Эдвард Бульвер-Литтон
«Грядущая раса. 02.»

"Грядущая раса. 02."

XIII.

Этот народ имеет свою религию, и что-бы не сказали против нея, она отличается следующими странными особенностями: - во первых, они верят в то, что исповедуют и во вторых, - строго исполняют то, что внушает им эта вера. Они все нераздельно поклоняются одному Божественному Творцу вселенной и верят, что чрез посредство этой вездесущей к все проникающей таинственной силы, каждый помысел всякого живого существа достигает общего источника жизни. И хотя они не утверждают прирожденности идеи о божестве; но по их мнению, насколько то позволяют их наблюдения природы, Ан (человек) единственное живое существо, которому дана способность восприять эту идею, со всем последующим её развитием. Они верят, что такое преимущество дано человеку не понапрасну, и потому молитва и благодарения должны быть приятны Творцу природы и необходимы для дальнейшего развития человеческого рода. Они молятся в общественном здании и у себя дома; как чужестранца, меня не допускали в их храм.......

ХИV.

....... Как ни фантастичны верования Врилья, но они до некоторой степени уясняют их социальный строй; их поразительную кротость во всех их сношениях и ту жалостливость ко всем живым существам, истребление которых не требуется для охраны общества. Их понятие о том вознаграждении, которое ожидает помятый цветок, или раздавленное насекомое, при их будущих метаморфозах в высшие формы, не заключает в себе ничего вредного, хотя и может вызвать улыбку. Во всяком случае, все эти верования подземной расы наводят на довольно высокие размышления,что и в эти скрытые от нас бездны земли, никогда неосвещавшиеся солнцем, проник светлый луч убеждения, - о всеобъемлющей любви Творца вселенной и той абсолютной, недопускающей конечного зла, справедливости в его законах, которая царит во всем живущем мире и царила во все времена.

ХV.

Как ни были добры ко мне все члены семейства моего хозяина, но его молодая дочь проявляла особую внимательность в заботах обо мне. По её совету, я оставил тот костюм, в котором спустился к ним с поверхности земли, и облекся в одежду Врилья, за исключением крыльев, заменявших у них во время ходьбы весьма красивый плащ. Но так как многие из Врилья, во время деревенских работ, не носили крыльев, то мой наружный вид ничем особенным не выдавался среди них, и я мог ходить по всему городу, необращая на себя внимания любопытных. За пределами приютившего меня дома, никто не подозревал, что я выходец с поверхности земли; меня просто считали гостем Аф-лина, из какого нибудь отдаленного варварского племени.

Город казался чрезмерно великим, по сравнению с окружающей его страной, которая пожалуй не превосходила размерами какого нибудь большего Английского или Венгерского поместья. Но все это пространство, до самого подножия гор, было возделано самым тщательным образом, за исключением небольших участков, оставленных по их скатам и на пашнях, для пастьбы прирученных, безвредных животных, которые однако не имели никакого применения в их хозяйствах. До того доходит их чувство сострадания к этим низшим существам, что ежегодно из общественной казны ассигнуется определенная сумма для перевозки части их в другия более отдаленные поселения или колонии Врилья (конечно с согласия их обитателей), если вследствие чрезмерного размножения, отведенные им пастьбища оказывались недостаточными. Но, сколько я знаю, они не размножаются в такой пропорции, как наши, разводимые на убой, животные; кроме того, подчиняясь какому то особому закону, животные, бесполезные для человека, здесь постепенно покидают занятые им земли и даже вымирают.

Между разными государствами или штатами племени Врилья изстари укоренился обычай - оставлять невозделанными нейтральные пространства по их границам. В описываемой мною общине, такой участок составляла скалистая гряда гор, ранее непроходимая для пешеходов, но чрез которую легко перелетали на крыльях или в воздушных лодках (я опишу их далее). В этих горах были однако пробиты дороги для проезда повозок, приводимых в движение врилем. Такие международные пути постоянно были освещены, и для покрытия расходов по их содержанию, существовал особый сбор, в котором принимали участие по раскладке все прочие отрасли племени Врилья. Благодаря этому, поддерживались постоянные коммерческие отношения между самыми отдаленными штатами. Богатство описываемой мною общины состояло главным образом в земледельческих продуктах, избыток которых они обменивали на предметы роскоши; важнейших из них были уже упомянутые мною ученые птицы.

Их привозили сюда издалека, и оне поражали красотою своих перьев и чудным пением; мне рассказывали, что много трудов было потрачено на их разведение и обучение, и что путем тщательного подбора, порода эта удивительно усовершенствовалась за последние годы. Я не встречал других домашних животных в этой общине, за исключением чрезвычайно забавных и резвых маленьких зверьков, похожих на лягушек, но с весьма выразительными головками; которых дети держали в своих садах. У них вовсе не существует таких домашних животных, как наши собаки или лошади; Зи однако сообщила мне, что подобные животные были когда-то и в этих местах, но что теперь их можно встретит только в отдаленных странах, населенных другими племенами. По словам ея, с открытием вриля, они постепенно исчезали в цивилизованном мире; потому что в них уже не было надобности.

Машины и крылья заменили лошадь для перевозки тяжестей; а собака, как сторож, или для охоты, потеряла всякое значение, потому-что уже давно прошли те времена, когда праотцы Врилья нуждались в них, для защиты от своих врагов, или охотились с ними за мелкими животными, употреблявшимися в пищу; да кроме того, в этих гористых местах, лошадь вряд-ли могла служить для перевозки тяжестей, или для прогулок верьхом. Единственное животное, употреблявшееся для первой цели, видом похожее на крупную породу козы, - мне приходилось встречать на их фермах. Уже самый характер окружающей местности должен был внушить, как мне кажется, - необходимость применения крыльев и воздушных лодок. Несоразмерная величина пространства, занимаемого здесь городом по отношению к загородной территории, объявляется тем, что каждый из домов был окружен своим садом. Широкая главная улица, на которой жил мой хозяин Аф-лин, проходила мимо громадной площади, где находились - коллегия ученых и другия общественные здания; грандиозный фонтан какой то светящейся жидкости бил в её центре.

Все эти общественные постройки отличались одним общим характером массивности и прочности; оне напоминали мне архитектурные картины Мартина. Их верхние этажи окружали балконы, или скорее, поддерживаемые колоннами висячие сады, которые были наполнены цветущими растениями и населены прирученными птицами. От главной площади, шли разветвляясь несколько яркоосвещенных улиц которые постепенно подымались в гору, по обеим сторонам ея. Во время прогулок по городу меня никогда не пускали одного; мне всегда сопутствовали Аф-Лин, или его дочь.

Лавок в городе здесь немного; требования покупателей исполняют разного возраста дети, которые отличаются понятливостью и вниманием; но никогда не надоедают покупателю назойливым предложением товаров. Самого хозяина лавки в ней редко можно встретить, и повидимому он мало принимает участия в продаже, хотя и занимается этим делом по влечению, будучи независим от него в средствах существования; многие из самых богатых членов общины держат такие лавки.

......Все роды занятий пользуются одинаковым уважением. Ан, у которого я купил пару сандалий, был родным братом Тура - правителя штата; и хотя его лавка не превышала размером сапожных магазинов на Брод-Уей или в Бонд-Стрит, он был вдвое богаче своего брата, жившего во дворце. Без сомнения, он владел каким нибудь загородным поместьем.

Вообще члены этого общества, после деятельного детского возраста, не отличаются энергией. По своему темпераменту или убеждению, они признают покой за высшее блаженство жизни....

В обыденной жизни, они редко употребляют крылья и предпочитают ходить пешком; но во время их увеселений, воздушных танцев, игр с детьми а также при посещении своих ферм, которые большею частью расположены в гористых местах, - они конечно пользуются ими; в молодые годы, при путешествиях в другия страны племени Ана, они предпочитают крылья всяким другим способам передвижения.

Привыкшие управлять крыльями могут лететь (хотя и медленнее птиц) со скоростью от двадцати пяти до тридцати миль в час, удерживаясь при этом на воздухе, впродолжении пяти, шести часов под ряд. Но вообще Ана, когда они достигают среднего возраста, не обнаруживают склонности к быстрым движениям, сопряженным с большими мускульными усилиями.

Между ними распространено убеждение, которое без сомнения встретит одобрение и со стороны наших врачей, что периодически возбуждаемая испарина, расширяя поры кожи, необходима для здоровья, и они обыкновенно пользуются паровыми ваннами, или так называемыми у нас Турецкими банями, за которыми следуют ароматические души. Они приписывают большое значение целебной силе некоторых ароматических эссенций. Между ними также существует обычай, в определенные, но редкие периоды (четыре раза в год, когда здоровы) принимать ванны, насыщенные врилем.

Они считают что эта жидкость, принимаемая в ограниченных размерах, является могучим средством для поддержания жизни; но всякое неосмотрительное пользование ею, особенно при нормальном состоянии здоровья, вызывает реакцию и ослабляет жизненную силу. Во всех своих болезнях они неизменно прибегают к этому средству, как вызывающему целительное действие самой природы.

По нашим понятиям, Врилья пожалуй самый изнеженный из всех народов; но все их наслаждения отличаются своим невинным характером. Они, так сказать, живут в атмосфере, проникнутой сладкими звуками и ароматами. В каждой комнате устроены особые механизмы, которые издают тихие мелодические звуки, точно шепот невидимых духов. Они так привыкают к этой постоянной музыке, что она но мешает им вести беседу или предаваться уединенным размышлениям. Они держатся мнения, что дышать воздухом, постоянно наполненным мелодическими звуками и ароматами, способствует к смягчению и в то-же время к возвышению характера и мыслительной способности человека. Хотя они отличаются умеренностью и отрицают всякую животную пищу, кроме молока, и не употребляют никаких возбуждающих напитков, - они в то-же время чрезвычайно разборчивы в пище и питье. Во всех их увеселениях даже и престарелые, обнаруживают почти детскую игривость. Счастие составляет для них конечную цель, - не в виде временного возбуждения, но как преобладающее состояние втечение всей жизни; что для них также близко и счастие друг друга, - видно уже из той замечательной мягкости обращения, которая господствует между ними.

За все время моего пребывания у этого народа, я никогда не встретил между ними урода, или калеки. Красота их сказывалась не только в правильности очертаний лица, но и в гладкости кожи, остававшейся без морщин до самого преклонного возраста, и того мягкого, соединенного с величием выражения, источником которого были сознание своей силы и отсутствие всякого страха, нравственного или физическаго. Это самое величавое спокойствие и навело на меня, - привыкшего к борьбе людских страстей, такое чувство ужаса и сознания своего ничтожества, при моей встрече с одним из них. Такое выражение художник может дат на картине полубогу, гению, или ангелу.

Меня поразило, что цвет кожи не у всех Ана был такой, как у первого виденного мною представителя их расы: - у некоторых она была светлее, и даже между ними встречались лица с голубыми глазами и золотистого цвета волосами, хотя в общем преобладал более смуглый тон, чем у жителей северной Европы.

Мне сообщили, что такая разница происходила от смешанных браков с другими более отдаленными племенами Врилья, которые, под влиянием климата, или вследствие расовой особенности, отличались более светлою кожею. Темно-красная кожа обнаруживала чистоту крови семьи Ана; но они не соединяли с этим обстоятельством никакого чувства племенной гордости, и напротив приписывали красоту существующей породы частым бракам с представителями других, родственных племен врилья. Они даже поощряли такие браки, однако при непременном условии, чтобы это было родственное им племя. На другия племена, чуждые им по обычаям и учреждениям, неспособные к пользованию теми могучими силами, которые заключались во вриле и употреблению которых они научились только по прошествии многих веков, - они смотрели пожалуй еще с большим презрением, чем гражданин Нью-Иорка смотрит на негра.

Я узнал от Зи, отличавшейся большею ученостью, чем кто либо из знакомых мне здесь мужчин, что превосходство Врилья над другими племенами приписывалось влиянию той борьбы с природою, которую им пришлось выдержать в местах их первого поселения. "Везде, где в истории первого развития народа", продолжала при этом рассуждать Зи, "замечается такой процесс, при котором жизнь превращается в одну борьбу и человек, должен применить все свои силы, чтобы удержаться, в этой борьбе с себе подобными, неизменно следует один и тот же результат: - при неизбежной гибели большинства, природа выбирает для сохранения только самые сильные экземпляры. Поэтому из нашей расы, еще до открытия вриля остались только высшие организации. В наших древних книгах встречается легенда, когда то пользовавшаеся верою, что мы были изгнаны из того самого мира, откуда ты, повидимому, явился к нам, дабы усовершенствоваться и достигнуть высшего развития нашего племени в той жестокой борьбе, которую пришлось выдержать нашим праотцам. Когда срок нашего искуса и развития кончится, нам предопределено опять возвратиться на поверхность земля и заступить место низшей, живущей там расы".

Аф-Лин и его дочь часто наедине беседовали со мною о политическом и общественном положении того верхнего мира, обитатели которого, по предположению Зи (высказываемому, с чрезвычайным спокойствием), должны быть, рано или поздно, поголовно истреблены при нашествии Врилья. В рассказах своих, я всеми силами старался (избегая только положительной лжи, которая бы не скрылась от них) представить в самых блестящих красках, как наше развитие, так и могущество; и они постоянно находили в них поводы для сравнений между нашими наиболее развитыми национальностями и низшего разряда подземными расами, находившиеся, по их мнению, во мраке безнадежного варварства и неминуемо обреченными на постепенное вымирание. Но они твердо решились скрывать от своих сограждан всякое преждевременное указание путей к миру, освещаемому солнцем; они были сострадательны, и их пугала мысль истребления стольких миллионов живых существ; к тому же, сильно разукрашенные картины нашей жизни, которые я раскрывал перед ними, только возбуждали в них чувство соболезнования. Напрасно я с гордостью приводил имена наших великих людей, - поэтов, философов, ораторов, полководцев, и вызывал на указание - равных им между народами Врилья. "Увы!" отвечала Зи, и её величавое лицо смягчилось выражением ангельского сострадания, "такое выделение нескольких из среды большинства - самый фатальный признак расы, обреченной на вечное невежество. Разве ты не видишь, что первое условие счастия для смертных заключается в прекращении всеобщей борьбы и соревнования, только разрушающих тот покой жизни, без которого немыслимо достижение счастья, как нравственного, так и физическаго? Мы думаем наоборот, что чем более наша здешняя жизнь будет приближаться к высшему идеалу загробного существования бессмертных духов, чем более она будет походить на будущее блаженное бытие, - тем легче мы перейдем в него впоследствии.

Разве в своем воображении мы можем себе представить жизнь богов, или бессмертных иначе, как чуждую всяких страстей, подобных любостяжанию и честолюбию.

Нам кажется, что эта жизнь, при полном развитии умственной и духовной деятельности, должна быть преисполнена ясного покоя; но какова бы ни была эта деятельность, она должна соответствовать склонности каждого, одним словом - это должна быть жизнь, проникнутая одним радостным чувством мира и благоволения, в среде которого должны исчезнуть все страсти - вражды и ненависти, борьбы и соперничества. Таков идеал общественной жизни, к достижению которого стремятся все нации Врилья и на котором основаны все наши теории государственного устройства. Ты видишь как несовместима эта идея прогресса с понятиями, господствующими между твоим неразвитым народом, который в своем бурном движении, только стремится увековечить непрерывную борьбу страстей, с их постоянными спутниками - горем и заботою. Далеко за пределами Врилья, существует нация, самая могущественная из всех живущих в нашем мире, которая считает свое политическое устройство и свою систему управления образцом, достойным подражания для всех прочих. Они поставили за образец благополучия постоянное соперничество во всех вещах, так что среди них страсти не утихают ни на одно мгновение: они в постоянной борьбе из за власти, богатства, известности, и просто ужасно слышать те поругания и клеветы, которыми осыпают друг друга даже самые лучшие из них, без малейшей совести и стыда......

"Дело в том", продолжала Зи, "что если разумная жизнь должна стремиться к подражанию ясного спокойствия бессмертных, то уж конечно ничего не может быть дальше от цели, чем подобная система, целиком воплощающая в себе всю ту борьбу и тревоги, которые отличают смертного человека.

XVI.

Я столько говорил о посохе или жезле, заряженном врилем, что от меня могут ожидать подробного его описания. Этого я не могу сделать; потому что мне никогда не давали его в руки, из опасения какого нибудь ужасного несчастия, которое могло произойти от моей неумелости. Он пустой внутри, и ручка его снабжена несколькими клапанами, или пружинами, посредством которых можно изменять силу его действия, разнообразить ее, или давать ей известное направление, так наприм.: - в одном случае она могла убивать, в другом - изцеляла; она тоже могла сокрушать громадные скалы, или рассевать пары атмосферы; действие её сказывалось не только на теле человека, но и могло влиять на его умственные способности. Орудию этому, для удобства пользования им, дана форма посоха или обыкновенной трости; но посредством особых приспособлений оно могло удлиняться. При употреблении, ручка его упирается в ладонь руки; при чем бывают вытянуты большой и средний пальцы. Мне говорили впрочем, что сила его действия неодинакова во всех случаях, и зависит от особого свойства присущего тому лицу, который им пользуется.

У некоторых преобладала разрушительная сила, у других - способность исцеления; многое было также в зависимости от состояния спокойствия и твердой решимости действующаго. Они утверждают, что высшие проявления силы над врилем не могут быть усвоены, а составляют, так сказать, прирожденное свойство, передаваемое из поколения в поколение; так что четырех-летний ребенок их, племени, первый раз держащий в руках жезл вриля, может достигнуть с ним результатов, которых после долгаго упражнения никогда не добьется самый искуссный механик из чуждой расы.

Это страшное орудие изменяется в деталях устройства, смотря по его назначению; так например в руках детей, которым поручено истребление вредных животных, оно гораздо проще, чем жезл ученых обоего пола; у замужних женщин и матерей семейств он более приспособлен к целебному действию и т. д. Я бы желал коснуться подробнее этого удивительного проводника жидкости вриля; но детали его механизма настолько же сложны, насколько поразительны достигаемые им результаты.

Здесь следует упомянуть, что этот народ, между прочим, изобрел особого устройства трубки, из которых жидкость вриля может быт направлена почти на бесконечные расстояния к предмету, который требуется уничтожить; и я нисколько не преувеличиваю, подразумевая расстояние в 500 и 600 миль. Их математические рассчеты доведены до такой точности, что по получении необходимых сведений от какого нибудь наблюдателя в воздушной лодке, каждый из членов отдела, заведующего применениями вриля, может определить свойство и размер встретившагося препятствия и навести дуло этого орудия с такою непогрешимою точностью на замеченное препятствие, - напр. город вдвое более Лондона, - что во мгновение ока от него ничего не останется, кроме пепла. Из этого примера видно, до какого совершенства доведено у Ана применение их изобретательных способностей к практическим целям.

Я обошел вместе с моим хозяином и его дочерью большой публичный музей, помещавшийся в одном из крыльев здания колегии ученых, в котором между прочим были сложены, как любопытные образцы неуклюжих, детских попыток человека в древния времена, многия из разных изобретений, составляющих гордость нашего века. В одном отделении музея валялось несколько громадных цилиндров, приспособленных для истребления жизни, посредством метательных снарядов и воспламеняющагося вещества, весьма похожих на наши пушки, но еще с неизвестными у нас усовершенствованиями.

Хозяин мой посмотрел на них с таким-же пренебрежением, с каким наш артиллерийский офицер может остановится перед луком и стрелами каких нибудь дикарей. В другом отделении, были модели повозок и судов, приводимых в движение паром, и воздушный шар. "Таковы были", произнесла Зи задумчивым голосом, "первые слабые попытки борьбы с природою наших диких праотцев, пока они еще не достигли хотя-бы слабого понятия о свойствах вриля".

Эта молодая Гай представляла удивительный образец того мускульного развития, которого достигает женщина в их стране. Черты лица её отличались красотой, присущей всей её расе: никогда еще на поверхности земли мне неприходилось видеть лица такой безупречной правильности и столь величественнаго; но постоянные занятия наукой вызвали в нем сосредоточенное выражение отвлеченной мысли и придали ему несколько строгий вид, особенно в состоянии покоя; и такое суровое выражение, особенно при её громадном росте и могучем сложении, производили самое внушительное впечатление. Она превосходила ростом других женщин этого племени и, на моих глазах, приподняла какую-то пушку с такою-же легкостью, как я поднял-бы пистолет. Зи внушала мне глубокий страх, дошедший до ужаса, когда мы вошли в одно из отделений музея, где находились модели разных механизмов, действующих посредством вриля и где она, стоя в отдалении, действием своего жезла, приводила в движение большие, тяжеловесные предметы. Она как будто вдыхала в них жизнь и заставляла повиноваться своей воле. Она пускала в ход весьма сложные механизмы, по желанию останавливала или возобновляла их действие, пока в невероятно краткий промежуток времени, разных сортов сырой материал обращался в симетрические, законченные произведения искусства. Явления, подобные тем, которые месмеризм, магнетизация, электричество и т. п., возбуждают в нервах и мускулах живых существ, - эта молодая Гай производила, мановением своей трости, в колесах и пружинах бездушного механизма.

Когда я высказал своим спутникам то изумление, в которое приводило меня все виденное, упомянув при этом, что в нашей среде мне случалось быть свидетелем некоторых явлений, доказывающих известное взаимодействие между живыми организмами, - Зи, видимо интересовавшаеся подобными вопросами, попросила меня протянуть мою руку и, положив ее рядом с своей, обратила мое внимание на заметную разницу, в их типе и характере. Во первых, большой палец у Гай (то же самое я заметил и у всех других представителей этого племени) был длиннее и массивнее, чем у нас; разница была на столько-же велика в этом отношении, как между человеком и гориллой. Во вторых, ладонь у них гораздо мясистее нашей, кожа гораздо нежнее и температура руки выше. Но, что было замечательнее всего, - я мог заметить особый нерв, проходивший от запястья руки к основанию большего пальца и потом разделявшийся на две ветви, идущия к указательному и среднему пальцу. "При слабом развитии большего пальца, сказала ученая молодая Гай, и отсутствии особого нерва, который, в большей или меньшей степени развития, ты всегда найдешь у нашего племени, вы никогда не достигнете сколько нибудь сильного влияния над действием вриля; что касается до нового нерва, то его нельзя встретить у наших первых предков, а равно и между грубыми племенами, живущими за пределами Врилья. Для его развития потребовалось множество поколений, начиная с первых - открывших тайну действия вриля и постепенно совершенствовавшихся путем упражнения в пользовании им; может быть, по прошествии одной или двух тысяч лета, такой нерв и зародятся между совершеннейшими представителями нашей расы, посвятившими себя изследованиям тех высших отраслей науки, при помощи которых приобретается власть над разнообразными проявлениями вриля. Когда-же ты говоришь об абсолютной неподвижности, то неужели тебе неизвестно, что несуществует ни одной частицы вещества, которая-бы находилась в совершенном покое или инерции; каждая из таких частиц находится в постоянном движении и подвергается действию разных сил, из которых теплота заметнее других; но вриль - наиболее проницающая и самая могучая. Так что ток, возбужденный рукой и направляемый моею волею, только способствует к усиленному проявлению того невидимого движения, в котором вечно находятся частицы материи. Хотя в массе металла и не может самостоятельно зародиться мысль, но, благодаря скрытой в нем восприимчивости к движению, в него как-бы переходить мысль действующего на него разумного существа, и под влиянием вриля он приходит в движение, точно двинутый видимой внешней силой. В него временно переходит жизнь; он как-бы воодушевляется и рассуждает. Без этого, разве могли-бы мы пользоваться услугами наших автоматов.

Я слишком трепетал пред мышцами и ученостью молодой Гай, чтобы решиться на какие либо возражения. Мне вспомнился при этом анекдот, читанный мною еще в детстве , про одного, заспорившего с Римским императором, мудреца, который внезапно прекратил свои возражения и отвечал на вопрос императора, - не имеет-ли он еще чего возразить с своей стороны; - "Нет, Цезарь; разве можно спорить с человеком, который повелевает двадцатью пятью легионами".

Хотя я был внутренно убежден, оставляя в стороне вопрос о действительных результатах действия вриля, - что Фарадэ легко разбил-бы все её аргументы, о ого конечных причинах и сфере влияния; но рядом с этим являлось другое непоколебимое убеждение, что Зи ударом своего кулака легко могла уложить на месте по очереди всех членов нашей королевской академии. Каждому разумному человеку известна вся бесполезность спора с обыкновенною женщиною, о близко знакомом ему предмете; но диспутировать с Гай семи футового роста вопрос о происхождении вриля, пожалуй все равно, что - спорить в пустыне с самумом.

Между разными отделами громадного здания колегии ученых, меня особенно заинтересовал музей, посвященный археологии Врилья, в котором была собрана коллекция древних портретов. Краски, которыми были написаны эти картины, отличались такою прочностью, что некоторые из них, написанные, по словам летописей, еще в доисторические времена, - сохранили известную свежесть колорита. При обзоре этой коллекции, меня поразили два обстоятельства: - первое, что картины которым, как уверяли меня, было от шести до семи тысяч лет, обнаруживали высшее состояние искусства, чем те , которые были написаны за три или четыре тысячи лет, и что портреты первого периода более подходили к нашему Европейскому типу. Некоторые из них даже напоминали мне те итальянские головы, которые смотрят на нас с холстов Тициана, как-бы говоря о честолюбии или коварстве, заботах или горе оригиналов, с их глубокими морщинами, проведенными страстями. Это были лица людей, живших во времена борьбы, предшествовавшие открытию чудодейственных свойств вриля, который совершенно изменил общественный строй:- они, как в нашем мире, боролись между собою из за власти и славы.

Спустя тысячу лет после открытия вриля, тип лица уже обнаруживает заметную перемену; при чем с каждым поколением, оно приобретает большее выражение того величавого спокойствия, получает тот отпечаток, который отличает его от лица нашего грешного, трудящагося человека и производит такое потрясающее впечатление. Но по мере того как развивалась красота нового типа, искусство художника делалось все безличнее и монотоннее.

Но интерес коллекции сосредоточивался в трех портретах, принадлежавших к доисторическому веку и, как гласит предание, написанных по повелению мудреца, самое происхождение которого теряется во мраке мифа, подобно Индейскому Будде , или Греческому Прометею.

Эту таинственную личность, - одновременно мудреца и героя, - главные отрасли племени Врилья считают своим общим родоначальником.

Кроме самого мудреца, сохранились еще портреты его деда и прадеда. Все они написаны во весь рост. Мудрец облечен в длинную хламиду из какой-то особенной материи, напоминающей рыбью чешую, или кожу ящерицы; но руки и ноги его обнажены: - пальцы их отличаются невероятною длиною и снабжены перепонками. Шеи у него почти не существует, и у него низкий, покатый лоб, совсем не характеризующий мудреца. Он отличается блестящими карими глазами на выкате, очень широким ртом и выдающимися скулами......

XVII.

Так как Врилья лишены возможности созерцать светила небесные, то их способы определения дня и ночи существенно различаются от наших; к счастию у меня были с собою часы, при помощи которых мне удалось довольно точно определить их счет времени. Я оставляю до будущего, если когда либо мне придется издать сочинение о науке и литературе Врилья, все подробности тех способов, которые они применяют для счисления времени, и ограничусь указанием, что продолжительность их года мало разнится от нашего; но он разделяется иначе. Их сутки (включая и то, что мы называем ночью) состоят из двадцати часов, вместо двадцати четырех, и, разумеется, их год поэтому заключает большее число дней. Они разделяют свой двадцати часовой день таким образом: - восемь часов, (* Употребляемые для ясности, слова: часы, дни и проч. - не вполне соответствуют их понятиям о делении времени. (Прим. автора).) называемые тихими часами, - посвящаются отдыху; восемь часов называемых рабочим временем, - разным занятиям жизни, и втечении четырех часов, которые носят название вольного времени (им заканчивается день), они предаются разным развлечениям, играм, празднествам, или разговорам, смотря по личному вкусу и склонности каждаго. Строго говоря, за пределами их домов не бывает ночи. Как городские улицы, так и вся окружающая страна, до самого предела их владений, одинаково освещается во все часы. Только во время тихих часов, они убавляют свет в своих домах, до степени сумерек; но полный мрак внушает им чувство ужаса, и они никогда вполне не гасят огней. Во время домашних празднеств, происходящих при полном освещении, они все-таки отмечают различие между днем и ночью, посредством особых механических устройств, соответствующих нашим часам. Они большие любители музыки, и музыкальные звуки, издаваемые в определенные промежутки этими механизмами, определяют время дня. Каждый час такие мелодические звуки разносятся по всему городу и подхватываются другими - в домах и окрестных деревушках, раскиданных по всему ландшафту, что производит самое чарующее и в то же время торжественное впечатление. Впродолжении тихих часов, эти звуки смягчаются, так что едва улавливаются бодрствующим слухом. У них не существует перемен года и, по крайней мере в пределах владений этого племени, климат отличается необычайною равномерностью; он теплый, как итальянское лето, скорее влажный чем сухой; до полудня обыкновенно бывает тихо, но по временам тишина нарушается сильными порывами ветра с окружающих гор. Подобно тому, как на золотых островах древних поэтов, - здесь не существует определенного времени для посева и жатвы; одновременно вы видите более молодые растения в цветах и почках, между тем как другия приносят уже колосья и плоды. Но листья всех плодоносных растений, после окончания этого периода, меняют цвет или опадают. Но что меня особенно интересовало в связи с их способами счисления времени, было - определение средней продолжительности жизни между ними. После самых тщательных справок, я убедился, что она значительно превосходит нашу. Но преимущество их заключалось не в одном этом; весьма немногие между ними умирают ранее ста лет; но в то же время, большинство достигает семидесяти-летнего возраста; до самых преклонных лет они сохраняют здоровье и свежесть сил, так что жизнь под старость у них не представляется одним тяжелым бременем. Здоровье их не подтачивается алчностью и честолюбием, они равнодушны к славе и хотя способны к глубокой привязанности, но любовь у них принимает вид нежной, радостной дружбы и, составляя их счастье, редко бывает источником страданий. Так как Гай вступает в брак только по своему выбору и здесь (подобно тому как и на земле ) все счастье семейной жизни зависит от женщины, то, выбрав себе по вкусу и влечению супруга, она бывает снисходительна к его недостаткам, уважает его наклонности и всеми силами старается сохранить его любовь. Смерть близких, как и между нами, - тоже источник горести; но она обыкновенно наступает в самом преклонном возрасте, и оставшиеся в живых находят большое утешение в непоколебимой уверенности, что их ожидает скорая встреча с умершими друзьями и близкими, в предстоящей блаженной жизни.

Хотя все эти причины оказывают не малое влияние на продолжительность их жизни, но многое зависит и от наследственной организации. По сохранившимся известиям, средняя продолжительность жизни у них в те ранния времена, когда их общественный строй походил на наш, со всеми его треволнениями, - была значительно короче, и они чаще подвергались разным болезням. Они сами говорят, что продолжительность жизни у них увеличилась с тех пор, как были открыты целебные и укрепляющия свойства вриля. Между ними мало специалистов врачей и этим делом преимущественно занимаются Джай-и (особенно вдовы и бездетные), которые обнаруживают особенную склонность к делу врачевания и отличаются искусством в разных хирургических операциях, вызываемых иногда несчастными случаями.

У Врилья есть свои развлечения и забавы и в вольное время дня, они собираются большими обществами и развлекаются воздушными играми, о которых я уже говорил. У них существуют концертные залы и даже театры, где исполняются пиесы, отчасти напоминающия мне китайские драмы; сюжеты этих драм взяты большею частью из самых отдаленных времен, и они отличаются полнейшим нарушением классических единств; так что герой в одной сцене представлен ребенком, вслед за тем стариком и т. д. Пьесы эти весьма древнего происхождения. Оне показались мне ужасно скучными, хотя постановка их отличалась удивительными механическими приспособлениями; они были также не лишены известного, отчасти грубого, юмора, и отдельные места текста выдавались своим поэтическим и полным силы языком, хотя ему вредил избыток метафоры. В общем оне оставляли пожалуй такое-же впечатление, какое драмы Шекспира произвели-бы на парижанина времен Лудовика ХV-го, или на англичанина - периода Карла ИИ-го.

Публика, большею частью состоявшая из Джай-и, по-видимому оставалась очень довольна представлением, что в виду серьезности этих женщин, отчасти удивило меня; но когда я увидел, что все актеры были самого нежного возраста, то мне стало понятно, что матери и сестры приходили сюда, что-бы доставить удовольствие своим детям и братьям. Я уже сказал, что все эти драмы были древнего происхождения. Повидимому, здесь втечении нескольких поколений, не появлялось ни одного сколько нибудь замечательного драматического произведения, а также - из области вымысла или поэзии, которое пережило-бы свое время. У них нет недостатка в новых изданиях и даже существует то, что мы назвали-бы газетами; но все эти издания почти исключительно посвящены научным и техническим вопросам, или новым изобретениям, - одним словом: У них преобладает чисто практическое направление. Иногда, впрочем, появится детская книжка рассказов (ребенка же автора), о разных приключениях, или какая нибудь Гай изольет в форме поэмы разные треволнения и надежды своей любви; но все эти произведения весьма невысокого достоинства и редко кем читаются, кроме детей и женщин. Самые интересные сочинения, чисто литературного характера, посвящены описаниям путешествий и географических изследований мало известных стран этого подземного мира; авторы их большею частью молодые эмигранты, и они читаются с большим интересом их друзьями и родственниками.

Я не мог не высказать своего удивления Аф-лину, но поводу того обстоятельства, что общество, достигшее таких изумительных успехов в технике и в котором повидимому осуществился тот идеал всеобщего счастья, о котором мечтали у нас на земле и который, только после долгой борьбы, признан неосуществимою мечтою, - что такое развитое общество может существовать без современной литературы, при всем совершенстве его языка, отличавшагося таким богатством, сжатостью и звучностью.

На это мой хозяин отвечал следующее: - разве тебе не ясно, что литература, как вы ее донимаете на земле, положительно несовместима с тем общественным благополучием, которого, по твоим же словам, мы теперь достигли? После вековой борьбы, у нас наконец установился общественный строй, вполне удовлетворяющий нас, и в котором недопускается никакого различия состояния, никаких почестей выдающимся общественным деятелям, при чем исчезает всякий стимул к личному честолюбию". Никто здесь не станет читать сочинений в защиту теорий, требующих перемен в нашем общественном, или политическом строе; понятно, что никто не станет и писать их. Если какой нибудь Ан и почувствует недовольство нашим, может быть, слишком спокойным образом жизни, - он не нападает на него, а просто уходит в другое место.

Таким образом все отрасли литературы (и, судя но древним книгам в наших общественных библиотеках, оне когда-то составляли весьма значительную её часть), касающиеся общественного и политического устройства, - совершенно исчезли. Громадную часть нашей древней литературы составляют исторические летописи разных войн и революций тех времен, когда человек жил в больших, бурных обществах. Ты видишь нашу ясную, спокойную жизнь: такою она была втечении многих веков. У нас нет событий для летописей. Что же об нас можно сказать, кроме того, что - "они родились на свет, прожили счастливо и умерли?" Переходя за тем к той отрасли литературы, которая почерпает свои источники в воображении, как напр. ваша поэзия, - то причины её упадка у нас не менее очевидны".

"Мы находим в сохранившихся у нас великих произведениях этого отдела литературы, которые мы все читаем с наслаждением, хотя они и недопускают подражания, что они заключаются в изображения недоступных нам теперь страстей: - честолюбия, мести, неосвященной любви, жажды военной славы и т. п. Древние поэты жили в среде, проникнутой всеми этими страстями, и живо чувствовали то, что служило предметом их неподражаемых описаний. Никто между нами не в состоянии изобразит таких страстей, потому что не чувствует их, да и не найдет сочувствия в своих читателях, даже еслиб и испытал их. Кроме того, один из основных элементов древней поэзии состоит в обнаружении тех скрытых, многосложных побуждений человеческого сердца, которые приводят к анормальным порокам, или к неописанным добродетелям. Но в нашем обществе, с исчезновением всяких искушений к особенным преступлениям или порокам, неизбежно установился средний нравственный уровень, при котором немыслимо и появление выдающихся добродетелей. Лишенная тех образцов могучих страстей, великих преступлений и высокого героизма, которые в старину давали пищу поэзии, - последняя если и не совсем погибла у нас, то влачит печальные дни. Остается еще поэзия описательная, - картины природы и домашней жизни; и наши молодые Джай-и часто пользуются этою, довольно бессодержательною, формою в своих любовных стихах".

"Такого рода поэзия", сказал я, "может быть очень привлекательна, и некоторые критики между нами признают ее даже выше той, которая занимается изображением человеческих страстей. По крайней мере, упоминаемый тобою, бессодержательный род поэзии привлекает к себе большинство читателей между тем народом, который я оставил на поверхности земли".

"Может быть; но я полагаю, что эти поэты обращают большое внимание на язык и сосредоточивают все свое искусство на подборе красивых слов и рифм".

"Конечно; это соблюдается и великими писателями. Хотя дар поэзии может быть прирожденный, но он требует такой-же тщательной обработки, как и масса металла, из которой вы строите свои машины*.

"Без сомнения у ваших поэтов есть какие нибудь побудительные причины к сосредоточению своего внимания на красивой отделке слов".

"Конечно врожденный инстинкт побуждает их петь, как и птиц; но все эти украшения песни, по всем вероятиям, имеют внешния побуждения, и наши поэты вероятно находят их в стремлении к славе, а иногда и в недостатке денег".

"Совершенно так. Но в нашем обществе понятие о славе не связывается ни с каким действием человека, во время его земной жизни. Мы скоро утратили-бы то равенство, которое составляет основной, благодетельный элемент нашего общественного устройства, еслиб стали осыпать выдающимися похвалами кого либо из его членов: исключительное возвеличение ведет к исключительной силе, и тогда неминуемо должны проснуться все спящия теперь страсти; другие люди тоже пожелают похвал, тогда подымется зависть, а вместе с нею и недовольство, с своими спутницами злобой и клеветой. Мы видим из нашей истории, что большинство поэтов и писателей, пользовавшихся в древности величайшею славою, в то же время подвергались самому жестокому порицанию, и вся их жизнь была отравлена, отчасти благодаря нападкам завистников, отчасти вследствие развившейся в них болезненной чувствительности к похвале и порицанию. Что касается побуждений нужды, то во первых, тебе известно, что в нашей стране никто не испытывает бедности; но если-бы это и было, то всякое другое занятие оказалось-бы прибыльнее писательства".

"В наших общественных библиотеках, можно найдти все уцелевшие от времени книги; эти книги, по высказанным уже причинам, - несравненно лучше всего, что могло быть написано в наши дни, и оне одинаково доступны всем".

"Между нами", сказал я, "многих привлекает новизна; и часто читается плохая новая книга, между тем как старая остается без внимания".

"Новизна, без сомнения, имеет свою привлекательность в менее развитых обществах, чающих всего лучшего впереди, но мы лишены способности находить в ней удовольствие; хотя, по замечанию одного знаменитого нашего писателя, жившего четыре тысячи лет тому назад: - "читающий старые книги всегда найдет в них что нибудь новое; а читающий новые книги всегда - что нибудь старое".

"Но как же подобное равнодушие к литературе не оказывает вредного действия на развитие науки?"

"Твой вопрос изумляет меня. Побуждением к изучению науки является простая любовь к истине, независимо от всяких понятий о славе; и кроме того, наука у нас имеет исключительно практическое значение, в видах сохранения нашего общества и ежедневных требований жизни. Наш изобретатель трудится без всякого ожидания славы за свою работу; он просто занят любимым им делом, вдали от всяких треволнений и страстей. Человеку необходимы упражнения, как для тела, так и для ума; и постоянное равномерное упражнение в обоих случаях лучше всяких чрезмерных временных усилий. Люди, занимающиеся у нас наукою, менее всего подвергаются болезням и отличаются своим долголетием. Живопись у нас составляет развлечение многих; но самое искусство далеко не то, что было в прежния времена, когда великие художники из разных обществ старались превзойти друг друга, в виду тех, почти царских, почестей? которые ожидали победителя. Ты без сомнения заметил в отделении древностей музея, - насколько, с точки художественности, картины, написанные несколько тысяч лет тому назад, превосходят современные, Из всех изящных искусств одна музыка, - может быть потому, что она ближе подходит к науке, чем к поэзии, - еще процветает у нас. Но даже и здесь, недостаток стимула похвал или славы сказался в отсутствии индивидуального превосходства; мы отличаемся более в оркестровой музыке, где отдельный исполнитель заменяете громадными механическими инструментами, приводимыми в движение водою. Впродолжении нескольких веков у нас почти не появилось ни одного выдающагося композитора. Мы пользуемся теперь старинными мотивами, которые обрабатываются современными, искусными в технике музыкантами".

"Нет ли из числа Ана", спросил я, "обществ, зараженных теми пороками и страстями, допускающими разницу в имущественном, нравственном и общественном положении среди своих членов, которые уже исчезли между племенами Врилья? Если существуют такие народы, то может быть, поэзия и родственные ей искусства еще пользуются почетом и процветают между ними?"

"Такие народы живут в отдаленных от нас странах; но мы не допускаем их в среду цивилизованного общества; но нашему мнению они недостойны даже названия Ана, не только что Врилья. Это варвары, находящиеся на том низком уровне развития, которое даже недопускает надежды на их обновление" Они проводят свое жалкое существование в вечных переворотах и борьбе; если они не воюют с своими соседями, то дерутся между собою. Они все разделены на партии, которые предают поруганию, грабят и даже убивают друг друга; поводом к этому служат самые ничтожные причины, которые были-бы просто непонятны для нас, если-бы мы не знали из истории, что сами когда то прошли чрез эти ранния ступени варварства и невежества. Сущих пустяков достаточно, чтобы поднялась ссора между ними. Они считают, что у них господствует равенство; но вся та борьба, которую они вели с старыми формами, но привела ни к чему; потому что в громадных обществах, где все основано на соревновании, обратившемся в какую то постоянную горячку, - меньшинство всегда выигрывает в ущерб массе. Одним словом, народ, о котором я говорю, представляет собою дикарей, блуждающих в беспросветном мраке невежества; они были-бы достойны нашего сожаления в их бедствиях, если-б, подобно большинству дикарей, сами не навлекали на себя истребления своею наглостью и жестокостью. Можешь себе представить, что эти жалкие созданья, с их допотопным оружием, образцы которого ты видел в нашем музее (металлические цилиндры с зарядом селитры), - не раз грозили истреблением соседнему с ними племени Врилья, только потому, что у них тридцать миллионов населения, а у последних пятьдесят тысяч, - если те не подчинятся какому то их установлению, в связи с торговлей и наживой денег, которое они имеют нахальство называть "законом цивилизации".

"Но что же сделают пятьдесят тысяч против тридцати миллионов ".

Мой хозяин с удивлением взглянул на меня. "Чужеземец", сказал он, "разве ты не слышал, что это племя - Врилья, которому оне угрожают; и стоит только этим дикарям объявить войну, как пол-дюжины, отряженных для этого детей, сметут с лица земли все их население ".

Я невольно содрогнулся при этих словах, вспомнив, что я стою ближе к этим "дикарям" чем к племени Врилья, а также - мои похвалы свободным учреждениям Америки, к которым так презрительно отнесся Аф-Лин. Прийдя несколько в себя, я спросил, - существует ли возможность безопасно достигнуть страны этого отдаленного и смелаго народа.

"При помощи вриля ты можешь безопасно проехать по владениям всех родственных нам племен; но я не отвечаю за твою безопасность среди варварских народов, где господствуют другие законы, я которые дошли до такого умопомрачения, что многие из них живут только воровством; в тихие часы среди них даже нельзя оставить открытыми двери своего дома".

Тут наш разговор был прерван появлением Таэ, сообщившего нам, что, получив поручение уничтожить громадное чудовище, которое я видел при своем спуске, он все время следил за его появлением, но безуспешно. Он уже подумал, что мои глаза обманули меня, или что гадина, чрез разщелины в скалах, пробралась в более дикую местность, где водятся подобные ей пресмыкающияся; но близость её пребывания неожиданно обнаружилась в опустошениях пастбища, прилегающего к озеру. "Я уверен", сказал Таэ, "что чудовище прячется в этом озере; я подумал", продолжал он обращаясь ко мне, "что тебя может быть позабавит посмотреть, - как мы истребляем таких неприятных посетителей". Взглянув на ребенка и припомнив размеры чудовища, которое он собирался уничтожить, я пришел в ужас, как за себя, так и за него, при мысли о грозившей нам опасности. Но во мне было возбуждено сильное любопытство, и мне хотелось самому убедиться в восхваляемом могуществе вриля; к тому-же я не желал унизить себя в глазах ребенка, выказывая опасения за свою безопасность; и потому, поборов свое первое чувство страха, я поблагодарил Таэ за его внимание и выразил готовность сопутствовать ему в такой интересной охоте.

ХVIIИ.

Когда мы оставили за собою город и, взяв влево от главной дороги, пошли полями, - я до того был поражен странною красотою этого изумительного ландшафта, до самого горизонта освещенного безчисленным множеством фонарей, что мало обращал внимания на разговор моего спутника.

По дороге я заметил, что все сельскохозяйственные работы производились машинами странного вида, но весьма красивой формы; искусство, подчиненное у этого народа требованиям пользы, проявлялось в виде изящных форм, которые они придают разным предметам в обыденной жизни. Драгоценные металлы и каменья до того здесь обыкновенны, что применяются для украшения самых простых вещей; между тем, преобладающее между ними значение полезного над красивым, побуждает их всячески украшать их орудия труда, что незаметным образом влияет на развитие у них воображения.

Во всех их работах, как в домах, так и снаружи, применяются уже упомянутые автоматические фигуры, которые до того подчинены действию вриля, что кажутся живыми существами. Я едва мог отличить их от людей, в то время, как они направляли движение разных громадных механизмов.

По мере того, как мы удалялись, я наконец стал прислушиваться к живым замечаниям моего спутника. Меня поражало необычайно раннее умственное развитие у детей этой расы, - может быть происходящее от того, что они несут на себе все труды и ответственность, которые между нами падают на долю старших. Разговаривая с Таэ, мне казалось, что я беседую не с ребенком, а с развитым, наблюдательным человеком моих лет, Я спросил его, не может-ли он сказать, - на сколько отдельных общин распадалась раса Врилья.

"Точно не знаю," отвечал он ", потому что число их увеличивается с каждым годом, по мере того, как выделяется избыток населения. Но, по словам отца, за последнее время число отдельных общин, говорящих нашим языком и усвоивших наши обычаи и учреждения, достигало полутора миллионов; о подробностях лучше распроси Зи. Она знает больше многих Ана, которые вообще мало занимаются тем, что их близко не касается, а Джай-и такие любопытные существа".

Ограничивается-ли каждая отдельная община тем-же числом семейств, как у вас"?

"Нет; некоторые значительно меньше нашей, другия - больше, смотря по размеру их владений и совершенству их машин. Каждая община держится известного предела, смотря по обстоятельствам, и заботится прежде всего, чтобы у них не развилось класса бедных, вследствие избытка населения, причем земля не могла-бы прокормить всех; кроме того, они строго следят за тем, чтобы община не переросла известного размера, при котором только возможно такое-же управление, как в благоустроенной семье. Кажется ни одна из общин Врилья не превосходит тридцати тысяч семей. Но вообще, чем меньше община, если только народу в ней достаточно для хорошей обработки всей её земли, - тем богаче её члены, тем больше они вносят в общую казну и, - что выше всего, - тем счастливее и спокойнее они, как политическое целое, и тем большего совершенства достигают продукты их труда. Община, которую все племена Врилья считают за высшую по развитию и которая достигла наибольшего искусства в пользовании силами вриля, - пожалуй самая маленькая. Она не превышает четырех тысяч семей; но каждый клок их земли обработан, как сад; их машины не имеют себе равных и все их продукты берутся на расхват. Все наши племена считают ее своим образцом; потому что достижение высшего идеала, доступного человеку, заключается в соединении наибольшей доли счастья, с высшим развитием ума; и понятно, чем меньше общество, тем легче этого достигнуть. Наша община слишком велика".

Эти слова заставили меня задуматься. Я вспомнил о маленьких Афинах, с их двадцатью тысячами свободных граждан и о том умственном влиянии, которое до сих пор оказывает эта маленькая республика на самые могущественные нации мира. Но в Афинах допускалось соревнование и постоянные перемены, и к тому-же, граждане их далеко не были счастливы. Оторвавшись от моих мыслей, я возвратился к нашему разговору и стал распрашивать его об эмиграции.

"Но если каждый год", сказал я, "определенное число между вами соглашается покинуть родину и основывают новые общины, то ведь их все-же очень мало и, даже при самых совершенных машинах, они вряд-ли в состоянии разчистить дикие места, устроить новые города и водворить всю ту цивилизацию, с её удобствами жизни, к которым они привыкли с детства.

"Ты ошибаешься. Все племена Врилья находятся в постоянном общении между собою и ежегодно определяют число эмигрантов из их числа? которые должны сообща основать новую общину; место нового поселения намечается ранее, и каждый год посылаются пионеры от каждой общины для его разчистки, уничтожения скал и постройки домов; так что,когда эмигранты являются на место, они уже находят готовые дома, и подготовленную почву. Привыкая с детства к трудовой жизни, мы не боимся путешествий и опасностей. Я сам хочу эмигрировать, когда выросту".

"Всегда-ли эмигранты выбирают ненаселенные места?"

"Да, большею частью; потому что мы никогда ничего не истребляем, - разве вынужденные к тому необходимостью самосохранения. Конечно, мы не можем поселится на землях, уже ранее того занятых Врилья; если-б мы заняли обработанные земли, населенные другими племенами Ана, то нам пришлось-бы уничтожить их. Но иногда случается, что, даже при поселении на свободных землях, какое нибудь соседнее племя Ана, - если у него господствует система Кум-Пош или особенно Глек-Наз, (Кум-Пош - на языке Врилья обозначает политическую систему, сходную с учреждениями Соединенных Штатов; Глек-Наз - противуположную ей. (Прим. перев.).) - недовольное нашим соседством, начинает беспричинную войну, - тогда, конечно, мы истребим его. Разве можно придти к какому нибудь соглашению с подобным народом. Еще Кум-Пош, продолжал с оживлением ребенок, как ни плох он, все-таки не лишает их мозга и сердца; но Глек-Наз отнимает у них все человеческое, и у них остаются только - пасть, когти и желудок".

"Ты выражаешься сильно. Знай-же, что я сам с гордостью называю себя гражданин Кум-Поша" .

"После этого я не удивляюсь", отвечал Таэ, "что ты покинул свою родину. Какое было общественное устройство в твоей стране до перехода в Кум-Пош?

"Поселение эмигрантов - подобное вашим, - но с тою разницею, что они были в завиоимости от той страны, из которой вышли. Они свергли это иго и учредили Кум-Пош".

"Сколько времени действует у вас эта система?"

"Около ста леть".

"Срок жизни Ана: - очень молодое общество. Не пройдет и ста лет, как у вас будет уже Глек-Наз".

"Таэ, мне неидет спорить с ребенком твоего возраста. Конечно я принимаю в соображение, что ты не воспитан среди Кум-Поша".

"И в свою очередь" отвечал Таэ, с прирожденною мягкою и величавою манерою, отличавшею его расу, "не только принимаю к сведению, что ты не вырос между Врилья, но приношу искренния извинения, если я чем нибудь оскорбил чувства такого любезного Тиша.

Я забыл упомянуть ранее, что в семье моего хозяина я обыкновенно носил прозвище - Тиш; это было ласкательное имя, обозначавшее, в переносном смысле, маленъкого варвара, а в буквальном, - лягушенка. Дети Врилья обыкновенно называют так ручных маленьких зверьков в роде лягушек, живущих в их садах.

Этим временем, мы приблизились к берегу озера, и Таэ обратил мое внимание на следы опустошения, произведенного в ближайших полях. "Враг наш, без сомнения, скрывается на дне озера", сказал Таэ. Заметь, сколько рыбы собралось у берегов; даже большие рыбы перемешались с маленькими в общем страхе. Это пресмыкающееся наверное принадлежит к классу Крек, самому кровожадному из всех, и, как говорят, одному из немногих уцелевших видов тех первобытных чудовищ, которые населяли мир до появления Ана. Крек отличается ненасытной прожорливостью: - он безразлично пожирает как растения, так и животных. Его любимое блюдо Ан, когда он может захватить его в расплох; вот почему мы беспощадно истребляем его в наших пределах. "Я слышал, что, когда наши предки впервые поселились в этой, еще тогда невозделанной стране, - эти чудовища, и также другия подобные им, водились здесь во множестве; и так как употребление вриля было еще неизвестно, то многие из нашей расы были пожраны ими. После того как мы познакомились с употреблением вриля, все эти враждебные нам животные были истреблены. Но по временам, какая нибудь из этих гигантских ящериц заползает сюда из своих логовищ, за пределами страны, и я помню случай, когда жертвою её сделалась молодая Гай, купавшаеся в этом самом озере. Если-б она была на берегу, вооруженная своим жезлом, Крек не осмелился бы показаться ей на глаза; подобно нашим другим диким животным, это пресмыкающееся обладает инстинктом, внушающим ему страх к тем, кто держит в руках жезл вриля. Пока я стою здесь, чудовище низачто не выйдет из своего логовища; но мы должны приманить его.

"Это будет довольно трудно".

"Нисколько. Садись вот на этот камень (он находился около трехсот фут от берега озера), а я отойду подальше. Животное скоро увидит тебя, или почует твое присутствие и, видя что ты безоружен, двинется к тебе, что бы тебя пожат. Как только он вылезет из воды, Крек будет моею жертвою".

"Ты хочешь сделать меня приманкою для этого чудовища, которое в одно мгновенье проглотит меня в своей пасти! Прошу извинить".

Ребенок засмеялся. "Ничего не бойся, сказал он, "только сиди смирно".

Вместо ответа я отскочил от него и хотел уже бежать со всех ног, когда Таэ слегка прикоснулся к моему плечу и устремил на меня неподвижный взгляд. Я сразу почувствовал себя, как бы прикованным к месту; всякая воля покинула меня, и я покорно последовал за ним и сел на камень. Многие из читателей вероятно знакомы с явлениями, приписываемыми животному магнетизму (Автор еще не был знаком с новейшими явлениями гипнотизма. (Прим. перев.).); ни один из адептов этого сомнительного искусства никогда не мог произвести на меня малейшего впечатления, но я оказался бездушным автоматом в руках этого ребенка. Между тем он распустил свои крылья, поднялся на воздух и скрылся в кустах на вершине холма, в некотором расстоянии от меня.

Я был один; в неописанном ужасе я повернул голову по направлению к озеру и неподвижно, как очарованный, уставился глазами на его поверхность. Прошло минут десять, или пятнадцать, показавшихся мне веками, - когда в центре его гладкой поверхности, освещенной отблеском фонарей, стало заметно легкое движение. В то-же время рыбы, собравшиеся у берега, почуяв приближение врага, стали метаться во все стороны; послышались всплески, и я заметил, что некоторые даже выбросились на песок. Длинная, волнующаеся борозда показалась на воде и стала приближаться к берегу, все ближе и ближе, пока наконец не вылезла громадная голова чудовища: страшные клыки, как щетина, торчали в его пасти, и оно уставило свои голодные, безжизненные глаза на то место, где я сидел, как пригвожденный. Вот уже его передния ноги показались на берегу, потом - грудь, покрытая до сторонам чешуей, точно бронею, с тускло желтою кожею посредине; наконец вся эта масса, около ста фут длиною, была уже на земле . Еще один шаг этих гигантских ног, и оно было-бы около меня. Казалось одно мгновенье отделяло меня от этой ужасной смерти, - когда в воздухе блеснула точно молния, поразила чудовище и втечение неуловимого момента охватила его огнем. Свет исчез, и предо мною лежала какая то обугленная, безформенная масса, еще дымившаеся, но уже быстро рассыпавшаеся в прах. Я сидел, как пригвожденный, охваченный смертельным холодом; ужас мой теперь перешел в оцепенение.

Я почувствовал прикосновение ребенка к своему плечу: - очарование кончилось, я поднялся с места. "Теперь ты видишь, как легко Врилья уничтожают своих врагов", сказал Таэ; потом он подошел к дымившимся остаткам чудовища и, взглянув на эту массу, продолжал спокойным голосом: "мне случалось уничтожать гадов еще крупнее этого, но никогда это де доставляло мне такого удовольствия. Да, это был Крек; сколько страданий он причинил, пока существовал!" Затем он поднял с земли выбросившихся из воды рыбок и возвратил их родному элементу.

XIX.

После рассказанного приключения, в котором мы участвовали вместе с Таэ, - этот ребенок стал часто навещать меня в доме Аф-Лина; он видимо привязался ко мне, и я платил ему тем-же. Ему еще не было двенадцати лет, а серьезные научные занятия, которыми у них завершается период детства, начинаются только после этого возраста; так что, по умственному развитию, я ближе подходил к нему, чем к взрослым представителям его расы и особенно к Джай-и, из которых выдавалась высокоученая Зи. Дети Врилья, - облеченные такими многотрудными и ответственными обязанностями, - не отличаются особенною веселостью; но Таэ, при всей его даровитости, обладал тем добродушным юмором, который мы часто встречаем между гениальными стариками. Он находил такое же удовольствие в моем обществе, какое наш мальчик, одного с ним возраста, - испытывает в товариществе любимой собаки, или обезьяны. Ему доставляло такое же удовольствие - обучат меня разным обыденным приемам в жизни своего народа, какое испытывал мой племянник, заставляя своего пуделя ходить на задних лапках, или скакать через кольцо. И охотно соглашался на все такие опыты; но никогда не мог сравняться по успехам с пудлем. В начале, меня очень заинтересовало применение крыльев, которыми пользуются у них с такою-же легкостью самые маленькие дети, как мы руками или ногами; но все мои попытки в этом направлении привели только к серьезным ушибам, и я поневоле должен был оставить их.

Эти крылья, как я уже говорил, очень большего размера и достигают до колен; сложенные на спине они образуют род плаща или эпанчи, очень красивой формы. Они делаются из перьев гигантской птицы, которая водится в окрестных горах; цвет их большею частью белый, но иногда с красными полосами. Крылья эти укрепляются к плечам, помощию весьма легких, но сильных пружин; и когда они распускаются, то руки сами собой входят в петли, приспособленные с их нижней стороны и представляющия как бы части срединной перепонки. Верхняя часть их туники снабжена подкладкою из мелких трубок, которые, посредством особого механического приспособления, надуваются при подъеме рук и служат как-бы пузырями, что бы поддерживать их па воздухе. Как самые крылья, так и этот поддерживающий прибор сильно заряжены врилем и, при подъеме на воздух, тело как бы теряет свою тяжесть. Я не встречал затруднения в подъеме; раз были подняты крылья - это уже достигалось само собою; но тут начиналась опасная часть моих попыток. Мне никак не удавалось регулировать дальнейшее действие крыльев, хотя между своими я считался ловким в разных атлетических упражнениях и искусным пловцем. Все мои попытки ограничивались безуспешными, неуклюжими усилиями. Я был во власти крыльев, а не они - в моей; и когда, помощию отчаянных усилий, мне наконец удавалось остановить их движение и приблизить их к моему телу, то исчезала поддерживающая меня сила, и я низвергался на землю, точно воздушный шар, из которого был выпущен газ; и только благодаря спазмотическим усилиям, вызванным ужасом, я отделался при этом изрядным, ошеломившим меня ушибом и не разбился в куски. Несмотря на эти неудачи, я готов был продолжать мои попытки; но в этом меня удержала милосердная Зи, сопровождавшая меня во время этих жалких опытов летания; и, только благодаря своевременной поддержке её крыльев, я не размозжил себе голову о вершину пирамиды, во время последней из таких попыток.

"Я вижу", сказала она при этом, "что все твои попытки безнадежны; причина этому - не в каком либо недостатке крыльев, или в несовершенстве твоего сложения; но в органически присущем тебе и непоправимом недостатке сосредоточения воли. Ты должен знать, что таинственная связь, существующая между таким сосредоточением воли и силою вриля, не сразу сделалась достоянием нашего племени; потребовалось много поколений, передававших своим детям зачатки этой способности, которая постепенно изощрялась и наконец сделалась у нас, как-бы прирожденным инстинктом; так что маленькое дитя нашей расы также бессознательно стремится летать, как и ходит. Неудивительно, что оно при этом с такою же уверенностью пользуется своими искусственными крыльями, как птица - данными ей природой. Я не подумала об этом, когда допустила тебя до таких опасных опытов; но мне хотелось, что бы ты был моим товарищем в полетах. Конечно, они должны быть оставлены теперь. Твоя жизнь делается слишком дорога для меня". При этом голос и выражение лица Гай особенно смягчились, и я почему то почувствовал еще больший страх, чем во время моих неудачных опытов летания.

Говоря о крыльях, я должен упомянут об одном существующем между Джай-и обычае , под которым скрывается довольно трогательная мысль. Во время своего девства, Гай постоянно носит крылья; она принимает участие вместе с Ана в тех грациозных воздушных играх, о которых я говорил, и пускается с необычайною смелостью в дальния воздушные путешествия, в самые дикие страны этого подземного царства; и в этом отношении она превосходить более грубый пол. Но со дня брака, она оставляет свои крылья и сама вешает их над супружеским ложем, где они и остаются без употребления до тех пор, пока смерть, или развод не разрушают брачного союза.

Когда в глазах и голосе Зи обнаружилась та нежность, которой я так испугался, в каком-то предчувствии грозящей мне опасности, - Таэ, сопутствовавший мне во время полетов и в своей игривости забавлявшийся моими неудачами, - засмеялся, услышав её последния слова, и сказал с детским простодушием: - "Если Тиш и не выучится летать, Зи, - ты всетаки можешь быть его товарищем, повесив на стену свои крылья".

XX.

Я уже несколько времени заметил, что ученая и величественная дочь моего хозяина выказывала ко мне то нежное участие, которое, по бесконечному милосердию Провидения, свойственно всем женщинам, как на земле, так и под землею. До последнего времени, я смешивал его с тем чувством любви к домашним животным, которым всегда отличается женщина, наравне с ребенком. Теперь-же, к моему большому огорчению, я убедился, что то чувство, которым удостоивала меня, ничего не имело общего - с питаемым ко мне Таэ. Но это убеждение нисколько не льстило моему тщеславию, как обыкновенно бывает у мужчин, обративших на себя благосклонное внимание прекрасного пола; напротив, оно пробуждало во мне чувство страха. Если из всех женщин этого общества Зи выдавалась своею ученостью и силою, то, по всем отзывам, она кроме того отличалась своею кротостью и пользовалась всеобщею любовью. Все её существо, казалось, было проникнуто одним желанием - оказать помощь, защиту, утешение... Хотя те многосложные горести, начало которых скрыто в бедности и пороке - неизвестны в социальном строе Врилья, но еще ни одному ученому между ними не удалось найдти во вриле, такую силу, которая-бы окончательно изгнала из их жизни все те печали, которым бывает подвержен человек; и во всех таких случаях, Зи была первою утешительницею. Если какая нибудь из Джай-и являлась жертвою отверженной любви, Зи употребляла все силы своего ума и сердца, чтобы смягчить её горесть и доставить ей утешение. В тех редких случаях, когда кто нибудь из детей, или юношества подвергался опасной болезни или (что еще бывало реже) кто нибудь из них был поранен, - во время их довольно опасной службы, - она забывала свои научные занятия и развлечения, и превращалась в самого внимательного врача и неутомимую сиделку. Она часто совершала полеты к самым отдаленным пределам их владений, - где дети занимали сторожевые пункты, в виду каких нибудь неожиданных подземных переворотов, или вторжения кровожадных животных, - чтобы предупредить их вовремя о грозившей опасности и оказать нужную помощь. Даже в её научных занятиях преобладало это стремление к благодеянию. Если ей случалось узнать о каком нибудь новом открытии, могущем быть полезным человеку, специально занимавшемуся известным искусством, или ремеслом, - она спешила передать ему все новые сведения. - Если какой нибудь престарелый член коллегии ученых изнемогал от чрезмерного труда в разрешении какой нибудь сложной научной задачи, - она приходила к нему на помощь, брала на себя самую кропотливую часть работы, ободряла, помогала ему своими советами, светлыми мыслями, одним словом, - делалась как-бы его добрым гением и вдохновительницею. Тоже самое чувство неизсякаемой доброты она проявляла и по отношению к нисшим животным. Я часто видел, как она приносила домой какое нибудь пораненое животное и ухаживала за ним с такою-же нежностью, как мать за больным ребенком. Случалось также, что сидя на балконе, или в висячем саду, в который выходило окно моей комнаты, - я видел ее парящею в воздухе, и вскоре после того целые толпы детей устремлялись к ней с радостными криками, летая и резвясь вокруг нея, как около своего центра, в самых причудливых и грациозных группах. Когда мне случалось гулять с нею по окрестностям города, местные олени, издали почуяв её приближение, подбегали к ней в ожидании ласки и следовали за ней по пятам, пока она не отгоняла их понятным им знаком руки. Между незамужними Джай-и, в обычае носит на голове небольшой венчик или диадему, украшенную камнями, похожими на опал, которые расположены в виде звезды. Обыкновенно они не издают блеска; но если к ним прикоснется жезл вриля, - они загораются ясным, ровным светом. Они служат им украшением во время их празднеств и заменяют лампу, если, во время их частых полетов, им случается занестись в такое место, куда недосягает свет их фонарей. Мне случалось видеть Зи, когда её величественное, задумчивое лицо освещалось этою лучезарною короной, - тогда мне казалось, что предо мною неземное существо и я готов был преклониться, в обожании этого чудного видения. Но ни разу еще в моем сердце не пробуждалось чувство земной любви к этому возвышенному идеалу женщины. Может быть тут сказывалось и влияние гордости, свойственное мужчине моей расы, которое не допускает в нем проявления чувства любви к женщине, настолько превосходящей его во всех отношениях. Но какие чары могли заставит это удивительное создание, - эту дочь высокой расы, достигшей такого недосягаемого величия и смотревшей с таким презрением на все остальные человеческие племена, - что могло побудить ее почтить меня своею склонностью? Хотя я считался довольно красивым между моими соотечественниками, но и красивейший из них показался-бы ничтожным и пошлым рядом с мужчинами племени Врилья.

Новизна, самые особенности расы, выделявшие меня из среды других, как читатель увидит далее, могли подействовать на юную фантазию другой молодой Гай, едва вышедшей из своего детства и во всех отношениях стоявшей ниже Зи. Но всякий, следивший за моим слабым описанием необыкновенных качеств дочери Аф-лина, легко поймет, что главная причина её склонности ко мне заключалась в прирожденном ей стремлении - к помощи, защите, к поддержке и, наконец, к возвышению до себя существа слабейшаго. Оглядываясь назад, я могу объяснить только подобного рода побуждением эту единственную слабость, которую проявила одна из дочерей Врилья в своей привязанности к гостю её отца. Но какова бы ни была причина этой привязанности, уже одно сознание, что и мог внушить ее такому недосягаемому для меня во всех отношениях существу, - наполняло меня нравственным ужасом; и к этому ужасу, я должен сознаться к своему стыду, примешивалось и недостойное чувство страха, пред теми опасностями, которым она меня подвергала.

Разве на одно мгновение можно было допустить мысль, чтобы её родители и родственники могли посмотреть без негодования и омерзения на возможность союза между таким возвышенным существом и презренным Тишем? Конечно но в их власти было наказать ее, или удержать, Насилие одинаково не мыслимо, как в их семейной, так и общественной жизни; но они могли прекратить её увлечение одним взмахом направленного на меня, жезла вриля.

Обуреваемый этими печальными мыслями, я все таки сознавал, что совесть и честь моя не могли с этой стороны подвергнутся какому либо нареканию. Моя прямая обязанность, если-бы Зи продолжала обнаруживать свою склонность, была, - сообщить обо всем моему хозяину, конечно соблюдая при этом всю деликатность воспитанного человека. При этом я буду, по крайней мере, избавлен от всяких подозрений, что я разделяю чувства Зи; и мудрый ум моего хозяина вероятно укажет ему, - как мне выпутаться из такого опасного положения. Приняв такое решение, я действовал под влиянием обыкновенных побуждений образованного и нравственного человека нашего общества, который, как ни заблуждается он, - всегда однако поступает по совести, если только его склонности, личные выгоды и безопасность указывают ему именно такой образ действия.

Эдвард Бульвер-Литтон - Грядущая раса. 02., читать текст

См. также Эдвард Бульвер-Литтон (Edward Bulwer-Lytton) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :