Луи Анри Буссенар
«Из Парижа в Бразилию. 5 часть.»

"Из Парижа в Бразилию. 5 часть."

Возможно ли было, чтобы убийца, на арест которого подписан ордер, укрывался на мексиканской территории? Логичней было бы предположить, что он уединился в каком-нибудь из самых отдаленных штатов.

Первое предположение казалось настолько нелепым, что французы поспешили его отвергнуть. Что же касается неизвестных всадников, прибывших ночью, то они, должно быть, очень торопились, потому что покинули венту чуть свет.

Французы тоже тронулись дальше и небрежно пустили мустангов легкой рысью, как люди, которым некуда торопиться.

Весело переговариваясь, проехали они полдороги от венты Каборквениас до венты Бамори. Вдруг Жак обратил внимание на глубокий овраг, по одной стороне дороги, и на стену гигантских кактусов, ограждавших ее с другой.

- Превосходное место для засады! - воскликнул он.

- Какая засада! Против кого? - возразил скептик Жюльен.- В Мексике головорезы скрываются преимущественно в городах, а индейцы очень смирны.

- Ну что ж, тем лучше. Я это только так сказал, к слову.

Не успел он вымолвить эти слова, как Жюльен с несвойственным ему волнением в голосе вскричал:

- Подними на дыбы лошадь!..

И сам сделал то же самое.

Жак машинально повиновался, недоумевая, что это значит.

Он кинул беглый взгляд на кактусы и увидал, что сквозь зелень их блестит что-то металлическое.

То были ружейные стволы, сверкавшие на солнце.

Послышался легкий треск, потом грянул выстрел. Лошадь Жюльена, раненная в голову, тяжело повалилась на землю.

- Спешивайся! - крикнул Жюльен другу, проворно отскакивая от падающей лошади.

Раздался второй выстрел. Лошадь Жака повалилась тоже, но сам он не был так ловок, как Жюльен, и не сумел вовремя соскочить с нее. Лошадь, падая, придавила ему ногу.

Все это произошло в четверть минуты.

Жюльен выхватил револьвер, в мгновение зарядил винтовку и приник к земле, скрываясь за тушей лошади, как за бруствером.

- Ты ранен, Жак? - с тревогой спросил он друга.

- Нет, не ранен, но мне придавило ногу.

- Стрелять можешь?

- С трудом, потому что лежу очень неудобно. И, кроме того, у меня нет патронов с пулями.

- Стреляй хоть дробью! Стреляй в толпу. Сейчас, вероятно, будет нападение.

Едва он успел это произнести, как стена кактусов раздвинулась и из-за них, ползком, показались один за другим шесть человек. Это были белые, а не индейцы.

Они подползали все ближе.

- Тише, тише! - послышался среди них грубый голос, говоривший по-английски.- Осторожнее! Эти французы народ здоровый. Если мы их не раним достаточно серьезно, то взять их живыми будет очень трудно.

- А вы хотите взять их непременно живыми, полковник?

- Да, дружок, и если это не удастся, то я буду в отчаянии.

- Почему?

- Вы знаете, что такое месть?

- О! Теперь я понимаю...

- Да ведь это полковник Вутлер,- прошептал Жюльен.- Значит, я не ошибся вчера. Как видно, он человек мстительный... Ну, да ведь и с нами не легко сладить. Надобно его хорошенько попугать. Хорошо. Вот мой ответ ему...

Жюльен бесстрашно выставил голову из-за своего прикрытия и дважды выстрелил.

Среди осаждающих послышались возгласы боли и злобы.

- Попал! - сказал он хладнокровно.- Жаль только, что мало... Жак, осаждающие, кажется, отступают.

- Наше положение от этого не лучше... Это ведь Бутлер, да?

- Он самый. Очевидно, он нас преследует от самого Сан-Франциско.

- Как же теперь быть?

- Ждать.

- А голод? А жажда?.. Притом мое положение невыносимо: нога болит и распухла, я лежу головою на солнцепеке.

- Я попробую тебе помочь.

- Нет. Не рискуй жизнью напрасно.

- Вот еще! Они сами говорят, что непременно хотят взять нас живыми.

- А если они тебя ранят в ногу или руку?

- Тем хуже для них. Но это невозможно: они не успеют; ты от меня близко, всего в нескольких шагах.

С этими словами Жюльен встал и подошел к Жаку. Пока он шел, в него успели выстрелить, и он слегка вскрикнул.

- Ты ранен?

- Да. Царапина. Эти негодяи стреляют довольно метко.

Вскоре с помощью друга Жак высвободил ногу из-под лошади и поднялся на ноги.

- Ну, что теперь делать? - спросил он, окидывая взглядом местность.- Куда же девались наши враги?

- Они спрятались за кактусовую стену, бросив на поле битвы двоих раненых.

- Если это только не хитрость с их стороны...

Вдруг послышался звон бубенчиков, стук колес и копыт и громкое щелканье кнута.

Какой-то экипаж, которого еще не было видно, приближался к тому месту дороги, где она делала поворот мимо оврага.

Французы ободрились: вдруг это окажется неожиданною помощью?

Услыхав стук колес, два раненные Жюльеном злодея собрали последние силы и поползли в сторону, к кактусам.

Едва они скрылись за колючей стеною, на дороге во всем своем великолепии показался огромный, но крайне ветхий дилижанс, дребезжавший всеми гайками и скрипевший всеми осями. Запряжен он был мулами.

Освобожденный из-под лошади Жак встал на ноги и принялся разминать отекшие члены.

Когда дилижанс приблизился, Жюльен по-испански окликнул майораля (кондуктора, сидевшего на одном из дышловых мулов дилижанса) и попросил, чтобы он остановился.

Последний отнесся к этому требованию с гордой пренебрежительностью истинного гидальго и, не отвечая ни слова Жюльену, крикнул форейтору, чтобы тот свернул в сторону от лежавших на дороге мертвых лошадей и ехал дальше.

Жюльен вскинул ружье и прицелился в майораля, а Жак схватил переднего мула за узду и пригнул его голову к земле так сильно, что бедный мул упал на колени.

- Стой, каналья!.. Стой, или я в тебя выстрелю! - крикнул Жюльен громовым голосом.

Горделивая чванливость гидальго-майораля улетучилась как дым перед этой решительной угрозой.

- Как угодно вашему сиятельству,- залебезил он.

- Молчи, холуй! Молчи и слушай, что я буду тебе говорить. Подъезжай сюда, Сапоте,- обратился он к появившемуся метису.- Снимай багаж с мула и клади его в дилижанс. Седла с наших лошадей туда же. Жак, полезай в карету. Так, хорошо. Ну, Сапоте, нам больше не нужны твои услуги. Вот тебе золотая унция.

- Благодарю, синьор.

- Но это еще не все. Можешь взять себе обоих мулов.

- Благодарю, синьор.

- Если тебе некуда идти, можешь проводить нас до Альтара, а в противном случае ступай себе с Богом на все четыре стороны. Прощай.

Отпустив метиса, Жюльен заглянул внутрь кареты и увидал, что там сидят два пассажира. Он влез туда же и поместился рядом с Жаком, поставив между ног свое ружье.

- Ну, негодяй,- крикнул он майоралю,- трогай, да поживей, а не то - смотри.

По звуку голоса майораль понял, что нужно повиноваться. Он хлестнул кнутом своих мулов, и тяжелая колымага со скрипом и дребезжанием снова покатилась по дороге.

Когда после четырехчасовой езды дилижанс прибыл в Альтар, то не успели Жюльен и Жак устроиться в гостинице, как к ним явились местный алькальд (Судья в странах Латинской Америки.) и коррехидор (Глава муниципального управления.), в сопровождении многочисленного конвоя, и объявили, что арестуют их именем закона.

-

С дилижансом, который курсирует между Аризоной и Гуаймасом, перевозится нередко и почта: письма, деньги, посылки. В последнее время оборот денежной корреспонденции особенно возрос вследствие начавшегося строительства Аризонско-Гуаймасской железной дороги.

Случилось так, что в тот день, когда на Жюльена и Жака совершил нападение полковник Бутлер со своими приспешниками, дилижанс вез как раз денежную почту из Аризоны в Гуаймас. Сумма пересылаемых денег была весьма значительная.

Когда Жюльен громко и резко приказал остановиться, майораль принял его за разбойника и крикнул форейтору, чтобы тот гнал лошадей вперед.

Но приказание майораля, как мы помним, не было исполнено.

Майораль не успокоился даже тогда, когда два друга уложили в колымагу свой багаж и сели сами. Напротив, то обстоятельство, что Жюльен поставил у себя между ног ружье и по временам беспокойно выглядывал из окна, еще более тревожило несчастного почтаря.

Жюльен из чистой предосторожности следил, не гонятся ли за дилижансом люди Бутлера, майоралю же казалось, что незнакомец высматривает своих собственных сообщников.

Однако дилижанс, к величайшему изумлению майораля, прибыл в Альтар совершенно благополучно.

Майораль понял, что ошибся, приняв незнакомцев за разбойников. Но вместе с тем ему вдруг пришло в голову воспользоваться дорожным приключением для того, чтобы возвести себя в ранг героя.

Он растрезвонил повсюду, как, благодаря его хладнокровию и храбрости, была спасена почта, и разбойники не получили к ней доступ. В конце концов дело кончилось тем, что он сам поверил своему рассказу.

Два других пассажира подтвердили ааявление майораля.

Один был монах, другой полковник.

Легенда пошла гулять по городу. Пылкая фантазия мексиканцев украсила ее всевозможными подробностями. Одним словом, получилось Бог знает что.

Алькальд и коррехидор, которым, разумеется, не преминули донести о происшедшем, решили немедленно арестовать французов, тем более что в Мексике на французскую нацию посматривают вообще весьма косо.

Вдобавок еще монах утверждал, что французы действительно учинили буйство и насилие над майоралем и всеми пассажирами дилижанса.

Жюльен и Жак дали себя арестовать без сопротивления, но все-таки заявили протест и добились, чтобы их оставили в гостинице под домашним арестом до тех пор, пока не придет ответ от французского министра-резидента в Мексике, которому друзья послали телеграмму.

На другой день из мексиканской столицы пришел ответ, который был равносилен для наших друзей удару обуха по голове.

Вот его текст:

"Нижепоименованные лица: граф де Кленэ и Жак Арно, французские путешественники, находящиеся в настоящее время в городе Альтаре, суть важные политические преступники. Они подлежат немедленному препровождению в город Мексико под сильным конвоем, на курьерских. Обращаться с ними почтительно, но не допускать с их стороны никаких попыток сношения с кем-либо. На местное начальство возлагается ответственность за их доставку к месту назначения. Багаж, который при них окажется, подлежит опечатыванию, за исключением вещей для повседневного обихода.- Весьма спешное.- Конфиденциально".

Удивительная бумага была подписана министрами внутренних и иностранных дел и завизирована префектом полиции.

О сопротивлении нечего было и думать. Осталось только повиноваться. Это было тем легче и удобнее, что путешествие предстояло весьма быстрое и уж на этот раз вполне безопасное.

Но предоставим слово Жаку Арно, который дорогою снова принялся за свой дневник.

"12 июня. Мы - государственные арестанты. Только вопрос: конституцию какого государства мы нарушили?

Не знаю даже что и думать по этому поводу.

Мы выехали из Альтара в дилижансе, который весь предоставлен исключительно в наше пользование. Мы можем в нем свободно курить, разговаривать, спать.

Но этим и ограничивается вся наша свобода. Во всем остальном мы страшно стеснены. Предписания начальства местные власти исполняют строго.

Транспортировка таких арестантов, как мы, обходится государству дорого, тем более что нас кормят, как эрцгерцогов, ни в чем нам не отказывая, и причем за казенный счет.

Но содержат нас в изоляции.

Дилижанс наш катит себе и катит. Майораль ругает форейтора; форейтор подстегивает лошадь... Мы мчимся во весь карьер.

Таким образом, через два дня прибудем в город Эрмосилио, отстоящий от Альтара на сто двадцать четыре километра.

13 июня. В Эрмосилио 12 тысяч жителей, так что для Мексики это уже большой город. В нем есть монетный двор, в котором в 1879 году было отчеканено на три миллиона франков золотых и серебряных монет.

14 июня. И вот мы снова мчимся по дороге в Гуаймас. Наш поезд чрезвычайно напоминает триумфальное шествие. Во Франции с преступниками так не обращаются, кто бы они ни были.

15 июня. Мельком взглянули на Гуаймас. Это городок, страдающий от нехватки воды, которые развозят по улицам в мехах.

19 июня. Остается сорок миль до Гулиакана. Жара убийственная, нечем дышать. Комары просто одолевают.

Дилижанс при помощи мягких матрацев превратили в спальный вагон. Питаемся на остановках, когда меняют лошадей.

25 июня. Венты, местечки, города следуют друг за дружкой без перерыва, и мы едем себе вперед.

До самой Гвадалахары не попадается ничего примечательного.

В этом последнем городе, насчитывающем 95 тысяч жителей, мне бы очень хотелось остановиться хоть на несколько часов. Здесь в первый раз после Сан-Франциско видишь следы цивилизации и благоустройства. Но нет. Нас везут мимо и не дают ни с кем перемолвиться словом.

26 июня. От Гвадалахары до Гуанахуато двести двадцать километров. Мы едем гористой местностью с живописными кручами и ущельями, способными привести в восторг пейзажиста и альпиниста.

Всеми этими прелестями мне бы так хотелось налюбоваться вдоволь, как следует...

Вперед!.. Наша проклятая колымага по-прежнему трещит, скрипит и дребезжит, а все-таки катится. Как бы я желал, чтобы она рассыпалась в щепки!

27 июня. Полдень. Мы в Кверетаро. Жителей 50 тысяч человек. Город благоустроенный, расположенный на чудной равнине. Окружен кокетливыми садами и роскошными плантациями. Замечательный водопровод.

Но зато какие мрачные воспоминания!

Двенадцать лет тому назад, в ясный летний день, недалеко от дороги, по которой мы теперь едем, три человека подставляли здесь свои груди взводу мексиканских солдат.

Стоявший в середине твердым голосом скомандовал солдатам: "Пли!" Все трое упали на землю, простреленные пулями.

Эти три человека, вместе встретившие свой трагический конец, были: генерал Мехия, генерал Мирамон и император мексиканский, эрцгерцог Максимилиан Австрийский.

Если первые завоеватели Мексики жестоко обращались с несчастными ацтеками, то как же страшно отомстили за них потомки Гватемозина праправнуку Карла Пятого!"

-

Измученные толчками экипажа, утомленные духотою, друзья крепко спали, когда дилижанс въехал в столицу мексиканской республики.

Это было 29 июня.

Когда карета запрыгала и заскрипела по городской мостовой, они проснулись, лениво потягиваясь и рассеянно поглядывая на улицы, по которым катилась колымага.

Затем дилижанс остановился и одновременно стих стук копыт конного конвойного отряда.

Дверца отворилась.

Разбитые тряской дорогой, помятые, Жюльен и Жак выбрались из кареты у монументального подъезда красивого здания, над которым развевался трехцветный флаг.

- Французское посольство! - воскликнул Жюльен, с волнением глядя на родной флаг.

Конвойный офицер сошел с лошади и в сопровождении четырех солдат, без оружия, вошел в здание, чтобы совершить передачу арестантов представителю их страны.

По исполнении этой формальности в присутствии надлежащих лиц и с соблюдением соответствующих правил, офицеры и солдаты удалились, твердо веруя, что спасли отечество от страшных злодеев.

Все было исполнено в несколько минут. Жак и Жюльен с любопытством ждали, что будет дальше.

Вошел лакей в ливрее и пригласил арестованных пожаловать к первому секретарю посольства, который за отсутствием посланника исполнял посольские дела.

Следуя за лакеем, друзья миновали длинную анфиладу роскошно меблированных комнат и остановились у полуотворенной двери.

Лакей громким голосом доложил:

- Граф де Кленэ! Господин Жак Арно!

Жюльен вошел в комнату первый и остолбенел, услыхав чей-то фамильярно-ласковый голос, приветствовавший его:

- Здравствуй, арестант! Как поживаешь! А ты какими судьбами здесь, Жак? Ведь ты всегда был неисправимым сиднем. Ну, что ты за несчастный человек, право: в кои-то веки собрался попутешествовать немного и попал в передрягу.

- Анри!.. Анри де Шатенуа! Товарищ наш!.. Однокашник!.. Ты здесь!..

- И состою первым секретарем французской миссии в Мексике. За отсутствием посланника в настоящее время исполняю его обязанности. К вашим услугам, друзья мои.

- А я думал, что ты не то в Голландии, не то в Швеции. Мы ведь так редко виделись со времен выпуска из гимназии.

- Я здесь служу вот уже полгода.

- И, значит, наш арест и быстрая езда по Мексике?..

- Дело моих рук.

- Ты получил мою телеграмму?

- Получил, но до того искаженную и переиначенную, что оказались не перевранными только ваши фамилии. Секретное донесение альтарского алькальда изображало вас какими-то ужасными злодеями. Подозревая более или менее умышленное извращение фактов, я решился пресечь козни в самом начале.

- Не с целью ли шантажа все это было затеяно?

- Конечно, с целью шантажа. Зная, что перед местной юстицией нельзя быть правым без денег, я решился вырвать вас немедленно из ее когтей и придумал добиться вашего ареста. На это я имел право как представитель Франции, хотя бы и временный. Я посоветовался с двумя мексикансними министрами, внутренних и иностранных дел,- оба они люди умные и порядочные,- мы втроем решили представить вас преступниками, нарушившими закон во Франции, и потребовать вашей выдачи от имени французского правительства.

- Теперь я начинаю понимать.

- Ах, да это так просто. Преступники, выдачи которых требует иностранное государство, пользуются в Мексике большим почетом. Местные власти отвечают не только за их побег, но и за малейший причиненный им вред: вот почему они и заботятся так обо всех удобствах арестантов, порученных их надзору. Надеюсь, что с вами поступали именно так?

- Это нас даже конфузило.

- Ну, значит, все слава Богу. Нечего и говорить о том, что вы свободны как ветер с той самой минуты, как кончилась комедия. Вы будете моими гостями все время вашего пребывания в Мексике. Ведь да? Здесь есть много любопытных вещей, которые я могу показать вам.

- Согласны! - в один голос отвечали путешественники.

- Далее. Если только я не ошибаюсь, из вашей депеши следует, что вы оба задумали пробраться в Бразилию, минуя водный путь. Жак едет получать наследство. Так?

- Совершенно верно.

- Естественным будет ваш отдых на перепутье. Комнаты вам готовы. Устраивайтесь там поскорее, приводите себя в должный вид после утомительной дороги и расскажите мне все подробности вашего оригинального вояжа. Я уверен, что услышу весьма много интересного.

Часть третья

ПО ЮЖНОЙ АМЕРИКЕ

Глава I

Тайна вокзала панамской железной дороги.- Шхуна капитана Боба.- Крейсер.- На что нужны американцу четыре тысячи ружей Ремингтона и два миллиона патронов.- Ночное отплытие.- Кораблекрушение.- Полковник Бутлер.- Два француза.- Одиссея полковника Бутлера.- Капитан Боб с удовольствием узнает, что его пленники богаты.- Арифметика пиратов.- За оскорбление - особая плата.- Капитан Боб высчитывает миллионы, а французы, которых он думал запугать, обращаются с ним как с шутом.- Проект.- Страж таинственной крепости.- Страшное мучение.- Больница прокаженных.

Вдали слышен дуэт колокола и свистка, затем визг и лязг железных осей, цепей и колес.

Вот шум и грохот становятся все ближе и ближе, свистки и звонки все громче и громче, потом вдруг все разом смолкает.

Товарно-пассажирский поезд "межокеанской" железной дороги, пересекающей Панамский перешеек от Колона до Панамы, вплывает, окруженный облаком пара, под навес так называемого "Трансконтинентального" вокзала, за которым находится панамская пристань, а сейчас же за нею - необозримая гладь Великого океана.

Поезд останавливается.

Быстро, с чисто американской торопливостью выходят пассажиры из вагонов и получают свой багаж; не менее оперативно сдается на шлюпки и корреспонденция, простая и денежная, которая затем перевозится на пароходы.

Платформа быстро опустела. На ней остались только служащие станции.

- Мы одни? - спросил вдруг по-английски у одного из служащих, по-видимому начальника станции, какой-то человек, появившийся из товарного вагона, точно из ящика с сюрпризами.

- Одни, сэр,- коротко отвечал железнодорожный агент.

- Двери вокзала заперты?

- Слышите, их запирают.

- Хорошо. На ваших людей можно положиться?

- Да, если хорошенько им заплатить.

- Вы знаете, что я никогда не торгуюсь.

- Yes.

- Надеюсь, никто не найдет странным, что общественное место вдруг по чьему-то распоряжению становится недоступным для публики?

- Мы имеем предписание губернатора Панамы... Нам теперь вдвойне полезно следовать в точности этому распоряжению.

Во время этого разговора к пристани, возле которой находился вокзал, подошла и остановилась прехорошенькая шхуна. Вслед за тем со шхуны раздался хриплый голос:

- Черт бы вас всех побрал! Стоят, зевают и ничего не делают!.. Настоящие вороны.

- Здравствуйте, Боб, здравствуйте! - примирительно заговорил первый незнакомец.- Что вы все ворчите? Будет вам, право.

- Здравствуйте, Сайрус. Я ворчу, это правда, но только мне, быть может, уж скоро никогда больше не придется ворчать.

- Это почему же?

- Потому что меня завтра, быть может, повесят.

Незнакомец, которого называли Сайрусом, вздрогнул и переменился в лице, несмотря на свое самообладание.

- Так вы, стало быть, серьезно? - произнес он слегка изменившимся голосом.

- Настолько серьезно, что если бы можно было повременить с разгрузкой привезенного на поезде...

- Это совершенно невозможно.

- Я так и думал. Перуанцы ждать не могут, а в этом-то и заключается опасность для меня.

- Что же делать, дорогой Боб. Без труда ничего не дается. Риск у нас хоть и большой, зато и барыши немалые. Но скажите, пожалуйста, чего именно вы боитесь в данную минуту?

- Вот уже три дня, как один проклятый корабль крейсирует в водах Панамы недалеко от города.

- Даже ночью?

- Ночью в особенности. По крайней мере один раз в час на нем включается электрический прожектор, освещающий весь рейд, как днем. Проскользнуть не замеченным с этого корабля нельзя, уйти от него тоже, потому что у него исключительно быстрый ход.

- Но ведь я слышал, что ваша шхуна тоже замечательный ходок...

- Сразу видно, что вы не моряк, дорогой Сайрус: вы сказали глупость, недостойную янки. Да разве может какая бы то ни было шхуна соперничать в скорости с военным крейсером?.. Ну, да уж была не была, а рискнуть надо. Скажите, Сайрус, вы что привезли на поезде?

- Четыре тысячи ружей Ремингтона и два миллиона патронов. Скоро вы думаете отправиться?

- Да часа через четыре. Как только примем груз, сейчас поставим паруса и выйдем в море.

- Ночью?

- Мы пойдем вдоль берега, чтобы обмануть крейсер. Так менее опасно.

- По крайней мере, хорошо ли вы знаете этот берег?

- Лучше любого лоцмана.

- А как же быть с крейсером?

- Крейсеру из-за мелководья к нам не подойти.

- А если он нас потопит огнем?

- Я рассчитываю удачно лавировать под выстрелами.

- А если он вас все-таки пустит ко дну?

- Ну, тогда, значит, такая уж наша судьба. Надоели вы мне, Сайрус, со своими глупостями. Ступайте-ка лучше к своим вагонам, а я покуда тут все приготовлю для принятия груза. Вон уж там работают, поглядите.

Действительно, из вагонов товарно-пассажирского поезда негры тем временем выгружали ящики с ружьями и патронами, швыряя их на платформу так, что недалеко было и до взрыва.

Наступила ночь,- быстро, без сумерек, как бывает обыкновенно в тропиках. Работа продолжалась при свете факелов. К восьми часам она окончилась, начавшись в четыре.

Вместе с тем вокзал, бывший все это время закрытым для публики, отперли вновь, и он наполнился суетливою толпою.

Корабля, который так беспокоил и даже пугал капитана Боба, уже не было видно. Он куда-то исчез или не стал видим в темноте.

Северо-западный ветер надул паруса шхуны, и она вышла из бухты.

Установленные морскими правилами огни не были зажжены.

Капитан решил держаться берега, таинственное исчезновение крейсера, естественно, внушало живейшее беспокойство.

Капитан Боб искусно маневрировал своей быстроходной шхуной, которая неслась по волнам, как огромная морская птица.

На рассвете она пришла в пустынную Коколитскую бухту, у Колумбийского берега под 7° 20' северной широты.

Капитан бросил якорь, решив простоять здесь весь день до ночи и с наступлением темноты идти дальше.

Он надеялся, что ему удалось сбить крейсер со своего следа, и рассчитывал благополучно достичь места назначения.

Вечером шхуна опять вышла в море с тем же успехом, что и в водах Панамы, и шла до утра.

Но вместо того, чтобы на день благоразумно зайти в какую-нибудь бухту, американец прельстился благоприятным ветром и оставался в пути весь день. Шхуна шла так хорошо, что вечером с левого берега вахта заметила остров Горгоны, недалеко от Колумбийского берега.

Благополучно удалившись таким образом на шестьсот километров от Панамы, капитан Боб имел, казалось, все основания считать, что он вне опасности.

Вдруг с его уст сорвалось одно из его самых безобразных ругательств.

Вдали, в открытом море, среди мелкой зыби внезапно вспыхнул длинный сноп яркого света и разом осветил море на значительное расстояние.

- Черт бы всех нас побрал!.. Проклятый корабль...

- Это крейсер, должно быть? - спросил пассажир, которого звали Сайрусом.

- Да, черт возьми! И он нас видит, как днем.

- Что же теперь с нами будет?

- Понятно что: нас повесят, а груз и корабль конфискуют.

- В таком случае уж лучше зажечь шхуну и понестись прямо на стальное чудовище, чтобы погубить его вместе с собою.

- Капитан не настолько глуп: он нас даже и не подпустит.

- В таком случае мы погибли.

- Если только мы не сядем на мель.

- Но ведь это для нас разоренье.

- Зато жизнь спасем... Стойте!.. Я придумал!.. Ура!

- Что такое?

- Мы не будем ни разорены, ни повешены. Видите вон там на берегу красноватый огонек?

- Смутно вижу. Я еще ослеплен электрическим светом.

- Или я сильно ошибаюсь, или это огонь маяка, освещающего вход в маленькую бухту Бурро.

- Так какая же нам польза от бухты и ее маяка?

- Она надежна, неглубока и, следовательно, недоступна для броненосца. Мы в ней отлично укроемся. Я, не теряя ни минуты, направлю шхуну на маяк.

Капитан взялся за руль.

Он молчал в течение получаса и сосредоточенно управлял кораблем, ведя его к берегу.

Огонь на берегу быстро увеличивался, и капитан, удивляясь, что все еще нет прилива, собирался уже изменить курс, как вдруг невдалеке послышался рев бурунов.

В то же время шхуна, подхваченная внезапным вихрем, закружилась на одном месте и, не слушаясь руля и парусов, ударилась об утес, торчащий из воды.

Воплям ужаса, раздавшимся на шхуне, отвечали другие - с берега, который был в нескольких саженях.

Люди, лежавшие возле огня, разведенного на высоком берегу, вскочили и побежали на помощь потерпевшим крушение, размахивая горящими головнями.

Капитан Боб, изрыгая потоки ругани и воплей, рвал на себе волосы.

- Горе негодяям, которые зажгли этот огонь и погубили нас! - кричал он.- Из-за них я подумал, что нахожусь в виду Бурро. За это я изрублю их в куски... Эй, матросы, ко мне!.. ,

Между тем люди, бывшие невольною причиною несчастья, спешили предложить свою помощь потерпевшим крушение.

При свете головней можно было, как днем, видеть их лица. На них читалось самое глубокое сострадание.

Затем раздался громкий победоносный крик:

- Гром и молния!.. Да ведь это мои французы, граф де Кленэ и его друг Жак Арно!

- Полковник Бутлер! - в один голос воскликнули два друга, изумленные до последней степени.

- Ах, черт возьми! Я снова вас встречаю, и при каких обстоятельствах!.. Здесь не Дворцовая гостиница, и я, клянусь честью, не желал бы теперь оказаться в вашей шкуре.

Отчаянный спекулянт, думавший до сих пор только об одной наживе, полковник Бутлер, как истинный янки, не знал, что такое ненависть, покуда судьба не столкнула его с Жюльеном де Кленэ и Жаком Арно.

Мы помним, как он погнался за путешественниками по Мексике и как его постигла неудача на Аризонской дороге. Но эта неудача не укротила свирепого янки, а лишь подстегнула его энергию в дальнейших происках. Он мечтал взять французов живыми, чтобы предать их пыткам по индейским обычаям.

Без всякого определенного плана, а лишь руководствуясь инстинктом, он приехал в Гуаймас, где встретился со своим старым приятелем и сообщником, конрабандистом капитаном Бобом, давным-давно заслужившим, как и он, виселицу.

Капитан вел в это время контрабандную торговлю с республиками Центральной Америки.

Между Перу и Чили шла кровопролитная война на суше и на море. Обе стороны вооружались с лихорадочной поспешностью. Особенно заботился о своем вооружении Перу, арсеналы которого были почти пусты к началу военных действий. Перуанское правительство скупало оружие всюду, где придется, и по любой цене, не торгуясь.

Капитан Боб и полковник Бутлер носом почуяли перспективу хорошей наживы.

Случай свел их с перуанским консулом в Гуаймасе, который перед тем получил от своего правительства циркуляр, предписывавший всем дипломатическим агентам заботиться о пополнении военного арсенала.

Консул прямо предложил им обоим взять на себя поставку военных снарядов и оружия, и вручил им рекомендательные письма ко всем дипломатическим агентам в Перу и Соединенных Штатах.

У капитана Боба был под рукой хороший экипаж. Он снарядил свою быстроходную шхуну, поднял якорь, через некоторое время доставил полковника в Панаму и, спокойно расположившись в гавани, дожидался поезда, который должен был доставить нужный товар.

Все шло хорошо вплоть до известной уже нашим читателям катастрофы.

Легко понять ярость капитана Боба и полковника Бутлера, когда их шхуна гибла и благодаря кому? - тем самым лицам, погибели которых они сами искали.

Жака и Жюльена, прибежавших на помощь, в одну минуту скрутили веревками.

Они не успели даже пальцем шевельнуть для своей защиты.

Между тем полковник Бутлер бесновался, с пеною у рта, осыпая связанных французов бранью и угрозами.

- Подлые гадины!.. Вы мне за все это заплатите. Я изорву вас в клочки... Я растерзаю вас...

Грубый смех капитана Боба остановил расходившегося компаньона.

- Потише, приятель. Знаю я ваши замашки. У вас расправа короткая.

- А что же еще делать с такой дрянью?

- Они могут, например, заплатить нам за убытки, если они достаточно богаты. Поэтому не лучше ли вам успокоиться и остыть немного? Впрочем, позвольте лучше мне с ними потолковать. Вы слишком возбуждены для этого. Послушайте, джентльмены,- обратился он персонально к Жаку,- вы, конечно, согласны с тем, что ваша прямая обязанность заплатить нам за убытки, которые вы нам нанесли?

- Надо сначала знать, в чем заключаются убытки и велика ли сумма, которую вы желаете получить,- хладнокровно возразил Жак.- Нас задержали совершенно незаконно, и этот отвратительный бандит угрожает нам чем-то... мы должны прежде всего от вас потребовать объяснения.

- Мне очень нравится ваша речь, джентльмен,- отвечал капитан Боб,- исключая то место, где вы так сурово отзываетесь о моем друге, полковнике Бутлере. В чем заключается нанесенный вами ущерб, спрашиваете вы? Вот в чем: вы развели на берегу огонь. Этот огонь я принял за маяк Бурро и направил на него свою шхуну. Шхуна налетела на скалы и разбилась. Таким образом, вы являетесь прямым виновником крушения. Моя шхуна была замечательным ходоком и необыкновенно хорошо приспособлена для моего дела. Подыскать другую такую будет мне очень трудно. Оценить ее следует по крайней мере в двести тысяч франков.

- Это очень дешево. Почти даром.

- Нет, это цена достаточная. Я не бессовестный человек, лишнего не запрашиваю. Далее: груз стоит, скажем, пятьсот тысяч франков.

- Из чего же он состоял?

- Из патронов и ружей Ремингтона для перуанского правительства.

- Вот как?

- Это вас удивляет?

- Да, признаться. Вы больше похожи на бандитов, ускользнувших от виселицы, нежели на честных поставщиков военного оружия.

- Наружность иногда обманчива,- наставительно заметил капитан Боб.

- Пятьсот тысяч да двести тысяч,- продолжал Жак,- это составит ровно семьсот тысяч. Это все?

- Какие вы ловкие!.. Нет, не все: мы не досчитали еще до миллиона. Это только на закуску.

- Очень хорошо. И много таких миллионов вы надеетесь от нас потребовать?

- Много - и не только потребовать, но и получить, что еще важнее.

- Мне кажется, это вам будет довольно трудно.

- Вы отказываетесь? В таком случае у меня есть средство вас принудить; позвольте только мне посоветоваться с моим приятелем.

Капитан Боб взял под руку бледного от злобы полковника, отвел его в сторону и начал с ним о чем-то сговариваться.

Совещание шепотом длилось две-три минуты. Потом бандиты вернулись к связанным пленникам.

- Итак, господа, вы отказываетесь от сделки? - грубо спросил их капитан Боб.

- Решительно отказываемся,- отвечали в один голос Жюльен и Жак.

- Прекрасно. Я этого ожидал и потому придумал предложить вам пожить в одном укромном местечке до тех пор, пока вы не одумаетесь. Не так ли, Сайрус?

Бандит что-то злобно промычал.

- Что же вы намерены с нами делать? - спокойно спросил Жюльен.

- Вы это узнаете через четверть часа, если соблаговолите последовать за нами.

- Мы не можем идти, мы связаны.

- В таком случае мои люди вас понесут. Эй, вы,- крикнул он матросам,- снесите этих джентльменов.

- Есть, капитан!

- Я пойду вперед, а вы, Сайрус, идите сзади. Да револьвер не забудьте держать наготове. Вперед, друзья!

Через четверть часа шествие приблизилось к высокой белой стене, которая выглядела при свете ночных звезд как ограда крепости.

Послышалось на испанском языке: "Кто идет?" Голос был какой-то надтреснутый. Капитан сделал знак. Шествие остановилось.

Из мрака арки ворот выступила какая-то фигура.

- Это ты, сторож? - не без робости в голосе спросил капитан Боб.

- Я, синьор,- отвечал надтреснутый голос.

- Вот тебе два новых пансионера. Смотри в оба, чтобы они не сбежали, и не допускай никаких сношений с окружающими.

- Стены у нас высокие, синьор, а дверь крепка. Отсюда никто не выходит... даже после смерти.

Вслед за этими словами сторож в темноте вернулся к двери и повернул со скрипом ключ в заржавленном замке.

С визгом дверь отворилась. Французов внесли в какое-то темное помещение и бросили на линкую, грязную землю.

- Поскорее отсюда,- проворчал капитан Боб.- Мне самому здесь страшно. Сам воздух здесь как будто заражен чумой.

- Подождите, мне нужно сказать им еще одно слово,- возразил полковник Бутлер, желавший до конца насладиться своей местью.- Эй, господин Арно!.. Господин де Кленэ!.. крикнул он.- Слышите вы меня через эту дверь или нет?.. Наверное, слышите. Вы, разумеется, желали бы знать, где вы находитесь?

Ответа не было.

- Однако вы не любопытны. Ну, так и быть, я вам скажу. Вы находитесь в доме, откуда не выносят даже покойников. Это дом прокаженных.

Глава II

Из Мексике в Гватемалу.- По Центральной Америке.- Ужасная ночь.- Страшная действительность.- Чудо!..- Сломанное дерево и разрушенная стена.- Выстрел.- Размышления по поводу ядра, не попавшего в цель.- Завтрак на развалинах.- Подле дома прокаженных.- По горячим следам.- Деревня на болоте.- Пропажа завещания.- Каргуэросы.- Поле сахарного тростника.- Укус змеи.

Теперь читателю следует объяснить, каким образом Жак Арно и Жюльен де Кленэ очутились в етоль критических обстоятельствах возле малоизвестного порта Бурро, на территории Соединенных Штатов Колумбии, под 2° 55' северной широты и 80° 20' западной долготы.

Читатель помнит, конечно, как они чудом улизнули от нападавших, попали под арест и благополучно прибыли во французское посольство в Мексике. Помнит он, без сомнения, и радостную встречу с секретарем посольства, столь счастливо оказавшимся старым товарищем.

Они пробыли в Мексико две недели, пользуясь радушным гостеприимством Анри де Шатенуа, и затем продолжили свое странствие.

Считаем излишним утомлять читателя описанием многочисленных, порою неприятных и всегда опасных обстоятельств их дальнейшего путешествия.

Жаку Арно и Жюльену де Кленэ довелось познакомиться с лихорадкой, пару раз висеть над пропастью, встречаться со змеями и кайманами, изведать трудности пути среди скал, болот, непроходимых лесов и многоводных рек.

Из Мексико они преодолели двести километров по железной дороге до Тагуакана, оттуда верхом на лошадях - проскакали в Тегуантепек, через Оахаку. Дорога была прескверная, через горы и скалы.

От Тегуантепека, обогнув русло одноименной реки, они добрались до небольшого городка Метапы на гватемальской границе, что на расстоянии семисот километров от Оахаки.

Затем их путь пролегал вдоль линии холмов, отлого спускающихся между песчаным побережьем Великого океана и плоскогорьем Гватемалы.

Республику Сан-Сальвадор, напоминавшую рельефом Гватемалу, путешественники проехали так же быстро, следуя вдоль берега Великого океана по отлогому склону холмов.

После утомительного пути по лесам и горам они выехали на труднейшую "костоломную" дорогу в Панаму и вскоре очутились на территории перешейка - в буквальном смысле слова: узкая полоса земли между Атлантическим и Тихим океанами, соединяла два американских материка и между Колоном и Панамой имела не более шестидесяти двух километров ширины.

Приехав в гавань Панамы, они запаслись провизией и дали себе небольшой отдых на несколько дней. Затем обогнули с востока Панамскую бухту, взяв сначала юго-восточное, затем южное направление и вступили наконец на землю Южной Америки.

Со времени отъезда из Мексико они проехали шестьсот миль в три месяца. Это очень много ввиду необычайной сложности пути.

На протяжении пяти градусов они следовали затем вдоль колумбийских берегов Великого океана, между океаном и независимою от Кордильер цепью гор Сьерра-Баудо, переправились через бесчисленное множество рек, из которых самые значительные Рио-Баудо и Сан-Хуан, два дня отдыхали в маленьком порте Санта-Буэнавентура, благополучно миновали бухту Чоко с гибельными для европейца испарениями и в один прекрасный вечер сделали привал на холме близ местечка Бурро, где с ними и приключилась описанная нами в предыдущей главе драматическая история.

Несмотря на всю свою душевную стойкость, Жюльен и Жак содрогнулись всем телом, когда услыхали из-за запертой двери зловонной темницы злобные слова полковника:

- Вы - там, откуда не выносят даже покойников, вы - в доме прокаженных.

Не раз во время своих странствований в тропиках наши путешественники встречали людей, пораженных страшной болезнью, известной под именем лепры, или проказы. Сам вид этих несчастных возбуждал в них всегда ужас и отвращение.

Проказа распространена преимущественно в местах жарких и болотистых и поражает в основном людей, живущих скученно и бедно. Лепра считается до сих пор болезнью неизлечимой, в некоторых местностях западно-колумбийского побережья она свирепствует довольно сильно.

От несчастных прокаженных люди бегают как от чумы, брошенные на произвол судьбы, они умирают там, где их застает смерть, чаще всего от недостатка средств к существованию.

Но, как правило, заболевших проказой в городах насильно или по доброй воле запирают в больницы, которые похожи на все что угодно, но только не на медицинские учреждения.

Хотите знать, что это такое - больница прокаженных? Представьте группу гнилых, тесных хижин, кое-как сколоченных и обнесенных высокою каменною отрадой, через которую нет никому доступа ни внутрь, ни наружу.

Пища больных скудна и малопитательна, подается она два раза в неделю через форточку, которая немедленно захлопывается.

Капитан Боб знал, что делал, когда бросил французов в подобную тюрьму. Это было отличным средством сломить упорство самого строптивого человека.

- Дом прокаженных! - прошептал Жюльен изменившимся голосом.- Лучше бы уж он бросил нас в гнездо самых ужасных змей.

- О, бандит! - проворчал Жак.- Зачем мы не дали Жозефу Перро размозжить этому подлецу голову? Что теперь делать? Ночь так темна...

- Подождем рассвета. Незачем волноваться. Я не допускаю мысли, чтобы мы остались в подобном положении.

- На что же ты надеешься?

- Я и сам еще не знаю на что. Прислонимся к стене и будем сидеть смирно. В настоящий момент нам не грозит никакая опасность. Если я сам взволнован несколько, то это просто нервы шалят... Мне противно здесь находиться, меня тошнит, вот и все.

Ночь для наших друзей тянулась мучительно медленно. Вокруг слышались стоны несчастных, валявшихся также на липкой земле. Наконец эта бесконечная ночь прошла, взошло солнце и осветило ужасную картину.

На широком прямоугольном дворе, обсаженном деревьями, валялись на грязной земле полуголые люди - негры, индейцы и мулаты. У некоторых из них лица были до того обезображены проказой, что представляли одну сплошную язву. У других язвы были только на груди и на руках, у третьих еще не было видно резко выраженных внешних признаков болезни: они были лишь недавно заражены.

Довершал ужасную картину лежащий в углу двора под деревом труп, над которым вились орлы-стервятники и клевали его мясо. Там и сям валялись человеческие кости.

Жюльен и Жак с неописуемым отвращением взирали на эту сцену, и каждый из них думал о том, что предпочел бы смерть подобной жизни.

- Нет, мы не должны умереть! - воскликнул вдруг Жюльен с внезапным порывом энергии.- Нет, это невозможно. Я чувствую, что наш час еще не пробил.

- - А но-моему,- возразил Жак,- осталось рассчитывать только на чудо.

- Чудо, ты говоришь? Вот оно! - с неожиданной радостью вскричал Жюльен.- Слышишь? Видишь?

В тот момент, когда Жюльен произнес слово "чудо", широкая толстая стена ограды вдруг раздалась и обрушилась. Огромные камни полетели во все стороны, одним из них было срезано чуть не под корень громадное, толстое дерево.

Вся окрестность содрогнулась от страшного гула и треска. Прокаженные в ужасе закрыли лица руками и попрятались кто куда мог.

- В пролом! В пролом! - закричали в один голос оба друга и в несколько быстрых скачков достигли зияющего отверстия посреди стены.

Полминуты спустя они были уже на свободе, в долине, никто и не думал их преследовать.

- Наконец! - произнес Жак, с наслаждением вдыхая чистый воздух.- Наконец-то мы свободны после стольких тревог!.. Но это странно. Я не вижу кругом никого. Кто же обрушил нашу стену?

- Пушечный выстрел,- не менее радостно отвечал Жюльен.- Пушечное ядро, не попавшее в цель.

- Как это?

- Посмотри на море.

- В полукилометре отсюда я вижу только шхуну нашего врага, разбитую об утесы.

- А дальше... вот эту черную точку?

- Вижу и ее; это, по-видимому, пароход.

- И без сомнения, тот самый крейсер, который гнался за шхуной.

- А это что за маленькое белое облачко, вьющееся над морем?

- Это новый пушечный выстрел. Очевидно, крейсер упражняется в стрельбе по разбитой шхуне.

- Ты думаешь?

- Да вот тебе доказательство.

Громадное ядро, пущенное с замечательной меткостью, обрушилось на шхуну, искалечив ее корму и срезав мачту, которая тяжко рухнула на палубу.

- Ну что, ты теперь понял, чему мы обязаны нашей свободой?

- Понял: ядру, которое не долетело до цели.

- Да, и сделано это было комендором нарочно. При упражнениях в стрельбе, когда расстояние хорошо известно, делаются обыкновенные сначала два пробных выстрела: одно дальше цели, другое ближе. С третьего стрельба уже прицельная. Дом прокаженных находится за целью, то есть сзади потонувшей шхуны.

- Значит, первое ядро перелетело через цель, которую имел в виду крейсер?..

- И достигло той, которую имели в виду мы.

Вырвавшись из проклятой темницы, друзья очутились на морском берегу. В желудках была пустота. Теперь, на свободе, они с особой остротой почувствовали голод, и переглянулись между собой.

- Поищем какой-нибудь пищи,- сказал Жюльен.- Тут на берегу должны быть крабы.

Вдруг Жак ударил себя по лбу.

- Какие мы дураки!

- Мы просто голодные люди,- возразил Жюльен.- А ты разве что-нибудь придумал?

- Чем питаться моллюсками и крабами, не лучше ли поискать чего-нибудь посущественней? Я уверен, что у нас под носом достаточно продуктов.

- Не понимаю?

- Да ведь теперь отлив.

- Ну, что же из этого?

- Да разве ты не видишь кузов разбитой шхуны?

- Действительно, вода отливает, и шхуна остается на мели, на утесах. Только я не понимаю, что же, по-твоему, общего между остовом разбитой шхуны и нашим завтраком?

- А то, что крейсер не до конца ее разрушил, пустив в нее лишь два ядра.

- Все-таки отказываюсь понимать.

- Какой ты стал непонятливый! Да ведь если кузов шхуны цел, то и кладовая, вероятно, цела, а если кладовая цела, то, стало быть, мы найдем там какие-нибудь консервы и позавтракаем.

- Ты совершенно, совершенно, совершенно нрав. И как это мне не пришло в голову самому? Я, должно быть, отупел от голода. Ну, живо, марш к шхуне.

Подгоняемые голодом, друзья вмиг добежали до разбитого корабля, перескакивая с утеса на утес.

Бедная шхуна была изуродована страшно. Удивительно еще, как ядра не попали в крюйт-камеру, где был порох, и не привели к взрыву всей шхуны.

Все же остальное носило следы полнейшего непоправимого разгрома.

Первым ядром разнесло палубу. Внутри корабля, где разорвалось второе ядро, тоже было все разрушено.

Только заряды, сложенные в ящиках в трюме, каким-то чудом уцелели.

Предположение Жака оправдалось.

Среди хаоса и разгрома он отыскал своими зоркими, голодными глазами превосходный окорок в маленьком чуланчике при камбузе.

- Окорок! - вскричал он, хватая гушу за конец и потрясая ею, как молотом.

- Сухари! - в тон ему воскликнул Жюльен, снимая крышку, с одного из ящиков.

- И вино! Настоящее вино! - повторил Жак, из-под груды разного хлама откопавший уцелевшую бутылку.

- Браво! Теперь мы позавтракаем отлично,- сказал Жюльен.

Они принялись с аппетитом уписывать отысканную пищу.

- Ай! - вскричал вдруг опять, вскакивая, Жак.

- Что с тобой?

- Ах, мы обжоры!.. За едой-то совсем забыли об очень важной вещи.

- О какой?

- О какой? О такой, что ведь у нас нет оружия, а мало ли что еще может произойти.

- Это верно.

- Настолько верно, что я бросаю свой завтрак и иду в подвал, который моряки, кажется, называют трюмом. Там пропасть ружей и все ремингтоновские винтовки... и патроны к ним. Сейчас пойду, выберу два ружья и принесу их вместе с достаточным количеством патронов.

Отсутствие Жака длилось минут пять, не больше. Он вернулся, отыскав два совершенно неповрежденных ружья с зарядами к ним и штыками.

- Теперь мы вооружены,- сказал он важно,- и можем спокойно продолжать завтрак.

- Позавтракаем скорее и станем в засаду.

- В засаду?

- Да, около дома прокаженных.

- Ты прав.

- Бутлер и его сообщник, разумеется, явятся туда требовать от нас капитуляции. Вот мы им и покажем капитуляцию.

Боясь пропустить случай, друзья наскоро завершили трапезу и спустились со шхуны, прихватив с собой остатки ветчины и сухарей.

Они добежали до дома прокаженных и не без содрогания взглянули на отвратительную тюрьму, которая едва не сделалась их могилой.

Друзья взяли немного вправо и наметили себе группу гигантских тропических растений, окаймлявших дорогу в Бурро.

Там было превосходное место для засады.

Кто бы и откуда ни прошел по дороге к воротам больницы, он неминуемо попадал в поле действия винтовок, которые держали наготове жаждущие мщения путешественники.

Жак и Жюльен простояли в засаде до вечера, ужасно устали и никого не дождались. К удивлению их, ни Бутлер, ни Боб не показывались.

Это было в высшей степени странно. Уже одна алчность контрабандистов должна бы была привести их к стенам лепрозория.

Теряясь в догадках, французы поужинали сухарями и остатками ветчины, запили этот скромный ужин вином и легли спать.

Они проспали до утра и первою мыслью их при пробуждении было: "Что же это не приходят бандиты?"

Предполагая, что новый день в засаде окажется таким же неудачным, как и предыдущий, Жюльен предложил отправиться в селение Бурро.

- Идем,- согласился Жак.- Жители Бурро наверное помогут снабдить нас всем необходимым.

Через полчаса ходьбы они пришли в селение.

Местные рыбаки рассказали им, что накануне утром они продали много рыбы десяти вооруженным белым людям, которые сверх того чуть не насильно забрали в деревне всех свободных мулов и проводников.

Нельзя было сомневаться, что эти бесцеремонные господа были те самые бандиты, с которыми имели дело наши путешественники.

Французы все-таки решились преследовать всадников, несмотря на то, что сами были пеши.

Закупив по баснословной цене немного маисовой муки и сахару и приобретя также две сабли, они углубились в девственный лес и направились в Барбакоас. Дорога привела их в ту самую страну дождей, о которой ранее им приходилось читать, что дождь здесь не перестает никогда.

Под страшным ливнем путешественники пришли в деревню весьма непривычного вида.

То было настоящее болотное селение, в котором дома были построены на высоких сваях для защиты от наводнений. Казалось, будто они стоят не на земле, а парят в воздухе.

Население оказалось веселым, добродушным и гостеприимным. Путешественников пригласили в дом, накормили и напоили. Жюльен и Жак с удовольствием чувствовали себя защищенными от дождя, сырости и грязи.

Устроившись под гостеприимной кровлей, Жюльен первым делом пересмотрел у себя в сумке документы, рекомендательные письма и чистые листы бумаги.

Все оказалось в целости. Сумка была непромокаемая.

Жак сделал то же самое и перелистывал свой дневник. Ни одного листа в книжке не оказалось испорченным.

Вдруг он беспокойно ощупал себя и растерянно посмотрел на друга.

- Что с тобою? - спросил Жюльен.

- Я давно не смотрел, цел ли у меня в кармане мой бумажник, и вдруг теперь вижу, что карман разорван.

- И бумажник?

- Потерян.

- Очень жаль.

- Как ты равнодушно отзываешься о моей потере!

- А что же было в бумажнике?

- Письмо, в котором дядя назначает меня наследником своей гасиенды и своих миллионов.

Впрочем, потеря бумажника не имела для Жака особой важности.

В самом деле, если хорошенько рассудить, что такое особенно неприятное могло произойти от этой потери?

Самое большее - возникнут кое-какие затруднения при вступлении его во владение наследством. Но ввиду близости гасиенды Жаккари-Мирим от Рио-де-Жанейро эти формальности легко можно было уладить.

Наконец, управляющий покойного землевладельца имел, вероятно, самые подробные инструкции относительно будущего наследника.

Подобные соображения изложил Жюльен в ответ на известие о потере Жаком бумажника со знаменитым письмом.

Затем, поблагодарив гостеприимных жителей болотной деревушки, путешественники отправились дальше и достигли селения Барбакоас.

Дождь по-прежнему лил как из ведра.

Местность становилась все более пересеченной. Идти по ней было трудно, особенно потому, что ноги вязли и скользили по намокшей земле. И французы наняли в Барбакоасе носильщиков, или, по местному названию, каргуэро. Специальность этих каргуэро - проносить на себе путешественников через горы. Народ они, как правило, здоровый и сильный.

Каргуэро носят путешественников обыкновенно на стуле, который взваливают себе на спину. Не было еще случая, чтобы кто-то из них подскользнулся или уронил свою ношу.

Усевшись на стул, Жак завернулся в плащ и притих под страшным дождем.

На четвертый или пятый день при тех же погодных условиях путешественники прибыли в селение Сан-Пабло.

Сан-Пабло находится на высоте тринадцати тысяч метров. Дальнейшее путешествие обычно совершается на мулах.

Каргуэро получили щедрую плату и удалились, от души поблагодарив путешественников, которые пересели на мулов, с виду очень тощих, но оказавшихся на самом деле сильными и выносливыми.

Вместо носильщиков наняты были два проводника, простодушных метиса. Дорога была скверная, почти непроезжая, но, к счастью, совершенно безопасная, как и любая дорога в Западной Европе. Дурные встречи здесь были крайне редки.

Таким образом, друзья достигли долины реки Чоты, расположенной в солнечной стране.

Они находились на обширном плато, прилепившемся сбоку к откосу, на котором пышно цвело поле сахарного тростника, окруженное изгородью из алоэ.

Мехи с водою были давно уже пусты, и у путешественников не было в запасе ни одной капельки влаги.

А между тем до реки оставалось еще никак не менее трех четвертей часа пути.

Жюльену совершенно естественно пришла в голову мысль утолить жажду, пососав несколько стеблей сахарного тростника.

Он достал из ножен свой мачете, ловко сбил им несколько огромных листьев алоэ, проделав таким образом проход в гигантской изгороди, и углубился в него.

Зная по опыту, что в этих гигантских зарослях водятся змеи и всякие ядовитые гады, Жюльен постукивал по обе стороны палкой, чтобы удалить всевозможных ядовитых пауков, сколопендр и прочих хищников.

Он беспрепятственно прошел растительную стену, вышел на сахарное поле, проворно срезал несколько тростинок и наклонился, чтобы поднять их с земли.

Протянув руку к траве, он вдруг почувствовал у себя в указательном пальце такую сильную боль, что невольно вскрикнул и поспешно выбросил поднятые было тростинки, думая, что он укололся шипом алоэ.

Взглянув себе на руку, он побледнел, несмотря на все свое самообладание.

Ужас леденил в нем кровь. Волосы на голове встали дыбом.

Вокруг его пальца, вцепившись в него сжатыми челюстями, обвилась маленькая змейка размером с ручку пера. Она была странного пурпурного цвета.

Глава III

Несчастье с Жюльеном.- Неожиданная помощь.- Средство от укуса змей.- Город Ибарра.- Катастрофа 1868 года.- На экваторе.- Вулкан, извергающий миллионы рыб.- Вулкан Кайамба, соперник Чимборазо.- Несколько слов о столице Экуадора.- Единственный вид в мире.- Серьезное положение.- Чилийско-перуанская война.- Братья враги.- Воюющие флоты.- Блокада Иквикве.- Первое морское сражение.

Жак и проводник, услыхав крик Жюльена, бросились по только что проделанному проходу к изгороди.

- Коралловая змея!..- вскричал проводник тоном, крайнего ужаса.- Это коралловая змея!.. Ах, синьор, синьор!..

- Как! - пролепетал Жак в невыразимой тревоге.- Неужели это коралловая змея?

Он насилу мог говорить. Язык не слушался его.

- Да это одна из самых ядовитых, каких я только знаю,- отвечал Жюльен, к которому тем временем уже вернулась вся его твердость.- Для укушенных ею мало надежды на спасение...

- Но ведь если так...- задыхающимся голосом произнес Жак.- Но нет, нет... Я этого не хочу...

Он не мог продолжать. Его душили рыдания.

- Да, друг,- спокойно продолжал Жюльен,- мне осталось жить не более часов четырех... Если только...

- Если только я не отсеку сейчас же палец, зараженный ядом гадины.

С этими словами он первым делом рубанул саблею змею, которая все еще висела на пальце.

Затем он бросил на землю свою ремингтоновскую винтовку, положил на приклад свой раненый палец и, замахнувшись саблей, приготовился нанести самому себе удар.

Жак закрыл глаза, с ужасом ожидая удара, который должен был искалечить его друга, и, быть может, безо всякой для него пользы...

Действительно, средство, выбранное Жюльеном для своего спасения, было поистине героическим.

Требовалась, во-первых, необыкновенная твердость, чтобы нанести самому себе удар, самого себя искалечить. Во-вторых, это средство было само по себе опасно, так как ампутация могла иметь очень дурные хирургические последствия.

Еще секунда - и удар был бы нанесен. Но случилось нечто такое, что совершенно неожиданно остановило его. Увидав, что собирается делать Жюльен, проводник вышел из оцепенения, в которое впал перед тем, и схватил Жюльена за руку в самый последний момент.

- Ты что, любезный? - спросил его Жюльен с некоторой досадой.

Ему неприятно было, что проводник задерживает его, тогда как результат операции зависел всецело от быстроты, с которою будет отсечен источник заражения.

- Не теряйте надежды, синьор, не отчаивайтесь,- отвечал метис.- Не режьте пальца. Ведь у вас другой не вырастет,- прибавил он наивно.

- На что же мне надеяться? - с горечью отозвался Жюльен.

- На излечение.

- Кто же меня вылечит и чем?

- Я вылечу.

Раненый с сомнением пожал плечами. Метис продолжал с горячностью:

- Взгляните, синьор: в пятидесяти шагах растет дерево, которое содержит отличное противоядие.

- А вдруг ты ошибаешься?

- Нет, синьор, ручаюсь головой. Да вот что: я пойду к дереву, ваш друг пусть идет следом, держа меня под прицелом своего ружья, если он сомневается во мне и боится, что я убегу. Если затем вы, приняв лекарство, все же не выздоровеете к нынешнему же вечеру и не будете в состоянии ехать дальше, то пусть ваш друг меня убьет.

- Хорошо, я тебе верю,- сказал Жюльен отрывисто.- Только поскорее, пожалуйста, а то я уже начинаю чувствовать дурноту.

Метис бросился к дереву и в одну минуту влез на него с проворством обезьяны.

Во время этого короткого разговора, оглушенный несчастьем Жак, не слыша сабельного удара, открыл глаза, но по-прежнему пребывал в каком-то оцепенении.

Затем он начал постепенно вникать в смысл слов метиса и наконец все понял.

Возродившаяся надежда вернула его к жизни. Жак приободрился и даже сам стал поддерживать друга, бормоча какие-то бессвязные утешительные слова.

Жюльен, хранящий по-прежнему хладнокровное спокойствие, как ни в чем не бывало следил за симптомами заражения, которые проявлялись все явственнее и явственнее.

Его распухший палец сделался сине-багровым.

- Теперь уж и поздно отрезать его,- сказал он.- Онемение распространяется на сустав, и вся рука уже начинает менять цвет.

- Что, тебе очень больно? - с тревогою спросил Жак.

- Нет, не очень. Только я чувствую головокружение и тошноту, но это пустяки.

- А проводник наш все не возвращается!

- Возвращается, синьоры, возвращается! - раздался вдруг радостный голос запыхавшегося проводника.

Метис примчался во всю прыть, неся два каких-то плода величиною с гусиное яйцо, фляжку с водой, вынутую из мешка за седлом, и небольшую жестяную кружку вроде солдатской.

- Вот и лекарство, синьор,- проговорил он, между тем как взгляд Жюльена был прикован к плодам, от которых зависела его жизнь.

Плоды были мясистые, с косточкой в середине. Метис извлек косточки, очистил их от пленки, вскрыл и вынутые ядра положил в кружку.

Не теряя ни минуты, он налил туда воды и дал отпить половину Жюльену.

Затем, увидав кончик носового платка, торчавший у Жака из кармана, метис вытащил его, обвязал им вздувшийся палец и вылил на него остаток жидкости.

Прошло не более четверти часа с тех пор, как Жюльена укусила коралловая змея, хотя и маленькая, но не менее опасная, нежели гремучая.

Покуда метис чистил плоды, у Жюльена началась рвота, окончившаяся обмороком. Это было несомненным признаком отравления уже всего организма.

Проглотив поднесенную ему жгуче-горькую жидкость, Жюльен почувствовал общую слабость и хотел было лечь на землю, чтобы ускорить действие лекарства. Однако проводник стал отговаривать его.

- Лучше находиться в движении, синьор,- возразил метис.- На ходу лекарство подействует скорее и вернее.

- Хорошо. В таком случае, я пойду взглянуть на чудесное дерево, которое, может, спасет мне жизнь. Это будет, так сказать, мой благодарственный визит.

Все четверо медленно приблизились к дереву, щадя больного, который слабел на глазах, несмотря на его физически крепкое сложение. Дерево оказалось из породы пальм, с очень прямым стволом и вершиною из больших перистых листьев.

- Как оно называется? - спросил Жак.

- У нас оно зовется цедрон и считается священным,- отвечал проводник.

То был действительно знаменитый цедрон, целебные свойства которого стали известны белым недавно, примерно с 1828 года.

В настоящее время признан факт, что ядра плодов этого дерева нейтрализуют самый смертоносный змеиный яд, лечат лихорадку, горячку, эпидемическую дизентерию и другие желудочные болезни, а также и болезни, происходящие от малокровия.

Визит к цедрону пошел Жюльену на пользу.

Совет проводника - ходить, чтобы лучше усвоить противоядие, оказался весьма полезным. Лекарство начало действовать необыкновенно быстро, и вскоре зловещие признаки заражения крови стали исчезать, как по мановению волшебной палочки.

Это выздоровление было равнозначно воскресению из мертвых.

Сделали привал неподалеку от целебного дерева и на другой день с зарею двинулись дальше, прихватив с собою большой запас косточек из плодов цедрона.

В полдень друзья прибыли в Ибарру, главный город провинции Имбабуры.

Это был симпатичный городок с населением в 25 тысяч жителей. Выстроенный со вкусом в благословенных краях, с прекрасным климатом, он, увы, рискует в любую минуту превратиться из миленького городка в груду развалин.

Так, в 1868 году ужасное землетрясение разрушило в городе почти все дома, уничтожило много замечательных памятников седой старины и погребло десять тысяч человек в черте Ибарры и втрое больше в провинции.

Жюльен и Жак пробыли в Ибарре полсуток и направились дальше на юг, минуя вулкан Имбабуру, который отстоит от города всего в пятнадцати километрах.

Этот вулкан, потухший уже около ста лет тому назад, время от времени выбрасывает из своих недр огромное количество грязи и органических веществ. Некоторые полагают даже, что самое название вулкана произошло от слияния двух слов: имба - небольшая рыба черного цвета, и бура - производить. Действительно, в 1691 году вулкан Имбабура выбросил громадное количество мелкой рыбы, очевидно, жившей в каком-нибудь подземном озере.

По невозможнейшим дорогам путешественники проехали селения и местечки Тупигаче, Тобокундо и Качикуанто.

Слева от них, в шести тысячах метрах, величественно возвышался вулкан Кайамбе, превосходящий по высоте даже знаменитый Чимборазо.

Вдруг Жюльен остановился и указал на огромный конус, покрытый вечными снегами, в которых отражался ослепительный свет палящих солнечных лучей.

- Зааешь ли, в какой точке земного шара мы находимся? - спросил он друга.

- Да,- отвечал Жак,- мы достигли экватора.

-

На другой день утром путешественники прибыли в город Квито, расположенный на 0° 13' ниже экватора.

Несмотря на желание как можно скорее ехать дальше, им все-таки пришлось сделать остановку в столице Экуадора.

Возможности человеческого организма не беспредельны. Путешественники проделали большое расстояние, так что отдых им был просто необходим.

Да, наконец, и Жюльен не совсем еще оправился после укуса змеи.

Но и помимо всего этого возникла необходимость пробыть хоть несколько дней в Квито. Полученные друзьями по приезде в город известия были настолько важны, что приходилось подумать о более глубоком изучении страны, которую им предстояло проехать.

Поэтому старинный город Квито, несмотря на все его своеобразие и экзотику, друзья осмотрели лишь поверхностно, мельком.

Правда, им довелось пережить несколько минут эстетического наслаждения, когда с холма перед ними развернулась чудеснейшая в мире панорама из семи вулканов: Кайамбе, Антизаны, Коразона, Хинизы, Котопахи и Пичинчи, из которых два последних до сих пор действующие.

Возвратившись затем на крутые улочки города, они нанесли визит французскому консулу, который принял их очень радушно и предоставил им целую коллекцию газет, вышедших за последние месяцы.

Узнав о намерении французов во что бы то ни стало добраться до Бразилии сухим путем, консул любезно сообщил им самые подробные сведения о странах, лежащих на пути их следования.

Эти сведения были весьма кстати, ибо теперь, пускаясь в рискованное предприятие, путешественники по крайней мере знали, чего им следует беречься, и заранее могли принять меры для избежания опасностей.

В Южной Америке в то время кипела война, которой не предвиделось конца.

Перу в союзе с Боливией вела войну с Чили, войну кровавую, истребительную, беспощадную, сродни кровной вражде внутри одного семейства или племени.

Не будем вдаваться в анализ всей совокупности причин и поводов к этой войне. Все они, надо сознаться, не делают чести Боливии и Перу, государственные мужи которых, запутавшись в экономических трудностях, грозивших им полным банкротством, во что бы то ни стало хотели войной прикрыть собственные недочеты и промахи (Авторская трактовка причин и событий Тихоокеанской войны 1879-1883 гг. не всегда совпадает с точкой зрения ученых.). У многих охотников ловить рыбку в мутной воде были при этом и личные виды на обогащение.

Что касается Перу, то этой стране решительно нечего было терять, даже в случае поражения ее дела не стали бы хуже: они и так уже были катастрофически плохи. От былой славы и прежнего богатства давно уже остались одни лишь смутные воспоминания. Война же, напротив, могла многое поправить.

Точно в таком же гибельном положении находилась и Боливия, где какое-то жалкое подобие правительства вершило дела республики.

Зато положение Чили было совершенно иным.

Избавившись в 1810 году от неумелого и недееспособного правления испанцев, эта страна тружеников не стала на путь внешнеполитической интриги и военных переворотов, а в полном соответствии со своим девизом, заключающимся в двух словах: trabajo, cordura, то есть "Труд и здравый смысл", добилась необыкновенного процветания, возбудив тем самым зависть промотавшихся соседей, а зависть, в свою очередь, породила глухую ненависть, которая при первом же поводе переросла в явную вражду.

Нищета - плохая советчица. Она и помогла двум разорившимся республикам отыскать предлог, чтобы поссориться с третьей, преуспевающей. Спор возник первоначально между Боливией и Чили из-за неясных границ. Выведенное из терпения недостойными придирками и притеснениями жителей пограничных районов, правительство Чили объявило Боливии войну.

Между Боливией и Перу еще раньше было заключено двустороннее военное соглашение. Однако объявление Чили войны Боливии застигло Перу врасплох.

Но как бы там ни было, а перуанцам, в силу договора, пришлось тоже включиться в войну.

В первой же стычке с чилийским отрядом численностью в 500 человек, высадившимся в Антофагасте и в марте 1879 года взявшим город Коламу, боливийцы были разбиты наголову.

Но республика Перу нисколько не смутилась неудачей союзницы. Перуанцы объявили, что сотрут Чили в порошок, и приняли на себя всю тяжесть войны, надеясь на высокие боевые качества своей армии, а в особенности на свой броненосный флот.

Но их с первых же шагов ожидало горькое разочарование.

Покуда перуанское правительство с лихорадочной поспешностью проводило мобилизацию, чилийцы преспокойно взяли в блокаду важнейший стратегический объект перуанцев - гавань Иквикве.

И с какими кораблями!.. Господи Боже!..

Потребовалась большая смелость со стороны Чили, чтобы принять вызов в такой неравной борьбе,- неравной ввиду относительной слабости чилийского флота.

Республика Перу располагала восемнадцатью военными кораблями, из которых четыре были броненосцы: фрегат "Independencia" и три монитора: "Huascar", "Atahualpa" и "Manco-Capas", кроме того, два корвета и двенадцать более мелких судов, в том числе одна броненосная канонерка.

Чилийский флот состоял всего лишь из 9 кораблей, в числе которых было только два броненосца.

Командующий эскадрой, стоявшей в водах Иквикве, адмирал Реболледо, несмотря на скудость военных сил, решился идти к Кальяо и дать перуанцам сражение. Для поддержания блокады он оставил перед Иквикве всего два корабля, находившихся в таком плачевном состоянии, что считались совершенно не пригодными к бою.

То были корвет "Эсмеральда", с 25-летним стажем службы, и маленькая шхуна "Кавандонга", отнятая у испанцев в 1866 году,- оба судна, разумеется, деревянные.

И это было все.

Спустя два дня после отплытия главной эскадры в виду Иквикве появились два больших перуанских корабля: "Индепенденсия" и "Гуаскар". Гордые броненосцы полагали, что стоит им только показаться, как чилийцы тут же снимут осаду и сдадутся в плен на своих ветхих кораблях.

Однако это не входило в намерение командиров "Эсмеральды" и "Кавандонги", дона Артуро Прата и дона Карлоса Канделя. Оба молодые, бесстрашные, до конца верные присяге и долгу, они решились сражаться до последней капли крови и дорого продать свою жизнь.

"Гуаскар" наметил "Эсмеральду", у которой машина едва действовала, а "Индепенденсия" понеслась на "Кавадонгу".

"Эсмеральде" предстояло стать первой жертвой.

Командир "Гуаскара", разгневанный дерзким сопротивлением старой скорлупы, изрешеченной ядрами и все-таки усердно отвечавшей на артиллерийский огонь, приготовился потопить ее стальным тараном.

Два раза удалось "Эсмеральде" увернуться от столкновения с монитором (Бронированным военным кораблем с сильной артиллерией.).

Чилийский капитан поднял на грот-мачте национальный флаг.

Моряки знают, что это значит.

Это значит, что корабль пойдет ко дну, но не сдастся.

Снова монитор несется на корвет, и снова корвет ускользает от удара. Оба корабля почти соприкасаются бортами.

Тогда капитан Прат, в сопровождении офицера и солдата, с саблей наголо бросился на палубу "Гуаскара", воодушевив своих матросов личным примером и громкой командой:

- На абордаж!

К несчастью, монитор как раз в этот момент отошел от корвета, и экипаж последнего не имел возможности последовать за своим героем-капитаном. Дон Артуро Прат сдержал слово и погиб со своими товарищами на палубе неприятельского корабля, который тем временем снова бросился на "Эсмеральду" и врезался в ее борт.

Машина остановилась. Корвет, продержавшись с минуту, пошел ко дну.

Но гибель корвета не осталась без отмщения.

Как ни странно, но жалкая паровая шхуна "Кавадонга" все время стойко держалась в бою с громадной "Индепенденсией" и, хотя вся была изранена ядрами, энергично отвечала из своих двух пушек тем страшным 18 орудиям, которые осыпали ее целым градом снарядов.

Машина шхуны оставалась невредимой.

Взбешенный командир "Индепенденсии" решил немедленно потопить дерзкую посудину. Фрегат устремился на "Кавадонгу", но капитан Кандель, великолепно знавший конфигурацию дна у берегов, обратился в притворное бегство и, пользуясь малым водоизмещением шхуны, смело понесся над подводным скалами.

Перуанский фрегат, преследуя его на всех парах, с разбега налетел на скалы.

"Гуаскар" выслал шлюпки спасать погибающих матросов "Индепенденсии", а "Кавадонга", едва держась на воде, гордо вошла в гавань Антофогасту латать свои пробоины...

-

Теперь можно вернуться к продолжению нашего политического экскурса.

Республика Перу, нуждаясь в оружии для своих рекрутов, с самого начала войны заключила контракты с разными оружейными заводами в Европе и Америке.

Беспрерывным потоком шли в Перу обозы оружия и военных припасов через Панамский перешеек, представлявший кратчайший и удобнейший путь. Тщетно чилийские консулы протестовали против такого вопиющего нарушения нейтралитета. Протестов этих никто не принимал до тех пор, покуда наконец успехи чилийцев не поубавили спеси у перуанцев. Только тогда республики, державшие пристрастный "нейтралитет", спохватились и поняли, что с маленькою юго-западною республикою приходится считаться.

Все вышеизложенное в достаточной мере проливает свет и на деятельность капитана Боба и полковника Бутлера, как раз и занимавшихся доставкою оружия перуанцам.

Глава IV

Новый маршрут.- Mayordomo и appiepo.- В виду Чимборазо.- Перед Аренальским ущельем.- Буйство стихий.- На краю бездны.- Помогите!..- Надо спасти майордомо.- Смелый план.- Воздушный разбойник.- Нападение кондора.- Борьба на краю бездны.- Спасены! - Возвращение в теплые страны.- Гуаякиль.- Несколько часов в Гуаякиле.- Ворох газет, журналов, брошюр и тому подобное. - Два письма из Ричфильда. - Жак соглашается сесть на корабль... но Жюльен решительно отказывается.- Близ рейда Салаверри.- Средневековый город.- В городской тюрьме.

Несмотря на реальные опасности, угрожающие на каждом шагу, наши путешественники все-таки решились во что бы то ни стало ехать через Боливию и Перу.

Они прикинули свой маршрут через Гуаякиль, Тумкез (маленький пограничный перуанский городок), Лиму, Арекину, Пуньо, через озеро Титикака и город Чуквизака.

Жюльен, зная по опыту, как трудно нанять в пути для поклажи мулов, решил купить их целую дюжину.

Метис-проводник, вылечивший Жюльена от укуса змеи, горячо привязался к обоим французам, а те, в свою очередь, к нему. Когда этот честный человек попросил разрешения сопровождать их и далее, они, разумеется, с радостью согласились.

Путешественники немедленно сделали его своим mayordomo (Управляющим.), и он принялся исполнять свои обязанности с большим усердием и расторопностью.

Прежде всего он занялся покупкой мулов и подыскиванием подходящего товара.

Appiepo, или погонщик мулов,- это чрезвычайно оригинальный человеческий тип, встречающийся в Андаде. Он везде одинаков - на юге, на севере и в центре. Одежда appiepo состоит почти всегда из полотняных панталонов, засученных до колен, и из пестрой, очень короткой рубашки, надетой навыпуск и подпоясанной ремнем, на котором висит длинный и крепкий мачете.

Очень редко appiepo бывает обут в кожаные башмаки, а сапог и вовсе никогда не носит.

Устроив покупку мулов и наняв хорошего погонщика, новый mayordomo занялся вместе с Жюльеном заготовкой провизии в дорогу и предметов обихода.

Когда все было готово, маленький караван, состоящий из двух французов, одного appiepo, метиса-проводника, двух пеонов и двенадцати мулов, ранним утром 2 ноября покинул столицу Экуадора.

На третий день пути путешественники увидели усеченный конус вулкана Карихуаиразо, не действующего с 1699 года. Вершина его, высотою в пять тысяч метров, покрыта вечными снегами.

Вслед за тем показался и вулкан Чимборазо - "el геу", то есть "король", как его зовут местные жители. Белоснежная вершина его возвышается на ярко-лазоревом фоне неба на высоте 5600 метров.

Дорога была сплошь загромождена глыбами, извергнутыми огнедышащим жерлом вулкана. В некоторых скалах были проделаны отверстия, из которых смотрели оскаленные человеческие черепа.

Жак невольно воскликнул от удивления.

- Что это значит?

- Ах, синьор,- заметил appiepo,- это очень дурное место.

- А что?

- Мы приближаемся к Ареналю.

- Знаю,- перебил Жюльен.- Это песчаное ущелье, окаймленное пропастями. В нем каждый день бывает после полудня такая буря, против которой ничто не может устоять.

- Как, синьор? Вы знаете Аренальское ущелье? - воскликнул изумленный проводник.

- Отлично знаю. Мне вся здешняя местность хорошо знакома.

- Но я все-таки не понимаю, при чем же здесь кости и черепа? - сказал Жак.

- Это - остатки неосторожных жертв этой ежедневной бури...

- Ах, синьор, синьор! - вскричал вдруг жалобно проводник.

- Что случилось?

- Нам не выбраться из ущелья... Сейчас разразится буря.

- Не может быть!

- Взгляните сами на эти тучи... Слышите, как завывает ветер?.. Солнце затмевает мгла... Слышите: "el rey" гудит... Святая Матерь Божья! Сжалься над нами! Не погуби нас!

И действительно, внезапно налетела и разразилась страшная буря.

Как бы в опровержение слов Жюльена: "Не может быть", природа решила доказать обратное.

Обыкновенно эти бури случаются после полудня и никогда не, бывают поутру, так что на этот раз произошло непредвиденное исключение, какого не помнили даже старожилы этих мест.

Жюльен не успел опомниться, как попал под страшный дождь с градом, и налетевший порыв ветра повалил его наземь вместе с мулом.

Лежа на земле среди поваленных мулов и вьюков, молодой человек с ужасом озирался по сторонам.

Молнии бороздили небо, которое казалось объятым сплошным огнем. Буря ревела, срывая утесы и бросая их в бездну.

Все живое казалось уничтоженным.

Буйство стихий продолжалось часа два.

Но вот облака рассеялись. Гром постепенно утих. Дождь прекратился, из-за туч проглянуло солнце и как ни в чем не бывало заиграло на белоснежных вершинах гор.

Во время бури мулы припали к земле, руководимые инстинктом самосохранения. Это спасло их от бездны, куда ветер мог снести бы их прочь, как легкие щепки.

Жюльен встал с земли и увидал Жака, прижавшегося к утесу. Видя друга целым и невредимым, Жак, все еще не покидая безопасного места, приветствовал его громким "Ура!"

Услыхав этот крик, appiepo и два пеона тоже поднялись с земли, радостно вскрикивая.

- A mayordomo? - воскликнул вдруг Жюльен, хватившись своего спасителя.

В то же время из глубин соседней бездны раздался жалобный, молящий крик:

- Ко мне!.. Погибаю!.. Помогите!.. Синьоры, помогите вашему верному слуге, спасите его!..

Услыхав отчаянный зов своего слуги, Жак и Жюльен, не думая о себе, склонились над краем бездны и окинули взглядом ее темные глубины.

По всем признакам пропасть была вулканического происхождения, стены ее были почти отвесные, поросшие кое-где диким кустарником. За один из таких кустов несчастному метису и удалось при падении ухватиться. Но тонкие ветви сгибались под его тяжестью, грозя обломиться, и он каждую минуту рисковал сорваться вниз.

- Бедный! - содрогаясь, произнес Жюльен.

- Как же нам его спасти? - Жак был взволнован не меньше друга.- Он от нас в метрах пятидесяти.

- Спасти его нужно во что бы то ни стало,- отвечал Жюльен, уже начавший обдумывать смелый план.- Сколько у тебя запасных ремней для привязывания вьюков? - обратился он с вопросом к appiepo, который весь дрожал от страха...

- Только три, синьор.

- По десяти метров каждый. Связать все три вместе - выйдет тридцать метров. А что, крепки они? Выдержат одного человека?

- Хоть двух, синьор.

- Хорошо. Слушай, Жак. Ты меня обвяжешь этим ремнем под мышками. Потом вы все вместе возьметесь за свободный конец и будете держать его как можно крепче.

- Нет,- возразил решительно Жак.- Это гимнастика, следовательно, мое дело. Спущусь я, а не ты.

- Нельзя ли без лишних споров? Время не ждет. Ты забыл одно: ведь ты в полтора раза тяжелее меня, так что придется спустить меня.

Жюльена обвязали ремнем под мышками, как он велел, и неустрашимый француз спустился в мрачную бездну.

Жак и appiepo, крепко вцепившись в ремень, осторожно опускали его вниз. Прошло две минуты, показавшиеся им целою вечностью. Натяжение прекратилось.

- Пускай! - крикнул снизу Жюльен, благополучно достигнув выступа.

Затем, обращаясь к метису, который, видя спускавшегося к нему Жюльена, перестал кричать, прибавил:

- Мужайся друг, мы тебя спасем.

Жак бросил веревку в бездну. Жюльен, отвязав от себя один конец и укрепившись на выступе, спустил другой конец метису, который висел метрах в пятидесяти ниже.

Затем, напрягшись, откинулся всем корпусом назад, а ногами как можно тверже уперся в выступ и начал медленно и осторожно тянуть вверх несчастного метиса.

Ослепленный ярким светом, пронизывающим тьму, оглушенный таинственным шумом, доносившимся из глубины бездны, злополучный mayordomo почувствовал головокружение и впал в беспамятство.

В таком состоянии его тащил кверху Жюльен.

Вот уже остается не более пяти метров... Вот и еще меньше... Еще минуты две - и метис будет спасен...

Луи Анри Буссенар - Из Парижа в Бразилию. 5 часть., читать текст

См. также Луи Анри Буссенар (Louis Boussenard) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Из Парижа в Бразилию. 6 часть.
Вдруг из уст всех стоявших над пропастью вырвался дружный крик ужаса. ...

Ледяной ад (L'Enfer de Glace, roman d'aventures au Klondike). 1 часть.
ЧАСТЬ I. ПРЕСТУПЛЕНИЕ В МЕЗОН-ЛАФИТЕ ГЛАВА I Ужасный контраст. - Таинс...