Георг Ф. Борн
«Грешница и кающаяся. 2 часть.»

"Грешница и кающаяся. 2 часть."

- Защитите меня от того господина, который уже в третий раз преследует меня! - едва слышно проговорила Маргарита, входя с принцем в беседку.

- Моя племянница Маргарита! - представила девушку старуха.

- Прекрасная Маргарита - царица бала, и это высокое отличие как нельзя более подобает ей одной! - иронически прибавил камергер.

Маргарита была так удивлена встрече, что не обратила внимание на эти слова и все не спускала глаз с принца, как бы желая сохранить в своей памяти эти дорогие для нее черты. Она была сильно взволнована; какой-то тайный голос нашептывал ей: "Вот кого недоставало до сих пор в твоей жизни!"

Она покраснела, когда взоры их встретились; радость ее была безгранична, и вскоре, собравшись с духом, она могла отвечать на все его вопросы. Она рассказала ему, как образ его был неразлучен с ней с тех пор, как она в первый раз увидала его, как она мечтала о нем и днем и ночью. Он радовался, глядя на нее; в эту минуту она показалась ему еще прекраснее прежнего, но скоро радость его сменилась тайной грустью, так как он увидел, что ее сопровождает госпожа Робер, дурная репутация которой была ему известна!

Камергер Шлеве был прав, называя принца странным человеком. Его никогда не заботила частная жизнь знакомых дам, однако на него так неприятно подействовала мысль, что Маргарита находится в руках госпожи Робер, что он поручил барону переговорить со старухой, решив освободить девушку из когтей этой старой колдуньи.

Хитрый камергер нисколько не удивился приказанию принца, он уже предвидел последствия и радовался, что принц все больше и больше запутывается в его сетях. А если принцу удастся без труда завладеть этой девушкой, что сильно занимало его в последнее время, каприз его будет удовлетворен, и тогда настанет время, когда принц будет в его полном распоряжении.

Он оказывал принцу, беседовавшему с Маргаритой, двойную услугу тем, что удалился из беседки вместе с Паучихой. Надев маски, они оба пошли к фонтану - он, уговорившись со старухой обо всем, оставил ее одну, после того как взял с нее обещание оставить маскарад.

Он хотел воспользоваться свободной минутой для очень важных переговоров. Камергер искал глазами величественное черное домино, которое прошло в театральную залу вместе с принцем Этьеном. Хотя он не обмолвился с нею ни словом, однако ни на минуту не сомневался, что это домино - мисс Брэндон, его союзница.

Напрасно он искал ее в беседках сада, между гулявшими по залам масками. Но камергер Шлеве не любил останавливаться на полпути! Рядом с Эбергардом, шедшим с кавалером де Вилларанка, он прошел на балюстраду, вдоль которой в стенах были уютные ниши, завешенные портьерами.

Прислушавшись несколько минут у одной ниши, он отправился ко второй; казалось, он напал на след - из второй ниши раздавались звуки, которые привлекли его внимание. Полумрак, царивший здесь, благоприятствовал тому, что он незаметно и неслышно подошел сбоку к тому месту, где половины портьеры образовали едва заметную щель; торжествующая улыбка просияла на его бледном лице - в нише стояла прекрасная Леона, а перед ней - принц Этьен. Оба были без масок.

- Наконец-то я имею счастье видеть вас одну и говорить с вами, гордая и недостижимая женщина,- в волнении говорил французский принц.- Я ослеплен вами. Не будьте так жестоки, мисс Брэндон, не улыбайтесь так холодно, будто вы издеваетесь над человеческими страстями - такое испытание выше моих сил!

- Вы очень несдержаны, мой принц! - тихо проговорила Леона с такой соблазнительной грацией, что и камергер должен был сознаться, что эта женщина создана для того, чтобы не только львы, но и все мужчины лежали у ее ног.

- Я долго таил в себе непреодолимое желание объясниться вам, Леона, но теперь, после того как вы удостоили меня блаженства держать вашу руку, было бы танталовыми муками потребовать от меня спокойствия и холодности! Нет-нет, прекрасная Юнона, знай же, я люблю тебя со всей силой своей души, со всей своей страстью! - принц опустился на колени, целуя ее руку.

Черное домино, скрывавшее до сих пор стан Леоны, распахнулось, и взволнованный поклонник увидал перед собой чудные формы этой холодно улыбавшейся женщины, слегка стянутые платьем.

- Я знаю, что я сумасшедший,- продолжал принц,- но не откажи, дорогая, мне прикоснуться к твоему стану,- проговорил принц и, возбужденный страстью, еще ниже склонился, чтобы поцеловать ее божественную ножку.

- Мой принц, нас могут подслушать!

- Есть степень страсти, когда никто и ничто не может остановить или удержать человека; позволь тебя обнять, знай, я пожертвовал бы всем, решительно всем, чтобы только иметь блаженство хоть на час забыться в твоих объятиях.

Лицо Леоны выражало в эту минуту странную смесь торжества и презрения; она видела у ног своих высокопоставленного, умного, прекрасного человека, низвергнутого в прах силой страсти - снова ей удалось повергнуть к своим ногам гордого сановника! Никто не мог противостоять ей, никто не имел силы быть равнодушным к ее прелестям, кроме одного, с которым однажды связала ее таинственная клятва, которого она ненавидела больше всего на свете и погубить которого было ее единственной целью.

- Возвратимся в залу, мой принц,- проговорила она, наконец, протягивая руку стоящему на коленях принцу.- Рано или поздно вы будете иметь случай продемонстрировать мне, было ли ваше признание только пустой фразой или вы действительно готовы доказать Леоне вашу искреннюю дружбу!

- Не спрашивайте - приказывайте, Леона, и - наградите!

- У вас не будет оснований жаловаться на мою скупость. А сегодня я и так допустила уже слишком много, мой принц. Проводите меня в залу.

Убедившись, что мисс Брэндон вполне оправдала его ожидания, камергер Шлеве тихо сошел с лестницы в театральную залу; он надеялся в этот вечер непременно переговорить с Леоной и узнать от нее, каким образом граф Монте-Веро был спасен Гэрри.

Тут камергер, к своему удивлению, увидал сгорбленную колдунью, которая, по его расчету, должна была быть уже на дороге домой. Ее сопровождал турок, под маской которого скрывался старый лорд Уд.

Какое дело мог иметь к Паучихе обыкновенно сухой и холодный англичанин?

Камергер Шлеве вспомнил, что госпожа Робер уже прежде упоминала о турке, который, по ее словам, не спускал глаз с Маргариты. Без сомнения, они говорили о вещах, которые могли бы интересовать барона, и он решил незаметно понаблюдать за ними.

- Я говорю об очаровательной блондинке,- вполголоса сказал лорд Уд, обращаясь к госпоже Робер.- Я видел ее прежде с вами и не мог налюбоваться! Прелестный ребенок! Ради Бога, скажите, куда она исчезла?

- Не могу, не смею, ваше превосходительство, это секрет!- с важностью ответила Паучиха.

- Я очень беспокоюсь о ней,- сознался старый лорд.- Вы знаете, госпожа Робер, я в состоянии платить! Я пожертвовал бы порядочной суммой, если бы только мог поговорить с прелестной блондинкой! Назначайте любую сумму, госпожа Робер.

"О, лорду Уду тоже понравилась маленькая сирена, число ее поклонников увеличивается! Вот теперь-то этот вечер становится интересным!" - подумал камергер.

- Посоветуйте же мне что-нибудь, любезная волшебница! - продолжал лорд, воображая, что никто не узнает его в костюме турка.

- Остается только похитить ее! - хрипло засмеялась Паучиха.

- Похитить? Превосходно! Мой экипаж внизу, не надо терять ни минуты, я сгораю от нетерпения!

- Вижу, вы не шутя влюбились в мою прелестную племянницу, я в самом деле завидую ей и вспоминаю с неудовольствием собственную юность, что прошла совершенно иначе.

- Окажите же мне содействие, пойдемте к вашей племяннице! Похищение - великолепная мысль!

- Но ее не так-то легко привести в исполнение, ваше превосходительство!

- Это отчего? Что может меня удержать?

- Подле моей племянницы в первой беседке сидит очень знатный и богатый поклонник!

- Знатный и богатый? - удивился лорд.- Какую же сумму он вам обещал?

- Пятьсот талеров, ваше превосходительство! - ответила хитрая старуха.

- Черт возьми, но девушка эта истинная жемчужина. Должен сознаться, маленькая блондинка очаровательна! Я тут же даю вам вдвое больше, если вы окажете мне содействие при похищении!

Камергер Шлеве заметил, что слова лорда произвели на колдунью желанное действие.

- Это очень затруднительно, ваше превосходительство! Но моя уверенность, что вы осчастливите мою племянницу, придает мне решимости. Я не хотела бы доверить это милое, очаровательное дитя дурным людям, а на вас я надеюсь, вы не сделаете ей худа и, по всей вероятности, долго сохраните привязанность к этой невинной девушке, а потому надо...

- Ну, что же надо? - прервал лорд в нетерпении.

- Надо постараться непременно освободить мою племянницу Маргариту из рук ее теперешнего поклонника. О, не пугайтесь, этот богатый и знатный господин увидал ее в первый раз только полчаса тому назад!

- Он нам может помешать!

- Нет, ничего, дело уладится! Выслушайте меня, ваше превосходительство! В то время, как вы будете приказывать кучеру подавать, я пойду в беседку! Поклонник ее воспользуется этой минутой, чтобы также сделать нужные приготовления к отъезду, следовательно, оставит ее одну со мной! Ваше превосходительство потрудится затем войти к нам, а все остальное предоставьте мне! Я доведу очаровательную Маргариту до вашей кареты, она немного дичится, но со временем это пройдет! Кучер погонит лошадей, и вы увезете мою племянницу!

- Превосходно! - Лорд был вне себя от радости.

- Если же дело примет дурной оборот, то я постоянно к вашим услугам, чтобы оправдать даже перед судом ваше похищение!

- Вы превосходная, умная женщина, только не теряйте ни минуты! Я сам схожу к Адаму, моему кучеру, отошлю камердинера, который может только помешать мне, с приказанием приготовить мне в моем дворце ужин, а затем возвращусь к вам в беседку! - с удовольствием произнес старый лорд.- Это презабавно! Я похищаю маленькую соблазнительную блондинку!

Паучиха тоже смеялась вместе с его превосходительством, который сунул ей в руку две ассигнации, и отправилась, не оглядываясь, в сад, между тем как лорд поспешил через рыцарскую залу, чтобы отдать нужные приказания кучеру. Камергер Шлеве со смехом смотрел им вслед, но вскоре лицо его приняло серьезное выражение - он принимал твердое решение.

Паучиха не ошиблась! Когда она вошла в беседку, принц Вольдемар выразил намерение удалиться на несколько секунд, так как барон Шлеве долго не возвращался. Он извинился перед Маргаритой и попросил подождать его - он не в состоянии лишить себя удовольствия довезти ее до дома в своем экипаже.

Проходя мимо фонтана, принц увидал цыгана, очевидно, поджидавшего его.

- Где вы пропадали, господин барон? - тихо спросил принц.- Потрудитесь приказать кучеру подавать!

- Одну минуту, ваше королевское высочество,- улыбнулся камергер.- Одну минуту, тут разыгрывается восхитительная интрига!

- Говорите, но скорее, я намерен отвезти очаровательную блондинку в свою виллу близ парка!

- Две мили ночью...

- Если бы их было десять, господин барон, и если бы я был принужден сам править лошадьми - для меня это не составило бы труда,- произнес принц с таким энтузиазмом, какого у него камергер Шлеве прежде никогда не замечал. Очевидно, принц не на шутку влюбился в прелестную Маргариту.

- Это что-то вроде похищения? - с улыбкой заметил Шлеве.

- Вы переговорили уже с госпожой Робер обо всем? - спросил принц, не слышавший последнего замечания камергера.

- Да, ваше королевское высочество, но старый лорд Уд намерен опередить вас! Он приготовил уже свой экипаж! Вот и он сам в костюме турка! Он войдет в беседку к прекрасной сирене, которую поведет к экипажу с помощью колдуньи, и...

- Не с ума ли сошел этот старый англичанин?! - воскликнул принц Вольдемар.- Он имеет намерение...

- Похитить Маргариту, да, действительно, ваше королевское высочество!

- Этого не должно произойти, или я этого лорда Уда...

- Его превосходительство - английский посланник, ваше королевское высочество,- напомнил ему камергер.

- Вы правы: он направляется к беседке; я сниму с себя маску, и тогда у него пройдет охота к похищению!

- Не предпочтете ли вы похитить эту очаровательную добычу из-под носа старого лорда Уда? - спросил Шлеве.

Принц остановился.

- Разумеется, но каким образом?

- Ваше королевское высочество сказали сейчас, что вам нетрудно было бы самому править лошадьми,- проговорил камергер.- Мне кажется, было бы презабавно, если бы...

И тут барон, нагнувшись к принцу и говоря ему что-то на ухо, прошел вместе с ним через театральную залу. Предложение, очевидно, понравилось, так как принц от души смеялся над выдумкой камергера. В то время как оба незамеченно прошли сквозь толпу масок через залы к экипажам и камергер наконец нашел карету английского посланника, лорд Уд, в веселом расположении духа подходил к беседке, где сгорбленная колдунья сидела с очаровательной виноградаршей, которая очень понравилась старому лорду. Прекрасная фигура, чудные золотистые волосы, голубые глаза - все это так увлекло англичанина, что он был вне себя от радости, увидев, что хитрой госпоже Робер удалось устранить ее первого поклонника.

Войдя в беседку, турок поклонился госпоже Робер как старой знакомой, а затем смело поцеловал руку Маргарите и шепнул что-то на ухо Паучихе, которая поспешно взяла Маргариту за руку, чтобы оставить беседку.

- Пора, милое дитя! - сказала она, внимательно высматривая между масками, нет ли поблизости принца.- Мы воспользуемся услугами этого господина, который выразил желание довезти нас до дому, так как идет сильный дождь!

Девушка хотела было что-то возразить, но слова Паучихи были так решительны, что она повиновалась; она глазами искала того прекрасного юношу, который обещал возвратиться, но его нигде не было.

Английский посланник радостно шел за старой колдуньей, уже заранее предвкушая все прелести наслаждения обществом прелестной блондинки.

Двери отворились, множество масок направлялись к экипажам, так что на портале стало тесно.

Турок быстро, насколько ему позволяли немолодые ноги, сошел вниз по ступеням, позвал кучера, обернулся к Маргарите и сам отворил дверцы. Девушка, не подозревая, что сделалась жертвой коварной сделки, села в элегантный экипаж, лорд последовал за ней. Паучиху оттеснила от них нахлынувшая толпа.

Маргарита хотела выйти, но турок запер дверцы, лошади тронули, и лорд Уд остался наедине с очаровательной виноградаршей!

Все это было делом одной минуты!

Девушка хотела позвать на помощь, отворить дверцы, но турок просил ее успокоиться, уверяя, что отвезет ее назад к госпоже Робер. Между тем лошади так быстро мчались мимо парка, что Маргарита, растерявшись, не знала, на что решиться. Дрожащим голоском просила она своего спутника, которого не знала, но почтенная наружность которого вызывала в ней доверие, везти ее домой на Кладбищенскую улицу.

Лорд Уд, ласково улыбаясь, обещал ей это и стал утешать отчаявшуюся девушку. Он был так ласков, а седые волосы его так благоприятствовали его уверениям, -что Маргарита, наконец, доверилась ему.

Седина старого ловеласа обманывала ее. Произнося отечески ласковые речи, лорд рисовал в своем воображении, какое наслаждение принесет ему общество этой очаровательной девушки. Он видел уже, как в своем особняке, сидя рядом с ней на оттоманке, подносит ей шипучее шампанское, даже придумал, что будет говорить в утешение прекрасной девушке, и был уверен, что когда она увидит всю роскошь его обстановки, то будет счастлива своим новым положением.

Экипаж остановился перед роскошным особняком английского посольства, лакеи поспешили отворить дверцы.

Старый лорд Уд сделал им знак отойти и сам выскочил с ловкостью молодого человека. Затем обратился к прекрасной виноградарше. В ту же минуту лошади тронули. Лорд стал звать слуг, но с козел его кареты громко и насмешливо послышалось:

- Это маскарадная. шутка, лорд Уд. Имею честь...

Экипаж умчался. Чей это был голос? Его превосходительство приказал лакеям погнаться за каретой и остановить ее. Он был безутешен.

- Адам поехал к конюшням, ваше превосходительство! - отвечал удивленный Лакей,

ЛорД Уд с унынием смотрел вслед умчавшейся девушке, которую ему не удалось похитить. И ему некому было даже сказать о причине своего гнева. Вся злоба его обратилась на лакеев, которые подавали ужин. Его превосходительству пришлось ужинать в одиночестве.

На следующее утро кучер, которого Шлеве уговорил уступить свое место испанцу, принес разгневанному лорду письмо следующего содержания:

"Податель сей записки вовсе не причастен к маскарадной шутке вчерашней ночи. Потому надеюсь, ваше превосходительство не окажет ему немилости!

Преданный вам Вольдемар".

"Стало быть,, принц сыграл со мной эту шутку, принц похитил у меня очаровательную девушку, и, может быть, по ее желанию",- говорил про себя с горькой усмешкой лорд Уд. Он даже не смел выгнать кучера, так как тем самым рассердил бы принца Вольдемара, который сделал бы его предметом всеобщих насмешек.

XI. ТРАКТИР "БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ"

Прошло несколько недель после рассказанного нами в предыдущей главе. За холодной и суровой осенью последовала зима, еще более холодная, земля оделась в белоснежный наряд, небо покрывали низкие темные тучи, казалось, оно никогда более не прояснится.

Эта мрачная погода оказывала сильное влияние на Эбергарда, и без того потрясенного до глубины души. Он стоял посреди кабинета, выронив перо, его глаза были задумчиво устремлены вдаль; он мысленно рисовал себе картины, которые сильно волновали его, он видел свою дочь в нужде и нищете, слышал, как она жалобным голосом зовет отца и мать, как на каждом шагу встречает искушения.

- Пойдем, следуй за мной,- манил ее чей-то голос.- Отчего ты терпишь нужду, отчего проливаешь слезы? Ты прекрасна, ты будешь счастлива, если последуешь за мной! Ты отворачиваешься? Хочешь оставаться в нужде и горе, между тем как все вокруг наслаждаются? Жизнь коротка, опомнись, пока еще есть время!

Эбергард видел, что его потерянная дочь готова поддаться искушению, с какой радостью она смотрела на предлагаемые ей золото, шелка и серебро, как, улыбаясь, слушала рассказы об удовольствиях жизни.

- Дитя мое! - воскликнул он, принимая сон за явь.- Бедное дитя мое, не слушай, не следуй искушению!

Но искушение имело желанное действие на прекрасную девушку - чтобы забыть нищету, нужду и горе, она слепо ринулась в бездну удовольствий.

- Дитя мое! - восклицал Эбергард в отчаянии.- Сжальтесь, сжальтесь над моей бедной дочерью!

- Она погибла,- прозвучало над ним,- уже поздно!

Картины, что рисовало воображение, исчезли. Мартин вошел в кабинет. Граф Мстнте-Веро обратился к своему верному слуге:

- Ну что, Мартин? - спросил он дрогнувшим голосом.

- Сегодня господин Эбергард должен встретить в том трактире Фукса.

- Ты знаешь человека, который дал тебе это обещание?

- Как вам сказать, господин Эбергард,- отвечал Мартин в некотором смущении,- его зовут Дольман, я был с ним однажды в компании. В нем мало хорошего!

- Но ты полагаешь, он сдержит слово?

- Могу поклясться!

- Так пойдем с наступлением ночи в тот отдаленный трактир; принеси мне платье, которое я обыкновенно надеваю в таких случаях,- приказал Эбергард и, когда Мартин вышел, прибавил: - Даст Бог, на этот раз мои старания не будут напрасными!

Начало смеркаться, ветер глухо завывал, швыряясь по сторонам хлопьями снега; люди плотнее кутались в шинели и плащи, поспешно направляясь по домам. Извозчики, стоявшие на углах улиц, поминутно вытаскивали бутылки с ромом и хлопали руками, чтобы согреться; на мостах раздавались жалобные голоса детей госпожи Фукс, дрожавших от холода.

В этот мрачный, суровый вечер по одной из глухих улиц столицы двое быстро шли к заставе, чтобы через предместье выйти в открытое поле. Они торопились, так как ночная стража, которой у них были основания бояться, уже занимала свои места. Оба были высокого роста и крепкого сложения, и на обоих была потертая, поношенная одежда.

- Ну, вот мы и на площади,- Сказал один из них, на голове которого была надета испанская шляпа, которую он, подходя к знакомому ему месту, сдвинул со лба, так что можно было видеть темные глаза, опушенные длинными темными ресницами, и черную густую бороду, обрамлявшую его лицо.

- О, да ведь это церковная площадь, там на углу есть надпись! - отвечал ему пропитым голосом другой, одутловатое лицо которого свидетельствовало о его пристрастии к крепким напиткам.- Ночь будет очень холодной, Дольман, для нас настает плохое время!

- Ну, так что же, что холодно, этой беде можно помочь, доктор, надо изнутри подавать больше жару в "Белом Медведе", тогда будет тепло!

- Если бы только всегда хватало денег заплатить! Трактирщик Леопольд такой скряга, и тупоумный Рольф тоже, они ничего не дают взаймы, времена настали скверные!

- Надо сделать опять что-нибудь, чтобы какое-то время жить без нужды! Так, как сделал Фукс три месяца назад.

- Но за ним следуют по пятам!

- Он ничего не боится, вот уже неделя, как он каждый вечер ходит в "Белого Медведя"! Ну, а первый, кто осмелится подойти к нему, останется на месте, он только с виду такой кроткий,- возразил Дольман.- В делах у него какой-то секрет, похоже, этот лысый вредит мне - он тоже занимается удушением!

- Ты кричишь о себе больше, чем делаешь. Я знаю, ты душил только собак!

- Это ремесло не в моем вкусе, пусть этим занимается палач!

- Твой брат? Но он же тебе платит!

- Не даром же, но тише! С тобой надо быть поосторожней, ты пьяным родного отца предал! Сам ты отделался даровой квартирой на пять лет, а он не вынес мучений и умер! Это похоже на тебя! Я и сам, если взбешусь, если чем-нибудь завладею, так уж ни за что не выпущу из рук!

- С бутылкой и я такой же! - отвечал, смеясь, тот, которого Дольман назвал доктором. Смех его был так отвратителен, будто он хотел этим заглушить слова Дольмана.

Дома, мимо которых они проходили, становились все меньше и ниже; здесь уже не встречалось фонарей.

Эти двое, обыкновенно проводившие ночи в парке вместе со многими подобными им бездомными, среди которых были и женщины всех возрастов, вышли наконец на дорогу, тянувшуюся вплоть до парка. Эта пустынная песчаная дорога называлась Тополевой аллеей. Строений на ней не было, лишь изредка кое-где встречалось что-то вроде сараев, а дальше совершенно отдельно находился трактир, или постоялый двор "Белый Медведь", но для постоя сюда никто не являлся. Этот трактир служил скорее местом сходки темных людей, оставаться среди которых было крайне опасно, особенно если в кармане звенело хотя бы несколько грошей. Когда оба мошенника вышли, наконец, на Тополевую аллею, ветер особенно уныло завыл в деревьях.

- Надо хорошенько выпить сегодня! - сказал доктор, плотнее закутываясь в свой дырявый летний сюртук и согревая в карманах окоченевшие руки.

Из далекого города донесся бой башенных часов. Пробило одиннадцать.

- Тс, не идет ли там человек? - прислушался Дольман.

- Кажется, там двое,- возразил доктор.- Наверно, не чужие!

Теперь справа от дороги виднелся трактир. Это была низенькая, полуразвалившаяся лачуга, с худой крышей, маленькими подслеповатыми окнами и покосившейся от ветхости дверью. По обеим сторонам двери торчали шесты, к которым была прибита вывеска с едва заметными очертаниями белого медведя. Позади дома тянулся полуразвалившийся забор. Фонаря не было. Хозяин, или трактирщик Леопольд, как его звали все, занимавшийся укрывательством краденого, знал, что гости его и без фонаря найдут его дом!

Из-за темноты Дольман и доктор сочли одного человека, несшего мешок, за двоих.

- О, да это сам хозяин! - сказал Дольман.- Откуда он так поздно? Ведь он не очень-то любит оставлять трактир на одного тупоумного Рольфа, верно, опять сделал выгодное дельце - что-то тащит!

- Добрый вечер, господин Леопольд,- сказал доктор, снимая шапку.- Вы должны заплатить тут таможенные пошлины!

С этими словами толстый доктор, который в самом деле когда-то учился медицине, встал в дверях, не пропуская хозяина. Старик, казалось, не обратил на него внимания, а подойдя ближе к Дольману, заглянул через дырявую занавеску внутрь.

- Воздух чистый, там сидит Фукс! - заметил Дольман.

- Вот и хорошо! Сегодня он пришел вовремя,- проговорил тощий Леопольд хриплым голосом.- Ну, пустите!

- Вы сегодня в дурном расположении духа - один с такой тяжелой ношей! - заметил доктор, с любопытством ощупывая его мешок.

- Не трогайте и не суйте во все нос! - огрызнулся Леопольд. Он вошел в прихожую и, отворив дверь маленькой комнатки, уложил там мешок и запер дверь на ключ.

Отвратительный запах обдал их при входе в комнату, но все трое, казалось, не чувствовали его.

В низеньком помещении, полном дыма, было двое гостей. Один, которого Дольман назвал Фуксом, сидел задумчиво за столом; перед ним стоял стакан с водкой и тарелка с остатками колбасы. Он был невысокого роста, худощавым. На нем был светло-коричневый сюртук, темный жилет, застегнутый до верха, на столе подле него лежала старая серая шляпа.

Лицо Фукса казалось совершенно спокойным, а между тем человек этот был опасным преступником, который обвинялся во множестве убийств, совершенных в последнее время. Позже мы узнаем биографию этого злодея. У него была большая лысина, сизые усы его были редкими, но, по-видимому, составляли немалую гордость владельца, так как он постоянно поглаживал и закручивал их; щеки его были впалыми и желтыми, что говорило о его болезненности, только серые, живые глаза Фукса свидетельствовали, что он вовсе не так спокоен, каким кажется.

Второй гость "Белого Медведя" сидел поодаль от Фукса за другим столом. На нем была грязная белая шапка, какие носят гимнасты и которую он, вероятно, нашел на гимнастической арене и носил за неимением другой.

Он был еще молод, но у него было лицо закоренелого преступника; в его глубоко ввалившихся, воспаленных глазах с пытливым взором было что-то отталкивающее. Жесткая рыжая борода и усы дали ему кличку Рыжий Эде. Когда Рыжий Эде был при деньгах, он мог казаться истым джентльменом; к тому же он обладал изысканным красноречием. В настоящую минуту дела его были плохи. Грязно-белая шапка, неряшливый нанковый сюртук, не подходившие к этому времени года, и дырявые сапоги не позволяли ему пускаться на промысел. Рыжий Эде ждал только удобного случая, чтобы, подобно Фуксу, при помощи одного отчаянного дела выпутаться из стесненного положения.

Но прежде чем посмотреть, что происходило в эту ночь в трактире "Белый Медведь", мы должны упомянуть еще об одной личности, сидевшей в комнате, наполненной дымом, о Рольфе, правой руке хозяина Леопольда.

Рольф был человеком лет тридцати, маленького роста, сутуловатым, но с огромными руками и ногами. Хотя он походил на идиота, но нисколько не заслуживал такого названия; он был глухонемым и потому оказался незаменимым для старого скупщика краденого. К тому же он обладал удивительной физической силой, что тоже было очень важно для слабого, дряхлого хозяина. Откуда он попал к нему - никто не знал.

Рольф постоянно сидел за прилавком, который находился у задней стены, возле двери, которая вела во двор и в поле. Только его голова и широкие плечи виднелись из-за прилавка, откуда он подымался, протягивая руку за деньгами, если посетитель подавал ему знак. Рольф превосходно понимал эти знаки, тем более что выбор кушаний и напитков здесь был невелик. Хлеб, колбаса и несколько бутылок рома, водки и пива - вот и весь товар. Лицо его было полным и безбородым, глаза - без всякого выражения, только когда он сердился, они краснели и становились дикими.

Лицо Рольфа омрачилось, когда в двери показался хозяин,- он ненавидел Леопольда, но, конечно, скрывал это. Хозяин пожелал своим гостям доброго вечера и любезно кивнул Фуксу; они, казалось, были старыми знакомыми.

- Ну, что ты сегодня притащил? - спросил Рыжий Эде.- Наверно, уж все припрятал?

Рыжий Эде знал все углы трактира, чего не каждый удостаивался. Он видел кладовую и комнату самого Леопольда, когда некоторое время назад, находясь при лучших обстоятельствах, пил там вино с доктором и другими друзьями.

Старый скупщик ничего не ответил, доктор и Дольман, подсевшие к Рыжему Эде, заметили, что хозяин в дурном расположении духа. Леопольд взял у Рольфа несколько вырученных грошей, окинул взглядом съестные припасы и подсел к Фуксу, только что допившему свой стакан.

- Подлец,- прошептал он.- Кастелян отобрал у меня все деньги на пустяки! Он ни на что не годится! Вот теперь надо бы обделать дельце!

- Да говори же ты толком, старик! - проворчал лысый человек с серыми глазами.

- Есть на примете богатый, очень богатый человек; некоторое время назад он был здесь и раздавал деньги и вещи - Дольман назвал его Эбергардом,- вот здесь можно было бы поживиться!

- Эбергард? - повторил Фукс, пожимая плечам".

- Дольман его знает, а где он живет - можно разведать, он имеет деньги!

Фукс молчал.

- О, да ты еще важничаешь! - подхватил скупщик, заметивший расточительность Эбергарда и пожелавший использовать ее с выгодой для себя.- Верно, ты опять зарыл пакеты с деньгами в роще?

- Молчи, старина, или...

В эту минуту дверь отворилась. Увидев вошедших, тощий Леопольд не поверил собственным глазам и быстро шепнул Фуксу:

- Это и есть Эбергард!

Фукс с ног до головы осмотрел высокого господина в светло-коричневом пальто, с густой русой бородой и в высокой испанской шляпе, который вошел в сопровождении рослого, по-видимому, очень сильного человека и поздоровался с присутствующими.

Трое мужчин, сидевших за столом в углу, также обернулись к вошедшим; Дольман, не вставая, поклонился подошедшему к нему Мартину.

- Старик в барыше, если его навещают такие гости! - сказал он.

Мартин подал Дольману руку и подсел к нему, Эбергард последовал его примеру. Он подозвал к себе Леопольда и приказал принести бутылку рома и стаканы.

В то время как тупоумный Рольф по знаку Леопольда подносил гостям вино, Эбергард оглядел комнату. Затем он встал и заплатил хозяину талер. Между тем доктор и рыжий Эде пили за него и развеселились. Глаза Леопольда заблистали, когда он увидал, что странный гость имеет при себе полный кошелек денег, при этом он принял такой смиренный вид, якобы был честнейшим человеком в мире. Дольман, усердно налегавший вместе с друзьями на ром, казался опаснее его.

Когда Эбергард возвратился к столу, Мартин, улучив удобную минуту, шепнул:

- Вот это Фукс. Дольман не обманул нас.

Эбергард осторожно посмотрел на указанного человека, который, в свою,очередь, не спускал с него глаз, так как видел при нем деньги.

Эбергард присоединился к разговору, завязавшемуся за столом, и делал вид, что вовсе не замечает ни Леопольда, ни Фукса, хотя внимательно осмотрел бывшего канцеляриста, который мог сообщить ему сведения о дочери. Только человек с таким твердым характером, как у Эбергарда, мог скрыть свое внутреннее волнение.

- Его дела то хороши, то плохи! - сказал Дольман, указывая на Рыжего Эде, который ждал удобного случая, чтобы выпросить у Леопольда карты и обыграть новых гостей, имевших в кармане деньги.

- Теперь же его дела никуда не годные, как и у меня! - прибавил доктор пропитым голосом.

- Каким же ремеслом вы занимаетесь? - спросил Эбергард, обращаясь к Рыжему Эде.

- Ремеслом? Гм! Одним словом, мое ремесло - мой язык! - отвечал рыжебородый, сняв грязную белую шапку и отложив ее в сторону.

- Он заманивает добычу! - пояснил Дольман.

В эту минуту дверь снова быстро распахнулась и в комнату вбежал человек без шапки и бледный, как полотно.

- Сегодня рацциа - они идут! - проговорил он, с трудом переводя дыхание; он явился для того, чтобы предостеречь своих ночных товарищей.- Через четверть часа они будут здесь! Живей!

Слово рацциа, очень хорошо известное каждому из них, произвело магическое действие.

Это значило, что полиция посетила парк, чтобы изловить бродяг и преступников, укрывшихся в лесу. Такая рацциа производилась так неожиданно, что она всегда имела успех: не только парк, но дороги и дома, а тем более трактир при этом подвергались тщательному осмотру. Трактирщик был очень осторожен с укрываемыми крадеными вещами, за гостей он не отвечал.

- Кастелян! - воскликнул Рыжий Эде, вскочив прежде, чем человек показался в дверях. Свое прозвище кастелян, вбежавший в комнату, заслужил тем, что, будучи когда-то кузнецом, всегда имел при себе много ключей, с помощью которых ему часто в ночное время удавалось отпирать без шума чужие двери.

Скоро мы ближе познакомимся с этим молодцом, но сегодня он исчез так же быстро, как и показался.

Рыжий Эде, быстро нахлобучив шапку, вскочил на стул, потом на стол, опрокинув бутылку. Леопольд закричал, так как бутылка разбила несколько стаканов, сейчас никто не обратил на это внимания; доктор и Дольман также вскочили и бросились к выходу. Все они опасались встречи с полицией, хозяин тоже быстро вышел в соседнюю комнату, чтобы лучше запрятать принесенный мешок. Общее смятение не затронуло только одного из гостей, он спокойно встал и допил свой стакан, как будто ему не нужно было спешить. В следующей главе мы увидим, кто был этот гость.

XII. ЭБЕРГАРД И ФУКС

Есть преступники, которые занимаются своим промыслом так спокойно, как будто им нечего бояться, как будто они уверены, что совершают преступление по праву и закону. К такого рода людям принадлежал и Фукс. Этот человек, которому надо было бы бежать от полицейских быстрее других, остался в трактире долее всех.

Эбергард встал - наконец настала давно желанная минута. Он быстро и решительно подошел к Фуксу, который с удивлением посмотрел на Незнакомца.

- Вы бывший канцелярист Фукс? - Обратился он к нему.

- Да, но я спешу.

- А я. нет!

Лысый отступил на шаг и проницательно посмотрел на человека, ставшего ему поперек дороги.

- Если вы из тайной полиции, то покажите мне ваш билет!- произнес Фукс, порываясь выйти.

- Ни с места до тех пор, пока вы мне не скажете, где тот ребенок, которого вам четырнадцать лет назад отдала дама,- и Эбергард тихо назвал ее по имени, наклонясь к уху преступника.

- Я с удовольствием объясню вам все, что хотите,- проговорил Фукс с улыбкой,- только не здесь. Я спешу, следуйте за мной, только скорее и один!

- Я готов исполнить ваше желание! Ожидай меня тут, Мартин, ведь тебе нечего опасаться господ полицейских! Я зайду за тобой!

- Слушаю, господин Эбергард! - ответил Мартин, между тем как Фукс бросился к задней двери, которую ему с готовностью отворил тупоумный Рольф.

Эбергард следовал за ним по пятам. Вдали с аллеи послышались голоса.

Полицейские приближались к трактиру,

- Следуйте за мной! - шепнул Фукс и быстро прошел мимо полуразвалившегося забора через засохший кустарник; глубокий мрак способствовал бегству. Позади кустарника была канава шириною в четыре фута, Фукс ловко перескочил через нее, Эбергард без труда последовал его примеру.

Фукс поспешил через поле к густому кусту, который темнел во мраке. Фукс замедлил шаг, Эбергард, занятый мыслью о дочери, не обратил внимания на то, что его спутник ищет что-то правой рукой в своем жилете.

- Вот присядьте тут - в тени этого куста нас никто не найдет, даже если полицейские станут обыскивать поле.

Ветви кустарника, образуя хорошо скрытую беседку, склонились так низко, что для того, чтобы пробраться под них, надо было нагнуться. У Эбергарда мелькнуло опасение, когда он хотел войти в это скрытое место, вероятно, хорошо известное Фуксу; в тот же самый момент он заметил подозрительное движение следовавшего за ним человека и, обернувшие", увидел, как что-то блеснуло в его занесенной руке. Фукс толкнул Эбергарда с такой силой, какой нельзя было и подозревать в этом с виду худосочном злодее, и занес руку с ножом к горлу Эбергарда.

В кустах царил такой мрак, что Эбергард не мог следить за движениями своего врага; но все же он сумел схватить злодея за горло, слегка ссадив себе ножом руку. Еще секунда - и было бы уже поздно, так как Фукс не рассчитывал на такое сопротивление.

Страшная борьба завязалась в кустах; Фукс изо всех сил старался освободиться от руки графа и нанести ему смертельный удар. Но Эбергард левой рукой так крепко держал вооруженную руку злодея, а другой с такой силой сжимал ему горло, что Фукс стал выбиваться из сил.

- Фукс,- с улыбкой произнес Эбергард, видя, что враг его уже стонет от изнеможения.- К чему эта борьба? Вы сильнее, чем я воображал; я не принял никаких мер предосторожности и последовал за вами без оружия; но теперь вы меня знаете, вы испытали мою силу! Но у вас в руке нож! Не добивались ли вы этим тех немногих талеров, которые видели у меня? А ведь было бы гораздо разумней, если бы вы потребовали их от меня в вознаграждение за сообщение, я отдал бы их вам с удовольствием; но теперь вы вместо денег получаете на память то, чего не забудете всю свою жизнь!

Фукс стонал под могучей рукой победителя, ноги его подкашивались, он бил свободной рукой по воздуху и от изнеможения едва не падал.

- Сжальтесь! - произнес он с трудом.- Сжальтесь!

- А, это другое дело, Фукс, наконец-то вы нашли человека сильнее вас! Ну-ка, испытайте, каково умирать! Быть может, вы исправитесь!

- Я все скажу! - задыхаясь, простонал Фукс.

- Хорошо, посмотрим! Но прошу покорнейше отдать мне ваш нож! - Эбергард выпустил горло злодея, который, жадно дыша, невольно вручил победителю оружие.

- У вас дьявольская сила в руке,- проговорил он.

- Берегитесь ее, Фукс, если вы еще раз попадетесь, она не сжалится над вами.

- Не сжалится? - повторил Фукс.- Да, не каждый раз у вас будут такие важные вопросы!

- Мне непременно надо узнать, где тот ребенок, которого вам отдали четырнадцать лет назад?

- Ребенок этот теперь уже хорошенькая девушка!

- Вы хорошо все помните! У вас воспитывалось много детей!

- Как же! Такие важные вещи не забываются!

- Так скажите же мне, где находится эта девушка?

- Вы не раскаетесь в том, что познакомились со мной. Это. вероятно, ваша дочь, раз вы ищете ее с таким усердием? - глаза Фукса зловеще заблестели.

- Вы же знаете это, так как несколько недель назад пригласили меня на перекресток дорог близ рощи!

- Я, господин Эбергард? Не сон ли это? Я сегодня только в первый раз имею удовольствие видеть вас!

- Припомните только - это было в тот вечер, когда вы уложили на месте наездника Гэрри!

- А, теперь я знаю! Вас тогда обманули, господин Эбергард; не я писал то письмо и не я совершил это преступление! Клянусь Пресвятой Девой, я никогда не даю ложной клятвы!

- Кто же вас заменил?

- Вы спрашиваете меня?

- Вы забыли, верно, о предсмертных муках. Почему спрашиваете вместо того, чтобы отвечать?

- Честь и слава вашей силе. Кто вам писал письмо от моего имени, я не знаю!

- Так скажите же мне главное: где та девушка? Ну, живее! - воскликнул Эбергард, выходя из терпения.

- Фукс благодарный человек! Он сам вручил бы вам эту прелестную девушку, если бы...

- Что, если бы?...

- Если бы она не была у той женщины, которую мне более всего надо избегать!

- Кто же это?

- Моя жена! Девушка находится у госпожи Фукс!

- Где же мне ее найти?

- Как победителю я вам скажу адрес: госпожа Фукс живет на Морской улице, дом номер нуль. Хотя я не живу с женой, но поддерживаю с ней знакомство,- сказал уже совсем оправившийся мошенник.

При последних словах злодея Эбергард заподозрил его в гнусном обмане.

- Подлец! - проговорил он, снова протягивая к нему свою руку.

- Каждое мое слово - священная клятва! Морская улица, номер нуль. Вы знаете Морскую улицу, господин Эбергард? Нет, но вы же знаете рощу.

- Было уже совершенно темно, когда я шел туда!

- Слушайте же! Вы найдете дорогу! Если отправитесь через заставу на Мельничную улицу, то через полчаса пешего хода достигнете дороги, подобной Тополевой аллее. Эта дорога, что называется Морской улицей и ведет к роще, пустынна и безлюдна; направо вы увидите несколько домишек, это какая-то бедная колония, а налево небольшой дом, тут живет госпожа Фукс!

- И тут я найду девушку, которую ищу?

- Без сомнения!

- Если вы меня обманули...

- О, я уважаю вашу силу, господин Эбергард, каждое слово, которое я говорю, могу клятвенно подтвердить.

- Помните, если вы меня обманули, то жестоко заплатите за это! Эта девушка мне дороже жизни, я должен ее найти во что бы то ни стало!

- Вы легко достигли цели - стоило только сжать мне горло!

- Вы изворотливый мошенник, горе вам, если вы меня обманули!

- Эта милая девушка, о которой вы говорите, на самом деле находится у моей возлюбленной жены, пойдите за ней, она не утаит ее от вас! Итак, спокойной ночи, господин Эбергард! - прибавил Фукс, видя, что граф намерен зайти за Мартином и с ним вместе возвратиться в город.- Я слишком утомлен и потому переночую здесь! Кланяйтесь моей жене!

В то время как Эбергард, одушевленный надеждой спасти дочь, удалился, Фукс, ложась под ветвями куста, прошептал ему вслед:

- Поди, глупец! Она давно уже продала твою дочь! Но я непременно должен снова достать эту девушку: она может стать для нас золотым рудником, если только ловко взяться за дело!

Эбергард, подходя к трактиру, видел, как полицейские гнали перед собой по крайней мере пятьдесят бродяг, которых препровождали в часть. Тут были и нищие, и старухи, расфранченные мужчины и женщины. Но того человека, из-за которого были организованы поиски, тут не было: посетители трактира "Белый Медведь", предупрежденные кастеляном, вовремя скрылись. Было уже далеко за полночь, когда Эбергард дошел до трактира, где находился Мартин. Он решился этой же ночью отправиться на Морскую улицу, иначе Фукс мог опередить его.

Эбергард пришел уже слишком поздно.

Ему долго пришлось ждать; госпожа Фукс под утро, наконец, возвратилась и на его вопрос коротко ответила, что Маргарита достигла уже того возраста, когда она может сама заботиться о себе, и что она ушла от нее, но куда, не знает. Она не впустила мужчин к себе в хижину, и по всему видно было, что визит этот был ей весьма неприятен, хотя Эбергард сказал, что послан ее мужем. Все угрозы и обещания остались напрасными. Госпожа Фукс уверяла, что не знает о местопребывании девушки, но обещала узнать, для чего и пожелала записать имя и адрес Эбергарда.

Он не сказал ни того, ни другого, но обещал через некоторое время зайти и щедро вознаградить за каждое сообщение о его дочери.

XIII. ПРЕКРАСНАЯ МАРГАРИТА

Когда юная виноградарша увидела себя освобожденной от лорда Уда, когда карета помчалась с ней дальше и она не знала, что с ней будет и куда ее везут, ею овладел ужас; она горько плакала, звала на помощь, пыталась отворить дверцы и выскочить из быстро несшегося экипажа.

Вдруг лошади остановились, человек, правивший ими, соскочил с козел и, весело улыбаясь, открыл дверцу кареты. Он снял с себя плащ и маску и любезно попросил позволения поместиться подле Маргариты.

Лицо девушки просияло от радости, так как она узнала того прекрасного юношу, о котором мечтала и которого только что встретила на маскараде.

В то время как слуга принца, приняв возжи, сел на козлы, принц просил сквозь слезы улыбавшуюся Маргариту не беспокоиться и довериться ему, обещая довезти ее до дома.

И девушка, не задумываясь и веря его словам, схватила его за руку и не спрашивала, куда он ее везет,- разве он мог сделать с ней что-то дурное?

Принц был тронут до глубины души ее доверием, он впервые в жизни испытывал такое чувство радости и не мог злоупотреблять ее отношением к себе.

В сердце принца зарождалась любовь, овладевшая им, как и Маргаритой, любовь чистая и непорочная. В принце росло желание никогда с ней не разлучаться, постоянно любоваться ею.

В миле от столицы, вблизи парка, находилась очаровательная вилла - сюда-то и вез принц свою спутницу, успевшую сделаться дорогой его сердцу, тут она должна была жить для него одного, вдали от преследований и опасности. Он надеялся весной устроить здесь для нее настоящий рай, какого она была достойна. А пока окружил Маргариту комфортом, исполнял малейшее ее желание для того, чтобы она полюбила свой новый дом, нанял для нее прислужниц. Каждый день он приезжал сюда, чтобы повидаться с ней и послушать ее, и тогда только он был весел и счастлив.

Мрачные зимние дни проходили; солнце поднималось все выше и выше; липы и каштаны, окружавшие виллу, зазеленели; садовник украсил балкон и террасу цветами; на полях уже раздавались голоса ласточек, предвестниц весны. Воздух теплел, небо светилось синей лазурью; появились первые лесные и полевые цветы; лес ожил от веселого щебета своих пернатых гостей.

В парке под ногами гулявших молодых людей шуршали прошлогодние листья, девушка в легком платье шла под руку с молодым красивым человеком в богато расшитом мундире. Он шел, держа за руку свою спутницу, и видно было, что часы, которые он проводил возле нее, вдали от стеснительного этикета, были лучшими в его жизни!

Белокурые волосы девушки, счастливо улыбавшейся и часто в разговоре со своим спутником подымавшей на него свои чудные голубые глаза, украшали первые нарциссы, которые он сорвал для нее. Ее прекрасное лицо сияло радостью, смеясь, она прыгала по тропинке, приподнимая юбку, отчего виднелись ее маленькие ножки, обутые в башмачки с голубой пряжкой.

- О, не срывайте этот цветок, мой принц! - просила она, увидев, что молодой человек наклонился, чтобы сорвать только что распустившийся цветок.- Это к слезам, и посмотрите сами, подходит ли он к этим белым цветам, фиалкам и красным бутонам?

- Ты права, прекрасная Маргарита, но позволь мне сорвать для твоего букета вот этот ярко-красный цветок, символ пламенной любви.

- Да-да, его возьмем мы с собой.

Прекрасная Маргарита и принц Вольдемар перебегали с одного места на другое, срывая цветы, попадавшиеся им по дороге. Смеху и шуткам не было конца.

Так вдвоем - даже Шлеве, по желанию Маргариты, не сопровождал принца в его ежедневных посещениях виллы - они весело болтали, шутили и играли в большом парке, не подозревая ничего дурного и не боясь ничего. Для Маргариты и принца эти весенние дни были счастливым временем, сердца их наполнялись несказанной радостью. Маргарита была вне себя от радости, встретив человека, который искренне говорил ей, что не оставит ее и готов во всем оказывать ей покровительство. И принц Вольдемар сдержал свое обещание. Часы, которые он проводил вне этого маленького рая, казались ему потерянными.

- Вы созданы для пастушечьих забав! - однажды позволил себе заметить Шлеве, все еще досадовавший, что ему не досталась эта очаровательная девушка. Однако больше он ничего не смел говорить, он видел, как серьезно относится принц к Маргарите.

Принц едва мог дождаться часа, когда отправлялся к своей прекрасной Маргарите; визиты его с каждым днем делались дольше; сначала он приезжал к ней на несколько часов, затем на полдня, а теперь Маргарита уже рано утром видела поднимавшуюся по дороге пыль, которая возвещала ее о приезде возлюбленного.

Сопровождаемая одной из служанок, она весело бежала через сад к ограде, чтобы встретить принца.

Маргарита была так счастлива, что желала видеть такими же счастливыми всех на свете. Она вспомнила Вальтера, бедного садовника, доброго и честного, которому так тяжело жилось на свете, и, желая облегчить его участь, хотела просить его переселиться к ней, чтобы смотреть за садом, окружавшим виллу.

Принц, которому она так простосердечно сообщила о своем намерении, одобрил ее план.

Маргарита приказала привести садовника на виллу, но когда он явился, то встретил ее не так, как бывало прежде. Вальтер любовался прелестью сада и виллы, а когда увидал Маргариту в изящном белом платье, грустно покачал головой, невольно подумав о ее будущем. Девушка приветливо и весело пошла навстречу и, как и прежде, протянула ему руку.

- Милый Вальтер,- произнесла она,- я призвала тебя сюда для того, чтобы предложить тебе один вопрос

Вальтер был потрясен до глубины души, держа в своей грубой, жесткой руке маленькую нежную руку Маргариты; ему стало вдруг так грустно, что он готов был плакать,- девушка, которую он знал столько лет и искренне любил, была окружена такой пышностью и роскошью, что он почувствовал невольный страх за нее.

- Я хотела тебя спросить, не согласен ли ты оставить свою тяжелую работу и смотреть за моим садом, это было бы самым подходящим для тебя? Согласен ли ты?

- Нет, Маргарита, я не могу согласиться.

- Как, ты отказываешься? Я не ожидала этого от тебя, Вальтер.

- Я лучше останусь при своей работе, мне кажется, я не приживусь тут, Маргарита.

- Но разве сад этот не прекрасен? Или ты думаешь, что я не буду заботиться о тебе? Ты всегда был со мною ласков и добр, и я хотела бы отплатить тебе добром за это.

- Ну, что ты, я стоял бы тебе только поперек дороги, Маргарита. Меня как будто что-то гонит отсюда, и мне снова кажется, что мое присутствие необходимо, чтобы при случае защитить тебя! Но ты смеешься над этим, так как стала теперь богатой, знатной барыней, а я всего лишь бедный работник. И потому оставь меня на прежнем месте, не сердись, я не могу иначе поступить. Хотя ты не носишь больше своего бедного черного платья, не ходишь больше с корзинкой в руке по нашей пустынной дороге и не поешь ночью заунывных песен, хотя ты оставила хижину и сделалась богатой, я мысленно везде вижу тебя, и, признаюсь, тогда мне хорошо. Часто бывает, что я слышу твой чудный голос, но это ночной ветер колышет кусты у тех камней, на которых ты часто охотно сиживала в своем черном платье.

- У меня и до сих пор сохранилось это черное платье, Вальтер,- сказала девушка и задумалась над словами бедного садовника; она поняла его мысли, но вдруг продолжала: - Тут так прекрасно в парке, Вальтер, я и тут пою по вечерам.

- Мне нельзя тебя слушать.

- Если ты будешь смотреть за моим садом, то меня услышишь!

Вальтер колебался.

- Прощай, Маргарита! - быстро произнес он и отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.- Может быть, мы когда-нибудь увидимся: да сохранит тебя Бог! Цветок, который я вижу в твоих волосах, прекрасен, но он скоро завянет... прощай... я не могу...

Вальтер быстро удалился; Маргарита с удивлением посмотрела ему вслед, она не могла понять значения его слов; в тревожном волнении она отправилась назад к террасе и тут увидела, наконец, поднявшуюся на дороге пыль; сердце ее радостно забилось: это приближался он - Вольдемар.

Тут же забыты были странные слова Вальтера, забыт был и его неблагодарный отказ! Весело сбежав по ступеням, она бросилась к решетке; принц соскочил с лошади, со счастливой улыбкой обнял свою возлюбленную и, весело беседуя, оба направились в дом, так как наступал вечер и в парке стало прохладно и сыро.

Они прошли в роскошную и уютную залу. Прислуга зажгла канделябры. Подали ужин, и Маргарита с принцем весело чокались. Потом юная красавица подошла к роялю. Принц пригласил к ней учительницу музыки, и Маргарита брала уроки фортепьяно и пения. Теперь, демонстрируя свои успехи, она сыграла несколько пьес и спела любимые принцем романсы.

Вольдемар слушал, стоя позади ее стула и не спуская глаз с прелестной девушки.

Очарованный ее пением, он обнял ее за талию, усадил рядом на оттоманку и стал шептать о своей бесконечной любви к ней. Она слушала его с бьющимся сердцем и со слезами радости на глазах. Уста молодых людей слились в долгом и нежном поцелуе.

- Я твой навеки, навеки,- говорил принц,- но будь же и ты моей до конца!

И Маргарита отдалась ему - исполненная бесконечной любви, она забыла обо всем на свете ради принца.

- Дитя мое, дитя мое! - раздался в полуосвещенной комнате чей-то голос. Был ли это голос Эбергарда, который предостерегал свою дочь в эту роковую минуту?

Прекрасная Маргарита не слышала ничего, она внимала только клятвам, которые шептал ее возлюбленный. Без сомнений и вопросов она отдалась ему.

- Прекрасная Маргарита!- раздался трепетный голос, как будто ее звал ангел-хранитель.

Но было поздно!

XIV. УТРАЧЕННОЕ СЧАСТЬЕ

Камергер Шлеве, которого все еще не оставляла в покое мысль, что прекрасная Лорелея дважды ускользала из его рук, готовил в тиши свои темные планы. Сначала его неотвязно преследовало страстное желание пусть со временем, но все-таки овладеть Маргаритой, но потом оно сменилось глубокой ненавистью к ней. Когда у него пропала всякая надежда завладеть девушкой, он решил погубить ее. И ему представилось несколько случаев осуществить свои планы, когда король и придворные разъехались летом на воды. Камергер Шлеве был ловким Мефистофелем! Он не ошибся, когда говорил Леоне, что страсть принца к девушке ослабеет, как только ему удастся овладеть ею, это произошло, и теперь надо было занять принца чем-нибудь другим или очернить в его глазах Маргариту.

В один из дней ему представился превосходный случай - он получил от подкупленной им служанки Маргариты весть, которая привела его в восторг.

Принц ежедневно после обеда ездил со своим камергером в парк, а затем верхом отправлялся к Маргарите. Последнее время это случалось не каждый день, как сначала, что, разумеется, не ускользнуло от зорких глаз барона Шлеве.

- Как бы прекрасно ни было здесь,- сказал камергер, подъезжая с принцем в элегантном экипаже к парку,- я все же посоветовал бы вашему королевскому высочеству воспользоваться лучшим временем года и поскорее оставить пыльную столицу.

- У вас, без сомнения, уже и план приготовлен? - с усмешкой спросил принц.

- Должен признаться, ваше королевское высочество, что я не принял еще окончательного решения, я жду, на что решится одна дама, все более интересующая меня, дама, которая так же прекрасна, как и умна.

- Гм! Догадываюсь, кого так расхваливает барон фон Шлеве.

- Я жду решения этой дамы, она превратит в рай то место, где поселится.

- Так мисс Леона Брэндон оставляет столицу?

- Да, ваше королевское высочество, мне так говорили.

- Вы слышали это из достоверных источников?

Камергер улыбнулся.

- О, мисс Леона очень горда и холодна, мой принц, я имел честь побывать в ее салоне и говорить с ней, признаюсь, я ослеплен!

- Я слышал, она не будет более выступать?

- Да, мой принц, она не желает более показываться перед публикой.

- Жаль, она поистине чудо!

- Чудо - это именно то слово, ваше королевское высочество. Мисс Леона показывается со своими львами только перед избранными!

- Вам повезло, господин барон. Если я не ошибаюсь, та грациозная наездница, что галопом мчится нам навстречу,- предмет нашего разговора!

Камергер Шлеве поднял глаза. По широкой аллее, по сторонам которой тянулись дорожки для прогулки, приближалась наездница, на которую с любопытством и удивлением были устремлены взоры всех гуляющих и катающихся.

На превосходной белой лошади в длинной черной амазонке скакала прекрасная Леона. Она гордо и спокойно сидела в седле, держа в правой руке поводья, а в левой - изящный хлыст. Лиловый бархатный берет г белым страусовым пером украшал ее голову. На ней не было ни золота, ни других украшений, на сбруе лошади не было серебра. Леона отлично знала, что это лишнее,- у нее без того был царственный вид.

Чуть позади ее сопровождал шталмейстер.

- Вы правы, господин барон,- проговорил принц, приказав ехать тише, чтобы лучше рассмотреть лицо прекрасной наездницы.- Мисс Леона, действительно, необыкновенно интересна.

Шлеве обернулся, в его серых глазах блеснула радость.

Принц поклонился прекрасной наезднице, камергер последовал его примеру, многозначительно посмотрев на нее. Леона гордо и холодно ответила на поклоны.

- Странно,- размышлял вслух принц,- неужели мисс Брэндон в самом деле так неприступна и холодна? Это было бы неестественно!

- Она женщина, ваше королевское высочество!

- Что вы имеете в виду?

- А то, что она может быть настолько слаба, чтобы принадлежать всякому, кто сумеет ее покорить! Какая женщина в состоянии сопротивляться искушению, мой принц?

- Бывают исключения!

- Извините, если я усомнюсь в этом!

- Вы настолько опытны, господин барон, что я охотно верю вашим словам, но нет ничего труднее, как заглянуть в человеческое сердце!

- Вы найдете в женщине все, мой принц, кроме верности! И если вы даже поклянетесь, что нашли женщину, заслуживающую полнейшего доверия, и если она держит свои клятвы, так это только до первого случая, который ей представится, а затем ни одна не устоит против искушений.

- Я могу привести пример, который докажет вам несправедливость ваших слов!

- Я с удовольствием выслушаю вас, ваше королевское высочество! Однако должен предупредить вас, что если то исключение до сих пор сохранило верность, это не служит ручательством на будущее время! Могу вас уверить, пока ей не подвернулся искуситель, но она в свое время поддастся соблазну,- проговорил камергер с грустным видом.- Я всегда говорю правду, даже если разрушаю лучшие надежды, но мне кажется, что лучше предостеречь человека заранее, иначе разочарование будет особенно тяжелым!

- Ну, посмотрим! Я уверен, что та девушка, которую и вы знаете и которой я доверяю более всего на свете, оправдает мои слова не только теперь, но и впоследствии.

Барон улыбнулся, покачав головой.

- Вы сомневаетесь? - воскликнул принц, оживившись.

- Я прошу ваше королевское высочество не увлекаться раньше времени! Наслаждайтесь, принц, наслаждайтесь, сколько хотите и можете, но не надейтесь и не любите, это все представления, которые уже отжили свой век.

- Ваши слова побуждают меня убедиться, не ошибаюсь ли я в прекрасной Маргарите!

- Она прошла отличную школу у госпожи Робер, ваше королевское высочество; она дикий цветок, но я сомневаюсь в ее наивности.

- Так вы думаете, что все это притворство? Ее очаровательная улыбка заучена перед зеркалом?

- Я не был свидетелем,- отвечал камергер, пожимая плечами и иронически улыбаясь.- Но повторяю, не следует слишком доверять людям. А мой девиз - наслаждение! К чему вопросы, сомнения, доверие; наслаждение - вот венец жизни, и полагаю, я не ошибся, вы согласитесь со мной - ваше королевское высочество уже успели насладиться! - Камергер Шлеве плутовски засмеялся.

Принц невольно улыбнулся ему в ответ, но задумался над словами Шлеве.

- Я непременно хочу знать, каким образом меня могли обмануть,- сказал принц.- Это мне послужит на пользу для изучения людей. Обещаю вам, господин барон, что вы поедете со мной: если я ошибся в этой девушке, то в будущем всегда и во всем буду слепо доверять вам!

- Женщины умны, как черти, ваше королевское высочество. И эта прекрасная девушка устроит так, чтобы ее не застигли врасплох!

- В таком случае мы с вами вместе так часто и долго будем ездить к ней, пока вы не убедитесь в справедливости моих слов или пока не найдете доказательства противного!

- Лучше бы, ваше королевское высочество, я вам ничего не говорил...

- Это отчего же? Вы что, отказываетесь от своих слов?

Камергер улыбнулся, заранее уверенный в победе.

- Нет, мой принц, я хочу избежать неприятной сцены!

- О, обещаю вам, я только посмотрю, больше ничего! Только докажите мне справедливость ваших слов, и я успокоюсь! Довольно с вас этого?

- Совершенно, ваше королевское высочество! Я не выношу сцен, в которых виновная сторона прибегает к раскаяниям, клятвам. Мне ужасно неприятно быть причиной этих ложных клятв! Чего не наделаешь от страха и нужды, мой принц, и это меня беспокоит!

- Не тревожьтесь, господин барон! Начнем сегодня же. А, вот граф Монте-Веро,- прибавил принц, увидев приближавшийся элегантный экипаж, запряженный четверкой вороных.- Странно, что граф не отправился еще к его величеству в замок Солитюд!

В то время как Эбергард, почтительно поклонившись принцу, промчался мимо, камергер заметил:

- Граф Монте-Веро собирается в замок через несколько дней. Говорят, у него странная причина оставаться еще в столице!

- Вы, кажется, знаете все тайны двора, господин барон! И что Же это за странная причина?

- Как будто бы граф Монте-Веро разыскивает свою дочь, которая находится в низших слоях общества!

- Это удивительно!

- Это почти романтичная, ваше королевское высочество, но все-таки правда! Мне казалось, что подобные приключения бывают только в романах, но в жизни случаются еще более невероятные вещи.

- Повернем к вилле, господин барон, этой аллеей мы пройдем прямо к ней!

- Но вы обыкновенно ездите по другой дороге?

- Но сегодня я избрал эту дорогу именно для своих наблюдений! Вы видите, какое глубокое впечатление произвели на меня ваши подозрения!

- Подозрения? - повторил камергер, приказав ехать по аллее, что зела к вилле.- Вы меня весьма огорчаете, ваше королевское высочество! Я позволил себе лишь сообщить вам о собственном опыте!

- Ваши слова не оставляют меня в покое, называйте это как хотите! Уже смеркается, так поздно я еще никогда не приезжал на виллу, и потому меня там не ждут.

Камергер был вне себя от радости и внутренне уже заранее торжествовал.

Счастье Маргариты, не подозревавшей подлых замыслов барона, было безмерным. Кто осудил бы эту всеми покинутую невинную девушку за то, что она отдалась тому, кто клялся ей в вечной любви и верности? Она не сомневалась в нем ни минуты, простосердечно слушала его и была рада, что нашла наконец человека, который полюбил ее.

Она любила принца со всею силой своей души, не вдаваясь в расчеты и сомнения! И как же могло быть иначе? У нее не было нежной матери, которая могла бы вовремя предостеречь ее, она пала, сама того не зная!

Теперь же, когда она по вечерам сидела одна в своей комнате, глядя вдаль, в тихую летнюю ночь, ею овладевала какая-то тревога, сердце ее сжималось, она готова была плакать - быть может, это потому, что возлюбленный ее порой заставлял себя долго ждать.

"Чего я боюсь,- говорила она себе после кратких раздумий, и ее прекрасное лицо снова озарялось радостью.- Что меня беспокоит? Он любит меня, в этом он мне клялся; сокровеннейшее желание моей жизни исполнилось, и все-таки мною овладевает какой-то необъяснимый страх. Странно! К чему же я наконец стремлюсь, чего желаю?"

Было ли это предчувствием горя, которое - увы! - слишком рано постигло ее?

Девушка невольно вспомнила слова Вальтера, которые он сказал ей на прощание: "Цветок в твоих волосах завянет".

"О, тогда он завтра же принесет мне другой", - хотела она тогда воскликнуть, зная своего нежно любящего Вольдемара.

Цветок завял, и принц иногда не являлся, чтобы поднести ей свежий!

"Он не может приехать, его, наверно, задержали, не сомневайся,- шептал ей тогда тайный голос.- Он любит тебя и всецело принадлежит только тебе!" - "Но он когда-то сказал, что теряет покой, если один день не может видеть меня, тогда он должен приехать даже ночью, чтобы хоть минутку побыть со мной! Как он обо мне заботится, мне иногда кажется, что я сказочная принцесса! Но как грустно и тихо идет время в его отсутствии".

Когда однажды вечером несколько дней назад она стояла у открытого окна и с грустью глядела на небо, на загоревшиеся звезды, ей вдруг послышались знакомые звуки заунывной песни, которую она пела, живя у госпожи Фукс. Звуки долетали до нее все яснее и яснее, и наконец она уже различала даже слова этой знакомой ей песни.

Невольные слезы покатились из ее глаз, она вспомнила прошлое, эта песня навела ее на глубокие раздумья. Ей было и грустно и хорошо. Это была ее любимая песня. Без сомнения, это пел Вальтер, добрый Вальтер! Он был с нею так ласков и искренен, а она не успела его за это ничем отблагодарить! Песня звучала как упрек; Маргарита забыла, что он отказался смотреть за ее садом, она хотела поблагодарить его за то, что он и теперь все еще думал о ней! Она решилась на это, не видя в этом ничего предосудительного!

Служанки ее видели, как она в позднее время, услышав эти звуки, вышла за ограду сада.

"Он так же грустен, бедный Вальтер, как прежде была я,- говорила она про себя, возвращаясь на виллу,- но он никогда не может быть для меня тем, чем являешься для меня теперь ты,- прибавила она, думая о принце.- Я люблю тебя, тебе одному я принадлежу, ему же я хотела бы просто помочь как брату".

- О Господи,- прошептала она, входя в свою роскошную спальню,- мне так страшно, сохрани и помилуй меня! Сохрани моего доброго Вольдемара и обрати его мысли ко мне!

Если бы принц услышал эти слова, несчастью и горю никогда бы не бывать, но он, взволнованный словами хитрого Шлеве, отправился с ним вечером в виллу, и именно в то время, когда Маргарита разговаривала с Вальтером у решетки сада, прохаживаясь взад и вперед; она и не подозревала, что за ними наблюдают и что этой невинной встречей воспользуются для того, чтобы навеки разлучить ее с принцем! Она и не предчувствовала, какие грозные тучи собираются над ее головой; она была чиста и спокойна. Бедная девушка дорого поплатилась за свою отзывчивость.

Она утешала своего одинокого и покинутого друга, насколько могла, говорила, чтобы он уповал на Бога, не зная, что именно ее недоставало ему для счастья, что он любил ее и она не могла принадлежать ему!

Но когда она протянула ему руку на прощание и сказала: "Вальтер, мы с тобой теперь помирились, ты остаешься другом бедной Маргариты, хотя отказываешься принять от нее помощь",- и когда Вальтер, дожав протянутую ему руку, твердым голосом ответил: "Я останусь им навеки!" - и быстро удалился, сердце Маргариты, возвращавшейся к калитке сада, вдруг сжалось от страха. Вокруг было темно, она остановилась, густые липы бросали такую густую тень, что на аллее нельзя было ничего разглядеть.

Но тут из тени выехал экипаж и сделал перед калиткой большой круг. Маргарита невольно приблизилась к нему на несколько шагов, в первую минуту она подумала, что это, быть может, экипаж принца, не заставшего ее дома. Но потом поняла, что это едва ли возможно, так как она все время не теряла из виду ворот, да и принц обычно приезжал к ней верхом. Вдруг из куста вышли двое мужчин и направились к экипажу.

Маргарита вскрикнула, она не ошиблась: это действительно был принц, а вместе с ним ненавистный ей человек. Она увидела, как Вольдемар остановился в нерешительности, и тут же услышала:

- Ваше королевское высочество, вы обещали мне избежать сцены!

- Раз вы сдержали слово, я тоже сдержу!

Принц и его спутник сели в экипаж - и тут из груди Маргариты вырвался громкий крик, тайный голос говорил ей, что в эту минуту она теряет все! Но она была так чиста и невинна, что не могла еще объяснить себе происшедшего.

На следующий день Маргарита напрасно ждала своего возлюбленного, день показался ей вечностью, тревога ее с каждой минутой возрастала. Она все еще не хотела верить, что Вольдемар оставил ее, разрушив их счастье.

Вечером после долгого ожидания на дороге она отправилась в спальню, но не могла сомкнуть глаз. Страшные мысли мучили: она снова была покинута, участь ее была еще хуже прежней. Слезы лились из глаз девушки, орошая шелковые подушки.

Утром она поднялась, как только первые лучи солнца блеснули сквозь шитые золотом занавеси, накинула белый пеньюар и дрожащей рукой написала принцу письмо, в котором говорила, какое горе он причиняет ей своими редкими посещениями; если и прочитав эти строки, он не приедет, значит, он забыл и покинул ее.

Маргарита ждала с все возраставшим нетерпением, то одушевляясь надеждой, то впадая в отчаяние. Ей казалось невозможным, чтобы Вольдемар, поклявшийся ей в вечной любви, вдруг отвернулся от нее.

В лихорадочном волнении она ждала его, день проходил, и со страхом и трепетом она встретила длинную ужасную ночь. Не находя себе места, она металась по комнате; служанки перешептывались, опасаясь недоброго. Маргарита не отвечала на вопросы, не слушала песни Вальтера, бродившего ночью у ее виллы, с напряженным вниманием следила она за дорогой, откуда должен был приехать ее возлюбленный. Не раз ей слышался вдали Топот копыт, и она со слезами радости бросалась к окну.

Напрасно, он не приезжал!

Под утро она без чувств упала на постель.

Очнувшись, она хотела было подняться, но ноги отказывались ей служить!

Служанки сбежались к ней в спальню. Она шептала какие-то бессвязные слова, а вскоре бледное безжизненное лицо молодой женщины запылало ярким румянцем. Она была без чувств, но любовь Маргариты была так сильна, что наполняла даже ее лихорадочные сны.

Душа ее всецело принадлежала тому человеку, который посвятил ее в тайны любви, чтобы теперь, отвернувшись, повергнуть в отчаяние.

XV. ЛЮБИМЕЦ КОРОЛЯ

Перед высокой серой стеной, которую украшали колонны с мраморными вазами, ходили двое часовых с ружьями на плече. Они встречались у широких распахнутых ворот, по сторонам которых стояли их будки, а затем снова расходились.

Эта старинная стена окружала прекрасный парк, где находился Солитюд, любимый замок короля. Каждое лето с наступлением жарких дней король с небольшой свитой отправлялся в этот восхитительный оазис, чтобы несколько недель прожить вдали от шумной столицы в тиши и уединении.

От широких ворот, по обеим сторонам которых стояли могучие каменные львы, вела прохладная и тенистая аллея. Она заканчивалась блестящей массой вода, посреди которой едва не до облаков бил мощный фонтан. Вода, ниспадая, разлеталась в блестящую пыль, в которой играла радуга.

Вокруг бассейна располагались обвитые густой зеленью беседки. Слева, скрытая зеленью, виднелась часовня, справа на холме, окруженный цветами и редкими растениями, стоял прелестный замок с двумя башнями. Его нижние этажи были увиты виноградными лозами.

Если бы перед замком не прохаживались двое часовых, замок можно было бы принять за особняк богатого частного лица. Цветущие апельсиновые деревья в кадках украшали лестницу, что вела к мраморному порталу, над которым красовался лепной королевский герб. Вокруг не было видно ни хозяев замка, ни стоявших без дела лакеев, только седой кастелян, в котором по покрытому шрамами лицу можно было сразу узнать старого воина, охранял из своего окна покои короля.

Наверху, в вестибюле, находился дежурный флигель-адъютант, иногда здесь проходил старый камердинер Биттельман, любимец короля, который днем и ночью должен был находиться возле него.

Старый кастелян, любивший рассказывать о своих подвигах еще в войне с Наполеоном, вдруг услышал на аллее шаги. Кто бы это мог быть, если король сейчас находился в своей любимой зеленой комнате, где не принимал никаких визитов?

Старик подошел ближе к окну. К замку твердым, спокойным шагом подходил высокий элегантный мужчина.

Его легкая летняя одежда состояла из изящного партикулярного платья и соломенной шляпы, что придавало его наружности несколько странный вид. На груди гостя сиял бриллиантовый орден, других украшений на нем не было.

Старый кастелян не знал этого господина с темно-русой бородой и тонкими, благородными чертами лица и потому вышел на портал.

Высокий незнакомец, еще раз окинул взглядом парк, который только что миновал, и направился ко входу.

- К кому вы идете? - отрывисто спросил старик со свойственной ему воинской строгостью.

- К королю! - ответил незнакомец.

- Его величество всем без исключения не дает здесь аудиенции, это должны были сообщить вам уже при входе в парк!

- Но для меня его величество сделал исключение,- улыбнулся незнакомец.- Можете смело меня пропустить!

- Это каждый может сказать о себе - мне дано приказание не впускать в покои короля никого незнакомого!

- Вы надежный сторож, так потрудитесь доложить обо мне наверху господину адъютанту, я граф Монте-Веро!

- Извините, ваше сиятельство,- смутился кастелян, невольно становясь по старой привычке во фронт,- я никогда не имел чести, я не мог вообразить...

- Не иначе, вы ожидали встретить графа Монте-Веро в роскошном мундире, а между тем видите его в простом партикулярном платье. Я сказал вам, что составляю исключение!

- Единственное исключение, пожалуйте, ваше сиятельство, и не сердитесь на меня! Я должен нести свои обязанности,- прибавил он.- Надеюсь, что не заслужу вашей немилости.

- Любезный друг, как я могу сердиться, когда вы так добросовестно исполняете свою службу! - ответил Эбергард, потрепав старика по плечу.

- Какой хороший господин! - бормотал про себя кастелян, когда граф, имевший доступ к королю во всякое время без доклада, подымался по лестнице:- A la bonne heure! (В добрый час! (фр.)).

Старик имел обыкновение употреблять в разговоре французские слова, чтобы показать, что сражался с французами и чтобы внушить лакеям и слугам уважение к себе.

Адъютант почтительно раскланявшись с Эбергардом, указал ему дорогу в зеленую комнату, где находился король.

Биттельман, старый камердинер, обрадовался, увидав графа. Эбергард, как обычно, удостоил добросовестного старика несколькими милостивыми словами и любезно ответил ему на почтительный поклон.

Графа Монте-Веро любили и уважали все, кто его знал, и он заслужил это. Два-три дня назад он в сопровождении Мартина посетил новое громадное заведение, которое основал близ местечка Б. Это был машиностроительный завод, где под началом мастера Лессинга работало несколько тысяч человек. С радостью граф замечал, что заведение это, которое он назвал "Йоганновой долиной", обещало превратиться вскоре в городок, так как по его приказанию для рабочих с семействами там были выстроены хорошие, теплые дома.

Эбергард проводил бессонные ночи в переговорах с архитекторами и мастерами, чтобы сделать нужные приготовления и расчеты. Английские и немецкие банки, получив для графа большие суммы из Бразилии, выплачивали ему громадные деньги, необходимые для этих предприятий. Эбергард один вел дело, один стоял во главе этого гигантского предприятия, посвящая ему свои силы и богатство, и ему доставляло радость, что дела имеют столь блестящий успех и дают пищу и работу многим бедным семействам.

После долгого перерыва сегодня он решился навестить короля. Миновав залу для аудиенции, граф свернул в картинную галерею; она была невелика, но в ней были редкие и прекрасные полотна. Останавливаясь иногда перед какой-нибудь картиной, он дошел до комнаты, устланной коврами,- и тут никого из свиты не было. Лишь портьера отделяла его от короля; он подошел к ней и приоткрыл одну сторону.

Ему открылась небольшая, но высокая комната с большими полукруглыми окнами, распахнутыми в парк. Камин, столы и стены в ней были из малахита. Это драгоценное убранство было подарком от императора всероссийского.

Посреди комнаты на большом столе были разложены карты, книги, бумаги. Часы на камине звонко пробили, пять часов.

Король стоял спиной к двери возле ближайшего окна, перед пюпитром, на котором был установлен портрет. Свет, падавший на него от окна, позволял разглядеть изображенную на нем женщину. Этот портрет всегда был при короле. В столице он находился в его кабинете, а в случае отъезда камердинер Биттельман осторожно укладывал его в ящик палисандрового дерева - королю не надо было давать на этот счет приказаний, он знал, что, где бы он ни был, портрет этот всегда будет при нем.

Эбергард узнал в прекрасном лице, на которое смотрел король, погруженный в воспоминания, ту самую принцессу, большой портрет которой висел в замке в зале Кристины. Без сомнения, король любил эту прекрасную принцессу, и необъяснимые причины, быть может, политические расчеты, заставили его пожертвовать этой любовью для короны. Он женился на другой, выказывал ей глубокое уважение и внимание, как подобает королю по отношению к своей супруге, но любовь его, любовь искренняя и нежная, всецело принадлежала женщине, изображенной на портрете.

Но где же находилась принцесса Кристина? Никто о ней не говорил, ничего о ней не было слышно! Может быть, и она, против своей воли, должна была принять руку какого-нибудь властелина. Или ее уже не было в живых.

Эбергарду показалось неловким быть долее свидетелем этой сцены, и потому он хотел удалиться так же тихо, как и пришел, но тут король обернулся на движение портьеры и увидал Эбергарда.

- Останьтесь, мой друг,- проговорил король. Исполненный грустных дум, он сначала закрыл картину шелковой занавеской, а потом протянул руку графу Монте-Веро.- Войдите, именно с вами я расположен говорить теперь! Я не знаю почему, быть может, потому, что вы благородный человек, или, быть может, потому, что я счастлив, когда имею подле себя честного и открытого человека, но мне кажется, и как это ни загадочно, что какая-то другая причина заставляет меня радоваться вашему приходу именно в тот час, когда я предавался воспоминаниям!

- Кому из нас не доводилось бороться с ними в жизни, ваше величество, и только в борьбе этой на минуту насладиться тем, чего нас лишило Провидение!

- Совершенно верно, граф!

- Я говорю по опыту, ваше величество!

- Неужели и вы, которого судьба наградила такой завидной долей, имеете основание жаловаться на прошлое счастье? Вот этого я не думал!

- Государь, у меня в жизни были страшно тяжелые минуты, и даже в данный момент, когда я кажусь вашему величеству бесконечно счастливым, меня точет страшное горе. У меня были тяжелые минуты, но у меня достало сил выйти из борьбы невредимым и при воспоминаниях никогда не забывать долга по отношению к людям!

- И несмотря на то, вы имеете немало врагов! - вероятно, король вспомнил те Жалобы или подозрения, которыми старались оклеветать в его глазах графа.

- Они не могут смутить нас, ваше величество, если мы по совести исполняем свой долг!

- Но они могут повредить нам и возбудить в нас гнев!

- Ваше величество, мы должны прощать тех, кто во имя низких и подлых расчетов клевещет на своих ближних!

Король молчал, в раздумье глядя на Эбергарда.

В эту минуту из-за распахнувшейся портьеры показался камердинер Биттельман. Он держал на серебряном подносе большой запечатанный конверт.

- Для графа Монте-Веро,- он поднес Эбергарду письмо.- Оно привезено сюда нарочным.

- Не медлите, распечатайте его,- сказал король, когда камердинер удалился.- Может быть, оно содержит важные известия!

- Это вести из Монте-Веро, ваше величество!

- Из вашей немецкой колонии в Бразилии? Любопытно!- с участием произнес король.

Эбергард распечатал и прочел письмо, лицо его просияло.

- Разрешите прочесть? - спросил король.- Меня весьма интересует ваше отдаленное владение!

Эбергард почтительно подал королю письмо, оно содержало трогательную благодарность тех многочисленных переселенцев, которых Эбергард встретил в Лондоне и послал в Монте-Веро. Чего они не имели на своей родине, то нашли там, и теперь, исполненные благодарности, с усердием молились о ниспослании всего наилучшего их благодетелю.

- Я вам завидую, граф. Как вы должны быть счастливы, как хорошо должно быть на душе, когда получаешь такую благодарность!

- Да, ваше величество! Осчастливить кого-нибудь - это высшее наслаждение, оно сближает нас с Создателем! Такой час заглушает в нашей памяти тысячу раз перенесенное горе!

- Вы только что сказали, что вам в жизни многое пришлось пережить, признаюсь, я охотно выслушал бы историю вашей жизни! Не думайте, что мною движет любопытство, я не знаю, достоин ли я вашей откровенности. Я хотел бы знать,- продолжал король, подводя Эбергарда к дивану, стоявшему близ завешенной картины и садясь рядом с ним,- какими путями вы достигли вашей цели?

- Я еще не достиг ее, ваше величество, до тех пор, пока мы живы, мы все к чему-то стремимся, желаем чего-то достичь!

Летний вечер опускался на парк; солнце скрылось за густыми деревьями; показывались первые звезды; тишина, нарушаемая иногда лишь пением птиц, легла на мир; свежий аромат вливался в открытые окна.

Мягкий полумрак как нельзя более подходил к настроению собеседников.

- Мне до сих пор не удалось открыть тайну моего происхождения! - начал Эбергард после краткой паузы.- Моей матери я никогда не видал! С тех пор, как помню себя, я находился на попечении доброго старика, которого я называл отцом; он как-то раз сообщил мне, и этого я никогда не забуду, что при моем рождении на небе показалась звезда с длинным хвостом, комета, предвестница великих событий.

Старый отец Иоганн жил отшельником и был уважаем и любим селянами. Он воспитывал меня, обучил иностранным языкам, познакомил с событиями прошлого и со странами земли. Он был человеком ученым и благочестивым.

Недалеко от нашего отшельнического жилья возвышался гордый старинный замок с высокими башнями. Богатство и расточительность царили в нем. Этот замок принадлежал графине Валеске Понинской, которая пребывала в нем зимой и весной с единственным своим ребенком, прекрасной маленькой девочкой. Летом она ездила с ней на воды в отдаленные страны, в Париж или Италию.

Маленькая Леона иногда приходила со своей служанкой к отцу Иоганну, и я подружился с ней. Она уже тогда в играх выказывала властолюбие и гордость, но именно это мне в ней и нравилось, и я любил играть с маленькой очаровательной Леоной.

Когда я вырос и добрый отец увидел, что я быстро развиваюсь и что труды его не пропали даром, он как-то сказал мне, что настало время подумать о моем будущем. Он спросил меня, какую карьеру я собираюсь избрать, и я с юношеским пылом воскликнул:

- О, отец Иоганн, мой добрый отец Иоганн, я хочу быть солдатом, офицером! Это мое высшее желание!

Я как теперь вижу улыбку, просиявшую на его благородном лице при этих словах.

- Я так и думал, Эбергард,- сказал он.- Ничего не препятствует исполнению твоего желания! Ступай, становись под знамена большого войска и будь храбрым, ревностным солдатом! Ты обучен настолько, что в короткое время без труда можешь получить шпагу офицера! Я дам тебе все, что понадобится! Вот тебе необходимые бумаги, которые от тебя потребуют, вот тебе деньги, чтобы ты ни в чем не терпел нужды!

- Как звали вашего отца Иоганна? - прервал король.

- Иоганн фон дер Бург, ваше величество! Я вступил под именем Эбергарда фен дер Бурга в войско соседней с нами страны.

- Фон дер Бург - старинная дворянская фамилия, господин граф, вы ее более не носите?

- Я носил эту фамилию не по праву, мой повелитель! Человек, воспитавший меня, а именно Иоганн фон дер Бург не был моим отцом! Перед смертью он открыл мне эту тайну!

- Как же ваше настоящее имя?

- Отец Иоганн умер прежде, чем мог сообщить мне его!

- И вы на этот счет не нашли никакого документа или письма?

- Ничего, мой повелитель! Я должен был заслужить себе имя! Но я забегаю вперед! Вскоре молодого Эбергарда фон дер Бурга произвели в офицеры, так как он ревностно исполнял свой долг. Я был бравым солдатом, и мне часто говорили, что я гожусь в воины. Даже старый отец Иоганн, которого я приехал навестить, увидав меня, плакал от радости!

Затем мне суждено было увидать снова Леону, молодую графиню Понинскую, с которой я играл в детстве. Ребенок этот превратился в прекрасную девушку. И именно эта красота привлекала меня. Образ ее всюду преследовал меня, я жить не мог без нее! Леона видела это; в ответ на мою любовь она с улыбкой смотрела на меня своими чудными глазами и давала мне понять, что и она не совсем равнодушна ко мне!

Но мое счастье было непродолжительным.

Скоро графиня Понинская уехала со своей прекрасной дочерью Леоной в Париж. Говорили, она намеревалась выдать ее за миллионера, так как громадное состояние ее, вследствие безмерной расточительности, пришло в такой упадок, что графиня принуждена была продать свой чудный старинный замок.

Я же, увлеченный своей пламенной любовью, решился последовать за ними. Отец Иоганн предостерег меня, и это был первый раз, когда я ослушался его, первый и последний! Теперь я горько раскаиваюсь, но близок локоток, да не укусишь. Я жестоко поплатился за непослушание. Я мечтал о Леоне и решился во что бы то ни стало добиться ее. Я с радостью отдал бы за нее жизнь!

Эбергард на минуту остановился, король внимательно слушал его рассказ.

Старый камердинер, удивленный, что так долго не раздается колокольчик, появился сам и стал на пороге, ожидая приказания зажечь канделябры. Король знаком показал ему не мешать: выплывшая из-за деревьев луна светила прямо в зеленую комнату.

- Добрый отец Иоганн! - продолжал Эбергард, взволнованный воспоминаниями.- Он согласился на мое пламенное желание. Получив повышение по службе, я поехал в Париж, чтобы испросить у графини руки ее дочери. Графиня согласилась после того, как я объявил ей, что ничего не желаю, ничего не требую, кроме Леоны.

Тогда мне было двадцать лет, Леоне девятнадцать. Но для своих лет я был так развит, был такого высокого роста и крепкого сложения, что казался старше. Леона сделалась моей женой - желание мое было исполнено, цель моей жизни была достигнута! Я был так счастлив, что, казалось, не было на свете человека счастливее меня!

Наступило время дивного блаженства. Мать Леоны жила в Париже, мы поселились в местечке Б., куда я получил назначение. Мы с Леоной вдвоем навещали отца Иоганна, и он, добрейший в мире человек, был рад нашему счастью и нашей взаимной любви, так как видел, что без Леоны я не нашел бы радости в жизни. Леона же, прекрасная, гордая женщина, при таких посещениях рвалась как можно скорее возвратиться в шумное и веселое местечко Б., как будто только там находила удовольствие. Я приписывал это желание сократить наши посещения, что, однако, могло глубоко оскорбить отца Иоганна,- горестному воспоминанию, которое, вероятно, вызывал в ней вид их чудного старинного замка.

Возвратившись в Б., я снова посвятил жене всю мою любовь и мое внимание. Однако после недолгого счастья меня вдруг постиг первый неожиданный удар судьбы.

Леона против моего желания стала предаваться азартной игре, она разоряла меня, проигрывая громадные деньги и выдавая векселя, и я не в состоянии был уплатить такие огромные суммы. Я был близок к помешательству, меня ожидал страшный позор, если бы я не нашел выход! И не было человека в мире, которому я мог бы излить свою душу!

Наконец после долгих колебаний я решился ехать к отцу Иоганну. Он помог моему горю, пожертвовав всем, что имел.

Леона, видя приближение тяжелого для нее времени, поклялась с этой минуты жить только для меня, и когда она вскоре после того родила ребенка, прелестную девочку, я простил ее и забыл все, что произошло между нами, вне себя от радости прижимая к груди мать и дочь.

Счастье, которое я надеялся найти, улыбалось мне довольно долго; я ощущал высшее блаженство, когда ребенок, протягивая ко мне ручки, звал меня отцом. Для каждого другого был бы непонятен лепет этого восхитительного создания, меня же он приводил в неописуемый восторг - только родительское сердце понимает этот язык.

Это были блаженные дни. Во мне не рождалось ни сомнений, ни подозрений даже тогда, когда молодой итальянец, остановившись проездом по Германии в Б., привязывался к нам все более и более. Даже тогда, когда он, думая, что за ним не наблюдают, не спускал страстных глаз с моей прекрасной жены, я не считал возможным, чтобы Леона могла изменить мне хотя бы пожатием руки.

Я поверил бы всему на свете, кроме того, что она, любившая меня, как уверяла, до безумия, могла изменить мне.

Леона, дабы отвлечь меня от тяжелой службы, договорилась с молодым итальянцем Франческо, что он будет совершать со мной прогулки по живописным окрестностям Б. Я недолюбливал Франческо, мне претила его чрезмерная любезность,.но я относил это за счет того, что вообще трудно схожусь с людьми.

Дочери было уже два года, когда однажды ко мне зашел Франческо. Он уже не раз назначал день своего отъезда на родину, но никак не мог собраться в дорогу. В этот раз он пригласил нас на итальянскую оперу. Леона по легкому нездоровью отказалась ехать с нами, но так мило просила меня не оставаться из-за нее дома, а послушать прекрасную музыку, что я наконец согласился на ее просьбы и уехал с молодым итальянцем, по обыкновению весьма нежно простившись с женой.

Мог ли я подозревать, что это прощание будет на всю жизнь?

Франческо показался мне взволнованным более обыкновенного, но я не обратил на это особого внимания.

Дружески беседуя, мы дошли до театра, и я в душе сожалел, что болезнь помешала Леоне разделить наше общество.

По окончании первого акта Франческо с радостным лицом сообщил мне, что увидел своего товарища и потому просит извинить его, если он на несколько минут удалится, чтобы поговорить с ним.

Я просил его не стесняться.

Когда Франческо удалился, ко мне подошли двое давно знакомых мне офицеров и просили меня последовать за ними. Они сказали это таким тоном, что я последовал за ними, ни о чем не спрашивая.

Когда мы оставили театр, было уже совсем темно. Офицеры просили меня поспешить домой. Я с удивлением посмотрел на них; только позже я узнал, что им уже несколько недель было известно о том, что мне готовилось! Они сочувственно пожали мне руку и просили действовать спокойно и рассудительно.

Я не сказал ни слова, ужасные предчувствия наполняли мою душу, когда я мчался к своему дому, где находились моя жена и дочь. "Будь спокоен,- сказал я себе.- Скоро ты все узнаешь!"

Я пришел вовремя. Я нашел Леону, мою жену, буквально час назад уверявшую меня в вечной любви, в объятиях Франческо!

Под впечатлением воспоминаний Эбергард закрыл лицо руками, Король с участием и грустью смотрел на него.

- Что я делал и говорил,- продолжал граф Монте-Веро,- не знаю, но помню, что руку, готовившуюся схватить саблю, я прижал к груди, так как сознавал, что мой соперник стал жертвой жестокого кокетства моей жены! Я пощадил его, жена моя была виновата! Оправившись от потрясения, она встала и совершенно спокойно сказала, что не может долее выносить тихой и уединенной жизни,

В эту минуту я лишился всего на свете, сердце мое разрывалось от боли. Но было безумием губить себя из-за этой злой и гнусной женщины, которую я прежде так пламенно любил.

Я не мог оставаться в доме, где попрали мою честь. С разбитым сердцем я отправился к отцу Иоганну. Его честная, прямая душа по-прежнему оказывала на меня благотворное влияние, Некоторое время я провел у отца Иоганна, но вскоре он умер.

Но и этим мои испытания не кончились. Леона не отдавала мне моей дочери, и закон решил оставить ее у матери до шестнадцати лет. Тогда я решил уехать куда-нибудь в пустыню, чтобы там заглушить свое горе; я не знал, куда именно отправиться, но понимал, что это должны быть отдаленные края, где бы ничто не напоминало о прошлом!

Я бежал через море! Более года я объезжал Новый свет, где многие искали и ищут себе новую родину. Нередко мне приходилось терпеть лишения, не раз мне грозила опасность и даже смерть, но я боролся, уповая на Бога.

Эта борьба благотворно подействовала на мою измученную душу. Я был слишком одинок и несчастлив! Я лишился всех, кого любил: того, которого считал своим отцом, жены, обожаемой дочери, даже имени лишился, так как то, которое носил, принадлежало не мне. Тогда-то я и узнал ту степень горя и страданий, в которой смерть является желанной избавительницей! Но я пережил свое отчаяние и с той минуты не боялся смерти.

Под именем Эбергарда я проехал громадную территорую Бразилии, где в то время были ужасные сражения.

С оружием в руках мне удалось спасти жизнь императору Педру: я вырвал его из рук неприятеля, когда императора покинуло его разбитое войско. Император даровал мне титул графа Монте-Веро и подарил пустынную местность того же названия, обработка которой требовала усиленных трудов, каких я и желал.

И труд мой имел успех! Через пять лет Монте-Веро стало процветать, о моей колонии заговорили, сам император навестил меня, чтобы посмотреть на нее.

И все же в ночной тиши, когда я в одиночестве сидел в доме или на зеленой веранде, глядя туда, где вдали лежало мое отечество, передо мной вставали грустные воспоминания прошлого. Все, чего я лишился, живо воскресало в моей душе, но я настолько собрался с силами, что смотрел на все это, как на могилу.

Проходили годы, и наконец настало время, когда я по праву мог требовать свою дочь, мысль о которой ни на минуту не давала мне покоя. Я оставил на верных управляющих Монте-Веро и отправился в свое отечество. Я ступил на почву его с воспоминанием, которое всегда было и будет путеводной звездой в моей жизни,- это воспоминание об отце Иоганне! Близ местечка Б., где он похоронен, я поставил ему памятник.

- Это я слышал,- сказал король.- Но где же ваша дочь?

- Я ее не нашел! - с дрожью в голосе заключил Эбергард свой рассказ.

- Ужасная участь! - прошептал король.

- Я потерял свою дочь и вряд ли найду ее когда-нибудь! - Эбергард поднялся..

На глазах короля выступили слезы. Не в состоянии найти слова утешения, он молча прижал Эбергарда к сердцу.

XVI. ПРИНЦ ВОЛЬДЕМАР И ЕГО ТЕНЬ

Прошло несколько недель после беседы короля с Эбергардом. Однажды вечером по узкой столичной улице шли двое, плотно закутанные в плащи. Был дождливый, суровый вечер. Слабый свет уличных фонарей не позволял узнать этих мужчин, так как шляпы их были надвинуты на глаза. Тот, что шел чуть впереди, похоже, имел на боку шпагу, так как из-под плаща поблескивал конец ее ножен. Второй мужчина следовал за ним. При свете фонаря можно было заметить, что он прихрамывал на левую ногу.

- Здесь? - спросил тот, что шел впереди, когда они остановились на углу.- Я не знаю названий этих улиц!

- Вторые ворота налево, ваше королевское высочество,- ответил другой, указывая рукой на длинный и высокий каменный забор, тянувшийся вдоль одной стороны, между тем как по другую сторону стояли низкие дома, некоторые окна слабо светились.

- Мы пустились в странные похождения и, признаюсь, пока отнюдь не приятные, господин барон! В такую погоду!

- И притом пешком! Но мы уже дошли!

- Ворота заперты! - сказал принц Вольдемар, нажимая рукой в белой перчатке на мокрый замок.

- Позвольте мне устранить это препятствие, ваше королевское высочество! - тихо проговорил камергер Шлеве, подходя к воротам.

Принц уступил ему место.

- У прекрасной мисс Брэндон, оказывается, крепкие запоры! - воскликнул принц.

- Ну и красавица же она! Впрочем, нет сомнения, ваше королевское высочество, что это имя вымышленное: прекрасная иностранка - графиня по происхождению, - прошептал фон Шлеве и осторожно постучал.

- Фигура и манеры в самом деле обнаруживают высокое происхождение этой женщины, вы, без сомнения, знаете ее настоящее имя?

- Да, ваше королевское высочество! Я назову его, когда мы увидим прекрасную графиню!

- Отчего же только тогда?

- Чтобы увеличить эффект! - прошептал камергер, в то время как на дворе за стеной послышались шаги.

Знала ли горничная Леоны о приходе этих двух господ, стоявших у ворот? Казалось, что знала, так как, подойдя ближе, она улыбнулась.

- Кто там? - все-таки спросила она из осторожности.

- Отопри, маленькая Церлина,- тихо отозвался фон Шлеве.

- Подайте о себе какой-нибудь знак, чтобы я знала, кто вы, теперь так часто обманывают!

- Глупенькая, мы же стоим под дождем!

- Я тоже, ваше превосходительство!

- Леона и Эбергард! - сказал Шлеве, не раз тщетно добивавшийся узнать у горничной об отношениях ее хозяйки и графа и потому воспользовавшийся на этот раз их именами, чтобы дать о себе знать.

Ключ осторожно повернулся в замке, затем дверь подалась под напором камергера.

Принц и его спутник вошли во двор, между тем как миловидная Церлина быстро заперла ворота.

Перед ними возвышалось высокое и широкое здание, которое занимала Леона со своими слугами. Из окон замка доносились тихие звуки музыки.

Церлина быстро повела господ ко входу, который едва виднелся во мраке, так как осторожная горничная загасила свечу.

- Потрудитесь дать мне ваши руки,- попросила она.- Я вас поведу! Положитесь на меня, но будьте осторожнее! Графиня опасна, когда гневается, и нам всем достанется, если она вдруг заметит, что кто-то наблюдает, как она играет на своем любимом инструменте! - не без кокетства заметила горничная.

- Не бойся, моя маленькая пташка! - отвечал камергер, беря Церлину за руку, между тем как другой рукой она взяла руку принца.

- Куда ты нас ведешь? - спросил Шлеве с улыбкой.

- В спальню графини! - прошептала Церлина.

- Превосходно! - шепотом заметил камергер.

- Графиня прекраснее всех на свете! Просто наслаждение смотреть на нее, я часами стою перед ней и не могу налюбоваться.

С этими словами горничная Леоны повела обоих господ через темным коридор, затем они все поднялись по лестнице, оттуда вошли в огромную залу с мраморным полом, на котором шаги их были едва слышны.

Наконец Церлина остановилась и осторожно открыла высокую дверь - ослепительный свет упал на нее и ее спутников; она многозначительно приложила палец к губам и пошла вперед.

Принц и камергер последовали за ней, в ярко освещенной комнате не было ни души, только звуки музыки, едва слышные во дворе, теперь звучали достаточно громко.

Комната, в которую они вошли, была тепла и надушена, полы устилали драгоценные ковры. В нишах, обвитых плющом и редкими растениями, стояли мраморные бюсты и скульптуры. Стены украшали картины, на них то сатиры играли с прекрасными дриадами, то в танце замерли богини. Всю заднюю стену занимала громадная картина, изображавшая Венеру с распущенными волосами, вышедшую из воды.

Дав своим спутникам осмотреть эти редкие картины, Церлина, наконец, раздвинула тяжелую портьеру.

Камергер незаметно следил за выражением лица принца, когда тот входил в следующую комнату, убранную с восточной пышностью и роскошью. Пол и стены здесь были покрыты персидскими коврами удивительных цветов, а с расписанного потолка спускались пять огромных светильников в виде красных матовых шаров, которые распространяли розоватый свет. У противоположной стены под белым шелковым балдахином с золотыми украшениями и кистями стояла постель графини. Балдахин поддерживали белые мраморные колонны, обвитые живыми белыми цветами. Маленькие мраморные столики на золоченых ножках, кресла и низкие кушетки с золочеными спинками, мраморные статуи и вазы с цветами и фруктами довершали убранство этой комнаты.

В стороне от постели находилась ярко освещенная газовыми рожками ниша, Ее стены были из хрустальных зеркал, в которых владелица этого замка могла осмотреть себя со всех сторон. Одно из зеркал служило дверью в белую мраморную купальную залу без окон.

Церлина подошла к портьере, которую трудно было сразу заметить между коврами, и знаком подозвала своих спутников.

Принц был так ослеплен представившейся ему картиной, что торжествовавший камергер, с дьявольской хитростью приготовивший всю эту затею, должен был шепнуть ему, чтобы он умерил свой восторг и был как можно осторожнее.

Камергер Шлеве, словно тень стоявший за принцем и как демон разрисовывавший ему картины, перед которыми не может устоять человек, в жилах которого течет горячая кровь, с удовольствием замечал, что тот, кто звался его господином и повелителем, все более и более становился его рабом.

А что Леона? Не участвовала ли и она в этом хитроумном плане? Знала ли она, что в то время, как она полулежала на мягких подушках дивана, за нею наблюдал принц, скрытый портьерой?

Случайно ли она так высоко приподняла свое темно-красное атласное платье, или это была коротенькая юбка, которую она, презрев условности и желая отдохнуть в эти вечерние часы, предпочла модному, неудобному платью со шлейфом?

Похоже, что не случайно,- уж слишком расчетливо прозрачная вуаль подчеркивала прелесть роскошных форм, которые казались еще соблазнительнее и таинственнее под легким покрывалом. Прекрасные темные волосы Леоны, украшенные маленькой золотой диадемой, ниспадали на ослепительно белые плечи. На ее благородном лице в эту минуту властолюбие и надменность уступили место выражению сладкой мечтательности.

Пальцы Леоны слегка касались струн мандолины, лежавшей на ее коленях. Перебирая струны, она своей игрой тихо сопровождала волшебную музыку, которая лилась неизвестно откуда. Темные мечтательные глаза, полуприкрытые веками, были устремлены на двух грациозных сильфид, которые танцевали перед ней.

Принц замер, глядя на полулежавшую Леону и танцовщиц.

Прекрасная музыка, благоухание цветов производили магическое действие.

Обе стройные баядерки, в светло-розовых трико и коротеньких прозрачных юбочках, были слишком соблазнительны для глаз одной графини, так что очень может быть, что их присутствие было уготовано подслушивавшим за портьерой.

Камергер видел, что Вольдемар совершенно очарован представившимся ему зрелищем.

- Кому бы вы отдали пальму первенства, ваше высочество? - прошептал он так тихо, что принцу казалось, что внутренний голос спросил его.

- Без сомнения, ей, только ей одной! - отвечал Вольдемар, очарованный полулежавшей красавицей.

- Прекрасная графиня Леона Понинская несравненна. На свете нет подобной красавицы. Как ни прекрасны обе баядерки, которых мы видим, но они блекнут перед дивной графиней, скрывающей еще от наших взоров венец своей красоты. Как велика должна быть сила ее соблазна,- прибавил камергер почти неслышно,- когда спадет это покрывало.

Камергер видел, что достиг своей цели: принц принадлежал графине, его союзнице!

Неслышно, с ловкостью кошки он исчез. Принц в упоении страсти не заметил его удаления.

Бой часов возвестил о наступлении ночи, Леона встала с дивана, танцовщицы скрылись. Теперь только принц увидел, что широкое красное атласное платье было так коротко, что оставляло видными ее прекрасные ноги в белых шелковых чулках. Леона положила мандолину на диван и позвонила в маленький золотой колокольчик, что стоял на мраморном столе.

На звон его в залу явилась Церлина.

Графиня дала своей кокетливой горничной какое-то приказание, и вскоре та принесла ей на серебряном блюде шампанское и бокал.

Церлина налила своей госпоже шампанского, Леона выпила и приказала служанке удалиться. И вот эта Юнона, эта неотразимой красоты женщина, подняв свою округлую руку, раздвинула портьеру и ступила на бархатный ковер своей спальни.

В зале было ослепительно светло, так что Леона, войдя в свою слабо освещенную спальню, не сразу различила там человека. Она увидела его, только когда он бросился перед ней на колени, страстно покрывая поцелуями ее ноги.

Леона хотела позвать на помощь, но узнала принца.

Улыбаясь, смотрела прекрасная графиня на влюбленного молодого человека, прижимавшего свое лицо к ее коленям, но затем ласково, но со свойственной ей твердостью попросила его удалиться.

- Я исполняю твое приказание только потому, что мне повелевают твои прелестные губы, потому, что твои дивные глаза, царица всех женщин, говорят мне, что ты мне и впредь позволяешь лежать у твоих ног, и, наконец, потому, что я должен тебе повиноваться! - горячо говорил принц.- В тебе столько могущества!

Он еще раз горячо поцеловал маленькую руку графини и медленно вышел из комнаты.

Леона холодно и с презрением посмотрела ему вслед.

- Все вы - мои рабы! - злобно фыркнула она.

XVII. НА ДОРОГЕ

Как уже известно читателю, Маргарита тяжело заболела; долго тянулись дни ее выздоровления. Мало-помалу силы ее восстанавливались, и она могла уже выходить без посторонней помощи. Тщетно изо дня в день ждала она возвращения своего возлюбленного: она все еще не примирилась с мыслью, что принц мог ее покинуть.

"Это невозможно,- шептал ей внутренний голос.- Он, поклявшийся тебе в вечной любви, явившийся твоим избавителем во сне и наяву, тот, с кем ты вкусила все блаженство любви, он не может покинуть тебя!"

А между тем дни проходили за днями; на сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее, и страх ее увеличивался. Чем прекраснее был короткий сон любви, чем горячее и искреннее отдалась она своему возлюбленному, тем мучительнее были эти дни жестокого испытания. Вольдемар не удостоил даже ответа ее строки, исполненные любви! Неужели он был так жесток, неужели он не любил ее?

Нет, тут принц не был виноват. Письма Маргариты оказались в руках Шлеве, Если бы камергер передал их принцу, бывший любовник не мог бы не внять просьбам и уверениям бедной покинутой девушки, которая видела в нем единственную опору.

Камергер сжег письмо, на которое Маргарита возлагала свою последнюю надежду, как часто он поступал и с прошениями, поступавшими к принцу. Хитрый царедворец оставлял только те, которые могли ему принести выгоду.

Когда наконец принцу сообщили, что Маргарита опасно больна, он приказал пригласить к ней лучших докторов, а сам в сопровождении камергера, заботившегося о его пикантных развлечениях, отправился на воды и возвратился домой только в конце осени. Первым делом он поспешил во дворец графини Понинской, которая и сгладила в нем последние воспоминания о прекрасной Маргарите. Правда, иногда он осведомлялся о ней у камергера, который неизменно сообщал, что Маргарита совершенно здорова и окружена заботой.

Сильная лихорадка, населявшая бред бедной девушки ужасными картинами и призраками, все еще не оставляла ее; в ту дождливую ночь, когда Вольдемар стоял на коленях перед Леоной, она в первый раз пришла в себя. Тревожно озираясь, она искала возлюбленного, но нашла только служанку, которая спала у ее постели.

Слезы застилали ей глаза, и она снова впала в беспамятство, от которого ее никак не могли избавить доктора, боявшиеся прописывать ей сильные лекарства, чтобы не подвергать опасности зародившуюся в ней новую жизнь.

Наконец нежный организм Маргариты преодолел страшную болезнь. Не содействовала ли этому новая сила, которую Бог часто дарует женщине, когда она чувствует под своим сердцем другое существо?

Борьба, которую эта сила вела с ужасною болезнью, продолжалась несколько месяцев, наконец лихорадка стала проходить, и Маргарита очнулась, чтобы снова почувствовать свое одиночество. Но сердце ее кроме этого мучительного горя наполняло еще другое чувство, которое то приводило ее в уныние, то дарило радость,- она имела залог любви, который никто не мог отнять у нее, залог, которому небо готовилось даровать жизнь, чтобы он вечно был свидетелем клятв, данных ей возлюбленным в ту незабываемую весеннюю ночь.

Весна уже давно прошла, и клятвы были забыты; на дворе было холодно и мрачно, ветер завывал в голых деревьях, и от прелести тех блаженных ночей не осталось ничего, кроме воспоминаний и сомнений.

Маргарита встала, в голове ее созрело отчаянное решение: она хотела предстать перед принцем и спросить его, возможно ли, правда ли, что его признания и клятвы были ложны и что он хочет покинуть ее; она чувствовала, что не может тут долее жить и что священный долг заставлял ее спросить того, который взялся быть ее покровителем и защитником, действительно ли он ее покидает на произвол судьбы.

Мысль эта придала ей сил.

Она попросила служанку выйти из комнаты и встала с постели. Роскошное убранство ее комнат было ей отвратительно, она ни до чего не могла дотронуться. Роскошные платья, в которых Маргарита являлась своему возлюбленному, тоже вызывали в ней отвращение, и она стала искать что-то в дорогом резном шкафу. Наконец лицо ее просияло - она нашла скромное черное платье, которое носила до знакомства с принцем, и вынула его. Маргарита целовала это платье, заливаясь горькими слезами, потом быстро надела. Оно снова стало ей впору - перенесенная болезнь произвела эту перемену. Накинув на шею старый полинявший платок, она тихо вышла из виллы.

Была холодная ночь; дул резкий ветер, пробиравший до костей, дорожки в саду были занесены снегом. Маргарита остановилась и обвела их взглядом - когда-то она гуляла здесь веселая и счастливая, а теперь бежала отсюда, полная горя и отчаяния; она закрыла лицо маленькими дрожащими руками и отерла слезы, катившиеся из ее прекрасных голубых глаз, затем поспешила к воротам, отворила калитку и вышла на широкую дорогу, окаймленную голыми деревьями и кустарником. Быстро побежала она по этой дороге к городу, чтобы найти принца и спросить его, действительно ли он забыл и покинул ее. Неужели все его клятвы и уверения были пустыми словами?

Маленькие усталые ноги скоро отказались ей служить, но Маргарита боялась присесть, чтобы отдохнуть, чувствуя, что от усталости может уснуть.

Она поспешила дальше; ветер играл ее легким черным платьем; длинные белокурые волосы рассыпались по плечам; словно ночная тень, едва касаясь земли, бежала бедная девушка по мерзлой дороге и через Покрытое инеем и снегом поле. Вдали уже виднелись очертания огромного города.

Вокруг не было ни души, не слышно было ни звука, только завывал ночной ветер. Маргарита не знала в эту минуту ни боязни, ни страха, она не чувствовала, что ее ноги промокли, что иссохший шиповник расцарапал ей до крови руки и разорвал платье. Безостановочно спешила она дальше, чтобы в ту же ночь удостовериться, действительно ли ее не обманывало предчувствие.

Тут впереди на дороге послышались голоса. Маргарита остановилась и стала прислушиваться; казалось, несколько человек затеяли ссору; вдруг крики прервал выстрел, за ним последовали другие.

- О Боже,- прошептала Маргарита, падая на колени,- защити меня и дай мне сил! Я спешу к нему, я должна узнать, действительно ли я покинута и безродна! Сжалься надо мной, Отец Небесный, не допусти, чтобы я погибла тут на дороге! Дай мне силы перенесть то, что мне предстоит! Святая Матерь Божия, защити и сохрани меня, ты знаешь мое сердце, ты сама была на земле, сжалься над девушкой, которая, покинутая и беспомощная, простирает к тебе руки!

И тут коленопреклоненной девушке показалось, будто она слышит слова: "Не печалься, я сам страдал! Господь Бог испытует своих любимейших чад, будь мужественна и покорна!"

Маргарита встала, провела окоченевшей рукой по лбу и снова пустилась в путь; напугавшие ее голоса удалялись. Уже можно было различить дома предместий по огонькам в окнах; послышался отдаленный бой башенных часов, пробивших одиннадцать раз.

Маргарита остановилась, разглядела, что стоит перед широкой рекой, протекавшей через столицу.

Странная дрожь била бедную Маргариту, увидевшую в эту минуту коварную гладь, которую только что наступившая зима покрыла тонким блестящим льдом.

Она остановилась в нерешительности, но затем с отвагой, которую человеку придает отчаяние, стала спускаться с берега. "Если тонкий лед и не выдержит меня,- думала она,- то волны вместе со мною схоронят и мои сомнения и мучительный страх моей души".

Но под ее сердцем покоился долг самосохранения. Осторожно поставила она ногу на лед, а потом быстро побежала по гладкой темной поверхности. Лед хрустел под ее ногами. Едва она достигла середины реки, как раздался страшный треск, и широкие трещины заблестели позади и впереди нее. Маргарита почувствовала, что выступившая вода омочила ее и без того окоченевшие ноги. Она увидела себя близкой к смерти. Вокруг с треском кололся лед и при каждом ее шаге крошились льдины - стоило только бедной Маргарите поскользнуться, и холодная темная вода сделалась бы ее могилой.

Сознавая это, она в лихорадочном волнении спешила дальше; нога находили минутное прочное место; наконец, задыхаясь, она достигла берега, одним отчаянным прыжком вскочила на почти отлогий край, ухватилась за кустарник и, цепляясь за него, с трудом добралась до дороги, тянувшейся вдоль реки.

Теперь последняя опасность была позади - почти рядом светились окна домов. Воодушевленная этим, Маргарита направилась к ним и была очень удивлена, увидев в окнах множество зажженных свечей. Несмотря на позднее время, на улице было оживленно.

Наконец Маргарита подошла к какому-то бедному домику, в котором также приветливо светились огоньки и раздавались крики веселья, и заглянула через окно в низенькую, скромную комнатку.

Маргарита всплеснула руками - в бедной комнатке стояла украшенная свечами елка, которую родители зажгли для своих детей. Малыши весело прыгали и танцевали вокруг стола, прижимая к себе дешевые, но дорогие для них подарки, между тем как в стороне отец и мать, счастливо улыбаясь, наслаждались радостью своих детей.

Сегодня была ночь под Рождество.

Бедная Маргарита никогда в жизни не стояла возле зажженной душистой елки, никогда любящая рука не приготовила ей даже самого маленького рождественского подарка, никогда она не испытывала радости, которую в эту ночь испытывали почти все дети столицы. Она всегда довольствовалась тем, что, подобно сегодняшней ночи, смотрела в окна, где горела елка, и улыбалась сквозь слезы при виде чужой радости.

Так стояла она и сегодня, глядя на зажженную елку. А ведь был человек на свете, который с невыразимой радостью сделал бы этот вечер прекраснейшим в ее жизни, который томился тоскою по ней и жаждал ее найти, чтобы вознаградить за все бедствия, что довелось перенести ей; но Маргарита его не знала, и он ее не нашел, хотя час назад, как мы увидим в одной из следующих глав, был очень близко от нее.

Наконец Маргарита отошла от освещенного окна и поспешила дальше. Люди останавливались, с жалостью и удивлением глядя на закутанную в платок девушку, вероятно, бездомную, которая бродила по улицам, между тем как вокруг царили веселье и радость. Но никто не спросил бедную Маргариту, одетую в худое черное платье, куда она спешила в эту холодную ночь.

Маргарита отыскивала самые безлюдные улицы, пробираясь к королевским воротам, через которые надо было пройти, чтобы достичь замка принца Вольдемара.

Солдаты, что стояли на часах у королевских ворот, увидев молодую девушку, шедшую по улице, с хохотом бросали ей вслед похабные вопросы, но Маргарита, не обращая на них внимания, поспешила дальше, к цели своего ночного странствия, и через несколько минут быстрой ходьбы она вышла на дорогу, окаймленную с обеих сторон густыми деревьями, которая вела к парку принца, окруженному железной решеткой. Наконец сквозь деревья Маргарита увидела оранжереи, а напротив них домики садовников. В глубине, окруженный старыми каштанами, высился замок, окна его тоже были ярко освещены.

В замке шел пир горой, лилось шампанское, лакеи подавали изысканные блюда. Сегодня принц удостоился чести принимать у себя графиню Понинскую. Громкая музыка раздавалась с богато декорированной галереи, и принц осушал один бокал за другим за здоровье прекрасной Леоны.

Маргарита подошла к маленькой калитке в решетке, через которую она намеревалась войти, чтобы не быть остановленной стражей. Аллейка вела от калитки к террасе, которой пользовались только летом, но сквозь выходившую на нее застекленную дверь лился такой яркий свет, что Маргарита решилась вызвать принца именно там, а не в портале, где было много лакеев и кучеров.

Она взглянула на высокие окна, из которых долетали музыка и звон бокалов; за тяжелыми, шитыми золотом занавесями пировали знатные гости; столы ломились от яств и вин; боковые залы, слабо освещенные, манили к отдыху и интимной беседе, принц Вольдемар, ведя под руку прекрасную Леону, только вошел в одну из этих зал, когда Маргарита постучала в стеклянную дверь.

Никто не услышал, никто не отворил ей дверь.

Она постучала громче и наконец услышала недовольный голос.

- Кто тут так бесцеремонно стучится? - спросил голос.

- Отворите, сударь, я должна видеть принца,- дрожащим голосом отвечала Маргарита.

- Вы с ума сошли? Или это привидение, явившееся среди ночи? Посмотрим! Удалитесь скорее, если вы из плоти и крови, а не то я спущу на вас Плутона и Лею!

- Сжальтесь, пустите меня к принцу, я должна с ним переговорить! - умоляла Маргарита.

- Мне еще прошлой ночью казалось, что тут кто-то бродит! Уж очень жалобно она плачет и умоляет, не иначе притворяется!

Раздался свист, зазвенели ключи. Дверь отворилась, и кастелян замка со свечой в руке направился к Маргарите. И тут же на нее бросились две собаки. Маргарита отчаянно закричала. Кастелян попытался отозвать взбешенных собак, но было уже поздно: оскалив зубы, животные кинулись на Маргариту.

В эту минуту камергер Шлеве сошел вниз, чтобы посмотреть, отчего крик, что случилось. Через стеклянную дверь он увидел девушку в худой одежде, на которую только что кинулись собаки, но животные, казалось, были сострадательнее людей, хотя они и продолжали рычать, но отстали от несчастной, не тронув ее.

- Тут какая-то неизвестная, господин барон,- почтительно проговорил кастелян,- которая хочет переговорить с его высочеством, именно здесь и именно сейчас. Я счел, что это обман, но, кажется, она сумасшедшая: разорванное платье, широко раскрытые глаза...

- Ступайте, вы больше не нужны,- усмехнулся камергер - он узнал Маргариту.- Да возьмите с собой собак. Бедная женщина, она, наверно, пострадала.

Кастелян вместе с собаками возвратился в коридор. Камергер затворил за ним дверь.

Маргарита стояла подавленная - спущенные на нее животные не так сильно испугали ее, как появление этого человека.

- Вот она, упрямица! - проговорил камергер, подходя ближе и рассматривая Маргариту.- О, что за явление в таком виде среди ночи!

Маргарита собрала последние силы.

- Я должна переговорить с принцем, сведите меня к нему! - попросила она.

- К принцу? В таком наряде, любезная? Его высочество никогда бы не простил мне этого.

- Я вам обещаю, он простит вам все, если увидит, услышит меня.

- Его высочество сидит сейчас за столом. Что вам надо от принца?

- О, назовите ему мое имя, скажите, что я в отчаянии поспешила сюда, чтобы из его уст улышать...- Маргарита замолчала, холодная дрожь пробежала по ее телу, когда она услышала тихий хриплый смех камергера.

- Любит ли он еще вас? - закончил он шепотом.- Убедитесь в этом сами, посмотрев на себя. Принц сидит за столом со знатной и прелестной дамой и пьет за ее здоровье! Неужели вы думаете, что такая шутка, как любовь к вам, может продолжаться дни и месяцы? Если бы его высочеству было угодно видеть вас, он уже давно поспешил бы к вам на виллу. Но, увы, гордая и прекрасная графиня совершенно овладела сердцем принца, и поверьте, что при встрече с вами его единственным вопросом будет: кто вы такая?

Маргарита, с лихорадочным напряжением следившая за словами этого ужасного человека, невольно посмотрела сначала на себя, а потом на окна. Неужели возможно, чтобы тот, который еще так недавно клялся ей в вечной любви и верности, уже любил другую? Неужели правда, что все, что для нее составляло жизнь, для него было только быстротечной шуткой?

Она пробормотала что-то несвязное и закрыла лицо руками.

- Вы были слишком упрямы,- проговорил камергер, подходя к ней, между тем как она невольно отступила назад.- И теперь за это наказаны! Вы могли бы жить в роскоши и пользоваться всеми радостями жизни, вместо того чтобы являться теперь в этом более чем жалком обличье!

- Мерзкий человек! - как бы пробудившись от лихорадочного сна, воскликнула Маргарита.- Ты снова напомнил отвращение, которое внушил мне и которое я старалась забыть! Прочь от меня! Назад! Не смей дотрагиваться до меня своими гадкими руками, как тогда, в комнате той купленной твари,- сегодня ты имеешь дело с женщиной, которая тебе не по плечу!

Маргарита, гордо выпрямившись, стояла перед изумленным бароном; ее прекрасные голубые глаза блестели мрачным огнем. Каждый мускул ее нежного тела напрягся, а лицо выражало крайнюю ненависть и презрение.

В эту минуту она собрала все свои силы, чтобы защитить себя. Маргарита не чувствовала боли под сердцем, она только сознавала, что все ее надежды рухнули, но твердо решила не поддаваться этому низкому человеку.

- Вас придется удалить, как сумасшедшую, если вы не угомонитесь,- проговорил камергер.- Замок его высочества - не место для нищих!

- Помогите! - раздался сдавленный крик, и послышалось падение тела.

Камергер поспешно вернулся в коридор. Убедившись одним взглядом, что никто не был свидетелем происшедшего, он запер за собой двери и как ни в чем не бывало возвратился к столу.

Улыбаясь, он стал чокаться с гостями принца Вольдемара, который клялся графине Понинской в своей горячей любви.

Внизу же, на ступенях, ошеломленная падением, лежала бедная, покинутая Маргарита.

XVIII. БАЛ

За несколько дней до событий, описанных в предыдущей главе, во дворце русского посла происходили приготовления к приему высоких гостей. Дворецкий и управляющий князя Долгорукого, исполняя приказание своего господина, старались, чтобы празднество было обставлено как можно богаче, так как король и весь двор приняли приглашение князя. Гордая княжна тоже желала в этот вечер видеть у себя царскую роскошь. У прекрасной, холодной Ольги была на то своя тайная причина. Если сам князь, принимая у себя короля, хотел только блестяще затмить своего государя, то все старания его дочери были направлены на то, чтобы ослепить графа Монте-Веро волшебной роскошью и превзойти его хотя бы блеском бриллиантов и канделябров. Она с нетерпением ждала назначенного вечера, желая показать графу Монте-Веро все свое превосходство над ним.

Камер-фрау княжны надела на нее выписанное из Парижа белое шелковое платье, затканное цветами, которое подчеркивало величественную фигуру юной княжны, Ее густые черные волосы длинными локонами ниспадали на ослепительно белую шею, на которой сверкало драгоценное колье, голову украшала бриллиантовая диадема - королева не могла быть одета богаче. Живую полураспустившуюся розу княжна сама приколола к груди и взяла в руки великолепный портбукет с душистыми цветами, на которых покачивалась искусно сделанная бриллиантовая бабочка.

Когда Ольга ступила в прекрасно декорированную залу, первые гости уже находились там.

Громадная зала была наполнена волшебным светом, который распространяли бесчисленные золотые канделябры, бра и люстры.

Зеркальные стены отражали этот магический свет. В одном углу залы находилась эстрада для капеллы, скрытая от взоров гостей белым шелковым занавесом, затканным золотом. По сторонам стояли темно-зеленые бархатные кресла, а между ними маленькие малахитовые столики, на которых стояли вазы с душистыми цветами и экзотическими фруктами.

Посреди залы между увитыми цветами колоннами бил высокий фонтан.

По одну сторону залы возле окон неподвижно, как статуи, стояли два казака, крепостные князя, на серебряных подставках они держали гербы князя, украшенные золотом и драгоценными камнями.

По другую сторону залы, подле эстрады, были устроены белые шелковые палатки, в них возле столиков с яствами и прохладительными напитками стояли лакеи, которым дворецкий тихо отдавал приказания.

В зале имелись двери, за которыми глазам изумленных гостей представала то очаровательная голубая комната, то роскошная гостиная, обитая красным бархатом и уставленная такою же мебелью. На стенах этих мягко освещенных комнат в золотых рамах висели портреты членов императорской и княжеской фамилий.

Мягкие оттоманки и кресла манили к отдыху и беседе тех, кто желал на несколько минут отказаться от строгого этикета залы.

Мало-помалу съезжались приглашенные, роскошные палаты русского посла наполнялись. Князь приветливо встречал входящих, а княжна Ольга беседовала с супругами и дочерьми высоких гостей и особенно мило приветствовала принцессу Шарлотту, явившуюся в сопровождении матери.

Шарлотта была в голубом шелковом платье, подобранном белыми розами. Ее темные волосы украшал венок, выполненный итальянской мозаикой. Бриллиантовый крест сверкал миллионами огней на ее прекрасной груди.

Между тем как она отвечала на любезности молодой княжны, глаза ее искали кого-то среди блестящего собрания. Видно, не найдя, кого искала, она снова обратила взгляд на хозяйку дома.

Дворецкий, по приказанию своего господина, подал знак капелле, и раздались звуки гимна.

Гости образовали широкий полукруг, и посланник российского императора с дочерью вышли на лестницу, чтобы встретить августейших гостей. Когда Ольга, низко поклонившись королеве и услышав от нее ласковые слова, подняла взгляд на короля и его свиту, мороз пробежал но ее коже при виде высокого, спокойно смотревшего на нее графа Монте-Веро.

Королева, в малиновом бархатном платье с длинным шлейфом, передала своей придворной даме, графине Монно, горностаевую мантию и, взяв юную княжну за руку, вместе с нею, сопровождаемая королем, князем и графом Эбергардом, под звуки народного гимна вошла в залу.

После приветствий граф Монте-Веро, поздоровавшись с кавалером де Вилларанка, оглядывал блестящее собрание.

Эбергард, как и князь Долгорукий, был в черном фраке и белом жилете, на груди его сверкал его бриллиантовый орден; на нем не было ни перстней, ни золотого шитья, как у большинства присутствующих, но все равно он был самым красивым и заметным из собравшихся здесь мужчин.

Принцесса Шарлотта в другом конце залы беседовала с каким-то незнакомым господином, которого граф Монте-Веро уже встречал однажды при дворе. Он понравился ему своим непринужденным обращением; это был художник Конрад Вильденбрук, единственный представитель среднего сословия среди гостей, но он имел такие изысканные манеры и разговаривал с таким достоинством и светским тактом, что, казалось, от рождения принадлежал к высшему обществу.

Король, любивший искусство, особенно покровительствовал художнику Вильденбруку, который, несмотря на свою молодость, создал уже множество прекрасных произведений, и с удовольствием отмечал, что живописца принимали во всех аристократических салонах столицы. Смелость и решительность во взоре юного художника, его высокий лоб, черная вьющаяся шевелюра, окладистая борода, правильные черты прекрасного лица и сильная, превосходно сложенная фигура делали его недюжинным красавцем.

Конрад Вильденбрук рассказывал принцессе о своих путешествиях и, когда заговорил о том, что Несколько времени назад, делая зарисовки прекраснейших мест в разных концах света, посетил Бразилию и познакомился там с Монте-Веро, Шарлотта любезно попросила стоявшего подле нее молодого банкира Армана подозвать графа Эбергарда.

С изысканной вежливостью молодой богач поклонился очаровательной принцессе и прошел сквозь толпу гостей к графу Монте-Веро, с которым недавно познакомился при решении кое-каких денежных дел и который произвел на него сильное впечатление не только своими несметными богатствами, превосходившими его собственные, но и различного рода великими предприятиями и старанием служить человечеству.

- Господин граф,- с почтительным поклоном обратился к Эбергарду Юстус Арман, улыбка на его слегка побледневшем лице выдавала странность полученного им поручения,- я очень рад, что нашелся случай подойти к вам. Позвольте признаться, что я, узнав о ваших великодушных усилиях и благотворительных предприятиях, часто ловлю себя на мысли, что хотел бы быть полезным вам и походить на вас.

- Вы слишком высокого обо мне мнения, господин Арман, поверьте, это не более чем опыты, совершаемые с добрым намерением, но позвольте, если вы уж выразили желание, воспользоваться вашими услугами.

Повелевайте мною, я буду счастлив, если попаду в число ваших последователей. Однако в настоящий момент я имею к вам поручение. Ее высочество принцесса Шарлотта желает, чтобы вы приняли участие в ее беседе с господином Вильденбруком.

- Весьма благодарен вам, господин Арман. Поспешу к принцессе. Надеюсь вскоре снова увидеть вас.

- Весь к вашим услугам, господин граф!

Тем временем Конрад Вильденбрук с воодушевлением описывал внимательно слушавшей его принцессе громадную и богатую колонию Монте-Веро.

- Это, бесспорно, прекраснейший уголок земли, ваше высочество. Я остановился, как при входе в рай, когда, после продолжительной скачки по степям и диким лесам, в сопровождении моего любезного проводника, господина Фон Вельса, вдруг достиг горной цепи, откуда открывался дивный вид на обширные долины и луга, отличающиеся богатейшей растительностью. Это поистине благодатная страна. И все это создано, принцесса, заботливыми руками графа.

- Как далеко находится Монте-Веро от Рио-де-Жанейро?

- В трех днях пути. Мне рассказывали, что земли эти, прежде чем граф с таким удивительным терпением и умением занялся их обработкой, были пустынны, непроходимые леса чередовались здесь с поросшими травой степными пространствами, где не было ни одной человеческой души. А теперь! Повсюду плантации сахарного тростника, на которых работают черные и белые, и не под грозным кнутом грубых надсмотрщиков, а под надзором немцев-инспекторов, которые получают такое щедрое вознаграждение за свои труда, что лица всех светятся довольством. Здесь же можно увидеть поля, засеянные рожью, ячменем, пшеницей и рисом, а также плантации с табаком и хлопчатником. Под сенью высоких пальм скрывается селение с церковью и школой. Повсюду там царит мир и порядок, и вам кажется, что вы перенеслись в самую благословенную часть нашего отечества, пока кедры и бананы, огромные вьющиеся растения, пальмы и роскошные финиковые и апельсиновые деревья не напомнят вам, что вы находитесь на далеком юге.

- О, могу себе представить, сколь очарователен этот вид! - подхватила принцесса.

- Живописно катит свои воды между лесами и полями большая река. Корабли перевозят плоды труда Монте-Веро в отдаленные торговые города и в Рио-де-Жанейро, и все это делается с редким усердием и даже с радостью. Какой противоположностью являются другие имения, где вы слышите стоны черных и удары кнута надсмотрщиков. В Монте-Веро тысячи людей нашли себе благословенную родину.

- Это прекрасно! Прекрасно! - воскликнула Шарлотта.

- Виллы графа живописно раскинулись под сенью леса; но его любимое место - дворец, построенный на немецкий лад и окруженный великолепными садами. Он находится высоко над рекой, откуда открывается вид на обширные поля.

- Вы возбудили во мне желание увидеть этот земной рай!

- В эту минуту Эбергард подошел к принцессе и молодому художнику, который с таким воодушевлением описывал его владения. Шарлотта приветливо обратилась к графу, между тем как тот вежливо поклонился ей.

- Я была долго лишена вашего общества,- проговорила принцесса,- и мне кажется, что вы и сегодня не подошли бы ко мне, если бы не случай попросить вас сюда, чтобы принять участие в беседе, которую я с таким удовольствием веду с господином Вильденбруком.

Эбергард поклонился художнику, а принцесса грациозным движением руки указала на графа.

- Граф Монте-Веро,- проговорила она, довольная изумлением и смущением молодого живописца.- Беседа эта действительно доставляет мне удовольствие,- продолжала Шарлотта.- Я надеюсь, и вы разделите его, если узнаете, что речь идет о Монте-Веро, где недавно побывал господин Вильденбрук.

Эбергард с интересом посмотрел на художника, который, в свою очередь, с удивлением глядел на графа.

- Заслужил ли я вашу милость, принцесса?

- Неужели вы, госпочин граф, уже забыли наше странное приключение в Шарлоттенбрунском лесу, когда вы мне спасли жизнь? Мне кажется, я, несмотря на все ваши старания везде удаляться от меня, должна выказывать вам свою признательность тем, что живо интересуюсь всем, что касается вас. Поэтому я сегодня с удовольствием слушала рассказы о Монте-Веро.

- Как я благодарен вам, ваше высочество, за то, что вы так высоко цените маленькую услугу, которую мне удалось оказать вам,- проговорил Эбергард, и, обратившись к Конраду Вильденбруку, продолжил: - Очень жаль, что я не имел удовольствия приветствовать вас в Монте-Веро как немца.

- Господин фон Вельс был так любезен...

- О, он мой большой друг...

- Он сообщил мне, что вы, господин граф, на несколько лет отправились в Европу.

- Когда же посетили вы мою новую родину?

- Восемь месяцев назад. Ваши управляющие показывали мне плантации, поля и леса, и я рад сообщить вам, что ваша колония находится в наилучшем состоянии. Я даже привез зарисовки некоторых мест Монте-Веро, которые особенно красивы.

- Вы очень обрадовали меня, господин Вильденбрук, можно ли мне видеть ваши эскизы?

- Я тоже желаю видеть их - вы возбудили мое любопытство,- сказала принцесса.

- Позвольте мне, ваше высочество, посвятить их вам.

- Но ведь в таком случае я лишу их господина графа.

- Я сделаю копии,- ответил художник,- и не премину поднести их вам, господин граф,- прекрасное воспоминание о принадлежащем вам рае.

- Вы очень щедры, господин Вильденбрук! Я надеюсь благодаря этим картинам увидеть, наконец, графа Монте-Веро в нашем замке, что до сих пор не удавалось, несмотря на приглашение моей августейшей матери.

- Милостивая принцесса,- отвечал Эбергард, между тем как художник продолжал беседу с Арма-ном,- нами всеми повелевает деспот, против которого я уже часто замышлял революционные заговоры, жестокий, неумолимый деспот - время. Со времени моего приезда я посвящаю свои незначительные силы некоторым предприятиям.

- Я слышала о них.

- У меня остается так мало времени, что я должен просить извинения...

- Мне казалось, что после той незабвенной ночи я имела некоторое преимущество, но теперь вижу, что ошиблась! - проговорила Шарлотта, поднося к губам поданный ей бокал с шампанским.

В эту минуту мимо беседовавших под звуки музыки пронеслись танцующие пары - королева с принцем Августом, княжна Ольга с принцем Этьеном, графиня Монно с кавалером де Вилларанка и другие. Эбергард посмотрел на танцующих, и взгляд его встретился со взглядом красавицы княжны, которая при каждом повороте устремляла на него свои темные холодные глаза.

Заметила ли это принцесса?

Юстус фон Арман пригласил на танец какую-то придворную даму, между тем как художника подозвали к королю, который вместе с хозяином стоял у окна.

В зале стало жарко; фонтаны с душистой водой не могли уже освежать и очищать тяжелый воздух. Король, сопровождаемый князем и художником, отправился в голубую гостиную. Присутствующие, предаваясь веселью, не заметили, как удалился король, только от внимания принцессы Шарлотты это не ускользнуло.

- Ваше высочество, вы, кажется, не любите танцевать? - спросил Эбергард, прерывая молчание.

- Я предпочитаю, подобно моему августейшему дяде, прохладу одной из боковых комнат, потрудитесь проводить меня туда, господин граф.

Эбергард отворил дверь в зеркальной стене, и принцесса вошла в прохладную залу, наполненную светом красноватых светильников, где сидели и прохаживались отдельные гости. Увидев ее под руку с графом Монте-Веро, придворные стали мало-помалу удаляться, чтобы не мешать.

Тихо доносились звуки музыки; на стенах висели портреты мужчин и дам в русских национальных костюмах - изысканное немое общество, с которым прекрасная пара вскоре осталась наедине.

Шарлотта не заметила, как гости один за другим вышли из залы; она была слишком увлечена беседой с Эбергардом и часто подымала на него свои прекрасные кроткие глаза.

Принцесса любила Монте-Веро; она не могла больше скрывать этого - сердце ее радостно забилось при сегодняшней встрече с ним. Она любила этого прекрасного человека, каждое слово которого, каждое движение обнаруживали его внутреннее совершенство и благородство, она любила его тем сильнее, чем сдержаннее он был при своей очевидной искренней привязанности; это спокойствие при такой глубине чувств, это изумительное умение владеть собой производили еще большее впечатление на юную принцессу, которая увидела в нем олицетворение своего идеала и впервые в жизни полюбила пылко и нежно.

А Эбергард? Знал ли он, что Шарлотта любит его, и отвечал ли он на эту любовь?

Граф Монте-Веро чувствовал глубокую привязанность к очаровательной принцессе, которая нравилась ему своим чистосердечием и женственностью. Его привязанность к ней росла. Привязанность эта была пока слабым мерцанием, осветившим его сердце, но со временем могла перейти в горячую, страстную любовь.

- Мне кажется, когда я нахожусь рядом с вами,- начала Шарлотта,- я не должна иметь от вас тайн, должна излить вам все, что меня наполняет и волнует, и спросить вас, чувствуете ли вы то же самое. Для меня было бы величайшим счастьем иногда хотя бы слышать от вас: "Я чувствую то же самое", потому что все, что вы говорите и делаете, я почитаю как святыню.

- Я вас понимаю, Шарлотта,- прошептал Эбергардт. Я не знаю, что меня так сильно волнует, когда я - что случается так редко - вижу вас, Эбергард, но к чему искать разъяснения тому, чему, может быть, лучше всего остаться неразгаданным.

- В нас есть целый мир, принцесса, и в нем мы переживаем все прекраснее, чем может нам представить действительность. Пусть это будет утешением для тех, кто не могут принадлежать друг другу, хотя сердца их соединены навеки.

Шарлотта, взволнованная словами графа, хотела что-то ответить, но тут дверь отворилась, и пылкие слова, идущие от самого сердца и готовые сорваться с ее уст, так и не прозвучали.

В дверях показалась королева, а за нею княжна Ольга, которая, по-видимому, и привела ее сюда. Может быть, она только и ожидала случая, чтобы ввести королеву, которой было жарко в танцевальной зале, в прохладную красную комнату, куда, как она видела, вошли принцесса с графом. По мрачному блеску глаз было видно, что ее сильно взволновала мысль, что эта пара оставалась наедине.

При появлении королевы принцесса, преодолевая волнение, подошла к ней. На прекрасных губах гордой княжны появилась язвительная улыбка.

- Дорогая Шарлотта,- ласково проговорила королева,- я очень рада, что нахожу тебя здесь, чтобы провести с тобой недолгое время до возвращения в замок. Я уже поручила графу Монно известить о том адъютантов. Благодарю вас за интересную беседу, дорогая княжна,- обратилась она к Ольге,- и выразите мою искреннюю благодарность вашему многоуважаемому отцу за доставленный мне приятный вечер. Мое здоровье так расстроено, что я предпочитаю возвратиться с его величеством, моим супругом, в замок, однако не желаю нарушить этим продолжение прекрасного празднества.

Эбергард, молча и церемонно поклонившись королеве и ее племяннице, возвратился в залу вслед за молодой княжной, которая испытывала потребность унизить всеми отличаемого графа. Ей не давало покоя, что этот гордый человек неизменно встречает ее с холодностью.

Когда их величества и члены королевского дома удалились, в зале образовались беседующие группы. Ольга села в кресло, стоявшее у окна, и попросила вставших со своих мест Армана и Вильденбрука не стесняться и продолжать разговор.

Эбергард обменялся несколькими словами с князем и приблизился к его весьма взволнованной дочери. Он остановился перед ней, устремив на нее пристальный взгляд.

Княжна молча ответила на поклон графа; ни слова не вырвалось из ее побледневших, дрожащих губ, но причиной тому была уже не прежняя холодная гордость.

Слова Эбергарда звучали как вечное прости, видно было, что он решился избегать ее.

Княжна почувствовала дотоле неведомую ей сильную боль в груди.

Когда Эбергард вышел из дворца русского посольства, чтобы, несмотря на резкий ветер и снег, отправиться домой пешком, ему показалось, что наверху в окне что-то мелькнуло. И он увидел перед собой на снегу что-то красное. Были ли это красные розы, которые княжна Ольга носила на груди?

Граф Монте-Веро, занятый своими мыслями, переступил через них.

XIX. ГОСТИ ЧЕРНОЙ ЭСФИРИ

Канун Рождества. покрытых снегом улицах столицы было оживленно. Отцы и матери спешили с елками, несли корзины с яблоками, покупали подарки. Стайки мальчишек с веселыми криками подбегали к возведенным на дворцовой площади лавкам, где были выставлены елочные игрушки, подарки для детей и взрослых, которые торговцы громко предлагали прохожим.

Неподалеку от этого базара, за рекой, через которую был переброшен широкий железный мост со статуями, раскинулся обширный еврейский квартал с бесчисленными узкими и грязными улицами. Серые ветхие дома здесь были переполнены жильцами, а в смрадных подвалах торговали старыми вещами. Грязные, оборванные дети, сгорбленные старики и громкоголосые женщины с восточным типом лица сновали по улицам.

Иногда здесь можно было прочесть над дверью: "Ссуда денег под залог", а если бы чаще осматривали скрытые склады тряпичников, едва освещенные и известные только посвященным, то нашлись бы многие вещи, владельцы которых и полицейские напрасно искали уже долгое время. Здесь укрывались подозрительные лица, которые почему-либо имели основание избегать полиции.

Когда начало смеркаться, в одну из узких улочек на, пути от монастырского рынка свернули двое. Они не бросались никому в глаза - их одежда была обычной для этой части города. Одной была маленькая, сгорбленная женщина, в старой соломенной шляпе с широкими полями, скрывавшими почти все ее лицо, и в бесцветном клетчатом платке; в руке она держала большой старомодный красный зонт.

Рядом с нею шел мужчина; он тревожно озирался и старался оставаться в тени домов, так что даже самому невнимательному наблюдателю было ясно, что он чего-то боится. На нем был коричневый застегнутый до верху сюртук и надвинутая на глаза старая темно-серая шляпа.

- Ты смельчак, Фукс,- прошептала сгорбленная старуха,- что если бы тебя узнала не я, а кто другой?

- Другому я едва ли дал бы себя узнать, ты знаешь, Паучиха, я человек решительный!

- Верно, тебе уж особенно надо было выйти! - проговорила госпожа Робер не без любопытства.

- Точно так же, как и ты не станешь даром утруждать своих ног в такую пору.

- Это ты верно сказал. На старости лет еще не иметь покоя по вечерам!

- Скажи-ка лучше, куда делась Маргарита, которую ты выманила у моей жены, проклятая Паучиха? - убедившись, что вокруг никого нет, Фукс схватил за руку испуганную старуху.

- Выманила! Да ты шутишь, Фукс! - отвечала старуха.- Ведь я дорого заплатила за нее!

- Я хочу знать, где эта девушка,- говори скорее" или тебе плохо будет!

Бедная старуха поняла, что не отделается молчанием. Тем более что эта часть города была далеко не безопасной.

- Я скажу тебе, но только отпусти мою руку! Она у богатого лорда Уда!

- Сколько заплатил тебе этот старик? Ты получила бы втрое больше от отца этой девушки!

- Мне давно уже известно, что Маргарита - дочь богатого человека. Я сама жалею, что сделала глупость.

- Маргарита у лорда Уда - я тебе шею сверну, если ты меня обманула!

- Там ли она теперь, я не знаю, но я продала ее этому старому ловеласу.

- Ага! Я вижу, ты побывала уже у старика и узнала, что ее там нет!

- Я ничего не могла узнать от лакеев,- ответила Паучиха, хотя отлично знала, что Маргарита в настоящее время находилась на вилле принца Вольдемара. Но старуха имела свои виды на девушку, так как фон Шлеве сказал ей по секрету, что Маргарита родная дочь графа Монте-Веро.

- Я говорю вам это только из сострадания к девушке и отцу с условием, что еще сегодня вечером вы сообщите об этом графу,- сказал ей барон,- он щедро вознаградит вас и сейчас же, как только стемнеет, отправится в виллу за своей дочерью.

Легко можно догадаться, как старуха желала в эту минуту отделаться от мерзкого Фукса, чтобы тут же отправиться на Марштальскую улицу, где жил граф. Она проклинала случай, который свел ее именно в эту минуту с преступником. Но вот из соседнего дома вышло несколько евреек.

- Будь ты проклята! - пробормотал Фукс, отпуская руку Паучихи, которая быстро отошла от него. Радуйся, что уже шесть часов, а то бы так просто не освободилась от меня!

Видя, что Паучиха направилась к Монастырской площади, Фукс быстро нырнул в один из домов, входная дверь которого была открыта настежь. Возле темного коридора, куда он вошел, за стеной находилась лоскутная лавка, над ней красовалась вывеска: "Магазин платья Шаллеса Гирша".

Фукс, по-видимому, отлично знал этот низкий старый дом. В двух шагах от двери было уже так темно, что не видно и собственной руки, но Фукс уверенно миновал крутую грязную лестницу, что вела наверх, где жил владелец дома Шаллее Гирш, и прошел к двери, которая всегда была заперта. Но Фукс принадлежал к числу тех, перед которыми она отворялась. Для этого он наступил на подкову, прибитую у порога.

Из мрака пахнуло сырым, холодным воздухом - он оказался под открытым небом во дворе.

Этот двор, подобно тюремному, был окружен со всех сторон высокими стенами. Впереди при блеске снега был виден флигель с низкими окнами, а за ним возвышалось строение, которое своими крохотными окошками походило на конюшню или сарай. Фукс приблизился к нему и спустился по лесенке в подвал.

Ни один лучик света не проникал через подвальные окошечки с железными решетками, но за ними явно кто-то находился, так как Фукс три раза постучал в окно.

Услышав шаги за дверью, Фукс расстегнул свой сюртук, под которым оказался черный шелковый жилет, на нем блестела тяжелая золотая цепь.

- Кто там? - спросил женский голос.

- Тот, кого ты ожидаешь, прекрасная Эсфирь, отвори!

Задвижка отодвинулась, и дверь отворилась. На пороге показалась фигура девушки, державшей в руке свечу.

Эсфирь была дочерью Шаллеса Гирша и опасной союзницей самых ловких мошенников великого города. Ее мать, Сара, была сестрой известного Икеса Соломона из Лондона, который принадлежал к числу богатейших торговцев краденым. Икес Соломон умер в глубокой старости, но сыновья продолжали его ремесло и постоянно поддерживали отношения с Шаллесом Гиршем. Полиция не подозревала, какого рода торговлей занимался этот человек, его считали оптовым торговцем старым платьем, которое он пересылал через Англию в Америку. Этот ловкий преступник умел хорошо прятать концы в воду. Кроме того Шаллес Гирш давал в своем доме тайный приют преследуемым собратьям по ремеслу, на чем отлично наживался, так как они за надежное убежище часто отдавали ему почти всю выручку своей ночной охоты. Хозяйкой и распорядительницей в этом притоне преступников была его дочь, Эсфирь, которая носила прозвище "ЧЕРНАЯ".

Эту Черную Эсфирь, возможно, узнают многие посетители Эмса, Висбадена и Баден-Бадена; блистая роскошными туалетами, она в сопровождении ловких мошенников являлась летом на воды, где обирала легкомысленных влюбленных стариков,- эта восточная красавица стояла теперь перед Фуксом. Высокую и стройную фигуру обтягивало черное платье, из-под которого виднелась красная юбка и маленькие ноги в изящных башмачках. Длинные черные локоны подчеркивали белизну прекрасных плеч. Большие темные глаза ее горели тем обжигающим огнем, что свойствен восточным женщинам. Она подала Фуксу свою маленькую белую руку.

- Здравствуйте,- она, многообещающе улыбнулась. Фукс запер дверь на задвижку и хотел было обнять прекрасную Эсфирь, но она с ловкостью кошки ускользнула от него и поспешила по неровным, старым доскам пола, крикнув ему:

- Вас уже ждут, не мешкайте!

Она скрылась, пройдя мимо старой лестницы, что вела в верхний этаж, и через люк в полу по крутой лесенке спустилась в нижнее помещение.

- Последний запирает! - крикнула она шутливым тоном следовавшему за ней Фуксу; эта легкая беззаботность в сочетании с ее красотой была ее опаснейшим оружием.

Фукс последовал за Эсфирью, закрыв за собой потайной люк.

Они оказались в подвале, где для виду был рассыпан картофель и лежали другие овощи; только глухой шум голосов и стук стаканов, доносившийся из глубины темного подвала, свидетельствовали, что это помещение служило местом тайного сборища. Фукс следовал за Черной Эсфирью, любуясь ее маленькими ножками. Голоса становились все громче и наконец Эсфирь остановилась перед высоким шкафом с полками, на которых стояли старые пустые цветочные горшки и несколько бутылок. Задняя стенка этого шкафа прикрывала вход в другую часть подвала, для этого нужно было только открыть дверцу шкафа. При внезапном обыске шкаф этот представлял необходимую домашнюю утварь, никто не подозревал о его истинном назначении.

Прекрасная Эсфирь отворила эту хитрую дверь; густым смрадом пахнуло из освещенного красноватым светом помещения, где за столом, уставленным бутылками и стаканами, сидели известные нам четверо бандитов. Рыжий Эде, который в компании с товарищем с немалым успехом посетил ночью какой-то богатый магазин шелковых товаров, угощал сегодня своих друзей отменным вином, тоже, без сомнения, краденым, так как Черная Эсфирь не очень дорого брала за него.

- Вот и он! - вскричал Кастелян.- А мы только тебя и ждали, - обратился он к вошедшему Фуксу.

Один из собутыльников встал с неуклюжего табурета и подал бывшему канцеляристу свою сильную руку, он был невысок ростом, но весьма крепок с виду. Его безбородое лицо дышало здоровьем; темно-русые волосы были коротко острижены, а глаза не выражали ровным счетом ничего. На нем была грязная блузка, которую он носил в память о своем прежнем кузнечном ремесле, и старая потертая фуражка; в руке он держал стакан, будто не мог оторваться от него,

Рыжий Эде походил сегодня на денди; даже свою рыжую бороду он выкрасил в темный цвет, а волосы намазал душистой помадой.

Подле него, счастливо улыбаясь, сидел толстяк доктор, а напротив - чернобородый Дольман. Подперев голову руками, он разглядывал вошедшего Фукса и Черную Эсфирь, которая из предосторожности заперла за собой дверь. Ни одного окна не было в этом мрачном подземном помещении с грязными стенами.

- Как, ты еще не на виселице? - со смехом спросил доктор Фукса.- Черная Эсфирь, стул и стакан! Я каждый раз думаю, что вижу тебя в последний раз.

- Ну, господа, попадись я, вам всем будет плохо!

Взрыв хохота был ответом на это дружеское уверение Фукса, который, не дожидаясь, пока Эсфирь принесет ему стакан, залпом осушил стакан Рыжего Эде.

- Время - деньги, нельзя терять ни минуты,- сказал Кастелян,- но сперва следует опорожнить эти две бутылки. Иди, Фукс!

Он чокнулся с бывшим канцеляристом, который не отрывал взгляда от Эсфири.

- Ну, говори! - нетерпеливо воскликнул Дольман.- ты же созвал нас, чтобы что-то сообщить.

- Теперь все в сборе, я не люблю повторяться,- ответил Кастелян, вынимая из блузы какое-то письмо,- речь идет о маленькой ссоре, из-за нее-то мы и должны отправиться в десять часов в засаду.

- А деньги где? Ты уж, верно, опять спустил их? - прервал его Рыжий Эде.

- Деньги мы получим, как только обтяпаем дело,- пояснил Кастелян.- Нынче вперед не платят.

- Тут что-то неладно! Кто станет подставлять свою шкуру, если нет уверенности? - спросил доктор.- Я на это не согласен!

- Taк отстань от нас, толстяк, от тебя все равно мало толку! - громко воскликнул Кастелян, вскочив с места.- Нас все-таки останется четверо, ведь разговор о маленьком нападении! Сегодня вечером, между девятью и одиннадцатью часами, какой-то господин проедет в карете или верхом по Лихтенфельдской аллее. Очень может быть, что он будет иметь при себе одного или двух провожатых. Он тайно посетит виллу, что в конце аллеи, с правой стороны. Так сказано в письме! - Кастелян сложил бумагу.

- В письме еще что-то сказано, не обманывай нас! - воскликнул Рыжий Эде.

- Ну да, тут еще сказано, что этот господин обыкновенно носит при себе много денег. Я уже составил план! Дольман и Рыжий Эде бросятся на лошадей и займут кучера или рейткнехта; доктор станет на карауле, а мы с Фуксом займемся остальным. Думаю, что в полночь мы снова будем у прекрасной Эсфири и не с пустыми руками.

Кастелян тайком толкнул сидевшего подле него Фукса, давая ему понять, что в этом деле есть еще более важные обстоятельства, которые он сообщит ему позже.

Еще раз зазвенели стаканы; с грубыми шутками и громким смехом выпили гости Черной Эсфири за успех предприятия, которое готовились совершить. Только Дольман был молчалив и по временам недоверчиво поглядывал на Фукса, которого ненавидел, и на Кастеляна, у которого, по-видимому, были задние мысли.

Рыжий Эде надел шляпу и запел какую-то песню.

- Вы идите вперед, а мы с Фуксом - за вами,- сказал Кастелян.- На Лихтенфельдской аллее встретимся у кустарника, возле виллы. Есть ли у вас при себе оружие?

- Что за вопросы! - возмутился Рыжий Эде.

- Ну, о тебе я не беспокоюсь, я спросил доктора. Но идите, идите, уже пора!

Дольман, доктор и Рыжий Эде вышли, сопровождаемые Эсфирью, которая последовала за ними со свечой в руке.

Оставшись наедине с Фуксом, Кастелян признался:

- Дело будет не таким легким, как они думают. Тот, на кого мы готовимся напасть, говорят, имеет дьявольскую силу.

- А кто это? - спросил Фукс.

- Это граф Эбергард Монте-Веро.

- Эбергард Монте-Веро? - повторил Фукс, глаза его заблестели.

- Ты знаешь его?

- Да, почти.

- Он, видно, имеет какое-нибудь тайное намерение, похищение или что-нибудь вроде.

- Похищение? А чья это там вилла?

- Принца Вольдемара.

- Гм! - проговорил Фукс, размышляя и глядя перед собой.- Это дело начинает меня забавлять, но жаль, что ты сообщил о нем другим, мы бы его вдвоем сделали!

- Я так и хотел сначала; но потом случайно узнал от хромого Карла, с которым когда-то обучался слесарному ремеслу,- его сестра служит в замке,- что у этого графа недюжинная сила и что его, кроме негра, всегда сопровождает еще один лакей. Если считать и кучера, то их будет четверо, а это нам не по силам.

- Гм! Ну, а если мы отправим к праотцам этого самого Эбергарда и его провожатых, что тогда?

- Тогда мы разделим деньги и отпустим товарищей, а в двенадцать часов будем уже на Марштальской, где находится дворец графа. Там только несколько лакеев, и нам нетрудно будет туда попасть! Нажива наша будет изрядной. Говорят, граф потрясает всех при дворе своими сокровищами.

- У тебя, как видно, хорошие друзья!

- Он подарил королю три черных бриллианта. Черт возьми, Фукс, скорее бы попасть на Марштальскую!

- Мне кажется, что за этого Эбергарда лучше приняться уже тогда, когда он поедет обратно.

- На этом мы теряем время.

Черная Эсфирь возвратилась.

- Ты проводила их до улицы? - поинтересовался Фукс.

- Кругом тихо, никого нет, соседи все сидят по домам, на дворе холодно и ветрено и к ночи, как видно, пойдет снег.

- Так отправимся в путь, кланяйся старику Шаллесу и Саре.- Кастелян надвинул фуражку на глаза, а Фукс застегнул свой сюртук.

Черная Эсфирь проводила и их.

XX. НАПАДЕНИЕ

В тот самый вечер в канун Рождества, кетда Маргарита бежала из дворца принца и гости Черной Эсфири отправились на ночной грабеж, Паучиха, по наущению камергера фон Шлеве, спешила ко дворцу графа Монте-Веро на Марштальской улице.

Эбергард же проводил этот день в обществе молодого художника, закупая полезные подарки, чтобы порадовать малоимущий люд бедных предместий и кварталов.

Под вечер к нему явились Ульрих и доктор Вильгельми; между тем как первый сидел с графом в его рабочей комнате, толкуя о новых предприятиях и обсуждая разные планы, доктор отправился к Рудмиру, казаку, которого Эбергард подобрал на улице с сильными ушибами и перевез к себе.

Казак, которого доктор Вильгельми застал уже в лучшем состоянии, совсем не знал, какая перемена вдруг произошла в его судьбе. Он лежал, чего до сих пор с ним не случалось, на чистой постели, покрытый теплыми одеялами, а у его изголовья сидел лакей, который заботливо ухаживал за ним, и, что всего удивительнее, каждый день приходил его спаситель и справлялся о здоровье. Тогда казак шептал, обращаясь к графу, на непонятном языке какие-то слова и силился приподняться, чтобы поцеловать ему руку.

Доктор сообщил Эбергарду, что казак близок к выздоровлению, и простился, сказав, что должен посетить еще многих больных, которые подают меньшие надежды.

Этот друг человечества неусыпно занимался наукой, расширял круг своих знаний, но находил особое удовлетворение в помощи страждущим собратьям.

Ульрих также простился с Эбергардом, чтобы зажечь елку для своих детей в комнате старого, разбитого параличом дедушки. Эбергард любил и уважал отца Ульриха и попросил от души поздравить его с наступающим праздником.

Когда Эбергард спустился в залу, уже стемнело. Он ожидал художника Вильденбрука и Юстуса Армана, которые занимались раздачей купленных им подарков. Наступавший вечер Эбергард хотел посвятить воспоминаниям, сидя перед портретом отца Иоганна.

Но когда Сандок отворил дверь залы, Эбергард увидел на мраморном столе зажженную елку. Это был приятный сюрприз. Возле елки с довольным лицом стоял Мартин - эта елка была его затеей. Эта сохранившая запах леса елка с восковыми свечами вызвала в Эбергарде воспоминания о том давно прошедшем времени, когда отец Иоганн такие елки каждый год устраивал для него. Он молча подошел к Мартину и крепко пожал ему руку.

- Не стоит благодарности, господин Эбергард! - проговорил честный моряк.- Не стоит благодарности! Посмотрите-ка, что здесь приготовил для вас господин Вильденбрук. Он так прекрасно нарисовал на полотне наше Монте-Веро!

Эбергард увидел три картины, стоявшие за елкой, которых он, войдя, не заметил. Это были те самые картины, о которых художник несколько дней назад говорил на балу принцессе.

На одном из полотен была его прекрасная вилла. Он узнал даже своих управляющих и двух больших собак, лежавших у веранды; каждая пальма, каждый куст были как живые. Эбергард невольно улыбнулся.

На двух других картинах были изображены плантации сахарного тростника и река и гавань Монте-Веро. Эбергард долго не мог оторвать взгляд от произведений Вильденбрука.

Вдруг чья-то рука тихо легла на плечо Эбергарда, Мартин с вежливым поклоном отступил в сторону - это был художник, который вошел в залу вместе с Юстусом Арманом.

Эбергард протянул им руки.

- Какой сюрприз, дорогой Вильденбрук! - воскликнул он.

- Мертвые копии ваших живых творений!

- Но ведь вы, кажется, обещали подарить их принцессе Шарлотте?

- Совершенно верно, господин Эбергард,- отвечал художник, которого граф Монте-Веро, как и Юстуса Армана, просил называть себя по имени, опуская титул.- Но очаровательная принцесса предпочла взять себе копии и предоставить вам оригиналы, она - ангел!

- От души благодарю вас, дорогой друг, и позвольте вам сказать, что вы своим подарком украсили мне сегодняшний вечер и сделали его незабываемым.

- Как и вы сделали то же для многих!

- С вашей помощью!

- Все прошло. превосходно, сколько радостных лиц видели мы! - сообщили молодые друзья Эбергарда.- Не назвав ни себя, ни того, кто прислал подарки, мы все раздали, и теперь семьи бедняков с радостью встретят рождественский праздник.

- Ну, по крайней мере вы не принадлежите к тем волкам в овечьей шкуре, которые называют себя друзьями и благодетелями бедных и хвастают подаяниями, преследуя только свои собственные эгоистичные цели.

- Еще к нам присоединился молодой русский офицер, который просил позволения принять участие в нашем деле,- сказал Вильденбрук.- Он мне очень понравился, несмотря на свою молодость. Он в течение всего дня помогал нам и сам пожертвовал значительные суммы.

- Странно! Как его имя?

- Имя его Ольганов, он лейтенант синих гусар.

- Это лейб-гвардия российского императора, организованная по образцу нашей отечественной.

- Совершенно верно, молодой Ольганов был в прекрасном мундире, он отличный наездник,- заметил Вильденбрук.

- Он, по-видимому, уже слышал о вас,- прибавил Юстус, обращаясь к Эбергарду, который, раздвинув подвижную стену в глубине комнаты, показал своим друзьям блестящий символ, значение которого им было известно.

В эту минуту в портале дворца раздался душераздирающий крик, друзья невольно вскочили. Эбергард быстро выбежал на лестницу, Вильденбрук и Арман последовали за ним.

Странное зрелище представилось их глазам.

Негр Сандок, словно тигр набросившийся на какое-то человеческое существо, так крепко прижал его к каменному полу, что человека под ним едва можно было различить. Только подбежав к боровшимся, Эбергард и Мартин увидели, что это была женщина.

С торжествующей улыбкой, в которой вдруг отразилась вся проснувшаяся в нем неукротимость, негр держал высоко над головой несколько маленьких серебряных чаш, которые, вместе с изящными статуэтками на пьедесталах, украшали портал.

- Воровка,- кричал он на португальском языке.

- Помогите, он меня задушит, умираю! - стонала женщина.

Мартин приказал Сандоку выпустить свою добычу, что тот и сделал, и теперь можно было видеть, что кричавшая была сгорбленной старухой, она стонала и плакала, стараясь вызвать жалость.

- Я видел, как эта женщина вошла в портал,- начал Сандок, сверкая глазами,- как она стала озираться кругом и, не увидев никого, подошла к колонне. О, у Сандока глаза, как у дикой кошки. Старуха схватила эти серебряные чаши, высыпала из них цветы и спрятала добычу под платок, но тут Сандок подскочил и схватил ее.

Мартин невольно засмеялся при виде торжествовавшего негра и старухи; та, состроив плаксивую физиономию, наклонилась, чтобы поднять свой красный дождевой зонт, который она от страха выронила из рук.

Читатель, без сомнения, узнал в сгорбленной старухе Паучиху, визит которой во дворец графа Монте-Веро начался столь неблагоприятно.

План камергера фон Шлеве, которого мы уже узнали из письма Кастеляна, очевидно, рухнул бы, если бы негр не заметил воровства госпожи Робер и позволил бы ей улизнуть с добычей. Тогда она, по всей вероятности, исполнила бы поручение к Эбергарду только на следующий день.

- О сударь,- простонала старуха, долго кашляя, чтобы придумать отговорку.- О сударь, избавьте меня от этого дьявола! Я, которая в чести дожила до седых волос, вдруг стану воровать! Да избавит меня Бог от такого греха!

Негр, который не понимал слов старухи, со сверкающими глазами следил за выражением ее лица и по нему догадывался о смысле ее речей, утверждал, что видел, как старуха уже спрятала серебряные чаши под платок.

- Я хотела только осмотреть их, так как еще никогда не видела таких ценных вещей! Ведь я имею поручение к господину графу...

- Поручение к господину графу Монте-Веро? - Мартин недоверчиво посмотрел на старуху, которая в своем выгоревшем платке и старой шляпе походила на нищую.

- Да, я имею важное поручение к нему, которое могу сообщить только с глазу на глаз. И скажу вам, он вдвое больше вознаградит меня, чем стоит эта чаша, он даже убьет это черное чудовище, которое почти задушило меня, если услышит, что тогда потерялось бы известие, из-за которого я, старая, больная женщина, пришла сюда в холод и снег, да и еще в такое позднее время!

Эбергард подошел ближе и внимательно осмотрел старуху, которая возбуждала жалость своим ужасным кашлем.

- Что вам надо от графа? - спросил он.

- Это я могу сообщить только ему самому,- прошептала Паучиха, подойдя к Эбергарду, чтобы быть подальше от негра.

- Можете здесь без всяких опасений сказать то, что вам надо.

- Даже если вы мне Бог знает что пообещаете, сударь, сообщение свое я могу сделать только господину графу.

- Так следуйте за мной, я тот, кого вы ищете.

- О, вы господин граф! Какой позор! Мне, несчастной, пришло в голову из любопытства осмотреть чаши, а этот черный злодей подозревает, что я с другим намерением тронула эти вещи,- жаловалась старуха, следуя за Эбергардом по мраморным ступеням и жадным взором осматривая редкостные растения и дорогие ковры.

Эбергард думал, что сгорбленная старуха хочет просить его о пособии, и, хотя больше верил словам Сандока, все же решил избавить ее от дальнейших преступлений, назначив ей пожизненное вспомоществование. При этом ему смутно припомнилось, что он уже где-то видел эту старуху, и потому, войдя в залу, при виде которой госпожа Робер в восторге всплеснула руками, он сказал ей:

- Садитесь. Как ваше имя?

Паучиха недоверчиво поглядывала на художника и Армана, которые, отойдя в сторону, рассматривали прекрасные статуи у камина.

- Почему вы мешкаете, любезная? - продолжал Эбергард, видя смущение старухи, и подвинул к ней свое кресло.- Доверьтесь мне смело, зачем вы пришли.

- Говорите тише, милостивый государь, дело касается не меня, а вас.

- Значит, вы тем смелее можете приступить к делу; эти господа могут знать все, что касается меня.

- В таком случае я скажу вам: я принесла вам известие о вашем ребенке.

- О моей дочери?! - воскликнул Эбергард с радостным изумлением.- Говорите, дрожайшая, и скажите мне правду, тогда я не только выполню свое решение облегчить вам старость, но и щедро вознагражу вас.

- О господин граф, я хоть и бедна и больна,- проговорила Паучиха с ловким притворством и напускною грустью,- но не за тем пришла к вам. Я понимаю, как вы страдаете! И при богатстве бывают слезы! Но ваше потерянное дитя нашлось. Я случайно узнала, что та прекрасная молодая девушка - ваша родная дочь; да-да, в этом нет сомнения, когда взглянешь на вас. Я всегда говорила, что эта очаровательная девушка высокого происхождения!

- Так скажите мне, где я могу найти ее? - быстро проговорил Эбергард.

- О, я уже вижу вашу радость, еще несколько часов, и вы найдете свою дочь. Не сомневайтесь в моих словах, господин граф, и поспешите туда. Будь я проклята, если вы не найдете свою дочь!

- Возьмите мой кошелек и приходите завтра снова, вы получите богатое вознаграждение.

- Тысячу раз благодарю вас, господин граф, но завтра я не приду. Я не нищая! Я это делаю из человеколюбия! - сказала госпожа Робер, взвешивая туго набитый кошелек.- Поспешите в Лихтенфельдскую аллею, в конце ее стоит вилла, там вы найдете свою дочь.

- Кому же принадлежит эта вилла?

- Как мне, бедной старухе, знать это, господин граф! Я даже и не знаю, каким образом попала туда ваша прекрасная дочь. Поспешите, посмотрите сами, правду ли я сказала вам.

- Поведайте мне, как вас зовут и где вы живете, добрая старушка, чтобы я мог доказать вам свою благодарность и вместе с дочерью отыскать вас.

- Отпустите меня, господин граф, я уже вознаграждена, вы сделали больше, чем надо.

Паучиха одним взглядом убедилась, что получила значительное число золотых монет, и сердце ее запрыгало от радости. Она простилась с добрым графом, пожелав ему всего хорошего, и на всякий случай внимательно присмотрелась к зале и ее выходам, сознавая, что никогда еще не видала такого роскошного, богатого убранства.

Когда госпожа Робер, кашляя и стеная, стала спускаться по мраморным ступеням, чтобы скорее убраться из поля зрения негра, Эбергард рассказал своим друзьям, почему его так сильно взволновало сообщение старухи, и оба решили, так как было уже поздно, сопровождать графа.

- Я принимаю вашу дружескую услугу,- проговорил Эбергард, приказав оседлать трех из своих лучших верховых лошадей,- не потому, что боюсь пуститься в путь один, а потому, что ваше общество доставляет мне удовольствие. Мартин, ты последуешь за нами в карете, на дворе очень холодно, и если, Бог даст, я найду свою дочь, мне бы хотелось со всеми удобствами доставить ее сюда в этот поздний час.

Около десяти часов они спустились вниз, чтобы сесть на ожидавших их у подъезда лошадей. Ветер хлестал им в лицо, и они поскакали, плотнее закутавшись в свои плащи, между тем как Мартин последовал за ними в крытом экипаже.

Когда они проезжали мимо королевского замка, Эбергард заметил офицера, который, остановив свою лошадь, бросил какому-то старику, сидевшему на углу возле стены, несколько золотых монет.

- Посмотрите, Юстус,- крикнул Вильденбрук,- не наш ли это синий гусар?

- Без сомнения, это он!

Молодой красивый русский офицер тоже заметил трех приближавшихся к нему всадников. На нем была накинута тонкого сукна шинель, которая ниспадала по обеим сторонам лошади на его ноги, вдетые в серебряные стремена.

- О, добрый вечер, господа! - сказал он по-французски, направляя свою небольшую, но красивую лошадь к всадникам.- Куда вы направляетесь в столь поздний час?

- Господин лейтенант Ольганов, господин граф Монте-Веро! - отрекомендовал Юстус.

- Наконец-то я удостоился чести быть вам представленным, господин граф. Я уже давно желал этого.

- Мне кажется, что я вас уже где-то видел и слышал ваш голос, господин лейтенант, или, может быть, меня обманывает странное сходство?

- Я уже два раза имел удовольствие быть подле вас, не будучи, однако, замечен вами: год тому назад в цирке и недавно на балу у князя Долгорукого.

- То-то ваше лицо мне все-таки кажется знакомым.

- Как здоровье бедного казака, господин граф?

- А, вы хотите представить мне доказательство! - улыбнулся Эбергард, между тем как Вильденбрук видел по лицу графа, что ему тяжело долее оставаться здесь.

- Не угодно ли вам поехать с нами, господин Ольганов, мы отправляемся в недалекую экспедицию,- проговорил он, обращаясь к молодому русскому.

- С удовольствием, если не буду вам, господин граф, в тягость.

- Мне очень приятно познакомиться с вами, так как вы друг моих друзей.

- И надеюсь со временем ближе сойтись и с вами.

Вскоре они достигли предместья и свернули в аллею, которая протянулась вплоть до виллы принца. Шум улиц замолк, вокруг никого не было видно. Ветер приносился над полями, покрытыми мраком, и так сильно завывал в ветвях старых лип, окаймлявших аллею, что всадники не слышали более шума следовавшей за ними кареты.

Наконец они приблизились к той части дороги, где по одну сторону тянулся высокий кустарник.

Эбергард только хотел сказать своим друзьям, что вилла, без сомнения, находится на правой стороне, как вдруг знакомый звук заставил его дернуть лошадь за поводья.

Ему послышалось, что кто-то взвел курок.

Может быть, это хрустнула ветка? Нет, Эбергард отлично различал такие звуки. И тут же раздался свист и послышались слова Мартина:

- Назад, я убью всякого, кто подойдет ко мне!

- Мое предчувствие! - пробормотал Эбергард и остановил свою лошадь.

Это было знаком для его изумленных спутников сделать то же самое.

- Черт возьми, мы без оружия! - проговорил Вильденбрук.- Это разбойники!

- Они убегут, когда увидят, что на них наскочили всадники! - шепнул Эбергард и дал своей лошади шпоры, так что через несколько секунд был возле кареты.

Он увидел, что двое бандитов набросились на Мартина, предполагая, что тот, которого они хотели ограбить, сидит в карете, между тем как третий схватил лошадей, ставших на дыбы.

Эбергард кинулся к нему и толкнул его под ноги взбешенных лошадей.

Вильденбрук и Юстус принялись за двух других мошенников.

Началась ужасная борьба.

Фукс в ту же минуту выстрелил в Мартина, но, к счастью, благодаря внезапному движению лошадей, пуля пролетела сквозь противоположное окошко кареты; Рыжий Эде схватился с Юстусом Арманом, а русский офицер вдруг заметил широкоплечего доктора, который стоял на карауле, но теперь тоже хотел вмешаться в бой. Раздался второй выстрел, на этот раз пуля достигла своей цели, попав в Вильденбрука. Эбергард подбежал, чтобы поднять раненого, между тем как в ту же минуту Мартин бросился на Фукса и сильным ударом кулака сбил его с ног.

Страшное зрелище представлял собой этот рукопашный бой во мраке ночи, освещаемый только неровным и тусклым светом каретных фонарей; один из них с треском разбил Рыжий Эде, защищавшийся от наскочившего на него всадника.

Кастелян распахнул дверцу кареты, но, найдя ее пустой, с яростью бросился на офицера, который хватил дсктора в глаз.

Этот-то шум голосов и выстрелы услышала бежавшая Маргарита. Она упала на колени и стала молиться. Не почувствовала ли она, что тот, кто дал ей жизнь и теперь искал ее, находится в эту минуту в величайшей опасности?

Дольман, которому поручено было держать лошадей, увидел, как тщетны усилия Рыжего Эде, как Фукс свалился на землю; бешенство овладело им, одним прыжком подскочил он к Эбергарду, который старался привести в чувство раненого Конрада, и руки его уже готовы были сомкнуться на шее графа. Но в этот самый миг Эбергард, словно на чей-то зов, быстро обернулся. Свет фонаря упал на благородное лицо графа, и глаза его встретились с глазами того, кто готовился его убить.

Дольман попятился назад - он узнал Эбергарда, и его руки бессильно опустились.

По другую сторону кареты Мартин пришел вовремя на помощь офицеру; в минуту волнения честный моряк не заметил, что молодой русский сильно испугался, когда Кастелян ножом распорол живот его лошади и офицеру посчастливилось соскочить с упавшего животного.

Мартин бросился на Кастеляна в тот миг, как раздался громкий крик Дольмана:

- Назад, это не те! - повторяя эти слова, доктор стал отступать.

Эбергард узнал Фукса. Ошеломленный ударом Мартина, он лежал подле Вильденбрука, и граф хотел наконец передать этого мошенника в руки правосудия, для чего положил его вместе с раненым в карету.

Но тут лошади тронули, художник упал на подушки, а Дольман, взвалив на плечи бесчувственного Фукса, понес его в кустарник. Рыжий Эде был весь в крови, но Кастеляну удалось-таки сильно ранить Мартина ножом.

- Назад! - кричал Дольман.- Отступаем!

Мошенники решили, что к неприятелю приближалось подкрепление, и последовали за доктором.

- Черт возьми,- пробормотал Мартин, пустившись вслед за бежавшими,- ведь и Дольман с ними!

Эбергард остановил его от преследования, сказав, что разбойники лучше знакомы с местностью и имеют при себе оружие. К тому же и рана, полученная Мартином в бок, причиняла ему ужасную боль.

Молодой гусар, который потерял в борьбе свою лошадь, сел к Вильденбруку, постепенно приходившему в себя. Эбергард и Юстус помогли Мартину влезть на козлы и направились к вилле. Они нашли там прислугу, которая была в величайшем волнении. Все заметили исчезновение Маргариты и обыскивали комнаты и сад.

Но напрасно!

Надежда графа де Монте-Веро найти свою дочь рушилась.

XXI. ДЕТОУБИЙЦА

Бедная Маргарита без чувств распростерлась на ступенях. Рука низкого человека столкнула ее с порога замка; бесприютная девушка, покинутая и презренная, лежала в парке принца. Ее лучшие и святые чувства были растоптаны. Все, что она чтила как святыню, было поругано и осмеяно.

Если бы даже ее и нашел любящий отец и привел в свой замок, если бы он прижал ее к своему сердцу и отдал ей все сокровища, счастье ее жизни было разрушено навсегда.

Когда Маргарита очнулась после продолжительного обморока, была уже глубокая ночь; она приподнялась и почувствовала острую боль. Понемногу она припомнила, где находилась; все случившееся воскресло в ее памяти, и она в отчаянии закрыла лицо окоченевшими руками.

Все было потеряно! Она не имела более убежища, она должна была бежать, чтобы скрыть свой позор в глуши и уединении. Она не имела никого на свете, кто бы мог ее приютить у себя на предстоящее тяжелое время. Принц, на которого она имела священное, неоспоримое право, забыл и покинул ее - куда же ей было деваться теперь?

Вдруг Маргарита вскочила, она почувствовала, что не принадлежит более себе, глаза ее еще раз устремились на высокий замок, в окнах которого погасли огни; она подняла руку, как бы желая стряхнуть с себя последнее воспоминание, отвернулась, прошла мимо ворот и направилась в лес, по другую сторону которого было кладбище.

- Счастлив тот, кто покоится здесь! - мрачно проговорила Маргарита, глядя на занесенные снегом могилы и, сама не зная куда, побрела дальше.

Когда она снова подняла глаза, первый бледный луч утренней зари упал на покрытую снегом землю. Маргарита с удивлением огляделась и теперь только поняла, что, не замечая того, прошла парком и полями к саду, откуда начиналась Мельничная улица; напротив, на отдаленной Морской улице, находилась хижина тетки Фукс. Маргарита содрогнулась, "лучше умереть, чем опять вернуться в этот притон мучения бедных сирот!" - сказала она себе.

- У тебя есть друг, который постоит за тебя душой и телом! - послышался ей чей-то голос.

Маргарита в испуге обернулась, после всех бедствий последней ночи она ожидала только еще худшего и уже готова была снова бежать.

- Останься! - сказал тот же голос.- Я готов помочь тебе!

- Это ты, Вальтер? - прошептала Маргарита.

- Это было мое предчувствие,- продолжал Вальтер.- Я не мог спать всю ночь и встал еще до рассвета, хотя сегодня праздник.

- Праздник? - повторила Маргарита, как бы просыпаясь от тяжелого сна,- в этом одном слове выразилось все ее отчаяние.

- Откуда идешь ты, Маргарита? О, Боже, твои ноги в крови, платье изорвано...

- Не спрашивай меня, Вальтер, а то я должна бежать дальше...

- Твое милое лицо так исхудало и побледнело, твои маленькие руки окоченели, я не буду больше спрашивать: я вижу довольно и без твоих слов. Я знаю все, Маргарита, и мог предсказать это уже тогда, когда в последний раз говорил с тобой у виллы. Но ты не послушалась меня! Ты жила в счастье и богатстве, я же был бедным работником. Теперь же я имею право сказать тебе: прими мою руку, она мозолиста от работы, но сумеет охранить тебя! Не отталкивай меня, Маргарита, я буду работать для нас обоих! Если пища наша и окажется скудной, она все-таки будет добыта честным трудом. Я никогда не буду ни упрекать, ни огорчать тебя, пойдем, не мешкай, вон, слышишь ли, колокола возвещают о наступлении праздника, так пусть же этот день будет и настоящим праздником для меня! Пойдем, я понесу тебя на руках, для тебя я готов на все, потому что я люблю тебя, Маргарита!

- Твоя любовь слишком велика, Вальтер, я не достойна ее. Меня мучит твое отношение, ты слишком добр.

- Я всегда думал о тебе, Маргарита! Я часто ночами бродил возле твоего дома, но ты не слышала моей песни или не хотела слышать ее. Потом я подумал, что тебя нет более в знатном доме, я стал спрашивать и искать тебя, иные говорили мне, что ты при смерти, больна, другие же удивлялись моим вопросам. Ведь они не знали, как я люблю тебя! Теперь же сам Бог посылает тебя ко мне. Не отталкивай меня, Маргарита, я могу работать и стану еще прилежнее, когда буду знать, что работаю для тебя!

- Этого не должно быть! Пусти меня!

- Тебе некого спрашивать, кроме своего сердца. Никто не может запретить тебе сделаться моей! Ты отворачиваешься, ты дрожишь, Маргарита, что случилось?

- Не спрашивай меня, мы разлучены, я не могу принадлежать тебе! Мне нет больше спасения!

- Нет! - воскликнул он, поняв все и в отчаянии ломая руки.- Да будет проклят тот, кто похитил тебя у меня и погубил!

Вальтер закрыл лицо руками и громко зарыдал - все надежды и мечты его рушились. Но по своей сердечной доброте он решил ей простить все, все забыть. Ее несчастье глубоко тронуло его душу.

- Я хочу перенести все с тобой вместе, я прощаю тебя, приди ко мне!

Но в эту минуту Маргарита скрылась от его взора, она не хотела принять его жертвы, решившись в одиночестве нести свою горькую долю.

Вальтер звал ее, но напрасно. Бледное зимнее солнце, проступившее из низких облаков, осветило поля и дороги, но бесприютной девушки нигде не было.

Добежав до дороги, Маргарита бесцельно, словно преследуемая какой-то неведомой силой, поспешила дальше. Крестьяне, празднично одетые, спешили в церковь, они с удивлением смотрели на молодую девушку, силы которой, по-видимому, совершенно истощились. Утомленная и изнуренная, она тащилась дальше и достигла какой-то деревни, в которой добрые крестьянки дали ей поесть и приготовили постель.

Конечно, все желали знать, кто она и откуда, но Маргарита упорно молчала; когда крестьянки поняли, что она скрывает свое прошлое, то отказали ей в приюте, полагая, что она преступница. Одна крестьянка, сжалившись над одинокой девушкой, дала ей тайком на прощание кусок хлеба, которым Маргарита питалась целый день, а чтобы утолить жажду, она разламывала щепкой лед в лужах и канавках и пила эту зловонную, грязную воду.

Холодные ночи она проводила в лесу под деревьями, а если слышался лай собак, что указывало на близость деревни, то она отыскивала какой-нибудь сарай на окраине и тайком пробиралась туда.

Так бродила она, преследуемая какой-то непонятной тревогой, и сама того не замечая, после нескольких дней очутилась на том самом месте, откуда отправилась,- недалеко от замка принца Вольдемара. Тут силы окончательно оставили ее и, изнемогая от боли, она упала на землю.

Была морозная январская ночь. Ветер завывал в ветвях деревьев и с шумом бился в окна высокого замка и бедной сторожки возле кладбища Святой Марии неподалеку; сучья с хрустом падали на мерзлую землю, и к полуночи ветер превратился в ураган, который с корнем вырывал большие деревья и срывал крыши домов. Темные серые тучи неслись по небу, снег чередовался с крупным градом.

В предместьях и одиноких домиках заблестели огоньки; разбуженные ураганом жители молились и читали евангелие; даже кладбищенский сторож, с дома которого ветер с грохотом сорвал оконные ставни, разбудил своих рабочих и вместе с ними начал молиться.

В эту минуту из-под густой тени деревьев выползла сгорбившаяся женщина и побрела к дороге, что вела к замку принца; ветер играл ее развевающимися волосами и бедным черным платьем. Женщина что-то держала в руках; прерывисто и тяжело дыша, она с трудом дотащилась по снегу до решетки; глаза ее лихорадочно сверкали, грудь высоко вздымалась.

Женщина остановилась и прислушалась: завывание ветра заставило ее вздрогнуть - оно звучало, как раздирающие душу крики ребенка. Но вокруг никого не было.

Она потащилась дальше, видно было, как тяжел был для нее каждый шаг, наконец женщина достигла ограды; ветер разорвал серые тучи, в просвет выглянула бледная луна и осветила высокий замок и одинокую женскую фигуру.

Лицо женщины было обращено к окнам дворца; отчаяние светилось в ее глазах, полных страдания и страха. В своих дрожащих руках женщина держала двух маленьких существ, тщательно завернутых в худенькое платье.

Вдруг женщина отвернулась от замка, где ее никто не слышал и не видел, отчаяние отразилось на ее бледном лице, страшная мысль мелькнула в ее воспаленном от мук мозгу. Исполненная страха и тревоги, она поцеловала этих двух крошечных существ, которым только что дала жизнь, и, желая оказать им благодеяние, тут же хотела привести в исполнение свой ужасный приговор.

Что происходило в эту минуту в душе этой бедной женщины? Неужели она думала, что окажет благодеяние, если лишит новорожденных жизни? Или, забыв в своем горе, что теперь зима и все дороги занесены снегом, Она хочет бросить этих невинных созданий на произвол судьбы в надежде, что их подберет какой-нибудь добрый прохожий и даст им кров, чего не может сделать их бесприютная мать?

Она забывает, что станет тогда убийцей,- крошечные существа не перенесут холода. Ослепленная, близкая к умопомешательству, она берет одного ребенка, плотнее заворачивает его в тряпки, судорожно прикасается к нему губами, кладет на дорогу подле кустарника и быстро убегает.

Но вдруг она начинает прислушиваться, ей кажется, что приближаются шаги; она немного отходит, кладет второго ребенка под тень старого ветвистого дерева, также бессознательно целует его и, пробравшись сквозь кусты, пускается бежать, словно гонимая фуриями.

Сквозь лесную чащу с воздетыми к небу руками мчится бедная Маргарита, будто ночное привидение, все дальше и дальше, как бы желая убежать от самой себя; ее когда-то прекрасные, теперь же впалые глаза тревожно озираются кругом, шаги ее становятся все меньше и меньше, и наконец, испустив крик, она падает на землю.

Но вот буря мало-помалу улеглась, засияли звезды, выглянувшая из-за туч луна осветила бледное, безжизненное лицо детоубийцы.

XXII. ЗВЕЗДНАЯ ЗАЛА

Когда граф Монте-Веро вернулся во дворец и поднимался по лестнице в свои покои, он чувствовал, как надрывается от боли его сердце. Единственное, что помогало ему превозмочь личное горе, была его деятельность на благо человечества. Эта миссия была так высока и прекрасна, что никакие жизненные испытания никогда не позволяли ему отступать от цели, которая озаряла его путь.

Когда на улице раздался колокольный звон, Эбергард направился в часовню королевского замка, чтобы после разочарований этой ночи дать своей душе тихий, мирный час.

Часовня, позолоченный купол которой возвышался над одним из флигелей, была невелика. Стены ее украшали высокие фрески. Двенадцать апостолов в натуральную величину стояли по обеим сторонам алтаря, над ним висел великолепный образ с изображением Христа, Марии и Марфы.

Слабый свет, наполнявший часовню, и тихие звуки органа оказывали умиротворяющее действие на душу. На алтаре между высокими свечами стояло золотое распятие, перед алтарем выстроились скамьи для молящихся, справа находились несколько кресел для королевского семейства, а слева - для высоких гостей.

Королева каждое утро отправлялась на мессу, которую служили в соборе неподалеку от замка, король же предпочитал часовню.

Когда Эбергард вошел в часовню, все места уже были заняты членами двора; священнослужителя еще не было, только звуки органа наполняли пространство под куполом.

Король заметил графа и подослал к нему своего адъютанта, чтобы попросить его к себе. Граф Монте-Веро с каждым днем делался ему все необходимее. Он тепло приветствовал его и предложил стул подле себя. По другую сторону от короля сидела королева, позади стоял принц Вольдемар, из-за его плеча выглядывал бледный камергер. Тут же подле матери сидела очаровательная принцесса Шарлотта. Румянец покрыл ее щеки, когда она увидела Эбергарда. Сегодня на его мужественном лице она уловила выражение какой-то тайной грусти.

Когда месса закончилась, король проводил августейшую супругу и, направляясь к своим покоям, пригласил с собой графа. За ними не последовал никто из свиты - очевидно, король хотел что-то сообщить своему любимцу без свидетелей.

Рабочая комната короля имела круглую форму. Пол устилал драгоценный ковер, вдоль стен стояли мягкие стулья и кресла, обитые сипим бархатом, на двух столах лежали книги и бумаги.

Когда портьера закрылась за Эбергардом, король подал ему руку и подвел графа к дивану у камина. Между камином и окном Эбергард заметил картину - это был тот самый портрет, перед которым он застал короля в замке Солитюд, теперь она была не покрыта, и граф мог рассмотреть прекрасное кроткое лицо принцессы Кристины, которая, по всей вероятности, имела когда-то большое влияние при дворе, потому что портрет ее в натуральную величину висел в названной ее именем зале, а этот, поменьше, повсюду сопровождал короля. Казалось, что с жизнью этой молодой прекрасной принцессы была связана какая-то тайна, которой никто не смел или не мог раскрыть, так как на все расспросы Эбергарда одни пожимали плечами, другие - уклонялись от ответа.

Король заметил, как пристально граф смотрел на картину; похоже, с языка его готово было сорваться какое-то признание, но оно осталось непроизнесенным.

- Я попросил вас сюда, господин граф,- начал король,- для того, чтобы сообщить вам желание, которое было вчера выражено моим семейством. Я разделяю это желание, хотя мне, в отличие от принцесс, нетрудно исполнить его.

- Могу ли я вам помочь в приведении этого желания в исполнение? - спросил Эбергард, так как король молчал.

- Разумеется, это зависит только от вас! Дело в том, что все хотят посетить ваш дворец, который славится своим великолепием и потому возбуждает всеобщее любопытство. Я сам мог бы без особых церемоний посетить вас в один из дней, полагая, что вы гостеприимно откроете мне свои двери, но незамужним принцессам, как вы знаете, этикет запрещает приехать к вам. Поэтому надо придумать какой-нибудь повод, чтобы исполнить желание дам.

Эбергард с удовлетворением слушал короля.

- Честь, которая мне оказывается, заставляет меня придумать выход. И мне кажется, что я его нашел. А что если я отдам свой дом в один из следующих дней в полное распоряжение вашего величества?

- О нет, дорогой друг, мы не можем принять этого, так как вы оставили бы в таком случае свой дворец. Дело в том, что все хотят не просто видеть вашу собственность, но и застать вас в ней! Что если бы вы в один из следующих вечеров устроили у себя маскарад? Это явилось бы удобным случаем исполнить давнишнее общее желание.

- Я спешу, ваше величество, чтобы приняться за приготовления, и надеюсь...

- Все еще вы придерживаетесь формы, хотя мы наедине! - прервал король графа.- Неужели вы отказываетесь называться моим другом? Позвольте мне сказать, что я всей душой люблю вас, может быть, это признание скорее заставит вас говорить со мной так, как говорят с другом. Я имею свои тайные планы на будущее, и для этого необходимо, чтобы мы сблизились, граф Эбергард, не забывайте этого. Ну, а теперь до скорого свидания в вашем дворце!

Граф Монте-Веро поклонился; дружеское обращение короля и особенно его последние слова произвели на него глубокое впечатление. Какие планы имел король на будущее? Уж не хотел ли он сделать его своим министром?

Эти мысли и вопросы занимали Эбергарда, когда он вышел из покоев короля. Он тотчас же должен был отдать приказания о приготовлениях к маскараду в своем дворце, хотя в душе ему было не до веселья. Граф не стремился к тому, чтобы сделаться сановником в своем отечестве, но ему все-таки было приятно, что король так дружески обращался с ним, и он во что бы то ни стало хотел исполнить его желание. Через несколько дней он известил короля, что остается лишь назначить вечер, и король избрал ночь на Новый год, обещав позаботиться о появлении принцесс и княжны Ольги.

Эбергард разослал приглашения придворным и друзьям. Он не хотел возражать королю, когда тот упомянул о княжне Ольге, хотя должен был сознаться, что ее присутствие будет ему крайне неприятно.

Прежде чем мы опишем съезд гостей во дворец на Марштальской, бросим взгляд на покои графа Монте-Веро, назначенные им для приема.

То, что находилось за высокой дверью портала, до сих пор составляло для нас тайну, теперь же она открывается перед нами и представляется во всей своей роскоши.

Перед нами широкий, ярко освещенный вестибюль. Пол устилают тигровые шкуры, которые так искусно сложены, что образуют единое целое. У входа по обеим сторонам лежат на пьедесталах белые мраморные львы, из пасти каждого струится душистая вода. Колонны здесь перемежаются с бюстами, и наконец справа и слева бархатные портьеры скрывают роскошно устроенные гардеробные для мужчин и дам.

Словно в синеватом тумане, открывается вход в звездную залу.

Лакеи в богатых ливреях поднимают голубой занавес, и мы входим в святилище этого дворца.

Звездная зала овальная, с высоким потолком. Мы с удивлением озираемся кругом, потому что не знаем, откуда струится матовый свет, наполняющий это обширное помещение; вдруг глаза наши устремляются к потолку: он, подобно небесному своду, усеян блестящими звездами. Невыразимо прекрасен вид этого искусно сделанного неба, на котором сияют многочисленные звезды. Там, где потолок опускается к голубым колоннам залы, он кончается голубыми, тоже усеянными звездами, прозрачными занавесями, которые так тонки, что хотя и скрывают от глаз гостей галерею с находящейся на ней капеллой, но не мешают проходить даже самым нежным звукам скрипки или арфы.

За двенадцатью колоннами скрываются четыре залы, отделенные от звездной залы голубыми портьерами, и восемь ниш за спущенными занавесями. Ниши эти теперь открыты и представляются глазам входящих; они образуют живописно освещенные голубые гроты. Залы закрыты.

Позади колонн из чаш, наполненных цветами, бьют прекрасные фонтаны. Белый мраморный пол распространяет волшебное свечение, отражая свет множества ламп с матовыми плафонами.

В звездной зале нет ни золотой лепнины, ни других блестящих украшений, но, несмотря на это, она так великолепна, что король, в накинутом на плечи черном шелковом домино, в черной атласной маске, войдя в нее вслед за королевой, в изумлении остановился. Вскоре явились также принц Август и принц Этьен, Лорд Уд и министры, кавалер де Вилларанка, молодой лорд Фельтон и наконец принц Вольдемар в костюме дона Карлоса, в сопровождении своего камергера, одетого в костюм Альбы.

Эбергард, который на сегодняшний вечер был освобожден от роли хозяина, также смешался с толпой масок. И хотя на нем был белый шелковый плащ с красным крестом и лицо скрывала маска, его высокий рост и прекрасная фигура выдали его большей части гостей. В залу беспрестанно входили новые маски в самых неожиданных и роскошных костюмах.

Молодой художник, одетый корсаром, идя под руку с маркизом, облаченным в старо-французский костюм, раскланялся с графом Монте-Веро и стоявшим рядом с ним доктором Вильгельми, который был в костюме времен Людовика XIV.

- Если я не ошибаюсь,- шепнул Эбергард,- то под маской маркиза скрывается наш Юстус Арман. Приветствую вас от всей души, и вас также, дорогой Вильденбрук. Счастлив, что происшествие в ночь на Рождество не повлекло за собой серьезных последствий, или, быть может, вы их скрываете?

- О нет, господин Эбергард! Достойно ли погибнуть от руки таких жалких уличных разбойников? Мне кажется, так дешево мы не продадим свою жизнь. Посмотрите на Царицу ночи! Эта прелестная маска будто наперед знала звездную залу, выбирая свой костюм.

- В самом деле,- отозвался Арман,- и обратите внимание, каждая звезда на ее длинном черном платье - драгоценный камень.

На лице Эбергарда мелькнула едва заметная улыбка: возле этой высокой и величественной дамы, которой король только что написал что-то на ладони, он увидел невысокого роста господина в черной маске, в котором узнал князя Долгорукого. Значит, Царицей ночи была его холодная, гордая дочь Ольга, которая не могла побороть в себе желания повидать дворец графа и придумать что-нибудь другое, что бы превосходило и затмевало его.

Секретарь Людовика и маркиз, тихо беседуя, прохаживались по зале, за ними следовали крестоносец и корсар. Когда они проходили мимо масок, окружавших короля, на них устремился взгляд Царицы ночи.

Ольга узнала Эбергарда, ее грудь высоко вздымалась; образ Эбергарда все более овладевал сердцем гордой княжны.

В эту минуту в залу, сопровождаемая дамой в маске, вошла нимфа в таком прекрасном костюме, что все взоры обратились к ней. На ее белом платье, украшенном живыми цветами, каплями воды сверкали алмазы. Лицо нимфы прикрывала маленькая атласная маска.

Гостей уже было так много, что прекрасная нимфа быстро смешалась С толпой, между тем как граф незаметно подал знак открыть залы.

Распахнулись голубые портьеры; в большой буфетной напротив входа столы ломились от лакомств и прохладительных напитков, в остальных комнатах мягкие диваны и кресла манили к отдыху и беседе. Отсюда можно было видеть все, что происходило в Звездной зале.

Король под руку со своей августейшей супругой, в сопровождении нескольких придворных, вошел в одну из гостиных, между тем как многие маски, составив пары, интимно беседуя, прохаживались по залам или сидели в уютных полутемных нишах с бокалами пенящегося шампанского. Сдержанный тон исчез совершенно. Пробило полночь, и все стали поздравлять друг друга с наступлением Нового года.

Царица ночи, разговаривавшая с доном Карлосом, вдруг увидела, что крестоносец подошел к нимфе, и, похоже, это сильно смутило ее, так как она поспешно распрощалась со своим кавалером и вместе с князем еще до отъезда короля оставила залу и дворец.

Граф Эбергард, заметив Вильденбруку и Арману, что в числе гостей нет еще молодого русского офицера, которого он лично пригласил к себе, быстро поднял водяную лилию, которая выпала из рук нимфы, и передал ее очаровательной владелице, бросив на нее испытующий взгляд.

- Вы меня не узнаете? - прошептала маска.- Я вижу, вы меня не узнаете. Это меня огорчает. А вот я узнала вас, как только вошла. Позвольте мне вашу руку.

Нимфа написала на его ладони Э, М, В.

- Доказать ли мне вам, что и я узнал вас? - спросил Эбергард.

- О, я сгораю от нетерпения.

Граф написал на ее руке буквы П, Ш.

Нимфа крепко сжала руку Эбергарда, который предложил очаровательной принцессе пройтись по зале.

- Знаете ли, граф, кто на самом деле зачинщик маскарада? Я вам скажу: я еще никогда не ожидала празднества с такой радостью, как сегодня.

- Что же, и вы не разочарованы?

- Конечно, нет! Но вы хотите, чтобы я сказала, что оно мне очень, очень нравится. Я этого не сделаю.

- Вы уже это сделали, произнеся второе "очень" с особым ударением.

- Ну, а если оно и так?

- В таком случае, это доставляет мне несказанную радость! - ответил Эбергард так задушевно, что принцесса Шарлотта невольно подняла на него свои голубые мечтательные глаза,

- Граф Эбергард, только теперь, когда я прохаживаюсь с вами по этой волшебной зале, произнесенные мною слова стали истинной правдой.

- Как мне понять это, милостивая принцесса?

- Как подсказывает ваше сердце, граф Эбергард! Такую благородную душу, как ваша, этот голос никогда не обманет. Даже мой августейший дядя, король, который очень нелегко привязывается к людям, считает вас своим другом. Посмотрите, как он на нас смотрит; он снял маску и улыбается, таким веселым я его никогда не видела.

- Ваши слова - бальзам для моих сердечных ран, Шарлотта,- сказал Эбергард, тронутый откровенностью принцессы.- Вы с удивлением смотрите на меня, как будто хотите спросить, что это за раны. О, не спрашивайте! У меня горькое прошлое. Я провожу в страданиях целые ночи, скрывая от людей свои муки, и потому я стараюсь иногда забыться от всего.

- Так забудьтесь же и сегодня, отбросьте все, что было с вами горестного! - проговорила принцесса.

- Ваш голос дрожит, Шарлотта. О, соберитесь с силами, час, который настал, будет тяжким для нас обоих, но ведь Бог дал нам силы обуздывать наши чувства.

- Но ведь он дал нам и то невыразимое чувство, которого мы не в состоянии обуздать. Только одно слово я хочу услышать от вас, и тогда найду те силы, о которых вы говорите, Эбергард.

- Так знайте, Шарлотта: я люблю вас, люблю горячо и свято, но не смею назвать вас своей!

- О Эбергард! - прошептала принцесса, опускаясь на диван в уединенной нише.- Вы любите меня! Я счастлива только подле вас!

Портьера опустилась, скрывая влюбленных от любопытных взоров, и Эбергард упал на колени, прикасаясь губами к дрожавшей руке взволнованной принцессы.

Но вдруг Эбергард порывисто вскочил и, дернув за шнур, поднял портьеру.

- Будьте мужественны, Шарлотта, я никогда не смогу вас назвать своей!

Принцесса закрыла лицо руками.

Неподалеку от ниши, где находились нимфа и крестоносец, рядом с Альбой стояла монахиня; если бы в момент, когда поднялась портьера, кто-нибудь сдернул с ее лица маску, то увидел бы демоническую улыбку, с которой она следила за каждым движением Шарлотты.

Еще один человек внимательно наблюдал за графом и принцессой; это был молодой русский офицер, одетый в голубое домино, который только что вошел в Звездную залу. Он поспешно раскланялся с корсаром и маркизом и приблизился к открытой нише.

Эбергард, сидя напротив взволнованной Шарлотты,! увидел офицера, которого тотчас узнал.

- Позвольте мне, ваше королевское высочество,- проговорил он,- представить вам лейтенанта российского императора господина Ольганова.

Георг Ф. Борн - Грешница и кающаяся. 2 часть., читать текст

См. также Георг Ф. Борн (Georg Born) - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Грешница и кающаяся. 3 часть.
Шарлотта приветливо ответила на поклон молодого офицера. - Вероятно, э...

Грешница и кающаяся. 4 часть.
- Скажите, какая забота! А мне, друг штурман, охота посчитать вам ребр...