Чарльз Диккенс
«Призрак покойного мистера Джэмса Барбера.»

"Призрак покойного мистера Джэмса Барбера."

- Ты говоришь: "счастие"; нет! вовсе не правда! Подобного ничего не существует. Жизнь не есть игра случая; это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самого себя...

Эти слова были сказаны молодым лейтенантом британского флота мичману средних лет, а вдобавок его старшему брату.

- Не скажешь ли ты, что счастие вовсе не участвовало при производстве в лейтенанты джентльмена Боббина и при моей последней неудаче? возразил мичман.

- Боббин хотя и денди, но он хороший моряк, а.... лейтенант взглянул в сторону и замолчал.

- А я нехороший, конечно ты прибавил бы, еслиб только было у тебя побольше смелости. Но я тебе скажу, что в этом отношении, я гораздо лучше Боббина.

- На практике, может быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его в службе. Я не говорю о практике, но о теории, которая также в своем роде дело важное, и в которой отказался от экзамена, продолжал молодой офицер довольно серьёзно и с видом печального упрека. - Ты никогда не изучал теории.

- Однако, послушай, мастэр Фердинанд, сказал пожилой мичман, начиная обнаруживать свое неудовольствие: - мне кажется, что такой разговор вовсе не кстати между братьями после пятилетней разлуки.

Молодой лейтенант взял за руку брата и просил его не принимать горячо к сердцу слов, сказанных с добрым намерением.

- Ну, хорошо, хорошо, отвечал мичман с принужденным смехом. - Другой раз будь поосторожнее, тем более, что сам никогда не был лучше того, кому делаешь упреки.

- Я признаюсь в этом с сожалением; но меня исправила несчастная кончина бедного Барбера.

- Чья? спросил старший брат, откидываясь назад и отталкивая от себя стакан. - Ужь не Веселаго ли Джэмми, как мы звали его, - моего однокашника на бриге "Роллак"?

- Именно его.

- Как! неужели он умер?

- Умер.

- Да это был наш задушевный приятель. Без Веселаго Джэмми никогда не совершались береговые наши путешествия во время якорных стоянок. Он понимал жизнь от носы до кормы, от топика и до киля. Он знал всех и каждого, начиная с первого лорда до последнего человека в мире. Я сам видел, как с ним поздоровался дюк, а спустя минуту его поддел какой-то странствующий актер и по приятельски угостил в таверне. Однажды он взял меня на бал к герцогине Доррингтон, где все его знали и он знал всех, а оттуда отправился в Сидровые Погреба, где одинаково был на дружеской ноге со всеми странными людьми. Он, был "брат", "член", "благородный гранд" и "президент" всех-возможных обществ. Знал все, что делалось в клубах и что говорилось в фэшионебельном свете. Знал, что давал лучшие обеды, и всегда был приглашаем на лучшие балы. Был чудесный знаток шампанского, и на скачках каждый старался держать за него пари. Умел роспевать модные романсы: и был четвертым из тех, кто мог танцовать польку при первом, её появлении. Портер, валлийские кролики, буртонский эль были также коротко ему знакомы, как и римский пунш, французская кухня и итальянские певцы. На море он всегда был что называется душою общества: устроивал театры, рассказывал анекдоты и пел комические песни, которые смешили даже коммиссара.

- Обширность и разнообразие сведений, оказал лейтенант Фид: - совершенно испортили всю его карьеру. - В последнее время, как тебе известно, он был отставлен от службы за невоздержность и неспособность.

- Когда ты видел его в последний раз?

- В-живых? спросил Фердинанд Фид, меняясь в лице.

- Без сомнения! Ужь не хочешь ли ты уверить, что видел его призрак?

Лейтенант молчал; а мичман вкусил длинный глоток своей любимой микстуры из равных частей воды и рому и намекнул своему младшему брату, чтоб тот рассказал призрак матросам, потому что он решительно не намерен был ни слушать его рассказа, ни верить ему. Вслед за тем сделал другое предложение, которое состояло в том, чтобы Фердинанд выплеснул за борт "Корабля" (так называлась гостиница, в которой сидели братья перед открытым, полукруглым окном) бессильный свой напиток, и выпил бы что нибудь покрепче для очищения своих умственных способностей.

- Пускай смеются над моим заблуждением, если только можно назвать это заблуждением, сказал младший Фид: - но чрез него я очень много выиграл по службе; и если только привидения показываются, то я видел привидение Джэмса Барбера. Тебе известно, что я, точно также, как ты и Барбер, едва ли не погиб от пристрастия к удовольствию и невоздержной жизни, как вдруг Барбер, или пожалуй считай его за кого хочешь, явился мне на помощь.

- Дай послушать, что за чудеса: я вижу, что сегодня у меня есть расположение к привидениям.

- Это было в 18.. году, когда я возвратися в отечество на "Стреле", с депешами от берегов Африки; ты стоял тогда в Таге на корабле "Бобстэй". Стоянка наша, как тебе известно, была самая голодная; каждый, кто только бывал у невольничьих берегов, непременно возвращается в отечество с решимостью "сняться с дрейфа" при первой возможности. Моя решимость была непреклонная. По прибытии в порт, я тотчас же отправился отыскивать веселаго Джэмми.........

- Что весьма легко было сделать, еслиб только ты знал, где нужно искать его.

- Я знал и отправился к нему наверняка. Надобно сказать, что около того времени: все его аристократические друзья крайне наскучили ему. Светскость потеряла для него приятную прелесть свою, и я нашел его присутствующим в гостиннице "Гюйс". Он принял меня в разверстые объятия, и мы отправились в "береговые путешествия". Без содрогания я не могу вспомнить о том, как провели мы целую неделю. Мы бросались с бала в трактир, из театра на ужин, из клуба в погреб. У нас недоставало времени ходить пешком, поэтому мы разъезжали в кэбах. На четвертую ночь, когда я начал чувствовать, что силы покидают меня, когда теже самые романсы, теже кадрили, таже плохая виски, тот же удушливый табачный дым и по утрам теже мучительные наказания надоели мне, - я заметил Джэмми, что надобно приписать особенному чуду, если он умеет переносить все это в течение нескольких лет. Вероятно, ты почел бы наказанием, прибавил я:- еслиб был обязан проводить год за годом в этом тяжком положении.

- Что же он сказал на это? спросил Филин.

- Я никак не полагал, чтобы слова мои так сильно огорчили его. Он бросил на меня свирепый взгляд и отвечал: "я и то обязан!"

- Какже это он объяснил тебе?

- Он до такой степени свыкся с невоздержностью и до такой степени расстроил свое здоровье, что привычка обратилась для него в другую натуру. Сильное ощущение служило для него главным условием жизни, так что от не смел быть совершенно трезвым, под опасением свалиться с ног, как пушечное ядро в воду.

Мичман держал в руке стакан, но не решался пить его.

- Хорошо, сказал он; - что же дальше?

- Путешествия наши продолжались еще два вечера. Я не выдержал; да мне кажется, что и самый чугун не выдержал бы этого. Я слег в постель; горячка сильно развилась во мне.

Фердинанд был взволнован и выпил больной глоток лимонада

- Знаю, знаю: ни к чему распространяться! отвечал старший брат, поднося к губам стакан грогу. - Ты очень был нехорош; я слышал это от Сетона, который выбрил тебе голову.

- Едва только я поправился, как "Стреда" получила приказание отправиться назад, и я дал клятву.

- И взял залог, может быть! возразил мичман, слегка искривив свои губы.

- Нет! я решился больше трудиться и меньше проводить время в праздности. У нас был славный морской наставник, и командир наш принадлежал к числу редких морских офицеров. Я предался наукам, и, как кажется, черезчур усердно, потому что снова слег в постель. "Стрела", как тебе известно, вполне соответствовала своему названию, и мы через пять недель были уже у берегов Ямайки. Однажды вечером, в то время, как мы стояли на якоре в Кингстонской бухте, к нам явился Сетан, получивший степень доктора, и рассказал мне то, чего долго не решался открыть никому.

- Что же бы, например?

- Что в самый день моего отъезда из Лондона Джэмс Барбер умер от ужасного припадка delirium tremens.

- Бедный Джэмми! печально сказал старший Фид, прибегая для утешения к своему стакану. - Думал ли я, распевая твои веселые песни, что виделся с тобой в последний раз!

- Но я с ним виделся не в последний раз, возразил лейтенант с трепетом.

Мичман принял беспокойный вид:

- Продолжай, продолжай! сказал он.

- Спустя три года, нам приказали воротиться домой, и в январе мы уже были распущены. Я отправился в Портсмут, выдержал экзамен и получил лейтенанта.

Последния слова произвели на бедного Филипа неприятное впечатление.

- Когда отдан был приказ по флоту, продолжал Фердинанд: - мне нужно было сделать обед моим сослуживцам, и я сделал его в гостиннице "Салопиан" на Чаринг-Кроссе. В беспредельной радости моей при производстве в чин, я совершенно позабыл о своей решимости соблюдать трезвость и избегать что называется "общества". Я снова предался разгульной жизни, снова начались береговые путешествия; я принимал все приглашения на обеды, ужины и балы - и каждое утро дорого платился за них. Прежния связи возобновились и стали производить прежния следствия. Однажды утром, возвращаясь домой, я чувствовал во всем составе своем тот самый хаос, которым начался мой страшный недуг.

- Ага! тебе верно славно попало в макушку?

- Я помню, что начинало рассветать. Желая освежиться, я вскочил в шлюбку и отправился в Гринвич.

- Видно, что ты порядочно нагрузился.

- Не спрашивай, пожалуста! мне не нравится даже малейший намек на тогдашния мои ощущения. Голова моя горела. Шлюпка, по видимому, летела по двадцати миль в час. Несмотря на эту невероятную быстроту, я довольно ясно услышал, что меня кто-то кликал. Я оглянулся во все стороны, но никого не видел. Я заглянул черен борт и в ту минуту почувствовал, что кто-то дотронулся до моего плеча с другой стороны: дрожь пробежала по телу; я повернулся и увидел....

- Кого? спросил мичман, притаив дыхание.

- Что-то похожее на Джэмса Барбера.

- Что же, он был мокрый?

- Также сух, как ты.... Я призвал на помощь всю свою твердость... Кто со мной? - вскричал я.- Тут верно кроется недоразумение!

"- Решительно никакого, был ответ. - Я действительно Джэмс Барбер. Пожалуста, не пугайся: я не сделаю тебе ни малейшего вреда.

- Но....

"- Я знаю, что ты хочешь сказать - прервал незваный гость. Сетон не обманул тебя.... я здесь временной гость."

При этих словах рассудок возвратился ко мне, и я от души пожелал, чтобы друг мой опять исчез туда, откуда явился.

- Где прикажешь высадить тебя? спросил я.

"- Где нибудь: для меня все равно. Мне дозволено отлучаться на целую ночь, и даже с тем, чтобы раньше утра я не возвращался; а ты знаешь, какие теперь длинные ночи."

Я не мог возразить на это ни слова.

- "Ферд Фид, продрожал, голос, выходивший, по видимому, из глубины пятидесяти сажен, и, несмотря на быстроту, с которой мы неслись по течению, шлюбка наша вдруг повернула вправо, как будто в левый борт её ударилась огромная волна.- Ферд Фид, ты помнишь, как я любил убивать время? помнишь, как по целым ночам я пел, плясал, пил, ужинал, а на другой день спал и наливался содой? помнишь, каким счастливцем я казался? Глупцы были те, в том числе и ты, которые завидовали мне, еще раз повторяю тебе, что я во всю свою жизнь, не знал, что такое счастие," и голос опустился в глубину еще на несколько сажен. "Как часто я готов был отдать целый мир на то только, чтоб сделаться рыночным садовником или каким нибудь развозчиком, особливо в то время, когда, при выходе моем из какой нибудь таверны на Ковент-Гарденском рынке, меня сопровождали восклицания: какой весельчак! какой счастливец! мы не хотим итти домой до самого утра ... Но теперь я ужасно наказан за мои заблуждения. Как ты думаешь, что я теперь делаю каждую ночь за мной - ну, да там за что бы то ни было - как ты думаешь, что я делаю теперь в наказание?"

- Шатаешься по ночам, я думаю, отвечал я.

"- Нет!"

- Твое дело мутить воду в Темзе, от захождения до восхождения солнца?

"- Нет, хуже того. Ха, ха! (И хохот его, раздавался, как удары в медный таз.) Я желал бы, чтоб наказание мое только этим и ограничилось. Нет, нет! я должен каждую ночь бросаться с одного блестящего бала на другой, из одного публичного дома в другой. На балах я должен до известного срока - не забудь, каждую ночь - протанцовать все кадрили, несколько полек и вальсов с самыми неловкими дамами, и прежде чем оставлю бал, должен съесть известное количество черствого пирожного и жосткой дичи. После того мне приходится отправляться в какой нибудь погреб или собрание певчих и выслушать "Приветствую тебя, радостное утро", "Мэйнгер Ван Донк", "Счастливый край", - смотреть на подражание лондонским актерам и прослушать целую кантату поэтической импровизации. Я должен также выкурить двенадцать сигар и заключить все это бездонным стаканом крепкого грога. О, берегись, Ферд Фид, берегись! прими мой совет; сдержи свою клятву и никогда, никогда не изменяй ей. На море не пей ничего крепче чаю, на берегу, будь умерен в своих удовольствиях; не обращая ночь в день; не изменяй полезных удовольствий в неистовое дебоширство, цветущее здоровье на болезнь, и.... ну да я не хочу больше говорить об этом... Обещай мне исполнить все; мало этого, ты должен дать мне клятву!"

- При этих словах мне послышалось, что из воды выходило страшное клокотанье.

- Если мне удастся до окончания сезона вынудить шесть торжественных клятв, то наказание окончится вместе с закрытием Парламента."

"- Что, же, даешь ли ты мне клятву?" снова спросил голос, в котором выражались и убеждение и мучительное отчаяние.

- У меня едва достало духу высказать свое согласие.

- Десять тысяч благодарностей! воскликнул голос. - Теперь я уйду. Меня ждут еще кружка белаго эля, телячья котлета и грог, которые я должен уничтожить. (Мы находились в это время подле Лондонского моста.) Пожалуста не приказывай подъезжать к берегу; я доберусь до него, не беспокоя твоего лодочника?"

- Больше я ничего не помню. Когда чувства мои возвратились ко мне, я лежал в постели, в этом самом доме, походил на тень, гораздо хуже той, какою был при первой горячке.

- Должно быть это было тогда, как тебе во второй раз обрили голову, сказал Филип, оставляя свой стакан строну тем.

- Так точно.

- И ты, в самом деле веришь, что это был призрак Джэмса Барбера? спросил Фид весьма серьезно.

- Я считаю безразсудным сомневаться в том.

Филипь встал и начал расхаживать по комнате, в глубокой задумчивости. Он бросил несколько серьёзных взглядов на брата и несколько грустных взглядов на стакан грогу. В течение этих размышлений из груди его вырывались тяжелые вздохи: вероятно, они относились к воспоминаниям о "бедном Джэмсе". Результат его размышлений был следующий:

- Ферд! сказал он: - давича я говорил тебе, чтоб ты выплеснул за окно свой лимонад. Не делай этого. Лучше выплесни туда свой грог.

Лейтенант поступил по приказанию.

- И вели пожалуста подать сюда содовой воды; ведь наконец надобно же пить хоть что нибудь.

***

В прошлом году я имел удовольствие плыть вместе с мистером Фидом старшим на корабле "Бомботль." Он совершенно перестал употреблять грог и никогда не пьет вина, не разведенного водой, под тем предлогом, что цельное вино может повредить его занятиям, к которым, мимоходом сказать, он весьма прилежен. Он исполняет должность старшего мичмана и считается одним из лучших офицеров на "Бомботле". На том же корабле служит и Сетон, в качестве медико-хирурга.

Однажды после веселаго обеда (к которому приглашен был и Фид) во время якорной стоянки в Кадикской бухте, разговор случайным образом перешел на появление Веселаго Джэмми, сделавшейся достоверным рассказом на всем британском флоте. При этом случае Стон принял труд разъяснить эту загадку по правилам медицины:

- Дело в том, сказал он: - что виденное командиром "Стрелы" (в это время Фердинанд получил под команду свой прежний корабль) было оптический призрак, созданный тем болезненным состоянием мозга, которое происходит от сильного употребления горячих напитков и вообще от сильной невоздержности. Мы называем это transient monomania. Я мог бы показать вам в книгах целые дюжины подобных привидений, еслиб только у вас достало терпения пересмотреть их.

Каждый из нас объявил, что не видит в том необходимости, поверили доктору на-слово, хотя я вполне был убежден, что кроме меня все были уверены в действительности postmortem появления Веселаго Джэмми перед Фидом младшим.

Призрак ли, нет ли, но рассказ лейтенанта имел свое действие и обратил Филипа Фида из самого невнимательного и невоздержного в одного из самых трезвых и лучших офицеров британского флота. От души желаю ему скорого производства в лейтенанты.

Чарльз Диккенс - Призрак покойного мистера Джэмса Барбера., читать текст

См. также Чарльз Диккенс (Charles Dickens) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :