Кнут Гамсун
«У врат царства (Ved Rigets Port). 1 часть.»

"У врат царства (Ved Rigets Port). 1 часть."

Пьеса в четырех действиях

Перевод Осипа Дымова

Действие первое

Сад в предместье. На заднем плане справа виднеется часть старого желтого дома с верандой, на которую ведут несколько ступеней. Слева от дома выход на улицу, невидимый зрителям. Лужайки, кустарник и высокие деревья. Дорожки содержатся небрежно. На переднем плане слева под лиственным деревом длинный четырехугольный стол со скамьей.

Время от времени с улицы доносится шум колес проезжающего экипажа.

Позднее лето, после полудня.

Э л и н а К а р е н о, двадцати трех лет, с высокой грудью, светлыми волосами, в белом переднике с нагрудником, и И н г е б о р г, молодая девушка, служанка, разбирают на столе белье. Они торопятся. На земле две бельевые корзины - большая и маленькая.

Элина. Вот, Ингеборг, теперь остались только несколько носовых платков и мелочь. С этим я уж сама справлюсь. Поди, куда я тебя посыла. Накинь платок.

Ингеборг. Хорошо, барыня. (Хочет идти.)

Элина. Возьми же с собой корзину.

Ингеборг. Да, правда. (Берет большую корзину с бельем и идет мимо веранды к черному ходу).

Элина (продолжает усердно paботать, что-то напевая).

Ингеборг (появляясь с платком на голове). Больше ничего, барыня?

Элина. Нет. Номера дома я не помню, но ты узнаешь по витрине. Он набивает чучела птиц. Всего пять минут ходьбы. Попроси его прийти как можно скорее. Я уже говорила с ним. Он знает.

Ингеборг. Хорошо. (Уходит.)

Элина. Скажи ему: самое позднее - завтра днем.

Ингеборг (за сценой). Хорошо.

Слышно, как садовая калитка отворяется и запирается с легким стуком.

Элина (кончает работу. Складывает белье в корзину, снимает головной платок и кладет сверху). Готово.

Снова слышен стук отворяемой калитки.

И в а р К а р е н о, двадцати девяти лет, с темными волосами, 6езъ бороды, в весеннем пальто, немного коротких брюках И черной твердой шляпе; входит с улицы, держа под мышкой несколько книг. Он хочет подняться по лестнице, но, заметив жену подходит к ней.

Карено (улыбаясь). Моя крестьяночка здесь?

Элина (не отвечает).

Карена. Я снова был у издателя. Сегодня он уж не сказал "нет"!

Элина. Он сказал "да"?

Карено. Не совсем. Hет, этого он не сказал. Сказал, чтобы я ему принес рукопись, и тогда он посмотрит. Впрочем, он надеется, что дело устроится.

Элина (молча указывает вокруг себя).

Карено. Да, я вижу. Благодарю. Эта возня с бельем мне так мешала, когда я сидел здесь н работал. (Кладет книги на стол и садится.) Да, со мной случилось еще что-то. Я встретил ...

Элина. Что? Ты встретил Ингеборг? Боже мой, надеюсь, ты не спросил, куда она идет?

Карено. Я не встретил Ингеборг. Разве Ингеборг ушла?

Элина (смотрит на него). Как это тебя интересует?

Карено. Интересует?

Элина. Да. Мне так кажется. (Меняя тон.) Ингеборг ушла по делу, - по моему делу.

Карено. Так. Секреты?

Элина. Послушай, Ивар, не спрашивай, я ничего тебе не скажу.

Карено. Нет, нет.

Элина. Конечно, нет. Одно дело, о котором ты узнаешь, послезавтра. Потому что это подарок ко дню твоего рождения.

Карено. Hет, нет, я понимаю ... Так вот сперва встретил Бондесена, - знаешь, Эндрэ Бондесена.

Элина. Нет, я не знаю.

Карено. Как, ты не знаешь Эндрэ Бондесена? Ты действительно не знаешь? ЧтС с тобой?

Элина не отвечает.

Карено наклоняется и смотрит ей в глаза.

Элина. Ивар, какие мы с тобой разные! Я ждала, что ты еще раз спросишь меня о моем cекpeте, н тогда я бы те6е чуть-чуть рассказала. Самую чуточку. Это было бы так забавно. Но нет. (Качает головой.) И так часто.

Карено (смеется). Элина, ты сегодня какая-то странная. Ты говоришь, что это секрет. Я отвечаю: хорошо, пусть cекpeт. А потом ты вдруг говоришь ...

Элина. Мы целый день возились с бельем, чтобы скорее кончить. И вот кончили. А ты приходишь домой и не говоришь ни звука.

Карено (берет книги со стола). Ах, вот откуда подул ветер!

Элина (быстро). Нет, он ниоткуда не подул. (Обойдя стол, кладет ему руку на плечо.) Вообще нет никакого ветра. Я только такая.

Карено. Да, да.

Короткая пауза.

Элина. Не будем больше об этом говорить. Да? Но как мы работали! Всего час, как ты ушел, а за время мы все успели. (Чистит его.) Мне кажется, те6е скоро придется заказать новое пальто. Ты, его носишь со дня нашей свадьбы. Подумай, три года! Как ты думаешь?

Карено (молчит).

Элина. Как думаешь?

Карено. Ах, нет...

Элина. Нет? Почему нет?

Карено. О чем ты говоришь? Я думал о другом. (Обнимает ее.) О чем ты говорила?

Элина (отходя от стола). Ни о чем.

Карено (встает). Элина, уверяю тебя, я не слышал, о чем ты говорила. Иначе ...

Элина. Ну, да, ты не слышал, но это все paвнo ... Вот ты на меня смотришь, Ивар; может быть, я опять не права, но...

Карено. Именно, неправа.

Элина. Я вовсе уж не так много с тобой болтаю, чтобы ты мог не слушать, когдa я спрашиваю.

Карено. Элина, действительно мне следовало бы слушать, но ...

Элина. Право, лучше не говорить в тобой. Ты занят только собой. Если ты не в библиотеке за книгой, то сидишь и пишешь. Я тебя вижу, но не слышу от тебя ни слова. Когда идешь гулять, ты никогда не берешь меня с собой. Ты гуляешь один. А вернувшись домой, снова садишься писать.

Карено. Я лучше всего думаю, когда один, Элина.

Элина. Да, я это понимаю, но мне от этого не легче.

Карено. Это вpeменнo. Уверяю тебя. Это временно. Потерпи немного, все устроится. (Искренно.) Кaк мило, что ты убрала все это белье. Оно мне напоминало о снеге, и я не мог работать. Ты прелестна, Элина.

Элина (подходит к столу). Правда?

Карено. Да, да, ты прелестна. (Садится.) Ну, слушай. Я встретил Бондесена.

Элина. Я его не знаю.

Карено. Разве?.. Это газетчик. Журналист. Кроме того, он перебежчик, но это не важно. Он все знает, о чем говорят и чт? делают. Да, они все опять настроены против меня!

Элина. Опять настроены против тебя?

Карено. Moeй немецкой статьей.

Элина. Это тебе сказал Эндресен?

Карено. Бондесен. Нет, прямо он этого не говорил, но дал понять. Я его спросил, думает ли он, что на этот раз меня не встретят ненавистью и бранью. Но он этого не думает. - "Вам собственно нечего и ждать другого", - сказал он.

Элина. Он сказал: те6е нечего ждать другого?

Карено. Да. Потому что я напал на одного из наших величайших ученых авторитетов, сказал он.

Элина. На кого же ты напал?

Карено. На профессора Гюллинга.

Элина. Боже мой, ты и на него напал!

Карено. Ты не должна так говорить, Элина. Я нападаю на небо и на землю. Почему же я не могу напасть на профессора Гюллинга? Я нападаю на все, чтС стоит на моем пути.

Элина. Да, да, я только так сказала.

Карено. Я знаю; ты моя верная опора. Я не могу достаточно отблагодарить тебя за все это время; оно особенно важно для меня. Пока ты со мной, они меня не одолеют.

Элина (протягивает руку через стол, снимает с него шляпу и гладит его волосы).

Карено. Потом я прихожу в библиотеку, подаю свои записки, получаю книги. Bдpyг библиотекарь мне говорит: "Тут справлялись о вашем адресе". - "Кто?". - Спрашиваю я. - "Профессор Гюллинг", - отвечает она. (Смотрит на нее.)

Элина. Ах!

Кapeнo. Да, не правда ли? Теперь все заволновались.

Элина. Я боюсь за тебя, Ивар ...

Карено (улыбается). Нет, тебе нечего за меня бояться. Никто мне ничего не может сделать.

Элина. О, если все на тебя набросятся!

Карено. Но теперь наоборот: я на всех бросаюсь.

Элина. Да, правда.

Кapeно. Одна вещь может меня свалить. Долги могут меня свалить. (Bстaeт и беспокойно ходит взад и вперед по садовой дорожке.) Если я на днях не получу аванса, они могут прийти и описать нас; они даже крышу снимут над нами.

Элина. Но вещей, которые нам дали отец и мать, они не получат.

Карено. Надеюсь, до этого но дойдет.

Элина. Если дойдет. Я про это и говорю.

Карено. Если они придут, то возьмут все, чт? есть.

Элина. Посмотрим. Ты думаешь, и подсвечники тоже?

Карено. Это ведь серебро.

Элина. Подсвечники они возьму прежде всего.

Элина. Посмотрим.

Карено. Но, милая, как же ты им помешаешь?

Элина (меняя тон). Да, ты прав. Как тут помешать?.. Что я хотела сказать - как ты думаешь, для чего профессор Гюллинг спрашивал твой адрес?

Карено. Не знаю. Мне безразлично... Может быть, он пришлет мне маленькое снисходительное письмо. У них обыкновение поступать так. (Останавливается.) Должен сказать одно, Элина: тС, что профессор Гюллинг сидит в библиотеке, читает мою статью, делает свои пометки и потом, узнаёт мой адрес - уж что-нибудь да значить.

Элина. Конечно. Я именно об этом подумала.

Карено. Можешь быть увеpeнa! Профессору Гюллингу, надо полагать, не для чего считаться со мной. Такая одинокая птица, как я...

Элина. Да, такая одинокая птица. Такой одинокий орел, но...

Карено (улыбаясь). Ну, положим, не орел, но...

Элина. Но и не голубь, не правда ли?

Карено (молчит).

Элина. Но и не ворон?

Карено (молчит).

Элина. И коршуном тебя также нельзя назвать, чт??

Карено. Не понимаю, к чему ты перечислять всех этих птиц?

Элина. Вот теперь ты опять у6ежден, что я говорю глупости, но это правда.

Карено (надевает шляпу). Мне некогда болтать, пора за работу. Я хочу сегодня написать еще одну главу, прежде чем отнести рукопись. Тогда я приступлю к последней части. Да, тебе кланялся Йервен. Он сказал, что как-нибудь зайдет к нам вечером.

Элина. Boт как.

Карено. И приведет с собой Бондесена. Я просил привести свою невесту. Taк что наконец мы ее увидим.

Элина. Эндресен? Этот перебежчик?

Карено. Бондесен. Да, говорят, что он перебежчик. Впрочем, я его мало знаю, несколько раз встречал с Йервеном. (Встает.)

Элина. А когда ты думаешь получить это письмо, Ивар?

Карено. Какое письмо?

Элина. Письмо от профессора.

Карено. Но, милая, ведь совершенно неизвестно, пришлет ли он мне письмо?

Элина. Может быть, он сам придет?

Карено. О, нет, Элина.

Элина (робко). Разве это не может случиться?

Карено. Ну, ну, ну! Нет, это не может случиться. Да и с какой стати профессору Гюллингу приходить сюда?

Элина. Может быть, он и не живет в этой стороне?

Карено. Нет, он живет здесь, по нашей улице. Но чтС из этого? Пусть живет, где хочет. Нет, мне нужно заниматься. (3aдумчиво идет по саду и возвращается.) А если я не получу аванс? Сколько времени мы можем держаться? Есть у нас запас провизии?

Элина (взяв маленькую корзинку и намереваясь идти за мужем). На некоторое время хватит. (Ставит корзину на землю).

Карено. А есть у нас?.. (С надеждой) Видишь ли, Элина, определенного обещания он мне не дал. "Принесите рукопись!" - Сказал он, но сказал тоном известного обещания,

вовсе не отказывая. 3автра я приду с рукописью.

Элина. Да, да.

Карено. В конце концов, не вечно же нам ждать спа-сенья! В тот день, когда я кончу свою книгу, у меня бу-дут деньги, это же ясно. Речь идет, о данном моменте. Ах, эта опись!

Элина (говорить что-то про себя).

Карено. Что?

Элина. Ничего. Я не буду об этом говорить.

Карено. Если опять речь о твоих родителях, то лучше молчи.

Элина. Мне кажется, легче всего обратиться к ним.

Карено. Тысячу раз мы уж говорили об этом. Они нам помогут, но начнут меня уговаривать, а я на уступки не пойду. Они богатые и богобоязненные крестьяне. Они не понимают меня. Я этим ничего не хочу сказать дурного, это честные люди, они молятся за меня. Ничего подобного я не видел. Они молятся, чтобы я устроился и сделался профессором. Я на это ничем не могу ответить. Я не смеюсь над ними, Элина, но, право, не знаю, должен ли я, пожертвовать для них хоть одним словом.

Элина. Но можешь предоставить мне переговорить с отцом и матерью. Ты даже не узнал бы об этом.

Карено (смущенно, сердечно). Элина, ты такая добрая... Го-споди, как ты добра! Но, я уверен, ты сама не знаешь, чего от меня требуешь. Возвращаясь от своих родителей, ты каждый раз должна была бы кричать мне: - "3акрой глаза, Ивар, у меня руки полны подарков".

Э л и н а молчит. К а р е н о берет ее за руку, смотрит на нее.

Они медленно ходят, возвращаются.

Элина. Я никогда не слышала, что нужно отказаться от помощи, если в ней нуждаешься.

Карено (выпускает ее руку; убежденно). Меня невозможно по-бедить, Элина; никто и ничто не может меня победить. Я не дам ни обольстить ни купить себя. Во мне течет кровь маленького упрямого народа. Я не из здешней страны; мой предок был финн: меня зовут Ивар Карено.

Короткая пауза.

Элина. А опись имущества?

Карено. Да, опись! (Слышен стук садовой калитки, он вздрагивает). А! Что там?

Ингеборг (быстро входить).

Карено (облегченно). А, это Ингеборг.

Элина (подозрительно). Да, это Ингеборг. Не понимаю, чему здесь радоваться?

Карено. Радоваться?.. Нет... Я думал, что это идут другие... Милая Ингеборг, ты ведь не станешь нас описывать, что? И не снимешь крыши над нами? Господь с тобою. Я совсем повеселел.

Ингеборг (удивленно). Я ходила по поручению барышни.

Карено. Подумай, как странно: эта маленькая радость так хорошо на меня подействовала. Впрочем, Элина, я должен сказать, что нам собственно жаловаться нечего. Нужно быть философом; не надо слишком привязываться к одному месту и чувствовать себя сытым. Нужно уметь жить сво-бодной птицей. Пусть они берут крышу.

Элина (молчит).

Карено. Кроме того, это только вопрос времени, потом все уладится, - говорю я. Слава Богу, я умею работать. Это они увидят. (Уходит.)

Ингеборг (которая все время порывалась что-то сказать). Да, он придет.

Элина. Тсс...

Карено (оборачивается). Кто придет?

Элина. Ах, не к тебе!

Карено. Не ко мне? (Уходить в дверь веранды.)

Элина. Он придет?

Ингеборг. Да. Он сказал - завтра.

Элина. Хорошо.

Ингеборг (хочет уйти).

Элина. Неужели так трудно взять с собой эту корзину? Ничего не видит... Бог знает, что у тебя в голове.

Ингеборг (недоумевающе сморит, берет корзину и уходит черным ходом в дом).

Элина (кричит ей вслед). Барин не должен знать, где ты была. Понимаешь?

Карено (возвращается с книгами, бумагой и письменными принадлежностями). Где Ингеборг?

Элина. Соскучился по ней?

Карено. Я хотел попросить ее заправить к вeчepy лампу. В ней нет керосину.

Элина. А мне этого нельзя доверять?

Карено. Милая, дорогая, конечно, лучше, если бы ты сделала это... Тогда мои бумаги останутся в порядке.

Элина. Удивительно, что ты вечно думаешь об Ингеборг. Моего отсутствия ты, верно, никогда не замечаешь?

Карена. Что? Я не замечаю? (Смеется.) Какие глупости!

Элина. Мы в так кажется.

Карена. Да, но ты никогда и не уходишь. Ты либо в комнате, либо на кухне. Я ведь всегда могу тебя найти. Я знаю, что ты всегда со мной.

Элина. Ты не должен быть так уверен.

Карена. Что ты говоришь? Я не должен быть уверен, что ты со мною?

Элина (меняя тон, принужденно смеется). Ты не должен быть уверен, что всегда знаешь, где я.

Карена (смеется). Ах, вот как - новая песня! Пропадать из дому?

Элина (молчит).

Карено (раскладывая на столе бумаги). Так вот о чем ты думаешь, Элина. А я думаю о своей работе. (Горячо.) Я се-годня напишу прекрасную главу. (3акуриваеть трубку и берет перо.)

Слышна садовая калитка.

Карена. Посмотри, кто там, Элина.

Элина. Незнакомый господин.

П р о ф е с с о р Г ю л л и н г, шестидесяти лет, седой, в большой серой, мягкой шляпе, с толстой палкой и с пенсне на шнурке, медленно входить в сад. Останавливается и смотрит на веранду. Увидев Кapeнo с женой, подходить к столу.

Карено (встает). IIрофессор...

Элина (тихо). Кто это, Ивар?

Карено (не отвечает).

Элина. Кто это? Не слышишь? Какой несносный!

Профессор (кланяется). Здравствуйте, милый Карено. Простите, что я так бесцеремонно (кланяется Элине. Та отходит к дверям веранды, откуда слушает весь разговор.) явлюсь к вам. (Подает руку.) Я живу в этих краях и, проходя мимо, решил навестить вас.

Карено (который снял шляпу). Не угодно ли войти, господин профессор?

Профессор. Нет, спасибо, зачем? Позвольте мне присесть здесь, - у меня очень мало времени. (Садится на скамью, все время держит палку под мышкой; осматривается.) У вас сядь, Карено? Вы здесь работаете?

Карено. Да, иногда.

Профессор. Вы, верно, много работаете? Вы уж не такой краснощекий, каким были несколько лет назад. Я помню вас хорошо, когда вы посещали мои лекции.

Карено. Я и теперь слушаю ваши лекции, если есть воз-можность.

Профессор. Вот как? Да, я, действительно, с интересом слежу за вашей работой. (Улыбается.) Отчасти вы все-таки мой старый ученик. За двумя учениками я слежу с интересом. Это вы и Йервен. Вы ведь знаете Йервена?

Карено. Да, вы хорошо знакомы.

Профессор. В последнее время вы, без сомнения, имели на него влияние. В нем есть, или, по крайней мере, был до последнего времени отпечаток вашей смелости, хотя он далек от широты вашего миросозерцания. Его докторская диссертация очень дельная работа.

Карено. Я еще не читал ея.

Профессор. Она печатается. Да, совет профессоров ее одобрил. В ней большое чувство меры и благоразумия; вы не узнАете его. Полный переворот.

Карено. Переворот?

Профессор. Да, кажется, это можно так назвать. Полный переворот по сравнению с прошлым. (Улыбается.) Йервена нельзя было считать благоразумным. Но теперь он, видимо, одумался. О, Йервен добьется своего. Через несколько дней он доктор и делается стипендиатом. Это принадлежит ему по праву. В конце концов вам, Карено, также не мешает подумать о стипендии. Почему вы не сядете? (Дает место.) Места хватит обоим.

Карено (кланяется. Садится на край стола, кладет свою шляпу).

Профессор. Я читал вашу последнюю работу. И должен сознаться, что очень ценю ваше дарование. Сегодня утром я показал вашу работу профессору Валю и сказал: - "Со временем он будет нашим коллегой".

Карено (делает движение).

Профессор. Да, это надо признать за вами. Ваши способности должны быть оценены. Разумеется, я с вами не согласен во многих ваших нападках на Стюарта Милля и (улыбаясь) и на меня. Кажется, вы не совсем нас поняли. Это часто бывает.

Карено. Я писал в свободное время; моя работа не может считаться законченной.

Профессор. Ну, да, я это понимаю. (Осматривается) Да, у вас, действительно, здесь очень удобно и уютно... Что это (показывает) там на дереве? (Встает и ведет, указывая.)

Карено. Это ракетные трубки. Остатки сожженного фейерверка. Сохранилось от прежнего жильца. Я так их и оставил.

Профессор. Кто здесь жил?

Карено. Поэт Иргенс.

Профессор (осматривая). Много кpaсоты в таком искусственном свете. Много ярких красок. (Возвращается к скамье и садится.) Гм... Не обижайтесь, если я, как старший, позволю се6е вам дать несколько добрых советов. Если бы я в молодости встретил помощь со стороны опытного чело-века, она была бы мне очень полезна. Но помощь пришла тогда, когда я успел уже сбиться с дороги. Так почти всегда бывает. Вот я и решил зайти к вам сегодня (смотрит на часы) на несколько минут. Жаль, если ваше дарование не будет оценено, и я буду считать себя ответственным, если вам не удастся устроиться.

Карено. Очень любезно, господин профессор, что вы обо мне вспомнили.

Профессор. Видите ли, Карено, я теперь пользуюсь, не скажу, известным влиянием, - конечно, этого нет, - но из-вестным именем и весом. Во всяком случае, мои противники относятся ко мне недостаточно справедливо. Я либе-ральный и современный человек, ученик свободных англий-ских мыслителей, а многим это кажется даже слишком ра-дикальным. В конце концов у меня все же есть маленькое, имя и положение. Мне кланяются на улице и считаются с моим мнением. 3а границей я также не совсем неизвестен. Но так было не всегда. Я тоже был молод, слишком молод; когда я был в вашем возрасте, я хотел делать то же, что вы теперь; прежде всего мне хотелось на что-нибудь напасть. (Смеется.) И именно мне хотелось напасть на классиков. Да, теперь я смеюсь, но тогда я искренно верил, что эти старички не совсем заслужили свою славу. Молодо-зелено. Как вы думаете, сколько мне тогда было лет?

Карено (хочет отвечать).

Профессор. Двадцать девять. Да, судите сами. Я почти склонялся к той мысли, что классиков, как поэтов и как носителей культуры, в наше время не следует печа-тать. Впоследствии я, слава Богу, лучше разглядел их значение. Я говорил, что эти старые писатели были хороши в свое время. Но их произведения, - говорил я, - в смысле художественном и в смысле духовного содержания ниже произведений современных писателей. В то время я был совершенно слеп к вечной кpaсoте классиков. А чтС они значили, как вожди культуры? Учение Аристотеля о самоза-рождении насекомых из пота животных, утверждение Вер-гилия, что пчелы рождаются во внутренностях гниющих животных, мнение Гомера, что больные люди одержимы демо-нами, мысль Плиния лечить пьяниц совиными яйцами, - все это и многое другое казалось мне смешным, ужасно смешным. Теперь, конечно, я в особой статье мог бы превоз-носить классиков именно за это. Они классиками остались, и я глубже смотрю на вещи. Не знаю, читали ли вы эту мою работу?

Карено. Конечно.

Профессор. Юношеский бред. Я вспоминаю это, как пример того, что и я пережил переходное время и шел на-пролом. (Смеется.) Ясно помню, как я показал свою книгу профессору Валю. Мы тогда оба были молоды. - "Вот низвер-жение классиков", - сказал я. Он просмотрел книгу и ска-зал: - "3наешь, кого ты из них пощадил, Гюллинг?"- - "Нет", -ответил я. - "Никого", сказал он. (Смеется.) Я ясно помню, как он сказал это. Да, много воды утекло, и вы теперь, Карено, переживаете то, чт? я тогда.. Простите, если я вам прямо это говорю. Мы, мыслители, можем с глазу на глаз быть откровенны. Но, милый Карено, наденьте же шляпу.

Карено (надевает шляпу).

Профессор. Я совсем не заметил, что вы без шляпы. Да, вы переживаете то, что я тогда. Только вы более резки в своих мнениях и словах. Конечно, вы с полным правом можете возразить, что я делал то же, что вы те-перь. Но вы должны согласиться, что в нападках на вели-чайших современных мыслителей больше, как бы это ска-зать, ну... юношеского, чем в нападках на старых поэ-тов. То, что вы подвергли меня критике, нисколько не мешает мне видеть и ценить ваши большие способности; на-деюсь, вы это видите. Но когда вы нападаете на Спенсера и Милля, этих обновителей всего нашего мышления, когда вы называете их самыми заурядными умами, то, несмотря на все мое расположение, мое отношение к вам, как к мы-слителю, начинает колебаться.

Карено (запинаясь). Простите, господин профессор, я не говорил, что эти два, англичанина самые заурядные умы. Это недоразумение; я говорил о них, как о достойных уважения и знающих ученых, котopыe собрали и система-тизировали много фактов.

Профессор. Это одно и то же.

Карено. Я хотел подчеркнуть разницу между понятиями "знать" и "постигать", -между крепкой, выносливой головой школьника, заучивающей множество вещей, и мыслителями, созерцателями.

Профессор. Я либерален, насколько это возможно, и люблю молодежь, потому что сам был молод. Но молодежь не должна переступать известных границ. Нет, этого она не должна делать. Известных границ разума. Да и к чему? Тот, на кого нападают, стоит непоколебимо, а нападающий только вредит самому себе.

Карено. Но, господин профессор, если так рассуждать...

Профессор. Да, дорогой Карено, я говорю вообще. Наста-нет день, когда вы согласитесь со мной. Современная английская философия не только "чудовищная гора школьной мудрости", как вы выражаетесь. Весь свет живет ею. Bcе мыслители верят в нее. Суть философии не в остроумии, а грубость она совершенно игнорирует. Карено, бросьте все это. Я советую вам подождать, пока ваши взгляды не со-зреют и не придут в ясность. С годами является мудрость.

Карено. Я думаю, что если не сказать этого в юности, то уж никогда не скажешь.

Профессор. Вы так думаете?

Карено. Да. Подступает старость, пятьдесят лет; ряд соображений, миросозерцание старика...

Профессор. Taк оставьте это невысказанным. Оно и останется невысказанным. Мир от этого не рухнет. Или вы думаете, что человечество действительно вздыхает по ва-шей последней работе?

Карено (делает движение).

Профессор. Если вы подумаете, то согласитесь со мной. (Роется в карманах.) Впрочем, я кое-что записал из ва-шего... из вашего... интересно знать, действительно ли вы так думаете. (Вынимает несколько листков.) Вот это. (Ищет пенсне.) Вы насмехаетесь над англичанами за их гуманизм, за их "так называемый гуманизм", как вы выражаетесь. Вы осуждаете современное сочувственное отношение к рабо-чим и находите это нелепым. (Читает.) "В связи с этим..." (Снова ищет пенсне.) У меня было... где же это?..

Карено. Пенсне? Пожалуйста. 3десь. (Находит eгo на груди у профессора.)

Профессор. А!.. Спасибо. (Читает.) "В связи с этим надо указать на другое явление: современное сочувственное отношение к рабочему, котopoe в наши дни сменило распространившийся в некоторых странах около середины этого столетия культ крестьянства. Ни одно правительство, ни один парламент, ни одна газета не упускают случая... да... (Пропускает несколько строк.) "И наш либеральный профессор Гюллинг потратил много сил и таланта на защиту рабочего дела. (Пропускает.) Рабочие потеряли значение не только как двигательная сила, но и как социальный класс. Что же делают правительство, парламенты и газеты?" (Про-пускает.) Да, вот это. (Повышает голос.) "Когда они были ра-бами, - речь идет о рабочих, а вы их называете ра-бами, - когда они были рабами, они имели определенные обязанности; они работали. Теперь вместо них работают машины, при помощи пара, электричества, воды и ветра, и таким образом рабочее становятся все более и более лиш-ними на земле. Раб превратился в рабочего, рабочей в паразита, у которого отныне нет определенного мecтa на земле. И этих существ, ставших совершенно безполез-ными, государство стремится сделать политической партией. Господа, разговаривающие о гуманизме, вы не должны неж-ничать с рабочими; напротив, вы должны нас охранять от них, мешать их распространению, вы должны истре-бить их"... Дальше вы это развиваете подробнее. (Смотрит на нeгo поверх пенсне.) Это действительно ваше мнение?

Карено. Да.

Профессор. Действительно ваше мнение? Вы рекомендуете высокий налог на хлеб, чтобы поддержать крестьянина и уморить голодом рабочего. (Снимает пенсне.) Неужели вы не читали того, чт? мы на эту тему писали?

Карено (хочет ответить).

Профессор. Я могу вам прислать по этому вопросу до шести собственных сочинений, больших и мелких.

Карено. Я их читал.

Профессор. Вы их читали?

Карено. Да.

Профессор. Трудно поверить. Положительно трудно. (Ука-зывает на бумаги.) Когда я все это прочел, я сказал себе: "И это написал мой ученик". Да, я сказал так, потому что мне действительно тяжело было видеть это. (В другом тоне.) Конечно, можно Бог знает до чего дойти, почему же нет? Но вы, Карено, слишком добры для этого. Разумеется, вы не привыкли к тому, чтобы вас слушали; над вашими словами только издавались, лишали вас того внимания, которое вы заслуживаете. Вы словно глухой стене говорили. Поэтому у вас явилось желание кричать, высказывать крайние мнения и вообще все утрировать. Это вполне понятно.

Карено. Возможно, что вы правы, господин профессор, и это имело известное влияние, но...

Профессор. Не правда ли? Все-таки имело влияние. Я себя ставлю на ваше место. Но вещь нетрудно добиться необходим-огo сочувствие. 3деcь мнoгo зависит от вас самих. Вы найдете вашу аудиторию. Смею утверждать, что, если вы по-ставите себе правилом подождать несколько лет прежде, чем на что-либо напасть, то вообще оставите нападки и найдете для ваших мирных работ сочувствующих и расположенных читателей.

Карено. Вы, конечно, не думаете, господин профессор, что...

Профессор. Поясню то, что хотел сказать. Простите, чтС должен вас прервать, но у меня мало времени. (Смотрит на часы.) Ну, еще две минуты... Я, изволите видеть, не запре-щаю людям иметь мнение. Разумеется, это шло бы в раз-раз со всем моим мировоззрением. Но есть мнение и мнение. Одно дело - быть молодым и подчиняться своему темпераменту, а другое - давать каждой мысли созреть в твердое убеждение. Да, да, в твердое убеждение. Никто не является на свете зрелым. Но зрелость мысли надо развивать в себе. Она наступает при известном возрасте... Я вас очень прошу подумать обо всем этом. Мы, конечно, еще встретимся. И если вы хотите меня навестить - милости просим. Я буду очень рад, вас видеть. (Собирает листки и пря-чет их).

Карено (встает).

Профессор (протягивает ему через стол руку). Очень рад буду вас видеть. Я много от нас жду, Кapeнo, и если вы не будете уклоняться от своего пути, делать то, чт? должны делать, то... Конечно, я, могу говорить только за себя, не за других; но от нас, от ваших коллег, вы, разумеется, тогда в праве получить ту поддержку, которой заслуживаете. (Встает).

Элина скрывается в дверях веранды.

Профессор (указывает на рукописи, лежащая на столе). Вы заняты большой работой?

Карено. Да, она неожиданно разрослась. Я работаю над последней частью.

Профессор. У вас уже есть издатель? Или вы опять будете печататься в Германии?

Карено. Нет. Я надеюсь устроиться с вашим издателем, господин профессор.

Профессор (изумленно). Вот как? Вы говорили с ним?

Карено. Да. Он хочет познакомиться с рукописью.

Профессор. Вот как. (3адумьшается.) Да, хорошо, принесите ему рукопись. Если я могу там быть вам полезным я к вашим услугам.

Карено (искренно). Это слишком любезно, но я был бы нам очень благодарен, господин профессор, потому что сейчас я нахожусь в некотором затруднении.

Профессор. Понимаю. Я к вашим услугам, и если дело идет о маленьком авансе, то мой издатель в этом отношении пойдет вам навстречу. Впрочем, простите, если я об этом говорю.

Карено. Да. Аванс был бы очень кстати.

Элина снова показывается.

Профессор. Гм... Суть в том, что вам придется немного пересмотреть нашу работу. Я, впрочем, не знаю, что вы там написали, но на основании того, о чем мы сейчас говорили, вы понимаете... Во всяком случае, пepecмoтpеть никогда не мешает. Ну, это вы сами увидите. Я предоставляю это вам. Вполне предоставляю вам. Итак, а сделаю все, что могу. (Осматривается и что-то ищет).

Карено. Вы что-то потеряли, господин профессор?

Профессор. У меня была палка.

Карено. Она у вас в руке, господин профессор.

Профессор. Да, правда. (Оглядывается.)

Э л и н а быстро исчезает.

Профессор. У вас здесь необыкновенно тихо. Никаких шарманок, почти не слышно экипажей. (Собирается уходить.) Вы занимаете весь дом?

Карено. Да, до сих пор занимали.

Профессор. Так вы думаете переехать? (Останавливается у лестницы.) Итак, до свидания, милый Кapeнo. (Подает ему руку.) Простите старика, которому вздумалось вас навестить.

Карено (снимает шляпу). Вы оказали мне большую честь. Благодарю вас, господин профессор, за вашу любезность.

Профессор. Taк вот возьмите вашу рукопись и еще раз пересмотрите. Срежьте все дикие побеги. Обрадуйте старика! Я вам желаю добра и принимаю искреннее участие в вашей судьбе.

О б а уходят. Слышно, как профессор еще раз прощается. Садовая калитка открывается и захлопывается. К а р е н о медленно возвращается. Его жена быстро сходит с веранды.

Элина. Это был профессор Гюллинг?

Карено. Да.

Элина. 3начитъ, я была права. Он пришел сам.

Карено. Да. Как тебе нравится? Я не мог себе этого представить! И чтС он тут говорил!

Элина. Я почти все слышала. Я но могла удержаться, Ивар. Я стояла в дверях веранды.

Карено (улыбаясь). Ты стояла в дверях веранды?

Элина. Да, почти все время. Он не заметил меня, по-верь. Вы оба меня не заметили. Я вижу, что ты чем-то доволен, Ивар.

Карено (улыбаясь). Ты это видишь?

Элина. Я слышала, как он назвал тебя и себя самого - мыслителями.

Карено. Да, назвал.

Элина. А другой раз он назвал тебя коллегой.

Карено. Да, он, вообще был необыкновенно любезен.

Элина. И теперь ты рад, не правда ли?

Карено. Конечно. Я не отрицаю, что это произвело на меня впечатление. Удивительно! Сам профессор Гюллинг сидел здесь и говорил со мной. Это вообще не тaкиe пу-стяки, как кажется.

Элина. Ты думаешь, я этого не понимаю? (Подпрыгивает несколько раз.) Я совсем с ума сошла от радости. Я так горда, что... (Берет его руку.) Мыслитель! Но я тоже хочу чем-нибудь заняться.

Карено. Ты хочешь заняться чем-нибудь?

Элина. 3наешь, что я сделаю? (Пристально смотрит на него.) Я откажу Ингеборг.

Карено. Чт??

Элина. Откажу Ингеборг.

Карено. Ты хочешь?

Элина. Мне кажется, тем, это неприятно. Ты изменился в лице!

Карено. С какой стати?

Элина. Я это сделаю. Она мне мешает. (Обнимает его.) Я хочу, чтобы во всем доме мы были совершенно одни. Пони-маешь? 3десь никто не должен жить, кроме тебя и меня.

Карено. Это твоя самая смешная фантазия.

Элина. Но если ты так, боишься ее отпустить, то...

Карено. Я - боюсь? Но кто же будет прислуживать? Ты об этом подумала?

Элина. Я, я буду. Таким, образом мы сэкономим ее жалование. (Прижимаете его к себе.)

Карено. Но... но, Элина! (Освобождается и смотрит на нее.) Ты это серьезно говоришь, Элина? Это действительно очень мило с твоей стороны. Боже мой, я был бы тебе так благодарен, если бы ты попробовала. Если не справишься, то... (Обрывает.)

Элина. Конечно, справлюсь.

Карено. Это временно. Пока я не кончу своей работы. Потом мы ее снова возьмем.

Элина. Да. Но лучше возьмем другую. Ведь ты ничего не имеешь против того, чтобы расстаться с Ингеборг?

Карено. Hет... Почему же? Милая моя, ты ходишь около меня и тихо мне помогаешь.

Элина. О, я вижу, что ты доволен, потому что ты очень редко так говоришь со мной. (Внезапно бросается ему на грудь.) Мне кажется, что я могла бы...

Карено. Элина, что с тобой?

Элина (отходя от него). Фуй, стыдись, Ивар; ты подумал что-то.

Карено. Я? Подумал что-то? Hет. Но...

Элина. Да. А если даже подумал - все равно. (Прыгает.)

Карено. Я рад, что ты такая веселая. Послушай, чт? это у тебя за башмаки?

Элина. Посмотри сам.

Карено (смотрит). Туфли.

Элина. Перестань!

Карено (поднимает край ее платья). Да, конечно, это туфли.

Элина (оглядываясь). Подумай, если кто-нибудь увидит тебя?

Карено (не понимая). Увидит меня? Чт? ж такое?.. Послушaй, Элина, я думаю о его словах об издателе. Он сказал, что хотел поговорить с издателем.

Элина (снимает туфлю и ударяет его по щеке). Я тебе покажу, в каких башмаках я прыгаю.

Карено. Элина, оставь наконец эти шутки.

Элина. Нет, Ивар, я не оставлю.

Карено. Но, но... Он сказал, что хочет поговорить с издателем.

Элина. Кто хочет поговорить с издателем?

Карено. Профессор, конечно. Разве ты не слышала?

Элина. Hет.

Карено. 3начит, ты не слышала главного? Он хочет мне помочь, так он сказал, получить аванс.

Элина. Правда? Этого я не слышала. Он сказал, что хо-чет тебе помочь?

Карено. Да. А это все равно, как будто аванс уже в моих руках. Но затем следует обстоятельство, кoтopoe, бесспорно... то, чт? он сказал в конце.

Элина. Чт? же?

Карено. Он говорил о том, что мне надо немного пере-делать свою работу.

Элина. Да, но это ведь...

Карено. В этом вся суть, Элина. Мне это очень трудно сделать. Но, пожалуйста, не

огорчайся. Он это сказал вскользь, в самом конце. Переделать мою книгу - это значит написать ее всю заново.

Элина. Hет. Этого он не может требовать.

Карено. Он и не требует. Он сказал: немного посмотреть. Но книга написана так, что это невозможно. Не думай, что я говорю это из упрямства или упорства, и не расстраивай себя. Аванс я и так получу. Даже если про-фессор Гюллинг мне не поможет.

Элина. Да, позволь ему помочь тебе! Ты тогда будешь спо-койнее. Подумай только, если мы наконец...

Карено. Тс... не говори об этом. Ты полагаешь, что я забываю об описи? Тогда мы могли бы здесь жить дальше. В этом тихом, старом, желтом доме.

Элина (берет его за руку). Да. Вдвоем.

Карено. Ах, Элина, дело не в моей доброй воле, поверь.

Элина. Я понимаю.

Карено (обнимает ее). Элина, ты сегодня так добра! Я тебя люблю.

Элина. Да, правда? Мне больше ничего не нужно.

Карено. А теперь иди. Я должен работать.

Элина. Нет, позволь мне еще остаться. Будем немного веселиться, потому что все устраивается.

Карено (неожиданно обнимает ее). Послушай, иди. Я должен сегодня написать еще главу. (Снова целует ее.) Когда ты здесь, я теряю все мои мысли. Иди. А то...

Элина (улыбаясь). А то?

Карено. Нет, я не скажу.

Элина. А то?

Карено. А то я ничего не напишу, ты это знаешь.

Элина. Все равно скоро стемнеет, Ивар.

Карено. Стемнеет только через два часа.

Элина. Два часа, да. Но работать те6е, пожалуй, не удастся.

Карено. Но я должен работать.

Элина. И становится холодно.

Карено (не отвечает, раскладывает свои бумаги).

Элина. Ивар, налить твою лампу?

Карено. Пожалуйста.

Элина. И не трогать твоих бумаг?

Карено. Нет. Но почему ты не уходишь? Я такой сумасшедшей женщины никогда не видел. (Ведет ее к лестнице.) Ну, до свиданья. (Освобождается и идет к столу.)

Элина. Ивар, л буду трогать все твои бумаги.

Карено (перелистывает рукопись и не отвечает).

Элина. Я их все разбросаю. Мне этого страшно хочется. (Смеется.) Войди и увидишь сам, чтС я сделаю. (Уходит и за-пиpaeт дверь.)

Карено (закуривает трубку. Садится, берет перо, задумывается. Прохаживается по дорожке, садится опять, перечитывает рукопись и что-то пишет.)

Элина (в дверях веранды). Коллега! (Смеется.) Послушай, коллега! Что я там сделала с бумагами!

Карено (машет рукой).

Элина (уходить в дом).

Карено (внезапно встает). Hет! (Ходить по дорожке) Нет, говорю я.

Элина (выходи из дверей веранды, тихо и нежно). Ивар, я только хотела сказать, что там ничего не трогала.

Карено (не подымая глаз). Что? (Быстро подходить к столу и за-черкивает только что написанное.)

Элина. Мне так хотелось бы побыть с тобой!

Карено (смотрит, зовет). Элина! Из моей переделки ни-чего не выходит.

Элина (сходя с веранды). Из чего не выходит?

Карено. Из переделки. Профессор не мог думать, что я это сделаю.

Элина. 3начитъ, ты не можешь переделать?

Карено (качает головой). Как я написал, так и останется.

Элина. Останется? .

Карено. А то, чт? я напишу дальше, тоже останется.

Элина. Ивар, ты раньше сказал, что сделаешь все, чт? от тебя зависит.

Карено. Ты полагаешь, что я не думал об этом? Мне казалось, что это возможно. Я радовался этой возможности, потому что тогда мы были бы спасены. Boт я написал три строчки. Видишь? (Показывает рукопись.) Этими тремя строчками я отрицаю двадцать глав моей книги. (Бросает бумагу.) Hет! Такой комедии л играть не буду.

Элина (садится на скамью, опечаленная). Но ты думаешь все-таки получить аванс?

Карено. Я не понимаю, как профессор Гюллинг мог предложить мне переделать рукопись.

Элина. Вероятно, ему стало нас жаль, и он хотел нам помочь.

Карено. С тем же успехом он мог предложить мне написать то, чего я не думаю.

Элина. Да, да. Профессор хотел те6е добра. Он сам это говорил.

Карено (смотрит на нee). Ты снова приуныла, Элина.

Элина (молчит).

Карено. Еще ничего не потеряно. Я завтра утром отнесу рукопись.

Элина. Ах, ты увидишь: нас опишут.

Карено. Hет, говорю я. Я совершенно уверен, что этого избегнем.

Элина (уныло). Впрочем, не это одно. Все вместе, все вместе. Мы совсем нищие. Например, как ты одет?

Карено. Одет? Но это же неправда, Элина! У меня ведь есть еще один костюм. великолепный костюм.

Элина. Может быть... 3начитъ, ты будешь писать, как прежде?

Карено. Да, как прежде.

Элина. И против профессора Гюллинга?

Карено. Против профессора Гюллинга и других. Когда-нибудь я найду своих слушателей.

Элина. Да, конечно, когда-нибудь.

Карено. Ничего не поделаешь. Не стСит об этом говорить.

Элина. А мне казалось, что становится уже немного легче. Я была так рада, что... Нет, все останется по-прежнему. (3акрываеть лицо руками.)

Карено. Элина, ты должна сделать так, как я раньше говорил. Поезжай к родителям, пока не пройдет кризис.

Элина (встает). Ты снова это предлагаешь. Удивительно, как ты стараешься освободиться от меня. Может быть, у тебя есть на то тайная причина?

Карено. Тайная причина?

Элина. Не знаю. Но ты ведь знаешь мое решение. Я не уйду.

Карено. Нет, нет. 3начитъ, нечего делать. Сегодня весь день пропал. Я мог бы много успеть. Но главу я должен кончить. (Садится, собираясь работать).

Элина (подходить к нему). Я понимаю, в чем дело. Ты меня больше не любишь, Ивар. В этом все дело. Ты только что сказал, что любишь меня. А я говорю тебе, что это неправд Я вижу это во всем, даже в мелочах. И не с сегодняшнего дня. Ты для меня ничего не хочешь сделать. Ты не интересуешься тем, что у меня на душе. Ты все пишешь и пишешь, а наше положение становится все хуже и хуже. В довершение всего ты хочешь от меня избавиться.

Карено (встав). Мне кажется, ты сошла с ума. Я тебя не люблю?

Элина. Нет, не любишь. Иначе ты не был бы таким. Но не переходи границ, Ивар, потому что совсем не решено, что я не уйду от тебя. Я только это хотела сказать. (Уходит.)

Карено. Ты второй раз сегодня шутишь этим, Элина; чт? значит: не решено, что ты не уйдешь от меня?

Элина (на лестнице веранды). Это ты увидишь. (Выходить, запи-рает дверь.)

Карено (неподвижно смотрит ей вслед, садится, берет перо).

Действие второе

Комната Карено. В глубине дверь на улицу. Над этой дверью в стене торчит крюк. Налево стеклянная дверь на веранду и дверь в спальню. Между ними этажерка. На ней, в числе других вещей, два подсвечника. Направо большой рабочий стол Карено, с множеством бутылок и книг. Совсем позади, по той же стороне дверь в кухню. Диван, несколько столов, стульев, зеркало в позолоченной раме. Все очень убого. На полу от двери наискось положен длинный, узкий ковер. Ивар Карено сидит и работает при свете лампы. Э л и н а тихо входить из кухни, ставить зажженную лампу на круг-лый стол, кладет свою работу и опять тихо уходит.

Стучать в заднюю дверь. Потом еще раз, сильнее.

Карено. Войдите.

Доктор Йервен (бледный господин 27 лет, с темными воло-сами и бородой, входить, в сопровождении Г о в и н д, двадцатилетней девушки, брюнетки, и Э н д р э

Б о н д е с е н а; последний тридцати пяти лет, сытый, темный блондин, усы, пенсне; модно и элегантно одетый. В дверях слышен голос Йервена). Конечно, дома. Прошу дамы вперед.

Кapeно (поднимается, удивленный). Как? Йервен? (Кладет перо.)

Йервен. Именно. И-мен-но. Добрый вечер. (3накомит.) Моя невеста, а этого ты знаешь.

Карено. Как это любезно! Садитесь. (К Говинд.) Пожа-луйста, садитесь.

Йервен. Госпожи Карено нет дома?

Карено. Дома. Она на кухне. Я сейчас... (Открывает дверь и зовет.) Элина! (Та отвечает.) Гости пришли. Милые гости. ЧтС?.. Только скopеe. (3акрываеть дверь.) Право, это очень мило. (К Говинд.) Благодарю вас, что заглянули к нам. Ведь это довольно далеко.

Говинд. Да, я живу внизу, в городе.

Йервен. Но мы решили основательно помешать тебе.

Карено. И прекрасно. Я так устал. Превосходно... Ты, конечно, знаешь, что вчера здесь был профессор Гюллинг?

Йервен. Конечно, знаю. Об этом идут всевозможные толки. После его ухода ты послал ему резкое письмо?

Карено. Hет. Это неправда. Я только защищался. Я написал то, чего не успел высказать в разговоре. Несколько слов.

Йервен. Да, об этом говорят. А книга подвинулась?

Карено. Три четверти ея сегодня утром я отнес к издателю. Посмотрим, возьмет ли он ее. Он обещал дать ответ через несколько дней. А ты уже доктор. Поздравляю.

Йервен (с напускной веселостью). О, да, конечно. Я уже доктор. Я так счастлив. Хо-хо!

Элина (входить). Вот приятная неожиданность!

Йервен (ей навстречу). Добрый вечер! Простите, что пришли. Но долго мешать мы не будем. И не нагоним скуки; мы все народ веселый.

Элина. Это правда. Милости просим.

Йервен (представляет). Итак, прошу внимания, госпожа Карено. Это моя невеста. Ее зовут Наталия Говинд. Но так как мы с ней большие друзья, я называю ее просто Натали. Ей это больше нравится.

Говинд (слегка ударяя его). Лгунишка!

Йервен (представляет дальше). Вот это совсем другой экземпляр, по имени Эндрэ Бондесен. Кaк вы видите, мужчина в цвете лет. Как вы не видите, - интересуется решительно всем. В настоящее время его мысли заняты тем, к лицу ли eму полосатые брюки.

Бондесен. Ты решил сегодня быть злым.

Элина. О, нет, Йервен никогда не бывает злым. Он приносит с собой столько радости, что...

Йервен. Радости? Благодарю вас.

Бондесен. В последнее время он сделался очень злым!.. Он сердится на всех и даже на самого себя. Не знаю, что с ним сделалось.

Говинд. На меня он не сердится.

Элина (к ней). Не снимете ли вы шляпу и кофточку?

Говинд (снимает).

Элина (садится рядом).

Карено. Господа, снимите ваши пальто. (Мужчины снимают. Б о н д е с е н садится к дамам).

Йервен. Ну, конечно, Бондесен уже присоседился. Он в вас влюбился, госпожа Карено. В этом нет никакого сомнения. Но не доверяйте ему, потому что его страсть длится только двадцать четыре часа. Она исчезает в один день.

Элина (смеется). Я постараюсь сделать так, чтобы она длилась дольше.

Бондесен. Благодарю вас.

Элина (бросая взгляд на Кapeнo). Не знаю, за что вы меня благодарите.

Бондесен. 3а то, что вы так прекрасно ему ответили.

Элина. А! Я думала, за то, что хотела продлить вашу стpacть.

Бондесен. Это не стоило бы вам большого труда.

Элина. Я думаю, вы все-таки из теx, кого трудно удержать.

Карено (к Йервену). Профессор вчера очень тепло отзы-вался о тебе.

Йервен (коротко). Да?

Карено. И хвалил твою диссертацию. Но он сказал, что... я его не совсем понял - о каком-то перевороте он тебе, о полном перевороте.

Йервен (вздрагивает). Переворот?

Карено. Он сказал, полный переворот.

Йервен. Какой переворот? Я не понимаю... ЧтС он этим думал...

Карено. Я не успел спросить.-

Йервен. Не знаю ни о каком перевороте.

Карено. Ну, разумеется. Вероятно, он имел в виду тон твоей работы. Изложение стало спокойнее.

Говинд. Надеюсь, другой перемены в те6е нет? Чт?, Карстен?

Йервен. Насколько я знаю - нет.

Говинд. Надеюсь.

Йервен (раздраженный). Не будем говорить об этом. Уф!

Бондесен. Вот видите. Он теперь не щадит caмoгo себя.

Йервен. Впрочем, профессор Гюллинг, - не хочу об этом говорить; он либерален и гуманен. (Обращаясь к Карено.) Э... гуманен, чтС? Он так высоко ценит людей, видит в них, как он выражается, "начало добра", охотно выслушивает возражения: и готов с ними согласиться. Да, гуманен в высшей степени. Но он неинтересен.

Кapeно. Конечно, нет.

Йервен. Нет, он неинтересен. Критикует Гегеля, консервативную политику и учение о святой Троице, защи-щает женский вопрос, и всеобщее избирательное право, и Стюарта Милля. Вот он весь. Либерал в серой шляпе и без грубых ошибок.

Кapeно. Да, видишь ли, он принадлежит к другой школе.

Йервен (с жаром). Конечно. Он принадлежит к другой школе. К другому направлению. Он делает значительное лицо, и, судя по его книгам, ему все ясно. Это наглость - быть таким спокойным, как он, и, чт? бы ты ни говорил, мне все равно.

Карено. Я тебе вовсе не возражаю.

Йервен. Ах, нет? Мне показалось, что ты... Значит, нет..

Карено. Конечно, нет. Профессор Гюллинг и я, мы стоим на двух противоположных полюсах. Ты должен был слышать его вчера; он не очень церемонился с моей немецкой статьей. Он в ней камня на камня не оставил.

Йервен. А он не говорил о 1814-м годе?

Кapeно. Нет. Почему?

Йервен. Обыкновенно говорит. "Самое значительное явление после 1814 года"; - говорит и повторяет это в продолжение двадцати лет о каждой вещи.

Карено (смеется). Это верно. Я это тоже слышал.

Йервен. Ты видел его жену? Его последнюю жену, хочу я сказать. Тонка, как бочка.

Бондесен. Ты думаешь, - толста, как бочка?

Йервен (оборачивается и смотрит на него). Да, я думаю, тол-ста, как бочка. Ты, Бондесен, человек логики. Если кто-нибудь скажет, что два и три - пять, ты непременно ответишь: "Нет, два и два - четыре".

Бондесен (к Элине). Ответьте ему еще раз за меня. Тогда он замолчит.

Элина. Если бы я действительно могла хорошо ответить.

Бондесен. Это вы умеете.

Элина. Тогда лучше я скажу это вам.

Говинд (шутливо). Может быть, мне уйти?

Элина. Нет, я ведь не скажу. (Бросив взгляд на Карено.) Я должна сперва узнать, что вы за человек.

Бондесен. ЧтС я за человек? Это ведь вы видите. Я весь перед вами.

Элина. Я никогда не видела такой красивой булавки для галстука, как у вас.

Бондесен (хочет ее вынуть). Хотите ее взять себе?

Элина (легко отталкивая его руку). Нет, нет, нет. Вы с ума сошли. (Резко отдергивает руку.)

Бондесен. Вы обожглись?

Элина. Немного.

Бондесен. О, если бы!

Элина (взглядывает на Кapeнo). Чт? вы этим хотите ска-зать?

Кapeно (к Йервену). Жена Гюллинга молодая женщина?

Йервен. О, тридцать лет. Она носит платья "реформ". Я ей сказал, что эти платья очень некрасивы. Знаете, чтС она мне ответила? (Передразнивает ее.) "Я одеваюсь не для того, чтобы..." Нет, чорт побери, как это было?..

Элина. Фу, Йервен, не ругаться!

Йервен (передразнивает). "Я одеваюсь не для того, чтобы нравиться мужчинам, а для того, чтобы злить женщин". Не правда ли, она вся тут?

Кapeно (смеется). Она сказала, - чтобы злить женщин?

Йервен (передразнивает). Чтобы злить женщин.

Бондесен. Совсем не так глупо сказано - с ее точки зрения.

Йервен (умоляюще). Господь с тобою, Бондесен!

Бондесен (добродушно смеется). Видели ли вы такого тирана! Он не дает мне раскрыть рта.

Элина. Боже мой! Может быть, кому-нибудь угодно кофе? (Не получив ответa.) Больше у нас ничего нет.

Йервен. О, я с удовольствием выпью чашку кофе.

Карено. Моя жена права; к сожалению, у нас нет ни-чего, кpoмe кофе.

Бондесен. Но, Боже мой, кофе - это великолепно. Если, только это не доставит вам хлопот.

Элина. Ивар, открой дверь и попроси Ингеборг пригото-вить кофе.

Кapeно. Да. (Уходит в кухню).

Йервен (рассматривает серебряные подсвечники). Какие прекрасные вещи! Ты видела, Натали?

Говинд (подходит). Я все время на них смотрю. Это пода-рок?

Элина (беспокойно смотрит на кухонную дверь). Свадебный по-дарок... Нет, лучше я сама... (Подходит к кухонной двери, приостанавливается, быстро отворяет и смотрит. Уходит.)

Бондесен. Какая муха тебя сегодня укусила, Йервен?

Йервен. Ты должен говорить "доктор Йервен", когда обращаешься ко мне. Господин доктор Йервен.

Элина (входит с Карено). Чт? такое! IIропал на целых полчаса.

Карено. Я хотел зажечь, понимаешь? У Ингеборг не было, спичек.

Элина (садится). Да. Эти подсвечники нам подарили папа с мамой. Я их так люблю.

Говинд. Ну, разумеется.

Бондесен. Вы родились в деревне, г-жа Карено?

Элина. Боже мой, неужели это так сразу заметно?!

Бондесен. Ах, ничуть, но...

Элина. Мой муж постоянно называет меня "крестьяночка".

Карено. В самом лучшем смысле, да. В лучшем зна-чении этого слова. (Гладит ее по волосам. Ходит взад и вперед.)

Бондесен. Конечно, я слышал, что вы из деревни.

Элина. Не могу себе представить, чтобы вы что-нибудь обо мне слышали, господин Эндресен.

Бондесен. Бондесен. Да, - я журналист и поэтому, видите ли, мне многое приходится слышать.

Элина. Да, я не сомневаюсь, что вы свое дело знаете.

Бондесен смотрит на нее и улыбается. Элина бросает взгляд на мужа.

Йервен. Послушай, Карено, кончится это когда-нибудь?

Карено (останавливается). Hет. О чем ты говоришь? ЧтС кончится?

Йервен. Вот эта жизнь, разумеется. Иногда ведь туго приходится?

Карено. Да, не всегда идет гладко.

Йервен. Ты хочешь сказать: иногда и недурно. 3начитъ, тебе живется не плохо?

Карено. Достаточно плохо. Но мы надеемся, что это только временно. (К жене.) Не правда ли, Ингеборг?

Элина (привстает). Ингеборг? Hет, действительно, вот уж...

Карено. Глупости! Я хотел сказать, - Элина. (Ходит взад и вперед.)

Элина. Бог тебя знает, чт? ты хотел сказать. (Внезапно придвигается к Бондесену.) Представьте, я слышу, как тикают ваши часы.

Бондесен. Надеюсь, я могу не отодвигаться.

Элина. Конечно, нет. Вы совсем не сидите так уж близко.

Бондесен. По всей вероятности, это вы слышите биение моего сердца. (Элина, взглянув на Карено, приближает свое ухо к Бондесену и слyшaeт; улыбается. Они смеются и разговаривают.)

Йервен (к Карено). А я чувствую себя, видишь ли, как... словом, совсем невесело. Нет. Я хотел посмотреть, чтС будет, если я сам плюну себе в лицо. Это я и сделал.

Говинд (встает и подходить к нему). Что с тобой сегодня, Карстен?

Йервен. Чт?? Решительно ничего. Садись на свое место, Натали.

Говинд (улыбается и возвращается на свое место).

Йервен (к Карено). Вообще не зачем думать и писать для людей. К чему? Самое идеальное - это жить в девственном лесу полным идиотом, сидеть там и умереть с голоду, не имея ума настолько, чтобы догадаться встать.

Карено. Ты так говоришь?

Йервен. Представь: время бы шло, земля продолжала бы вертеться - сделайте ваше одолжение, вертитесь сколько вам угодно, хе-хе-хе, - а я не посвятил бы ее дурацкому дви-жению ни одной мысли. ЧтС мысли! Ни одного намека на мысль, слышишь? Мой мозг засох бы, как слепорожденный.

Карено. Н-да.

Йервен. Не надо родиться человеком, а надо быть вещью, предметом. Если бы меня остановили на улице и спросили про дорогу, я бы хотел иметь возможность ответить: "Не знаю. Спросите у другого фонаря".

Говинд. Карстен, ты слишком переутомился.

Йервен. (продолжает). Во всяком случае, я хочу вообще отказаться от философии. И ты сделай то же, искренно тебе советую, хе! Жить в этой проклятой стране Иафета, да еще думать за других! Скажи, на кой чорт людям нужны мысли? Разве без них они не могут разводить картофель и пачкать бумагу? Безнадежно ждать чего-либо от людей. Посмотри вокpyг себя. 3десь два миллиона людей и все называются Оле.

Бондесен. Сегодня он в ударе.

Говинд. Я это, кажется, понимаю.

Элина (качает головой). Я, к сожалению, нет.

Бондесен. И я тоже нет, - слава Богу.

Элина. Давайте говорить о чем-нибудь более понятном.

Бондесен. Например, о том, что я готов сделать вам признание.

Элина. Господи, нет. Этого вы не должны делать. (Громко.) Вы не должны делать мне признание.

Бондесен. Но я...

Элина (смеясь). Фи, стыдитесь. И отодвиньтесь, пожалуйста.

Бондесен. Вы меня не поняли. Это очень невинное при-знание.

Элина. Правда?

Бондесен. Я хотел вам признаться, что и вас я не совсем понимаю. Не больше, чем Йервена. В вас есть что-то, что поражало мена во все время нашего разговора.

Элина. Вот как?

Бондесен. Иногда вы смеетесь и веселы, и тогда вы ста-новитесь совсем молодой, совсем...

Элина. Да?

Бондесен. Но иногда вы как будто о чем-то задумываетесь и тогда странно оглядываете всю комнату. Не знаю, куда вы смотрите тогда.

Элина (крайне заинтересованная). Чт? же дальше?

Бондесен. У вас вот расплачетесь.

Элина (некoтopoe время сидит неподвижно, потом взволнованно встает и отходить).

Говинд (к Йервену). Ты устал, Карстен.

Йервен (отрицательно качает головой).

Говинд. Почему же ты так бледен?

Йервен (качает головой).

Карено (обнимая жену). О чем ты вдруг замечталась, Элина?

Элина (коротко). Ни о чем. (Возвращается к Бондесену; пере-силивая себя.) Вы больше не должны так говорить. Я там стояла и до слез хохотала над вашими словами.

Бондесен. Жаль, что не здесь.

Элина. Почему?

Бондесен. Я бы тогда увидел паши белые зубы.

Элина (улыбаясь). Вы находите, что у меня белые зубы?

Йервен. Я знаю, Карено, чтС ты задумал. Ты хочешь отозвать в сторону Бондесена и спросить, чт? со мной сего-дня? Не выпил ли я немного?

Карено (остановившись). Нет, я не...

Йервен. Я ничего не пил. Я взволнован.

Карено. Но, дорогой мой, никто и не думает, что ты пьян.

Йервен (улыбаясь). Конечно, нет. Разумеется. Давай, ста-рый дружище, потолкуем. Или тебе, кажется, вовсе не хо-чется со мной говорить?

Карено (подходить к нему, смеется). Мне не хочется? Послу-шайте, господин Бондесен, не выпил ли он чего-нибудь в самом деле?

Йервен. Ни капли. Но, видишь, я так неизмеримо рад. Так необыкновенно весел.

Карено. Собственно, я этого не вижу. Хотя у тебя и нет причин горевать.

Йервен. Конечно, нет. Впрочем, не будем об этом говорить. Профессор Гюллинг не пробовал вчера совратить тебя с пути истины?

Карено. Он давал мне добрые советы. Несколько доб-рых советов - как он выражается.

Йервен. Да, я знаю добрые советы профессора Гюллинга. Если он является с этим, то только затем, чтобы поколебать в другом какое-нибудь благое намерение. Это ведь ясно.

Карено. Слышишь, Элина? Йервен тоже так думает.

Йервен (возбужденно). Подумать только, что этого субъекта произвели в гении. Он копается во всевозможных полезных книжках и говорит: "Смотрите, вот это замечательно. 3десь можно поучиться уму-разуму". И когда кончает с одной книгой, говорить: "Дайте мне следующую, из которой я мог бы набраться еще немного ума". И читает следующую. Hет, гений - это не прилежание. Гений - это искра, это - Бог!

Говинд (сияя). Слышите, как он говорит! Искра, Бог!

Бондесен. Ты несправедлив к профессору Гюллингу. У него и за границей большое имя.

Йервен. Да, конечно. Т. - е. большого имени у него нет. (Смотрит на Бондесена.) Да ни черта ты в этом не пони-маешь.

Элина (качает головой). Опять ругается!

Бондесен. Я не согласен с ним в его взглядах,- - разумеется, на политику, но мне часто приходится упоминать о нем в газете. Например, когда он женился вторично, я тотчас же сообщил о месте и времени его бракосочета-ния. И что же? Когда новобрачные выходили из магистрата, их и приветствовала довольно большая толпа народу. О, профессор Гюллинг, конечно, заслужил это.

Йервен (смотрит на Карено, улыбаясь). Он говорить вполне серьезно. Я в этом уверен.

Элина (к Бондесену). Это было очень любезно с вашей сто-роны. Его, действительно, все ждали и приветствовали?

Бондесен. Да. Профессора Гюллинга все знают.

Йервен. Ты прав, Бондесен. Если б о нем своевременно не заговорили газеты, он остался бы в неизвестности. Но явились услужливые люди, явился ты, вы писали о нем заметки, упоминали о нем, раздували, рекламировали его, пустили в ход, - и вот он гений!

Бондесен. Я нахожу, что всеобщее уважение, которым пользуется профессор Гюллинг, могло бы заставить тебя отнестись скептически к твоему собственному мнению.

Йервен. Напротив. Это и внушает мне недоверие к его мнениям.

Карено (утвердительно кивает головой).

Бондесен. Странно.

Элина. Да, странно.

Йервен. До тех пор, пока талантливый человек высоко держит голову и не сгибает спины, его либо замалчивают, либо нападают на него. Разумеется, если он что-нибудь собой представляет. Но как только он начинает сдаваться, опускает голову и признает себя побежденным, тотчас же отношение общества меняется; печать становится доброжелательной, сочувственной, все благородно стараются защитить его, в нем находят заслуги. Так создается всеобщее уважение.

Говинд (увлеченная). Как он пpeкpaснo говорит! (Идет к письменному столу и становится возле Kаpeно.)

Бондесен. Смешно, что я должен здесь защищать человека, который даже не принадлежит к моей партии.

Элина. Это очень благородно с вашей стороны.

Йервен. Сделай милость, возьми другого старого профес-сора. Если только такой найдется в правом лагере.

Бондесен (к Элине). Он уверен, что это остроумно.

Йервен. Возьми их всех, если хочешь. Все профессора - самые допотопные люди. Стоит им заметить, что кто-нибудь из молодых стремится к чему-то другому и что он одарен благородным упрямством настолько, что может добиться своего, - они тут как тут. Сначала идут добрые советы, потом - игнорирование, потом - противодействие, и наконец применяется сила. Берегись, Карено; ты рассердил одного из почтенных холопов.

Карено. Я очень те6е благодарен, Йервен. Ты как будто подслушал мои собственные мысли. (Подает ему руку.) Давно я не имел такой поддержки.

Элина. Йервен не знает наших обстоятельств.

Карено (улыбается, тронутый). Я откровенно признаюсь, что в настоящее время наши дела очень плохи. Мы так бедны, что скоро у нас не будет спасения. Мы ждем судебного пристава. Завтра или послезавтра нас опишут, если только я не найду какого-нибудь исхода. Но у меня есть надежда, и во всяком случае я не пойду ни на какие сделки.

Бондесен. Это зависит от того, не надо ли с чем-нибудь считаться. Нет ли каких-нибудь обязанностей.

Элина (кивает головой). Разумеется.

Говинд. А я согласна с господином Карено.

Бондесен. С этим вашим благородным упрямством больше теряют, чем выигрывают.

Карено (не слушая его, к Йервену). Ты вполне выразил мои собственные чувства. (Оборачивается.) Я только хочу сказать, Элина, что, если профессор Гюллинг опять придет, я его не приму.

Бондесен. Лучше не делать этого. Не так уж плохо иметь поддержку в лице профессора Гюллинга. (Улыбаясь.) Но вы, философы, все одинаковы. Если вам что-нибудь придет в голову, вы уже ни с чем не считаетесь. Мы, простые смертные, мы должны сообразоваться с обстоятельствами; если же не везет, то, откровенно говоря, мы должны при-бегнуть к чужой помощи, к помощи сильных мира сего. Это неизбежно.

Йервен (нагибается, прислушиваясь). Это ты, Эндрэ Бондесен, говоришь: "помощь сильных мира сего"?

Бондесен. Ах, не придирайся! Можно же сказать, что думаешь. Конечно, очень эффектно быть свободомыслящим и скептиком, и прочее; но в конце концов этого мало. Это не дает удовлетворения. Я знаю по опыту.

Элина. Не правда ли? Я то же самое много раз говорила Ивару, но он не обращает на это внимание. Вероятно, он и в Бога не верит.

Карено (прислушиваясь). Мне показалось... Мне показалось, что стукнула калитка.

Говинд. Мне тоже послышалось.

Карено (беспокойно). Кто же это может быть - так поздно?

Элина (к Бондесену). Как верно все, чт? вы сказали. Я рада, что :мы одного мнения. Это так, я чувствую.

Ингеборг (входить из кухни). Какой-то человек просит барыню.

Элина. Меня? Человек? Ах, да, я знаю. Но почему так поздно? (Уходить за Ингеборг.)

Говинд. Говори еще, говори еще, Карстен. Ты так прекpacнo говоришь. О, ты непоколебим! Ты говоришь: Рррр!

Элина (входить). Я должна его позвать сюда. Но ты, Ивар, не должен его видеть. Ты должен уйти.

Карено. Я должен уйти?

Элина. На минуту в спальню. Прошу! (Хочет выпроводить.)

Карено. ЧтС за странный каприз!

Элина (нетерпеливо). Боже мой, иди же, слышишь? На минутку.

Карено. В спальню? Там темно и никого нет. (Сопроти-вляясь, уходить.)

Элина (запирает за ним дверь на ключ. Быстро объясняя). Дело в том, что Ивару на днях исполняется двадцать девять лет.

Остальные. А!..

Элина. И вот принесли подарок. Я кое-что придумала. Но Бог весть, подойдет ли это?

Йервен. Кисет для табаку, конечно?

Элина. Нет. (Насмешливо.) Кисет для табаку - Ивару! Нет; я знаю, ему нужно что-нибудь необыкновенное. Пришел человек, который должен здесь кое-что посмотреть. Там наверху крючок. Видите? (Показывает на заднюю дверь.) Он остался с того времени, как здесь жил поэт Иргенс.

Говинд. Да, я вижу.

Элина. Мне хочется сделать Ивару сюрприз и повесить там что-нибудь. Я придумала - птицу. Вероятно, крючок для этого и был вбит раньше.

Йервен. Птицу? То есть, чучело птицы?

Элина. Да, чучело птицы. Разве это глупо? (Короткое молчание.)

Бондесен. Я нахожу, что это великолепная мысль.

Элина (недоверчиво). Вы находите?

Бондесен. Да, я это нахожу.

Элина (искренно). Милые! Вы не должны смеяться надо мной. Я так хотела сделать ему сюрприз, но ничего не могла придумать. Собственно говоря, птица - не подарок. (Уныло смотрит.)

Бондесен. Но это, действительно, превосходная мысль.

Говинд. Я тоже нахожу, что это очень мило.

Элина (подавленно). Нет, вы этого совсем не находите. (Отпирает дверь в кухню и зовет тем же тоном.) Войдите, пожалуйста.

Чучельный мастер (входить, несколько раз кланяется).

Элина. Благодарю вас, что пришли.

Чучельный мастер (кланяется). Прошу простить, если помешал.

Элина (указывает). Я думаю, лучше всего повесить сюда.

Чучельный мастер. Там наверху? Хорошо.

Элина. Вам не кажется, что здесь тоже висела птица?

Чучельный мастер (осматривая). Да. Там висело чучело большой птицы.

Элина. Так что совсем не будет странно, если мы туда опять повесим птицу. Как вы думаете, Йервен?

Йервен (у письменного стола рассеянно играет ножницами). Я думаю, что там раньше висело чучело птицы. Без сомнения. Во времена поэта Иргенса. (Кладет ножницы и медленно подходить к остальным.)

Элина. Я совсем не о том спрашиваю. Я лучше буду говорить с вами, господин Эндресен.

Бондесен. Бондесен.

Элина. Ах, простите! Постараюсь запомнить.

Йервен. Ничего, госпожа Карено; называйте его, как хо-тите. Называйте его Эндресен, он заслужил это и еще другие названия.

Чучельный мастер. Какую же птицу повесить? Скажем, орел?

Говинд. Конечно, орла.

Элина. Нет, ради Бога, что-нибудь поскромнее. Нет, я знаю, он не хочет орла. "Я не орел", - сказал он. Как вы думаете, господин Бондесен?

Бондесен. Н-да. Я не знаю его вкуса, но...

Элина. Голубь тоже не подходить. Т.-е. к нему. Я думаю, сокол.

Чучельный мастер (кланяется). Я только что хотел предложить сокола.

Йервен. Вы набиваете чучела птиц?

Чучельный мастер (кланяясь). Да, это мое ремесло.

Йервен. Это, вероятно, довольно трудная профессия.

Чучельный мастер. Искусство и ловкость. Конечно, работа должна быть тонко сделана.

Йервен. Надо стараться придать этим чучелам естественный вид.

Чучельный мастер. Как у настоящих птиц, да. Как у живых птиц. Надо набить им грудь, придать гордую осанку, :вставить глаза, сообщить характерное выражение и дать им такое положение, чтобы казалось, что они сейчас полетят.

Йервен. Скажите, чем вы набиваете такую птицу?

Чучельный мастер. Пенькой, паклей. Один употребляет одно, другой - другое. Но без пакли никто не обходится.

Йервен. Я скоро приду к вам и закажу себе такую птицу.

Говинд. Ты?

Чучельный мастер (кланяется). Очень рад. Такая птица мо-жет заменить общество. Она стоит, как человек, и думает.

Йервен. Молча и глубокомысленно думает о разных вещах, да.

Чучельный мастер. Я могу устроить так, что в случае надобности они говорят. Стоит только нажать.

Йервен. Да? Я хочу такую, которая бы говорила.

Чучельный мастер. Научить их говорить IIo-человечески невозможно. Они издают только один какой-нибудь звук. Я так привык к ним, что могу предать этому звуку любой смысл. Тогда это доставляет очень много удоволь-ствия.

Элина (которая все время пыталась говорить). Итак, остано-вимся на соколе. Вы сказали, что у вас уже есть готовый.

Чучельный мастер. Он у меня в мастерской.

Элина. С распростертыми крыльями?

Чучельный мастер (утвердительно кивает). С распростер-тыми крыльями.

Элина. Прекрасно. Но вы должны принести утром.

Чучельный мастер. Будет исполнено. (Идет к двери. Йевену.) Если вам будет угодно приобрести птицу, то...

Йервен (мрачно). Я зайду.

Элина. Но не забудьте: крылья должны быть распростерты.

Чучельный мастер. У меня есть готовый и есть и другие. Крылья развернуты, как при полете. (Несколько раз кланяется.) Добрый вечер. Надеюсь, господа извинят. (Уходит.)

Элина. Добрый вечер. (Открывает дверь в кухню; ним.) Я вам сейчас заплачЩ. (Уходит.)

Йервен. Почему ты не подал руки своему коллеге, Бон-десен?

Бондесен. Какому коллеге?

Йервен (указывая движением головы на кухню). Вот этому.

Бондесен (к Говинд). Это опять была острота.

Слышно, как К а р е н о стучит в дверь спальни.

Говинд. Ты совсем забыли выпустить господина Карено. (Подходить и открывает).

Карено (входить; осматривается). Хотелось бы знать, чтС вы здесь делали?

Бондесен. Н-да, если бы вы знали! (Садится.)

Э л и н а входит.

Карено (жене). Я спросил, чт? здесь делали, и мне никто не отвечает.

Элина. Так и нужно. Тебе нельзя знать. (Проходит мимо него и садится.)

Карено. 3начит - тайна! Это другое дело.

Говинд (внезапно подбегает к нему и берет его за руку). Ах, бедный! Мы действительно жестоки к нему.

Карено (улыбаясь). Вы? О, нет.

Говинд. Но вы не должны огорчаться, мы сделали это без злого умысла.

Элина (бросив на нее взгляд). Господи, теперь эта начинает!

Бондесен (наклонившись вперед, прислушивается). Вы что-то сказали?

Ингеборг (войдя). Подать кофе?

Элина. Да, пожалуйста.

И н г е б о р г уходит.

Элина (к Говинд). Может быть, вы сядете с нами? Если только вам не трудно расстаться.

Г о в и н д садится около них.

И н г е б о р г входить с кофе, все садятся вокpyг круглого стола, и каждый получает чашку.

Элина (к Ингеборг). Спасибо, Ингеборг, можешь идти. (К Карено после ухода Ингеборг.) Не понимаю, зачем она здесь, стоить и таращит глаза.

Карено и Йервен уходят со своими чашками к письменному столу.

Йервен (искусственно-весело). Ты что-то сказал, Бондесен?

Бондесен. Нет.

Йервен. А мне показалось, что ты предложил мне сигару.

Бондесен. Сигару ты можешь получить, если только дамы разрешат курить. (Предлагает желающим портсигар.)

Карено. Ради Бога простите, что не могу вам предложить сигар. Вот огонь, Йервен. (Дает Йервену закурить, закури-вает свою трубку и прячет спички в карман. Ходит взад и вперед).

Элина. Разве ты не видишь, Ивар, что дpyгиe также хо-тят закурить?

Карено (не слышит).

Элина (Бондесену). Он ничего не видит и не слышит.

Бондесен. Пожалуйста. Я могу закурить здесь. (Встает и закуривает о лампу.)

Элина. Ай, не обожгитесь.

Бондесен (закуривая). В вас говорит совесть?

Элина. Почему?

Бондесен. Потому что вы не хотите, чтоб я обжегся еще сильнее.

Зли на. Не понимаю. Я такая бестолковая.

Бондесен. Прежде вы не соблюдали такой осторожности. Вы сидели здесь и с величайшим хладнокровием, превра-щали меня в пламя.

Элина (смеется). И вы с величайшим хладнокровием горели?

Бондесен. Вы ошибаетесь.

Элина. О, нет. Садитесь, господин Эндресен.

Бондесен. Вы даже не можете запомнить моего имени. (Садится.)

Элина. Ах, простите. Теперь я уж запомню.

Бондесен. Как вы искренно это сказали. Вы улыбнулись. И ваши губки были красны.

Элина (становится внимательной, смотрит на него; с жестом беспокойства). Давайте говорить о другом. (К Йервену.) Мне ка-жется, Йервен, у вас изменилось нaстpoeниe. Вы были так оживлены.

Йервен (с ножницами в руках). Я? Я думаю.

Элина. Да, думаете, но...

Йервен. Молча и глубокомысленно думаю о разных вещах.

Элина. Но, когда вы пришли, вы сказали, что весело.

Йервен (неожиданно). Ну да, почему же мне не быть веселым? Само собой. (Резко бросает ножницы на стол и чокается чашкой с Кapeнo.) Твое здоровье, Карено.

Карено. Твое здоровье. (Пьет; показывает ему несколько журналов в светлых обложках.) Ты читал?

Йервен. Не спрашивай, чтС я читал. Я ничего не читал. Я больше ничего не буду читать.

Говинд. Карстен! Ты так странно отвечаешь.

Карено (берет журналы). Кое-что здесь не так глупо. Последние новости. Мне кажется, это тебе пригодилось бы для твоей докторской диссертации.

Йервен (делает несколько резких шагов, останавливается). Ты второй раз говоришь об этой диссертации, Карено. Я не понимаю, чего ты хочешь. Ты как будто меня в чем-то подозреваешь.

Карено. Подозреваю? (Удивленно оглядывает остальных.) Hет, как вам это нравится?

Йервен (с возрастающим волнением). Если тебе угодно знать, диссертация кончена. Она уже отпечатана, и сегодня я получил за нее гонорар. Вот он. (Крепко ударяет себя по боковому карману.) Чт? ты еще хочешь знать?

Говинд (подходит к нему). Карстен, Карстен! (К Кapeнo.) Нет, он положительно нездоров. (К Йервену) Милый Кар-стен, скажи мне чт? с тобой? (Обнимает его.)

Кapeно. Я перестаю его понимать.

Йервен (освобождаясь). Сегодня ты должен меня простить. Видишь ли, Я прощаюсь с тобой. (Подходя к столу.) Еще раз, за твое здоровье, Кapeнo. Да здравствует практиче-ское благоразумие!

Карено. С радостью, если это тебе доставляет удоволь-ствиe. (Чокается с ним.)

Йервен. Да, мне это доставляет удовольствие. И да здрав-ствует презрение к самому себе. Да здравствует пенька, пакля и набивка. (Его голос обрывается, он роняет чашку на пол).

Говинд. Но чтС с тобой? (Все смотрят на него.)

Йервен (смотрит вниз на чашку. Спокойно). Этого я не должен был делать. (К Карено.) Но это больше не повто-рится.

Говинд. Ты переутомился. Я увеpeнa, что это потому.

Йервен. Больше всего жаль кофе. (Устало улыбается.) Я хо-тел сказать маленькую речь. Я так хорошо начал ее, но... Простите, госпожа Карено.

Элина. Я вам дам еще кофе. Может быть, кто-нибудь еще хочет кофе? (Не получив ответа, уходит на кухню.)

Йервен. Ты так смотришь на меня, Карено, точно я ка-кое-то чудо.

Карено. Сегодня вечером ты сам не свой.

Йервен (холодно). Я такой же, как всегда, по крайней мере сейчас. (Нервная судорога сводит его руку.)

Бондесен. Я думаю, нам пора.

Йервен. Уходить? По-моему, нет.

Бондесен. По-моему, хоть совсем не уходить.

Йервен. Садись, Натали.

Элина (вносит кофе). Прошу. Вам лучше?

Йервен (смеется). Да, теперь лучше. Вы все думаете, что мне стало дурно. Я уронил чашку - вот и все.

Элина. Не ст?ит об этом говорить. Не хочет ли кто-нибудь пойти на веранду? Оттуда можно услышать шум го-рода.

Говинд. Да, пойдем на веранду.

Бондесен (поднимаясь). И MHt можно?

Э л и н а, Г о в и н д и Б о н д е с е н уходят на веранду и затворяют за собою дверь.

Йервен. Послушай, Карено, я... ты ведь не обидишься, если л тебе кое-что скажу? Тебе сейчас нужны деньги; я могу тебе одолжить.

Карено. ЧтС?

Йервен. Я могу тебе одолжить их. (Берется за карман.) Ты сейчас в затруднении, а я нет. (Вынимает пачку бумажек из конверта.) Это гонорар, который я сегодня получил. (Считает.)

Карено. К чему ты вытащил все эти бумажки?

Йервен. Я хочу их дать тебе. Без глупостей, пожалуйста.

Карено (останавливая его). Ты с ума сошел. Я убежден, что и тебе самому нужны деньги.

Йервен. Мне они теперь не нужны, говорю же тебе. (Считает.) Ведь надо помогать дpyг другу немного. По крайней мере я избавлю тебя от описи. (Придвигает к нему деньги.) Пожалуйста, сосчитай сам.

Карено (в волнении). Это серьезно, Йервен?

Йервен. О чем же тут думать? Может быть, ты полагаешь, что это нечестные деньги? Что я за них продал себя?

Карено. Что ты говоришь?

Йервен. Я ведь не знаю, что ты там вообразишь!

Карено. Я не совсем понимаю. Но если бы ты мог обойтись без них... Потому что завтра должен явиться судебный пристав. Они придут и опишут все, это так же верно, как то, что я стою здесь. Тогда мы должны выехать.

Йервен (придвигает к нему деньги). Возьми, я те6е говорю.

Карено. Половины этого совершенно достаточно, чтобы заплатить все долги.

Йервен. Ну, это неправда.

Карено. Господь с тобой! Я надеюсь, у меня никогда не будет такого большого долга.

Йервен. Хорошо. Скажем, половину. (Отсчитывает половину и прячет остальное в карман). И больше ни слова об этом.

Карено. Я тебе их верну, когда... Ты знаешь, я написал уже три четверти книги, и ты получишь, как только...

Говинд (входит, ежится). У! Как там холодно! (Оставляет дверь открытой.)

Йервен (тихо). Спрячь деньги.

Карено. Спасибо, спасибо, Йервен. (Стоит с деньгами в руках.)

Э л и н а и Б о н д е с е н входят.

Элина (к Говинд). Вы вдруг исчезли?

Кapeно. Знаешь, Элина, что сделал Йервен?

Йервен. Нет!..

Карена (показывая деньги). Посмотри, как я разбогател! Это мне одолжил Йервен.

Элина. Не может быть.

Кapeнo. Ну да. Но он ничего не хочет слышать. Я знаю, что ему самому нужны деньги.

Йервен. Господи! Скажи ты ему, Натали. (Вырывает у Карено деньги и сует их в eгo боковой карман.) Так.

Элина. Это совершенно неожиданная помощь.

Говинд (быстро подбежав, обнимает Йервена). Прекрасно, прекрасно, Карстен. Так нужно.

Йервен (освобождаясь). Не будем так волноваться. Не понимаю, чего ради мы стоим и смотрим друг на друга. Даже ты, Бондесен, осмелился что-то подумать.

Бондесен. Нет. Что же мне думать?

Йервен. Да, ты меня раздражаешь. Ведь я не украл этих денег. И не продал себя. Я еще свободный человек, смею я думать.

Бондесен. Да, но очень неприятный, надо тебе отдать справедливость. Хе-хе-хе! Это уж верно. Хе-хе! (Берет со стола журналы.) Вы об этих журналах говорили, господин Карено?

Карено. Я охотно могу их вам одолжить, если угодно.

Бондесен. Премного благодарен; вы угадали мое желание. Я хотел бы немного проследить этот вопрос. (Прячет журналы в карман своего пальто; обращается к Элине.) Я завтра верну их.

Элина. Что?

Бондесен. Журналы. Я взял до завтра несколько журналов. Когда ваш супруг бывает дома?

Элина. Это очень, неопределенно.

Бондесен. Хорошо; я их принесу.

Э л и н а и Б о н д е с е н садятся на прежнее место.

Бондесен. Вы не озябли на веранде?

Элина. Озябла? Нет. Я никогда не зябну.

Бондесен. Вам всегда тепло?

Элина. Да. Если только вы этим ни на что не намекаете.

Бондесен. А если намекаю?

Карено (стоявший в раздумье). По крайней мере, позволь тебя поблагодарить, Йервен. (Берет его руку и долго не выпускает).

Говинд. Я никогда не видела, чтобы так искренно благодарили.

Карено (улыбаясь). Действительно не видели?

Говинд. Я бы тоже хотела оказать вам маленькую услугу, если бы могла.

Элина. Господи, какая кокетка! Посмотрите, как она пристает к моему мужу.

Бондесен. Кто? Фрекен Говинд?

Элина. Вы ее знаете?

Бондесен. Очень мало. А что?

Элина. Она вам нравится?

Бондесен. О, да. Конечно. А вам нет?

Элина. Нет. Я вообще не люблю женщин. Я их не вы-ношу, - говорю, что чувствую. (Улыбается и смотрит на нeгo.) Господи, я, кажется, за все время не сказала ей ни одного слова.

Бондесен. Да, но не зовите ее теперь сюда.

Элина. Я это именно и хотела сделать.

Бондесен (умоляюще). Не теперь. Не сейчас. Потому что тогда я не смогу говорить с вами.

Элина. Мы будем говорить глазами. (3овет.) Фрёкен Говинд. Вы ушли от нас.

Говинд (подходит).

Бондесен. Я успел уже надоесть госпоже Карено.

Элина. Я вам отвечаю взглядом.

Йервен. Да, вот что, Карено; я захватил для тебя экземпляр моей диссертации. (Ищет в пальто и достает книгу в темном переплете; его руки немного дрожат.) Лучше дать тебе ее теперь, пока ты в хорошем расположении духа. Все равно завтра или послезавтра ты ее прочтешь. (Кладет книгу на стол.) Я ее положу сюда.

Карено (хочет подойти и взять книгу).

Йервен. Нет, не теперь. (Кладет на нее пресс-папье.)

Карено. Да, да. Очень благодарен.

Йервен. Но отнесись к ней снисходительно.

Карено (смеется). Я уверен, что она не нуждается в снисхождении.

Йервен (пристально смотрит на него: повторяет). Отнесись снисходительно.

Бондесен. Послушайте, какой торжественный тон! Они говорят: "снисходительно".

Говинд. Простите. (Проходя мимо г-жи Карено). Пожалуйста, сидите. (Становится возле Карено и смотрит то на него, то на Йервена.)

Элина (следит за ней глазами). Она снова там.

Бондесен. А мы останемся здесь.

Элина. Хорошо, останемся здесь. (Быстро придвигает свой стул к Бондесену.)

Бондесен. Теперь у вас опять такой вид, как будто вы готовы заплакать.

Элина (с деланной веселостью). Нисколько. А теперь, пожалуйста, рассказывайте что-нибудь.

Бондесен. Вы часто бываете зимою в театре?

Элина. Я в театре? Почему это вас интересует?

Бондесен. Я думал, что если бы вы захотели... У меня есть билет. У меня всегда бывают билеты.

Элина (громко). Вы хотите меня взять с собой в театр? Все равно, хотя бы и на галерею. Я уж не помню, когда испытывала это удовольствии.

Карено (тихо жене). Послушай, Элина, - Ингеборг, наверно, еще не легла. Не может ли она теперь пойти спать?

Элина (смотрит на него секунду). Конечно, почему же нет? (Захваченная мыслью, обращается рассеянно к Бондесену.) Да, если бы вы дал мне билет... (Внезапно встает.) Я сама скажу Ингеборг. Если это так необходимо. (Поспешно проходит мимо Бондесена, говорит тихо в кухонную дверь; возвращается.)

Говинд и Йервен (говорят между собой; ищут свои пальто).

Карено. Неужели вы уже уходите? Куда вы спешите? Я только думал, что Ингеборг...

Говинд. О, пора.

Элина. Как, вы уже уходите? (К Бондесену, который тоже поднялся.) Вы тоже? (Бросив взгляд на Карено.) Ах, я забыла. Вы умеете гадать? (Протягивает ему руку, ладонью вверх.)

Бондесен (берет ее руку, рассматривая, пожимает). Нет, этого я не умею...

Элина (громко). Это неважно. Я сказала только для того, чтобы вы взяли мою руку. У вас такие теплые руки.

Йервен. Вот твое пальто, Бондесен. (Подает ему пальто.)

Элина. Подумайте, он вас отрывает от меня. (Помогает Бондесену надеть пальто.) Так. (Прощаются.)

Йервен (отводит Карено в сторону. Умоляюще). Не забудь, Карено: будь снисходителен к моей книге. Прошу тебя, дорогой.

Карено (шутливо). Буду снисходителен, насколько возможно. (Серьезно.) Перестань меня дурачить.

Все уходят через заднюю дверь, которая остается открытою; слышно, как гости еще раз прощаются. Э л и н а входит. Ставит чашки на поднос. Слышен стук калитки. Входит К а р е н о.

Карено (обнимает жену). Вот мы опять одни.

Элина (молчит).

Карено (вынимает деньги из кармана). Элина. Вот спасенье, - посмотри.

Элина. Тебе было весело?

Карено (прячет деньги). Да, но Йервен был такой странный... Скажи, ты его поняла?

Элина. Нет. Я о нем и не думала.

Карено. Он показался мне совсем другим, чем всегда. Но он очень добрый человек. Он дал мне денег взаймы... Одну лампу можно потушить. (Тушит.) Впрочем, я ее сейчас налью; возможно, что мне опять придется сидеть всю ночь и работать.

Элина (огорченная). Нет, не делай этого.

Карено (весело). Элина, право, мне совсем не хочется спать. (Потирая руки.) Я в таком прекрасном расположении духа. Ты это видела? (Вынимает кредитные билеты и рассматривает их.) Первое, что я сделаю - с утра пойду к судебному приставу и уплачy. (Прячет деньги и обнимает ее.) Ты притихла, Элина.

Элина. Зато ты, кажется, необыкновенно оживлен.

Карено. У меня на это есть основание.

Элина. Необыкновенно оживлен. Я уверена, что в глубине души ты возмущаешься мною; но не хочешь этого показать.

Карено. Почему мне возмущаться тобой?

Элина. Если ты находишь, что я сегодня слишком много говорила с Бондесеном, то скажи мне прямо.

Карено (удивленно смотрит на нее, качает головой). Сегодня я никого не понимаю. И ты становишься какой-то странной. Почему я могу находить, что ты с Бондесеном слишком много говорила? Разве он позволил себе что-нибудь?

Элина. Да, может быть, я действительно обращала на него слишком много внимания. Я сознаюсь. Он мне понравился; у него удивительная способность так... Ты заметил, как изящно он был одет?

Карено. Кто? Бондесен? Нет; я почти на него не смотрел. Разве он был изящно одет?

Элина. Вот как. Ты даже не смотрел на него!

Карено. Да, разумеется, я посмотрел на него. Даже несколько раз. Я заметил, что он был очень изящно одет, конечно. Если ты это находишь. Ну, да он должен так одеваться, потому что он постоянно бывает на людях... Пока я не забыл, надо налить лампу. Ингеборг, верно, уже легла. (Берет книгу Йервена, и рассматривает переплет.) Во какую книгу написал этот Йервен. Я заранее разуюсь тому, что буду ее читать. (Кладет книгу на стол, уходит в кухонную дверь, которая остается открытой.)

Элина (устало падает на стул).

Карено (входит с жестянкой для керосина). Ты бы легла, Элина. Уже поздно.

Элина. Мне показалось, что Бондесен тебе не понравился. Мне кажется, ты его возненавидел за то, что он так много говорил со мной.

Карено (наливает лампу). Нисколько. Этого недоставало! (Смеется.) Подумай: возненавидел!

Элина. А когда ты предложил Йервену спичку, чтобы зажечь сигару, ты Бондесену не дал. Разве ты сделал это не нарочно?

Карено. Я это сделал? Я не дал ему спичек? Разве он не курил?

Элина. Он закурил о лампу.

Карено. Это, действительно, было невежливо с моей стороны. Но он не обиделся. А потом я ему одолжил журналы. (Уносит жестянку, оставляет дверь открытой.)

Элина (встает, ломает руки; подавленно). Нет! Тут ничто, ничто не поможет. (Разражается слезами.)

Карено (из кухни). Что ты говоришь?

Элина (не отвечает).

Карено. Мне показалось, ты что-то сказала.

Элина (овладевая собой). Я сказала: покойной ночи. (Медленно направляется в спальню.)

Карено (входит). Да, ты права. Ложись, Элина. Я думаю еще немного поработать, но сперва почитаю книгу Йервена.

Кнут Гамсун - У врат царства (Ved Rigets Port). 1 часть., читать текст

См. также Кнут Гамсун (Knut Hamsun) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :