Жюль Верн
«Приключения капитана Гаттераса (Les Aventures du capitaine Hatteras). 9 часть.»

"Приключения капитана Гаттераса (Les Aventures du capitaine Hatteras). 9 часть."

Капитан старался проникнуть взором пелену туманов, скрывавших горизонт, не отнимал от глаз подзорной трубы и в цвете воды, в форме волн, в веяньи ветра искал признаков недалекого материка. Он наклонился головою вперед, и во всей его фигуре выражалось столько энергии, непреклонного стремления вперед, в своей цели, что даже не знавший замыслов Гаттераса невольно залюбовался-бы им.

XXII.

Приближение в полюсу.

Время проходило, а между тем по прежнему ничего не было видно кроме моря да неба; ни одной из тех водорослей, при виде которых трепетало сердце Христофора Колумба, отправлявшагося для открытия Америки.

Гаттерас все смотрел в даль.

Наконец, к шести часам вечера над уровнем моря показались пары, похожие на струи дыма. Небо было совершенно ясное, следовательно пары эти нельзя было принять за облака; повременам они то исчезали, то снова появлялись и как-бы волновались.

Гаттерас первый заметил это; он взял подзорную трубу и втечение целаго часа пристально наблюдал загадочное явление.

Вдруг, Гаттерас протянул руку к горизонту и громким голосом вскричал:

- Земля! земля!

При этих словах все поднялись со своих мест как-бы под действием электрического удара.

Нечто в роде дыма заметно возвышалось над поверхностью океана.

- Вижу! вижу! - вскричал доктор.

- Да! да!- сказал Джонсон.

- Это облако,- заметил Альтамонт.

- Земля! земля! - с непоколебимою уверенностию повторил Гаттерас.

Путешественники стали всматриваться еще с большим вниманием.

Но им не долго пришлось волноваться и делать все возможные предположения: наблюдаемая точка исчезла. Вскоре однако она показалась снова и доктор заметил, в двадцати или в двадцати пяти милях к северу, как-бы мимолетный проблеск огня.

- Это вулкан!- вскричал он.

- Вулкан?- спросил Альтамонт.

- Без всякого сомнения.

- Под этою широтою?

- Почему-бы и не так?- сказал доктор. Разве Исландия не вулканическая страна и не состоит-ли, так сказать, из одних вулканов?

- Да, то Исландия... Но в столь близком расстоянии от полюса!- заметил Альтамонт.

- Разве Джемс Росс не открыл на антарктическом континенте две огнедышащих горы под семидесятым градусом долготы и семьдесят восьмым широты? Почему, спрашивается, такие-же вулканы не могут существовать и у северного полюса?

- Это очень возможно,- подтвердил Альтамонт.

- Я совершенно явственно различаю его!- вскричал доктор! Это вулкан!

- Так отправимся прямо в нему! - сказал Гаттерас.

- Какая досада, что ветер противный,- заметил Джонсон.

- Закрепите парус и держите в ветру.

Шлюпка стала удаляться от наблюдаемой точки, которую не могли уже уловить самые пристальные взоры.

И так, сомневаться в близости материка было нельзя. Если цель путешествия. и не была достигнута, то, во всяком случае, она усмотрена, и не пройдет двадцати четырех часов, как нога человеческая будет попирать неизвестную почву. Провидение, дозволившее отважным мореходам приблизиться к новому материку, не воспрепятствует им высадиться на его берег.

Никто, однакож, не выказывал особенной радости. Все размышляли, какова природа новооткрытой полярной страны? Казалось, животные избегали ея. Вечером, птицы, вместо того, чтобы искать убежища на материке, быстро направлялись к югу. Неужели страна эта настолько негостеприимна, что даже чайка не может приютиться на ней? Даже рыбы и большие киты поспешно удалялись от её берегов.

Пришла очередь Гаттераса и он сел у руля. Альтамонт, доктор, Джонсон и Бэлль, лежа на скамьях, скоро заснули.

Гаттерас старался преодолеть сон, не желая терять драгоценного времени; но плавные движения шлюпки убаюкали его, и он невольно задремал.

Шлюпка едва двигалась; ветер не мог надуть её повисший вдоль мачты парус. Вдали несколько неподвижных льдин отражали лучи света и яркими пятнами выделялись на поверхности океана.

Гаттерас погрузился в мечты. Его мысли понеслись с быстротою, свойственною сновидениям и неизследованною еще ни одним ученым. Недавния события предстали пред ним совершенно ясно: он увидел свою шлюпку, бухту Виктории, Дом Доктора, форт Провидения и найденного под снегом Альтамонта.

Затем в воображении его промелькнуло далекое прошлое и ему грезилось его судно, сожженный Forward, и вероломно покинувшие его товарищи. Что сталось с ними? Гаттерас вспомнил о Шандоне, Уэлле, о грубом Пене. Где они? Добрались-ли они по льдам до Баффинова моря?

И опять его воображение занеслось далеко назад и представило Гаттерасу его отъезд из Англии, его прежния путешествия, испытанные им несчастия и неудачные попытки, причем он забыл о своем настоящем положении, о предстоящем ему близком успехе и о сбывшихся на половину надеждах. Таким образом, воображение от радостей привело Гаттераса к тревогам.

Кошмар длился два часа, затем мысль Гаттераса понеслась новым полетом и он увидел себя у полюса, стоящим на новом материке и распускающим знамя Соединенного Королевства.

Гаттерас дремал, а между тем огромная, темная туча надвигалась на горизонт и омрачала море.

Нельзя себе представить, с какою поразительною быстротою налетают в арктических странах ураганы. Пары экваториальных стран, сгущаясь над громадными ледниками севера, с непреодолимою силою влекут за собою массы воздуха, который устремляется в разреженное пространство с страшной быстротой, чем и объясняется сила полярных бурь.

При первом порыве ветра капитан и его товарищи проснулись.

Море вздымалось высокими, и крупными валами; шлюпка, или ныряла в глубокие пропасти или колыхалась на остром гребне волны, наклоняясь под углом больше чем и сорок пять градусов.

Гаттерас твердою рукою держал румпель. Джонсон и Бэлль беспрестанно выкачивали за борт воду, которую шлюпка зачерпывала, ныряя между волнами.

- Признаюсь, этой бури мы не ожидали,- сказал Альтамонт, хватаясь руками за скамейку.

- Здесь должно всего ожидать,- ответил доктор.

Эти слова были сказаны среди свиста ветра и грома волн, которые ураган превращал в тонкую водяную пыль. Почти нельзя было слышать друг друга.

Трудно было держат курс на север; густой туман не позволял видеть море дальше нескольких саженей; не было видно ни одной точки, по которой можно было-бы ориентироваться.

Эта внезапная буря в то время, когда цель путешествия была уже почти достигнута, казалось, была роковым предзнаменованием и представлялась возбужденному воображению путешественников чем-то в роде запрета идти дальше. Не сама-ли природа возбраняла доступ к полюсу? Неужели эта точка земного шара окружена поясом ураганов и бурь, не позволявших приблизиться к ней?

Достаточно было взглянуть на энергические лица мореплавателей, чтобы убедиться в том, что они не отступят пред бурями и волнами и дойдут до конца своего пути.

Целый день боролись они с бурею, ежеминутно подвергаясь опасности погибнуть; они не подвигались к северу, но зато и не отдалялись от него. Их обдавало теплым дождем, мочило всплесками волн, которые буря бросала их в лицо. К свисту ветра порою примешивались зловещие крики птиц.

Но в самый разгар бури, к шести часам внезапно наступило полное затишье. Ветер улегся как-бы чудом. Поверхность моря сделалось спокойною и гладкою, точно волнение не вздымало ее втечение двенадцати часов.

Что-же произошло? Произошел необыкновенный, необъяснимый феномен, очевидцем которого был капитан Ceбайн во время своего путешествия в гренландских морях.

Неразошедшийся туман сделался чрезвычайно светлым.

Шлюпка двигалась полосою электрического света, в волнах ярких, но холодных огней святого Эльма. Мачта, парус, снасти с дивною отчетливостью выделялись черными силуэтами на фосфорическом фоне неба. Путешественники погрузились в волны ярких лучей света, лица их окрасились огненными оттенками.

Внезапное затишье этой части океана, без сомнения, было произведено восходящим движением воздушных столбов в то время, когда буря, относившаеся к разряду циклонов (Циклоны - вращающиеся ураганы.), быстро вращалась вокруг неподвижного центра.

Эта огненная атмосфера навела Гаттераса на одно соображение.

- Это вулкан! - вскричал он.

- Может-ли это быть?- спросил Бэлль.

- Нет, нет!- ответил доктор. Мы задохлись-бы, если-бы пламя его достигло нас.

- Быть может, это отблеск вулкана в тумане,- сказал Альтамонт.

- Опять-же не то. Если-бы мы находились невдалеке от берега, то слышали-бы гром извержения.

- Следовательно?... спросил капитан.

- Это космическое явление, феномен, до сих пор мало изследованный,- ответил доктор; продолжая подвигаться вперед, мы не замедлим выйти из светлаго пространства и снова встретим бурю и мрак.

- Как-бы то ни было - вперед!- вскричал Гаттерас.

- Вперед!- подхватили его товарищи, даже не думавшие отдохнуть в спокойном бассейне.

Парус повис вдоль блестящей мачты своими огненного цвета складками; пришлось прибегнуть в гребле: весла плавно погружались в блестящия волны и производили искрящуюся зыбь; казалось, что лодка плыла по расплавленному металлу.

Гаттерас, с компасом в руке, снова направился к северу. Мало по малу туман как-бы померк и лишился своей прозрачности. Ветер заревел в нескольких саженях от шлюпки, которая тотчас наклонилась под напором сильного шквала и вступила в область бури.

В счастию, ураган отклонился несколько к югу, так что шлюпка могла идти прямо к полюсу, рискуя впрочем ежеминутно опрокинуться, но двигаясь с ошеломляющею скоростью. Появись на поверхности моря подводный камень, скала или льдина,- и шлюпка неизбежно разбилась-бы в щепы.

Однакож, никто из мореплавателей ничего не опасался, никто из них не думал об угрожавшей им всем опасности. Ими овладело настоящее безумие и жажда неизвестнаго. И - не слепые, а ослепленные - они стремились вперед, находя лишь, что быстрота их движения слишком слаба в сравнении с одолевавшим их нетерпением. Гаттерас держал руль неуклонно в одном направлении и смело рассекал пенившиеся и клокотавшие под напором ветра волны.

За всем тем, близость берегов начинала уже сказываться; в воздухе чувствовалось присутствие странных предвестников. Туман внезапно рассеялся, подобно разорванной ветром пелене, и в промежуток времени, быстролетный, как блеск сверкнувшей молнии, на горизонте можно было усмотреть громадный, высившийся к небу, столб пламени.

- Вулкан! вулкан!...

Слово это одновременно вырвалось из всех уст. Но фантастическое видение исчезло и ветер, перейдя к юго-западу, еще раз заставил шлюпку удалиться он негостеприимного берега!

- Этакое несчастие! - вскричал Гаггерас. Мы находились всего в трех милях от берега!

Не в состоянии будучи противостоять силе урагана, Гаттерас лавировал по ветру, свирепствовавшему с невыразимою яростью. Повременам, шлюпка сильно накренивалась, так что рисковали совсем перевернуться. К счастию, этого не случилось. Под действием руля она принимала обычное положение, подобно коню, под которым подкашиваются ноги, но которого всадник поднимает при помощи узды и шпор.

С развевавшимися по ветру волосами, Гаттерас могучею рукою держал румпель; казалось, он был душею этой шлюпки и составлял с нею одно целое, подобно тому, как лошадь и человек сливались воедино во времена центавров.

Вдруг глазам его представилось ужасное зрелище.

Не более как в десяти саженях, большая льдина покачивалась на гребне бурных волн; она опускалась и поднималась вместе со шлюпкою, на которую грозила обрушиться. Действительно, льдина могла-бы раздавить шлюпку одним к ней прикосновением.

К опасности быть пущенным во дну присоединилась другая, не менее грозная опасность: на этой носившейся по морю льдине приютились обезумевшие от страха и прижимавшиеся друг к другу белые медведи.

- Медведи! медведи! - сдавленным голосом вскричал Бэлль.

И каждый из путешественников с ужасом наблюдал за страшной льдиной.

Она страшно раскачивалась и повременам наклонялась под столь острыми углами, что медведи падали друг на друга и испускали рев, боровшийся с шумом бури; ужасные звуки неслись из среды этого плавучаго зверинца.

Стоило льдине опрокинуться, и медведи бросились-бы к шлюпке и попытались-бы подняться на нее.

Втечение четверти часа, длинной как вечность, шлюпка и льдина плыли вместе, то в двадцати саженях одна от другой, то готовые столкнуться друг с другом. Повременам медведям стоило только прыгнуть, чтобы очутиться на шлюпке. Гренландские собаки дрожали от страха; Дэк неподвижно стоял на своем месте.

Гаттерас и его товарищи молчали, им даже не приходило в голову взять в сторону, чтобы избежать опасного соседства и они неуклонно держались своей дороги.

Какое-то необъяснимое чувство, скорее удивление, чем страх, овладело ими. Они изумлялись, и грозное зрелище плывшей рядом с ними льдины дополняло для них картину взаимной борьбы стихий.

Наконец, под действием ветра, с которым шлюпка могла бороться при помощи своих парусов, льдина мало по малу стала удаляться и вскоре исчезла среди туманов, повременам заявляя о себе лишь отдаленным ревом своего чудовищного экипажа.

В это время буря удвоила свою ярость. Ветер ревел и свирепствовал с невыразимою силою. Приподнятая из воды, шлюпка вращалась с одуряющею быстротою. Ея сорванный парус унесся во мглу, точно громадная белая птица. Среди волн образовалось круглое углубление,- новый Мальстрем; подхваченные водоворотом, мореплаватели неслись с такою скоростью, что линии воды казались неподвижными, не смотря на безмерную быстроту их коловратного движения. Мало по малу шлюпка погружалась в пучину, в глубине которой совершался могучий процесс непреодолимого всасывания, втягивавшего и поглащавшего утлую ладью.

Путешественники поднялись со своих мест, бросая вокруг себя оторопелые взоры. У них кружилась голова; смутное чувство гибели овладело ими.

Вдруг шлюпка поднялась стоймя. Передняя её часть возвышалась над линиею водоворота; быстрота, которою она обладала, выхватила ее из центра притяжения; шлюпка понеслась по касательной к окружности, делавшей более тысячи оборотов в минуту, и с быстротой пушечного ядра вырвалась из сферы действия водоворота.

Альтамонт, доктор, Джонсон и Бэлль попадали на скамейки.

Когда они поднялись, Гаттераса в шлюпке не оказалось.

Было два часа утра.

XXIII.

Знамя Англии.

За первым моментом оцепенения, из груди путешественников вырвался горестный вопль:

- Гаттерас! - вскричал доктор.

- Пропал!- ответили Джонсон и Бэлль.

- Погиб!

Они оглянулись вокруг себя. На бурном море ничего не было видно.

Дэк лаял, он хотел броситься в море, но Бэлль остановил его; не без труда впрочем.

- Садитесь у руля, Альтамонт, сказал доктор,- и постараемся спасти нашего несчастного капитана.

Джонсон и Бэлль заняли свои места на скамьях, Альтамонт взялся за румпель, и рыскавшая шлюпка пришла к ветру.

Джонсон и Бэлль сильно налегли на весла; целый час шлюпка не покидала места катастрофы, но все поиски оказались тщетными! Несчастный Гаттерас погиб,- он был. унесен ураганом.

И погиб так близко к цели, так близко к полюсу, на который ему удалось взглянуть только мельком!

Клоубонни звал, кричал, стрелял из ружья; Дэк присоединил свой жалобный лай к зову доктора, но не было ответа друзьям капитана. Глубокая горесть овладела тогда доктором; он склонился головой на руки и товарищи Клоубонни слышали, как он плакал.

В таком расстоянии от берега, без весла, без куска дерева, чтоб держаться на поверхности воды, Гаттерас не мог живой добраться до берега, и только его распухший, избитый труп достигнет этого так страстно желанного материка.

После часа поисков необходимо было снова направиться в северу и вступить в борьбу с последними порывами бури.

В пять часов утра, 11-го июля, ветер улегся; волнение мало по малу стихло, небо приняло свою полярную ясность и менее, чем в трех милях от шлюпки материк предстал во всем своем величии.

То был остров или, скорее, вулкан, возвышавшийся, подобно маяку, на северном полюсе мира.

Огнедышащая гора, в полном действии, извергала массу камней и наваленных до бела обломков скал; казалось она вздрагивала под повторявшимися потрясениями, походившими как бы на дыхание гиганта. Выброшенные массы шлаков поднимались высоко в воздух вместе со снопом сильного пламени; лава стремительными потоками низвергалась по склону горы. В одном месте огненные змеи извивались между дымящимися скалами; в другом - горящие водопады низвергались среди багровых туманов; дальше, из тысячи пламенных ручьев образовалась одна огненная река, с резким шипеньем вливавшаеся в волновавшееся море.

Казалось, вулкан имел только один кратер, из которого вырывался огненный столб, изборожденный поперечными линиями молний. Электричество, повидимому, играло значительную роль в этом величественном феномене.

Над волновавшимся пламенем высились громадные клубы дыма, багровые у основания, черные вверху; с неописанным величием взвивались они к небу и тянулись по нему густыми завитками.

Небо в далекой выси оделось пепельного цвета оттенками; мгла, наставшая во время бури и в происхождении которой доктор не мог дать себе отчета, очевидно, была произведена клубами дыма, непроницаемою завесою застилавшего солнце. Явление это напомнило Клоубонни об аналогичном-же феномене, имевшем место в 1812 году, на острове Барбаде, который среди белаго дня был внезапно погружен в непроницаемый мрак массами пепла, выкинутыми волканом острова св. Викентия.

Эта огромная огнедышащая гора, выдвинувшаеся среди океана, имела по крайней мере тысячу саженей высоты, т. е. приблизительно столько же, сколько Гекла.

Линия, проведенная от её вершины к основанию, образовала угол около одиннадцати градусов. По мере приближения шлюпки в берегу, гора как-бы выплывала из моря. Никаких признаков растительности на ней не замечалось. Казалось даже, что и берегов у неё не было и своими крутыми склонами она отвесно погружалась в море.

- Можно-ли пристать здесь?- спросил доктор.

- Ветром нас несет к острову,- ответил Альтамонт.

- Однакож я не вижу ни клочка зекли, на который мы могли-бы высадиться!

- Это только так кажется издали,- сказал Джонсон. Во всяком случае, место для шлюпки найдется. Больше ничего и не надо.

- Что-ж, отправимся,- печально промолвил доктор.

Клоубонни уже не смотрел на странный, высившийся перед ним материк. То была полярная страна, но человека, открывшего этот материк, уже не было в живых.

В пяти стах шагах от прибрежных скал море как-бы кипело от действия подземного огня. Остров, который омывали полярные воды, имел в окружности девять или десять миль, никак не больше; если-бы ось мира и не проходила чрез него, то на основании вычисления, остров находился очень близко от полюса.

Приближаясь к берегу, мореплаватели заметили крошечную бухточку, в которой шлюпка могла-бы однакож приютиться. Они тотчас-же отправились к ней, хотя и опасались найти там тело капитана, выброшенное бурею на скалы!

Подобное предположение было однакоже маловероятно. Берегов у острова собственно не было и морские волны дробились об отвесные прибрежные утесы. Толстый слой пепла, на который от веков не ступала нога человека, покрывал скалы выше линии, до которой достигал прибой морских волн.

Наконец, шлюпка проскользнула в узкий проход между двумя подводными, выставлявшимися на поверхность моря камнями и вошли в бухту, где она была вполне защищена от прибоя.

