Жюль Верн
«Ледяной Сфинкс. 6 часть.»

"Ледяной Сфинкс. 6 часть."

На протяжении дня все оставалось по-прежнему. Туманная завеса так и не приоткрылась, и нам не суждено было узнать, прошел ли наш айсберг, преодолевший за сутки миль сорок, мимо загадочной земной оси (Спустя двадцать восемь лет произошло событие, о котором мистер Джорлинг не мог и помыслить: земная ось предстала взгляду другого человека. Это случилось 21

марта 1868 года. Полярная зима уже сжимала в тисках эту ледяную пустыню, готовясь поглотить ее на шесть долгих месяцев. Однако это мало интересовало удивительного морехода, которого мы обязаны вспомнить. Его чудесному подводному аппарату не были страшны ни холода, ни штормы. Преодолев ледяные поля и поднырнув под ледяную шапку Антарктики, он достиг девяностой параллели. Здесь лодка высадила его на вулканический берег, усеянный осколками базальта, лавы, туфами, черными глыбами. Вокруг было видимо-невидимо тюленей и моржей. Над его головой проносились тучи ходулочников, ржанок, зимородков, гигантских буревестников; на край берега высыпали и застыли неподвижно пингвины. Затем этот загадочный человек взбежал по крутым валам морен и пемзы на вершину холма, где находится Южный полюс. В тот самый момент, когда горизонт на севере превратился в лезвие, разрезавшее солнечный диск на две равные части, он вступил во владение этим континентом от своего собственного имени, развернув стяг с вышитой золотом буквой "N". В море его ждала подводная лодка под названием "Наутилус", капитана которой звали просто - Немо. (Примеч. авт.))

Глава XI В ТУМАНЕ

- Что ж, мистер Джорлинг, - сказал боцман на следующий день, - нам остается только надеть траур!

- Что же мы оплакиваем, Харлигерли?

- Южный полюс, который так и не заметили!

- Да, он остался, должно быть, милях в двадцати позади.

- Ничего не поделаешь, ветер задул тусклую южную лампу, и она погасла в тот самый момент, когда мы проплывали мимо полюса...

- Однако мы упустили единственную возможность! Такой никогда больше не представится!

- Ваша правда, мистер Джорлинг. Придется отказаться от надежды покрутить вертел, на котором вращается Земля.

- Удачное сравнение, боцман!

- А к сказанному я могу добавить, что наша ледяная лошадка несет нас к черту на кулички, а вовсе не к "Зеленому баклану". Что ж, экспедиция оказалась бесполезной, и повторить ее никто не захочет... Однако как бы ее завершить, причем не теряя времени, ибо зима не замедлит явить нам свой красный нос, потрескавшиеся губы и отмороженные руки!.. Ну и путешествие: Лен Гай не отыскал своего брата, мы - соотечественников, Дирк Петерс- своего бедного Пима!..

Что ж, боцман перечислил еще не все!.. Ведь экспедиция стоила нам девяти жертв, не считая загубленной "Халбрейн". Из тридцати двух человек, поднявшихся на шхуну, в живых осталось теперь только двадцать три; а скольких еще недосчитаемся?..

Между Южным полюсом и Полярным кругом укладывается двадцать параллелей

- это примерно тысяча двести морских миль, которые нам предстояло преодолеть всего за месяц, максимум - за полтора, в противном случае мы окажемся запертыми с внутренней стороны припая... А зимовка в высоких антарктических широтах была бы равносильна для нас смерти.

Перед полюсом течение влекло нас к югу; оно не изменило направления, однако теперь оно стало течением, уносящим нас на север, и, быть может, нам еще улыбнется удача. Впрочем, у нас не было выбора: оставалось лишь, как говорится, пуститься на волю волн.

Нас мало заботило, что воды, к которым спешил теперь наш айсберг, были уже не южной Атлантикой, а Тихим океаном и что ближайшие земли на нашем пути

- не Южные Оркнейские и Южные Сандвичевы острова, не Фолкленды, не мыс Горн и не Кергелены, а Австралия и Новая Зеландия. Вот почему боцман был прав, говоря (и горюя при этом), что чарочку в честь возвращения ему суждено поднять не в уютном "Зеленом баклане" почтенного Аткинса.

- В конце концов, мистер Джорлинг, - твердил он, стараясь утешить себя,

- таверны есть и в Мельбурне, и в Хобарте, и в Данидине... Главное - попасть в хороший порт!

Туман не рассеивался, и мы не могли подсчитать, какое расстояние прошел наш айсберг, оставив позади Южный полюс. Тем не менее Лен Гай и Джэм Уэст полагали, что оно равняется двумстам пятидесяти милям.

Течение тем временем оставалось столь же быстрым и не меняло направления. У нас не было сомнений, что мы находимся в широком проливе, разделяющем антарктический континент на две части - восточную и западную.

Можно представить мое уныние из-за невозможности высадиться ни на тот, ни на другой берег пролива, воды которого вот-вот скует зима!

Я посетовал на это капитану и услыхал вполне логичный ответ:

- Чего же вы хотите, мистер Джорлинг! Мы бессильны... Ничего не поделаешь! Проклятый туман! Я не ведаю уже, где мы находимся. Приборы пока бесполезны, солнце же вскоре совсем исчезнет - на долгие месяцы...

- У меня никак не выходит из головы шлюпка, - не удержался я.- Может быть, с ее помощью...

- Отправиться в море? Вы все о своем? Это была бы непростительная неосторожность, какой я не могу себе позволить. Да и экипаж не допустит этого...

Я едва сдержался, чтобы не воскликнуть: "А если на этой земле нашел убежище ваш брат Уильям Гай и ваши соотечественники?!" Однако у меня хватило ума не усугублять горе нашего капитана. Ведь он наверняка подумывал о том же; и если отказался от продолжения поисков, то это означает, что такая попытка была бы не только бесполезной, но безумной.

Однако в него должно было вселять некоторую надежду следующее рассуждение: Уильям Гай и его спутники оставили остров Тсалал в самом начале лета.

Перед ними лежало свободное ото льда море, к их услугам было то же самое течение, которое увлекло и нас - сперва на "Халбрейн", потом на айсберге.

Кроме течения, им помогал ветер, с редким постоянством дувший с северо-востока. Следовательно, их шлюпка, если только она не погибла в море, должна была плыть в том же направлении, что и мы, войти в тот же широкий пролив и оказаться в тех же широтах. А раз так, то логика подсказывала, что, имея перед нами преимущество в несколько месяцев, они вполне могли продвинуться гораздо дальше на север, преодолеть чистое море, припай, пересечь Полярный круг... В конце концов шлюпку с Уильямом Гаем и его спутниками мог подобрать какой-нибудь корабль...

Однако наш капитан, даже если и надеялся на такое стечение счастливых случайностей, не обмолвился об этом ни словом. Человеку свойственно лелеять иллюзии, поэтому я не исключал, что капитан опасается, как бы ему не раскрыли глаза на слабые стороны его гипотезы...

Как-то раз я заговорил об этом с Джэмом Уэстом. Лейтенант, предпочитавший фантазиям факты, не согласился со мной. Практический ум, каковым он обладал, не находил, будто то обстоятельство, что мы не нашли людей с "Джейн", служит доказательством их пребывания в этих местах до нас и выхода в Тихий океан.

Боцман же, выслушав мои рассуждения, высказался так:

- Знаете, мистер Джорлинг, случиться может всякое - по крайней мере люди охотно допускают это в разговорах. Однако предположить, что капитан Уильям Гай в окружении своих товарищей в эту самую минуту пьет виноградную водку, виски или джин в каком-нибудь кабачке Старого или Нового Света - нет, нет!.. Это так же невероятно, как то, что мы с вами завтра заявимся в

"Зеленый баклан"!..

Все три дня, что мы плыли в тумане, я ни разу не встречался с Дирком Петерсом - вернее сказать, он не пытался заговорить со мной, предпочитая не оставлять своего поста у шлюпки. Вопросы Мартина Холта насчет своего брата Неда означали, что его тайна перестала быть тайной. По этой причине он стал сторониться остальных еще больше, чем прежде. Он спал в часы бодрствования остальных, когда же все спали, то бодрствовал он. Я даже задавался вопросом, не сожалеет ли он, что был со мной откровенен, и не боится ли, что у меня появилось отвращение к нему... Если так, то он сильно заблуждался: я испытывал к бедняге метису одну лишь сильнейшую жалость.

Я не умею передать, до чего унылыми, монотонными, нескончаемыми казались нам часы, когда вокруг висел туман, разорвать который не удавалось никакому ветру. Сколько мы ни всматривались в туман, нам не удавалось определить положение солнца, все больше клонившегося к горизонту. Нам оставались неведомы координаты нашего айсберга. То, что он продолжает свой путь на юго-восток, вернее, теперь уже на северо-запад, было вполне вероятно, но не точно. Лен Гай не мог найти неподвижный ориентир и произвести измерения. Мы предполагали, что ветер стих, ибо не ощущали ни малейшего дуновения. Остановись айсберг, мы не заметили бы никакой разницы.

Даже огонек спички не колебался в насыщенном влагой воздухе. Тишину нарушали лишь птичьи крики, вязнущие в густой пелене тумана. Качурки и альбатросы едва не задевали крыльями верхушку айсберга, облюбованную мной для наблюдений. В какую же сторону устремлялись эти неутомимые создания - ведь приближение зимы должно было гнать их подальше от глубин Антарктики...

Как-то раз боцман, также измучившийся от неопределенности, забрался ко мне на вершину, рискуя сломать шею, и получил до того сильный удар в грудь от пролетевшего рядышком quebranta-huesos, огромного буревестника с размахом крыльев футов в двенадцать, что опрокинулся навзничь.

- Зловредная тварь! - бранился он, добравшись до лагеря.- Я еще дешево отделался! Один удар - и пожалуйста: болтаю в воздухе копытами, как споткнувшаяся кляча... Хорошо, что я схватился за уступ, а ведь был момент, когда я был готов съехать вниз... Лед - он, знаете ли, скользкий... Я кричу этой птице: "Ты что, не можешь посмотреть перед собой?" Куда там! Даже не извинилась...

Боцман и впрямь счастливо избежал опасности очутиться в воде...

Во второй половине того же дня мы едва не оглохли от варварских криков, несшихся откуда-то снизу. Харлигерли справедливо заметил, что коль скоро это не ослы, то наверняка пингвины. До сих пор они не делали чести нашему плавучему островку своим присутствием; более того, раньше мы вовсе не видели их. Теперь же можно было не сомневаться, что их рядом сотни, если не тысячи, ибо концерт получился оглушительным, что свидетельствовало о большом числе исполнителей.

Пингвины отдают предпочтение прибрежной полосе полярного континента и многочисленных островков, а также окружающим сушу ледяным полям. Их присутствие могло свидетельствовать о близости земли...

Конечно, мы дошли до такого состояния, что готовы были ухватиться, как за соломинку, за любую надежду... Однако сколько раз бывало, что соломинка идет ко дну или ломается в тот самый момент, когда кажется, что можно за нее схватиться?

Я спросил у капитана, на какие мысли его наводит появление крикливых птиц.

- На те же, что и вас, мистер Джорлинг, - отвечал тот.- С тех пор как мы дрейфуем на этом айсберге, пингвины ни разу не приближались к нему, теперь же их здесь хоть отбавляй, судя по отвратительным воплям. Откуда они взялись? Несомненно, с суши, до которой уже недалеко...

- А лейтенант такого же мнения?

- Да, мистер Джорлинг, а вам известно, что он не склонен тешиться химерами (Химера - неосуществимая мечта, причудливая фантазия).

- Что верно, то верно!

- Его, как и меня, поразило еще кое-что, хотя вы, как видно, не обратили на это внимания...

- Что же?..

- Мычание. Напрягите слух, и вы наверняка расслышите его. Я последовал его совету и убедился в том, что исполнителей было больше, чем я предполагал.

- Действительно.- с готовностью признал я, - теперь и я слышу жалобное мычание. Выходит, у нас в гостях тюлени и моржи...

- Совершенно верно, мистер Джорлинг. Отсюда я делаю вывод: вся эта живность во множестве населяет воды, в которые нас занесло течением. Мне кажется, что в таком заключении нет ничего невероятного...

- Ничего, капитан, как и в предположении, что неподалеку лежит земля...

О, что за несчастье этот проклятый туман! В море ничего не видно и на четверть мили...

- Более того, он мешает спуститься к воде, - подхватил капитан, - чтобы посмотреть, не появились ли водоросли, ведь водоросли всегда свидетельствуют о близости земли... Вы правы, несчастье, да и только!

- Почему бы не попытаться, капитан?

- Нет, мистер Джорлинг, риск слишком велик. Я никому не позволю покинуть лагерь! В конце концов, если земля близко, наш айсберг пристанет к ней...

- А если нет? - возразил я.

- Если нет, то нам не удастся принудить его.

Я тут же вспомнил про шлюпку: когда же капитан решится использовать ее?

Однако Лен Гай предпочитал ждать. Пожалуй, в нашем положении это было самым мудрым решением...

Наше злополучное путешествие и без того имело на счету немало жертв.

За вечер туман еще сгустился. На площадке, где стояли палатки, нельзя было ничего разглядеть и в пяти шагах. Приходилось ощупывать соседа, чтобы удостовериться, что ты не один. Говорить было трудно: голос вяз в тумане так же, как и взгляд. Зажженный фонарь напоминал скорее желтое пятно, не дающее никакого света. Крик достигал уха соседа сильно приглушенным, и только пингвинам хватало глоток, чтобы слышать друг друга.

Окутавший нас туман нисколько не походил на иней или изморозь. Изморозь образуется при более высокой температуре и не поднимается выше сотни футов, если ей не способствует сильный ветер. Туман же забирался гораздо выше; я решил, что мы избавимся от него лишь после того, как он поднимется на высоту добрых пятидесяти саженей над айсбергом.

Примерно к восьми часам вечера влажный туман стал настолько плотным, что при движении чувствовалось его сопротивление. Казалось, состав воздуха изменяется и он вот-вот перейдет в жидкое состояние. Помимо своей воли я вспомнил о странностях острова Тсалал, о необыкновенной воде, частицы которой подчинялись неведомым законам...

Приходилось гадать, не повлиял ли туман на магнитную стрелку. Впрочем, метеорологи изучали подобные явления и пришли к заключению, что магнитная стрелка не подвержена влиянию туманов.

После прохождения Южного полюса мы утратили доверие к показаниям компаса, ибо на него наверняка воздействовало приближение магнитного полюса.

Итак, у нас не было ничего, чтобы определить направление нашего движения.

К девяти вечера сгустилась кромешная мгла, хотя солнце и не думало уходить за горизонт. Лен Гай, желая удостовериться, что все в лагере и соблюдают осторожность, устроил перекличку. Матросы откликались на свое имя и занимали места в палатках. Наступил черед выкликать имя метиса. Боцман звонко повторил его несколько раз, однако метис - единственный из экипажа -

все не откликался. Харлигерли подождал несколько минут. Дирк Петерс не появлялся. Он мог остаться рядом со шлюпкой, хотя от этого не было никакого проку - никто не отважился бы украсть лодку в таком тумане.

- Кто-нибудь видел Дирка Петерса сегодня днем? - спросил Лен Гай.

- Никто, - отвечал боцман.

- Даже во время обеда?

- Даже тогда, капитан. А ведь у него уже кончилась провизия.

- Неужели с ним случилось несчастье?

- Не беспокойтесь! - успокоил его боцман.- Дирк Петерс чувствует себя здесь как дома, и туманы смущают его, должно быть, не больше, чем полярного медведя! Однажды он уже вышел сухим из воды, выйдет и на сей раз!

Я не стал спорить с Харлигерли, хотя отлично знал, почему метис предпочитает одиночество. Впрочем, раз он упорствовал и не отвечал на зов, то нам предстояло пребывать в неизвестности относительно его участи, ибо отправиться на поиски было невозможно.

Уверен, что в ту ночь ни один человек, даже Эндикотт, не сомкнул глаз.

Мы задыхались в палатках, испытывая нехватку кислорода. Кроме того, каждый находился во власти неотвязного предчувствия, будто положение наше вот-вот изменится - к лучшему или к худшему, и большинство склонялось, естественно, ко второму.

Ночь, однако, прошла спокойно, и в шесть утра мы выползли из палаток, чтобы вдохнуть свежего воздуху. Картина оставалась прежней, нас окружал туман невиданной плотности. Мы обнаружили, что барометр поднялся, но слишком быстро, чтобы новым показаниям можно было доверять. Ртутный столбик показывал 767 миллиметров - больше, чем когда-либо, с тех пор как "Халбрейн"

пересекла Полярный круг. Ветер крепчал - с тех пор, как мы прошли полюс, его надлежало величать "южным" - и вскоре превратился в ветер "в два рифа", как говорят моряки. Благодаря начавшемуся движению воздуха всевозможные шумы доносились до нашего слуха куда яснее.

К девяти часам утра айсберг вдруг расстался с туманной оболочкой, и мы стали свидетелями перемены столь внезапной, словно она совершилась поворотом волшебного колечка!

Небо в одно мгновение очистилось до самого горизонта, и нашему взору снова предстало море, освещенное косыми лучами солнца, едва поднявшегося на небосклон. Украшенный оборкой из белой пены, наш айсберг в компании еще нескольких ледяных гор резво плыл курсом ост-норд-ост, подгоняемый ветром и увлекаемый течением.

- Земля!

Мы дружно задрали головы и увидели на верхушке айсберга Дирка Петерса, который указывал рукой на север.

Метис не ошибся. Впереди и впрямь лежала земля.

В полдень были проведены наблюдения, и нам наконец стало известно наше местоположение: 86°12' южной широты, 114°17' восточной долготы.

Айсберг снова отделяли от полюса четыре градуса, однако уже в восточном полушарии.

Глава XII ЛАГЕРЬ

После полудня мы приблизились к неведомой земле на расстояние одной мили. Теперь все зависело от того, пронесет ли нас течением мимо ее берегов.

Сознаюсь, что, будь у нас выбор, приставать к берегу или продолжать путь, я оказался бы в затруднении. Я заговорил о своих сомнениях с капитаном и помощником, но последний не дал мне договорить.

- Осмелюсь спросить, какой смысл обсуждать это, мистер Джорлинг?

- Действительно, дискуссия не имеет смысла, ибо мы не в силах что-либо изменить, - поддержал лейтенанта Лен Гай.- Вполне возможно, что айсберг уткнется в берег, но не исключено, что пройдет стороной, если такова будет воля течения.

- Верно, - не отступал я, - однако это не ответ на мой вопрос. Что лучше: высадиться на берег или остаться на айсберге?

- Остаться, - отрезал Джэм Уэст.

Все дело было в шлюпке. Если бы в ней могли разместиться все и в придачу провизия для пяти-шестинедельного плавания, мы бы, не задумываясь, погрузились в нее и вышли в море, свободное ото льдов. Однако шлюпка рассчитана на одиннадцать-двенадцать человек, поэтому пришлось бы тянуть жребий. Проигравшие были бы обречены на гибель, если не от голода, то от холода.

С другой стороны, при условии, что айсберг и впредь станет перемещаться в том же направлении, мы сможем проделать большую часть пути во вполне сносных условиях. Конечно, наш ледяной корабль мог снова сыграть с нами злую шутку - столкнуться с таким же айсбергом, перевернуться, а то и просто оказаться во власти иного течения, направление которого не отвечало бы нашим намерениям. Шлюпка же наверняка доставила бы нас к цели, если бы ей не преградили путь штормы и обнаружился бы просвет в паковых льдах...

Однако, как только что сказал Джэм Уэст, обсуждать это не имело смыс-

ла...

Наскоро отобедав, экипаж в полном составе устремился к верхушке, с которой не сходил Дирк Петерс. Завидя нас, метис поспешил по противоположному склону вниз, так что я не смог с ним переговорить.

Итак, мы все собрались на вершине, не считая Эндикотта, не отходившего от своей стряпни. На севере, заслоняя добрую половину горизонта, вырисовывалась земля с песчаными отмелями, бухточками, утесами и холмами разной высоты на заднем плане. Нашим глазам предстал континент или по меньшей мере остров значительных размеров. На востоке полоса земли уходила за горизонт, и обогнуть ее не было никакой возможности.

На западе же краем суши был довольно острый мыс, увенчанный холмом, напоминающим очертаниями тюленью голову.

Мы поняли, что сейчас все зависит от течения: либо оно понесет нас к берегу, либо увлечет дальше на север. Какая же из двух вероятностей осуществится?.. Общее мнение было таково, что течение прибьет нас к северо-восточной оконечности земли.

- Даже если эти берега становятся обитаемыми в летнее время, - сказал Лен Гай, - пока мы не видим ни одной живой души.

- Согласитесь, капитан, - отвечал я, - что айсберг вряд ли вызовет к себе такой же интерес, какой вызвала бы шхуна!

- Вы правы, мистер Джорлинг, - вид "Халбрейн" давно бы вызвал любопытство туземцев, если бы таковые существовали.

- То обстоятельство,что мы не видим их, капитан, еще не означает, что..

- Разумеется, мистер Джорлинг! - отвечал Лен Гай.- Однако вы, надеюсь, не станете отрицать, что земля эта выглядит не так, как выглядел остров Тсалал при подходе к нему шхуны "Джейн". Где зеленые холмы, густые леса, цветущие деревья, обширные пастбища?.. Нас встречают уныние и пустота!

- Не спорю, пустота и уныние - это все, чем приветствует нас новая земля. И все же смею спросить, не желаете ли вы произвести высадку?

- На шлюпке?

- На шлюпке - в случае, если айсберг проплывет мимо берега.

- Нам нельзя терять ни одного часа, мистер Джорлинг! Не сколько дней отдыха могут вылиться в кошмарную зимовку, если мы не успеем пройти проливами, остающимися в паковых льдах...

- А до них еще далеко, так что надо поторапливаться, - добавил Джэм Уэст.

- Пусть так! - не сдавался я.- Однако потерять из виду эти берега, так и не попытавшись ступить на них, не удостоверившись, что на них нет следов стоянки, что ваш брат, капитан, и его спутники...

Слушая меня, Лен Гай обреченно покачивал головой. Разве могли вселить хоть какую-то надежду эта бесплодная земля, эти мертвые равнины, безжизненные холмы, черные скалы? Разве люди смогли бы просуществовать здесь столько месяцев?

Тем временем на верхушке айсберга затрепетал британский флаг, который должен был привлечь внимание Уильяма Гая, окажись он на этом берегу. Но берег оставался пуст...

Джэм Уэст, следивший за ориентирами на берегу, вдруг сказал:

- Менее чем через час все станет ясно. Кажется, наше движение замедлилось и мы приближаемся к берегу...

- И мне сдается то же самое, - поддержал его боцман.- Не то что наш кораблик прирос ко дну, но уж больно долго он топчется на месте!

Джэм Уэст и Харлигерли не ошиблись. Не знаю, что было тому причиной, но айсберг постепенно вышел из подводного русла и стал вращаться вокруг собственной оси, смещаясь в сторону суши. Кроме того, мы заметили, что несколько айсбергов поменьше, плывших впереди нас, тоже застряли на мелководье.

Итак, споры о том, следует ли спускать в море шлюпку, утратили смысл.

По мере приближения к земле ее пустынное обличье не менялось, и перспектива зазимовать здесь на шесть долгих месяцев могла наполнить ужасом души самых стойких из нас.

К пяти часам пополудни айсберг оказался в глубокой бухте, слева от мыса, к которому и пристал.

- На берег, на берег! - вырвался из всех глоток дружный крик.

Матросы поспешили вниз по склону айсберга, но тут прозвучал зычный голос Джэма Уэста:

- Ждите команды!

Матросы подчинились нехотя, особенное недовольство выразил Хирн и его дружки. Однако инстинкт соблюдения дисциплины заставил всех собраться вокруг капитана.

Не было нужды спускать шлюпку, раз айсберг зацепился за мыс. Капитан, боцман и я, обгоняя остальных, покинули лагерь и ступили на новую землю -

первыми из людей...

Вулканическая почва была усеяна битым камнем, кусками лавы, вулканического стекла, шлака, пемзы. Над песчаным пляжем поднимались холмы разной высоты, уходившие в глубь берега. Мы устремились к вершине ближайшего холма, расположенной на высоте примерно тысяча двести футов, рассчитывая, что оттуда нам откроется достаточный обзор. В течение добрых двадцати минут поднимались мы по откосам, лишенным даже намека на растительность. Ничто здесь не напоминало плодородных угодий острова Тсалал до землетрясения.

Вокруг не было ни густых лесов, о которых рассказано у Артура Пима, ни диковинных ручьев, ни мылообразных гор, ни стеатитовых массивов, прорезанных лабиринтами... Нас окружали одни лишь скалы вулканического происхождения, затвердевшая лава, шлаки, истертые в пыль, да серый пепел. В такой почве не смогло бы пустить корни ни одно, даже самое неприхотливое, растение.

Рискованный штурм отвесного холма занял у нас не менее часа. Наступил вечер, не сопровождавшийся, впрочем, сумерками, ибо мы все еще пользовались благами полярного дня.

С вершины холма нам открылся вид миль на тридцать - тридцать пять. Вот что предстало нашему взору.

На запад уходила всхолмленная суша, тянущаяся за горизонт и омываемая с востока столь же бескрайним океаном. Мы оставались в неведении, куда занесла нас судьба - на большой остров или на антарктический континент. Внимательно разглядывая восточный горизонт в подзорную трубу, капитан Лен Гай сумел различить какие-то контуры, теряющиеся в тумане.

- Посмотрите-ка, - предложил он нам.

Мы с боцманом по очереди приложились к глазку подзорной трубы.

- Верно, - молвил боцман, - там виднеется что-то, напоминающее берег.

- Мне показалось то же самое, - подтвердил я.

- Выходит, - течение действительно несло нас в пролив, - пришел к выводу Лен Гай.

- Пролив, - подхватил боцман, - в который устремляется течение, направляющееся сперва с севера на юг, а потом с юга на север!

- Выходит, этот пролив разрезает полярный континент на две части? -

спросил я.

- Несомненно, - отвечал капитан.

- Вот бы у нас оставалась наша "Халбрейн"! - воскликнул Харлигерли.

Да, идя на шхуне и даже на айсберге, мы бы могли пройти еще несколько сот миль, достигнуть припая, а то и Полярного круга и даже обитаемой земли!

Однако к нашим услугам была лишь утлая шлюпка, способная выдержать не больше дюжины людей, нас же насчитывалось двадцать три человека!..

Нам ничего не оставалось, кроме как спуститься, вернуться в лагерь, перенести на берег палатки и начать приготовления к зимовке...

На земле не было ни единого следа, оставленного человеком. Мы не сомневались отныне, что люди с "Джейн" не ступали на эту землю, в эти

"неисследованные области", как их окрестили на современных картах.

О том же свидетельствовало и спокойствие, с которым нас встретили единственные обитатели этих краев, ничуть не напуганные нашим появлением.

Тюлени и моржи и не думали скрываться под водой, качурки и бакланы подпускали нас на расстояние ружейного выстрела, пингвины сидели ровными рядами, полагая, видимо, что нежданные гости - это просто пернатые доселе невиданной породы... Их взору явно впервые предстали эти странные существа -

люди; приходилось предположить, что местные обитатели никогда не пускались в плавание, дабы достичь более низких широт.

Возвратившись к кромке прибоя, боцман с удовлетворением обнаружил в гранитных стенах довольно глубокие пещеры, в которых можно было разместиться самим и выделить место для всего скарба, снятого с "Халбрейн". Независимо от того, какими будут наши действия, пока что самым правильным было бы спасти все, что можно, и расположиться на новом берегу.

Дождавшись, чтобы экипаж собрался вокруг него, Лен Гай повел речь о нашем положении, не выказывая признаков разочарования и не упуская мельчайших подробностей. Прежде всего, заявил он, надо перенести на сушу припасы и приспособить под жилье одну из пещер на берегу. Говоря о пище, он подтвердил, что муки, мясных консервов, сушеных овощей и фруктов хватит на всю зиму, какой бы длительной и суровой она ни оказалась. Капитан выразил уверенность, что хватит и топлива, если его расходовать бережно, и зимовщики сумеют провести под покровом снега и льда долгие месяцы полярной зимы.

Оставался третий вопрос - на него можно было отвечать и так, и этак. Я ждал от экипажа неудовольствия и даже гнева, ибо здесь гарпунщику было где развернуться. Речь шла о том, как использовать единственное оставшееся у нас средство передвижения - шлюпку; оставить ее при себе на все время зимовки или выйти на ней в сторону ледяных полей?

Пока Лен Гай не собирался принимать окончательное решение, попросив у экипажа отсрочки на сутки-двое. Он еще раз напомнил, что шлюпка, нагруженная припасами, необходимыми в столь длительном плавании, смогла бы принять на борт не более одиннадцати-двенадцати человек. Решившись выйти в море, следовало перенести на берег все припасы, а потом тянуть жребий. Лен Гай провозгласил, что ни Джэм Уэст, ни боцман, ни я, ни он сам не требуют себе привилегий и станут тянуть жребий наравне с остальными. Оба старшины с

"Халбрейн", Мартин Холт и Харди, вполне сумели бы провести шлюпку в воды, где часто появляются рыбачьи суда и где шныряют пока еще китобои.

Отплывающим наказывалось не забывать о товарищах, оставшихся зимовать, и направить им на выручку корабль с наступлением лета.

Все это было сказано спокойным, но твердым тоном. Надо отдать ему должное: чем сложнее становились обстоятельства, тем достойнее вел себя наш капитан.

Никто не осмелился прервать его речь, не вызвавшую ни единого возражения, даже у Хирна. Собственно, спорить тут было не о чем, ибо жребий предлагалось тянуть на условиях полного равенства.

Дослушав капитана, матросы вернулись в лагерь, отужинали благодаря стараниям Эндикотта и в последний раз разошлись спать по палаткам. Дирк Петерс так и не появлялся, и я напрасно потратил время на его поиски.

Назавтра, 7 февраля, все дружно взялись за дело.

Стояла мягкая погода, дул несильный ветерок, небо затянули легкие облака. Температура воздуха оставалась вполне терпимой - 46°F (7,78°C).

Первым делом с айсберга с величайшими предосторожностями спустили шлюпку, после чего матросы отволокли ее по песку подальше от полосы прибоя.

Шлюпка оказалась целой и невредимой, готовой сослужить добрую службу.

Затем боцман занялся грузом и оснасткой с "Халбрейн": мебелью, койками, парусами, одеждой, инструментами, посудой и прочей утварью. В пещере все это будет в большей сохранности, чем на айсберге. Ящики с консервами, мешки с мукой и овощами, бочонки с виски, джином и пивом, спущенные с помощью талей на берег, также были размещены в укрытии.

Я участвовал в работах наравне со всеми, подобно Лену Гаю и Джэму Уэсту, ибо дело не терпело отлагательств. На сей раз Дирк Петерс пришел на помощь товарищам, однако он трудился молча, ни к кому не обращаясь. Неужели он отказался от надежды отыскать Артура Пима? Я не знал, что подумать...

Восьмого, девятого и десятого февраля продолжалось переселение на берег, завершившееся 10-го под конец дня. Грузы были укрыты в глубине обширного грота, в который можно было проникнуть через небольшое отверстие.

Грот соседствовал с пещерой, которой предстояло стать нашим домом, где, следуя совету боцмана, мы нашли местечко и для кухни. Благодаря ей мы могли надеяться на тепло, ибо плита служила бы не только для приготовления пищи, но и для обогрева пещеры на протяжении долгих дней, вернее, одной долгой ночи зимовки.

Мы начали обживать пещеру 8 февраля вечером и остались довольны ее сухими стенами, мелким песочком на дне и достаточным количеством света, проникающего через вход. Здесь же бил источник воды, а вход в пещеру, обращенный к берегу, располагался таким образом, что нам не страшны были камнепады, лавины и пронизывающие ветры. Тут было попросторнее, чем в кубрике и каютах шхуны, вместе взятых, так что свободно разместились не только койки, но и столы, сундуки и табуреты, обеспечив необходимое удобство на все месяцы зимовки.

Пока велись эти работы, я не замечал ничего подозрительного в поведении Хирна и остальных моряков с Фолклендов. Все они беспрекословно выполняли команды и подчинялись дисциплине, выказывая недюжинное рвение. Однако метис, как и прежде, охранял шлюпку, ибо столкнуть ее по песку в воду не составило бы никакого труда.

Харлигерли, не спускавший глаз с гарпунщика и его дружков, как будто успокоился, не ожидая теперь от них никаких выходок.

Тем не менее настало время принимать решение об отплытии и тянуть жребий - если отплытие не отменялось. Настало 10 февраля. Еще месяц, от силы полтора- и сезон путины у Полярного круга завершится. Не встретившись с китобоями, шлюпка, даже преодолев припай и Полярный круг, не сумеет самостоятельно достичь Австралии или Новой Зеландии.

Наступил вечер. Собрав весь экипаж, капитан объявил, что решение будет принято на следующий день, добавив, что если матросы выскажутся за отплытие, го мы тут же станем тянуть жребий. Все молча согласились. Я не сомневался, что решение об отплытии будет принято без разногласий.

Был поздний вечер. Берег окутало подобие сумерек, ибо солнце к этому времени уже едва показывалось из-за горизонта, за которым ему вскоре предстояло и вовсе исчезнуть.

Рухнув на койку в полном облачении, я забылся сном. Я проспал, должно быть, несколько часов. Вдруг меня разбудили крики.

Я вскочил и выбежал из пещеры вместе с Леном Гаем и Джэмом Уэстом.

- Шлюпка! Шлюпка! - кричал Джэм Уэст.

И действительно, место, где прежде караулил шлюпку Дирк Петерс, зияло пустотой. Шлюпка качалась на волнах, в ней уже сидели трое, побросав на дно ящики и бочонки; еще десять пытались скрутить метиса, рвавшегося к шлюпке.

Среди них были Хирн и Мартин Холт; последний, впрочем, не принимал участия в потасовке.

Итак, эти презренные создания решили захватить шлюпку и выйти в море до того, как будет брошен жребий!.. Им удалось застать Дирка Петерса врасплох, и они давно бы прикончили его однако он отчаянно защищал свою жизнь.

Обнаружив бунт и зная, что мы в меньшинстве и не можем безоглядно рассчитывать даже на старых членов команды, капитан и помощник поспешили в пещеру, чтобы вооружиться. Я побежал за ними, однако в это мгновение на берегу прозвучали слова, заставившие меня прирасти к месту.

Метис, не в силах побороть нападавших, рухнул на землю. Мартин Холт, вспомнив, должно быть, что он обязан этому человеку жизнью, бросился было ему на помощь. И тут Хирн, обращаясь к нему, крикнул:

- Оставь его, поплыли с нами!

Старшина-парусник заколебался.

- Оставь его! - кричал Хирн.- Оставь Дирка Петерса, он убил твоего брата!

- Убил моего брата?! - вскричал Мартин Холт.

- Твоего брата, погибшего на "Дельфине"!..

- Дирк Петерс убил моего брата?

- Да, убил и сожрал, сожрал, сожрал! - прокричал Хирн страшные слова.

Подчинись его знаку, двое подхватили Мартина Холта и потащили в шлюпку, готовую отчалить. Хирн поспешил за ними.

В этот момент Дирк Петерс сумел подняться и набросился на фолклендского матроса, уже занесшего ногу, чтобы ступить на планшир шлюпки. Подняв его на вытянутых руках, он крутанул его несколько раз в воздухе и ударил головой о камень...

Прогремел пистолетный выстрел. Пуля впилась Дирку Петерсу в плечо, и он рухнул на песок. Шлюпка резво заскользила прочь от берега.

Лен Гай и Джэм Уэст, выскочив из пещеры, - вся эта сцена заняла не более сорока секунд - бросились к берегу, сопровождаемые боцманом, старшиной Харди и матросами Френсисом и Стерном. Однако шлюпка, попавшая в струю течения, была уже в кабельтове от берега.

Джэм Уэст вскинул ружье и выстрелил. Один из матросов упал на дно шлюпки. Вторая пуля, выпущенная.капитаном, оцарапала гарпунщику грудь и со звоном отрикошетила от ближней льдины. Шлюпка скрылась за айсбергом.

Нам осталось только поторопиться на противоположную сторону мыса, где должны были показаться несчастные, прежде чем исчезнуть за северным горизонтом. Мы надеялись, что они окажутся на расстоянии ружейного выстрела.

Если бы нам удалось подстрелить гарпунщика, то, будь он убит или даже только ранен, остальные могли бы взяться за ум и вернуться...

Прошло полчаса. Наконец мы увидели шлюпку, однако она обогнула мыс так далеко от нас, что целиться в беглецов уже не было смысла.

Вскоре Хирн поднял парус, и шлюпка, подгоняемая бризом и увлекаемая течением, превратилась в белую точку, а вскоре и вовсе растворилась в бескрайнем океане.

Глава XIII ДИРК ПЕТЕРС В МОРЕ

Вопрос о зимовке решился сам собой. Из тридцати трех человек, отошедших на "Халбрейн" с Фолклендов, до этой не имеющей пока имени земли добрались двадцать три, тринадцать из которых спаслись бегством, надеясь преодолеть припай и добраться до мест, где часто появляются рыбацкие суда. Их судьбой распорядился не слепой жребий, они сами отпраздновали труса, устрашившись жестокой зимовки.

На беду, Хирн увлек за собой не только своих давних дружков, но и двоих членов старой команды - матроса Берри и старшину-парусника Мартина Холта, возможно, не отдававшего себе отчета в происходящем из-за страшного разоблачения, сделанного гарпунщиком...

Однако для тех, кто волею судьбы был обречен оставаться на суше, положение было прежним. Нас оставалось девять человек: капитан Лен Гай, старший помощник Джэм Уэст, боцман Харлигерли, старшина-конопатчик Харди, кок Эндикотт, матросы Френсис и Стерн, Дирк Петерс да я. Какие еще испытания припасла для нас зимовка в трескучие полярные морозы?.. Нам предстояло вынести лютые холода, несравнимые с холодами в любой другой точке земного шара, и полярную ночь, которая продлится полгода!.. Нельзя было без ужаса помыслить о том, сколько моральной и физической энергии потребуется всем нам, дабы выстоять в этих условиях, превосходящих слабые человеческие возможности...

Однако при всем при том шансы тех, кто решил покинуть нас, вряд ли были предпочтительнее. Окажется ли море свободным до самого припая? Удастся ли им добраться до Полярного круга? И повстречаются ли рыбацкие суда? Хватит ли пищи, чтобы проплыть добрую тысячу миль? Что могло поместиться в шлюпке, и так набитой до отказа тринадцатью беглецами? Неизвестно, чье положение было более угрожающим - их или наше. На этот вопрос могло ответить только будущее!..

Убедившись, что шлюпка исчезла за горизонтом, капитан и верные ему люди побрели назад в пещеру. Именно здесь нам предстояло коротать бесконечную ночь.

Я тут же подумал о Дирке Петерсе. Он упал после выстрела Хирна и остался лежать, когда мы бросились на другую сторону мыса. В пещере его не оказалось. Неужели он серьезно ранен? Не хотелось думать, что нам придется оплакивать еще и этого верного человека, не изменявшего нам так же, как и памяти своего бедного Пима...

Я надеялся - точнее, все мы надеялись, - что рана окажется легкой.

Однако и в этом случае ее надо перебинтовать. Но Дирк Петерс как сквозь землю провалился.

- Давайте разыщем его, мистер Джорлинг! - воскликнул боцман.

- Идем, - отвечал я.

- Мы пойдем вместе, - решил Лен Гай.- Дирк Петерс был верен нам. Он ни разу не бросил нас, не годится и нам бросать его.

- Только захочет ли бедняга возвращаться, - усомнился я, - когда то, во что были посвящены только он да я, стало известно всем?

Я поведал своим товарищам, почему имя Неда Холта было заменено в рассказе Артура Пима на имя Паркера и при каких обстоятельствах метис раскрыл мне свою тайну. Я постарался выложить все, что говорило в его пользу.

- Хирн крикнул, что Дирк Петерс ударил Неда Холта, - говорил я.- Да, верно! Нед Холт плавал на "Дельфине", и Мартин Холт имел основания предполагать, что он погиб во время бунта или при кораблекрушении. Но Нед Холт выжил вместе с Августом Барнардом, Артуром Пимом и метисом, однако их поджидали чудовищные муки голода... Один из них был принесен в жертву -

один, на которого указал перст судьбы... Несчастные тянули жребий...

Неудачником оказался Нед Холт, он и пал под ножом Дирка Петерса. Однако будь судьбе угодно, чтобы жертвой оказался он, эта участь постигла бы не Неда, а его.

- Дирк Петерс осмелился доверить свою тайну вам одному, мистер Джорлинг? - осведомился Лен Гай.

- Одному мне, капитан.

- И вы хранили ее?

- Свято!

- Тогда остается загадкой, как о ней стало известно Хирну!

- Сперва я подумал, что Дирк Петерс проболтался во сне, - отвечал я, -

и так, волей случая, гарпунщик стал обладателем его тайны. Однако, поразмыслив, я припомнил, что метис рассказывал мне о событиях на "Дельфине"

у меня в каюте, при приоткрытом иллюминаторе... И разговор наш мог подслушать человек, находившийся в тот момент у штурвала... А вахтенным был тогда Хирн! Чтобы лучше слышать, он бросил, должно быть, штурвал, из-за чего

"Халбрейн" чуть не перевернулась...

- Помню, помню! - сказал Джэм Уэст.- Я отчитал подлеца и засадил его в трюм.

- С тех самых пор, капитан, - продолжал я, - Хирн и сошелся с Мартином Холтом, на что обратил мое внимание Харлигерли...

- Вот именно, - поддержал меня боцман.- Ведь Хирн не смог бы сам управлять шлюпкой и нуждался поэтому в паруснике Мартине Холте...

- ...и не уставал подстрекать Мартина Холта, чтобы тот поинтересовался у метиса судьбой брата.- Мартин Холт обезумел от такого известия. Остальные воспользовались этим, чтобы увлечь его в шлюпку. И теперь он с ними!

Слушатели сошлись во мнении, что все так и произошло. Теперь, когда открылась правда, у нас были все основания полагать, что Дирк Петерс, пребывая в крайнем унынии, захочет спрятаться от наших взоров. Согласится ли он снова занять место среди нас?..

Мы немедленно покинули пещеру и по прошествии часа обнаружили метиса.

Первым его побуждением, стоило ему завидеть нас, было скрыться. Однако он и не подумал сопротивляться, когда Харлигерли с Френсисом настигли его. Я заговорил с ним, остальные последовали моему примеру, а Лен Гай протянул ему руку... Сперва он колебался, пожимать ли ему руку капитана, но потом, не говоря ни слова, побрел вместе с нами к пещере.

С тех пор никто из нас никогда не напоминал ему о происшествии на

"Дельфине".

Что касается раны Дирка Петерса, то о ней не пришлось беспокоиться.

Пуля осталась под кожей левого плеча, и он сам извлек ее несильным нажатием пальцев. Затем мы перебинтовали плечо метиса чистой парусиной, он натянул фуфайку и уже со следующего дня как ни в чем не бывало возвратился к повседневным трудам.

Все наши старания были направлены на то, чтобы подготовиться к длительной зимовке. Зима подкрадывалась все ближе, и солнце почти не показывалось из-за густого тумана. Температура упала до 36°F (2,22°C) и не собиралась более расти. Редкие солнечные лучи уже не грели. Капитан велел нам облачиться в шерстяную одежду, не дожидаясь настоящих холодов.

Тем временем с юга прибывали айсберги и дрейфующие льды различных размеров. Одни застревали у берега, где и так уже было тесно от льдин, большая же часть устремлялась дальше на северо-восток.

- Все эти кусочки льда пойдут на укрепление припая, - объяснил мне боцман.- Если шлюпка этого Хирна не сумеет их догнать, то, боюсь, компания уткнется в запертую дверь и не может отыскать ключ...

- Так, значит, Харлигерли, - отвечал я, - вы полагаете, что, зимуя здесь, мы меньше рискуем, чем, если бы отправились на север в шлюпке?

- Полагаю и всегда полагал, мистер Джорлинг! Хотите, я скажу вам еще одну вещь? - спросил он меня.

- Говорите, Харлигерли.

- Так вот: укравшие шлюпку раскаются! Если бы мне выпал жребий плыть, я бы уступил свое место кому-нибудь другому. Понимаете, ощущать под ногами твердую землю - это что-нибудь да значит! Но, пусть они струсили и сбежали, я никому из них не желаю смерти. Но если Хирну с друзьями не удастся преодолеть припай и придется зимовать во льдах, имея провизии всего на несколько недель, то нетрудно догадаться, какая судьба их ожидает!..

- Да, похуже нашей, - отвечал я.

- И учтите, - продолжал боцман, - одним Полярным кругом дело не кончится. Если китобои уже ушли из тех вод, то перегруженная шлюпка ни за что не доплывет до австралийских берегов.

Того же мнения придерживался и я, и Лен Гай, и Джэм Уэст. Верно, при попутном ветре, несильной загрузке, с запасом провизии на несколько месяцев и при сильной удаче шлюпка, быть может, и могла бы совершить этот переход.

Однако разве так обстояло дело?

Четыре следующих дня, 14, 15, 16 и 17 февраля, ушли на обустройство экипажа и размещение припасов и скарба. Кроме того, мы совершили несколько вылазок в глубь суши. Почва повсюду была одинаково бесплодной. Единственное, что еще умудрялось на ней произрастать, - это какие-то колючие стебли, которыми были в изобилии покрыты прибрежные пески.

Если Лен Гай и сохранял еще надежду найти брата и моряков с "Джейн" у этих берегов, то ему пришлось признать, что здесь нет следов их высадки.

Как-то раз мы отошли от берега мили на четыре и оказались у подножия крутой горы высотой в шестьсот - семьсот саженей. Однако и дальний поход не открыл нам ничего нового. К северу и западу тянулась бесконечная вереница голых холмов с верхушками замысловатых очертаний. Скоро ляжет снег и станет трудно отличить их от айсбергов, застывших в замерзшем море.

На востоке были ясно видны холмистые очертания берега. Что это за берег на противоположной стороне пролива - континент или просто остров? Так или иначе, там, должно быть, не больше жизни, чем здесь...

В тот день капитан предложил дать имя суше, на которой мы оказались по воле течения. Мы назвали ее Земля Халбрейн в память о нашей шхуне, Проливу, разделяющему полярный континент на две части, было присвоено имя Джейн-Саунд.

Прочие наши занятия состояли в добыче пингвинов и ластоногих, ибо мы ощущали потребность в свежем мясе. Тюленье и моржовое мясо, приготовленное Эндикоттом, пришлось нам вполне по вкусу. Кроме того, жир этих животных мог послужить топливом для пещеры. Мы ни на минуту не забывали, что самым нашим лютым врагом будет мороз, для борьбы с которым сгодятся любые средства. А с приближением холодов ластоногие могут откочевать к северу, в края с менее суровым климатом... На наше счастье, на берегу оставались еще сотни зверей.

У кромки моря хватало галапагосских черепах (Слоновая черепаха (Testudo elephantopus), давшая название архипелагу (исп. galapado - крупная черепаха), встречается только на Галапагосских островах. Правда, на некоторых островах Индийского океана (Мадагаскар, Маскаренские и Сейшельские острова) были распространены исполинские черепахи другого вида (Testudo gigantea), но к настоящему времени они почти уничтожены. Излишне напоминать, что гигантские черепахи не живут в странах с холодным климатом), названных по имени архипелага, лежащего на самом экваторе. Именно ими, если верить Артуру Пиму, питались островитяне, они же оказались на дне туземного челна, унесшего его с Дирком Петерсом прочь от острова Тсалал.

Эти огромные черепахи, с медлительным достоинством передвигающие по песку тяжелое туловище, с тощей шеей, вытягивающейся на два фута, и с треугольной змеиной головой, способны годами оставаться без пропитания. На этой земле, где не было ни петрушки, ни дикого портулака (Портулак - род однолетних растений семейства портулаковых; один из видов - портулак огородный - разводят как овощное растение; другие виды - как декоративное), они довольствовались колючками, прячущимися среди камней.

Артур Пим недаром окрестил их дромадерами (Дромадер - одногорбый верблюд) антарктической пустыни: они, подобно верблюдам, носят с собой запас свежей пресной воды, только не на спине, а у основания шеи, где у них есть мешок, вмещающий два-три галлона влаги. Из рассказа Артура Пима выходит, что именно такая черепаха помогла продержаться какое-то время жертвам событий на

"Дельфине", прежде чем пришлось тянуть страшный жребий. Правда, галапагосские черепахи весят от тысячи двухсот до тысячи пятисот фунтов, а обитательницы Земли Халбрейн тянули только на семьсот - восемьсот фунтов, однако их мясо не становилось от этого менее питательным и вкусным.

Итак, даже при том, что наступил канун зимовки, заставшей нас менее чем в пяти градусах от Южного полюса, сложившееся положение не вселяло в наши суровые сердца полного уныния. Единственным нерешенным вопросом - но стоящим всех остальных! - оставалось возвращение с наступлением весны. Для того чтобы мы могли на что-то надеяться, требовалось: 1) чтобы наши бывшие товарищи, уплывшие на шлюпке, сумели спастись; 2) чтобы их первым помыслом было направить нам на выручку корабль. Здесь мы могли надеяться только на Мартина Холта, который, в отличие от остальных, не должен был забыть о нас Однако удастся ли ему и его спутникам добраться на китобойном судне до какого-нибудь тихоокеанского острова? Да и окажется ли следующий сезон столь же подходящим для плавания в антарктические моря?..

Мы часто заводили беседу о своих шансах на спасение. Более других верил в нашу счастливую звезду боцман, которому помогали .держаться легкий характер и редкая выносливость. Кок Эндикотт разделял его уверенность и не слишком задумывался о будущем, продолжая беззаботно стряпать, словно в кухне

"Зеленого баклана". Матросы Стерн и Френсис слушали нас, не произнося ни слова; кто знает, не жалели ли они, что они не оказались вместе с Хирном и его дружками?.. Что касается старшины Харди, то он был готов ко всему и предпочитал не гадать, что преподнесет нам судьба через пять-шесть месяцев.

Капитан и его помощник, как обычно, мыслили одинаково и приходили к одним и тем же умозаключениям. Готовности сделать все, что возможно, во имя общего спасения, им было не занимать. Они мало надеялись на удачу уплывших в шлюпке и, возможно, готовы были предпринять пеший рывок на север через ледяные поля. Все мы без колебаний пошли бы за ними следом. Впрочем, время для такой попытки еще не настало; оно наступит позже, когда все море до самого Полярного круга будет сковано льдами.

Таково было наше положение, и ничто как будто не предвещало перемен. Но

19 февраля произошло событие, которое ни за что не могло бы произойти, не будь на то воли Провидения.

Было восемь часов утра. Стояла безветренная погода, небо очистилось от облаков, термометр показывал 32°F (0°C). Все мы, не считая боцмана, собрались в пещере, дожидаясь завтрака, и уже готовились усесться за стол, когда снаружи раздался крик, заставивший нас позабыть о еде.

Голос принадлежал Харлигерли. Он кричал не переставая, и мы заторопились наружу. Он стоял на верхушке утеса, венчающего мыс, и показывал пальцем в сторону моря.

- Что там? - крикнул капитан.

- Лодка!

- Лодка?..- вскричал я.

- Уж не возвращается ли это шлюпка с "Халбрейн"? - спросил Лен Гай.

- Нет, это не она, - отвечал Джэм Уэст.

И верно, представшая нашим взорам лодка ни формой, ни размерами не походила на шлюпку с нашей шхуны. Она плыла по течению без весел и руля и казалась брошенной.

Мы задались целью - любой ценой поймать лодку, ибо только в ней было наше спасение. Однако как это сделать, как заставить ее причалить к Земле Халбрейн?

До лодки оставалась еще целая миля. Мы знали, что минут через двадцать она пройдет мимо мыса, ибо не похоже было, что она может повернуть к берегу.

Двадцать минут - и она пропадет из виду...

Мы стояли как вкопанные, следя за лодкой, все так же скользившей по океанской глади, не сворачивая к берегу. Течение уже начинало сносить ее в открытое море. Внезапно у подножия утеса раздался всплеск, словно в воду что-то плюхнулось, и мы увидели Дирка Петерса, который, сбросив одежду, прыгнул вниз и плыл уже в десяти морских саженях от берега, приближаясь к лодке.

Из наших глоток вырвалось дружное "ура". Метис на мгновение повернул голову на крик и тут же мощно поднырнул под невысокую волну, как сделал бы дельфин, силой и быстротой которого обладал этот необыкновенный человек.

Никогда прежде я не видел ничего подобного!

Мы беззвучно молились, чтобы Дирк Петерс достиг лодки, прежде чем течение унесет ее на северо-восток. Однако даже если ему повезет, как он сумеет направить лодку, лишенную весел, к берегу, от которого она отдалялась? Мы застыли, слыша, как громко бьются наши сердца. Один боцман продолжал покрикивать:

- Давай, Дирк, давай!

Всего за несколько минут метис преодолел несколько кабельтовых. Его голова казалась теперь черной точкой среди волн. Он, как видно, не ведал усталости. Мерно загребая руками, он плыл вперед с прежней скоростью, словно толкаемый мощными винтами.

Теперь у нас не оставалось сомнений, что Дирк Петерс достигнет лодки.

Но что дальше? Они исчезнут за горизонтом - или он наделен воистину фантастической силой и отбуксирует ее к берегу?..

- А вдруг в лодке найдутся весла? - предположил боцман.

Мы видели, что Дирку Петерсу придется подналечь: лодка могла опередить его.

- На всякий случай нам надо пройти дальше по течению, - предложил Джэм Уэст.- Если лодка причалит к берегу, то гораздо дальше этого утеса.

- Доплыл, доплыл! Ура! Ура, Дирк! - закричал боцман, не в силах совладать с радостью. К его крику присоединился трубный глас Эндикотта.

И действительно, метис сумел добраться до лодки, схватился огромной лапищей за ее борт и, немного повисев на планшире (Планшир - брус, проходящий по верхнему краю бортов шлюпки), перевалился на дно, рискуя опрокинуть видавшую виды посудину. До наших ушей донесся его торжествующий крик...

Что же нашел он на дне лодки? Весла! Мы видели, как он, усевшись на баке, с удвоенной силой заработал руками, стараясь вывести лодку из потока и направить ее к берегу.

- Давай! - крикнул Лен Гай.

Мы сбежали с утеса и, огибая черные камни, устремились дальше по берегу. Через три-четыре сотни саженей лейтенант сделал нам знак остановиться. Мы отыскали глазами лодку: под защитой мыса, вдающегося в море, она быстро приближалась к нам.

До лодки оставалось теперь всего пять-шесть кабельтовых, и она резво перепрыгивала с волны на волну. Неожиданно Дирк Петерс отложил весла, наклонился и снова появился над бортом, поддерживая безжизненное тело.

Что за крик разорвал тишину!..

- Мой брат, мой брат!..

Лен Гай узнал в человеке, лежавшем на руках у метиса, Уильяма Гая...

- Жив, жив! - крикнул метис.

Еще минута - и лодка уткнулась в берег. Лен Гай бросился вперед и заключил брата в объятия.

На дне лодки лежали без сознания еще три человека. Капитан и эти трое -

вот и все, что осталось от экипажа "Джейн"!..

Глава XIV ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ НА НЕСКОЛЬКИХ СТРАНИЦАХ

Название главы говорит о том, что в ней очень кратко будут изложены приключения Уильяма Гая и его товарищей, последовавшие за гибелью английской шхуны, и их жизнь на острове Тсалал после исчезновения Артура Пима и Дирка Петерса.

Очутившись в пещере, Уильям Гай и трое моряков - Тринкл, Робертс и Ковен - вернулись к жизни. Причиной слабости этих несчастных, поставившей их на грань гибели, оказался голод. Проглотив немного пищи и выпив по нескольку чашек горячего чая с виски, они очень скоро пришли в себя.

Не стану описывать волнующую сцену, растрогавшую нас до глубины души, когда Уильям узнал наконец своего брата Лена. Наши глаза наполнились слезами, а губы сами собой зашептали слова благодарности Провидению. Позабыв об испытаниях, которые нам сулило будущее, мы всецело отдались радости этой встречи, понимая при этом, что появление лодки у берегов Земли Халбрейн может принести коренную перемену в нашей участи...

Надо сказать, что, прежде чем начать свой рассказ, Уильям Гай выслушал историю наших злоключений. Теперь он знал все, о чем ему не терпелось узнать, - и о нашей встрече с трупом Паттерсона, и о плавании нашей шхуны к острову Тсалал, и об ее отплытии дальше на юг, и о кораблекрушении, и об айсберге, и об измене части экипажа, бросившей нас в этом пустынном краю.

Ему было рассказано также о том, какими сведениями об Артуре Пиме располагал Дирк Петерс и на какие хрупкие предположения опиралась надежда метиса разыскать друга, гибель которого вызывала у Уильяма Гая не меньше сомнений, нежели участь остальных моряков с "Джейн", раздавленных камнями вблизи деревни Клок-Клок.

Выслушав все это, Уильям Гай поведал нам о событиях тех одиннадцати лет, что он провел на острове Тсалал.

Как помнит читатель, 8 февраля 1828 года экипаж "Джейн" ни капельки не подозревая жителей Тсалала и их вождя Tу-Уита в недобрых замыслах, высадился на берег, дабы прибыть в деревню Клок-Клок, успев, однако, подготовить к обороне шхуну, на которой оставалось шесть человек.

Высадившихся, считая самого капитана, старшего помощника Паттерсона, Артура Пима и Дирка Петерса, набралось тридцать два человека; все были вооружены ружьями, пистолетами и кинжалами. Шествие замыкал пес Тигр.

При подходе к узкой горловине, ведущей к деревне, группа разделилась: Артур Пим, Дирк Петерс и матрос Аллен забрались в расселину, навечно сгинув для своих товарищей.

Спустя короткое время произошел толчок чудовищной силы. Ближайший холм рухнул целиком, погребая под собой Уильяма Гая и двадцать восемь его спутников. Двадцать два человека были раздавлены на месте, и место обвала навечно стало их могилой. Однако остальные семеро, чудесным образом укрывшиеся в большой яме, остались целы. Это были Уильям Гай, Паттерсон, Робертс, Ковен и Тринкл, а также Форбс и Лекстон, погибшие в дальнейшем. Что касается Тигра, то оставшиеся в живых не знали, погиб он под камнями или избежал смерти.

Уильям Гай и шестеро его товарищей поторопились выбраться из темной ямы, где нечем было дышать. Первой их догадкой, совсем как у Артура Пима, была мысль о землетрясении. Однако им вскоре открылось, что миллионы тонн земли и камней, заполнивших овраг, - результат искусственного обвала, устроенного Ту-Уитом и туземцами.

В их холме, точно так же как и в холме слева, существовали лабиринты, пройдя которыми Уильям Гай, Паттерсон и все остальные оказались в выемке, куда обильно проникали воздух и дневной свет. Наблюдая за морем, они видели нападение на "Джейн" шестидесяти пирог, видели, как сопротивлялись шесть моряков, оставшиеся на борту, видели захват шхуны дикарями и взрыв, стоивший жизни доброй тысяче туземцев, после которого на воде остались одни обломки.

Ту-Уит и его воины были разочарованы: их инстинкт мародеров не мог быть теперь удовлетворен, ибо от корпуса, оснастки и груза судна остались никому не нужные доски. Рассчитывая похоронить весь экипаж под обрушившимся холмом, они не догадывались, что кто-то мог спастись. По этой причине Артур Пим и Дирк Петерс по одну сторону оврага и Уильям Гай со своими людьми по другую смогли так долго прожить в лабиринтах, питаясь выпями, которых легко было поймать, и орехами, в изобилии произраставшими на склонах холма. Для добывания огня они наловчились тереть мягкие кусочки дерева о твердые, благо что древесины вокруг было хоть отбавляй.

Как известно, после недели в лабиринте Артур Пим с метисом ухитрились выбраться на волю, спуститься к берегу, завладеть пирогой и отплыть с острова Тсалал. Уильям Гай и его спутники провели в лабиринте гораздо больше времени.

Спустя три недели капитан "Джейн" и его товарищи истребили всех птиц, которыми доселе питались. Чтобы не погибнуть от голода (жажда им не грозила, ибо в лабиринте обнаружился источник), оставалось единственное средство: добраться до берега и попытаться выйти в море на туземной лодке. Куда бы они направились и что бы с ними стало без провизии?.. Тем не менее они наверняка попытали бы счастья, спустись хотя бы на несколько часов ночная тьма. На их беду, время, когда солнце восемьдесят четвертой широты прячется за горизонт, еще не наступило.

Вполне возможно, что смерть положила бы конец всем их страданиям, если бы не последующие события.

Как-то утром - дело было 22 февраля - Уильям Гай и Паттерсон беседовали у выемки, из которой можно было обозревать окрестности. Они обсуждали, как выжить дальше всемером, ибо единственной доступной им пищей остались орехи, от которых у всех развились головные боли и расстройство кишечника. Их взорам предстали огромные черепахи, которыми кишела прибрежная полоса. Но как было до них добраться, если берег с черепахами делили сотни туземцев, занимавшихся повседневными делами и вопивших свое излюбленное "текели-ли"...

Неожиданно толпу охватило смятение. Дикари бросились врассыпную. Многие попрыгали в лодки, словно им угрожала страшная опасность... Что же стряслось? Вскоре Уильям Гай и его спутники нашли объяснение паники, воцарившейся на берегу.

Какое-то животное набросилось на туземцев, кусаясь и норовя вцепиться в горло замешкавшимся, при этом громоподобно рыча. Зверь был один, и они вполне могли бы прикончить его, взявшись за камни и за луки со стрелами...

Отчего же сотни туземцев испытали ужас, почему обратились в бегство, не пытаясь защититься от рассвирепевшего зверя?..

Все дело в том, что животное было покрыто белой шерстью, и при виде его жителей острова Тсалал охватила свойственная им паника, рождаемая белым цветом... Невозможно представить, с каким отчаянием они голосили свое

"текели-ли", "анаму-му" и "лама-лама"!

Каково же было изумление Уильяма Гая и всех остальных, когда они узнали в грозном звере пса Тигра!..

Да, это был Тигр, спасшийся из-под обрушившихся в пропасть камней и спрятавшийся в глубине острова. Пробродив несколько дней вокруг деревни Клок-Клок, он принялся сеять ужас среди дикарей.

Читатель помнит, что однажды, попав в трюм "Дельфина", бедный пес едва не взбесился. На этот раз бешенство сделало свое дело, и он был готов перекусать все население острова...

Перед лицом такой беды дикари, в том числе сам Ту-Уит и вампу, главные вельможи острова, стали уносить с Тсалала ноги. Вскоре опустел весь остров, включая самые отдаленные его уголки, и не было такой силы, которая сумела бы удержать дикарей!..

Часть туземцев не уместилась в пирогах и вынуждена была остаться на Тсалале; кое-кто был искусан Тигром, и через какое-то время среди дикарей вспыхнула эпидемия бешенства. И тогда - о ужас! - они стали кидаться друг на друга и рвать друг друга зубами... Кости, найденные нами вблизи деревни Клок-Клок, и были останками этих несчастных. Уже одиннадцать лет белели они там на ветру!..

Что касается злосчастного пса, то он забрался в дальний угол острова, где и издох. Дирк Петерс обнаружил его скелет с ошейником, на котором навечно осталась надпись "Артур Пим".

Вот какая катастрофа - вполне под стать гениальной фантазии Эдгара По -

стала причиной бегства жителей с острова Тсалал. Укрывшись на островах юго-западной оконечности архипелага, дикари навечно прокляли остров Тсалал, где "белый зверь" сеял ужас и гибель...

Дождавшись, пока эпидемия бешенства покончит с последними туземцами, Уильям Гай, Паттерсон, Тринкл, Ковен, Робертс, Форбс и Лекстон покинули постылый лабиринт, где им грозила голодная смерть.

Как же эти семеро просуществовали на острове столько лет? Жизнь их оказалась не столь тяжела, как можно было бы вообразить. Они кормились растительностью, обильно произраставшей на плодородной островной почве, и мясом домашних животных. Единственное, чего им недоставало, - это чего-нибудь плавучего, чтобы покинуть остров, добраться до ледяных полей и до Полярного круга, пересечение которого стоило "Джейн" стольких трудов, ибо все - и ярость ураганов, и льды, и заряды снега и града - ополчилось тогда против нее!

О том, чтобы самим построить лодку, не могло идти и речи: Уильям Гай и его товарищи были совершенно беспомощны, ибо у них не было никаких инструментов - только ружья, пистолеты и ножи.

Увы, единственной их заботой стало устроиться поудобнее и уповать на счастливую случайностью. Помочь им могло одно лишь Провидение...

Капитан и старший помощник решили, что лагерь следует разбить на северо-западном берегу острова, поскольку от деревни Клок-Клок не было видно океана, тогда как следовало постоянно наблюдать за горизонтом, на случай, если какой-нибудь корабль, как это ни невероятно, окажется вблизи острова.

Капитан Уильям Гай, Паттерсон и пятеро их товарищей проделали обратный путь по оврагу, заваленному камнями, шлаками, обломками черного гранита и раздробленным мергелем, в котором поблескивали металлические вкрапления.

Таким предстал овраг и взору Артура Пима, сравнившего его с "местом, где некогда находился древний Вавилон, а теперь царит запустение".

Прежде чем выйти из горловины, Уильям Гай принял решение исследовать правый склон, где исчезли Артур Пим, Дирк Петерс и Аллен. Однако здесь царил такой хаос, что проникнуть в глубь массива не было возможности. Уильям Гай так и не узнал о существовании то ли естественного, то ли искусственного лабиринта, служившего продолжением тому, в котором провел столько времени он сам, и, возможно, соединявшегося с ним под руслом высохшего горного потока.

Перебравшись через нагромождение камней, люди двинулись на северо-запад. На побережье, примерно в трех милях от деревни Клок-Клок, они принялись обживать грот, напоминавший наше убежище на берегу Земли Халбрейн.

В нем семеро с "Джейн" прожили долгие годы, подобно тому как это предстояло теперь нам, - правда, в несравнимо лучших условиях, ибо плодородие острова Тсалал дарило им все, чего мы были лишены на Земле Халбрейн. Ведь мы обречены на гибель, как только у нас выйдут последние припасы, их же не подстерегала эта участь. Они могли ждать бесконечно дол-

го... и ждали!

Им и в голову не приходило, что Артур Пим, Дирк Петерс и Аллен пережили обвал.

По словам Уильяма Гая, ничто не нарушало монотонности их существования на протяжении всех одиннадцати лет - туземцы испытывали теперь ужас от одного вида берегов острова Тсалал. Никакая опасность не угрожала им. Однако они чем дальше, тем больше утрачивали надежду на спасение. В первые годы всякий раз с наступлением лета они уговаривали себя, что на поиски "Джейн"

будет отправлен корабль. Однако спустя лет пять надежда оставила их...

Уильям Гай пользовался плодами земли, в том числе растениями, помогающими от цинги ложечником и бурым сельдереем, домашней птицей - курами и превосходными утками, а также черными свиньями, весьма размножившимися на острове. Кроме того, в пищу шли яйца альбатросов и галапагосских черепах;

одних этих черепах, отличающихся огромными размерами и изысканным мясом, вполне хватило бы, чтобы спастись от голода во время зимовки.

Осталось упомянуть неисчерпаемые ресурсы моря, нареченного нами именем Джейн. Бухты его изобиловали рыбой - лососи, треска, скаты, морские языки, барабульки, лобаны, камбалы, рыбы-попугаи, а также бесчисленные моллюски разнообразили стол новых островитян.

Не станем останавливаться на жизни этих людей с 1828 по 1839 год.

Тяжким испытанием были зимы. При том что лето на островах архипелага было очень мягким, зима несла с собой лютые морозы, снега и ураганы. Море, забитое дрейфующими льдами, замерзало на шесть-семь месяцев. Лишь когда над горизонтом снова появлялось солнце, море освобождалось ото льдов и принимало вид, который поразил Артура Пима, а потом и нас, стоило нам пройти южнее пакового льда.

В целом же существование на острове Тсалал не было изнурительным.

Ожидала ли нас та же судьба здесь, на берегу Земли Халбрейн? Ведь наши припасы, при всем их обилии, в конце концов иссякнут, а черепахи могут с приближением зимы откочевать в более низкие широты...

Так или иначе, еще семь месяцев назад все, кто пережил вместе с Уильямом Гаем засаду туземцев, оставались живы, ибо это были как на подбор люди недюжинной силы, отменной выносливости, с мужественным характером...

Увы, скоро на них обрушились невзгоды.

Уже в мае - а месяц этот соответствует в южных широтах северному ноябрю

- мимо острова Тсалал поплыли льдины, увлекаемые течением на север. Как-то раз в пещере не досчитались одного из семерых. Его долго окликали, потом ждали, потом отправились на поиски... Все тщетно! Моряк пал, должно быть, жертвой несчастного случая и утонул в морской пучине.

То был Паттерсон, старший помощник с "Джейн", верный друг Уильяма Гая.

Исчезновение товарища повергло отважных островитян в уныние. Не было ли это предзнаменованием будущих катастроф?..

Уильям Гай не знал того, что знали мы: Паттерсон при обстоятельствах, так и оставшихся неведомыми, был унесен льдиной, на которой погиб голодной смертью. На этой-то льдине, занесенной течениями и ветрами на широту острова Принс-Эдуард, наш боцман и обнаружил замерзший труп старшего помощника со шхуны "Джейн"...

Услышав от Лена Гая, как, прочитав записи из дневника несчастного моряка, экипаж "Халбрейн" устремился в антарктические моря, Уильям Гай не смог сдержать слезы...

Следом за первой бедой явилась вторая... От команды "Джейн" оставалось уже не семь, а шесть человек, а вскоре им было суждено остаться вчетвером и искать спасения в открытом море.

В середине октября остров Тсалал содрогнулся от землетрясения, почти полностью уничтожившего остальные острова архипелага, лежащие к юго-западу.

Трудно представить себе, с какой силой разгулялась подземная стихия. От островов, о существовании которых упоминал Артур Пим, остались только скалы.

Уильяма Гая и его товарищей ждала бы смерть от истощения, если бы они не покинули остров, на котором невозможно было более найти пропитание.

Спустя два дня они обнаружили прибитую ветром к берегу лодку.

Оставалось только нагрузить ее провизией и, не мешкая, покинуть этот остров.

Так и поступили Уильям Гай, Робертс, Ковен, Тринкл, Форбс и Лекстон.

На море был страшный шторм, вызванный содроганием земной коры. Моряки не совладали с ветром, и он отнес их к югу. Затем они попали в то же течение, которое принесло наш айсберг к берегу Земли Халбрейн...

Два с половиной месяца носило лодку в открытом море, и несчастные были не в силах изменить ее курс. Лишь 2 января текущего 1840 года они заметили землю - ту самую, что омывали к востоку от нас воды пролива Джейн.

Теперь-то мы знали, что землю эту отделяли от Земли Халбрейн всего пятьдесят миль. Да, именно на таком расстоянии от нас находились те, ради спасения которых мы забрались в антарктические моря, те, которых мы не чаяли больше отыскать!

Лодку Уильяма Гая снесло к юго-востоку. Однако глазам путешественников предстал край, разительно не похожий на остров Тсалал, зато как две капли воды напоминающий Землю Халбрейн: непригодная для возделывания земля, состоящая из песка и камней, ни кустика, ни травинки! Уничтожив последние припасы, Уильям Гай с товарищами мучились от голода. Двое - Форбс и Лекстон-

не вынесли мучений...

Четверо оставшихся в живых - Уильям Гай, Робертс, Ковен и Тринкл - не захотели оставаться на берегу, где им грозила голодная смерть. Снова погрузившись в лодку, они доверились течению, не будучи даже в состоянии, из-за отсутствия инструментов, определить свое местоположение.

Плавание их продолжалось двадцать пять дней... Несчастные доели последние крошки и приготовились к смерти, ибо не ели уже двое суток, когда лодка, на дне которой лежали их почти уже безжизненные тела, очутилась у берега Земли Халбрейн. Боцман заметил лодку, а Дирк Петерс прыгнул в море и настиг ее...

Оказавшись в лодке, метис узнал капитана "Джейн" и матросов Робертса, Тринкла и Ковена. Он схватился за весла. Когда до берега оставался всего один кабельтов, он положил голову капитана Уильяма Гая себе на колени и крикнул:

- Жив, жив!

Так встретились два брата на берегу затерянной в антарктическом океане Земли Халбрейн.

Глава XV ЛЕДЯНОЙ СФИНКС

По прошествии двух дней в этой точке антарктического побережья не осталось ни одного человека ни с той, ни с другой погибшей шхуны.

Двадцать первого февраля в шесть часов утра лодка, в которую погрузились все тринадцать душ, вышла из бухты и обогнула мыс, которым оканчивалась Земля Халбрейн.

Два дня ушло на обсуждение отплытия. Решившись же, мы не медлили ни дня. Еще целый месяц в этой части моря между двумя полосами сплошных льдов можно было плыть по свободной воде. Дальше, если повезет, мы могли рассчитывать на встречу с китобоями, а то и - чем черт не шутит? - с английским, французским или американским судном, возвращающимся из экспедиции в антарктические широты... Но уже со второй половины марта у Полярного круга не останется ни китобоев, ни иных мореплавателей- и тогда прощай надежда...

Сперва мы задались вопросом, не лучше ли зазимовать там, где мы намеревались это сделать до появления Уильяма Гая, переждать семь-восемь месяцев темноты и морозов, а когда снова наступит лето и море очистится ото льдов, выйти на лодке в сторону Атлантического океана, имея в запасе куда больше времени, чтобы успеть проплыть ту же самую тысячу миль. Может быть, это было бы осмотрительнее и мудрее?..

Но мы приходили в ужас при мысли о зимовке на этом пустынном берегу.

Пещера была неплохим убежищем, где мы наверняка продержались бы, имея достаточно пищи, но, когда представился случай спастись, как было отказаться от последней попытки, как было лишить себя возможности, которая стала непреодолимым соблазном для Хирна и его друзей, но только в куда более благоприятных условиях?..

Мы внимательнейшим образом изучили все "за" и "против". Затем каждый высказал свое мнение. Мы учитывали, что в крайнем случае мы еще успеем вернуться обратно, ибо знаем координаты своего берега. Капитан "Джейн"

выступал за немедленное отплытие, Лен Гай и Джэм Уэст склонялись к тому же.

Я с готовностью поддержал их, и все остальные не возражали.

Возражал один лишь Харлигерли. Он находил рискованным отказываться от надежного положения в обмен на полную неизвестность. Разве хватит трех-четырех недель, чтобы преодолеть расстояние между Землей Халбрейн и Полярным кругом? Как повернуть назад, если течение устремляет свои воды к северу?

К доводам боцмана было не грех прислушаться. Но только один Эндикотт выступил в его поддержку, ибо давно уже привык смотреть на все его глазами.

Дискуссия была продолжена, и Харлигерли заявил, что готов уступить, раз таково желание большинства.

Приготовления отняли немного времени, и уже в семь часов утра 21

февраля, подгоняемые ветром и увлекаемые течением, мы оставили землю Халбрейн. К полудню скрылись из виду вершины холмов, с самого высокого из которых мы заметили в свое время землю по западную сторону пролива Джейн.

Наша лодка представляла собой одну из тех пирог, какими пользовались туземцы архипелага Тсалал для сообщения между островами. Из повествования Артура Пима известно, что эти пироги бывают похожими на плоты или плоскодонки, а бывают и весьма прочными каноэ. Наша лодка принадлежала к последней категории, имела сорок футов в длину, шесть футов в ширину, приподнятый нос и корму, что делало ее весьма устойчивой на волнах;

управлялась она с помощью двух весел.

Особо отмечу, что лодка не несла в себе ни единого кусочка стали, ибо обитатели Тсалала не имели представления о металле. Найтовы, сплетенные из лиан, крепили борта не хуже самых надежных заклепок. Вместо пакли был мох, пропитанный смолой, обретавшей в воде прочность стали.

Такова была лодка, названная нами "Барракудой" - по названию рыбы, грубым изображением которой был украшен планшир.

Мы загрузили "Барракуду" чем только могли: одеждой, одеялами, нижним бельем, штанами из грубой шерсти в брезентовых чехлах, парусами, шестами; в нашем хозяйстве оказались кошки, весла, багры, навигационные приборы, оружие и боеприпасы. Мы запаслись несколькими бочонками питьевой воды, виски и джина, ящиками с мукой, солониной, сушеными овощами, а также чаем и кофе. У нас был небольшой очаг и несколько мешков угля, которого должно было хватить не на одну неделю. Правда, если припай преградит нам путь и придется зазимовать во льдах припасы быстро подойдут к концу и нам придется приложить все силы, чтобы вернуться на Землю Халбрейн, где грузов, снятых со шхуны, хватило бы на долгие месяцы зимовки.

Что ж, неудача была вполне возможна, но стоит ли поддаваться унынию?

Нет, человеческая природа такова, что мы готовы следовать за самым слабым лучиком надежды. Вспоминаю слова Эдгара По об "Ангеле причуд" - "гении, который присутствует при всех жизненных невзгодах и чья задача - вызывать их, ибо они, при всей их невероятности, порождаются логикой фактов...".

Почему же не надеяться на появление этого ангела в решающий момент жизни?..

Большая часть груза с "Халбрейн" осталась в пещере, где ему не была страшна непогода и лютый холод, чтобы им смогли воспользоваться в будущем потерпевшие кораблекрушение, окажись они на этом берегу. Шест, водруженный боцманом на нашем утесе, наверняка навел бы их на этот клад. Однако какой еще корабль рискнет подняться в столь высокие широты, где плавают теперь обломки двух прекрасных шхун?..

Итак, "Барракуда" взяла на борт капитана Лена Гая. лейтенанта Джэма Уэста, боцмана Харлигерли, старшину-конопатчика Харди, матросов Френсиса и Стерна, кока Эндикотта, метиса Дирка Петерса и меня - с "Халбрейн"; капитана Уильяма Гая и матросов Робертса, Ковена и Тринкла - с "Джейн". Всего нас набралось тринадцать душ - роковое число...

Перед выходом в море Джэм Уэст и боцман поставили мачту высотой в одну треть длины лодки. Мачта эта, удерживаемая штагом и вантами, могла нести широкий фок, вырезанный из марселя нашей шхуны, хотя, маневрируя им, мы были ограничены шириной лодки, не превышавшей шести футов.

Конечно, при такой оснастке мы не смогли бы идти бейдевинд. Однако при ветрах от попутного до бокового наш парус позволил бы нам пройти недель за пять ту самую тысячу миль, что отделяла нас от припая, делая в сутки примерно по тридцать миль. На такую скорость можно было надеяться, если течение и ветер будут совместными усилиями увлекать "Барракуду" на северо-восток. В штиль нам придут на помощь весла: если восемь человек станут грести четырьмя парами весел, это обеспечит лодке немалую скорость и в безветренную погоду.

Первая неделя плавания прошла без происшествий. Ветер все так же дул с юга, и в проливе Джейн не обнаружилось опасных для нас течений. Мы плыли по ветру, когда же он стихал, налегали на весла. Нашим взорам представала все та же земля - бесплодная, покрытая черными камнями и песком вперемешку с галькой, с голыми холмами на заднем плане. В море начали понемногу появляться дрейфующие льдины округлой и удлиненной формы, а также айсберги, обогнать которые нашей лодке не составляло никакого труда. Однако мы не могли радоваться этому, ибо все льды плыли в одну сторону - к припаю, грозя закупорить проходы, которым в это время года еще полагалось оставаться открытыми.

Нечего и говорить, что все тринадцать пассажиров "Барракуды" понимали друг друга с полуслова. Среди нас не было человека, подобного Хирну, который мог бы спровоцировать бунт. Мы часто задавались вопросом, какая судьба постигла несчастных, втянутых гарпунщиком в безнадежную авантюру. Длительное плавание в перегруженной шлюпке, которая может перевернуться даже при слабом волнении, было крайне опасным предприятием... Впрочем, одному небу было ведомо, не суждено ли Хирну добиться успеха там, где нас поджидает неудача,

- по той простой причине, что он вышел в море десятью днями раньше нас...

Дирк Петерс, зная, что мы удаляемся от мест, где он тщетно надеялся отыскать своего бедного Пима, стал еще более неразговорчив, чем обычно, -

если только это возможно!

Тысяча восемьсот сороковой год был високосным; я пометил в своем дневнике дату 29 февраля. Оказалось, это был день рождения Харлигерли, и он попросил шумно отпраздновать столь замечательное событие.

- Даром, что ли, - пророкотал он, смеясь, - мне выпадает такое счастье всего раз в четыре года?

Мы с радостью выпили за здоровье этого славного малого, немного болтливого, но зато надежного и выносливого, к тому, же постоянно поднимающего наш дух своим неизменно радостным настроением.

В тот день мы находились на 79°l7' южной широты и 118°37' восточной долготы. Берега пролива Джейн располагались между сто восемнадцатым и сто девятнадцатым меридианами; теперь "Барракуду" отделяло от Полярного круга всего двенадцать градусов.

Произведя наблюдения, братья расстелили на скамейке весьма неполную в те времена карту антарктического бассейна. Я присоединился к ним, и мы попытались хотя бы приблизительно определить, какие известные земли лежали к северу от нас.

Не забудем, что с того момента, как наш айсберг достиг Южного полюса, мы оказались в восточном полушарии. Мы никак не могли оказаться на Фолклендах или повстречаться с китобойными судами, бороздящими море в окрестностях Южных Сандвичевых, Южных Оркнейских островов и Южной Георгии.

Естественно, капитан Уильям Гай ничего не знал об антарктических экспедициях, предпринятых после начала путешествия "Джейн". Ему было известно только об открытиях Кука, Крузенштерна, Уэдделла, Беллинсгаузена и Моррела. Для него стали новостью последующие экспедиции: второй поход Моррела и плавание Кемпа, несколько раздвинувшие представления об этих отдаленных краях. От своего брата он узнал и о нашем открытии, согласно которому широкий морской пролив, названный по имени его корабля "Джейн", разделяет Антарктиду на два обширных континента.

В тот же день Лен Гай обмолвился, что если пролив и дальше пройдет примерно по сто восемнадцатому - сто девятнадцатому меридианам, то

"Барракуда" проплывет вблизи предполагаемого местоположения южного магнитного полюса. Как известно, в этой точке сходятся все магнитные меридианы, а располагается она на обратной стороне земного шара по отношению к северному магнитному полюсу; магнитная стрелка принимает в ней вертикальное положение. Должен заметить, что в то время местоположение магнитного полюса еще не было известно с точностью; для этого потребовались новые экспедиции (Вычисления, произведенные Ханстином, говорят о том, что южный магнитный полюс расположен на 128°30' восточной долготы и 69°17' южной широты. Наблюдения Винсдона Дюмулена и Гупвана Дебуа, проведенные во время экспедиции Дюмон-Дюрвилля на "Астролябии" и "Зеле", позволили Дюпре назвать иные координаты: 136°15' восточной долготы и 76°30' южной широты. Правда, самые свежие вычисления свидетельствуют, что полюс должен находиться на 106°

16' восточной долготы и 72°20' южной широты. Как видно, географы не пришли пока к согласию по этому вопросу, как, впрочем, и относительно координат северного магнитного полюса. (Примеч. авт.)

Магнитные полюса перемещаются, их положение непостоянно. Положение южного магнитного полюса на 1950 г. определялось точкой с координатами 69°

ю. ш. и на 1970 г.-66, 5° ю. ш. и 140° в. д).

Впрочем, для нас эти географические рассуждения были лишены практического смысла. Гораздо больше заботило нас другое: пролив Джейн неуклонно сужался, его ширина сократилась уже до десяти - двенадцати миль.

Теперь мы могли видеть одновременно оба его берега.

- Ух! - заметил как-то боцман.- Будем надеяться, что он останется достаточно широким, чтобы могла протиснуться наша лодочка! Вдруг пролив окажется тупиком...

- Этого не приходится опасаться, - отвечал Лен Гай.- Раз течение несет нас на север, значит, на севере есть проход, так что нам остается только положиться на течение.

Спорить с этим не приходилось. "Барракуда" приобрела незаменимого лоцмана - океанское течение. Однако, если бы течение внезапно повернуло вспять, мы бы не смогли продвинуться дальше без помощи сильного попутного ветра.

Кто знает, вдруг в нескольких градусах к северу течение повернет на запад или на восток, в зависимости от изгиба берегов? Впрочем, мы не сомневались, что к северу от припая лежат земли Австралии, Тасмании и Новой Зеландии. Нас мало заботило, в какой именно точке мы возвратимся в цивилизованным мир...

Плавание продолжалось в тех же условиях на протяжении десяти дней.

Лодка уверенно ловила парусом ветер. Оба капитана и Джэм Уэст не могли нахвалиться прочностью лодки, при том что в ней не было ни грамма металла.

Нам ни разу не пришлось заделывать ее швы, ибо они отличались безупречной герметичностью. Правда, такой безмятежности способствовало и море, на котором почти не было волнения.

Десятого марта, оставаясь на том же меридиане, мы достигли 76°13' южной широты. "Барракуда" уже преодолела шестьсот миль, на что ей потребовалось двадцать дней: таким образом, ее среднесуточная скорость составила тридцать миль.

Мы молили небо, чтобы скорость оставалась прежней и в последующие три недели, ибо тогда мы могли рассчитывать, что проходы в ледяных полях останутся открытыми или что мы хотя бы сможем обогнуть паковые льды, не упустив рыбацких судов...

Солнце теперь буквально цеплялось за горизонт. Приближался момент, когда Антарктида погрузится в полярную ночь. К счастью, наш путь лежал на север, где еще брезжил свет.

Однажды мы стали свидетелями - и участниками - явления наподобие тех, описаниями коих наполнено повествование Артура Пима. На протяжении трех-четырех часов с наших пальцев, волос и бород снопами сыпались искры. Мы угодили под электрический снег: с неба летели пышные снежные хлопья, соприкосновение с которыми вызывало электрический разряд. Море бурлило, угрожая залить лодку, однако удача не покинула нас.

Небо тем временем становилось все темнее и темнее. Нас все чаще окружали туманы, сохраняя видимость лишь в пределах нескольких кабельтовых.

Нам пришлось удвоить бдительность, дабы избежать столкновения с дрейфующими льдами. Кроме того, на юге небо пронзали яркие вспышки полярного сияния.

Температура резко упала: она не поднималась теперь выше 23°F (-5°С). Мы встревожились: температура воздуха не могла повлиять на направление течения, однако она тут же сказалась на состоянии атмосферы. С усилением холода ветер стихал и скорость лодки сокращалась вдвое. А ведь достаточно было двухнедельной задержки, чтобы лишить нас шансов на спасение и вынудить зазимовать у кромки припая!

Еще через двое суток Лен Гай и его брат решили определить наше местоположение, благо небо внезапно очистилось, предоставив возможность для наблюдений. Солнечный шар уже не показывался из-за горизонта, поэтому задача оказалась не из легких. Вот каким был результат: 75°17' южной широты, 118°3'

восточной долготы.

Итак, 12 марта "Барракуда" оказалась всего в четырехстах милях от Полярного круга.

Мы с облегчением заметили, что пролив, весьма сузившийся в районе семьдесят седьмой параллели, далее к северу снова стал расширяться. Теперь его восточные берега было невозможно разглядеть даже в подзорную трубу. Это обстоятельство сулило, впрочем, и неприятности, ибо течение, не встречая сопротивления берегов, замедлялось, и мы опасались, что оно пропадет вовсе.

В ночь с 12 на 13 марта ветер стих и на море лег густой туман, грозя столкновением с плавучими льдами. Однако туман в этих широтах не мог нас удивить. Удивляло другое: вместо того чтобы замедлить бег, наша лодка разгонялась все сильнее. Мы не могли объяснить это явление ускорением течения, ибо плеск волн за бортом служил доказательством, что мы плывем куда скорее, чем несутся его воды.

Так продолжалось до самого утра. Мы не могли понять, что происходит.

Наконец к десяти часам утра туман стал рассеиваться. Нашему взору предстал западный берег, усеянный камнями; впрочем, на заднем плане не было привычных гор.

Мы затаили дыхание: в четверти мили над равниной возвышалась фигура высотою примерно в пятьдесят саженей. Она напоминала громадного сфинкса с выпрямленной спиной и вытянутыми вперед лапами - то самое чудовище, которое возлежало, согласно греческим мифам, у дороги в Фивы... (Фивы - крупный город Беотии, наиболее значительной области в центральной Греции) Неужели перед нами было живое существо - невиданный монстр, мастодонт, в тысячи раз превосходящий размерами колоссальных мамонтов, останки которых до сих пор находят в полярной мерзлоте? Наши души пребывали в таком смятении, что мы готовы были поверить в это, как и в то, что мастодонт собирается занести лапу над нашей лодчонкой...

Однако после первого смятения мы сообразили, что проплываем всего-навсего мимо горного отрога необычных очертаний, вершина которого, напоминающая голову, только что вышла из тумана.

Ах, это сфинкс!.. Я вспомнил, что в ночь перед тем, как айсберг поднял из волн "Халбрейн", мне приснилось сказочное создание той же породы, стерегущее полюс и готовое поделиться своей тайной с одним лишь Эдгаром По...

Скорость "Барракуды" возрастала уже на протяжении нескольких часов.

Теперь лодка не плыла, а летела, при том что течение замедлилось. Внезапно стальной багор с "Халбрейн", теперь лежавший на баке лодки, сорвался с форштевня и, увлекаемый неведомой силой, исчез во тьме. Канат, к которому был привязан багор, натянулся, подобно струне. Казалось, багор тянет нас к берегу...

- Что происходит?! - вскричал Уильям Гай.

- Рубите канат, боцман, - приказал Джэм Уэст, - иначе мы налетим на скалы!

Боцман бросился на бак. Неожиданно нож выскользнул из его рук. Канат лопнул, и багор, подобно ракете, понесся к каменному чудовищу.

В одно мгновение все железное, что было в лодке, - кухонная утварь, оружие, печка Эндикотта, ножи, висевшие доселе у нас на поясах, -

устремилось в том же, направлении... Неужели и лодке суждено оказаться на прибрежных скалах?

Что же происходит? Как найти объяснение? Приходилось признать, что мы попали в края, где происходит невероятные события, в которые я отказывался верить, считая их галлюцинациями Артура Пима...

Но происходившее с нами не было галлюцинацией!..

Времени на размышления не оставалось. Лишь только мы коснулись берега, нам в глаза бросилась шлюпка, лежавшая поблизости на песке.

- Шлюпка с "Халбрейн"!- вскричал Харлигерли.

И верно, то была шлюпка, украденная Хирном, точнее то, что от нее осталось. Было ясно, что шлюпку разбило волнами о прибрежные скалы.

Мы заметили также, что с нее исчезли все железные детали; гвозди из обшивки, стержень киля, заклепки форштевня и ахтерштевня, скобы руля...

Что все это значило?..

Крик Джэма Уэста заставил нас собраться справа от шлюпки. Здесь лежали три трупа: Хирна, старшины-парусника Мартина Холта и одного из матросов с Фолклендов... Из тринадцати человек, вышедших в море с гарпунщиком, осталось трое, и те мертвые. Смерть прекратила их мучения всего несколько дней тому назад Что произошло с остальными десятью? Мы обыскали весь берег, обшарили все гроты и рифы, однако не нашли - ни следов стоянки, ни следов высадки людей.

- Похоже, что шлюпка натолкнулась в море на дрейфующий айсберг, -

заключил Уильям Гай.- Почти все спутники Хирна утонули, эти же трупы вынесло на берег...

- Однако почему так изуродована шлюпка?..- возразил боцман.

- А главное, куда делось с нее все железное? - подхватил Джэм Уэст.

- Действительно, - сказал я, - похоже на то, что гвозди с силой выдернуты из бортов...

Оставив "Барракуду" под присмотром двух матросов, мы устремились в глубь берега, дабы охватить поисками более обширную площадь.

Перед нами поднималась та самая глыба, уже не заслоненная туманом, отчего ее формы казались еще более отчетливыми. Она, как я уже говорил, удивительным образом напоминала сфинкса цвета сажи, словно порода, из которой она была сложена, подверглась сильному окислению под долгим воздействием полярной непогоды.

И тут в моей голове возникла догадка, способная объяснить эти невероятные явления и события.

- Магнит! - воскликнул я.- Это же магнит, обладающий громадной силой притяжения!

Спутники поняли меня с полуслова, и последняя катастрофа, жертвами которой стали Хирн и его сообщники, всплыла перед нами во всей своей чудовищной ясности.

Глыба представляла собой колоссальный магнит. Именно под его воздействием все железное, что было на шлюпке, вырвалось из бортов и понеслось к берегу, словно выпущенное из катапульты! Он же притянул к себе весь металл с "Барракуды". Нашу лодку постигла бы та же участь, не будь она построена без единого кусочка стали!..

Быть может, эти явления были связаны с близостью магнитного полюса?..

Мысль об этом пришла в наши головы сразу же, но после размышления была отброшена. Ведь в точке, где перекрещиваются магнитные меридианы, всего лишь встает вертикально магнитная стрелка, притягиваемая с одинаковой силой противоположными точками земного шара. Явление это, уже наблюдавшееся в Арктике, должно было с точностью повториться в Антарктике.

Здесь же мы находились в зоне притяжения сильнейшего магнита. На наших глазах творилось то, что раньше мы сочли бы сказкой. Ведь никто прежде не хотел признавать, что корабль, оказавшись в зоне притяжения магнита, под воздействием которого рвется металл и разверзаются борта, в одно мгновение погружается в бездну... Однако это - чистая правда!

Вот как можно, по-моему, объяснить это явление: под воздействием постоянных ветров в полярных районах скапливаются облака и туманы, в которых содержится огромное количество электричества, не расходуемое целиком во время гроз. Этим объясняется его накапливание у полюсов, где оно проникает в землю. По этой же причине возникают и полярные сияния, полыхающие над горизонтом, особенно в полярную ночь, да так, что особенно яркие из них видны и в умеренных зонах. Высказывается предположение - пока еще, правда, не подтвержденное практикой, - что в момент сильнейшего положительного разряда в арктических районах аналогичный разряд, но с противоположным знаком происходит на другой стороне земного шара - в Антарктике.

Эти непрерывные магнитные токи, бушующие у полюсов, от которых приходит в неистовство магнитная стрелка, обладают колоссальной силой, и если в зоне их воздействия оказывается крупная масса металла, то она немедленно превращается в мощный магнит.

Объем сфинкса, возвышавшегося на берегу, составлял несколько тысяч кубических метров... Что же требовалось, чтобы превратить его в индукционный магнит? Всего лишь металлическая жила, проникающая бесчисленными витками в глубины земли и соприкасающаяся с основанием глыбы...

Думаю также, что глыба эта располагается на магнитной оси, подобно громадному каламиту (Каламиты - вымершие хвощевидные растения, имевшие вид деревьев высотой до 10-12 м), и являет собой неисчерпаемый аккумулятор электрической энергии, затерянный на краю света. К сожалению, наш компас не смог показать, располагается ли этот аккумулятор в магнитном полюсе Земли, ибо он не предназначен для этой цели. Единственное, что можно сказать, - что стрелка словно взбесилась и не показывала буквально ничего. Однако и без этого можно было представить себе, чем является этот искусственный магнит и как облака и металлическая жила в глубине земли подпитывают его электричеством.

Так я объяснил представшее нашему взору явление. Никто не сомневался, что мы находимся вблизи магнита, сила притяжения которого и была причиной всех этих страшных, но понятных теперь событий.

Я поделился своими соображениями со спутниками, которые согласились, что только так и можно истолковать физические явления, свидетелями коих мы стали.

- Нам не угрожает опасность, если мы подойдем к подножию глыбы?-

спросил Лен Гай.

- Не угрожает, - отвечал я.

- Там, да... Там!- послышался крик.

Я не сумею передать впечатление, которое произвели на нас эти слова, прозвучавшие как с того света... Это кричал Дирк Петерс, туловище которого вытянулось в направлении сфинкса, словно он превратиться в кусок железа и ощутил на себе силу притяжения магнита.

Еще секунда - и он помчался в указанном направлении. Мы устремились за ним, перепрыгивая через черные камни и куски лавы.

По мере приближения к нему чудище увеличивалось в размерах, не утрачивая своих удивительных очертаний. Нам казалось - но это было, конечно, всего лишь иллюзией, - что нас влечет его магнитное притяжение...

У основания глыбы мы обнаружили оружие, утварь, багор с "Барракуды", а также железо со шлюпки, висевшей когда-то над бортом "Халбрейн".

У нас не оставалось теперь сомнений, что шлюпка Хирна, увлекаемая магнитом, разбилась о прибрежные скалы. "Барракуда" же, на наше счастье, смогла избежать гибельного притяжения...

Магнит притянул к себе наши ружья, пистолеты, утварь и все остальное столь крепко, что нам пришлось отказаться от мысли снова завладеть своим достоянием. Харлигерли кипел от ярости, ибо не мог вернуть себе нож, который повис на высоте пятидесяти футов, и кричал, грозя невозмутимому сфинксу кулаком:

- Ты не сфинкс, а ворюга!

Не приходилось удивляться, что единственными предметами, перешедшими в распоряжение сфинкса, были вещи с "Барракуды" и со шлюпки: видимо, ни один корабль еще не появлялся в этих широтах. Хирн и его сообщники, а потом Лен Гай вместе с нами оказались первопроходцами на этом берегу антарктического континента. Кроме того, любой корабль, оказавшийся поблизости от этого чудовищного магнита, был бы моментально уничтожен. Нашей шхуне, к примеру, грозила бы в этих водах та же участь, что постигла ее шлюпку, превратившуюся в бесформенные обломки.

Джэм Уэст напомнил нам, что неразумно затягивать остановку на Земле Сфинкса - ибо такое имя будет отныне навечно закреплено за этим берегом.

Время дорого, и задержка всего на несколько дней могла привести к зимовке у порога вечных льдов.

Повинуясь команде возвращаться к лодке, мы опять услыхали крик метиса -

те же три слова, от которых, казалось, разрывалось его сердце:

- Там, да... Там!

Обогнув правую лапу чудовища, мы увидели Дирка Петерса; он стоял на коленях и протягивал руки к телу, вернее, скелету, обтянутому кожей, сохранившейся благодаря морозам. Белая борода мертвеца спускалась почти до пояса, а ногти на руках и ногах доросли до невероятной длины... Из-за спины мертвеца высовывался изъеденный ржавчиной ствол ружья, державшегося на ремне с медной пряжкой. Он-то и удерживал труп на высоте двух саженей от земли.

- Пим, мой бедный Пим!..- повторял Дирк Петерс душераздирающим голосом.

Он попытался было приподняться с колен, чтобы припасть губами к останкам своего бедного Пима. Однако ноги его подкосились, рыдание застряло в горле, сердце сжала судорога, и он рухнул навзничь, испустив дух.

Так вот где оказалась лодка Артура Пима после их разлуки! Он, подобно нам, оставил позади Южный полюс и оказался в поле притяжения монстра. Его лодка уплыла на север, увлекаемая течением, он же, не успев избавиться от ружья, болтавшегося у него за спиной, оказался пригвожден к склону глыбы...

С тех пор верный метис покоится на Земле Сфинкса, рядом с Артуром Гордоном Пимом, невероятные приключения которого были пересказаны великим американским поэтом, сделавшись от этого еще более невероятными...

Глава XVI ДВЕНАДЦАТЬ ИЗ СЕМИДЕСЯТИ

В тот же день после полудня "Барракуда" отошла от берега Земли Сфинкса.

Нам предстояло преодолеть последние четыреста миль, отделявшие нас от Полярного круга. Оказавшись среди волн Тихого океана, мы могли рассчитывать на встречу с китобоями, а то и с какой-либо полярной экспедицией.

Последнее предположение не было беспочвенным, ибо во время нашей стоянки на Фолклендах до нас дошли слухи об экспедиции лейтенанта Уилкса.

Его отряд в составе четырех кораблей - "Ванкувер", "Фазан", "Морская свинья", "Летучая рыба" - покинул Огненную Землю в феврале 1839 года, направляясь в антарктические воды.

Мы не знали, что случилось с его экспедицией. Однако логика подсказывала, что, попытавшись подняться в высокие широты западного полушария, он вполне мог предпринять ту. же попытку в восточном (Так и произошло; лейтенант Уилкс тринадцать раз вынужден был отступать, но в конце концов достиг 56°57' южной широты на 105°20' восточной долготы (Примеч. авт.

)). Тогда у "Барракуды" появлялся шанс встретиться с ним.

Смерть Дирка Петерса довела число людей, доверивших свои жизни

"Барракуде", до двенадцати. Вот и все, что осталось от экипажей двух шхун, одного числом тридцать восемь человек, а другого - тридцать два, всего семьдесят!

Однако к делу. На обратном пути нам благоприятствовали ветры и течение, и все шло как нельзя лучше. Между прочим, записки, послужившие мне для написания этой книги, избежали участи оказаться в бутылке, доверенной волнам и случайно выуженной из студеных антарктических вод: я привез их с собой, ибо завершающая часть путешествия, несмотря на нечеловеческую усталость, голод и холод, опасности и неусыпную тревогу, прошла благополучно, и мы были спасены.

Спустя несколько дней с той поры, как мы распрощались с Землей Сфинкса, солнце спряталось за горизонтом, чтобы всю зиму не появляться. Дальнейшее плавание "Барракуды" продолжалось в сумерках. Правда, в небе часто вспыхивало полярное сияние. Всякий раз мы замирали, восхищаясь величественными дугами, протянувшимися по небосклону, внезапно гаснущими, чтобы через секунду разгореться снова, и устремляющими бесконечные лучи в направлении точки, где принимает вертикальное положение магнитная стрелка компаса. Мы не верили собственным глазам, наблюдая за прихотливым преломлением сказочных лучей, окрашенных во все цвета радуги, от рубиново-красного до изумрудно-зеленого...

Однако даже эти фантастические зори, вспыхивающие в кромешной ночи, не могли заменить солнце. Полярная ночь оказывает на человека слишком сильное моральное и даже физическое воздействие, повергая каждого в угнетенное состояние.

Из всех пассажиров "Барракуды" только боцману и Эндикотту удалось сохранить всегдашнее доброе расположение духа. Неподвластен черной тоске оказался и Джэм Уэст, каждую минуту готовый отразить опасность и выйти победителем из любой передряги. Братья Гай все не могли поверить своему счастью и не желали думать о будущем.

Я не переставал восхищаться славным Харлигерли. Достаточно было услышать его бодрый голос, как от уныния не оставалось и следа!

- Нас ждет самый лучший порт - говорил он, - вот увидите, друзья! Если посчитать хорошенько, то в этом путешествии везение сопутствовало нам гораздо чаще, чем невезение. Знаю, знаю: мы лишились шхуны... Бедная

"Халбрейн", сперва взлетевшая в воздух, потом низвергнутая в пропасть!

Однако сам айсберг доставил нас на сушу. А лодка с острова Тсалал, благодаря которой мы воссоединились с капитаном Уильямом Гаем и тремя его спутниками!

Уверяю вас, течение и ветер, доставившие нас так далеко на север, теперь уже не бросят нас. Мне кажется, что удача на нашей стороне. Разве можно проиграть партию, заработав столько очков? Я сожалею лишь об одном: нас ждут берега Австралии или Новой Зеландии, а не Кергелены, не гавань Рождества с уютной таверной "Зеленый баклан"...

Сердечный друг почтенного Аткинса не мог не оплакивать подобное стечение обстоятельств, однако мы были готовы смириться с такой неудачей...

Еще восемь дней мы плыли прежним маршрутом, не отклоняясь ни к западу, ни к востоку, и только 21 марта потеряли из виду Землю Халбрейн, навсегда исчезнувшую за левым бортом.

Я продолжаю именовать эту землю по-прежнему, ибо ее берега протянулись вплоть до этих широт, и мы не сомневались, что она является составной частью Антарктиды.

Причиной выхода "Барракуды" в открытое море было то обстоятельство, что течение уносило нас на север, берег же закруглялся к северо-востоку.

Море еще не начало сковывать льдом, однако по нему проплывали бесконечные вереницы дрейфующих льдин, похожие на треснувшее стекло, и айсбергов невиданной высоты. Мы без устали маневрировали между ними, разыскивая проходы, чтобы не быть раздавленными в темноте.

Капитан Лен Гай отказался от всяких попыток определить наши координаты.

Солнце исчезло, ориентироваться же по звездам было слишком затруднительно.

"Барракуда" по-прежнему неслась вперед, увлекаемая течением, неуклонно стремящимся на север, о чем говорила стрелка компаса. Зная, какова средняя скорость нашего движения, мы смогли определить, что достигли к 27 марта

68°69' северной широты; значит, от Полярного круга нас отделяло теперь каких-то семьдесят миль!

Если бы и в дальнейшем нам не встретилось в пути никаких преград, если бы мы смогли беспрепятственно выйти в Тихий океан!.. Однако мы знали, что еще через несколько сот миль нашему взору предстанет неподвижная стена паковых льдов, в которой нам придется искать проход; не найдя его, мы будем вынуждены огибать ледяные поля с запада или с востока. Когда же и это препятствие останется позади...

Тогда наша утлая лодчонка вынесет нас в грозный Тихий океан, да еще в ту самую пору, когда в нем бушуют штормы, угрожающие и куда более надежным судам...

Нет, сейчас нам не хотелось об этом думать. Само небо придет нам на помощь... Нас обязательно подберет какой-нибудь корабль! Ведь боцман не переставал твердить об этом, а разве такой человек, как боцман, может заблуждаться?..

Тем временем поверхность моря начала затягиваться ледком, и нам все чаще приходилось пробивать себе дорогу в свежих ледяных полях. Термометр показывал 4°F (-15,56°С). Нас терзал мороз и порывы ледяного ветра, от которого не спасали толстые одеяла.

К счастью, у нас оказалось достаточно мясных консервов, а также три ящика галет и два нетронутых бочонка с джином. Что до пресной воды, то теперь в нашем распоряжении было видимо-невидимо льда.

На протяжении шести дней, до 2 апреля, "Барракуда" продиралась через льды припая, гребни которого взметнулись на высоту шестьсот - семьсот футов над уровнем моря. И на западе, и на востоке, насколько хватало глаз, ледяному барьеру не было видно конца, поэтому нам оставалось надеяться лишь, что перед нами откроется проход, в противном случае нам суждено было застрять среди льдов.

Однако и тут удача не изменила нам: обнаружив проход, мы устремились в него, затаив дыхание от страха перед неизвестностью. Потребовались невиданная отвага и ловкость командиров и матросов, чтобы сохранить шлюпку и всех нас невредимыми. До конца дней своих я не устану благодарить капитанов Лена и Уильяма Гаев, лейтенанта Джэма Уэста и боцмана, которым все мы обязаны жизнью.

О чудо: мы вышли в Тихий океан! Однако долгий путь не прошел для лодки даром: борта ее утратили былую прочность. Теперь мы без передышки вычерпывали со дна воду, которая все прибывала, и не только через швы, но и поверх бортов, ибо волнение становилось все сильнее...

И все же главная опасность заключалась не в том, что мы сгинем во время шторма. Нет, ужас закрадывался в наши сердца по другой причине: мы пока не увидели ни одного корабля и начинали подозревать, что китобои уже покинули эти края в преддверии зимы. Неужели начало апреля - слишком поздний срок, неужели мы опоздали на несколько недель?..

Наверное, мы были правы, полагая, что единственная наша надежда - это корабли американской экспедиции. Но и для встречи с ними следовало оказаться в этих широтах двумя месяцами раньше...

В самом деле, 21 февраля один из кораблей лейтенанта Уилкса находился в точке с координатами 67°17' южной широты и 95°50' восточной долготы, открыв незадолго до этого неведомое побережье, протянувшееся к западу и к востоку вдоль семидесятой параллели. Однако вскоре, опасаясь наступления зимы, корабль этот повернул на север и бросил якорь в Хобарте, на Тасмании.

В том же году экспедиция, ведомая французским капитаном Дюмон-Дюрвилем, вышедшая в море в 1838 году и намеревавшаяся достичь полюса, открыла 21

января под 66°30' южной широты и 138°21' восточной долготы землю Адели, а затем, 29 января, под 66°30' и 129°54'- берег Клари. Сделав немало крупных открытий, "Астролябия" и "Зеле" покинули антарктические воды и также направились в Хобарт.

Итак, все эти корабли не могли стать нашими спасителями. "Барракуда", лодчонка из ореховой коры, оказалась одна в бурных водах, и мы были готовы смириться со своей горькой участью. Ведь от ближайшего берега нас отделяло полторы тысячи миль и уже целый месяц как наступила зима...

Харлигерли- и тот готов был согласиться, что мы упустили последний шанс, на который он возлагал все надежды...

Шестого апреля мы остались почти без припасов. Ветер начинал крепчать, и каждая волна, вздымавшаяся над шлюпкой, грозила превратиться в роковую.

- Корабль! - раздался крик боцмана, и все мы увидели в четырех милях к северо-востоку корабль, показавшийся из тумана.

Мы отчаянно замахали всем, что оказалось под рукой. Нас заметили...

Корабль лег в дрейф, и к нам устремилась большая шлюпка.

То был "Тасман", трехмачтовый американский парусник из Чарлстона. Нам оказали на его борту самый сердечный прием, а капитан отнесся к капитанам Гаям так, словно они были его соотечественниками.

"Тасман" шел с Фолклендских островов, где проведал, что семью месяцами раньше английская шхуна "Халбрейн" устремилась в антарктические моря на поиски моряков с погибшей "Джейн". Однако "Халбрейн" все не появлялась, наступила зима, и команда сочла, что шхуна сгинула в Антарктике...

Последний переход оказался скорым и удачным. Две недели спустя "Тасман"

бросил якорь в Мельбурне, городе провинции Виктория в Новой Голландии

(Парусник "Тасман" назван писателем в честь знаменитого голландского мореплавателя, открывшего в XVII веке Австралию и давшего ей имя Новой Голландии; во времена Ж. Верна оно уже устарело: после исследований англичанина М. Флиндерса (1814 г.) пятый континент стали повсеместно величать Австралией), и все мы - остатки экипажей двух шхун - спустились на берег, где матросов ждали щедрые премии, которые они честно заслужили.

Изучив карты, мы уяснили, что "Барракуда" вышла в Тихий океан между берегом Клари, открытой Дюмон-Дюрвилем, и землей Фабриция, открытой в 1838

году Баллени.

Так завершилось невероятное приключение, стоившее, увы, стольких жертв.

Пусть волею случая мы оказались вблизи Южного полюса, забравшись гораздо дальше наших предшественников, - неизведанных краев в антарктических широтах хватит еще на сотни смельчаков!

Артур Пим, отважный путешественник, ставший бессмертным благодаря мастерству Эдгара По, указал дорогу нам и всем им. Пусть другие рискнут, подобно нам, вырвать у Ледяного Сфинкса последние тайны, хранимые загадочной Антарктидой!

Жюль Верн - Ледяной Сфинкс. 6 часть., читать текст

См. также Жюль Верн (Jules Verne) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :