Фенимор Купер
«Землемер (The Chainbearer). 4 часть.»

"Землемер (The Chainbearer). 4 часть."

- Да что ж еще говорить? Все сказано. Вы, кажется, всегда с каким-то опасением приезжаете сюда в мою хижину.

- Конечно, - сказал Ньюкем. - Надеюсь, впрочем, что мне опасаться здесь нечего теперь? Здесь никого нет из чужих?

- Как знать? Вот идут ребята из леса, кажется, они ведут кого-то. Так! Не ошибаюсь! Это Сускезус!.. Теперь, как хотите, оставайтесь или нет. Говорят, он большой приятель землемера.

При этих словах Ньюкем с поспешностью скрылся за сваленные в одно место бревна, а несколько минут спустя я уже увидел его у опушки леса, в том самом месте, где он остановился, когда прибыл к жилищу скваттера.

Младший сын Мильакра подвел ему лошадь; Ньюкем влез на нее, и вскоре скрылся в лесу. Это отступление было сделано так ловко, что решительно никто не мог заменить судью. Не знаю, что происходило между Ныокемом и Мильакром в последние минуты, они оставались одни.

Когда скваттер возвратился снова, все внимание его, казалось, сосредоточилось на приближавшихся к нему: это были три его сына, которые вели обезоруженного Сускезуса. Несмотря на то, что я довольно хорошо уже успел узнать характер скваттера, наружность его выражала какое-то величие, в то время, когда он ожидал своих сыновей и их пленника. Трудно судить по наружности индейца, что происходит в его душе, и поэтому я совсем не удивился, увидев совершенно спокойное лицо Сускезуса, приближавшегося размеренным шагом. Он был так тверд, так спокоен, как будто шел в гости. Руки его были связаны, из опасения, чтобы он снова не убежал, но эти цепи, казалось, не причиняли ему ни физических, ни душевных страданий. Лицо Мильакра было сурово: зная хорошо характер индейца и память его, не забывавшую ни услуг, ни оскорблений, он не решался на жестокость, которая могла лишь больше восстановить против него Сускезуса.

- Бесследный, - сказал он спокойно, - ты старый воин и поэтому должен знать, что в опасное время каждый думает о собственном своем спасении. Я очень рад, что мои ребята не были вынуждены применить крайние меры, но согласись, что мы не могли тебе позволить оповестить землемера и его помощников о том, что случилось здесь сегодня утром. Долго ли ты останешься здесь с нами - я не могу сказать, но обещаю, что ты будешь здесь жить в довольстве и спокойствии. Я умею ценить честное слово краснокожего и поэтому, может быть, позволю тебе прогуливаться на свободе, но обещай мне, что ты не уйдешь. Впрочем, об этом мы поговорим завтра.

Сегодня же побеседуй с молодым человеком, которого ты имел неосторожность привести сюда.

Через несколько минут дверь моей тюрьмы отворилась, и в нее спокойно вошел Онондаго. Руки его были освобождены. Дверь снова заперли, и я остался наедине с Сускезусом.

На этот раз часовым к амбару была назначена молодая девушка. Убедившись, что нас не могли подслушать, я начал разговор с моим другом.

- Жаль, что так случилось, Сускезус! Я думал, что ты, зная хорошо лес, успеешь скрыться от погони и известишь о моем заключении наших друзей. Это ужасно!

Я наверное думал, что землемер узнает, где я нахожусь.

- А к чему же думать, что он не знает? Вы думаете, что если индеец попал в плен, так уж он ни на что и не годен?

- Но, конечно, ты попал сюда, в этот амбар, не по доброй воле?

- А почему же нет? Если бы мне не захотелось возвратиться сюда, так я и не возвратился бы. Неужели вы думаете, что дети Мильакра успели бы поймать Сускезуса в лесу, если бы он этого не захотел? Да! Бывает и лето, бывает и зима... Седеют волосы... Бесследный день ото дня становится старее, но все же мокасины его не оставляют еще следов.

- Не понимаю, для чего, вырвавшись отсюда, тебе нужно было снова возвратиться? Объяснись. Расскажи мне все, что было, Сускезус; говори по-своему, я пойму тебя, не скрывай только ничего.

- К чему скрывать? Дурного нет, все хорошо.., все очень хорошо.., никогда Сускезус не был так счастлив.

- Ты мучаешь мое любопытство. Говори же мне все, что случилось с того момента, как ты скрылся, до той минуты, как тебя схватили.

Сускезус выразительно взглянул на меня, вынул из-за пояса трубку, наполнил ее табаком и начал курить с удивительным спокойствием. Спустя несколько минут он сказал:

- Послушайте меня, и вы все узнаете. Я скрылся потому, что не хотел сидеть взаперти, вот для чего я скрылся.

- Так к чему же ты поддался теперь?.. Или ты хотел этого, кажется?

- Конечно, хотел. Индейца не поймаешь, если он не захочет поддаться. Убить его можно, об этом ни слова, но в лесу он никогда не сдается пленником, лишь бы не был ленив или пьян. Ром многих отдает в плен.

- Верю. Но поговорим о деле. Скажи мне, для чего ты вздумал скрыться?

- А разве не нужно было дать знать землемеру, где вы находитесь?.. А? Вы думаете, что Мильакр отпустит вас прежде, чем спустит на воду последнюю доску? Когда будет спущена последняя доска, тогда и вас отпустят. А этого ждите все лето. Так неужели вы решились бы просидеть здесь так долго?.. А?..

- Разумеется, нет. Так ты оставил меня собственно для того, чтобы оповестить моих приятелей.., чтобы призвать их на помощь? Что же дальше?

- Я убежал в лес... Бежал две мили, оставляя после себя столько следов, сколько оставляет птица в воздухе, и встретил, как вы думаете, кого?.. А?..

- Не знаю.

- Я встретил Джепа; он разыскивал своего господина. Все в ужасном беспокойстве.., одни ищут здесь, другие - там, но Джеп именно искал вас здесь.

- И ты рассказал Джепу все как было?.. Приказал ему известить землемера?

- Конечно. Сделав это, Сускезус подумал о том, что ему остается выполнить. Он решил идти к бледнолицему своему другу и поэтому сдался в плен. Я знал, что мне не будет худо в тюрьме. Скваттер не жесток к своим пленникам.

- Как же тебе это удалось выполнить?

- Очень просто. Когда я отослал с поручением Джепа, я перестал скрывать свои следы. Подошел к ручью, сел и положил свой карабин. Наткнувшись на меня, сыновья скваттера не имели нужды стрелять, они просто схватили меня. Да, в первый раз в жизни краснокожий попался в плен к бледнолицым! Да только будут ли они довольны этим!

Я узнал все. Сускезус убежал, чтобы оповестить моих друзей о моем положении; он встретил Джепа, который искал меня, потом, уверившись, что землемер узнает обо мне, он решился сдаться в плен. Таким образом, скваттер мог быть уверен, что никто не знает о происшедшем; между тем Сускезус поспешил ко мне, чтобы помочь мне советами, если бы того потребовали обстоятельства.

По всему этому видно, что Онондаго в одну минуту обдумал дело со всех сторон.

Если меня и удивила расторопность Сускезуса, то не меньше этого я был тронут его преданностью. Во время разговора он повторил мне не один раз, что мое отсутствие в продолжение целой ночи чрезвычайно встревожило всех, и что все жители пустились искать меня.

- Даже и молодая девушка, - прибавил Онондаго, взглянув выразительно на меня. - Верно, у нее есть на это причина.

Это замечание рассеяло мое сомнение. Я всегда подозревал, что Сускезус, хотя и никем не замеченный, был однажды свидетелем моего свидания с Урсулой Мальбон.

Все, что я перенес за это короткое время, не могло вычеркнуть из моей памяти Урсулу. Напротив, она постоянно была в моем воображении, и слова Сускезуса, что она тоже искала меня в лесу, еще больше встревожили меня.

Напрасно Сускезус подозревал в этом что-нибудь особенное, Урсула повиновалась только врожденному ей человеколюбию; не она ли мне сказала, что ее рука уже принадлежит другому?

Выслушав все подробности, которые рассказал мне индеец, я спросил у него, что нам теперь нужно делать.

По его мнению, мы должны были ждать наших друзей, которые в ту же ночь, по крайней мере, на следующее утро, должны были прислать нам весточку. Я вместе с Сускезусом терялся в догадках, мы не знали, на что решиться, что предпримет землемер, но мы были уверены, что он не останется в бездействии, узнав о положении, в котором находятся его лучшие друзья. Я больше всего опасался, чтобы он не стал действовать открыто, потому что Эндрю, хоть человек и очень справедливый, был горяч. С другой стороны, если он решится на законный путь и обратится к Ньюкему с требованием, чтобы арестовали скваттера и его сыновей, как участников преступления, то я опасался, что Ньюкем найдет возможность тайно предупредить своих друзей о том, что замышляют против них, и тогда, конечно, скваттеры отправят меня подальше.

Скваттеры были очень внимательны к своим пленникам. Они кормили нас теми же продуктами, какие ели сами. Лавиния больше пяти раз приносила нам свежей воды. Эта девушка была очень предупредительна во всех наших желаниях. Она принесла мне книги, какие только нашла в своей библиотеке. Этих книг было, впрочем, всего три: Библия, какое-то путешествие и альманах, изданный четыре года назад.

Глава XX

Я замечем ускоренные его шаги; следил за всеми изменениями его лица; прислушивался к непонятным звукам, которые он произносил; но, увы! уже поздно заметил, как дымилась кровь на стали его оружия; поздно увидел руку, обагренную кровью; он упал, испустил глубокий, тяжелый вздох, кусая землю в последних предсмертных муках.

Вартон

Так прошел долгий мучительный день. Я ходил из угла в угол своей темницы, индеец же не оставлял того места, которое занял сразу после ареста. Скваттер ни разу не приближался к амбару. На протяжении дня, два или три раза, я видел, что он держал совет со старшими своими сыновьями. Во время этих совещаний мне удалось заметить на их лицах выражение злости и угроз. В нашу темницу принесли несколько связок соломы, из нее мы устроили себе мягкую и удобную постель. Солдату не привыкать спать на соломе, а индеец, хоть и любил удобства, но, вместе с тем, вы не найдете никого, кто бы, подобно ему, в случае необходимости, умел переносить все лишения.

Однако я не мог уснуть. Признаюсь, я не совсем доверял скваттеру и его сыновьям. Им легко могло прийти в голову, воспользовавшись темнотой ночи, отделаться от своего пленника, тем более, что это было верным средством отклонить все дурные следствия, какие они могли ожидать, и безнаказанно оградить себя на будущее время от ответа за все беззаконные свои поступки. Мы полностью в их власти. Эти мысли меня не покидали и очень мучили. Наконец усталость взяла верх, я погрузился в глубокий сон, который продолжался до трех часов ночи.

Не знаю, сам я проснулся или был разбужен. Помню только, что, когда я лежал еще с полузакрытыми глазами, мне показалось, будто я услышал голос Урсулы, который шептал мне на ухо. Когда я немного очнулся, то услышал действительно, что меня позвали по имени. Я не ошибся. Мое имя произносили точно, и голос, повторявший его, был женский. Я быстро встал и спросил:

- Кто это? Неужели это вы, Урсула?

- Меня зовут Лавинией, - ответил мне голос. - Я дочь Мильакра. Не говорите так громко, потому что мальчики стоят на страже, на той стороне амбара, они спят сейчас.., будьте осторожнее, не разбудите их.

- Это ты, моя добрая Лавиния? Ты бережешь нас и днем и ночью.

Я заметил в Лавинии какую-то неловкость; она чувствовала, что нарушает правила, присвоенные ее полу.

Замечание мое привело ее в замешательство, несколько минут она стояла молча возле амбара.

- Что же я делаю собственно для вас? - спросила она наконец. - Неужели это услуга, если я принесу вам и индейцу немного воды? Сожалею, что у меня нет ни пива, ни сидра; все наши запасы закончились. Довольны ли вы были ужином, господин Литтлпэдж? Может быть, вы голодны, - я принесла вам кружку молока и пирог.

Краснокожий может поесть после вас.

Я поблагодарил Лавинию и принял принесенное ею через отверстие, которое она показала в досках. Мне очень хотелось узнать у нее, что говорят про меня, я хотел знать намерения ее родных. Прямо спрашивать об этом не хотелось, к счастью, Лавиния помогла мне.

- Мне бы хотелось, - сказала она, - чтобы отец мой перестал быть скваттером. Ужасно быть в вечной вражде с законом.

- Конечно, для него было бы лучше, если бы он владел фермой так, как владеют ими другие. Здесь так много наемной и продажной земли, что, право, небольшого труда стоит ее приобрести, особенно человеку трезвому и старательному.

- Мой отец совсем не пьет, разве только четвертого июля. Братья мои тоже почти не пьют. Матушка раз сто говорила моему отцу, что пора поменять образ жизни, что гораздо лучше нанять землю по контракту, но отец мой каждый раз отвечает, что ни он для письма, ни письмо для него не созданы. Я не знаю, что он будет делать с вами.

- А разве Ньюкем ничего не посоветовал ему насчет меня?

- Ньюкем? Да ни мой отец, ни я не сказали ему, что вы здесь; он слишком осторожен, чтобы доверять судье.

Скажи он хоть слово, Ньюкем забрал бы у нас весь лес.

Как вы думаете, господин Литтлпэдж, имеем ли мы право на этот лес, который срубили и распилили на доски?

- А имела ли бы ты какое-нибудь право на платье, сшитое из собственной твоей материи, но которое унесли бы из твоего шкафа?

- Конечно, я имела бы полное право на это платье.

Но ведь доски делают из деревьев.

- А деревья эти принадлежат другому, поэтому какое право имеют рубить и пилить их?

- Да! - сказала Лавиния, тяжело вздохнув. - Я этого и сама боялась.

- А что говорит об этом Пруденс?

- Матушка ни слова не говорит об этом. Она желает одного: чтобы отец мой нанял или купил землю, но вы знаете, господин Литтлпэдж, какие обязанности лежат на каждой женщине: все, что делают их мужья, они волей-неволей должны считать прекрасным. Конечно, матушка не говорит, что отец мой поступает против закона, но вместе с тем всегда повторяет, что ему обязательно нужно иметь бумагу. Она хотела, чтобы он попросил у вас такую бумагу, пока вы находитесь здесь в его власти. Вы не откажете ему, господин Литтлпэдж, если он пообещает вам заплатить хоть что-нибудь.

- Эта бумага не даст ему никакого права, потому что я подписал бы ее по принуждению, а такие условия считаются незаконными.

- Тем хуже, - сказала, снова вздохнув, Лавиния. - Не думайте, что я была уверена в том, что вы не хотите сделать этого; я думала, что вы согласитесь, позволите моему отцу владеть этой землей; впрочем, если это невозможно, так лучше и не спрашивать об этом. Мой отец говорит, что он продержит вас здесь до осени, пока не дождется прибыли воды, чтобы отправить отсюда в Олбани весь лес; тогда он может быть отпустит вас.

- Продержит меня до осени!.. Просидеть здесь еще три месяца!

- Что же, господин Литтлпэдж, разве так трудно провести три месяца в кругу друзей? Мы ни в чем не будем вам отказывать, будьте уверены, вы будете получать все, что только от нас зависит.

- Но поверь, что мне совестно будет так беспокоить ваше семейство. Что же касается досок, они принадлежат не мне, а владельцу земли, располагать ими я не могу, мне дано одно только право: продавать участки земли.

- Жаль, - сказала Лавиния. - Я не знаю людей более жестоких, чем мой отец и братья. Они говорят, что решатся пролить последнюю кровь свою, прежде чем отдадут эти несчастные доски. Кровь стынет в моих жилах, когда я слушаю их, а меня назвать боязливой нельзя. Прошлой зимой я убила медведя, который напал на наше стадо свиней, и мать сказала мне тогда, что в этом случае я поступила не хуже ее; и заметьте, она уже уложила четырех медведей и до двадцати волков.

- Ты храбрая девушка, Лавиния, но главное достоинство в тебе - доброта. Что бы со мной не случилось, я никогда не забуду того, что ты для меня сделала; но уверяю тебя, что все твои родственники подвергают себя величайшей ответственности, потому что мои друзья не замедлят найти меня, а если они найдут здесь ваше жилье, ты можешь представить себе, какие будут последствия.

- Что же сделают тогда мой отец, мои братья?.. Я дрожу за них.., они бесчеловечно поступят с вами!

- Ничего, я надеюсь на них, как на американцев. Мы народ не кровожадный. Зачем бояться, моя добрая Лавиния?

- О, дай Бог, - сказала тихим, дрожащим голосом Лавиния. - Но брат мой Тоби иногда бывает ужасным.

Он часто доводит отца до того, на что тот никогда бы не решился.., но мне пора идти.., заря занялась.., мне кажется, что в доме брата Тоби проснулись. Я дорого поплатилась бы, если бы узнали, что я не спала, а проговорила почти всю ночь с вами.

С этими словами Лавиния скрылась. Тут же после ее ухода Сускезус встал со своего места, прошелся по амбару, но мне не сказал ни одного слова о посещении Лавинии. Он не показал мне, ни словом, ни взглядом, ни улыбкой, что ему было известно о посещении Лавинии.

Едва настал день и солнце успело позолотить вершины деревьев, как большая часть скваттеров уже была на работе. Старик Мильакр, с двумя или с тремя сыновьями, был дома. По задумчивому лицу и по размеренным его шагам, которыми, через определенное время, обходил он свое владение, легко было заметить, что он сам находился в тревожном состоянии и, вероятно, не знал, на чем остановиться. Не знаю, какой был бы окончательный результат его мыслей, если бы совершенно неожиданный случай не прервал его размышлений. Тут я должен рассказать некоторые подробности.

Солнце было уже высоко, и все, кроме Мильакра и мальчика, наблюдавшего за амбаром, были заняты. Сускезуз ходил по амбару, лицо его выражало грусть; от нечего делать, кажется, он подбирал прутья и вязал из них метлы; я срисовал в мою памятную книжку вид мельницы и пригорка, который находился за ней. Мильакр первый раз подошел к амбару, чтобы поговорить со мной. Лицо его было суровым и вместе с тем выражало беспокойство. Позже я узнал, что Тоби настаивал на том, чтобы меня и индейца убили, в этом они видели единственное свое спасение.

- Молодой человек, - сказал мне Мильакр, - вы пробрались ко мне ночью, как вор, и поэтому ждите должного вознаграждения. Неужели вы думаете, что кто-нибудь решиться равнодушно отдать плоды своих трудов? Нет, на это трудно согласиться.

Я понял таинственность слов Мильакра, но моя гордость не позволяла мне согласиться на предлагаемые условия; я решил уже ответить Мильакру, но случайно взглянув в отверстие, которое было между досками, я увидел землемера, который был не больше как в ста шагах от нас. Скваттер, вслед за мной, посмотрел в ту же сторону.., через минуту Эндрю стоял возле него.

- А, так ты дома, Мильакр! - вскрикнул землемер. - Много лет мы с тобой не виделись. Жаль, что мы встречаемся не так, как бы мне хотелось!

- Да и я, землемер, не желал бы такой встречи... Я тебя не просил приходить сюда.

- Знаю, знаю. Ты не ждал ни цепи, ни землемера, ни межевщика, ни компаса, ни фермы, ни законного владельца земли. Ведь ты мне знаком уже, хоть я и виделся с тобой, кажется, лет пятьдесят тому назад.

- Да, ровно пятьдесят лет. Что же делать, если мы не сошлись с тобой во взглядах, лучше бы нам и не встречаться никогда.

- Я приехал сюда не для того, чтобы увидеться с тобой, скваттер; ты задержал здесь моего друга, моего лучшего друга, благороднейшего друга, и скажи мне: по какому праву?.. Отпусти Мордаунта Литтлпэджа, и я избавлю тебя от своего посещения.

- Зачем вы говорите мне про Мордаунта Литтлпэджа, зачем приезжаете ко мне с такой просьбой? Я ничего не имею общего с Литтлпэджем.., поезжай своей дорогой, старый землемер.., оставь в покое меня и мою семью. Свет велик.., можешь найти место.., зачем ты приехал нарушать мое семейное спокойствие?

- Не хочу знать ни о тебе, ни о твоем семействе, - сказал вспыльчиво Эндрю. - Ты осмелился, не имея никакого права, задержать моего друга.., освободи его или берегись.

- Не выводи меня из терпения, землемер.., не выводи меня из терпения! У меня есть руки, готовые на любой удар.., которые сумеют защитить свое добро и отделаться от цепей. Повторяю, проходи своей дорогой, не мешай нам собрать жатву, посеянную нашими руками.

- Ты соберешь ее, Мильакр, все вы соберете ее; что посеяли, то и пожнете... Это не один раз читала мне из Библии племянница Урсула... Да, вы соберете жатву, какой и не ждали.

- Прочь с глаз моих! Повторяю тебе, землемер: убирайся отсюда.., не смей оспаривать у нас то, что мы приобрели потом и кровью.

- Потом и кровью!.. Нет, грабежом и мошенничеством, так? Вы разоряете чужую землю, рубите лес и распиливаете его, продаете его барышникам, это все так, а отдаете ли вы отчет кому-нибудь?., знаете ли вы владельца?., и после этого ты смеешь говорить мне, что поступаешь честно.

- Ты разве ни во что ставишь потерянное время и труды?

- Все так, но это тебя и губит, Мильакр; ты живешь по своим правилам и не хочешь знать тех, которые живут честным образом. Пожалуй, руби, вали, пили, сколько тебе угодно, хоть по всей земле, и все же ты будешь действовать беззаконно. Вспомни мои слова, Мильакр: тот, кто отправляется с дурной целью в путь, никогда не достигнет своей цели, сколько бы он не затратил трудов.

Ты, Мильакр, худо начал, худо и закончишь.

Лицо Мильакра становилось мрачнее и мрачнее. Я предвидел грозу. Два необузданных характера сошлись лицом к лицу, однако их разделяли добро и зло, прямодушие и уклончивость, твердые начала и плутовство. Не имея сил отвечать землемеру, скваттер прибегнул к насильственным мерам. Он схватил моего друга за горло и всеми силами старался повалить его на землю. Не знаю, отнести ли к чести скваттера, но в ту минуту, когда началась борьба, вдруг раздался голос Пруденс, и, конечно, можно было ждать, что все сыновья сбегутся на ее зов. Я многое отдал бы в своей жизни, чтобы обрушить стены моей темницы, чтобы поспешить на помощь к моему другу. Сускезус видел все это, и без сомнения принимал участие в судьбе землемера, но оставался твердым и непоколебимым, как скала.

Эндрю, несмотря на свои преклонные года (ему было тогда семьдесят лет), не позволил, однако, безнаказанно схватить себя за горло. Борьба была ужасная. Скваттер имел перевес, потому что неожиданно напал первый на землемера, но землемер был силен. В свое время он не находил равных себе по силе, даже Мильакр в настоящую минуту, почувствовал, что сошелся с опасным соперником. Если бы землемер не опередил одной минутой Мильакра, то лежал бы на земле, но несмотря на всю силу скваттера, он даже не покачнулся. Он был прям и тверд, как дубовый лес, окружающий его, а скваттер лежал на земле; лицо Эндрю было одушевлено, оно выражало такую отвагу, какой я не встречал ни в ком, даже в решительную минуту сражения.

Вместо того чтобы воспользоваться своим положением, землемер стоял перед своим врагом неподвижно. Эндрю и не предполагал, что он в эту минуту имел свидетеля своей победы... Я не сдержался и решил сказать ему.

- Беги, мой друг, беги, скорее в лес! - кричал я сквозь щели своей темницы. - Пруденс скоро позовет всех сыновей своих.., они работают недалеко отсюда.., им стоит только подняться на берег.

- Благодарю тебя. Боже! - сказал землемер, набожно скрестив руки на своей груди. - Мордаунт, мой милый друг.., ты жив.., я отопру двери твоей темницы.., мы скроемся вместе!

Все советы и убеждения были напрасны. Эндрю подбежал к амбару и старался отпереть дверь. Но дверь была плотно заколочена. Землемер стал искать орудие, чтобы разбить дверь. Мельница была поблизости; землемер бросился к ней и вскоре выбежал оттуда с ломом на плече.

Он подбежал к моей темнице, но едва успел ударить один раз, как вдруг показался Тоби, а за ним его братья, как стая собак, спущенных на зайца. Я опять закричал своему другу, чтобы он убегал, чтобы не думал о моей свободе, но несмотря на приближающихся силачей, готовых броситься на него, Эндрю продолжал разбивать дверь; скваттеры схватили его и перевязали веревками.

Видя, что всякое сопротивление было бесполезным, землемер решил не сопротивляться силе. Он был введен в амбар. Спустя некоторое время он признался мне, что с того самого времени, как он узнал о моем плене, он решил разделить со мной судьбу только в том случае, если ему не удаться освободить меня. Тоби первый приложил руку к землемеру; у него был ключ от темницы, и через минуту, землемер был вместе со мной в заключении.

Заключив землемера, все сыновья Мильакра поспешили к своему отцу; они подняли его с земли и, осмотрев голову, которой он ударился об угол строения, занесли его домой. Все семейство, большие и малые, старые и молодые, мгновенно сбежались со всех сторон, даже часовой, сын Тоби, оставил свой пост. Лавиния, бродившая все утро около амбара, казалось, забыла о нас. Я был слишком занят моим другом, мне о многом нужно было его расспросить, и поэтому я почти не обращал внимания на происходившее вне моей темницы.

- О, как я рад, что вы не в полной власти этих извергов, мой добрый друг. Они готовы на все.

- Мы тоже рады за вас, что вы не в когтях этих зверей. Теперь, по крайней мере, пора подумать о себе и о других.

- Не бойтесь старика Мильакра, - сказал землемер. - Он сердит, капризен, но никогда не забывается.

Как вы попали сюда? Для чего бродить по лесу с Бесследным, который, я знаю, мог бы отговорить вас?

- Я был разгорячен, и, не имея сил заснуть, решил пойти в лес; там я заблудился. К счастью, Сускезус следил за мной; он спас меня. Усталый, я вынужден был лечь под деревом. И проснулся уже на следующее утро.

Онондаго привел меня сюда, чтобы накормить.

- Так поэтому Сускезус знал, что скваттеры расположились здесь? - спросил Эндрю с удивлением и, как мне показалось, даже с негодованием.

- Нет. Он услышал ночью визг пилы, и, пойдя на этот звук, мы пришли сюда. Когда же Мильакр узнал, кто я, он постарался запереть меня, что же касается Сускезуса, то, вероятно, Джеп рассказал вам все.

- Да, это я знаю. Но я удивлен, почему вы, разговаривая так долго с Урсулой, вдруг ушли. Моя бедная племянница очень огорчена этим, это не трудно было заметить; я хотел от нее узнать подробности, но вы знаете, что Урсула, как и всякая девушка, скрытная.

- Урсула! - вскрикнул я. - Разве она была с вами?

- Те! Говорите тише. Мне бы не хотелось, чтобы эти черти, скваттеры, узнали, что Урсула очень близко от них; она здесь, или вернее, она там, при входе в лес, недалеко от хижины Мильакра. Боюсь, чтобы она не догадалась, что я в плену.

- Как вы решились, Эндрю, взять свою племянницу в такое опасное место?

- Успокойтесь, Мордаунт, ей нечего бояться; у нас в Америке уважают женщин. Ни один из этих негодяев не позволит себе сказать ей лишнее слово. Она сама пожелала пойти сюда, а мне трудно противоречить ее желаниям. Урсула прекрасная девушка, но ее трудно отстранить от любимого предмета, как заставить реку течь в противоположную сторону.

Несмотря на все, что рассказал мне землемер, я пожелал узнать еще больше подробностей, и вот что узнал:

Джеп с точностью передал поручение Сускезуса. Выслушав Джепа, Эндрю тут же собрал совет, который состоял из него самого. Франка и Урсулы; в тот же день, ночью. Франк поскакал в Равенснест, чтобы взять бумагу, на основании которой мог бы арестовать Мильакра и все его семейство, а вместе с тем привести сюда людей, которые смогли бы схватить преступников. Но так как бумагу должен был выдать Ньюкем, то, естественно, Франк долго не мог ее получить.

Рано утром землемер отправился в путь в сопровождении Урсулы и Джепа. Зная, где живет Мильакр, они выбрали кратчайший путь. Приблизившись к жилищу, землемер пошел вперед, приказав Урсуле следовать за ним на расстоянии, а в случае, если бы его схватили скваттеры, поспешить к брату. Меня утешало одно, что с Урсулой был Джеп; зная его очень хорошо, я был уверен, что он не оставит ее. С той самой минуты, когда землемер рассказал мне все подробности, моя тюрьма сделалась еще невыносимее для меня.

Глава XXI

В ней я нашел все, что желал найти. Она, любила меня со всем пылом юной души! Ради меня отказалась от всего, что могло пленить ее в свете; ради меня она забыла своих друзей!

Верная своей клятве, тихая и прекрасная, как вечерняя звезда, с какой удивительной твердостью, с каким ангельским терпением она переносила все их жестокие поступки.

Шоу

Итак, Урсула была почти со мной! Но, конечно, она решилась появиться у скваттеров больше по привязанности к своему дяде, чем из расположения ко мне. Но все же я удивился ее решительности, ее редкому самопожертвованию.

- Повторяю вам, Мордаунт, - сказал мне землемер, - она непременно хотела пойти сюда; и если бы вы знали ее близко, тогда увидали бы, что, когда она любит, для нее нет никаких препятствий. Боже мой! Какой прекрасной женой она могла бы быть! Кстати, вот письмо, которое написала моя племянница одному из сыновей Мильакра, тому самому, который часто приезжает к нам и даже работает по найму; его зовут Зефаном. Послушайте, но, смотрите, это тайна: мне кажется, что этот Зефан влюблен в Урсулу и хочет на ней жениться.

- Кто?.. Он?.. Зефан Мильакр смеет думать об Урсуле!.. О женитьбе?

- 0-го-го!.. Да разве он не может любить так же, как и другие! Неужели у него нет сердца только потому, что он скваттер?.. Мне кажется, что он тоже может любить и быть любимым.

- Вы говорите, что Урсула написала ему письмо? - спросил я дрожащим голосом, едва переводя дыхание.

- Да, да, вот оно.., мило написано.., да иначе Урсула и писать не умеет. Но вот, кажется, идет Зефан: я позову его и отдам ему письмо...

На голос старика землемера Зефан приблизился к амбару.

- Послушай, Зефан! Согласись, что когда ты бываешь у нас, мы не запираем тебя, как дикого зверя. Из этого ты сам можешь понять, какая между нами разница, но все равно, какое мне до этого дело. Вот тебе письмо.

Его прислала та, которая может советовать и желать тебе одного лишь хорошего; выполни ее советы, ты не будешь раскаиваться. Я не знаю, что она пишет, но должно быть что-то хорошее. Урсула пишет, как ангел.

Я едва нашел в себе силы выслушать все, что говорил землемер. Все это правда! Урсула Мальбон написала одному из сыновей Мильакра, написала скваттеру, который был почти ее женихом! Терзаемый ревностью, я с завистью смотрел на счастливчика! Хоть молодой скваттер и был красивый мужчина, но в эту минуту он показался мне олицетворением безобразия. Конечно, он легко мог бы понравиться любой девушке одного с ним происхождения, но мог ли я предполагать, чтобы Урсула, хотя и бедная, но прекрасно образованная, стоявшая по происхождению своему гораздо выше скваттера, могла полюбить его?

Я слышал, что женщины часто влюбляются в одну наружность, но внешность скваттера, хоть и красивая, была очень грубая. Не довела ли до этого Урсулу жажда, потребность любви? Я знал Урсулу еще так мало и поэтому не мог полностью понять ее характер. К тому же Урсула начало своей жизни провела в лесах, а мы почти всегда с какой-то жадностью возвращаемся к первым своим наклонностям. Может быть, эта непонятная для меня девушка создала для своего будущего такие мечты о счастье и радости, которые легче могли осуществиться в лесах, чем посреди шумных городов. Все эти мысли в моей голове быстро мелькали в эту страшную минуту ревности.

Зефан очень робко взял письмо и сел рядом со строением, вероятно, с намерением прочитать наедине без свидетелей послание Урсулы. Я стоял недалеко от него.

Но взять в руки, распечатать его, не значит еще уметь прочитать. Образование Зефана было ограниченным; после одной или двух попыток учиться, он почувствовал свое бессилие в грамоте. Он посмотрел вокруг, чтобы найти кого-нибудь, кто бы мог ему помочь; взор его упал на меня. Я с жадностью следил за малейшими его движениями. Индеец, казалось, не обращал ни на что внимания; Эндрю, поместившись в противоположной стороне амбара, с любопытством рассматривал хижину и мельницу. Зефан подошел ко мне и тихо сказал:

- Не знаю, как вам объяснить, майор Литтлпэдж: большая разница между учебой йоркской и вермонтской, что, право, я почти ничего не могу разобрать в этом письме.

Я поспешно взял письмо и стал, по желанию Зефана, тихо читать его.

Я передам здесь в подробностях послание Урсулы. Вот оно:

"Милостивый государь.

Вы всегда оказывали мне преданность и уважение: решаюсь нынче испытать искренность ваших чувств.

Дядюшка мой отправляется к вашему отцу, чтобы просить об освобождении майора Литтлпэджа, который задержан без всяких с вашей стороны прав. Опасаясь, что приезд моего дядюшки будет неприятен для Мильакра и что между ними может произойти ссора, я обращаюсь к вам с просьбой отклонить все неприятности. Если же, по каким-нибудь обстоятельствам, будет задержан и дядюшка, в таком случае умоляю вас оповестить меня об этом; я буду в лесу недалеко от вашего дома. Вы легко найдете меня, идя по дороге на восток; навстречу вам я вышлю негра, который при мне.

Еще одна просьба: позаботьтесь о судьбе майора Лнттлпэджа. Подумайте о том, что если с ним случится какое-нибудь несчастье, оно погубит все ваше семейство.

Закон справедливый и могущественный: он найдет вас везде, куда бы вы ни скрылись. В этом случае за жизнь человека вы будете отвечать не так, как отвечают за несколько акров земли. Генерал Литтлпэдж мало обращает внимания на похищенную у него землю, он добрый, но берегитесь оскорбить или причинить какое-нибудь несчастье его единственному сыну. Повторяю, не забудьте моей просьбы: от всего сердца умоляю вас покровительствовать ему, к этому вас может принудить если не уважение и преданность ко мне, то по крайней мере ваша безопасность.

Считаю необходимым добавить, что ответ, который я дала вам в Равенснесте, при поднятии храма, решительный и последний, но если вы, действительно, чувствуете ко мне то, что старались высказать в то время, в таком случае вы сделаете все от вас зависящее, чтобы покровительствовать майору Литтлпэджу, старинному другу моего дядюшки; этим самым вы обяжете меня и успокоите.

Преданная вам Урсула Мальбон".

Странная девушка была Урсула! Мне стыдно стало самого себя, мне смешной показалась ревность, на минуту овладевшая всем моим сердцем. В какие безрассудные поступки увлекает нас эта ужасная страсть! Я сам был живым тому примером!.. Как я мог подумать, мог поверить, что Урсула Мальбон любит Зефана Мильакра!

- Как она хорошо пишет! - закричал молодой скваттер. - Я думаю, во всей Йоркской колонии не найдешь ей подобной. Я люблю ее до безумия!

В этом восклицании было одновременно и много комизма и много трогательного.

- Если Урсула так привязана к вам, - сказал я, - то, конечно, вы выполните ее просьбу?

- Да чем же я могу сослужить вам, майор? Клянусь, я готов отдать все на свете, чтобы только выполнить желание Урсулы, но что же мне делать?

- Ты можешь отпереть дверь нашей темницы, выпустить нас, а в лесу мы сумеем избежать погони. Выполни эту просьбу, и я обещаю, что дам тебе пятьдесят акров земли, на которой ты сможешь поселиться и жить, как честный человек.

Предложение это, казалось, соблазнило скваттера; он молчал, думал, наконец, повернувшись к лесу, где могла быть Урсула, он кивнул головой и сказал:

- Нет! Если отец не может доверять своему сыну, то кому же он после этого может доверять.

- Никто не должен помогать в беззаконном поступке; твой отец не имеет никакого права держать нас здесь, и рано или поздно он строго ответит за это перед законом.

- Он и знать его не хочет. Всю жизнь мы враждовали с законом.

- Скажи мне, однако, твой отец не опасно ранен?

- Нет, ерунда, - сказал равнодушно Зефан, не спуская глаз с леса. - Небольшая царапина.., мой отец всегда быстро поправляется.

- Ну, а когда поправится, что он решил сделать с нами?

- Не стоит говорить об этом. Если наш отец на что и решился, так его никто не сможет отговорить, он не послушает никого.

- А ты думаешь, что он задумал что-нибудь серьезное?

- Не знаю. Он и сейчас покончил бы с вами, если бы мог отправить весь лес; вода очень низкая, и нужно подождать ноября месяца. Мне кажется, что он хочет продержать вас и землемера еще месяца три или четыре.

Я хотел продолжить разговор, но к нам подошла Лавиния и сказала своему брату, что скоро соберется домашний совет, потому что Мильакр чувствует себя гораздо лучше. Зефан пошел домой, а Лавиния осталась у амбара.

- Хороший ли был пирог? - спросила она застенчиво.

- Прекрасный! Благодарю тебя. Чем ты сейчас занята? Мне нужно попросить тебя об одной услуге.

- Мне дома делать нечего.

- Тем лучше. Ты так добра, что я смело доверяю тебе очень важную тайну. Могу ли я верить тебе?

- Почему же нет? Говорите, - сказала девушка, пристально взглянув на меня. - Говорите скорей; уверяю, что выполню вашу просьбу. Странно, никогда я не чувствовала такой готовности выполнить желание других.

- Но пообещай мне никому не говорить об этом.

- Обещаю, обещаю, - сказала тихо Лавиния. - Никто никогда не услышит от меня слова, не расскажу никому вашей тайны даже во сне.

- У землемера есть племянница, которую он очень любит, она для него дороже всего, ее зовут...

- Урсула Мальбон! - сказала Лавиния слегка улыбнувшись. - Зефан всегда со мной о ней говорит; мы с Зефаном очень дружны. Он рассказывает мне все, и я ничего не скрываю от него. Ведь не правда ли, приятно видеть человека, которому можно доверять тайны? Что же вы хотите мне сказать про Урсулу?

- Она здесь.

- Здесь? Где же? (Лавиния быстро посмотрела вокруг, на лице ее отразилось беспокойство). Зефан говорит, что она чудо как хороша.., правда ли это?

- Да, она хороша, но в Америке есть много хорошеньких девушек. Урсула здесь, то есть не в амбаре, а очень близко отсюда, в лесу. Она провожала своего дядю.

Посмотри сюда, в эту сторону: видишь ли это почерневшее дерево, которое стоит в поле за домом твоего отца?

- Вижу.

- А левее этого дерева растет другое, каштан, оно у самой опушки леса.

- Вижу, вижу. Я знаю это дерево, возле него есть ручей.

- У этого дерева землемер оставил свою племянницу.

Можешь ли ты сходить туда и отнести письмо?

- Нет ничего легче. Мы все, молодые девушки, ходим на это поле собирать ягоды, побегу сейчас за корзиной, а вы, между тем, напишите письмо. Никому и в голову не придет, что я иду с письмом. О, как мне хочется видеть Урсулу! Как вы думаете, согласится ли она выйти за Зефана?

- Все молодые девушки так ветрены и непостоянны, что я не решаюсь ответить на этот вопрос.

- А я могу вас заверить, - вскрикнула Лавиния, побежав за корзинкой, - что нет никого постояннее девушек.

Я приготовился писать. Вынув из портфеля все нужное, я подошел к землемеру, чтобы сказать ему об этом и спросить, не надо ли ему написать о чем-нибудь племяннице.

- Напишите, Мордаунт, что я посылаю ей свое благословение. Скажите, что старик землемер молится о ней.

В нескольких словах я объяснил Урсуле положение, в котором мы находились, потом умолял ее возвратиться к Франку и не покидать его. Напомнив ей о моих чувствах, я уверял, что они не только не изменились, но еще больше вспыхнули во мне со дня разлуки. Закончив письмо, я увидел Лавинию; она подошла к амбару, неся кринку молока; взяв от меня письмо, она поспешила в поле. Я слышал, как она кричала одной из своих сестер, что идет собирать ежевику для своих арестантов.

Я с любопытством следил за всеми движениями молодой девушки. Землемер, изнуренный продолжительной бессонницей, крепко спал. Индеец с аппетитом уничтожал хлеб и молоко.

Лавиния пошла прямо к полю и вскоре скрылась. Мои глаза были устремлены на лес, в который она вошла.

Вдруг между деревьями мелькнуло женское платье, - это была, вероятно, Урсула. Через полчаса я увидел Лавинию, которая подходила к каштановому дереву. Она остановилась, посмотрела вокруг, как будто рассматривая место, а потом поспешно скрылась в лесу. Прошло больше часа, как я больше ее не видел.

В это время Зефан подошел к амбару в сопровождении двух своих братьев; он держал в руке ключ. Сначала я подумал, что меня поведут на суд к Мильакру, но ошибся; подойдя к амбару, Зефан подозвал к себе индейца и сказал ему:

- Я думаю, скучно сидеть краснокожему взаперти?

И, наверное, ты не рассердишься, если тебе разрешат выйти отсюда и гулять на свободе?

- Конечно, - спокойно ответил Сускезус. - Индейцу дорога свобода.

- Я так и думал. Вот видишь ли что: мой старик говорит, что ты можешь выходить, но только с условием.

- С каким условием? Что я должен сделать?

- Ерунда: дай честное слово, что ты не убежишь отсюда и каждый вечер будешь возвращаться в амбар; ты обещаешь, Сускезус?

- Отчего же не выполнить это: буду возвращаться.

- Так и дело закончено. Но смотри, ты не должен приносить сюда никакое оружие, никаких инструментов.

- Понимаю, понимаю.

- Ты не пойдешь против нас, ни прямо, ни тайно, пока не возьмешь назад свое честное слово. Ты согласен на все эти условия?

- Согласен, согласен.

- Так вот и все, что требует от тебя старик, но мать моя просит тебя еще об одном условии: если бы дело здесь дошло до драки, то чтобы ты защитил женщин и детей и не обижал их.

- Зачем мне обижать их.

- Ну, смотри же, теперь мы договорились обо всем.

Ступай, куда хочешь, но помни, что вечером, когда услышишь рожок, ты должен быть здесь.

На таких странных условиях Сускезус получил свободу. Для меня эти условия были очень подозрительными, но судя по спокойствию, с каким рассуждали обе договаривающиеся стороны, я увидел, что во всем этом нет ничего особенного. Я слышал, что слово, данное индейцем в подобных случаях, считалось всегда священным и нерушимым. Желая убедиться в этом, я сказал Зефану: почему же вы не выпускаете нас, если решили освободить индейца?

- Потому что индеец - индеец, у него свой нрав, а у вас свой. Говорили о том, чтобы и вас выпустить, майор, да старик не согласился; он говорит, что хорошо знает людей и что если выпустит вас, то вы скажете: <он держал меня взаперти без всякого на это права, против всякого закона, теперь я на свободе, и поэтому могу не держать своего обещания". Освободи только белого, он будет до тех пор рыться в земле, пока не найдет лазейки, чтобы скрыться навсегда. Пусть лучше сидит, теперь он в нашей власти. Вот что сказал мой отец.

Я не отвечал.

- Отец мой хотел выпустить и вас, землемер, - прибавил Зефан, - но тоже опасается. Кто проводит границы, тот может и нарушить их.

- Твой отец волен делать, что хочет, - сказал равнодушно Эндрю. - Не хочу ни просить его, ни давать ему слова. Мы враги.., скажи ему, чтобы он был осторожнее.., пусть подумает о себе и о лесе.., советую!

- Что? - спросил запальчиво Зефан, несмотря на то, что говорил с дядей Урсулы, во власти которого было расстроить все его сердечные расположения. - Посмотрим!.. В нас достаточно силы!.. Не испугаете!

- Убирайся, сумасброд!.. Вон!.. Вот парочка с отцом!..

Я не ждал и не жду милости от скваттеров, которых не хочу знать и презираю!

Зная спокойный и ровный характер землемера, я был удивлен последними его словами. Зефан удалился со своими братьями, Сускезус бродил около амбара, скучный и мрачный.

Вскоре после Зефана нас посетили другие родственники скваттеров: в сопровождении братьев явился Тоби.

Они пришли за нами, чтобы отвести нас в дом Мильакра, в котором собрались все мужчины. Нас хотели подвергнуть суду, от которого могла зависеть наша судьба; я посоветовался с землемером. Эндрю хотел только одного: лично говорить со скваттерами и высказать им все, что было у него на душе. Выслушав землемера, я вышел с ним из амбара; нас окружили четыре сына Мильакра, и мы направились к дверям судилища.

Глава XXII

Мильакр, хоть и враг законов, однако соблюдал все формальности суда. Мы обнаружили полное собрание: старик заседал в середине, недалеко от него сидели Пруденс и две или три дочери. Я удивился, увидев здесь же Лавинию. Когда же она успела прийти?

Тоби провел нас в дом и разместил у двери, напротив своего отца; это сделано было с намерением: чтобы убежать, мы должны были прорваться через всю толпу, а это нелегко было сделать. Впрочем, землемер и не помышлял о побеге. Он вошел в круг молодых геркулесов с полным равнодушием. Лицо его выражало спокойствие и важность.

Мильакр попросил нас сесть. Вокруг него разместились его сыновья. В комнате царствовала глубокая тишина. Меня поразило выражение беспокойного любопытства, которое я заметил на лицах всех женщин.

Тишина и молчание продолжались еще несколько минут; не знаю, для чего это делалось: хотел ли Мильакр придать больше торжественности всему заседанию, или, действительно, обдумывал свое решение. Одно обстоятельство удивило меня. Несмотря на ссору, прошедшую между землемером и скваттером, на лице Мильакра не было никакой злобы.

Я увидел, наконец, что в настоящее время я играл второстепенную роль, а главная принадлежала землемеру. На него смотрели, как на сильного и опасного врага.

- Землемер! - сказал с расстановкой и с важностью судья. - Ты всегда идешь против меня и моих. Ты даже по своему званию наш враг.

- Я враг всех негодяев, Мильакр, не скрываю и не хочу этого скрывать, - сказал с твердостью Эндрю. - Ты говоришь, что я по своему званию ваш враг? Ошибаешься. Скорее, ты мне враг, потому что ты и подобные тебе лишают нас, землемеров, всего; вы беззаконно захватываете земли, селитесь на них, не говоря ни слова владельцам.

- Зачем сердиться, землемер? Теперь, когда ты находишься в моей власти, я хочу окончательно с тобой договориться. Мы стареем и приближаемся к концу, не мешает иногда подумать об этом. Я прибыл сюда не из голландской колонии, а с земли, где знают, что еще есть и загробная жизнь.

- К чему ты мне говоришь об этом, Мильакр? - спросил с участием Эндрю. - Оставь религию, я уважаю ее, но не хочу от скваттера слышать о ней. Скажи мне, для чего вы, янки, приходите на земли голландцев? Я этого не могу понять. Наверное, для янки и голландцев не одно и то же написано в Библии?

- Может быть.., но оставим этот разговор о религии, землемер.

- И прекрасно сделаешь, - сказал Эндрю, - ты немного в этом понимаешь.

- Послушаем, что хочет сказать Мильакр в свое оправдание, - сказал я, вмешавшись в разговор. - Вы ему ответите позже; по моему мнению, один вы в состоянии защищать правое дело.

Эндрю согласился на мое предложение. Скваттер, которому не только хотелось оставить за собой землю, но и доказать вместе с тем, что он был совершенно прав, сказал:

- Молодой человек, я сам только одно желаю: обстоятельно с вами поговорить об этом, пора закончить наш спор насчет земли.

- Представь себе, - сказал землемер, приспосабливая свои слова к диким понятиям скваттера, - представь себе двух человек, которые начали жизнь в одно время. Им обоим нужны фермы, они идут в лес и каждый из них желает занять одно и то же место. Что же они будут делать? Кому достанется это место?

- Кто первый пришел, тот и займет, в этом, по-моему, и право владения.

- Хорошо, согласен с тобой, Мильакр. Да где же граница этому владению?

- Да я уже сказал тебе, что каждый берет, сколько ему нужно для своих нужд.

- А когда придет другой и захочет поселиться возле первого, где же проведут они границу?

- А там, где найдут нужным, - закричал Тоби, терявший терпение. - Какие же были бы это соседи, которые не согласились бы между собой на такие условия.

- Одним словом, если бы два наших скваттера захотели иметь одну и ту же землю, кто же из них прав?

- Да что с тобой! Тебе нужно повторять сто раз, что ли? Я сказал уже: кто первый пришел, тот и занял.

- А1 Вот этого я и ждал! Так ты разве первый пришел сюда? Разве намного раньше до тебя не владел этой землей генерал Литтлпэдж и полковник Фоллок? Разве не они ее вымеряли и разделили на участки? Они владеют этой землей больше двадцати пяти лет, хотят ее сберечь и, по твоим же правилам, кажется, имеют на это право...

Я не удивляюсь, - помолчав, сказал землемер, - что тебя назвали Мильакр! Ты скоро захватишь всю землю!

Скваттер не в состоянии был выдержать последнего упрека; он вдруг прервал заседание, от которого ждал совершенно другого результата.

- Выведите его! - сказал он своим сыновьям, отойдя от двери. - Я не ручаюсь за себя.

- Посмотрите на них, послушайте этих диких детей! - сказал Эндрю, направляясь в темницу. - Только то хорошо, что делается для них.

Землемера увели, а меня оставили. Пруденс тоже ушла со всеми своими детьми. Меня, казалось, забыли.

Вдруг какой-то шорох привлек мое внимание; я оглянулся и увидел Лавинию, которая, приложив палец к губам, подавала мне знаки, чтобы я вышел в коридор, из которого лестница вела на чердак. Не думая о последствиях, я выполнил желание Лавинии, войдя в коридор, бросился к окну, и хотел уже выпрыгнуть, как вдруг Лавиния схватила меня за руку.

- О, сохрани вас Бог!.. Не прыгайте в окно.., не то вас увидят и обязательно убьют. Не уходите сейчас.

Ступайте сюда.., опуститесь в этот подвал... Вот люк.., я вас оповещу обо всем.

Нельзя было терять ни минуты времени. Она открыла люк, и я в одно мгновение очутился в подвале.

Все это произошло за одну минуту. Спустя некоторое время я услышал над своей головой тяжелые шаги Мильакра и крик нескольких человек. Ясно было, что они заметили мое исчезновение и кинулись меня искать.

Пруденс громко и пронзительно кричала:

- Лавиния! Лавиния! Где ты?

- Я здесь, матушка, - ответила Лавиния. - Вы приказали мне принести новую Библию.

Лавиния сказала правду и поэтому отвела от себя всякое подозрение. Новый топот шагов послышался над моей головой.

- Его нужно непременно поймать, - кричал Мильакр, - иначе мы пропали! Мы ничего не успеем спасти.

"Он наверху!" - кричал один голос. - "Он в подвале!" кричал другой. Одни бежали по лестнице наверх, другие вытаскивали из люка ящик, который специально поставила Лавиния.

Подвал был очень тесным. В нем находились две кадки, наполненные свининой. Спрятаться было негде. Я прижался в самый темный угол; я посчитал себя погибшим, когда увидел сначала две ноги, спускавшиеся по лестнице вниз, потом еще две, и наконец пять человек, в числе которых были три женщины, все они спустились в подвал. Четвертая женщина, в которой я узнал Лавинию, стояла у люка, вероятно, с намерением, чтобы в подвал не пропускать свет. Первый спустившийся в подвал человек начал проверять все углы; удачная мысль мелькнула в моей голове: я решил подражать ему. Темнота не давала возможности увидеть меня. Вскоре Тоби подбежал к лестнице и закричал: "Окно! Окно!.. Ступайте к окну!"

Не прошло и полминуты, как подвал опустел.

Я едва поверил своему счастью; люк снова закрыли, и глубокая тишина воцарилась везде.

Положение мое было не из приятных. Заключенный в подвале, не имея возможности выбраться отсюда без риска, чтобы опять не попасть в руки скваттеров, я было начал жалеть, что послушал и увлекся советом Лавинии.

Рассуждая об этом, я вдруг увидел, что люк снова открылся, и Лавиния тихо позвала меня. Я подошел к лестнице и увидел, что она молча делала мне знаки, чтобы я поднимался из подвала. Я слепо повиновался ей.

- Не правда ли смешно?.. - прошептала тихо она мне на ухо, когда я очутился возле нее. - Вас никто не нашел? Те!.. Не говорите! - прошептала она, заметив, что я хочу ответить ей. - Они все очень близко... Они вас ищут... Я вас сейчас уведу отсюда... Успеете ли вы добраться до мельницы?.. Туда никто не пойдет.

- Но как же? Меня могут увидеть, если они все так близко?

- Как знать: пошли сюда, к дверям, и вы увидите, что есть возможность убежать. Все смотрят в противоположную сторону; постарайтесь только добраться вон до тех бревен, и вы спасены. На мельнице спрячьтесь на самом верху.

Примерно в ста шагах от меня были сложены срубленные деревья; эти склады тянулись до самой мельницы. Вся трудность была в том, чтобы пробежать расстояние, которое отделяло меня от бревен. Выждав подходящую минуту, когда никто не смотрел в эту сторону, я лег на землю и осторожно пополз; через несколько секунд я уже был у бревен. Никто не кричал, и я понял, что меня не заметили. Добежать до мельницы было совсем уже не трудно. К счастью, дом скрывал меня от врагов. Я увидел Лавинию: крепко стиснув руки на груди, она с явным беспокойством следила за мной. Наконец я добрался до мельницы, и только после этого в моем сердце блеснула надежда быть спасенным.

Глава XXIII

Одни, посреди мрачного леса, они вели пастушескую жизнь, говорили языком сердца; взоры их выражали то. что не в состоянии были высказать уста.

Томсон

Положение мое было если не полностью отчаянным, то по крайней мере больше чем критическим. Беспокойство, с каким я прислушивался к малейшему шороху, по которому мог бы определить, что напали на мой след, было мучительным. На минуту мне даже показалось, что я слышу крики, слышу, как приближаются к мельнице с намерением опять схватить меня; шум этот раздавался в моих ушах, а в действительности это было одно мое воображение раздраженного, больного состояния: только шум струившейся воды нарушал спокойствие природы.

Мне наконец удалось свободнее вздохнуть и осмотреться.

Мельница была, как я раньше говорил, постройки грубой и небрежной. Несколько досок, набросанных на перекладины, образовывали в верхней части мельницы род пола: в первую очередь мне нужно было сдвинуть эти доски, потом сложить их, одна на другую, и таким образом я смог бы себя скрыть от взоров тех, кто приблизился бы к мельнице.

Чтобы видеть, что происходит вокруг мельницы, я просверлил ножом небольшое отверстие в доске, через него я мог просматривать местность на довольно большое расстояние.

Поиски продолжались длительное время. Скваттеры очень хорошо знали, что я еще не успел убежать в лес, и поэтому были уверены, что я прячусь где-нибудь поблизости от них. Все хижины были осмотрены, но никому не пришла мысль посмотреть и проверить мельницу, потому что каждый из скваттеров был уверен, что я спрятался в противоположной стороне от нее. Когда были проверены все углы и все щели, враги мои остановились, не зная что делать.

Наконец, расставив мальчишек на всех просматриваемых местах, отец собрал самых взрослых семерых своих сыновей и медленно пошел с ними к мельнице. Войдя в нее, они стали в кружок; это дало мне возможность не быть замеченным и слышать весь их разговор.

- Здесь, по крайней мере, безопасней.., нет лишних ушей и языков... - сказал Мильакр, присаживаясь на приготовленное для распилки дерево. - Странное дело, Тоби! Я никогда бы не подумал, что хоть один из этих городских щеголей сумеет так ловко воспользоваться своими ногами. Где он мог спрятаться?

- Если только он уйдет, - проговорил Тоби, - будет худо.., тогда все пропало. Возвратившись в Равенснест, он непременно начнет хлопотать о том, чтобы остановить нас... На Ньюкема надежды нет.., в беде он не поможет.

- Полно!.. Напрасно нападаешь на судью, - сказал Мильакр. - Я уверен, что он во всяком случае известит нас, чтобы дать нам время убраться отсюда.

- Да.., и тогда поклонись доскам, которые спущены на воду! Поклонись всему заготовленному лесу! Подумай о том, что здесь нет куска дерева, который бы не был облит моим потом!.. Нет!.. Легко у меня это не отнимут...

Я сумею защититься!..

- И меня никто не заставит бросить мой лес и дом! - закричал с жаром Мильакр. - Мы дрались за свободу с королем Георгом, и почему же не драться сейчас, не постоять за свое собственное добро? Да и как послужила бы свобода, если бы мы позволили разорять себя?

Все сыновья единогласно и громко поддержали мысль и желание отца, и воинственная отвага выразилась на их лицах.

- А что мы сделаем с этим молодцем, если поймаем его? - спросил Зефан.

Я замер и весь превратился в слух. В этом вопросе заключался мой приговор.

- Оставлять его здесь долго нельзя.., его начнут искать... Хоть мы и имеем полное право на свое добро... а все же здесь, на этой земле, не очень хорошо расположены к скваттерам.

- Какое мне дело до здешних! - сказал с гордостью Мильакр. - Если им нужен этот Литтлпэдж, пусть они идут за ним.., приму и угощу! Я объявляю: если этот сумасброд попадется мне в руки, так он уже не вырвется, пока не отдаст мне законным образом двести акров земли и мельницу, не требуя ничего за прошедшее время. Вот мои условия, и - никаких уступок.

За этим формальным объявлением последовало довольно продолжительное молчание и тишина; я боялся, чтобы они не услышали моего тяжелого дыхания. К счастью, Зефан начал опять говорить.

- Я слышал, - сказал он, - что все условия, которые ставятся в таких случаях, ничего не значат перед законом. В последнюю мою поездку в Равенснест как раз об этом говорил Ньюкем.

- Вот тебе на! Так черт же их поймет! - проворчал старик скваттер. - Пишут законы и хотят, чтобы их все выполняли, а если в суд представишь законное условие, так опять не то!.. И закон не закон! Я только и думал о том, как бы взять у этого молодого Литтлпэджа законную бумагу на землю, а ты говоришь, что это ни к чему не приведет! Эх, Зефан, Зефан!.. Часто ты ездишь к этим законникам!.. Не одурей сам, как они!..

- Не одурею, хоть и езжу туда с удовольствием. Я уже в том возрасте, что пора подумать о женитьбе, а здесь, кроме сестер моих, других девушек нет, так поневоле станешь ездить к соседям. Вот для чего я бываю в Равенснесте.., и скрывать не хочу.

- Ну и что, нашел, что искал? Говори откровенно... ты знаешь: не притворяйся и не обманывай, я этого не люблю... Кто же она? Согласна ли она войти в наше семейство?

- Ах, отец!.. Я три раза спрашивал об этом Урсулу, и каждый раз она отвечает мне, что никогда этого не будет.., чтобы я и не мечтал о ней.

- Кто же эта девочка, которая вздумала задирать нос перед сыновьями Мильакра? - спросил с гордым видом старик. - Хотел бы я увидеть ее!.. И поговорить с ней!..

Как ты назвал ее?

- Урсула Мальбон.., племянница землемера.

- Племянница землемера? И ты три раза просил ее выйти замуж за тебя?

- Да, отец, три раза, и каждый раз она отвечала, что не согласна.

- Хорошо! В четвертый раз она ответ даст другой.

Нельзя ли привести ее сюда? Она, наверное, живет в лесу вместе со стариком Эндрю?

- Да.

- А любит ли она своего дядю?

- Она любит старика Эндрю, как своего родного отца.

- Так почему тебе не пойти к ней, Зефан, и не сказать, что дядя ее в опасности, и что ты не знаешь сам, что с ним будет, и что ей обязательно нужно с ним повидаться? А потом, когда она придет сюда, ты одень свое новое платье, а мы пошлем за Ньюкемом, и, как знать, может быть ты женишься раньше, чем решишь.

Это предложение было принято единогласно, особенно Зефаном, которого оно особенно касалось.

- Отец, - сказал он, - позовите Лавинию и поговорите с ней об Урсуле Мальбон. Сестра наша вон там стоит, вместе с женой Тоби и с матушкой, которая что-то ищет в кустах, как будто в них мог спрятаться человек.

Мильакр позвал свою дочь, и вскоре я услышал неровную, робкую походку бедной Лавинии. Она, конечно, думала, что ее позвали потому, что считали ее сообщницей в моем побеге; эта мысль очень встревожила ее.

- Иди сюда, Лавиния, - сказал Мальакр таким важным голосом, который он обычно употреблял в разговоре со своими детьми. - Знаешь ли ты Урсулу Мальбон, племянницу землемера?

- О! Слава Богу, батюшка! Вы меня так испугали... мне показалось, что вы нашли молодого человека и подумали, что я помогла ему убежать.

Как ни странными могли показаться эти слова, случайно сказанные, но они не пробудили никакого подозрения; сначала я подумал, что этим признанием Лавиния подвергает себя строгому допросу и моя тайна откроется, но ни отец, и никто из братьев не обратили внимания на ее слова.

- Кто тебе говорит о молодом Литтлпэдже? - сказал с досадой Мильакр. - Я тебя спрашиваю о том, знаешь ли ты племянницу землемера?

- Что я должна знать о ней? - спросила Лавиния, решив открыть одну тайну, тревожившую ее сердце, чтобы тем самым скрыть другую, более важную. - Я, пожалуй, скажу вам.., сегодня я видела Урсулу в первый раз. Зефан часто рассказывал мне про девушку, которая целый месяц носила цепи старика Эндрю и на которой он хотел бы жениться...

- Ты видела ее в первый раз! Что это значит? Где же ты ее видела сегодня? Кажется, весь человеческий род договорился сегодня быть у меня на свидании!.. Отвечай же, где ты ее видела?

- Она была здесь, со своим дядей.., недалеко отсюда... и я.., я...

- Ну что с тобой? Говори, не заикайся!

Я безошибочно мог бы сказать Мильакру, почему его дочь отвечала так робко, но она и сама очень ловко выпуталась из этого трудного создавшегося положения.

- Видите ли что, я сегодня пошла после полудня за ежевикой; выйдя в поле, которое находится у самой опушки леса, я увидела молодую девушку.., это была Урсула; мы разговорились, и она рассказала мне о себе.

Она ждет своего дядю, чтобы вернуться с ним домой...

- Что? Вернуться домой? Вот новость, ребята! А где она сейчас? Знаешь ли ты, Лавиния?

- Точно сказать не могу; она сказала мне, что спрячется в лесу, боясь чтобы ее не увидели, но до заката солнца она будет у большого каштанового дерева, которое, вы знаете, растет на том поле, где я собираю ежевику... Я обещала прийти туда, чтобы проводить ее к нам или принести ей ужин и что-нибудь вместо постели.

Эти слова внушили Мильакру полную уверенность, старик скваттер решился, кажется, воспользоваться обстоятельствами. Он встал и сказал своим сыновьям:

- Теперь ступайте за мной. Мы еще раз осмотрим все хижины, все склады бревен, чтобы точно знать, не успел ли убежать этот Литтлпэдж за то время, пока мы здесь совещались. Ты, Лавиния, с нами не ходи. Вы, девушки, если вам поручить какой-нибудь обыск, бегаете, как угорелые, и только портите дело.

Выждав минуту, когда полностью затихли даже отдаленные шаги, я решил выглянуть в отверстие, которое просверлил в доске. Лавиния сидела на том же дереве, на котором располагался ее отец; ее беспокойный взгляд, казалось, искал меня. Наконец она тихо произнесла.

- Вы здесь? Отец и мои братья нас теперь не услышат.., только говорите тише.

- Я здесь, моя добрая Лавиния.., я слышал все, что здесь происходило. Ты видела Урсулу Мальбон?.. Отдала ли ты ей мое письмо?

- Отдала, отдала, она несколько раз его перечитала, думаю я, что она его выучила наизусть.

- И что же она тебе сказала?.. Не просила ли послать к дяде?.. Не говорила ли что-нибудь о моем письме?

- О, она много говорила, очень много... Ведь вы знаете, молодые девушки любят говорить; мы с Урсулой говорили около часа. Сейчас мне нельзя вам рассказать все.., могут спохватиться, почему я так долго нахожусь на мельнице.

- Скажи мне только, дала ли она какой-нибудь ответ на мое письмо?

- О вашем письме она не сказала ни слова... О, эта девушка очень осторожная, когда получает письма от молодых людей. Скажите мне, вы считаете ее такой же красавицей, как и Зефан?

Этот вопрос не предвещал ничего доброго, и все-таки нужно было отвечать, и притом так, чтобы не рассердить Лавинию, потому что я возлагал на нее все свои надежды.

- Она не дурна, впрочем, я видел многих девушек, которые намного лучше ее. Но хороша она или дурна собой, все же она девушка, и поэтому грех не думать о ней в такое опасное время.

- Да, да. Пусть батюшка меня и выгонит, но я не оставлю ее, - сказала с сильным выражением Лавиния. - Я устала от такой жизни скваттеров.., я не понимаю, почему не жить всегда на одном месте. Но скажите мне, что было бы лучше для Урсулы? Она не будет сердиться, если Зефан на ней женится?

- Почему ты меня спрашиваешь об этом? Разве ты что-нибудь видела или слышала подобное, разговаривая с ней? Расскажи мне, о чем она с тобой разговаривала?

- Боже мой! Мало ли о чем, но больше о старике землемере. А вашего имени она не произносила ни разу.

- Я думаю, что ее больше всего беспокоит дядя... Что же она решила делать?.. Она будет ждать тебя у каштанового дерева?

- Она ждет меня у скалы, недалеко от этого дерева... ее там не трудно найти.

- Что у вас теперь делается? Нельзя ли мне выйти отсюда.., добежать до реки и окольной дорогой пройти к Урсуле, чтобы сказать ей об опасности, которая ей угрожает?

Лавиния молчала; я подумал, что, может быть, рассердил ее; она несколько минут о чем-то думала, потом подняла голову, и на ее лице я не заметил следов гнева.

- Конечно, было бы жестоко заставить Урсулу выйти замуж за Зефана, если она его не любит, - сказала с чувством Лавиния. - В самом деле, лучше ее оповестить обо всем, что здесь происходит, пусть она выберет сама, что для нее лучше.

- Да, она говорила мне, - ответил я хладнокровно, - что ее рука отдана уже другому, а поэтому, конечно, не хорошо заставлять ее выходить замуж не за того, кого она любит.

- Да, этого не будет, - сказала Лавиния таким голосом, который меня почти испугал.

Не ожидая моих возражений, она тут же сказала, что я должен был предпринять, чтобы достигнуть своей цели.

- Видите ли вы эту тропинку, которая вьется от угла мельницы? - спросила торопливо Лавиния. - По ней вы дойдете до той скалы, с которой падает водопад. Вы без опасности, никем не замеченный достигнете того места... Вас будут закрывать строения. На этой скале вы увидите лесок, через него вы пройдете до речки, через которую перекинут деревянный мост. Пройдя по нему, ступайте влево к опушке леса, тут вы и увидите каштановое дерево.

Я с жадностью слушал эти наставления. Как только Лавиния замолчала, я был уже на тропинке, но не посмел пойди вперед, а ждал минуты, когда она мне скажет, что я могу отправляться по назначенному ею маршруту.

- Не торопитесь, - сказала она, опустив голову и делая вид, будто ищет что-то у своих ног. - Отец и Тоби пошли с этой стороны, они прямо напротив мельницы. Тише! Остерегайтесь.., они, кажется, повернули в другую сторону.., точно.., они уходят. Подождите минуту... Ну, теперь скорее!.. Но смотрите, мы должны увидеться.

Последние слова Лавинии я услышал, когда добежал уже до конца тропинки. Перед тем как спуститься, я осмелился взглянуть на окружавшую меня обстановку.

Примерно в ста шагах от меня стояли Мильакр и Тоби, отделившись от толпы, они, как мне показалось, о чем-то договаривались. Я быстро спустился с утеса и пробежал к речке, через которую переброшено было бревно. До самого перехода через этот мост я был на виду у моих преследователей. Если бы они только посмотрели в эту сторону, то сразу бы обнаружили меня. Перебежав мост и укрывшись в зелени леса, я остановился, перевел дыхание и стал наблюдать за тем, что происходило у скваттеров.

Несколько человек из семьи Мильакра стояли на том же месте, он же, со своим сыном Тоби, прохаживался.

Пруденс стояла у дверей отдаленной хижины, окруженная, как всегда, ребятишками, и с волнением разговаривала со своими дочерьми. Лавиния, выйдя из мельницы, прохаживалась в отдалении от своих родных по пригорку, с которого отчетливо просматривался мой путь. Заметив, что она была совершенно одна, я осмелился кашлянуть так громко, чтобы обратить ее внимание на себя. Сделав знак, чтобы я продолжал свой путь дальше, она побежала к своей матери.

Я думал только об одной Урсуле. Что мне было за дело до того, что она любит другого! Она не могла, не должна была принадлежать какому-то Зефану. Я думал только о том, как бы сократить путь и этим самым спасти ее.

Мысль эта дала мне крылья. Минуты через три я был уже у каштанового дерева. Во время пути я еще раз надумал обратить внимание на своих врагов; прежде чем повернуть в сторону каштанового дерева, я взглянул на их жилье. Видно было, что Мильакр и Тоби приняли какие-то меры, потому что кроме мальчика, стоявшего на часах у магазина, и нескольких детей, не видно было ни одного скваттера. Даже Сускезус, который с первой минуты своего освобождения не переставал бродить около жилища скваттеров, вдруг скрылся. Пруденс со своими дочерьми торопливо перебегала из одной хижины в другую. Посмотрев на все это, я побежал дальше. Миновав поле и войдя в лес, я вдруг услышал чьи-то шаги.

Осмотревшись вокруг, я увидел Джепа, который шел мне навстречу, неся на плечах два карабина.

- Ах, это вы, мой верный Джеп! - закричал я, протягивая руку к карабину. - Ты успел вовремя. Проведи меня к Урсуле Мальбон.

- С удовольствием, сударь. Мисс Урсула очень близко, мы сейчас там будем. Она поставила меня здесь на карауле.., у меня два карабина.., один принадлежит землемеру, а другой - мой... Мисс боится огнестрельного оружия. Откуда вы, сударь, бежите так быстро?

- Все узнаешь в свое время и в нужном месте.

Немедленно нужно спасать мисс Урсулу. Она, я думаю, очень беспокоится о своем дяде?

- Беспокоится! Она все время плачет, а по временам в нее вселяется львиная смелость; тогда она такая храбрая, как мой старый господин, когда он, бывало, ходил со своим полком в штыки; большого труда стоило ее уговорить, чтобы она не приближалась к хижинам Мильакра. А про вас, сударь, она раз сто в день спрашивает и о вас говорит.

- Про меня! - вскрикнул я, но потом, опомнившись, постарался скрыть свое волнение. Я замолчал. Мне не хотелось делать Джепа поверенным своей тайны. Я поспешил к Урсуле, и, под руководством своего слуги, скоро нашел ее. Негр, выполнил свою обязанность и снова отправился на прежнее место, взяв с собой оба карабина.

Никогда не забуду взгляда, каким встретила меня Урсула. Этот взгляд был верным расположением ее ко мне. Несколько плохо скрытых слез еще дрожали на ее ресницах. С каким восторгом, с каким упоением я держал и прижимал к своему сердцу маленькую ее руку, которую она мне подала с трогательным участием.

- Убежим, милая Урсула! - вскрикнул я. - Убежим от этих грабителей!

- Убежать и оставить в их руках дядюшку? - спросила с упреком Урсула. - Вы ли мне это советуете?

- Простите меня, но это необходимо, этого требуют обстоятельства, для вашей же безопасности.., нельзя терять ни минуты. У этих злодеев ужасная идея родилась: они хотят похитить вас, чтобы этим поступком спасти себя.., оправдать себя во всех своих преступлениях.., повторяю еще раз: вы в опасности.., нельзя терять ни минуты.

Непонятная улыбка мелькнула на лице Урсулы. В ней было столько прелести и вместе с тем столько грусти!

- Мордаунт, - проговорила она, - помните ли вы, что я сказала, расставаясь с вами?

- Мне ли забыть ваши слова, Урсула! Не они ли довели меня до отчаяния? Не они ли были причиной всех этих неприятностей?

- Не говорила ли я вам, что моя рука принадлежит другому? Вспомните, не повторяла ли я вам, что не могу принять вашего благородного, лестного для меня предложения? Связанная обещанием, я должна была думать только об одном!

- Конечно, но зачем вы снова хотите растравить раны моего сердца?

- Если я говорю об этом, так только потому, что человек, которому принадлежит вся моя жизнь, живет здесь, поблизости.., я не смею покинуть его.

- Боже мой!.. Урсула!.. Неужели вы любите Зефана Мильакра.., любите скваттера?

Взор Урсулы, обращенный на меня, выразил удивление. Я упрекнул себя в неуместной откровенности. Мне самому стало стыдно; я бы хотел провалиться сквозь землю в ту минуту, когда заметил на лице Урсулы такое выражение, эту мертвенную бледность... Я лучше принес бы сам себя в жертву, чем вызвал горькие, жгучие слезы на ее глазах. С минуту мы стояли молча. Наконец она твердым голосом сказала мне:

- Ваши слова унижают меня! Но я вас прощаю, Мордаунт, так как вы помогали мне, бедной девушке, н в настоящих обстоятельствах вы имели право подумать, что ваши предположения верны. Но как бы то ни было, всякое сомнение между нами должно исчезнуть: человек, которому я предана, которому принадлежит вся моя жизнь.., знаете ли кто он?.. Это мой дядя. Если бы в первый день нашего откровенного разговора вы не убежали от меня так быстро, я бы рассказала вам все это... я была бы откровенна с вами...

- Урсула!.. Мисс Мальбон!.. Что вы говорите!.. Так у меня нет соперника?

- Никто на протяжении всей моей жизни не говорил мне о любви, кроме этого грубого скваттера и вас, Мордаунт.

- Как! Так ваше сердце свободно?.. Так никто из посторонних не заставлял его биться сильнее?..

Урсула взглянула на меня и, помолчав немного, сказала:

- Может быть, я должна была бы ответить вам "нет", чтобы защитить права моего пола, особенно, когда со мной разговаривают так бесцеремонно, но...

- Но что же? Бесценная Урсула! Говорите откровенно, не мучайте меня сомнениями.

- Правду я предпочитаю кокетству, да к тому же было бы непонятно, если бы я, после всех ваших доказательств привязанности ко мне, осталась бы бесчувственной. Поверьте мне, Мордаунт, если бы мы находились при большом количестве людей, я и тогда бы предпочла вас другим. Какого же соперника вы ищете здесь, среди этих лесов, среди этой пустыни, в которой я живу?

Передавать читателю все подробности последующего разговора я считаю лишним; расскажу только лишь необходимое. Весь наш разговор пролетел как одна упоительная минута. Урсула призналась в своей любви ко мне, и вместе с тем, с откровенностью настоящей американки, она призналась в своей бедности. В этом, по крайней мере, отношении мы имеем преимущество перед другими нациями. Если где-нибудь люди разного происхождения и состояния могут разрушить счастье влюбленных, то у нас в Америке бедность никогда не представляет препятствий, особенно если один из супругов имеет возможность обеспечить семью.

Обняв Урсулу и приклонив ее голову к своему плечу, я вкушал, преждевременно, сладость будущей жизни, но вдруг наше сладкое забвение нарушили криком:

- Вот он!.. Вот она!..

Подавшись вперед, я очутился лицом к лицу с Тоби и Зефаном, недалеко от них шла Лавиния. Лицо первого выражало злость, лицо второго - ревность и досаду, лицо Лавинии было покрыто мертвой бледностью. Минуту спустя нас окружили Мильакр с остальными своими сыновьями.

Глава XXIV

Та, которую я люблю, - молода, но много есть дев молодых; моя прекрасная, но есть прекраснее ее. Но не в каждом лице найдете вы такое небесно-прекрасное выражение, а поэтому. если вы встретите девушку с таким выражением лица, то в ней узнаете ту, которую я люблю.

Ченстоп

Никогда, кажется, человеческое счастье, не рушилось так мгновенно, так ужасно и неожиданно, как рушилось мое. Я слишком хорошо знал все предшествовавшее, чтобы в полной мере оценить опасность настоящего;

Урсула же только смешалась, как сделала бы на ее месте любая девушка, пойманная в минуту ее заветной тайны.

Она застеснялась той привязанности, которой бы, месяц спустя после торжественных обещаний, она могла бы гордиться перед всем светом, но в эту минуту она растерялась. Впрочем, причиной этому была и грубая встреча скваттеров; Урсула еще не знала их настоящего характера; все ее желание состояло лишь в том, чтобы увидеться со своим дядей. Но Мильакр и не подумал нам показать их обоих, он не намерен был шутить.

- Так-то, господин майор, вы попались снова в то гнездышко, из которого вылетели! Выбирайте любое! Или убирайтесь отсюда, куда вам будет угодно, или вы будете связаны и брошены в лесу, как дикий зверь. Если вы решите сбежать от нас, так это докажет, что вы плохо знаете Мильакра и его семейство... Не забудьте, что около нас растет лес на расстоянии двадцати миль... Трудно убежать!

Я покорился обстоятельствам. Окружив нас со всех сторон, скваттеры приказали нам идти, не запрещая впрочем мне разговаривать с Урсулой. Урсула, как женщина, решительно переносила все неприятности. Может быть, многие мне не поверят, но я смело могу заверить, что несмотря на это новое для нас несчастье, мы вполне были довольны судьбой, имея возможность разговаривать друг с другом.

- Будьте смелее, милая Урсула! - сказал я тихо, приближаясь к амбару. - Во всяком случае эти негодяи не позволят себе никакой дерзости; хоть плохо, но все равно они знают, что на них существует суд и расправа.

- Я спокойна.., я рядом с вами.., теперь рядом с дядюшкой, - сказала, улыбаясь, Урсула. - Вероятно, мы скоро увидим Франка, потому что я забыла вам сказать, что он отправился в Равенснест требовать управы на этих скваттеров. Он отправился почти в одно с нами время. Я думаю, что он уже возвращается обратно к нам.

Я с чувством пожал руку Урсулы, но не решался рассказать ей все, что ожидал, впрочем, это было бы лишним: ее напрасно бы стали заставлять выйти замуж за Зефана, я знал твердый характер Урсулы, и поэтому был уверен, что если она дала мне обещание, то уже никакие силы не могли бы заставить ее согласиться на предложение другого.

Я расстался с ней у дверей первой хижины. Урсулу поместили под надзор жены Тоби, достойной половины своего супруга. Ей не доставили никаких неприятностей, напротив, предоставили полную свободу, однако с одним условием, чтобы одна из женщин постоянно следила за ней.

Так как мы возвратились другим путем, то землемер только через меня узнал об аресте своей племянницы. Он и не подозревал, что я второй раз попадаю в плен.

Сускезус же, как обычно, абсолютно не удивился.

- Что, мой любезный Мордаунт! Я знал, что вы успели убежать отсюда и, признаюсь, боялся, что вы опять попадете в руки этих скваттеров, - проговорил Эндрю, идя мне навстречу и дружески протягивая руки. - Вот мы опять все трое вместе; благодарю Бога, что мы добрые приятели, иначе наша келья была бы тесной и неудобной. Индеец снова, по доброй воле, сделался пленником, когда узнал, что я сижу здесь один, хоть ему была предоставлена свобода. Теперь ты опять можешь обнажить оружие против скваттеров, не правда ли, Сускезус?

- Конечно. Мир закончился. Сускезус такой же пленник, как и другие, он возвратил свое слово Мильакру, он свободен теперь.

Я понял желание Онондаго. Он хотел сказать, что, отдавшись снова в руки скваттеров, этим своим поступком он уничтожил данное слово, а вместе с тем удалился от убийственного нейтралитета. К счастью, Джеп успел спрятаться, и я мог надеяться, что он скоро соединится с Франком, который, вероятно, вместе с вооруженными людьми был недалеко от нас. Нужно было, однако, подумать о том, что скваттеры не поддадутся легко и что поэтому можно было ждать, наверное, действий очень серьезных. В таком семействе, какое было у скваттера, женщины полностью заменяли мужчин: в них столько же было отваги и отчаяния.

- Один Бог знает, Мордаунт, что из этого получится, - сказал землемер, спокойно закуривая трубку. - Успехи каждой войны очень сомнительны, это вам может подтвердить Сускезус как человек опытный, да вы и сами это знаете, потому что, несмотря на молодые годы, вы не раз уже были в огне. Мой Франк тоже не из хладнокровных людей, он не позволит шутить скваттерам, мы всеми силами должны стараться поддержать его.

- Но разве вы уверены, что Ньюкем, этот близкий приятель скваттера, выполнит требование Франка?

- Этот же самый вопрос, любезный Мордаунт, я задавал себе уже не раз. Мне кажется, что Ньюкем успеет вовремя оповестить Мильакра. Часто правосудие идет не так быстро, как не правда; по крайней мере, правый человек всегда имеет больше перевеса. Это я чувствовал с самого маленького возраста и полностью убедился в этом с тех пор, как возвратился сюда и живу с Урсулой.

Этот ребенок научил меня всему, о чем я раньше не имел понятия. Вы от души порадовались бы, если бы послушали, как она говорит каждое воскресенье с одним стариком, который безвыходно живет в лесу, как просто и ясно объясняет она ему законы религии, как сильно убеждает любить и бояться Бога.

- Как! Урсула выполняет это? Я уважал ее за одну привязанность и расположение к вам, но новость, которую вы мне сообщили сейчас, доказывает еще большую доброту в мисс Урсуле.

- Да, этого ребенка сразу не поймешь. Вы не поверите, сколько скрыто прекрасного в ее душе и сердце.

Нужно с ней пожить вместе, чтобы оценить всю привязанность, всю доброту, всю чистоту ее души. Впрочем, я уверен, любезный Мордаунт, что для вас настанет когда-нибудь время понять и поверить моим словам.

- Когда-нибудь? Помилуйте! Я уже сейчас ее люблю так, как никогда в жизни не любил! Я вижу только ее, о ней только думаю! Она постоянно в моих мечтах, не скрою от вас, от нее я получил уже согласие...

Старик Эндрю удивился, слушая, с каким жаром я говорил; даже индеец повернулся ко мне с лицом, на котором выразилась радость. Увлекаемый непреодолимой силой, я рассказал еще больше.

- Да, - сказал я, схватив руку землемера, - я выполню ваши пожелания, о которых вы мне так часто говорили. Помните, как часто вы повторяли, что все ваши желания заключались в том, чтобы я женился на вашей племяннице. Сегодня, больше чем когда-нибудь, я хочу воспользоваться вашими словами и назвать вас дядей.

К великому моему удивлению, землемер не проявил никакой радости. Впрочем, я давно заметил, что с самого моего приезда в Равенснест, он не говорил мне ни слова о своем любимом вопросе, а теперь, когда я полностью согласен был выполнить его желание, он был совершенно хладнокровен. Я не мог дать себе отчет в этом и с беспокойством ждал его объяснения.

- Мордаунт, Мордаунт! - сказал Эндрю, глубоко вздохнув. - Я не хотел услышать от вас это. Я вас люблю, так же, как и Урсулу, но мне неприятно слышать о желании вашем жениться на ней.

- Вы огорчаете и вместе с тем удивляете меня, мой добрый друг. Вы всегда желали одного: чтобы я познакомился с вашей племянницей, чтобы полюбил ее и женился на ней, а теперь, когда я узнал и полюбил ее, вы отказываете мне в ее руке, как будто я недостоин ее.

- О нет, мой друг! Нет. Вы знаете, что я о вас не могу так думать, есть совсем другая причина. Я помню все, что говорил вам раньше. Что же делать! Я был старый шут, болтун, который не видел дальше своего носа, я тогда служил в армии, мы были капитанами; тогда мне казалось, что мы с вами равны, и поэтому я посмел думать, что для вас будет большая честь жениться на моей племяннице, но с тех самых пор, как я возвратился в леса и опять взялся за цепи, чтобы заработать этими средствами насущный хлеб, ах, с тех пор многое изменилось. Поверьте мне, что Урсула Мальбон не пара сыну генерала Литтлпэджа!

- Все, что вы мне сказали, Эндрю, совершенно противоречит вашим постоянным правилам и вашему характеру; эти мысли собственно не принадлежат вам, вы их у кого-то позаимствовали.

- Я не спорю и не защищаюсь: все это наговорила мне Урсула.

- Урсула! А откуда она могла знать и думать, что я посватаюсь к ней когда-нибудь?

- Садитесь, любезнейший Мордаунт, я расскажу вам всю эту историю. Сускезус, почему ты отошел от нас?

Оставайся, ты нам не мешаешь и можешь тоже слушать.

Садись на свое прежнее место, вот сюда, возле меня. Я от тебя ничего не скрываю. Вот в чем дело, Мордаунт. После возвращения из лагеря, когда моя голова еще кружилась от славы, от воспоминаний об эполетах, я решил рассказать о вас Урсуле то же самое, что говорил вам про нее.

Я говорил ей о вашей красоте, храбрости, бескорыстии, честности, о вашем уме и о веселом характере, вспоминал при ней о том, как часто вы веселили нас в то время, когда мы шли на штурм, одним словом, рассказывал ей все, что может и должен рассказать преданный вам друг; и эти разговоры повторялись не раз и не два, а двадцать или тридцать раз, уверяю вас, Мордаунт!

- Мне хотелось бы узнать, что отвечала на это Урсула?

- Ее ответы и раскрыли мне глаза. Сначала она смеялась, шутила, слушая меня, но однажды, когда я снова стал рассказывать ей про вас, она вдруг задумалась а потом сказала, что бедной сироте не следует и думать о подобном замужестве, что ваши родные никогда на это не согласятся, короче, что наследник генерала Литтлпэджа никогда не женится на бедной племяннице землемера.

- И вы, мой добрый Эндрю, поверили всему этому?.

- А как же? Посмотрел бы я, чтобы вы сделали на моем месте! Если бы вы послушали, как она это говорила, - вот так и западает каждое ее слово в сердце! И тогда, Мордаунт, вы, как и я, ничего бы ей не ответили.

- Скажите мне, Эндрю, неужели вы серьезно не хотите отдать мне в жены Урсулу?

- Это зависит не от меня, а от Урсулы. Ваше положение не изменилось: она по-прежнему племянница землемера, а вы - сын генерала. Поговорите с ней и сами услышите, что она вам ответит.

- Я говорил уже с ней, и ничего подобного она мне не сказала.

- Удивительно!.. Так вас не заставили ретироваться?

- Совсем нет. Мне остается теперь только получить одно лишь согласие родителей.

- Странно!.. Я всегда был холостым, Мордаунт, и, признаюсь, не очень разбираюсь в женских сердцах, но мне кажется, что нужно читать в них так, что если один раз прочитаешь белое, то в другой раз следует говорить - черное. И все же Урсула племянница бедняка землемера.

- Эндрю!.. Клянусь вам, если бы мне предложили жениться на дочери самого Вашингтона, если бы, конечно, у него была бы хоть одна дочь, то и тогда я предпочел бы стать вашим племянником. Но помолчим.

Сюда идут скваттеры. Не забудьте, что я сказал насчет Урсулы.

Эндрю дружески пожал мне руку. Он не знал, что мне был известен весь разговор на мельнице, и поэтому не совсем понял мои опасения. Я не боялся того, что Урсула уступит просьбам и станет женой Зефана, но ее могли заставить решиться на это жестоким обращением с ее дядей и со мной, а этого от них можно было ожидать.

Критическая минута наступила, я с внешним спокойствием ждал развязки.

Солнце уже садилось, и вокруг нас становилось все темнее и темнее; в это время к дверям нашей темницы подошел Тоби со своими братьями и сказал мне и землемеру, чтобы мы шли за ним, Сускезуса он не беспокоил.

Мы быстро вышли из амбара, желая подышать чистым воздухом. Нас окружили вооруженные люди; не обращая на них внимания, мы думали только о той минуте, когда увидим Урсулу.

На половине дороги Эндрю вдруг остановился и попросил разрешения поговорить со мной наедине.

Сначала Тоби не знал, разрешить или нет, наконец, расставив своих братьев большим кругом около нас, он согласился выполнить просьбу землемера.

- Мне хочется поделиться с вами одной мыслью, которая пришла мне в голову, - сказал тихим голосом Эндрю. - Мальбон не замедлит появиться с подкреплением, а поэтому, не сказать ли нам этим мошенникам, что сегодня мы не в состоянии разговаривать с ними и хотим отложить разговор до утра.

- Гораздо лучше, Эндрю, поговорить с ними, потому что в случае, если подоспеет Франк, здесь мы будем свободнее, чем в амбаре. Как знать, может быть, нам удастся убежать отсюда с нашими друзьями.

Эндрю, в знак согласия, кивнул головой, мы пошли дальше. Было очень темно, и поэтому Мильакр решил на этот раз заседать в доме, поставив к дверям большую стражу.

Расположение американских домов очень однообразное. Две трети занимает главная комната, в которой помещается и печь, эта комната одновременно служит и кухней и приемной, остальная треть дома разделялась на три части: спальню, чулан для масла и комнатку, в которой находится лестница, ведущая на чердак и в подвал. Трудолюбивый работник ненадолго остается в таком тесном и скромном доме и вскоре заменят свое жилище двухэтажным домом с пятью окнами на улицу, некоторые же деревенские дома имеют до восьми окон, но это редкое исключение.

В лесу штата Нью-Йорк, особенно в местах, немного обработанных, вечера бывают очень холодные, даже среди лета. В тот вечер, когда нас вывели из темницы, было очень холодно, даже морозило, и поэтому Пруденс развела в печи большой огонь. При свете яркого пламени, который постоянно поддерживался сухим хворостом, происходила интересная сцена, которую мне необходимо рассказать.

Войдя в дом, мы увидели все семейство в большой комнате, о которой я уже рассказал. Не хватало только жены Тоби и одной или двух ее сестер; наверное, они были при Урсуле. Лавиния с грустным выражением лица стояла у печи. Пусть не обвиняют меня в тщеславии, если я скажу, что встреча с молодым человеком, хорошо сложенным, с благородными манерами, который во всем превосходил тех, с которыми Лавиния должна была жить, произвела сильное впечатление, не скажу на сердце, по крайней мере на воображение молодой девушки.

Это предположение ясно подтвердилось обращением и вниманием, какое оказывала мне Лавиния.

Мильакр попросил нас сесть. Рассматривая лица этого ареопага, я заметил, что выражение их лиц было теперь намного спокойнее, чем в то время, когда нас закрывали в амбаре. Мне показалось, что нам сделают какие-нибудь мирные предложения, и не ошибся: первые произнесенные слова были что-то в этом роде.

- Пора, землемер, заканчивать нам это дело, - сказал Мильакр. - Оно мешает моим ребятам заниматься работой и ставит все вверх дном у меня в доме. Я рассудителен и не люблю путать дела. Скольких врагов я помирил в своей жизни!.. И теперь готов сделать то же самое. Но одних я мирил добрым словом, а других иначе.

Один или два раза я был побежден числом и истерзан вашим проклятым правосудием, но тогда я был молод, неопытен, а опыт жизненный - лучший учитель. Я прожил на свете семьдесят лет и поэтому знаю, что всегда нужно подождать удобного случая, а когда он подвернется, то следует держаться за него крепко, и все дела улаживаются благополучно. О тебе, землемер, я всегда думал так же, как думаю и о себе: ты человек рассудительный, опытный и сговорчивый. Мне кажется, что небольшого труда стоило бы нам закончить наш спор сейчас же, чтобы этим прекратить ссору и брань. Вот мое желание, а как вы думаете?

- Если ты говоришь со мной так учтиво, так миролюбиво, Мильакр, я готов послушать тебя и ответить тем же, - сказал Эндрю. - Каждый человек, а особенно старик, непременно должен быть обстоятелен. Что же касается сходства между нами, о котором ты говоришь, то я не нахожу слишком большого, разве только по одним годам мы и похожи. Мы с тобой довольно прожили, чтобы полностью понимать великие истины, которые написаны в Библии... Видишь ли что, Аарон, эту книгу редко читают здесь, в лесу, и поэтому плохо ее знают. Я, впрочем, хвалиться не буду; если я и знаю что-либо, так это благодаря моей племяннице Урсуле. Она объясняет лучше всякого ученого. Я желал бы, чтобы Пруденс послушала ее. Вы научились бы у нее многому доброму и полезному. Она, кажется, недалеко отсюда, и...

- Близко, я очень рад, что произнес имя своей племянницы, я сам тоже хотел поговорить о ней. Я вижу, что у нас с тобой даже одни мысли насчет молодой девушки, - может быть, благодаря ей, мы помиримся и станем добрыми друзьями. Я уже послал за ней, она сейчас придет с женой Тоби, которая уже успела ее очень полюбить.

Глава XXV

Да, Гастинг, если кто заслуживает любовь отечества, так это те благородные и великодушные сердца, которые понимают требования чести и свободы.

Эйкенсайд

После этого вступления никто не нарушил тишины и молчания. Все присутствующие ждали Урсулу Мальбон и полудикую ее спутницу, которая так сильно полюбила Урсулу, что ни на одну минуту не оставляла ее без внимания. Наконец, сидевшие у входа зашевелились, дверь отворилась; Урсула вошла в комнату и остановилась посередине. Лицо ее было одушевлено, на минуту она прикрыла рукой глаза, чтобы защитить их от сильного света падавшего из печи. Потом она посмотрела на меня, и одним этим взглядом, я уже был награжден за все мои страдания.

После этого Урсула посмотрела в ту сторону, где сидел землемер, быстро подошла к нему и со слезами на глазах упала в его объятия.

Этот поступок произошел невольно, это предоставило мне случай быть свидетелем одной из тех сцен, которые так редко встречаются в жизни: юность в полном расцвете красоты искала поддержки на груди старика, черты лица которого уже поблекли от долгих и тяжелых лет жизни, проведенных в труде и заботах.

Самый поразительный контраст существовал между свежим и розовым личиком Урсулы и загорелым обветренным лицом землемера, между длинными русыми локонами молодой девушки и редкими клочками волос на голове старика, но этот контраст выражал собой что-то трогательное, поразительное. Так иногда в жизни, по необъяснимым законам природы, два, по-видимому совершенно разных человека привязываются друг к другу и как бы составляют одно целое, одно неделимое.

Впрочем, Урсула только на одну минуту поддалась влиянию своих чувств. Несмотря на жизнь, проведенную в лесах, она в первый раз попала в подобное собрание, где главную роль играли скваттеры, эти дикие приверженцы свободы, живущие среди обширных, непроходимых лесов, дубрав североамериканских штатов.

И тем не менее, я никогда раньше не видел ее более прекрасной, чем в эту минуту. Кэт и сама Присцилла Бэйярд должны были бы отдать ей пальму первенства, несмотря на то, что сама судьба им предоставила намного больше преимуществ. Они не подвергались влияниям непогоды, как Урсула, не испытывали, подобно ей, что значит быть под дождем, не находя вокруг себя защиты и убежища от грозы, не знали скитаний в жизни по девственным лесам, и, наконец, могли пользоваться роскошными туалетами...

Роскошные туалеты вообще не были доступны Урсуле...

Мильакр наблюдал ревнивым взглядом за всеми движения Урсулы, сидел молча, чтобы остановить порыв ее чувствительного состояния. Освободившись из объятий своего дяди, молодая девушка села на скамью, которую я пододвинул к ней, так что она могла занять место рядом с землемером. За это мне было заплачено нежной улыбкой, возбудившей, как я заметил, негодование в старом скваттере, который мрачно нахмурил брови. Я понял, что нужно быть осторожным, чтобы еще больше не обострить опасность.

Приход Урсулы замедлил наше объяснение. Наконец, Аарон начал первым:

- Мы собрались здесь, чтобы закончить все наши споры, - сказал он с важным видом, который больше подошел бы судье, открывавшему заседание. - И если у нас у всех есть желание прекратить эти разногласия, то мы, думаю, найдем по всем вопросам что-то общее. Для меня самое главное справедливость.

- Это хорошо, Мильакр, это делает тебе честь, - сказал холодно Эндрю.

- Я презираю, - продолжал скваттер, - тех людей, которые не соглашаются уступить тому положению дел, которое уже полностью было решено. Согласны ли вы со мной, капитан?

- Не совсем. Есть мнения, которыми не следует дорожить, но есть еще и такие, которые стоят дороже жизни. Да! Лучше лишиться жизни, чем отказаться от них!

У Мильакра от удивления раскрылись глаза, когда он услышал эти слова, он не понимал, как это можно умереть за свое собственное мнение.

- Кто говорит о потере жизни? - возразил он. - Наше дело не будет иметь кровавых последствий. Пускай правосудие делает, что ему угодно, скваттер уже привык к всевозможным бедствиям и ничего не боится. Наше правило выполнять то, что хорошо, не думая о законах, и вот на этом правиле я хочу остановить нашу мировую сделку.

- Ну, говори, какие ты выставляешь условия? - закричал землемер, едва сдерживая свое негодование. - Мы Слушаем.

- В добрый час, так я всегда люблю начинать свои дела. Вот видите ли, есть два рода прав на земле: одно из них я называю королевским правом, откуда происходят контракты и тому подобные изобретения, другое же - есть право каждого человека владеть землей, потому что она дана природой всем людям, а не нескольким из них избранным. Это есть право, которое определяет собственность. Впрочем, я не объявляю себя открытым приверженцем того или другого, а только хочу поставить их на одну линию, объединить эти два условия, потому что я человек миролюбивый. Правда ли, друзья, что вы одобряете сказанное мной и что вы желаете мира и согласия?

Шепот одобрения раздался между присутствующими.

Впрочем, некоторые из присутствующих, как мне показалось, не одобряли такого миролюбивого расположения духа старого скваттера.

- Да! Вот мои правила! - продолжал Мильакр, выпив порядочный глоток сидра, а потом вежливо поднес кружку землемеру. - Генерал Литтлпэдж и его сын представляют владение землей документами, а мы фактически. Отсюда происходят затруднения, которые нужно уничтожить. Теперь дело касается тебя, землемер, какой стороны придерживаешься ты? Какое предпочитаешь право?

Фенимор Купер - Землемер (The Chainbearer). 4 часть., читать текст

См. также Фенимор Купер (Fenimore Cooper) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Землемер (The Chainbearer). 5 часть.
- Я не буду отвечать на такие вопросы, потому что я только бедный земл...

Колония на кратере (The crater or The Vulcan's peak). 1 часть.
Пер. с английского Анны Энквист ГЛАВА I Отличный случай; надо покинуть...