Георг Ф. Борн
«Грешница и кающаяся. 3 часть.»

"Грешница и кающаяся. 3 часть."

Шарлотта приветливо ответила на поклон молодого офицера.

- Вероятно, это ваш протеже, господин граф? - прибавила она вполголоса.

- Да, это один из моих молодых друзей, ваше королевское высочество.

Голубое домино устремил взгляд на Шарлотту, как будто хотел прочесть по ее лицу, что только что произошло между нею и Эбергардом.

- Давно ли вы в столице? - спросила принцесса, не в силах долее выносить пристальный взгляд иностранца.

- Несколько недель, ваше королевское высочество.

- И вы намерены остаться здесь?

- Я причислен к посольству, но не стеснен службой, так что имею достаточно времени, чтобы познакомиться со здешним образом жизни и обычаями. По счастливому стечению обстоятельств я познакомился с графом, которому обязан честью быть представленным здесь вашему королевскому высочеству! - проговорил лейтенант твердым, но несколько странным голосом. Возможно, причиной этому была маска, но не был ли молодой русский офицер так же взволнован, как и принцесса?

- Граф Монте-Веро, потрудитесь проводить меня в залу, где подле их величеств сидит моя августейшая мать, мне кажется, что они готовятся отправиться в замок. Надеюсь скоро увидеть вас снова, господин лейтенант, и без маски,- ласково сказала принцесса, обращаясь к низко поклонившемуся ей офицеру, и под руку с графом проследовала через оживленную Звездную залу в гостиную, где сидело королевское семейство.

Голубое домино вошел в нишу и небрежно облокотился о стену, чтобы из полумрака незаметно следить за удалявшейся парой.

Странно! Уж не влюблен ли был молодой русский офицер в принцессу? Что же так сильно волновало его в эту минуту, что грудь его так заметно подымалась и опускалась?

Ольганов видел, как Эбергард провел прекрасную нимфу в гостиную, как король, встав с кресла, пошел им навстречу, затем ему показалось, что двор стал собираться к отъезду, но незаметно, чтобы не лишить удовольствия многочисленных гостей.

Вдруг Ольганов услышал тихие голоса; сначала он подумал, что кто-то говорит под нишей, но затем понял, что разговор шел в соседней нише; он стал прислушиваться, так как услышал имя Эбергарда.

- Они ушли, - проговорил мужской голос, - и стоят рядом с королем.

- Граф и не подозревает, кто скрывается в костюме монахини,- отозвался женский голос.- Нас здесь не подслушивают, барон, а я сгораю от нетерпения услышать, как вы напали на след той девушки, которая, говорят, дочь графа Эбергарда?

Ольганов стал прислушиваться внимательнее.

- Как нельзя более просто, сударыня; я узнал от вас, что эта девушка, еще будучи ребенком, была отдана семейству человека по имени Фукс, а затем мне сказала госпожа Робер, женщина, которая уже несколько раз оказывала мне услуги, что девушка эта по прихоти принца...

- Рассказывайте все.

- ...была привезена в его виллу, воспитывалась у этого семейства. Там я убедился в этом и сообщил госпоже Робер, которая дала мне слово известить графа, чтобы он забрал свою дочь.

- Как великодушно и благородно!

- Но, к несчастью, граф пришел слишком поздно. Маленькая дурочка бежала.

- Он найдет ее.

- Может быть! Вас, кажется, тревожит это, сударыня?

- Я ненавижу все, что связано с этим человеком,- тихо проговорила монахиня с такой холодной яростью, что Ольганов содрогнулся.

- Я не хочу проникать в ваши тайны, но вижу, что вы имеете основания ненавидеть графа.

- Вы видите, как сильна моя ненависть, из того, что в эту же ночь, я повторяю вам, граф должен пасть от моей руки!

- Тише, сударыня! Конечно, бывают причины, которые доводят мужчин до дуэли, чтобы убить ненавистного человека, а женщин с горячей кровью - к отчаянным действиям, проследите историю. Но позвольте напомнить вам о его королевском высочестве.

- Принц только что распростился со мной, он должен час посвятить этикету; я воспользуюсь этим, мое оружие незаметно, я привезла его с собой.

- А! - воскликнул мужчина.- Превосходный выбор! Граф перечеркнул все влияние, которое мы до сих пор имели на короля и правительство, честолюбие его так же велико, как и талант покорять женские сердца.

- Значит, тем лучше скорее положить всему этому конец! - проговорила монахиня с едким смешком.

- Мне даже кажется, что принц стал отворачиваться от нас, разумеется, тогда рухнут все наши планы. Так что вы принесете большую пользу, если...

Ольганов не расслышал конца разговора, к тому же он должен был возможно скорее уйти из ниши, так как собеседники явно готовились выйти, и он не хотел быть замеченным ими.

Лихорадочная дрожь пробирала молодого офицера, когда он вышел из ниши и смешался с толпой масок, чтобы отыскать Эбергарда. Тут он увидел, что из соседней ниши, так долго остававшейся закрытой, вышел камергер Шлеве, одетый в костюм Альбы, с монахиней.

Ольганов стал думать, что ему предпринять в эту решительную минуту. Монахиня была высокого роста, и развевающийся коричневый плащ не скрывал ее прекрасного сложения,- кто же это мог быть? Он хотел подойти к обоим и разрушить их черный план, приказав снять с себя маски или повелев арестовать их. Но это было бы безрассудно - ведь у него не было свидетелей. Да и такой поступок с давнишним любимцем двора, который до сих пор, пользовался милостью не только королевы и принца Вольдемара, но и короля, мог иметь неприятные последствия.

Однако надо было на что-то решиться. Ему было известно, что в придворных аристократических кругах не любили влиятельного графа Монте-Веро, но никто не допускал мысли, что у него есть такие смертельные враги, которые способны посягнуть на его жизнь.

Вдруг Ольганов, стоявший посреди залы, увидел Эбергарда, который, беседуя с Юстусом Арманом, направлялся к одной из гостиных. Там никого не было и царил интимный полумрак. В ту же минуту к этой гостиной приблизились Альба и монахиня.

Лакеи разносили на золотых подносах высокие бокалы, наполненные шампанским, Эбергард взял бокал, поднес его к губам и, выпив до половины, поставил на мраморный стол, стоявший посреди комнаты. Монахиня и Альба тоже взяли по бокалу и, подобно ему, поставили их недопитыми на стол. Граф сидел к ним спиной, глядя в Звездную залу на движение масок, и ничего не заметил.

Ольганов, пробираясь к той же гостиной, увидел, как монахиня быстро всыпала что-то в один из бокалов, пододвинула его поближе к Эбергарду.

Тем временем Шлеве со своим бокалом в руке подошел к Арману, чтобы чокнуться, и завел с ним разговор, при котором незаметно, как бы желая что-то сообщить, повел его в Звездную залу.

Эбергард взглянул на монахиню; он уже давно заметил ее высокую фигуру, но узнать, кто эта маска, ему не удалось. И вот он увидел себя с ней наедине. Она подняла свой бокал, который стоял на столе подле бокала графа, и, казалось, намерена была подойти к нему.

Все это произошло так быстро, что только теперь голубое домино подошел к гостиной.

Странное чувство овладело графом при виде монахини, но попытка прочитать что-либо в лице ее была тщетной.

- Желаю тебе счастья в крестовом походе, маска! - проговорила монахиня глухим голосом.

Граф Монте-Веро взял свой бокал, все еще пытаясь понять, кто скрывается под маской монахини.

Она подошла к графу, чтобы чокнуться, но бокалы издали немелодичный звук.

Монте-Веро поднес шампанское к губам.

- Не пейте, Эбергард! - вдруг крикнул голубое домино, быстро отводя руку графа, сжимавшую бокал.- Ради всех святых, не пейте, иначе вы погибнете, вино отравлено!

Монахиня отступила назад, как ужаленная змеей, ее сверкавшие гневом глаза устремились на молодого русского офицера, который лишил ее победы в ту минуту, когда она уже считала себя владелицей сокровищ ненавистного Эбергарда, которого ей наконец-то, как она думала, удалось устранить.

Она засмеялась, как будто слова офицера были сказаны в шутку, и протянула руку к бокалу, который граф все еще держал в руке, чтобы вылить вино на пол, уничтожив обвинение голубого домино.

- Так вы в самом деле графиня Понинская? - проговорил граф.- Значит, предчувствие, овладевшее мною при виде вас, не обмануло меня? Извините, дорогой Ольганов,- продолжал Эбергард, немного успокоившись и пожимая руку офицера,- если я попрошу вас возвратиться назад в залу. Сцена эта может обратить на себя внимание масок, а мне бы не хотелось нарушать всеобщего веселья из-за обстоятельства, касающегося лично меня. Благодарю вас!

- Будьте осторожны! Я неохотно ухожу от вас.

- Мой молодой друг, не беспокойтесь, через несколько минут я буду у вас в зале.

Ольганов вышел. Эбергард и монахиня остались одни.

Леона напрасно старалась выхватить из его руки бокал и затем выйти из комнаты, теперь же она сорвала маску со своего дьявольски улыбавшегося лица.

Эбергард взглянул на эту ужасную женщину, которую когда-то любил со всем пылом своего юного сердца и которой теперь только непредвиденное обстоятельство помешало сделаться его убийцей.

- Да, это я, графиня Понинская, пришла в ваш дворец - разве она не имеет на это права? Может быть, она мешает графу с чужим именем в его любовных похождениях, графу, который женат?

- Страшная женщина! - прошептал Эбергард.- На что ты заставляешь меня решиться?

- А, я теперь в ваших руках, хотите вы сказать, вы желаете меня унизить или заставить решиться на отчаянный шаг, запирая эту комнату. Ведь принцесса уже в своем замке, да и к тому же я не ревнива! Вы хвалитесь благородными поступками и играете великодушными словами, как же вы хотите заставить меня решиться на шаг, которого я добровольно никогда не сделаю? Прошу вас освободить меня, поднять занавес и избегнуть сцены, которая для нас обоих будет одинаково неприятна.

- Дерзкая, ты испытываешь мое терпение!

- Неужели вы, основываясь на безумных словах того незнакомца, хотите лишить меня свободы? Я увидела и узнала все, что хотела узнать в этих залах, неужели вы осмелитесь задержать меня здесь?

Эбергард, остановив на Леоне холодный, испытующий взгляд, приблизился к стене и нажал на пружину. Раздался отдаленный звон колокольчика, после чего потайная дверь отворилась и в ней показалась мощная фигура Мартина.

- Что это значит? - спросила Леона.

- Госпожа графиня! - пробормотал Мартин, с изумлением глядя на монахиню.

- Подай этой даме стул и принеси мне склянку с белой жидкостью, которая стоит в нижнем ящике письменного стола в моей рабочей комнате.

Мартин подал монахине стул и вышел.

- Что вы затеваете? - спросила Леона.

- Прошу вас садиться, я должен исследовать вино, которое вы мне поднесли! - холодно ответил Эбергард, не спуская с Леоны глаз.

Леона поняла, что ее план разрушен, кто-то подслушал ее - как иначе мог этот незнакомец узнать о ее намерениях?

Если бы не он, граф Монте-Веро был бы уже мертв, и никто не мог бы сказать, кто отравил его, тем более никто не подумал бы на графиню Понинскую - никто и не подозревал, что она была на маскараде в его дворце.

Теперь все было потеряно!

Надо было во что бы то ни стало, либо обратившись к благородству и добросердечию Эбергарда, либо прибегнув к какому-нибудь ловкому объяснению, устранить опасность этого часа, и Леона решилась воспользоваться и тем и другим, не унижаясь, однако, перед Эбергардом - на это гордая женщина не была способна.

Мартин, возвратившись, принес склянку со светлой жидкостью.

Эбергард поставил перед собой на мраморный стол недопитый бокал Леоны и тот, что она подала ему, и в каждый влил по нескольку капель из склянки. Вино в ее бокале осталось без изменений, его же вино потемнело, и на дне бокала образовался черный осадок, вероятно, содержавший в себе связанные частицы яда.

Мартин удалился, по-видимому, сильно взволнованный.

- Ну, графиня,- проговорил Эбергард, когда снова остался наедине с Леоной,- что вы скажете на это?

- Конечно, было бы безумием оправдываться. Да, я всыпала в ваше вино яд, я не могла иначе. Эбергард, называйте меня сумасшедшей, преступницей, но кто в состоянии объяснить или укротить страсть женщины, я скорее умерщвлю нас обоих, чем смирюсь с мыслью, что вы любите другую!

Леона стояла, гордо выпрямившись, и вдруг как бы в порыве страсти сделала шаг к Эбергарду, который стоял посреди комнаты со скрещенными на груди руками.

- Хороша же ваша любовь, графиня,- проговорил он ледяным тоном, ни один мускул не дрогнул на его прекрасном, благородном лице.- Один раз вы ее уже доказали, разорив меня фальшивыми подписями и бросив себя и своего ребенка в объятия греха! В самом деле, сударыня, чаша переполнена - выносите сами свой приговор!

Леону била дрожь, она схватилась за спинку стула.

- Вы говорите о прошлом, граф. Когда я в тот вечер вдруг увидела вас в цирке, сердце мое забилось от радости и внутренний голос шепнул мне: "Ну, наконец, твоя жизнь озарится счастьем, он возвратился к тебе, он научился прощать". Но увы! Первое слово, которое я услышала от вас, не было моим именем, вы отказались его назвать и напомнили мне о моем позоре. Это возмутило меня и растоптало последнюю надежду. Я готова была вместе с вами искать нашу потерянную дочь. Я нашла бы ее и с любовью прижала к своей груди, но вы возбудили во мне только ненависть, зависть и ревность. Вы не хотите принадлежать мне, но вы не должны были принадлежать и другой, я это готовилась сделать, хотя бы нам обоим пришлось поплатиться за это жизнью!

Леона указала на бокал с темною жидкостью; она была довольна собой - она видела, что ее слова поразили и тронули Эбергарда.

- Не вспоминайте прошлого, графиня, то, что мне пришлось перенести из-за вас, я не в силах забыть.

- И даже за гробом?

- Там другое дело, но не здесь! Те бумаги, которые содержат подделанную вами подпись и расторжение брака, лежат среди моих документов, туда же я спрячу и яд, который вы мне поднесли,- бывают часы, когда я перелистываю эти документы, чтобы снова убедить себя, наяву ли все это. Довольно! Вы видите, что участь ваша в моих руках, что от меня зависит предать вас земным судьям!

- Земным, но не небесному судие, граф. Ваши последние слова еще более укрепили меня в своем решении. Я хочу раз и навсегда освободиться от всех опасностей и земных искушений! В нескольких милях от маленького города Б. есть монастырь Гейлигштейн - туда я хочу бежать! Прощайте, граф Эбергард! Для моей истерзанной души будет благодеянием жить там в молитве и мире, которого я бы никогда не нашла здесь! Сожгите ваши документы, уничтожьте этих жалких свидетелей вашего обвинения - я стою теперь выше их, выше вас, выше всех - я постригаюсь в монахини!

- Да просветит и простит тебя Бог! Лицемерка в монастыре хуже всякой продажной развратницы. Постригайся в монахини и молись! Да сохранит тебя Пресвятая Дева! Для падших, к числу которых принадлежишь и ты, замкнутость монастыря - настоящее убежище!

Эбергард произнес эти слова, как серьезное наставление, но задушевным голосом; казалось, этот благородный человек хотел еще спасти и возвысить то погибшее существо, которое составляло проклятие его жизни.

Но Леона с торжествующей, язвительной улыбкой подошла к голубой портьере; гордо выпрямившись, считая уже себя неприкосновенной, устремив глаза, сверкавшие ненавистью, на Эбергарда, надела она на лицо маску, надвинула на глаза капюшон и скрылась за портьерой, чтобы, пробившись сквозь густую толпу масок, оставить Звездную залу и дворец графа.

Когда Мартин по приказанию Эбергарда унес бокалы и склянку, крестоносец раздвинул голубую портьеру и возвратился в Звездную залу. Он попросил молодого офицера ничего не говорить о странном происшествии и, казалось, в хорошем настроении присоединился к гостям.

Маскарад продолжался до рассвета. Граф ничем не выказал волнений ночи, он казался веселым и беспечным.

ХХIII. ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ИМПЕРАТОРА

Камергер и Леона находились в достаточно близких отношениях. Правда, старались скрывать свой союз, чтобы свободнее действовать. Оба ненавидели графа Монте-Веро. И еще больше возненавидели его и боялись с тех пор, как не удалось их третье покушение на его жизнь.

Леона знала, что Эбергард мог довести ее даже до виселицы, так как имел доказательства ее прежних проступков и к тому же знал мучительную тайну, касавшуюся ее матери. Но душу этой честолюбивой женщины наполняло лишь низкое корыстолюбие, еще больше увеличивавшее в ней ненависть к Эбергарду. Она знала, что он владел несметными богатствами, которые должны были принадлежать ей по смерти Эбергарда и его ребенка. Она была его единственной наследницей, наследницей неисчислимых миллионов, благодаря которым могла бы потом блистать как всеми обожаемая красавица-княгиня.

Ненависть Леоны имела еще третью причину. Эбергард постепенно сближался с принцем Вольдемаром, который мало-помалу стал охладевать к мисс Брэндон, казалось, какая-то особенная сила влекла его к графу Монте-Веро. Он освободился также от своей тени, что и заставило камергера фон Шлеве еще крепче соединиться с Леоной, так как он предвидел, что его влияние и власть приходили к концу.

Бледный, постоянно улыбавшийся барон до появления графа Монте-Веро играл весьма важную роль при дворе. Он прибрал к рукам не только принца Вольдемара, но в то же время не забыл и королевы, которая предпочитала его прочим придворным как набожного человека.

Теперь же Эбергард затмил камергера в глазах не только их величеств, но и принца Вольдемара...

Настала пора любой ценой низвергнуть графа.

Шлеве посоветовал графине Понинской идти в монастырь Гейлигштейн, где обещал ей место игуменьи, и оттуда под прикрытием монашеской рясы с его помощью действовать при дворе. Он хотел прибрать к рукам графа Монте-Веро и его дочь, не подозревая, что Леона была ее матерью, но зная достаточно, чтобы причинить сердцу Эбергарда глубокие страдания. Барон горько упрекал себя за то, что в ту ночь, когда Маргарита, бежавшая из виллы принца, вдруг явилась перед ним, он не оставил ее у себя, так как мог бы извлечь из этого немалую выгоду. Но он все еще надеялся с помощью Фукса и Паучихи найти покинутую возлюбленную принца, и тогда у него в руках будет орудие, которым он не только вовлечет Эбергарда в душевную борьбу, в которой отеческая любовь графа возьмет верх, но и подставит ему западню, где он неминуемо должен будет погибнуть.

Вернемся теперь к той январской ночи, когда бедная Маргарита, объятая отчаянием, утратив разум и бросив своих детей, бежала от них и свалилась под покрытыми снегом деревьями.

Если бы обморок продлился до тех пор, когда ледяной мороз окружает человека прекрасными сновидениями, она умерла бы, как и ее дети.

Но Бог решил иначе!

Маргарита внезапно очнулась, как будто ее позвал какой-то голос; эти минуты, которые она в бесчувственном состоянии пролежала на снегу, показались ей часами; она протерла глаза и провела рукой по лбу - сознание снова вернулось к ней, а вместе с ним и вся неимоверная тяжесть ее бедствий.

- О Боже! - воскликнула она, быстро подымаясь.- Мои дети - оба - что я сделала! Мои дети замерзли, и я - их убийца! Надо скорее вернуться назад! Припомнить место, куда в порыве отчаяния я положила их. Где это было? О Матерь Божия, помоги мне - я теряю рассудок! Спаси меня! Да, там, возле кладбища - скорее, скорее беги туда, чтобы согреть их на своей груди!

Маргарита побежала сначала к тому месту дороги, где оставила одного ребенка; с лихорадочной поспешностью оглянулась она кругом - не обманывается ли? Нет, вот два дерева, ветви которых склонились почти на землю. Она нагнулась, здесь, здесь лежал ее ребенок, это видно по сухим листьям, с которых она тогда стряхнула снег, но ребенка не было.

Уж не представилось ли ей в бреду, что она бросила сначала одного ребенка, а потом, отойдя немного, другого?

Маргарита, мучимая смертельным страхом, побежала дальше, громкий крик радости вырвался из ее груди, когда она увидела, как на земле что-то шевельнулось - это был ее ребенок! Но только один - другого не было! Она взяла ребенка на руки и прижала к своему сердцу, потом снова пошла искать под каждым деревом.

Напрасно - второй ребенок исчез бесследно. Отчаяние овладело ею, только теперь материнская любовь со всею силою пробудилась в ней.

Вокруг не было ни души, стояла ночная тишина. Несчастная мать, подгоняемая новой надеждой, снова принялась искать своего ребенка, но напрасно.

Тогда внутренний голос шепнул ей: "Благодари Пресвятую Деву, грешница, за то, что ты нашла и спасла хоть это сокровище. Считай утраченное дитя карой и испытанием небесным! Преклони колени и молись! Что стало бы с тобой, если бы ты нашла детей, дарованных тебе Богом, мертвыми по твоей вине? Кайся и молись!"

Маргарита еще крепче прижала к себе крохотное существо, бережно завернула его в свой платок и, шепча молитву, покинула место, где потеряла второго ребенка.

Уже начало светать, когда она достигла предместья; словно бродячая нищая, шла она мимо низких домов, и добрые прохожие, которые видели ребенка у груди молодой женщины, подавали ей хлеб.

- Куда же ты идешь теперь по снегу в такую стужу? - с участием спрашивали они.

Маргарита пожимала плечами и подымала глаза к небу, как будто хотела сказать: "Я не знаю - спросите

Его".

Как преследуемая, как проклятая, которая не имеет приюта и нигде не находит себе покоя, бродила Маргарита со своей новорожденной дочерью на руках.

Бездомной и покинутой всеми, ей не оставалось ничего, кроме этого маленького сокровища. Бог же наложил на это нежное существо, охраняемое святой материнскою любовью, знак, как будто для того, чтобы мать, потеряв по непредвиденному несчастному случаю и это последнее свое утешение, снова могла найти и узнать его. На плечике малышки было пять красноватых родимых пятен - как раз на том самом месте, за которое камергер фон Шлеве схватил Маргариту, чтобы сбросить ее со ступеней замка.

Маргарита целовала девочку, приговаривая про себя: "Ты не будешь бездомна, как я! Здесь, здесь, ангел мой, должна быть твоя родина! Ты счастливее меня - у тебя есть мать, которая тебя любит! А у меня не было и нет ни одной души, которая бы меня любила. Именно потому, что я знаю, как это невыразимо больно, я еще горячее буду любить тебя и заботиться о тебе, чем другие матери,- ужас овладевает мной при мысли, что я могла сделаться твоей убийцей, что я, ослепленная и в минуту умопомешательства, бросила тебя и другое маленькое, дорогое мне существо! Эта тяжелая минута моей жизни никогда не изгладится из моей памяти.

Как сладко ты спишь, как ты улыбаешься, мое высшее сокровище! Мне кажется, в твоих чертах я вижу того, которому будет вечно принадлежать моя душа! Он покинул и забыл меня - он недостижим и потерян для меня, но я все равно должна его любить, любить горячо и искренне! Когда я целую тебя, мне кажется, что я целую его, когда я смотрю тебе в лицо, передо мной встает его образ, столь дорогой моему сердцу.

Но что,- и Маргарита почувствовала страх,- если твой братик лежит мертвым на дороге, тогда я его убийца! Боже мой, неужели в порыве отчаяния и страха я забыла место, куда положила его! Люди нашли маленький труп - они станут преследовать меня! Детоубийца должна будет умереть на виселице! Надо скрыться, бежать!

Не только страх перед преследователями, но и ужасные угрызения совести мучили бедную Маргариту. Когда наступал вечер, когда ночная тишина ложилась на дорогу леса, она снова и снова возвращалась к кладбищу Святой Марии, искала своего ребенка. Но все напрасно...

Бережно укутав свою девочку, бежала она однажды по лесу в морозную февральскую ночь с того места, где сделалась детоубийцей; мертвая тишина царила кругом, только слышно было, как хрустит снег под ногами; черные стволы деревьев часто представлялись ей издали страшными привидениями, но Маргарита не боялась их и, погруженная в свои мысли, спешила дальше. Там, куда проникали первые весенние лучи солнца, уже из-под снега проступил мох. В отдаленной части парка, где находились небольшие озера с островками, было безлюдно, а изящные железные и березовые мостики обледенели.

Маргарита добежала до мостика через широкий ручей и миновала его. Здесь было несколько дорог. Одна из них вела через широкий мост со львами на высоких пьедесталах. Эти чугунные фигуры в темноте имели пугающий вид. Но Маргарита выбрала узкую дорожку через кустарник и вскоре увидела очертания хижины.

Приблизившись к ней, Маргарита решила искать здесь убежища на ночь.

В хижине было тихо. Да и кого можно найти здесь, в такой глуши. Маргарита подошла к низкой двери, на которой не было ни замка, ни задвижки, и тихо отворила ее. Ее обдало затхлым, смрадным воздухом. В комнате, куда она ступила, было темно. Но вдруг ей показалось, что она слышит глубокое, мерное дыхание.

Без сомнения, в этой жалкой хижине было какое-то живое существо.

Маргарита вскрикнула от неожиданности.

В углу кто-то лежал, во тьме нельзя было узнать, человек ли это или животное.

Маргарита отступила к двери.

- Кто там? - послышался грубый голос,- Отвечай! Кто ты?

- Сжальтесь надо мной, у меня нет приюта.

- Значит, тебя постигла такая же участь, как и меня, дитя,- заключила женщина.- Здесь хватит места нам обеим. Где спит графиня Понинская, там тебе тоже должно понравиться.

По-видимому, старая женщина, которая лежала в углу хижины, встала, между тем как Маргарита после ее странных слов стала тревожно озираться, думая, что перед ней сумасшедшая.

- Затвори дверь, дитя,- женщина подошла ближе и заглянула в лицо Маргариты.- Иначе будет холодно. Что это у тебя?

Маргарита, боясь, как бы незнакомая, неприветливая старуха не отняла у нее то, что было ей дороже всего на свете, еще крепче прижала к себе ребенка, до которого старуха дотронулась рукой.

- Ого, да это, верно, наемное дитя, а может, твое собственное? Такая же молодая, как и я была тогда. Да, все уже давно минуло! - пробормотала старуха.

Она была крепкого телосложения. На вид ей было за пятьдесят. Ее редкие жесткие волосы с проседью прикрывала старая разорванная вуаль, завязанная под подбородком. На лице этой бесприютной старухи не было следов прежней красоты, оно было грубым, с темной, почти медного цвета кожей, глаза утратили прежний блеск. Рваный шерстяной платок покрывал ее плечи. Из-под короткого изношенного платья виднелись обутые в худые башмаки ноги.

- Да, вот что с нами делается на старости лет,- продолжала старуха своим грубым голосом.- Но ты бы могла найти жилье и получше, чем эта убогая лачужка: ты молодая и красивая. Так рано не надо знакомиться с нуждой. Да не бойся ты за своего ребенка, я ему ничего не сделаю!

Маргарита присела на старую скамью, которая стояла возле стены; она не произнесла ни единого слова, а только пристально смотрела на загадочную старуху, которая все еще казалась ей сумасшедшей.

- Дурочка, ни к чему таскаться с такой обузой. Ведь у тебя самой нет ни угла, ни пищи. Ты любишь его и не хочешь расстаться? Так послушай меня: отнеси его лучше в дом какого-нибудь богача и положи перед дорогой резной дверью. Или, может, ты думаешь, что он вознаградит тебя когда-нибудь за нужду и бедствия, которые ты теперь переносишь? Ха-ха-ха! - Старуха хрипло засмеялась и опять забралась в свой угол.- Знаешь ли ты графиню Понинскую, которая живет в городе? - спросила она снова.- Видела ты ее, слышала о ней?

Маргарита отрицательно покачала головой.

- Это моя родная дочь! Да-да, не удивляйся, я жила в богатстве и роскоши, когда была молода. Император лежал у моих ног и целовал мне руки, ха-ха-ха! Теперь же прекрасная Валеска - старая, некрасивая нищая, император умер, и от прежнего богатства не осталось и следа! Жизнь походит на сон!

Маргарите представилась ее собственная участь.

- Значит, теперь вы бедны и покинуты? - спросила она старуху.

- Да, бедна и покинута, кому же заботиться обо мне? Леона, моя дочь, еще знатная и богатая, пока сама не станет вместе со мной просить милостыню. Теперь же она стыдится меня. Но потеряна она, потеряны ее дети, если она имеет их, потеряно все, что происходит от меня, потому что моя мать прокляла меня, а отец мой из-за моего позора лишил себя жизни!

Почему в эту минуту, после произнесенных старухой ужасных слов, по телу Маргариты пробежала холодная дрожь? Ведь она не могла предчувствовать, что эта нищая, встреченная ею в бедной хижине, эта бывшая фаворитка императора, которую расточительность и жажда наслаждений низвергли в такую глубокую пропасть, эта когда-то знатная польская графиня была ее бабушкой.

В один из следующих вечеров, когда Маргарита снова застала в хижине старую нищую, последняя, исполненная злости и ожесточения против всего света, рассказала ей историю своей жизни - путь из волшебного искусственного, сада своего замка с бьющими фонтанами и редкими растениями, из залов князей и графов до настоящей нищеты.

Странная прихоть судьбы! Возлюбленная императора встретила свою внучку, чтобы рассказать ей о проклятье, преследовавшем ее и ее потомков, о проклятье, которое, как мы видим, обрушилось и на бедную Маргариту.

Маргарита мало-помалу привыкла к старухе и уже безбоязненно доверяла ей своего ребенка.

В природе уже начала пробуждаться весна, снег исчезал, деревья покрылись почками, пробивалась зеленая травка. Повеял свежий весенний ветерок, и в одну ночь распустились нежные листья деревьев, и то, чего еще недоставало, довершили теплые солнечные лучи, послышалось сладкое пение птиц и стук дятла, далеко раздававшийся по лесу. Ночью в кустах становилось оживленнее; бездомные и преследуемые законом бродяги, скрывавшиеся зимою в сараях и лачугах предместья, снова отыскивали свои летние квартиры, хотя еще было сыро и не хватало тепла.

В хижину, куда приходили на ночь графиня Понинская и бедная Маргарита, стал днем наведываться сторож парка, который заметил непрошенных жильцов, но ничего не делал, чтобы помешать им, может быть, из сострадания, а может, имея вместе с ночными обитателями парка свои соображения. Он постоянно делал вид, что ничего не замечает, но через несколько дней неизвестные жильцы должны были очистить хижину, так как сторож совсем поселился в ней на лето.

- Вот мы с тобой и бесприютны, Маргарита.

- Но я должна остаться здесь, поблизости, в другом месте я не буду иметь покоя.

- Ты каждый вечер бродишь возле кладбища, неужели все еще надеешься напасть на след своего ребенка? Радуйся, что теперь тебе надо заботиться об одном ребенке, для меня и этого было бы слишком много.

Маргарита посмотрела на бессердечную старуху.

- Спроси-ка кладбищенского сторожа,- посоветовала та,- но осторожно, иначе тебя посадят в тюрьму, спроси при случае, не был ли в один из тех дней похоронен маленький ребенок, может, что и узнаешь,- покойной ночи!

Старуха казалась усталой, потому что, забравшись в свой угол, тотчас же заснула. Маргарита сделала себе постель из листьев и мха и, положив ребенка возле себя, также прилегла. Чудный сон видела она в эту ночь. Ей снилось, будто она сидит в замке принца на мраморном кресле и, полная гордости и радости, держит в руках корону, которую преподнес ей принц, чтобы она как его супруга украсила себя ею.

- Но ведь я так бедна и покинута,- твердила она.

- Нет, ты не бедна и не покинута,- отвечал ей Вольдемар.- Ты должна быть моей супругой и носить эту корону.

Но когда Маргарита подняла взгляд на принца, когда она со счастливой улыбкой, забыв о своем горе и нужде, готова была броситься в его объятия, ее глазам вдруг представилось бледное, страшное лицо его камергера, который, крадучись, приближался к ней. Он следил за каждым ее движением и, надеясь, что она не видит его, протянул свои костлявые руки к ее короне. Она хотела вскочить, но ноги не слушались ее, она хотела позвать на помощь, но язык отказывался служить, и тут ее смертельный враг в мгновение ока вырвал у нее из рук корону!

Маргарита проснулась. Она протерла глаза, сердце ее сильно билось, лоб был покрыт холодным потом.

Что случилось с ней? У нее похитили корону - нет-нет, у нее украли ребенка. Кто был этот жестокий вор? Камергер? Нет! Это была старуха-нищая, Маргарита еще слышала ее быстро удалявшиеся шаги и в один миг вскочила, чтобы вырвать из рук жестокой старухи свою дочь, хотя бы ей это стоило жизни.

То, что во время сновидения наполняло бедную Маргариту таким страхом, было следствием того, что происходило в действительности. Едва она заснула, старая нищая тихо выползла из своего угла. В предместье остановилась странствующая труппа наездников, которая покупала у бедных матерей маленьких детей, чтобы с малолетства извлекать с их помощью доход; им-то и хотела старуха отнести ребенка Маргариты. Напрасно искала она в прошлые ночи удобного случая, и вот он представился: молодая мать, ни о чем не подозревая, крепко спала. Тихо приблизилась старуха к Маргарите и осторожно склонилась над ней, рука молодой женщины была немного откинута в сторону, так что спящего ребенка нетрудно было выхватить.

- На что тебе это дитя? Оно ведь тебе только в тягость,- прошептала старуха.- Ты проснешься, кинешься за мной, но я буду уже далеко. Безумная, на что ты расточаешь свою любовь, я освобожу тебя от обузы!

Маргарита тяжело и прерывисто дышала. Старуха осторожно подвела руки под спящую девочку и схватила ребенка. В мгновение ока воровка достигла двери, и когда Маргарита проснулась, ее и след простыл.

Маргарита бросилась к двери и выскочила из хижины. Было около полуночи. На небе ни звезды. Но со стороны парка слышались удалявшиеся шаги.

Мучимая смертельным страхом, Маргарита бросилась туда и вскоре увидела темную фигуру, которая поспешно удалялась. Нищенка, а это была она, лучше Маргариты знала здешние дорожки и кусты; а заметив преследовавшую ее мать ребенка, кинулась бежать. Бедная Маргарита, глаза которой были устремлены только на убегавшую, оступилась и упала. Поднявшись, бедная женщина закричала, но только эхо, как бы в насмешку, отвечало на душераздирающие крики несчастной матери. В глазах у нее помутилось, силы изменили ей, и она упала без чувств.

XXIV. ЗАГОВОР

В тот самый вечер, когда нищенка, известная в городе как нищая графиня, украла ребенка Маргариты, Черная Эсфирь сидела в своей комнате. Комната находилась в первом этаже, она была низкой и небольшой, но уютной. Тяжелые портьеры на окнах скрывали ее от любопытных взоров. Посреди комнаты с потолка свешивалась розового стекла лампа, которая распространяла приятный свет. Несколько старинных стульев, обтянутых выгоравшим желтым штофом, приобретенных явно по случаю за бесценок, стояли на ковре, устилавшем пол. У одной стены под зеркалом в золотой раме на мраморном столе красовались флаконы с душистыми маслами и эссенциями; у другой - стояла высокая кровать с балдахином, ее белые прозрачные занавеси были задернуты. На резном столе лежали искусственные цветы, письма и золотые украшения.

Черная Эсфирь лежала на кушетке, стоявшей подле этого стола; ее прекрасные темные волосы разметались по белоснежным плечам; розовый свет лампы озарял тонкие черты ее прелестного лица.

Вдруг Черная Эсфирь услышала в коридоре шаги. Она вскочила с кушетки, поправила свое красное шелковое платье и взглянула на золотые часы. Было уже больше десяти, значит, это Шаллес Гирш, заперев свою лавку, поднимается в ее комнату. Но нет, похоже, в коридоре не один человек.

Дверь тихо отворилась, и в ней показалась голова еврея, с виду ему было лет пятьдесят. Его огромная лысина в обрамлении седых волос подчеркивала густоту черных бровей и размеры большого горбатого носа.

Увидев свою прекрасную дочь, еврей гордо улыбнулся.

- Клянусь головой,- как обычно, очень тихо проговорил Шаллес Гирш,- головой, деньгами и прекрасной Эсфирью, моей гордостью, что я потеряю последние волосы от этого Фукса с его планами.

- Этот старый грешник только так говорит,- засмеялся Фукс, входя вместе с Рыжим Эде в комнату Эсфири и затворяя за собой дверь.

- Ты же наперед видишь, чем кончится всякое предприятие, как же тебе и теперь не знать исхода нашего дела? Господин граф Эдуард Монте-Веро,- с иронической улыбкой представил Фукс Черной Эсфири своего слишком хорошо знакомого ей провожатого, который явился сегодня на редкость нарядным.

Эсфирь громко засмеялась.

- Мне Кажется, я уже слышала это имя,- сказала она.

- Без сомнения, мой милый друг, ты могла его слышать: граф Эбергард Монте-Веро с недавнего времени живет в городе. У него огромные владения в Южной Америке. А вот его единственный сын. Граф Эбергард приехал сюда для того, чтобы найти своего единственного ребенка, которого какими-то судьбами потерял,- вот он наконец найден.

- Душа моя, он затевает рискованное дело! Позволь тебе все рассказать! - усаживаясь, сказал Шаллес Гирш.- Этот Фукс - смельчак, ему нечего терять, кроме головы, да и та уже давно потеряна. Они не могли добраться до графа здесь, теперь хотят взяться за него за морем. Это риск, говорю я, риск, какого еще никогда не бывало, и они хотят взять тебя с собой. Без тебя я, разумеется, не дам огромных денег, которые на то нужны! Но ты умна и осторожна.

- Я еще не поняла, в чем же ваш план, да и к тому же я хочу отправиться в Эмс.

- С господином Веловым, чтобы выкупить попугая и обезьяну, которых тот заложил у Леви? - усмехнулся Фукс.

- Неужели ты в самом деле дочь Шаллеса Гирша и племянница Икеса Соломона, которые никогда не занимаются мелочами? Что тебе надо в Эмсе, Черная Эсфирь, или ты опять хочешь выманить у какого-нибудь старика несколько тысяч талеров? Мы дадим тебе миллионы!

- Ты опять расщедрился на нули, Фукс! - рассмеялась прекрасная еврейка.

- Черт меня возьми, если мы не привезем с собой миллионы. Мы затеваем гениальную штуку, она и в твоем и в нашем вкусе. Приготовления уже сделаны, и мы имеем высокого покровителя! Послушай: сперва я намеревался найти дочь графа Монте-Веро, которую тот действительно ищет. Я подумал при этом о тебе, Черная Эсфирь, но здесь было много препятствий. Куда лучше, если мы отправимся с сыном графа,- тут Фукс указан на своего провожатого,- сперва в Лондон, а потом, при помощи твоих двоюродных братьев, в Бразилию.

- Я должен дать на это деньга! - прервал Гирш.

- Не бойся, старый скряга, те, кто дал нам поручение, снабдят нас и деньгами! Понял?

Еврей кивнул головой.

Прекрасная еврейка, которую заинтересовало рискованное предприятие, предлагаемое Фуксом, прочла вполголоса:

"Я жду вас сегодня между одиннадцатью и двенадцатью часами в парке близ кладбища, чтобы вручить вам бумаги, которые нужны для исполнения вашего плана. Не говорите никому об этом письме и приходите одни, вы найдете на означенном месте монахиню".

- Какие бумаги должен ты получить?

- Свидетельство о смерти графа Монте-Веро, утверждение преемником его сына Эдуарда и паспорта для тебя и меня. Ты - моя дочь и невеста графа Эдуарда Монте-Веро, я же буду адвокатом Ренаром.

- Отчаянный план! - пробормотала Черная Эсфирь.

- Здесь нам ничего не сделать, Шаллес,- сказал Фукс, обращаясь к старому еврею, который с блестящими глазами следил за своей дочерью.- Здесь слишком силен надзор и с каждым годом делается все больше всяких устройств, которые мешают нашему ремеслу; только там, за океаном, счастье еще может улыбнуться нам. За нами тут следят и рано или поздно всех поймают, в том числе и тебя, Шаллес Гирш!

Отец Черной Эсфири вскочил.

- Какие дела у меня с вами, что ты осмеливаешься так говорить? За мое доброе сердце, за то, что я даю тебе приют в своем доме, ты хочешь довести меня до виселицы! Негодяй!

- Не горячись, Шаллес,- Фукс дружески потрепал по плечу взволнованного еврея.- Ворон ворону глаз не выклюет, я тебя не предам!

- Ворон? - крикнул взбешенный еврей.- Вы считаете меня своим сообщником? Неблагодарные твари, мошенники!

- Откуда же получаешь ты доходы, чем нажил ты свои богатства, благодарный, великодушный человек? - проговорил Фукс, улыбаясь.

- Черт тебя возьми...

- Этого он не сделает, дорогой Гирш,- прервал Шаллеса Фукс,- во всяком случае теперь это было бы нехорошо с его стороны, так как мы готовимся составить свое счастье! Если вы не хотите помочь нам деньгами и рекомендательными письмами к Соломонам в Лондоне, если вы теперь, когда затевается нечто великое, хотите отказаться от нас, хорошо! Дело пойдет и без вас!

- Что вы тратите попусту время.- сказала, подходя к отцу и Фуксу, прекрасная Эсфирь.- Я разделяю ваш план с условием...

- Требуй, Черная Эсфирь,- Фукс протянул ей руку для скрепления сделки.

- Чтобы вы подчинялись мне! Ты должен охотно исполнять желания своей дочери, а вы - приказания своей невесты. Достаньте бумаги, я сама повезу их.

- Ого, вижу кровь Икеса Соломона! - довольно воскликнул Фукс.- Позволь мне обнять тебя, дорогая дочь. Там, за океаном, мы будем рыться в золоте и бриллиантах. О, как блестят его глаза! Да, еврей, ты тоже получишь свою долю, чтобы мог потом сказать: Черная Эсфирь и Фукс - гении!

- Ты должен поспешить, монахиня ждет тебя от одиннадцати до двенадцати! - напомнила Эсфирь.

- Будь осторожен, Фукс. Возьми вот этот плащ,- прибавил Гирш.- Когда ты вернешься, я угощу тебя хорошим вином.

- Посмотрите, как любезен стал вдруг Шаллес с негодяем!

- Говори тише и будь осторожен! Надень плащ - вот так. Я выпущу тебя. Не ходи через дворцовую площадь!

- Я пойду нарочно по самым многолюдным улицам. Ты состарился, Шаллес Гирш. Где твоя былая смелость? Ну, зато у тебя есть дочь, которая тебя заменяет! Прощайте, граф Эдуард, до свидания, моя прекрасная дочь! - с этими словами Фукс быстро поцеловал грудь Черной Эсфири. Сегодня он осмелился прикоснуться губами к ее нежному телу, чего удостаивались только старики на водах, тысячи платившие за это.

Шаллес Гирш тихо отворил дверь комнаты и выпроводил Фукса, между тем как сам крадучись последовал за ним; они спустились с лестницы в темные сени и достигли старой и грязной выходной двери; Гирш осторожно повернул ключ в замке.

Дверь тихо отворилась, и Шаллес Гирш тут же отпрянул назад.

- Стой,- успел он шепнуть следовавшему за ним преступнику.

Подле дома стояли полицейский и ночной сторож. Они разговаривали о чем-то вполголоса; услышав, как отворилась дверь, оба обернулись. На монастырской башне поблизости уже пробило одиннадцать.

- Что это он? - удивился сторож, заметив, как еврей, осторожно отворив дверь, в испуге попятился назад.

- Боже милосердный, как я испугался! - поспешил изобразить страх Гирш.

- Чего же? - поинтересовался сторож.

- Мне показалось, что воры ломают двери моей лавки!- Старик взглянул на крепко запертую низкую дверь, весьма естественно прикидываясь встревоженным.

- Вот тебе на! - обратился сторож к полицейскому.- Богатому Шаллесу Гиршу и ночью нет покоя, бродит, как привидение, по дому и трясется - все боится, что украдут его сокровища.

- Да, в самом деле. Вот каково жить человеку, который скопил себе несколько талеров. Проклятые мошенники умеют разнюхать, где живет старый слабый старик, который на пару талеров богаче их. Ну, успокойтесь. Видите, все в порядке.

- Господи, уж я так обрадовался, когда увидел вас!

- Я всегда настороже, можете спать спокойно, а теперь буду еще бдительней,- сказал полицейский.- Вот говорят, что деньги делают счастливым, а старик этот в постоянном страхе.

Обещание стеречь его дом пришлось не по вкусу Шаллесу Гиршу.

- Уж не трудитесь особенно, я все равно не буду спокойно спать, это уже стало у меня привычкой,- сказал Гирш.

- Ну, пусть этот скряга стережет свое добро до страшного суда! - полицейский повернулся, чтобы уйти.

- Покойной ночи, господин Гирш,- не без иронии попрощался сторож и медленно удалился вместе с полицейским.

Старик ответил на поклон и сделал вид, что снова хочет затворить дверь.'

- Я не выпущу тебя отсюда! - сказал он Фуксу.- Сторож теперь глаз не спустит с моего дома! Вы что, хотите сделать из него разбойничий притон?

- Шаллес Гирш, старый жид, ты думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь,- отозвался Фукс шепотом и так сильно хлопнул Гирша по плечу, что тот испугался.- Ты хочешь, чтобы я давал тебе больше! Старый мошенник, разве я не отдал тебе тысячу талеров из почтовых денег?

- Да, купонами и акциями, с которыми я мог сломать себе шею.

- А ты рассчитался со мной за часы и кольца, которые составляют целый капитал? Уже прошло три года, а ты как дал мне двести талеров, так и все.

- Я еще ничего не получил за них, они лежат и ржавеют!

- Ты послал их в Лондон, и да не сойти мне с этого места, если ты не получил за них тысячу фунтов! Молчи, старый злодей! Отвори дверь!

Шагов сторожа и полицейского уже не было слышно.

- Это мне будет стоить жизни! - простонал Шаллес Гирш.

Фукс тихо отворил дверь и выглянул на улицу - она была пустынна. Он вышел из дому и стал, крадучись, пробираться по переулку, между тем как Гирш запер дверь и вернулся к Черной Эсфири, которая осталась в своей комнате с Рыжим Эде.

Все трое стали обсуждать только что составленный грандиозный план, и Шаллес Гирш склонился наконец в его пользу, вспомнив своего родственника Соломона, которому однажды посчастливилось в подобном же рискованном деле и который постоянно утверждал, что такие значительные предприятия наименее опасны.

Фукс вскоре достиг дворцовой площади, где еще царило оживление, и, запахнув плотнее плащ, который надел на него заботливый Гирш, без страха направился к королевским воротам. Следовало торопиться, так как было уже около полуночи. Скорым шагом он приблизился наконец к парку и свернул в боковую аллею, что вела к кладбищу.

Вдруг он остановился и стал прислушиваться - в отдалении послышался крик.

Фукс не мог терять ни минуты, иначе он кинулся бы на крик, но он успел заметить, как между кустами бежали одна за другой две человеческие фигуры.

Мы знаем, кто это были.

Когда Фукс приблизился к кладбищенской ограде, за которой в густом мраке шелестели старые, только что распустившиеся деревья, он невольно подумал, что его завлекают в западню.

"Эта личность непременно видит здесь какую-то выгоду для себя,- подумал он, вспомнив письмо и данные ему еще раньше обещания.- Кроме того, она, без сомнения, имеет связи, иначе не получила бы нужных бумаг. Но это не мое дело - вот она прогуливается в тени деревьев!"

Монахиня, тоже закутанная в длинный плащ, обернулась и прислушалась: уже близилась полночь, и приглашенный на свидание заставлял себя ждать.

Вдруг монахиня заметила у ограды человека.

- Кто вы? - спросила она тихо.

- Тот, кого вы ожидаете, благочестивая сестра.

- Письмо, которое вы писали.

- Просили написать, должны вы сказать: монахиня не смеет писать письма к мирским мужчинам. Поэтому я и выбрала этот ночной час для нашей встречи. Смотрите, чтобы никто не узнал о ней.

- Будьте покойны, благочестивая сестра. Если я услышу и получу от вас сегодня все, что нужно, то уже завтра буду в дороге...

- В Монте-Веро? - прервала монахиня нетерпеливо.

- Сперва в Лондон, а потом, как можно скорее, в то отдаленное государство, где находится названное вами владение.

- Монте-Веро находится в трех или четырех днях путешествия от Рио-де-Жанейро, там вы все узнаете. Вот бумаги, которые вам нужны. Это свидетельство, что граф Эбергард Монте-Веро умер, а это паспорта для вас и ваших провожатых! Чего стоило мне приобретение этих бумаг! - заключила монахиня.

- Благодарю вас, благочестивая сестра! Мне бы очень хотелось знать, кому я обязан ими?

- Вы этого никогда не узнаете и не старайтесь узнать: если вы откроете эту тайну, я должна буду отказать вам в помощи.

Фукс, любопытство которого еще больше возбудили эти слова, посмотрел сначала на бумаги, где имелись все нужные подписи и печати, а потом на монахиню. Лицо ее скрывала густая вуаль, капюшон был спущен на лоб, так что Фукс напрасно старался узнать стоявшую перед ним женщину.

- И эти бумаги все верны? - спросил он не без сомнения.

- Они подлинные, как и паспорта всех тех лиц, что последуют с вами,- отвечала монахиня.- И еще вы можете быть уверены, что ни одно письмо не уйдет отсюда во владения графа Монте-Веро!

- Вы весьма могущественны, благочестивая сестра, и необыкновенно догадливы!

- Корреспонденция в Южную Америку и оттуда проходит через руки чиновника одного из наших портовых городов, я не назову этого человека по имени, но он подкуплен! Поэтому вам нечего бояться писем. Если же граф Монте-Веро сам наконец решится отправиться в Бразилию...

- Тогда он потерян, благочестивая сестра!

- Клянетесь ли вы мне в этом?

- Именем Пресвятой Девы! Как только он ступит на землю, где мы скоро поселимся, его ждет верная смерть.

- Если вам это удастся, то добыча ваша будет громадна,- отвечала монахиня,- но если кинжал, который вы будете держать наготове для графа, не попадет в цель, вы умрете на виселице, вы и ваши провожатые! Не забудьте этого!

- Это довольно трудное предприятие, благочестивая сестра: виселица - самый отталкивающий инструмент, который я знаю! Вы хорошо сделали, что напомнили мне о ней.

- Еще одно! Имеете ли вы деньги?

- Я получил несколько дней назад, видно, по вашей милости, маленькую сумму...

- Которая, вероятно, уже истрачена? Я понимаю.

- О, вы слишком добры, благочестивая сестра.

- Возьмите эти билеты, они покроют ваши издержки по переезду. Как видите, я питаю полное доверие к вам.

Фукс низко поклонился.

- Ваше доверие оправдывается: можете считать, что граф Монте-Веро уже среди мертвых!

- Желаю господину Ренару счастливого пути, Мне хотелось бы, чтобы он вернулся в столицу не по аллее парка, а по этой дороге, которую я могу отсюда видеть.

Фукс едва заметно улыбнулся, он понял желание монахини.

- Да сохранят вас святые, благочестивая сестра! - сказал он, кланяясь и взяв поданную монахиней руку.

Фукс прижал нежную руку своей покровительницы к губам, надеясь найти на пальцах кольцо с вензелем или гербом, но он ошибся: руки монахини были затянуты в тонкие лайковые перчатки. Она подошла к ограде кладбища. Фукс плотнее закутался в плащ и пошел по освещенной луной дороге.

- Ты убьешь его,- пробормотала монахиня, и глаза ее сверкнули мрачным огнем,- а потом палач рассчитается с тобой, безумец! Мне принадлежат несметные богатства, мне! Они доставят мне новые наслаждения, с их помощью я сделаю людей рабами их грехов!

XXV. ЧЕРНЫЙ ПАЛАЧ ГОРОДА РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО

С маленькой башни на ратуше Рио-де-Жанейро, столицы Бразилии, раздавался заунывный колокольный звон.

Ратуша находилась вблизи залива. Залив этот и гавань города принадлежат к прекраснейшим уголкам земного шара; путешественника, приближающегося на корабле к громадным скалам, отделяющим залив от моря, поражает панорама, что предстает перед глазами. Белая крепость Санта-Крус лежит подле этих скал, которые, кажется, созданы самой природой для того, чтобы составлять неприступные укрепления города. Затем путешественник должен миновать маленький укрепленный рвами остров, где корабли проходят освидетельствование врачей и таможенников, и наконец взорам его представится обширная столица громадного государства.

Ступив на больверк возле доков, путешественник увидит, что этот город, в обрамлении покрытых пальмами холмов, не может гордиться своей архитектурой. Одноэтажные дома здесь тянутся вдоль худо вымощенных узких улиц. В то время, к которому относится наше повествование, на морском берегу еще не было каменных строений; повсюду была непролазная грязь, мусор, и дохлые собаки валялись прямо на мостовой.

Немного подальше от набережной улицы были шире и дома получше, с богатыми витринами магазинов. В пригороде можно было увидеть роскошные виллы, окруженные садами, где росли виноград, финиковые пальмы, апельсины.

На улицах, которые в определенное время дня бывают весьма оживленными, можно встретить людей самых разных национальностей и цвета кожи. Почти все верхом, не исключая и дам, которые любят кататься после полудня; соломенные шляпы с широкими полями защищают их лица от палящих лучей солнца. Пешком ходят только негры-невольники и полуиндейцы, ищущие себе пропитание в городах.

Было около трех часов пополудни, когда в квартале, прилегающем к набережной, послышался колокольный звон. В прочих частях города в этот час из-за сильной жары царила мертвая тишина. На колокольный звон, бросив работу, стекались негры и матросы, а также мужчины и женщины, дети всех возрастов.

- Что означает этот звон? - остановил темнокожего белый в немецком платье.

- Что это означает? - переспросил тот по-португальски.- Усмирение Марцеллино.

- Марцеллино? - удивился немец.

- Раз вы ничего не слышали о нем, значит только что приехали,- заключил бразилец, повернув вместе с немцем на улицу Иеронима, в конце которой находилась ратуша.- Негр Марцеллино, как дикий зверь, перекусил своему господину горло.

- Пресвятая Дева! - воскликнул немец,- Возможно ли это?

- Господин велел побить своего невольника Марцеллино кнутом. Как только зажили его раны и он почувствовал в себе прежнюю силу, негр накинулся на своего господина и перегрыз ему горло. У Марцеллино исполинская сила! Убитого нашли с разорванной шеей, а Марцеллино скрылся, по ищейки вскоре напали на его след, и вот через час он будет уже в руках палача.

Бразилец в костюме корабельщика и немец достигли ратуши, перед которой толпился народ. Любопытных, желавших видеть смерть Марцеллино, все прибавлялось.

Ворота ратуши были еще заперты. Это был одноэтажный дом, где располагались стража, судьи, таможенные чиновники, администрация гавани. Позади ратуши находился двор, где происходили казни, а за ним - здание тюрьмы. Сзади к тюремной стене примыкало обширное кладбище Сан-Бенито.

Колокольный звон умолк, и толпа устремилась вперед; в давке слышались крики женщин, плач детей, возгласы мужчин. Наконец толпа миновала узкое место и заполнила широкий двор.

В эту минуту коренастый бразилец, в легких светлых брюках и коротком пестром сюртуке, с соломенной шляпой на голове, положил руку на плечо корабельщика, который вместе с немцем направился к лобному месту.

- А! Доброго здоровья тебе! Это погонщик мулов из Монте-Веро! - обратился корабельщик к немцу и подал руку бразильцу.- Пойдемте с нами, а потом мы заглянем в "Трактир Святого Иеронима" выпить вина.

- Монте-Веро? - обрадовался немец.- Превосходно, значит, я могу от вас...

Слова эти были прерваны громкими криками. В обширном дворе отряд солдат окружал выстроенную в глубине виселицу. Эта мера предосторожности была крайне необходима, так как порой горожане вмешивались в дело казни.

Виселица состояла не из трех балок, как обычно, а из двух, соединенных поперечной, в которой имелся крюк; с одной стороны к ней примыкала черная лестница.

Крики толпы: "Диас, Диас!" - относились к палачу города Рио, который в сопровождении двух подручных вышел из низкой двери тюрьмы.

Человек, которого громко приветствовала толпа, был негром исполинского телосложения; он снял свой головной убор, как бы кланяясь народу, и бросил его в сторону. Тело его было обнажено, только широкая красная фая была повязана вокруг пояса. Его черная грудь была широка и высока, руки, как обычно у негров, необыкновенно длинны, а ноги прекрасно сложены и обнаруживали недюжинную физическую силу, хотя были узки и изящно округлены в суставах.

Оба его подручных были тоже неграми, но меньшего роста. Один из них волочил за собой веревку и возле виселицы передал ее Диасу, который сделал из нее петлю; видно было, что эта часть веревки сильно потерта - сколько людей испустило на ней последнее дыхание! Сколько жертв предала этой петле рука черного палача!

Читатель, быть может, удивится, что должность городского палача, который является служителем закона, исполнял негр, недавний невольник, едва ли считавшийся в то время человеком. Так как с Диасом в нашем повествовании мы еще встретимся, то объясним, как это произошло, чтобы читатель живее заинтересовался личностью этого черного палача.

Вскоре после вступления на престол императора Бразилии Педру II на его жизнь было совершено покушение. Это произошло на улице. Кинжал, направленный рукой убийцы по имени Вернейро, уже блеснул в воздухе, когда молодой испанец дон Мариано Веи, обычно сопровождавший императора, заслонил его, так что кинжал злодея, вместо того чтобы попасть в грудь императора, попал в сердце молодого испанца. Император отпрянул, Вернейро тут же был схвачен полицейскими. Скрежеща зубами, пытался он защищаться, с презрением отказывался назвать имена соучастников, без сомнения, принадлежавших к высшему сословию; как пойманный лев, с мрачно блестевшими глазами лежал он на соломенных рогожах своей кельи в тюрьме, перед которой стоял часовой.

Вернейро был приговорен к смерти через повешение, и предшественнику этого черного палача, Ярако, было назначено привести приговор в исполнение.

Конечно, враги императора поспешили воспользоваться этой минутой, чтобы освободить своего соучастника. Не замеченные ни судьями, ни солдатами, расчистили они себе дорогу через толпу до самого берега. И в ту минуту, когда Ярако, ни о чем не подозревая, принялся за исполнение своих обязанностей, осужденный вонзил ему в грудь острый железный прут, который достал где-то в тюрьме и заточил о камни.

Ярако замертво упал на землю. Преступник кинулся бежать. Но тут на него бросился из толпы негр. Это был Диас. Он снова потащил дерзкого преступника под виселицу и железной рукой исполнил долг Ярако.

Дон Педру II даровал негру Диасу свободу и гражданские права и назначил городским палачом.

Вот почему Диас был весьма популярной личностью. Каждый ребенок знал его, но не боялся. Диас был добрым и даже благодетельным человеком и только при исполнении своих обязанностей обнаруживал железное сердце.

Когда Диас сделал петлю из веревки, снова раздался тихий колокольный звон. Наступила мертвая тишина.

Отворилась высокая дверь тюрьмы, и судья в черной мантии, держа в правой руке свиток, вышел на окруженное солдатами место. За ним следовали двое судейских чиновников и босоногие, сгорбленные монахи монастыря Сан-Бенито.

Через несколько минут в дверях показались два тюремщика, а за ними - негр. Его руки и ноги были закованы в цепи, которые звенели при малейшем движении преступника.

Вслед за этим коренастым негром, лицо которого не обнаруживало ни раскаяния, ни страха перед тем, чему он шел навстречу, следовали два подручных палача, а позади них - двадцать монахов.

Шествие замыкал духовник, который тщетно пытался склонить преступника к молитве и раскаянию и еще надеялся доставить негру утешение, прежде чем наступит его последний миг.

Скрестив на груди руки, Диас стоял у виселицы в ожидании своей жертвы. Судья встал напротив него, а монахи образовали полукруг.

Марцеллино вместе со всеми провожатыми подошел к месту, где петля должна была быть накинута ему на шею. Он был меньше Диаса, но его коренастая фигура говорила о силе и ловкости.

Судья прочел приговор, составленный на португальском языке. Император осуждал Марцеллино на смерть через повешение.

- Палач,- заключил судья,- приступайте к исполнению своих обязанностей, теперь преступник в ваших руках.

Диас взял свиток, прочел подпись императора и передал его затем одному из своих подручных, между тем как остальные начали снимать цепи с осужденного.

Грудь Марцеллино высоко вздымалась, глаза мрачно блестели, губы побледнели от волнения, но он не дрожал; с презрением оттолкнул он духовника и монахов, которые приблизились к нему, и указал на Диаса, будто хотел что-то сказать.

- Так сойди же в ад, грешник! Молитесь за его бедную душу! - проговорил служитель церкви, между тем как монахи упали на колени.

Подручные палача хотели схватить Марцеллино, чтобы держать его, пока Диас проденет его голову в петлю, но тот с такой силой и решительностью отталкивал их от себя, что им удалось только связать преступнику за спиной руки.

Впечатляющей была сцена, когда негр Диас подошел к негру Марцеллино; оба они низким обманом увезены со своей далекой родины и проданы торговцу невольниками, который привез их в Америку, чтобы они сделались там рабами своих же собратьев, белых. Диас и сегодня все еще был бы таким же презренным, безответным существом, если бы случай не возвысил его; оба негра, быть может, происходили из одного рода, от одного отца, и теперь один должен был сделаться палачом другого. Возможно, именно эта мысль блеснула в голове Марцеллино, когда к нему подошел Диас, Но палач должен был исполнить свой долг, и это был не первый его собрат, который, принял от его руки заслуженную смерть. Ни один мускул не дрогнул на. его лице, он ловко и быстро накинул петлю на шею своей жертвы. Марцеллино содрогнулся, ноги его подкосились, он хотел схватить петлю руками, но они были связаны.

Глаза Марцеллино, налитые кровью, искали спасения. Ноздри его раздувались, черная грудь высоко поднималась. Рядом стояли четверо подручных палача, готовых броситься на него, вокруг отряд солдат с поднятыми пиками и необозримая толпа народа, что делало всякое бегство невозможным.

Диас, держа в правой руке веревку, с ловкостью кошки взобрался по лестнице и, достигнув верха виселицы, прошел по поперечной балке до крюка, здесь он, встав на колени, продел веревку сквозь железное кольцо.

Марцеллино, на шее которого петля сделалась свободнее, равнодушно смотрел на все эти приготовления; толпа с немым напряжением следила за ним.

Затем Диас спустил конец веревки, подручные подхватили его.

- Не хочешь ли ты что-нибудь сказать, Марцеллино? - спросил судья.

Негр отрицательно покачал головой.

- Молись! - проникновенно произнес духовник.

Марцеллино только язвительно улыбнулся.

Диас, стоявший на поперечной балке, крикнул подручным:

- К делу!

Те потянули за веревку, и Марцеллино повис в петле под перекладиной.

Женщины руками закрыли глаза, не в силах видеть судорожные подергивания и попытки негра высвободить свои руки.

Так прошло несколько мгновений.

Затем палач, чтобы облегчить и ускорить смерть своей жертвы, обвязал веревку, которую выпустили слуги, вокруг поперечной балки и вскочил на плечи Марцеллино, чтобы петля крепче стянулась вокруг его шеи.

Много раз проделывал это Диас, и ему всегда удавалось сократить мучения своей жертвы, но на этот раз, едва Диас коснулся плеч Марцеллино, как послышался треск. Веревка разорвалась, и черный палач вместе со своей жертвой упал на землю.

Тысячи голосов сотрясли воздух. В толпе кричали:

- Он должен казнить его!

- Неслыханное дело! Отпустить его!

- Веревка порвалась - это знамение!

Смятение овладело не только толпой, но и чиновниками, что стояли вокруг виселицы. Монахи в испуге разбежались, подручные палача замерли в ожидании, судья растерянно смотрел на чиновников.

Как только Марцеллино почувствовал под собой землю, он моментально вскочил на ноги; петля вокруг его шеи разорвалась, и он жадно вдыхал воздух.

Убедившись, что Диас еще не встал, отброшенный в сторону, он воспользовался общим смятением, и одним прыжком очутился возле солдат, и прежде чем те успели еда схватить, протиснулся сквозь их шеренгу и толпу, которая в страхе расступилась перед ним.

Увидев это, Диас быстро вскочил и бросился за своей жертвой. Он успел схватить преступника и с помощью подручных потащил его назад к виселице.

Толпа роптала, но палач снова принялся за дело. Не дожидаясь приказания судьи, он схватил веревку и, убедившись в ее прочности, опять набросил ее на шею Марцеллино. Начались те же жестокие приготовления.

Взобравшись на поперечную балку, Диас сбросил подручным роковой конец веревки, и Марцеллино вторично повис в воздухе. Еще страшнее были судороги несчастного негра повисшего над землей.

Голова повешенного приблизилась к крюку, и Диас схватил веревку, чтобы привязать ее к балке; в эту самую минуту Марцеллино, которому страх смерти придал нечеловеческую силу, разорвал веревку, связывающую его руки.

Крик изумления пролетел над толпой.

Диас увидел, что негр судорожно ищет руками веревку, на которой висит, чтобы подняться выше и ослабить петлю. Быстро спрыгнул он к нему на плечи, чтобы пресечь его последнюю попытку к освобождению.

Но, очевидно, судьба решила, что Марцеллино не умрет от руки палача. В отчаянном усилии он наконец дотянулся руками до веревки и с дикой яростью, напрягая все свои силы, поднял себя и палача на несколько дюймов.

Громкие рукоплескания раздались в народе.

Диас хотел разжать руки негра, но раздались неистовые крики толпы, и бесчисленное множество рук простерлось к осужденному. Диас понял, что народ забросает его камнями, если он не отстанет от своей жертвы.

Марцеллино тем временем поднялся настолько, что ухватился одной рукой за крюк, и Диас перепрыгнул с его плеча на поперечную балку.

Спасенный негр висел, держась своей железной рукой за крюк.

- Марцеллино не принадлежит больше Бон-Диасу! - кричала толпа.- Это второй раз!

- Долой палача! Лестницу для Марцеллино!

Послышалось приказание судьи подставить лестницу. Подручные Диаса схватили ее и подставили Марцеллино.

Во дворец императора тут же были посланы вестовые, чтобы дон Педру помог разобраться в происшедшем и прислал приказания. Существовало поверье, что бедный грешник, который дважды ускользнул из рук палача, имеет право на прощение, но сегодняшний был особым.

В толпе шли споры. Одни утверждали, что Бон-Диас сделал это возможным из сострадания к своему единоплеменнику, другие же уверяли, что и веревка, на которой должен был быть повешен преступник, и веревка, что связывала его руки, были прочными и такими же, какие употреблялись постоянно.

Наконец в толпе распространилось известие, что император отправился во всем известное владение Монте-Веро, но министр юстиции приказал приостановить казнь.

Народ рассеялся только тогда, когда убедился, что Марцеллино снова отправился в тюрьму.

XXVI. ТРАКТИР СВЯТОГО ИЕРОНИМА

Вечером вышеописанного дня в низеньких домах вблизи набережной, на которых красовались вывески "Трактир" на португальском, испанском, английском и даже немецком языках, было особенно многолюдно. После столь волнующих событий дня каждому хотелось поговорить или послушать о них за стаканом вина или рома.

Недалеко от ратуши находился большой "Трактир Святого Иеронима", из окон которого виднелся залив и белевшие на воде корабли. Над его входом висела старая, полустертая непогодой картина, на которой был изображен монах; говорили, что в былое время на этом месте была хижина, монах Иероним устроил в ней приют для больных моряков и кроме того мелочной торг вином. После его смерти на этом месте построили трактир, который, переходя из рук в руки, сделался самым большим в квартале.

В настоящее время его владельцем был испанец крепкого телосложения, который при ссорах и спорах, что не составляло редкости в трактирах, всегда умел водворять спокойствие и порядок.

Перед домом, дверь которого была постоянно открыта, находилась веранда, где между растениями стояло несколько неуклюжих, массивных старых столов и стульев. У входа горела большая яркая лампа, в то время как в комнатах, полных гостей, висели по стенам маленькие, тускло горевшие лампочки.

На веранде было много матросов, негров, монахов, метисов. Кто сидел со стаканом вина или водки, кто пил кофе или просто жевал кусок дыни, любимое лакомство бразильцев.

За столом, над которым возвышалась лампа, оживленно беседовали немец, корабельщик и погонщик мулов из Монте-Веро, с которыми мы уже познакомились в предыдущей главе на дворе ратуши. Перед каждым стояла оловянная кружка с вином, которые в трактирах предпочитали хрупким стаканам.

- Вот и здесь мне нравится,- проговорил немец, молодой коренастый человек, плохо владевший португальским языком.- В "Святом Иерониме" можно не опасаться за свою жизнь, да и получить глоток хорошего вина.

- Да, за хорошую плату. Этот испанец Пепи любит считать крусадо (крусадо равняется десяти грошам).

- У меня нет лишних денег, господа, я человек бедный, но лучше я заплачу крусадо здесь, где со мной обращаются как с человеком, нежели винтем (винтем равняется половине зильбергроша) в том проклятом трактире на берегу, где меня принимают за преступника и вора.

- А, вы имеете в виду трактир,- рассмеялся корабелыцик,- где ножи и вилки на цепях, а вместо тарелок дырки в столах? Конечно, порядочные люди туда не ходят, но как ни странно, каждый иностранец непременно попадает в эту трущобу.

- Винтем над дверью, написанный большими буквами, заманивает посетителей,- сказал погонщик мулов и осушил кружку.- Эй, Пепи, дайте нам еще такого же вина.

- А, наконец-то вы появились, Антонио! - ответил широкоплечий, высокий хозяин трактира и подал погонщику свою большую загорелую руку. Ну, как дела в Монте-Веро?

- Грустно там,- отвечал Антонио,- ужасно грустно с тех пор, как там получено известие о смерти нашего дорогого сеньора Конде.

- Пресвятая Дева, что вы говорите! - воскликнул, вскочив, немец.

- Неужели граф Эбергард никогда уже не вернется в Монте-Веро? - сказал Пепи, качая головой.

- Это грустное известие пришло в Монте-Веро уже несколько недель назад. Сколько слез было там - не поверите! Как будто у каждого умер близкий человек! Женщины плакали, мужчины поникли головой.

- Но возможно ли это? - проговорил немец, который с все возраставшим удивлением слушал погонщика.- Ведь граф был жив и совершенно здоров, когда я выехал из Германии. Он даже дал мне письмо к своему управляющему Шенфельду.

- Можете это письмо оставить себе: Шенфельд оставил Монте-Веро, как только туда прибыли всадники нашего покойного сеньора Конде. Говорят, он отправился в Европу, чтобы самому удостовериться: он не верит, что наш сеньор умер, хотя это подтверждается документами.

- Но ведь граф, этот покровитель всех бедных, честных людей, сам дал мне это письмо.

- А давно вы выехали из Германии? - спросил погонщик мулов.

- Я в Рио уже три недели, значит, месяцев семь-восемь назад я отправился в Лондон,- отвечал немец.

- Ну да, тогда он был еще жив и здоров, а месяц спустя смерть положила конец его деятельной жизни!

- Говорят, граф отправился в Европу, чтобы повидать своего ребенка,- проговорил любопытный трактирщик, держа в руке кружку.

- Да, этот ребенок, молодой граф Эдуард Монте-Веро, уже прибыл в замок, чтобы привести в порядок дела своего отца,- пояснил погонщик.

- Ну, теперь Монте-Веро примет другой вид,- заключил Пепи и удалился, чтобы наполнить кружки вином.

- О, это грустное для меня известие! Управляющий Шенфельд уехал, новые господа во владениях! - проговорил немец с тяжелым вздохом.

- Не падайте духом, в Монте-Веро все-таки с уважением отнесутся к письму покойного сеньора, поедем туда со мной! Говоря откровенно, в замке сейчас суматоха: там теперь император, который приехал по приглашению молодого сеньора, и один пир следует за другим. Что же, со дня смерти благородного отца прошло уже шесть месяцев, так что за это время скорбь могла уступить место мысли о владении несметными богатствами,- так уж водится на свете.

- А неизвестно, молодой граф сам будет управлять своим маленьким княжеством по примеру покойного отца? - продолжал свои расспросы немец, между тем как корабельщик смотрел через ветви на улицу, разговор не интересовал его.

- Мне кажется, что нет. Я-то сам не был в замке, но я слышал от секретаря, который говорил об этом с младшим инспектором, что молодой граф не хочет оставаться здесь, хотя приехал со своей невестой и ее отцом.

- Да,- подтвердил Пепи, ставя полные стаканы на стол,- я слышал об этом уже вчера; невеста его, говорят, бесподобная красавица!

- Ее отец, адвокат Ренар, ведет здесь все дела молодого графа, дочь его, Корнелия Ренар, станет супругой богатого, знатного сеньора. Они приведут все в порядок и, прихватив значительное количество своих сокровищ, снова вернутся в Европу, чтобы жить там в свое удовольствие. Управляющие и инспекторы останутся на своих местах и время от времени будут пересылать им стекающиеся со всех концов владений громадные суммы.

- Вот счастливец-то! Говорят, раньше этот сын его, по вине своей матери, жил в ужасной бедности! - прибавил трактирщик Пепи.

- Да, он сейчас еще бледноват и нездоров на вид, но скоро поправится.

- Так вы думаете, что в управлении его владениями не произойдет никакой перемены? - спросил озабоченный немец и, тщательно сложив свое письмо, спрятал его в карман сюртука.

- Ни в коем случае, все в прекрасном состоянии благодаря мудрости покойного благородного сеньора. Ему Монте-Веро обязано тем, что в настоящее время это прекраснейшая полоса земли. Он умел находить людей и посвящать их в свои тайные мечты и желания. Ну, вы увидите сами! Не думайте только, что вы попадете на обыкновенную фасенду (поместье) или на эстансиу (имение со скотоводством), представьте себе сто таких имений и разместите их одно за другим. Представьте себе селения с тысячами работников, черных и белых, сахарные заводы, плантации и большую реку с сотней судов, которые составляют собственность графа Монте-Веро, и все равно вы будете иметь отдаленное понятие о той местности, которая должна сделаться вашей родиной! Да, не у всякого хватило бы разума все это устроить!

- Антонио прав, там настоящий рай. О, я часто видел графа, проезжавшего на вороном коне мимо моего дома. А каким он был простым. Боже, как жаль, когда такие люди умирают! - проговорил Пепи и поспешил к другому столу.

Был поздний вечер, над заливом и берегом расстилался тот приятный сумеречный свет, который в южных странах спускается на опаленную зноем дневного солнца землю, чтобы доставить несколько часов отдыха, прежде чем наступит глубокая ночь.

Только теперь улицы Рио стали оживленными. Зажиточные жители оставляют свои дома, чтобы насладиться вечерним воздухом за душным городом или на воде. Появляются наездники и наездницы на маленьких, но прекрасных лошадях. Молодые торговки, босоногие, в коротких пестрых платьях, несут на голове большие плетеные блюда с заманчивыми плодами, предлагая прохожим свой товар.

И тут по кварталу разнеслась весть, что Марцеллино освобожден.

- Мошенник! - воскликнул Пепи.

- Зачем вы так,- тихо проговорил погонщик,- вы же знаете, что все на стороне этого негодяя.

- Расскажите же, как это случилось! - попросил любопытный трактирщик матросов, которые, поднявшись на веранду, потребовали рому.

- Что тут рассказывать, лучше принесите нам поскорее арак (Крепкий спиртной напиток, приготовляемый из сока кокосовой или финиковой пальмы, а также из риса), - ответил один из матросов.

- Да они снова отвели негра в тюрьму только для того, чтобы народ разошелся! - крикнул другой матрос.

- Это матросы с судна, которое возит невольников. Оно вчера остановилось здесь, чтобы запастись провиантом! - шепнул корабельщик немцу.- Завтра они снова отправятся ближайшим путем в Африку за черным товаром.

Пепи принес матросам арак и стал считать деньги, брошенные ими на стол.

- Когда наступил вечер и народ рассеялся, Марцеллино выпустили! Только проклятое украшение останется у него на шее, такое увидишь не у всякого.

- Вы говорите про след от веревки Бон-Диаса? - уточнил Пепи.

- Нет, я не о нем, от него через три дня и следа не останется. Он же теперь всю жизнь должен носить на шее веревку! И если он когда-нибудь забудет надеть ее, получит двадцать, а в следующий раз вдвое больше ударов бамбуком.

- Ну, тогда я бьюсь об заклад,- продолжал болтливый трактирщик,- в третий раз он не забудет надеть ее.

- Марцеллино? Вы плохо знаете этого черного, если думаете, что сорок ударов могут убить его!

- Может быть! - согласился Пепи, чтобы избежать ссоры.

- Посмотрите, вон сюда идет Марцеллино! - вскочив, закричал один из матросов, указывая на улицу.

И в самом деле, к трактиру приближалась исполинского роста мускулистая фигура. На негре была только красная фая, обвязанная вокруг пояса и доходившая до колен. Но шел он сгорбившись, словно что-то тяжелое давило на него.

- Сюда, Марцеллино! - кричали матросы.- Сюда, здесь есть арак для тебя.

При этих словах негр засмеялся, показав свои ослепительно белые зубы. Теперь можно было ясно разглядеть, что на шее Марцеллино болтается веревка.

Марцеллино подсел к столу, где выпивали матросы. Матросы стали чокаться с негром и пить за его здоровье. Хозяину пришлось еще раз наполнить их кружки.

- Почему ты пришел сюда, Марцеллино? - спросил один из матросов, сделав немалый глоток арака и передав кружку негру.

- Потому, что назначил здесь свидание,- отвечал Марцеллино, пытливо озираясь вокруг.- Кому-то я нужен!

- А! Теперь все переменилось! Теперь больше не спрашивают: "Сколько стоит Марцеллино?", а спрашивают: "Что ты требуешь, Марцеллино?" - прибавил другой матрос.

- Да,- согласился негр.- Теперь Марцеллино купит себе платье, Марцеллино не хочет больше ходить, как дикий зверь в пустыне!

Матросы громко засмеялись.

- Так, Марцеллино, тебе нужно купить тонкие белые брюки, конхо из пестрой шелковой материи и соломенную шляпу!

- И чтобы пистолет был в фае,- прибавил негр.- За пистолет я готов сделать все, это мой бог!

- Прежде ты не смел носить пистолет, а теперь можешь. Ведь ты освободил себя, да здравствует Марцеллино! - кричали матросы, на которых крепкий" напиток, что они лили в себя как воду, уже произвел свое действие.

- Клянусь,- прошептал хозяин,- сегодня здесь не обойдется без драки. И он с опаской приблизился к пирующим матросам, чтобы взять опорожненные кружки.

Когда Пепи, снова наполнив кружки, подал их матросам, на веранду быстро вошел новый гость. На нем были легкое светлое пальто и большая соломенная шляпа с широкими полями надвинутая на глаза.

Незнакомец боязливо оглядывался по сторонам, казалось, в этом полуосвещенном строении ему не по себе.

Незнакомец вместе с Пепи, нетерпеливо ждавшим своих денег, подошел к столу, за которым сидели матросы, и осторожно ударил Марцеллино по плечу. Затем он направился к той части веранды, где сидели гости, и Марцеллино вскоре присоединился к нему.

Когда незнакомец вошел в трактир, погонщик мулов Антонио вдруг с изумление обнаружил, что лицо незнакомца ему знакомо, стал наблюдать за ним.

- Глазам своим не верю,- прошептал Антонио,- если бы я не знал, что сеньор Ренар в Монте-Веро, то сказал бы, что это он сидит вон за тем столом.

- Что же знатному господину делать здесь, в трактире, и к тому же в обществе негра? - так же тихо сказал немец.- Ведь вы говорили, что адвокат Ренар выдает свою дочь замуж за молодого графа?

- Вы правы, но уж очень этот господин похож, впрочем, и этот гость не принадлежит к этому месту и обществу, вероятно, он затевает что-нибудь недоброе.

Тем временем незнакомец немного сдвинул со лба шляпу, и теперь в нем мы могли бы узнать Фукса. Правда, в наружности его произошли некоторые перемены. Его лицо было все еще бледным, но борода значительно поседела. Старый фланелевый сюртук, в котором мы его видели прежде, сменил нарядный, модный костюм, его руки стянули изящные перчатки, а его большая широкополая шляпа была самой изысканной работы.

- Ты ушел сегодня от виселицы,- начал Фукс на ломаном португальском языке,- потому я и позвал тебя сюда, но сначала скажи, не хочешь ли ты выпить?

- Нет, масса, Марцеллино не хочет водки.

- Так скажи мне, чего ты желаешь?

- Я желаю? - спросил негр.- А, Марцеллино понимает, у массы есть желание, и он хочет сперва узнать желание Марцеллино, чтобы сказать свое.

- Верно, я вижу, мы поймем друг друга! Не хочешь ли ты получить хорошую легкую службу?

- О да, масса, Марцеллино хочет легкую службу,- легкую службу и много денег!

- Смотри, как вы, негры, поумнели!

- Но легкая служба - не первое желание Марцеллино!

- Не первое, говоришь? А какое же первое?

- Первое желание - пистолет, хороший пистолет с серебряными украшениями; о масса, за пистолет я готов исполнить ваше желание.

- Завтра вечером твое желание будет исполнено - ты будешь иметь и кинжал и пистолет с серебряными украшениями. Но только ты должен исполнить одно мое желание.

- О, Марцеллино ждет приказания!

- Ты знаешь маленький укрепленный остров при входе в залив? С него таможенные чиновники причаливают в лодках к каждому приплывающему кораблю. Лодками правят черные.

- Марцеллино знает это.

- Хочешь наняться туда на несколько месяцев лодочником? - спросил Фукс.

- О масса, бедные невольники получают едва ли крусадо в день.

- Я кладу тебе два крусадо в день, Марцеллино, и плачу тебе за месяц вперед

- И пистолет и кинжал!

- Обязательно! Пистолет с серебряными украшениями, кинжал и шестьдесят крусадо я передам тебе завтра вечером у болверка перед тем, как ты сядешь в лодку, в которой отправишься на укрепленный остров, где ты по рекомендательному письму, которое я дам тебе, получишь место лодочника.

- О масса, Марцеллино непременно придет завтра вечером!

- Ты составишь свое счастье! Ну, а теперь главное: можешь ли ты молчать?

- Как могила, масса, за пистолет как могила!

- А умеешь ты обращаться с кинжалом?

- У Марцеллино жилы как у тигра,- негр с силой вытянул свои длинные руки и показал мускулы,- а ловок он, как дикая кошка!

- Если ты исполнишь мое поручение, то получишь хорошую награду!

- О масса, говорите скорее, не надо ли убить кого-нибудь кинжалом? О масса, говорите без боязни!

- Ну, так слушай и запомни каждое 'мое слово. Когда ты будешь служить гребцом на одной из таможенных лодок, которые подходят ко всем подходящим к острову кораблям, и услышишь, что приближается пароход под названием "Германия", будь настороже! Когда ты подгребешь к нему и убедишься, что это действительно "Германия", притворись больным, очень больным, тебя потащат на пароход, где находится врач. На "Германии", на палубе или в каюте, ты увидишь высокого белого господина, владельца парохода этот человек должен умереть. Он мой враг!

- О, враг, враг должен умереть! - повторил Марцеллино, сверкнув глазами.

Этот геркулесовой силы негр был так ослеплен обещаниями незнакомца, который производил впечатление знатного и богатого господина, что, не задумываясь, согласился на его предложение.

- Ты не ошибешься, только если хорошо запомнишь название парохода - "Германия".

- О масса, Марцеллино никогда ничего не забывает!

- Запомни, владелец "Германии" высокого роста и прекрасно сложен, и чтобы между вами не завязалась борьба, в которой он может выстрелить в тебя, употреби кинжал, и именно во время переезда с укрепленного острова на тот, что лежит посреди залива, где стоят брандвахтенные суда. Как называется этот остров?

- Виллегеньон, масса!

- Вот тут-то ты и должен его убить. Затем воспользуйся общим замешательством и постарайся как можно скорее скрыться с глаз своих преследователей.

- О, Марцеллино умеет плавать, как рыба, масса!

- Я не знаю точно, когда "Германия" достигнет здешних берегов, но мне кажется, что это будет в следующем месяце! В последний день месяца я приду вечером к тому месту, где ты завтра сядешь в нанятую мною лодку. Если ты точно исполнишь мое приказание и владельца парохода "Германия" не будет более в живых, я отсчитаю тебе обещанные деньги!

- Гм! Масса!

- Ну что ты еще хочешь сказать?

- Марцеллино думает, что половину денег он должен получить теперь, а половину тогда, когда на "Германии" будет вывешен траурный флаг!

- Ну, думаю, я могу тебе доверять и исполню твое желание! Завтра вечером, прежде чем сядешь в лодку, ты получишь от меня половину обещанной суммы. Но не промахнись, Марцеллино! Если "Германия" вывесит большой черный флаг, твое вознаграждение будет еще больше, чем я обещал!

- О, масса так же жестоко ненавидит своего врага, как и Марцеллино своего! Но эта веревка...

- Ты найдешь случай снять ее, когда тебя перенесут на пароход, да и веревка не удержит владельца "Германии" от приказа снести больного негра даже в собственную каюту.

- Считай, мы договорились, масса! - заключил Марцеллино.

Ренар как-то нерешительно протянул ему руку, потом застегнул пальто, надвинул шляпу на лоб и хотел было уйти, но вдруг остановился и скороговоркой проговорил:

- Если ты проронишь хоть слово из того, что только что услышал, тебя ждет неминуемая смерть, поэтому берегись водки, чтобы не проговориться в пьяном виде.

- О, Марцеллино не будет пить до тех пор, пока "Германия" не вывесит траурный флаг,- ответил негр.

- Значит, завтра вечером на берегу! - заключил Фукс, быстро оглядев всех, кто сидел на веранде, и скрылся в темноте.

- Черт возьми! - пробормотал хозяин трактира, между тем как его гости начали мало-помалу расходиться.- Эти двое затеяли кровавое дело.

XXVII. СОКРОВИЩА МОНТЕ-ВЕРО

Светлая ночь царила над лесом и замком Монте-Веро; легкий ветерок о чем-то шептался со старинными пальмами и кедрами. Благоухали цветы. Резкий свист попугаев дополняло стрекотание сверчков и крики больших водяных птиц. Слышался плеск фонтана, находившегося перед замком.

Замок Монте-Веро, романтично стоявший на горе у опушки леса, представлял собой большое продолговатое четырехугольное здание. Он был построен по образцу немецких замков, со множеством высоких окон и башнями по углам.

По одну сторону от него тянулись огромные конюшни, а позади стоял высокий бельведер, с которого можно было обозревать окрестные луга и поля. С тех пор, как гости и новый владелец Монте-Веро прибыли в замок, на бельведере развевался черный флаг. Замок делился на четыре больших флигеля, которые соединялись коридорами. В середине замка была высокая часовня, золотой купол которой возвышался над крышей. Правый флигель предназначался для императора, комнаты которого открывались только тогда, когда дон Педру II навещал графа Монте-Веро, за правым флигелем помещался флигель для гостей, налево был флигель графа, а за ним четвертый флигель занимала прислуга.

Покои императора соединялись с покоями графа балконом, украшенным тропическими растениями и возвышавшимся над порталом. Его поддерживали мраморные колонны. На балкон из обоих флигелей выходили высокие стеклянные двери.

По балкону, защищенному навесом от палящего солнца, часто прохаживались император и граф Монте-Веро. Оба они не только внешне, но и внутренне походили друг на друга. На этом балконе, в благоухании цветов, нередко развивались идеи и принимались решения, которые должны были послужить благоденствию не только обширных владений Монте-Веро, но и всего громадного государства.

Император и граф Эбергард были давними, искренними друзьями и нередко в тяжелые дни поддерживали друг друга. Кроме того император был исполнен благодарности к Эбергарду, которому был обязан спасением жизни.

С балкона открывался прекрасный вид на аллеи и высокие деревья парка, сливавшегося с лесом. По обеим сторонам подъездной аллеи среди клумб были устроены покрытые ракушками и увитые растениями гроты и беседки.

Фронтон замка украшал герб, загадочный для каждого вновь прибывшего, но полный глубокого смысла: золотое солнце, на нем черный крест, а под ним череп.

С тех пор как на бельведере развевался траурный флаг, в Монте-Веро царили грусть и уныние.

На громадных полях среди кофейных деревьев, на плантациях сахарного тростника и хлопчатника, где обыкновенно слышались веселые песни работников, была мертвая тишина.

Молодой сеньор, явившийся в Монте-Веро в качестве сына и наследника покойного графа Эбергарда, о чем свидетельствовали привезенные им документы, и добившийся с помощью Черной Эсфири и Фукса посещения императора, желавшего услышать подробности смерти своего дорогого друга,- Конде уже не раз побывал во всех концах своих обширных владений, сопровождаемый своей прекрасной гордой невестой и ее мнимым отцом. Он преследовал при этом двойную цель: показываясь чаще своим подчиненным, он приучал их к мысли видеть в нем своего господина и в то же время торопил своих управляющих скорее предоставить ему деньги.

Настоящие сокровища и драгоценности, на которые метили эти отчаянные мошенники, были опечатаны судебными чиновниками, пока, согласно бразильскому закону, не подтвердятся права молодого графа Монте-Веро на наследство. Преступники еще не знали последствий своего предприятия, успех которого все еще зависел от графини Понинской и барона Шлеве. Однако жулики уже были близки к цели, уже видели блеск богатства, на которые покушались. Их обнадеживало то, во что они сами не могли поверить,- им удалось обмануть императора Педру, этого умного, но слишком доверчивого человека. Они должны были решиться на этот обман, так как император, узнав о смерти Эбергарда, пригласил их к себе, и это грустное известие тронуло его сильнее, чем ожидали мошенники. Предосторожности Фукса, внезапно превратившегося в господина, который занялся во время путешествия изучением португальского языка, увенчались успехом, как и вообще все, что предпринимал этот человек. В случае надобности Фукс обретал изящные манеры, так же как и Рыжий Эде, который в настоящее время выглядел истым сеньором.

При аудиенции император подал молодому графу Эдуарду руку, выразил соболезнование и уверил в своей благосклонности, и молодой граф с поистине рыцарской ловкостью преклонил перед императором колено и поцеловал ему руку. На прием вместе с новоиспеченным Монте-Веро явились также господин Ренар и его прекрасная черноглазая дочь донна Корнелия, которую Эдуард представил императору как свою невесту и которая произвела на него глубокое впечатление.

Когда же император приехал в Монте-Веро и посетил этих наглецов, не подозревая, какую громадную услугу оказывает им своим посещением, преступники были почти уверены в удаче своего неслыханного предприятия, и только одно тревожило их: управляющий Шенфельд, который отправился в Европу и мог прибыть в Монте-Веро прежде, чем они успеют скрыться со своей добычей.

Прошло уже более четырех недель с тех пор, как они поселились в Монте-Веро, а судебная комиссия все еще медлила с формальной передачей владений. Шенфельд, как узнал Фукс, на лучшем пароходе выехал из Бразилии и, по его расчетам, давно прибыл в Гамбург, так что, возможно, Эбергард уже был на пути в. Рио. Если он прибудет прежде, чем им удастся завладеть его богатствами, то дело проиграно и они обречены на гибель! Поэтому надо было во что бы то ни стало не только ускорить отъезд, но и сделать так, чтобы Эбергарда уже никогда больше не видели в Монте-Веро, а для этого было только одно средство - убить его и тем самым исключить всякое серьезное преследование.

С этой целью Фукс и отправился в Рио. Опытный преступник, он сам превосходно владел всяким оружием, но тут должен был быть предельно осторожен, так как Эбергард знал его в лицо, а потому, услышав в городе о Марцеллино, он тотчас увидел в нем исполнителя своих планов. Читатель уже знает о разговоре Фукса с Марцеллино. Черный убийца пришелся Фуксу по вкусу, и белый убийца уже втайне радовался, что графу Эбергарду не избегнуть руки негра.

Прошло несколько дней с того вечера, когда Фукс вручил Марцеллино обещанный задаток.

Ночная тишина стояла над замком Монте-Веро; его высокие окна и река, что протекала неподалеку от парка, серебром блестели в лунном свете.

Почти неслышно раздвигая ветки кустов, через парк пробиралась женская фигура.

- Ты ли это, Маранга,- послышался низкий голос из кустов, что отделяли клумбы от высокой стены неподалеку от широких ворот.

Девушка в испуге остановилась. В эту минуту луна осветила ее лицо - это была одна из тех светлых удивительной красоты мулаток, за которых в Бразилии платили бешеные деньги. Особенно хороши были ее большие блестящие глаза. Роскошные густые волосы девушки прикрывала фантастически повязанная яркая косынка. Ее шея и плечи были открыты, корсаж стягивал тонкую талию, пестрая юбка спускалась до колен, оставляя обнаженными прекрасные ноги шестнадцатилетней мулатки.

Граф Эбергард купил Марангу на рынке невольников в Рио-де-Жанейро, и она исполняла с малолетства обязанности садовницы.

- Маранга, ты ли это? - повторил голос.

- Антонио? - спросила мулатка по-португальски.

- Ты узнала мой голос, прекрасная парда, (Мулатка, от pardo - желтый (порт.)) - проговорил знакомый нам погонщик мулов, раздвигая ветви и подходя к Маранге.- Ты не испугалась?

- Немного испугалась, я не знала, что ты уже здесь.

- Да, на этот раз я поспешил вернуться назад, но все же меня кое-что задержало.

- Ты говоришь загадками.

- Господин Ренар в замке?

- Нет, его ожидают ночью.

- Значит, он в Рио?

- Не знаю, Антонио, но ты говоришь так взволнованно.

- Да, бьюсь об заклад, с негром Марцеллино говорил Ренар. Я предчувствую недоброе. Этот человек мне не нравится, следовало бы предостеречь молодого сеньора Конде.

- Не делай этого, Антонио, молодой сеньор Конде...

- Ну, говори, говори...

- Я слышала голоса и шелест платья вон в тех кустах, наверху,- отвечала Маранга шепотом.

- Нас здесь не видно. Что ты хотела сказать мне о графе Эдуарде?

- Он не тень нашего графа,- прошептала мулатка.- Он мне кажется таким странным и...

Маранга, которая обладала весьма чутким слухом, опять, не кончив фразы, схватила Антонио за руку и указала в сторону гротов. Антонио взглянул туда и увидел возле одного из живописных гротов две фигуры.

- Донна Корнелия и император! - прошептал он.

Мулатка приложила палец к губам и подала Антонио знак следовать за ней. Она раздвинула ветки кустов, росших у стены, и стала в их тени.

- Иди, Антонио,- прошептала она.- Завтра вечером встретимся на берегу. Так будет лучше!

- Мне бы хотелось остаться с тобой, Маранга,- тихо проговорил погонщик мулов, прижимая к груди юную мулатку.- Мне все кажется, что тебя могут похитить у меня.

- Будь спокоен, Маранга любит тебя и никого другого.

- Ты хотела рассказать мне о молодом сеньоре Конде.

- Завтра расскажу!

- Нет, я должен узнать о молодом графе! Он ухаживает за тобой?

- Я предостерегла его, Антонио! Маранга сказала ему, что если он еще прикоснется руками к ее телу, она убьет его. Но иди, дорогой Антонио, Маранга любит только тебя!

Молодой погонщик мулов сжал кулаки, но при последних словах девушки порывисто обнял ее и, скользнув в тень высокой стены, вышел через открытые ворота.

Мулатка взглянула в сторону грота. Император и Корнелия исчезли, но нет - в бледном свете луны еще белела ее мантилья у входа в грот.

Прекрасная Корнелия и дон Педру с наступлением вечера взошли на бельведер, чтобы полюбоваться на закат. Адъютант императора напрасно искал молодого графа Монте-Веро, который должен был сопровождать их, и императору пришлось одному прогуливаться с невестой хозяина.

В эту ночь в замок вернулся Ренар, и молодой граф вышел из своих комнат, чтобы встретить его.

Черная Эсфирь, видя, что передача богатства затягивается, стала сомневаться в удаче опасного предприятия и потому всегда была готова к бегству. Никем не замеченная, она прошмыгнула в свою комнату, как только карета подкатила к подъезду.

Эдуард, накинув элегантное неглиже, встретил вернувшегося Ренара в портале вместе со сбежавшейся прислугой.

Они любезно обменялись приветствиями и последовали за лакеем, который шел впереди с тяжелым канделябром. Дойдя до своих покоев в левом флигеле, Эдуард приказал лакею зажечь лампу и оставить их одних.

Зала, куда вошли эти двое, отличалась особой роскошью. Лампа распространяла приятный матовый свет, в открытые окна доносился аромат цветов.

Фукс снял с себя легкое длинное пальто и широкополую шляпу, Эдуард приказал принести вина. Не проронив ни слова, выждали они, пока лакей подал вино На серебряном подносе и удалился. Когда уже никто не мог помешать им, Эдуард приблизился к Фуксу, который наливал себе стакан превосходной мадеры.

- Мы должны спешить,- быстро проговорил он.- Тебя видели в Рио!

- Откуда ты знаешь?

- Сейчас узнаешь, расскажи сперва, что ты устроил! Ты говорил с негром...

- Черт возьми, откуда ты это знаешь? Ну, и что из того, что меня видели? Я нанимал негра для Эбергарда, он служит гребцом на одной из таможенных лодок и имеет такой сильный кулак, что можно быть спокойным! Что делают судебные чиновники?

- Они еще переписывают все. Теперь они в гавани Рио-Веро.

- А проклятый управляющий Виллейро?

- Час назад ему тайно сообщил какой-то погонщик мулов, что он видел тебя в Рио, в трактире, где ты разговаривал с каким-то мошенником-негром. Ты знаешь, что соседняя комната примыкает к башне, в которой Виллейро охраняет драгоценности графа и деньги, полученные за последнее время. Как-то поздно вечером я заметил, что туда вошел человек, и смог расслышать все, о чем говорили между собой эти люди. Погонщик предостерегал против нас управляющего Виллейро, который, по-видимому, тоже с недоверием относится к нам, тем более что от Шенфельда, отправившегося в Европу, до сих пор нет вестей.

- Значит, мы должны в одну из следующих ночей завладеть сокровищами, которые хранятся в башенной комнате, и деньгами, которыми заведует Виллейро! - Фукс снова осушил стакан.

- Согласен, но это не так-то легко исполнить.

- Мы должны отказаться от всего другого и довольствоваться только этим!

- Там громадное состояние, я убедился сегодня, заглянув в акты. В башне находится более миллиона золотых монет, а бриллиантов и других драгоценных камней на три миллиона мильреисов. Да и доходы за последние недели составляют двести тысяч мильреисов.

- Таким капиталом обладает не всякий владетельный князь в Европе,- заметил Фукс.- Расположение комнат тебе известно, а как со всем остальным?

- Имеется только одно препятствие, которое может расстроить наше бегство! - воскликнул Рыжий Эде.

- В чем же оно?

- Как мы вытащим эти сокровища? Не забывай, что золото и драгоценные камни хранятся в мешках и надобно более ста мулов, чтобы отвезти хоть половину их в Рио-де-Жанейро! - Рыжий Эде уселся в кресло.

Фукса взволновал разговор о богатствах. Цифры, которые назвал его сообщник, были так заманчивы, что жадное сердце сильно забилось. Если бы ему удалось похитить хотя бы десятую часть этих сокровищ и бежать с ними, и то можно бы жить с блеском и в свое удовольствие, и кто бы узнал, как он нажил эти богатства? Тогда он избавился бы от всех преследований и опасностей.

- Ничего, что-нибудь сообразим! - проговорил Фукс, пройдясь несколько раз взад и вперед по ковру.- Вытащить все, конечно, невозможно, но взять столько, чтобы нам обоим хватило, мы сумеем.

- Ну и прекрасно, а Черная Эсфирь пусть сама о себе позаботится, она, кажется, снискала расположение императора.

- Это не наше дело! В следующую ночь- мы должны бежать - пора! Ты знаешь, что надо делать здесь, в замке, а я приготовлю все, что нужно, для того, чтобы отвезти сокровища в Рио.

- Постой! - остановил Фукса Рыжий Эде, который знал талант своего друга.- Наша работа будет не из легких, ключи от башенной комнаты у судебного чиновника, который спит в красной зале.

- Мы отнимем их, легкий удар по голове лишит его сознания.

- Он исполинского роста, и череп у него как у тапира, лучше было бы опоить его. Из последней залы мы через столовую пройдем в комнату Виллейро, которого, разумеется, надо убить. Затем мы отопрем дверь башенной комнаты. В этой комнате есть окно с решеткой, мы выбросим через него мешки вниз, на песок.

- Хорошо! Мы оттащим мешки на берег Рио-Веро, положим в лодку и по течению спустимся с нашим кладом в Рио-де-Жанейро. О провианте и костюмах я позабочусь завтра, в Рио мы купим себе пароход и через четыре дня будем в открытом море.

- Значит, план составлен.- Встав, Рыжий Эде подал своему другу руку.- У нас впереди целый день для приготовлений. Но не говори, ради Бога, ничего Черной Эсфири! Ее отсутствие завтра будет нам на пользу, поверь, такие женщины, как она, всегда сумеют выпутаться!

- Спокойной ночи! - сказал наконец Фукс.- Надо хорошенько выспаться, в следующие ночи нам будет не до отдыха.

- Значит, последнюю ночь мы спим на этих шелковых подушках,- улыбнулся Рыжий Эде.- Мне жалко каждой вещи, которую мы оставляем здесь!

- Ну, ведь не можешь же ты взять с собой весь замок, ненасытный! - Фукс взялся за пальто и шляпу.- Я думаю, нам и того хватит до конца дней.

- Да, ты прав. Заживем же мы с тобой, Фукс!

Рыжий Эде еще раз наполнил стаканы и чокнулся с другом; когда они расстались, было уже далеко за полночь.

На следующее утро император, весьма холодно простившись с молодым графом Эдуардом и господином Ренаром, вернулся со свитой в столицу.

Днем Фукс осмотрел лодку, лежавшую возле высокой стены на берегу Рио-Веро, тайком перенес в каюту вина и съестные припасы. По этой реке проходило мало судов, а на случай, если их встретит какой-нибудь корабль из Монте-Веро, Фукс приготовил два матросских костюма.

Управляющий Виллейро, уже немолодой человек, редкой честности, всей душой преданный Эбергарду, пользовавшийся безграничным доверием последнего, целый день занимался с судебным чиновником, оставшимся в замке, между тем как другие чиновники находились в колониях Монте-Веро, просиживая за актами и приходными книгами.

Вечером сеньор Конде в знак признательности пригласил Виллейро и чиновника на стакан вина. Виллейро отказался по причине легкого нездоровья, а чиновник, весьма любивший этот напиток, с удовольствием принял предложение.

Когда начало смеркаться, Эдуард приказал лакеям поставить на балконе стол, и когда на нем уже стояли бутылки, Фукс, воспользовавшись отсутствием слуг, всыпал в одну из них порошок селинтового корня, известного туземцам как одурманивающее средство.

Судебный чиновник действительно был необыкновенно высоким и, по-видимому, сильным человеком. Эдуард был прав, когда предложил привести его в бессознательное состояние с помощью вина. Не всякий удар свалил бы такого богатыря, и в случае неудачи он мог дернуть за сонетку, висевшую у его постели, и малейшее ее движение заставило бы всю прислугу сбежаться в его комнату.

Эдуард попросил Фукса позаботиться о том, чтобы стаканы были всегда полны.

Не обращайте на меня внимания, господин Сантос, - сказал он, обращаясь к судебному чиновнику, хотя я и люблю вино, но оно, к несчастью, слишком сильно волнует мою кровь.

- Я на это не могу пожаловаться,- отвечал чиновник с самодовольной улыбкой, поправляя свой светлый шелковый галстук,- но сегодня мне бы хотелось удержать себя от слишком большого употребления этого напитка, чтобы я мог завтра вместе с господином Виллейро закончить расчеты.

- А остальным господам чиновникам, вероятно, остается еще много дел?

- Им дел еще на несколько недель, сеньор Конде! Владения, которые имеют счастье приветствовать вас как своего хозяина, так обширны и богаты, что требуют много времени!

- А вместе с расчетами завтра будут закончены здесь и все ваши дела? - спросил Фукс, наполняя стаканы.

- Не совсем, господин Ренар. Я обязан буду вместе с господином Виллейро охранять казну и прибывающие суммы.

- О, я вам очень признателен буду за это, дорогой господин Сантос,- сказал Эдуард,- и перед отъездом не забуду доказать вам свою благодарность.

- Вы -очень добры, сеньор Конде,- почтительно проговорил чиновник.- Ведь это только моя обязанность!

- Мне будет очень жаль, дорогой господин Сантос, если вы оставите замок, так как вы мне кажетесь превосходным Цербером.

Польщенный чиновник самодовольно улыбнулся. Фукс снова налил ему вина. Он хотел прежде споить Сантоса чистым вином, а уж под конец угостить из бутылки, в которую подсыпал порошок селинтового корня.

- Это не пустая фраза, дорогой господин Сантос,- я бы и сам хотел поучиться у вас,- продолжал Эдуард.- Вы знаете, я приехал сюда издалека и не имею здесь человека, на которого мог бы положиться. После вашего отъезда я должен буду сам охранять свои богатства, Неприятная задача!

- Мне бы это было, напротив, весьма приятно,- возразил чиновник, которому вино развязало язык.- Я бы охотно покорился этой обязанности, имей я счастье быть владельцем таких богатств.

- Есть старая поговорка, дорогой господин Сантос, что у богатого больше забот, чем у бедного. Вот если бы я мог оставить вас здесь навсегда...

- Я сам на вашем месте сделал бы таким образом;. Теперь дверь башенной комнаты опечатана и заперта на ключ; оставьте ее так. Тогда весь секрет только, в том, чтобы хорошенько спрятать ключ - ведь толстую железную дверь не так-то легко выломать.

- Вы меня успокаиваете, и я очень обязан вам за это, но куда же спрятать ключ?

- Вы никогда никому не должны его показывать, сеньор Конде, чтобы ни один человек не мог даже подозревать, где у вас хранится ключ. Ночью самое надежное место - под подушками. Вы, вероятно, не так уж крепко спите, чтобы не проснуться, когда подходят к вашей постели и засовывают руку под подушки.

- В самом деле, господин Сантос! - воскликнул Эдуард подымая стакан.- Превосходный совет!

Сантос готов был уже встать из-за стола следом за молодым сеньором Конде, который поднялся, чтобы отправиться в спальню. Но радушный граф так любезно просил чиновника остаться, а Фукс, схватив бутылку с селинтовым порошком, так щедро наполнял стакан чиновника, так любезно потчевал его, что тот не без удовольствия сдался. И Фукс и Сантос оставались на балконе до тех пор, пока не опустела бутылка, предназначенная для ничего не подозревавшего чиновника.

- Извините, господин Ренар, если я прощусь теперь с вами,- вдруг проговорил Сантос, борясь со сном и опьянением.- Не знаю почему, но мною внезапно овладевает такая усталость...

- Вы слишком много работаете, господин Сантос!

- Да, к тому же мой сидячий образ жизни... Спокойной ночи, господин Ренар!

- Спокойной ночи, дорогой господин Сантос! - Фукс пожал руку пошатывавшегося чиновника и проводил его до красной залы, которую тот занимал.

- Слава всем святым! - пробормотал опьяневший Сантос, кладя по обыкновению ключи под подушку. Порошок оказал свое действие - неспособный снять с себя платье и даже шевельнуть рукой, он повалился на постель.

Фукс накрыл его одеялом - одно препятствие было устранено.

Сантос в опьянении не запер за Фуксом дверь красной залы, что он обыкновенно делал, и это значительно облегчило мошенникам дело.

Когда Фукс, презрительно улыбаясь, убедился, что чиновник выведен из строя, в голове у негодяя блеснула мысль сейчас же приняться за него, а потом за управляющего, чтобы не делиться добычей с Рыжим Эде. Но в ту минуту, когда Фукс обдумывал свой план, дверь красной залы тихо отворилась и в ней показался молодой сеньор Конде - недоверие или нетерпение привели его сюда.

"Черт возьми! - подумал Фукс, скрежеща зубами.- Но что не удалось мне сегодня, может легче удастся завтра в дороге. Я бы не хотел делиться".

Может быть, в эту минуту та же мысль овладела Рыжим Эде. Подобного склада люди делятся добычей только тогда, когда этого требует инстинкт самосохранения.

- Ну, как дела? - спросил Рыжий Эде шепотом.

- Один уже удален! Теперь твой черед - иди в спальню Виллейро,- отвечал Фукс,- и принимайся за него!

- Давай я достану ключи, а ты пойди к Виллейро!

- Теперь, когда надо приниматься за дело, ты начинаешь трусить, негодяй! - крикнул в досаде Фукс.- Ведь Виллейро не первый, на ком ты пробуешь свое счастье?

- Верно, но Виллейро такой слабый, и это мне не по нутру.

- Ну, так войдем вместе к нему в комнату, так будет лучше!

Фукс, подсунув руку под подушку громко храпевшего Сантоса, схватил ключи, и они с Рыжим Эде направились к столовой, чтобы, миновав ее, попасть в комнату управляющего.

На часах замка пробило полночь.

В ту минуту, когда рука Рыжего Эде потянулась, чтобы отворить дверь, он вдруг с такой силой был отброшен назад, что едва не опрокинул Фукса.

В столовой, за отворенною дверью, стояла тощая фигура Виллейро, которого разбудили шум и голоса преступников.

Слабый, престарелый Виллейро вдруг увидел перед собой гостей замка, которые с первого взгляда произвели на него неприятное впечатление и к которым он, подобно управляющему Шенфельду, испытывал недоверие; теперь ему стало совершенно ясно, что он не ошибся. Однако от неожиданности и испуга он не в состоянии был подбежать к окну и позвать на помощь.

- Что тут происходит? - спросил он, побледнев как полотно.

В ту же минуту Фукс кинулся на Виллейро. Несчастный, испустив слабый крик о помощи, которого никто не мог услышать, бросился в свою спальню; Фукс последовал за ним. Бедный Виллейро попробовал защищаться, напрасно загораживаясь столами и стульями. Но Фукс был более ловок. Отшвырнув в сторону мебель, он обеими руками схватил управляющего за горло и повалил на пол. Виллейро защищался со всей силой отчаяния, которую придал ему страх перед смертью. Он попробовал отстранить руки врага от горла, но тот клещами вцепился в него, так что несчастный только расцарапал их. Глаза его налились кровью; какие-то неясные звуки вырвались из горла, лицо побагровело. Убийца не ослаблял хватки, зубы его были крепко стиснуты, глаза сверкали.

Рыжий Эде, не теряя ни минуты, подобрал ключи, выпавшие из рук Фукса, и подошел к глубоко вделанной в стену толстой железной двери, которая вела к сокровищам. На ней были два замка и две печати.

Когда Рыжий Эде метнулся, чтобы зажечь свечу, Фукс выпустил свою мертвую жертву. Он не хотел, чтобы товарищ вошел в башенную комнату без него.

Виллейро более не шевелился; только струйка крови текла из его открытого рта.

Рыжий Эде зажег две свечи, преступники взяли по одной и подошли к железной двери.

Ключ со скрипом повернулся в замке, и крепкая дверь подалась под напором бандитов.

Их обдало холодным спертым воздухом, они вошли. Глубокий проем единственного окна позволял судить о необыкновенной толщине стен. Посреди помещения стоял большой круглый стол, а вокруг на полу разместилось бесчисленное множество мешков. На каждом была написана хранившаяся в нем сумма. Развязав один из мешков, Фукс стал рыться в золотых монетах. Страшная улыбка исказила его бледное лицо, на котором проступили все пороки этого человека.

В шкафах, стоявших вдоль стен, в изящных ящиках хранились бриллианты и другие драгоценные камни.

Перед преступниками открытыми лежали сокровища Монте-Веро, но они не знали, с чего начать, глаза их перебегали с Золота и серебра, хранившихся в мешках, на бриллианты и другие камни, наполнявшие шкафы. Наконец Фукс дрожащими руками принялся за дело. Он отворил узенькое окно и убедился, что мешки могут пройти сквозь железные прутья решетки. Падение мешков на песок с такой незначительной высоты не вызовет шума.

Затем началась работа. Рыжий Эде наполнял камнями пустые мешки, а Фукс осторожно выбрасывал их и те, что были с золотом, из окна.

После нескольких часов работы львиная доля сокровищ перекочевала в парк. Время торопило. Теперь следовало доставить мешки в лодку, но Рыжий Эде никак не мог остановиться. Когда Фукс потребовал, чтобы он сошел вниз, грабитель схватил еще горсть крупных изумрудов и сунул их в карман. Улучив минуту, когда его не видел товарищ, Фукс сделал то же самое.

Они поспешили через комнату, где лежал мертвый Виллейро, забыв второпях загасить свечи. В обширных покоях замка все было тихо, Черная Эсфирь ни о чем не подозревала, прислуга крепко спала.

Фукс и Рыжий Эде благополучно вышли из замка и, не теряя ни секунды, начали перетаскивать мешки на берег Рио-Веро. Работа была нелегкой, так как каждому было по силам нести только один мешок.

Когда начало светать, добыча уже лежала в лодке. Но тут разбойники заметили, что лодка так глубоко погрузилась в воду, что вот-вот может потонуть. И потому десять мешков золота было решено бросить в реку. Затем они оттолкнули тяжело нагруженную лодку от берега, Фукс натянул парус, и судно с богатой добычей быстро помчалось вниз по реке, освещенной первыми лучами восходящего солнца. Замок исчез из виду, уступив место бескрайним джунглям.

XXVIII. ДЬЯВОЛ В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА

Прежде чем вернуться в Европу и посмотреть, удалось ли несчастной Маргарите вырвать из рук нищей графини своего ребенка, взглянем на знакомый нам пароход "Германия", который в ту ночь, когда Фуксу и Рыжему Эде удалось похитить сокровища Монте-Веро, мчался на всех парусах по волнам океана, чтобы к утру приблизиться к скалам, за которыми лежит залив Рио-де-Жанейро.

Тихая ночь расстилалась над необозримым океаном; луна и яркие звезды отражались в темной воде.

Матросы вполголоса пели какую-то песню, а Мартин неподвижно стоял у руля. Возле передней мачты быстроходного брига, который всего за десять дней проделал путь от последней стоянки у берега Англии до Кабо-Фрио, уже видневшегося вдали, стоял со скрещенными на груди руками граф Эбергард, который спешил в Рио, чтобы убедиться, справедлив ли невероятный рассказ управляющего Шенфельда, а если справедлив, то своим внезапным появлением уничтожить мошенников.

Граф Монте-Веро понимал, что за этим ловко придуманным обманом стояли кроме мошенника Фукса еще другое лица. Перебрав самые разные предположения, Эбергард пришел к заключению, что вся эта авантюра совершена не без участия Леоны. Но преступник будет схвачен, и она как союзница не избегнет наказания. Тяжело было на душе у графа. Грустные мысли овладели им, их не в состоянии было устранить даже приятное сознание, что он исполнил свой долг по отношению к человечеству.

Несмотря на то, что тысячи сердец были исполнены любви и благодарности к нему и постоянно молились за него, граф Монте-Веро чувствовал свое одиночество, не найдя своего утраченного сокровища. Не владело ли графом предчувствие той ужасной беды, которая постигла его дочь? Не рисовало ли его воображение картину тяжких испытаний, ниспосланных грешнице?

Неподалеку, опершись о перила палубы, стоял негр Сандок, все старавшийся разглядеть далекий берег навеки потерянной для него родины. Он смотрел то на игру блестящих волн, то на горизонт. Но нигде не видно было той земли, от которой он был оторван еще мальчиком. И если бы даже он мог вернуться теперь туда, если бы ему предоставили выбор между путешествием на родину и его господином, стоявшим сейчас возле мачты, Сандок, не задумываясь, бросился бы на колени перед графом с уверениями, что он никогда не уйдет от него.

Негр любил графа Монте-Веро больше, чем свою родину, которую он бы теперь едва ли узнал.

Было уже далеко за полночь. Туманная дымка, застилая собой луну, подернула горизонт на востоке. Вдруг Сандок в испуге отшатнулся от борта. Глаза его были широко раскрыты, губы безмолвно шевелились, подняв руку, он указывал на туман.

- Масса, масса! - выдавил он наконец дрожащим голосом.- Корабль мертвецов.- Масса, вон он приближается к нам!

Слова негра гнетуще подействовали на экипаж. Среди моряков существует поверье, что несущийся по волнам корабль мертвецов, полуприкрытый туманом, предвещает несчастье: бурю, смерть или кораблекрушение.

Конечно, и Эбергард знал это поверье, и хотя он был выше суеверий, посмотрел туда, куда показывал ему Сандок.

- Да сохранит нас Господь! - запричитали матросы, бросаясь на колени и осеняя себя крестом.

Тут и Эбергард увидел страшный призрак.

Корабль быстро мчался им навстречу. Из тумана вырастал его черный остов. У него были три огромные мачты, как на фрегате, на борту не было ни матросов, ни капитана, только впереди, на носу, виднелся скелет с черепом.

Тихо пронесся корабль мимо парохода.

Матросы "Германии" в ужасе закрывали лица руками, только Эбергард спокойно взирал на туманное видение.

- Мартин,- крикнул он.- Пошли-ка снаряд ему вдогонку, посмотрим, крепки ли доски у корабля мертвецов.

Старый моряк, который всегда беспрекословно исполнял приказания своего господина, на этот раз только сделал движение рукой, как бы умоляя графа не сердиться на него за непослушание.

Эбергард заметил это движение, твердым шагом прошел мимо матросов и спустился в трюм к пушкам.

Мартин быстро последовал за ним.

- Господин Эбергард,- сказал он умоляюще,- ради Бога, не делайте этого!

- Не будь безумцем, Мартин! Когда мне или тебе действительно грозит опасность, ты всегда готов пожертвовать жизнью, а теперь трусишь перед туманным видением, созданным испарениями, которое тотчас исчезнет, как только раздастся выстрел.

- Корабль мертвецов появляется только тогда, когда грозит какое-то несчастье, поверьте опытности старого моряка!

- Вернись на свое место, Мартин! - приказал владелец "Германии" и собственноручно зажег фитиль.

Мартин не осмелился возражать и снова поднялся на палубу - вдали все еще виднелся призрачный корабль.

Вдруг раздался выстрел - снаряд пролетел в сторону туманного видения, и корабль мертвецов исчез.

Эбергард поднялся на палубу. Матросы разошлись по своим местам, однако тревожное предчувствие не покидало команду.

Когда совсем рассвело, с "Германии" уже видна была белая крепость Санта-Крус, и через некоторое время пароход приблизился к маленькому укрепленному острову, где таможенные чиновники подвергали корабли осмотру.

Вскоре показалась лодка с четырьмя гребцами-неграми, которые мерно ударяли веслами по воде. Между ними один особенно обратил на себя внимание Эбергарда - уж очень он был рослым и сильным.

- О масса,- говорил Сандок, радуясь прибытию в Бразилию,- здесь гораздо лучше, чем за морем в той холодной стране.

- Мне кажется, ты желал бы навсегда остаться здесь?

- С графом - да!

- Только не радуйся, Сандок, через несколько дней мы будем на обратном пути в Европу.

- Опять в эту холодную землю?

Лицо негра приняло грустное выражение, и он снова подошел к борту, чтобы посмотреть, как таможенная лодка быстро приближается к "Германии".

Эбергард невольно улыбнулся, когда заметил, что офицер вступил в оживленный разговор с чиновниками, касавшийся его. Он стоял так, что они могли узнать его: граф Монте-Веро был слишком известной личностью в Рио-де-Жанейро, чтобы чиновники хоть на минуту усомнились бы, он ли это.

Один из черных гребцов, тот самый, что выделялся своим телосложением, наблюдал за графом, о чем-то спросив соседа.

Через несколько мгновений лодка была уже возле "Германии"; матросы перебросили лестницу, и офицер в сопровождении двух чиновников перешел на пароход.

- Приветствую вас, господа! - сказал граф Монте-Beро, направляясь им навстречу.- Вы думаете, что видите перед собой привидение, но нет, тот, кто говорит с вами, поверьте, человек из плоти и крови!

- Непостижимо, ваше сиятельство! Ваше появление несказанно обрадовало и удивило нас,- отвечал офицер, вежливо кланяясь.- Ведь объявили, что вы скончались и уже приехали ваши наследники. Император будет приятно удивлен.

- В самом деле, не всегда воскресают из мертвых! Но, господа, мне было бы очень желательно отправиться далее без задержки. На моем судне нет ничего, кроме экипажа и меня самого; груз "Германии" - ее пушки и боевые припасы. Я поспешил сюда из Европы для того, чтобы разобраться в маленькой шутке. Но что это такое? Посмотрите! Один из ваших гребцов упал со скамьи, и его бьет, как в желтой лихорадке! - вдруг воскликнул граф, глядя на лодку, где один из негров, свалившись на дно, подергивался в судорогах; остальные негры в страхе отстранились от него.

- Похоже, он болен,- сказал офицер.- Это новый гребец, он еще не привык к своей службе и, вероятно, простудился в прошлую ночь, когда пришлось четыре раза в бурю выходить в море.

- Эти черные обычно не слабого здоровья,- прибавил один из чиновников, недоверчиво посмотрев на негра.

- Он серьезно болен, видите, как искажено его лицо, как закатились глаза, как он стиснул зубы. Ведь эти бедняги не защищены от непогоды. Он же нагой, если не считать короткой фаи,- проговорил Эбергард.

- Чаще всего лень побуждает этих мошенников к таким маневрам,- сказал таможенный чиновник.- Чего только не пробуют эти негры, чтобы вызвать жалость или осуществить свои планы!

- Не могу поверить, чтобы этот мускулистый негр притворялся,- возразил Эбергард.- Он не похож на одного из тех ленивых потерянных людей, которые любят только водку и праздность, ведь он невольник, который...

- Этот негр не невольник, хотя ходит босоногий, как и его товарищи, он свободный и человек с дурным прошлым.

- Мне претит отвергать человека, будь он белым или черным, за какое-либо заблуждение в прошлом и смотреть с недоверием на него и на всю его последующую жизнь.

- Ваша доброта и человеколюбие всем известны, господин граф!

- То, что я делал и делаю, не более чем обязанность, которую должен исполнять каждый.

Негр, в котором читатель, вероятно, уже узнал Марцеллино, все еще лежал на дне таможенной лодки и извивался, как раненая змея, то свертываясь клубком, то растягивая свои черные мускулистые члены.

Боязливо следили за ним трое остальных негров.

- Что случилось с этим черным? - крикнул им таможенный чиновник.

- О масса, черная рвота! - ответили они.

Так называется в Бразилии желтая лихорадка.

- Перенесите больного сюда на пароход! - приказал Эбергард.

- Как, граф, вы хотите...

- Оказать больному помощь, прежде чем будет поздно это делать. Оставьте негра на мое попечение, я постараюсь, чтобы ему была оказана медицинская помощь, и привезу его с собой на остров Виллегеньон, где "Германия" простоит до завтрашнего утра; оттуда он, если выздоровеет, может легко вернуться к месту своей службы.

Офицер согласился на предложение графа, тем более что ему самому было весьма неприятно находиться рядом с больным негром. Гребцы таможенной лодки перенесли Марцеллино на пароход.

- Отнесите больного в маленькую каюту рядом с моей! - приказал Эбергард, подходя ближе к несчастному.- Сандок, попроси сюда доктора!

В то время как матросы переносили больного в каюту, Эбергард простился с таможенниками.

"Германия" тронулась в путь и через несколько часов достигла залива Рио-де-Жанейро.

Эбергард спустился в каюту, чтобы осведомиться о здоровье больного негра.

Доктор, еще молодой человек, успокоил его:

- Я дал ему лекарство и велел покрыть одеялами. У него нет желтой лихорадки. Я еще не могу сказать, не разовьется ли в нем какая-нибудь другая болезнь, но мне кажется, что негр будет завтра совершенно здоров. Потрудитесь сами убедиться в этом, господин граф!

Доктор тихо отворил дверь каюты.

Это была низенькая, но очень уютная комната. Под окном из толстого матового стекла находилась постель, прикрепленная к стене. Стул и стол довершали убранство каюты.

Марцеллино лежал на подушках, покрытый одеялами. Этот злодей, душа которого была чернее его кожи, притворился спящим.

Эбергард приблизился к нему.

Марцеллино открыл глаза и стал пристально всматриваться в озабоченное лицо графа Монте-Веро.

- О масса! - проговорил он, сверкнув глазами.- Марцеллино хотел бы знать имя благородного массы!

- Вероятно, тебе теперь лучше? - спросил Эбергард.- Ты крепкий человек, хочешь остаться гребцом на таможенной лодке?

- О масса, это тяжелая работа! Марцеллино хотел бы работать на плантациях сахарного тростника...

- Если будешь прилежным и честным, твое желание исполнится.

- Бедный негр думает, что никто другой не может говорить так, кроме благородного графа Монте-Веро! - проговорил Марцеллино, пытливо вглядываясь в лицо Эбергарда.

- Ты угадал, Марцеллино: я Эбергард Монте-Веро, и ты поедешь со мной!

- Эбергард Монте-Веро? - повторил негр.- Благодарю, масса, бедный негр готов ехать с массой в любую глушь. О, теперь Марцеллино вовсе не болен!

Негр приподнялся на постели, делая вид, что хочет поцеловать край платья своего благодетеля.

- Не делай этого, Марцеллино, ты не раб, а свободный человек, который честно зарабатывает свой хлеб, ты возьмешь себе жену и вместе со своими собратьями будешь работать в моих колониях. Доказать свою благодарность мне ты можешь прилежной работой.

- О, Марцеллино будет делать все, что говорит масса! - пробормотал негр, отбрасывая одеяло.

- Ты должен лежать в постели до завтрашнего утра, а потом вместе со мной отправишься в Рио-де-Жанейро. Я напишу таможенным чиновникам, чтобы они знали, что ты остался.

Марцеллино прошептал слова благодарности, и Эбергард вместе с доктором вышел из каюты.

Граф направился в свою рабочую комнату. Она была невелика, но убрана с комфортом. Вдоль стен ее стояли мягкие диваны.

Над письменным столом из черного дерева, прикрепленным к стене, висела лампа. По обеим сторонам стола в стены были вделаны хрустальные зеркала. Пол устилал дорогой ковер.

Эбергард сел за письменный стол. Начинало смеркаться, за окном все яснее обрисовывался остров Виллегеньон с его укреплениями, освещенными брандвахтенными судами и огнями на мачтах стоявших на якоре кораблей.

Сандок, знавший, что его господин не любит, чтобы ему мешали в эти часы, сидел на палубе, беседуя с Мартином.

Эбергард написал несколько писем, затем сложил бумаги и, закурив сигару, лег на оттоманку головой ко входу, прикрытому портьерой.

Через несколько минут портьера тихо раздвинулась и показалась голова Марцеллино.

Негр увидел графа, лежавшего на оттоманке. Он вынул из фаи, обтягивавшей его бедра, кинжал. Затем, сгорбившись, осторожно ступил сначала одной, а потом другой ногой в комнату, ковер заглушал шаги.

Бросив взгляд на лампу, Марцеллино убедился, что его тень, когда он станет приближаться к графу, не выдаст его. С минуту он простоял в глубине комнаты, ожидая, не подымется ли граф, не заметил ли он его.

Граф не шевельнулся; вероятно, он дремал или был погружен в глубокие раздумья.

Негр с ловкостью кошки бесшумно переставлял ноги.

Еще шаг - и задуманное злодеяние совершится! Негр замер, занеся кинжал над неподвижно лежавшим графом. Но тут Монте-Веро, следивший в зеркале за всеми движениями Марцеллино, быстро вскочил, схватив правой рукой руку злодея, а другой вырвал у него кинжал. Негр не заметил зеркал напротив оттоманки.

- Неблагодарный, почему ты, целуя мою одежду, просил взять тебя в мои колонии? - спросил Эбергард ошеломленного Марцеллино.

Негр понял, что проиграл, и теперь торопливо соображал, броситься ли на колени перед графом и молить о пощаде или вступить с ним в борьбу, полагаясь на собственную силу, но взглянув на кинжал, он резко выдернул руку, выскочил из каюты и, очутившись на палубе, бросился через борт в воду.

Матросы кинулись к борту, но темные волны и беззвездная ночь скрыли беглеца.

Марцеллино тем временем быстро плыл к берегу. План, задуманный Фуксом, потерпел крах.

На утро величественная "Германия" причалила к больверку города Рио-де-Жанейро.

XXIX. ПОХИЩЕНИЕ РЕБЕНКА

Вернемся к той весенней ночи, когда в парке происходили известные нам события и прекрасная Маргарита в отчаянье пустилась в погоню за нищей графиней, которая похитила ее ребенка. Она не могла понять, что побудило старуху на такой поступок, как не могла даже с уверенностью сказать, что это была та самая старая нищая, так как в темноте не могла рассмотреть ее лица.

Измученная погоней, молодая мать с ужасом сознавала, что она с каждой минутой отставала от похитительницы все больше и больше и что скоро ей недостанет сил продолжать погоню.

Но материнская любовь и отчаяние помогли ей, преодолев себя, кинуться через кустарник наперерез похитительнице. Нищая, наверно, полагала, что бедная Маргарита не станет преследовать ее из-за ребенка, а, напротив, будет рада избавиться от этого бремени. Нищая графиня так закоренела в пороках, что в ней заглохли всякие человеческие чувства; она не остановилась бы ни перед каким преступлением, если только оно могло помочь ей удовлетворить свою страсть к крепким напиткам. И сейчас эта пагубная страсть двигала ею.

Сердце несчастной Маргариты рвалось из груди, ее золотистые волосы в беспорядке разметались по плечам, взгляд ее блуждал, дыхание прерывалось.

Уже занималась заря; сырой туман окутывал парк, накрапывал мелкий дождь. Похитительница исчезла; вокруг было тихо; Маргарита не знала, где искать жестокую женщину. Крик отчаяния вырвался из груди несчастной матери; колени ее дрожали, губы лихорадочно подергивались; наконец горячие слезы брызнули из ее глаз, на минуту облегчив душу, исполненную отчаяния.

Оставив парк, Маргарита направилась к королевскому.дворцу, думая, что где-нибудь по дороге найдет нищую графиню. Но надежды ее не оправдались, и она решила с наступлением вечера идти к лесной сторожке, надеясь там застать старуху.

Но до вечера было еще далеко. Маргарита отыскала в самом уединенном месте парка скамейку и прилегла; усталость взяла свое, и она заснула.

Когда она проснулась, уже стемнело. Вскочив на ноги, она огляделась, и случившееся снова предстало перед ней.

Маргарита знала, где находится и как дойти до хижины лесного сторожа, и быстро пошла по тропинке.

Наконец она различила в темноте очертания хижины. Маргарита прислушалась. Было тихо. Но тут она заметила, что в хижине светится окно. Там горела свеча.

Несчастная женщина поняла, что лесной сторож переселился в свою хижину. Она остановилась в горьком раздумье перед окном, как вдруг дверь хижины отворилась и в проеме появилась рослая мужская фигура. Маргарита метнулась в сторону, намереваясь скрыться.

- Стой! Кто тут? - раздался голос, который показался испуганной женщине знакомым.

- Вальтер! - невольно воскликнула Маргарита так громко, что человек, находившийся неподалеку, мог слышать.

- Пресвятая Дева! Ты ли это, Маргарита? - удивился Вальтер; это был действительно он.

- Не пугайся: это на самом деле Маргарита. Я долгое время находила себе убежище в этой хижине!

- Неужели ты так несчастна?

- Нет, я вовсе не несчастна! - поспешно ответила Маргарита, не желая сознаваться Вальтеру в своих страданиях.

- Маргарита, будь откровенна, ведь ты знаешь, что во мне имеешь друга. Ты привязалась к недостойному тебя человеку.

- Не говори этого, Вальтер, мне больно тебя слушать!

- Неужели ты все еще любишь этого низкого человека, который заманил тебя, а потом оттолкнул? Маргарита, мое сердце и до сих пор бьется для тебя! И сегодня, как тогда, я протягиваю тебе руку. Войди в хижину и поселись в ней; тебе необходимо безопасное убежище, я буду постоянно поблизости и стану охранять тебя!

- О, какой ты добрый, Вальтер, ты уступаешь мне свое место, но ты еще не знаешь, что случилось!

- Я знаю все, Маргарита!... Где твой ребенок? - спросил он тихо.

- Ты знаешь все? - прошептала несчастная и разразилась рыданиями.

- Я могу только снова предложить тебе руку, указать тебе на эту хижину и сказать: бери все, что я имею. Это, разумеется, немного, так как и я не богаче тебя, но я даю тебе все от души!

- Я не заслужила этого, Вальтер, гони меня.

- Не плачь, Маргарита, я не могу видеть твоих слез! Что случилось, того не изменить! Если бы ты еще тогда послушалась меня... Но прошлого не воротишь! Нас постигло несчастье, однако, повторяю тебе, моя любовь к тебе будет вечной! Даже если ты и теперь оттолкнешь меня, если ты не чувствуешь ко мне ни любви, ни привязанности, даже если ты... - Вальтер с минуту колебался,- даже если ты любишь другого, я не оставлю тебя!

Маргарита не знала, что отвечать.

- Где твой ребенок? - еще раз тихо спросил он.

- О, ты поможешь мне найти его! - воскликнула Маргарита и в нескольких словах рассказала Вальтеру о случившемся.

- Я думала найти здесь нищую и потому пришла сюда. Помоги мне, ради всех святых спаси моего ребенка! Сыщи его, и я вечно буду молиться за тебя!

Вальтер с грустью смотрел на Маргариту, не веря, что это та самая девушка, пение которой он слышал, по вечерам.

- Хорошо! - сказал он наконец.- Я пойду вместе с тобой и не успокоюсь до тех пор, пока не найду твоего ребенка!

- О мой добрый Вальтер, я век буду тебе благодарна!

- Пойдем же, Маргарита, теперь уже ночь, мы найдем нищую графиню где-нибудь в парке, я часто видел ее здесь.

- Она не сознается в похищении!

- Да, всякому другому, но не мне! Не пугайся, если увидишь ее среди тех презренных людей, что постоянно скрываются от света.

- Веди меня, куда хочешь, Вальтер, только помоги найти моего ребенка!

- Пойдем!

Они молча, каждый занятый своими мыслями, пошли по узкой тропинке, которая вела в чащу леса.

- Маргарита,- прервал молчание Вальтер,- как я любил тебя! Ты оттолкнула меня, а я благословлял тебя; ты избегала меня, а я жил только мыслью о тебе; ты любила другого, а я и теперь еще готов отдать за тебя жизнь!

Но Маргарита оставила без ответа слова Вальтера, да и что было отвечать: путь к отступлению был отрезан - прошлого не воротить!

Вальтер прислушался, собралась ли на эту ночь в свое убежище шайка бродяг. Раздвинув ветви, он подошел к знакомому месту.

Но напрасно - там было пусто!

Вальтер знал еще одно место, где бродяги иногда собирались на ночь.

Воодушевленная надеждой, Маргарита спешила за ним.

Наконец они достигли поляны, скрытой кустами и деревьями.

Вальтер попросил свою спутницу, чтобы она подождала его, и нырнул в заросли.

Но в этом убежище Вальтер нашел только несколько пьяных бродяг, которые встретили его угрозами и ругательством.

На вопрос, тут ли нищая графиня, его только обругали. Он вернулся к сгоравшей от нетерпения Маргарите.

- Ее нет в парке! - проговорил он.- Верно, она предчувствовала, что ты будешь искать ее.

- Значит, теперь нет надежды найти моего ребенка? - спросила убитая горем Маргарита.

- Я думаю, она может быть у Альбино!

- У Альбино? - торопливо повторила Маргарита.- Кто это?

- Я пойду к нему один, подожди мена здесь, в нарке.

- Нет-нет, возьми меня с собой!

- А ты не боишься идти в такое скверное место?

- Кто может меня обидеть, Вальтер, когда ты со мной?

Маргарита произнесла эти слова так трогательно, что Вальтеру ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Они поспешно вышли из мрачного Вильдпарка, чтобы присоединиться к уличной толпе.

XXX. ПРИТОН ПРЕСТУПНИКОВ

Густой весенний туман окутал многолюдный город; фонари распространяли тусклый свет; мостовая была сырой и грязной.

Экипажи развозили публику из театров. Пешеходы, обгоняя друг друга, спешили по тротуарам.

На прорезавшей город Фридрихштрассе еще сверкали витрины магазинов. В толпе на тротуаре были молодые и старые, бедные и богатые.

Однако мы последуем за юной парой, которая торопливо устремилась вдоль Фридрихштрассе, а потом свернула в поперечную улицу.

- Вот мы и у цели,- сказал Вальтер, показав на тускло освещенные окна погребка, помещавшегося в угловом доме, окна которого выходили и на Фридрихштрассе, и в переулок.

- И нищая графиня здесь бывает? - удивилась Маргарита.

Этот квартал находился неподалеку от королевских ворот, и вокруг были особняки богачей и вельмож. Преступники и бродяги обычно прячутся от света, выбирая для своих сборищ более отдаленные и скрытые места, а хозяева трактиров, торговля которых поддерживается посетителями, обращающими ночь в день, поселяются в неоживленных частях города. Однако хозяин упомянутого погребка устроил свои дела иначе. Альбино Фольрад, альбинос с белыми волосами, красными глазами и женоподобным лицом, начал с того, что за деньги показывал себя с подмостков, но это не приносило ему больших выгод, и он решил переменить ремесло. Тертый калач, он уже не раз сталкивался с полицией и хорошо знал, как лучше избежать ее внимания. С этой целью он нанял подвал в аристократической части города, где никто не мог подозревать чего-либо предосудительного, именно на углу Фридрихштрассе, и окрестил свой кабак игривым названием "Кафе-клапе". Вскоре дело его расширилось и посетителей стало так много, что он легко оплачивал дорогую аренду. Название "Кафе-клапе" проще всего переводится, как убежище преступников. Это самое подходящее название тому притону, где ежедневно собирались самые отъявленные мазурики. Здесь они обсуждали свои дела и намечали жертву, здесь же делили барыши, полученные от воровских предприятий. Заведение особенно не выделялось, так как в городе все кабаки для ремесленников, кучеров и работников находились в подвалах. Густые белые занавески скрывали окна от любопытных взоров прохожих, а витрины многочисленных магазинов отвлекали внимание от низеньких окон подвала.

К Атьбино приходили по большей части те, кто состоял под надзором полиции и был общественно опасным.

Полиция не подозревала, что те, кого она искала, находятся близко.

Вальтер с Маргаритой подошли к лестнице, ведущей в погребок, стеклянная дверь которого была приветливо освещена и увешана заманчивыми вывесками, и остановились в нерешимости.

- Тебе бы лучше сюда не входить,- сказал Вальтер тихо.

- Позволь мне идти с тобой, Вальтер, не бойся за меня,- твердо ответила Маргарита.

Вальтер открыл дверь, звякнул колокольчик, и они вошли в переднюю комнату погребка, где стоял стол, на котором для вида или для случайных посетителей красовались чашки, стаканы и бутерброды. Позади стола у стены находился открытый шкаф, в нем виднелись бутылки и кувшины. Ярко горела лампа.

Налево находилась полуоткрытая дверь, из которой валил чад и слышался гул голосов.

Посмотрим же, что за посетители собрались здесь.

Уже больше часа в самой отдаленной комнате сидел с гостем Альбино Фольрад. Прежде он показывался на провинциальных подмостках в обществе Геркулеса, гремучего змея и редкостного жука и носил другое, весьма странное имя. Широкоплечим и бородатым гостем его был знакомый уже нам Дольман.

- Вам это кажется невероятным, Альбино, а между тем каждое мое слово - истинная правда. Вы же должны знать Фукса,- говорил Дольман, облокотившись на. покрытый клеенкой стол.- Фукс - мастер в своем роде, а смуглая Эсфирь...

- О ней я слышал,- Альбино встал посреди комнаты. Его внешность производила отталкивающее впечатление: совершенно белые волосы, хотя ему было не больше тридцати лет, красные, как у кролика, глаза, безволосое лицо, ввалившиеся бледные щеки, бесцветный, сладострастно приоткрытый рот.- Эсфирь хороша собой и, должно быть, любит наслаждения?

- Не так, как вы думаете, она плохо приняла бы вас за ваши манеры.

- Она настоящая женщина, Дольман, и к тому же доступная!

- Если вы будете иметь у нее успех, то можете натолкнуться на соперника.

:- Ну, это мы посмотрим, я надеюсь, что дело примет другой оборот, необходимо только выбрать подходящий момент. Что же касается моей наружности, то ведь дело не в лице.

- Согласен, если она в. вас что-то полюбит, то никак не вашу внешность. Налейте мне еще.

В эту минуту послышался страшный шум в комнате рядом, считавшейся хозяйской. Закрытая до сих пор дверь отворилась, и в ней появился стройный, довольно нарядно одетый молодой человек с закрученными нафабренными усиками, его облик дополняли перстень с печаткой и толстая цепочка, которую можно было принять за золотую. Он велел Альбино подать пиво. Только теперь стало понятно, что шум в соседней комнате был вызван рукоплесканиями. Соседняя комната имела особый выход во двор, откуда через двое ворот можно было попасть на улицу и в переулок.

В задней комнате за круглым столом сидело четверо прилично одетых мужчин; среди них был бледный господин в очках; он с лихорадочным вниманием следил за тремя картами, которые один из игроков, показав ему, бросил закрытыми на стол. Если бы молодой человек отгадал, которая из трех карт была тузом пик, он выиграл бы, в противном случае он терял поставленный им фридрихсд'ор; но метавший игрок постоянно выигрывал; молодой человек в очках в третий раз терял деньги, данные ему отцом на учебу, хотя ему и казалось, что он заметил место пикового туза.

На насильственный, отчаянный смех потерянного студента и его восклицание: "Это мошенничество, в серьезной игре так не поступают!" - раздался крик, о котором мы говорили. Бледный юноша проиграл последний фридрихсд'ор, который отец дал ему со строжайшими наставлениями; ему оставалось только либо быть выгнанным отцом, либо застрелиться.

В это время Альбино внес заказанное пиво и получил за него плату. Шулеры рассчитали, что отчаявшийся юноша своим громким именем может быть и полезен, чтобы приискивать неопытных людей, приезжавших в столицу с большими или малыми средствами, и сводить их с игроками, и предложили ему присоединиться к их шайке.

В тот самый момент, когда происходила вышеописанная сцена, у входной двери звякнул колокольчик. Мошенники тут же заперлись на ключ.

В соседнюю комнату вошли двое новых посетителей.

Это были старуха Робер и Кастелян.

Дольман, взглянув на них, тихо засмеялся.

- Дай мне кюмеля и колбасы,- сказал Кастелян Альбино, который, как видно, был ему хорошо знаком,- и чашку чая для госпожи Робер.

- Не нужно, не нужно, мой милый,- поспешно произнесла госпожа Робер.- Я ничего не пью, разве съем кусочек колбасы из твоей тарелки.

- Эта добрая женщина копит деньги, а потому голодает,- подмигнул Дольман Кастеляну,- и все это для своего нового супруга! И когда же состоялась свадьба?

- Занимайтесь своими делами,- сказала старуха, кладя зонтик и мешок на стол, за который уселся тучный Кастелян.- Вам и без меня есть о чем подумать. Скажите лучше, как идут дела в "Белом Медведе" и что поделывает доктор? - Лицо старухи искривила злая улыбка.

- Смотри, чтобы я не ответил тебе тумаками, проклятая ведьма! - воскликнул Дольман.

- Тише, тише, дети мои.- Кастелян поднял свою толстую руку.- Стоит ли вам упрекать друг друга?

Кастелян был в весьма приличном сюртуке и шляпе, вероятно, оставшихся от закладов у госпожи Робер. Она пустила Кастеляна к себе в дом, кормила и поила его, за что он помогал ей обделывать темные делишки, словом, исполнял при ней незавидную роль мужа, без всякого благословения священника: госпожа Робер пожалела на это денег.

Альбино принес колбасу и водку, когда у двери снова послышался звон колокольчика.

Вошли двое мужчин. В одном с первого взгляда чувствовался жулик, а второй по виду был отставным хористом: небольшого роста, сутуловатый, с толстым, круглым, гладко выбритым лицом и бегающими желтыми глазками. Длинные вьющиеся волосы дополняли его портрет. Тщательно застегнутое платье сильно лоснилось, особенно на рукавах, из светло-коричневого оно стало совсем темным. Спутник отставного актера, потерявшего голос, очевидно, прихватил его с собою для своих темных целей. Войдя в трактир, он бесцеремонно бросил шляпу на стол и исподлобья осмотрел присутствующих. Его темные руки давали повод Дольману думать, что пришедший или кузнец, или гравер.

Новоприбывший коротко и отрывисто потребовал себе пунш и тотчас же бросил на стол деньги. Альбино внимательно осмотрел монеты и только потом дал сдачу.

- Вы что, никогда денег не видали? - запальчиво спросил незнакомец, подняв на Альбино мрачные глаза. Трактирщик тем временем бросил монету на стол, чтобы испытать на звук.

- Вы напрасно сердитесь! На этой неделе я два раза получал фальшивые талеры!

Незнакомец, вскочив, выхватил талер из руки Альбино: - Так верните мне талер, вот другие деньги! Но знайте, ноги моей больше не будет в вашем мерзком кабаке!

- Смешно! - заметил актер, желая вставить и свое словцо в шумный разговор.- Что же теперь - остерегаться давать талеры? - Он с удовольствием стал прихлебывать пунш из стоявшего перед ним стакана.

- Самое выгодное дело - чеканить талеры! - рассмеялся Кастелян.

- Верьте им! А пока те, кто живет за счет других, не хотят брать и настоящих! Что значит фальшивый талер? - рассуждал незнакомец.- Какое значение имеют какие-нибудь две тысячи монет, вычеканных не из настоящего серебра?

- Никакого! - согласился актер, не выпуская из рук стакана.

- Только бы каждый брал их! Настоящее это серебро или какое другое - все равно.

- Само собой, все равно! - заключил актер.- Возьмем хотя бы бумажные деньги: какую стоимость имеют эти разрисованные бумажки в руках тех, кто их имеет? Воображаемую, только воображаемую.- Актер явно хотел выказать свою образованность.

Госпожа Робер покачала головой и обратилась к тарелке Кастеляна, желая взять кусок колбасы, но возлюбленный семидесятилетней мошенницы ничего ей не оставил.

- Ты, похоже, проголодалась, милая Робер? - сказал Кастелян, заметив ее удивленный взгляд.- Альбино, принеси-ка нам...

- Ничего не надо приносить,- пугливо перебила старуха.- Мне вовсе не хочется есть!

- Ты опять сильно кашляешь; вспомни о своей одышке, милая Робер, не отказывай же себе! - проявил Кастелян заботливость, которая заставила Дольмана засмеяться.

- Ах, мошенник! - пробормотал он про себя.- Все вытянет из старухи, пока в один прекрасный день не бросит ее. Он просто хочет получить вторую порцию.

Заметив, что Дольман смеется над нею и Кастеляном, старуха злобно проговорила:

- Во всяком случае, будь у меня аппетит, я в состоянии заплатить и за шестьдесят порций колбасы! Некоторых от такого аппетита удерживает то, что им нечем заплатить за ночлег и за водку!

- Вот тебе, Альбино, мой долг,- сказал Дольман вместо ответа и положил на стол монету.- Я не из тех, кто не оплачивает своих счетов.

Тут старуха разразилась таким громким хриплым смехом, что актер, о чем-то шептавшийся с незнакомцем, испуганно обернулся.

- ...От доктора! - выдавила сквозь смех старуха.

При этих словах Дольман порывисто вскочил, с шумом отодвинув стол, и стакан полетел на пол.

- Смотри, чтобы я не поломал тебе ребер, проклятая старуха! - закричал он, размахивая кулаком.- Еще только раз скажи это - и отправишься к чертям вместе с твоим Кастеляном! Он знает меня - я не люблю шутить.

- Что с тобой? Разве есть что обидное в слове доктор? - удивился толстяк.

Дольман готов был броситься на престарелую парочку, но Альбино остановил его:

- Вы что, не слышите, что колокольчик звонит? Не шумите!

Действительно, кто-то вошел.

Это оказалась нищая графиня. Полиция не тревожила ее больше, несмотря на фантастические лохмотья. Правда, сначала ее как бездомную посадили в работный дом и повели к судье для допроса. Но там она без всяких церемоний назвала себя графиней Понинской, и когда подтвердилась ее принадлежность к обедневшему польскому дворянству, старуху выпустили. Вскоре ее знали все полицейские, но не трогали, так как всякий арест ни к чему бы не привел.

Нищая графиня поклонилась гостям, с достоинством уселась у стола в задней части комнаты и подозвала к себе Альбино.

- Принеси мне стакан, только побольше,- сказала она хриплым голосом, и ее грязное загорелое лицо передернула довольная улыбка.

- Хорошо, графиня,- ответил Альбино,- но прежде... - Он протянул руку.

- Знаю, что ты думаешь, сын мой,- старуха ко всем обращалась на ты.- На, послушай-ка звон! - Она похлопала по одному из карманов, в котором зазвенели деньги.

- Значит большой...

- Если не хочешь лишний раз беспокоиться, принеси сразу два больших - мне пить хочется, сын мой! О, давно у меня во рту не было и капли драгоценного напитка, облегчающего нашу жизнь! - Графиня тяжело вздохнула.

- Что это вы сегодня спозаранку ходили с пакетом к наезднику Лопину? - поинтересовался Альбино, наливая водку в стаканы

Старуха на минуту растерялась.

- Я, утром? Ты, верно, тогда еще не совсем проснулся, сын мой?

- Когда поутру я выпускал последних гостей, чтобы закрыть на пару часов свой погребок, вы проходили по Фридрихштрассе.

- Ты это видел во сне: я ночевала в Вильдпарке и встала очень поздно; у меня старая привычка долго спать.- Графиня хрипло засмеялась.

Альбино подал ей два больших стакана, за которые она, не мешкая, вынув несколько монет, расплатилась.

Приход графини в кабак за порцией водки, от которой опьянел бы любой мужчина, прервал разговор Дольмана с госпожой Робер и Кастеляном. Дольман казался сильно разгневанным. Он встал и подошел к столу, за которым сидела эта нелепая пара.

- Чтобы вам известно было, что случилось с доктором,- начал он,- и чтобы вы впредь ко мне не приставали, я вам сейчас все расскажу.

- Ему кто-то свернул шею у тополиной аллеи, мы это и без тебя знаем,- перебил Кастелян.

- Помолчи, пока я кончу! Он напился до бесчувствия в "Белом Медведе" и не мог заплатить по счету. У меня было несколько грошей в кармане, доктор заметил это; мы шли ночью вместе, и когда дошли до того места, где началось громадное поле, этот мошенник предложил мне померяться силами, обещая заранее меня побороть. В этой борьбе он сломал себе оба ребра; так было дело, и горе тому, кто осмелится рассказать это иначе!

- Уже поздно,- сказала старуха Робер Кастеляну, как будто не слышала Дольмана.- Пойдем-ка!

- Как хочешь, милая Робер, ты знаешь, я сговорчив, но не очень крепко стою на ногах!

- Мне здесь очень не нравится, ты поел, выпил - и довольно. Господин хозяин, потрудитесь получить деньги, они настоящие.

Старуха встала, взяла свой мешок и, порывшись в нем, вынула деньги, потом бережно отсчитала и положила на стол несколько монет, но долго не могла отвести от них руку - видно, ей трудно было расстаться с ними.

Кастелян с трудом стал вставать из-за стола, а старуха, вооружившись зонтиком и мешком, уже подходила к полуотворенной двери, как колокольчик снова зазвонил. На этот раз в кабак вошли Маргарита и Вальтер. Тут-то и произошла любопытная встреча.

В дверях Маргарита столкнулась с госпожой Робер, и обе воскликнули от удивления, уставившись друг на друга.

- Что случилось? - спросил Кастелян, с удивлением глядя на эту немую сцену. Теперь, когда он уже встал, ему хотелось поскорее выйти из кабака.

- Эге! - произнесла старуха,- да это же Марго, мы должны воротиться! Это милая красавица Маргарита! И опять с новым дружком? Детка, так не годится: от принца - к работнику!

Маргарита хотела молча, с презрением пройти мимо старой сводницы - Вальтер успел шепнуть ей, что нищая графиня сидит в передней комнате, но старухе не хотелось выпускать из рук молодую женщину. Она знала ей цену и уже думала о вознаграждении, которое может получить за то, что найдет девушку. Робер опять вернулась в кабак, толкнув Кастеляна и дав ему понять, чтобы и он следовал за нею. Дольман с удивлением смотрел на всю эту сцену, а Альбино не мог отвести глаз от прекрасной посетительницы.

Графиня была так занята вином, что не заметила вошедших.

- Войдем, детка,- старуха схватила Маргариту за руку,- садись сюда, я желаю тебе добра!

- Оставьте меня, госпожа Робер,- отвечала испуганная Маргарита.

- Тебе не будет вреда, если ты пойдешь со мной,- убеждала старуха, глаза ее алчно блестели, а костлявые пальцы все крепче сжимали руку молодой женщины.

- Оставьте Маргариту,- вмешался Вальтер, становясь между ними.- В противном случае...

- Ого! Только не давать воли рукам! - С этими словами Кастелян оттолкнул Вальтера.

- По какому праву вы вмешиваетесь в дела...

- Которые вас не касаются? То же самое я хотел спросить у вас,- перебил Вальтера заступник сводницы.

- Я.ничего не понимаю! Маргарита, знаешь ли ты госпожу Робер и ее защитника?

- О Вальтер, помоги мне!

- Дитя мое, расскажи мне лучше, как ты сюда попала! Пойдем со мной, один очень богатый господин... - нашептывала старуха.

- Святая Дева, сжалься надо мною! - простонала девушка.

- Прочь с дороги! - воскликнул рассерженный Вальтер, оттолкнув Кастеляна.

- Убирайтесь отсюда, если желаете шуметь и ссориться! - закричал Альбино, подскочив к Вальтеру, на которого замахнулся Кастелян.

- Отвяжитесь добром,- Вальтер отступил к стене.

- Девушка может остаться, но мальчишка пусть убирается,- настаивал Альбино.

Толстый Кастелян, вооружившись ключом, набросился на Вальтера.

Дольман видел, что защитник девушки, которая плакала от страха, стараясь освободиться из рук старухи Робер, должен будет отступить перед двумя мужчинами.

- Прочь, Альбино! - громко закричал он.- А тебе, Кастелян, я разобью череп! Прочь, мошенники! Вдвоем - на одного! Оставьте его!

- Я справлюсь с ними сам,- остановил Дольмана Вальтер, схватив руку Кастеляна.

- Я не допущу здесь скандала! - закричал Альбино, обращаясь к Дольману, который оттащил его прочь.- Еще не хватает посадить себе и вам полицию на шею.

- Так вышвырни отсюда эту старую сводню, чего она пристает к девушке?

- Действительно, девушка слишком хороша, чтобы ее уступать старухе! - Альбино подошел к столу, возле которого сидели Робер и Маргарита.- Оставь девушку в покое.- Альбино, как бы желая защитить девушку, обнял ее за талию.

Маргарита вскочила, ее лицо пылало негодованием, а маленькая рука с силой ударила Альбино по щеке.

- Ого! - воскликнул он.- Маленькая змея умеет жалить.

- Когда на нее наступают,- сказала Маргарита.

- Это справедливо,- поддержал Дольман решительную девушку.- Недурно было б и сводне закатить пощечину.

Тем временем Вальтер вытолкнул толстого Кастеляна на лестницу, так что тот свалился на ступени.

- Убийца, разбойник! - Мадам Робер кинулась на защиту мужа, потрясая своим красным зонтом.

- Убирайтесь вон отсюда, да поскорее.- Вальтер едва удерживался, чтобы снова не напасть на лежавшего Кастеляна.

- Милый мой, давай уйдем, главное - я нашла пташку, и теперь мы уже не выпустим ее из рук. Ты знаешь, я умею доводить дело до конца.

- Проклятая скотина,- простонал толстяк, с трудом садясь на ступеньки,- он переломал мне все ребра.

- Пойдем же!

- И поторопитесь, а то я вам помогу! - не успокаивался Вальтер, но все же вернулся в комнату, где Альбино снова приставал со своими ухаживаниями к Маргарите.

- Оставьте девушку в покое, Альбино,- остановил его Дольман, схватив за шиворот и оттолкнув в сторону.

Шум разбудил нищую графиню. Ее голова, отяжелев, свесилась на грудь, челюсть отвалилась, когда она вздохнула, хрип разнесся на весь погребок.

Графиня обвела комнату тупым взглядом и узнала Маргариту. Ее красное от водки лицо побледнело от испуга; она встала, рассчитывая незаметно выскользнуть из комнаты. Но Вальтер заметил ее движение и, схватив за плечо, посадил на место.

- Куда вы девали ребенка, которого украли сегодня ночью?! - набросился он на старуху.

Дольман и Альбино тоже подошли к растерявшейся графине.

- Это она! Куда вы девали моего ребенка? - с отчаянием закричала Маргарита, бросаясь к нищей.- Сжальтесь! Скажите, где мой ребенок?

По лицу Альбино было видно, что он ничего не понимает.

- Оставьте меня! - обратилась нищая графиня к Вальтеру.- Ребенок у наездника Лопина, я думала, вы будете благодарить меня за то, что я отдала его в хорошие руки! У Лопина за ребенком будет хороший уход, а потом из него сделают артиста; у вас ему придется быть нищим или того хуже.

Маргарита, не слушая больше старуху, бросилась вон из погребка, Вальтер быстро последовал за ней.

XXXI. ОХОТА НА МОРЕ

Можно представить удивление двора в Рио-де-Жанейро, когда стало известно, что граф Монте-Веро жив и невредим.

Император принял Эбергарда и отдал приказ найти мошенников, учинивших столь наглый разбой.

Позволит ли мне ваше величество,- сказал Эбергард,- обеспокоить вас просьбой?

- Нам будет очень приятно хоть чем-нибудь услужить вам, дорогой граф фон Монте-Веро,- взволнованно проговорил Педру.- Горесть, испытанная нами, перешла в радость, так как мы вас любим как брата. Говорите!

- Вы весьма милостивы, ваше величество. Но я прошу позволения самому преследовать и наказать разбойников,- спокойно сказал граф.

- Нам известна ваша справедливость, и потому мы передаем нашу власть в ваши дружеские руки. Делайте все, что найдете необходимым, но не лишайте нас слишком скоро вашего дорогого для нас присутствия. Скоро ли мы увидим вас окончательно поселившимся в наших странах?

- Мои обязанности заставляют меня возвратиться в Германию, как только я покончу с разбойниками, ваше величество. У меня там еще не окончены многие дела.

- Слава о ваших делах дошла и до нас, господин граф, вы и там приносите пользу человечеству, и мы счастливы тем, что можем называть вас своим другом! Но мы бы желали как-то ознаменовать эту радостную встречу, чтобы расстаться с вами с сознанием, что оказали вам все почести, которые в руках правителя служат выражением любви и уважения, чего вы в высшей степени достойны, граф Монте-Веро! За то, что вы не только в своих владениях, но и повсюду, где появляетесь, сеете добро, мы возводим вас в княжеское достоинство. Ваше графство с сегодняшнего дня становится наследственным княжеством Монте-Веро. Канцлер немедленно исполнит необходимые формальности. Мы счастливы, что первыми поздравляем вас и желаем вам полного благоденствия, князь Монте-Веро.

Эбергард, растроганный, преклонил колена и пожал протянутую ему императором руку.

- Я благодарен вам за все, ваше величество,- проговорил Эбергард, когда император поднимал его с колен.- Вы оказываете мне слишком великую честь. Сердце мое чувствует вашу доброту и благодарит вас, государь, лучше слов! Но в моей жизни есть многое, что делает слишком тяжелой пожалованную вами корону.

- Горделивая скромность заставляет вас искать доводы, которые мы не можем принять. Князь Монте-Веро, мы были счастливы доверием, которое вы нам оказывали, мы знаем всю вашу прошлую жизнь. Не лишайте нас удовольствия выказать вам нашу любовь и уважение!

- Я не в силах далее возражать, ваше величество; мне остается только сделаться достойным такой милости.

Поцеловав Эбергарда, император удалился. Происшествия последней недели потрясли его более, чем полагал Монте-Веро: даруя ему одному во всей стране княжеское достоинство, император желал тем самым заплатить двойной долг. Его сильно беспокоила мысль о Корнелии Ренар.

В отдаленной зале дворца было прохладно; занавеси на окнах защищали от солнечного света.

Усевшись в кресло и подперев голову рукою, император погрузился в тяжелые раздумья. Только равномерное движение маятника нарушало тишину.

Вдруг портьера у двери откинулась и смуглая Эсфирь быстро вошла в комнату. Она казалась очень расстроенной, глаза ее блестели, лицо было бледно, волосы распущены. Она протянула руки, точно издали еще хотела просить о милости.

Педру обернулся и с удивлением узнал Корнелию Ренар.

Эсфирь уже стояла на коленях перед императором. Он встал с места, не находя, что сказать.

- Будьте милостивы, государь... Я невинна - ах, моего отца так жестоко обманули!

- Однако он убежал с ложным графом и принимал участие в убийстве и грабеже.

- Это невозможно! - воскликнула Эсфирь, закрывая лицо руками.

- Не сомневайтесь больше, донна Корнелия, ваш отец - соучастник преступления!

- Это ужасно! Лучше смерть, чем такой позор!

- Ваш отец знал об обмане, но, разумеется, не посвящал вас в свои тайны!

- Он был тоже обманут незнакомцем, который представился нам в нашем доме как граф Монте-Веро. Отец не мог быть замешан в этом деле! Сердце дочери не может допустить этой мысли! Верьте мне, ваше величество, он не виновен, он обманут!

- Я жалею вас от души, Корнелия: вы страдаете без вины!

- Я близка к сумасшествию, ваше величество!

- Успокойтесь, не будьте опрометчивы! Разве брат виновен в грехах брата, а дочь - в злодеяниях отца?

- Я пришла сюда, ваше величество, чтобы проститься с вами и поблагодарить за милости, которые вы мне оказали. Несчастная Корнелия возвратится опять в Европу, где у нее есть далекие родственники, к которым она пойдет просить приюта. У несчастной Корнелии есть только одно желание, только одна последняя просьба: не откажите в ней женщине, которая в отчаянии и которая может дойти до самоубийства, не будучи в силах перенести позор.

- Говорите, донна Корнелия!

- Прикажите, ваше величество, не преследовать моего отца, который и без того страдает от угрызений совести; избавьте меня от стыда и мучений, которые я не в состоянии буду переносить! - произнесла Эсфирь взволнованно.

- Очень сожалею, но я уже не в состоянии исполнить вашу просьбу, бедная девушка. Князь Монте-Веро уже получил позволение преследовать и наказать ложного графа и вашего отца.

- Значит, они пропали, и я вместе с ними! Вы меня больше никогда не увидите, ваше величество, никто не должен знать, где покончила с жизнью дочь несчастного, никто не должен больше ее видеть! - Эсфирь в отчаянии заметалась по комнате.

- Да утешит тебя Святая Дева, бедное, прекрасное создание! - проговорил Педру. Ему тяжело было расстаться с нею, но и невозможно было дольше удерживать ее в Рио-де-Жанейро.

- Донна Корнелия,- сказал император,- возвращайтесь в Европу к вашим родственникам, но мне бы хотелось быть уверенным, что вас дорогой никто не обидит. У вас здесь нет никого, кто бы мог защитить вас и помочь вам, поэтому извините мой нескромный вопрос: достаточно ли у вас денег? Вы не отвечаете, вы закрываете свое прекрасное лицо... подождите минуту...

Дон Педру подошел к столу, взял перо и написал на листе бумаги значительную сумму.

- Передайте эту записку казначею, а теперь желаю вам всего хорошего!

- Мой государь! - подавленно проговорила Эсфирь.- Воспоминание о ваших милостях будет вечно сопровождать меня и придавать мне сил! - Она взяла бумагу и быстро вышла из кабинета.

Дон Педру смотрел ей вслед с тяжелым чувством - хитрая интриганка ловко сумела обойти доверчивого императора.

Закутавшись в темную тальму, Эсфирь быстрым шагом направилась в казначейство. "Следует поскорее уехать отсюда,- думала Эсфирь.- Было бы безрассудством поджидать Фукса и Рыжего Эде. Розыск и наказание разбойников поручено Монте-Веро, от которого они могли бы спастись, только убив его".

Но сила и могущество графа отнимали у нее всякую надежду на их спасение. Эсфирь решила довольствоваться деньгами - Дон Педру подарил ей около пяти тысяч талеров - и в тот же вечер уехала с первым отходящим кораблем.

Возвратимся теперь к Эбергарду, который, оставив императорский замок, торопился в свой дворец у французских ворот. Это была прелестная вилла. Простая и уютная, она напоминала швейцарские шале и стояла посреди великолепного парка в окружении тенистых пальм. Изящные беседки виднелись среди зелени, яркие птицы покачивались на ветках, обезьяны прыгали и играли в проволочных домиках.

Эбергард с особым почтением был встречен своими преданными слугами. Известие о получении им княжеского титула быстро разлетелось по городу и дошло и сюда, так что ему пришлось принимать поздравления со всех сторон.

Князь Монте-Веро тотчас поручил управляющему Шенфельду, сопровождавшему его в плавании, преследовать разбойников. Сам же он хотел на следующий день поехать в свое поместье, чтобы до отъезда на родину успокоить поселенцев своим появлением. Хотя разбойники разыскивались государственными сыщиками, он со своей стороны хотел отрядить людей в помощь им.

Когда многочисленные визиты грандов и прочих вельмож страны окончились и совсем уже стемнело, к его комнате подошел штурман Мартин и попросил Сандока доложить о нем. Но Эбергард сам вышел ему навстречу, радушно протягивая руку.

- Входи, Мартин! Судя по выражению твоего лица, у тебя важная новость!

- Очень важная, князь,- кормчий притворил за собой дверь.

- Называй меня по-прежнему, Мартин. Ты же знаешь, я не люблю титулов. Для тебя я был и останусь господином Эбергардом! Давай присядем, а Сандок зажжет нам свечи.

- Как пожелаете, господин Эбергард.- Мартин присел на стоявший поблизости стул.- На самом деле это были Фукс с сообщником.

- Я так и думал, судя по рассказу Шенфельда. Откуда ты это узнал?

- Я его только что видел на берегу. Он меня не заметил, я же его отлично разглядел.

- Значит, он в Рио?

- Только что приехал, господин Эбергард. Он говорил с негром, который, без сомнения, и есть тот мошенник.

- Марцеллино! Значит, этот черный тоже принадлежит к шайке? Отчего ты не схватил их?

- Тогда бы господин Эбергард не увидел ни меня, ни Фукса.

- Ну, рассказывай!

- Час назад я оставил "Германию", украшенную тридцатью флагами в честь сегодняшнего торжества, чтобы явиться сюда. Я подходил уже к улице Иеро-нима, как вдруг заметил трех мужчин, которые свернули к трактиру на берегу. Негр показался мне знакомым. С ним были двое белых. Я осторожно пошел за ним, стараясь остаться незамеченным. На террасе у трактира было темно, так что я мог усесться там со своею кружкой пива. И тут я узнал негра, а в одном из белых - Фукса, второй был мне незнаком. Видно, именно он выдал себя за сына господина Эбергарда, и тут я понял, что это один из тех мазуриков, которых мы видели в трактире "Белый Медведь". Я не упустил бы их, если бы был не один. С тремя мошенниками я бы еще справился, напади на них врасплох, но к ним подошли еще двое. Как я после понял, один из них был капитаном невольничьей шхуны, а другой кем-то вроде штурмана. Фукс о чем-то с ними условился, и мне казалось, что речь шла о бегстве.

- Ты давно вышел из трактира? - нетерпеливо спросил Эбергард.

- Еще часу не прошло. Молодцы эти говорили очень тихо, к тому же Фукс говорил на ломаном португальском. Наконец они, по-видимому, сговорились и, заплатив хозяину за водку и вино, вышли из трактира.

- Ты не пошел за ними?

- Разумеется, пошел! Как я мог оставить без присмотра этих проклятых мошенников! Я следил за ними на расстоянии двадцати или тридцати шагов. Они подошли к берегу, и, насколько я смог разглядеть впотьмах, там к их обществу присоединилась еще и женщина.

- Это, должно быть, была невеста ложного графа, о которой рассказывал Шенфельд.

- Я не мог ее узнать, она была закутана в темную тальму, но она явно принадлежит к их шайке. Недалеко от берега стоял неказистый невольничий корабль, легкая шхуна, какими пользуются торговцы, чтобы уходить от преследования. Такая шхуна идет при попутном ветре быстрее парохода. Ее-то и нанял Фукс. Мне показалось, что они произнесли слово "Нью-Йорк".

- Значит, они уже отправились?

- В это время подъехали шесть крытых карет, и шхуна на свист капитана приблизилась к берегу.

- Но как же выйдут они из гавани, не заявив прежде об этом?

- Бьюсь об заклад, они ночью выйдут в море!

- Но Мартин, ведь это невозможно!

- Для этой шхуны все возможно, господин Эбергард. В ней так много темных закутков на палубе, что никакой таможенник не заподозрит там пассажиров.

Эбергард встал.

- Плохое дело,- сказал он.- Но мошенники не уйдут от меня!

- Им потребуется не менее четырех дней, чтобы достигнуть Нью-Йорка, и нам не больше.

- Их корабль, вероятно, будет держаться берега.- Эбергард в беспокойстве ходил по комнате.

- У "Германии" тоже ход неглубок, так что мы спокойно пойдем за ними.

- Этот Фукс, который уже однажды находился в моих руках и которого я тогда выпустил с строгим предостережением, теперь не уйдет от меня. Его следует обезвредить. Еще тогда я поклялся ему, что если только он еще раз станет мне поперек дороги, пусть прощается с жизнью. Я избавлю общество от него не из личной мести, а за то, что он неисправимый разбойник. Мы должны догнать шхуну во что бы то ни стало. Вели затопить машину, Мартин, через несколько часов я буду на "Германии"; мы должны выйти вслед за негодяями этой же ночью.

В это время раздался сигнальный выстрел.

- Черт возьми! - воскликнул Мартин.- Теперь мы не можем выйти раньше утра. Если шхуна успела выйти до выстрела, она будет на двенадцать часов впереди нас. Да еще при попутном юго-западном ветре.

- Тем не менее мы должны выйти как можно раньше; ветер, попутный для шхуны, надует и наши паруса! Пока ты сделаешь нужные приготовления, я напишу письмо Шенфельду, так как мне самому уже не придется отправиться в Монте-Веро. Торопись, Мартин, вскоре я буду на пароходе.

Попрощавшись, кормчий быстрым шагом вышел из комнаты.

Князь Монте-Веро принялся за письмо к управляющему. Когда он окончил его, настала полночь. Он переговорил с вестовым, который должен был отвезти депеши в Монте-Веро, и в сопровождении Сандока направился к гавани.

На "Германии" все уже было готово к отплытию.

Поднявшись по трапу, Эбергард поздоровался с матросами. Это были здоровые, широкоплечие молодые парни, в белых рубашках с синими воротниками, в синих куртках, таких же панталонах и широкополых шляпах, которые они, здороваясь, сняли. На лентах шляп золотыми буквами было написано название парохода и имя Монте-Веро.

Подняли трап, но машинист еще не получил приказ отчаливать.

- Ребята! - обратился Эбергард к матросам.- Нам предстоит погоня. Мы должны догнать корабль, отправившийся в Нью-Йорк на двенадцать часов раньше нас; тот, кто первым увидит шхуну с темными парусами, получит сто долларов. Если мы догоним корабль и захватим его добром или силою, то каждый получит по сто унций золота, а теперь - вперед!

Довольные возгласы были ответом князю, если бы он и не обещал матросам награды, то и тогда их преданность не уменьшилась бы.

- Вперед! - скомандовал князь Монте-Веро. Колеса начали медленно вращаться, вода запенилась, и пароход двинулся.

Еще до утра судно достигло острова Виллегеньонь, где через несколько часов послышался выстрел, извещавший об открытии гавани. "Германия" обошла бухту и прошла мимо острова Лаге. Восход солнца застал корабль уже в открытом море; свежий ветер поднял паруса, и красавец-корабль как птица полетел по багряным волнам.

Прошел день, а следов шхуны никто не заметил. Эбергард стал уже подумывать, не взяла ли она другой курс. Мартин же уверял, что они еще не могут видеть шхуну. К тому же вечером небо заволокло тучами, что мешало наблюдению. Князь приказал зарядить все шесть пушек и держать фитиль наготове, зная, что невольничьи корабли обычно первыми стреляют по судам, которые кажутся им подозрительными. Свободные от вахты матросы разместились на мачтах. Сандок взобрался на самую высокую. Но шхуны не было видно.

Под утро ветер сменил направление. Теперь "Гер-мания" получила преимущество - корабль неприятеля не мог идти против ветра.

В полдень зоркий глаз Сандока завидел на горизонте черную точку, которая казалась совсем неподвижной.

- Шхуна! Шхуна по курсу! - радостно закричал он.

На палубе поднялось движение. Эбергард направил подзорную трубу в направлении, которое указывал негр, и действительно увидел корабль, на котором убирали паруса.

- Судя по всему, это должна быть шхуна, нанятая Фуксом,- заключил он.

Сандок получил обещанную награду. Он продолжал зорко следить за неприятельским кораблем и вскоре сообщил, что на шхуне их, видимо, заметили, так как там поднялось сильное движение. Тут подул западный ветер, и матросы на шхуне распустили часть парусов. Мартин, взглянул на компас, заключил, что неприятель больше не держит путь в Нью-Йорк, в свернул на северо-восток.

- Они делают все, только бы убежать от нас,- сказал Эбергард, наблюдавший за действиями шхуны в подзорную трубу.

- Эти мошенники не удерут от нас, даже если мне придется догонять их вплавь,- зло проговорил Мартин, держась за руль и следя за тем, чтобы не сойти с курса, которого держался неприятель.

К вечеру "Германия" заметно нагнала шхуну. На пароходе царила радость. Эбергард велел подать всем по двойной чарке вина. Неожиданно прорезавшаяся сквозь тучи луна позволила увидеть, что неприятельское судно уже настолько близко, что до нее могут долететь слова, сказанные в рупор.

- Еще немного - и мы догоним эту ореховую скорлупу,- сказал Мартин.

- Возьми правее! - приказал Эбергард и поднес к лицу рупор.- Капитан! - закричал он.- Есть ли у вас на корабле двое немцев?

- Нет, наш корабль не принимает пассажиров, я плыву для закупки товара на рынок в Рио! - послышалось со шхуны.

- А почему вы изменили курс?

- Я не обязан отчитываться перед вами. И вообще, почему вы нас преследуете? Ведь вы тоже изменили курс!

- Потому что я хочу вас задержать! И если вы не исполните мое требование, я заговорю с вами другим языком!

- Вы мне грозите своими пушками? Но берегитесь, если оторвете от моей шхуны хоть щепочку! Кто вы такой?

- Князь Монте-Веро. Я преследую двух немецких разбойников! Отдайте мне их! В противном случае я открою огонь.

Со шхуны послышалась сильная брань.

- Я в последний раз требую выдать мне беглых разбойников. Жду ответа!

- Сейчас получите ответ! - послышалось со шхуны.

Через несколько минут блеснул фитиль, раздался выстрел, и ядро просвистело мимо "Германии" и с шумом упало в воду.

- Огонь! - спокойно скомандовал Эбергард.- Сбейте им мачту.

Едва раздался приказ, как выстрелили три пушки правой стороны. Сильный треск доказал, что ядро попало в цель.

- Ого! - обрадовался Мартин.- Одной мачты как не бывало.

Эбергард увидел в подзорную трубу, что матросы с криками хлопочут возле сломанной мачты - своей тяжестью она накренила корабль, так что всем находившимся пришлось перейти на поднявшийся борт. Среди команды выделялись двое, которые, судя по одежде, не были матросами, а также негр и женщина со сложенными на груди руками.

Сомневаться не приходилось, и прежде чем отдать приказ стрелять снова, Эбергард хотел попробовать, не удастся ли получить разбойников без дальнейшей борьбы. Он еще раз спросил, не желает ли капитан теперь выдать ему тех, кого он требовал.

Но негодяи, вероятно, увеличили плату капитану. Сломанную мачту выбросили за борт, и снова раздался выстрел. На этот раз ядро задело корму "Германии", которая в эту минуту меняла курс.

- Не желаете покончить добром - так получайте! Огонь!

Пушки выстрелили, и пороховой дым скрыл пароход, сделав невозможными дальнейшие наблюдения, тем более что луна снова скрылась за тучами.

- Похоже, ядра попали в цель,- заметил Мартин,- по-моему, господин Эбергард, нужно идти на абордаж.

Во тьме ничего не было видно, и даже Сандок закричал, что он больше не видит шхуну. Можно было предположить, что она пошла ко дну, но Эбергард сомневался в этом. Ему казалось более вероятным, что неприятель, поняв, что борьба ему не по силам, воспользовался темнотой и пустился в бегство. Князь приказал направить пароход туда, где находилась прежде шхуна, а матросам - вооружаться. Команда быстро разобрала остро отточенные тесаки и ружья, Эбергард и Мартин взяли по пистолету, а Сандок засунул за пояс кинжал.

Было так темно, что и за десять шагов ничего нельзя было разглядеть, поэтому на мачте повесили красный фонарь, как это предписывали морские законы. Но неприятельский корабль имел преимущество, которым пользуется каждый мошенник перед честным человеком: он не подчинялся законам, надеясь на счастливую случайность, которая очень часто сопутствует ему.

Эбергард особенно внимательно следил за маневром своего судна, так как каждую минуту могло произойти столкновение со шхуной, хотя более вероятным было, что она уже успела далеко удрать. Но один из матросов закричал, что видит шхуну недалеко от носа "Германии".

- Вот! Вот этот проклятый пароход! Черт вас побери! Вы еще предстанете перед морским судом за то, что испортили наш корабль, мошенники! Вам это дорого обойдется! - послышались голоса со шхуны.

- Встаньте так, чтобы мы могли перекинуть абордажный мост! - отозвался Эбергард, не обращая внимания на брань.

- Только рискните на абордаж! Всякий, кто ступит на мостики, поплатится жизнью! Заряжайте пистолеты, друзья! - скомандовал капитан своим трем матросам, которые были заняты тем, что затыкали дыры в бортах или выкидывали за борт балласт.

- Отложите оружие! - кричал Эбергард.- Соглашайтесь на мои условия, и разойдемся с миром! В противном случае мы силой заставим вас выдать скрывающихся разбойников, и вы тогда будете обвинены в укрывательстве убийц!

- Вы ошиблись, здесь нет разбойников, можете сами обыскать корабль. Но если вы их не найдете, заплатите мне за все повреждения! Помните, в Рио есть суд.

- Господин Эбергард, вы слишком добры и снисходительны,- в бешенстве прошептал Мартин,- этот плут спрятал обоих разбойников в трюм. Предоставьте его нам!

- Успокойтесь, штурман Мартин! - одернул Мартина Эбергард.- Всегда следует быть справедливым! Я не могу выпытывать признания, но постараюсь сам во всем убедиться. Накидывайте мостики. Со мной пойдут десять человек.

- А Сандок? - спросил негр.

- И Сандок, у него хорошие глаза и отличное чутье.

Эбергард направился к борту, где перекидывали абордажный мостик. Матросы встали по сторонам его, а Сандок гордо замыкал шествие.

Мартин остался у руля и провожал князя беспокойным взглядом. Однако его беспокойство скоро сменилось удивлением. Эбергард приказал зажечь два факела и нести их впереди, а сам шел так твердо и уверенно, с таким достоинством, как будто следовал на королевский прием.

Капитан невольничьего корабля, широкоплечий мускулистый мужчина в большой соломенной шляпе, сдвинутой набекрень, отчего хорошо было видно его грубое бородатое лицо, с недоверием наблюдал за приближением князя. Его матросы все еще были заняты чем-то в трюме. На шхуне царил хаос: валялись обрушенные мачты, щепа, канаты.

- Вы должны доказать свое право на обыск, сеньор! - закричал капитан.- Но клянусь всеми святыми, вы меня запомните, хоть и сил у вас побольше моего.

- Теперь нам с вами не о чем говорить. Я и так сделал больше, чем следовало, трижды предложив покончить дело без драки и выдать мне беглецов.

- У меня нет пассажиров, сеньор; я шел с четырьмя матросами за товаром на тот берег. Теперь мне надо идти обратно в Рио ремонтировать шхуну, и вы должны мне заплатить за все потери.

Князь приказал Сандоку позвать Мартина.

Темное море покачивало сцепленные корабли. Только два факела освещали стоявших друг против друга Эбергарда и капитана. Матросы невольничьего корабля в стороне изредка перекидывались словами.

На мостике появился кормчий.

- Мартин,- обратился к нему владелец "Германии",- узнаешь ты этого капитана корабля?

- Клянусь Богородицей, я ни на миг не сомневаюсь в этом. Он встретился третьего дня вечером с обоими разбойниками на берегу и получил от них деньги за переезд! Может, вы и это станете отрицать, капитан? Как называется кабак, куда вы заходили? Над его дверью старая вывеска с изображением монаха!

- Я не знаю никакого кабака! Если вы говорите о кабаке, который содержит Иероним, то советую лучше присматриваться к людям. Я там не бываю, а если вы что-то имеете против меня, давайте разберемся в Рио.

- Ну, это уж слишком! - возмутился Мартин.- Ведь мы же видели при свете фитиля двух разбойников, черного плута и женскую фигуру!

- В таком случае, ищите их! Их нет на моем корабле! Вы забываете, что невольничьи корабли по большей части похожи один на другой! Не говорил я ни с какими немцами и не принимал их на борт!

- В таком случае откройте трюм,- потребовал Эбергард.

- Нечего и отпирать. Все люки открыты. Идите и обыскивайте. Но повторяю: если вы ничего не найдете, то обязаны заплатить мне за все потери.

- Вдвое, втрое. Но не хотите ли вы заранее решить и то, что делать с вами, если мы их найдем? - спросил Эбергард.

- Тут нечего и обсуждать! Обыскивайте все - от палубы до кают.

Мартина так поразили спокойствие и уверенность капитана, что он стал присматриваться к нему, подозревая, не ошибся ли. Как известно, что все шхуны построены одинаково, так известно и то, что капитаны невольничьих судов - самый скверный и грубый народ. Это происходит от рода их занятий и от огромного денежного оборота, который им приходится вести. За мизерную плату они принимали от торговцев невольниками на африканском берегу негров, погружали их на корабль и везли, обходясь с ними как с животными, едва давая пищу. А на американском берегу тащили их на рынок, чтобы получить за них большую плату. Одних несчастных покупали за силу, других за красоту. Человек обращался в товар; лишнее говорить, какую роль играл при этом кнут. Торговцы невольниками были самыми страшными людьми на земле.

Мартин еще раз внимательно посмотрел на капитана. Нет, он не ошибся, больше того, этот нахальный плут явно что-то замыслил. Это подозрение заставило его остаться на палубе с факелом и несколькими матросами, в то время как остальные вместе с Сандоком, хорошо знавшим устройство корабля, последовали за Эбергардом к внутренним помещениям.

- Не смейте давать никаких приказов, пока владелец "Германии" внизу, берегитесь, если люк якобы случайно закроется. Вы за это заплатите жизнью,- сказал Мартин капитану, который с пренебрежением осмотрел его с ног до головы.

Георг Ф. Борн - Грешница и кающаяся. 3 часть., читать текст

См. также Георг Ф. Борн (Georg Born) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :