Эдгар Аллан По
«Факты в деле мистера Вальдемара (The Facts in the Case of M. Valdemar)»

"Факты в деле мистера Вальдемара (The Facts in the Case of M. Valdemar)"

в переводе с английского К. Д. Бальмонта

Я, конечно, не вижу ничего удивительного в том, что необыкновенное дело Мистера Вальдемара возбудило толки. Было бы удивительным обратное - в особенности если принять во внимание все обстоятельства. Благодаря желанию заинтересованных сторон держать дело вне ведения публики, по крайней мере в настоящее время, или до того времени, пока не представится новый случай для изследования - благодаря нашим тщательным попыткам в этом смысле - в обществе возникли искаженные и преувеличенные рассказы, сделавшиеся источником крайне неприятных ложных представлений, а отсюда, естественно, источником недоверия.

Теперь положительно необходимо, чтобы я изложил факты - по крайней мере так, как я понимаю их сам. В сжатом виде они таковы:

Внимание мое за последние три года было несколько раз привлекаемо к вопросам о месмеризме; около девяти месяцев тому назад, совершенно внезапно, мне пришла в голову мысль, что в целом ряде опытов, произведенных до сих пор, сделано было весьма достопримечательное и в высшей степени необъяснимое ощущение: никто еще не был подвергнут месмерическому току in articulo mortis. Следовало выяснить, во-первых, cyществует ли, при таких условиях, у пациента какая-нибудь впечатлительность к магнетическому влиянию; во-вторых, если существует, ослабляется-ли она или усиливается данным обстоятельством; в-третьих, в каком размере, или на какой промежуток времени, захват властительной Смерти может быть задержан данным процессом. Были еще и другие пункты, нуждавшиеся в удостоверении, но вопросы, мною отмеченные, наиболее возбуждали мое любопытство - в особенности последний, благодаря громадной важности его последствий.

Отыскивая вокруг себя какого нибудь субъекта, с помощью которого я мог бы изследовать эти вопросы, я невольно подумал о Мистере Эрнесте Вальдемаре, весьма известном компиляторе, сотруднике "Bibliotheca Forensica", и авторе польских переводов "Валленштейна" и "Гаргантюа" (изданных под псевдонимом Иссэхара Маркса). Мистер Вальдемар, живший с 1839 года преимущественно в Гарлеме, Нью-Йорк, особенно достопримечатетелен (или был достопримечателен) своей необыкновенной худобой - нижняя часть его тела имела большое сходство с телом Джона Рандольфа; он выдавался также своими белыми бакенбардами, которые были таким резким контрастом по отношению к его черным волосам, что эти последние почти все принимали за парик. Его темперамент отличался крайней нервозностью, и делал его субъектом очень удобным для месмерических опытов. Два или три раза, при случае, я заставил его заснуть без больших затруднений, но был разочарован относительно других результатов, достижение которых представлялось мне вероятным в силу особенностей его телосложения. Его воля никогда не подчинялась моему контролю положительно или всецело, а что касается ясновидения, я не мог достичь в опытах с ним ничего, на что можно было рассчитывать. Я всегда приписывал такие неудачи расстроенному состоянию его здоровья. За несколько месяцев, перед тем как я с ним познакомился, его врачи констатировали вполне определившуюся чахотку. Нужно заметить, что он имель привычку говорить совершенно спокойно о своей приближающейся смерти, как о вещи, которой нельзя избежать и о которой не следует сожалеть.

Когда мне пришла в голову вышеуказанная мысль, я, весьма понятно, должен был тотчас же подумать о Мистере Вальдемаре. Я слишком хорошо знал твердые философские убеждения этого человека, чтобы ожидать каких-нибудь колебаний с его стороны; кроме того, в Америке у него не было никаких родственников, которые могли бы вмешаться. Я откровенно высказался перед ним по этому вопросу, и к моему удивлению он выразил самый живой интерес. Я говорю, к моему удивлению; потому что, хотя Мистер Вальдемар всегда любезно предоставлял себя в мое распоряжение для месмерических опытов, он никогда раньше не выказывал по отношению к этим последним никаких признаков сочувствия. Характер его болезни давал возможность точно определить время смерти; и между нами было в конце концов условлено, что он пошлет за мной приблизительно за двадцать четыре часа до того времени, которое его доктора определят, как срок смерти.

Вот уже слишком семь месяцев, как я получил от самого мистера Вальдемара следующую записку:

"Мой милый П-,"Теперь приходите.

Д- и Ф- оба говорят, что, самое большее, я дотяну до завтрашней полночи; я полагаю, что они вполне правы.

"Вальдемар".

Я получил эту записку через полчаса после того, как она была написана, и не далее как через четверть часа был в комнате умирающаго. Я не видал его десят дней, и ужаснулся при виде страшной перемены, происшедшей в нем за этот краткий промежуток времени, лицо его было свинцового цвета: глаза совершенно потускнели; исхудание было до такой степени велико, что кожа лопнула на скулах. Отделение мокроты было необыкновенно сильно. Пульс был едва заметен. И тем не менее он замечательно владел еще как своими умственными способностями, так, до известной степени, и физической силой. Он говорил отчетливо - принимал без посторонней помощи разные лекарства - и, когда я вошел в комнату, был занят занесением каких то заметок в памятную книжку. Он весь был обложен подушками. Около больного находились Доктора Д- и Ф-. Поздоровавшись с Вальдемаром, я отвел этих джентльмэнов в сторону, и получил от них точный отчет о состоянии больного. Левое легкое уже восемнадцать месяцев было в состоянии полуокостенелом или хрящеватом, и, конечно, было совершенно негодно для каких-либо жизненных целей. Правое, в своей верхней часги, также местами, если не всецело, окостенело, в то время как нижняя часть представляла из себя массу гнойных бугорков, которые переходили один в другой. Существовало несколько глубоких прободений, и в одном месте наступило прочное приращение к ребрам. Эти явления в правой лопасти были сравнительно недавнего происхождения. Процесс окостенения развивался с необыкновенной быстротой; еще месяц тому назад не было ни одного симптома, а приращение было замечено только в течении трех последних дней. Независимо от чахотки, доктора подозревали аневризм аорты; но касательно данного обстоятельства симптомы окостенения делали невозможным какой-либо точный диагноз. Оба врача полагали, что Мистер Вальдемар должен умереть около полуночи на следующий день (Воскресенье). Тогда была Суббота, семь часов пополудни.

Отходя от постели больного для беседы со мной, Доктора Д- и Ф- простились с ним окончательно. Они больше уже не имели намеречния возвращаться; но по моей просьбе согласились взглянуть на пациента около десяти часов в следующую ночь.

Когда они ушли, я стал свободно говорить с Мистером Вальдемаром относительно приближающойся смерти и, с большей подробностью, о предноложенном опыте. Он попрежнему высказал полное согласие., и даже выразил настойчивое желание, торопил меня начать опыт тотчас-же. В комнате было двое слуг-сиделок, мужчина и женщина, но я не решался предпринимать такую важную задачу без других более надежных свидетелей, имея в виду возможность какого-нибудь внезапного осложнения. Я отложил поэтому опыт до восьми часов следующей ночи, когда приход студента-медика, с которым я был немного знаком (Мистер Теодор Л - ль), должен был освободить меня от дальнейших затруднений. Сперва я намеревался подождать врачей; но я должен был начать немедленно, во-первых, благодаря настойчивым просьбам Мистера Вальдемара, во-вторых - благодаря и моему собственному убеждению, что нельзя было терять ни минуты, так как он, очевидно, быстро угасал.

Мистер Л - ль был настолько добр, что согласился исполнить мое желание заносить заметки обо всем, что должно было происходить: именно из его заметок я теперь и составляю, главным образом, данный рассказ, преддагая их в более сжатом виде, местами же, переписывая дословно.

Было приблизительно без пяти минут восемь, когда, взяв пациента за руку, я попросил его подтвердить мистеру Л - лю возможно отчетливее, что он (Мистер Вальдемар), находясь в данных обстоятельствах, имеет собственное желание подвергнуться с моей стороны месмерическому опыту.

Он отвечал слабым, но совершенно внятным голосом: "Да, я хочу подвергнуться месмерическому опыту" - и тотчас же прибавил: "я боюсь только, что вы слишком долго медлите".

В то время как он говорил, я начал пассы в действии которых на него я уже имел случай убедиться. Первое же косвенное движение моей руки, прошедшее вдоль его лба, оказало видимое влияние; но, хотя я напрягал все силы, я не мог получить никакого другого видимого эффекта до начала одиннатцатого, когда, согласно уговору, пришли Доктора Д- и Ф-. В немногих словах я объяснил им мои намерения, и, так как они не делали никаких возражений, говоря, что пациент уже находится в предсмертной агонии, я продолжал без колебаний - переменив, однако, боковые пассы на продольные, и устремляя мой взгляд всецело на правый глаз умирающаго.

В это время его пульс был совсем неощутим, а дыхание сопровождалось хрипом, и перерывалсь паузами в полминуты.

В таком положении он находился почти без всяких изменений в течений четверти часа. По истечении этого пррмежутка времени из груди его вырвался вздох, правда естественный, но чрезвычайно глубокий, и звуки хрипа прекратились - точнее говоря, хрип не был более слышен; паузы не уменьшались. Конечности тела были холодны как лед.

Без пяти минут в одиннадцать я заметил несомненные признаки месмерического воздействия. Вращение стекловидного глаза сменилось выражением того мучительного взгляда внутрь, который бывает только при усыпленном бодрствовании, и ошибиться в котором совершенно невозможно. Несколькими быстрыми боковыми пассами я заставил веки задрожать, как будто они испытывали предчувствие сна, несколькими новыми пассами я заставил их совершинно закрыться. Однако, я этим не удовольствовался, а с силой продолжал свои манипуляции, при самом полном напряжении воли, пока наконец мне не удалось заставить все члены спящего совершенно окоченеть, предварительно придав им, повидимому, удобное положение. Ноги были вытянуты во всю длину; руки были в таком же положении и лежали на постели в некотором расстоянии от поясницы. Голова была чуть-чуть приподнята.

Когда я окончил все это, была уже полночь, и я обратился в присутствующим джентльмэнам с покорнейшей просьбой изследовать состояние Мистера Вальдемара. После нескольких опытов они подтвердили, что он находится в необыкновенно-ярко выраженном состоянии месмерического транса. Любоинтство обоих врачей было возбуждено до крайности. Доктор Д- тотчас же решил остаться около пациента на всю ночь, а Доктор Ф- простился, сказав, что вернется на рассвете. Мистер Лл - ль, сиделка и больничный служитель остались.

Мы не тревожили мистера Вальдемара до трех часов пополуночи; тут я к нему приблизился, и увидал, что он находится совершенно в томь же самом состоянии, как прежде, когда Доктор Ф- уходил, т.е. он соблюдал ту же самую позу; пульс был неощутим; дыхание было слабо (его едва можно было заметять и то только приложив зеркало к губам); глаза были закрыты естественным образом, все члены были тверды и холодны, как мрамор. И, однако же, общий вид отнюдь не указывал на смерть.

Приблизившись к Мистеру Вальдемару, я сделал некоторое усилие подвергнуть его правую руку месмерическому влиянию таким образом, чтобы она следовала за моей, причем я делал легкие пассы над его телом. При таких опытах с ним я никогда раньше не приходил к успешным результатам и, конечно, не помышлял о них теперь; но к моему изумлению его правая рука с большой готовностью, хотя и слабо, последовала за каждым движением, которое я предназначал ей своей рукой. Я рискнул обратиться к нему с несколькими словами.

"Мистер Вальдемар", сказал я, "вы спите?" Ответа не последовало, но я заметил трепет вокруг его губ, и решился повторить вопрос еще и еще раз. При третьем повторении вопроса все его тело слегка затрепетало: веки раскрылись сами собою настолько, что обнажили белую линию глазного яблока; губы лениво зашевелились, и из них, едва слышным шопотом, проскользнули слова:

"Да,- теперь сплю. Не будите меня! - дайте мне так умереть!"

Я пощупал его руки и ноги; они были тверды по-прежнему. Правая рука, как раньше, повиновалась мне, следуя направлению моей руки. Я опять спросил усыпленнаго:

"Вы все еще чувствуете боль в груди, Мистер Вальдемар?"

Ответ последовал теперь тотчас же, но он был еще менее внятен, чем прежде:

"Боли нет - я умираю".

Я не счел удобным беспокоить его тогда еще, и ничего не было ни сказано, ни сделано до прибытия Доктора Ф-, который пришел незадолго до рассвета, и выразил безграничное удивление по поводу того, что пациент еще жив. Пощупав пульс, и приложив зеркало к его губам, он попросил меня опять обратиться с вопросом к усыпленному. Я спросил:

"Мистер Вальдемар, вы еще спите?"

Опять прошло несколько минут, прежде чем последовал ответь; и во время этой паузы умирающий, казалось, собирал все свои силы, чтобы заговорить. Когда я в четвертый раз повторил свой вопрос, он проговорил очень слабым, почти неслышным голосом:

"Да, еще сплю - умираю".

В это время врачи выиказали мнение или, скорее, желание, чтобы Мистера Вальдемара больше не тревожили в его теперешнем, повидимому спокойном, состоянии, и чтобы таким образом он без помехи умер: все высказали убеждение, что смерть должна последовать через несколько минут. Я, однако, решился заговорить с ним еще раз и повторил предъидущий вопрос.

Пока я говорил, в лице спящего произошла решительная перемена. Глаза медленно открылись, зрачки закатились, кожа праняла трупную окраску, походя не столько на пергамент, сколько на белую бумагу: и круглые чахоточные пятна, до сих пор ярко видневшиеся в середине обеих щек, игновенно погасли. Я употребляю именно это выражение, потому что внезапность их исчезновения напомнила мне потухающую свечу, когда на нее быстро дунешь. В то же самое время верхняя губа искривилась, и обнажились зубы, которые она до тех пор совершенно закрывала, между тем как нижняя челюсть, издав явственный звук, отвалилась на некоторое расстояние, и таким образом в полости широко открытого рта перед нами обрисовался вспухший и почерневший язык. Я думаю, что все свидетели этой сцены были отлично знакомы с ужасами смерти; но вид Мистера Вальдемара в это мгновение был так непостижимо мерзостен, что все невольно отшатнулись от постели.

Чувствую, что я достиг теперь критического пункта в своем повествовании: каждый из читателей будет возмущен, решительно никто мне не поверит. Однако, мой долг требует, чтобы я продолжал без всяких оговорок.

Ни малейшего признака жизни нельзя было больше усмотреть; и, заключив, что Мистер Вальдемар умер, мы решили предоставить его попечению прислуги, как вдруг мы заметили, что его язык охвачен сильным движением вибрации. Это продолжалось, быть может, в течении минуты; затем, из подвижных и вытянутых челюстей раздался голос - такой голос, что было бы сумасшествием пытаться описать его. На самом деле, есть два или три эпитета, которые могут быть отчасти применены к нему; я мог бы, например, сказать, что звук был грубый, и прерывистый, и глухой; но отвратительность его целаго неописуема по той простой причине, что никогда подобные звуки не оскорбляли человеческого слуха. Были, однако, две особенности, которые, как я подумал тогда, и как продолжаю думать теперь, могут считаться красноречивыми при определении этой интонации - могут дать некоторое представление об её нечеловеческих свойствах. Во-первых, голос, повидимому, достигал нашего слуха - но крайней мере моего - на отдаленном расстоянии, или исходил из какой то глубокой подземной пещеры. Во-вторых, голос (я боюсь, однако, что не в силах буду сделать мои слова понятными) производил на меня такое впечатление, какое желатиновая или клейкая масса производит на чувство осязания.

Я говорил о "звуке" и о "голосе". Я хочу сказать, что звук был отчетлив до удивительности - отчетлив до ужаса. Мистер Вальдемар говорил - очевидно, он отвечал на вопрос, который я предложил ему несколько минуть тому назад. Как читатель может припомнить. я спросил его, продолжает ли он спать. Он говорил теперь:

"Да;- нет; я прежде спал - а теперь - теперь - я мертв".

Никто из присутствовавших не старался скрыть, и непопытался подавить чувство невыразимого захватывающего ужаса, вызванного этими немногими словами. Мистер Л - ль (студент) лишился чувств. Сиделка и служитель немедлению обратились в бегство, и никаким образом их нельзя было вернуть в комнату. Собственные свои впечатления я и не пытаюсь описывать. Чуть не целый час мы безмолвно хлопотали около мистера Л - ля, стараясь возвратить его к сознанию - и у нас не вырвалось ни звука. Когда он пришел в себя, мы опять стали изследовать состояние Мистера Вальдемара.

Во всех отношениях оно оставалось неизменным, с тем только исключением, что зеркало, будучи приложено к губам, не являло больше никаких признаков дыхания. Попытка пустить кровь из руки оказалось неудачной. Я должен, кроме того, упомянуть, что рука Мистера Вальдемара больше не подчинялась чоей воле. Я тщетно пытался заставить ее следовать за движениями моей руки. Единственным несомненным указанием на месмерическое влияние было теперь только дрожание языка, приходившего в движение, когда я обращался к Мистеру Вальдомару с вопросом. Этот последний, повидимому, делал усилия ответить, но у него больше не хватало на это доста точной воли. К вопросам, предложенным ему не мной, а кем-нибудь другим, он, повидимому, оставался совершенно нечувствительным - хотя я пытался приводить каждого из членов общества в месмерическое соотношение с ним. Я, кажется, рассказал теперь все, что необходимо для поннмания того состояния, в котором находился в это время усыпленный. Мы пригласили других сиделок; и в десять часов я вышел из дому в обществе обоих врачей и Мистера Л - ля.

После полудня мы все опять сошлись посмотреть на пациента. Он находился совершенно в том же самом состоянии. Мы подвергли обсуждению вопрос, удобно ли и возможно ли будить его; но без больших затруднений все согласились, что это не могло бы привести ни к каким благим результатам. Было очевидно, что до сих пор смерть (или то, что обыкновенно называется смертью) была задержана месмерическим процессом. Всем нам казалось несомненным, что будить Мистера Вальдемара - это просто-напросто значило бы упрочить момент смерти, или, по крайней мере, обусловить быстрое умирание.

С этого времени до конца прошлой недели - промежуток времени почти в семь месяцев - мы продолжали ежедневно собираться в доме Мистера Вальдемара, причем время от времени сюда сходились также некоторые другие врачи и кое-кто из близких. Все это время усыпленный оставался совершенно в том же состоянии, как я его описал. Надзор со стороны сиделок не прекращался.

Наконец, в последнюю Пятницу мы решили сделать опыт пробуждения, вернее - решили попытаться разбудить его; и (быть-может) несчастный результат этого опыта именно и послужил источником для стольких разнообразных толков в частных кружках - толков, которые я не могу не отнести на счет легковерия публики.

С целью вывести Мистора Вальдемара из состояния месмерического транса, я применил обычные пассы. Некоторое время они не сопровождались никакими результатами. Первым указанием на возвращение к жизни было то, что радужная оболочка несколько опустилась вниз. Весьма достопримечательно, что это передвижение зрачков сопровождалось обильным отделением желтоватой сукровицы (из-под век), распространявшей острый и в высшей степени неприятный запах.

Тогда присутствовавшие внушили мне мысль подчинить месмерическому влиянию руку пациента, как я это делал раньше. Попытка оказалась неудачной. Доктор Ф- выразил желание, чтобы я обратился к усыпленному с вопросом. Я спросил:

,,Мистер Вальдемар, можете-ли вы объяснить нам, что вы теперь чувствуете, или чего хотите?"

Чахоточные пятна мгновенно выступили опять на щеках; язык затрепетал или, вернее начал яростно вращаться во рту (хотя челюсти и губы были по-прежнему неподвижны); и, наконец, тот же самый мерзостный голос. который был уже мною описан, с силой прорвался:

"Ради Бога! - скорее! - скорее! - заставьте меня спать - или нет, скорее! - разбудите меня! - скорее! - Я говорю вам, что я мертв!"

Я был совершенно вне себя, и мгновенье оставался в нерешительности, не зная, что мне делать. Сперва я сделал попытку успокоить пациента; но после того, как мне это не удалось, благодаря полному отсутствию воли, я стал делать обратные пассы, и приложил все усилия, чтобы разбудить его. Я вскоре увидал, что эта попытка мне удается - или, по крайней мере, мне представилось, что мой успех будет полным; и я уверен, что все находившиеея в комнате приготовились увидеть пациента проснувшимся.

Но что произошло в действительности, этого не мог бы ожидать никто на земле.

Пока я быстро делал месмерические пассы, среди бешеных возгласов: "Мертв! мертв!" которые буквально срывались - не с губ, а с языка пациента - все тело его внезапно - в течении одной минуты, или даже скорее - оселось - распалось на мелкие куски - совершенно сгнило у меня под руками. На кровати, перед глазами целаго общества, лежала почти жидкая масса - густой омерзительной гнилости.

Эдгар Аллан По - Факты в деле мистера Вальдемара (The Facts in the Case of M. Valdemar), читать текст

См. также Эдгар Аллан По (Edgar Allan Poe) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :