Николай Гейнце
«СИБИРСКИЙ ДЕРЖИМОРДА»

"СИБИРСКИЙ ДЕРЖИМОРДА"

Из моей памятной книжки

По прибытии на службу в Восточную Сибирь мне вскоре пришлось выехать в округ, или, по-нашему, уезд, в одно из больших сел, отстоящих от того города, где я имел пребывание, в ста верстах.

В этом селе имел, как принято выражаться в Сибири, резиденцию земский заседатель. Этот сибирский чин равняется нашему становому приставу, с тою лишь разницею, что кроме чисто полицейских обязанностей, он исполняет обязанности мирового посредника и судебного следователя. В этом последнем качестве он был отчасти подчинен мне, и я ехал обозревать его делопроизводство. Собственно, делопроизводство не того, который находился в то время на этом посту, а его предместника. Новый был только что назначен и сообщил мне, что встречает много затруднений ввиду запутанности следственной части принятого им участка, и я, собственно говоря, ехал помочь ему разобраться, тем более, что "запутанность" была весьма естественна, если знать, что за "субъект" был его предместник. Это был один из старых "сибирских служак", большая часть которых, при облегченном вздохе населения, по введении реформы 25 февраля 1885 года сошли, по независящим от них обстоятельствам, с арены их многолетней и небесплодной для них самих служебной деятельности.

Описываемый мною заседатель был один из первых уволен без прошения, под судом же он состоял давно, каковое обстоятельство в Сибири не мешает состоять на государственной службе. Вскоре к нему присоединились десятки других отозванных от "кормления" служак, и они составили чуть не целую армию "недовольных" новыми порядками и ликующих при малейшей неудаче, ошибке или невинном промахе "новых деятелей". Увольнение этого пробывшего почти десять лет в одном и том же участке заседателя случилось вследствие выкинутого им "кушдштюка" сравнительно невинно-игривого свойства. В местной врачебной управе получен был от него в одно прекрасное утро с почтою тюк, состоящий из ящика, по вскрытии которого в нем оказалась отрубленная человеческая голова с пробитым в двух местах черепом. Одновременно с этим было получено и отношение земского заседателя, к номеру которого и препровождался тюк, в каковом отношении заседатель просил врачебную управу определить причину смерти по препровождаемой при сем голове, отрезанной им, заседателем, от трупа крестьянина, найденного убитым в семи верстах от такого-то села. При этом заседатель присовокупил, что на остальном теле убитого знаков насильственной смерти, по наружному осмотру, не обнаружено. Врачебная управа, получив такую неожиданную посылку, сообщила о таком "необычайном казусе" по начальству, которое ввиду наступивших новых веяний и уволило "рьяного оператора" от службы. Интересно то, что уволенный заседатель никак, вероятно, и до сих пор не может понять, за что его уволили, так как, по его словам, он сделал это единственно, дабы не затруднять начальства и не наносить ущерб казне уплатою прогонов окружному врачу. Под судом же этот заседатель состоял по делам "почище", которые, впрочем, все сводятся к тому, что он не только "брал" - что в прежнее время в Сибири не считалось даже проступком - но брал "не по чину".

В делопроизводстве-то такого сибирского "юса" мне приходилось разбираться.

Выехав из города рано утром, я прибыл в село, служившее конечной целью моего путешествия, когда уже стало смеркаться. Дело было зимой. Село было большое - в Сибири, впрочем, мелких поселений-деревень почти нет, и села, хотя отстоят друг от друга на сотни верст, но зато всегда громадны. Существуют такие, которые тянутся на протяжении семи и более верст. Крестьяне живут зажиточно, у них, по большей части, двухэтажные дома. В селе всегда имеется церковь, трактир, несколько лавок с овощным и панским товаром и неизменный "питейный". Лишь на краях каждого села, у "поскотины", как именуется здесь околица, ютятся "мазанки" - глиняные лачуги ссыльно-поселенцев. Они составляют в сибирских селах как бы отдельную корпорацию и, по большей части, служат в работниках у крестьян.

Уже совсем смерклось, когда ямщик мой лихо вкатил в распахнутые настежь ворота "земской квартиры", где я решил отдохнуть до утра, когда прибудет извещенный о моем приезде заседатель и мы примемся за "дела". "Земской квартирой", или "дворянской", называется в Сибири дом зажиточного крестьянина, где есть две-три чистые комнаты, которые он отдает "под проезжающих чиновников", за что получает известное вознаграждение от казны. Убранство этих "земских квартир" нимало не отличается от убранства помещений других зажиточных крестьян, в которых они живут сами. Те же беленые стены с видами Афонских гор и другими "божественными картинками", с портретами Государя и Государыни и других членов Императорской фамилии, без которых немыслим ни один дом сибирского крестьянина, боготворящего своего Царя-Батюшку, та же старинная мебель - иногда даже красного дерева диваны с деревянными лакированными спинками, небольшое простеночное зеркало в раме и непременно старинный буфет со стеклами затейливого устройства, точно перевезенный из деревенского дома "старосветского" помещика и Бог весть как попавший в далекие Сибирские Палестины.

Хозяин "земской квартиры", с которым я был знаком ранее, так как он не раз бывал у меня в городе по делам, принял меня с настоящим "сибирским" радушием. На столе тотчас появился чай со всевозможными "припусками" и "приедками" - так именуются в Сибири печенья к чаю и пирожки с разным фаршем - водочка с закуской, состоящей из неизменных рыжиков, селенги (копченая сибирская селедка) и "стругани" - мороженой сырой стерляди, настроганной ножом и облитой соусом из горчицы, масла и уксуса. Я попросил хозяина составить мне компанию, и мы, усевшись за стол, принялись за чай и прочие яства. Разговор перешел, как всегда и везде в Сибири в то время, на "новые порядки".

- Ну, что, Иван Алексеевич, - обратился я к хозяину, - довольны у вас новым заседателем?

- Не пригляделись мы еще к нему, ваше высокоблагородие, да и он к нам, - степенно отвечал тот. - Да после старого-то, впрочем, и волк за ягненка покажется, - прибавил он после некоторого раздумья.

- А что, разве лют был?

- Как зверь рыкающий, по деревне рыскал. Кровопивец!

- Что же вы не жаловались?

- Жаловались, и не раз, да все на свою голову. Доказать не могли. Да и не те были порядки, что ноне. Ну, и выходил зверь-то наш лютый - овцою неповинною. Однажды даже подвести надумались, да не удалось.

- Как подвести?

- Да так, взятку при свидетелях дать, а потом и к начальству.

- Что же, не взял?

- Какое не взял, вдвое взял, да только не взяткой это оказалось.

- Как так? Расскажите!

- Да что я вам, ваше высокоблагородие, своими мужицкими речами докучать буду! Вы, может, после дороги и почивать желаете, - стал отлынивать спохватившийся хозяин, увидав, что он, по его мнению, не в меру заоткровенничал с "начальством".

- Нет, еще рано, ночь велика, пожалуйста, расскажите! - пристал я.

- Будь по вашему, - согласился припертый, что называется, к стене хозяин.

Наполнив стаканы чаем, он начал:

- Ходил я в те поры сельским старостой. От кровопивца-то нашему селу, поблизости, больше всех доставалось. Вот и собрались мы на сход и порешили: дать ему пятьдесят рублев при свидетелях. Меня застрельщиком к нему послали. Прихожу. "Что надо?" - рявкнул барин (Народное прозвище заседателей.). "Да так и так, ваше благородие, - начал я, - как вы завсегда наш благодетель, о нашем благе радетель и пред начальством заступник, то мир порешил вас отблагодарить". - "Деньгами?" - "Так точно, ваше благородие". - "Что ж, это хорошо", - заметил барин. "Только, ваше благородие, решили, чтобы "депутацией" в несколько человек поднести". - "Сколько народу?" - "Да окромя меня, трое". - "Гм, - крякнул заседатель, - что ж, это можно! На, вот, тебе мой кошелек". Вытащил он его из кармана и, вынув перво-наперво находившиеся там деньги, передал кошелек мне. "Положи туда деньги и принеси, а они пусть войдут... ничего!" Положили это мы в кошелек пять красненьких, да и айда опять к заседателю, уже вчетвером. "Вы зачем?" - как рявкнет он на нас, у нас всех поджилки затряслись. Одначе я успел выговорить: "Вот кошелек!" - "Кошелек, - ударил он себя по карману, - а я и не заметил, как его на деревне обронил, ну, спасибо, любезные, что нашли и доставили. Заседательские деньги трудовые, святые, день и ночь о вас пекусь, покоя не имея, спасибо, спасибо". Мы только рот разинули и ни с места. "Только, что же это?" - закричал заседатель, взяв кошелек, вынув и сосчитав деньги. "Тут всего пятьдесят рублей, а было сто. Так вы, други любезные, себе половинку прикарманили. Начальство обворовывать! Я вам покажу! В остроге сгною! Чтоб сейчас остальные доставить. Вон!" Я обернулся, а свидетелей моих уж и след простыл. Ну, я и сам задом к двери, - кое-как восвояси убрался. Вот он какой эфиоп-то был, - заключил свой рассказ хозяин.

- Что же дальше? - спросил я.

- Дальше-то... Собрались, покалякали, почесали затылки, полезли за голенища, собрали еще полусотенную, да и предоставили. Одначе, я с вами заболтался, - заметил хозяин. - Покойной ночи, приятного сна!..

Мы расстались.

Я, вынув из ремней одеяло и подушку, устроился на диване и потушил свечу, но долго не мог заснуть. Мне все мерещилась комически-грустная картина шествия опростоволосившихся мужичков, почесывающих затылки и несущих сметливому заседателю его "собственные" деньги.

Николай Гейнце - СИБИРСКИЙ ДЕРЖИМОРДА, читать текст

См. также Гейнце Николай - Проза (рассказы, поэмы, романы ...) :

СУДНЫЕ ДНИ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА
Повесть Сие неисповедимое колебание, падение, разрушение великого Новг...

СЦЕНА И ЖИЗНЬ
Повесть Бедная, как она мало жила, Как она много любила! (Н. Некрасов....