Вера Ивановна Крыжановская
«Законодатели - 03»

"Законодатели - 03"

Глава одиннадцатая

Жизнь в городе магов протекала спокойно. В школах шло обучение, а иерофанты незаметно готовились к обороне города против орд Абрасака, всеми силами спешившего со своими приготовлениями. Дахир и Калитин по-прежнему продолжали свои ежедневные беседы по самым разнообразным вопросам.

- Ты сказал мне, учитель, что охватившее Землю полное неверие значительно способствовало разрыву связи ее с божественной благодатью. Правда, в мое время на веру в Творца, святых покровителей и молитву смотрели как на архаические остатки смешных предрассудков.

Благодаря Богу, я вполне отрешился от этих заблуждений и в полном смысле слова поклоняюсь тому, что презирал, но одного все-таки не понимаю. Вы, учителя наши, обладаете и верой, и благочестием, и знаниями, а между тем не называетесь святыми.

- Да просто потому, что мы не святые, - рассмеялся Дахир в ответ.

- Но почему же? Вы так же добры и много ученее большинства святых, жития которых я читал, - настаивал Калитин.

- С удовольствием вижу, сын мой, что ты во всем любишь доходить до точки, как говорится. В данном случае ты желал бы разобраться в том, какая разница в путях восхождения между святостью и научным трудом? Изволь.

Это, видишь ли, два пути, ведущие к одной и той же цели - совершенству.

Святость ведет к идеальной нравственности воспитанием чувств и инстинктов; она развивает сердце, сосредоточение в молитве, самоотречение и самопожертвование на благо ближнего. Вместе с тем это также изучение всевозможных изгибов души, страдающей физически и нравственно, в связи с полным забвением самого себя. Короче говоря, это - воспитание души и в то же время познавание величия Божия в самом высоком создании Творца - в Его неразрушимой искре.

Путь адепта, путь научный, это, главным образом, воспитание разума, изучение начал и законов природы, управляющих космическими силами. Словом, это - знание эволюции Вселенной и человека, познание величия Творца в Его лаборатории.

Подводя итог, повторю, что наука говорит разуму человека, а религия, т.е. область святости, говорит сердцу. У всех у нас имеются ум и сердце, хотя первый бывает зачастую затемнен; но, разумеется, добросердечных людей несравненно больше, чем светлых умов. Большинство можно вести только при посредстве чувства и очень мало доступных теоретическим понятиям. Отсюда следует, что религия - необходима как интеллигентным людям, не могущим вполне отделить себя от тела, так и массе, для которой всегда недоступны высоты отвлеченного мышления; тогда магическая наука - ввиду того, что изучение ее опасно и склонно смущать слабые натуры, - должна быть недоступна толпе и может служить лишь достоянием людей крепких умом и духом. Но так как для достижения совершенства дух человеческий должен обладать обеими ветвями знания в одинаковой пропорции, то праведник переходит впоследствии к изучению науки, а ученый к неизбежному познанию самопожертвования и любви к Богу и людям.

Считаю необходимым добавить, что тот, кто стал адептом, не будучи праведным, гораздо больше рискует споткнуться на своем пути и злоупотребить своим знанием, потому что в недрах души его таятся еще земные страсти. Святой, наоборот, скорее освобождается от слабостей человеческих, и самоотречение возносит его выше в светлых сферах, нежели наука адепта, по крайней мере на первых, низших ступенях знания, потому что он должен жертвовать собой, если хочет подняться по крутому пути совершенства.

Доволен ли ты теперь и хорошо ли меня понял?

- Превосходно, учитель, и благодарю за твою доброту.

- Скажи, однако, что именно тебя угнетает, и я постараюсь дать объяснения, которые рассеют смущение, вызванное разными возникшими у тебя вопросами.

- Ты читаешь в моей душе, дорогой учитель. Нивара сказал о ленте астральных клише, скрепленной с нашей старой матерью-Землей.

Он утверждал, что та лента, которою наградили теперь Землю, происходит из другого, подобного же мира, окончательно разрушенного и разлагающегося на свои первобытные вещества.

- Что же тут такого тревожного? В великом хозяйстве Вселенной каждая частица занимает свое место и работает для сохранения всемирного равновесия. Огненная лента с астральными клише не может быть уничтожена потому, что заключает в себе первородное вещество, т.е. стихийные силы. Лента разворачивается вместе с вращением опоясываемой ею планеты, а заключающиеся в ней астральные клише материализуются по мере появления их на месте действия. Это своего рода программа огромной школы для всех существ.

- Да, это ясно. Однако как согласовать это не только с идеей справедливости, как я ее понимаю, но и с принципом свободной воли, или ответственностью за наши действия, когда души вынуждены - если возможно такое сравнение - разыгрывать роли актеров, будучи обязаны жить и действовать на основании клише, начертанного кем-то другим, и роковым образом терпеть последствия совершенных этим "другим" деяний, притом совершенно независимо от своего желания становясь, согласно начертанному клише, - злодеем или святым?

- Ну, ну, вот ты куда зашел! Ведь если бы все совершалось именно так, рабски, как ты это сказал, и кого-либо принуждали выполнять только роль по трафарету, начертанному на клише, то это было бы действительно несправедливо. Но прежде всего судьба изображена лишь в общих чертах, а затем ты должен понять, что столь чувствительная материя, способная запечатлевать все колебания мысли, должна быть одновременно и достаточно мягка, чтобы уступить свежему влиянию без ущерба для первого впечатления. Оба они отнюдь не смешиваются между собой вследствие того, что химический состав каждой индивидуальности несколько различен.

Только общие картины-клише, начертанные высшей волей, остаются некоторым образом незыблемыми, т.е. в конце концов всегда проявляются в более или менее близкий или отдаленный срок, в зависимости от выполнения своих ролей новыми артистами драмы.

По этой причине всегда бывали предсказания, которые удивительно правдиво и точно открывали иногда события отдаленного будущего, ошибаясь зачастую только относительно времени совершения действия.

Так, пророки или ясновидцы имели и будут обладать способностью видеть астральные клише, не понимая часто различных подробностей картины вследствие того, что видимые ими предметы не были еще в их эпоху изобретены, или, вернее, снова найдены, и они описывали их метафорами.

За примерами мне всегда приходится обращаться к нашей старой родине Земле. Так, великий ясновидец, автор Апокалипсиса, медным конем, дышащим огнем, указал на локомотивы, движимые паром - изобретение будущих веков.

Другой ясновидец, более скромный, по имени аббат Суффран, старался известными признаками определить время наблюдавшегося им видения, говоря: "Когда люди будут, как птицы, летать по воздуху с быстротою ласточки, и повозки будут двигаться без лошадей, произойдет то-то". Это доказывает, что он не мог назвать и не имел понятия об автомобилях и аэропланах, которые, однако, видел в действии.

Теперь взглянем на вопрос с другой точки зрения и решим, действительно ли будет насилием и несправедливостью то обстоятельство, что живущие духи становятся актерами, исполняющими роли, написанные в астральном клише, а не создаваемые на основании законов магнетизма и притяжения для перевоплощения, как общей проверки добытых сил и способностей, или, наконец, на основании закона Кармы и особенностей предыдущих существований, в качестве микроорганизмов в высших и низших существах.

Всякая душа привлекается во флюидическую сферу, полную влечений прошлого, где господствует преобладающее притягательное влияние одной из стихий. Огонь и воздух - это стихии высшие, а вода и земля - низшие, и ни один дух с возвышенными наклонностями и стремлениями не будет притянут в низший план и не поддастся влиянию, не имеющему уже над ним власти.

Согласно совершенному порядку притяжений флюидических, кармических и других, на основе единения народов, сплочения групп и образования семей, каждый дух притягивается именно в ту среду, которая подходит к его способностям и нравственным силам и в то же время соответствует избранным искупительным или испытательным существованиям.

В первые периоды существования жизни душ бывают всегда менее сложны; но в великой лаборатории, громадной мастерской планетной жизни найдутся свободные места для каждого соответственно его способностям, степени развития и необходимости труда по пути восхождения.

Ты напрасно думаешь, что духи насильно вталкиваются в течение какого-либо клише. Нет, дух притягивается на поле битвы, где должен испытать свои силы сообразно с его вкусами и наклонностями. И как тенор не может петь басом, а трагик играть роль шута, или носильщик быть принцем, как злодей не может вести жизнь святого, так и всякий берет на себя роль, которую он может, или воображает, что может исполнить.

Пьеса - та же самая, роль намечена, но артист может оттенять и в нужной мере изменять ее соответственно своей индивидуальности. Если он сыграет хорошо - тем лучше для него, а если плохо и слишком возомнил о своем таланте, то должен начать снова; вот и все.

Народы, подобно отдельным личностям, подчинены тем же законам: у них собственное клише, свои кармические условия и свой особый национальный темперамент, происхождение коего я объяснил тебе, когда говорил о прохождении духа через три царства природы.

В склонностях и отличительных чертах характера народов особое значение играет также преобладание той или другой стихии в составе их астрального тела.

Наиболее одаренными бывают те, у кого преобладает влияние огня, и мы называем их солнечными народами. Они - набожны, верующи, полны великодушных порывов, одарены способностями во всех отраслях знания, прирожденные художники и отменно храбры; а вместе с тем, они - спокойны и упорны, подобно огню, не выпускающему своей добычи. Будучи мистиками, мечтателями, глубокомысленными по природе, солнечные народы дают наибольшее количество святых, людей выдающихся, добродушных, хотя зачастую и слабых.

Народы, вышедшие из воздушных корпораций, тяготеют к области света. Они также полны дарований, обладают умом живым и веселым, но легким; поэтому они часто непостоянны, а порывы их хотя и страстны, но кратковременны. Из них выходят новаторы, фанатические адепты религиозного направления или беспечные вольнодумцы.

Те, у кого преобладает стихия воды, наружно спокойны, как океан в тихую погоду; но в сущности они - коварны, хищны, искусны. У них врожденное влечение к воде, как к родной им стихии, из их среды выходит больше всего отважных мореплавателей, купцов и ученых в области практических знаний.

Стихия земли притягивает грубые натуры, и народы, в астрале коих она преобладает, бывают грузны телом, прожорливы, алчны, кровожадны, корыстолюбивы и жестоки; ум у них тяжелый, негибкий, надменный и злобный, с презрением относящийся ко всему, что не они. Такие народы малорелигиозны, более всех дают атеистов и отрицателей и легче других доступны силам тьмы; между ними кишат колдуны, слуги Люцифера.

Будущее нации образуется по минувшим событиям их прежних существований, сообразно с кармическим законом.

Астральное же клише того или другого народа исполняется не вследствие того, что он рабски следует картинам своего клише, а потому, что сами картины эти отвечают наклонностям, характеру и темпераменту данной нации; наоборот, переживаемые таким народом картины жизни настолько приложимы к начертанным на клише событиям, что оказываются почти тождественными с ними. Что же касается отдельных личностей, то ясно, что каждая постарается устроиться в сфере своих вкусов и идей, подыскав и взяв, как платье по росту, такое именно жизненное клише, в котором она надеется проявить себя с достоинством или искупить тяготеющее над ней прошлое.

Среди миллиардов духов, витающих в орбите нашей старой родины-Земли, и среди духов стихий, работающих над ее преобразованием, руководители выберут грядущие народы планеты на основании их прошлого. Это и будет население, подготовляющееся к новой эволюции, т.е. действующие лица того клише, которое связано с воскрешенным миром.

- Ты сказал раньше, что прикрепленное к Земле клише происходит из другого разрушенного мира. Сколько же раз может служить такое клише и прямо ли оно всегда переходит из одного мира в другой?

- Им пользуются столько раз, сколько это потребуется, и, отслужив, оно занимает свое прежнее место в архивах Вселенной, откуда, если понадобится, можно опять взять его. Прибавлю к этому, что лента астрального клише неразрушима и, после уничтожения планетной системы, окончательно возвращается в архивы, где и хранится как документ прошлого. При новых творениях - условия иные, и картины прежних клише уже не отвечают потребностям человечеств другого образования, которые хотя и проходят тот же курс учения, но в других видах.

- Боже мой, как все это интересно, сложно и, однако, просто и величественно. Счастлив тот, кто сможет понять хоть частицу тайны творения.

- Всякий обладающий доброй волей может познать истину путем труда и настойчивости, - заметил Дахир.

- Увы! Есть люди, которые лишены понимания смысла чего-либо самого простого, заурядного, но выходящего за пределы рутины, - воскликнул Калитин. - Помню одного приятеля на Земле. Человек он был достойнейший, но глух и слеп ко всякому отвлеченному или оккультному вопросу. А я всегда любил заглядывать в старые книги, так как прошлое возбуждало во мне влечение к себе, совершенно для меня тогда необъяснимое.

Случайно попала мне в руки очень древняя книга по оккультизму; в ней говорилось о многом совершенно мне непонятном, и между прочим о перевоплощении, о прохождении души через три царства, о циклах и т.д. Эти последние вопросы чрезвычайно занимали меня, и я заговорил с приятелем, служившим в одном со мною астрономическом учреждении. Боже, в какое бешенство тот пришел! Одна мысль, что он мог быть камнем, луком или совой, - перечень составлен, кстати, им же, - возмущала его; также не допускал он и циклы. Не будь я миролюбивого нрава, научный спор наш, наверное, кончился бы потасовкой; тем не менее он причинил мне всякого рода неприятности с моими коллегами. Но затем произошла страшная катастрофа, и он, верно, погиб, не успев изменить своего взгляда, так как мне неизвестно, чтобы он принял первородное вещество.

Андрей умолк и печально задумался.

- Да, упорная слепота некоторых - это кармическое следствие; бесполезно разубеждать их ввиду того, что прошлое затемняет им рассудок. Всякий свободно мыслящий ум не может отрицать явления, которые сама природа показывает нам с неоспоримой ясностью.

Возьмем, например, в доказательство перехода человека через три царства таинственный процесс его образования. Бесконечно малое ядро будущего человека состоит из тех же элементов, что и Земля, на которой человеку суждено жить. Сперматозоид имеет сходство с растением, причем одна его конечность, головка, - сфероидальной формы, заканчивается он хвостом. Рассекая его, видим, что остальная его часть похожа на луковицу и состоит из ряда тонких оболочек, содержащих в себе жидкое вещество.

Затем зародышевое существо начинает выпускать свои члены изнутри наружу и получает очертание. Далее эмбрион развивается в плод (foetus), принимает облик лягушкообразного животного, по виду головастика, и как земноводное, живет и развивается в так называемых "водах". Раз от раза зародыш приобретает особенности человеческого существа, его охватывает первое содрогание бессмертного дыхания, он шевелится и... божественная сущность водворяется в тело ребенка, в котором и пребывает до момента физической смерти, когда человек снова становится духом.

Подобно тому, как плод развивается в водянистой среде утробы матери, так и земли зреют среди всемирного эфира, или астрального флюида, в недрах Вселенной.

Эти космические младенцы, как и пигмеи - их обитатели - сначала представляют просто ядро, а потом зародыши. Впоследствии они постепенно зреют, развивают виды минералов, растений, животных и человека; они родятся, растут, стареют и умирают по окончании своего существования. И таким образом циклы претворяются в циклах, объемлемые - в объемлющих, до бесконечности.

Эмбрион развивается в своей дородовой сфере, индивидуум в своей семье, семья - в государстве, государство - среди человечества, Земля - в нашей Солнечной системе, эта система - в своей Центральной Вселенной, Вселенная - в Космосе, а Космос в единой первопричине, непроницаемой, беспредельной и бесконечной.

- О! Как величаво это познавание жизни миров и существ, какая простота основных законов и разнообразие производных. И если это многообразие смущает уже при том крошечном кругозоре, который дан нам для исследования, то какие же неведомые и не подозреваемые чудеса должны заключать в себе прочие миры и другие системы, плавающие в бесконечном пространстве, словно светлые архипелаги. Ах! Как хотелось бы мне побывать там когда-нибудь...

Дахир грустно улыбнулся.

- Когда ты окажешься готовым сделаться воздушным туристом, то, наверно, пропутешествуешь по всем доступным тебе системам и увидишь много такого, что ослепит тебя.

И чем выше ты поднимешься, тем больше будешь познавать механизм законов, которые делают необходимыми веру, молитву и применение добра, словом, чувства, создающие чистые и горячие излияния, которые будучи противовесом зла представляют собою закон равновесия, на коем зиждется существование мира.

Такие течения служат стеной, предохраняющей доступ течениям хаотическим, беспорядочным силам и веществам, которые работают в пределах атмосферных, еще непослушных масс.

Там ревет и грохочет изначальная материя в диком состоянии, населенная духовными чудовищами, сам вид коих трудно было бы описать; там, во всей первобытной мощи, обращаются стихии, но не могут выступить из берегов, ограждающих планетные пределы. Но где только задерживается или прерывается притягательное влияние божественного течения, силы послушно уравновешенной и могучей, там образуется брешь, в которую врываются беспорядочные силы хаоса, с их разнузданными стихиями, проносятся ураганом и уничтожают все на своем пути.

- Этим самым законом объясняются так называемые "чудеса", необыкновенные исцеления и прочее? Если я хорошо понял, физические и нравственные болезни также знаменуют собою беспорядок, распад основных стихий нашего маленького человеческого космоса; но чистый молитвенный восторг привлекает ток Божественной благодати и тем излечивает болезни, т. е. восстанавливает порядок и равновесие.

- Замечание твое совершенно верно. Не только могущественная молитва высших существ, называемых святыми, но даже и простых смертных, объятых горем или отчаянием, страстный порыв верующей души приводит в такое духовное состояние, когда астральное тело выделяется из грубой плоти; в подобные моменты дух человека погружается в нисходящий на него божественный ток или в ауру святого, к которому он взывает, и там находит все химические субстанции, нужные ему самому, или тому, за кого он молится.

На основании всего сказанного ты поймешь, как велика ответственность наша в качестве первых законодателей, и насколько необходимо прочно укоренить божественные законы для обеспечения благосостояния и жизни планеты. Правильное действие чистых астральных течений должно быть закреплено верой народов, совокупными молитвами толпы, врожденным и непоколебимым убеждением, что помощь надо искать у сил добра и что эту помощь свыше прежде необходимо заслужить.

Где гаснет вера, разнуздываются низменные страсти, творятся оргии, кощунства и разгуливают животные вожделения - там под влиянием разлагающего дыхания зла и расстройства гармонии создается особая атмосфера, населенная хаотическими духами, не могущими существовать вне беспорядочных течений. Тогда начинаются бури, наводнения, засухи, расстройства температуры, повальные болезни; и говорят: "Вот страна, пораженная гневом Божьим".

Посланный Эбрамара, приглашавший Дахира на совещание магов, прервал беседу. Только что прибыл Нарайяна, чтобы испросить совет у друзей и старших и дать отчет относительно различных происшедших событий.

В основанном Абрасаком городе жизнь продолжала идти в томительном однообразии, особенно для пленниц, которые мало интересовались приготовлениями к войне, шедшими, однако, с лихорадочной поспешностью.

Для молодых женщин, предательски захваченных Абрасаком и насильственно ставших женами товарищей дерзкого мятежника, жизнь была чрезвычайно тяжела, особенно в первый год их водворения. На них обрушился ураган чувств и токов тяжелых, материальных, пропитанных грубыми страстями, словно удар грома поразил и изменил все внутри и вокруг.

Для Уржани испытание было также очень тяжко. Ее угнетала разлука с Нарайяной и родителями; но она не ослабевала, а успокоение и терпение находила в постоянной деятельности. Если иногда, в минуту слабости, разлука со всем любимым и казалась слишком долгой, то она мужественно повторяла завет отца, когда речь заходила о тоске их вековой жизни:

- Будем работать и работать, друзья! Кто трудится, тот пожирает время!

Отношения с Абрасаком были довольно странные. Он не пытался уже более овладеть ею насилием, окончательно убедившись в бесплодности подобных попыток, а между тем, ни за что не согласился бы освободить ее и с мрачной подозрительностью следил за нею, хотя та никогда не пыталась бежать. Редко приходил он говорить с нею, а между тем Уржани всегда приветливо принимала его, охотно беседовала и старалась облагораживающим образом на него воздействовать. Но эта дружеская нежность именно и раздражала гордого, пылкого Абрасака; он предпочел бы даже ее гнев такой равнодушной кротости.

- Все могла бы ты сделать из меня, если бы любила, а такого великодушия, приправленного презрением, мне не нужно, - в бешенстве крикнул он однажды, стремительно уходя от нее.

После подобных сцен он зачастую скрывался у Авани, глубокий и ясный взор которой обладал удивительным свойством успокаивать его.

- Как ты добра и терпелива, Авани, а между тем я вовсе не заслужил этого, - сказал он однажды.

- Ты обратил меня в божество, и, стало быть, мне приходится исполнять эту роль, а первая добродетель божества - это терпение, - ответила Авани с серьезной и задумчивой улыбкой.

Так текли месяц за месяцем. Теперь у него уже было порядочно обученное войско, способное кое-как маневрировать и снабженное оружием, правда грубым, но которое, однако, при чудовищной физической силе великанов представляло великую мощь.

Неожиданный случай вывел Абрасака из его относительно спокойного состояния. Отряд его войска под предводительством одного из товарищей, подвергся неожиданному нападению какого-то неизвестного отряда, воины которого оказались более искусными, лучше вооруженными и снаряженными; враги, будучи много ниже ростом великанов Абрасака, все же разбили их наголову и обратили в бегство с большим уроном.

По словам друга Абрасака, командовавший неприятельским отрядом начальник был высокого роста, с медно-красным лицом, в остроконечном шлеме и с драгоценным ожерельем на шее; воины же его, как и их глава, краснокожие, казались очень смышлеными, вооружены были луками и стрелами, а действовали с удивительной ловкостью и подвижностью.

Абрасака все это повергло в недоумение. Неужели маги солгали и скрыли, что на новой планете были уже относительно культурные народы, и теперь выпустили на него эти воинственные орды?

Это надлежало исследовать как можно скорее. Но магическое зеркало показало ему только многочисленные сборища краснокожих людей, как описал их Клодомир; относительно же происхождения, была ли то случайность или ими руководила воля магов, он ничего не мог узнать. Но так как в течение нескольких недель вооруженные столкновения повторились, оканчиваясь почти всегда в пользу краснокожих, а одна из деревень великанов, на границе лесов, была взята и сожжена, то Абрасак встревожился.

Он решил спешить походом на город магов и, не теряя времени, приступил к последним приготовлениям.

Вся обученная уже армия должна была быть направлена на сборное место, чтобы ожидать подхода чудовищ под предводительством самого Абрасака. Для охраны города, Уржани и других женщин оставили резерв, вполне снабженный боевыми припасами и под командой одного из товарищей.

Наконец однажды утром эта удивительная армия выступила из города; Абрасак же с Клодомиром отправились на скалистые острова за рогатыми чудовищами, которые назначались для разрушения города магов.

Пока происходили все приготовления Абрасака, Нарайяна также не терял времени. Удеа свез его к им же цивилизованным некогда народам, многочисленное население которых, занимаясь скотоводством и хлебопашеством, жило отдельными племенами.

Со свойственным ему организаторским талантом Нарайяна сумел быстро обучить эти массы, развив их воинский дух и храбрость. Довольно скоро выделил он наиболее одаренных и поставил их начальниками; именно эти отряды солдат Нарайяны и нападали с успехом на дикие орды Абрасака.

Войска его были готовы выступить в поход, и Нарайяна намеревался выступить с ним против "обезьян", как вдруг получил от высших магов приказ вести свои вооруженные силы к божественному городу и расположиться на указанных ему высотах.

И вот однажды в божественном городе разнесся слух, что грозит большая опасность. Вернувшись с работ в отдаленной местности, перепуганные рабочие рассказывали, что из-за видневшихся вдали лесов появились массы волосатых великанов, похожих на тех, что похитили Уржани со спутницами, а сверх того и никогда еще не виданные ими чудовища, ростом с деревья, рогатые, страшные. По всей вероятности, орды этих омерзительных чудищ идут на божественный город.

Дня два спустя довольно ясно уже слышался глухой шум двигавшихся масс и отдаленный гул бессвязных голосов; а затем словно черные тучи появились на горизонте и как бурные волны разливались по равнине, окружавшей скалистую возвышенность, где раскинулся божественный город.

Куда только хватало глаз, всюду наступали плотные массы врагов. Катясь, как неудержимая лавина, дикие орды вырывали с корнями преграждавшие им путь деревья, земля дрожала от их грозного топота, а бессвязные крики, сливаясь, напоминали рев волн, с грохотом разбивавшихся о прибрежные скалы; распространявшееся тошнотворное зловоние отравляло воздух даже на таком далеком расстоянии.

Впереди темных масс обезьяноподобных великанов шли сказочные и чудовищные существа - грубые и омерзительные порождения первобытной природы.

Будучи неимоверного роста, одни из них были покрыты длинной шерстью, у других голая кожа была пятниста, как у пресмыкающихся; большинство снабжено было изогнутыми рогами и все - длинными, волочившимися по земле хвостами.

Руками, похожими более на лапы с кривыми ногтями или когтями, они поднимали и раскидывали, как игрушки, огромные каменные глыбы и стволы вырванных с корнем деревьев. Живой поток этот катился непрерывно, охватывая постепенно город кольцом.

В воздухе на крылатых драконах летали товарищи Абрасака и распоряжались массами, а выше всех парил сам отважный мятежник.

В белом одеянии и видимый отовсюду, Абрасак был верхом на Мраке, так превосходно выезженном, что он повиновался малейшему посылу шенкелей. Главнокомандующий держал в руках хрустальную лиру, блестевшую на солнце сотнями бриллиантов, и с шеи его спускался на золотой цепочке магический инструмент в виде охотничьего рога, звуки которого доводили до ярости воинственный пыл бойцов.

Следивший за наступлением осаждавших, Дахир приказал своим помощникам отворить дверку в перилах, окружавших площадку башни. Снаружи качалась средних размеров воздушная ладья, снабженная на обоих концах приборами, из которых свешивались в виде букетов тонкие металлические нити.

Все четверо сели в ладью, и та поднялась на воздух. Дахир и адепт поместились около приборов, а Калинин и другой ученик получили приказание управлять ладьей согласно с точными указаниями мага.

Почти в ту же минуту из других башен также вылетели воздушные суда, такого же вида и рассеялись в разных направлениях.

Только что начали рогатые чудовища взбираться на крутые скаты возвышенности, где расположен был божественный город, как над первыми рядами неприятеля появилась ладья Дахира, и тогда представилось действительно ошеломляющее и непонятное зрелище. Металлические нити прибора словно вспыхнули на мгновенье, а потом из каждой брызнули снопы искр, которые с легким, но каким-то странным звоном посыпались на сомкнутые ряды врагов.

Почти мгновенно в массе осаждавших образовались пустоты; чудовища исчезли, но куда они девались, никто не мог бы сказать, потому что от них не осталось и следа.

И по мере того как скользила воздушная ладья, а оба прибора разбрасывали смертоносные искры, исчезали или таяли в воздухе чудовищные враги. И всюду повторялось то же самое; где только проносились эти истребительные снаряды, ревевшие массы чудовищ исчезали вместе с каменными глыбами или деревьями, которые несли с собой. Зато земля постепенно устилалась тонким слоем белого и легкого пепла.

Наконец панический ужас охватил оставшихся в живых. С криком и ревом бросились они назад, опрокинувшись на массы наступавших за ними обезьяноподобных великанов, и внесли расстройство в их ряды.

Тут произошло нечто неописуемое. Обезумевшие существа в общей свалке толкали и топтали друг друга, а затем исчезали под тучами сыпавшихся на них искр.

Спутники Абрасака были ошеломлены и, немые от страха, смотрели на уничтожение своей армии; а крылатые кони их стали проявлять между тем опасную тревогу, кидаясь из стороны в сторону и отказываясь повиноваться, пока, наконец, они не повернули назад и стремглав помчались к лесам.

В этот момент начали спускаться с гор одушевленные воинственным пылом войска Нарайяны. Лишь только появились эти новые бойцы, как воздушные суда прекратили свою истребительную работу, к тому же почти уже законченную. Завязалась кровавая сеча. Полчища "обезьян", совершенно расстроенные, помышляли больше о бегстве, чем о бое; тем не менее инстинкт самозащиты побуждал их отразить нападение, и побоище это стоило бы много крови, если бы неожиданное обстоятельство не положило конец битве. Черные тучи быстро заволокли небо, и разразилась гроза, а темень настала такая, что ничего нельзя было различить; в этом урагане разъяренных стихий сражение прекратилось само собою.

Когда наконец гром утих, а рев бури смолк, и бледный полусвет озарил поле битвы, жалкие остатки армии Абрасака спаслись бегством; рыча от ужаса и страха, они громадными скачками неслись к своим лесам. Сама земля внушала им непобедимый ужас, и едва только очутились они под густыми ветвями вековых исполинов, как вскарабкались на деревья и, прыгая с одного на другое, направились к своим селениям.

Абрасак держался, как только мог долго. Он-то догадался сразу, какую страшную силу пустили в ход маги, чтобы победить его; о грозной силе этой он знал лишь понаслышке, а управление ею осталось для него тайной.

Безумное отчаяние овладело им. В эту минуту он проклинал тот час, когда выпил первородное вещество, а бессмертие, которого он так страстно желал, показалось ему проклятием, оно отдавало его связанным по рукам и ногам во власть неумолимых судей, насмеявшихся над его мятежом. И вдруг на одной ладье-

истребительнице заметил он Дахира. Бешеная ненависть потрясла все его существо, и в то же время в возбужденном мозгу мелькнула мысль, показавшаяся ему якорем спасения. Для всякого рода обычной смерти он был недоступен, но эта неизвестная ему сила, превращавшая в невидимые атомы даже первобытных великанов или каменные глыбы, может быть, могла и его уничтожить, распылить, дать ему ту желаемую смерть, которая избавила бы от приближавшегося наказания. Уступая этому побуждению, он хотел заставить Мрака спуститься в этот вихрь таинственных искр; но в первый раз тот воспротивился его посылу - завязалась борьба между человеком и животным, и оно победило.

Фыркая и хлеща воздух могучим хвостом, взвился дракон ввысь и уже не летел, как прежде, а кинулся к лесам, ежеминутно грозя сбросить своего всадника.

Как добрался до города, - он не сумел бы сказать; голова его кружилась, и только слепой инстинкт самосохранения внушал ему цепляться за обезумевшее животное.

Когда он кое-как очнулся, то увидел себя лежащим на земле неподалеку от входа в храм. Спустилась тьма, но в городе страх вызвал, по-видимому, общую тревогу; отовсюду доносились крики, болезненный рев, а мохнатые фигуры бегали и прыгали взад и вперед.

Почти бессознательно поднялся Абрасак и поплелся к храму. Одежда его была в грязи и лохмотьях, все тело ныло от боли, дыхание было отрывистое; но он ничего не замечал и лишь одна мысль молотом стучала в его трещавшей голове:

- Я побежден и обессилен; но должен, принужден жить и понести дьявольскую кару, которую они придумают для меня.

Храм был пуст, на престоле горели травы, цветы и ворох смолистых ветвей; несколько лампад, прикрепленных к скалам, разливали вокруг слабый голубоватый свет.

Авани поправила огонь на престоле, помолилась и ушла в свою нишу.

Недавно покинувшая ее Уржани рассказала, что сражение было, вероятно, проиграно, потому что приятели Абрасака вернулись словно обезумевшие и заперлись по своим домам. Среди "обезьян" господствовала, по ее словам, паника, и никто из вернувшихся не знает, по-видимому, что сталось с Абрасаком.

- Для нас было ясно, что несчастный безумец побежден. Он затеял войну против тех, могущество и знания которых были ему не вполне известны, и мне жаль его от всего сердца, - закончила свой рассказ Уржани.

- Подобно Икару, мечтал он на крыльях из воска достичь неба... А между тем в нем живет сильная, мужественная душа, и было бы жаль позволить такой силе бесполезно угаснуть, - заметила Авани.

- Ты права, Нарайяна не стал бы так настойчиво покровительствовать ему, если бы не угадал в нем избранного духа, которого ослепили потом несчастные обстоятельства. Однако я ухожу. Мне надо быть дома, и предчувствие говорит, что скоро нас освободят.

Она покинула грот, дружески простившись с подругой, а та поднялась в нишу, намереваясь вернуться в свою комнату и молиться, как вдруг в храм вошел Абрасак.

Шатаясь как пьяный, смертельно бледный, подошел он к жертвеннику, но вдруг свалился на первой ступени. По-видимому, он был разбит душой и телом.

Авани поспешно сбежала вниз и, убедившись, что Абрасак был без памяти, намочила в воде бассейна полотенце, которым отерла его запыленное лицо; достав затем из-за пояса флакон, она вылила несколько капель в горевший на жертвеннике огонь, и сильный, живительный аромат разлился в пещере. Взяв чашу, наполненную до половины красной жидкостью, Авани вернулась к Абрасаку, а тот открыл уже глаза и с усилием приподнялся.

- Хочу пить! - прошептал он.

Авани поднесла чашу к его губам, и он с жадностью напился. Вдруг схватился он руками за голову и, задыхаясь, отрывисто выкрикнул:

- Они победили, и я просто беглец, очутившийся в их власти.

- Человеку свойственно спотыкаться на пути жизни. Гордость твоя и нечистое чувство побудили тебя употребить во зло свое знание; но раскайся же теперь, сознай свою слабость, и ты встретишь снисходительных судей.

- Снисходительных? - и он сухо рассмеялся. - Снисходительность их выразится, конечно, в каком-нибудь дьявольском наказании.

- Стыдись и не забывай, что победители твои - существа высшие, не способные на мелочное и жестокое чувство. Наказание, которое на тебя наложат, послужит лишь твоему возвышению; а чем искреннее проявишь ты раскаяние, тем снисходительнее будет их приговор. Строго наказываются лишь возмущение и упорство! Знаю, ты боишься справедливого гнева Нарайяны, но я уверена, что никакая пошлая мстительность не может руководить столь благородным противником и, если он увидит твое искреннее раскаяние, то простит, как отец прощает заблудшего сына.

- Ты не знаешь, как тяжко унижаться и сознавать себя беспомощной игрушкой, которую рука хозяина может разбить и уничтожить! - мрачно прошептал Абрасак.

Авани вздрогнула и отодвинулась:

- Неужели ты не видишь, Абрасак, что тебя наущают духи тьмы? Они цепляются за тебя и нашептывают гордыню и возмущение! Гони прочь этих темных советчиков, порожденных страстями твоими, нечистыми вожделениями, чрезмерным самомнением и властолюбием. Оттолкни этих негодных слуг! Пусть они сгинут от голода, когда ты перестанешь питать их веянием страстей своих.

Сломи свою гордость, очистись и молись! Ты воздвиг храм и низшие существа научил поклоняться Божеству, а собственной душой пренебрег.

Или ты забыл, что молиться - значит черпать свет, теплоту и силу из самого очага Всемогущего. Почему не хочешь ты прибегнуть к этой высшей милости, ниспосылаемой всякой душе, отчего не воспользуешься талисманом, даруемым всем слабым и обездоленным, который отняли у тебя гордость твою и непомерное тщеславие? Высшие маги, верховные иерофанты смиренно повергаются ниц перед Божеством, дабы черпать силу и мудрость из источника света высшего. И чем выше стоят они на лестнице совершенства, тем становятся смиреннее, потому что истинное величие заключает в себе сознание неизмеримости предстоящего пути к совершенству. Поверь, я желаю тебе добра, - смирись и молись, а силы добра защитят тебя, вдохновят и поведут к свету!

Абрасак молчал, а его страшное возбуждение сменилось полным упадком духа. В это время Авани опустилась на колени перед престолом и принялась горячо молиться.

В божественном городе разбушевавшиеся стихии быстро успокоились и взошедшее солнце осветило поле сражения, где погибло столько тысяч живых существ, не оставив после себя никаких следов, кроме небольшого слоя пепла.

Маги собрались на совет для обсуждения дальнейших мероприятий. Находился тут и Нарайяна, но был, по-видимому, не в духе.

- К чему вызвали вы бурю и тьму, чем помешали моим войскам принять решительное участие в бою? К чему я столько трудился для образования армии, если все могла сделать эфирная сила?

- Скажи лучше, когда ты перестанешь быть легкомысленным? - ответил Эбрамар. - Между тем тебе следовало бы понять, что никто не мешал твоим воинам, где только было возможно, померяться силами с противником и испытать свои доблести. Вне этого истреблено было все, что должно было погибнуть как бесполезное уже и опасное. Бесцельная бойня была излишня, и "обезьян", как величает Абрасак своих подданных, достаточно разредили; что же касается твоих солдат, стоящих уже много выше в умственном и физическом отношении, то они пригодятся при основании будущих царств.

Оставшихся на поле сражения раненых подберут и вылечат, а трупы будут уничтожены во избежание заразы. Поэтому успокойся и прикажи войскам мирно разойтись по домам, а затем возьми два воздушных судна и отправляйся за Уржани. Привези ее и наших учениц с их семьями.

Захвати также и своего прежнего ученика. Придется заняться его перевоспитанием, раз уж ты наградил его бессмертием.

Спустя несколько часов два воздушных судна спускались на большой площади перед дворцом Абрасака, и велика была радость свидания Уржани и Нарайяны после столь продолжительной разлуки. Когда улеглось первое волнение, и они разговорились, Нарайяна справился о других похищенных и объявил, что если те пожелают, то маги вернут им свободу и избавят от навязанных им мужей. Уржани улыбнулась.

- Сомневаюсь, чтобы они пожелали этого. Подруги мои уже много потрудились, чтобы облагородить и развить своих мужей; кроме того, у них дети, да и привычка также много значит. Но мне известно их пламенное желание, чтобы маги освятили священным обрядом их насильственные союзы и допустили детей в школы.

- Так пусть маги и решат с ними их участь, а мне приказано доставить их с семьями в божественный город, и я пошлю за ними.

Мрачные, безмолвные, с поникшими головами, явились приятели Абрасака вместе с женами, также бледными и встревоженными. Знавший их с детства Нарайяна обнял женщин и детей, а потом сообщил, что по приказу магов они возвращаются в божественный город, где учителя решат их будущую судьбу.

- Ну, а теперь пора сыскать вашего достойного главу, - прибавил Нарайяна, и лицо его омрачилось.

Ему тяжело было увидеть ученика, предательством своим лишившего его радости видеть его успехи и оказавшегося недостойным его покровительства. Уржани угадала его мысль и ласково пожала ему руку.

- Правда, Абрасак пал, ослепленный приобретенным знанием, и поступил дурно под влиянием нечистого чувства, которое так властно над человеком несовершенным. Тем не менее, я полагаю, что не напрасно был он твоим учеником. Это сильная душа, могучий и деятельный ум. Он отряхнет ослепившую его пыль, раскается и выйдет из борьбы победителем, достойным завоевать вновь твое доверие; а если ему поручат какую-нибудь миссию, он достойно выполнит ее.

- Будем надеяться, что слова твои исполнятся. Я буду ходатайствовать за него перед учителями, но они сами, конечно, решат все.

Когда Нарайяна, Уржани и сопровождавшие его адепты вошли в пещерный храм, то нашли Авани на коленях перед престолом, над которым парил теперь светлый крест.

Она погружена была в восторженную молитву, и серебристые, исходившие из креста лучи словно окутывали ее голубоватой дымкой. У ступеней замертво лежал Абрасак; испытанное за минувший день страшное возбуждение и внутренняя борьба привели его в состояние каталепсии.

Нарайяна приказал унести его на воздушное судно, и после дружеской беседы с Авани все направились в город богов.

Глава двенадцатая

Когда Абрасак очнулся от своего продолжительного обморока, тело его обрело прежнюю силу, но устала, казалось, душа, и в голове чувствовалась тяжесть; испытываемая им тоска и упадок духа напоминали пережитое им страшное нравственное и физическое потрясение. Он лежал на постели в совершенно незнакомом ему месте, и на нем было темное одеяние кающегося.

Поспешно привстал он, чтобы осмотреться, где находился. То была обширная пещера, высеченная в скалистом массиве и освещенная стоявшей в углублении лампой. Строгой простоты обстановка не была, однако, лишена комфорта; помимо кровати, был еще окруженный стульями большой стол с книгами, рукописями, старинными папирусами и всеми необходимыми письменными принадлежностями. Рядом с этой пещерой находилась другая, меньших размеров, и там из стены изливался источник хрустальной воды в большой бассейн, предназначенный для купанья; у другой стены стоял шкаф и большой из ароматного дерева сундук, наполненный белыми полотняными и темными шерстяными одеяниями.

В глубине первой пещеры, на высоте одной ступени, был устроен престол, задрапированный белым, с двумя золотыми подсвечниками по бокам, с красными восковыми свечами, и тут же стояла еще золотая чаша прекрасной работы, украшенная драгоценными камнями; а над престолом, у стены, помещалась большая, чудесной работы рама, и внутри ее видна была белая поверхность из напоминавшего перламутр вещества, волновавшегося словно от дуновения ветра и отливавшего всеми цветами радуги.

Единственный выход из этого помещения через дугообразную арку вел на широкий балкон с каменными перилами.

Выйдя на этот балкон, Абрасак увидел, что жилище его находится на высоком остроконечном утесе над глубокой пропастью; на противоположной стороне и вокруг возвышались причудливой формы скалы, а в пропасть, казавшуюся бездонной, с грохотом низвергался поток.

Он прислонился к перилам и мрачным взором оглядывал зловещую картину; лишь рев водопада да слышавшийся по временам крик ночной птицы, гнездившейся, вероятно, в скалах нарушали глубокую тишину.

- Сначала тюрьма, а потом виселица, - с сухим смехом вырвалось у Абрасака.

Он вернулся в пещеру, опустился на стул и охватил голову руками, но через минуту выпрямился, вспомнив о столе, заваленном книгами. Должно быть, его снабдили ими с какой-нибудь определенной целью? Но какого же рода эта литература?

Подсев к столу, он начал рассматривать рукописи и, будучи достаточно посвящен, сразу понял, что от него требовалась умственная или очистительная работа до появления его перед судьями.

Вдруг из-под приподнятого им свитка выпал большой лист, с написанным на нем крупными буквами заголовком: "Очищение преступного адепта".

"Величайшим преступлением относительно посвящения является злоупотребление властью, даваемой священной наукой, ради удовлетворения грубых и нечистых страстей. Адепт, оказавшийся виновным в таком проступке и запасшийся знанием, но загрязнивший душу и расхитивший ее чистые силы, должен подвергнуть себя работе очищения, которое восстановит в нем утраченную светлую мощь.

Прежде всего он должен предаться размышлению и довести себя до высшей чувствительности, чтобы воспринять лучезарную силу, требуемую для мысленного воспроизведения указанных ниже молитв.

Приобретя достаточную мощь, чтобы воссоздать над престолом светозарный крест и вступить в общение с духами, окружающими святейший символ стихий, ему придется работать с их помощью и со всей доступной ему настойчивостью над тем, чтобы открыть себе путь к Божественному духу Христа.

Если под тройным побуждением глубокого раскаяния, горячей веры и страстного молитвенного восторга ему удастся вызвать в душе своей образ Спасителя и потом запечатлеть его на веществе рамы, - тогда чаша наполнится божественной эссенцией, адепт вкусит ее, а скопившиеся на нем наплывы дурных деяний будут сожжены небесным огнем. Тогда он снова обретет телесную душевную чистоту вместе с прежними достоинствами и способностями высшей власти".

Абрасак не двигался и, тяжело дыша, не сводил глаз с прочитанных строк, представлявших программу испытания, налагаемого на него судьями.

Минуту спустя он встал. Голова его горела, в душе кипело горькое отчаяние, и весь он дрожал, как в лихорадке. Ведь то, что от него требовали, превышало его силы, и никогда ему не достигнуть этого... Подобная невыполнимая программа - не что иное, как злейшая насмешка над его бессилием... И эта лицемерная форма таит в себе приговор к вечному заточению.

Ему тяжело было дышать, и он думал, что задохнется. Почти инстинктивно бросился Абрасак на балкон и оперся на перила.

Свежий и чистый ночной воздух облегчил его, но в душе продолжала кипеть буря, и он мрачным взором смотрел на суровую картину, освещенную теперь бледным светом двух лун. Остроконечные, со всех сторон торчавшие скалы отбрасывали причудливые тени, и смутный грохот потока один нарушал глубокую тишину.

В эту минуту он был действительно побежден. Покров гордыни, самомнения и мятежа, прикрывавший его ошибки во всем их объеме теперь был сорван, а слезы стыда и сожаления заблестели на его щеках.

- Прости, Всемилосердный Судия, великое множество прегрешений против священных законов Твоих, - благоговейно произнес он, с упованием взирая на крест.

Этот порыв веры и раскаяния словно окончательно истощил силы Абрасака: он упал на ступеньку престола, и его слабость перепала в крепкий, успокоительный сон...

Было уже довольно поздно, когда он проснулся, встал, потянулся и хотел пройтись по пещере, но в эту минуту внимание его привлек каменный стол, не замеченный накануне. Он подошел и увидел лист, на котором было написано: "Ешь, сколько потребует твое тело. Ты привык к тяжелой и обильной пище, а тебе потребуются силы на будущее время".

На столе стояли две корзины, одна с хлебом, а другая с яйцами, и два больших кувшина с вином и молоком, фрукты, масло и кусок меда.

Грустным, но насмешливым взглядом окинул он это обильное угощение, а затем прошел в смежную пещеру и выкупался.

Переодевшись в полотняную тунику, Абрасак опустился на колени перед престолом и стал молиться.

Помолясь, он съел кусок хлеба и выпил чашу молока, а потом вернулся к столу с книгами и перечитал программу очищения преступного адепта. Пробежав ее два раза, он облокотился и закрыл лицо руками.

Теперь уже не бешенство и не возмущение наполнили его душу, а глубокое уныние, сознание слабости и бессилия.

Слиться с божественным духом Христа, вызвать образ Его с такой силой, чтобы он запечатлелся на волновавшемся веществе, наполнявшем раму - какая же чистота и сила нужны для выполнения чего-либо подобного! Нет, никогда, никогда ему этого не достичь!...

- Попытайся! Всякое начало трудно, но воля и терпение преодолевают всякие трудности, - шепнул звучный, но как бы издалека доносившийся голос.

Абрасак приподнялся, и глаза его заблестели. Значит, он не один в этом испытании; кто-то еще принимает участие в его судьбе и поддерживает в минуту слабости... А кто этот друг? Он как-будто узнал голос Авани... Но кто бы то ни бил, он оказал ему огромную услугу, вернув мужество и желание успеха.

С этой минуты Абрасак принялся за работу. Он читал и изучал книги и рукописи, дававшие ему драгоценные указания; а если налетали приступы слабости или усталости, дружеский голос ободрял его.

Наконец наступила ночь, навсегда памятная каявшемуся адепту. Все существо его дрожало в молитвенном восторге, и он в искреннем порыве смирения и покаяния навсегда отказался от всякого мелочного тщеславия моля лишь о милости - неуклонно следовать по крутой стезе восхождения к божественному свету и высшему знанию. В это время произошло удивительное явление.

Волны эфира начали кружиться вокруг него с головокружительной быстротой и яркие молнии реяли в воздухе, стремясь к раме. Вдруг удар грома потряс стены пещеры, внутренность рамы наполнилась ослепительным светом, и на этом лучезарном фоне встала фигура Искупителя, во всей Его сверхчеловеческой красоте.

С божественной кротостью и бесконечной любовью взирали большие, неизмеримо глубокие очи на распростертого адепта, и одна светлая рука была поднята, благословляя раскаявшегося грешника, а другая держала чашу...

Затем видение поблекло и исчезло, а ослепительный свет потух, но на волновавшемся фоне перламутрового вещества рамы был как живой образ Сына Божия.

С трепетом душевным смотрел Абрасак на дивное изображение, милосердно улыбавшееся ему. Значит, он удостоился воспринять всеми фибрами своего существа пресветлый образ и запечатлеть его. Полностью выдержал он назначенное ему испытание, потому что золотая чаша на престоле была наполнена пурпурной влагой, и Абрасак выпил это таинственное вещество, которое потоком разлилось по всему телу, сообщая ему никогда не испытываемое раньше ощущение силы, легкости и благосостояния, но вместе с тем и головокружения. Невольно оперся он на ближайший стул. Земля словно уходила из-под ног, стены качались и как будто отодвигались, а потом в одной из них, всегда гладкой и простой, отворилась дугообразная дверь, обнаружив лестницу, по которой всходило несколько мальчиков из школы адептов. Они несли какие-то вещи, которые Абрасак вследствие волнения не разглядел; это оказались белые одежды, подобные тем, что носили маги. Юноши сняли с Абрасака бывшее на нем одеяние и облачили в новое, которое принесли с собой.

Ошеломленный Абрасак молча предоставил себя в их распоряжение. Только ему надели художественной работы серебряный пояс, как на пороге появился весело улыбавшийся Нарайяна. Увидав его, Абрасак упал на колени и поник головой. От стыда и раскаяния ему трудно было дышать, и он едва прошептал:

- Учитель! Простишь ли ты мне подлую неблагодарность? Нарайяна поспешно поднял его и поцеловал.

- Мне нечего более прощать. Час этот искупил все и дал мне счастье оправдать перед моими учителями покровительство и доверие мое к тебе. А теперь предстань перед судьями.

Абрасак не знал, что был заключен в отдаленном крыле дворца магов.

Они спустились по лестнице, прошли длинный коридор и вступили в обширную галерею со сводами. Здесь слышалась музыка и удивительное пение, веселое и победное, а девочки из школ магинь бросали им под ноги цветы.

Судилищем законодателей была обширная, высокая и сводчатая зала, похожая на храм. Потолок, колонны, стены - все было резное, точно кружево; а в резьбе виднелись надписи из драгоценных камней - изречения высшей мудрости.

Кончалась зала большим полукругом, где в виде амфитеатра были устроены места. Тут заседали судьи, а в верхнем ряду помещались иерофанты, лица коих покрыты были голубоватой дымкой; ниже сидели другие маги, а в самом низу - Эбрамар, который должен был произнести приговор.

Бледный и дрожавший Абрасак остановился перед судилищем и ожидал, скрестив на груди руки.

Эбрамар был окутан как бы легким и прозрачным голубоватым паром, а шесть лучей над его челом образовали огненный венец. Глубокий взгляд его испытующе смотрел в смущенные глаза Абрасака, а потом он ласково сказал:

- Добро пожаловать, блудный сын, к нам. Ты сбросил оковы тьмы, вернувшись к свету и достойной работе в обители Господа. Возложенное на тебя испытание было тяжело: освободиться от накипи стольких нечистых страстей - великий духовный труд. Но ты исполнил его, надлежащим образом очистившись и облагородив свою душу, чтобы воспринять в себе образ Сына Божия; вера же твоя и любовь были достаточно велики, чтобы неизгладимо запечатлеть божественный образ на лучезарной материи рамы. Прими же видимое знамение, которое поставит тебя наряду со служителями Истины.

Абрасак опустился на колени, а Эбрамар коснулся его лба магическим мечом с огненным лезвием. Тотчас же над челом Абрасака сверкнула блестящая звезда, окруженная каббалистическим знаком, словно начертанным огнем.

- Объятый тьмой гордыни и тщеславия, ты жаждал стать царем, и теперь, когда ты покорно отказался от него, царство это даруется тебе в виде награды и вместе с тем испытания твоих сил. На нашей новой планете существует уже много народов, которые созрели, чтобы жить под правильным управлением, получить законы, воспринять богопознание и прочие основы просвещенного развития. Один из таких народов вверяется тебе, и, надеюсь, ты будешь царствовать над ним с мудрой справедливостью, как священнослужитель, царь и законодатель; там ты создашь первую божественную династию, какие существовали на заре человечества, как рассказывают о том предания всех стран. Более подробные указания будут даны тебе во время подготовки к твоей новой миссии.

Теперь подойди обнять меня, а затем мы скромно отпразднуем возвращение к нам брата, вновь приобревшего наше доверие.

Высшие иерофанты, благословив Абрасака, удалились, как и большинство заседавших в ареопаге магов; но довольно большое число учеников и друзей Эбрамара и нескольких прежних товарищей Абрасака по учению отправились во дворец мага.

Вместе с Нарой, Эдитой, Ольгой и некоторыми другими была и Уржани. Нарайяна взял за руку бывшего воспитанника, подвел его к жене, и, лукаво усмехаясь, спросил:

- Забыл ли ты настолько об одной из величайших твоих глупостей, чтобы равнодушно раскланяться с моей женой?

- Протестую и вовсе не хочу, чтобы Абрасак питал ко мне равнодушие, а не добрую и прочную дружбу, - добродушно возразила Уржани и протянула руку свою "похитителю".

Краска залила бледное и похудевшее лицо Абрасака.

- Выдержанное мною испытание излечило меня от всех моих безумств. Если же благородная Уржани подарит мне свою бесценную дружбу, согласившись принять мою преданность, будет одной радостью больше в счастливый для меня день, и это послужит доказательством, что ее благородное сердце простило мой гнусный поступок относительно нее. - ответил он тихим голосом, почтительно целуя руку Уржани.

Обед прошел весело, а после него Эбрамар в сопровождении Нарайяны и Супрамати увел Абрасака в свою рабочую залу и объявил ему, что со следующего дня начнется необходимая для него подготовка к новому положению под руководством Супрамати и Нарайяны.

- Но раньше нам следует позаботиться об участи товарищей, которых ты вызвал из пространства и материализовал первородным веществом, а также устроить судьбу обезьяноподобного народа, который ты сумел подчинить своей власти.

По тому, как ты сумел господствовать над дикими, страшными и опасными племенами и бросить в эти первородные орды первые семена цивилизации, можно судить о твоих способностях правителя, и жаль было бы не воспользоваться этим трудом.

- Разве осталось что-нибудь от них, и не все они погибли? - волнуясь, спросил Абрасак.

- Нет, их только разделили вследствие того, что множественность их была опасна и излишня. Уцелевшие же будут поделены надвое и выселены на другую часть континента ввиду того, что перемена температуры влияет на рост расы, а холодный и суровый назначенный им климат еще ускорит их вырождение. Затем скрещиванием племен мы значительно улучшим породу.

Пока обезьяноподобный народ этот управляется по нашему распоряжению Жаном д'Игомером, но мы предполагаем, что ты пожелаешь взять его с собой, что, впрочем, справедливо и естественно. А так как твои товарищи работали под твоим руководством, знакомы с твоей системой и потому способны продолжать начатое тобой дело, то тебе следует выбрать шестерых, чтобы каждая часть первобытного народа имела по два из них как наставников; два же оставшихся будут уже править новым народом, который водворится в основанном тобою городе и в рассыпанных по лесам селениях.

Остальных своих приятелей ты можешь взять с собой, а жены, которых ты сумел так остроумно им добыть, будут хорошими помощницами в деле развития женской половины первобытных народов.

Забыл упомянуть, что заключенные путем насилия союзы узаконены и освящены божественными обрядами, с согласия супругов. По этому поводу скажу, кстати, что и тебе надо выбрать подругу, царицу для будущего царства, мать для божественной династии. Предоставляю тебе возможность сделать свой выбор среди наших молодых девушек и получить согласие твоей избранницы.

- Мой выбор уже сделан, если только ты одобришь его, и она удостоит принять меня в мужья. Я желал бы иметь женой своей Авани. Она была моим добрым гением и поддерживала меня советами; кроме того, мне известно, что ее молитвы помогли мне очистить мою душу, просветить разум, одолеть в себе "зверя", короче говоря, сделаться тем, кем я стал. Я полюбил и от всей души благодарен ей, и если вы разрешите, постараюсь получить ее согласие. Не знаю, удастся ли мне это, но во всяком случае я попытаюсь.

- От всего сердца разрешаю тебе и надеюсь, что вы соединитесь. Потому что любовь и признательность - наилучшие пособницы в жизненном странствовании, - с добрым взглядом ответил Эбрамар.

Обсудив еще некоторые подробности, относившиеся к решенным уже вопросам, они расстались, и Нарайяна повел Абрасака к себе.

- Я думаю, что Авани сегодня у жены, и в таком случае сейчас же устрою тебе свидание с нею, чтобы прояснить твое дело. Но будь спокоен, я убежден в ее согласии. Когда женщина так интересуется судьбой человека и заботится о его исправлении, это означает, что он ей нравится; а благодарность - прекрасное основание для упрочения авторитета над мужем.

Не забывай, Абрасак, что и магиня остается все же "дочерью Евы", при всей своей духовной высоте, и потому берегись изменить жене, а в правоте моих слов ты скоро убедишься.

Абрасак не мог удержаться от смеха.

- Увы! Я получил такой урок, который, наверное, навсегда исцелил меня от всякого легкомыслия; Авани же стоит настолько выше меня, что мне не трудно подчиниться ее авторитету. Дай Бог только, чтобы она согласилась! - вздохнул он.

Оставив его в одной из зал первого этажа, Нарайяна прошел в комнату жены, а через четверть часа вернулся и сказал весело:

- Ступай на террасу и там найдешь Авани; она согласна переговорить с тобой.

Взволнованная и смущенная, Авани сидела у перил, а около нее лежала небрежно брошенная работа, которой она, вероятно, была занята. Это был большой кусок белой материи, по которой она вышивала шелковыми и металлическими нитями широкую гирлянду из цветов и бабочек с мертвой планеты.

Абрасак поспешно подошел, придвинул стул и взял ее за руку.

- Я просил разрешения переговорить с тобою, чтобы задать один вопрос, от которого зависит наше будущее. Я люблю тебя и считал бы бесконечным счастьем назвать подругой своей жизни.

Не осуждай меня за то, что я осмеливаюсь так говорить после того, как ты была свидетельницей моей безумной страсти к Уржани. Клянусь, что это нечистое и преступное чувство побеждено и забыто; ты же, которую я дерзнул сделать божеством, покорила меня. Я научился ценить твое терпение, твою доброту, снисходительность, твой глубокий и возвышенный ум, а твой кроткий нрав исцелял мои душевные раны в самые тяжелые минуты.

Он замолчал и поднял на нее печальный и тревожный взгляд. Авани покраснела.

- Не напоминай мне о таком пустяке, как мое бессмысленное заступничество за Уржани, внушенное моей к ней любовью. Если бы я обдумала свои слова, как сделала бы всякая благоразумная женщина, то не предложила бы влюбленному и неуравновешенному человеку себя вместо нее. Такой обмен, конечно, не мог соблазнить его.

А также признаю, что ты выпутался из крайне затруднительного положения замечательно ловко: отказаться от обыкновенной супруги и вместо этого сделать из нее "божество" - это гениальная выдумка.

И Авани так от души расхохоталась, что и Абрасак не удержался от смеха.

- Так как гордость моя была рыцарски пощажена, - серьезно прибавила она, - то мне не за что сердиться на тебя.

Взволнованный и обрадованный Абрасак привлек ее к себе и поцелуем скрепил их соглашение.

На другой день он отправился, как было условленно, к Супрамати, чтобы начать подготовку к предстоящей деятельности. Он был полон глубокого рвения к работе и радовался возлагаемой на него миссии, открывавшей ему обширное поле для благородного труда.

Маг принял его чрезвычайно дружески и усадил рядом с собою за стол, заваленный рукописями и удивительными, незнакомыми ему приборами.

Сделав несколько предварительных замечаний, Супрамати разложил перед ним карту и сказал с улыбкой:

- Изучи этот план будущего поприща твоей деятельности. Страна эта, как видишь, пересекается большой рекой; земля плодородна, богата и удобна для заселения, а живет там народ дикий и первобытный, но готовый уже воспринять первые зачатки просвещения. В помощь себе, кроме твоих товарищей, ты возьмешь часть наших землян, распределишь их, применяясь к обстоятельствам, и укажешь путь, по которому они должны следовать. Все распоряжения вполне зависят от тебя, и земляне обязаны неуклонно повиноваться тебе.

Мы дадим тебе книгу общих законов, которые послужат основанием твоего будущего законодательства, и от тебя будет зависеть, как применять их сообразно с особенностями характера младенческого народа, начинающего еще только жить, но получившего уже вполне своеобразные черты, благодаря прежним своим существованиям в трех царствах природы, а также и влиянием планетным, кармическим, астрального клише и т. д. Как священнослужитель, царь и законодатель ты обязан исследовать и изучить эти подробности, чтобы применять в сфере религии, науки и искусства то, что наиболее соответствует населению. Нет надобности говорить тебе, что дело это потребует много энергии, упорного терпения. Добавлю только, что в основе законодательства должно быть заложено почитание божества, сознание жизни по ту сторону смерти и ответственности за совершенные деяния. Что - добро и что - зло, надо указать вполне ясно, дабы человек был убежден, что, нарушая законы, он вызовет гнев Божий. Будучи даны для обуздания животных страстей, влекущих за собою космические беспорядки, подобно тому, как брошенные в колодец нечистоты делают воду зловонной и насыщенной зловредными миазмами, - законы эти должны почитаться божественными, как повеления Божества.

Богослужение по особо установленному ритуалу должно быть сопровождаемо высокого значения обрядами, которые производили бы очищающие действия. Ты уже знаешь, какое значение имеют в таком случае пение, ароматы и молитвенные формулы, составленные так, что они создают совокупность звуков, привлекающих из пространства благотворные токи на людей, животных и растительность.

- Я полагаю, учитель, что известные моменты человеческой жизни должны также быть отмечены торжественными обрядностями, особенно смерть как конец земной безнаказанности, - заметил Абрасак.

- Ты совершенно прав, сын мой. Все важные моменты в жизни человека следует отмечать особыми обрядами, которые представляют собою отнюдь не ребяческую выдумку людскую, а имеют глубокий и сокровенный смысл.

Таково на первом месте рождение - соединение духа с новым его телом, которое нуждается так же в благословении, как новое жилище, которое хотят сделать доступным к восприятию благодатных веяний сил добра; вторая фаза - это смерть - как разлучение земного тела с астралом, который выделяется и начинает жить уже в новых условиях, подготовленных для себя человеком его земными делами.

Что касается искусства, необходимого для того, чтобы облагородить народы, нужные указания тебе преподаст Нарайяна, а также вручит и книгу по архитектурной соразмерности.

С этого дня Абрасак работал с большим жаром. Он хотел вполне усвоить во всех подробностях намеченную ему программу, желая оправдать доверие учителей.

Однажды, изучая снова карту своего будущего царства, Абрасак неожиданно сказал Нарайяне:

- Не заметил ли ты, что область эта удивительно походит на одну из стран нашего старого мира, а именно на Египет, который был потоплен во время катастрофы вскоре после того, как ты спас меня?

Нарайяна рассмеялся.

Разумеется, существует некоторое сходство. Поэтому желательно, чтобы ты насадил там такую же блестящую цивилизацию, такую же исполинскую науку и особенно на столь же продолжительное время; ибо ни одна религия, ни одно государственное устройство на нашей бедной старой Земле не достигало такой живучести, как в Египте. Даже по неполным и запутанным данным египетских и греческих историков, Египет в течение двадцати трех тысяч лет имел национальных государей, фараонов; а самое любопытное, что в тайных архивах храмов сохранились довольно точные данные даже относительно божественных династий и выходящих из ряда вон тысячелетних царствований первых царей.

Глава тринадцатая

Настал наконец день отъезда, который должен был быть ознаменован посвящением Абрасака и его свадьбой.

В большом храме города магов собралось все население, и два иерофанта ввели Абрасака. После богослужения, состоявшего из песнопений и молитв, исполненных присутствовавшими, иерофанты увели Абрасака в Святая Святых, где над ним был совершен магический и сокровенный обряд посвящения, возлагавшего на него тяжелый и ответственный сан царя.

Вышел оттуда Абрасак сосредоточенным и, видимо, взволнованным. Он был в новом белом одеянии, отороченном пурпуром; на голове его красовался широкий, усыпанный драгоценными каменьями царский венок, на шее надето было в несколько рядов ожерелье, а на груди - золотой нагрудный знак.

В это время два молодых адепта поставили на возвышении посреди храма переносной престол, на котором, в хрустальной и увенчанной крестом вазе, пылал яркий огонь.

Пока новый царь находился в святилище, Нара и Уржани привели Авани. В скромной широкой белоснежной тунике, опоясанной золотым кушаком и, словно облаком, окутанная длинной серебристой вуалью молодая девушка была обаятельно прекрасна, но серьезна, задумчива и, не переставая, горячо молилась.

Абрасак взял ее за руку, и они вместе взошли на возвышение, где находился престол. Там их ожидал один из великих иерофантов, который соединил над пламенем руки жениха и невесты, а затем прочел формулы, сочетавшие их флюидическими нерасторжимыми узами.

При этом огонь погас, а сосуд оказался наполненным пурпурной влагой, от которой шел пар. Напоив ею новобрачных, иерофант надел им кольца.

Затем он снова соединил их руки и обвел трижды вокруг престола, произнося торжественно:

- Подобно тому, как Вселенная вращается вокруг сокровенного центра, где пребывает Неизреченный, так и вы, частицы Божества, следуете по орбите судьбы своей. Да будет же жизненный путь, который вы в эту минуту совместно начинаете, всегда залит чистым светом добра, и да возведет он вас на следующую ступень лестницы совершенства.

По окончанию высокого обряда Авани сошла с возвышения, Абрасак же остался перед престолом, на котором один из адептов заменил сосуд книгой законов - тяжелой и объемистой, в массивном золотом переплете.

Положив руку на книгу, Абрасак громким, доносившимся до последних рядов присутствовавших голосом произнес клятву исполнять по мере своих сил предначертания учителей, блюсти точнейшее выполнение божественных повелений как в частной, так и в общественной жизни, и строго наказывать тех, кто преступит законы или употребит во зло свои знания или власть.

Празднество закончилось пиром, и все отъезжавшие собрались на братскую трапезу за огромными столами, расставленными на больших дворцовых дворах.

Абрасак, спутники его и их жены сидели с магами, а по окончанию обеда Абрасак преклонил колени перед учителями и горячо благодарил за все их к нему милости.

Затем началось прощание, и все присутствовавшие по-братски обняли Абрасака с Авани, не исключая и Уржани, что исполнило радостью и благодарностью молодого царя.

Путешественники разместились в нескольких больших судах, и воздушная флотилия поднялась в воздух, направляя полет свой к будущему полю их деятельности.

Однажды вечером в рабочей комнате Эбрамара собрались несколько его друзей и учеников в ожидании Нарайяны и Удеа, возвратившихся утром из важной поездки.

Вскоре они пришли. Нарайяна был весел и оживлен, а Удеа, как всегда, был серьезен и задумчив.

- Мы исполнили порученную нам тобою работу, учитель, - с довольным видом заговорил Нарайяна. - Мы двое и наши землемеры разделили огромное указанное пространство на два царства, одно для Удеа, другое для меня.

Когда маги осмотрели планы царства Нарайяны, тот указал место, помеченное красным карандашом, и сказал:

- Взгляни, Эбрамар, здесь я заложу фундамент столицы. Уголок восхитительный, и местоположение превосходное. От берега моря отлого поднимается лесистая возвышенность, достигающая высоты не менее пятисот метров; далее тянется горная цепь и расположено громадное озеро, которое снабдит водой весь город, а в горах можно построить храмы и подземные хранилища для архивов. Сверху вид - великолепный, и там, на высотах, я построю себе дворец. О! Надеюсь, что когда вы пожалуете осматривать мое царство, то Уржана, моя столица, понравится вам, и вы одобрите меня.

- Во всяком случае, я предвижу, что устроишься ты хорошо, - с легкой насмешкой ответил Эбрамар.

- Не смейся, дорогой учитель. У меня врожденная любовь к искусству и красоте, и в этом моем влечении ты никогда раньше не укорял меня. Но по этому поводу у меня есть просьба к тебе и учителям.

Вы обещали осмотреть наши царства, когда все будет готово, чтобы судить о наших трудах и благословить наши владения. А я хочу просить вас приехать освятить закладку моей столицы и первого храма, который мы посвятим силам природы как видимому проявлению творчества Неисповедимого. Что скажешь на это, Эбрамар?

- Передам твою просьбу на усмотрение верховных иерофантов и сообщу тебе их ответ. А ты, Удеа, разделяешь ли желания Нарайяны?

- У меня нет особых пожеланий. Я вполне полагаюсь на волю наставников и буду счастлив, конечно, увидеть их, когда они признают возможным оказать мне такую милость, - ответил Удеа.

Облокотясь на стол, Удеа задумался, а Эбрамар, молча наблюдал за его бледным и озабоченным лицом.

- Ты думаешь о своем отъезде, Удеа? Действительно, нельзя слишком мешкать и тебе пора приступить к роли царя и законодательной работе, - заметил Эбрамар.

- Приготовления мои почти уже окончены. Остается только выбрать из среды землян нескольких помощников, и по этому поводу я хотел спросить твоего совета.

И он назвал несколько имен.

- Выбор твой превосходен, и лучшего я сам не мог бы тебе посоветовать. Но ты не упомянул о первой своей помощнице, о главной наставнице женских школ, о руководительнице женскими работами, о матери божественных царей - твоих будущих преемников, - короче говоря, о своей царице. Выбрал ли ты уже ее? Ты ведь знаешь, что без подруги жизни и помощницы в труде ты не можешь начать царствовать, - строго заметил Эбрамар. Удеа вздохнул.

- Нет, я ни на ком ни остановился, и это самый трудный для меня выбор; но я знаю, что он необходим. Умоляю тебя, Эбрамар, помочь мне и пособить в этом щекотливом вопросе. Я боюсь, видишь ли, что время моего долгого и тяжкого испытания наложило особый отпечаток на мою душу; я нелюдим, малообщителен, молчалив... скучен. Одним словом, я буду, наверно, несносным мужем. Какая женщина пожелает меня, особенно на жизнь в течение многих веков, когда взаимные снисходительность и привязанность наиболее необходимы?

- Перечисленные тобою недостатки указывают лишь, что магу необходимо избавиться от них, - улыбаясь, сказал Эбрамар. - Но вернемся к главному. Мне казалось, что ты интересуешься Арианою, дочерью Сунасефы; по крайней мере, ты беседовал с нею больше, нежели с другими молодыми девушками.

- Правда, Ариана очаровательна и обладает великим талантом бывать и серьезной, и веселой, смотря по обстоятельствам; но мне казалось, что вы назначили ее Сандире, сыну Супрамати.

- Не отрицаю, что существовал такой план, но его отвергли. У меня есть основания думать, что молодая девушка интересуется другим.

- А! Значит, относительно меня выходит то же самое, - ответил Удеа с каким-то неопределенным выражением.

- Без сомнения, но, вообрази, какой странный вкус у Арианы! Тот, кто ей нравится - нелюдим, малообщителен неразговорчив, даже скучен и, вероятно, будет несносным мужем; но, несмотря на все это, я знаю, что она с радостью примет предложение молчаливого поклонника и что будущее не внушает ей ни малейшего страха, - ответил Эбрамар, глядя с лукавой улыбкой на вспыхнувшее лицо Удеа.

- Благодарю, Эбрамар, за то, что ты сказал, а коли Ариана настолько храбра, то я рискну просить ее руки. Если она примет неречистого жениха, то царица моя найдена, и после бракосочетания я могу уехать... - с волнением сказал Удеа.

Дня через два во дворце Сунасефы отпраздновали обручение Удеа с Арианой, а через месяц состоялась свадьба, и затем воздушные суда унесли третью колонию законодателей на новое поприще их деятельности.

Глава четырнадцатая

Был чудный теплый и тихий вечер. Лучи заходившего солнца золотыми блестками играли на многоцветных дворцах города магов, а воздух благоухал нежными ароматами цветов, наполнявших огромные сады. На большой террасе Эбрамара собрались довольно многочисленное общество. Кроме хозяина, там были Супрамати и Дахир с несколькими учениками и друзьями великого мага, некоторые члены коллегии египетских иерофантов и женщины, принадлежавшие к школе высшего посвящения, а среди них находились Нара, Эдита и Ольга.

Легкий и скромный ужин был окончен, и шла общая беседа о подробностях предпринимавшегося путешествия.

- Мы начнем наш осмотр с посещения царства Удеа, - сказал Эбрамар. - Сегодня утром я получил от него извещение, что он ожидает нас в горах, неподалеку от истоков большой реки, орошающей большую часть его владений. А затем мы отправимся к Нарайяне, который пишет, что еще не управился с приготовлениями к нашему приему.

Солнце всходило, заливая светом зеленевшую подгорную равнину, пересекаемую довольно широкой и уже судоходной рекой; у берега виднелись стоявшие на причале большие суда. Все они были выкрашены в белый цвет, с высоким, изогнутым носом и снабжены матерчатыми балдахинами для защиты путешественников от палящего солнца.

На берегу собралась кучка мужчин в простых темных одеяниях, опоясанных кожаными кушаками с застежками тонкой работы.

На пригорке, несколько впереди прочих, стоял Удеа в белой тунике с золотой бахромой и золотым же поясом. Красивое лицо его очень изменилось. Он остался по-прежнему молодым человеком в расцвете сил, но былое выражение усталости и глубокой грусти сменилось спокойной энергией; взгляд его был строгий, а между тем в глубине больших, ясных глаз виднелось светлое спокойствие, которое дается только счастьем.

- Вот и они! - весело сказал он, указав на воздушное судно, которое быстро приближалось, начало опускаться и вскоре остановилось на земле, неподалеку от вышеописанной группы.

В носовой части судна, на балконе, стояли Эбрамар с несколькими другими магами и иерофантами. Удеа поспешил к ним и помог выйти.

- Милости просим, друг, и все вы, уважаемые наставники, доставившие мне радость, пожаловав для осмотра моих работ, - произнес он, преклоняя колени для принятия благословения наставников.

Затем Эбрамар поднял его и поцеловал, как и все прибывшие, а Удеа представил им своих товарищей, павших ниц при виде иерофантов.

И в самом деле, от них всех, а в особенности от Эбрамара, исходил ослепительный свет, и одеяния казались осыпанными алмазной пылью.

По окончании этих церемоний Эбрамар весело спросил:

- Ну, друг Удеа, каким образом намерен ты везти нас? Я вижу лодки; но для нас ли они приготовлены, или ты предпочтешь воспользоваться нашим аэро?

- Если ты и наставники найдете удобным, то я желал бы перевезти вас до столицы водою. Таким образом вы увидите часть страны и городов, а затем мы могли бы съездить в разные окрестные места, где вы яснее увидели бы мою систему управления и ее результаты.

- Программа прекрасная, и я надеюсь, что братья мои ее одобрят, - ответил Эбрамар.

Итак, они разместились на судах, и сильные гребцы быстро помчали их по спокойной глади мало-помалу расширявшейся реки.

Вдоль одного из берегов виднелась цепь невысоких гор, а с противоположной стороны на необозримое пространство расстилались обширные равнины. Все земли были превосходно обработаны, и сеть оросительных каналов пересекала поля. Временами появлялись большие селения с однообразно построенными маленькими домиками, отстоявшими на некотором расстоянии друг от друга и окруженными садиками.

Посреди каждого селения виднелось обычно небольшое каменное, окрашенное в белый цвет здание, перед ним - невысокий обелиск с надписью, а рядом - дом, вдвое больше других.

На нагорном берегу работавшие каменоломни тянулись вперемешку с огромными виноградниками; на пастбищах виднелись стада.

Началась уже уборка хлебов и сбор винограда, всюду кипела работа; одни жали и вязали снопы, а другие собирали виноград. Лишь изредка можно было заметить кучки людей, с любопытством смотревших на флотилию, радостными возгласами приветствовавших своего царя и падавших ниц перед сопровождавшими его неведомыми "богами".

- С удовольствием вижу, что подданные твои не бездельники и не ротозеи, охочие до всяких зрелищ и бросающие работу для того, чтобы поглазеть на нас, - заметил Эбрамар.

- Я отдал приказание продолжать обычные работы и желал показать тебе, учитель, население, занятое работой. Любопытные - это женщины, старики и дети, - присовокупил он, указывая на одну кучку многочисленнее других.

Стоявшие на берегу представители расы красотой не блистали. Мужчины были высокие, сильные, коренастые, с широкими безбородыми лицами, маленькими, но смышлеными глазками и с темным, чуть красноватым цветом кожи. Такого же некрасивого типа женщины были в пестрых юбках, а мужчины в холщовых рубахах.

- Во всяком случае ты умеешь заставить себя слушать, и это уже - прекрасный результат, который доказывает, что ты много потрудился, - сказал Супрамати.

- Да, я работал со всем усердием, на какое только способен, и, благодаря Богу, в работе недостатка не было, да и теперь нет; кроме того, судьба благоприятствовала мне, даровав таких помощников, которые честно выполняли свой долг. Тем не менее я все же опасаюсь, не упущено ли что? Может быть, я не совсем понял наставления учителей, но буду бесконечно счастлив, если вы останетесь довольны мною.

- Все виденное нами доказывает, что ты сумел установить порядок, повиновение, развить их деятельность и привести страну к изобилию; значит, ты положил прочное основание дальнейшему процветанию, - одобрительно заметил один из иерофантов.

Между тем суда все продвигались, река становилась шире, многие меньшие речки впадали в нее, и теперь многоводное течение, гонимое свежим утренним ветерком, катилось с заметным шумом.

Возвышенности нагорного берега придвинулись к реке, и холмы превратились в гранитные скалы с причудливыми очертаниями.

- Мы приближаемся к главному святилищу нашей страны; там поклоняются четырем стихиям - видимой мысли Вечно-сущего, - сказал Удеа. - Каждый год народ совершает туда паломничество, чтобы получить исцеление и другие милости от богов, или космических духов, которым он молится. Угодно вам посетить это место теперь же, или пожелаете отправиться туда в другой раз, если вообще почтите его своим присутствием?

- Несомненно, теперь же вези нас туда, - почти в один голос ответили маги.

Суда причалили к берегу, и маги вышли, с глубочайшим почтением принятые присутствовавшими, а женщины приветствовали их торжественным мелодичным гимном.

Под предводительством Удеа, в сопровождении жрецов и жриц святилища, вступили маги во внутренность скалы через узкий вход, закрытый с внутренней стороны тяжелой металлической завесой. Далее они прошли узкий и извилистый естественный коридор, кончавшийся обширной пещерой очень странного вида. Громадной высоты свод терялся в темноте, но сквозь четыре щели, крестообразно размещенные соответственно четырем сторонам света, проникало освещение различных цветов: красного, голубого, белого и оранжево-желтого, переходившего в зеленый. Эти четыре потока света посредине пещеры объединялись вокруг белого мраморного столба, поддерживавшего большой шар, который дрожал и блестел, словно жидкий, похожий на ртуть металл, а его волновавшаяся поверхность отливала разными цветами.

В конце пещеры, на высоте нескольких ступеней, устроено было что-то вроде престола с возвышавшимися над ним статуями, убранными цветами и закрытыми завесами. На ступенях и вокруг престола разместились жрецы и жрицы и хором пели гимн богам, владыкам стихий, слугам Великого и Неведомого Бога, исполнителям Его воли, воплощению Его животворящего дыхания.

После этого Удеа зажег на престоле смолистые ветви, вылил на огонь ароматы с ладаном и принес жертву из плодов, меда и молока.

С полным благоговением присутствовали маги при этом первобытном священнослужении; когда же сошел Удеа, подошли Эбрамар с одним из иерофантов.

После безмолвной молитвы Эбрамар первый поднял руку, произнося мистические слова, и в нише, над престолом, в воздухе появился светившийся белоснежный крест. Затем иерофант воздел кверху руки, пропел размеренным тоном священную молитву, и тогда вокруг креста появилась широкая семицветная полоса.

Взволнованный Удеа поблагодарил наставников за дарованную ему милость, а маги, благословив объятых ужасом и павших ниц присутствовавших, опять взошли на суда.

Через несколько часов прибыли они в столицу - огромный город, расположенный на обоих берегах реки. Господствуя над городом, возвышались царский дворец и обширные здания школ посвящения простой, но прочной постройки. Дома горожан были также простые, кирпичные, но просторные и удобные, с внутренними дворами, и окружены были садами, по-видимому, обязательными, судя по тому, что ими снабжены были даже самые крошечные домики. Впрочем, весь город походил на большой сад, так много было всюду зелени и цветов.

Все городское население было на ногах и толпилось по пути шествия, направлявшегося к царскому дворцу. Там магов встретила Ариана с двумя сыновьями и дочерью, из коих старший сын был женат, а дочь - замужем, и оба имели детей.

После предложенного хозяйкой угощения большая часть прибывших разошлась по отведенным им покоям для отдохновения, а в рабочей комнате Удеа собрались Эбрамар, Супрамати, Дахир, Суназеф с прочими ближайшими друзьями царя, и между ними завязалась дружеская беседа.

- По лицу твоему вижу, как ты счастлив и доволен, что победил тени прошлого, - с доброй улыбкой заметил Эбрамар.

- Ты прав, учитель мой и друг, я счастлив так, как только может быть счастлив смертный, и даже бессмертный, - прибавил он, смеясь. - В Ариане я нашел не только лучшую из супруг, доброго гения моего очага, но также разумную и предусмотрительную сотрудницу и советчицу в моей работе. А затем отрадою мне является полная деятельности жизнь в этой стране, изобилующей богатствами, которые ожидают только работников для их использования.

Притом образование младенческого народа имеет особую прелесть. Какой это рай в сравнении с тем временем, когда я прибыл сюда! Как ужасно было это одиночество среди болот и тумана при нечеловеческой борьбе со стихиями. Теперь же все в моем распоряжении, а с помощью привезенных с собой друзей и товарищей я уже много сделал. Мне кажется, хотя все-таки остается еще столько работы, что порою мне совестно даже бывает отдыхать, - с горящим взором ответил Удеа.

- Все виденное нами сегодня говорит о твоей деятельности, и за минувшее время ты далеко ушел вперед, - дружеским тоном сказал Супрамати. - С наружной стороны произведение твое - прекрасно, но мы еще ничего пока не знаем о внутреннем устройстве, о тех законах, которые поддерживают порядок в самом здании, - добродушно прибавил он.

- Понимаю. Ты интересуешься нравственной стороной моей работы, и завтра же я вручу наставникам мои законодательные уставы, а во время поездки по стране вы увидите машину в ходу. Но если Эбрамар и вы, друзья мои, позволите, я желал бы изложить вам свод всего сделанного мною и попросить кое-каких советов.

- Конечно, говори. Твой общий обзор поможет нам скорее разобраться в подробностях, - тотчас же ответил Эбрамар.

- Благодарю. Итак, приступаю к самому началу моей истории. По прибытии моем сюда с помощниками мы нашли бесплодную, невозделанную страну и многочисленное, но дикое население; одним словом, существ на самой низкой ступени развития. Они ходили нагие, по всякому поводу убивали друг друга и даже были людоедами. В общем, положение оказалось хуже, нежели я ожидал.

Среди моих диких подданных водились еще остатки населения потонувших континентов - существа еще более низкие, отвратительные по виду и почти звериной дикости. Первой моей заботой было произвести чистку, и я истребил это никуда более не годное население, даже по физической организации неспособное воспринять высшую культуру. Это была самая тяжелая сторона моей задачи, и с целью поскорее с ней покончить я побудил войну.

Знаю, что одной из основных наших аксиом является запрещение убийства; но это не может применяться во всей своей широте в низших мирах, где война оказывается необходимой. Потребность драться, хищное стремление уничтожать друг друга ведет свое начало с очень давних времен, и корни их теряются в бесконечном прошлом. В капле крови борются между собою белые и красные шарики и поглощают один другого. Так же неизбежна и война между людьми.

Моя война дала желаемый результат, и первобытные чудовища исчезли, а мои добрые подданные угостились побежденными, ранеными, да и убитыми. Я же решил воспользоваться этим каннибальским "пиром", чтобы попытаться сделать первый шаг к трудному и великому преобразованию. Средство было жестокое, но над этим нечего было раздумывать, чтобы достичь главного.

Поэтому при моем участии началась заразительная и омерзительная болезнь; тела покрывались язвами, причинявшими ужасные страдания. Я нашел удобный момент установить прочную власть. Вся страна была разделена на временные области, где водворились мои помощники, которые, окружив себя почитанием и организовав явления, способные поразить воображение дикарей, приступили к оказанию помощи. А держались они неизменно одной и той же системы: пожиравшие трупы умирали, а прочие выздоравливали, но оставались расслабленными и болезненными. Внушалось же им, что этот грустный исход являлся следствием употребления в пищу человеческого мяса, и что трупы особенно ядовиты. Тупые мозги поняли это, потому что боль - лучший учитель. И следующее поколение уже брезговало человеческим мясом и возненавидело его.

Разделив население на племена, мы сосредоточили все усилия на развитии земледелия, потому что я планомерно преследовал свою цель - воспитать своих подданных на растительном питании для того, чтобы сделать их народом мирным, деятельным и трудолюбивым и создать здоровую, чистую атмосферу, оградив по возможности от зловредного влияния демонических существ астрального мира. Животная же пища, крайне вредная для телесного здоровья, не менее пагубна и с точки зрения оккультной, так как кровь убитых животных дает возможность духам тьмы придавать плотность их флюидическим телам, а в людях возбуждает грубую жестокость к этим низшим братьям. Это обстоятельство особенно опасно относительно высших, уже весьма умственно развитых пород, которых людское зверство обращает в сатанинские существа, кипящие ненавистью и жаждой мести.

Народ мой - вегетарианец. Доведенное до высокой степени совершенства земледелие в изобилии дает ему самые разнообразные продукты; не менее совершенно разведение садов, виноградников, цветов и выделка молочных продуктов; потому что виденные вами на пастбище многочисленные стада доставляют только молоко, шерсть идет на производство тканей, а кожа павших животных служит лишь для выделки обуви, поясов и других предметов.

Благодаря такой системе преступность - очень редкое явление, да и строгие законодательные меры не дают ей развиваться. Законы мои суровы, может быть, даже жестоки в отношении злоупотреблений и ослушания; но, по моему мнению, сентиментальная снисходительность принесла бы лишь вред людям, стоящим на низкой ступени развития и не свободным еще от кровожадных животных инстинктов. Поэтому первая мера, применяемая к совершившему проступок или злоупотребление, состоит в удалении его из племени, ибо преступность - заразительна, дыхание преступника выделяет токи, исполненные нечистых желаний, злобы, возмущения против законов и недоброжелательства к ближним. Подобные существа распространяют заразу злодеяний, а так как нарушения космических законов являются рассадником наследственных болезней, то необходимо пресечь распространение такого поветрия. Поэтому в каждой области имеется особое место для заключения виновных, где на них воздействуют, чтобы довести до раскаяния; но получают они прощение и возвращаются к своему племени лишь после того, как победят свои дурные страсти и исправят ошибки.

В особенности позаботился я о религии, благочестии и вере в божественные силы. Я указывал вам в каждом селении на окрашенное в белый цвет здание, это - маленький местный храм. В хорошем доме рядом помещается должностное лицо, представляющее собою жреца, врача и наставника одновременно, а двое или трое других, смотря по надобности, заведуют и наблюдают за земледельческими работами, скотоводством, землекопными и каменоломными работами, ремеслами и другим.

Каждое утро на заре, перед началом работ, все жители собираются в храме и вместе со жрецом поют молитву, а затем отец, или старейшина, как называют жреца, читает присутствующим двадцать одно высеченное на обелиске божественное повеление, в которых перечислены все обязанности человека по отношению к своим ближним и Божеству, дабы заповеди эти были всегда свежи в памяти народа. В качестве врача жрец следит за здоровьем своих прихожан, а как учитель он преподает знание о целебных растениях, а способным к учению - начальные правила письма.

Самых развитых посылают в высшие школы, откуда впоследствии выходят низшие служащие.

Вся страна разделена на двадцать одну область, и во главе каждой имеется правитель с необходимым числом помощников; на нем лежит обязанность объезжать каждый месяц свою область для осмотра работ, разбирательства споров, а если понадобится, то и для наказания по закону.

Вы сами будете судить о существующем, благодаря Богу, порядке и о деятельности, налагающей на каждого работу сообразно с его способностями и не терпящей бездельников.

- Ты не сказал ничего о том значении, какое придано в твоем законодательстве искусствам, музыке и могучим силам красок, ароматов, - спросил Дахир, заметив, что Удеа задумался и замолчал.

- Должен признаться, что искусства играют пока довольно незначительную роль ввиду того, что раса мало развита для этого. Живопись стоит совершенно низко, а скульптура и архитектура обещают широкое развитие, и я забочусь, чтобы тщательно разработать эти два дарования.

Музыку, представляющую собою обоюдоострое оружие, я заключил в очень узкие рамки. Во время богослужения, в торжественные дни, для танцев по окончанию работ поют и играют на арфах; но мелодии очень немудреные, а ритм тщательно соразмерен со способностями народа, дабы не возбуждать преждевременно слишком много разнообразных восприятий.

Роль ароматов в нашем большом хозяйстве играют цветы. Выращивание их обязательно, и они всюду растут в изобилии; однако выбор сортов сделан с таким расчетом, чтобы запахи их производили лишь благотворное действие. Но в большом храме и здесь, во дворце, возделывают магические растения, пригодные для высшего посвящения. Так, недавно мне удалось вырастить любопытный и могучий кустарник, цветы которого поют, т.е. производят мелодичные вибрации и излучают свет; запах их похож на дыхание и проникает в капельки росы. Однако окраску цветов я нахожу не вполне совершенной, а у капель сгущенного аромата недостает прозрачности. В этом отношении я, вероятно, что-нибудь упустил из виду и прошу вас, наставники и друзья, научить меня и просветить.

- Охотно дам тебе все указания для продолжения столь полезной и интересной работы, которую я весьма одобряю, - сказал Эбрамар.

- Благодарю. Работа эта доставляет мне наслаждение, и часто я искренне жалею невежд, для которых природа нема и мертва. Какой чудесной картиной наслаждается тот, кто постиг науку и развил свои пять чувств, кто способен воспринимать и видеть окружающее. Для него вся природа живет, каждая травинка дышит, излучает аромат, свет, и чем более изучаешь, тем более делаешь открытий и поражаешься неизменной мудрости Всемогущего.

Следующий день начался с посещения главного столичного храма, величественного и громадного сооружения, с квадратными колоннами у входа и внутри. Внутренность была украшена драгоценными предметами, а в Святая Святых находилось изображение Божества, скрытое от народа.

На улицах и в храме собирались густые толпы людей, падавших ниц на пути следования иерофантов, которых принимали за богов.

Посредине храма находился бассейн с водой, считавшейся освященной богами. Сюда приносили и окунали новорожденных, после чего нарекали их именами; эту же воду брали для лечения больных или окропления жилищ. Вообще в храме находили удовлетворение все духовные потребности народа.

Приятные и нежные ароматы наполняли святое место. При вступлении процессии Эбрамар поднял руку, и мгновенно загорелся огонь на всех треножниках.

Богослужение состояло из приношения цветов, плодов и других произведений земли, возлияния молока, вина и масла и гимнов во славу богов. Песнопения жрецов и жриц отличались величественной и серьезной мелодией и действовали успокоительно на присутствующих.

По окончанию религиозного обряда Удеа повел магов в школы посвящения, а царица его показывала тем временем магиням высшие женские школы, где она была верховной наставницей и где преподавались искусство пения и игры на арфе, нужные работы первоначальных ремесел и начальные сведения по оккультной науке.

- А теперь скажите, достопочтимые наставники мои, хорошо ли я усвоил ваши указания и не сделал ли больших упущений в столь мудром, начертанном вами для меня плане?

- От имени всех нас скажу тебе, сын мой, что ты мудро разрешил задачу воспитания молодого людского организма, - ответил Эбрамар. - И во многих отношениях сделал даже больше, нежели мы надеялись. Так, не выходя за пределы бережливости и скромности, подданные твои достигли изумительного совершенства в прядильном деле: ткани их превосходны по прочности и красоте. Также мы можем только похвалить прикладные искусства, глиняные изделия, крашение и т. д. Что же касается посадки фруктовых деревьев, то результаты ее превосходны. Например виденное нами в садах дерево с бессемянными плодами доказывает, с каким знанием и терпением выращивалось оно в течение долгого времени. Мне кажется, что ты имел в виду как образец банановое дерево нашей угасшей планеты; как и то, оно не может быть разводимо черенками, так же не имеет ни зерен, ни луковицы, а корень у него древовидный.

Одним словом, мы можем только похвалить твою работу. Твой набожный, скромный и деятельный народ, притом до боязни чистоплотный, просуществует долго, переживет любой другой, хотя и стоящий выше его относительно всякого рода комфорта и богатства.

Поэтому получи награду за свои вековые труды. С соизволения верховных иерофантов, возжигаю на твоем челе второй луч мага.

Глубоко растроганный, Удеа преклонил колени, и когда над челом его вспыхнул второй золотой луч, великий иерофант сказал дружески:

- Прими мое поздравление, первый божественный государь этого царства золотого века, воспоминание о коем будет жить в преданиях далеких времен, а сказания будут повествовать о том, что было время, когда народы благоденствовали и были безусловно счастливы, когда боги нисходили с неба, чтобы беседовать с людьми, поучать их и управлять ими.

Глава пятнадцатая

На высоте, сверкая на солнце, словно исполинский сапфир в золоте, красовался царский дворец, и стоял храм с красными, точно рубиновыми колоннами, видневшимися сквозь пышную зелень садов. Три укрепленные ограды опоясывали город, разделяя его на три концентрические части, и у подножья каждой стены были широкие рвы, питавшиеся водой из потока, который начинался на высоте царской резиденции, а затем спускался водопадом и вливался в каналы.

За пределами нижней городской стены разбросаны были многоцветные виллы богатых и сановных лиц и, словно яркие цветы, пестрели лесистые выделявшиеся на горизонте высоты.

День этот был праздничным в Уржане. Все, даже самые бедные домики в долине, разукрасились зеленью, а богатые дома убраны были разноцветными флагами и гирляндами цветов, покрывавших двери, стены и крыши.

Все население было на ногах, и нарядные толпы собирались на морском берегу, где широкая, высеченная в скале лестница вела к гавани, которую теперь бороздило множество лодок.

Другая часть народа теснилась вдоль широкой дороги и лестниц, которые из долины поднимались до самой волшебно разукрашенной царской резиденции. На высокой астрономической башне дворца развевалось голубое знамя с вышитой на нем золотой, увенчанной крестом чашей и озаренное в эту минуту, словно сиянием, лучами восходящего солнца.

Вскоре на горизонте показалось парусное судно, быстро приближавшееся прямо к гавани.

Это было судно своеобразной красоты - резное, вызолоченное, разукрашенное, точно драгоценная вещица, и снабженное красными парусами.

На мостике впереди стояли маги, магини, Удеа с женой и прочие путешественники, с любопытством смотревшие на вырисовывавшийся берег.

- Что за великолепная картина. Как прекрасен этот город, поднимающийся террасами, среди садов и водопадов, да еще увенчанный волшебным дворцом. А у нас сравнительно с этим все просто и не живописно, - заметила Ариана. Удеа улыбнулся:

- Ты права. Но ничего уже не поделаешь, раз ты выбрала такого прозаического мужа, который пользу предпочитает красоте, и тебе остается довольствоваться тем, что дает его царство. Нарайяна, как я уже сказал однажды, баловень судьбы, художник, ищущий красоту, как пчела - мед в цветах. Вот он - действительно герой будущих сказаний, память о коем будет витать в представлении народов, окруженная туманным покровом волшебной сказки.

- А вот и сам герой направляется нам навстречу, - заметил Эбрамар и, обращаясь к Ариане, прибавил: - Ты не права относительно своего царства. У вас также есть места, очень живописные по своей дикой красоте.

Он умолк, потому что лодка Нарайяны пристала в эту минуту.

В два прыжка очутился он на мостике и, почтительно поприветствовав магов, поцеловал Эбрамара, Дахира, Удеа и Супрамати. Нарайяна сиял, и в больших чёрных глазах его отражалось счастье, а шедшее ему одеяние рыцаря Грааля еще более оттеняло его классическую красоту. Впрочем, он сделал некоторые изменения в обычном наряде братства; так, на груди серебристой туники была вышита птица, походившая на орла или коршуна с распущенными крыльями, а поверх шлема красовалась остроконечная корона.

- Если в твоем царстве все так же изящно, богато и уютно, как присланное за нами судно или видимая отсюда твоя столица, то значит, ты беглым шагом вел свою цивилизацию, - с оттенком насмешки заметил Эбрамар.

Но в радостном волнении своего торжества Нарайяна ничего не заметил.

- Да, учитель, я сделал все возможное, чтобы народ мой быстрее двигался вперед. Какая это прекрасная раса, она напоминает моих прежних соотечественников, греков; народ этот - богато одаренный, но страстный, воинственный и даже увлекающийся, и ему предстоит блестящая будущность. Что же касается богатства и удобств, то мне легко было достичь их: почва в изобилии родит, а металлы, мрамор и прочие драгоценные материалы в большинстве случаев находятся еще в мягком состоянии, и потому ими очень легко пользоваться. Но вот мы и прибыли, - прервал он свою речь, подходя к борту и поднимая руку.

Тотчас многочисленный хор на берегу грянул приветственный гимн, очень сложный по мелодии, но исполненный с редким совершенством. На пристани выстроены были богато одетые воины в легких доспехах, словно из рыбьей чешуи, в золотых шлемах и вооруженные копьями, широкими и короткими мечами, луками и колчанами стрел.

Дети усыпали цветами путь прибывших гостей, которые разместились потом в переносные двухместные троны, с восемью носильщиками, и шествие двинулось в путь, охраняемое стражей и сопровождаемое огромной толпой.

В каждой из городских частей, разделенных оградами, процессии жрецов и жриц встречали магов пением под звуки арф, а народ падал перед ними ниц.

Наконец они достигли вершины и сначала направились в храм - великолепное здание, построенное все из прозрачного материала рубинового цвета.

При входе встретила их Уржани с двумя детьми. В богатом наряде, сияя счастьем при виде родителей и друзей, она была прекраснее, чем когда-либо.

По окончанию богослужения все отправились во дворец, пройдя чудесно ухоженными садами с фонтанами.

На другой день наставники начали обстоятельно осматривать весь город. Многое отражало воспоминание о погибшей планете, все еще жившее в душе Нарайяны. Так, например, в черте верхней ограды, ниже царского дворца, он устроил скаковое поле, огромные общественные сады, и там же находилось одно заведение - старая идея, которая получила иную постановку.

Заведение это было гостиницей, или убежищем для путешествовавших иностранцев либо приезжих из отдаленных областей царства, где им оказывалось широкое гостеприимство и они считались гостями правительства. Здание представляло огромный дворец со всякого рода удобствами, и приспособлено было для помещения около тысячи гостей, имеющих право оставаться там, сообразно с делами, от недели до месяца.

В пределах же вышгорода жило множество служащих, и находилась часть училищ, предназначенных для искусств и наук.

В следующей ограде сосредоточивалась промышленная жизнь города, уже весьма притом развитая. Там находились ремесленные школы и центры производства одежд, материй, домашней утвари и прочего; там же расположены были казармы, так как у Нарайяны имелось большое войско. Впрочем, в городе стояла только царская гвардия, богато снаряженная и вооруженная; часть этой гвардии имела даже казармы поблизости дворца, и отряды ее поочередно несли там караульную службу. Остальные войска были распределены в областях и по границам.

Наконец, в нижней ограде, как и в долине или по берегу моря, жила беднейшая часть населения, занимавшаяся рыболовством и судоходством. Дома их, теснее расположенные друг к другу, нежели в верхних оградах, были проще и лишены роскоши, но все-таки домики были необыкновенно чистенькие и при каждом имелся хорошенький садик.

Для снабжения водой обширного города с населением в несколько сот тысяч человек инженеры Нарайяны изобрели очень остроумную систему орошения.

Из горного озера был устроен водопровод в приемник особого для этой цели здания, у самого подножья холма, на котором расположен был город.

Из этого главного водоема отвесно высеченный в скале еще больший водопровод, высотою в пятьсот футов, поднимал воду до площади, где находился царский дворец, откуда она разливалась по всему городу. По другим проводам питьевая вода поступала в различные части города и снабжала общественные фонтаны, а система шлюзов распределяла воду по кварталам.

Храмы, все одинаково великолепные, обслуживались многочисленной кастой жрецов; а поклонялся народ солнечному диску, как символу высшего и неведомого Бога. Диск этот из массивного золота был расположен так, чтобы первый же луч солнца падал на него в день весеннего равноденствия.

Вечером на террасе беседовали о том, что видели днем, и маги спрашивали Нарайяну о различных подробностях государственного устройства, в том числе, о богослужении и вероучении.

- Для касты жрецов, т.е. для низших посвященных, я ввел поклонение огню и солнцу ввиду того, что свет и тепло служат символами, наиболее способными дать уму младенческого народа относительное понятие о великой первопричине. Тем не менее жреческая каста, хотя и удостоенная лишь низшей ступени посвящения, обладает более значительными, глубокими и точными символами. Так, не открывая самой сущности тайны троичности в единстве, они символизируют Верховное Существо в его космическом могуществе, как Творца, Хранителя и Разрушителя. Полагаю, что я не преступил границы вашего полномочия, открыв им это?

- Совсем нет, и нам интересно было бы ознакомиться с программой этого низшего посвящения.

- Я составил ее так, чтобы более развитые, сравнительно с прочей толпой, более деятельные и желающие восхождения могли приобрести и более возвышенные познания. Также уничтожил я кровавые жертвы. Приношения божеству состоят лишь из цветов и плодов, молока и ароматов; но я не мог, подобно Удеа, воспретить населению употребление мяса. Море и реки, изобилующие самой разнообразной рыбой, соблазнительны для моих рыболовов; равным образом богатые дичью леса привлекают охотников, доставляя народу обильную, здоровую и дешевую пищу.

Я не разделяю мнение Удеа, что мясо вредно, и полагаю, что в более или менее отдаленном будущем и его народ непременно вернется к мясу.

- Возможно, но пока они обходятся без такой пищи, которая во всяком случае возбуждает животные инстинкты и кровожадность; надеюсь, что эти века вегетарианства создадут серьезное и миролюбивое поколение. А со временем ведь вся наша работа заглохнет, и жизнь народов примет иное направление, - ответил Удеа.

- Во всяком случае я старался уменьшить употребление мяса, установив известные периоды обязательного поста; причем способ питания строго регламентируется. Я не хотел предписывать пост вроде того, какой был на нашей бедной умершей планете, где при воздержании от мяса придумывало обжорство всякими утонченными яствами, и люди набивали себе желудки вкусными вещами, воображая, что таким образом соблюдают воздержание. Помимо этого, во все время прохождения посвящения растительное питание уже обязательно.

Все имеющееся в стране принадлежит мне, словом, составляет собственность царя: жатва, пастбища, стада и прочее. Государство разделено на тридцать две области, и каждая имеет мною назначенного правителя, который является ответственным за свое управление и благосостояние подчиненного ему населения.

При каждом правителе учрежден совет из земледельцев или разного рода техников, исходя из потребностей местности и, кроме того, коллегия посвященных, состоящая из астронома и нескольких знатоков сокровенной науки, которые могли бы вызывать по желанию дождь или предупреждать разного рода бедствия природы, словом, управлять оккультными влияниями, воздействующими на жизнь растительную и животную.

Понятно, большая часть даров земли каждой области потребляются на месте, но где необходимо, там производится обмен товаров.

Прежде всего часть производства предоставляется в распоряжение царя и центрального правительства; затем урожай области распределяется между ее жителями, и каждый, от правителя до последнего земледельца, получает известную часть сообразно его положению, что обеспечивает ему полное благосостояние. Всякое возрастание производительной способности земли или минеральных богатств также распределяется соответственно между всеми; таким образом, все заинтересованы в деле и работают старательно.

До сих пор система эта действует превосходно, и следствием ее является отсутствие в моем царстве бедности, а тем более нищеты или пролетариата в том виде, как это было на умершей Земле.

- Дай Бог, чтобы установленная тобой государственная система существовала как можно дольше, и будем надеяться, что правящие классы еще в течение веков будут считать своим священным долгом отдавать государству силы и труд и не сбросят по небрежности на низших великие возложенные на них тобою обязанности, а сами вместо этого предадутся хищениям и станут думать лишь о личном благополучии и услаждении.

С этого дня, как и в царстве Удеа, маги совершали поездки в разные области, убеждаясь, что всюду царит порядок и обилие; но они отметили, тем не менее, что население было много развитее и беспокойнее, чем мирные земледельцы и пастухи Удеа.

В этом случае музыка сыграла очень большую роль. В каждой округе находилась школа, где преподавалось пение, игра на разных инструментах и танцы. Окончание работ обычно сопровождалось весельем, а дни народных праздников - хоровым пением и священными хороводами, поразившими магов изяществом ритма и красотой пластики.

Накануне последней поездки Эбрамар и Нарайяна находились вечером одни в помещении мага. Облокотясь на окно, Эбрамар задумался, и Нарайяна следил за ним, видимо, озабоченный.

- Дорогой учитель, - спросил он наконец после продолжительного, томительного молчания, - что значит тень грусти, которая заволокла твои глаза, бывшие мне всегда путеводной звездой в жизни? Может быть, ты недоволен мною? Между тем я старался изо всех сил, работал неустанно над развитием моего народа и, по мере понимания моего, прилагал свое знание, чтобы явиться пред тобой достойным возложенной на меня задачи.

Эбрамар повернулся и с бесконечной любовью посмотрел на своего "блудного сына", которого с такими усилиями вел он через бездну искушений и человеческих слабостей, а затем учил и радовался, когда на челе его духовного детища засверкал луч мага.

- Нет, мой милый, мне не в чем упрекнуть тебя, и я могу только похвалить твою огромную работу. Одно лишь замечание можно сделать тебе - за недостаток осторожности...

- В чем, учитель? Прости, в таком случае, мою невольную оплошность! - смущенный и расстроенный воскликнул Нарайяна.

Эбрамар положил руку ему на плечо и дружески сказал:

- Глупый! Еще раз говорю, что у меня нет упреков, потому что я не могу обвинять тебя в том, что твоя огненная душа, увлекающаяся красотой и искусством, парит над толпой, которой ты призван управлять. Я сам - художник и понимаю могущество красоты и то очарование, которым она объемлет душу; так мне ли осуждать тебя за то, что ты не выдержал, окружив себя сокровищами красоты, отпечатки которой носишь в себе самом. Только это понятное и... простительное увлечение заставило тебя несколько забыть правила осторожности. Подумай, сколько чувств ты преждевременно разбудил в душе твоего народа.

- Понимаю! Ты хочешь сказать о музыке, или вибрации, об ароматах и влиянии света? И ты находишь, что я слишком широко пользовался этими тремя великими силами в отношении еще первобытной природы моего народа? Но уверяю тебя, учитель, эта раса чрезвычайно богато одарена и требует лишь незначительного толчка для быстрого преуспевания. А я думал, что поступаю хорошо, пустив в ход имевшиеся в моем распоряжении средства, чтобы пробудить разум, привести в движение их чувства, возбудить в них новые желания, которые должны, в свою очередь, иметь соответствующие следствия.

Например, женщины очень красивы, но они показались мне лишь хорошенькими живыми статуэтками; не было в них ни заботы о своей наружности, ни желания нравиться, ни понятия о грации и женской прелести. Поэтому я и не считал вредным пустить в ход музыкальные вибрации, которые проникли бы сквозь грубую все же оболочку и, всколыхнув душу, пробудили бы в ней новые представления, а ароматы содействовали уже вибрации.

Эбрамар лукаво улыбнулся.

- Вижу, что корешки прошлого еще живут в тебе, и ты прежде всего занялся развитием прекрасного пола; хотя, конечно, душа женщины должна быть воплощением идеала во всех видах, но теперь речь идет не об этом. Суть в том, что ты слишком рано разбудил этот народ от его младенческого сна, посеял в нем все утонченные желания и представления свыше его нормального уровня. Отсюда возникнут страсти и губительная борьба, которые повлекут за собой космическую катастрофу.

Забыл ты, что исполинские, приведенные тобою в действие силы представляют собою обоюдоострое оружие? А ведь ты знаешь, что музыку - звуки ее и ритм - надо тщательно соизмерять соответственно плотности астрального тела, дабы она была благотворна, а не вредна; для народных же масс этот основной закон следует применять еще осторожнее, иначе он доведет до крайнего возбуждения, что может вызвать расстройство и всякого рода вредные последствия, которые долго было бы перечислять в настоящую минуту.

Вибрация музыкального звука по производимому ею на астральное тело действию может быть могучей целительной силой или же скрытой отравой, до такой степени опасной, что в конце концов она способна вызвать накожные болезни, безумие и даже смерть.

Такими же благодетельными, но вместе с тем и предательскими бывают ароматы; недаром производство и употребление ароматов исключительной силы составляли на нашей старой планете тайну храмов.

О свете уж и говорить не стоит. Даже всякий самый обыкновенный смертный знает, что без него жизнь вянет, и что он способен в то же время ослепить и убить. Наука мага учит его пользоваться этими страшными двигателями и обращаться с ними осторожно.

- Ты прав! Благодарю тебя и на будущее время постараюсь не увлекаться, а действовать не иначе как в согласии с законами благоразумия и осторожности.

На другой день, во время последнего объезда, Нарайяна повез учителей на остров, настолько отдаленный, что во все стороны видны были только небо да океан. Там он устроил весьма своеобразную исправительную колонию. Туда отправляли только тяжких преступников, самых закоренелых, и подвергали нравственному воздействию, основанному исключительно на сочетаниях музыкальных вибраций, ароматов и красок в приспособленных для этих целей пещерах и кельях.

Тщательно проверенные результаты такой системы получились, однако, весьма разнообразными. Были бесспорно истинные нравственные возрождения: большое число исправленных свирепых разбойников становились спокойными, многие дурные инстинкты, пороки и разного рода развращенность совершенно искоренялись или ослаблялись; но бывали также случаи сумасшествия, идиотизма, странных болезней и внезапной смерти.

Маги только улыбнулись и покачали головами, но не высказались относительно впечатления, произведенного на них таким удивительным исправительным заведением.

Вечером Супрамати зашел к Эбрамару и застал его задумчивым и озабоченным. Заговорили они о бывшем днем осмотре и, прежде всего, о придуманном Нарайяной способе нравственного воздействия на преступников.

- Он увлекается, опережает время и проводит весьма опасные опыты. И сколько еще глупостей натворит он, когда меня не будет с вами! Несомненно, все, что он делает, - гениально и своеобразно, как и сам Нарайяна, но он увлекается, повторяю, и потому ему необходим друг, который обуздал бы его и руководил этой бесспорно великой силой, вдохновленной наилучшими намерениями.

- Я разделяю твое мнение и, с твоего одобрения, охотно останусь с ним в качестве первосвященника и иерофанта. Он признался мне, что сочтет за счастье иметь во главе своего училища посвящения и касты священнослужителей мага высшей, сравнительно с ним, степени.

Эбрамар протянул руку, с признательностью и любовью глядя на него.

- Конечно, я одобряю твое предложение и дорого ценю жертву, приносимую тобою из любви ко мне. Я знаю, что ты приготовил для назначенного тебе царства столь же мудрое и ученое законодательство, и с твоей стороны - большая жертва отказаться от такого обширного и интересного поприща деятельности.

- Не жертва с моей стороны, а большое счастье доставить тебе, дорогой мой наставник и благодетель, хоть минутную радость и отстранить от тебя всякую заботу к тому времени, когда ты нас покинешь.

Кроме того, я только плачу Нарайяне свой долг признательности. Не ему ли обязан я тем, чем стал, не ему ли должен быть благодарен за счастье иметь тебя руководителем? Что же касается просветительской деятельности в предназначенной мне стране, ее выполнит другой маг. Благодаря Богу у нас нет недостатка в людях, достойных и способных к подобной миссии.

Эбрамар встал и обнял его.

- Благодарю, Супрамати! Ты доставил мне действительно минуту великой радости, доказав, что окончательно поборол всякую мелочную человеческую слабость. Сегодня же переговорю я с наставниками, и не сомневайся в том, что они одобрят мой выбор. Твоим заместителем будет твой старший сын Сандира, которого я воспитывал и поучал с самого рождения его; ему ты и передашь все планы, приготовленные тобою для себя самого. Но вот, кажется, идет наш ветрогон, - прибавил он, прерывая изъявления благодарности Супрамати.

Действительно, в соседней комнате послышалась легкая, торопливая походка, и раздался голос Нарайяны, спрашивавший, можно ли войти.

Едва успев сесть, он в ту же минуту спросил:

- Ты, верно, будешь бранить меня, учитель, за мое исправительное заведение, я уже подметил на ваших лицах и ясные и пасмурные выражения. Впрочем, я предчувствовал это и потому приберег остров в виде последнего сюрприза.

- Так как ты сам хорошо понял, что твоя выдумка не заслуживает полного одобрения, то я сейчас же изложу свое мнение. В основе система твоя - превосходна, но... применима она может быть лишь через несколько сот тысяч лет, да и притом среди населения совершенно другого развития и в физическом, а особенно в нравственном и умственном отношениях.

Доказательства моих слов ты найдешь в перечне отмеченных там фактов. Исцеления или, вернее, нравственные обновления, которые наблюдались, - редки, и, как тебе известно, совершались они над потомками землян, т.е. только над отпрысками уже весьма развитых рас; улучшения обнаружены были у лиц, принадлежавших к семьям низших посвященных, т. е. у таких, которые достигли уже умственного и физического развития, хотя и преждевременно. Что же касается массы подвергшихся твоему лечению туземцев, ты должен согласиться, что результаты получились плачевные. В тех случаях, когда преобладала музыкальная вибрация слишком сильная для плотности астрального тела, было много внезапных смертей; рвалась связь между плотью и астралом вследствие своей недостаточной упругости и растяжимости.

Ароматы, действуя слишком сильно на тупые, плотные мозги, неспособные поглощать их, приводили к идиотизму или бешенству. Тогда как мозг развитый, деятельный и привыкший путем умственной работы к быстрому и постоянному обмену веществ, поглотил бы эти ароматы и воспринял бы их благотворное влияние.

Что же касается красок, то будучи силой нежной, но опасной, они вызывали отвратительные накожные болезни и другие наблюдавшиеся странные явления.

- Ах! Я вижу, что сделал большой промах, но я никогда не думал, что так трудно соразмерять знание с применением его! - воскликнул огорченный Нарайяна. - Бедные мои преемники! Предвижу, что им за многое придется расплачиваться, - прибавил он полунасмешливо, полупечально.

- Каждый из нас делал промахи в течение своего долгого и трудного восхождения. Но для того, чтобы предохранить тебя по возможности от ошибок в будущем, я оставлю тебе руководителя, преданного друга; его просвещенная любовь и высшее знание поддержат тебя. Супрамати принимает сан великого иерофанта, для замещения которого ты желал иметь высшего мага, - приветливо сказал Эбрамар.

- Ты хочешь остаться со мною, Супрамати? Да ведь ты же готовился стать царем и законодателем избранного для тебя народа! - с удивлением воскликнул взволнованный Нарайяна.

- Другой выполнит это назначение, а так как Эбрамар считает меня достойным, - не заменить его, нет, - а быть твоим советником, когда он нас покинет, то я с радостью остаюсь. К тому же я твой наследник, и на мне лежат известные в отношении тебя обязанности, - весело ответил Супрамати.

Со свойственной ему пылкостью Нарайяна бросился к Супрамати и крепко сжал его в своих объятиях.

- Благодарю, благодарю, друг и лучший во всем мире наследник! Не нахожу слов выразить свою признательность, и я действительно был бы вполне счастлив, если бы предстоящая разлука с Эбрамаром не лежала камнем у меня на сердце. Не могу примириться с мыслью, что не увижу его больше, и что даже мысленно мне трудно будет вознестись в те далекие сферы, где будет пребывать он, уже совершенное существо!...

- Ты очень ошибаешься, Нарайяна, считая меня существом совершенным, - с грустной улыбкой заметил Эбрамар. - Лишь на этой низшей земле я кажусь чем-то высшим, и только по мелочному тщеславию нашему называемся мы сынами Разума, сынами света; но, покинув вас и очутившись на другой, высшей сравнительно с нашей планетной системе, меня ждет много неожиданностей, и я окажусь невеждой среди тружеников, которые станут уже моими учителями и просветят меня.

Там знание мое окажется весьма ограниченным, потому что мне придется исследовать и научиться управлять гораздо более сложным космическим аппаратом, чем наш, стихии которого еще очень тяжелы и грубы. В высших системах космическая материя до того сложна по своему составу, что мне предстоит пройти целый курс наук и вычислений.

Да, милые дети мои, непостижима, великолепна, подавляюща, сокровенна обитель Всемогущего, и среди грохота непрерывного творения и колоссальных разрушений, которые свершаются, в безграничном пространстве кишат неисчислимые миллиарды работников. Никто не постиг еще глубину той Премудрости и Всезнания, которое сочло, кажется, всякую малейшую частицу. Даже луч какого-нибудь светила, пролетающий неимоверные расстояния, прежде чем через многие тысячелетия проникнет в нашу тяжелую атмосферу, попадает к нам не случайно. Таинственный посол уже угасшего, может быть, мира, он несет с собою космические субстанции, которые нужны нам здесь...

Эбрамар умолк, а вдохновенный взор его устремлен был, казалось, на какое-то далекое видение.

Тяжелое чувство объяло сердца его слушателей при мысли о громадном и страшном пути, который предстояло еще пройти, и о предстоявшей им работе. Они почувствовали себя хилыми, слепыми и невежественными, какими-то атомами, затерянными среди бесчисленного человечества, которых стопа времени давит, словно муравьев; им даже как будто слышался скрип колеса вечности.

Взглянув на обоих учеников, Эбрамар понял их душевное состояние и сказал с любовью:

- Конечно, голова может закружиться при мысли об окружающей нас со всех сторон бесконечности, но надо мужественно стряхнуть с себя подобную слабость и проникнуться сознанием, что среди миллиардов душ мы все же облагодетельствованы судьбой. Мы постигли многие законы, неведомые и необъяснимые профанам: мы миновали первые, самые тяжелые переходы неизбежного восхождения, которое ведет несокрушимую искру от атома к лучезарному средоточию, где пребывает Неисповедимый, частицу Коего мы составляем.

Итак, поднимите головы, друзья мои! Я покидаю вас и поднимусь на следующую ступень, но обещаю не терять времени и приготовиться достойно принять когда-нибудь и вас, милые ученики мои, подобно тому, как и меня ожидают теперь преданные мои наставники. Несомненно, существом моим будут править уже совершенно иные эфирные условия, но соединяющая нас связь никогда не порвется.

- Учитель! - глухо прошептал Нарайяна, - у меня к тебе есть просьба. Я желал бы присутствовать при твоем уходе и чтил бы этот час, как самое дорогое и священное для меня воспоминание. Можешь ли ты оказать мне такую милость? Может быть, я еще не достоин и не буду в состоянии вынести столько сверхземного света?

- Обещаю, что ты будешь со мной в этот торжественный час, и увидишь, как я сброшу свою телесную оболочку. А сам ты работай всеми силами, чтобы соединиться со мной и приблизить время, когда я приму вас, дети мои, в своей новой обители.

На следующий после этого разговора день маги отправились в сопровождении Нарайяны осматривать царство Абрасака.

Глава шестнадцатая

Воздушный корабль быстро приближался к стране, подвластной Абрасаку. Маги ехали к нему без предупреждения, и он не посылал вестников просить к себе учителей на осмотр его царства. Оба царя также не получили приглашения, а потому Удеа отказался сопровождать магов и вернулся к себе с Арианой.

Нарайяна же присоединился к Эбрамару, заявив, что будучи наставником Абрасака, имеет неотъемлемое право принять участие в осмотре, чтобы видеть, как воспользовался он приобретенным знанием.

С высоты, где они парили, перед ними расстилалась громадная картина. Широкая и могучая река катила свои волны, по обе стороны тянулись широкими лентами плодоносные земли с пышной растительностью, окаймленные на горизонте цепью голых зубчатых гор.

Под воздушным судном виднелось широкое устье реки и в дельте замечалось несколько островов, из коих один, самый большой и сплошь гранитный, выдвинут был вперед, словно часовой.

Продолжая свой головокружительный полет, воздушное судно понемногу спускалось, и вскоре обозначился огромный город, раскинувшийся по обоим берегам реки, с массивными сооружениями, окруженный садами, которые тянулись на необозримое пространство.

Все маги собрались на мостике, ход судна все замедлялся, и вдруг Нарайяна, опустив бывшую в его руке подзорную трубу, громко расхохотался.

- Наставники, нас ждут, и на берегу построена даже пристань для судна. Ха! Ха! Браво, Абрасак! Вот что значит хорошо организованная полиция.

Теперь уже ясно было видно море человеческих голов, волновавшееся на берегу реки, и торжественные процессии, выстроившиеся вокруг пристани, куда причалило судно. Широкая лестница, покрытая пестрыми циновками, вела к особому возвышению, на котором стоял Абрасак с Авани и многочисленной семьей, состоявшей из пяти сыновей и трех дочерей. Все были одеты в полотняные роскошно вышитые одеяния, а лица отражали спокойное мужество и высокий разум.

Весь народ пал ниц, когда Абрасак и его близкие почтительно приветствовали магов. Затем все в носилках доставлены были во дворец, где гостей ожидал великолепный обед, и маги поздравили царя с тем, что он угадал их прибытие, доказав, как тщательно поддерживает он магнетическую связь с божественным городом.

На следующий день маги собрались в рабочей палате Абрасака.

Посреди полукруга, образованного магами, стоял царь и последовательно излагал им план своего государственного строительства, прежде, чем они приступят к подробному обозрению страны и различных ее учреждений.

Красивое и мужественное лицо Абрасака приняло другое выражение; теперь на нем отражалось полное достоинства спокойствие и то осознание силы, которое дают власть и привычка повелевать.

- Позвольте мне, уважаемые наставники, изложить вам вкратце все, что я сделал с того момента, как вместе с товарищами высадился на этой земле, бесплодной в то время и болотистой, где ютилось многочисленное, но грубое, дикое и мятежное население. Понятно, что дикари эти не имели никакого представления ни о законах, ни об обязанностях, ни о божестве, ни о деятельности. Для того чтобы вылепить что-либо определенное из данной в мое распоряжение человеческой глины, прежде всего следовало развести ее страхом. И вот, применяя имевшиеся в моем распоряжении неведомые им силы, я их укротил и подчинил своей воле. А после того расселил их вперемешку по обоим берегам.

По составленному мною общему плану, будущая цивилизация должна была покоиться на трех основах; религии с ее обрядностями, незыблемой царской власти, облеченной божественным обаянием, и, наконец, общественных законах, которые сдерживали бы народ в желаемых рамках и обеспечили бы ему на долгие века путь развития.

Царская власть, при содействии совета посвященных, должна была стоять во главе всего государственного устройства.

Вы, читающие чужие мысли, для кого низшая душа не представляет тайны, вы поверите мне, почтенные наставники, что не гордость и не тщеславие внушили мне вознести царское достоинство на недосягаемую высоту и окружить его божественным поклонением.

Нет, я думал и продолжаю думать, что монархическое правление - самое совершенное и самое подходящее по своей простоте для управления народами; но зато и царь должен быть, разумеется, на высоте этого идеала. Моя же душа была и теперь еще преисполнена пламенным желанием оправдать ваше доверие и принести народу этому как можно больше добра, сливаясь с ним и его интересами. Вы сами рассудите, преуспел ли я в этом; но меня постоянно страшила опасность оказаться жалким монархом наподобие тех, каких много бывало на нашей погибшей Земле во времена ее упадка.

Вот свод моих законов, и притом очень строгих. Помня, какое зло порождает несправедливость, я старался поставить правду превыше всего, и перед правосудием все равны, - начиная с моих детей и до последнего простолюдина.

Самый драгоценный бывший в моем распоряжении человеческий материал составляли, конечно, привезенные с нами земляне, которым в целях спасения их при катастрофе Земли пришлось дать первородное вещество. Разумеется, среди них было много таких, кто не умел работать со всей полнотой имевшейся в их распоряжении мозговой силы; но мозг их был во всяком случае уже очень гибок, тело весьма развито и органы изощрены. Одним словом, этой высшей породе предстояло жить века, и это долголетие давало возможность пользоваться им в самых разнообразных случаях. И вдруг среди этих-то полубессмертных участились смертные случаи. По мнению наших ученых, посвященных, причина смертности крылась в особо вредных испарениях в этой области первобытной земли, которые гораздо быстрее, нежели в каком-либо другом месте, поглощали и уничтожали связь, созданную жизненным эликсиром между плотским и астральным телом.

Меня смутило это и привело в отчаяние. При учащении подобных случаев мне грозило остаться среди огромного низшего населения без наставников, без художников, без мастеров, одним словом, без необходимой высшей породы.

Если же в нашей среде стали бы воплощаться низшие духи первобытной породы, то невозможно было бы их быстрое развитие, и успехи цивилизации приостановились бы надолго.

В такую минуту, признаюсь, я слабел и подумывал просить помощи у вас; но зная, что вы требуете от нас самостоятельности, я все обдумал, а затем, серьезно обсудив с сопровождавшими меня посвященными, нашел выход. Следовало задержать в определенном месте развоплощенные души высшего развития и принудить их рождаться в подобающих им условиях.

Вы знаете, что путем магических способов это вполне возможно, и знаете также, сколько бед происходит от случайных рождений, которые ставят низших существ с низменными инстинктами в превышающие их нравственный и умственный уровень общественные условия. Недостаточно еще родиться даже наследником престола, чтобы суметь править народами. Подобные выскочки избегают и ненавидят все, что выше их, окружают себя подобными им ничтожествами или порочными и тупыми людишками, опасными уже тем, что они неспособны применять свою власть где нужно, и тогда начинается общий развал.

Воспитанию я посвятил особенную заботу. Каждый ребенок знает, что над ним стоит Божество, наградившее его драгоценнейшим даром - жизнью, и что этот божественный дар он должен почитать в каждом и никогда не убивать беспричинно, ибо вернуть жизнь невозможно. Собственное свое существование человек обязан беречь правильной, умеренной и чистоплотной жизнью. Всякая болезнь вследствие невоздержания, разврата, нечистоплотности, обжорства рассматривается как преступление и строго наказывается законом; а родители несут ответственность за ребенка, если тот заболеет вследствие их небрежности.

- Ах! Вот прекрасная мысль! Я применю ее у себя! - перебил пылкий Нарайяна, и вспышка его вызвала улыбку магов.

Такое неожиданное вмешательство прервало речь Абрасака, и возник оживленный обмен мнениями по поводу выслушанного доклада.

Следующий день посвящен был обзору города. Прежде всего Абрасак провел гостей в обширное здание, в котором хранилось множество статуй лиц, отличившихся мудростью, знанием и сделанным в жизни добром.

Это был Храм славы, и в нем всегда дежурили служащие из священной касты, которые рассказывали многочисленным посетителям жизнеописания великих людей и деяния, их обессмертившие. Вход туда был для всех свободный, а высшим кастам даже обязывалось приводить с собой детей, дабы с раннего уже возраста те получали представление о полезной, достойной жизни и проникались сознанием, что малейшая несправедливость или бесчестный поступок лишают права занять место среди почитаемых всем народом избранников.

Живейший интерес возбудил в магах придуманный Абрасаком способ подбирать души для пополнения его высшей касты. Поэтому Нарайяна выказал настойчивое желание как можно скорее осмотреть "живой некрополь", который, как ему казалось, был интереснее всего в его царстве.

- Потерпи же чуточку. Так как "живой некрополь" - главное мое создание, то я приберегаю его напоследок.

- А какой способ погребения установил ты для народной массы? - спросил Эбрамар.

- Этот вопрос сильно озаботил меня. Ввиду палящего и влажного климата моей страны, я считал, что зарытие тел породит опасные миазмы разложения; кроме того, пробивать могилы в гранитных скалах - чересчур громадный и непроизводительный труд. Сжигать же трупы я также не хотел, имея в виду тяжелые и вредные последствия для астрального тела при уничтожении огнем тела физического. Поэтому я избрал нечто среднее.

Те из туземцев, которые выделились из общей массы, были достаточно развиты для восприятия некоторого посвящения и способны стать в следующих существованиях полезными деятелями в качестве низших служащих, художников или учителей ремесел, хоронятся особо; но по тем же правилам, как и высшая раса; этих духов мы воплощаем в самые развитые умственно семьи, слившиеся посредством браков с более высокой расой.

Что же касается народной массы, находящейся еще на низшей ступени умственного развития, то для нее я установил более простой способ погребения.

В устье реки, орошающей всю страну, имеется много разной величины каменистых островов и на одном из них мы вырыли большой подземный храм с залами, склепами и коридорами. Туда сносят умерших из столицы и окрестностей.

Несколько подобных же храмов сооружено в других частях страны. Семья приносит в такой храм тело умершего, оставляет его там на семьдесят дней и платит очень небольшую сумму на первоначальные расходы. Многочисленная каста особого назначения из жрецов и служителей состоит при храмах. Тело уносится в круглые пещеры, где искусственно поддерживается сухой и жаркий воздух; а посреди пещеры находится большой, неглубокий бассейн, заполненный жидкостью с острым, смоляным запахом. В эту жидкость окунают полотняную простыню, пеленают ею тело наподобие мумии и опускают вместе с другими трупами в бассейн. На груди каждого такого пакета помещается дощечка с именем умершего и днем его кончины.

На больших жаровнях там горят смолистые травы, смоченные в особом веществе, распространяющем густой пар с удушливым запахом. Каждые двое суток возобновляют горючие вещества на треножниках и в бассейн добавляют жидкость, поглощаемую мертвыми телами. Служители или, вернее, жрецы низшей степени, на которых возложена эта работа, носят особое одеяние и закрывают лицо маской, предохраняющей от вредной атмосферы пещеры.

По прошествии семидесяти дней большие и сильные тела съеживаются до размера куклы, но лица покойных вполне можно узнать, а волосы и ногти остаются нетронутыми; труп только становится похож на гибкую восковую фигуру. Должен сознаться, что с течением времени они портятся, становятся бурыми или желтыми и удивительно напоминают корни растений. Но по выходе из пещеры они очень хороши на вид, а семье выдается флакон эссенции, которой по истечении некоторого времени надо натирать тело, чтобы сберечь его благообразный вид. Родные доставляют ящики, более или менее изящные, служащие гробами, и, по желанию, уносят усопших с собой или погребают на острове. Многие богатые семьи устроили в стенах своих домов род шкафов, богато разукрашенных и служащих семейной усыпальницей. Там курятся ароматические эссенции и совершаются погребальные обряды. А все-таки люди говорят, что в этих маленьких склепах слышны бывают вздохи, стоны и даже крики.

Случается, что под влиянием страха потомки опорожняют эти шкафы-склепы, относят покойников в уединенные долины, пропасти или болотистые пустыни и там сажают их в землю, как корни растений; по народному поверью, влажная земля утоляет страдания бедных покойников.

В наше время страшного знания и магической силы уже существуют колдуньи, обладающие обрывками знания и оказывающие помощь семьям. Эти знахарки рассказывают, что на таких странных кладбищах бывает необыкновенная и таинственная растительность; трупы в сырой земле превращаются будто бы в настоящие корни, а над землей вырастает точно букет зеленовато-бурых листьев, и в нем в лунные ночи витает голубоватая тень с человеческой головой. Колдуньи утверждают, что тени эти беседуют между собой, а корни таких загадочных растений оказываются могущественными талисманами, с которыми связаны подневольные демоны, и их можно приспособить для услуг людям, обладающим талисманом.

Абрасак умолк, и минуту спустя один из магов заметил:

- Колдуньи не совсем правы, и способ, применяемый тобой, при всех хороших сторонах его, вместе с тем и жесток, потому что поддерживает отчасти связь с астралом. Я укажу тебе средство, которое ослабит эту опасность.

Абрасак горячо поблагодарил его, а на следующий день маги начали подробный обзор страны со всеми ее учреждениями, но не высказывали своего суждения по поводу виденного, оставив это до окончания осмотра.

Наконец настало нетерпеливо ожидаемое Нарайяной посещение живого некрополя. Длинная лодка, окрашенная в черный цвет, с высоким и изогнутым, как у египетских барок, носом ожидала магов, а двенадцать здоровых гребцов стрелой помчали ее по реке.

Вскоре подошли они к погребальному острову, темная громадная гранитная масса которого зловеще поднималась из пенистых волн, с грохотом разбивавшихся о зубчатые, словно щетина, прибрежные утесы.

Лавируя между рифами, лодка нырнула в длинный тоннель, освещенный кое-где смолистыми факелами, и после многочисленных поворотов вошла во внутреннее озеро, обрамленное со всех сторон голыми остроконечными скалами. На берегу озера, друг против друга, виднелись два громадных подъезда на высоте нескольких ступеней, а на портиках были начертаны иероглифами две одинаковые надписи - "Умереть - чтобы вновь ожить".

Лодка причалила к одному из подъездов, и маги взошли по лестнице в большую сводчатую залу, из которой несколько пробитых в скале коридоров расходились по разным направлениям и исчезали вдали.

- Сюда приносят тела для бальзамирования, и эта часть острова предназначена для изготовления мумий, - объяснял Абрасак. - За пределы этой залы никто не смеет входить, кроме ближайших родственников, сопровождающих труп, и когда мумия готова, их допускают проститься с покойником. Если желаете, почтенные наставники, я покажу вам применяемые нами способы и, может быть, вы сочтете нужным ввести какие-нибудь изменения.

С согласия магов Абрасак провел их по подземному городу, где работали жрецы, специально для того посвященные.

Когда все было подробно осмотрено, Абрасак вывел гостей обратно в первую залу и предложил переправиться на противоположную сторону, где находился "живой некрополь" - настоящий город мертвых.

Все опять сели в лодку, переехали озеро и пристали к противоположному входу; там, на ступенях, сторожили вход черные базальтовые сфинксы, а в каменных расширявшихся кверху вазах горели смолистые вещества.

Широким коридором, кончавшимся десятью ступеньками, прошли они в обширный подземный храм, где свод поддерживали массивные квадратные колонны. В глубине, на широких цоколях, стояли два огромных сфинкса, высеченные в скале, а вставленные в камень глаза горели фосфорическим светом, пристально глядя на зрителей с удивительной жизненностью. Между лапами символического животного помещались бронзовые, покрытые каббалистическими знаками двери, а в глубокой нише между сфинксами, на высоте нескольких ступеней, устроено было нечто вроде каменного престола, и на нем стояла человеческая фигура, словно закрытая длинным покрывалом.

В боковых стенах видны были входы в многочисленные галереи. Около престола и сфинксов выстроились жрецы и жрицы с серебряными арфами в руках, все - в белом, с черными поясами и покрывалами. На треножниках горели живительные ароматы.

По окончании величественного приветственного пения в честь знатных посетителей Абрасак указал на сфинксов и сказал:

- Через левую дверь мумии сносятся в склепы, а через правую появляется астральное тело, призванное к воплощению.

В этом храме мы совершаем погребальные магические обряды, которыми "двойник" сначала прикрепляется к этому месту, а затем направляется к новой телесной оболочке.

При приближении Абрасака дверь левого сфинкса бесшумно отворилась, и длинной галереей, слегка отлогой, они прошли до ряда склепов, расположенных по обе стороны и озаренных слабым голубоватым светом. В стенах, в несколько рядов, одна над другой, были проделаны ниши, где мумии помещались в стоячем положении, а посредине находились каменные открытые саркофаги. Часть склепов была еще пуста, а другие - заполнены. Войдя в один из склепов, вдвое больше других и совершенно наполненный, Абрасак остановился и указал на ряд саркофагов:

- Здесь покоятся мои товарищи, - с волнением сказал он. - Я вызвал их из пространства и дал им первородное вещество, но по невежеству своему и самонадеянности не сумел соразмерить нужное количество. И вот вместо того чтобы жить, по моим расчетам, так же долго, как и я, они угасли через два века; но их дружественные и смелые души еще поработают в свое время на благо моего народа. Сложными магическими обрядами, сущность которых я вам представлю, нам удается вызывать астральные силы, исходящие из области небесной, где находится Полярная звезда, и наделять ими "двойника", временно воплощенного в мумию. Таким образом, склепы наши - настоящие подземные города, населенные живыми астралами, представляющими собой великую и действительную динамическую силу, которой можно воспользоваться для управления нашим земным магнитным полюсом, чтобы закрепить его за нашей страной.

Для поддержания жизни в "двойнике" мы прежде всего пользуемся могучими ароматами, а магические чары делают положительными питательные вещества и предметы обыденной жизни, которые вы видите в художественном и скульптурном изображении на стенах склепов, что для астрального существа создает уютную жизнь в привычной ему обстановке. Они могут общаться между собою, и я даже создал для них особое место, верхний склеп, куда через проделанные отверстия проникает лунный свет; в излучениях его они купаются, освежая, таким образом астральное тело и укрепляя духовные силы.

В полночь звонит утвержденный посредине склепов инструмент и подает почивающим здесь сигнал к пробуждению. Час этот скоро настанет, и вы будете свидетелями явления.

Теперь взгляните на эту маленькую боковую пещерку с двумя саркофагами из красного гранита. Это место упокоения я приготовил для себя с Авани, а преемники мои займут царские склепы. Теперь я проведу вас в пещеру, где покоятся земляне. Там ты найдешь, Супрамати, тех, кого доверил мне и кого похитила преждевременная смерть.

Нарайяна удивленно взглянул на Супрамати, но не сказал ничего и молча последовал за другими, узкой галереей направлявшимися к указанной пещере.

Это была длинная зала, наполненная мумиями как в нишах, так и в узких чанах, деревянных и каменных.

Маги и Абрасак остановились посредине, осматривая все окружавшее их. Спустя несколько минут пронесся в воздухе дрожащий металлический звук, словно всюду, вблизи и вдали, звонили сотни серебряных колокольчиков; в то же время голубоватый, озарявший пещеру свет побледнел, а над нишами и чанами вспыхнули блуждающие огоньки, разливающие бледное сияние.

В это время мумии, казалось, зашевелились и покрылись сероватой дымкой, которая колыхалась, сгущалась, а потом стала принимать человеческий образ, окутанный покрывалом; одни фигуры были темные, другие - светлые и фосфорические. Теперь можно было различить, что это мужчины, женщины и даже дети; лица их с неясными чертами были удивленные и веселые. Все они, плывя над полом, спешили к выходу.

- Они идут в лунный склеп, - прошептал Абрасак, приглашая магов следовать за ним.

Лунный склеп оказался большой залой, высеченной в скале. Через отверстия в своде ее заливали широкие потоки лунного света, серебристыми блестками пестрившего воду большого, вырытого посредине бассейна. Кругом виднелась какая-то странная растительность, усеянные цветами кустарники и даже несколько деревьев, в тени которых прятались мховые скамеечки; но вся эта зелень была неподвижная - настоящий сад теней.

Против стены на нескольких столиках стояли широкие плоские вазы с бесцветной жидкостью и блюдо с мелким красноватым порошком; сильный смолистый и вместе с тем приятный аромат, словно от цветов, чувствовался в воздухе и служил питанием для астральных тел.

Толпившиеся там тени спешили окунуться в бассейне, а затем как бы пили жидкость из ваз и поглощали порошок, а снадобья эти точно и не убывали, казалось. Между тем тени становились плотнее, лица оживлялись, а тусклые глаза загорались живым огнем.

В эту минуту маги и Абрасак готовились выйти из склепа и, по знаку Эбрамара, Супрамати с Нарайяной последовали за ним.

Опять поднялись они в большой подземный храм, погруженный в то время в сероватый сумрак. По обеим сторонам двери в правом сфинксе выстроились с каждой стороны по семь жриц и жрецов, все в белых одеяниях и с хрустальными арфами в руках. Перед самой дверью был поставлен большой треножник, а вокруг него полукругом стояло семь адептов высшего разряда. Бледно-розовое дрожавшее пламя треножника освещало по временам их строгие, сосредоточенные лица и белые покрывала, сверкая золотыми бликами на нагрудных знаках.

Когда маги и Абрасак заняли места, чтобы видеть издали все происходящее, один из адептов подал знак, и тотчас раздалось мерное, гармоничное пение под звонко трепетавшие звуки арф.

Мелодия была странная, то легкая и быстрая, то медлительная, глубокая, с раздиравшими душу нотами, которые потрясали нервы и бросали в дрожь.

Спустя некоторое время дверь между лап сфинкса бесшумно отворилась, а из темной глубины галереи появилась облачная тень и остановилась над треножником, огонь которого в тот же миг потух. Из тени выходила заметная фосфорическая нить, исчезавшая в черной глубине галереи.

В воздухе вырисовывались огненные очертания каббалистических знаков, и тотчас же склеп дрогнул от громового удара. Яркая молния зигзагом сверкнула в воздухе, рассекла светлую нить, а фосфорическая дымка, отливавшая всеми цветами радуги и испещренная огнистыми блестками, окутала витавшую тень, приняла вид ракеты, с треском взлетела наверх и исчезла в тени свода.

- Дух перенесен в тело ребенка, которому предстоит родиться, и адепты в сокровенных документах впишут новую статью в жизнеописание этой личности. К совершенным деяниям, к числам рождений и предшествовавших смертей они прибавят пометку нового воплощения, имя новой семьи и заключение свое о том, что можно ожидать от него для народного блага, успеха в искусствах, науках и т. д.

Пока говорил Абрасак, вспыхнуло несколько лампад в храме, и после краткой беседы с адептами относительно совершившегося явления маги покинули погребальный остров.

На следующий день происходило торжественное собрание в большой зале дворца. Маги сообщили Абрасаку свое заключение по поводу его просветительской деятельности.

После подробного обсуждения всех отраслей правления и общественной жизни, а затем различных советов по поводу намеченных преобразований, великий иерофант предоставил слово Эбрамару, прося его сделать вывод из всего сказанного.

- Несмотря на отдельные отмеченные промахи, мы можем только похвалить совершенную тобою исполинскую работу, которая не помешала тебе, однако, расширить свои познания и совершенствоваться, - сказал Эбрамар. - Твои приемы бальзамирования, постановка высших школ посвящения, планомерное, на основе строго научных данных, развитие искусств и ремесел - все это свидетельствует о серьезном и неусыпном труде.

Законы твои строги, иногда суровы, но ясны и справедливы; а народ твой, мудрый, послушный, трудолюбивый и привыкший считать земную жизнь подготовкой к смерти и существованию в ином мире, долго будет процветать; созданная же тобою цивилизация, которую ты сумел внедрить, так сказать, в народную душу, будет исключительно длительной. Что ты постиг и сумел применить на практике столь сложное дело, как перевоплощение, т.е. захотел подчинить человеческой воле и надзору один из ужаснейших законов мира невидимого - свидетельствует о смелом полете твоего ума и твердой воле. Путем науки ты пожелал бороться с силами рока.

Бледный от волнения Абрасак опустился на колени; слезы радости и благодарности стояли в его глазах, когда Эбрамар прикоснулся к нему магическим мечом и на голове его сверкнул широкий луч света.

После этого Эбрамар и прочие маги поцеловали его и поздравили, а затем все отправились в большой храм, где совершено было торжественное благодарственное моление.

На следующий день маги простились, и воздушный корабль умчал их в божественный город.

Эпилог

Город магов мало изменился в течение минувших веков. Своими громадными храмами, сказочными дворцами, необъятными садами, делавшими из него оазис зелени и цветов, он представлял уголок земного рая.

Пустовавшие долго дворцы Удеа и Нарайяны опять приютили своих хозяев. Уже несколько недель все ученики Эбрамара были здесь, чтобы провести около великого мага последние дни его пребывания на этой земле.

И никогда еще не выказывал Эбрамар столько нежности и заботливости своим духовным детям. И вместе, и с каждым в отдельности вел он продолжительные беседы, поучая их и давая советы, которые могли бы пригодиться им в будущем. Все с признательностью слушали его, глубоко запечатлевая в сердце драгоценные наставления, а между тем на глаза просились слезы, и горькое чувство сжимало сердце.

Эбрамар и сам испытывал сожаление о разлуке с духовной семьей, со всеми обращенными им в детей света, но великий труженик нуждался в отдыхе. Всякому существу, созданному Непостижимым, дарован сон, чтобы оно могло выдержать телесное испытание и набраться новых сил для дальнейшего пути, а этот непреложный закон равен для всего сущего.

После стольких тысячелетий жизни, после неимоверного труда, озарившего его голову семью лучами мага, Эбрамар жаждал погрузиться в свет отдохновения, чтобы восстановить силы и подняться еще выше, - куда за ним не могло уже следовать разумение земного человечества. Но он знал, что исходивший от него свет мог достичь этой земли и тех, кто ему дорог, согревая не только их, но всякое даже самое ничтожное существо, почему бы то ни было ему близкое.

Однажды, после обеда, все собрались на террасе дворца Эбрамара, и разговор затянулся дольше обычного; потом великий маг умолк и задумался, а взор его блуждал по окружающим.

- Должен сказать вам, дети мои, что сегодняшнее собрание наше - последнее, и час нашей разлуки пробил, - глухо промолвил он.

Увидев, как все мгновенно побледнели, он прибавил:

- Вижу, друзья, что в вас еще жива слабость человеческая - боязнь разлуки. Вам хотелось бы всегда иметь меня около себя, но это - маленькая доля эгоизма, хотя и облагороженного любовью. Вы знаете, что жизнь мага - это постоянное напряжение воли? Так вот, я устал хотеть и жажду отдыха, на который имеет право всякое создание; мне нужно хорошенько подкрепить себя на дальнейший путь и работу, а оставшийся путь этот очень длинен...

Столько еще тайн надо исследовать, столько могущества приобрести, и столькими великими силами научиться управлять, что мне крайне необходимо обновить все мои духовные силы.

Поэтому, милые дети мои, даруйте мне этот отдых в той обители небесной красоты, куда я иду, чтобы мечтать без утомленья, купаться в гармонии и свете, насладиться безусловным миром и отдохновением с полным сознанием, что отдых этот мною заслужен. Не призывайте меня и не тревожьте грустными мыслями или сожалениями блаженство этого волшебного сна.

- Мы еще не знаем, дорогой учитель, куда ты отправляешься,

- сказал Супрамати. - Можешь ты сказать нам это, чтобы сердца наши и мысли могли направляться к тебе с молитвой о твоем успокоении?

- Иду я на звезду, называемую нами Звездою магов, и вы, как изучавшие небесную картину, знаете ее. Она всегда появляется в такое время, когда великий миссионер, сын света, отдохнув там и приготовясь к высокому назначению, сходит на землю, чтобы возложить на себя тяжелое одеяние плоти и принять кровавую, тяжкую кончину. Благословенное светило это ниспошлет мне луч, и я вознесусь туда.

Эбрамар встал, и все собравшиеся один за другим подходили к нему, а он каждого благословлял и обращался с приветливым словом.

Когда очередь дошла до Нарайяны, маг положил руку ему на голову.

- Будь благоразумен, тверд, не допускай, чтобы гордость и другие человеческие слабости омрачали плоды уже завоеванной тобою победы, "блудный сын мой". Завещаю тебя Супрамати как самое драгоценное мое наследие, а он будет тебе надежным и любящим руководителем.

Последней подошла к нему Нара, и Эбрамар с загадочным, вдумчивым выражением взглянул в обращенные к нему ее ясные и полные любви глаза.

- Теперь я могу назначить час моего отхода. На девять дней я удалюсь в святилище для последнего приготовления, а великий иерофант скажет вам, когда вы должны будете собраться у врат святилища. Только вы, ваши жены и те, кого укажут великие иерофанты, могут быть при этом. Когда я выйду, вы последуете за мною.

Он сделал знак рукою и стал невидим.

Глубоко взволнованные ученики Эбрамара решили провести эти девять дней в безусловном посте и непрестанных молениях. Затем маги, магини и адепты безмолвно разошлись, чтобы приготовиться к той минуте, когда предстояло собраться в одной из пещер, для намеченного торжественного бдения.

Нара оставалась последней с Супрамати и Нарайяною, которых удержала знаком.

- Мне надо передать вам желание Эбрамара. Он хочет, чтобы вы погребли то, что останется от него, в склепе, им самим вырытом поблизости от святилища. Вместе с вами хочу и я поститься, но только в полном одиночестве, и проведу это время именно в склепе Эбрамара, но в свое время приду к вам. А теперь, друзья и верные спутники моей долгой жизни, простите, если я не всегда бывала в должной мере кротка и терпелива и... что бы ни случилось, храните обо мне добрую память, - и она протянула обоим руки.

- Разве и ты собираешься покинуть нас? - едва сдерживая волнение, спросил Супрамати, а Нарайяна с грустью и удивлением пристально смотрел на нее.

- Не покинуть вас хотела бы я, а сбросить наконец эту плоть, которую ношу уже столько веков, и вернуться на незримую родину. А кроме того, оставаться здесь, когда не будет моего учителя и благодетеля, было бы крайне тяжело. Это вы ведь понимаете, конечно.

- Разумеется, понимаем, но эта весть о твоем уходе так неожиданна... - прошептал Супрамати.

- Я не убеждена еще в том, что уйду; но Эбрамар указал мне однажды на возможность освобождения, не для того, чтобы следовать за ним, понятно, - чего я еще недостойна, - но чтобы отдохнуть в пространстве. Хотя точно времени он и не назначил, но ведь всегда надеются на то, чего желают, - прибавила Нара, прощаясь.

Наконец настал указанный Эбрамаром день, и с наступлением ночи начались последние приготовления. Маги, магини и все указанные великими иерофантами облачились в белые парадные одеяния, а потом выстроились по обе стороны длинной галереи, которая от врат святилища шла до уединенной площадки в гранитных скалах, в недрах коих был вырыт подземный город. Там же собрались верховные иерофанты. Посреди площадки находилось золотое возвышение, вокруг которого пылали голубоватые огоньки; а с четырех сторон стояли великие астрологи, умевшие говорить на языке светил.

Около двух часов ночи раскат грома потряс стены подземных храмов, раскрылись врата святилища, яркий свет хлынул изнутри, и затем появился Эбрамар, словно окруженный прозрачным шаром. Семь лучей образовали на голове его как бы сверкавший венец; на прекрасном лице его сияло неописуемое выражение восторга и блаженства, а к груди он прижимал магический меч. Ноги его не касались земли, и он точно плыл вдоль галереи, подобно видению, а все присутствовавшие следовали за ним.

Поднявшись на площадку, Эбрамар остановился или, вернее, витал над золотым возвышением, а собравшиеся тем временем запели гимн величавого и строго прекрасного напева.

Далее наступила тишина, да и сама природа также как будто смолкла. В воздухе не чувствовалось ни малейшего движения; стояла роскошная теплая и благоуханная ночь, и лишь едва приметное потрескивание выдавало, что в воздухе происходило нечто необычайное.

Затем четверо астрологов затянули какую-то удивительную песнь на сокровенном языке, понятном светилам, и вдруг на сапфирово-голубом небе зажглась яркая звезда, а из глубины бесконечности сверкнул золотой луч, который все приближался, ширился и залил площадку необыкновенно ярким светом.

В воздухе кишели прозрачные и светлые существа, покровители этой юной земли, духи сфер, наконец, четыре группы духов стихии - слуги могущественного посвященного,- и четыре огненные ленты, сливавшиеся на груди Эбрамара, связывали его с ними.

Магическим мечом великий маг разрубил эти узы со словами:

- Благодарю вас, высшие духи стихий, за вашу верность, покорность и услуги.

С минуту взор Эбрамара блуждал по собравшимся.

- Привет всем вам, учителя, друзья, ученики, примите мою благодарность.

- Иди на отдых, друг и неутомимый труженик, в обители Неизреченного, - произнес верховный иерофант, поднимая руку.

В ту же минуту словно яркая молния пала на Эбрамара громадным пламенем и зажгла лучи его венца. Присутствовавшие, за исключением астрологов и великих иерофантов, пали на колени, и глазам их представилось страшное зрелище.

Земное тело Эбрамара сгорало, а освобожденный лучистый астрал с головокружительной быстротой взвивался по золотистому лучу.

В тот же миг вспыхнуло покрывало одной из магинь, и тело ее упало на землю, а из него выделилась сверкавшая светлая тень, похожая на серебристую бабочку. Это Нара последовала за своим любимым учителем. Минуту спустя видение поблекло, светлые существа растаяли в тумане, и луч угас.

На золотом возвышении осталась лишь горсточка фосфоресцировавшего пепла, и ученики Эбрамара с благоговением собрали его в хрустальную урну, увенчанную крестом.

Тело Нары не сгорело, но оно стало легким, гибким и удивительно прозрачным, придавало ему сходство с восковой, излучавшей свет статуей. Склеп Эбрамара был невелик, но бесподобный художник украсил его сапфирового цвета скульптурой и инкрустацией, а озарял его мягкий, похожий на лунный, свет, неизвестно откуда исходивший.

На конце, в глубокой нише, находился стол из голубого камня вроде престола, на который и поставили урну с пеплом Эбрамара. А тело Нары, издававшее бледный голубоватый свет и чудесный аромат, Супрамати с Нарайяной погребли под престолом с урной.

Лишь высшие посвященные и ученики Эбрамара могли входить в склеп, где находилась урна и тело Нары, для совершения там священнослужения.

В двери не было между тем ни ключа, ни замка, но она отворялась сама собою лишь для достойных; обыкновенный же смертный не мог переступить порог.

Однажды ночью, дней через семь после того как Эбрамар ушел на Звезду магов, на одной из террас дворца Супрамати два человека в белом стояли, прислонясь к перилам.

Один из них, сам хозяин, глубоко задумался, позабыв, по-видимому, обо всем.

Стоявший рядом Нарайяна не обращал на него никакого внимания. Его серьезный и сосредоточенный взор задумчиво блуждал по чудной окружавшей картине природы, лазурно-голубому небу, густо усеянному звездами и походившему на затканную золотом пелену.

После продолжительного молчания он обернулся к Супрамати:

- Ответь, если можешь, на то, что в высшей степени меня интересует. Я знаю, что ты многократно сопровождал учителя в разнообразные миры, но показывал ли он тебе когда-нибудь эту Звезду магов, где он теперь находится? Если да, и это дозволено, расскажи, какая она.

С минуту Супрамати хранил молчание, и на губах его блуждала улыбка, а глаза как бы созерцали какое-то лучезарное видение.

- Правда, я видел это дивное место и охотно поделюсь своими впечатлениями. Мир тот залит светом, неведомым здесь, на земле; необыкновенной красоты местность и растительность невозможно ни описать, ни сравнить с чем бы то ни было нам известным. Там все вибрирует, все представляет гармоничный звук, нежный аромат, гамму никогда не виданных красок, сочетания коих и создают тот неведомый свет, о котором я только что говорил.

И там-то, убаюкиваемые волнами эфира, почивают в состоянии полного покоя и блаженства души магов.

Этот приют покоя и света, где душа погружается в свою "манвантару", породил ошибочное представление о Нирване. Вообразили, видишь ли, что душа тонет в свете всемирном и, утратив свою индивидуальность, сливается с Божеством. В действительности же Нирвана только известный роздых, состояние отдохновения, из которого душа выходит с новыми силами на работу в области бесконечного.

Смертному не дано проследить путь, познать цель, к которой стремится душа великого посвященного; а где оканчивается ход вечного движения, которое работает за пламенной оградой и управляет Космосом, это - тайна Неисповедимого.

Мы же, друг Нарайяна, взобравшиеся лишь на незначительны пригорок знания и добра, мы смотрим на мятущийся у наши ног человеческий муравейник и с грустью следим, как слепая невежественная толпа, мучимая инстинктами плоти и друг друг взаимно ненавидя, терзает или убивает себя ради скоропреходящих благ земных, которых им не достичь. Люди забывают, что они на земле просто временные постояльцы, которых смерть рассеивает, подобно вздымаемому ветром песку, забывают великий закон любви, которая одна только и дает мир. "Любите друг друга", - заповедал Сын Божий.

- Как счастливы мы, какая великая милость дарована нам понимать Божественные законы и стряхнуть с себя все самое тяжелое из слабостей и заблуждений человеческих, - прошептал охваченный молитвенным восторгом Нарайяна, возводя глаза к звездному своду.

Супрамати крепко пожал его руку:

- Пойдем к свету, укажем дорогу нашим братьям, во тьме блуждающим, скованным со "зверем" человеческим, и будем неустанно трудиться, чтобы оказаться достойными священной возложенной на нас миссии - быть законодателями на этой юной земле.

Вера Ивановна Крыжановская - Законодатели - 03, читать текст

См. также Крыжановская Вера Ивановна - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :