Александр Вельтман
«Странник - 01»

"Странник - 01"

В крылатом легком экипаже, Читатель, полетим, мой друг!

Ты житель севера, куда же?

На запад, на восток, на юг?

Туда, где были иль где будем?

В обитель чудных, райских мест, В мир просвещенный, к диким людям Иль к жителям далеких звезд И дальше - за предел Вселенной, Где жизнь, существенность и свет Смиренно сходятся на нет!1

И т. д.

Странник. Часть II

Вам2

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ОГЛАВЛЕНИЕ

День I

Намерение. Решительность. Европа. Выезд. Предисловие. Быстрота. Нострадамус. Прибытие в Хотин. Я. Положение Хотина. Сон. Полночные прогулки. Заря

День II

Первый ночлег. Моя слава

День III

Спокойствие путешествия. Замечание. Отрывок из обыкновенных предисловий. Монастырь, Берега Днестра. М. Каменка. Дорога между Черной и Сахарной. Каруцы (Повозки (молд.).). Сытый голодного не разумеет. Страшный сон. Монтекукулли. Калейдоскоп. Солнце и Земля. Эскандер. Мысль

День IV

Подробная карта. Скала. Наводнение в Испании и Франции. Всемирный потоп, Рыбы. Монастырь Городище. Проводник. Прибытие в Кишинев. Настоящее время. Расход

День V

Довольно справедливое заключение. Агамемнон. Вес холостого и женатого. Женатый походный офицер. Потеря времени. Молва. Приятный вечер

День VI и VII

Лукулл. Предрассудок. Кишинев. Жиды. Еврейская мелодия. Абуб. Первый шаг на улицу. Плачинды. Экипажи. Митрополия. Куконы (Дамы (молд.).).25

День VIII

Я и время. Положение Бессарабии, История Бессарабии. 300 спартанцев и 300 историков. Окошко. Молдаванский бояр. Куконица (Барышня (молд).). Ралу. Мой товарищ. Да и нет. Новоселье. Нас было..... столько-то. Экспромт

День IX

Магомет; 7-й сад Эдема; чудные древа и удивительные ангелы. Гора Абарим. Обетованная земля. Думы вслух

День X

Порядок. Разговор в стихах. Кишиневский сад. Кокетка; чудо, прелесть, роскошь, огонь и божество. М.

День XI

Кишиневское озеро. Переселение крылатых; Гусь-Историк. Любопытные вещи в Кишиневе. Мой конь. Хозяйка. Бендеры. Карл XII. Ложе сна

День XII

Тирасполь. Мазил; угощение; Джок. Мульт премульцимеск (Пребольшое спасибо (молд.).). Разговор с милой читательницей. Г. Tupac; милетка. Вероломство читателя. Белгород; Овидий, Томи. Черное море; буря

День XIII

Феб и Аврора. Права. Командировка. Поэма Эскандер. Допросы. Вавилонская башня. Аккерманские стены; немецкая колония; кофий. Кагульское поле; Измаил; Суворов; Псаметтих. Манечка. Дорога по границе. Тоска и скука. Восклицание рыцарей. Нищие. Армасар

День XIV

Путь под покровительством Адеоны. Мои книги. Султанша. Черкесы. Хозары. Природа Подолии. Тульчин. Сад Хороший. Лебеди. Я гулял. Прошедшее. Няня. Купальня. С. Лозово. Манускрипт в стихах. Выписка из него. Мариолица

День XV

Постоянное место в службе. Последняя талия. Поход. М. Фальчи. Капля. Произвол. Мой друг. Он же. Заключение I тома путешествия

День I

I

Наскучив сидячею, однообразною жизнию, поедемте, сударь! - сказал я однажды сам себе, - поедемте путешествовать! - Как? куда, каким образом, с чем? - отвечал я, лежа на широком диване, и с глубокомыслием затянулся дюбеком3, - нужны деньги! - Нужна голова, нужны решительность и воображение; поверьте, что с этими способами можно удовлетворить самое мелочное любопытство; не сходя с места, мы везде будем, все узнаем. Разница между нами и прочими путешественниками будет незначительна: они самовидцы, а вы ясновидец. Что пользы все видеть и, подобно Пиррону и его последователям4, во всем сомневаться; не лучше ли ничего не видеть и ни в чем не сомневаться?

II

Кто твердо решился, тот уже половину сделал, говорит пословица. Я твердо решился путешествовать кругом свет и далее, если можно; вот, от моей твердой решительности, половина света уже объехана: половина света, которая пуста и незамечательна, в которую я - и заезжать не буду.

III

Потрудитесь, встаньте, возьмите Европу за концы и разложите на стол... Садитесь! Вот она, Европа! Но не смотри вдруг на всю просвещенную часть земли. Занимать очи, слух или мысли в одно и то же время несколькими предметами ужасно как вредно для умственных способностей.

IV

Как любопытный чужестранец, И в мир любви я загляну;

То залюбуюсь на румянец, То подивлюсь на белизну;

То засмотрюсь на все созданье, То прикую свое вниманье К частице общей красоты;

То в бездну погружусь мечты;

И осмотрю я в треугольник5

С известной точки шар земной;

А мой читатель, как невольник, Скитаться будет вслед за мной!

V

Итак, вот Европа! Локтем закрыли вы Пополню... Сгоните муху!.. вот Тульчин6. Отсюда мы поедем в места знакомые, в места, где провели крылатое время жизни. Ступай в Могилевскую заставу! - Чу! кстати на улице зазвенел почтовый колокольчик... Бич хлопнул, прощайте, друзья! audaces fortuna juvat! (смелым судьба помогает! (лат.).)

VI

Вместо предисловия

Я путешествую не для того, чтобы вы читали мое путешествие; но если оно попалось уже к вам в руки и вы непременно желаете видеть следы мои, от самой точки отъезда до благополучного возвращения, то по прибытии в Нубию7 я объявлю вам цель своего путешествия и для чего я писал его; до того же времени советую прочитать книгу под заглавием: Великие дела от маловажных причин. Если же вам неинтересно будет знать, каким образом отыскана и вошла в употребление соль, то не читайте книги, довольно знать и одно заглавие.

Очень известно каждому любителю чтения, до какой степени несносно всякое предисловие, особенно когда г. Сочинитель, неуверенный еще, возьмут ли труд читать его книгу, просит уже пощады и помилования ей и извиняет недостатки ее всеми обстоятельствами своей жизни. Вот почему я не хочу продолжать предисловия.

Хоть я и не буду писать во многих местах ясно, но ни за что не соглашусь толковать настоящего смысла некоторых случайных выражений, которые на пути моем встретятся, как необъяснимые метеоры моего блуждающего воображения.

Покуда Геркулес найдет, на чем переправиться через Атлантический океан, пусть будет здесь: Nec plus ultra! (** До крайних пределов! (лат.).)8

VII

Кофе, или кофий, со славными сливками и трубка, должны быть всегда заключением завтрака перед отъездом. Чухонское масло гладко стелется по белому хлебу, если это кофий утренний; и иногда кажется, что он не желудок мой, а мою душу наполняет собою.

До Могилева9 нигде на станции мы не остановимся. Поздно сказано! Воображение уже спустилось с каменной горы, проехало без внимания город, таможню, карантин10 и переправилось через Днестр, не двигая с места парома. Какая быстрота! Где сто десять верст?

VIII

"Торопливость носит наружность страха, небольшая медленность имеет вид уверенности", - пишет Тацит11, и потому должно ехать медленнее, кто-нибудь скажет; - неправда, говорю я и продолжаю путь во всю прыть своего воображения. Но оно расположилось отдыхать на кружочке на Днестре, над которым выгравировано: Атаки. Покуда вы ходите по местечку и по некоторой части прошедшего времени, я, между тем, с позволения вашего, прочитаю что-нибудь из тетрадки, которая с полки упала прямо в Ледовитое море.

Заглавие оторвано, начала нет; но кажется, что это дневные записки, писанные в роде предсказаний Нострадамуса12. Например:

Апр. 20: Кто видел ее и меня В минуты печальной разлуки?

Кто чувствовал жженье огня И слышал лобзания звуки?

О друг мой! души не волнуй Слезами, блистающим взглядом, Мне будет медлительным ядом Прощальный любви поцелуй!

Подобная вещь может с кем-нибудь случиться и не 20 апреля 1822 года, а 1, 4, 8 или 20 мая 1922 года; и потому все эти слова, писанные давно и сбывшиеся в следующем веке, могут считаться чудным предсказанием.

IX

Но вы торопитесь ехать далее. От Атак Днестром, мимо с. Мерешевки, на гору, через Окницу до м. Бричан; от Бричан еще 50 верст, и мы в Хотине13.

X

Смотрите пристально на карту: Вот Бессарабия14! вот свет!

Я в нем, чуть-чуть не десять лет, Как шар катался по бильярду!

Лишь иногда нелегкий черт Меня выкидывал за борт.

XI

Но посмотрим, что скажет Хотин. Город командует крепостью, крепостью-цитаделью, или замком. Чрез крепость проходит лощина, лощиной можно подойти к крепости. Замок древен, построили его генуэзцы. Тут же, кто-то написал, был замок греческой царевны Софьи.

Замок, скалистый берег Днестра, шум волн, тропинка в гору, густой кустарник, сад, площадка на скате, сгнившая беседка... все это сливается в романтическую немецкую древность.

Странствующие рыцари исписали внутренность беседки стихами в честь своих Розалинд, Идалид, Ид и Саломей; исписали воспоминаниями, мыслями и т. п. вещами, наприм.:

Как любовь всегда оплошна!

Здесь однажды ненарочно...

Далее стерлось.

XII

Но, кажется, довольно на первый раз; не пора ли на ночлег? В городе душно, грязно! заедем куда-нибудь в деревеньку на Днестре; например, в Недобоуцы или в Шароуцы.

Так как по самой лучшей деревне Хотинского цынута15 нельзя судить ни об обычаях, ни о нравах, ни об уме, ни о способностях молдавского народа, то я откладываю описание его до первого джока16, который мне случится видеть в Орхеевском цынуте. Между тем я теперь имею все право предпочесть сон всему в мире и запеть:

О сон, о тайный чародей!

Безмолвной Леты житель!

Пришлец невидимый ночей, Спокойствия отрадный водворитель!

Люблю тебя, ты негой дан, Люблю твое роскошное я ложе!

Твой соблазнительный обман Мне в жизни стал всего дороже!

Я лег, я жду тебя, скорей Осыпь меня волшебными цветами!

И усыпленьем сладким вей, И обнимай пуховыми крылами!

XIII

Нет, думал я, мне не хочется спать, я не буду спать, я не стану спать! Часы пробили полночь! какой знакомый час! бывало он для меня то же, что колокол к заутрене для Арины Макарьевны. Перекрестившись, я отправился и... гулял по берегу Днестра. Помните ли?

Как роза, жаркою порою Склонив румяную главу И пышный стебель на траву, Ждет утоления от зною И, упоенная росою, Листочки распахнув, лежит...

Далее в манускрипте стерлись слова, как в Паросском мраморе стерлись некоторые оды Сафо17.

XIV

Лежать, ждать сна и не засыпать, это ужасно!.. Быстро пронеслась она по воображению!.. кажется, прикоснулась ко всему существу моему!.. обожгла меня!.. Ах призрак, призрак!

Очаровательна, румяна, Игривой живости полна, В прозрачной ткани из тумана, Пленила чувства мне она!

Не сплю я... вся душа в томленье!

Я жду ее... я весь горю!..

Ревнивцы, бросьте подозренье, Я жду румяную зарю!18

День II

XV

Дорога меня совершенно разбила; проснувшись около полудня, я чувствовал себя немного нездоровым. Кто пускается в такой дальний путь, того тревожит раздумье на первом ночлеге. Приятно путешествовать! - думает он; но для того, кто возвращается на родину, она ему кажется как берег для спасенного от кораблекрушения. Так Дон Жуан19, пускаясь в путь, не мог отклонить печальных взоров своих от берегов Испании. Первый отъезд есть урок горестный. Он подобен чувству, которое ощущают даже целые народы, отправляясь на войну. Неизъяснимое волнение тревожит нас; сердце поражено ударом неожиданным. Как ни неприятны были люди и места оставляемые, но все нельзя не оглянуться без умиления па колокольню, возвышающуюся между пышными домами города или Между мирными хижинами селения. Таким точно показался бы мне костел св. Доминика, если б я родился в Тульчине и был католического исповедания; но, увы, он не произвел во мне никакого впечатления, подобно проповеди отца доминиканца, наполненной воззваниями к благочестивым слушателям, чтоб они внимали истине, не заглядывались на стороны и не мыслили о посторонних. - Папинька! учитель мне сказал, что истина на дне колодца? - Да, друг мой, на дне колодца в долгом ящике.

XVI

Я желал бы... чтоб мое путешествие меня прославило....... и т. д.

День III

XVII

Пора вставать, мой милый Александр, десятый час! - Нет, подожду, жаль оставить постелю и книгу... - Что это за книга? - Путешествие Анахарсиса. Г. Сочинитель аббат Бартелеми20 также ездил по картам и книгам, объехал вею Грецию и посетил глубокую древность.

О спокойное путешествие! куда не уедешь с крылатым воображением?

XVIII

Чтоб не без пользы совершить путешествие по Арктическому и Антарктическому полушарию глобуса, представляющего Землю, то должно вести подробную опись всем попадающимся в глаза предметам; например: NB. Пример здесь был; но я половину примера стер, а другую выскоблил. Мне. не поправился он по своей обыкновенности; впрочем, подобные примеры можно всегда найти в старых календарях, в счетах, в отчетах, в памятных и записных книжках.

XIX

Здесь также нехудо предупредить читателя, чтоб он не требовал от меня чистого, звучного слога и изысканной красоты. Выпиши, мой друг, эту страничку; это слова Аристотеля, Дионисия Гелнкарнасского, Квинтиллиана, Цицерона и пр. у. м.21

"Как неприятно видеть почтенного Автора, который унижается, стараясь сделаться писателем звучным, сокращает искусство свое для достоинства и благовидности выражений, трудолюбиво подчиняет мысли словам, избегает стечения гласных с детскою принужденностию, округляет периоды и уравнивает члены выражениями ничтожными и неуместными красотами."

XX

Кому мой труд не неприятен, Тот может раз его прочесть;

Но так как в солнце пятны есть, То есть и в нем премного пятен.

Это клочок из обыкновенных предисловий.

Теперь можем отправляться далее; едем, едем! и вот подали... карту. От Хотина в Кишинев, Днестром, дорога по крутому берегу, в некоторых местах узка и опасна; но наш экипаж везде проедет.

XXI

Не заезжая в Нагорени, Молодову, Коршан, Высилево, Вережаны и проч., где местоположение мило, прекрасно и близко к сердцу уроженца, но далеко от моих обстоятельств и привязанностей, я несусь далее. Атаки мимо! а то опять в два месяца не вызовешь. Нет ничего хуже процесса по старому делу!

Горит вечерняя заря, Темнеет лес... нас только двое...

Уж крест потух монастыря...

Пойдемте! подозренье злое Стыдливость в краску приведет, И на невинных грех падет!

Как это монастырь называется?.. позабыли? Какая досада! на карта он не подписан.

XXII

Берега Днестра красивы, круты, скалисты, покрыты лесом и кустарниками; но они довольно наскучили нам единообразием предметов. В извилины заезжать не будем.

Это древняя Ольхиония, впоследствии Сокол, а наконец Сорока. Маленький генуэзский замок, наподобие вырезываемого в гербах, вот все, что любопытно в м. Сороках. Против Сорок, за Днестром, г. Цекиновка, также ничем не замечательный.

Еще несколько десятков верст по Днестру, и вы видите на левом берегу прекрасный, очаровательный дом; за ним видите вы крутизну берега, усеянного регулярно виноградником; далее, в группах фруктовых деревьев и тополей, беседка; песчаные тропинки тянутся туда и сюда. В устье впадающей лощины местечко. Это Каменка фельдмаршала графа Витгенштейна22, героя и любимца России. Это рай! - Семейство ангелов! - C'est im Dieu consolateur laisse aumilieu de ses enfants pour у etre une image vivante du Dieu qu'ils adorent (Это бог-утешитель, оставленный среди своих детей, чтобы быть живым изображением бога, которому они поклоняются... (франц.).)... - говорит Lacepede (Ласенед23 (франц.).).

XXIII

От с. Чорны к Сахарне страшно ехать по берегу Днестра; несколько верст дорога идет по скалистому скату, покрытому кустарником. Дорога так узка, что если мысленно предположить, что съехались на ней два экипажа, то все действие умственного организма головы вдруг остановится, подобно монголам пред Китайскою стеною.

XXIV

Народные экипажи в Молдавии24 называются каруцами; их два рода: конские и воловьи. - Первые так малы, как игрушки, а другие построены не на шутку и так велики, что две съехавшиеся могут загородить не только обыкновенную дорогу, по и дорогу в Тартар, которой будет сделано, со временем, особенное описание, ибо Мильтон и Данте не представили маршрута, составленного Орфеем25.

XXV

Когда придет час обеда и донесут, что на стол подано, то всякий человек обыкновенно забывает в это время и страсти и обязанности свои безнаказанно; никто не имеет права упрекнуть его в эту минуту в равнодушии ко всему, что не касается до утоления его голода.

Принесу же и я жертву! Гладу - часть от тельца и от плодов земных; жажде - питие от лоз виноградных!

Всякий сочинитель должен предупредить обедом всех своих читателей из одной боязни, чтоб его не поняли, ибо - сытый голодного не разумеет.

Оставляя читателя на дороге, где несколько ему опасно и скучно стоять, я в оправдание представлю ему слова г. Шенье26, который сказал, что всякий человек нуждается в снисходительности,

XXVI

В начале 1828 года, после сытного обеда, я подсел было к карте, по глаза мои стали коситься на Турцию27, и я заснул.

Послушайте, что снилось мне: Я видел, будто на коне Летел пред страшными рядами, Врагов колол, рубил, топтал И грозно землю устилал Их трупами и головами;

Но вдруг какой-то удалой На поединок встал со мной!

Я дал ему удар жестокий, Он устоял, и меч широкий Взмахнул вдруг мне над головой И снес мне голову долой!

Я чувствовал, как улетела Душа, и кровь как холодела, И смерть носилась надо мной!

Я умер... ахнул, пробудился!

Как полоумный, как шальной, Ощупал я себя рукой;

Потом за голову схватился И с радости перекрестился, Узнав, что умирал во сне И голова моя на мне!

Я бы сказал здесь кое-что о наездниках турецких, о необходимости иметь во время войны, и даже во время войны с турками, добрую лошадь, хорошую саблю, верный пистолет, меткий глаз, твердую руку, небоязливую душу и тому подобные мелочи; но об этом намекал уже и Монтекукулли28, и потому я обращаюсь к тому, об чем никто не намекал или очень мало намекали. Но есть ли подобная вещь в мире? - это только шутка! - В руках писателя все слова, все идеи, все умствования подобны разноцветным камушкам калейдоскопа. То же самое всякий перевернет по-своему, выйдет другая фигурка, и - он счастлив, ему кажется, что он ее выдумал.

Бедный мир! как все старо в тебе. Сколько лет Солнце волочится за Землей! вот платоническая любовь! вот постоянство! Что, если на старости лет Земля свихнется с истинного пути? - пропало человечество от огненных объятий Солнца!

XXVII

Здесь, кстати или некстати, по известным мне причинам или совсем без причин, единственно по капризу, что очень часто на свете бываем я должен или, все равно, хочется мне заметить следующее:

1) Александр Великий29, по всем восточным писателям, называется Эскандер, или Искэндер.

2) По тем же преданиям, Александр не совсем признается за сына Филиппова. Некоторые полагают его сыном Дараба (Дария), который женат был на дочери Филиппа. Абдул-Фараг и Саид-Эбн-Батрик30 думают, что отец Александра был Нектанет, царь египетский, а как говорят некоторые писатели греческие, Нестабан, родом персиянин и маг, знал Олимпию.

3) По словам Юстина81, Филипп никогда не признавал Александра за собственного сына, что и подтвердил при смерти, по признанию Олимпии, что она приняла сей плод от Дракона.

Вот все, что я хотел сказать сего дня.

XXVIII

Направляя стопы свои в спальню, я подумал: верно, всякому хочется знать причину, для чего я пишу все это? -

Законная причина: моя воля; а побочная объяснится со временем. Что и будет очень натурально.

День IV

XXIX

Что может быть лучше подробной, верной карты? во время войны - для стратегических соображений полководца, для дислокации войск офицеру Генерального штаба, а мне - для спокойного ученого путешествия. Люблю окинуть одним взглядом поприще, на котором был, есть и буду!

Изъяснив таким образом невольный восторг мой при взгляде на всю подвластную человеку часть мира, я сажусь в челнок и плыву по течению Днестра...

XXX

Какой ужасный берег виден там на завороте! скала нависла над рекою. Но что за поры чернеют в самой вершине? - Сей час удовлетворю ваше любопытство, хоть Гораций и велел убегать32 от всякого любопытного, как от человека нескромного. Взберемтесь по каменистой дороге на гору. Дайте перевести дух!.. Ну, далее, вот тропинка через сад. Днестр, как ручеек, извивается под нами. Мы теперь на вершине той скалы, которая так ужасала нас снизу. Осторожнее спускайтесь по этой вырубленной снаружи скалы лестнице! держитесь за перилы! не глядите вниз, иначе голова закружится, и вы, избави бог, отправитесь к источнику сил, как говорит г. Сочинитель Метамеханики.

XXXI

Видите ли... О неосторожность... какое ужасное наводнение в Испании и Франции!.. Вот что значит ставить стакан с водою на карту!.. по думал ли я когда-нибудь, что столкну его локтем с Пиренейских гор?

Таким же образом, может быть, сказал я с глубочайшим вздохом, подобным моему уважению к халдейским преданиям 33, таким же образом опрокинулся сосуд гнева Кронова34 и пролилось Океан-море на землю!

Текут лета младенчества Природы;

Уже раздор кипит в начальных племенах;

Но взволновалися, как море, Неба своды, Земля и племена в бушующих волнах!

О Солнце! ты тогда на ужас не светило, Отбросило блистательность лучей!

Как туча черпая, печаль тебя затмила, Печаль о гибели Природы и людей.

Но тихнет глас громовый Элаима.35!

И снова сыплются лучи на бездну вод;

Уж над поверхностью глава Каркурызв зрима, И в пристань первую земли ковчег плывет!

Все претерпело от потопа, все гибло; только невинные рыбы хладнокровно плавали в бесконечном Океане и воображали: вот настало на земле вечное царство рыб!

Здесь очень кстати и необходимо присовокупить следующее:

...И Крон сказал Ксизутру: возьми писание о начале, продолжении и конце всего, погреби в граде солнца Сиспарисе... сооруди ковчег, предайся морю... плыви к обители богов!.. И Ксизутр соорудил ковчег в пять - стадий37 длиною и в две шириною и, по повелению Крона, поплыл к обители богов, но, вероятно, как худой кормчий, сбился с дороги и сел на мель на горах Армении, которые по преданиям халдейским назывались Каркура.

XXXII

Как ни неприятно любопытному читателю возвращаться из Армении в Бессарабию, но что же делать? По обязанности своей, для общего порядка вещей, я беру его поперек и, как орел агнца, несу на ту лестницу в скале, которая ведет в монастырь Городище38. Вот, с одного выдавшегося камня на другой, положена дощечка; это ход в старую церковь, вырубленную в скале. Оттуда спуск на каменную площадку. Монах встречает нас и ведет в те отверстия, которые казались нам норами диких птиц. Это кельи монахов. Вся эта скала, висящая над Днестром, есть монастырь Городище. Вновь вырубленная церковь состоит из трех отделов. В ней не поместится более 30 богомольцев. Святые мысли облекают душу в этой мирной обители. Ж. Ж. Руссо39 сказал: "Забвение религии ведет человека к забвению всех обязанностей!"

Молдавский монах провел нас, сквозь разные скважины, в довольно пространную пещеру; наружная степа из дубовых досок с ружейными бойницами. - Это была защита от татар, - сказал он, разумеется, по-молдавански. - А это что такое? - Пушка. - Какой необычайной длины! - Повертя в руках, я положил почтительно ржавую древность опять на землю. Всякий согласится, что мне легче окинуть одним взором всю Вселенную и течение всех миров, составляющих оную (разумеется, на каком-нибудь изображений системы планетной), нежели поднять пушку, но во время великого Стефана40 все молдаванские москали, т. е. солдаты, были вооружены пушками, т. е. ружьями.

XXXIII

Так как каждый проводник никогда почти не бывает нужен на обратном пути, что испытано мною на славном главном проводнике и вожатом молдаване Николае Поповиче в последнюю войну с турками, то... но здесь надобно сказать, что это было известное лицо в армии; во-первых, что за тучное животное! а во-вторых, что за деловой человек! Бывало, когда подле него едет и сам капитан над вожатыми, то кажется, едут душа и тело, а за ними течет все войско русское, как Океан-море великое!

Итак, проводник не нужен на обратном пути. Читатель как хочет и как желает, так и выбирается из монастыря Городища, по каменной лестнице на гору, и далее, по лестнице незримой, пли на крыльях воображения, в обещанные Востоку Эдем и Эйрен41. Я же отправляюсь в Кишинев, и отправляюсь с нетерпеньем, хотя девушка Скюдери42 и сказала, что краткость жизни нашей не стоит нетерпения.

XXXIV

В Кишинев! и вот меряю я циркулем по масштабу 5 верст в английском дюйме, по этой бумажной плоскости, по прямой дороге через с. Лалово, Стодольну, Лопатку, верхнюю, среднюю и нижнюю Жору, чрез Суслени и другие не подписанные на карте селения до г. Орхея, который лежит на р. Реуте и который можно проехать без всякого внимания. Таким образом мы проехали уже около 40 верст; еще столько, и мы в благополучном городе Кишиневе. Но так как дорога идет чрез хребет гор, большим лесом, и на ней, хотя очень редко, по бывают шалости, то без хлопот беру 40 верст циркулем и одним шагом совершаю путь, который для иных стоит 4 часов езды, со всеми предвидимыми и непредвидимыми трудами и опасностями. Последние слова заключают в себе, по данному им мною весу, порчу колес, осей, погружение экипажей в грязь, остановку лошадей и разные мелочные дорожные случаи, выводящие из терпения путешественников, которые не читали 20-й оды Горация43 и не знают, что терпение облегчает самые нестерпимые бедствия.

Остановимтесь на этой горе. Вот город на скале; вот и Бык; но о чем долго думать, переедемте через него! Да не подумает кто-нибудь, что я говорю о быке, который лег на дороге и не хочет встать,- совсем нет. География есть наука, описывающая, между прочим, что в Бессарабии есть река Бык, на которой лежит г. Кишинев44.

О Кишиневе; когда я приехал в него в первый раз, можно было много сказать; но проехав чрез него, может быть, в последний раз, я бы не сказал ни слова, если б прошедшее время часто не заменяло нам настоящего.

XXXV

Что такое настоящее время?- спросит меня иной. - Настоящее время "сть пища для сердца, для чувств и ума. Просим покорно, чем бог дослал!.. А какая дичь!..

XXXVI

Здесь следовал в манускрипте моем расход на обед мой 25 июля 1830 года; но я не помещаю его, как вещь уже прошедшую, хотя никогда не худо заглянуть на прошедшие свои расходы. Подобно полному кошельку, и мы истощаемся, чахнем, и после издержек, в продолжение многих лет, на горе, чувственные удовольствия, болезни и т. п. вещи, остается на нас сухая, бесплодная земля - и только.

Когда же упадет роса, На цвет, поблекнувший от зною?

Тогда ль, как сдвинутся с землею Таинственные небеса?

Я года за три беззаботно, Без дум, без ожиданий жил;

Тогда какой-то дух бесплотный Меня без отдыха носил От чувств к страстям, от них к желаньям, От бездны к светлым небесам, С небес к земным очарованьям, От прошлых к будущим годам, И духом был тогда я сам!

Здесь каждый понятный человек должен себе представить, что день кончился, что мы приехали на ночлег, хотя еще не известно ему, где остановились.

День V

XXXVII

Если б я был женат или, лучше сказать, имел бы миленькую, хорошенькую и добренькую жену,- я ни за что на свете не решился бы расставаться с нею надолго и иначе путешествовать, как теперь, т. е. не сходя с покойного своего дивана. Вот почему: между старыми своими бумагами я нашел записную памятную книжку, а в ней следующее заключение: - "после долговременного отсутствия забвение встречает неожиданный возврат взором ненависти".-

Так после покоренья Трои Вожди, цари и дивные герои Чрез десять лет в отечестве своем Холодный встретили прием.

По вожделенном возвращенье И даже сам Агамемнон Постель свою и царский трон Застал в чужом распоряженье45.

Впрочем, это ничего не значит. Агамемнон был великий полководец, но худой муж.- 10 лет! Господи боже мой! где мое терпенье! ни разу не побывать в отпуску! не подать о себе вести, и в какое же время?- за 1184 года до Р. X. У нас, просвещенных христиан, только 7 лет безвестного отсутствия уничтожают брачные связи46, и жена свободно может отдать свою руку, сердце, все движимое и недвижимое имение другому, и поделом, и по закону!- не пропадай от жены!

XXXVIII

Жениться прекрасно.

В домашней неге я бы плавал: Жена, семейство - рай земной!

Хоть между мужем и женой Почти всегда посредник дьявол!

Это также ничего: недостатки или дополнения в отношении нравственном могут тем или другим образом быть исправлены; но кроме этого и женитьбе бывают иногда невыгоды совершенно материальные. Вы вообразите, что если вы заключаете в себе вес или тяжесть единицы, а подруга ваша так легка, как ноль; если она подле вас с левой стороны, то это не беда, вам не делается от этого тяжелее; но если этот нолик стоит с правой стороны, то есть сочетай с вами по математическим и гражданским законам, то вообразите, что вам в десять раз труднее двигаться с места и в десять раз увеличиваются ваши потребности. Не правда ли? Вот что значит жениться; а вы думали, что вы да она = 2? Нет!

К тому же человек военный, Походный обер-офицер С своей супругой несравненной Да с парой деток, например, При всех его честях и званье По мне забавное созданье!

Его какой-нибудь Лука И пьян, и весел спозаранку, Исправив должность денщика И заменив жене служанку, Идет на кухню, есть варит, Потом в конюшню и не тужит, Лошадку чистит да бранит И всем равно и верно служит.

Я поздравлять их очень рад;

Все это мило и прекрасно!

Особенно, когда согласно Они семейный мир хранят И вместе денщика бранят.

Их счастье истинно прямое!

У них в хозяйстве все складное: И зеркальцо, и стол, и стул, Дорожный самовар, кастрюлька, И даже есть складная люлька, В которой сладко бы заснул И сам Амур, младенец дерзкий, Из уст супруги офицерской Внимая: баюшки-баю Малютку милую мою!

По недостатку и безлюдью Она на все везде сама: Сама ребенка кормит грудью И учит говорить ма-ма! -

Но я завидовал бы другу, Который в брак вступил шутя, Имеет нежную подругу И нянчит милое дитя!

Как часто, утомясь от службы, В желаньях тонет мысль моя!

И кажется, изрядный муж бы С женой хорошей был и я;

Но эту странную идею Ласкать надеждой я не смею.

XXXIX

Если бы только один день я терял, заговорившись таким образом о вещах, до меня еще не касающихся; если бы только один я терял день без пользы, это было бы простительно; но и император Тит47 почти всякий день повторял: Amici, diem perdidi! (Друзья, день потерян! (лат.).)

XL

- Знаете что!- вскричал вдруг вошедший ко мне приятель.- Что?- Знаете ли, что я слышал?- Что?

- Что влюблены ужасно вы!-

- В кого же?

- И скоро по словам молвы...

- Дай боже!

- Но мой совет вам подождать...

- К чему же?...

- Чем больше будем рассуждать...

- Тем хуже!..

Вскричал я, закрутил локоны, осмотрелся в зеркало, поправил галстух, налил на платок духов и оставил своего приятеля в неведении, что со мной сталось.

XLI

Я недаром торопился, други-читатели. Вечер промчался. Как милы, приятны неожиданные, заветные удовольствия! Вообразите, я в таком был веселом духе, в каком очень, очень редко бывают люди влюбленные. Я даже решился петь. Для любопытных я пропою еще раз первый и последний куплет.

I

Откройся мне, о друг мой нежный!

Скажи, о чем печаль твоя?

Ужель ты страстью безнадежной Томишься так же, как и я?

V

Когда любви узнаешь цену, Тогда в награду приготовь: За сердце - сердце дашь взамену, А за любовь его - любовь!

*

Но читатель! деликатным Я теперь не в силах быть!

Тороплюсь, чтоб сном приятным День приятный заключить.

Не небесный рай мне надо: Сон и мягкую постель.

Пойте песни, Дид и Ладо, Нежь меня, крылатый Лель!48

Звуки сладостные тронут Душу страстную во мне, И медлительно потонут Чувства в сонной глубине.

День VI и VII

XLII

Лукулл уже готов был вступить в битву с Тиграном49, как вдруг донесли ему, что по предзнаменованиям день был несчастен; тем лучше, сказал он, мы его осчастливим победой.

Мне перебежал через дорогу заяц; это добрый знак,- думал я, подъезжая к городу,- это добрый знак! здесь водится много зайцев! - и въехал в Кишинев.

Рассудок говорит: ступай вперед! а предрассудок говорит: воротись! Что же такое предрассудок пред рассудком?- Предрассудок, господа, есть тот камень, который один глупый бросил в воду, а десять умных не вытащили.

XLIII

Вот таким-то образом, слово за слово, шаг за шагом, и мы уже тянемся ночью по грязным кишиневским улицам. Не зная никого в городе, самое лучшее велеть везти себя в заездный дом.- Вези меня в заездный дом! - вскричал я.- Нушти! (Не знаю (молд.).) - отвечал мне суруджи (Кучер (молд.).).- В трактир! - Ла каре фатирь? - Ну хоть к Дакару. - Нушти! - отвечал мне суруджи. - Стой! проклятый Нушти! (Здесь; проклятый Незнайка!)

В некоторых домах еще светилось; я чувствовал, что пахло жидами. - Фактора! - Фактора? Фактора? - раздалось со всех сторон. Во всех домах распахнулись двери, и вдруг какая-то магическая сила осыпала меня жидами. - Фактора вам? в трактир вам надобно? - Да! - К Исаевне, вате благородие! лучше нет заездного дома во всем Кишиневе. - К Голде, в. б.! - кричала другая толпа. - Куда ближе, к Голде или к Исаевне, все равно! - К Исаевне ближе! - Не верьте им! к Голде ближе! Неправда, неправда! - раздавалось с левой стороны... - Ступай налево!.. - Направо! - кричали другие.

- Вот Исаевна!

- Вот Голда!

- Где же? - Вот направо! - Не слушайте их, вот палево!

Наконец с обеих сторон в один голос раздалось: здесь! вот направо! вот налево! - и я увидел, что левую пристяжную жиды тянули в вороты налево, а правую пристяжную в вороты направо, из чего я и заключил тотчас, что Исаевна и Голда обитают одна против другой. Но толстая жидовка слева предупредила толстую жидовку справа ласковым приглашением меня в комнату, и я вступил во владение Исаевны. Вещи внесли. Жиды рассеялись, как туман. На улице опять ничего не стало слышно, кроме еврейского испарения; петухи пропели полночь; дворовая собака в последний раз хамкнула; я потянулся - и заснул.

Так как сновидение есть не что иное, как бессоница воображения, то мне ничего не приснилось, потому что воображение мое успокоилось вместе со мной.

XLIV

День более 6 часов уже хозяйничал на нашем полушарии, когда я проснулся. Едва я оделся, толпа жидов с товарами хлынула в мою комнату. - Что вам надо, проклятые? - А может быть, что-нибудь вам надо? - отвечали все вдруг.- Есть платки, помада, духи! может, что купите? - Полотенцы, салфетки, ножи! извольте посмотреть! - Прочь саранча! Убирайтесь к черту. - А где черт живет? - раздался умный жидовский вопрос. - Ей, проводи их к черту! - Не дождавшись проводника, все жиды пустились в дорогу, и все утихло.

XLV

Акустика, или физика, жидовского наречия поразила меня. Есть что-то. в произношении оригинальное, и в подражании может быть выражено только посредством какого-нибудь инструмента; но покушение напрасно, ибо абуб50, древний инструмент, выражавший еврейскую мелодию и хранившийся в святилище храма Соломонова51, погиб вместе с уничтожением храма. Изобресть подобный инструмент уже трудно, ибо мнения о свойстве его так же различны, как и вообще все мнения и заключения ученых о всякой древности по одним только сохранившимся названиям. Кирхер52 в своей Музургии говорит, что это был инструмент, похожий на трубу; Кальме53 заключает, что абуб есть то же, что амбубайя, дуда, бывшая в употреблении у латин; по Талмуду54 абуб есть дудочка; а по мнению всех прочих абуб есть тросточка, от которой барабан издавал тоны приятнее, нежели от обыкновенных барабанных палок.

Это очень любопытно для каждого любителя приятных звуков, или мелодии выражений, особенно издаваемых устами милых женщин; но это особенная статья, которая должна быть помещена в главе о гармонии Вселенной и о хоре гениев, когда они возносят на небо праведную душу. И это любопытно, но я уже оделся и тороплюсь осмотреть Кишинев,

XLVI

Первый шаг на улицу в неизвестном городе есть минута затруднительная, в которую человек смотрит во все стороны и, обыкновенно, после короткой или долгой осмотрительности, идет невольно в ту сторону, в которую тянется более народа.

Первое, что мне бросилось в глаза, были шинки и мелочные лавки; почти во всяком доме на окошках стояли в бутылях вино и водка, а на широких опускных ставнях табак, сера, гвозди, дробь, веревки, мешти (красные сафьяновые носки (молд.).), кушмы (высокая шапка из мерлушек (молд.).), трубки, кочковал (сорт сыра (молд.).), масло... - Всемогущий! - думал я. - Здесь везде продают; где же живут те, которые покупают? - Плачинда, плачинда! - вдруг раздался позади меня дикий голос. - Сам ты плачинда. проклятый! - и точно: молдаван с поджаренным лицом, как корка пирожная, замасленный, как блин, нес на медной сковороде жирную горячую лепешку и кричал: плачинда, плачинда! - Это завтрак для прохожих.

XLVII

Экипажей встречал я без счета; здесь, по большей части, все ездят в колясках, от последнего мазила55 с обритой бородой до первого бояра с длинной бородой. Но молдаванские кони не соответствуют венским экипажам. Как тиринтиец, я лопнул со смеха, когда увидел, как две водовозные клячи

С трудолюбивым напряженьем Тащили венскую коляску;

Цыган, в гусарском доломане, Плачевным ходом клячей правил;

А толстый молдаван бояр Недвижно, так, как идол древний, Секирой сделанный из дуба, Сидел в качуле (*), расправляя

(* шапка (молд.).)

Усы и бороду густую -

И было тяжело рессорам!

А арнаут56, облитый златом, Стоял смиренно на запятках И трубку длинную держал. -

Я шагом шел, но скоро оставил далеко позади себя эту процессию переезда от нечего делать к безделью. Исполнив предписанный мне визит и отрекомендовавшись по установленной форме, я отправился потом в Митрополию57. Литургия совершалась самим митрополитом: глубокая старость его возвышала величие обрядов церкви.

XLVIII

В Митрополии много было народа; близ левого клироса стояли женщины. Взглянув на них - хорошенькие! - думал я, но опустил очи своп, вспомнив: ты не в храме древних истуканов, не языческий грешник, который засмотрелся бы, как молится юная грешница, и верно бы вскрикнула

О, как мила! как богомольна!

Зевес, Олимпа строгий бог, Грехи простил бы ей невольно За обращенный к небу вздох!

Ее блистательные слезы Обезоружили б его, И вместо грома своего На деву бросил бы он розы!58

XLIX

По выходе из церкви я имел все законное право рассматривать богомольцев и богомолок, но рассказ об них, без имен, был трактатом о красоте и безобразии. Я скажу только вообще, что молдаванские купоны и куконицы по наружности очень похожи на русских госпож и барышен, французских мадам и демуазелей, испанских донн, английских леди а мисс, немецких фрау и фрейлейн и так далее. Глаза их черны, быстры и зорки; взгляды спрашивают каждого: "правлюсь ли я вам? а? что? нравлюсь? ага! пропал!" - И потом вдруг - еще один умильный взгляд, как будто говорящий что-то вроде: "не бойтесь меня - я не жестока".

Но здесь не место говорить о куконах ясным и подробным образом; притом же тот, кто жил на свете, нигде не будет говорить ясно и подробно о женщинах. Еще кстати здесь заметить, что я поставил правилом: смотреть на женщин с хорошей только стороны.

L

Возвратившись домой, я обратил внимание на то, чтобы дать пищу желудку, и садился за стол с намерением поискать после обеда чего-нибудь и для сердца. И это очень обыкновенно. Люди всегда заботятся, по большей части, о желудке и сердце, а ум у них голодает, он похож на немого и безрукого нищего: не попросит и руки не протянет.

После обеда пустился я снова вдоль улиц. Встречая повсюду русских, молдаван, греков, сербов, болгар, турков, жидов и пр., я не смел сделать им вопроса: "векую шаташася языцы?"

День VIII

LI

Я полагаю, вы заметили, что в течение последнего дня прошло дно" суток? Если же не заметили, то это доказывает, что или вы человек рассеянный, или......последнее или мне приятнее; по время мстительно! оно заставит забыть и меня! Далее!

LII

Всякий ученый путешественник обязан умно и подробно отвечать на вопросы о той земле, которую он измерял растворением ног своих. Но, несмотря на это, если я буду писать, напр., о Бессарабии, что она лежит между такими-то и такими-то градусами широты и восточной долготы, что она граничит с такими-то и такими-то государствами, лесом, дорогами и т. д., что ее населяют такие-то жители, что в пей столько-то цынутов, или уездов, то, мне кажется, подобным описанием я отобью хлеб у географии - этого я не хочу делать: я скажу только, что Бессарабия лежит на земном шаре в виде длинной фигуры, склонившей главу свою на отрасль Карпатских гор и призывающей в объятия свои родную Молдавию.

LIII

История государства, существа пелого, столько же любопытна и поучительна, как жизнь великого человека, но историю провинции, и провинции, подобной Бессарабии, так же трудно писать, как историю пальца, найденного после сражения. При всех затруднениях, все изыскания будут состоять единственно в следующем: по всему видимому, палец велик и хорош, хотя упругость и твердость его от безжизненности совершенно исчезли. - По сравнениям преданий Страбона, Тита Ливия, Квинта Курция, Аммиана Марцелина59 подобный палец принадлежал к левой руке Аттилы60, и был он палец безымянный; основываясь же на греческих писателях, он принадлежал во втором веке Децибалу61 и, будучи мизинцем, был на работах вала, разделяющего Мезию от Певцинии62.

Плутарх63 очень рассудительно сказал в "Жизни Перикла", что "трудно, или, лучше сказать, невозможно познать и различить истину в истории", а С. Реаль64 еще умнее сказал: "довольно знать, как полагают в справедливости событий такие-то и такие-то историки".

Если б при Термопилах65 в 300-х спартанцах столько же было единодушия, сколько в 300-х историках, описавших марафонскую битву66, - погибла бы Греция!

LIV

Отклонив внимание и любопытство читателя от Частной и Всеобщей истории, которую в настоящем веке борьбы классицизма с романтизмом не нужно знать, а иногда не должно знать, а иногда стыдно знать, - я иду по кишиневской улице.

Мне кажется, уже давно У всех в обычай введено: Чуть дом порядочен немножко, Взглянуть в открытое окошко;

И иногда награждено Бывает наше любопытство, И как я знаю, то окно Всегда причина волокитства.

Таким же образом и я, Кидая взоры вправо, влево, Увидел, точно как моя Родная! Ангел, а не дева!

Не доходя к окну на шаг, Невольно сиял свою я шляпу, И если б был я брат арапу, То и тогда, как черный рак В воде горячей, стал бы красен;

Но все пройдет! и я согласен: Хоть крылья режь, хоть крылья рви, Но улетит пора любви!

Ах, милый друг, какое прекрасное чувство любовь! Знаешь ли что? Она для мужчин соблазнительна, как женщина, а для женщины, как мужчина. Не правда ли?

LV

От окошка я уже продолжал идти, как прикованный к чему-то; чем более я отдалялся, тем более мне становилось жаль чего-то, точно как будто я потерял самое лучшее из всего существа своего. Я хотел воротиться, как вдруг попадается навстречу старый приятель-товарищ. Сначала увлек он меня к себе, а потом повел знакомить с одним знатным бояром молдаванским67.

В доме встретил я все во вкусе европейской роскоши. Проходя залу, слух мой поражен был хлопаньем в ладоши и громкими повелительными звуками: Иорги! чу буче! (трубку! (молд.).) - В следующей комнате хозяин дома сидел на диване всею своею особого. Едва мы взошли, он приподнялся, снял феску и произнес важно: слуга! пуфтим, шец (прошу, садитесь (молд.).), а потом повторил снова: Иорги! чубуче! - Арнаут Георгий подал и нам трубки. После долгих приветствий, завязался разговор между товарищем моим и хозяином. По приличию, я внимательно устремил очи на бояра и слушал его плавные речи; посмотрев на меня, он обратился к товарищу моему и сказал: Молдовеншти нушти? (По-молдавски не знает? (молд.).) - Нушти, - отвечал мой товарищ. Тем и кончилось обращение ко мне. О приятностях выражений молдавского языка я не могу сказать ни слова, но мне всегда казалось, что хозяин рубил дубовые дрова, а щепка, летели прямо мне в уши.

LVI

Так как есть меры и долготерпению, то, соскучившись слушать непонятный разговор, я неспокойно ворочался на диване, вертел шляпу, надевал перчатки, вставал с места, ходил по комнате, смотрел в окошко, кивал товарищу головой, давал знак глазами - ничто не помогло! как прикованный, сидел он на месте. Я уже... как вдруг дверь отворилась, входит дева...

То, верно, дочь была бояра;

Мы поклонились. Буна сара! (*) -

(* Добрый вечер! (молд.).)

Тихонько молвила она.

Казалось, бурная волна В младой груди ее кипела И рвалась вон! - Ралука! шец! -

Сказал ей ласково отец, И, закрасневшись, дева села.

LVII

Товарищ мой недолго думал, свел кое-как разговор с отцом и подсел к дочери. Несколько французских слов ободрили меня; как учтивый кавалер я также подал свое мнение о погоде; но речи наши скоро прервались взаимным согласием, что день был прекрасный, и заключением, что, вероятно, будет дождь, потому что нахлынула туча и отзывался гром. Между тем я заметил, что в очах у товарища моего потемнело, уста его точили сот и мед, вся вещественность его была в каком-то конвульсивном состоянии и начинала выражать верховное блаженство души и избыток сладостного огня, похищенного Прометеем68 с неба. Я знал, что подобное состояние продолжительно и заставляет забывать не только товарища, но и все в мире. Хозяин дома, наговорившись до усталости, предался вполне сладости молчания. Будучи вроде лишнего, я оставил хозяина в табачном дыму, товарища в чаду любви, а пышную Ралу в некоторой нерешительности, что удобнее на каждый вопрос отвечать: да или нет, хотя слова да и нет изобретены людьми решительными и для людей решительных.

Но вот, по-моему, беда: Когда согласие готово, Когда в душе вертится: да!

А произнесть не в силах слово.

В подобном случае, друзья, Прелестных женщин видел я.

Им вынужденье неприятно;

Любовь имеет тьму примет, Ее наружность так понятна, К чему же звуки: да и нет?

LVIII

Здесь должно заметить, что во время вышеозначенных приключений верный слуга мой переехал в отведенную мне квартиру. Запыхавшись, пришел я на новоселье, и, приближаясь к крыльцу, я уже мечтал, как полетит с меня платье и я погружусь в мягкую постель, как утопленник в волны. Но кто мог предвидеть новое огорчение? На крыльце встретил я хозяйку дома - молоденькую женщину в черном платье, которое к ней пристало, как весна к природе. На поклон мой я получил ласковое приветствие на французском языке. Она сама показала мне назначенные для меня комнаты и потом пригласила к себе.

LIX

Здесь продолжение описания я должен был бы начать вроде некоторых новейших поэм:

Нас было двое...

Но я начну другим образом и совершенно в новейшем вкусе. Однако же, я не имею теперь времени продолжать рассказ, и читатель, если он чересчур любопытен, должен знать, что не всегда имеющий уста да глаголет.

LX

Занимаясь иногда мелкими стихотворениями, я всегда терпеть не мог шарад, и тем более шарад, вроде предложенной на разрешение графу Ланьёлю69. Самые лучшие произведения, по-моему, экспромты; в них видно искусство и резкий полет гения. Все в мире, что хорошо и умно было сделано, - сделано было экспромтум: касалось ли это до создания, до стихотворений, до военного искусства или до поднятий покрова со всего, что облечено какою бы то ни было таинственностью.

Вот один из экспромтов:

Не встретив в ней противоречий, Я кратко кончил свою речь:

"Мой друг, игра не стоит свеч" -

И мигом потушил все свечи. -

День IX

LXI

Мне не спалось, и встал я рано, Еще до света, свечку вздул, Прочел главу из Аль-Корана70

И снова мертвым сном заснул.

И спал я долго, до полуден;

Мой сон был сладостен и чуден: В нем видел гурии я тень;

Мне снилось, что с ее совета Я начал свой девятый день Девятой сказкой Магомета71.

Так и случилось: Магомет, или Мухаммед, или Мегоммед, или по-прежнему Магомет, путешествовал на своем Альбораке72 подобно мне, не сходя с места. Что за быстрое и решительное воображение! где он не был? Читая книгу Азар73, я восхищался описанием поездки в Эдем. Седьмой рай мне более всех нравится; и кому бы не нравился этот блаженный сад, где вечно бьют фонтаны и текут реки млечные, медовые и винные? Там вечно цветут чудные древа, там плоды обращаются в дев, столь прелестных и сладостных, что если б хоть одна из них плюнула в море, то вода морская потеряла бы горечь свою! Это бесподобно, несравненно! Но, при всех сих наслаждениях, вообразите себе там же ангелов, имеющих по 70 000 уст, каждые уста по 70 000 языков, и каждый язык, хвалящий бога 70 000 раз в день на 70 000 различных наречиях. Это ужасно! что за шум, что за крик! Нет! беда быть в магометовом Эдеме, несмотря на прекрасный стол и вечно девственных гурий. Вы помните как на Кавказе черный ворон терзал каждый день сердце Прометея и как оно, заживая к следующему дню, готово было на новые терзания? Это все вещи понятные и возможные.

LXII

С высот Эдема спустившись на высоты Кавказские, я еще желаю с них перенестись на аравийскую гору Абарим; с ее чела взглянул бы я на обетованную мою землю, в которую приведу чрез все известные моря и пучины несколько тысяч своих читателей. Да ниспошлет небо на пути нашем манну и Земзен74, и да осветится путь наш и луною и солнцем, - да возблестит на нас одежда славы, да опояшет нас честь и да венчает главу нашу добродетель!

LXIII

Но где, где эта обетованная земля, в которой, сложив с себя тягость жизни, я узнаю, что такое истинное спокойствие, бесконечность любви и сладость дружбы?. Там должен меня встретить избранный, единственный друг мой. Так, милый добрый друг мой! до встречи с тобою я буду странником; только ты в состоянии остановить полет мой и приковать меня к блаженству!"

LXIV

. . . . . я ее люблю . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . она меня любит! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . - Что же? - Больше ничего.

День X

LXV

Утро и день провел я, приводя в порядок хозяйство свое. Столик под зеркалом накрылся чистой белой салфеткой, и разложился на нем весь мой necessaire: помада; духи; щетки: головные, зубные, ноготные; гребни, гребенки, гребешки; savon a la mausseline; бритвы barber; cuir de Pradier; Pate d'Amand, Pate minerale (Сорт мыла; барберские бритвы; ремень для точки; притирания (франц.).); ножички, ножницы; двуличное зеркало; и т. п. вещи. Стол близ дивана покрылся зеленым сукном, и по чинам расставились на нем книги, бумаги мои, чернилица и перья. Уложив все, я лег на диван и восхищался мысленно устроенным порядком, квартирой и самой хозяйкой, которую чрез окошко я видел на крыльце. К вечеру влюбленный мой товарищ пришел ко мне.

pre

Я

Ты весь расстроен! что с тобой?

Ну точно как ушел с кладбища!

Он

Черт знает! я совсем не свой, На ум нейдет ни сон, ни пища!

Я

Помочь теперь уж трудно злу: Тебя, друг, сглазила Ралу!

Мила!

Он

Ты шутишь!

Я

Кроме шуток!

Она мне нравится весьма: Я сам на несколько, брат, суток Сошел бы от нее с ума!

Он

Какая свежесть!

Я

Чудо!

Он

Очи!

Ты видел этот блеск очей?

Я

А как же! - время было к ночи, А нам не подали свечей, Не нужно было!

Он

Ври!

Я

Ей, ей!

Он

Ну полно! ты чудак, насмешник, Не испытал ты чувств святых!

Я

Бог знает, кто из нас двоих По этой части больше грешник!

/pre

LXVI

В продолжении подобных разговоров мы собирались в кишиневский сад. Чрез четверть часа мы были уже в нем. Гуляющих было очень много. В толпах искал я того ангела, которого видел в окошке, но напрасно; прелестное видение, как светлый метеор, пронеслось и исчезло навеки! Гуляющих было много: дам, девушек - миленькие мои! Что это за душенька, которая там кокетливо смотрит на нас?

pre

Ах, как же ей не быть кокеткой: Ее томит врожденный жар, К ней муж ласкается так редко, К тому же он и дряхл и стар.

Несносны древние ей сказки, От них хоть дома не живи, И усыпительны ей ласки Экономической любви!

- А это кто?

- Матильда.

- Чудо!

- А это?

- Машинька.

- Мила!

- А это?

- Пульхерица.

- Роскошь!

- А это?

- Сашинька.

- Огонь!

- А то?

- Не знаю.

- О Рафаэль! Взгляни на это существо!

Дай легкость мне свою, Азаель!76

Лечу за ним!.. Но для кого Земля произвела его?

Не для небес ли, не для рая ль?

LXVII

Что дальше было, о друзья, Не в силах выговорить я!

Еще я помню сон прекрасный, Еще я помню сон ужасный!

Я знал любовь! я знал ее!

Мне божеством она явилась!

Но где ж она? куда мое Светило счастья закатилось?

М...., милый, верный дух!

Пленяй собой мой взор и слух!

Пусть слышу твой полет мгновенный, Пусть вижу призрак твой явленный, Пусть призрак лишь один люблю!

Не сон ли жизнь? - я сладко сплю!77

/pre

Может быть, преждевременная смерть есть благодеяние, ниспосылав* мое небом.

День XI

LXVIII

Кончено о Кишиневе. Я все об нем уже сказал, что хотелось сказать. Забыл только объявить охотникам, что подле Кишинева было гнилое озеро, куда я хаживал от скуки стрелять бекасов, диких уток и гусей. Теперь это озеро для очищения воздуха спущено. Населявшая оное дичь переселилась далее на юг, в Буджак78, частию на лиман Днестровский, на озера: Ялпух, Кагуль, Сасик и проч., а частию на нижнюю, болотистую часть р. Прута. Коренные крылатые обитатели сих вод, птицы бабы, лебеди и прибрежные цапли, приняли переселенцев с распростертыми крыльями. При перелете на новоселье чрез степи Буджакские один Историк-Гусь описал довольно подробно кочевье дроф, стрепетов, куропаток, тетеревей, цыганскую веселую жизнь журавлей, пляску их недремлющих часовых, стоящих на одной ноге и имеющих в другой вместо ружья камень. Описал он также странный обычай аистов, или черногрудов, строить огромные своп гнезды на деревенских церквах и избах и по окончании образования детей отправляться в известное время в неизвестные страны. Кроме того, исчислил он все роды виденных им на речках и ставах куликов, лысок, водяных курочек и водяных бычков. Все эти описания очень любопытны, тем более что Историк-Гусь подробно рассматривает нравы, обычаи и язык их.

Рыбы, вонючие караси, населявшие озеро, не имея средств к переселению, со делались жертвою рыболовов; лягушки же, хотя довольно тесно, но до сего времени живут еще в проведенном канале.

LXIX

Таким образом, сказав все о Кишиневе, все, что не слишком занимательно, я подвергаю любопытство читателя желанию посетить лично Кишинев и увидеть здание бывшего Верховного суда, требующее починки, развалины Дибуглу, древний замок Крупенского78, известный столькими событиями; сад, Митрополию, Марсово поле, Малину и проч.

LXX

Сбираясь в дорогу, я еще должен осмотреть свое воображение. Подобного коня должно гладить, чистить и холить, кормить мозгом, а поить жизненными соками. Зато, едва только ногу в стремя... распахнулись крылья... хлоп задними ногами в настоящее... глядишь, уж он в будущем или в прошедшем, на том или другом полюсе, на небе или под землей, везде и нигде! чудный конь!

LXXI

Едемте! возлюбленный народ мой! запасись терпением на дальнюю дорогу по пустыням Гетским80.

Ну, с богом!.. Свистнула нагайка По ребрам быстрого коня...

Эге, постой! - еще хозяйка Зовет, друзья мои, меня!

"Прощай, мой милый постоялец!

Ты едешь в дальний, в дальний путь!

Надень же ладанку на грудь, А этот талисман на палец, И Калипсицу не забудь!" -

"Нет, не забуду!" - "Не измучай!

Не забывай, не забывай!

И если только будет случай, Мой постоялец!.. приезжай!" -

"Приеду!" - "Ну! еще прощай!" -

Как Телемака81 в страшном горе Столкнул премудрый Ментор в море, Так точно, други, и меня Мой Ментор взбросил на коня! И вот я еду...

LXXII

От Кишинева вниз по долине реки Бык, близ с. Бульбок чрез мост, на высокую гору, потом горой, потом длинным спуском... и вот в нескольких верстах видны каменные, устарелые стены и башни Тигинские. Днестр в пространной долине, между садами, лесом, под крутизнами гор извивается, как дьявол-искуситель. За рекой с. Парканы и карантин, далее г. Тирасполь82, далее стены Херсонские. Что за картина? как далеко человек видит, если у него глаза зорки и если все пред ним открыто.

LXXIII

Здесь, в 3 верстах от Бендер, вверх по Днестру и по сие время есть с. Варница. Здесь сын первого драбанта83 в мире, великий беглец с битвы Полтавской, никогда не пьющий горячих напитков и вечно нетрезвый, здесь, говорю я, в 1713 году, если кто помнит, Северный капрал, Карл XII 83 обращает свой екзерцирхауз (манеж (немец.).) в крепость, противустает с горстию шведов всему гарнизону бендерскому; здесь сражается он pro arts et focis! (за родину! (лат.).) в сей беспримерной битве теряет он часть уха, но не теряет бодрости и надежды победить 20 тыс. татар и 6 тыс. турок, осаждающих его. "Храбрые шведы, друзья мои! переносите припасы пороха и пуль в цитадель нашу - в канцелярию!" - восклицает он и тушит загоревшуюся свою крепость бочкой водки. Уже победа почти в его руках, Розен произведен уже на поле битвы в полковники, но - о проклятые ботфорты с длинными шпорами! вы были причиною падения героя!

LXXIV

Кончаю свой день, оставляю последователей моих размышлять о превратностях судьбы и странностях человека и, утомленный, склоняюсь на ложе сна.

"Здесь, - говорит Байрон, - здесь утихает шумная радость, здесь горе призывает сон, сладостное забвение жизни, последнее прибежище несчастному от бедствий! Здесь покоятся и мятежные надежды страстей, заботы вероломства и расчеты беспокойного честолюбия. Забвение облекает все крылами своими, и существование кажется заживо заключено в гробнице!"

Покойся, покойся мечтатель! завтра новые силы окрылят твою гордость; завтра снова ты окинешь взором природу и скажешь: все мое!

День XII

LXXV

Грешно быть так близко от Тирасполя и не съездить туда, где некогда я выучился накладывать 25 различных пасьянсов, где так сладка и нежна стерлядь днестровская, где так велик, жирен и румян осетр, где так огромна белуга и зерниста икра свежепросольная! Грех было бы не заехать посетить добрых моих знакомых, добрых моих хозяев, не откушать у них русских щей, янтарной ухи и пирога, но 21 день карантина удерживает меня и читателей моих от этого невинного искушения.

LXXVI

От Бендер вниз по Днестру места прелестны, природа и жители богаты, долина днестровская покрыта селениями, все протяжение реки осенено фруктовыми и виноградными садами. Как жив человек там, где природа прекрасна, воздух свеж и куда не заносится заразное дыхание притеснителей и возмутителей спокойствия.

LXXVII

В котором-нибудь из этих селений мы остановимся. Садитесь, гости мои, под акацию; она разливает на нас благоухание свое; столетняя липа заслонила нас от солнца. Хозяин мазил уже заботится, чтоб угостить вас. Земфира и Зоица выносят приданое свое, разноцветные ковры своей работы, стелят на траву. Они не смотрят на вас, но очи их быстры и пламенны, темнорусые волосы завиты в косу, румянца их не потушит и время, груди их пышны, все они - свежесть и здоровье!

Вот несут вам кисти прозрачного винограда, волошские орехи, яблоки, сливы, груши, дыни, арбузы, едва только снятый сот, душистый, как принесенный ореадой" Мелиссою. Домашнее вино легко и здорово. Чу! раздались скрыпка и кобза; два цыгана запели мититику; старшие дочери-невесты собираются на джок; молодые молдаване лихими наездниками толпой подскакали к ним, слезают с коней, и все становятся в кружок. Здесь вы видите, как безмолвствуют уста их, как их взоры прикованы к земле и как движутся руки, ноги и весь кружок. Долго продолжается мититика, и наконец следуют за ней сербешты, булгарешти и чабанешти86. Это веселее и живее.

LXXVIII

Но все, что продолжительно, теряет цену. Скука родилась от единообразия, и потому, не имея возможности разделять удовольствие джока и вплестись в венок румяных молдаванок, я говорю хозяину, милой Земфире и живой Зоице: мулт премулгимеск! и тихими шагами иду тропинкой через холмы и лес с прелестной моей читательницей.

pre

Я

Не правда ли, природа здесь прекрасна?

Вы в первый раз здесь?

Она

В первый раз.

Я

Вам нравится жизнь сельская?

Она

Ужасно!

Особенно, когда...

Я

Я понимаю вас!

Но вы меня, быть может, не поймете...

Она

Ах, как вы больно руку жмете!

Я

Простите мне! природу так любя, От красоты ее теперь я вне себя!

Мне сладко здесь, я счастлив на свободе!

О, как живительна, как сладостна весна!

Примите поцелуй, назначенный природе, Вы так же хороши и милы, как она!

/pre

LXXIX

Незаметным образом приблизились мы к тому месту, на котором по преданиям и по карте древней истории Бессарабии87 лежит г. Тирас88; время стерло его с лица земли, и трудно отыскать его могилу; может быть, с. Паланка89 есть то место, где жила нескромная переселенка с острова Мило90; она прекрасна и жива, как воображение пламенного, влюбленного Анакреона91, власы ее, как блестящий поток струящейся лавы, легкие сандалии и тонкое, прозрачное, как облако, покрывало составляют всю ее одежду.

LXXX

Читатель, взор твой вероломен!

Но бог с тобой, смотри, смотри.

Ты видишь все! но будь же скромен И никому не говори!

Гречанка юная не знает, Зачем ты смотришь на нее, Она от взоров не скрывает Богатство дивное свое!

Но ты не в силах взор насытить, Смутил тебя нечистый дух!

Злодей! ты ждешь, чтоб день потух, Ты хочешь все у ней похитить!

LXXXI

Но, может быть, Тирас был там, где впоследствии славяне основали Бел-Город и где ныне Аккерман92, это все равно для нас. Не Овидий92 ли жил, спросят меня, за Днестровским лиманом? там виден город Овидиополь. Нет, скажу я, Овидий Назон был сослан Октавием Августом в г. Томи в Мезии, где теперь г. Мангалия; там жил 10 лет изгнанный поэт. Может быть, какой-нибудь генуэзский корабль завез надгробный его камень вместе с балластом на место нынешнего Овидиополя и неумышленно поселил в потомстве сомнение к преданиям.

Зачем нам знать, где жил изгнанник сей, И прах его влачить с кладбища на кладбище?

Он жил, он пел, и вечное жилище Поэта в памяти людей!

LXXXII

Теперь, добрые мои! перед нами Черное море. Воображению нашему представляется уже грозная стихия со всеми ее ужасами и тот корабль, который, помните вы, ветры носили в пучине, и та страшная минута, в которую все снасти лопнули, вода заструилась и бедные пассажиры воскликнули: гибель! Плач и вопли заглушили бурю, сердца облились кровью, и вы - бросили книгу из рук своих! Кто помнит из вас, милые охотники до чтения, Оберона94 и те прелестные строфы, которые кончаются словами: Sie horen nicht? (Они ничего не слышат? (немец.).) Это также было на море, и в самую критическую, щекотливую минуту.

LXXXIII

Бурю на море мне никогда не случалось видеть; должна быть ужасна! я читал путешествие капитана Кука95; но бурю в чистом поле мне случалось видеть. Вот как описывает ее бурный поэт!96

Поднявшись с цепи гор огромной, Накинув мрачный саван свой, Старуха-буря в туче темной На мир сбирается войной, Стихии ссорит и бунтует!

Ее союзник Ураган, Жестокий сорванец, буян, Свистит и что есть мочи дует!

Что встретит, где ни пролетит, Все ломит, рвет, крутит, вертит, Мутит, ерошит и волнует.

С полей, с равнин, с лесов и гор, Взвивая пыль, песок и сор, По поднебесью тучей носит, И солнцу ясные глаза И золотые волоса Он дрянью пудрит и заносит.

И вот, нахлупя капишон, Седую бровь как лес нахмуря, Несется черной ведьмой буря;

За ней, пред ней, со всех сторон Крутятся тучки; Аквилон97, Собравши ветров хор с полночи, Ревет в честь бури что есть мочи.

Стучит, гремит, грохочет гром;

Как льстец, змеею молнья вьется;

В земле от страху сердце бьется.

Но слабым ли моим пером...

И т. д.

Тучи прежде времени угасили день; я не виноват, внимательные, добрые мои читатели.

День XIII

LXXXIV

Окончив драку, шум и споры, Все тучи в западные горы Ушли. Природа в тишине.

Уж на восточной стороне Румянец заиграл Авроры98.

И Феб99, оставя сладкий сон, Зевнул, супруге скорчил маску, Надел плащ огненный, взял связку Лучей, сел в пышный фаэтон100

И на лазурный небосклон Пустился шагом. Пусть он едет...

Однако ж, я думаю, как скучно ему ездить всякий день по одной и той же дороге. Вообразите, что эта история продолжается слишком 7 тысяч лет101 не говоря о безначальности и бесконечности.

LXXXV

Всякий, кто имеет права, должен ими пользоваться, иначе, со временем, он теряет их. Вследствие сего предложения я удаляюсь на время с поприща, предписываю всем читателям отправиться немедленно в Главный штаб Александра Великого и находиться при нем во всех его походах, согласно формуляру сего героя, который можно отыскать в историках: Юстине, Ариане, Квинте Курции, Плутархе, Птоломее, Диодоре Сицилийском; в Фирдоуси ибн Ферруке102, в Магомете бен Емире Коандшахе, в Хамдаллах бен Абубекре, в Яхиэ бен Абдаллахе, в Дахелуи103, в Абдал Рахмане бен Ахмеде104 и многих других древних восточных историках и поэтах. По обратном прибытии в Вавилон105, по смерти Александра, т. е. по прочтении следующего перевода из Бахаристана Джиами... Здесь заблаговременно должно заметить, что все нижеследующее можно найти только в первоначальном манускрипте Бахаристана; как вещь не совершенно достоверную, в которой сомневался и сам Абдал Рахман бен Ахмед... По прочтении нижеследующего перевода, говорю я, я приму снова личное начальство над всеми путешествующими со мною.

ЭСКАНДЕР106

Дитя мое, мысль моя! кто тебя создал? не я ли? но часто ты мне непослушна, и дерзость твою я могу наказать лишь своею печалью!

Пределом сковать можно воздух, и воды, и свет; но тебя ни границы, ни цепи свободы лишить не возмогут, и тяжесть не сдавит!

Тебе так доступны пространство, и место, и время... Как часто желаю я сбросить всю тяжесть земную, чтоб вольно лететь за тобою, от мира до мира, от бездны до неба, от века до века, от смерти безмолвной до сладостной жизни, от слез до восторгов любви бесконечной! ,

С гранитной душою родился Эскандер; но чей он потомок - преданья не молвят107.

Они его встретили юношей гордым, готовым и мыслить высоко и чувствовать сильно.

Приемыш Филиппа не видел отца своего в числе смертных; он в людях рабов своих видел;

Но гордое сердце родную любовь знать хотело - и избрал отцом он владельца Олимпа!108

Седая скала над пучиной склонилась, как старец над гробом. На ней восседает Эскандер.

На запад высокие тянутся горы, как путь, восходящий на небо.

И море шумит: Эритрейские волны109 рядами несутся и снова всю землю хотят покорить Океану;

Но скалы гранитною грудью набеги валов отражают.

Задумчив, глядит он на даль и на море; как будто впервые он видит и прелесть и мрачность природы...

Но в тех ли очах любопытство, для коих нет дивного в мире, которым давно все знакомо?

- Чего я желаю? - сказал он.- Кого же ищу я на суше и море?

Аммона110 я видел... В устах чудотворного Нила мой памятник вечный111... Мой след не засыпать пескам аравийским... Священные Гангеса волны112 дружину мою напоили!..

Пределы ли мира мне нужны? Себя ли хочу я поставить повсюду пределом?..

Иран и Индийские царства113 моею окованы волей; четыре пространные моря в границах победы и власти!

Я гордость сломил возносившихся слишком высоко, эфиром дышать не способных.

Цари предо мной - как пред небом титаны!

Ищу ль я покоя? - покой мне несносен: он тяжесть, гнетущая к недру земному.

Богатства я презрел; блестящие камни и злато - не солнце, не звезды!

Солнце и звезды я сорвал бы с неба, чтоб видеть их тайны и светлое море, откуда лучи истекают!

Я понял и пищу страстей, и жаждущих чувств упоенье; Я видел, как явное горе завидует скрытой печали.

И презрел я смертных!

В шатре раздаются звуки песни.

Веселые песни невольниц мне вечно, как вопли, несносны!

Кто пел бы приятно и с чувством для чуждых восторгов над гробом своих удовольствий?

Что радость без цели высокой? - мгновенье безумства.

Но радость великих - улыбка природы в минуту восстанья из бездны хаоса!

Любовь... привязанность к праху... чувство, достойное слабых тво-рений!

Можно простить самовластью природы, рабом быть желаний, внушаемых ею;

Но сбывчивость их у людей ли купить за постыдные чувства?

В шатре раздаются слова:

Отец мой, твой голос взывающий внемлю!

Для слуха он страшное слово твердит!

Но скоро слезой окроплю я ту землю, В которой твой прах неспокойно лежит!

Эскандер

(после долгого молчания)

Печальные звуки! они раздирают мне душу! Но Зенда прекрасна! За Зенду мне Бел114 не простил бы, если б жрецы были в силах и в мрамор холодный внушить свою злобу и зависть!

Их первосвященник погиб под мечом правосудным, и дух возмутителя казни земной был достоин!

Снова к стенам Вавилона! Желание девы исполнить?

Сокровища Индии ей предлагал - отказалась, и просит одно: Вавилона!

Она говорит, в сновиденьях является ей тень отца и зовет на могилу - преступную душу невинной слезой искупить...

Можно не верить, но кто же молился столь пламенно небу, как пламенно дева меня умоляла!..

Когда бы в молитве ее не заметил я страсти, не видел желанья любовь утаить к Александру;

Тогда не пустое желанье, но я врожденное чувство в себе заглушил бы!

И солнце проникнуть не может таинственной дебри Зульмата115, Но в мрачном лесу сокрывается светлый источник, которого волны всем Жизнь обновляют.

И в Зенде есть светлое сердце - источник блаженства!

(уходит в шатер.)

Стан Александра на берегах Тигра. Вдали Вавилон.

(Дева, в белом одеянии и покрывале, выходит из шатра на холм.

В отдалении следуют за ней черные девы.)

Дева

Эскандер! земли тебе мало! Взберись же к престолам воздушным и свергни богов, обладающих миром!

Взберись по могиле народов, тобой пораженных, на небо!

В ней кости отца моего! не они ль тебе будут ступенью?

Нет, гордый властитель!

О, если б ты был и добрее и ближе душой своей к Зенде...

О, если б ты не был преступник для девы, тебя полюбившей...

Тогда бы, Эскандер, ты был мне дороже владычества воли над всею Вселенной.

Дороже и цели мечтаний твоих закоснелых, наследник Олимпа!

Теперь... драгоценна мне нить твоей жизни, но так, как для Парки116 жестокой!..

В объятьях моих ты узнаешь блаженство; но... с этим блаженством сольется конец твой!..

И я не останусь в том мире, где борются страшные чувства и где достиженье их к цели есть гибель!

(Поет)

Достаньте мне испить воды из Аб-Хэида117

Она мои все силы обновит!

Отцом оставлена в наследство мне обида, Но клятва душу тяготит!

Эскандер! кто тебе от девы оборона?

Эскандер, полетим скорее в Вавилон!

Там упаду в твои объятья без защиты, Там чувства мне восторгами волнуй!

И усладит вдвойне мне душу ядовитый Любви и мщенья поцелуй!

Черные девы становятся в кружок и поют.

Дева! смотри: над челом гор высоких Звезды Таи и Азада118 взошли!

Спой посетителям дев одиноких, Спой им молитву из чуждой земли!

Ветры утихли, и воды уснули.

Лебеди! дайте нам крылья свои!

Как бы мы скоро и дружно вспорхнули, Как бы мы быстро летели в Таи?

Юноши! где же вы? В храм Хаабаха119

В жертву снесите отсюда тельца!

Юноши! хладно в вас сердце от страха, Легче похитить вам дочь у отца!

(Все уходят.)

Загородные чертоги Вавилона близ храма Сераписа120.

Эскандер в исступлении чувств; Зенда стоит подле него; на очах девы слезы.

Эскандер

Еще обойми меня, Зенда! Еще я горю! На сердце растают гранитные льдины Кавказа, дыханье растопит железо и камни!

Мучительны, Зенда!... нет! сладки томленья любви!

Юпитер, отец мой, завидуй! В объятиях Леды, божественный лебедь121, завидуй!..

О Зенда! в груди твоей солнце! желаний огонь... в объятьях твоих... а пламенем залил!

И облит я им, как дворец Истакара122: трудом и веками его созидали, а сильный в мгновенье разрушил!

Волнуется кровь!.. Так Понт123 бушевал... и взбрасывал волны, чтоб сдвинуть Лектонию124 в бездну... и сдвинул!

Мне душно под небом!.. и небо стесняет дыханье; его бы я сбросил с себя, чтобы вольно вздохнуть в беспредельном пространстве!..

Зенда бросается в его объятия, но, мгновенно вырвавшись, скрывается за столбами чертогов.

Пусти меня, Зенда! Дай меч мой! Я цепи разрушу, которыми ты приковала к земле Александра!

Дай меч мой!.. но где же ты, дева? Иль призрак ты, пламень Юпитера, с неба на казнь мне упавший?

Отец, ты трепещешь, чтоб я не похитил и волю твою и державу над миром!

Своими громами меня поразил ты!.. и молньи твои вкруг меня обвилися, как змеи!..

Ты сбросил меня... в страшный Тартар!

Юпитер!.. и ты знаешь зависть... к счастливцу!..

Бессмертный!.. но вечность не благо!..

(Умирает.)

Александр Вельтман - Странник - 01, читать текст

См. также Вельтман Александр - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

Странник - 02
LXXXVI Скажите мне, где были вы? Куда носила вас Фаланга125? Облили ль...

Странник - 03
CLXVIII 27 числа апреля авангард 7 корпуса достиг до деревни Болдагене...