Унылый вой Дэка усилился; бедное животное как-бы звало капитана, требовало его у безжалостного моря, у безответных скал. Доктор ласкал собаку рукою, чтобы утешить ее, как вдруг верное животное, как-бы желая заменить своего господина, сделало огромный прыжок и первым вышло на скалы, покрытые густым слоем пепла.

- Дэк! Дэк! - кричал доктор.

Но Дэк ничего не слышал и скрылся из вида. Путешественники начали высаживаться; доктор и его товарищи сошли на материк, не забыв конечно надежно закрепить свою шлюпку.

Альтамонт хотел было подняться на большую груду камней, как вдруг в недальнем расстоянии раздался необычайно сильный и странный лай Дэка, выражавший скорее горе, чем гнев.

- Слушайте! - сказал доктор.

- Дэс напал на след какого нибудь животного,- заметил Джонсон.

- О, нет! вздрогнув, сказал доктор. Это жалобный вой, в нем слышатся слезы! Там лежит тело Гаттераса.

При этих словах четверо путешественников бросились по следам Дэка, среди клубов ослеплявшего их пепла, и спустились в небольшой бухте, в десять футов величиною, где незаметно замирал прибой волн.

Дэв лаял, стоя подле трупа, завернутого в государственный флаг Англии.

- Гаттерас! Гаттерас! - вскричал доктор, бросаясь в телу своего друга.

Вдруг Клоубонни испустил какой-то невыразимый крик. Окровавленное, повидимому, безжизненное тело вздрогнуло под его рукою.

- Он жив! - вскричал доктор.

- Да,- ответил слабый голос. Жив под полюсом, куда меня выбросила буря, жив на Острове Королевы!

- Ура! Слава Англии!- в один голос вскричали пятеро мореплавателей.

- Слава Америке!- добавил доктор, протягивая одну руку Гаттерасу, а другую Альтамонту.

Дэк тоже кричал ура, но только на свой лад, который был не хуже всякого другаго.

В первые минуты эти достойные люди всецело предались радости свидания со своим товарищем, которого уже оплакивали; они чувствовали, что слезы застилают им глаза.

Доктор осмотрел Гаттераса, который, как оказалось, не получил серьезных ушибов. Его отнесло ветром к берегу, выйти на который было очень не легко и опасно; однако отважный моряк, несколько раз уносимый волнами в открытое море, при помощи энерги успел, наконец, уцепиться за обломок скалы и таким образом поднялся над поверхностью моря.

Завернувшись в национальный флаг, он лишился сознания и пришел в чувство только при ласках и лае Дэка.

После первой, оказанной ему помощи, Гаттерас мог встать; опираясь на руку доктора, он отправился в шлюшке.

- Полюс! Северный полюс!- повторял он дорогоию.

- Как вы счастливы, Гаттерас!- сказал доктор.

- Да, счастлив! A разве вы, друг мой, не радуетесь, разве вы не счастливы тем, что мы находимся здесь? Земля, на которой мы стоим - это полярная земля! Пройденное вами море - полярное море! Воздух которым мы дышем - полярный воздух! О! Северный полюс! северный полюс!

Гаттерас говорил под действием сильного возбуждения, некоторого рода горячки, и доктор тщетно старался успокоить его. Глаза капитана горели необычным огнем; мысли кипели в его мозгу. Доктор, приписывал это состояние чрезмерной возбужденности, страшным перенесенным Гаттерасом опасностям.

Очевидно, Гаттерас нуждался в отдыхе, поэтому его товарищи стали отыскивать удобное для привала место.

Альтамонт вскоре нашел пещеру, которую образовали нападавшие одна на другую скалы. Джонсон и Белль принесли туда съестных припасов и спустили на берет гренландских собак.

К одиннадцати часам все было готово. Разостланная палатка служила скатертью; завтрак, состоявший из пеммикана, солонины, кофэ и чая, был сервирован и требовал только одного - чтоб его съели.

Но прежде всего Гаттерас захотел определить географическое положение острова.

Доктор и Альтамонт взяли инструменты и, на основании произведенной ими обсервации, получили для пещеры точные числовые данные в 89°59'15" широты. Под этою высотою долгота не имела никакого значения, так как все меридианы пересекались в одной точке, находившейся в нескольких стах шагах выше.

Итак, остров лежал у северного полюса, и девятидесятый градус широты, отстоявший оттуда только в сорока пяти секундах, или в трех четвертях мили, проходил над вершиною вулкана.

Узнав результаты обсервации, Гаттерас потребовал, чтобы они были занесены в протокол, заготовленный в двух экземплярах, из которых один был оставлен в возведенном на берегу cairn'е (каменном возвышении).

Итак в том-же заседании, доктор вооружился пером и редактировал следующий документ, один экземпяр которого фигурирует теперь в архивах "Королевского географического общества", в Лондоне.

"Сего 11-го июля 1861 года, капитан Гаттерас, командир судна Forward, открыл Остров Королевы у северного полюса, под 89°59'15" широты". Настоящий документ подписан капитаном Гаттерасом и его товарищами.

Всякого, нашедшего настоящий документ, просят доставить оный в Адмиралтейство.

"Подписали: Джон Гаттерас, командир судна Forward, доктор Клоубонни; Альтамонт, капитан судна Porpoise, Джонсон, Бэлль - матросы".

- A теперь, друзья мои - за стол!- весело сказал доктор.

XXIV.

Курс полярной космографии.

Понятно, что садясь за стол, все расположились на земле.

- Но кто не отдал-бы - говорил доктор,- столы всех обеденных зал в мире за обед под девяносто девятым градусом, пятидесятью девятью минутами и сорока пятью секундами северной широты!

Помыслы каждого путешественника были обращены на настоящее положение; их душевное настроение подчинялось преобладающей мысли о северном полюсе. Опасности, перенесенные для его достижения; невзгоды, с которыми придется бороться на возвратном пути - все это забывалось среди упоения неслыханным успехом. Осуществилось то, чего не могли совершить ни древние, ни новейшие народы, ни европейцы, ни американцы, ни азиатцы.

Поэтому товарищи доктора внимательно слушали повествования доктора, подсказанные ему его познаниями и неисчерпаемою памятью и имевшие отношение к настоящему положению мореплавателей.

Доктор с истинным восторгом предложил первый тост в честь капитана.

- За здоровье Джона Гаттераса!- вскричал он.

- За здоровье Джона Гаттераса!- повторили его товарищи.

- В честь северного полюса!- ответил капитан с чрезвычайно странным выражением, особенно странным в человеке, доселе столь холодном и сдержанном, но теперь находившемся под влиянием непреодолимого возбуждения.

Стаканы чокнулись и за тостами последовали горячия рукопожатия.

- Вот,- сказал доктор,- знаменательнейший географический факт нашей эпохи! Кто мог-бы сказать, что настоящее открытие будет предшествовать открытиям, совершенным в центральной Америке или в Австралии? Гаттерас, вы стали выше Стюартов и Ливингстонов, Бэртонов и Бартов! Честь и слава вам!

- Вы правы, доктор,- сказал Альтамонть. Принимая во внимание трудности, сопряженные с подобного рода предприятием, можно-было думать, что северный полюс явится последнею, подлежащею открытию, точкою земного шара. Пожелай какое-нибудь правительство изследовать центральные части Африки, и оно непременно успело-бы в этом при известных жертвах деньгами и людми. Но у северного полюса, в виду, могущих ежечасно представиться неопределимых препятствий, ничего не может быть сомнительнее, как успешность задуманного дела.

- Непреодолимых препятствий! - пылко вскричал Гаттерас. Непреодолимых препятствий не существует, есть только более или менее энергические воли,- вот и все!

- Как-бы то ни было, но мы находимся под полюсом, а это главное,- сказал Джонсон. Скажете-ли вы, наконец, доктор, что особенного представляет северный полюс?

- A то, любезный Джонсон, что только эта точка земного шара остается неподвижною, в то время как все другия вращаются с крайнею скоростью.

- Я не замечаю, однакож, ответил Джонсон,- чтобы мы были здесь более неподвижны, чем в Ливерпуле.

- Как в Ливерпуле, так и здесь вы не замечаете своего движения, потому что, в обоих случаях, вы сами участвуете и в движении, и в неподвижности. Но сам по себе, факт не подлежит сомнению. Земля обладает вращательным движением, совершающимся в двадцать четыре часа, и движение это, по предположению, происходит на оси, оконечности которой проходят чрез северный и южный полюсы. Таким образом, мы находимся на одной оконечности этой необходимо неподвижной оси.

- Значит, в то время, когда наши соотечественники быстро вращаются, мы преспокойно остаемся на одном месте?- сказал Бэлль.

- Почти на одном месте, потому что мы не вполне находимся под полюсом.

- Вы правы, доктор,- покачивая головою важным тоном проговорил Гаттерас.- До полюса остается еще сорок пять секунд.

- Это такая малость,- ответил Альтамонт,- что мы можем считать себя в состоянии неподвижности.

- Да,- сказал доктор,- а между тем, обитатели каждой точки экватора делают по триста девяносто шести миль в час!

- Не чувствуя от этого ни малейшего утомления!- воскликнул Бэлль.

- Совершенно верно! - ответил доктор.

- Независимо от вращательного движения вокруг своей оси, не вращается-ли земля также вокруг солнца?

- Да, в течение года своим поступательным движением она обходит вокруг солнца.

- И это движение земли быстрее её вращательного движения?- спросил Бэлль.

- Неизмеримо быстрее. Хотя мы находимся под полюсом, но я должен вам сказать, что поступательное движение увлекает нас, подобно прочим обитателям земли. Таким образом, наша предполагаемая неподвижность не больше, как химера. Мы неподвижны в отношении других точек земного шара, но не в отношении солнца.

- A я считал себя в состоянии полнейшей неподвижности,- с комичным выражением досады сказал Бэлль.- Приходится отказаться и от этой иллюзии! Положительно, на свете нельзя иметь ни одной минуты спокойствия.

- Истинная правда, Бэлль,- ответил Джонсон.- Не объясните-ли, доктор, на сколько быстро это поступательное движение?

- Оно очень значительно,- ответил доктор.- Земля движется вокруг солнца в семьдесят семь раз быстрее пушечного ядра, которое проходит, однакож, девяносто пять саженей в секунду. Следовательно, она движется со скоростью семи и одной десятой лье в секунду. Как видите, это почище быстроты движения, с которою вращаются точки экватора.

- Просто не верится, доктор!- сказал Бэлль.- Больше семи лье в секунду! A между тем, ничего не могло-бы быть легче, как оставаться в покое, если-бы только это было угодно Богу!

- Вздор вы мелете, Бэлль! - сказал Альтамонт.- В таком случае не было-бы ни дня, ни ночи, ни лета, ни весны, ни осени, ни зимы!

- Не говоря уже о других, положительно ужасных последствиях,- добавил доктор.

- Каких именно?- спросил Джонсон.

- A таких, что мы упали-бы на солнце!

- На солнце?- сказал изумленный Бэлль.

- Без сомнения. Если-бы поступательное движение превратилось, земля в шестьдесят четыре с половиною дня упала-бы на солнце.

- Падение, длящееся шестьдесят четыре дня! - вскричал Джонсон.

- Ни больше, ни меньше,- ответил доктор,- потоку что земле пришлось-бы пройти расстояние в тридцать восемь миллионов лье.

- Как велика тяжесть земного шара? - спросил Альтамонт.

- Пять тысяч восемьсот девяносто один квадрилион тонн.

- Числа эти ничего не говорят для уха; они непонятны,- сказал Джонсон.

- Поэтому, любезный Джонсон, я предложу вам два примера, которые скорее запечатлеются у вас в памяти. Припомните, что для образования веса земли необходимы семьдесят пять лун, и что вес трехсот пятидесяти тысяч земных шаров равняется весу солнца.

- Подавляющия цифры,- вскричал Альтамонт.

- Именно - подавляющия,- сказал доктор. Но если этот предмет не надоел вам, то я возвращусь к полюсу, потому что никогда еще лекция космографии не представлялась более своевременною в здешней части земного шара.

- Продолжайте, доктор,- сказал Альтамонт.

- Я сказал вам,- начал доктор, который с таким-же удовольствием поучал других, с каким другие изъявляли готовность учиться,- я сказал вам, что полюс неподвижен в отношении других точек земного шара. Но это не вполне верно.

- Неужели придется поубавить еще немножко? - сказал Бэлль.

- Да, Бэлль. Полюс не всегда занимал одно и тоже место, и некогда полярная звезда находилась дальше от небесного полюса, чем в настоящее время. Следовательно, наш полюс обладает некоторым движением и описывает круг приблизительно втечение двадцати шести тысяч лет. Обусловливается это предварением равноденствий, о чем я вскоре поговорю.

- Но разве не могло случиться,- сказал Альтамонт, что в один прекрасный день полюс переместился на значительное расстояние?

- Любезный Альтамонт,- ответил доктор,- вы затронули важный вопрос, о котором долго толковали ученые по поводу одной странной находки.

- Какой находки?

- Вот в чем дело. В 1771 году на берегах Ледовитого океана был найден труп носорога, а в 1799 году, на берегах Сибири - труп слона. Каким образом животные теплых стран попали под такую широту? Отсюда странный переполох в среде геологов, которые не были на столько сведущи, на сколько впоследствии оказался сведущим француз Эли де-Бомон, доказавший, что эти животные обитали под высокими широтами и что потоки или реки просто занесли их трупы туда, где они были найдены. Но до тех пор, пока это мнение не было еще высказано, знаете-ли, что придумали ученые?

- Ученые способны на все,- засмеялся Альтамонт.

- Да, с целью выяснения какого нибудь факта. Итак, по их предположению, полюс земли находился некогда у экватора, а экватор - под полюсом.

- Ба!

- Без шуток, уверяю вас. Но при таких условиях и вследствие приплюснутости земли у полюса больше чем на пять лье, моря, отброшенные центробежною силою к новому экватору, покрыли-бы собою такие высокие горы, как Гималайские, а все страны, соседния полярным, кругом,- Швеция, Норвегия, Россия, Сибирь, Гренландия и Новая Британия,- погрузились-бы в воду на глубину пяти миль, в то время, как экваториальные, отодвинутые к полюсу, области образовали-бы собою возвышенные плоскости, в пять миль высотою.

- Какая перемена!- сказал Джонсон.

- О, это нисколько не смутило ученых!

- Но каким-же образом они объясняли этот переворот?- спросил Альтамонт.

- Столкновением с кометою. Комета - это Beus ex machina ученых. Всякий раз, как они затрудняются относительно какого-нибудь космографического вопроса, господа ученые призывают на помощь комету. Сколько мне известно, кометы это самые услужливые светила, и при малейшем знаке ученого являются к нему с тем, чтоб все уладить!

- Следовательно, доктор, такой переворот, по вашему мнению, невозможен?- спросил Джонсон.

- Невозможен!

- A если-бы он произошел?

- В таком случае экваториальные области через двадцать четыре часа покрылись-бы льдами.

- Произойди такой переворот теперь,- сказал Бэлль,- то, пожалуй, стали-бы уверять, что мы не побывали у полюса.

- Успокойтесь, Бэлль. Возвращаясь к неподвижности земной оси, мы приходим к следующим результатам: если-бы мы находились здесь зимою, то увидели-бы, что звезды описывают над нами совершенно правильные круги. Что касается солнца, то во время весеннего равноденствия, 11-го марта (рефракцию я не принимаю в рассчет), оно казалось-бы нам рассеченным пополам линиею горизонта, мало по малу поднимающимся на небосклон и описывающим очень удлиненные дуги. Замечательнее всего факт, что, раз появившись на небосклоне, солнце уже не закатывается и бывает видимо втечение шести месяцев. Затем, диском своим оно снова задевает линию горизонта во время осеннего равноденствия, 10-го сентября, заходит и всю зиму уже не показывается на небосклоне.

- Вы недавно упомянули о приплюснутости земли у полюсов, сказал Джонсон; не будете-ли добры, доктор, объяснить нам это явление.

- Так как в первичные эпохи мироздания земля находилась в жидком состоянии, то понятно, что по причине её вращательного движения, часть жидкой массы была отброшена к экватору, где центробежная сила действует сильнее. Будь земля неподвижна, она имела-бы форму правильного шара; но вследствие феномена, о котором я упомянул, земля представляется в эллипсоидальной форме, и точки полюса на пять лье находятся ближе, к центру земли, чем точки экватора.

- Таким образом,- сказал Джонсон,- если-бы нашему капитану вздумалось отправиться к центру земли, то наш путь отсюда оказался-бы на пять лье короче, чем из других точек земного шара?

- Именно, друг мой.

- Что-ж, капитан, это ведь очевидная выгода, и следует воспользоваться таким удобным случаем.

Гаттерас ничего не ответил. Очевидно, он не обращал внимания на разговор, слушал его, но не слышал.

- По словам некоторых ученых, такого рода путешествие представляется возможным,- сказал доктор.

- Будто!- вскричал Джонсон.

- Да позвольте-же мне кончить! Позже я поговорю об этом обстоятельнее. Я хочу вам объяснить, по какой причине приплюснутостью полюсов обусловливается предварение равноденствий, т. е., почему каждый год весеннее равноденствие наступает одним днем раньше, чем наступало-бы оно, если-бы земля была совершенный шар. Происходить это от того, что притягательная сила солнца действует на расположенную по экватору и как-бы выпяченную часть иначе, чем на остальные точки земного шара, которая испытывает тогда обратное движение, причем полюсы его несколько перемещаются, как я уже объяснял вам. Но независимо от этого, приплюснутостью полюсов обусловливается одно очень интересное явление, имеющее в нам непосредственное отношение и которое мы заметили-бы, если-бы были одарены математически-точною чувствительностью.

- Что вы разумеете под этим?- спросил Бэлль.

- A то, что здесь в нас больше веса, чем в Ливерпуле.

- Больше, чем в Ливерпуле?

- Да, так-же как и в наших собаках, инструментах и ружьях!

- Возможно-ли это?

- Очень даже возможно, потому, во-первых, что мы находимся ближе к центру земли, и притяжение действует здесь с большею силою. Но эта притятательная сила в сущности есть ничто иное, как тяжесть; во-вторых потому, что сила вращательного движения, вншне недеятельная у полюса, очень заметна у экватора, где все предметы стремятся отторгнуться от земли и поэтому самому становятся менее тяжелыми.

- Как?- вскричал Джонсон. Неужели и впрямь вес нашего тела не одинаков в различных местностях земного шара?

- Нет, не одинаков, Джонсон. По закону Ньютона, тела привлекаются в прямом отношении масс и в обратном отношении квадратов расстояния. Здесь во мне больше веса, потому что я нахожусь ближе в центру притяжения; но на другой планете я буду легче или тяжелее, смотря по массе планеты.

- Значит,- сказал Бэлль,- на луне?..

- Мой вес, равняющийся в Ливерпуле двух стам фунтам, на луне будет равняться всего тридцати двум фунтам.

- A на солнце?

- О, на солнце я буду весить более пяти тысяч фунтов!

- Господи,- вскричал Бэлль. В таком случае ваши ноги придется поднимать при помощи домкрата.

- Вероятно,- ответил доктор, внутренно улыбаясь изумлению Бэлля. Но у полюса разница нечувствительна, и при одинаковом напряжении мускулов, Бэлль также высоко станет прыгать здесь, как и в Ливерпуле.

- Положим. Ну, а на солнце?- повторил ошеломленный Бэлль.

- Друг мой,- ответил доктор, нам здесь хорошо, следовательно ходить дальше не зачем.

- Вы только-что сказали,- начал Альтамонт,- что можно-бы попытаться совершить экскурсию к центру земли. Неужели подобного рода путешествие имелось когда нибудь в виду?

- Да, и этим завершается все, что я имел сообщить вам относительно полюса. Ни одна точка земного шара не дала столько поводов в разного рода гипотезам и химерам. Древние, очень не сведущие в космографии, помешали под полюсом Гесперидские сады. В средние века полагали, что земля поддерживается у полюсов вертлюгами, на которых она вращается. Но при виде свободно двигавшихся в полярных областях комет, от такого рода поддержки пришлось отказаться. Позже, французский астроном Бальи утверждал, что цивилизованный и исчезнувший народ - Атлантиды,- о котором упоминает Платон, обитал под полюсами. Наконец, в наше время полагали, что у полюсов существует громадное отверстие, из которого исходит свет полярных сияний и которым можно проникнуть во внутренность земного шара. Затем в полой сфере земли существовали по предположению две планеты, Плутона и Прозерпины, и светящийся воздух, обязанный таким свойством сильному давлению, которому он подвергался.

- И обо всем этом говорили?- спросил Альтамонт.

- Не только говорили, но и очень серьезно писали. Капитан Сайнес, наш соотечественник, предлагал Гумфри, Деви, Гумбольдту и Арого предпринять путешествие к центру земли, но эти ученые уклонились от приглашения.

- И прекрасно сделали.

- Полагаю. Как-бы то ни было, но вы видите, друзья мои, что относительно полюса воображение предоставляло себе полнейшую свободу и что, рано или поздно, в этом отношении придется возвратиться к голой действительности.

- Увидим,- сказал Джонсон, не покидавший своей идеи проникнуть в центру земли.

- Отложим экскурсию до завтрашнего дня,- сказал доктор, улыбнувшись при высказанном старым моряком сомнении,- и если здесь есть особенное отверстие, ведущее к центру земли, то мы вместе отправимся в путь.

XXV.

Гора Гаттераса.

После интересной беседы все поудобнее устроились в пещере и погрузились в сон.

Все,- за исключением Гаттераса. Но почему-же этот необыкновенный человек не спал?

Разве он не достиг цели своей жизни? Не выполнил-ли он свои заветные, отважные замыслы? Почему в этой пылкой душе вслед за тревогами не наступило отрадной спокойствие? Не должно-ли было предположить, что, осуществив свои мечты, Гаттерас подпадет некоторого рода изнеможению и что его ослабевшие нервы потребуют отдыха? Вполне естественно, что, добившись успеха, Гаттерас должен был испытать чувство истомы,- обыкновенное последствие удовлетворенного желания.

Но не так было на самом деле. Гаттерас казался более возбужденным, чем когда либо. Однакож, не мысль о возвратном пути тревожила его. Не хотел-ли он отправиться еще дальше? Неужели его честолюбие путешественника не имело пределов, и не считал-ли он мир слишком малым, так как ему, Гаттерасу, удалось обойти вокруг земного шара?

Как-бы то ни было, но спать он не мог, не смотря на то, что первая ночь, которую он проводил под полюсом мира, была ясна и спокойна. Ни одной птицы в раскаленной атмосфере, ни одного животного на пепельной почве, ни одной рыбы в кипящих волнах... Только вдали слышался глухой рев горы, над вершиною которой носились клубы светящагося дыма.

Когда Альтамонт, Бэлль, Джонсон и доктор проснулись, Гаттераса в гроте уже не было. Встревоженные, они вышли из пещеры и увидели стоявшего на скале капитана. Его взоры были устремлены на вершину вулкана. Он держал в руке свои инструменты; очевидно, Гаттерас только что окончил съемку горы.

Доктор несколько раз обращался к нему, прежде чем вывел его из глубокой задумчивости. Наконец Гаттерас, повидимому, понял его.

- Отправимся! - сказал Клоубонни, пристально глядя на Гаттераса. Обойдем вокруг острова, тем более, что мы совсем готовы к последней экскурсии.

- Действительно, к последней,- ответил Гаттерас с интонациею, свойственною людям, которые бредят на яву. Но зато и к самой дивной! - с крайним воодушевлением добавил он.

Говоря это, он провел рукою по лбу, как-бы стараясь успокоить свое внутренное волнение.

В это время к нему подошли Альтамонт, Бэлль и Джонсон. Гаттерас, казалось, вышел из состояния галлюцинации.

- Друзья мои,- сказал он,- благодарю вас за выказанные вами мужество и твердость, за ваши сверхчеловеческие усилия, давшие нам возможность достигнуть полярного материка.

- Капитан,- ответил Джонсон,- мы только повиновались; следовательно вся честь совершенного подвита всецело принадлежит вам.

- Нет! нет!- пылко возразил Гаттерас,- всем нам: и мне, и Альтамонту, и доктору, словом всем нам! О, позвольте сердцу моему высказаться! Оно уже не в состоянии выдержать наплыв чувств радости и благодарности!

Гаттерас сжимал в своих руках руки доблестных товарищей, уходил, возвращался, словом, не владел собою.

- Мы только исполнили свой долг как настоящие англичане,- сказал Бэлль.

- И преданные друзья,- добавил доктор.

- Да,- ответил Гаттерас,- но не все сумели выполнить этот долг. Иные пали! Но надо простить как изменникам, так и тем, которые помимо воли сделались изменниками! Бедные люди! Я прощаю им. Слышите, доктор?

- Да,- ответил Клоубоини, которого серьезно тревожило возбуждение Гаттераса.

- Я не допущу, чтобы они лишились того небольшего состояния, за которым пришли в такую даль. Нет! В распоряжениях моих не последует ни малейшего изменения. Они будут богаты... если только возвратятся в Англию!

Трудно было не умилиться выражением с каким Гаттерас произнес эти слова.

- Можно подумать, капитан,- сказал старавшийся шутить Джонсон,- что вы составляете ваше духовное завещание.

- Быть может, что и так,- серьезно ответил Гаттерас.

- Однакож вам предстоит прекрасная и полная славы жизнь,- сказал старый моряк.

- Как знать!

За этим наступило довольно продолжительное молчание. Доктор не решался истолковать себе значение последних слов капитана.

Но Гаттерас вскоре высказался; взволнованным, едва сдерживаемым голосом он проговорил:

- Выслушайте меня, друзья мои. До сих пор мы достигли значительных результатов, но многое еще предстоит сделать.

Товарищи капитана изумленно переглянулись между собою.

- Да, мы находимся на полярной земле, но не у самого полюса.

- Как?- спросил Альтамонт.

- Ну, вот!- вскричал доктор, опасавшийся, что он разгадал мысль Гаттераса.

- Да,- пылко продолжал капитан, я сказал, что нога англичанина будет стоять на полюсе мира. Я сказал это, и англичанин выполнит свое слово.

- Позвольте однакож, заметил доктор.

- Мы находимся в сорока пяти минутах от неизвестной точки,- с возрастающим одушевлением перебил Гаттерас,- и я достигну ея. '

- Она находится на вершине вулкана! - сказал доктор.

- Я поднимусь на вулкан!

- Это недоступная гора.

- Зияющий, клокочущий, кратер!

- Я отправлюсь к кратеру!

Невозможно передать энергическую уверенность, с какою Гаттерас произнес последния слова. Его изумленные друзья с ужасом смотрели на гору, над которою колыхался огненный столб.

Доктор начал говорить, он настаивал, требовал, чтобы Гаттерас отказался от своего намерения, высказал все, что могло подсказать ему сердце, он начал робкой просьбой и кончил дружескими угрозами; все безуспешно:- Гаттерас был охвачен безумием, которое можно-бы назвать маниею полюса.

Остановить этого стремившагося в своей гибели безумца можно было только путем насильственных мер. Но предвидя, что подобные меры могли-бы повести к серьезным беспорядкам, доктор решился прибегнуть к ним только в крайнем случае.

Впрочем, он надеялся, что физическая невозможность и непреодолимые препятствия остановят Гаттераса в исполнении его намерения.

- В таком случае,- сказал он,- мы будем сопровождать вас.

- Да,- ответил капитан,- но только до половины горы, не дальше! Вы должны доставить в Англию протокол о моем открытии, в случае, если-бы...

- Однакож!...

- Дело это решено,- твердым тоном сказал Гаттерас:- но если-бы просьбы друга оказались недействительными, то, в качестве капитана, я найдусь вынужденным приказывать.

Доктор не настаивал больше, и через несколько минут небольшой отряд, предшествуемый Дэком, тронулся в путь.

Небо казалось залитым яркими лучами. Термометр показывал пятьдесят два градуса (+11° стоградусника). Атмосфера была обильно проникнута светом, свойственным этой высокой широте. Было восемь часов утра.

Гаттерас шел впереди со своею верною собакою; Бэлль, Альтамонть, доктор и Джонсон следовали невдалеке.

- Я начинаю побаиваться,- сказал Джонсон

- Бояться нечего,- ответил доктор. Ведь все мы тут, на лицо.

Оригинальный остров, на который попали путешественники, отличался своеобразным характером. Казалось, вулкан образовался весьма недавно и, по всему вероятию, геологи могли-бы с крайнею точностью определить эпоху его возникновения.

Нагроможденные одна на другую скалы держались только каким-то чудом. В сущности, Гора состояла из скопления нападавших друг на дружку камней. Ни клочка растительной земли, ни стебелька моха, ни малейшей былинки!

Этот затерянный среди океана остров, своим происхождением был обязан последовательным наслоениям вулканических извержений. Таким образом возникли многия из огнедышащих гор земного шара. Такова Этна, извергшая количество лавы, превосходящее самый объем горы; таков Монте-Ново, близь Неаполя, образовавшийся из шлаков, в промежуток времени в сорок восемь часов.

По всем вероятиям, скопление скал, из которых состоял Остров Королевы, выдвинулось из недр земли, так как остров в высшей степени отличался плутоническим характером. На месте, которое он занимал теперь, некогда расстилалось бесконечное море, образовавшееся в первичные эпохи мира путем сгущения водяных паров. По мере того, как вулканы Нового и Старого Света потухали или, скорее, засорялись, они заменялись другими огнедышащими горами.

Действительно, землю можно уподобить большому сфероидальному котлу, в котором действием центрального огня образуются громадные массы паров, подвергающихся давлению многих тысяч атмосфер и которые взорвали-бы землю, если-бы не существовало на поверхности предохранительных клапанов.

И такими клапанами являются вулканы. Когда закрывается один клапан, тотчас-же открывается другой. Нисколько неудивительно, поэтому, что под полюсом, образуются вулканы, так как земная кора, по причине приплюснутости земли, здесь тоньше, чем в других местах.

Доктор, следуя за Гаттерасом, замечал эти странные особенности. Нога его ступала по вулканическому туфу и скоплениям пемзы, шлаков, пекла и камней, похожих на сиенинт и исландский гранит.

Клоубонни на том основании приписывал островку почти новейшее происхождение, что на нем не имели еще времени образоваться осадочные отложения.

Воды на острове тоже не было. Если-бы Остров Королевы существовал хоть несколько столетий, то из его недр били-бы горячие ключи, как это обыкновенно бывает по близости вулканов. Но на нем не только не было ни капли воды, но даже пары, поднимавшиеся из потоков лавы, повидимому, были совершенно безводны.

Следовательно, этот остров был новейшей формации, и каким он выдвинулся некогда из лона вод, таким мог исчезнуть и снова погрузиться в пучины океана.

По мере того, как отряд поднимался на гору, путь становился все больше и больше затруднительным; крутые склоны приближались к перпендикулярной линии, а между обвалов надо было наблюдать крайнюю осторожность. Часто вокруг путешественников носились столбы пепла, грозившие задушить их; потоки лавы преграждали им путь.

На горизонтальных плоскостях потоки охлаждались и твердели на поверхности, но под их окрепшею корою текла кипящая лава. Поэтому, путешественники должны были зондировать почву, чтобы внезапно не погрузиться в расплавленную массу.

Повременам кратер извергал глыбы до-красна накаленных скал; иные из них, попались в воздухе, подобно бомбам, и их обломки разлетались на дальнее расстояние во все стороны.

Понятно, с какими затруднениями был сопряжен подъем на гору. Нужно было быть положительным безумцем, чтобы решиться на подобную попытку.

Однакож, Гаттерас поднимался с удивительным проворством и, не прибегая к помощи окованной железом палки, смело взбирался на самые крутые склоны.

Вскоре он добрался до крутой скалы, образовавшей некоторого рода площадку, в ширину около десяти футов. Скалу окружала огненная река, разбивавшаеся о выступ на две равные части и оставлявшая таким образом узкий проход, в который смело проскользнул Гаттерас.

Там он остановился и товарищи могли подойти в нему. Казалось, он измерял взорами остающееся пройти пространство. По горизонтальному направлению путешественники находились не дальше как в ста саженях от кратера, т. е. от математической точки полюса; но, по вертикальной линии, до полюса оставалась еще тысяча пятьсот футов.

Подъем на гору длился уже три часа; Гаттерас, повидвшому, не устал, но его товарищи выбились из сил.

Вершина вулкана казалась неприступною. Доктор решился во что бы то ни стало воспрепятствовать Гаттерасу подниматься выше. Сначала он попробовал было подействовать на капитана кроткими убеждениями, но возбужденное состояние Гаттераса дошло до безумия. Во время пути у него обнаружились все признаки умопомешательства, что не удивляло людей, знавших раньше капитана и присутствовавших при различных фазах его жизни. По мере того, как он понимлался над уровнем океана, раздражение его усиливалось; он уже не жил в мире людей: ему казалось, что он ростет по мере роста самой горы.

- Довольно, Гаттерас!- сказал доктор.- Мы изнемогаем!

- Оставайтесь здесь,- каким-то странным голосом ответил Гаттерас.- Но я отправлюсь дальше!

- К чему? Вы и без того находитесь под полюсом!

- Нет, нет! Полюс выше!

- Друг мой, это я говорю вам, я - доктор Клоубонни... Разве вы не узнаете меня?

- Выше, выше!- повторял безумец.

- Мы не допустим...

Доктор еще не окончил этой фразы, как Гаттерас, при помощи сверхчеловеческого усилия, перепрыгнул чрез кипевшую лаву и скрылся от своих товарищей.

Все вскрикнули, полагая, что Гаттерас упал в огненный поток; но капитан показался на другом берегу, в сопровождении Дэка, который не расставался с своим господином.

Гаттерас скрылся за пеленою дыма, слышался только его слабевший в отдалении голос.

- На север, на север! - кричал он. На вершину Горы Гаттераса! Не забывайте Гору Гаттераса!

О том, чтобы добраться до безумца, нечего было и думать; на один шанс приходилось двадцать шансов, что другие остановятся там, где капитан прошел со счастием и ловкостью, свойственными помешанным. Не было никакой возможности ни перейти, ни обойти огненный поток. Альтамонт, тщетно старавшийся перебраться на другую сторону едва не погиб в клокочущей лаве, и товарищи нашлись вынужденными прибегнуть к силе, чтобы остановить пылкого американца.

- Гаттерас, Гаттерас! - вскричал доктор.

Но капитан продолжал взбираться, и только едва слышный лай Дэка раздавался им в ответ.

Повременам Гаттерас появлялся среди клубов дыма, под дождем пепла. Из тумана показывались то его голова, то руки, затем он снова исчезал и появлялся уже выше. Рост его уменьшался с тою фантастическою быстротою, с какою уменьшаются поднимающиеся в воздухе предметы. Через полчаса он уменьшился уже на половину.

В воздухе стоял глухой гул; гора звучала и пыхтела, как котел с кипящею водою; бока её вздрагивали. Гаттерась поднимался выше и выше. За ним следовал Дэк.

Повременам за путешественниками происходили обвалы; совершенно ясно можно было видеть, как огромные скалы, стремясь все с большею и большею быстротою и прядая по гребням возвышений, погружалась наконец в бездны полярного бассейна.

Гаттерас даже не оглядывался назад. Он прикрепил национальный английский флаг к свой палке, как в древку. Его устрашенные товарищи не упускали из вида ни одного движения капитана. Гаттерас уменьшился до самых незначительных размеров; Дэк казался не больше крысы.

Ветер отбросил на них широкий полог пламени. Доктор испустил крик ужаса, но Гаттерас снова появился и потрясал национальным знаменем.

Более часа длился этот ужасный подъем, и борьба с колеблющимися скалами, с засыпанными пеплом рытвинами, в которые Гаттерас - этот герой невозможного - уходил по пояс. Он то приподнимался, упираясь коленами и спиною о неровности горы, то, повиснув на руках на каком нибудь выступе скалы, качался по ветру, как высохший пучек травы.

Наконец он добрался до вершины вулкана, до самого кратера. Доктор надеялся, что несчастный безумец, достигнув своей цели, возвратится назад, подвергаясь только опасностям, неразлучным с возвратным путем.

- Гаттерас, Гатерас!- в последний раз крикнул он. Призыв доктора до глубины души взволновал Альтамонта.

- Я спасу капитана! - вскричал он.

Американец одним махом перепрыгнул чрез огненный поток, подвергаясь опасности упасть в него, и исчез среди скал.

Доктор не успел остановить Альтамонта.

Поднявшись на вершину горы, Гаттерас направился по скале, возвышавшейся над пропастью. Камни дождем сыпались вокруг капитана, за которым следовал Дэк. Казалось, бедное животное находилось под одуряющим обаянием бездны. Гаттерас потрясал знаменем, озаренным огненными отблесками, и красная ткань широкими складками развевалась над жерлом кратера.

Гаттерас одною рукою потрясал знамя, а другой указывал в зените полюс небесной сферы. Казалось, он колебался, и старался найти математическую точку, в которой пересекаются все земные меридианы и на которую, в своем необъяснимом упорстве, он хотел стать ногою.

Вдруг скала рухнула под ним. Гаттерас исчез. Страшный крик товарищей капитана достиг вершины горы. Прошла секунда - целое столетие! Доктор полагал, что его друг погиб, навсегда исчез в жерле вулкана. Но там находились Альтамонт и Дэк. Человек и собака схватили несчастного в ту именно минуту, когда он погружался уже в бездну. Гаттераса спасли помимо его воли и, полчаса спустя, капитан Forward'а, вполне лишившийся сознания, находился на руках своих товарищей!

Когда Гаттерас пришел в чувство, доктор тревожно стал в него всматриваться. Но тупой взор Гаттераса, подобный взору слепца, не дал ответа Клоубонни.

- Господи! - вскричал Джонсон. Он ослеп!

- Нет! - ответил доктор. Друзья мои, мы спасли только тело Гаттераса! Его душа осталась на вершине вулкана! Разсудок его помрачился!

- Он помешался!- вскричали Джонсон и Альтамонть.

- Да, ответил доктор.

И крупные слезы покатились из его глаз.

XXVI.

Возвратный путь на юг.

Через три часа после этой грустной развязки похождений капитана Гаттераса, доктор, Альтамонт и два моряка находились в пещере, у подошвы вулкана.

Доктора пригласили высказать свое мнение на счет того, какой образ действий представляется самым целесообразным в настоящем положении путешественников.

- Друзья мои,- сказал он,- мы не можем долго оставаться на Острове Королевы. Пред нами свободное море; съестных припасов у нас довольно. Необходимо поскорее отправиться к форту Провидения, где мы пробудем до весны.

- Я такого-же мнения,- ответил Альтамонт. Ветер попутный и завтра-же мы выйдем в море.

Остаток дня прошел в глубоком унынии. Безумие капитана произвело на всех удручающее впечатление и при мысли о возвратном пути Альтамонт, Бэлль и доктор страшились своего беспомощного положения:- они не обладали бесстрашным духом Гаттераса.

Тем не менее они приготовились к новой борьбе со стихиями и с самими собою, в случае если-бы ими овладело уныние.

На следующий день, в субботу, 13-го июля, на шлюпку погрузили лагерные принадлежности и вскоре все было готово к отъезду.

Но, прежде чем покинуть эту скалу с тем, чтоб никогда уже не увидеть ее, доктор, согласно с высказанным Гаттерасом желанием, построил cairn (возвышение) в том именно месте, где капитан пристал к острову. Cairn был сложен из больших камней, так что он был-бы очень явственно виден, если-бы вулкан пощадил его во время своих извержений.

На одном из боковых камней Бэлль сделал долотом следующую простую надпись:

Джон Гаттерас.

1861 г.

В cairn'е был оставлен в жестяном, герметически закупоренном футляре экземпляр документа, свидетельствовавшего об открытии Гаттераса.

Четыре путешественника, капитан - жалкое, лишенное души тело - и верный, грустный, печальный Дэк, отправились в путь. Было десять часов утра. Подняли новый парус, сделанный из палатки. Шлюпка оставила Остров Королевы при попутном ветре; вечером доктор встал на скамью и сказал последнее прости пылавшей вдали Горе Гаттераса.

Переезд совершился очень быстро, плавание по постоянно свободному морю не представляло ни малейших затруднений. Казалось, что удалиться от полюса гораздо легче, чем приблизиться в нему. .

Но Гаттерас не сознавал происходящего вокруг него; он лежал в шлюпке, немой, с потухшим взором, скрестив на груди руки, с Дэком у своих ног. Напрасно доктор обращался к нему: Гаттерас не слышал Клоубонни.

Сорок восемь часов дул попутный ветер, по морю ходила небольшая зыбь. Доктор и его товарищи не обращали внимания на северный ветер.

15-го июля они увидели на юге Порт Альтамонта. Так как полярный океан освободился от льдов на всем протяжении своих берегов, то, вместо того, чтобы пройти материк Новой Америки на санях, путешественники решились обогнуть его и морем добраться до острова Виктории.

Переезд совершился быстро и легко. И в самом деле, для совершения пути, пройденного путешественниками на санях в пятнадцать дней, теперь потребовалось не больше восьми суток. Подвигаясь вдоль извилин берега, очертания которого определялись множеством изрезывающих его фиордов, мореплаватели прибыли в понедельник, 23 июля, в залив Виктории.

Шлюпку привязали у берега и все бросились к форту Провидения. Какая жалость! Дом Доктора, амбары, пороховой погреб, укрепление - все это превратилось в воду под лучами солнца, а съестные припасы были расхищены дикими зверями.

Печальное, прискорбное зрелище!

Съестные припасы путешественников начинали истощаться, они надеялись пополнить их в форте Провидения. Очевидно, что провести здесь зиму не было никакой возможности, а потому, быстро приняв новое решение, путешественники положили кратчайшим путем отправиться к Баффинову морю.

- Ничего другаго не остается,- сказал доктор. Баффиново море находится отсюда в шестистах милях. Мы будем плыть до тех пор, пока под килем шлюпки хватит воды, войдем в пролив Джонса и оттуда проберемся до датских поселений.

- Да,- ответил Альтамонт. Соберем остатки съестных припасов и отправимся!

После тщательных поисков путешественники нашли несколько ящиков пеммикана и два боченка мясных консервов, избежавших истребления, словом,- собрали съестных припасов на шесть недель и достаточное количество пороха. Все это быстро было снесено в одно место; весь день пошел на оснастку и починку шлюпки и 24-го июля путешественники выступили в море.

Около девяносто третьяго градуса широты материк уклонялся в востоку. Быть может, он соединялся с землями, известными под именем земель Гриннеля, Эллесмера и Северного Линкольна и тянувшимися вдоль берегов Баффинова моря! Можно было принять за верное, что пролив Джонса вливался во внутренния моря, подобно проливу Ланкастера.

Шлюпка подвигалась без больших затруднений и легко избегала плавучих льдов. В предвидении могущих произойти промедлений, доктор на половину уменьшил выдачу рационов. Путешественники не слишком уставали и здоровье всех находилось в удовлетворительном состоянии.

Впрочем, повременам они стреляли уток, гусей и чаек, доставлявших мореплавателям свежую и здоровую пищу. Что касается запаса воды, то его легко пополняли на встречавшихся пресноводных льдинах. Путешественники не удалялись от берегов, так как в открытом море шлюпка держаться не могла.

В это время года ртуть в термометре постоянно находилась ниже точки замерзания. Дождливая погода готова была смениться снежною, солнце начало касаться линии горизонта и с каждым днем все больше и больше погружалось в море своим диском. 30-го июля путешественники потеряли солнце из виду, т. е. у них в продолжении нескольких минут была ночь.

Однакож, шлюпка подвигалась быстро и нередко в двадцать четыре часа проходила от шестидесяти до шестидесяти пяти миль. Путешественники не останавливались ни на одну минуту, зная, с какими трудами и препятствиями было-бы сопряжено движение на суше, если-бы пришлось избрать этот путь. Между тех, внутренния моря не замедлят замерзнуть; то там, то сям образовался уже молодой лед. В полярных странах, в которых не бывает ни весны, ни осени, т. е. промежуточных времен года, зима быстро наступает за летом. Необходимо было поторопиться.

31-го июля небо при закате солнца было ясное и первые звезды появились в созвездиях зенита. С этого дня начались туманы, значительно замедлявшие плавание.

Доктора очень тревожило наступление вины. Он знал, с какими затруднениями боролся сэр Джон Росс, стараясь войти в Баффиново море, после того как он покинул свой корабль. После первой попытки пройти льдами, этот отважный моряк нашелся вынужденным возвратиться на свое судно и провести в полярных странах четвертую зиму. Но, по крайней мере, он имел приют в суровое время года, съестные припасы и топливо.

Если-бы подобное несчастие постигло остаток экипажа Forward'а, если-бы он нашелся вынужденным остановиться или возвратиться назад, он неминуемо-бы погиб. Доктор не говорил о своих тревогах товарищам, но торопил последних.

Наконец, 15-го августа, после тридцати дней довольно быстрого плавания, после сорокавосьмичасовой борьбы со скоплявшимися в проходах льдами, после того, как утлая шлюпка сто раз подвергалась опасности погибнуть, мореплаватели окончательно очутились в необходимости остановиться, за невозможностью подвигаться вперед. Море повсюду замерзло и термометр показывал средним числом пятнадцать градусов ниже точки замерзания (-9° стоградусника).

Впрочем, маленькие, крутые и плоские камни, обтачивавешие прибоем волн, указывали на близость берегов материка. Часто встречался также пресноводный лед.

Альтамонт с большою точностью произвел обсервацию, давшую 77°15' широты и 85°02' долготы.

- Итак,- сказал доктор,- вот наше точное положение. Мы достигли, Северного Линкольна, как раз у мыса Эдена. Мы входим в пролив Джонса и, при некотором счастии, найдем его свободным до Баффинова моря. Но жаловаться на судьбу мы еще не имеем права. Если-бы мой бедный Гаттерас нашел раньше столь свободное море, он быстро поднялся-бы к полюсу, товарищи не покинули-бы его и он не лишился-бы рассудка под бременем тяжких страданий.

- В таком случае,- сказал Альтамонт,- нам остается одно: бросить шлюпку и на санях добраться до восточного берега Зенли Линкольна.

- Бросить шлюпку и отправиться на санях - это так,- ответил доктор,- но вместо того, чтобы пройти землей Линкольна, я предлагаю переправиться по льду чрез пролив Джонса.

- Почему это?- спросил Альтамонт.

- Потому что, чем больше мы будем приближаться к проливу Ланкастера, тем больше будет у нас шансов встретить китобоев.

- Вы правы, доктор, хотя я и опасаюсь, что в настоящее время отдельные льдины еще не на столько смерзлись между собою, чтобы представляемый ими путь был удобопроходим.

- Что-ж, попробуем,- ответил доктор.

Шлюпку разгрузили; Бэлль и Джонсон снова наладили сани, составные части которых находились в исправности. На следующий день запрягли собак, и отряд стал подвигаться вдоль берегов.

Снова началось путешествие, столько раз описанное, столь утомительное и медленное. Альтамонт был прав, выразив сомнение насчет состояния льда. Пролив Джонса нельзя было пройти, и отряд направился вдоль берегов Земли Линкольна.

21-го августа, путешественники, взяв наискось, дошли до входа в пролив Ледника, спустились на ледяные равнины и на следующий день добрались до острова Кобурга и прошли его, меньше чем в два дня.

Тогда оказалось возможным идти более удобною дорогою и 24-го августа путешественники достигли Северного Девона.

- Теперь,- сказал доктор,- нам остается только пройти эту страну и добраться до мыса Уэрендера, при входе в пролив Ланкастера.

Установилась ужасная, суровая погода; снежные бури и мятели разражались с необыкновенною силою; путешественники чувствовали крайнее изнеможение. Съестные припасы истощались, и каждый должен был довольствоваться одною третью рационов; себя урезывали ради собак, которые получали количество пищи, соответствовавшее их труду.

Природа страны во многих отношениях усиливала тягость пути. Северный Девон - это чрезвычайно пересеченная область. Приходилось подвигаться среди гор Траутера непроходимыми ущелиями, в борьбе с разъяренными стихиями. Сани, люди и собаки едва не остались там навеки; не раз полное отчаяние овладевало смельчаками, освоившимися со всеми трудностями и лишениями полярных экспедиций. Несчастные путешественники были истощены нравственно и физически. Да и нельзя безнаказанно перенести восемнадцать месяцев беспрерывных трудов и удручающий ряд надежд и страданий. Надо заметить, что движение вперед всегда совершается с тем увлечением и уверенностью, которых недостает на возвратном пути. Злополучные путешественники еле-еле двигались; они шли, так сказать, по привычке, побуждаемые остатком животной энергии, почти не зависевшей от их воли.

Только 30-го августа путешественники выбрались из гор, о которых не может дать понятия орография умеренных поясов, но выбрались изнеможенные и полузамерзшие. Доктор не мог уже оказывать помощи другим, потому что и сам чувствовал сильный упадок сил.

Горы Траутера заканчивались чем-то в роде равнины, истерзанной разбросанными горными массами.

Необходимо было отдохнуть несколько дней; путешественники с трудом передвигали ноги; две упряжные собаки околели от истощения.

Отряд приютился за высокою льдиною. Термометр показывал два градуса ниже точки замерзания (-19° стоградусника). Ни у кого из путешественников не хватило силы разбить палатку.

Съестные припасы значительно истощились и, не смотря на крайнюю скудость выдаваемых рационов, последних хватило-бы только на восемь дней. Дичь встречалась редко, так как на зиму она удалилась в менее суровый климат. Призрак голодной смерти грозно возставал пред глазами своих изнеможенных жертв.

Альтамонт, воодушевляемый чувствами преданности и полнейшего самоотвержения, воспользовался остатком своих сил для того, чтобы при помощи охоты доставить пищу своим товарищам.

Он взял ружье, позвал Дэка и отправился на равнину. Доктор, Бэлль и Джонсон почти равнодушно смотрели, как он удалялся. Целый час они не слышали ни одного выстрела.

Альтамонт возвращался, но он бежал, чем-то испуганный.

- Что случилось?- спросил доктор.

- Там... под снегом... с ужасом проговорил Альтамонт, указывая в одну сторону.

- Что - там?

- Целый отряд людей!...

- Живых?

- Мертвых... замерзших и...

Альтамонт не докончил своей фразы, во лицо его выражало несказанное чувство ужаса.

Доктор, Бэлль и Джовсов, взволнованные, поднялись со своих мест и поплелись за Альтамонтом к указанной им части равнины.

Вскоре они пришли в месту, находившемуся на две оврага, и какое зрелище представилось их взорам!

Окоченевшие трупы, на половину погребенные под белым саваном, то там, то сям показывались из под снега; здесь рука, там нога, дальше скорчившиеся руки, головы, сохранявшие еще выражение угрозы и отчаяния!

Подошедший доктор вдруг подался назад, бледный, с расстроенным лицем. Раздавался зловещий, тревожный лай Дэка.

- О, ужас!- вскричал доктор.

- Что такое?- спросил Джонсон.

- Вы их не узнали?- изменившимся голосом спросил Клоубонни.

- Что вы хотите сказать?

- Смотрите!

Этот овраг был некогда сценою последней борьбы людей с климатом, отчаянием и даже голодом: некоторые признаки указывали на то, что несчастные эти питались человеческими трупами, быть может, даже трепещущимся еще мясом. Доктор узнал Шандона, Пека...- то был злополучный экипаж Forward'а. Силы изменили этим несчастным, съестные припасы истощились, шлюпка их, по всем вероятиям, была разбита упавшею льдиною или скатилась в пропасть, так что свободным морем воспользоваться они не могли. Очень может быть также, что они заблудились на неизвестном материке. Впрочем, люди, отправившиеся в путь под возбуждением мятежа, не могли быть связаны тем чувством единения, которое дает возможность совершать великие дела. Предводитель мятежников всегда обладает лишь очень сомнительною властью и, вероятно, Шандон вскоре лишился ея.

Как-бы то вы было, но экипаж Forward'а, прежде чем дойти до этой ужасной катастрофы, перенес тысячи мучений и страданий, но тайна его бедствий вместе с ник навсегда погребена под полярными снегами.

- Пойдем, пойдем!- вскричал доктор.

И он увел своих товарищей далеко от места катастрофы. Чувство ужаса придало им мимолетную энергию и они тронулись в дальнейший путь.

XXVII.

Эпилог.

С чему распространяться на счет бедствий, которым беспрерывно подвергались оставшиеся в живых участники экспедиции? Сами они не помнили подробностей тех восьми дней, которые прошли со времени ужасного открытия остатков экипажа Forward'а. Но 9-го сентября, по какому-то чуду энергии, путешественники находились близь мыса Горсбурга на Северном Девоне.

Они умирали от голода. Сорок восемь часов они ничего уже не ели и их последний обед состоял из мяса их последней эскимосской собаки. Бэлль не в силах был идти дальше, а старик Джонсон чувствовал крайний упадок сил.

Они находились на берегах Баффинова моря уже отчасти замерзшего, на пути в Европу. В трех милях от берега, свободные волны с грошом дробились об острые грани ледяных полян,

Необходимо было ждать сомнительного прохода китобойного судна. И сколько времени пришлось-бы ждать?...

Но Провидение умилосердилось над несчастными, потому что на следующий день Альтамонт ясно увидел в отдалении плывшее судно.

Известно, с какими тревогами связано появление на горизонте корабля, с какими опасениями и надеждами! Корабль, повидимому, то удаляется, то приближается. Что за томительные переходы от надежды в отчаянию! И нередко случается, что в ту минуту, когда потерпевшие крушение считают себя спасенными, замеченное мельком судно удаляется и скрывается под горизонтом.

Доктор и его товарищи изведали все эти муки. Они пришли к западной окраине ледяной поляны, неся, подтаскивая друг друга, и вдруг, к своему ужасу, увидели, что корабль мало по малу исчезал, не заметив их присутствия. Тщетно они звали его!

Тогда доктора осенило последнее наитие того изобретатель" ного ума, который до сих пор так хорошо служил ему.

Плывшая по течению льдина толкнулась о ледяную поляну.

- Льдина!- сказал он, указывая на нее рукою. Его не поняли.

- Отправимся!- вскричал доктор.

Товарищей Клоубонни озарило, точно молниею.

- Ах, доктор, доктор! - говорил Джонсон, целуя руки Клоубонни.

Бэлль, поддерживаемый Альтамонтом, отправился к саням, принес одну перекладину, установил ее на льдине в виде мачты и закрепил веревками. Палатку разорвали и с грехом пополам устроили из неё парус. Ветер был благоприятный; несчастные бросились на утлый плоть и отвалили от ледяной поляны.

Два часа спустя, после неимоверных трудов и усилий, остаток экипажа Forward'а находился на борте датского китобойного судна, Hans Christien, возвращавшагося в Девисов пролив.

Капитан принял этих призраков, не имевших человеческого облика, как подобает человеку благородному. При первом взгляде на них он понял их историю, отнесся к ним с самою заботливою внимательностию и успел возвратить их в жизни.

Через десять дней, Клоубонни, Джонсон, Бэлль, Альтамонт и капитан Гаттерас высадились в Корсере, в Дании. Пароход доставил их в Киль, откуда, чрез Альтону и Гамбург, они прибыли в Лондон 13-го числа того-же месяца, едва оправившись от продолжительных и тяжких испытаний.

Доктор прежде всего заручился от Географического Королевского Общества позволением сделать ему важное сообщение. Клоубонни был принят в заседании 15-го июля.

Можно себе представить изумление этой ученой корпорации и её восторженные крики, после прочтения документа Гаттераса.

Это единственное в своем роде путешествие, никогда не встречавшееся в летописях истории, резюмировало собою все прежния открытия, совершенные в полярных странах, приводило к одному знаменателю экспедиции Парри, Россов, Франклинов, Мак-Клюров, пополняло пробел, существовавший на географических картах гиперборейских стран под сотым и стопятнадцатым меридианом и, на конец, заканчивалось недоступною доселе точкою - северным полюсом.

Никогда, положительно никогда, столь неожиданная новость не поражала изумленной Англии!

Страстно любя великие географические открытия, все англичане,- от лорда до cokney'я, от князей-промышленников до последнего работника в доках,- волновались и ликовали.

Известие о великом открытии с быстротою молнии пронеслось по всем телеграфным линиям Соединенного Королевства. В заголовке своих столбцов газеты выставляли имя Гаттераса, как ими мученика науки, и вся Англия дрогнула чувством гордости.

Доктора и его товарищей чествовали и чрез лорда-канцлера представили в торжественной аудиенции королеве.

Правительство утвердило название Острова Королевы за скалою под северным полюсом, Горы Гаттераса - за самим вулканом и Порта Альтамонта за рейдом Новой Америки.

Альтамонт не расстался с своими товарищами по несчастию и славе, сделавшимися его друзьями. Он отправился с доктором, Бэллем и Джонсоном в Ливерпуль, и город торжественно приветствовал прибытие людей, которых давно считал погибшими и погребенными в вечных льдах.

Но доктор славу совершенного подвига всегда относил к тому, кто наиболее оказался её достойным. В отчете о путешествии своем, озаглавленном: The English at the North-Pole и изданном в следующем году Королевским Географическим Обществом, он приравнивал Джона Гаттераса к величайшим путешественникам и считал его соперником тех отважных людей, которые всецело жертвуют собою в пользу преуспеяния науки.

Между тем, печальная жертва возвышенной страсти спокойно жила близь Ливерпуля, в лечебнице Стэн-Коттедж, в которую доктор лично поместил Гаттераса. Сумасшествие капитана было спокойное, но он ничего не говорил, ничего не понимал; казалось, что вместе с рассудком он утратил и дар слова. Одно только чувство соединяло его с внешним миром: его привязанность к Дэку, с которым не разлучали Гаттераса.

Таким образом, этот недуг, это "полярное безумие", спокойно следовало своим путем, не представляя никаких особенных симптомов. Однажды доктор, часто навещавший своего несчастного друга, был изумлен странным образом действий последняго.

С некоторого времени капитан Гаттерас, в сопровождении верной собаки, печально и ласково поглядывавшей на своего господина, каждый день подолгу прогуливался, но прогулка его постоянно совершалась в одну сторону, по направлению одной из аллей Стэн-Коттеджа. Прийдя с концу аллеи, капитан возвращался, пятясь задом. Если кто-нибудь останавливал его, он пальцем указывал на небе какую-то точку. Если его заставляли повернуться, он сердился, и Дэк, разделявший раздражение Гаттераса, бешено лаял.

Доктор, внимательно следивший за своим другом, вскоре разгадал причину столь странного упорства и понял, почему прогулка совершалась по известному направлению и, так сказать, под влиянием магнитного притяжения.

Капитан Джон Гаттерас неуклонно направлялся к северу.

Жюль Верн - Приключения капитана Гаттераса (Les Aventures du capitaine Hatteras). 9 часть., читать текст

См. также Жюль Верн (Jules Verne) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :