось, что Омра запасся лошадью и ружьем и остался на месте. Так как он всегда мог быть полезен, то его самовольство не вызвало никакого замечания со стороны старших. Через полчаса фургоны скрылись из виду, и шум их колес не был уже более слышен.

Привязав лошадей за кострами, оставшиеся расположились около них и все время наблюдали за берегом реки. Некоторое время ничего не было видно. Но через час показался месяц, и когда он поднялся выше, сидящие у костров заметили отряд людей, приближающийся к берегу. Луна освещала их белые щиты. Подойдя к реке, они сели на берегу, не производя никакого шума. Через некоторое время подошел второй отряд с черными щитами, и присоединился к первому.

- Наши подозрения оправдались, - сказал майор. - В этих двух отрядах не менее тысячи человек. Но что нам теперь делать? Оставаться здесь или ехать за караваном.

- Я не знаю, что будет лучше, - возразил Александр. - Посоветуемся с Бременом и грикуа.

- Если мы сейчас уедем, - сказал Бремен, - костры скоро погаснут, и у них явится подозрение, что караван ушел. Они отправят, конечно, разведчиков. Убедившись, что нас нет, они могут начать преследование и отнять фургоны. Если же мы останемся здесь и будем до рассвета поддерживать костры, фургоны успеют уйти на большое расстояние.

Грикуа держались того же мнения, и было решено оставаться здесь до рассвета.

- Но, - спросил Александр, - уйдем ли мы раньше, чем они нас заметят, или дадим им увидеть нас?

Грикуа ответили, что будет лучше, если враги увидят их и узнают, что костры поддерживались только, чтобы обмануть их, а фургоны уехали и, вероятно, теперь уж далеко.

С этим все согласились и весь остаток ночи продолжали зорко следить за врагами. Месяц освещал тот берег и собравшихся на нем матабилей, лагерь же наших путешественников был в тени, так что враги могли видеть только пламя костров. Незадолго до рассвета было слышно, что кто-то приближается к кострам. Все взялись за ружья и приготовились уже стрелять, когда увидали Омра, который незаметным образом прокрался к реке, чтобы следить за врагами.

Едва переводя дыханье от быстрого бега, он сообщил, что несколько матабилей переправились через реку, шестеро должны были быть уже на берегу прежде, чем он успел прибежать сюда. Он указал на группу деревьев саженях в пятидесяти от них. Здесь уже были, вероятно, по его мнению, враги.

- Тогда лучше садиться на лошадей и ехать, - сказал майор. - Мы можем осторожно проехать к лесу позади лагеря и, скрывшись там, следить за ними.

Совет был принят. Все сели на лошадей, подбросив больше топлива в костры. Они скрылись в лесу, который находился на таком же расстоянии от лагеря, как группа деревьев, за которой должны были находиться матабили.

Едва успели они въехать в лес, как матабили вышли из-за деревьев и были видимо очень удивлены, не найдя фургонов в лагере. Подозревая обман, они вышли из засады. Затем они подползли на четвереньках к лагерю и, убедившись, что у костров никого нет, встали на ноги один за другим. После минутного совещания двое были посланы обратно за реку, чтобы сообщить сведения войску, а двое других стали осматривать кругом лагеря. Александр и майор со своим отрядом оставались пока в лесу, намереваясь проехать через него около четверти версты и затем уж выехать в открытое место и направиться к югу по следам каравана.

Через несколько минут совершенно рассветало, и они заметили, что все войско матабили переправилось через реку.

- Они намерены преследовать нас, - сказал Александр.

Омра указал на берег реки по тому направлению, откуда шли вагоны к лагерю, и сказал:

- Когда ехать - надо ехать прежде той дорогой - там следы фургонов, по следам фургонов.

- Мальчик прав, - сказал майор. - Когда выедем из леса, надо будет ехать по направлению реки, там, где ехали фургоны, по их следу. А когда можно будет скрыться за холмом или за деревьями, то изменить направление к югу и догонять фургоны.

- Да, - сказал Александр, - они, вероятно, пойдут по прежним следам фургонов, по берегу реки, особенно, если увидят нас на этой дороге. Но вот они уж на берегу, нам пора ехать.

- Совершенно верно, - подтвердил майор. - Теперь покажемся им, и затем давай Бог ноги.

Войско матабили было в нескольких саженях расстояния от лагеря. Было уж совершенно светло. С своими белыми и красными щитами и короткими копьями войско имело грозный вид.

Времени терять было некогда, отряд выехал из леса и показался на берегу реки, встреченный диким воем врагов, которые тотчас же бросились вдогонку. Майор распорядился, чтобы не было ни одного выстрела, так как оба они с Александром не хотели проливать ни капли крови без необходимости. Он махнул рукой, и все, повернув лошадей, помчались по берегу реки, по следам фургонов.

Проскакав с четверть версты, они придержали лошадей и оглянулись назад. Матабили преследовали их с возможной быстротой, но, конечно, отстали довольно далеко, так как были пешие. Как только они приближались немного, отряд мчался галопом и снова оставлял их далеко позади. Так проехали они около четырех или пяти верст, и матабили шли все время по следам фургонов, когда впереди показалась группа деревьев. Здесь можно было изменить направление, не будучи замеченными. Отряд снова помчался галопом вперед и скрылся за деревьями. Здесь всадники изменили направление и повернули в ту сторону, где должны были пройти ночью фургоны.

Около двух верст они проехали лесом и затем с удовольствием посмотрели на матабили, которые продолжали идти по следам фургонов на берегу реки. Подождав еще с полчаса, они выехали и поехали в противоположную сторону догонять свой караван.

- Я думаю, что мы больше уж не встретимся с ними, - сказал майор. - Они все время будут идти по следам фургонов, как совершенно верно предсказал наш маленький хитрец Омра.

- Он очень умный мальчик, - заметил Александр, - и неоценим в путешествиях по здешним странам.

- Я попрошу Суинтона уступить его мне, - сказал майор. - А замечаете вы, Александр, как изменилась здесь местность?

- Да, - ответил Александр, - чем дальше мы подвигаемся, тем бесплоднее и безжизненнее становится кругом.

- При удалении от рек исчезает здесь почти всякая растительность. Время дождей здесь очень неопределенно, по словам Суинтона. Могут лить дожди в продолжение трех месяцев, но теперь на них трудно рассчитывать. И большую часть дождей привлекают горы, а в долинах их не бывает иногда в продолжение целого года.

- Долго ли придется нам ехать без воды? - спросил Александр.

- Суинтон говорил, что вода может быть в реке, которая течет приблизительно в шестидесяти верстах от того места, где мы были прошлую ночь. Если же там не окажется, то придется идти еще около тридцати верст до другой реки. После нее мы будем пользоваться долгое время водой из озер, которые в ближайшее время года должны пополняться дождями.

Отряд проехал еще около семи или восьми верст прежде чем напал на след каравана. Тогда всадники решили дать отдых измученным лошадям и поехали легкой рысцой. К вечеру они увидали на небольшом расстоянии караван, перешедший уж через пересохшее ложе реки Соленой. Целый день лошади пробыли без корма и воды, и потому были страшно изнурены, когда отряд присоединился к каравану. Быки также были очень утомлены, так как сделали почти пятьдесят верст со вчерашнего вечера.

Местность становилась все более и более каменистой и бесплодной. Скудная растительность попадалась изредка, но ее было слишком мало, чтобы удовлетворять голод животных, воды же не было вовсе. В продолжение дня встретилось несколько зебр и страусов, все другие животные исчезли. Конечно, не было совершенно деревьев, так что не было и топлива для костров. Прежнего запаса едва хватало на то, чтобы варить пищу и зажарить двух овец, которых убили к ужину. Но не было также и львов, потому ночь прошла спокойно. Утром грикуа расстались с путешественниками под предлогом, что их быки и лошади были слишком изнурены для перехода через пустыню. Они хотели проехать прямым путем к Желтой реке и вернуться по ее берегу. Путешественники снабдили их оружием, и они запрягли быков в старый фургон и поехали к западу.

Караван держался теперь ближе к юго-западу, проходя по бесконечным равнинам, покрытым местами яркими цветами, среди которых путешественники находили мелких земных черепах. Около полудня, после девяти часов утомительного пути по жаре, они набрели, наконец, на небольшое болотце с зловонной водой, которой напоили животных и даже напились сами за неимением лучшей. Вблизи болотца они нашли нескольких диких животных и убили трех гну для пополнения запаса провизии. Небольшое количество хвороста, запасенное в фургоне, ушло на топливо для приготовления ужина.

Обильная роса выпала ночью и утром, и до восхода солнца окрестности были окутаны густым туманом. Когда туман рассеялся, путешественники заметили стада куагг по всем направлениям, но довольно далеко от каравана. Снова впрягли быков и продолжали путешествие. Равнины были покрыты травой и множеством цветов всех оттенков и походили на громадные цветущие сады.

- Как это странно! - заметил Александр. - Почва покрыта травой и цветами там, где нет ни дождей, ни воды.

- Обильные ночные росы дают им питание, - сказал Александр, - а по временам здесь бывают и дожди.

Ряды деревьев по направлению к югу заставили думать путешественников, что они приближаются к какой-нибудь безымянной речке, усталые быки ускорили шаги. Но к великому их разочарованию ложе реки совершенно пересохло, и даже в углублениях не было ни капли воды. Несчастных быков выпрягли, и они жадно вдыхали воздух и лизали влажную землю, не получая облегчения. Воды не было уже ни в одном бочонке, и не было надежды найти ее раньше, как за двадцать пять или за тридцать верст отсюда в реке Вете. Два быка пали, лица готтентотов были удрученные и мрачные. Путешественники чувствовали, что их положение становится все более и более затруднительным.

Пока они искали воды, роя землю по всем направлениям, небо стало покрываться тучами, заблестела молния, и загремел гром в отдалении. Лица всех озарились надеждой, все предвкушали наслаждение, ожидая проливного дождя, даже скот, казалось, сознавал, что близко облегчение. Весь день собирались тучи, и блистала молния. Пришла ночь, но дождя не было. Поднялся ветер и меньше чем в час разогнал тучи. Заблистали звезды на очистившемся небе, и тяжелое разочарование омрачило еще больше души путешественников.

ГЛАВА XXVII

Продолжение путешествия. Лошади и быки разбегаются. Преследование. Надежды и опасения. Караван потерян. Возрастающая жара. Мужество Омра. Временное облегчение. Отчаяние. Вода, наконец, найдена. Сигналы Суинтона.

Тучи рассеялись, и вместе с ними рассеялись надежды на облегчение; путешественники молча сидели, и каждый думал свою грустную думу.

- Оставаться здесь бесполезно, - сказал наконец майор. - Если мы не пойдем дальше, то погибнем наверное. Впряжем быков и будем ехать всю ночь. Животным будет легче на ходу, и люди будут менее склонны предаваться мрачным размышлениям о своем несчастии. Теперь они ничем не заняты, потому жалуются друг другу на свою судьбу и усиливают безотрадное настроение. Теперь девять часов, будем ехать вперед, пока хватит сил.

- Я согласен с вами, майор, - сказал Александр, - а как вы думаете, Суинтон?

- Я тоже думаю, что так будет лучше. Надо разбудить народ. Все равно спать нельзя, потому что сюда уж доносится рев львов, а нам нечем поддерживать костры.

- Скрип фургонных колес все-таки может держать их в некотором отдалении, - сказал майор.

Разбуженные готтентоты, сонные и недовольные, стали запрягать быков. Сон был их главным прибежищем и утешением во всяком несчастии, при голоде и жажде. Запрягли быков и отправились в путь. Но не успел караван пройти несколько верст, как рев львов, подошедших совсем близко, так напугал лошадей и быков, что они все, кроме запряженных, быстро помчались по направлению к северу.

Александр, майор и Омра, ехавшие на лучших лошадях, бросились за ними вдогонку. Александр просил Суинтона ехать дальше с караваном, пока они пригонят скот. Они мчались так быстро, как только могли нести их лошади, но свободные быки и лошади бежали вперед еще с большей быстротой, как будто львы гнались за ними по пятам. Было так темно, что всадники решительно ничего не видели перед собой и ехали по направлению, откуда слышали стук копыт убегающего скота. Проехав верст пять или шесть, они потеряли всякие признаки его и остановили измученных коней.

- Надо возвращаться назад, - сказал Александр, - животные могут обежать кругом.

- Пожалуй, - согласился майор, - только я сойду с лошади; она вся дрожит, пусть отдохнет немного. Советую и вам обоим сделать то же.

- Облака снова собираются, - сказал Александр. - Может быть, мы не потерпим разочарования во второй раз.

- Да, вон и молнии сверкают на горизонте, может быть, Бог поможет нам в нашем несчастии.

Лошади задыхались от жажды и усталости. Прошло около получаса времени, прежде чем путешественники решились снова сесть на них, чтобы присоединиться к каравану. Тучи закрыли все небо, и упало уже несколько капель дождя.

- Слава Богу! - вскричал Александр, поднимая кверху лицо и с наслаждением ощущая влагу. - Теперь надо возвращаться.

Они сели на лошадей и поехали, но в темноте потеряли дорогу и сами не знали, куда ехали, вправо или влево. Но это не особенно заботило их, мысли их были поглощены так страстно ожидаемым дождем. Более трех часов испытывали они муки Тантала, прислушиваясь к грому и смотря на вспыхивающую молнию, но, кроме нескольких капель, упавших с неба, не дождались ничего. Надежды снова сменились тяжелым разочарованием. Перед рассветом тучи опять разошлись, и при свете звезд путешественники заметили, что едут по направлению к северо-востоку.

Они, молча, изменили направление. Утомление и безнадежное отчаяние снова овладели ими. Все невообразимо страдали от жажды, и жаль было смотреть на несчастных лошадей, которые шли с понурыми головами и высунув сухие языки. Наступило утро, и не было видно никаких признаков каравана. Густой туман поднимался от земли, и путешественники надеялись, что, когда он рассеется, им легче будет найти дорогу. Но, увы! Они увидали все ту же однообразную местность, все тот же ковер цветов без запаха. Солнце было уж высоко, и жара возрастала. Во рту все пересохло, язык прилипал к небу. Они медленно и безмолвно ехали по пестрому лугу, и ни одного деревца, которое указало бы на близость реки, не видно было на горизонте.

- Это ужасно, - сказал наконец Александр, с трудом выговаривая слова.

- Мы, вероятно, погибнем, - сказал майор, - но все-таки не будем терять надежды на Бога.

В эту минуту маленький Омра, бывший позади них, подъехал к ним и, предлагая им готтентотскую трубку, которую он закурил, сказал:

- Курите... Будет не так плохо.

Александр взял трубку и, затянувшись несколько раз, почувствовал, действительно, что-то вроде облегчения. Он передал трубку майору, который последовал его примеру и тоже почувствовал себя несколько лучше.

Они продолжали ехать по направлению к югу, но жара так усиливалась, что делалась почти невыносимой. Наконец, лошади остановились. Всадники сошли и медленно погнали перед собой лошадей по цветущему лугу. Начались миражи, которые мучили их еще больше. Один раз Александр вдруг просиял и молча, так как не мог говорить, указал вперед, где он видел фургоны. Все бросились в ту сторону и нашли только куаггу, которую они приняли за фургон. По временам им казалось, что они видят озера в отдалении, и они спешили туда. Потом они видели реки и острова, покрытые сочными лугами, и снова возвращались назад в тяжелом разочаровании. Все это было результатом необыкновенной прозрачности воздуха и отражения лучей солнца в душной равнине. Что дали бы несчастные путешественники за какой-нибудь куст, который дал бы им защиты от палящих лучей солнца! Им казалось, что на головах их лежат раскаленные уголья, и мысли их путались. Несчастные лошади шли шагом, слегка подгоняемые Омра, который страдал как будто меньше других. Время от времени он давал трубку то Александру, то майору, но, в конце концов, и она перестала облегчать их страдания. Наконец, солнце стало постепенно опускаться, лучи его становились менее отвесны и не жгли так ужасно. Мысли путешественников начали приходить в порядок.

Ночью они сели рядом с лошадьми и измученные усталостью и жаждой впали в беспокойное забытье. Сны рисовали им те же мучительные картины, какие рисовал им днем мираж. Они видели себя в земном раю, слышали чудную музыку, переходили от источника к источнику, утоляли жажду и отдыхали на свежей, душистой траве. Но потом все это исчезло, и начинались кошмарные видения палящего солнца, бесплодной пустыни и мучения голода и жажды. Часа через два беспокойный сон был нарушен ревом льва, который был, по-видимому, очень близко.

Они открыли воспаленные глаза, и все тело их горело, как в огне. Омра стоял около них и держал лошадей, которые пытались бежать. Только второй рев льва привел их в себя. При ослепительном блеске звезд они увидали его шагах в ста от себя. Омра вложил уздцы лошадей в их руки и отвел их в противоположную сторону. Они машинально повиновались мальчику, не замечая даже, что он сам не следовал за ними. Через некоторое время послышался снова рев льва, и вслед за ним раздался крик лошади, очевидно, сделавшейся его жертвой. Оба вздрогнули, и, оставив лошадей, поспешили с ружьями на помощь Омра, отсутствие которого только теперь заметили. На полпути они встретили мальчика, который тихо сказал:

- Льву нужна была лошадь, а не маленький бушмен.

Они остановились на несколько секунд, но крики бедного животного и хрустение костей слишком тяжело было слышать. Это заставило их поспешить к оставшимся лошадям, которые стояли неподвижно, точно парализованные страхом.

Пройдя около часу вместе с лошадьми, путешественники остановились у небольшого скалистого холма и снова легли, не будучи в состоянии идти дальше или соображать что-нибудь. Даже рев льва не мог бы поднять их теперь, и, может быть, им было бы легче, если бы зверь пришел и прекратил их мученья. Но вдруг другой звук, более нежный, поразил тонкий слух Омра. Он толкнул Александра и приложил палец к губам, предлагая прислушаться.

Прислушавшись еще некоторое время, Омра сделал знак майору и Александру, чтобы они следовали за ним. Звук, услышанный Омра, был кваканье лягушки, которое свидетельствовало о близости воды. Фырканье лошадей подтверждало предположения. Омра пошел через ближайшие утесы, спускаясь все ниже и ниже, все время прислушиваясь к повторяющемуся кваканью лягушки. Наконец, он увидал отражение звезд в небольшом озерце. Он указал на него Александру и майору. Они припали к земле и пили, пока не утолили жажду, толкая Омра, чтобы он делал то же. Но мальчик, который спас им жизнь, только после них утолил свою жажду. Затем они поспешили к лошадям и привели их к воде. Бедные животные с жадностью пили, отходили и снова возвращались, чтобы пить. Все делали то же, и никому не хотелось уходить от воды. Александр и майор хотели лечь здесь же, но Омра отговорил их.

- Нет, нет, - сказал он. - Лев придет сюда пить. Опять на скалу и там спать. Я приведу лошадей.

Нельзя было не послушаться разумного совета. На вершине утеса путешественники легли спать и проспали спокойно до рассвета.

Проснувшись, они почувствовали себя освеженными и мучились теперь только голодом, которого не замечали при мучениях жаждой. Омра тоже спал, а лошади паслись в нескольких шагах от них на траве.

- Мы должны благодарить Бога и этого мальчика за наше спасение, - сказал майор. - Мы были более дети, чем он, в эту ночь, и он оберегал нас. Я не мог говорить вчера, и вы также не могли, но оба мы понимали, что, пожертвовав лошадью, он спас нам всем жизнь.

- Он дитя пустыни, - сказал Александр, - он вырос среди львов и привык быть изобретательным при самых крайних положениях в жизни. Но мы все еще в пустыне и потеряли наших товарищей. Что нам делать? Будем ли мы продолжать разыскивать караван или направимся прямо к западу, где можем встретиться с ними у реки?

- Мы поговорим об этом потом, - возразил майор, - а теперь пойдем опять напиться, и затем я постараюсь подстрелить что-нибудь, чтобы поесть. Теперь меня мучает голод почти так же, как мучила жажда.

- Меня тоже, и я пойду с вами. Только нужно быть осторожнее около воды, чтобы не повстречать нашего неприятеля.

- Да, лев, пожалуй, тоже захочет закусить, - сказал майор.

По дороге к воде путешественники увидали голову антилопы за верхушкой утеса. Майор выстрелил, и животное упало. В ответ на выстрел раздался страшный рев, три льва выскочили из-за утеса и легким галопом побежали вниз на долину.

- Оба наши предположения оправдались, - заметил Александр, когда они подошли к убитой антилопе. - Но как приготовим мы мясо?

- Может быть, удастся набрать хоть немного сухих сучков на костер. А вон идет и Омра. Возьмем нашу добычу, напьемся и вернемся к нашей стоянке.

По дороге они встретили еще несколько крошечных лужиц, вода которых была для них целительным нектаром прошлую ночь. Теперь они прошли мимо них, потому что имели в виду воду из чистого озерца.

Омра стал собирать сухие растения, траву и мхи со скал, из которых скоро образовался небольшой костер, на котором можно было кое-как испечь нарезанные куски мяса антилопы. Когда голод был утолен, жажда возобновилась, и все пошли к озеру, где напились вдоволь. Омра испек, сколько было возможно, мяса, и получился запас на целые сутки. Затем напоили лошадей и снова поехали по направлению к югу. Еще день прошел в тщетных поисках каравана. Воды опять не было. Жара была ужасная. Ночью путешественники снова обессиленные лежали на земле и думали, что смерть была бы желанным избавлением от страданий. Утром они с трудом встали и знаками дали понять друг другу, что следует все-таки попытаться найти караван. Говорить они опять не могли.

Все утро бродили они, разыскивая следы фургонов. Жара возрастала, и прежние нестерпимые мучения возобновились. Наконец лошади не могли идти дальше, обе они легли на землю, и путешественники были уверены, что они больше не встанут. Отвесные лучи солнца жгли так невыносимо, что они спасались от них, зарыв головы в пустой муравейник. Так лежали они в таком же беспомощном и безнадежном состоянии, как их лошади. Губы их высохли и растрескались, сухой, тяжелый язык едва поворачивался во рту, глаза горели, как уголья, на осунувшихся лицах. Александр рассказывал потом Суинтону, что мысли его почему-то все время упорно возвращались к моменту отъезда из Англии, когда он говорил, что, может быть, прах его останется непогребенным в пустыне. Он мысленно молился и готовился к смерти. Майор был погружен в такие же мысли. Говорить они не могли, не могли также и обмениваться знаками, потому что лежали в разных местах с зарытыми в муравейник головами. Наконец, ими овладело какое-то оцепенение, и они потеряли сознание. А между тем час облегчения снова приближался. Пока они так лежали, тучи опять стали собираться на небе, и на этот раз они уже не имели в виду посмеяться над несчастными страдальцами. Перед наступлением вечера полил сильнейший дождь и скоро наводнил всю долину внизу.

Омра, сохранивший гораздо больше сил, чем его господа, выполз из муравейника и, как только разошелся дождь, стал вытягивать за плечи Александра и майора из муравейника. С великим трудом удалось ему освободить их головы из-под муравейника и повернуть их лицом кверху. По мере того, как одежды их промачивались дождем, и в рот попадала вода, они начинали оживать и приходить в себя. Поднялся ветер, и к утру стало очень холодно.

На рассвете дождь прекратился, и когда взошло солнце, путники радовались его живительным лучам, которые на этот раз только согревали их, а не сжигали. Лошади встали и ели тут же траву, а путешественники с жадностью уничтожили остатки невкусного полусырого мяса антилопы. Опять явились надежды на спасение у оживших и ободрившихся путешественников, но они решили не искать больше каравана в пустыне, а лучше вернуться к берегам Желтой реки.

У них было две лошади, а Омра мог ехать позади которого-нибудь из них, когда устанет идти пешком. У них еще были ружья и порох, и, хотя они знали, что им придется перенести еще много трудностей, но были уверены, что хуже перенесенного ими быть не может. Они сели на лошадей и поехали к западу шагом, потому что животные были еще очень слабы. До заката солнца они сделали около десяти верст и стали присматривать место для остановки на ночь. Топлива для костров у них не было, но они надеялись приехать к одному из рукавов реки к вечеру следующего дня, если их лошади уцелеют от львов. В воде они теперь не чувствовали недостатка, так как часто встречали ручейки, которые еще не пересохли от палящих лучей солнца. Но они знали, что, если еще один день не будет дождя, им предстоят прежние мучения от жажды. Потому им и не оставалось больше ничего делать, как спешить вернуться к реке, чтобы не погибнуть в пустыне.

Когда они сидели на небольшом холме, который выбрали для ночевки, и стреляли по временам, чтобы отпугивать ревущих поблизости львов, Омра вдруг вскрикнул и указал на небо. Большая ракета взвилась к небу и с треском рассыпалась блестящими звездами.

- Это караван! - вскричал майор. - Суинтон вспомнил, что в моем фургоне были спрятаны ракеты.

- Мы, должно быть, прошли мимо него, - сказал Александр, вскакивая. - Благодарение Богу за Его милосердие!

Омра побежал за лошадьми, которые паслись поблизости и из боязни львов, инстинктивно не удалялись от своих хозяев. Тотчас майор и Александр сели на лошадей, причем первый взял к себе Омра, и поскакали по направлению к северу, где была видна ракета. Через некоторое время взлетела вторая ракета, и, при свете ее, путешественники увидали фургоны на расстоянии не более версты от них. Лошади как будто тоже почувствовали близость каравана и прибавили шагу. Через несколько минут они вмешались в пасущееся стадо, а Александр и майор были в объятиях Суинтона и окружены готтентотами, которые приветствовали их громкими и восторженными восклицаниями.

После рассказа Александра и майора о перенесенных ими страданиях, Суинтон сказал, что часа через три скот вернулся к каравану, и все были уверены, что они следуют за ним. Видя, что их нет, Суинтон решил отправиться немедленно искать их, даже не дожидаясь утра. Но скот был так утомлен, что его с трудом заставляли двигаться, и, пройдя около десяти верст, все быки, даже в упряжи, легли на землю. Тринадцать быков умерли, и других ждала та же участь, если бы благодетельный дождь не восстановил силы всех.

Суинтон говорил, что он уже начал терять всякую . надежду на спасение друзей и не видел никаких средств помощи, когда вспомнил о ракетах, как о последнем прибежище.

- Как бы то ни было, - прибавил Суинтон, - мы никогда не должны приходить в отчаяние, пока не испробуем все средства спасения. Вы верите, конечно, мои дорогие друзья, что я был несчастнейшим человеком, думая, что вернусь без вас на Кап. Но, конечно, я не оставил бы страну, пока не нашел бы вас живыми или не убедился бы в вашей смерти.

- Наше спасение нужно считать чудом, - сказал майор. - Когда мы лежали, зарыв головы в муравейник, я уж совершенно потерял надежду когда-нибудь встать на ноги.

- Также и я, - сказал Александр. - После Бога мы обязаны спасением маленькому Омра. Я все готов сделать для мальчика, если вы поручите его моим попечениям.

- Мы все позаботимся о том, чтобы ему было хорошо, - сказал Суинтон, - потому что все сознаем, как многим обязаны ему.

- Так и будет, - подтвердил майор. - А теперь скажите, далеко ли до реки Моддер?

- Около сорока верст, я думаю. И было бы лучше отправляться в путь как можно скорее. Хотя в реке и должна быть вода, но ручьи, которые будут попадаться нам по дороге, могут скоро высохнуть. Во всяком случае, у нас впереди еще целая ночь для отдыха. Идите скорее в ваши фургоны, а мы будем караулить караван от диких зверей. Мы стреляли целые ночи, пока вас не было, а вместо дров жгли для приготовления кушанья шесты с фургонов.

Жесткие матрацы фургонов показались нашим несчастным путешественникам самыми удобными мягкими постелями. Оба проспали до утра, как убитые, несмотря на то, что Бигум выражала свой восторг по поводу возвращения хозяина самыми необузданными прыжками и ласками.

На рассвете быки были впряжены, и караван продолжал путешествие. В дичи не было недостатка, так что путешественники стреляли ее, не останавливая каравана. К ночи было сделано двадцать пять верст, и во время остановки снова шел сильный дождь, так что все промокли и зябли всю ночь. Костров не зажигали, за недостатком топлива. Но все эти неприятности были ничтожны в сравнении с недостатком воды. На другой день были уже видны деревья на берегу реки Моддер. Готтентоты приветствовали их радостными криками, так как знали, что от этой реки недалеко уж и до границы колоний, следовательно, близок конец долгого и утомительного путешествия.

ГЛАВА XXVIII

Паника, произведенная львом. Опасное положение Омра и Толстого Адама. Встреча с бушменами. Скот украден. Попытка вернуть скот. Быки отравлены. Смерть готтентота. Прибытие в Капштадт.

После трудного и мучительного перехода необходимо было дать отдых скоту, и потому путешественники решили пробыть несколько дней на берегу реки Моддер. Пастбища здесь были великолепные, всякой дичи пропасть. Гну, прыгунчики и антилопы всевозможных видов стадами ходили по роскошным лугам. Путешественники тоже нуждались в хорошем отдыхе, хотя близость Капа и возбуждала в них желание скорейшего возвращения.

Как обыкновенно, караван остановился на возвышенности, на некотором расстоянии от реки, чтобы избежать столкновения с дикими зверями, которые скрывались днем и выходили ночью охотиться за животными, приходящими к воде. Так как лесу кругом было вдоволь, то костры пылали всю ночь, и путешественники могли спать.

Каждый день они отправлялись на охоту и возвращались с добычей. Суинтон заметил здесь один из видов антилоп, образца которого еще не было в его коллекции. Увидев однажды утром в телескоп несколько таких антилоп на небольшом расстоянии от лагеря, путешественники тотчас же собрались на охоту. Партия готтентотов, среди которых были Омра и Толстый Адам, отправилась вперед, чтобы обойти животных и загнать - в круг. Охота была очень удачна, и Александр с первого же выстрела уложил одну из антилоп. Убитое животное взвалили на одну из лошадей и отправили с готтентотом в лагерь. Охотники хотели попытаться убить еще одну из убежавших антилоп и уж повернули в ту сторону лошадей, когда увидали на небольшом расстоянии от себя, на холме, трех громадных львов. Один отделился от товарищей и пошел по направлению к охотникам. Лошади с ужасом шарахнулись в сторону и поскакали галопом к лагерю. Среди готтентотов произошло страшное смятение. Всадники хотели остановить лошадей, но они сбросили их на землю и умчались. Между тем лев был уже шагах в пятидесяти от них. Еще через минуту, в два прыжка, он был уже среди них, прежде чем охотники пришли в себя и успели взяться за ружья. Никто не выстрелил, все разбежались по разным направлениям.

Но не всем удалось удачно отбежать в сторону. Толстый Адам попятился и наткнулся на Омра, бывшего позади него. Оба упали спинами на землю. Лев остановился на секунду и посмотрел на разбегающихся людей. Адам попробовал приподняться, но лев бросился на него и ударом лапы опрокинул его снова на землю. Затем он поставил ногу на его грудь и торжествующе оглядывался кругом. Омра сначала лежал неподвижно, наблюдая за врагом. Заметив, что тот смотрит в другую сторону, он незаметным образом откатился подальше, думая ускользнуть от него. Однако лев услыхал шорох и с рычаньем повернулся к мальчику. Омра снова замер на месте. Лев растянулся во всю длину тела несчастного Адама, не выпуская из виду Омра.

Можно представить себе беспокойство остальных охотников, наблюдавших эту сцену из лесу в некотором отдалении. Они считали уже и Адама, и Омра погибшими. Хотели стрелять, чтобы отвлечь внимание зверя от намеченных жертв. Но Суинтон остановил, говоря, что лев, по-видимому, не голоден и не обозлен еще.

- Очень может быть, - прибавил он, - что лев, позабавившись немного, уйдет, не причинив вреда несчастным пленникам. Если же его раздражить выстрелами, он уничтожит их наверное.

Суинтона поддержал Бремен, потому решили подождать еще некоторое время.

Но так как лев лежал всей тяжестью на Адаме и закрывал задом его лицо, несчастный чувствовал, что задыхается. Он пытался высвободить лицо и голову, но едва сделал он несколько движений, как лев укусил его за ногу. От боли Адам вздрогнул всем телом и сделал несколько еще более порывистых движений, чтобы освободиться.

Омра, заметив, что лев стал лизать кровь, текущую из раны Адама, думал, что может воспользоваться этим временем и снова попробовал откатиться дальше. Но лев опять поднял голову, услышав шорох, затем встал, подошел к Омра и, взяв его зубами за одежду, легко перенес к Адаму и положил рядом. После этого он занял прежнее положение. Омра лежал неподвижно.

Часть сидящих в засаде охотников отделилась и отправилась в противоположную сторону, чтобы окружить зверя. Александр и майор все время порывались сделать нападение, но Суинтон удерживал их. Лев, между тем, снова закрыл рот Адама лапой, так что тому пришлось освобождать голову, чтобы было возможно дышать. За эту попытку лев укусил его в плечо. Вкус крови, по-видимому, начал возбуждать аппетит зверя, и потому он продолжал кусать в разных местах руку Адама, слизывая текущую из ран кровь.

- Теперь нельзя больше ждать, сэр, - сказал Бремен Суинтону. - Лев возбудил аппетит кровью и непременно растерзает их.

- Я уже вижу, - сказал Суинтон. - Но все-таки надо попробовать не раздражать его сразу. Подойдем ближе и закричим.

Последовав совету Суинтона, все соединились и с громкими криками приблизились к льву. Лев оставил Адама и повернулся на крик. Охотники продолжали кричать, не двигаясь с места и не берясь за ружья. Прошло несколько минут. Лев то надвигался, то отступал; охотники, не меняя положения, продолжали кричать. Наконец, лев вдруг повернулся и легким галопом побежал в сторону. Охотники тотчас же бросились к Адаму и Омра, лежавшим на прежнем месте.

Омра, который совершенно не был ранен, тотчас же вскочил на ноги с радостными криками и хохотом. Но несчастный Адам не мог двигаться от потери крови и боли. Рана на его ноге была особенно серьезна, вследствие повреждения кости. Его осторожно отнесли в лагерь, уложили на одну из постелей в фургоне, и Суинтон осмотрел и перевязал его раны. Еще два дня пробыл караван на берегах реки Моддера, затем продолжал свое путешествие.

На второй день пути, путешественники заметили небольшие человеческие фигуры на вершине одного из холмов. Готтентоты сказали, что это бушмены, которых очень много в этих местах. По совету Суинтона были приняты меры для особенной охраны скота, который мог быть украден.

На следующий день несколько бушменов подошли к каравану и просили табаку и провизии. Путешественники снабдили их тем и другим. Во все время дальнейшего следования каравана, к нему приближались то мужчины, то женщины из соседних бушменских селений. Караван торопился, не делая больших остановок, потому что воды опять было мало и только в небольших ручейках, встречаемых по дороге. Так продолжалось до реки Черной, переправившись через которую, караван вышел из земли кафров.

Во время одной из остановок, весь скот пасся неподалеку от лагеря под присмотром готтентотов. Через некоторое время все караульщики испуганные прибежали в лагерь и сказали, что лев разогнал весь скот. Но бывший с ними Омра уличил их во лжи и сообщил, что никакого льва не было, а скот угнали бушмены, пока караульщики спали. Он тотчас же оседлал лошадей и торопил ехать догонять бушменов, говоря, что иначе весь скот будет перебит. Трое путешественников, Бремен, Омра и несколько более надежных готтентотов поехали догонять бушменов. Сначала они ехали по следам, оставленным скотом, но к ночи следы исчезли.

- Что нам делать? - спросил майор.

- Надо положиться на Омра, - отвечал Суинтон, - он хорошо знает бушменов, и им не удастся обмануть его.

Действительно, мальчик, который все время внимательно осматривал следы при лунном свете, скоро сообщил, что бушмены на этом месте повернули со скотом обратно. С версту путешественники проехали обратно, когда Омра сообщил, что следы поворачивают к югу. Проскакав около часу по новым следам, путешественники увидали свой скот, который гнали бушмены. Несколькими выстрелами им удалось уложить троих бушменов и разогнать остальных. Но воры не убежали сразу, а засели в кустах, откуда стали пускать в скот и путешественников отравленные стрелы. Одному из готтентотов стрела попала в шею. По приезде в лагерь Суинтон перевязал рану готтентоту, и затем все усталые и измученные, легли спать.

Утром оказалось, что девять быков были ранены отравленными стрелами бушменов и уже умирали. Раненый готтентот тоже умер, несмотря на все старания Суинтона, знавшего противоядие от яда, который употребляли бушмены. Это последнее событие отравило путешественникам удовольствие, которое они испытывали, кончая опасное и утомительное путешествие. Еще несколько раз встречали они бушменов, но уж не подпускали их к каравану, отпугивая выстрелами.

На некотором расстоянии от Капштадта путешественники поручили Бремену довести караван, а сами поехали вперед. Через несколько дней они благополучно прибыли в город и были радостно встречены Ферборном и его друзьями.

ГЛАВА XXIX

Отдых. Александр и майор уезжают. Возвращение домой. Здоровье сэра Чарльза постепенно слабеет. Его подарки Суинтону и майору. Его смерть. Заключение.

Александр опять водворился в квартире м-ра Ферборна и наслаждался комфортом, которого был лишен так долго. Проснувшись в первое утро после путешествия, он долго не мог сообразить, где находится, и освоиться с мыслью, что проспал ночь, ни разу не разбуженный ревом льва или криками гиен и шакалов. Все вечера м-р Ферборн слушал его рассказы о пережитых приключениях и особенно радовался тому, что результаты его миссии в Порт-Наталь успокоят и удовлетворят сэра Чарльза.

Александр стремился теперь в Англию и решил отправиться на первом же корабле, который пойдет из Капштадта, после прибытия каравана. Майор тоже хотел ехать с ним, но Суинтон оставался здесь, чтобы привести в порядок свои коллекции. Через две недели пришел караван, и Суинтон, успокоенный и счастливый, разгрузил свой фургон и увез к себе на квартиру все свои сокровища. Александр оставил для себя только шкуры льва и львицы, а майор заявил, что вполне удовлетворен тем, что охотился на всех этих зверей.

Бремен привел караван в полном порядке, люди и оставшийся скот были совершенно здоровы, и даже раненый Адам был на пути к выздоровлению. Он уже хорошо владел рукой, но сильно хромал, что должно было остаться еще очень надолго. Александр собрал всех готтентотов, поблагодарил их за службу, выдал условленную плату с прибавкой в виде награды. Бремену и Сваневельду за их преданность и особенно верную службу он подарил по фургону и по десяти быков на упряжку. Честные парни были вполне счастливы и считали себя богаче короля Англии. Весь остальной скот и два другие фургона должны были быть проданы, и деньги за них Александр предоставил в распоряжение Суинтона на воспитание Омра. Кроме того, Александр подарил мальчику на память одно из лучших ружей, а майор подарил ему свой телескоп.

Перед отъездом Александра и майора Омра был крещен и назван Александр Хендерсон Омра по имени своих крестных отцов. Вскоре Суинтон отдал его в лучшую школу в Капштадте, где он был одним из наиболее усердных и способнейших учеников. Впоследствии он не один раз сопровождал своего воспитателя в его научных экспедициях внутрь Африки. Он не только не чуждался своих соотечественников бушменов, но постоянно сближался с ними и был ревностным помощником миссионеров в распространении среди них христианства.

Вскоре после прибытия каравана, Александр и майор распростились со своими капштадтскими друзьями и сели на корабль, отправлявшийся в Англию. На острове Св. Елены они пробыли некоторое время и посетили могилу бывшего французского императора Наполеона. Через семь недель путешествия они были уже в канале и скоро увидали белые скалы английского берега.

Александр с величайшим нетерпением ждал минуты свидания с дедом, от которого он нашел несколько писем в Капштадте, но с отъездом оттуда не имел никаких сведений.

- Здоров ли дедушка? - был его первый вопрос, когда старый слуга отворил ему дверь.

- Не вполне, сэр, - ответил слуга. - Сэр Чарльз уже всю последнюю неделю не встает с постели, но доктор находит, что болезнь не опасная. Александр поспешил наверх и через минуту был в объятиях взволнованного старика.

После первых минут свидания сэр Чарльз попросил Александра оставить его на некоторое время, чтобы придти в себя и оправиться от волнения.

Когда оба были в более спокойном настроении, Александр снова был приглашен в спальню деда и дал ему подробнейший отчет о результатах своего посещения Порт-Наталя.

Сэр Чарльз молча и внимательно слушал его, и когда Александр закончил свой рассказ и устранил последнее сомнение в том, что кто-либо из пассажиров "Гроссвенора" спасся и остался жить среди дикарей, сэр Чарльз перекрестился и воскликнул:

- Благодарю тебя, Создатель, за то, что Ты снял эту последнюю тяжесть с моей души. Теперь я умру спокойно.

Потом он благодарил Александра за то, что тот предпринял и выполнил для его успокоения такое трудное и опасное путешествие. На этот день было слишком много волнений для больного старика, поэтому Александр оставил его отдыхать и отложил на будущее время подробные рассказы о своих приключениях.

На следующий день Александр спросил доктора, как находит он положение сэра Чарльза.

- Дорогой сэр, - ответил доктор, - вы должны помнить о преклонном возрасте вашего дедушки и о тех несчастиях, которые пришлось пережить ему в жизни. Беспокойство о вас во время вашего отсутствия и мысли о том, что он сам виноват, что вы подвергали себя страшным опасностям, конечно ослабили еще больше его организм. Я должен вас предупредить, что сэр Чарльз по всей вероятности больше уж не встанет с постели, но прожить в таком состоянии он может еще несколько месяцев. Будьте покойны, с моей стороны будет сделано все возможное, чтобы продлить жизнь столь дорогого вам человека.

Александр поблагодарил доктора и пошел к сэру Чарльзу. Тот чувствовал себя крепче и бодрее и просил начать интересующие его рассказы. Через несколько дней он уже знал и любил всех друзей своего Александра.

А вскоре ему удалось и лично познакомиться с майором Хендерсоном, который не замедлил навестить Александра.

- Я хотел бы сделать подарок маленькому Омра, - сказал однажды утром сэр Чарльз, когда майор был в его комнате. - Как вы думаете, что было бы для него приятнее всего?

- Мне кажется, его очень обрадовали бы часы, - сказал майор.

- Тогда я попрошу вас, майор, выбрать самые лучшие золотые часы и послать их мальчику. Кроме того, будьте добры, возьмите ключ с моего стола, откройте боковой ящик и достаньте оттуда небольшую шкатулочку. Извините беспокойство, которое причиняет вам больной беспомощный старик.

Майор исполнил просьбу сэра Чарльза, который вынул из шкатулки два сафьяновых футляра и открыл их, говоря:

- Здесь лежат два перстня, подаренные мне восточными принцами. Они ценны тем, что таких камней вы не найдете во всей Англии. Вы доставили бы мне громадное удовлетворение, если бы переслали один из них на память от меня Суинтону, а другой взяли себе. Пусть эти перстни напоминают вам об опасном путешествии, в котором вы сопровождали моего мальчика, и о больном старике, который до последнего вздоха будет благодарить вас за ваше расположение к Александру.

- Мне остается только благодарить вас, сэр Чарльз, - сказал растроганный майор, - за ваше дорогое мне внимание, и, конечно, не отказываюсь от вашего драгоценного подарка, потому что вы предлагаете его взять на память о вас и моем дорогом друге. Я уверен, что и Суинтон с таким же чувством благодарности примет этот знак вашего внимания.

- Я получил приятные известия, - сказал Александр, входя в это время в комнату. - Суинтон едет сюда.

- С каким удовольствием я пожму его руку, - сказал сэр Чарльз.

Через три недели после этого разговора Суинтон свиделся со своими друзьями в доме сэра Чарльза. Нечего и говорить о том, с какой сердечной радостью был он принят. Омра он оставил в Капштадте, чтобы не прерывать его ученья. Майор, смеясь, заметил, что Суинтон боялся, как бы у него не отняли здесь мальчика.

Майор и Суинтон прогостили у Александра и сэра Чарльза еще несколько месяцев, после чего уехали вместе и на одном корабле. Майор должен был присоединиться к своему полку в Индии, а Суинтон в свою любимую Африку, чтобы продолжать научные исследования.

Как предсказал доктор, сэр Чарльз не встал больше с постели, но прожил около года, постепенно слабея. Летом он тихо скончался без страданий и в полном сознании.

Александр был единственным наследником его титула и громадного состояния.

Марриет Фредерик - Приключения в Африке (The Mission, or Scenes in Africa). 2 часть., читать текст

См. также Марриет Фредерик (Frederick Joseph Marryat) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :