Марлитт Евгения
«Совиный дом (Das Eulenhaus). 4 часть.»

"Совиный дом (Das Eulenhaus). 4 часть."

Известие о болезни герцогини распространилось повсюду.

- Она была ужасно больна в конце вечера, - заметила принцесса Текла за ужином в Нейгаузе.

- Мою кузину увезли в Альтенштейн рано утром, - сказала Беата, на лице которой не было и следа усталости, хотя она совсем не ложилась, потому что заставила под своим руководством убрать все следы праздника...

Теперь мебель, серебро и фарфор снова стояли на своих местах, и ничто не напоминало о волшебной обстановке прошедшей ночи, и всего менее - сами люди.

- Она только что написала мне, - продолжала Беата, - что ухаживает за герцогиней и совсем переселяется в Альтенштейн.

- Какая трогательная дружба! - воскликнула старая принцесса, которая была очень не в духе, потому что сегодня, когда она еще сладко дремала, барон Лотарь неожиданно отказал няньке, а фрау фон Берг еще в постели получила записку, которая помешала ей досмотреть счастливый сон: в ней заключалась формальная отставка от должности воспитательницы "моей дочери". Записка была составлена очень вежливо, и в заключение барон разрешил ей оставаться в его доме, сколько ей будет угодно.

Фрау фон Берг, вопреки всякому этикету, прямо в халате ворвалась к принцессе Елене. Маленькая светлость выглядела совсем несчастной, у нее были такие темные круги вокруг глаз, как будто она ночью больше плакала, чем спала...

- Ну и что? - сказала она, раздражая возмущенную даму таким утешением. - Вы будете жить у матери, Алиса, я поговорю с ней. Морслебен и без того возвращается к родителям.

Старая принцесса действительно тотчас же предложила "дорогой Алисе" остаться у нее. Это было неслыханно: "отказать даме, как будто она была бонной", даме, которую принцесса выбирала сама.

Тем не менее принцесса Текла не отважилась высказать барону свои возражения, так как коротко объясненная им причина отставки была слишком основательна. Надо было даже рассердиться для виду, потому что небрежность фрау чуть не стала причиной смерти любимой внучки. Кроме того, барон еще не "объяснился", а нельзя же было заставить его жениться так просто, как сделать тур вальса...

Фрау фон Берг, не слишком довольная таким устройством своей судьбы, сидела в своей комнате, бледная, с оскорбленным, внешне полным благородной сдержанности видом, а в душе вне себя от злости.

Детская была перенесена вниз, рядом со спальней Беаты, в комнату, откуда открывался вид на широкий веселый двор, где обитали лошади, коровы и куры, - тот самый вид, который некогда приводил в восторг отца и тетку ребенка. Те же преданные руки, которые ухаживали за ними, теперь держали малютку, руки пожилой женщины с приятным лицом и необыкновенно мягким, ласковым взглядом из-под черного крестьянского чепца. Лотарь сам привел ее утром к своей дочери из хорошенького домика в конце деревни.

- Какая трогательная дружба! - проговорила принцесса Текла, но Беата не заметила сарказма, а Лотарь не хотел его замечать.

Погруженный в свои мысли, он смотрел в окно на сгущающиеся сумерки.

- Герцогиня хворает чаще, чем вам известно, - сказала принцесса Елена, не спускавшая глаз с барона.

- Конечно! Может быть, она чем-нибудь особенно утомилась, - многозначительно произнесла старая принцесса. - Впрочем, эта духота ужасно тяжела; я никогда не думала, что здесь в горах может быть так жарко, и постоянно вспоминаю свежее волнующееся море... Господин фон Паузевитц, - обратилась она к камергеру, - получили ли вы известие из Остенде? Оставлен ли номер в гостинице "Океан"?

Беата с удивлением взглянула на брата. Громадные сундуки, привезенные светлейшими дамами, предвещали более долгое пребывание, Паузевитц сделал многозначительное движение.

- Ваша светлость, мне телеграфировали, что заказ пришел слишком поздно, что в другой гостинице.

- Надеюсь, вы будете сопровождать нас, милый Лотарь, - перебила принцесса Текла и любезно, как никогда, взглянула на барона Лотаря. - Воспоминание о нашей дорогой покойнице, конечно, привлечет вас туда, где вы провели с ней вместе короткое время, пока были женихом.

Барон необычайно почтительно поклонился:

- Но я вовсе не желаю быть второй раз в месте, с которым связаны столь печальные для меня воспоминания: очень легко слишком предаться прошлому, обязанность мужчины - всеми силами стремиться к внутреннему и внешнему спокойствию, чтобы служить действительности и своему долгу. К тому же я понял, что мое присутствие в Нейгаузе необходимо, и моему саксонскому имению тоже нужен хозяйский глаз. Лишь теперь, - продолжал он, галантно передавая принцессе Елене блюдо со сладким, - когда я пробыл слишком долго на юге, я научился любить свою родину, этот маленький уголок, в котором вырос; мне не хотелось бы отрываться от него ни на час.

Принцесса Текла глянула в окно с полным отчаянием, которое могло относиться и к погоде, и к ужасному упрямству ее милого зятя.

- Женщина, мать, естественно, иначе относится к воспоминаниям, не так героично. Извините, барон, - холодно сказала она.

- Ваша светлость, - отвечал Лотарь, - плохо, если бы это было иначе: женщины имеют приятное право крайнего выражения как печали, так и радости, они разбрасывают цветы для веселых празднеств и ими же украшают гробницы. Сколько прелести потеряла бы жизнь, если бы они тоже были героичны.

Молодая принцесса покраснела. Как могла прийти ее матери мысль уехать отсюда сейчас? Вилка задрожала у нее в руке, и она была вынуждена положить ее.

Графиня Морслебен воскликнула:

- Господи! Ваше высочество, вы нездоровы?

- Действительно, я... у меня вдруг закружилась голова, - проговорила принцесса, - простите, если я...

Елена встала, прижала платок к глазам, слегка поклонилась и вышла, сделав графине Морслебен знак остаться...

Она буквально взлетела по лестнице и вбежала в комнату фон Берг.

- Алиса, - воскликнула она вне себя. - Мама говорит об отъезде. Это ужасно! Тогда все потеряно!

Фрау Берг в голубом капоте с кремовыми кружевами ходила по комнате, иногда поднося к носу флакон с ароматической солью, и тяжело вздыхала. Услышав слова принцессы Елены, она остановилась и на мгновение забыла свою роль больной.

- Герольд отказался сопровождать нас, - продолжала принцесса, нервно разрывая тонкие валансьенские кружева своего носового платка. - Он воспылал такой любовью к своим лесам, что к предложению мамы отнесся, как здешний крестьянин, которому предложили бы переселиться в Америку. Что мне делать в Остенде? И еще когда я буду знать, что вас больше нет здесь... Алиса! Я не перенесу этого, - с особенным ударением воскликнула она и бросилась на кушетку. - Я по дороге выпрыгну из поезда, кинусь в водопад на озере... Я...

В наступивших сумерках неподвижно стоявшая женщина едва могла различить бледное лицо принцессы.

- О Боже, все потеряно! - воскликнула та, видя, что собеседница ничего не отвечает. - Я уеду, а она останется!

И принцесса разрыдалась, спрятав голову в подушках.

- Я чувствую, Алиса, что он любит ее, он и раньше думал о ней, - сквозь рыдания говорила она.

Фрау фон Берг улыбнулась. У нее не было больше причин для пощады, после сегодняшнего унижения она ненавидела всех этих людей и испытывала удовольствие, которое испытывает анархист, собирающийся взорвать гранатой целое общество - и правых, и виноватых.

- Принцесса, не надо больше бесполезных слез, - холодно сказала она, - вы должны действовать, думается мне; прежде всего надо сказать герцогине, что ваша светлость вчера вовсе не были в бреду. Остальное придет потом...

И фрау фон Берг представила себе, как вся компания взлетит на воздух, ей хотелось, чтобы туда же попало и это ребячливое нерешительное создание...

- Но я не могу сказать ей, не могу, - прошептала принцесса. - Я однажды видела, как ранили оленя: вчера она взглянула на меня такими же глазами, какими он смотрел тогда; я не могу этого! Я целую ночь потом не спала!

Фон Берг пожала плечами.

- Так поезжайте в Остенде, ваша светлость! Здешняя идиллия разовьется еще свободнее.

На дворе вихрь, предшествующий грозе, поднял песок и рвал ветви лип... сверкнула первая молния и осветила красивое насмешливое лицо женщины, стоявшей у окна и глядевшей на непогоду.

- Я ей напишу, - сказала принцесса, - а так она, пожалуй, вовсе не примет меня.

И после секундной паузы, во время которой удар грома потряс весь дом, добавила:

- Я обязана это сделать для нее, да, да, обязана. Вы правы, Алиса! Пойдемте ко мне в комнату, я боюсь.

Фрау Берг зажгла восковую свечу и пошла с ней... Лицо ее выражало полное удовлетворение. "Наконец! - думала она, сжимая кулак. - Если в этой девчонке и оставалась искра доброты, то нынешний вечер потушил ее".

Как высокомерно прошла Клодина мимо, когда барон Герольд делал выговор ей, фрау фон Берг, урожденной Корнецкой, предки которой были по крайней мере столь же древними, как и его, - ведь они происходили от Собесских... Глаза ее заблестели. Герцог вчера после долгого времени снова заговорил с нею, и она решила напомнить ему о туманном прошлом... В то время, он будучи молодым принцем, безумно влюбился в нее, а старая любовь...

- Как вы думаете, - прервала принцесса смелый полет ее мыслей, - мне писать ей?

Грациозная маленькая светлость сидела перед письменным столом и перед ней лежал лист бумаги с ее гербом, на котором пока было написано только: "Дорогая Елизавета!"

- Напишите, ваша светлость, что забота о счастье ее высочества заставляет вас подтвердить сказанное вчера, что этого требует ваша совесть и так далее, и что вот доказательство...

Принцесса опустила голову и начала писать. На дворе бушевала непогода, и когда удар грома потрясал дом, девушка останавливалась. Иногда она со страхом хваталась за голову, потом перо снова бежало по бумаге, и, наконец, она передала написанное письмо женщине, неподвижно стоявшей посреди комнаты. Та подошла к свече и прочла его.

- Как всегда, со страстью, - сказала она, - трогательно! А теперь письмецо его высочества, дайте, ваша светлость...

И глаза ее заблестели, как у поймавшей добычу кошки.

Принцесса вытащила цепочку из декольте белого вышитого платья, нерешительно вынула письмо из медальона и сжала его в кулачке. Последняя борьба волновала ее сердце.

Фрау фон Берг стояла, опершись о стену рядом со столом, и играла своим поясом.

- Впрочем, - сказала она, не поднимая глаз, - великолепна была вчера эта Клодина со своими светлыми волосами и сияющими голубыми глазами...

Говоря это, дама смотрела, как принцесса дрожащей рукой надписывает конверт.

Вошла графиня Морслебен и позвала свою повелительницу к матери. Старая принцесса страдала нервными припадками, во время которых била вещи, рвала одежду и сыпала бранными словами... Сегодня она так же бушевала, как и буря на дворе. Принцесса Елена вернулась к себе с заплаканными глазами, после того как с молчаливым упорством выдержала целый поток упреков. Но ведь она не виновата, что ее мать задыхается в этом душном воздухе и что старая герцогиня очень холодно ответила на ее дружеские излияния! Зачем писала она к этой старой даме с безупречными манерами, которая постоянно выказывала какую-то обезьянью любовь к Клодине?

На столе еще пылала догорающая свеча, лежало поспешно брошенное перо, но письмо... Маленькая ручка схватилась за голову. Письмо! Где письмо?! Трепет ужаса охватил ее. Она бросилась по коридору в комнату Берг.

- Алиса! - закричала она в темноту, - где письмо? Я хочу перечесть его!

Ответа не было.

- Алиса! - резко крикнула она и топнула ногой. Все было тихо.

Она сбежала вниз, не думая о заплаканных глазах. Сквозь полуоткрытую дверь вестибюля врывался чудесный освежающий воздух, дождь перестал. Внизу по площадке взад и вперед двигалась чья-то тень.

- Алиса! - в третий раз воскликнула принцесса и выбежала во двор. - Письмо! Где письмо?

- Ваша светлость, я немедленно отослала его.

Подавленный крик вырвался из груди принцессы.

- Кто вам велел отсылать письмо? - злобно проговорила она и схватила даму за плечо.

- Ваша светлость, - отвечала та совершенно спокойно, - я нашла для этого удобный случай.

Но принцесса не успокоилась.

- И что мне сказать, если спросят, откуда у меня эта записка? - спросила она, сжимая руки.

- Что вы нашли ее! - возразила Берг.

- Я никогда не лгу! - воскликнула принцесса, и ее фигура буквально выросла. - Я скажу, клянусь Богом, что знаю все от вас, Алиса, и скажу правду!

- Вот как, ваше высочество! В таком случае я нашла записку, - возразила она. - Я передала ваше письмо верховому, которого барон послал к фрейлейн фон Герольд в Альтенштейн; он передаст письмо Катценштейн, которой я написала, чтобы она подала герцогине письмо вашей светлости завтра утром.

Принцесса замолчала. Стоя в бледном сиянии выглянувшей луны, она держалась за молоток, украшенный оленем со звездой. Она была не в состоянии ясно думать и чувствовала себя очень жалкой.

Фрау Берг точно знала, что верховой послан с письмом от Беаты, но зачем было говорить это Елене? Слова ее еще больше раздули огонь. Принцесса обернулась к прихожей и стояла неподвижно... У нее появилось тяжелое и страшное предчувствие. Беата вышла из комнаты Лотаря с корзинкой ключей в руках.

- Принцесса, - испуганно воскликнула она, - что с вами?

Это восклицание оживило молодую девушку, она взбежала по лестнице в свою комнату, схватилась руками за голову и, не раздеваясь, бросилась на постель. Без сна пролежала она почти всю ночь, с ужасом ожидая наступающего дня.

22.

Когда началась гроза, герцогиня послала за детьми. Она сидела на постели, обложенная подушками, младший мальчик прижался к ней, наследный принц стоял у окна и смотрел на непогоду, средний сидел на коленях у Клодины. Около наследного принца стоял герцог, прислушиваясь к шуму грозы и глядя на потоки дождя, струившиеся по стеклу. Герцогиня болтала с бэби. В соседней комнате находились фрау фон Катценштейн, гувернантка принцев и горничная.

Когда гроза стихла и дождь стал слабее, детей отпустили в их комнату. Наследный принц остановился и посмотрел в лицо Клодины.

- Вы боялись? - спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

- Это мне нравится, - сказал юноша, - а мама всегда боится.

Мать привлекла сына к себе.

- Фрейлейн фон Герольд нравится тебе? - спросила она с грустной улыбкой.

- Да, мама, - отвечал мальчик, - если бы я был большой, я женился бы на ней.

Никто не улыбнулся его словам; герцог стоял неподвижно у окна, а Клодина смутилась. Герцогиня наклонила голову:

- Спите хорошенько, дорогие, милые мои, да хранит вас Бог!

Когда шум детских ног затих, она тихо сказала:

- Я очень устала, Адальберт.

Герцог простился. Он поцеловал жену в лоб и вышел из комнаты со словами:

- Проснись завтра здоровой.

- Я обещаю тебе это, - душевно сказала она.

Клодина хотела всю ночь поочередно с фрау фон Катценштейн сидеть у постели герцогини. Она прошла в указанную ей комнату, ту самую, в которой спала ребенком, надела теплое удобное платье, вернулась к больной и терпеливо сидела у ее постели. Герцогиня лежала с закрытыми глазами. Маленькие часы тихо стучали, изображение Мадонны смутно виднелось в слабом свете ночника. Глаза молодой девушки останавливались на этом чудном лице и потом переходили на лицо больной. Наконец, она откинулась головой на спинку кресла, закрыла глаза и задумалась...

Клодина устала от прошлой ночи, и легкая дремота овладела ею. Она увидела себя ребенком на руках отца, почувствовала его поцелуй, и на губах ее появилась счастливая улыбка. Потом она вздрогнула и проснулась; мороз пробежал у нее по коже - она встретила взгляд герцогини, неподвижно устремленный на нее с мрачным, испытующим выражением.

- Элиза, - спросила она с легкой дрожью, - тебе не спится? Хочешь, я почитаю?

- Нет, благодарю!

- Поговорим, если хочешь. Не поправить ли тебе подушки?

- Дай мне руку, Клодина. Я очень несносна сегодня?

- Ах, Элиза, это невозможно для тебя! - воскликнула девушка и опустилась рядом с ней на колени.

- Все-таки, все-таки. Я чувствую. Но у меня болит сердце и ты должна простить мне.

- Скажи, Элиза, с тобой случилось что-нибудь неприятное?

- Нет, я только думала о смерти, Клодина!

- О, только не думай об этом!

- Ты ведь знаешь, Клодина, от смерти и от любви нет лекарств! Кажется, я не боюсь смерти, но меня приводит в ужас дальнейшая жизнь.

- Ты ужасно взволнована, Элиза.

- Да, да, и я устала, так устала. И тебе надо спать, я останусь одна, уйди, пожалуйста! Горничная сидит рядом, иди! Мне все время хочется смотреть на тебя, когда ты тут!

Огорченная Клодина нагнулась к ее горячей руке и вышла. Около полуночи она опять потихоньку вошла в спальню и, стоя за красной шелковой занавеской, прислушивалась, спит ли герцогиня. Все было тихо, но когда шелк слегка зашуршал от ее движения, темные большие глаза больной медленно повернулись к ней с тем же вопросительным выражением.

- Чего ты хочешь? - спросила она.

Клодина подошла к ней.

- Мне страшно за тебя, прости!

- Скажи мне, - неожиданно спросила герцогиня, - почему ты сначала не хотела ехать в Нейгауз?

Клодина смутилась.

- Почему я не хотела ехать в Нейгауз? - покраснев, переспросила она и замолчала. Она не в силах была сказать: потому что я люблю Лотаря и потому, что он всегда задевает меня, когда видит, потому что он не доверяет мне...

Герцогиня вдруг отвернулась.

- Оставь, оставь, я не хочу ответа, уходи, уходи!

Девушка растерянно пошла к выходу.

- Клодина! Клодина! - воскликнула герцогиня раздирающим душу голосом. Она сидела на постели, протягивая к девушке руки, и с каким-то страхом смотрела на нее. Клодина вернулась, села на постель и обняла дрожавшую молодую женщину.

- Элиза, - задушевно произнесла она, - оставь меня у себя.

- Прости меня, ох, прости меня! - рыдала герцогиня и осыпала поцелуями глаза, волосы и платье девушки. - Скажи мне, скажи совершенно откровенно - любишь ли ты меня?

- Очень люблю, Элиза, - сказала Клодина и вытерла слезы на глазах герцогини, как это сделала бы мать своему ребенку. - Ты и не знаешь, как сильно я люблю тебя.

Герцогиня откинулась назад.

- Благодарю тебя, я так устала!

Клодина посидела еще немного, потом, когда ей показалось, что больная заснула, она тихо вынула свою руку из ее рук и на цыпочках вышла из комнаты. Ей стало жутко. Что случилось с герцогиней? Эти пристальные взгляды, то холодность, то страстные ласки? "Она больна", - сказала она себе.

Клодина остановилась в своей комнате перед зеркалом, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. Промелькнула недоверчивая мысль, но она гордо подняла золотую головку.

Ни она, ни герцогиня не верили сплетням. Однако внезапно, как одно из тех неприятных предчувствий, которые всегда сбываются, всплыло воспоминание об исчезнувшей записке. Сердце ее на мгновение замерло, но она тут же улыбнулась: кто мог знать, в каком лесном уголке мокнет теперь эта бумажка от дождя и росы?

Клодина взяла молитвенник, когда-то ежедневно служивший ее матери, и открыла первую попавшуюся страницу:

"Сохрани меня, Господи, от злых наговоров и отклони моих врагов! Не допусти, чтобы со мной и с моими близкими случилось что-нибудь худое, и не дай заботе приблизиться к нашему дому", - прочла она, и мысли ее полетели к тихому дому, где наверху светилась в темноте рабочая лампа Иоахима. Оттуда они перешли в Нейгауз к постельке маленькой сиротки... "Господи, сохраняй ее и впредь, как сделал это Ты вчера!" - прошептала она и снова посмотрела на страницу.

Книга выскользнула у нее из рук, леденящий ужас охватил ее: ей представилось искаженное лицо герцогини.

Она спрятала голову в подушку: как могла прийти ей в голову такая нелепая мысль?

Только через довольно длительное время Клодина выпрямилась, вся дрожа, и укрылась одеялом. Она не погасила лампу, потому что не могла оставаться в темноте.

23.

Наступило прелестное утро, ясное и свежее. Солнце зажигало мириады капель росы на широком лугу альтенштейнского парка, где целая толпа рабочих занималась приготовлениями к празднику. Все было пестро и весело.

Сегодня был день рождения наследного принца, и все готовилось для детей: поставили карусели с лошадками, покрытыми красным сукном, садовую сцену и полосатую, белую с красным, палатку, над которой развевались пурпурные флаги и вымпелы. В тени деревьев устроили эстраду для музыкантов и место для танцев. Бабушка с отцовской стороны прислала накануне белого пони, который потихоньку был проведен в конюшню и теперь ел там овес, хотя с трудом доставал до яслей.

Рано утром пришла телеграмма, извещавшая о приезде герцогини-матери к обеду.

На два часа был назначен семейный завтрак, а к обеду ждали гостей, главным образом детей, даже маленькая Эльза из Совиного дома и Леони, баронесса Герольд фон Альтенштейн, получили большие напечатанные пригласительные карточки.

Недуг герцогини и вчерашняя гроза смутили многих. Состоится ли праздник?

Но, слава Богу, его не отменили - очевидно, герцогине стало лучше, да и погода стояла великолепная. Все ждали праздника, который как бы служил продолжением недавнего торжества в Нейгаузе.

- Божественно, пикантно, как у Доде, - говорила генеральша Плассен, гуляя утром по лесу с графиней Лилиенштейн. Они шептались, и у генеральши бегали глаза. - Если только она достаточно ловка, он непременно женится на ней.

- Это уж наверно, - подтвердила другая.

- Не беспокойся, дорогая графиня, все Герольды понимают свои выгоды. Барон получит и вторую принцессу, хоть он и представляется равнодушным.

- Это хитрость, милая Плассен.

- Ах, ведь они уже относятся друг к другу, как родственники. Герцог часто зовет его кузеном!

- И имеет основание. Ведь они в двойном родстве! - И дамы засмеялись своей шутке.

- Неужели герцогиня действительно ничего не подозревает, - спросил один из игравших в кегельбане "Форели", - или же она не хочет заострять на этом внимания?..

- Возможно, она умная женщина, - сказала одна из знатных дам и взяла в руки шар.

- Напрасно вы так думаете, - возразил толстый майор Б. - Бедная женщина видит все, что касается ее мужа, в розовом свете, она ничего не подозревает, она обожает герцога.

- Именно поэтому она ему все позволяет?

- Чертовски красива эта Герольд!

- Очаровательна!

- И как кокетлива!

- А хитра, хитра! Какой ловкий шахматный ход - убежала от положения фрейлины в эту пустыню как раз во время продажи отцовского имения. Замечательно, не правда ли?

- А он и клюнул на эту удочку, - меланхолически заметил член посольства.

Почтенный генерал с седой головой недовольно поднял косматые брови.

- Ее высочество очень чуткая женщина, - сказал он хриплым, едва слышным голосом. - Господа, я должен попросить!..

На его слова не обратили внимания.

- Все это уже было! - воскликнул кто-то, только что сбивший короля.

Генерал еще раз вступился за так строго осуждаемую девушку и попытался доказать, что это недостойная сплетня, но посреди его речи голос опять изменил ему, он откашлялся, вытер вспотевшее темно-красное лицо, сердито выпил свое пиво и вышел из этого гнезда злословия...

"Невероятно! Невероятно!" - бормотал он про себя. Встретив двух тихо беседующих молодых девушек, он подумал: "Готов поспорить, и они говорят о скандале, незрелые головки, которые еще ни о чем не могут судить".

И добрый старик без остановки бранил сплетников и шептунов...

Да, подобно летнему ветру, порхающему с дерева на дерево, летали пересуды от одного к другому, даже прислуга говорила о скандале. Одна старушка написала милостивой фрейлейн Герольд, чтобы та попросила герцога избавить ее сына от воинской повинности, потому что ее просьба будет, мол, конечно, исполнена...

С самого утра в замке все было оживленно.

Маленькая горничная, являвшаеся по звонку в комнату Клодины, принесла ей несколько писем.

- Известно ли уже, как здоровье ее высочества? - спросила Клодина.

- О, прекрасно! Ее высочество отлично почивала и собирается в одиннадцать часов поднести подарки наследному принцу в красном салоне.

- Слава Богу!

Клодина послала девушку к горничной герцогини узнать о дальнейших распоряжениях.

Одевшись, она распечатала письма. Одно было от Беаты, обещавшей позаботиться о маленькой Эльзе и взять ее с собой на детский праздник.

"Я еду с двумя племянницами на придворный бал - как это важно звучит и как смешно в действительности! Червячки! - писала она. - Дай Бог, чтобы ее высочеству стало лучше, когда ты получишь эти строки. Лотарь со светлейшими только что получил приглашение к обеду. Я хотела бы, Клодина, чтобы он выяснил все поскорее. Эта долгая проволочка непонятна в нем для меня, ведь вообще он человек решительный. Может быть, теперь, когда старая принцесса собирается уезжать? Ах, Клодина, не такой я представляла себе свою невестку! До свидания!"

Клодина грустно отложила письмо и машинально распечатала второе. Какая неумелая рука и какая странная мысль! Клодина улыбнулась: к ней обращались, чтобы она попросила герцога избавить сына бедной матери от воинской повинности. Вдруг она побледнела, как мел. Боже, что это значит, как могла прийти в голову старушке мысль о ней? Такого рода письма обыкновенно присылались герцогине.

Она гордо откинула красивую голову. Странные фантазии приходят на ум подобным людям! Клодина решила показать письмо герцогине: оно должно было ее рассмешить! Однако в груди девушки осталось тяжелое чувство: глупое письмо болезненно укололо ее. Почему не звали ее к герцогине? В это время постучали в дверь, и показалось доброе лицо Катценштейн.

- Можно? - спросила она и подошла к Клодине. - Ее высочество проснулась такой веселой. Ей хотелось самой убрать стол с подарками, она завтракала в постели и запретила будить вас, дорогая Клодина, чтобы вы могли выспаться. Горничная должна была подать ей красное шелковое платье, отделанное кремовыми кружевами, и вдруг...

- Ее высочеству хуже? - испуганно перебила Клодина и пошла к двери.

- Погодите, милое дитя, я должна досказать вам... И вдруг герцогиня получила письмо, я разрезала конверт и вышла за чем-то на минутку. Внезапно слышу из соседней комнаты странный звук, похожий на рыдание; когда я вошла, герцогиня лежала с закрытыми глазами. Я начала хлопотать, а она с трудом проговорила: "Уйдите, милая, я хочу остаться одна". Я против воли вышла, но потом в испуге хотела снова войти, однако герцогиня заперла дверь, чего прежде никогда не случалось. Его высочество посылал два раза доложить о себе, наследный принц сгорает от нетерпения; в саду стоит оркестр и ждет знака к началу серенады, а в комнате герцогини не слышно ни звука.

- Боже, не получила ли она дурных известий от сестры?

Старая фрейлина пожала плечами:

- Кто может знать.

- Пойдемте, милая фрау Катценштейн; ее высочество еще вчера была такой возбужденной и странной!

Молодая девушка с озабоченным лицом остановилась перед дверью спальни герцогини и прислушалась. Там все было тихо.

- Элиза, - со страхом позвала она. В комнате ее зов был услышан. Герцогиня, стоявшая на коленях перед своей постелью, подняла голову; ее застывшие глаза обернулись в ту сторону, и губы сжались крепче. В руках ее была маленькая записка. Сомнения и страх прошли; вместе с уверенностью явилось и спокойствие, но спокойствие ужасное, оцепеняющее, и с ним вернулась гордость, гордость принцессы крови, сильной, всем управляющей, всем владеющей. Никто не должен был подозревать, как она стала несчастна.

Только бы иметь короткий промежуток времени, один час, чтобы успокоить, унять смертельно усталое сердце. И этого не могли дать ей...

- Элиза, - послышалось снова. - Ради Бога, я умираю от страха.

Герцогиня быстро встала. Сделала шаг к двери, с отчаянием прижав руки к вискам. Потом пошла и отворила двери.

- Что вам?.. Что тебе надо? - холодно спросила она.

Клодина вошла и увидела выпрямившуюся фигуру с неподвижным лицом и горящими глазами.

- Элиза, - тихо спросила Клодина, - что с тобой? Ты больна?

- Нет. Позови горничную!

- Не борись так против этого, Элиза, ложись. У тебя лихорадочный вид, ты нездорова, - с трудом проговорила Клодина, увидев ужасную перемену.

- Позови горничную и принеси мне свечу.

Клодина молча исполнила приказание. Герцогиня держала над огнем бумагу и бросила ее на пол только тогда, когда огонь заиграл вокруг ее пальцев; потом растоптала остатки ногами.

- Так! - сказала она, положив руку на грудь и глубоко вздохнув. Лицо ее при этом передернулось, как от сильной боли.

Она велела одеть себя в темное платье. Лицо с двумя красными пятнами под глазами казалось еще желтее на фоне простого лилового платья. Она разрешила делать с собой все, что было нужно, но когда горничная воткнула ей в волосы желтую розу, сорвала ее и с раздражением бросила на пол.

- Розы! - с непередаваемым выражением произнесла она и остановилась в глубокой задумчивости перед зеркалом.

Клодина с озабоченным лицом стояла позади нее.

Герцогиня засмеялась.

- Знаешь ли ты поговорку: "Понять - значит простить"? - и, не дожидаясь ответа, сказала горничной: - Доложите герцогу, что я готова.

Она кивнула Клодине и пошла с ней через будуар в красную гостиную. Роскошно убранная комната была полна цветов; в стороне на столе были разложены подарки и среди них великолепное ружье. Посреди стола стоял портрет герцогини в дорогой рамке. Она взяла его дрожащими руками и посмотрела, как на нечто чуждое и не знакомое ей.

- Обворожительно похожий портрет, - сказала фон Катценштейн, - ваше высочество выглядит на нем такой свежей и счастливой!

- Очень плохой портрет, - жестко возразила герцогиня. - Унесите его, он лжив, я совсем не такая...

Выходя, Катценштейн взглянула на Клодину с полным отчаянием. В это мгновение лакей отворил дверь, и в комнату вошел наследный принц в сопровождении герцога, который держал на руках младшего сына и вел за руку второго. Мальчик хотел радостно броситься к матери, но удивленно остановился, так же как и его отец, и оба с изумлением смотрели на женскую фигуру в почти монашеском платье, холодно и неподвижно стоявшую у стола.

Герцогиня посмотрела мужу в глаза, словно хотела проникнуть в самую глубину его души. Внизу началась серенада. Торжественные звуки хвалебного гимна ворвались в окно. На мгновение показалось, что герцогиня не может больше сдерживаться: она покачнулась и прижала лицо к волосам наследного принца.

- Мама, поздравь меня, наконец! - воскликнул принц: он мог подойти к своим подаркам, лишь поцеловав ей руку.

- Да благословит тебя Бог, - прошептала она и села на стул, придвинутый герцогом.

Когда вошел герцог с детьми, Клодина удалилась - ведь это было семейное торжество, да никто и не просил ее остаться.

Радостные восклицания герцогских детей сливались со звуками веселого марша.

"О, Боже, что могло случиться с герцогиней?" - со страхом спрашивала себя Клодина.

- Бабушка, бабушка! - послышались голоса и восторженные восклицания.

Молодая девушка радостно вздохнула: приехала ее обожаемая, добрейшая госпожа!

Ей хотелось бежать, чтобы поцеловать у нее руку. Теперь до нее донесся мягкий женский голос, но сегодня в нем слышалась горестная дрожь.

- Милое дитя, дорогая моя Элиза, как твое здоровье?

В комнате воцарилось продолжительное молчание; потом тот же печальный голос продолжал:

- Альтенштейн, кажется, не помог тебе, Элиза, я возьму тебя с собой в Баварию!

- О, я здорова, - громко ответила герцогиня, - совершенно здорова. Ты не можешь представить себе, мама, что я могу перенести.

Клодина стояла, как на угольях. Неужели ее высочество не спросит о ней? Ведь она знала, что девушка проводит все время у герцогини, Клодина сама писала ей об этом.

Правда, она не получила ответа, и только сейчас придала этому значение. Утренний смутный страх снова охватил ее.

В комнате все стихло; вероятно, старая герцогиня пошла отдохнуть в свои комнаты. Слышались только шаги его высочества, нетерпеливо ходившего взад и вперед.

- Клодина! - позвала герцогиня.

Она хотела привыкнуть видеть их вместе и переносить это. Когда Клодина вошла, герцогиня посмотрела на них - как они хорошо владели собой! Герцог едва взглянул на красивую девушку.

- Подайте его высочеству стакан вина, Клодина, - приказала она. - Он забыл, что я не подала его ему.

Клодина исполнила приказание. Герцогиня встала и вышла - она боялась разразиться отчаянным смехом, душившим ее.

- Что с герцогиней? - спросил герцог и сморщил лоб, выпивая вино.

- Я не знаю, ваше высочество, - ответила Клодина.

- Пойдите за герцогиней, - коротко сказал он.

- Ее высочество у себя в спальне и не желает, чтобы ее беспокоили, а через час велела фрейлейн фон Герольд быть в зеленой гостиной, - доложила вошедшая горничная.

Клодина прошла через другую дверь в свою комнату.

В спальне герцогини занавески были опущены, и она лежала в полумраке постели. Она знала, что Клодина осталась с ним одна. Теперь он поцелует ей руку, привлечет к себе и скажет: "Потерпи ее капризы, дорогая моя; она больна, переноси их ради меня". И в глазах обоих заблестит надежда на лучшее будущее, когда в склепе под церковью поставят новый гроб.

Герцогиня не вздрогнула при этой мысли, а улыбнулась: хорошо, когда знаешь, что настанет конец! Ах, сколько молчаливых и горьких страданий успокоилось вместе со спящими внизу в саркофагах! Как утешительно, что существует забвение, сон, и что бодрствование, называемое жизнью, непродолжительно!

Герцогиня почувствовала стеснение, которое ощущают люди тонкой организации, когда им кажется, что они злоупотребляют терпением других, но не могут изменить этого. Притом ей так давило грудь, так тяжело было дышать!

"Если бы только не дети!"

Ну, они едва ли заметят отсутствие больной, слабой матери, ведь они мальчики, и после нее не останется достойной сожаления принцессы. Как это хорошо!

А свет! Знал ли он? Смеялись ли, шептались ли там об обманутой жене, подружившейся с возлюбленной своего мужа?

Горестный стон вырвался из груди герцогини, она дышала все тяжелее и тяжелее. Но заставила себя встать и, прижимая руки к груди, стала бродить по комнате. Ей ничего не оставалось, как быть гордой и снисходительной.

Ах, скорее бы прошел день и наступила ночь, когда она останется одна и можно будет плакать!

Снизу раздавался шум подъезжавших карет, в коридоре слышались шаги прислуги и шелест платьев. Гости собирались в гостиной перед старой парадной столовой Герольдов, находившейся между обоими флигелями.

Это слышала и Клодина, неподвижно сидевшая в кресле... При каждом звуке приближающихся к ее комнате шагов она настораживалась, и когда они стихали, легкая краска покрывала ее лицо.

Почему, наконец, ее заместительница, фрейлейн фон Болен, не шла к ней? Ведь было принято, чтобы дамы делали друг другу визиты. Например, фрейлина с рыжеватыми волосами, бледная и скучная на вид, давно прошла к фрау Катценштейн.

На столе перед Клодиной лежали часы. В два без четверти ей нужно быть в зеленой гостиной, где герцогиня будет ждать ее, чтобы в ее сопровождении пройти к гостям. Клодина переменила туалет. Надела легкий летний костюм из бледно-голубого фуляра с белыми кружевами и к нему брошку и шпильки в виде эдельвейсов. На столе лежали веер из страусовых перьев и длинные светло-желтые перчатки.

Нерешительно взяла она их, надела: пора было идти.

В коридоре ей встретилась фрейлейн фон Болен, которая, казалось, шла в комнаты своей повелительницы.

Девушки познакомились на придворных торжествах, фрейлейн фон Болен часто бывала в интимном кружке старой герцогини. Отец ее, бывший камергер покойного герцога, своими интригами вызвал недовольство его наследника и должен был удалиться от двора при весьма разоблачительных обстоятельствах. Старая герцогиня покровительствовала его семейству, считая его оскорбленным. Неизменная доброта побудила ее загладить нанесенную этому семейству обиду тем, что она выбрала дочь камергера на освободившееся место Клодины.

Шею фрейлейн фон Болен, казалось, свела судорога: она никак не могла нагнуть свою голову для поклона.

Клодина протянула ей руку, но вдруг очутилась одна... Несколько смятый желтоватый шлейф фрейлины прошуршал мимо нее и исчез за одной из массивных дубовых дверей, ведущих во флигель...

Клодина спокойно повернулась и вошла в маленькую переднюю герцогини.

Фрау фон Катценштейн сделала такое смешное лицо, доброе, сострадательное и смущенное.

- Ее высочество не подавала еще признаков жизни, - проговорила она и умолкла.

Но тут герцогиня появилась на пороге. Первый взгляд ее был устремлен на подругу; может быть, Клодина никогда не казалась столь прекрасной, как в этом простом легком туалете.

Герцогиня склонила голову и пошла к противополржной двери; сквозь нее слышались тихий голос герцога и холодный говор принцессы Теклы. Герцогиня остановилась.

- Дай мне руку, - слегка охрипшим голосом сказала она, и они в сопровождении фрау фон Катценштейн прошли сквозь красные портьеры, отдернутые лакеями.

В салоне, где находилось человек двадцать, вдруг воцарилась полнейшая тишина...

Неужели это была герцогиня?

Маленькая изящная фигурка, стоявшая за зонтичной пальмой, схватилась, как бы ища опоры, за бархатную драпировку; ноги принцессы Елены дрожали во время глубокого поклона. Она подошла к герцогине по знаку матери, но напрасно наклонила черную головку - высокопоставленная кузина не поцеловала ее.

Никто не садился, все разговаривали стоя. Глаза барона Герольда были устремлены на Клодину, герцогиня все еще держала ее под руку. Молодая девушка смотрела на соседнюю дверь и вспыхнула от радости, когда показалась старая герцогиня.

Ее доброе лицо имело сегодня непривычно жесткое выражение, но Клодина не заметила этого.

Опираясь на руку Клодины, герцогиня подошла и поцеловала руку свекрови. Клодина глубоко поклонилась. Глаза ее с радостным ожиданием были устремлены в лицо августейшей старухи.

- А, фрейлейн фон Герольд, я удивлена, видя вас здесь. Ведь вы говорили мне, что необходимы вашему брату?

Она крепко сжала руки при последних словах и обернулась к фон Катценштейн, как будто Клодины не было.

Молодая девушка гордо отошла и встретила взор своего кузена.

Все было тихо, только старческий, теперь мягкий женский голос говорил с "милой Катценштейн".

Клодина не оглядывалась, цепенящий ужас охватил ее; она не знала, как подошла к герцогине, хотела заговорить, но в это мгновение отворились двери: наследный принц, которому сегодня принадлежала честь вести бабушку к столу, торжественно и важно подошел к ней, и шелковый шлейф старушки тотчас зашуршал по ковру.

- Ваше высочество, позвольте мне уйти, - проговорила Клодина, обращаясь к герцогине, - сильнейшая головная боль...

На мгновение в сердце несчастной молодой женщины шевельнулась жалость к девушке, бледные, одухотворенные черты которой выражали страшное душевное волнение.

- Нет! - шепотом сказала она, потому что подошел герцог. - Я сама больна и борюсь, найдите и вы в себе силы.

Клодина вместе с другими пошла по коридору и вошла рядом с Лотарем в приемную.

Их высочества приветствовали гостей, наследный принц принимал поздравления, потом отворили двери столовой.

Клодине пришлось сидеть против Лотаря. Она не сознавала ясно, как прошел обед, отвечала на вопросы соседей, пила и ела, но делала все, как во сне, совершенно автоматически.

Принцесса Елена, сидя рядом с бароном Лотарем, то очень много и поспешно говорила, то вдруг умолкала; иногда ее черные горящие глаза останавливались на Клодине, а рука вертела ложечку. Когда же странно отсутствующий взор Клодины встречался с ее взглядом, она краснела и снова становилась принужденно оживленной.

Никто не мог сказать, что случилось, но это висело в воздухе, лилось вместе с шампанским, об этом без слов говорили взгляды и лица, и каждый за блестящим столом знал, что наверху, в герцогских покоях, что-то произошло, что идеальная дружба кончена и прекрасная Герольд сидит здесь последний раз.

Это сознание удручало всех присутствующих, делавших вид, что им весело, как бывает при близости грозы, которую все ждут и вместе с тем боятся.

Его высочество казался очень раздраженным, что было не удивительно. Герцогиня, против обыкновения, раскраснелась, она постоянно вытирала платком лоб и пила воду со льдом.

Наконец, герцогиня встала, обед был окончен, и в соседнем салоне подали кофе.

- Ее высочество ушла к себе и желает говорить с вами, - прошептала фрау Катценштейн Клодине.

Девушка почти бегом промчалась по лестнице и коридору. Она хотела знать наверное - что она сделала, в чем провинилась? Ее преследовало ужасное предчувствие...

Герцогиня сидела на диване, опираясь головой о спинку.

- Я хочу спросить тебя, - начала она с искаженным лицом и вдруг воскликнула: - Господи! Я... Клодина... - и кровь хлынула у нее изо рта.

Молодая девушка обняла ее; она не задрожала и не произнесла ни звука, пока горничная побежала за помощью. Голова герцогини, потерявшей сознание, лежала на ее груди.

Через минуту появились доктор, герцог и старая герцогиня. Больную отнесли на постель. Началась безмолвная лихорадочная деятельность, обычная в подобных случаях.

Клодина с исказившимся от страха лицом, в платье, забрызганном кровью, стояла, не замечаемая никем; она несколько раз хотела помочь, но никто не обращал на нее внимания, никто, казалось, не видел ее.

- Не случилось ли чего-нибудь, взволновавшего герцогиню? - спросил доктор.

Герцог указал на Клодину.

- Фрейлейн Герольд, вы последняя были с ней, не знаете ли вы...

- Я не имею ни малейшего понятия, - отвечала она.

Старая герцогиня строго и враждебно посмотрела на молодую девушку. Она выдержала этот взгляд и не опустила головы.

- Я не знаю, - повторила она еще раз.

Внизу снова начался концерт. Герцог поспешно вышел из комнаты, чтобы прекратить его, и встретил принцессу Елену. Она еще задыхалась от быстрого бега: в саду ей сообщили страшное известие. Ее полные ужаса глаза говорили яснее слов.

- Ваше высочество, - сказал доктор, вышедший вслед за герцогом, - лучше было бы телеграфировать профессору Тольгейму. Ее высочество очень слаба.

Герцог испуганно взглянул на него и сильно побледнел.

- Не смерть, ради Бога, - прошептала принцесса Елена, - только не это.

И она в ужасе отскочила, когда вышла Клодина в забрызганном кровью платье.

Клодина застала в своей комнате кузину.

- Господи, как ужасно, - воскликнула Беата. - Заметь, дорогая, в этом виноват ваш праздник!

- Нет! - тихо сказала Клодина, снимая платье.

- Не волнуйся так, у тебя ужасный вид! - продолжала Беата. - Там внизу страшная кутерьма! Я послала няню с Леони и Эльзой подальше в парк. Здесь стоят лишь несколько групп, которые хотят непременно узнать: как это случилось? Почему? Принцы у себя в комнате, наследник плачет от отчаяния... Кто же ожидал такого?

- Будешь ли ты добра взять меня с собой в карету? - спросила Клодина.

Беата, надевавшая перед зеркалом шляпу, быстро обернулась.

- Ты хочешь уехать, Клодина? Тебе нельзя этого делать.

- Нет, я хочу, хочу...

- Ее высочество желает говорить с фрейлейн фон Герольд, - прошептала в дверь горничная.

- Видишь, Клодина, тебе нельзя уехать, - с видимым удовлетворением сказала Беата, завязывая бледно-желтые ленты своей шляпы.

В комнате больной было тихо и темно, всех удалили; только в передней герцог ходил взад и вперед неслышными шагами. Клодина села в ногах постели на стул, который слабым движением руки указала герцогиня, тихим шепотом попросив ее остаться здесь, потому что ей надо поговорить с ней о важных вещах.

Внизу, в комнате наследного принца, на ковре, рядом со стройным мальчиком сидела принцесса Елена. Она не плакала, только сложила руки, как для молитвы или как будто прося у кого-то прощения...

Принцесса Текла находилась в комнате герцогини-матери. Совершенно расстроенная старушка сидела в одном из глубоких кресел, на которых остались еще гербы Герольдов. Она едва слышала, что говорила принцесса, ее привело в ужас состояние, в котором она нашла Лизель.

- Да, едва ли возможно понять такое поведение, - вздохнула старая принцесса, - она интриганка, эта кроткая Клодина.

- Моя милая кузина, - возразила герцогиня, - давно известно, что большая часть вины в таких ситуациях на стороне мужчин... Пожалуйста, не забывайте этого!

- Но зачем ее терпят здесь? - сказала старая принцесса, рассерженная замечанием герцогини, ее желтое лицо еще больше потемнело.

- Соблаговолите вспомнить, дорогая, что здесь распоряжается только его высочество.

- Во всяком случае, мой друг, странно, странно, если подумать...

- Да, но есть случаи, когда лучше не думать, кузина, - со вздохом отвечала герцогиня.

- Барон Герольд просит милости быть принятым вашим высочеством по важному делу, - доложила фрейлейн фон Болен.

Старая герцогиня тотчас приняла его.

Лотарь вошел в комнату. Принцесса Текла любезно улыбнулась ему и встала:

- Тайная аудиенция! Позвольте, ваше высочество?

- Присутствие вашей светлости нисколько не помешает мне повергнуть мою просьбу к стопам ее высочества, тем более, что она должна несколько интересовать и вашу светлость.

Старая герцогиня бросила на него испытующий взгляд.

- Говорите, Герольд, - сказала она.

Фрейлейн фон Болен, медленно выходившая из комнаты, по усталому виду своей всегда столь любезной и готовой давать советы повелительницы поняла, что ее мысли неохотно отрывались от постели больной. Фрейлина поклонилась с тем грустным соболезнующим выражением, которое она приняла с тех пор, как однажды увидела свою госпожу с глазами, полными слез. В душе же она была очень рада: тайный страх, что Клодина вернется на свое место, а ей придется удалиться в скучную домашнюю обстановку, больше не мучил ее; никогда строго нравственная герцогиня не позвала бы к себе ту, которая дерзкой рукой разрушила священные узы и возмутила спокойствие ее семейства.

Оставшись одна, фрейлина улыбнулась и стала думать о будущем, глядя на залитый солнцем сад. Какое ей было дело до горестей и волнений других? Она чувствовала только одно: ей не придется больше проходить с пренебрежительным видом мимо лавок, в которых родные ее много задолжали и хозяева которых ежемесячно требовали уплаты; она не будет больше чистить бензином перчатки и слушать, как прислуга жалуется матери на голод. Теперь она утвердилась в положении фрейлины, а Клодина фон Герольд, очаровательная, незабвенная Клодина, рука которой была нежна, "как у родной дочери", стала невыносима! Чего еще недоставало этому высокомерному существу? Она нашла могущественного покровителя!

Фрейлейн фон Болен внезапно покраснела: она охотно поменялась бы с Клодиной Герольд.

В комнате герцогини все было тихо. Иногда только доносился голос барона, потом послышался резкий смех принцессы Теклы, и через мгновение сухая и прямая фигура ее светлости в песочном шелковом платье появилась перед испуганной фрейлиной.

- Где принцесса Елена? Отыщите принцессу! - с трудом проговорила она, причем костяные пластинки ее веера стучали, как будто державшая их рука дрожала от лихорадки.

Фрейлейн фон Болен побежала за принцессой, которая, задыхаясь, взбежала наверх.

- Мы едем в Нейгауз! Где графиня? - крикнула мать ей навстречу.

- Бога ради, мама, что случилось?

Принцесса Елена отлично знала настроение, отражающееся теперь на лице матери.

- Едем! - отвечала та.

- Нет, мама, дорогая мама, оставь меня здесь; я не выдержу страха в Нейгаузе, - умоляла принцесса.

- Но кто сказал тебе, что мы будем выдерживать? Мы сегодня же вечером едем скорым поездом в Берлин. Идем!

- Нет, я не могу, - проговорили бледные губы Елены. - Не принуждай меня, мама, я убегу с дороги, я не могу уехать отсюда.

Старуха ужасно рассердилась; она схватила руку дочери своими костлявыми пальцами.

- Поедешь! Нам нечего делать здесь, - прошипела она.

Но принцесса Елена вырвалась.

- Я исполню свой долг! - воскликнула она и выбежала из комнаты. Мать поспешила за ней, но коридор был уже тих и пустынен, как будто белая фигура растаяла в воздухе...

Принцесса Текла уехала в Нейгауз одна с графиней Морслебен.

Впереди ехал экипаж с Беатой и детьми. Лепетание маленькой внучки доносилось до принцессы. В Нейгаузе необычно бледная графиня Морслебен остановилась перед поспешно прибежавшей фрау фон Берг. Молодая графиня была вне себя от того, как с ней обращалась во время пути принцесса.

- Я охотно сейчас уеду к маме, - воскликнула она. - Чем я виновата, что у ее высочества пошла горлом кровь?

Фрау Берг еще продолжала улыбаться, но побледнела при этих словах.

- Кровь горлом? - тихо спросила она.

- Да, ей очень плохо. Телеграфировали в Г.

- А принцесса Елена?

- Она не пожелала ехать с нами, кажется, ей хотелось бы лежать на пороге больной...

- А где барон?

- У ее высочества герцогини матери; по крайней мере был там, когда мы уезжали. Болен сказала, что он просил аудиенции у ее высочества.

- Ну, а фрейлейн фон Герольд?

Хорошенькая графиня пожала плечами.

- Все говорят о ней, - сказала она. - Мне жаль ее. Говорят, что герцогиня узнала о неверности своего супруга; его высочество готов, кажется, сжечь весь мир...

- Господи, ведь скандал должен был, наконец, обнаружиться? - сказала Берг, пожав плечами. - Но где же находится гордая Клодина? Сидит в Совином доме и с нетерпеливой надеждой глядит на Альтенштейн или кинулась в пруд около замка?..

Графиня Морслебен взглянула в ее лицо, и не пытавшееся скрыть удовольствие, - дикая радость блестела в черных глазах. Она радовалась не изобличению преступницы, ведь она имела так мало права причислять себя к праведным.

- Милостивая государыня,- дерзко сказала хорошенькая графиня, - я все утро думала: кто это сказал, что, сидя под стеклом, нельзя бросать камни?

- Я спрашиваю: куда делась фрейлейн фон Герольд после блестящего проявления немилости? - повторила фрау фон Берг, покраснев от злости.

- Я не понимаю вас, Берг, - отвечала графиня, вкрадчиво, как только могла, - вы знаете больше меня?.. Немилость? Фрейлейн фон Герольд сидит у постели герцогини!

Фрау фон Берг, задохнувшись от злости, отправилась в комнату ее светлости принцессы Теклы, откуда давно раздавался оглушительный трезвон.

24.

Герцогиня спала, во всем доме царила тишина, мертвая тишина.

В комнате ротмистра Риклебена сидел барон Герольд - он попросил у офицера разрешения остаться у него, пока не будет известия о состоянии ее высочества.

Он взял предложенную сигару, но она постоянно гасла; открыл книгу, но не мог от волнения читать. Мрачная забота лежала на лице барона, и мучительное беспокойство заставляло его беспрестанно ходить по комнате взад и вперед...

Фон Пальмер заперся в своей комнате и был в самом скверном настроении. Хорошенький денек выдался сегодня, право! Когда он утром вошел в кабинет с докладом о необходимых переделках дворца в резиденции, герцог встретил его с удивленным лицом, держа в руках распечатанное письмо от своего кузена, принца Леопольда, в котором тот спрашивал, почему гофмаршальство уже три года не платит фирме "Шмит и Ко"? Глава фирмы обратился к посредничеству принца, потому что на прямые запросы относительно уплаты приходили только новые заказы и уклончивые ответы. А в последний раз был ответ, что если будут надоедать, то и вовсе перестанут делать заказы.

Пальмер улыбнулся и сказал, что это просто недоразумение, но его высочество энергично выразил желание, чтобы оно как можно скорее было урегулировано.

Это неприятно, очень неприятно! Как будто этот торговец не должен постоянно давать в кредит, по крайней мере до тех пор, пока он, господин фон Пальмер, сможет удалиться в тихий уголок!

Одно утешение - иметь вблизи фрау Берг. Как она блистательно приноровила развязку ко дню рождения принца! Старая герцогиня-мать оттолкнула Клодину - это было неоценимо! Перед матерью даже и его высочество не решится продолжать комедию. Чудесно! Великолепно!

Последние лучи вечернего солнца падали сквозь большое окно в комнату герцогини.

- Клодина! - прошептал слабый голос.

Девушка, погруженная в невеселые думы, встала и опустилась на колени у постели больной.

- Как ты себя чувствуешь?

- О, мне лучше, лучше; я чувствую, что наступает конец.

- Не говори так, Элиза!

- Есть тут кто-нибудь, кто бы мог нас услышать? - спросила герцогиня.

- Нет, герцог пошел к принцам, горничная в соседней комнате, Катценштейн у герцогини-матери, а сестра милосердия спит над своим молитвенником.

Больная лежала тихо и следила за скользящим золотым зайчиком, который постепенно поднимался по изображению мадонны...

- Почему ты не доверяла мне? - спросила она грустным тоном. - Почему не сказала откровенно все все?

- Дорогая, мне нечего было скрывать от тебя!

- Клодина, не лги! - торжественно сказала герцогиня. - Нельзя лгать перед умирающей.

Клодина гордо подняла голову.

- Я никогда не лгала тебе, Элиза!

Горькая улыбка скользнула по бледному, истощенному лицу больной.

- Ты мне лгала каждым взглядом, - ужасно ясным и холодным голосом сказала она, - потому что ты любишь моего мужа...

Крик перебил ее - и голова Клодины тяжело упала на красное шелковое одеяло. То, чего она боялась, было высказано женщиной, которую она так глубоко и преданно любила.

- Я тебя не упрекаю, Клодина, я хочу только, чтобы ты обещала мне после моей смерти...

- Милосердный Боже! - воскликнула девушка, вскакивая. - Кто пробудил в тебе это ужасное подозрение?

- Подозрение? Ты бы лучше спросила меня: кто открыл мне глаза на ужасную действительность? И он... он любит тебя, любит! - шептала дальше герцогиня, - Боже, это так естественно!

- Нет, нет! - вне себя воскликнула Клодина, ломая руки.

- Ах, замолчи, - попросила усталым голосом герцогиня, - продолжим наш разговор: я должна сказать еще многое.

У Клодины кружилась голова. Что она могла сделать, чтобы доказать свою невиновность?

Щеки больной сильно раскраснелись, она тяжело дышала.

- Элиза, поверь мне, - молила девушка. - Я...

Больная внезапно поднялась.

- Можешь ли ты поклясться мне, - убийственно спокойно сказала она, - что между тобой и герцогом ничего не было сказано о любви? Поклянись мне в этом памятью твоей матери, и если ты сможешь это сделать перед умирающей, я поверю тебе и буду думать, что мои собственные глаза обманули меня!

Клодина стояла, как каменная. Губы ее шевелились, но из них не вырвалось ни звука, и она, уничтоженная, склонила голову. Герцогиня опустилась на подушки.

- Ты все-таки не можешь решиться на это, - проговорила она.

- Элиза! - воскликнула наконец Клодина. - Поверь мне! Поверь! Боже, что мне сделать, чтобы ты поверила? Повторяю тебе - ты заблуждаешься!

- Тише, - сказала герцогиня с презрительной улыбкой.

Вошел его высочество.

- Как ты себя чувствуешь, Лизель? - нежно сказал он и хотел поправить на ее лбу влажные волосы.

- Не трогай меня! - проговорила герцогиня, и ее глаза расширились. - Все прошло, - прошептала она.

Клодина бессильно прислонилась к двери. Герцог подошел к ней и тихо спросил:

- Герцогиня бредит?

У Клодины грудь разрывалась от отчаяния; она зажала рот платком, чтобы удержать готовое вырваться рыдание, и, шатаясь, вышла в другую комнату. Герцог со страхом вышел за ней.

- Что случилось? - спросил он.

Глаза больной были устремлены на дверь, в которую исчезли оба.

Ужасная, непереносимая боль сковала ее мысли. Она лежала со сжатыми кулаками и горящими глазами. Клодина не хотела сознаться даже перед умирающей! Она так хорошо отнеслась к ним, хотела сама благословить их перед смертью, чтобы они принадлежали друг другу на всю жизнь. Это было бы мщением за ее разбитое счастье. А Клодина, Клодина! Каким же испорченным созданием была она, если решилась призывать небо в свидетели своей невиновности!

Гнетущий страх сдавил грудь несчастной.

Ее муж снова вошел, подошел к ногам постели и испытующе посмотрел на нее. Клодина, овладевшая собой, несла в руках стакан.

- Выпей, Элиза, - сказала она, наклоняясь и поддерживая рукой голову герцогини, - эти капли, которые всегда помогают тебе.

Герцогиня лежала почти без сознания, с крепко сжатыми губами. Ее большие темные глаза пристально посмотрели на бледное лицо молодой девушки, потом на мужа.

Стакан в руке Клодины задрожал.

- Выпей же, - сказала она изменившимся голосом. Раздался дикий крик, и стакан был выбит из рук Клодины.

- Яд! - пронзительно вскричала герцогиня и вскочила с безумным видом, вытянув с отчаянием руки. - Яд! На помощь! Неужели конец недостаточно скор для вас?!

Она без сил упала, и новый поток крови покрыл ее белую одежду и постель.

Клодина, упавшая на колени, в ужасе вскочила. Со сверхчеловеческой силой овладела она собой, позвонила и помогла поднять больную, которую герцог, глубоко потрясенный, прижал к своей груди.

- Лизель, - говорил он. - Лизель, великий Боже!..

Герцогиню положили в постель, и она лежала с закрытыми глазами, как мертвая.

Вновь началась суета. Старый доктор с озабоченным лицом стоял около больной; он посмотрел на часы, пощупал слабый пульс и покачал головой.

- Профессор прибудет в девять часов, - прошептал он плачущей старой герцогине, - но до тех пор надо быть спокойными, не показывать страха. Лучше всего, чтобы ее высочество оставалась в привычном обществе, я буду пока в соседней комнате.

- Клодина! - прошептала больная. - Клодина!

Герцогиня-мать оглянулась, ища глазами молодую девушку, но она исчезла. Старуха в страхе вышла в коридор и спросила, где комната фрейлейн фон Герольд. Но дверь была заперта, и за ней не слышалось никакого движения...

Клодина почти лишилась сознания в своей комнате, мысли ее путались. Вот до чего дошло! Свет считал ее любовницей герцога, его жена умирала с этим бредом!

О, отчаянность ее безумной гордости! Если она достанет звезду с неба для свидетельства ее невиновности, все равно никто не поверит ей - ни умирающая, ни живущие, ни даже тот, который предостерегал ее и которого она тогда оттолкнула. Один Бог знает, что она чиста, но Бог не творит больше чудес! Потеряна! Погибла! Она стала позором своей семьи, теперь все будут показывать на нее пальцами и говорить: "Смотрите, смотрите, вот та, которая разбила сердце нашей бедной герцогини".

Кто мог спасти ее? Герцог? Он не мог вступиться за нее - они все сделали бы вид, что верят ему, а потихоньку продолжали смеяться. Милосердный Боже! Что она сделала людям, что они так ненавидят ее?

Если бы она могла умереть! Она не сняла бы с себя позора, но была бы мертва и не чувствовала его более.

Клодина мучилась. Там, в парке, есть маленький пруд, сказал ей внутренний голос. Там так тихо, так прохладно; может быть, ее найдут потом и скажут: "У нее все-таки было чувство чести, у этой Клодины, она не могла жить с преступлением на сердце! И только один сказал бы, подходя к гробу: "Сестра моя, чистая и гордая, любимица моя, я верю тебе!"

А в Нейгаузе черная головка прижмется к плечу красивого мужчины и нежный голос скажет: "Какое мне дело, Лотарь, что твоя родственница опозорила твое имя, - все равно я люблю тебя!"

Несколько громких ударов заставили Клодину встрепенуться.

- Фрейлейн фон Герольд, - проговорил писклявый голос Болен, - герцогиня-мать ждет вас.

Клодина машинально вышла, забыв, что волосы ее распущены и что на ней домашний халат. Ничего не сознавая, вошла она в еще не освещенную комнату, на пестрый ковер которой падал двумя полосами лунный свет.

- Клодина! - мягко прозвучало у окна.

Молодая девушка подошла и поклонилась.

- Садитесь, Клодина.

Но она не двинулась и стояла, словно окаменев.

- Герцогиня умирает? - хрипло спросила она.

- Все в воле Божьей.

- И по моей вине, по моей вине, - пробормотала девушка.

Герцогиня не отвечала.

- Я должна предложить вам вопрос, - сказала она, наконец, - очень странный в ту минуту, когда ангел смерти витает у дверей этого дома, Клодина. Но тот, за которого я должна предложить его, обязал меня сделать это сейчас же. Барон Герольд просит вас, Клодина, заменить его осиротевшей дочери мать, и стать его женой.

- Ваше высочество, - воскликнула пораженная девушка, отойдя на шаг и тяжело припав к мраморному карнизу зеркала. - Благодарю, - сказала она потом, - я не хочу от него жертв.

- Однако, - строго возразила герцогиня, - вы могли бы одним ударом прекратить все пересуды, могли бы удержать ненадолго улетающую жизнь, чтобы она окончилась спокойно...

- Ваше высочество! - простонала Клодина.

- Моя бедная, несчастная Лизель, - вздохнула старуха.

- Ваше высочество, я отдам жизнь за герцогиню, - с мольбой проговорила девушка, - только не это унижение...

- Вашу жизнь! Сказать нетрудно, Клодина...

- Ах, если бы я могла доказать это! - вскричала она и подошла со сложенными руками к стулу герцогини.

Месяц осветил ее полную отчаяния фигуру и потухшие глаза.

Герцогиня испугалась.

- Клодина, Клодина! - мягко сказала она.

- Неужели, ваше высочество, вы действительно думаете, что я бесчестна? - спросила она разбитым голосом.

- Нет, дитя мое, потому что барон Герольд не взял бы такую в жены.

Клодина отступила.

- Потому, только потому, - проговорила она.

- Мне было тяжело поверить слухам, - продолжала герцогиня. - Но, дитя мое, я знаю жизнь, знаю своего пылкого сына и его власть над женщинами... и вдруг узнаю, что ты бежавшая от него, постоянно находишься рядом! Дитя мое, я верю, что ты была только другом герцогини, но ты посмела преступно играть своим добрым именем, не сумела избежать подозрений и потому прими руку, которая протягивается к тебе, - настойчиво прибавила герцогиня. - Никто, даже самые злые сплетники не отважатся сказать, что Лотарь Герольд фон Нейгауз привлек к своей груди женщину, которая не чиста, как солнце. И он, мой сын, не посмеет бросить взгляда на женщину, принадлежащую другому...

- Я не в силах владеть собой, ваше высочество, - сказала Клодина.

- Ты должна это сделать, дитя мое, должна - он ждет внизу в страхе и надежде...

- Ваше высочество, - взмолилась Клодина, - он не любит меня, это жертва, которую он приносит чести нашего имени. Я не могу принять ее. Ваше высочество, сжальтесь надо мной!

- Так принесите и вы жертву, - сказала герцогиня, раздраженная противоречием. - Неужели ваша честь, честь вашего дома не стоит жертв? Неужели ее не стоит умирающая наверху?..

- Ваше высочество, - прошептала Клодина, - я хочу переговорить с бароном Герольдом.

Герцогине стало жаль отчаявшейся девушки, она налила стакан воды и подала ей.

- Сначала успокойся, и тогда пусть он придет, - сказала она, усадив дрожащую Клодину на стул.

- Старший доктор! - доложила, входя, фрейлейн Болен, и вслед за ней показалась фигура врача.

- Извините, ваше высочество, что я ворвался к вам, - поспешно начал он, - но я считаю своим долгом сообщить вашему высочеству, что августейшая пациентка находится в большой опасности. Ее высочество совершенно истощена потерей крови. Профессор Тольгейм настаивает на переливании крови. Я также считаю его необходимым.

Его высочество решился дать нужную кровь, но это небезопасно: операция может дать последствия, угрожающие жизни, и потому мы не должны рассчитывать на герцога, а закон положительно гласит...

Он остановился. Клодина вскочила со стула и протянула ему руку.

- Господин доктор, я прошу, я хочу быть той, которая...

- Вы? - спросил доктор и с удивлением посмотрел на обращенное к нему с мольбой бледное лицо девушки. - Правда, фрейлейн Герольд? Гак идемте скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты. Но предупреждаю вас, что придется вскрыть артерию.

- Ах, милый доктор, - сказала Клодина, и движение, и голос ее выразили: только-то!

Она поспешно, забыв этикет, пошла вперед, как будто боясь, чтобы кто-нибудь не опередил ее.

Старая герцогиня не поняла хорошенько, в чем дело:

- Переливание? Что это такое?

Когда она вошла в комнату невестки, врачи суетились около больной.

Перед Клодиной стояла сестра милосердия, отвертывая рукав ее белого кашемирового платья.

Герцогиня положила руку на плечо сына, который только что вышел от больной в соседнюю комнату, где в страхе стояли Катценштейн и горничная.

- Адальберт, - тихо промолвила она, - что же это такое? Доктор сказал, что ей перережут артерию, чтобы перелить кровь в жилы Лизель?

Он рассеяно наклонил голову, не отрывая глаз от молодой девушки.

- Ради Бога, - продолжала его августейшая мать, - разве мы можем позволить, чтобы фрейлейн фон Герольд сделала это для нас, ведь это, кажется, весьма опасная вещь!

Герцог пристально посмотрел на нее.

- Не правда ли? - тихо и горько спросил он. - На это требуется больше мужества, чем из-за угла направить удар, сразивший насмерть женщину и повергший в грязь имя невинной девушки. Я не могу помешать ей принести эту жертву, - продолжал он, пожав плечами, - я всего менее: тогда люди скажут, что я больше забочусь о ней, чем о жизни жены!

Сестра задернула полог. Послышался голос профессора:

- Из руки в руку, коллега, так вернее!

Герцог вышел. В страшном волнении ходил он по той комнате, в которой недавно объяснялся в любви Клодине.

Он отдал бы теперь половину своей жизни, чтобы уничтожить тот час. Бедная девушка! Бедная Лизель! Он не хотел этого! Он стремился к счастью с побуждением человека, привыкшего к победам. Он действительно испытывал сильное чувство к прекрасной фрейлине своей матери; она оттолкнула его.

Впервые он склонился перед женщиной, но его проступок был наказан судьбой.

Кто мог оклеветать Клодину перед герцогиней?

На камине в канделябре горела одна единственная свеча, точно так же, как в тот злосчастный вечер. Холодный пот выступил на лбу его высочества.

- Только бы хватило времени, чтобы объяснить ей все, - прошептал герцог, - только бы она не умерла, считая меня виновным.

Есть что-то великое и святое в жизни женщины. Герцогиня обожала его, несмотря на его проступки, несмотря на холодность и равнодушие. Герцог почти наяву видел, как глаза ее устремляются на него с тем задушевным сиянием, от которого он так часто отворачивался. Он слышал ее ласковый голос, с нежностью обращавшийся к нему. Она могла прожить так долго, благодаря за каждую кроху любви, брошенную им, блаженствуя от каждой ласки и так мало требуя от него.

Ее маленькие недостатки и слабости, так сильно раздражавшие его прежде, теперь показались ему такими ничтожными...

Он остановился перед окном и вспомнил, что было одиннадцать лет тому назад. Тогда тоже боялись за нее; он видел себя у ее постели рядом с колыбелью своего первенца - она, бледная и слабая, гордо улыбалась, и глаза ее сияли. Он же только формально поблагодарил ее; все его интересы были направлены на ребенка, наследника. Ведь она только исполнила свой долг. Герцог прижался лбом к стеклу и вытер глаза.

Почему не сообщают ему, как прошла операция?

Весь замок был погружен в напряженный страх, в коридорах сидели лакеи с озабоченными лицами, внизу, тихо переговариваясь, собрались придворные. В комнатах августейших детей гувернантка и няни с грустью смотрели на них, а в подвальном этаже шепталась прислуга, рассказывая страшные истории.

Старая ключница только что ясно видела при лунном свете белую даму в левом флигеле; она так тихо и в то же время тяжело ступала по ступенькам, как ходят привидения, предвещающие смерть!

Все знали, что сделана последняя попытка для спасения герцогини, имя фрейлины фон Герольд было у всех на устах...

В комнате Пальмера сидела фрау Берг. Она была послана светлейшей принцессой Теклой за принцессой Еленой. И, конечно, воспользовалась этим, чтобы пожелать своему другу доброго вечера, расспросить его о положении дел и сообщить невероятную новость о том, что барон Герольд в присутствии принцессы Теклы просил старую герцогиню предложить его руку и сердце Клодине фон Герольд.

Почтенная дама была вне себя от этого. Только бы благополучно усадить принцессу в карету, - жаловалась она, расхаживая взад и вперед по комнате, в то время как Пальмер нервно качался в качалке; ведь она в припадке раскаяния способна наделать величайших глупостей.

Но где же принцесса?

Старая ключница видела белую даму: это была она. Да, она шла, тяжело ступая и согнувшись - ужас овладел ею, когда она услышала, что герцогиня близка к смерти, что фрейлейн фон Герольд также в опасности... Она узнала это из отрывочных фраз старой горничной, которую встретила внизу у ключницы, возвращаясь из сада, куда в ужасе выбежала, чтобы не видеть дома, где горе воцарилось по ее вине...

Потом она вошла в одну из комнат герцогини, где у окна стоял герцог. Когда принцесса увидела его прекрасное, всегда спокойное, а теперь искаженное волнением и залитое слезами лицо, она не выдержала.

Путаясь в словах, почти крича, начала она обвинять себя и созналась во всем, упав на колени и схватив его руку.

Герцог не перебивал ее и только, когда она в изнеможении замолкла, спросил:

- Письмо, Елена? Как попало к вам единственное письмо, которое я написал Клодине и которое, очевидно, совершенно ошибочно было понято герцогиней?!

- Ваше величество просили в нем Клодину "несмотря на это" остаться другом герцогини.

- Несмотря на то, что я оскорбил фрейлейн фон Герольд.

- Кузен, кузен! Накажите меня! - воскликнула принцесса в отчаянии. - Скажите мне, что сделать, чтобы исправить!..

Герцог пожал плечами.

- Как вы достали письмо?

- Фрау фон Берг, - проговорила принцесса и лишилась чувств.

25.

Операция прошла благополучно, лицо герцогини порозовело, пульс стал биться сильнее.

Здоровая молодая кровь Клодины, казалось, влила в нее жизненную энергию.

Герцогиня лежала в сладком сне, в комнату сквозь открытое окно веяли ароматы летней ночи; царила полнейшая тишина, слышалось только ровное дыхание больной.

Сестра неподвижно сидела около кровати.

Клодина стояла в своей комнате с перевязанной рукой, чувствуя себя совершенно разбитой не только из-за потери крови, но и из-за всех страшных потрясений этого дня... Она едва держалась на ногах, но однако с решительностью, граничившей с упрямством, отказалась лечь. Ей надо еще поговорить с бароном Герольдом, сказала она, а потом сейчас же уехать домой.

Старая герцогиня, полная чувства благодарности, пошла за ней от постели больной и теперь с материнской заботливостью просила отложить этот разговор, потому что ей следовало беречься. Но Клодина настаивала.

- Я ничего не делаю наполовину, - сказала она с необыкновенным спокойствием и серьезностью.

Профессор, позванный на помощь, был очень недоволен.

- Хорошо, - сказал он, - пусть состоится этот разговор, но поездка запрещается, а теперь выпейте вина.

И он, не допуская возражений, поднес к ее губам стакан вина. Клодина против воли сделала глоток. Услышав шаги в коридоре, она снова обратилась к герцогине:

- Разрешите мне, ваше высочество, поговорить с моим кузеном наедине.

Огорченная старая герцогиня вышла, качая головой... Профессор и фрейлина Катценштейн вышли вслед за нею. В дверях появился барон Герольд.

- Желаю вам всяческой удачи, милый барон, - прошептала ему герцогиня.

Он низко поклонился ей.

- Не волнуйте ее, барон, - предупредил его профессор, - соглашайтесь с нею во всем, как бы трудно вам это ни было.

Лотарь вошел... Перед этим он долго ходил по парку и ничего не знал о том, что произошло в замке, когда его искал лакей. Его испуганный взор упал на перевязку, на бледное лицо и распущенные волосы Клодины, на белый халат...

- Что здесь произошло? - спрашивали его глаза, но губы не шевельнулись: он только безмолвно указал рукой на перевязку.

- Пустяки, - поспешно ответила она, указывая на стул. - Ничего более, как маленький надрез, сделанный доктором для того, чтобы перелить кровь герцогине... Давайте говорить о деле.

- И вы говорите так равнодушно? - воскликнул он вне себя. - А знаете ли вы, что это могло кончиться вашей смертью?

- Вы забываете, что переливание сделано знаменитостью, а если бы даже...

- У вас, вероятно, нет никого на свете, кому бы ваша смерть принесла горе, кого вам следовало прежде спросить: "Имею ли я право располагать своим здоровьем, а может быть и жизнью?"

- Нет, - возразила она, - у меня есть Иоахим, но для этого не было времени.

- Иоахим? - повторил он с горечью... - А я, просивший вашей руки для себя и своего ребенка на всю жизнь, не стоил вашей памяти?

Он сказал это тихо и печально.

У Клодины внезапно закружилась голова, и ей пришлось сесть на ближайший стул.

- Я хотела говорить с вами об этом, - начала она, не глядя на него, - я обещала герцогине-матери, что разговор будет кратким... Вы так несказанно великодушны, кузен, что я не знаю, как и благодарить вас, единственное, что я могу сделать - это отказаться от вашего предложения, а...

Лотарь стоял неподвижно и смотрел на нее.

- А это значило бы пренебречь средством, которое, как говорит старая герцогиня, может продлить жизнь тяжело больной. Поэтому я не могу так сделать, простите меня. Но вот что я предлагаю - быть помолвленными. Ведь это не значит быть обвенчанными. Если герцогиня выздоровеет, мы разойдемся, если она умрет, то, конечно, то же самое; наша помолвка, таким образом, будет успокоительным средством. Это немного странно, я знаю, но помолвка ведь только обещание и известно, что не все обещания выполняются. Один Бог знает, как часто случается, что двое расстаются до свадьбы, это не стыдно, я... я...

Клодина говорила все быстрее, а теперь в изнеможении оперлась о спинку стула головой и закрыла глаза.

Лотарь подошел ближе, лицо его странно подергивалось.

- Я не могу уехать отсюда, но вы, Лотарь, вы свободны; после, к сожалению, неизбежной помолвки вы легко найдете причину удалиться куда-нибудь, пока... - Клодина вдруг выпрямилась. - Я говорю это не для себя, клянусь Богом, не для себя! Зачем это мне? С меня вполне достаточно моей чистой совести, но несчастная там, наверху... понимаете вы, Лотарь?

- Так мы должны некоторое время разыгрывать комедию? - спросил он.

- Недолго, недолго! - прошептала Клодина.

Прекрасные глаза ее просили у него прощения.

Он схватил ее здоровую руку со страстным порывом.

- Пусть будет так, - сказал он, - но вы больны, больны, во всяком случае, прежде чем начнется комедия...

- Пусть она начнется сейчас же, - попросила Клодина, - пойдите к герцогине-матери и скажите ей, что я дала свое согласие. Тем временем я соберусь уехать домой, - я так устала, так смертельно устала...

- Я пойду, - спокойно сказал он, - а вы ляжете и домой не поедете!

- Поеду! - воскликнула она и покраснела. - Не забывайте, что каждый из нас вполне сохраняет свою свободу!

Лотарь сдержался и направился к двери. "Соглашайтесь, соглашайтесь с ней во всем", - приказал доктор.

Клодина словно во сне смотрела ему вслед: она чувствовала, что силы ее иссякают, и казалась себе такой униженной, такой слабой, ей хотелось сорвать повязку с руки, чтобы вместе с кровью потерять жизнь. Пальцы ее невольно коснулись бинта.

Марлитт Евгения - Совиный дом (Das Eulenhaus). 4 часть., читать текст

См. также Марлитт Евгения (Eugenie John) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) по теме :