Пьер Алексис Понсон дю Террай
«Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 1 часть.»

"Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 1 часть."

I

Несколько минут они молча смотрели друг на друга, оба взволнованные и трепещущие. Армана охватило странное ощущение, которое в науке называется "ретроспективным ужасом". Он взглядом измерял глубину бездны, куда каждую минуту могла слететь карета, и ни он, ни ребенок, который лишь смутно представлял себе ту опасность, которой они подвергались, ни сама графиня - не могли произнести ни слова. Это оцепенение, впрочем, длилось недолго. Их привела в себя мысль о несчастном кучере. Графиня вышла из кареты, дав понюхать соли своей горничной.

Арман отправился обратно по дороге и дошел до того места, где лежал кучер; он был мертв.

Арман окликнул его, приподнял, положил руку на его сердце и уверился, что он умер тотчас после падения.

- Он умер, - сказал Арман, возвращаясь к графине д'Асти.

- Боже мой! - вскричала она. - Как мне выразить вам мою благодарность, что было бы с нами без вас!

Арман улыбнулся.

- Разве вы уже не обещали мне вальс?

- Ах, это прелестно! - воскликнула она, становясь опять парижанкой, то есть шутливой в беззаботной сразу же после пережитой опасности. - Ну, что ж? Раз этой награды достаточно для вас, то я заставлю вас еще гордиться.

- Каким образом?

- Я буду вальсировать только с вами.

- Завтра?

- Всегда... весь сезон.

И она снова протянула ему руку.

- Берегитесь! - воскликнул Арман, осмелившись запечатлеть поцелуй на маленькой ручке, украшенной очаровательными розовыми ноготками. - Берегитесь, сударыня!

- Чего?

- Граф д'Асти убьет меня: он приревнует.

- Он? - воскликнула графиня с оттенком презрения, которого не могла скрыть.

И она прибавила насмешливым тоном:

- В таком случае вам осталось жить еще сто лет. "Вот оно что, - подумал молодой человек, ошибочно

объяснив себе значение высокомерного тона, - графиня, кажется, питает весьма малое доверие к храбрости своего супруга".

Графиня улыбалась, Арман шутил. Будучи истыми парижанами, они забыли на миг и место, где они находились, и миновавшую опасность, и свое затруднительное и вместе с тем комическое положение, забыли все - до смерти кучера включительно. Но дождь полил снова как из ведра, и графиня спросила:

- Далеко ли мы от Бадена?

- В двух верстах.

- Что же мы теперь предпримем?

- Чтобы выбраться отсюда?

- Да.

- Я уже предлагал вам свои услуги в качестве кучера, а теперь повторяю свое предложение.

Он снял с убитой лошади сбрую и впряг своего благородного коня в смешной экипаж, который в Бадене называют каретой. Затем он, смеясь, обратился к графине со словами:

- Согласитесь, сударыня, что мой полукровный конь обладает прекрасным характером, если без малейшего негодования примиряется с обязанностью наемной клячи. Но вообразите себе подобный выезд в Елисейских полях.

- Как! - воскликнула графиня. - Вы сядете на козлы?

- Это необходимо.

- Но ведь идет дождь...

- Вы одолжите мне ваш зонтик.

Арман действительно вскочил на козлы и уверенной и смелой рукой пустил эту странную пару - клячу и коня в две тысячи экю - по крутой дороге, спускающейся к Бадену. Через час импровизированный кучер уже вез графиню по Лихтентальской аллее.

Граф д'Асти, зная, с какой стороны должна была подъехать его жена, прогуливался по аллее.

- Вот и мой муж, - заметила графиня, - остановитесь, пожалуйста!

Арман задержал лошадей. Граф подошел, до крайности удивленный всем происходившим.

- Друг мой, - сказала графиня д'Асти мужу своим нежным голоском, - поклонитесь моему кучеру с уважением, он, право, этого заслуживает.

Граф раскланялся, не понимая, каким образом Арман мог очутиться на козлах. Но графиня, которая на глазах света всегда показывала, что очень любит своего мужа, пригласила его сесть в карету, сказав:

- Теперь, когда вы поздоровались с этим господином, поблагодарите его: он спас нашу девочку и меня...

И она прибавила, обращаясь к Арману:

- Не довезете ли вы нас, любезный кучер, до дверей нашего дома?

Несколько минут спустя карета остановилась перед домом, занимаемым графом д'Асти. За это время графиня успела сообщить своему мужу о трагических событиях дня. Граф рассыпался в благодарностях перед Арманом, в то время как графиня говорила ему:

- Вы знаете, мы ждем вас к обеду... в шесть часов. Арман поклонился.

- Позвольте мне переменить костюм, - сказал он.

И в то время, как графиня поднималась к себе, опираясь на руку мужа, а лакей графа д'Асти отвозил карету, Арман позвонил у ворот соседнего дома, в котором поселились 'Дама в черной перчатке и майор Арлев и где он сам снимал квартиру во втором этаже. Майора не было дома. Но Дама в черной перчатке ожидала Армана в комнате с темными обоями, откуда она выходила лишь по вечерам, в темные ночи, чтобы подышать свежим воздухом в тени развесистых деревьев своего сада; она сидела в кресле и читала, когда Арман подошел к ней.

- Ну что? - спросила она. - Видели вы ее?

- Графиню?

- Да. Говорили с ней?

- Я сделал больше... я спас ей жизнь!

- Вы говорите правду?

Злобная радость сверкнула в глазах мстительницы.

- Честное слово! - подтвердил Арман.

И он рассказал о своей встрече, быстром знакомстве с графиней, смерти кучера, о драме на большой дороге, словом, все, что случилось. Он рассказывал просто, со своей обычной меланхолией. Она внимательно слушала его, и, пока он говорил, лицо этой непонятной женщины все больше и больше озарялось жестокой и насмешливой улыбкой.

- А, - наконец проговорила она, - дело идет быстрее, чем я предполагала.

И она прибавила после минутного молчания:

- Через неделю она полюбит вас. Арман вздрогнул.

- Боже мой! - воскликнул он. - Что вы мне прикажете еще?

- Завтра, - сказала Дама в черной перчатке, - мы совершим одну попытку.

- С какой целью?

- С целью заставить ее полюбить вас!

Молодой человек был бледен как полотно и сидел, опустив глаза вниз.

- Вы завтра будете на балу, - продолжала она, - вас вызовет на дуэль один человек... он будет драться с вами...

- Но кто он?

- Какое вам до этого дело, если он мой раб?

- Должен я убить его?

- Нет, он ранит вас... легко... это будет незначительная царапина... Но только он вызовет вас таким образом, что графиня д'Асти услышит весь разговор от слова до слова... и не сомкнет глаз всю ночь... О, - прибавила она с дьявольской улыбкой, - если женщина почувствует симпатию к мужчине, то она удесятеряется в ней от каждой опасности, грозящей ему.

- Боже мой, Боже мой! - прошептал Арман. - Какую роль вы заставляете меня играть!

Молодая женщина ответила ему насмешливым взрывом смеха, который проник до глубины его души.

- Уж не влюбились ли вы в нее? - спросила она. - В таком случае вы свободны...

- Ах, графиня! - воскликнул Арман, которому эта насмешка причиняла невероятную боль.

Он опустился на колени.

- Вы отлично знаете, - продолжал он, - что человек, полюбивший вас, будет вечно любить только вас одну.

- В таком случае, - сказала она, - повинуйтесь!

II

Арман оделся и в шесть часов вечера отправился к графу д'Асти. Дама в черной перчатке потребовала, чтобы он принял приглашение, и дала ему несколько наставлений перед его уходом.

Когда Арман вошел к д'Асти, графиня в ожидании обеда писала какое-то длинное письмо. Она уселась перед маленьким столиком, стоявшим в амбразуре окна. Граф стоял около камина и по обыкновению был задумчив и печален. Маленькая девочка возилась, играя на ковре.

Письмо графини было следующего содержания:

"Милостивая государыня и любезный друг.

Со времени моего отъезда из Парижа я не известила еще вас о себе. Но не обвиняйте меня в неблагодарности: я не забыла вашего внимания и услуг, которые вы мне так великодушно оказали. По приезде сюда я сначала устраивалась, потом была озабочена ребенком и болезнью мужа.

Притом я, столь гордящаяся привязчивостью своего сердца, довольно ленива писать. Иногда для меня бывает истинным наказанием написать десяток строк тем, кого я люблю и ради кого я не поленилась бы сделать лишних верст двести.

Но Небо строго к неблагодарным, даже когда они грешат только в лени, а предупреждение, которое мне было дано сегодня, заставляет меня взять перо в руки с тем, чтобы поблагодарить вас.

Я переживаю уже второй несчастный случай менее чем в месяц.

Я чуть не погибла у дверей вашего дома три недели назад. Сегодня я вновь счастливо избежала грозившей мне смерти.

Графиня передала о приключении на дороге в Эберштейн. Она не знала имени своего спасителя и помнила только, что его зовут Арманом; во время завтрака ее маленькая дочка с очаровательной наивностью ребенка спросила его: "Как тебя зовут, дядя?"

"Арманом", - ответил он.

Графиня называла его этим именем и рисовала его портрет с большими подробностями и чрезвычайно точный. После описания уже известных нам событий графиня продолжала письмо в следующих выражениях:

"Вы были печальны, угнетены и сильно страдали, дорогая мадемуазель Фульмен, в то время, как я покидала Париж. Я не осмелилась спросить вас о причине вашей печали, но мне кажется, что я угадала ее... Вы питаете, вы должны питать в глубине вашего сердца какое-то горе.

Поверьте, и я выстрадала много... Да и кто избегнул этой участи? Но для исцеления душевных страданий я не знаю лучшего средства, чем перемена места. Не следует жить наедине со своим горем, таить его в глубине души... Нужна смена впечатлений, а для этого надо, наняв почтовую карету, предпринять путешествие.

Я хочу сделать вам предложение. Вы говорили мне, что получили шестимесячный отпуск в Опере. Отчего вы проводите его в Париже? Приезжайте лучше в Баден. Граф д'Асти нанял дом, достаточно обширный для того, чтобы вы, не стесняя себя, могли поселиться в нем, а потому я прикажу приготовить для вас комнаты.

О! Я знаю, что вы ответите на мою просьбу длинным смущенным письмом; вы скажете, что вам, артистке, нельзя столь открыто стать другом светской женщины. Но если я принадлежу к этому разряду, а вы к первому, то я прибавлю при этом, что вы - известность, а у меня нет предрассудков.

К тому же я двумя словами поставлю вас в невозможность отказать мне. Эти слова чудовищно эгоистичны: "Я скучаю".

Приезжайте; мы будем совершать прелестные отдаленные прогулки, приезжайте через неделю. Ваши комнаты будут готовы, а та, которая называет себя вашим другом, будет ожидать вас в Страсбурге на почтовой станции.

Жму ваши руки.

Графиня д'Асти".

Пока графиня писала, Арман обменялся несколькими незначительными словами с господином д'Асти. Граф не спросил его имени, а лакей, доложивший о нем и которому молодой человек назвал себя "Арман Леон", так ловко проглотил это простое имя, что граф не расслышал его.

Когда графиня запечатывала письмо, ей доложили, что обед подан. Граф взял с камина канделябр, а Арман предложил руку графине, и все трое перешли в столовую.

- Вы простите меня, не правда ли, - спросила графиня, садясь и указывая Арману место по правую руку от себя, - что я так запросто обхожусь с вами? Но я так ленива писать, что не решаюсь пропускать редкие порывы вдохновения.

Арман улыбнулся.

- Я только что написала благодарственное послание. И это вы, - продолжала она, обращаясь к Арману, - были тому причиной.

- Я?

- Подождите, я объясню вам.

Граф д'Асти и Арман с недоумением посмотрели на графиню.

- Вы суеверны? - спросила она.

- Но... это зависит...

- А я - да. И убеждена в одном.

- В чем?

- Что опасность, грозившая мне сегодня, исходит свыше, как предупреждение.

- По какому поводу?

- Я была неблагодарна.

И графиня рассказала, не называя имени Фульмен, все, что произошло с нею три недели назад.

- Кто же такая та особа, в дом. которой вас перенесли? - полюбопытствовал граф.

- Молодая, обворожительная, умная и необычайно добрая женщина.

- Но кто же она такая?

- Танцовщица в Опере. Арман вздрогнул.

- Как ее зовут?

- Фульмен.

Арман покраснел и смутился.

- Вы ее знаете? - спросила графиня, от которой не ускользнуло это внезапное смущение.

- Да, немного... - ответил Арман. - Я встречался с нею раньше... даже ужинал с ней...

- Вот и прекрасно! - со смехом воскликнула графиня. - Вы можете возобновить знакомство... Она через неделю будет здесь.

- Фульмен?

- Да.

Арман почувствовал страх и сильно побледнел. Он, как врага, избегал теперь эту женщину, которая дала ему столько доказательства своей любви и привязанности.

- Я пишу ей, - продолжала графиня д'Асти, обращаясь к мужу, - что приглашаю ее провести с нами хоть месяц. Имеете вы что-нибудь против этого?

Графиня произнесла эти слова сухим тоном, который ясно показывал, что она задавала этот вопрос только для вида.

- Ровно ничего, - ответил граф.

И графиня д'Асти, не догадываясь об истинных отношениях Фульмен и Армана, перевела разговор на посторонние предметы, предположив, что молодой человек пользовался раньше расположением танцовщицы.

Видеть в своем доме гостя было для графа д'Асти редким счастьем: графиня была вынуждена в этих случаях обращаться со своим мужем таким образом, как если бы они жили между собой душа в душу. После обеда граф предложил Арману сыграть партию в вист. В десять часов молодой человек был еще у них.

- Мой милый рыцарь, - обратилась к нему графиня в ту минуту, когда он поднимался с места, - не забудьте же, что завтра вальс за вами.

- Ах! Графиня... - пробормотал Арман.

- Не забывайте также и дорогу к нашему дому. Арман поклонился еще раз.

- Где вы поселились: в отеле или в частной квартире? - спросил его граф.

Молодой человек улыбнулся.

- Я ваш сосед, - ответил он.

- Неужели! Где же вы живете?

- В доме рядом.

- С нашим?

- Совершенно верно.

- А мне говорили, что он снят каким-то русским вельможей, - удивился граф.

- Да, майором Арлевым.

- И вы живете у него?

- Майор, старинный друг моего отца, - сочинил Арман, - предложил мне поселиться у него. Мой отец долго жил в плену в России, - прибавил молодой человек.

Граф вздрогнул.

- Да и я, - прибавил Арман, не знавший о прежних сношениях своего отца с графом, так как Дама в черной перчатке не нашла нужным давать ему на этот счет какие-либо сведения, - родился там.

- Вы, значит, русский? - воскликнул граф.

- Моя мать была русская.

- Простите меня, дорогой гость, - проговорил он, - но, может быть, я знаю вашего отца.

- Возможно.

- Если бы я знал ваше имя, - прибавил граф, смущенно улыбаясь, - однако лакей забыл, кажется, доложить о вас.

- О, нет, но он проглотил мое имя, - рассмеялся Арман.

- Ваше имя?

- О, оно крайне просто: меня зовут Арман Леон.

- Леон! - повторил граф д'Асти, побледнев и весь дрожа.

- Мой отец, полковник Леон, - продолжал молодой человек, - возвратился во Францию в 1822 году, пробыв в России более десяти лет.

Граф д'Асти весь побагровел. Однако гостиная была так слабо освещена, что ни графиня, ни Арман не заметили внезапного беспокойства графа; между тем он поспешил прибавить с деланным спокойствием.

- Полковник Леон? Я часто слыхал эту фамилию, очень часто... но лично я не был знаком с вашим отцом. Простите меня, что я спросил вас; мне показалось, что у вас есть некоторое сходство с одним старым офицером времен Империи, моим большим приятелем, полковником Бекманом.

Арман простился с графиней. Граф д'Асти проводил его до решетки сада, выходившей на улицу. Затем он поспешно вернулся и прошел в гостиную. Графиня была еще там. Она распечатала письмо к Фульмен и прибавила в постскриптуме: "Я знаю теперь, дорогой друг, имя моего очаровательного и элегантного спасителя. Это сын полковника времен Империи. Его имя Арман Леон".

Граф д'Асти вошел в гостиную и сел у камина по-прежнему задумчивый и грустный.

- Разве вы рассчитываете принимать этого молодого человека? - спросил он.

- Если ему вздумается... изредка... но к чему этот вопрос?

- Но ведь... я не знаю его.

Графиня д'Асти холодно взглянула на своего мужа.

- Послушайте, - заметила она, - объяснитесь!

- Мне он не нравится.

- Вы слишком разборчивы. Это прекрасно воспитанный и очень умный молодой человек.

- У него фатоватый вид.

- Я этого не нахожу.

- И я не чувствую особого желания принимать его. Графиня д'Асти засмеялась.

- Неужели вам пришло в голову ревновать? Вот было бы оригинально...

Она повернулась к графу спиной, продолжая смеяться, и прибавила:

- Очень оригинально... по правде сказать.

- Сударыня! - воскликнул граф дрожащим от гнева голосом.

- Милостивый государь, - возразила ему графиня, - вы знаете, что по отношению ко мне у вас нет более права ни ревновать, ни быть влюбленным... Покойной ночи!

Графиня взяла свечу и удалилась, оставив своего супруга одного в гостиной, совершенно ошеломленного злостью и страхом, как бы сын полковника не узнал его прошлого.

Опасения графа, однако, не имели никакого основания, потому что, как известно, Арман не был посвящен в ужасное таинственное прошлое своего отца.

III

На следующий день в Баденском казино был танцевальный вечер. Все приглашенные, или почти все, знали друг друга в лицо и по имени.

Графиня д'Асти явилась на бал около десяти часов. Не успела она войти, как какой-то молодой человек, до тех пор разговаривавший со стариком, направился ей навстречу и поклонился. Это был Арман. Старик был майор Арлев.

- Графиня, - произнес молодой человек, пожимая руку графа, который, повинуясь взгляду жены, протянул ему свою, - позвольте представить вам моего хозяина, а вашего соседа, майора русской службы графа Арлева.

Майор и графиня д'Асти обменялись несколькими банальными фразами, и граф Арлев откланялся. Почти в ту же минуту раздались первые звуки вальса. Графиня взяла Армана под руку.

- Кто расплачивается с долгами - богатеет, - смеясь, сказала она. - Пойдемте танцевать.

И, обернувшись к мужу, она прибавила.

- Так как вы не танцуете, то можете идти играть. Вы видите, у меня есть кавалер.

Граф поклонился, не сказав ни слова. Затем вместо того, чтобы оставить танцевальный зал, как этого, очевидно, желала графиня, он сел в углу на стул, пожирая глазами Маргариту де Пон, которую он страстно полюбил с того самого дня, когда она возненавидела его. Графиня танцевала с неподражаемой грацией, томно облокотившись на руку своего юного красивого кавалера.

Граф д'Асти переживал адские мучения. Накануне он высказался против Армана только из опасения, как бы сын полковника не был посвящен в тайны общества "Друзей шпаги". Но сегодня другое чувство волновало его. Граф ревновал. Ревновал именно потому, что жена лишила его этого права. Он ревновал, что теперь она танцует с Арманом, а тот, по-видимому, был влюблен в нее.

Но не один граф д'Асти не отрываясь следил взглядом за молодой женщиной и ее кавалером, которые продолжали танцевать. Человек, с ног до головы одетый в черное, со смуглым лицом, выдававшим в нем испанца или итальянца, не терял из виду этой пары ни на одну секунду; он не танцевал и ни с кем не обменялся ни одним словом. Когда замерли последние звуки вальса, этот человек, до сих пор стоявший неподвижно, прислонясь к одной из колонн, поддерживавших потолок залы, двинулся навстречу Арману. Молодой человек вел в это время графиню д'Асти на место. Итальянец сначала низко поклонился графине, потом обратился к ее кавалеру:

- Если не ошибаюсь, вы господин Арман Леон?

- Да, - ответил Арман, вздрогнув.

Молодой человек догадался, что перед ним таинственный противник, о котором его накануне предупредила Дама в черной перчатке. И Арман испугался, не за себя, не за дуэль, которая должна была быть в конце концов комедией, - но за графиню.

Та заметила мгновенный испуг своего кавалера, смуглое лицо и холодный взгляд незнакомца, который даже не удостоил ее взглядом. Графиня д'Асти сразу поняла все и побледнела.

- Милостивый государь, - продолжал итальянец с сильным южным акцентом, - вы сын полковника Леона?

- Да, милостивый государь.

- Вы были в Италии год назад, если не ошибаюсь? Арман утвердительно кивнул головой и сказал:

- Я нахожу ваши вопросы слишком настойчивыми, и так как я не имел чести ни разу встречаться с вами до сегодняшнего дня...

Итальянец язвительно рассмеялся.

- Я маркиз делла Пиомбина, - пояснил он.

- Что ж из этого следует?

- Я приехал в Париж нарочно, чтобы встретиться с вами.

- Со мной?

- И, не застав вас там, явился в Баден.

Арман чувствовал, как дрожит рука Маргариты де Пон, лежавшая на его руке.

- Продолжайте, милостивый государь!

Арман произнес эти слова довольно сухо, как бы желая сказать: "Мне кажется, что вы довольно плохо распоряжаетесь вашим временем".

- Милостивый государь, - продолжал итальянец, - вы прожили около месяца во Флоренции?

- Да.

- На берегу Арно...

- Совершенно верно.

- И вы ухаживали там за одной дамой, по имени.. Анжела.

Арман снова вздрогнул.

- Милостивый государь, - сказал он, - мне кажется, что здесь не место и не время восстанавливать подобные воспоминания, и я прошу вас...

- Милостивый государь, - сухо заметил итальянец, - я буду ждать вас в аллее под третьим деревом в одиннадцать часов по окончании танцев.

И, отвесив поклон графине, он удалился. Графиня д'Асти, бледная и взволнованная, оперлась на руку Армана, чувствуя, как подгибаются у нее колени.

- Но кто же такой этот человек? - спросила она, когда незнакомец отошел от них и вышел из залы.

- Я сам встречаю его в первый раз, - ответил молодой человек.

И в явном смущении он опустил глаза.

- Имя его я слышал, - прибавил юноша. Графиня д'Асти догадывалась, что с именем Анжелы, о которой упомянул маркиз, связана целая романтическая история. Женщины одарены живым воображением, и часто нескольких слов, одного имени бывает достаточно для того, чтобы они создали длинную повесть любви. Маркиз был в отсутствии. Как раз в это время появился Арман, а так как он был молод, красив и смел, то и завоевал себе место в доме на берегах Арно и в сердце покинутой красавицы.

Маргарита де Пон уже сложила в уме целый роман по этому поводу. Роман этот состоял из двух частей. Первая " часть обрывалась с отъездом Армана в Париж. Вторая могла развиться таким образом: маркиз делла Пиомбина, вернувшись домой, узнал через дуэнью или благодаря какому-нибудь письму, которое забыли сжечь, об измене. И вот ревнивый итальянец отправляется в путь, скачет в Париж, из Парижа в Баден и является сюда, чтобы отомстить за свою честь.

Таким образом, в прелестной поэме, созданной графиней д'Асти, не хватало только развязки. И эта развязка приводила ее в дрожь, настолько она была бледна и смущена; идя под руку со своим рыцарем, спасшим ее от смерти, она уже видела, как он падает под ударом смертоносного оружия грубого и свирепого маркиза делла Пиомбина.

Маркиз ушел; во все время вызова, о котором Арману было известно заранее, он сильно страдал, его честная и открытая натура возмущалась при мысли о том, что он играет здесь недостойную роль. Арман, как мы уже сказали, смотрел на молодую женщину, силясь улыбнуться.

- Этот человек сумасшедший, - проговорил он.

- Да он взбешен, - ответила графиня, которая принимала все за чистую монету, - и хочет убить вас.

- Меня не так-то легко убить, - заметил Арман.

- Я надеюсь...

Графиня произнесла эти слова с дрожью в голосе, почти беззвучно.

Будь этот вызов, при всей его странности, сделан серьезно, Арман, храбрый от природы, ограничился бы улыбкой и какой-нибудь шуткой. Но Арману было известно, что дуэль, грозившая ему, не имела иной цели, как произвести впечатление, может быть, даже потрясающее, на женщину, относительно которой он должен был играть недостойную роль соблазнителя. И молодой человек, краснея за себя, хотел было заговорить с нею о посторонних предметах. Но графиня д'Асти была слишком взволнована и расстроена для того, чтобы переменить тему разговора. Она не любила и даже представить себе не могла, что любит Армана, но он возбуждал в ней сильный интерес, какой всегда вызывает к себе элегантная и прямодушная юность, и она дрожала при мысли, что этот человек, имевший наружность хрупкого ребенка, через несколько часов может умереть. Но так как женщины обладают неоценимым преимуществом перед мужчинами - побеждать свое волнение тем успешнее, чем живее они его чувствуют, то и графиня скоро овладела собой. Улыбка появилась у нее на губах, бледность исчезла, сменившись нежным румянцем.

- Однако у вашего маркиза преоригинальная наружность, - заметила она.

- Вы находите, графиня?

- Прелестно, - продолжала она шутливым тоном, - когда человек, вернувшись к домашнему очагу, замечает, что не все идет так, как надо, и немедленно же пускается в путь!

Арман попытался в свою очередь изобразить на лице подобие улыбки.

Графиня продолжала:

- Он пускается в путь, проносится несколько сот верст и кончает тем, что встречается с виновником своего несчастия на балу в то время, когда тот идет под руку с другой женщиной...

Графиня д'Асти громко рассмеялась, хотя сердце ее разрывалось от горя и отчаяния.

- Действительно, это довольно оригинально, - пробормотал Арман.

При мысли, что графиня может счесть его за труса, к нему вернулись его обычное хладнокровие и любезность.

- Всякий другой на его месте, - продолжала графиня, - почувствовал бы себя обезоруженным, увидев меня.

- Действительно, - согласился Арман, - этот человек очень дурно воспитан.

- Мое мнение такое же. Но он не обращает на это внимания и хочет драться.

- И я буду драться.

- Ах, вот это-то, - воскликнула графиня, продолжая смеяться, - я и запрещаю вам!

- Вы запрещаете мне?..

- Конечно!

- Почему?

- Потому что никто не дерется с мужем женщины, которую разлюбил.

Арман вздрогнул и промолчал.

- Я знаю, - продолжала графиня по-прежнему шутливо, - что напрасно говорю вам это...

- Напрасно? Почему это?

- Потому что... вы, может быть, любите ее... И графиня опустила глаза.

- Увы! - воскликнул Арман, которого глубоко тронуло это внезапное смущение графини. - Я уже давно... не люблю ее...

- В таком случае, не к чему драться.

- К несчастью, этот человек не поймет этого... он хочет дуэли.

- Но это бессмысленно... жестоко... ужасно!..

- Пусть так, но в противном случае он оскорбит меня. Арман рассуждал правильно, и даже графиня д'Асти поняла, как неосторожно было бы настаивать на своем желании.

- Ну, хорошо, - сказала она, - деритесь. Только, - прибавила она с волнением, и голос ее снова задрожал, - убейте его!

Увлекательная полька положила конец этой беседе.

- Вы танцуете? - спросил графиню Арман.

- Конечно... идемте!

Графиня облокотилась на руку своего юного кавалера и начала танцевать, чтобы чем-нибудь рассеять гнетущую боль, щемившую ее сердце. Когда кончилась полька, она спросила Армана:

- С кем вы знакомы в Бадене?

- С майором Арлевым.

- А еще?

- С вашим супругом.

- Отлично, он будет вашим секундантом.

Графиня отошла от Армана и направилась к мужу, который в течение этого часа переживал первый припадок той жестокой болезни, которая именуется ревностью.

- Боже мой, графиня, - резко заговорил он, прежде чем графиня произнесла слово. - Боже мой, до какой степени вы заставляете меня страдать. Увы! Недоставало только ревности.

- Граф, - перебила его молодая женщина, - я бы только пожала плечами при вашем заявлении, если бы не нуждалась в вас. Теперь же я прощаю вас.

- Я вам нужен! - воскликнул граф, почувствовавший радость, которую испытывает находящийся в опале придворный, надеющийся скоро снова войти в милость.

- Да, - подтвердила графиня.

- Приказывайте, я к вашим услугам.

- Граф, - сказала Маргарита де Пон, - вы были раньше дуэлистом?

Граф вздрогнул и побледнел. Его жена одним своим словом пробудила все самые тягостные для него воспоминания.

- Вы часто дрались на дуэли, - продолжала графиня д'Асти, - и у вас должна быть громадная опытность в подобного рода делах.

- Прикажете мне драться? - спросил он.

- Нет, но вы должны быть секундантом у молодого человека, который вчера обедал у нас и с которым я только что танцевала.

- У Армана?.. Он дерется? - удивился граф.

- Да, завтра утром.

- А с кем?

- С одним грубияном... Итальянцем... мужем женщины, которую любил этот молодой человек.

- И вы хотите, чтобы я был его секундантом? - спросил граф, которому казалось, что его жена увлечена Арманом.

- Да, хочу, - холодно отрезала графиня.

- Хорошо! - пробормотал граф.

- Я этого хочу, - прибавила графиня, - потому что исход поединка часто зависит от секунданта... осторожного, миролюбивого...

Принужденная улыбка появилась на губах графа д'Асти, который, однако, нашел в себе достаточно мужества, чтобы взглянуть прямо в глаза жене.

- Вы, конечно, желаете, чтобы я уладил это дело? - спросил он насмешливо.

- Я желаю, чтобы вы приложили к этому все старания. Этот молодой человек интересует меня...

- Может быть, даже...

- Граф, - остановила его молодая женщина, - будьте осторожнее!

- Графиня...

- Если бы я любила этого молодого человека, то уж, конечно, обратилась бы не к вам, - заметила Маргарита де Пон.

Граф опустил голову.

- Простите меня, - пробормотал он, - я схожу с ума! В это время Арман и граф Арлев подошли к господину д'Асти.

- Милостивый государь, - с большим достоинством обратилась к молодому человеку графиня, уже успевшая вполне овладеть собою, - будьте добры считать моего мужа своим другом. Он к вашим услугам.

Трое мужчин обменялись поклонами.

- Господа, - сказал майор, - уже одиннадцать часов, не заставим противника ждать нас.

Графиня бросила повелительный взгляд на своего мужа и шепнула ему:

- Я рассчитываю на вас. Добейтесь успеха, и я буду другая.

Арман и его секунданты вышли из танцевальной залы, миновали игорную комнату, где помещалась рулетка, и вышли на улицу.

По дороге граф заметил майору, в то время как Арман шел впереди, терзаясь мыслью, что всей этой комедии придали значение настоящей драмы:

- Я не знаю, в чем тут дело, но, очевидно, произошла какая-нибудь незначительная ссора и мы все уладим.

- Невозможно, - ответил майор.

- Почему?

- Потому что мы имеем дело с мужем, честь которого оскорблена.

У графа потемнело в глазах; кровь ударила ему в голову. Ему показалось, что он видит в недалеком будущем день, когда Арман явится в роли его противника. И в порыве ярости граф д'Асти забыл обещание, данное жене, постараться примирить врагов, и в глубине души у него мелькнуло недостойное желание: "А что если бы его убили!"

Маркиз делла Пиомбина, таинственный итальянец, в чьи руки какая-то еще более таинственная сила вложила оружие, - ибо вся эта история во Флоренции, как читатель уже, вероятно, догадался, была чистой выдумкой, - маркиз делла Пиомбина, говорим мы, ждал своего противника в аллее под третьим деревом. Там его застал граф д'Асти, вполне уверенный, что дело крайне серьезно; с маркизом было еще двое мужчин, одетых, как и он, во все черное. Судя по их разговору, они действительно были итальянцы.

- Господа, - начал маркиз, обращаясь к секундантам Армана, - обсудим наши условия поскорее, потому что полиция следит за нами, или же найдем более подходящее место для переговоров. Полиции известно, что я приехал сюда исключительно ради дуэли.

- Милостивый государь, - ответил майор, - к моему дому примыкает большой сад, и полиция не явится туда. Нам принадлежит выбор оружия, и мы выбираем шпаги...

Через десять минут граф д'Асти вернулся на бал к жене, которая ждала его в сильнейшем беспокойстве.

- Дело уладить невозможно, - заявил он.

- Значит, он дерется?

- Да.

- Когда же?

- Завтра утром.

- Дайте мне руку, - сказала Маргарита, - здесь очень душно, уйдемте отсюда.

И графиня покинула бал, почти не сознавая, что происходит вокруг нее.

"Она любит его!" - в бешенстве решил граф д'Асти.

IV

Графиня д'Асти шла по гостиным казино точно преступник, которого ведут на казнь. Она позволила своему мужу вести себя; граф д'Асти чувствовал, как его жена шла, шатаясь, и в лихорадочном возбуждении сжимал ее руку, дрожавшую на его руке. Живительная и душистая прохлада майской ночи освежила графиню и привела ее в чувство.

- Хотите сесть в карету? - предложил ей муж.

- Нет, пойдемте пешком: пройтись очень приятно, - ответила с усилием Маргарита.

Они направились к дому. К концу дороги графине д'Асти удалось окончательно победить себя и затаить тревогу в глубине своего сердца.

- Значит, ваши усилия оказались тщетны? - довольно твердо спросила она.

- Я сделал все, что мог.

- А майор?

- Майор не сделал ни одного возражения против требований маркиза.

Маргарита де Пон пожала плечами.

- Они дерутся?

- Завтра в пять часов.

- Где же?

- В саду майора. Графиня вздрогнула.

"Под моими окнами", - подумала она.

- Милый друг, - заметил граф, обыкновенно застенчивый и робкий с женой, а теперь благодаря своему волнению и бешенству осмелившийся высказаться, - я никогда не видал такой нервной и впечатлительной женщины, как вы.

Графиня почувствовала в этих полных сострадания словах скрытую насмешку и мгновенно овладела собою.

- Что вы хотите этим сказать? - спросила она.

- Ах! Боже мой! - лицемерно продолжал граф д'Асти. - Я сказал это потому, что вижу, до какой степени вы взволнованы и расстроены; вы близки к обмороку из-за того, что молодому человеку, которого вы совсем не знали три дня назад и имя которого еще вчера вечером было вам совершенно неизвестно, предстоит драться по ни вам, ни мне не известным причинам.

- Милостивый государь, - сухо возразила графиня, - вы упускаете из виду одно...

- Что же именно?

- Что этот молодой человек... этот неизвестный... спас жизнь вашему ребенку.

Граф не возразил. Он только что собирался разыграть роль благородного человека, а графиня одним своим словом разрушила все и выставила его поведение в не совсем благовидном свете.

- Это правда, - пробормотал он.

- Вы видите, - продолжала графиня, которая вследствие своего негодования сделалась снова высокомерна и насмешлива, - я не говорю уже о себе, так как моя жизнь, которую он также спас, для вас, по всей вероятности, безразлична...

- Сударыня...

- Но я говорю о вашем ребенке и считаю себя вправе рассчитывать на вас... Даже на месте поединка секундант может своим влиянием и хладнокровием предупредить катастрофу.

- Я постараюсь, - покорно прошептал граф. Они подошли к воротам отеля.

- Я должен отправиться к майору, - прибавил д'Асти. - Этот юноша назначил мне свидание там.

- С какой целью?

- Чтобы поупражняться в фехтовании.

- Идите, - сказала графиня, - а когда вернетесь, то зайдите ко мне.

Графа охватила надежда. Графиня д'Асти ни разу еще не допускала к себе мужа после обеда.

- Вы сообщите мне, - поспешно прибавила она, - так как вы очень опытный фехтовальщик, насколько он силен в фехтовании.

Графиня удалилась, послав мужу привет рукой. Граф д'Асти позвонил у ворот дома, занимаемого майором Арлевым.

В то время, как граф д'Асти четверть часа назад вернулся в танцевальную залу к жене, Арман и майор направились к таинственному дому, где невидимкой ото всех жила Дама в черной перчатке.

- Она вас ждет, - заметил майор.

Арман прошел в комнату с темной обивкой, откуда молодая женщина выходила только по ночам для того, чтобы подышать воздухом в самых глухих уголках сада. Она сидела в кресле, печальная и бледная, как всегда, и спросила, протягивая ему руку:

- Ну, что?

- Что? - ответил Арман, опуская глаза. - Дело сделано.

И он рассказал все, что случилось на балу, не пропустив ни одной подробности, и описал ей поведение, бледность и беспокойство графини во время вызова и потом.

- Увы, - прошептал он в заключение, - на какую постыдную и недостойную роль вы осудили меня: я принужден мучить и увлекать бедную женщину, неповинную, конечно, в грехах своего мужа.

Дама в черной перчатке ответила на это улыбкой.

- Еще есть время, - заметила она, - если у вас не хватает мужества повиноваться мне, если вы любите меня недостаточно для того, чтобы соединиться со мной в моей мести, - уходите!

- Ради Бога, не гоните меня! - прошептал Арман. - Я люблю вас... Я буду вам повиноваться...

Дама в черной перчатке протянула ему руку и подняла его.

- Дитя, - сказала она сердечно, - не говорила ли я вам, что любить меня - мука, что следовать за мной - рабство, которое не кончится до тех пор, пока моя миссия не будет окончена.

И видя, что Арман опустил голову и не решается возразить, она прибавила:

- Ах, в глазах света вы были бы, может быть, правы, говоря, что эта женщина не виновата в ошибках своего мужа. Но Господь, ведающий, как в невинных иногда бывают поражены виновные, Господь, помнящий о невесте, которая, едва вернувшись из церкви, приняла в свои объятия окровавленного и насмерть раненного мужа, Господь знает, что для того, чтобы поразить преступника, надо поразить тех, кого он любит и которые оставались невинными.

- Я повинуюсь, - повторил Арман.

- Граф придет сюда, - продолжала Дама в черной перчатке. - Он будет здесь через минуту, в той комнате, где мой взгляд может следить за вами...

Пока молодая женщина говорила это, на лестнице раздались шаги. Дама в черной перчатке вскочила с места, перебежала комнату, раздвинула складки портьеры и сказала, протягивая руку:

- Взгляните!..

Под драпировкой в стене было просверлено отверстие, искусно скрытое зеркалом, и через него можно было видеть все, что происходит в гостиной, которая была освещена двумя свечами, стоявшими на камине.

- Выслушайте меня, - продолжала она, - граф войдет сюда в сопровождении майора, и его взгляд невольно упадет на бюст, который еще сегодня утром был закутан в черный креп. Теперь я переставила его в гостиную на камин и сняла С него покрывало. Следите за выражением его лица... быть может, он побледнеет...

В эту минуту дверь отворилась.

- Милости просим, граф, - сказал майор, появившийся на пороге гостиной. - Мой молодой друг сейчас явится к вам, он только кончит письмо.

Граф д'Асти вошел. Арман, следивший за ним через отверстие, видел, как он с рассеянным видом сделал несколько шагов по комнате и вдруг, крайне пораженный и взволнованный, остановился перед бюстом, ярко освещенным свечами.

- Ах! - воскликнул майор с самым простодушным видом, как будто не замечая внезапного смущения гостя, - вы заинтересовались этим бюстом?

- Действительно... Чудная работа... прекрасное исполнение... - бормотал в смущении граф д'Асти.

- Это правда, - подтвердил майор, - но для меня этот бюст имеет еще особенную цену... Это бюст одного моего покойного друга.

Граф вздрогнул.

- Бедный малый, - с грустью продолжал майор, - его смерть так и осталась загадкой.

- Неужели? - произнес граф, чувствуя, как голос его дрожит.

- Он женился утром, - продолжал майор, как бы охваченный печальными воспоминаниями.

- А умер... вечером, - продолжал граф д'Асти, опускаясь в кресло и судорожно проводя рукой по лбу, на котором внезапно показалось несколько капель пота.

- Он был убит, - заключил майор.

Граф д'Асти судорожно схватился за ручки кресла.

- Как странно! - произнес он глухим голосом.

- Однако, - прибавил майор, - оставим эти неприятные воспоминания и займемся лучше нашим молодым другом.

В эту минуту Дама в черной перчатке говорила Арману:

- Войдите теперь в гостиную.

Арман отошел от стены и направился к двери. Его собеседница сделала ему знак рукой и остановила его. Затем, наклонившись к самому его уху, шепнула:

- Позабудьте, что вы прекрасно фехтуете, и прикиньтесь неумеющим; не отражайте его ударов. Граф должен остаться в убеждении, что вы совершенный новичок в этом деле и едва умеете держать в руках шпагу.

- Хорошо, - сказал Арман, решившийся в точности исполнять приказания этой странной женщины.

Он вышел в коридор, намереваясь постучать в дверь гостиной. Тогда Дама в черной перчатке приникла, в свою очередь, глазом к отверстию в стене и стала смотреть. Граф д'Асти сидел в кресле против камина, с каким-то страхом вглядываясь в стоявший перед ним мраморный бюст.

- А! - прошептала она. - Хоть твои волосы и побелели, убийца, но я все же узнаю тебя... Это ты явился к нам во время бала, весь в черном, с насмешливой улыбкой на губах; это ты отнял у меня супруга, ты, презренный, убил его на пустынной улице...

Пока граф д'Асти, оправившись от своего смущения, фехтовал с Арманом в присутствии майора Арлева, графиня сидела одна в своей комнате, отворив окно и надеясь, что ночная прохлада вдохнет в нее силы и мужество. Час, который ее муж провел у майора, показался ей вечностью. В своем неведении Маргарита де Пон отдавалась чувству, силы которого она сама ясно не сознавала. Она думала, что только интересуется Арманом как спасителем своей дочери, и не замечала своего самообмана. Невозможно описать то, что она пережила за этот час. То подставляя свой пылающий лоб под дуновение холодного ночного ветра, то прогуливаясь большими шагами по комнате, она прислушивалась к малейшему шуму, доносившемуся с улицы. Она ожидала своего мужа... мужа, которого она презирала, ненавидела, навеки удаленного от нее вследствие его преступления, но прихода которого она ждала с таким нетерпением, как если бы он был предметом самой пылкой ее любви.

Наконец граф вернулся. Он застал жену бледную, безмолвную, неподвижно стоящую, с руками, скрещенными на груди, точно она хотела остановить страшное биение своего сердца.

- Ну, что же, что же? - нетерпеливо спросила она его. Этот бывший Дон-Жуан, циник и насмешник д'Асти, каким мы знали его прежде, сильно переменился к лучшему с тех пор, как полюбил свою жену. Она была так удручена, так печальна, он услыхал столько страданий в звуках ее голоса, что почувствовал к ней жалость.

- Ваш протеже, - мягко сказал он ей, - довольно сносно владеет шпагой.

- О, вы обманываете меня! - воскликнула она. - Я вижу это по вашим глазам.

Порыв ревности задушил жалость в сердце графа.

- Это правда, - резко ответил он, - господин Арман Леон совершенно не умеет драться. Он едва знает простейшие приемы фехтования...

Графиня вскрикнула от ужаса и пошатнулась.

- А! - воскликнул граф д'Асти в порыве внезапной злобы. - Вы выказываете к этому молодому человеку больше, нежели простое участие, больше, нежели простую симпатию. Графиня вздрогнула при этих словах и вышла из оцепенения, которое начало овладевать ею.

- Что же это? - спросила она.

- Это любовь.

- Вы лжете, милостивый государь! - воскликнула она, гордо выпрямившись.

В эту минуту она была совершенно искренна. Ей казалось, что она совершенно не любит Армана.

- Сударыня, - продолжал граф вне себя от бешенства, - вы имеете право не любить меня, питать ко мне полное презрение, но вы носите мое имя, не забывайте этого... И если, - продолжал он тоном долго сдерживаемого гнева, - если вы имеете право не любить меня, то в то же самое время вы не имеете никакого права любить другого.

Гордая Маргарита де Пон была возмущена. Она указала мужу на дверь.

- Вы негодяй! - сказала она. - Уходите прочь!

Граф вышел, побежденный, уничтоженный негодованием жены. Но как только он вышел за дверь, сердце графини озарилось каким-то новым светом. Она упала на колени.

- О, Боже мой! - прошептала она. - Он прав, я люблю этого человека...

Графиня пережила ужасную бессонную ночь, полную тревог. Когда настало утро, она все еще сидела, закрыв лицо руками, у окна, которое выходило в ее сад и в сад майора Арлева. Дом майора, как известно, был окружен тенистыми деревьями, которые образовывали открытую площадку, усыпанную песком. Графине представилось, когда ее блуждающий взгляд с каким-то испугом остановился на ней, что тут, в этом самом месте, он возьмет в руки шпагу и, быть может... быть может, бездыханный упадет навзничь. Она услыхала, как кто-то спускается по лестнице, и узнала шаги мужа. Тогда она быстро повернулась к часам и вздрогнула: было пять часов без нескольких минут. Роковая минута настала.

Действительно, немного спустя она услыхала, как ворота сада отворились и опять захлопнулись; потом раздался звон колокольчика, возвестивший о прибытии маркиза делла Пиомбины и его секундантов. С этой минуты Маргарита де Пон точно застыла: кровь остановилась в ее жилах, сердце перестало биться и на висках выступил пот. Устремив глаза на песчаную площадку, она ждала.

Вскоре в саду послышались шаги; показался один человек, за ним другой и, наконец, третий. Это были Арман со своими спутниками - графом и майором.

Тогда, ни на минуту не теряя их из виду, молодая женщина опустилась на колени и начала горячо молиться...

Маркиз и его два секунданта тоже явились, и графиня, сложенные руки которой судорожно сжались, а волосы от ужаса встали дыбом, увидала, как все шестеро раскланиваются друг с другом, как маркиз и Арман снимают сюртуки, берут шпаги из рук секундантов, становятся в позицию и скрещивают шпаги.

Следующие три секунды показались графине целой вечностью. Она видела, как блещут шпаги в лучах восходящего солнца, услыхала звук стали. Арман отступил, опустил оружие, уронил его, пошатнулся и упал.

Когда молодой человек падал, графиня вскрикнула и схватилась рукой за сердце, как будто шпага маркиза пронзила его в ту же минуту, когда она коснулась Армана.

V

Несколько часов спустя граф д'Асти, недоумевая, почему он так долго не видит жены, и взволнованный каким-то необъяснимым предчувствием, вошел в ее комнату. Она лежала на полу перед раскрытым окном. Стиснутые зубы, полная неподвижность ее тела, полураскрытый мертвенный взгляд не на шутку испугали графа. Ему пришло в голову, что жена его умерла. Не вскрикнув, не позвав никого на помощь, он поднял графиню и на руках отнес ее на кровать. Там он приложил руку к ее сердцу и удостоверился, что оно еще бьется.

Маленький дорожный саквояж лежал на столе. Он открыл его, вынул флакон с уксусом, смочил платок и поднес его к носу молодой женщины, не переставая все время растирать ей виски. Графиня открыла глаза и мало-помалу пришла в себя. Граф д'Асти был спокоен, холоден, почти мрачен. Он смотрел на жену и молчал.

- Где я? - спросила наконец графиня.

- У себя, сударыня! - ответил граф.

- Что случилось?

Принужденная насмешливая улыбка, улыбка отчаявшегося человека, который хочет порисоваться своим отчаянием, показалась на губах графа.

- Право, я затрудняюсь вам объяснить это, - сказал он. - Я знаю только, что нашел вас вот тут...

И он пальцем указал на окно.

- Вы лежали в обмороке перед окном, и оно было открыто.

- Ах! - проговорила она, вдруг вспомнив все случившееся. - Теперь я припоминаю: я почувствовала себя дурно ночью, встала, добралась до окна, отворила его, но силы мне изменили.

- Держу пари, - многозначительно заметил граф, - что это случилось с вами около пяти часов утра.

Эти слова оказали потрясающее действие на Маргариту де Пон. Разве они не являлись обвинением? Разве граф не хотел ими сказать: "Вы потеряли сознание в ту минуту, когда Арман, которого вы любите, упал, пораженный ударом шпаги"?

К счастью для графини, женщины всегда сохраняют удивительное присутствие духа и приобретают неожиданное хладнокровие в самые опасные минуты жизни.

Еще накануне, пока графиня д'Асти сама еще не знала тайны своего сердца, граф был для нее презренным существом, которому она не была обязана давать ни малейшего отчета в своих поступках, которого она имела право прогнать от себя, если бы он забылся. Но в эту минуту - увы! - она ясно чувствовала, что любит Армана, и граф неожиданно возвысился в ее глазах. Он снова приобрел над нею, в ее глазах, все права мужа, и его образ встал перед нею как образ судьи и обличителя.

И она снова сделалась женщиной, то есть коварной и сильной в искусстве лжи, и как ни была ужасна та боль, которую она испытывала при мысли о смерти Армана, у нее хватило силы притвориться равнодушной и ответить просто:

- Право, не знаю, было ли четыре или пять часов, может быть, даже шесть...

- А... вы... не знаете?..

И на губах графа показалась нехорошая улыбка.

- Я знаю только одно, что был уже день и рассвело.

- Отчего же вы не позвонили?

- Я думала, что мне просто душно.

- Да, - продолжал граф, смотря на жену пытливым взглядом. - Мне, право, кажется, что это было около пяти часов.

- Какое вы имеете к этому основание? - спросила графиня с самым невинным видом.

- О! В это время я уже встал, а так как моя комната, как вам известно, находится под вашей, то мне показалось, что я слышал шаги и затем падение тела...

- Почему же вы не вошли сюда? - спросила графиня, пытаясь улыбнуться, хотя она только что решила про себя: "Арман умер!"

- Я не осмелился... - возразил граф.

- А теперь вы осмелились!

- И притом меня ждали.

- Где?

Граф остановил испытующий взгляд на Маргарите.

- Честное слово, - сказал он с напускным добродушием, - я вижу, сударыня, что вы решительно все забыли.

- Ах, - с живостью перебила графиня, которой показалось, что настал подходящий момент рассеять ревнивые подозрения графа, - теперь я вспомнила, что должна была быть дуэль, эта несчастная дуэль.

И она притворилась слегка взволнованной, желая скрыть свое истинное, глубокое беспокойство, раздиравшее ей сердце.

- По этому-то делу меня и ждали, - ответил д'Асти, несколько разочарованный.

- Что же случилось? Ничего, не правда ли? Или какая-нибудь пустая царапина?

И, говоря это, Маргарита вся дрожала.

- Вы ошибаетесь, - сказал граф.

- Что же, он ранен?..

- И я также ошибся, графиня, - продолжал д'Асти, - я обвинял вас, подозревал, что вы любите этого молодого человека; я думал, что вы хотели наблюдать за ходом дуэли из вашего окна, и увидав, как он упал, лишились чувств.

Графиня была бледна как смерть, но все еще владела собою.

- Значит, - спросила она вполголоса, - он умер? Если бы граф ответил утвердительно, у нее, может быть, хватило бы силы до конца доиграть свою роль, изобразить скоропреходящую и спокойную печаль, которую люди испытывают при вести о смерти мало знакомых людей. Но граф расставил своей жене ловушку, ответив: "Нет, графиня, Арман не убит".

Графиня, сумевшая победить отчаяние, не опустив своей горделивой головы перед смертью, даже не сводя глаз с мужа, при вести, что любимый человек не погиб, потеряла рассудок и выдала себя при этой неожиданной радости.

- Жив! Он жив! - воскликнула она.

- Да, жив, - подтвердил граф.

- Жив! - повторила она в мучительном восторге. - И вы не сказали мне этого раньше, вы заставили меня ждать... Ах, граф, граф, что вы сделали со мною?

Она забыла, что этот человек был ее мужем, что она презирала его еще накануне, и схватила его за руку.

- О, вы не обманываете меня, не правда ли? Это правда?

- с мольбою спросила она.

- Графиня, - возразил граф с холодной злобой, - успокойтесь, человек, которого вы любите, останется жив!

И, засмеявшись подобно осужденному, потерявшему всякую надежду, он прибавил:

- Вы прекрасно владеете собою, графиня, но все-таки выдали тайну вашего сердца; я знаю теперь, отчего вы потеряли сознание. Прощайте!..

Он направился к двери, а графиня, окончательно уничтоженная, смотрела, как он удаляется, не находя ни жеста, ни слова, чтобы удержать его.

Между тем уже на пороге комнаты граф обернулся, запер полуоткрытую дверь и вернулся назад.

- Графиня д'Асти, - начал он с тем спокойствием, которое было в тысячу раз хуже его вчерашнего бешенства, - не уделите ли вы мне одну минуту, чтобы объясниться с вами? Клянусь, что наш разговор будет последним.

Графиня молчала.

- Вы видите, - продолжал граф, - что я иду на переговоры, прошу, когда мог бы... приказывать.

И граф, как господин положения, сел в кресло, стоявшее рядом с кроватью.

Графиня стояла по-прежнему неподвижная и безмолвная, устремив на своего супруга взгляд, полный оцепенения и ужаса.

- Сударыня, - сказал граф, - если вы позволите, я в нескольких словах объясню вам наши отношения. Я был развратный человек, без совести и веры, и я добился вашей руки подлым путем. Но настал день, когда я почувствовал раскаяние. Я захотел быть честным, любить женщину, которой я не был достоин, заслужить привязанность своего ребенка. Я любил вас до обожания, и если раскаяние исправляет, то Господь смягчился, видя, как я каюсь, так как я жестоко страдал... И что же? Вы, графиня, вы были безжалостны, вы навсегда закрыли для меня свое сердце, отказали мне в своем уважении, вы для меня явились принадлежащей к тому обществу людей, не знающих прощения, которые навеки отталкивают от себя раскаявшегося преступника, окончившего срок своего наказания, и вынуждают его вернуться обратно на путь преступления. Мы должны остаться и останемся чуждыми друг другу, раз вы сами пожелали этого; я буду глух к голосу своего сердца и совести, потому что вы не вняли моему раскаянию, но тот, кто молил, - теперь будет приказывать.

При этих словах неподвижно устремленные глаза графини д'Асти блеснули гордостью; презрительная улыбка скользнула по ее губам. Но она продолжала хранить молчание.

- Графиня, - продолжал граф, - вы носите мое имя и не имеете ни малейшего права запятнать его. По закону я ваш муж и могу убить вас, если вы нарушите свою обязанность!

Граф, не оборачиваясь, вышел из комнаты, даже не взглянув на оскорбленную им молодую женщину. Но не угрозы этого человека, к которому графиня не питала иного чувства, кроме ненависти и презрения, довели ее до такого состояния. Нет, она жестоко страдала в эту минуту и желала умереть потому, что любила Армана.

Разве эта любовь к Арману не была для нее падением в глазах человека, имя которого она носила? Выказать перед ним свою слабость было равносильно прощению ему его ошибок и даже преступления. Она любила покойного Гонтрана де Ласи и признавала за собою это право, потому что живые не могут ревновать к воспоминаниям и к покойникам. Эту любовь, которую она считала вечной, это почитание жертвы, основанное на ненависти к графу, она хотела сохранить в глубине своего сердца как самое ужасное наказание для графа д'Асти. Но Маргарита де Пон, полюбив Армана, то есть молодого человека, полного жизни, который через несколько дней должен был уже оправиться от своей раны, отчасти забыла Гонтрана де Ласи, а потому она не имела более права ненавидеть его убийцу, и, следовательно, этот человек получил в свою очередь право унизить ее, напомнив ей о чести своего имени, которое она носила.

Несколько часов несчастная женщина была погружена в эти тяжелые размышления. Но достаточно было войти ее ребенку, который обвил ее шею своими ручонками, чтобы она отвлеклась от своих мрачных дум. Госпожа д'Асти взяла перо и написала своему мужу письмо следующего содержания:

"Милостивый государь!

Вы были правы сегодня утром, что наш разговор будет последним: нам не придется больше обменяться ни одним словом.

Вы изложили мне ваши намерения, позвольте же мне сообщить вам свои.

Я уеду из Бадена с вами или без вас. Мы или я одна покинем его завтра утром.

Вы упомянули о законе - это было совершенно бесполезно. Честная женщина может оказаться недостаточно сильной, чтобы подавить движение своего сердца, но она всегда сохранит свой рассудок.

Мы вернемся в Париж и будем жить там по-прежнему: я со своей печалью и в одиночестве; вы - как вам заблагорассудится.

Я - ваша жена, меня зовут графиней д'Асти, а потому вы можете требовать, чтобы я никогда больше не встречалась с человеком, который внушает вам подозрение.

Взамен этого я имею право запретить вам угрожать мне, упрекать и несправедливо обвинять и, что я считаю еще более несправедливым, докучать мне любовными сценами, которыми вы осмеливаетесь подчас надоедать мне. Мое достоинство и ваша честь требуют этих жертв. Если вы забудете мои условия, то и я присваиваю себе право не следовать тем, к которым обязывает меня мой долг.

Маргарита д'Асти, рожденная де Пон".

Написав это письмо, графиня снова легла в постель. У нее начиналась сильнейшая лихорадка. Однако вечером она нашла в себе силы встать с постели и распорядиться насчет своего скорого отъезда. Она заперла дверь, не желая или не решившись узнать о здоровье Армана. Часов около восьми она получила от графа д'Асти записку, написанную карандашом.

"Графиня, - писал он, - мы едем, потому что вы этого хотите, но не раньше, как завтра вечером, и в тем только случае, если вы будете чувствовать себя лучше, так как я узнал от вашей горничной, что вы сильно нездоровы. Я отдал распоряжение об отъезде, но как ни поспешно идут сборы, мне необходимо несколько часов, которых я и прошу у вас.

Граф д'Асти".

VI

Действительно, граф по получении письма жены очень энергично взялся за укладку; он сделал уже несколько прощальных визитов своим баденским знакомым, объявил о сдаче внаем отеля, который он занимал на Лихтентальской аллее, и заказал почтовых лошадей и карету.

Но вечером, поддавшись непреодолимой потребности слышать шум и видеть движение, которое испытывают люди, страдающие и желающие во что бы то ни стало забыть свои нравственные мучения, граф д'Асти отправился в казино, вошел в большую залу и подошел к игорному столу.

Было около десяти часов - самый разгар игры, и игроков было так много, что только некоторым из них удалось найти стулья; остальные, стоя, бросали деньги через головы счастливцев, захвативших стул или скамейку.

В конце стола стоял человек, смертельная бледность и дрожащие губы которого свидетельствовали о том, что ему, выражаясь языком игроков, "не-везет"; он шарил по всем карманам; отыскал три луидора - все, чем он в настоящее время обладал, - без сомнения, жалкий остаток состояния, которое он постепенно принес в жертву современному минотавру берегов Рейна. Этот человек колебался мгновение, как бы ожидая вдохновения и мысленно призывая себе на помощь бога случая и надеясь, что эти золотые монеты окажутся для него источником нового состояния. Он протянул руку, раскрыл ладонь и бросил деньги на стол.

- Семь, - возгласил крупье, - красные проиграли, черные берут.

Лопаточка отбросила три луидора, последнюю надежду игрока, во всепоглощающую пасть кассы.

Бессмысленная улыбка появилась на губах неудачника; он постоял некоторое время, опираясь на кресло, точно боялся упасть, потом нетвердыми шагами вышел из залы, бормоча: "Пора кончать! Я могу продать пистолеты и сыграть снова... или отправиться сегодня же ночью к праотцам на тот свет!".

Когда он выходил из подъезда казино на бульвар, перед ним очутился молодой человек, почти юноша, и загородил ему дорогу. Он был блондин, безбородый, ниже среднего роста; на голове у него была дорожная шапочка.

- Дорогу! - крикнул игрок.

- Одно слово! - проговорил юноша. - Когда идут стреляться, то должны найти время выслушать добрый совет.

- К чему? - пробормотал игрок, который, весь дрожа, внимательно вглядывался в своего собеседника и угадал, что под мужским костюмом скрывается женщина.

- Что вам от меня надо? - прибавил он.

- Я уже сказал вам, что хочу дать вам совет.

- К чему советы человеку, который хочет умереть.

- Может быть... виконт де Р...

- Кто вы и как вы знаете мое имя?

- Я бог случая или богиня Фортуна, это как вам будет угодно.

Игроки суеверны. Тот, который за минуту перед этим готов был покончить с жизнью, сделал шаг назад и посмотрел на своего собеседника с недоверием и вместе с восторгом.

- Неужели вы... в самом деле... Фортуна? - пробормотал он.

- Для вас - да.

- Что же вы от меня хотите? - еще раз полюбопытствовал виконт де Р., седьмой член распавшегося общества "Друзей шпаги", который, сделав несколько попыток поправить свое расстроенное состояние на берегах Рейна, кончил тем, что окончательно промотался.

Голос виконта дрожал, и он протянул руку своему собеседнику в безумной надежде, что та, которая называла себя Фортуной, вложит в его руку горсть золота, и он тотчас же принесет ее в жертву всепожирающему минотавру.

- Идите, - отрывисто сказала незнакомка, - следуйте за мною.

- Куда?

- Все равно, идите!

Она взяла его под руку и направилась под тень деревьев, отыскивая уединенное местечко. Потом она заставила его сесть под дерево на скамейку и сказала:

- Слушайте меня и отвечайте.

- Говорите, - произнесла суеверная жертва случая.

- В ту минуту, как мы встретились, вы возвращались домой?

- Да.

- Намереваясь пустить себе пулю в лоб?

- Да, мои пистолеты заряжены уже с утра.

- Зачем вы хотели застрелиться?

- Потому что у меня нет ни флорина в кармане, мне неоткуда ждать наследства, и я не могу заняться никаким делом, да и не имею к этому охоты. Я все пережил, все испытал... У меня нет другой страсти, кроме игры.

- Что дали бы вы за возможность продолжать игру еще?.. За двадцать или тридцать тысяч франков...

- Тридцать тысяч франков! - воскликнул виконт, у которого помутилось в глазах. - Ах! Если вы сатана, то поспешим заключить договор - моя душа принадлежит вам!

Женщина, переодетая в мужской костюм, пожала плечами.

- Ваша душа никогда не стоила столько, - заметила она. - И к тому же я не сатана. Но если вы хотите завтра получить тридцать тысяч франков...

- Что я должен для этого сделать? - спросил этот человек, у которого страсть к игре убила чувство чести.

- Выслушайте меня, - возразила незнакомка. - Вы никогда не узнаете, кто я, зато я знаю - кто вы.

Виконт сделал движение.

- Мне ни к чему рассказывать вашу жизнь, которая мне известна почти изо дня в день. Вы принимали участие в ужасном обществе...

Виконт быстро вскочил.

- Оно называлось обществом "Друзей шпаги".

- Это правда... Но откуда вы это узнали?

- Это безразлично. Каждый из семи членов... ведь вас было семеро - не правда ли?..

- Да, семеро.

- Каждый из вас обладал особенным, известным только ему способом удара шпагой...

- И это совершенно верно.

- Ваш излюбленный удар был в горло, от которого не умирали, но навеки теряли голос.

- Да, - утвердительно кивнул головой виконт.

- Итак, - продолжала незнакомка, - мне нужен такой удар и за него-то я и хочу заплатить вам.

- Вы его... покупаете... у меня?

- Да, за тридцать тысяч франков.

- Но... кому я должен нанести удар?

- Человеку, которого я укажу вам. Вы вызовете его под каким-нибудь предлогом и завтра же утром будете драться с ним. Если он убьет вас - вы будете избавлены от необходимости проделать это самому, как вы только что собирались.

- А если... я убью его?

- То вы не получите ничего, - сухо возразила незнакомка. - Я хочу, чтобы он потерял голос, но его смерти мне не надо. Жизнь человека не стоит тридцати тысяч франков.

- Этот человек, вероятно, певец, - смеясь, заметил виконт, - если вы так дорого цените его голос?

- Нет, - ответил незнакомец, - идемте...

Юноша повел игрока в казино; они вошли в залу, где игра в "trente-et-quarante" шла с одиннадцати утра до одиннадцати вечера.

Переодетая незнакомка окинула стол внимательным взглядом.

"Он еще здесь!" - сказала она себе.

- Человек, которого вы должны вызвать - это тот, кого я попрошу поставить за меня. Прощайте! Вы не увидите меня больше. Сегодня вечером, вернувшись домой, вы найдете письмо; в нем будет лежать чек на тридцать тысяч франков, по которому вы можете получить деньги в банкирской конторе гг. В. и Б. в Бадене. Если завтра вы исполните условия нашего договора, то чек будет оплачен сполна; если же нет - то вы не получите ничего.

Переодетая женщина подошла к столу, у которого граф д'Асти, стоя, наблюдал за игрой и сам испытывал капризы фортуны.

Мнимый молодой человек положил ему руку на плечо.

- Извините, милостивый государь, - сказал он, - я слишком мал ростом, а потому ничего не вижу. Не будете ли вы так добры поставить этот луидор на черное?

И он протянул графу д'Асти золотой. Граф взял луидор и положил на стол. Черные взяли.

- Вы выиграли, - сказал граф, - отдавая незнакомцу два луидора.

- Благодарю вас, сударь, - произнес молодой человек, - вы принесли мне счастье... Бог наградит вас за это!

И незнакомец вышел из игорной залы.

VII

Виконт де Р. почувствовал большое облегчение, узнав графа д'Асти. Таким образом, человек, на которого ему указали и которому он должен был нанести за тридцать тысяч франков удар шпагой в горло, принадлежал к числу тех, которые некогда играли ужасную роль убийц.

"Неужели действительно существует Провидение?" - подумал виконт де Р., до тех пор помышлявший лишь о наживе.

Он призадумался на минуту, и его решимость поколебалась. Но звук золота и монотонный голос крупье, объявлявшего результат игры, поразил его слух.

- Тридцать тысяч франков! - пробормотал он. - Я буду благоразумен, и у меня окажется возможность играть еще месяца два, может быть, даже более... и притом кто знает? Может быть, мне повезет...

Игрок направился к двери и встал так, чтобы очутиться на дороге графа.

- Господа, - возгласил крупье, - последняя серия, играйте!

Д'Асти, который еще ни разу не ставил, крикнул:

- Двадцать пять луидоров на черное! Черные взяли раз, другой, три раза.

- Максимум! - крикнул крупье.

- Ставлю все, - ответил граф д'Асти.

Черные выиграли еще раз шесть подряд; банк был сорван.

- Справедливо говорят, - с горечью прошептал граф, бросая семьдесят тысяч франков билетами и золотом в свою шляпу, - что несчастье в любви приносит счастье в игре...

И игрок, удаче которого завидовали и удивлялись человек пятьдесят или шестьдесят, удалился в бешенстве и отчаянии.

На пороге залы какой-то человек, скрестив на груди руки, ждал его с насмешливой улыбкой на губах.

- Мое почтение, граф, - произнес он. Граф отступил, узнав виконта де Р.

- Что вам от меня надо? - резко спросил он его.

- Мне надо поговорить с вами!

- Извините, но мне кажется, что нам не о чем разговаривать, милостивый государь.

- Граф, - холодно продолжал проигравшийся виконт, - вы сорвали банк.

- Какое вам до этого дело?

- А я проиграл.

- Уж не хотите ли вы занять у меня? - с иронией спросил граф.

- Конечно, нет.

- В таком случае доброго вечера и желаю вам всего лучшего.

- Еще минутку. Вы выиграли - я проиграл. А знаете почему?

- Вероятно, мне везет, а вам нет.

- Нет, не потому. Я проиграл потому, что вы принесли мне несчастье.

- Прибавьте, что совершенно невольно и что я сожалею об этом.

- О! Постойте, - продолжал виконт, - я еще не кончил. Сегодня утром я обращался к одной ясновидящей.

- А вы верите им?

- Конечно. И она сказала, что если я убью вас, то мне повезет, и вот теперь я хочу убить вас.

Граф вздрогнул и пристально посмотрел на своего собеседника.

Во всякое другое время граф д'Асти ограничился бы тем, что пожал бы плечами, оттолкнул виконта и отправился своей дорогой. Но теперь он был так расстроен и утомлен жизнью, так полон того отчаяния, о котором говорит Данте, что с грустной и покорной улыбкой принял вызов виконта.

- Конечно, - заметил он, - раз вы хотите драться, я не имею достаточно веских причин отказать вам в этом. Я так же мало ценю жизнь, как и вы; быть может, Провидению угодно, чтобы мы оба погибли от шпаги, мы, получившие благодаря ей средства к жизни. Вы убьете меня, а кто-нибудь другой убьет вас.

- Это возможно, - согласился виконт, не слушая графа, а думая о системе "trente-et-quarante".

- Ваш час? - спросил граф д'Асти.

- Завтра, в семь часов утра. -Где?

- Где вам будет угодно.

- Есть у вас секунданты?

- Нет, но я найду их.

- Так, значит, за монастырем, в Лихтентале.

- Идет, - согласился игрок.

Они обменялись поклонами. Виконт де Р. направился в гостиницу "Франция", где он остановился.

- Господин виконт, - сказал ему мальчик, который обыкновенно оставался в конторе до тех пор, пока все обитатели гостиницы не вернутся домой, - двое ваших друзей только что спрашивали о вас.

"У меня нет друзей", - с удивлением сказал себе виконт. - Оставили они карточки? - прибавил он вслух.

- Они ждут господина виконта в его комнате. Виконт собрался было уже подняться наверх.

- А еще, - прибавил мальчик, - вам принесли письмо.

Виконт разорвал конверт и увидал чек на тридцать тысяч франков.

Двое друзей, ожидавших его в комнате, были ему совершенно незнакомы. Это были два прекрасно одетых во все черное джентльмена лет тридцати-сорока, со смуглыми лицами и южным акцентом.

- Господин виконт, - сказал один из них, - мы знаем, что завтра вы деретесь с графом д'Асти, и предлагаем себя в ваши секунданты.

- Мы заедем за вами ровно в шесть часов в карете, - прибавил другой, - и привезем с собою шпаги.

Они раскланялись и вышли.

В это же самое время граф д'Асти звонил у ворот дома, который занимал майор Арлев; одна из стен этого дома прилегала к его отелю. Около кровати Армана сидел граф Арлев. Молодой человек был ранен в плечо, и этот удар, нанесенный сильнее, чем следовало, вопреки наставлению, полученному мнимым флорентийским маркизом, вызвал у раненого глубокий обморок.

Но майор Арлев, как читателям известно, обладал некоторыми познаниями по части хирургии и с той же уверенностью и знанием, которые он выказал при определении смертельной раны капитана Гектора Лемблена, он предсказал, что молодой человек оправится через неделю.

Когда д'Асти вошел в комнату, майор сидел у изголовья кровати Армана. Последний, несмотря на легкую лихорадку, весело беседовал с ним.

- Здравствуйте, граф, - приветствовал графа д'Асти майор, - вы очень любезны, что пришли навестить своего крестника.

Граф пожал руку майору и поклонился Арману.

- Как вы себя чувствуете? - спросил он, тщетно стараясь придать своему голосу оттенок сочувствия.

- Лучше, граф, гораздо лучше.

- Не чувствуете боли?

- Почти совсем не чувствую. Граф печально улыбнулся.

- Я пришел проститься с вами.

- Как! Вы уезжаете?

- Графиня и я рассчитывали завтра вечером уехать из Бадена.

- И вернуться в Париж?

- Да, но судьба может распорядиться иначе.

- Что вы хотите этим сказать, граф?

- Вы дрались сегодня, а я дерусь завтра.

- Вы! - вскричал майор с искусно разыгранным удивлением.

- Да, граф, я.

- С кем же? И по какому поводу?

- Я дерусь с одним неудачным игроком, виконтом де Р., которому досадно видеть мое счастье в игре.

- Но это безрассудство, любезный граф!

- Не далее как сегодня утром я согласился бы с вами, но вечером я был возбужден, меня лихорадило, и я принял вызов виконта. Вы догадываетесь теперь о причине моего посещения?

- Я буду вашим секундантом, - заявил майор. - Но мне кажется, что наш молодой друг не в состоянии ехать с нами.

- Я согласен с вами.

- И если у вас нет под рукой никого...

- Решительно никого.

- То я берусь устроить ваше дело, любезный граф. В отеле "Англия" живет немец - капитан, служивший еще при Наполеоне, и я уведомлю его. Он будет в восторге оказать вам эту услугу.

- Отлично, - согласился граф.

- Где назначено место поединка?

- В Лихтентале, за монастырем.

- В котором часу?

- В семь часов утра.

- Мы явимся к вам в шесть.

Граф д'Асти поговорил еще несколько минут с Арманом и майором, затем простился с ними и возвратился домой.

- Как здоровье графини? - осведомился он у горничной.

- Графиня снова легла в постель, у нее продолжается лихорадка.

Еще накануне д'Асти поднялся бы в комнату жены, не колеблясь и не сомневаясь, что его впустят туда. Но после ссоры, развившейся между ними, он не решился на это и заперся в своей комнате. Не успел граф уйти из комнаты, где лежал Арман, как в ней бесшумно отворилась дверь, и Дама в черной перчатке появилась на пороге. Она села около него, взяла его руки в свои и спросила:

- Как вы себя чувствуете теперь, друг мой?

Ее голос звучал так ласково и нежно, что раненый вздрогнул от радости.

- Я не чувствую никакой боли, - ответил он, - особенно когда вижу вас... да притом это простая царапина.

- Скажите лучше, что ваш противник глупец, нарушивший мои приказания. Этот сумасшедший чуть было не убил вас.

Очаровательная улыбка озарила лицо молодого безумца.

- Ну, что же, - возразил он, - я умер бы за вас... Она судорожно сжала его руку.

- Вы ребенок, - прошептала она, - благородный, но безрассудный ребенок, которого я награжу когда-нибудь за преданность, выказываемую по отношению ко мне... а пока вы должны жить, и жить ради любви графини.

При этих словах Арман побледнел и вздрогнул.

- Ах! - воскликнул он. - Неужели еще не все?

- Нет еще.

- Что же я должен еще исполнить?

- Она должна полюбить вас... необходимо... Дама в черной перчатке с минуту колебалась.

- Нет, - сказала она. - К чему? К чему посвящать вас в тайны вашей будущей роли? У вас может не хватить мужества.

- Значит, эта роль отвратительна? - спросил в волнении Арман.

- Нет, но надо сильно любить меня, чтобы выполнить ее до конца.

- О, я люблю вас! - в порыве страсти вскричал он, обвороженный взглядом и улыбкой этой странной женщины.

- Вы будете повиноваться мне?

- Разве вы можете в этом сомневаться?

- Нет, и в доказательство этого приказываю вам молчать, - шутливо сказала она, вновь взяв его за руку.

- Почему?

- Потому что у вас лихорадка, и вам необходим покой. Доброй ночи!

Она коснулась губами бледного лба Армана, встала, послала ему рукой привет и исчезла. Но Дама в черной перчатке прошла не в свою комнату, с темными обоями, которую мы уже знаем, но поднялась на верхний этаж и постучала в дверь, которая немедленно отворилась. Это была комната графа Арлева.

Майор сам отворил дверь молодой женщине, приложил палец к губам и чуть слышно прошептал:

- Тс... пойдемте!

Он увлек ее в угол комнаты, за кровать. Толстый ковер, покрывавший весь пол, совершенно заглушал их шаги. Дойдя до угла, майор наклонился к стене, откуда проскальзывал луч света.

- Смотрите, - сказал он Даме в черной перчатке. Свет шел из отверстия, просверленного в стене, отделявшей дом майора от дома графа д'Асти. Это отверстие имело форму воронки. В доме графа оно было величиной с пятифранковую монету, а на противоположной стороне раза в три больше. Это отверстие, о существовании которого обитатели соседнего дома, очевидно, не подозревали, соединяло комнату, занимаемую майором, с комнатой графини д'Асти. В ее комнате это отверстие приходилось под картиной в готической раме и очень искусно скрывалось складками обивки, покрывавшей стены.

При помощи этого отверстия, напоминавшего собою слуховую трубку, в комнате майора можно было слышать каждое слово, произнесенное шепотом у графини, даже самый слабый вздох. Постель и альков графини, находившиеся как раз напротив, были также ясно видны, и благодаря этому отверстию Дама в черной перчатке могла прошлую ночь присутствовать при страданиях, тревоге и обмороке графини; она узнала благодаря ему же о решении графа и графини покинуть Баден на следующий день.

- Взгляните, - сказал майор.

Дама в черной перчатке приложила глаз к отверстию и при свете ночника увидала Маргариту де Пон, сидевшую на кровати, закутанную в меховую накидку и горько плачущую, закрыв лицо руками.

- Как она его любит! - прошептал майор чуть слышно умоляющим голосом. Казалось, он просил пощады графине.

Дама в черной перчатке осталась по-прежнему спокойна и, по-видимому, даже не поняла слов майора.

- Неужели вы хотите, - прошептал майор, - чтобы граф завтра умер?

- Нет, - возразила она.

- Однако...

Дама в черной перчатке хотела было объяснить что-то, как вдруг ее внимание было привлечено шумом, который послышался в комнате графини д'Асти. В дверь дважды постучали. Был уже час ночи, и никто, кроме самого графа, не мог позволить себе такую смелость, горничная же входила, не стучась.

- Кто там? - дрожащим и взволнованным голосом спросила графиня.

Ответа не последовало, но дверь отворилась, и вошел граф.

- Вы, граф, вы! - вскричала графиня д'Асти, вскакивая с кровати и крайне удивленная подобной дерзостью.

- Я, - спокойно ответил граф.

- Уходите... уходите!

- Мне необходимо переговорить с вами...

- Но я не хочу и не могу слушать вас!

- Я пришел сообщить вам, - продолжал граф, - что я не могу уехать завтра.

- В таком случае, я уеду одна...

- И это потому, - продолжал граф с прежним спокойствием, - что мне предстоит завтра утром дуэль. Я позволил себе явиться к вам, чтобы предупредить вас об этом. И все-таки, клянусь вам, я долго... очень долго колебался... и чуть не ушел.

Графиня смотрела на мужа в каком-то оцепенении.

- Дуэль? - наконец выговорила она. - С кем? По какому поводу? Неужели с Ар...

- О, успокойтесь! - возразил граф, который испытывал сильное страдание, видя бледность и ужас жены.

- Дуэль не с Арманом... не с вашим Арманом.

- Граф, вы оскорбляете меня...

- Я дерусь, - продолжал граф, - с безумцем, который искал со мной сегодня ссоры потому, что я выиграл, а он проиграл в рулетку.

- И вы согласились?

- О! - воскликнул граф. - Я так мало дорожу жизнью, что принял его вызов. Умереть сразу лучше, чем умирать каждый час, каждый день.

Эти слова, произнесенные с глубокой печалью, тронули графиню.

- А что, - спросила она, - если бы... я запретила вам драться... именем нашего ребенка?

Граф печально улыбнулся.

- Теперь уже слишком поздно, - проговорил он. - Меня сочли бы за труса... Но я осмелился явиться к вам именно за тем, чтобы поговорить о нашем ребенке.

- Я слушаю вас!

- У меня есть предчувствие, что я буду убит, - продолжал граф. - Я только что сделал завещание. Вот оно...

И он передал графине запечатанный конверт.

- Теперь, - продолжал он, - у меня остается к вам одна только просьба.

- Говорите, - сказала растроганная Маргарита.

- Если я буду убит, вы уедете из Бадена, не так ли?..

- Даю вам слово.

- Прощайте, графиня, - сказал граф и вышел, даже не протянув на прощание руку графине, которая не подумала удержать его.

Граф вернулся к себе. Но вместо того, чтобы лечь в постель, он провел весь остаток ночи, погрузившись в думы. Смотря в растворенное окно, с глазами полными слез, и вспоминало первых двух годах своей счастливой супружеской жизни с Маргаритой, когда она верила ему и когда он, убийца и разбойник, считал себя очищенным от своих грехов этим чувством любви. Ночь прошла, настал день, и первые лучи солнца скользнули по вершинам деревьев. Граф услыхал шаги в соседнем саду.

Он выглянул в окно и увидал майора, прогуливавшегося в обществе толстого, неуклюжего господина с седыми усами, в котором граф д'Асти тотчас же узнал капитана, о котором говорил майор.

Было пять с половиной часов. Граф переменил белье, тщательно оделся, как каждый джентльмен, которого ждет поединок, и вышел навстречу своим секундантам.

Проходя мимо комнаты своего ребенка, граф почувствовал, что его сердце разрывается от горя. У него не хватило мужества пойти навстречу опасности, не взглянув еще раз на свою дочь. Он на цыпочках вошел в комнату и подошел к маленькой кроватке так тихо, что даже горничная, спавшая в той же комнате, не проснулась.

Граф д'Асти стоял несколько минут, погруженный в созерцание розового личика спящей девочки. Затем, нагнувшись, он поцеловал в лобик ребенка и быстро вышел как человек, боящийся, что мужество покинет его, если он промедлит там несколько минут.

Майор Арлев и капитан прогуливались по Лихтентальской аллее. Старый капитан с комичной важностью держал под мышкой две шпаги. Майор, увидав графа, пошел ему навстречу.

- Вообразите, любезный граф, - обратился он к нему, - я всюду разыскивал экипаж, но нигде не мог найти! Нам придется отправиться пешком.

- Тем лучше, - ответил граф д'Асти. - Мы прогуляемся. Идемте.

Майор представил ему немецкого капитана, и, обменявшись обычными поклонами, граф и его секунданты направились по дороге в Лихтенталь.

Виконт де Р. и его таинственные секунданты, явившиеся к нему накануне в отель, были уже на месте, когда подошел граф д'Асти. Противники раскланялись, сняли верхнее платье и стали в позицию.

Графиня д'Асти всю ночь не сомкнула глаз. Узнав, что ее муж собирается драться, молодая женщина пережила почти те же муки, как и накануне. Она дрожала за жизнь ненавистного ей человека, имя которого она носила, так же сильно, как и за Армана, которого любила.

Женщины так уж созданы, что каждый человек, как бы равнодушны они к нему ни были, приобретает в их глазах особое расположение с той минуты, когда подвергается серьезной опасности. Граф был глубоко несчастный человек, которого презрение жены бросило в беспросветное отчаяние и который принял вызов в тайной надежде покончить с жизнью. К тому же это был человек, имя которого она носила, отец ее ребенка. Графиня повторяла себе это в течение всей ночи. Двадцать раз она хотела отправиться к мужу и протянуть ему руку со словами: "Я прощаю вас!", но гордость ее возмущалась, и она оставалась у себя и падала, молясь, на колени.

Рано утром она услыхала, как встал ее муж, слышала его шаги по лестнице, и как он вошел в комнату дочери. Затем ворота с шумом захлопнулись за ним, и Маргарита поняла, что граф ушел. С этой минуты на графиню напал страх. Она ждала, дрожа при малейшем шуме, и ежеминутно подбегала к окну соседней комнаты, выходившему на аллею, в надежде увидеть возвращающегося графа.

Наконец вдали показалась карета, та самая, которая отвезла виконта и его секундантов. Карета остановилась у ворот отеля графа д'Асти, и из нее вышел человек. Графиня узнала графа Арлева и вскричала:

- Ах, я знаю, что вы приехали сообщить мне, что мой муж убит!

- Нет, сударыня, но он серьезно ранен, и жизнь его в опасности. Его нельзя было перенести сюда, и он лежит в Лихтентале.

- Ах, едем, едемте скорее. Отвезите меня к нему... - молила графиня, снова почувствовавшая расположение к мужу.

VIII

Двое суток спустя после дуэли виконта де Р. с графом д'Асти несчастный игрок уезжал из Бадена в почтовой карете. Чтобы объяснить этот поспешный отъезд и встречу, предстоявшую виконту на почтовой станции в Оосе, необходимо рассказать событие, случившееся с ним немного ранее.

Виконт дрался на дуэли в семь часов утра. Во время третьей схватки граф д'Асти получил удар в горло и упал. Виконт, его секунданты и немецкий капитан остались около раненого до возвращения майора, который, как известно, отправился за графиней и привез ее к мужу; тогда виконт де Р. и его свидетели удалились.

Как ни было велико нетерпение виконта поскорее воспользоваться наградой за свою низость, у него все же хватило мужества дождаться десяти часов утра; с чеком в руках он явился к баденскому банкиру; тот почтительно поклонился ему, - так как у немецких банкиров есть обычай особенно любезно приветствовать предъявителей кредитных листов, - и попросил его пройти в маленький кабинет, смежный с приемной. Церемонно попросив его сесть, банкир обратился к посетителю:

- Господин виконт, я получил приказ уплатить вам по переводу, предъявляемому вами.

- Ах, это очень приятно, - пробормотал виконт, встревоженный такой торжественностью.

- Но я должен произвести уплату в три срока.

- Что такое? - переспросил виконт.

- Я готов, - флегматично продолжал банкир, - выдать вам десять тысяч франков.

И, видя, что виконт нахмурил брови, прибавил:

- Затем десять тысяч франков в день вашего отъезда из Бадена.

- Ага! Требуют, чтобы я уехал.

- Этого желают, по крайней мере.

- А остальные десять тысяч франков?

- Они будут переданы вам на первой остановке. Виконт, казалось, задумался.

"Пообсудим-ка, - размышлял он. - С десятью тысячами франков я могу поиграть с четверть часа в trente-et-quarante. Если я этого не смогу, значит, мне по-прежнему не везет. В таком случае у меня останется еще двадцать тысяч франков, чтобы отправиться в Гамбург.

Виконт написал расписку, положил десять тысяч франков - все блестящими золотыми - в карман, раскланялся с банкиром и вышел.

Ровно в полдень он явился в игорную залу. Профессиональные игроки никогда не играют в рулетку: эта игра действует им на нервы, возбуждает их. Они заранее уверены, что нет шансов на выигрыш, и если кто-нибудь из них рискнет поставить луидор, то с единственной целью испробовать свое счастье, подобно тому, как ювелир пробует предложенный ему металл. Виконт прошел было мимо рокового стола, даже не повернув головы, и направился к столу с "trente-et-quarante", как вдруг услыхал, как какая-то старушка парижанка сказала:

- Сегодня хорошо играть в рулетку. За столом Дон-Кихот.

Дон-Кихот было прозвище, данное посетителями сухощавому, испитому крупье с длинным печальным лицом.

- Да, - подтвердил другой игрок, - даже русские, которые никогда не ставят на номера, и те пришли сюда из-за него. У Дон-Кихота такой равномерный взмах руки, что у него раза по три выходит один и тот же номер.

Эти слова заставили виконта переменить свое намерение. Он услыхал, что выкрикивают номер двадцать седьмой, и поставил на него.

Номер двадцать седьмой вышел снова, и крупье передал виконту, присевшему к столу, три тысячи пятьсот франков. С этой минуты несчастный игрок превратился в одного из тех людей, о которых вульгарно выражаются, что у них в кармане лежит веревка от. повешенного. Через час банк был сорван; вечером такая же судьба постигла "trente-et-quarante". На другой день вечером виконт де Р. подсчитывал свой громадный выигрыш в триста тринадцать тысяч франков. Цифра тринадцать показалась ему предзнаменованием.

- Ого! - сказал он. - Если завтра я буду играть, то, пожалуй, меня обчистят до нитки. Воздержимся лучше вовремя, уложим вещи и отправимся в Гамбург.

Виконт, приняв это мудрое решение в одиннадцать часов вечера, вернулся в гостиницу, уложил золото в мешки и заказал почтовых лошадей.

В десять часов утра, то есть за час до того, когда минотавр раскрывал свою ненасытную пасть, виконт, закутанный в роскошный плащ, в сопровождении камердинера, завербованного из лакеев отеля, садился в карету. В ту минуту, как экипаж грузно двинулся вперед, какой-то человек, запыхавшись, подбежал к нему: это был честный банкир немец.

- Господин виконт, господин виконт, - кричал он, - вы уезжаете, не взяв своих денег.

- Это правда, - спохватился виконт, - я забыл о них. И он положил в карман десять тысяч франков, раскланялся с банкиром и крикнул кучеру:

- Вперед! Живо!

Через пятьдесят минут карета с виконтом де Р., у которого в кармане хранились триста двадцать три тысячи франков, остановилась в маленькой деревеньке Оос, расположенной по обеим сторонам дороги, которая тянется из края в край по Великому герцогству Баденскому, от Баля и швейцарской границы до университетского города Гейдельберг.

Почти в ту же минуту другая почтовая карета, приехавшая из Страсбурга, остановилась перед подъездом единственной гостиницы в Оосе; из кареты вышла молодая женщина, как раз в одно время с виконтом.

- Ба, да ведь это Фульмен! - воскликнул виконт.

- Ах, - произнесла молодая женщина, узнав игрока, - это вы, маленький виконт де Р.

- Здравствуйте, Фульмен!

- Здравствуйте, виконт!

Фульмен встречала виконта раз восемь или десять в кругу золотой молодежи, когда он проматывал последние крохи своего состояния. Виконт подошел к Фульмен и, галантно поцеловав ее руку, сказал:

- Куда это вы едете, моя милая?

- В Баден. А вы?

- А я из Бадена.

- А!.. Значит, проигрались?

- Напротив, выиграл. Разве вы не видите, какая у меня карета?

- Да, правда. Привет вам, милорд! Мы, стало быть, разбогатели?

- Да, малую толику, - скромно улыбнулся виконт.

- А... куда это вы едете?

- Хочу прокатиться по Рейну.

- Любезный виконт, - сказала Фульмен, видимо, взволнованная и встревоженная. - Вы едете из Бадена? Вы провели там несколько дней?

- Я прожил там с месяц.

- В таком случае вы можете сообщить мне кое-какие сведения.

- Пожалуйста, я к вашим услугам.

- Много ли в Бадене французов?

- Почти никого.

- Знакомы вы с ними?

- Да... со всеми... во-первых, там поселился граф д'Асти.

- А! - воскликнула, задрожав, Фульмен.

- Но я боюсь, что ему придется недолго там остаться;

- Разве он должен выехать?

- Да... на тот свет.

- Что такое? - переспросила Фульмен. - Граф умирает?

- Честное слово, моя милая, - сознался виконт, - это случилось отчасти по моей вине.

- По вашей вине!

- Да, третьего дня утром я нанес ему шпагой удар в горло.

- Вы! - воскликнула Фульмен, сделав шаг назад.

- Боже мой! - удивился виконт. - Какое это произвело на вас впечатление! Любите вы его, что ли?

- Ах, что за шутки! Я знаю его жену... знаю его...

- Черт возьми! - проворчал виконт. - Знай я это... В общем, вся история напоминает мне странный и смутный сон. Меня заставили ранить его.

- Вас... заставили?

- Я почти сошел с ума... проигрался до нитки... и хотел пустить себе пулю в лоб.

- И что же?

- Какой-то молодой человек небольшого роста, или вернее... женщина, переодетая мужчиной...

- Женщина?

- Да, маленькая, бледная блондинка с темно-синими глазами...

"Она!" - подумала Фульмен.

Виконт был в ударе и к тому же настроен цинически; он довольно искренно рассказал Фульмен об отвратительной роли, которую он сыграл. Фульмен выслушала его, удержавшись от желания выразить ему свое презрение словом или жестом, так как ей необходимо было расспросить его еще кое о чем.

- Вы плохо кончите, любезный виконт, - заметила она с презрительной улыбкой.

- Ба! Почем знать!

- Ваше золото в крови... это счастья не приносит. Но, - продолжала Фульмен, желая во что бы то ни стало узнать все, - разве в Бадене нет никого из французов, кроме графа д'Асти и его жены?

- Ах! Простите! Там маркиз и маркиза де С, баронесса де М., виконт и виконтесса де Н.

- А еще? - спросила Фульмен.

- Затем один полурусский и полуфранцуз, живущий бок о бок с графом на Лихтентальской аллее, который и был секундантом.

- Как его зовут?

- Майор граф Арлев.

- А! - воскликнула Фульмен, стараясь победить свое волнение. - И... он там один?

- Нет, с молодым человеком.

- Без сомнения, с тем... который...

- Нет, нет, - прервал ее виконт, - с настоящим молодым человеком, французом, своим другом. Он живет вместе с ним.

- Как его зовут?

- Арман.

Фульмен побледнела как смерть.

- Что же, - продолжала она. - Он близок с графом Арлевым?

- Конечно! И с тех пор, как тот ранен, граф...

- Ранен?.. Кто? Граф?

- Нет, Арман.

Фульмен вскрикнула.

- Ах, черт возьми! - проговорил виконт, - я догадываюсь, моя милая, Арман ваш возлюбленный... но успокойтесь... утешьтесь... его рана не опасна... пустая царапина...

- Но с кем же он дрался? - продолжала расспрашивать Фульмен, потерявшая голову.

- С итальянцем, каким-то маркизом, имя его я забыл.

- А почему? По какому поводу?

- Мне говорили, из-за женщины. О! Это старая история, - прибавил виконт, - и вам нечего ревновать. Это случилось во Флоренции, где он был больше года назад.

"Значит, - решила про себя Фульмен, - он друг майора Арлева".

- Милая моя, - уговаривал виконт Фульмен, взяв ее за руку, - неужели вы любите этого юношу?

- Может быть.

- В таком случае, мне жаль вас.

- Почему?

- Потому что он любит другую.

- О! Я это знаю, - перебила его Фульмен. - Он любит авантюристку... странную женщину... которую зовут...

- Вовсе нет, - перебил ее виконт, - вы не в курсе дела, совсем не та...

- Боже мой, кто же она?

- Арман, - продолжал виконт, - как говорят, безумно влюблен в графиню.

- Какую графиню?

- Графиню д'Асти, конечно!

Фульмен окончательно потеряла голову, услыхав слова виконта.

- Мне кажется, что я схожу с ума! - прошептала она.

- Она прислонилась к перилам парадного крыльца гостиницы и сделала графу прощальный жест рукой.

В эту минуту какой-то человек, одетый в форму датского почтальона, подошел к молодому путешественнику.

- Вы господин виконт де Р.? - спросил он с глубочайшим почтением.

- Да, это я.

Почтальон открыл кожаную сумку, висевшую у него через плечо на ремне, вынул из нее небольшой портфель и протянул его виконту.

- Вот десять тысяч франков, господин виконт, - сказал он и отошел с поклоном.

Виконт простился с Фульмен, вскочил в карету, в которую запрягли свежих лошадей, и крикнул почтальону:

- В Гейдельберг!

Фульмен стояла неподвижно, машинально глядя на ожидавшую ее почтовую карету.

- Сударыня, - окликнула ее горничная, - лошади поданы.

Фульмен пришла в себя и села в карету, не понимая, что такое она делает.

- Арман, друг графа Арлева, - шептала она, - граф д'Асти умирает... от удара шпагой, "купленного ею"... Что все это значит, Боже мой?

Карета быстро помчалась, и через какой-нибудь час Фульмен уже въезжала в Баден; она остановилась в Английской гостинице, находившейся ближе остальных к Лихтентальской аллее. После того, что она узнала в Оосе, танцовщица ни на минуту не подумала остановиться у графини. Переодевшись, она потребовала себе карету и велела ехать к графу Арлеву.

- Я должна увидеть Армана, - решила она, - это необходимо во что бы то ни стало.

Фульмен предвидела, что ее не впустят в дом майора и ей не удастся добиться свидания с Арманом, поэтому она приготовилась. Когда она позвонила у решетки сада, явился лакей, одетый во все черное.

- Майор граф Арлев? - спросила Фульмен.

- Здесь, - ответил лакей, пропуская ее.

Фульмен вышла из кареты. Лакей провел ее через сад в большую летнюю гостиную и объявил:

- Граф изволил выйти, но он скоро вернется. Не угодно ли вам подождать?

- А господин Арман также вышел? - осведомилась Фульмен.

- О, нет, - возразил лакей, - он еще не встает с постели, хотя ему много лучше.

- А! - вздохнула Фульмен с облегчением.

- Вы изволите знать их?

- Я приехала навестить его, - с волнением ответила она.

- Не угодно ли вам последовать за мною?

Фульмен радостно вскрикнула, видя, что все препятствия мало-помалу устраняются с ее пути. Она последовала за лакеем, который провел ее во второй этаж, в комнату Армана. Арман был один и читал, опершись на локоть. При шуме отворившейся двери он поднял глаза.

- Фульмен! - воскликнул он с удивлением, почти с радостью.

Молодая женщина подбежала к нему и схватила за руку.

- Ах! Дорогой Арман... - проговорила она. - Вы живы!

- Как! - с улыбкой заметил он. - Разве до вас дошел уже слух о моей смерти?

- Я узнала, что вы дрались на дуэли...

- О! Это простая царапина...

- Но с кем же? Из-за чего?

- Тише, - проговорил Арман, приложив к губам палец, - это не моя тайна.

Эти слова обдали сердце Фульмен холодом.

- Ах, правда, - согласилась она, - это верно! У меня нет больше права ни знать ваши тайны, ни стараться проникнуть в них. Мне достаточно встретить вас здесь, в доме врага...

Арман рассмеялся.

- Да вы с ума сошли, дорогая Фульмен! О каком враге вы говорите?

- Этот дом... - прошептала она, вздрогнув.

- Этот дом принадлежит графу Арлеву... моему другу.

- Вашему другу! О, несчастный! Этот человек, которого вы считаете своим другом, не более как слепое орудие, раб, креатура...

- Кого же, о, Господи!

- Женщины, которую вы любите, которая ненавидит вас и ведет вас к гибели...

- Превосходно! - произнес, смеясь, Арман. - Дорогая Фульмен, успокойтесь... я уже не люблю ее.

Эти слова заставили Фульмен отступить назад.

- Вы... уже... не любите ее!.. - воскликнула она с непередаваемым оттенком в голосе, в котором звучали и радость, и недоверие.

Арман уже не был прежним юношей с честным и прямым взглядом, с открытой улыбкой, которая не умела лгать. Ему навязали роль, и он играл ее добросовестно.

- Да нет же, - уверял он. - Я уже не люблю ее, моя дорогая Фульмен... Что делать? Любовь приходит и уходит, как все на свете...

- Но она здесь, эта женщина! - вскричала Фульмен. - Здесь? Вы бредите, Фульмен, в этом доме я живу один

с графом.

Фульмен устремила на него свой ясный и спокойный взгляд.

- Дорогой Арман, - сказала она, - в настоящее время вы не свободны. Вам приказали играть роль - и вы исполняете ее; приказали лгать - и вы лжете. Прощайте! Бедный слепец, я спасу вас помимо вашего желания!

Она гордо выпрямилась, послала молодому человеку прощальный привет рукой и вышла прежде, чем пораженный Арман сделал попытку удержать ее.

С высоко поднятой головой вышла Фульмен из дома графа Арлева и приказала отвезти себя в Лихтенталь, за монастырь. Там состоялся поединок, на котором граф д'Асти получил удар шпагой в горло; его спешно перевезли в один из соседних домов, в какой-то простонародный трактир. Граф Арлев объявил, что если раненого повезут домой, то ему не выдержать далекого пути. Доктора, немедленно вызванные на место дуэли, подтвердили мнение майора, хотя они и ручались за его жизнь.

Когда Фульмен приехала туда, она застала графиню д'Асти у изголовья мужа, заботливо ухаживающую за ним.

Обе женщины вскрикнули от радости и кинулись друг другу в объятия.

IX

Прошло две недели. В это время оказалось возможным перенести графа д'Асти из трактира в Лихтентальскую аллею в его городской дом. Больной не мог говорить, но доктора ручались за его жизнь. Уже две недели графиня и Фульмен не отходили от его постели. Майор Арлев несколько раз посылал узнавать о здоровье раненого, но сам не являлся, ссылаясь на суставной ревматизм, не позволявший ему выходить из дому.

В течение этих двух недель графиня не получила никаких известий о здоровье Армана и ни разу не произнесла его имени. Но она все еще любила его... любила тем сильнее, что уединение и разлука усиливали ее любовь; каждый час, в который она не получала известий о человеке, покорившем ее сердце, превращался в смертельное страдание для этой женщины.

Она любила его, но не упоминала его имени, а Фульмен не решалась расспрашивать ее. Графиня с тех пор, как жизни ее мужа грозила опасность, сделалась гораздо снисходительнее к нему... а особенно с тех пор, как она сама, гордая Маргарита де Пон, по трепету своего собственного сердца поняла, что должен выстрадать тот, кто любит, и любит безнадежно. Прощение мало-помалу проникало в ее душу по мере того, как она превращалась в женщину, а ее удрученная совесть начинала шептать ей, что и она теперь не безгрешна. Читатель поймет поэтому, отчего она затаила в глубине своей души воспоминание об Армане и отчего у смертного одра мужа ее уста не осмеливались произнести его имени.

Что касается Фульмен, то другие соображения побуждали ее хранить молчание. Фульмен, умная, энергичная и преданная женщина, смутно угадывала ужасные комбинации и злодейские планы Дамы в черной перчатке. Она знала настоящее имя этой женщины с того дня, как смерть постигла капитана Гектора Лемблена, и прекрасно понимала, что Арман не мог внушить ей иного чувства, кроме ненависти. А потому Дама в черной перчатке, отталкивавшая Армана, избегавшая его, старавшаяся во что бы то ни стало отделаться от него, внушала Фульмен гораздо менее опасений, чем теперь, когда эта женщина обратила его в своего соучастника.

Насчет последнего опасения у Фульмен не оставалось ни малейшего сомнения после кратковременной беседы с юношей. Арман живет у графа Арлева. Арман называет его своим другом, Арман заявляет, что уже не любит и не видит Дамы в черной перчатке - все это не более как обман.

- Она обратила его в послушное орудие и раба! - решила Фульмен. - И мне придется сорвать с нее личину, если я хочу спасти его.

Фульмен решилась наблюдать молча. Она не упомянула о молодом человеке ни одним словом; она притворилась, что совсем не знает графа Арлева, но она замечала, что каждый раз графиня бледнеет и дрожит, когда камердинер майора приносит от него записку. Графиня поспешно разрывала конверт, жадно пробегала его глазами и говорила с волнением:

- Поблагодарите графа от меня: господину д'Асти лучше.

А Фульмен в это время думала: "Она искала в записке хоть одного слова об Армане, хоть намека на него... Бедная женщина... Она любит его!"

Вначале Фульмен испытывала чувство глухой ревности.

Пьер Алексис Понсон дю Террай - Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 1 часть., читать текст

См. также Пьер Алексис Понсон дю Террай (Ponson du Terrail) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 2 часть.
Она не требовала, чтобы любимый ею человек непременно любил ее, чтобы ...

Тайны Парижа. Часть 5. Роман Фульмен. 3 часть.
- Сударь, - продолжал студент, - мне кажется, судя по вашей наружности...